Бесплатный фрагмент - Моя мечта — Марс

Юмористические рассказы

Задорнов не прав

Дед Максим поглядел на меня прищуренным взглядом и сказал:

— Ты, конечно, хочешь, чтобы я рассказал тебе про свою амурную жизнь?

У меня глаза на лоб полезли.

— Ты что, дедуль, ничего такого я не говорил и не просил!

Нужно сказать, что про моего деда вся деревня плела такое, что впрямь было бы интересно узнать, что здесь правда, а что вымысел досужих бабок, грызущих семечки на скамейках у порога каждого дома. Но сам я боялся задавать всякие взрослые вопросы, считал это несколько аморальным. Мало ли что когда-то здесь происходило, дедушке скоро восемьдесят, мог и пошкодить малость!

— Знаешь, внучек, — дед задумчиво глядел на высокие березы на другом берегу пруда, ветки которых раскачивались под напором ветра, — я ведь попал сюда сразу после Отечественной. Это сейчас деревня прилично выглядит, а в 1945 году стояли одни развалины, хозяйство запущено, пару стариков и табун молодаек я встретил по дороге домой. Девчонки поразили меня своей веселостью… Война только закончилась, горе кругом, а они не унывали, за все брались и потихоньку деревня преображалась. В городе я никого из родни не встретил, судьба всех разбросала: кто под бомбежкой погиб, кто пропал при эвакуации, а кто переехал в столицу на заработки. Никого из родни… Не долго думая, также пешком вернулся я сюда, да так здесь и прожил всю свою жизнь.

Мы сидели в палисаднике у дедова дома, на столе стоял старинный медный самовар, сильно потускневший от времени. Кипяток булькал в стакан, на треть заполненный заваркой черного цейлонского чая. Не торопясь, мы пили с вишневым вареньем этот чай, и я слушал воспоминания деда Максима. Начинало вечереть, небо было ясным, без облаков, солнце садилось где-то там, за холмом в конце деревни. Верхушки берез за прудом освещались последними лучами остывающего солнца, и уже чувствовалось скорое приближение печальной осенней поры.

— Так вот я и говорю, — продолжал между тем мой дедуля, — вернулся я сюда и вместе с жителями начал работать, приводя хозяйство в образцовый порядок. Кое-кто еще с фронтов явился, кто с увечьем, кто нормальный. То есть мужиков у нас подобралось немало. Но бабья команда, конечно, была значительно обширней, много было женщин! А ведь они какие? Им в первую очередь прирост населения обеспечить надо, поэтому и происходили в деревне всякие происшествия эротического характера. Ты уже парень взрослый и понимать должен, что любая женщина по-своему красива и каждая ищет себе лучшего на ее взгляд мужчину для полноценного продолжения рода. Но их-то красивых в том далеком году оказалось в четыре раза больше нас, самых обыкновенных прокуренных махоркой парней, причем самого разного возраста. Первая моя подружка — пышногрудая Валюха Синюкова — понравилась мне в первый же день, когда мы толпой после работы в поле купаться в пруд полезли. Она неожиданно стянула через голову лифчик и плескалась рядом без него. Остальные бабы хохотали, а у меня мозги набекрень пошли. И сразу после того купанья у нее остался, завели свое хозяйство, и неплохо, надо сказать, сначала жили, но всего два года. Детей у нас не получилось, и как-то я стал присматриваться к другим девахам. Парень я тогда был видный, крепкий, женское поголовье на меня всегда заглядывалось. И сам я из-за этого считал, что смогу любую завлечь. И если у той ухажер был, то за себя всегда мог постоять.

Я по-новому взглянул на своего деда. Не сказал бы, что статью он особенно отличался, да и рост не шибко за полтора метра вышел. И тот же нос слегка картошкой… Но он продолжал, как ни в чем не бывало:

— Короче, однажды ночью, когда Валюха крепко спала, я сбежал из дома к соседской Глашке. Муж у той в город по каким-то делам смотался, а я давно такой случай ждал, залез через окно и в кровать под одеяло как к себе и нырнул. Глаша спросонок не разобралась, не отказала, но утром обе мои бабы устроили мне приличный скандальчик. Валька сразу заявила, что я должен выбирать одну, а Глашка почему-то ничего не сказала, только принялась порванное в потасовке платье зашивать. И я ее выбрал, зря что ли момента полгода ждал! Мне даже не пришлось сильно с Тарасом ссориться, когда он из города вернулся. Оказалось, что у них с моей Валюхой давно уже что-то наклевывалось, так что он мне даже руку пожал:

— Теперь ты с ней помучайся!

