Сысертский край
Сысерть — Швейцария Урала
Спокойный, тихий городок.
Известных личностей немало,
Кто проживать когда-то мог.
Бажов, Турчанинов, Соломирский,
И Романенко во главе.
Когда-то тракт здесь шёл сибирский,
Соединяя части две.
Там, под Бессоновой горою,
Обвитой речкой из пруда,
Заводик, что стоял порою
На страже жителей всегда.
Вильгельм де Генин и Татищев,
Сей град когда-то заложив,
Из деревянных там бревнищев,
Завод с плотиной зародив.
Турчанинов созидатель,
Собрав людей и мастеров,
Хозяйки медных гор приятель,
Создал прославленных спецов.
Его же правнук Соломирский,
Своею чистой добротой,
Был многим как отец пастырский,
А помер тихо, сиротой.
.
Вот Романенко, в наше время
Развил завод УЗГМ.
С литейки начал своё бремя,
Литейки нет уже совсем.
Последней выплавкой металла,
Там, на горе поставлен крест,
Чтоб металлургов прошлых слава
Звучала звоном благовест.
Сысертский Музей
Вся история, с музея
Начинается в веках.
Я стою на всё глазея,
С удивлением в глазах.
Турчанинов начинатель,
Сам коллекцию собрал.
Малахитовый создатель,
Собирал сей минерал.
Дальше внуки продолжали,
Каждый лепту свою внёс:
Кто фузеи передали,
А кто чучело принёс.
Богател музей собою,
Поражая взгляд людей,
Но подвергся он разбою,
Сокрушил его злодей.
А когда волненья спали,
Революция прошла,
В сорок пятом вновь собрались,
Краеведения друзья.
Помаленьку, потихоньку,
Краеведческий кружок
Поднимался. Кто-то плёнку,
Кто-то прялку приволок.
Гребнев, Колегов начали,
Подхватил Ерёмин, сам.
Много ценного собрали,
Вклад сих лиц известен нам.
А в году сорок девятом,
На базе тех училища.
Уголок для экспонатов
Создали — это силища.
Вновь потом переезжали,
И опять же переезд.
Экспонаты выставляли,
Показали весь уезд.
Вот под год семидесятый,
Мне уж было лет так шесть,
Воспитатель наш вожатый,
Нас в музей повёл как есть.
Помню пушку, помню рака,
Да большого в пол меня.
Жила белка там, летяга —
Убежала семеня.
Мы полдня её ловили,
На площадке садика.
Да в музей потом носили,
Белку волосатика.
Много лет прошло с тех пор,
А музей стоит как новый.
Поражает светлый взор —
Стал прекрасный, образцовый.
Пять больших отдельных залов,
Представляют публике,
Жизнь Сысерти от начала,
По раздельной рубрике.
Здесь узнаешь о Сысерти,
Турчанинов кто такой:
«Уж ребята, мне поверьте,
Был он парень золотой».
«Молодцы — скажу — девчата»,
Статны Ольги, трое их.
Помогали мне когда-то
Написать и этот стих.
Галчонок
А Сысерть,
с самолёта,
на птицу похожа!
Над туманом речушки парит.
Так мила она мне и пригожа,
Что сердечко об ней лишь болит.
Серпантином реки сквозь объятым,
И прудок городской на виду.
Милый образ, с детства мной взятый,
Я, забыть никогда не могу.
«Эй! Пилот, тормозни на минутку,
Пролетаем родимый мой дом», —
Просто так попросил, кабы в шутку,
Лишь сердечко щемило при том.
По аллее пройтись, по плотинке,
Среди стареньких пихт, вековых.
На Бессоновку ввысь по тропинке
Пробежать средь цветов луговых.
И с верхушки горы озирая
Окружающий вид городской,
Душу чувством любви наполняя,
Я готов полетать над тобой.
А с Бессоновки только до тучки
Можно взглядом и то лишь достать.
Вон с горы, вижу, машут нам ручки,
Кто-то вышел нас снова встречать.
Я по тучкам спускаюсь быстренько,
Обнимаюсь пока ждёт пилот.