Конечно, я слегка озадачен был таким конкретным предупреждением, но дело сделано, стал я жить с Глашей и ихним сыночком Саней. В постели Глаша была зверь, а не женщина, за что я ее сначала очень даже уважал, но через пару месяцев моя уважалка увяла и, удивленная таким обстоятельством Глаша, не постеснялась выгнать меня из дома посреди ночи. До утра просидел я на крылечке, но утром проснувшаяся гражданская жена сурово поинтересовалась, что я здесь, собственно, забыл? И поскольку действительно моего в этом доме оставалось очень мало, даже Саня был чужой, побрел я вдоль деревни, поглядывая на окна, ожидая, что кто-то вспомнит про меня что-нибудь хорошее и пригласит на утренний стакан молока с хлебом. Естественно, что я не остался одиноким, уже к вечеру, прослышав про случившееся, до меня стали домогаться три женщины. Не сказать, конечно, что все трое обладали изящными фигурами — это все-таки деревня была — но выбрать нашлось кого: продавщица Маша Гришина с нашей продуктовой палатки показалась мне лучшей парой. Неважно, что мужиков она меняла часто, зато в доме всегда свежие мясные изделия имелись. Отъедаться, правда, мне пришлось недолго. Характер у Машки был сложный, любила порядок дома и требовала большой объем работы от меня, причем на всех фронтах. После троих ее детишек мусору за день набиралось достаточно, а я, наработавшись на ферме, к вечеру еле таскал ноги и уборщик был неважный. А, учитывая, что сил не было также и для изготовления четвертого ребеночка, ожидал я и здесь скорого развода и ночного отдыха на крылечке при свете луны. Не понимал я Машку, зачем ей столько наследников — по одному от каждого жившего с ней мужика! Почти год не понимал, пока она не нагуляла очередного мальчика на стороне. Вновь мне пришлось перебираться в другой дом, к тихой красавице Нюшке. Не знаю, что она во мне нашла, но сама привела меня с пруда, где я бесцельно следил за поплавками единственного в деревне рыболова — убогого Васятки Лымарева. В нашем пруду рыбы не водилось никогда, но Васятка не терял надежды когда-нибудь одну поймать. Здесь-то Нюша Горунова меня и отыскала, привела домой, отмыла и спать положила. А через полгода стал я отцом. Вот такие-то дела… — закончил повествование дед, причем я заметил, что глаза у него стали совсем сонные. Я отвел дедулю в дом, помог лечь в постель и пошел собираться домой, до города на «Жигуленке» добраться мне было не долго.

На нашем месте в слабом свете луны сидела моя бабуля, вернувшаяся от соседки.

— Хорошо, баб Нюш, что ты пришла, мне пора ехать, а деда боязно одного оставлять…

— Да я давно вернулась! — ответила бабуля, улыбаясь. — У плетня стояла за вами и слушала, что за лапшу Максим тебе на уши вешает.

— Как? Он мне не правду рассказал?

— Главного он, точно, не сказал: то, что он в деревне самый первый фантазер! Куда убогому Васятке до него! С войны Максим пришел контуженный куда-то там пониже спины, поэтому детей своих так и не завел… Кто с фронта пришел, у каждого проблемы со здоровьем были. Мы, бабы, это понимали и по-своему жалели их.

— А дети? Мой отец, например?…

— Теперь-то тебе все можно знать, скоро сам отцом станешь. Был в то время у нас приезжий американец, привез сельскохозяйственную технику, обучал мужиков работать на ней. Задорнов, юморист наш, не совсем прав: может быть американцы и тупые, но в деле размножения толк знают. Румяным был этот Джон, красивый в военной ихней форме. Вот все бабы за неимением своих нормальных самцов от него тогда и рожали. Кстати, ясные голубые глаза у тебя очень уж американские! И румянец… А что касается деревенских женщин, то они выбрали Максима для пересудов только из-за того, что с самого начала он был первым вруном в округе. Что ни расскажет, сам же в это через час поверит!

Ходоки

Был прекрасный теплый вечер, поэтому за столом во дворе среди вновь построенных многоэтажек собрались трое приличного возраста мужчин. Они в очередной раз обмывали новоселье, причем кроме водки ничего не пили. Беседа текла неторопливо, как полноводная река, они обсудили последние приобретения для своих квартир, соседей с других домов, их жен, а также маленькую псину, вертевшуюся под ногами и выпрашивающую какую-нибудь еду. Псина была безродная, пестро-серая, как деревенская курица, никто не знал, откуда она сюда забрела и сколько времени собирается здесь околачиваться. Но собеседники уже достаточно поднабрались, чтобы испытывать какую-то неприязнь к постороннему существу, просто не обращали на него внимания, к тому же на столе еще оставалось, чем побаловать собачку.

— Да! Жизнь прошла не зря! — мечтательно проговорил Дмитрий Булыкин, потянувшись. Он первым поселился на втором этаже дома №15 по Молодежной улице. — Мы с женой уж думали, что так и помрем в своей пятидесятилетней хрущевке. Ан нет! После смерти тещи с тестем всего пятнадцать годков мы в ней прожили.

— Смотрите, мужики, какой сегодня день замечательный! — прекратил жилищные разговоры Федот Захаров, указывая пальцем на тускнеющее солнце. — Так и хочется новых приключений!

Третий член компании приложил голову на стол и уже придремал, издавая тонкий свист носом. Булыкин и Захаров внимательно посмотрели на него и сошлись во мнении, что слабоват оказался Коля Незнайкин на питьё любимого напитка.

Здесь Дмитрий задумался и уточнил у Захарова:

— Ты какие приключения имел в виду?

— Да это я так, шучу. По молодости все приключения ищут, особенно с чужой бабой на стороне…

— А, ты об этом, — понял Булыкин и глаза его заблестели, — мне тоже есть о чем вспомнить, Федя. Такое ведь не забывается!

— Может, расскажешь? — заинтересовался Захаров.

— Дашь на дашь! Сначала я, затем ты. Идет? — и после молчаливого согласия соседа Булыкин рассказал свою историю.

— Мы жили на окраине, откуда частенько под опорами МКАД я добирался до одной деревушки — сейчас она превратилась в благоустроенный поселок — и покупал на семью свежее молоко. Дом, где мне молоко продавали, принадлежал приятной веселой женщине, весьма интеллигентной на вид, муж у которой умер от какой-то болезни, вновь выйти замуж ей как-то не сподобилось и растила одна сына и дочь. Когда я стал заглядывать к ней за молоком, Полина встречалась уже с одним отморозком, но его на десять лет как раз перед этим упекли в колонию. Короче, однажды при очередном прибытии за товаром я пошутил с хозяйкой дома, что такой пригожей женщине не положено спать одной в холодной постели. Слегка улыбнувшись своими полными губами, Полина ответила весьма недвусмысленно, покосившись на детей, завтракающих в этот момент за столом:

— А с кем спать-то прикажете? Не с вами ли?

— Кто бы был против! — ответил я, в шутку показывая, как закручиваю мушкетерские усы.

— Да хватит над бедной вдовой издеваться! — насмешливо ответила Полина. — Вас жена не отпустит… Впрочем, это ваша проблема, но после десяти мои дети спят крепким сном.

Сердце мое заколотилось, захотел я Полину невозможно как! Дома получилось как нельзя лучше: жену послали в командировку на семинар научных работников в бывший Ленинград на целую неделю. Детей у нас тогда еще не было и, естественно, я решил вечерком навестить Полину. Дело было к осени, погода стояла мокрая. Пока я добрался к знакомому дому — вся обувь намокла.

— Я считала, что вы пошутили! — улыбнулась хозяйка, открывая дверь.

Дети действительно спали и Полина, положив мои ботинки на батарею местного отопления, не долго думая, постелила постель. И все, наверное, у нас получилось бы идеально, однако, как только я прилег в койку, в окно громко постучали. Полина вскочила со словами:

— Кто это может быть? Клянусь, никого не ждала!