Понимаю, что очень трудненько
Над Сысертью держать самолёт:
«Не спеши, долететь мы успеем.
Повидать бы мой старенький дом.
Там родителям душу согреем,
Вспоминая о них за столом».
Сколько видел я в мире сторонок,
Пролетая над ними спеша,
А Сысерть моя словно галчонок,
Это наша любовь и душа.
Гора Бессонова
Лихо мчался я на санках
По Бессоновке крутой.
Затихает шум в ушанках,
Ну, а я как сам не свой.
Полчаса туда подъёма,
А летишь минуток пять.
Много ёлок, два проёма —
Мне пришлось их пробивать.
«Мама… Больше я не буду», —
И опять идёшь в подъём.
Забывая про простуду,
Мчишься с верху, словно ком.
Раньше бубликов не знали,
Но катались как, могли.
Санки сами собирали,
И летели в низ, с горы.
В детстве мы вступали в братство,
Клад неведомый ища.
Про подземное богатство,
Знали только ты и я.
Про подземный переход,
Под плотиной, да и в гору,
Знали все, куда ведёт —
Из Церкви, по косогору.
Ну, а дальше не известно,
Не нашли мы нечего:
«Вы ищите, — скажу честно, —
Клад же был — найдёшь его».
Там на горке, за лесами,
Вышка древняя стоит.
В землю вжата небесами,
Охраняет, сторожит.
Кто на лабаз не взбирался —
Тот, Бессоновку не знал.
Вид красивый открывался
С высоты на наш Урал.
Там, вдали по всей округе,
Расположились дома.
Вокруг горки в полукруге,
Тихой реченьки тесьма.
И высотками центрально,
Упираясь в небеса,
Выражаясь фигурально,
Вызывала чудеса.
От «Лебяжья» до «Поварни»
В дымке утренней зори
Возвращались с речки парни —
Со свиданья «рыбари».
Видно ночью на русалок
Приходили посмотреть,
А русалки из фиалок
Приготовили им сеть.
На Бессоновке, на взгорке,
Я стою и руки в ширь,
Как и крест стоит в сторонке —
Небывалый богатырь.
Дух и сердце наполняя,
Сердцем чувствую своя:
«Ты, Сысерть моя стальная!
Это Родина моя!».
Часовня
На Поварне, у горы,
Пробиваясь средь теснины,
Ключик выбрался с норы,
Пробегая вдоль равнины.
А когда холера встала,
Люд валился на измор,
Вода из ключика спасала,
Тех, кто пил её из гор.
Вот за это, на пригорке,
Что народ тогда спасли,
Часовню строили на взгорке.
Живоносной нарекли!
Тальков камень
Наш родимый Тальков камень!
Ты не знаешь глубины.
Образ мощный, многогранен,
Стены крепкие твои.
Словно замок в сказке чудно
Расположен на горе,
И дойти туда не трудно,
Если топаешь вскоре.
Через речку, по мосточку,
Шёл отряд из малышат,
И с вожатой по свисточку,
Только камушки шуршат.
Как поднимешься на горку
Открывается краса.
Вдоль отвеса, по пригорку,
Ты выходишь чуть дыша.
Словно к берегу швартую.
Сбоку стены, вниз плита
Уходила в гладь морскую,
Самодельного пруда.
Будто в порт мы окунулись,
Корабли лишь не стоят.
Сосны копьями взметнулись,
Пушки с башен не палят.
Кто-то вдруг поймал тритона.
Девки визгом залились:
«Где-то здесь живут драконы», —
Пацаны лишь напряглись.
Мы облазили все скалы,
Ничего так не нашли.
Значит там, в глуби порталы,
Вновь попрятались они.
На плите, под косогором,
Лагерь быстро возвели.
На лужайке, под пригорком,
Дружно съели, что смогли.
А потом под костерок,
Расположившись по кругу,
Шли рассказы под дымок,
Нагнетавшие испугу:
«Там в глубинах, среди скал,
В пасти чёрного дракона,
Клад неведомый лежал,
Охраняемый Тритоном».
Шевелёвка
За горою малый пруд,
Где река Габиевка,
Изливаясь воды прут
На Ильинский, с берега.