Она выглянула в окно, отдернув краешек занавески, и тихо вскрикнула. Мне даже стало нехорошо и расхотелось заниматься мужским делом. А Полина подбежала к койке и сообщила:

— Мой хахаль объявился! Тикать вам надо, он жизни лишит и не моргнет глазом…

И тут я запаниковал! Из-за мимолетного желания помирать мне не хотелось. За пару секунд я оделся, но обуваться было уже поздно. Через окно в чулане я вылез в темноту деревни и босиком по холодной и мокрой земле помчался в столицу. Весь в грязи ворвался в подъезд нашей «хрущевки», до смерти испугав молодую парочку с первого этажа. Слава богу, что они меня не узнали!

С тех самых пор я не хожу налево от жены. Какое-то время было жалко новые ботинки, которые остались на батарейке у Полины. Даже не знаю, какое объяснение она придумала насчет этой обуви для своего ухажера. И не узнаю никогда, потому что за молоком с того неудачного вечера я ходил только в ближайший магазин, не доходя до МКАДа.

Булыкин замолчал, вновь переживая случившееся когда-то событие. Захаров тоже молчал, но, похоже, уже приготовился рассказать свою историю. В это момент посвистывающий носом Незнайкин открыл глаза и заинтересованно произнес:

— У меня по этой теме тоже есть что рассказать.

— Ты, видать, не спал, Колюха? — удивился Захаров.

— Да разве под ваши непристойные разговоры уснешь? — невинно спросил Незнайкин.

— Тогда валяй-рассказывай! — разрешил Дмитрий.

— История, в общем-то, не со мной произошла, но на моих глазах. Попал я когда-то в санаторий «Красные горки», меня направили после того, как я уже отлежал в областной больнице с месяц. Ну, знаете, к ним — невропатологам как попадешь, так не знаешь, когда домой вернешься. Могут и до смерти залечить. Мой лечащий врач сообщила мне, что организму моему требуется дополнительное реабилитационное лечение, а такое лечение возможно только в санатории узкого профиля. И она рада, что нашлась бесплатная путевка именно для меня. Сам я не был в восторге, но жена моя тоже настаивала продолжить лечебный курс.

— Может быть, не так вести себя будешь дома, подобреешь! — предположила она и этим меня сильно огорчила. Конечно, работа нервная, трудная, за день так устанешь, что иногда пошумишь на домочадцев, сына за двойку поругаешь, жену — за холодное пюре и чай. Тоже мне, нашла злобного героя!

Короче, прямо из больницы меня на скорой помощи отправили в санаторий. Протрясся я полтораста километров и прибыл туда весь разбитый. Мне повезло, что в тот день почти все уже заехали, и процедура оформления оказалась очень быстрой. Когда я вошел в двухместную палату, оформленную в виде гостиничного номера — умывальник, унитаз, ванная в отдельной комнате — сразу встретил своего соседа Ивана Рыбина. Познакомились, он мне порядки все рассказал: что, где, куда, когда… Хороший парень оказался Иван, моего почтенного возраста — ему до полста лет три месяца оставалось, а мне уже стукнуло. Росточка Иван был небольшого — не сильно за полтора метра. Подружились мы, часто беседовали на свободные темы, обсуждали политику партии и государства. Люди, конечно, все разные, но сильного отличия от других у Ивана я не заметил. Но это сначала. Потом уже, через неделю, Иван мне сказал:

— Меня друг собирается навестить в субботу, мы с ним много вина выпили, вместе два десятка лет проработали. Говорит, что приедет с подарком.

Подумав, что его друг — алкаш, я сразу возразил:

— Ты, Ваня, знаешь, что законы в санатории строгие, выгонят, если нарушим режим. Да еще на работу сообщат. Вот вылечишься — тогда пей какие угодно подарки.

На этот упрек Иван среагировал как-то странно. Он высказался в том духе, что давно соскучился по женскому телу, жена его прогнала и хорошо, что в этом же доме он прикупил однушку, а то бы и ночевать негде было. Правда, раньше он мне рассказывал, что у него на работе есть три женщины — секретарша, бухгалтер и экономист — и вроде бы со всеми он переспал:

— Хорошие девки, тебе скажу! Любая по моей просьбе на работе со мной задержится. Веселые, не то, что жена у меня — по каждому поводу устраивает концерты.

Иван продолжил про своего друга и про его подарок:

— Ты тоже ведь здесь находишься на голодном пайке, так что я другу заказал и для тебя бабу.

Я чуть в кровати не подпрыгнул!

— А санаторный режим? — попробовал я отговорить Ивана. — Да и как ты женщин внутрь проведешь? Учти, мне никого не нужно!

Иван снисходительно на меня глянул и сказал:

— Мой дружбан привезет таких, что не откажешься…

Я был в панике и в таком состоянии ждал субботы. Наконец, она наступила, а примерно в шесть вечера крепкий хорошо одетый мужчина вместе с Иваном привели с улицы в нашу палату двух невзрачных женщин, а также принесли большую сумку с гостинцами. Достали большие бутыли с темным напитком, назвав его коньяком, и разного закусона. Коньяка было литра три. Я сразу придумал несколько причин, чтобы не участвовать в этом разврате, но Иван с Вячеславом меня не отпустили. Пришлось немного пригубить дерьмовый левый коньяк, для вида еще и закусить. Не обижать же соседа. Женщины оказались очень веселые — уж не те ли, которые с Ивановской конторы? — ужаснулся я. Видно было, что эти точно выполнят любую просьбу. Побыв с нами с часик, Вячеслав откланялся:

— Развлекайтесь, а мне пора домой. Ехать еще долго, да по темноте…

Остались мы четверо. Иван на ухо мне прошептал:

— Моя та, которая у окна.

Я чисто механически сравнил. Если уж выбирать из этих, то у окна была поинтересней. Я ничего не ответил, а Иван продолжал накачивать женщин «коньяком». Он был очень оживлен и то и дело подмигивал мне. Поскольку обе гостьи поняли, что я интереса к ним не испытываю, они полностью переключились на моего соседа. А он решил отвезти их домой на своей машине.

— Вань! Одумайся, ты же прилично на грудь принял…

Предупреждение не помогло, троица собралась, забрали оставшуюся еду и спиртное и пошли на выход. Были уже глубокие сумерки. Я в окно наблюдал, как Иван посадил дам в машину и не спеша выехал с территории санатория. Только теперь я успокоился и лег спать соответственно распорядку дня лечебного заведения. Сосед вернулся под утро очень возбужденный, с ходу начал было рассказывать, как он обоих удовлетворял, причем очень подробно. Я отмахнулся от него и опять заснул. Утром Иван не встал к завтраку, что говорило о его действительной усталости. И до сих пор вспоминая этот эпизод в своей жизни, я не могу не поражаться небывалой энергии невысокого щупленького Ивана, с которым познакомился в тот далекий год. Когда я недавно — в конце декабря — позвонил ему и поздравил с наступающим Новым годом, он очень мне обрадовался, сообщил, что благополучно излечился после той групповухи и неожиданно для себя самого сошелся с женой, причем налево его больше не тянет.

Федот Захаров задумчиво дослушал исповедь Незнайкина и перешел к своему монологу:

— А у меня вышло все совсем по другому. Когда мне исполнилось пятьдесят лет, попала мне на глаза заметка в прессе про кризис среднего возраста. И там всякие примеры, как у мужиков в такие годы происходит повышенное влечение к лицам противоположного пола, которое доводит некоторых до ухода из семьи, разводам, убийствам из-за ревности и тому подобное. Приводились в пример фамилии известных лиц из научной среды, от искусства, шоу-бизнеса. Почитал я и задумался, а почему это меня на такое не тянет? Потом догадался: да потому, что я еще холостой! Меня мама долго при себе держала, не подпускала ко мне никаких женщин, расстраивала все мои попытки начать самостоятельную жизнь мужчины. Когда она умерла, я по инерции долго не мог сближаться с женщинами, нормально жил один, как будто так и надо. А после этой статьи я быстренько познакомился с давней разведенкой, жившей неподалеку, мы с ней поженились, родили близнецов Машу и Пашу, а затем, занимаясь хозяйственными делами, я одновременно ждал, когда ко мне придет этот заинтриговавший меня кризис. Ну не мужик я что ли? Положено прийти кризису? Ну и приходи! А он не приходит год, не приходит два… Я стал немного расстраиваться, получается, что со мною не все благополучно! Даже моя супруга Зина заметила мои страдания и стала расспрашивать, что со мной? Конечно, я ей не стал говорить о причине, это же сугубо мужское дело… Она долго не унималась, не верила, что я — в порядке. Даже в моих вещах рылась, номера телефонов в мобильнике проверяла, у коллег по работе интересовалась. Потом, наконец, успокоилась. И вот, по прошествии еще нескольких месяцев у меня началось! А все из-за телефонного звонка не по адресу. Ну, это когда тебе звонят, а оказывается, что совсем не тебе хотели звонить. Ошиблись, значит. Голос был женский, очень приятный. «Вова! Это ты?» — спросили этим приятным голосом. Я извинился, сказал, что я не Вова, а Федя. Трубку сразу положили, но голос во мне остался. Целый день я думал, что мне с этим голосом делать. Ночь не спал. Кризис что ли начинается? На следующий день не выдержал и по этому номеру, сохраненному в мобильнике, позвонил и глупо так поинтересовался:

— Добрый день! Это вчерашний Федя звонит, не могу я Вову заменить?

Голос, который я сразу узнал, похоже, мне обрадовался:

— Вам тоже хорошего дня! Разумеется, Вову вы заменить не сможете, но почему бы вам тоже не побыть со мной? Как вы думаете?

Я хотел ответить, что ничего по этому поводу не думаю, но вовремя остановился. Вдруг у женщины с приятным голосом сложится обо мне неверное представление, например, что я сильно тупой. Еще раз вспомнив о кризисе, я согласился:

— Побыть я не против, только, извините, не знаю, где именно побыть…

— Как где? — немного удивилась она. — Со мной, конечно!

— А где тогда будет Вова? — не утерпел я.

— Не волнуйтесь, Вовы не будет…

— Так мне куда-нибудь прийти?

— Да!

— А куда именно? — растерялся я, понимая, что процесс пошел, дело налаживается. Но это дело было для меня новым, поэтому непонятным.

— Приходите сегодня ко мне домой, сразу после шести часов вечера, — и женщина назвала адрес дома, по счастливой случайности находящегося на параллельной улице. После этого она положила трубку.

Хорошо, что я один сидел в кабинете, остальные были в разъездах, а то они долго были бы удивлены, какой у меня в то день был удрученный вид. Позвонил домой, но с женой связаться не удалось. Теща сообщила, что дома только Маша и Паша, а Света по какому-то поводу пробудет еще не меньше пары часов у подруги. Мобильник она забыла дома, можно не звонить.

Рабочий день заканчивался. Если потихоньку поехать, то как раз после шести вечера попаду к незнакомке. И все ей выскажу про кризис среднего возраста. Короче, вы не поверите, но в тот день все получилось, как в ученой заметке: свидание, исполнение желаний с изменой супружескому долгу и возвращение с виноватым видом домой.

Немного утешило, что Зинаида пока не вернулась от подруги, и какое-то время у меня было на обдумывание моего безобразного поступка. Я сидел и вспоминал события на параллельной улице: как все это случилось. Потом пришла жена и спросила, что я такой понурый. Я промолчал. Она вынула из халата мою заметку и сказала:

— Это надо же, зачитал до дыр!

Я виновато молчал. Она продолжила:

— Надеюсь, теперь ты успокоишься! — и ушла к детям. Я поспешил за ней и спросил, что она имеет в виду.

— Кризис, что же еще? — Зина показала на наших спящих детей. — Разве от них можно уйти?

— Я и не собирался!

И здесь жена мне все выложила:

— Зная тебя и найдя эту злосчастную статью, я сразу поняла, что тебе не хватает. И все организовала.

— Что организовала? — удивился я.

— Я ведь уверяла Катюху, что ты ни о чем не догадаешься, а она не верила. По известному тебе адресу ты переспал со мной.

У меня как будто камень с души свалился. То-то в той квартире было темно, и меня водили за руку, сообщив, что электричество за долги отключили. И молчаливая женщина, которую я обнимал, кого-то мне напоминала… До меня дошло! И я воскликнул:

— Зина! Ты — прелесть! И я люблю тебя и наших детей! Мне больше никто не нужен! Ты меня простишь?