В живописнейшем местечке,
Расположившись вокруг,
На Габиевке, на речке,
Корпуса возникли вдруг.
Рядом заимка купцова,
Кожевенное ремесло,
Называлось Шевелёво,
В честь хозяина его.
Шкуры штучно закупали,
Мяли кожу, хром и юфть.
В чанах с дубом намокали,
Отжимали как-нибудь.
Сапоги из этой кожи
Расходились на ура.
Даже знатные вельможи
Прифрантились с вечера.
Щегольнуть перед другими,
Перед барышней своей.
Похвалялись дорогими,
Что б понравились-ка ей.
И недаром Шевелёвкой,
Звали заимку тогда,
Сам купец людей с подёнкой
Зазывал к себе всегда.
Стол накрыт, уселись люди.
Кто немного ест и пьёт,
Отпускал с едой на блюде:
«Восвояси пусть идёт».
Кто ел с жадностью и много,
Брал в работники всегда.
Сам следил за этим строго,
Знал: работник хоть куда.
И работал сытый парень
За себя и за двоих.
Кожу мнёт и весь проварен
В едких запахах, адских.
Воробьёвка
Для Поварни Воробьёвка
Было место частых встреч.
Здесь купец когда-то ловко,
Дачу выстроил и печь.
Малый прудик для купанья,
Лес кругом и тишина,
Мостик старый для нырянья —
В отраженье белизна.
Рыбка плещется у плёса.
Ручеёк куда бежит?
Лишь берёзонька белёса,
Одинокая стоит.
Вечер поздний, песнь лягушек
Раздаётся тут и там.
Отгоняя злобных мошек,
Пары ходят по кустам.
Здесь купаться собирались,
Порыбачить иногда,
Но бывало, в общем дрались,
Полупьяная орда:
«Кто ребята за Поварню?
Воробьёвские идут. —
Друг кричит другому парню —
Все сюда, здесь наших бьют».
Треск стоит — штакетник, колья,
И кусты вовсю трещат.
Вот ватага от застолья
Отступает, вновь спешат.
А потом, как лягут страсти,
Снова дружим, вино пьём.
Рыбу ловим, сушим снасти,
В клуб с девчатами идём.
С виду Клуб и неказистый,
Но уютненько вполне,
И внутри довольно чистый,
Танцевать там было где.
Нету сцены, на площадку,
На серёдку выходи.
Вовка Чамовских с устатку
Выводил таки хиты.
А девчонки вокруг стенки
На скамеечках сидят,
Что-то шепчут, лишь коленки
Будоражат взгляд ребят.
Цветомузыка мерцает,
И колоночки гремят.
Мощно музыка играет,
Оглушая всех с подряд.
Здесь и старшие гуляли,
По Поварне, тут и там.
Имя Рэгана все знали —
Доставалось мужикам.
Вовка парень был крутой,
Да и дрался ловко.
Попадёшь под пресс такой,
Заболит головка.
Сашка Токарев, Москвин,
И Сергей Милютин,
С Лёнькой братом, как один,
Клуб считал уютен.
В общем разны поколенья,
С Воробьёвкой связаны.
Не случайно эти звенья
Крепко так привязаны.
В Воробьёвке разместили,
Пятое училище.
Здесь бурильщиков учили —
Это была силище.
Пробурить землю насквозь
Надо бы умение,
Не пройдёт здесь на авось,
А нужно терпение.
У девчонок голос звонок,
Изучают деревца.
Сколько надо нам сосёнок,
Чтоб построить дом с крыльца.
Вот и учатся девчата,
Отвлекая лишь парней
От стального агрегата:
«Погулять бы с барышней».
Почему вода чиста,
В Воробьёвском прудике?
Это девичья мечта,
Слёзки льёт о чудике.
Посёлок Луч
Лучик солнца на закате
Манит бликом от воды.
Растворяются в сонате
Шелест леса и пруды.
Зазывает нас дорожка
В рай, на дальний бережок,
Где была давно сторожка,
Соломировский лужок.
Конный дворик на пригорке,
На поляне ипподром.
Здесь кричали на галёрке,
Ставки делали с купцом.