— А как ты думаешь? — спросила она и полезла целоваться.

Немного мужики посидели молча. Хмель потихоньку весь выпарился. Все истории были рассказаны и они заторопились домой к своим женам.

Обычная вечеринка

Компания собралась довольно крутая. Иванов возглавлял ЗАО «Земельные ресурсы» (капитал более70 млн. зеленых), Дружников руководил ЗАО «Банковские резервы» (капитал не поддавался исчислению), Керосинов управлял ЗАО «Астраханская таранка» (капитал 100 млн.), ну и так далее. Причиной гулянки объявили оригинальную: сто дней до Нового года. Не все же такое отмечают, а вот наши герои решили начать такую традицию. Все друг друга хорошо знали, кто по школьной парте, кто по соседним гаражам, кто по общему парикмахеру, а кто и того проще — по общей женщине. Но афишировать, конечно, такое не принято, пикантные вопросы сохранялись в тайне. К тому же с представителями бизнеса в снятом заранее шикарном ресторане «Золотой паучок» находились их благоверные жены. Естественно, что бизнесмены от своих жен были без ума, а их жены притворялись в том же, хотя в тайне каждая знала любовниц своего мужа и имела хорошую замену своему супругу на стороне. Ну, обычная компания в наше волосатое время!

Вести застолье нижайше попросили Ивана Дружникова. По двум причинам:

— сильно он любил это занятие — больше даже, чем свою работу,

— к нему первому обращались все остальные присутствующие в затруднительных финансовых вопросах.

Уже через час веселье было не то, что в разгаре, а, можно сказать, в огненном водовороте! Играла музыка, танцевали пары, по углам пьяными голосами вспоминали прошлые отношения бывшие школьные товарищи. Объединенный стол ломился от постоянно обновляемых явств, к нему то и дело присаживались по двое, по трое, а то и в одиночку воротилы местного бизнеса, иногда приглашая с собой осовевшую и отбившуюся от своего супруга женщину. Пригласить здесь было кого. Некрасивых жен наши крутые мужчины просто не водили. Все были как на подбор, хоть сейчас отправляй на показ мод в Париж, Рим или еще куда-нибудь.

Все бы было прекрасно, но в один момент Дружников, поманив перстом Керосинова к себе, нагнулся к нему и в самое ухо перегарно спросил:

— Слава! Дорогой мой! Не пойму я, почему твоя жена, как куколка, а у моей ноги кривые?

Керосинов даже испугался сначала. Ему всегда очень нравилась Женя Дружникова — черноокая красавица с грудным голосом. Он поискал взглядом обоих женщин в многоликой толпе танцующих и пришел к выводу, что Дружников был прав: ноги у Евгении действительно сильно подкачали… Но не терять же дружбу столь великого человека, поэтому Вячеслав быстро нашелся:

— Иван Палыч! На мой взгляд, ноги у твоей супруги стройнее некуда! И мне зря завидуешь, вот моя Наташа, к сожалению, слишком мала росточком, мне с ней на кровате не совсем комфортно. Я уже не говорю о том, что иногда теряю её там, такую маленькую. И в холодном поту вскакиваю искать!

Дружников тоже посмотрел на танцующих, заприметил жену Керосинова и сменил свой суровый взгляд на более миролюбивый, причем заметил:

— Да, Слава! Извини, что я к тебе с какой-то глупой претензией… — и отошел от встревоженного короля астраханских таранок.

Вячеслав Керосинов немного расслабился после разговора, для чего присел добавить рюмашку коньяка, а потом задумался. С одной стороны, как старый приятель, Иван мог озадачить его сложным житейским вопросом. Но с другой стороны здесь можно и поспорить: вот у Валеры Золотницкого из «Вторчермета» вторая половина не уступает по внешности самой Джоли — что ноги, что руки, а губы-то вообще копия! И почему он один этим добром спокойно пользуется?