Быстро мчится по дорожке
Иноходью, что есть сил,
В одноместной лёгкой дрожке,
Статный мерин, Ювелир.
Ну, а рядом поддужные,
Наравне с дугою,
Подбодряли верховые,
Быстрою рысцою.
Вдруг галёрка замолчала,
Фаворит дал сбой в галоп.
Пять проскачек — время мало…
Рысь пошла — прошёл озноб.
Дмитрий внук, ушёл в забвенье,
Правнук Павел приступил.
Кумыс лечебницу в мгновенье,
Для начала он открыл.
Это первый санаторий,
В нашем крае был тогда.
Пить кумыс от всяких хворей,
Приезжали господа.
Ох, божественный напиток,
Кисловатый, но шальной.
Не считался пережиток:
Пил здоровый, пил больной.
Среди сосен на поляне,
Расположившись вокруг,
Православные миряне,
Осушали весь бурдюк.
Сотня лет, как сто историй,
Был и спад, а был и бум.
Стал известным санаторий
Под названием «Бонум».
Старый корпус подлатали,
Рядом новый возвели.
Новым именем назвали,
И бассейны в строй ввели.
Здесь детишек лечат славно,
И родители при них.
Разместились все подавно,
В номерах, палат любых.
Можно в общей поместиться,
И отдельную нанять.
Всё удобно, чтоб лечиться,
И в бассейне понырять.
Слышен дальний отголосок,
«Луч» посёлок нас манит.
Только как пройти без досок?
Мостик шаток и дрожит.
Ведь не даром говорится:
Тяжек путь нам в рай людской,
Через воду окреститься
Нынче нам пришлось с тобой.
Люди властные решают:
Пароход или мосток?
Всё бумаги оформляют.
Нам — креститься только впрок.
Лебяжье
За Бессоновкой, у речки,
В тихой заводи пруда,
В живописнейшем местечке,
Отдыхали мы тогда.
Парк Лебяжье, все кто знает,
Не дадут и мне соврать,
Красотою привлекает,
В день весенний погулять.
Шли пешком, со всей округи,
По дорожке, через лес.
Доходили без натуги —
Был однако интерес.
Чем манило это место,
Не могу сейчас сказать.
Широко, да и не тесно,
Было где там погулять.
Расположившись у сосен,
На полянке у реки,
Вот с гармошкой виртуозен,
Тот с гитарой — игроки.
Тут и там, лежа на травке,
Кто с семейством, кто один.
Покупали пиво в лавке,
И горячий вкусный блин.
Приносили и с собой,
Разные закуски.
Расположившись гурьбой,
Ели в три прикуски.
И летели над Лебяжьим,
Песен звук прекрасный шквал.
Пел и Лещенко вальяжно,
«Ариэль» концерт давал.
Здесь Крючкова принимали.
Бурно, просто на ура
И на руки поднимали,
И качали до утра.
Да и местные артисты,
Выступали все на бис.
Музыканты и хористы,
Вам могли сплясать и твист.
А качели будто ели,
Расположились во вряд.
Кто визжал, а кто — свистели,
Ввысь взлетая без преград.
Карусели в круговерти,
Ты летишь по кругу ввысь,
И качает будто, вертит:
«Эх, ребята, ну держись».
Был и шахматный турнир,
На доске большой, огромной.
Кто-то лошадью сходил,
Да не малой, а трёх тонной.
Мне казалось, что на поле
Настоящие войска.
Все фигуры поневоле,
Ждут какого-то рывка.
Помню, в детстве там стояла
Голова о двух рогах.
Силомером вымеряла,
Кто сильнее на руках.
Тут же рядом зазывали,
Силу, удаль показать.
Двухпудовку поднимали
Раз так двадцать — двадцать пять.
Вот Кичигин напрягая,
Мышцы, бицепсы свои,
И на солнышке играя:
«Кто жмёт больше, выходи?»
Вышел маленький парнишка,
Гирю выжал больше раз.
Обломалась вмиг интрижка,
Здесь не надо много фраз.
В общем весело справляли
На Лебяжьем берегу,
И легенду вспоминали
О лебёдках на пруду.
Паново
За прудом, у перевала,
Среди сосен вековых,
С Карандашного увала
Ключик бился с недр земных.
Перекрыт платиной скорой,
Чистой заводью прудка,
И в объятьях местной флорой,
Прудик вырос средь леска.
Живописное местечко
Пан Хвощинский воссоздал.
Прудик, домик — рядом речка,
А на речке той причал.
То туда, а то обратно,
Лишь колёсами шурша,
Пароходик многократно,
Вёз народец не спеша.
Пароходик небольшой,
«Другом» просто назывался,
Но двухпалубный такой.
Высший свет на нём катался.
Мчит на всех своих парах,
И матросы на помосте.
На «Пановничных» лугах
Погулять любили гости.
Привлекало это место
Чистотой и новизной.
Пароходик шёл с зюйд-веста,
Дым стелился над водой.
Разноцветные лужайки,
Стройный лес вокруг пруда,
Расфуфыренные стайки,
Развлекались без труда.
А вода в пруду кристальна
И чиста как небосвод,
Искупаться персонально
Было делом для господ.
Знатно было на «Паново»,
Было там, где погулять.
Пароходик мчится снова —
Это просто благодать.
Река Сысерть
— Мама, я пошёл купаться.
— Ты смотри не утони,
Коли будешь задыхаться,
То домой не приходи.
И с утра, аж до заката
Начинается гульба.
От Лебяжья, до поката
На Шумах идёт борьба.
Кто-то с дерева ныряет,
Кто-то плещется в мальке.
Кто-то просто загорает,
Ну, а кто-то на пивке.
Африка, Завод, Поварня,
Эти все при берегах.
Новодомовским же парням,
Нет воды — идти так страх.
Перемирие речное,
Здесь словами не сказать:
Смотрит старший за тобою,
Если младший ты опять.
И купаются без страха
Кто от куда и когда,
Только мокрая рубаха
Согревает иногда.
Две картошки, булка хлеба,
Да садовый огурец,
Вот и вся на день потреба,
При купании в конец.
На Лебяжьем всюду сосны,
Берег низкий, сразу вниз.
Меж деревьев грациозны
Кто приехал на круиз.
Здесь всё больше кто с палаткой,
Да с ночёвкой до утра.
Над водой туман загадкой,
И дымочек от костра.
После полночи кромешной,
Раздвигая дымку в марь,
Чёрный лебедь — друг сердешной,
Выплывает на алтарь.
Сотню лет тоскует птица
По подружке роковой,
И душа всё не смирится
По потери и с тоской.
Вниз по речке, там, под горкой,
До мыса у Спутника,
Раки прячут тело норкой,
От сома паскудника.
Мы ныряем с пацанами,
В масках видно даже дно.
Раки ползают под нами,
А поймать — то не легко.
Растопыренные клещи,
Норовит всё ущемить.
Я его за брюхо резче,
И в ведро — пусть там кипит.
Костерочек, котелочек,
Раки варятся вовсю.
Накупались до черточек,
И наелись все ко сну.
А у старенькой плотины,
В тихой заводи пруда,
Парк как будто бы с картины
Развернулся навсегда.
Пирс большой, да с катерами,
И нырялка здесь стоит.
Прыгать с вышки мастерами
Каждый парень норовит.
Здесь же можно взять и лодку,
Покататься на пруду.
Разбежаться прямо, с ходку,
И нырнуть в саму волну.
Полежать на травке нежной,
И согреться, загореть.
По полосочке прибрежной
Прогуляться, и смотреть
На красивые закаты,
На далёкий брег семьёй.
Где рождаются сонаты,
Между солнцем и землёй.
А потом на карусели,
Мчаться по кругу на ней.
Мы летели и висели,
Мир казался веселей.
Ну а в «Африку», вдоль Нила,
«Чёрной» реченькой плывя,
Не найдёшь там крокодила,
Только лодки и друзья.
Помню, как с отцом ходили,
Порыбачить с лодочки.
Столько щуки наловили,
Ни одной селёдочки.
По пруду пошло волненье,
Да такое началось.
Волны вздыбились в гоненье,
Ветер дует, да насквозь.
Как добрались, я не помню,
Но запомнил страсть пруда.
Тучи чёрные да волну
Не забудешь никогда.
Под плотиной тоже раки,
Их здесь видимо — не счесть.
Ходишь с вилкой, тычешь в драке,
Чтоб его поймать и съесть.
Здесь же мелко, по колено,
Камни скользкие на дне.
Речка узка, оживлена,
И холодная по мне.
Замедляет речка скорость
Расширяя берега,
А вокруг младая поросль,
И гусиный клич га-га.
У моста Свердловской трассы,
Остров маленький лежит.
Здесь купающихся массы,
Место манит как магнит.
На «Зверинце» каждый знает,
Есть места и для мальцов.
Кто постарше — поныряет,
И с перильцев, и мостов.
В Лягушатнике возиться
Любят малы малыши,
Ох, и тёплая водица,
У заборов камыши.
Кто хоть плавает маленько,
Все на остров по прямой.
Кто на круге, кто быстренько
С камнем тяжким под водой.
В догонялки, да в нырялки,
И на камере гурьбой.
Да попрыгать вверх с качалки,
Обливая всех водой.
Дно песочное, без ила,
А вода так благодать.
Прыгать мы пошли с перила,
С высоты, где страшно встать.
И летишь, прижавши руки,
В воду входишь сгоряча.
Сердце бьётся туки-туки,
Ты всплываешь как свеча.
За мостом лежит «Заречье»,
Куча малых островков.
Здесь река не скоротечна
Средь болотцев и мостков.
Там на лодочке с Каринкой,
Я всё время проводил.
Ольга, Вовка всё с Иринкой,
И Андрюха с нами был.
Ну а вниз, на «Крутояре»,
Да со склоненной сосны,
На тарзанке мы в угаре,
Вниз летели как блесны.
Здесь холодная водица,
В глубине там жемчуга,
И течение быстрица
Подмывает берега.
А на «Камне» внизу камень,
Но нырять там глубоко.
Если сдвинуть слегка камень,
Всех утянет далеко.
Берег крут, но весь зелёный,
Под горою небольшой.
И купаться здесь, влюблённый
Любит весь народ честной.
На Плотинке у завода,
На «Шумах» и под шумок,
Парни прыгали со свода
В бурный водяной поток.
Всё шумит, вода бурлится,
Мчится бешеный поток.
Только смелым покорится
Может этот водосток.
Вдоль аллеи, у плотинки,
Расположившись в тени,
Прихватив с собой корзинки,
Мамы семьи привели.
Здесь купались и с мосточков,
Тишь да гладь и благодать.
Тополиный пух с листочков
Укрывал кому уж спать.
Вот ещё забыл отменно,
Воробьёвский наш прудок.
На Поварне незабвенно,
Каждый знает уголок.
Где хоть раз, да искупавшись,
Молодеешь, как всегда.
Ключевой водой набравшись,
Ручеёк бежит куда?
Керамика
Начиналось всё с горшка,
С глины белой, что у речки,
У крутого бережка,
А закончилось у печки.
Были малые артели,
Да и просто гончары.
На ножном кругу вертели,
Плошки Глиняны - мокры.
А потом их все на обжиг,
В печь, нагретую углём.
До красна нагретый ковшик,
На закалочку пошлём.
Две артели «Новый Путь»,
Да и «Красный Партизан»,
Вместе глину стали гнуть.
Их дальнейший путь связан.
Были первые игрушки
Из литого пресс-папье.
Гребешки и погремушки,
Да и куклы на тряпье.
Молодые практиканты
С Загородского НИИ,
Подбирая варианты,
Смеси с приисков брали.
Подобрали, да удачно,
И фарфор пошёл в перёд,
А артель назвали смачно:
"Керамический завод".
Появились мастера,
И художники впервые,
Разноцветны колера
Создавали как живые.
Коля Малышев, Синицын,
Иноземцев им под стать.
Если б жив был сам Голицын,
Мог посуду восхвалять.
Каждый год, в Москву столицу,
Отправляли экспонат,
Из Бажовских сказ девицу,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.