Керосинов прямым шагом устремился к Валерке, выдернул того из круга танцующих и в лоб задал этот самый вопрос. Золотницкий даже не стал задумываться, он прямо заявил Керосинову:

— А давай меняться! Твоя Наташка под мой рост сильно подходит, а ты мою Нинку забирай, надоело мне ей перед этим самым делом любовные игры устраивать, прелюдии всякие. А по-другому она не может, видите ли! А на губы не смотри, она на них почти все мои доходы спускает, а хватает такой операции всего на полгода! Так что, идет?

Слава Керосинов растерялся. Какие-то любовные игры? Еще чего… Никаких прелюдий Наташка Славу не заставляла исполнять. Как говорится: раз-два — и в дамки! Пошатнувшись, он отошел от главного работника заправок. Тот мигом кинулся продолжать выплясывать в общей куче танцующих. Однако, через пяток минут Валера оттуда вынырнул, причем с весьма озадаченным видом. Вытащив из угла курящего Иванова, он потащил его к столу и, налив по штофу, заставил выпить, а затем вытаращил на него глаза, став допытываться:

— Послушай, Николай! Почему это твоя Регина выглядит в тысячу раз лучше моей Нинки? Я же ведь на неё никаких денег не жалею! Лучшие наряды покупаю, кофе -в постель, и все такое, а от твоей глаз оторвать не могу: стройная, ноги прямые, лицо, что у голливудской дивы, а запах…! — у Валеры слезы потекли от умиления.

— Так ты что? — спросил Иванов. — Не любишь что ли свою Нину?

— Ты это брось! — рассердился Золотницкий. — Как это не люблю? Не любил бы, столько денег не тратил бы!

— Тогда в чём дело? — стал допрашивать Золотницкого Николай. — Валера! Я тебя знаю с четвертого класса, когда мы еще вдвоем Мартышку сзади щипали. Помнишь Мартышку? Надо же было влюбиться в такую толстую корову-второгодницу!

— Мне сейчас дурно станет, — заявил Золотницкий, — давай хоть о корове забудем!

— Давай! — сразу согласился Иванов. — Ты мне тогда скажи, что в моей Регине такого разглядел, что даже прослезился? И первый раз ведь увидел! Я-то с ней пятый год, трех детишек настрогали, но она, как ненормальная, еще столько же задумала родить! Ты, Валера, хочешь каждый год по ребеночку?

Тут до Золотницкого что-то дошло, и он отпустил Николая, которого до этого цепко держал под локоть. К Иванову сразу подошла жена и ласково повела из ресторана на улицу, где уже поджидало такси.

— Дорогой! — авторитетно проворковала Регина. — Мы уже опаздываем на дело, садись в машину!

— На какое такое дело мы с тобой опаздываем, дорогая? — недоуменно спросил Иванов, но в такси сел безропотно.

— На такое! — повысила голос его красотка. — Ты, видимо, забыл, что четвертый у нас пока еще не получается! Скорее в койку, дорогуша!

Дружников поискал глазами и не досчитался одной пары. Все уже сидели за столом и наливали по новому заходу. Иван Дружников взял свой бокал, поднялся и произнес:

— А теперь я хочу выпить за наших таких разных, но исключительно красивых и милых жен!

Сказка для Ксюши

Однажды в холодный сумрачный день Ксюша сидела одна дома и ждала папу с мамой из гостей. Они вынуждены были уйти в гости к соседям по этажу, к этим шумным Ивакиным, которых Ксюша терпеть не могла. А не могла она их терпеть по той простой причине, что тетя Наташа Ивакина при встречах всегда сует ей невкусные конфеты, а дядя Петя Ивакин грубо хватает Ксюшу на руки и целует в обе щеки слюнявыми губами. Вот почему Ксюша и осталась дома, хотя ей всего четыре с половиной годика, и мама с папой не хотели ее оставлять, но в то же время они не хотели обидеть Ивакиных — папа начал жить вместе с ними на одном этаже уже двадцати лет назад, тогда Ксюши еще и в проекте не было. И даже Ксюшиной мамы в папином проекте тоже не было. Ксюша все это понимала и отпустила своих родителей, взяв с них слово, что они придут не позже десяти часов вечера. Ксюша была уже большая и довольно легко разбиралась со стрелками на часиках, а также могла при случае позвонить по домашнему телефону.

Мама написала ручкой на листке бумаги крупные цифры соседского телефона и попросила дочку сразу позвонить, если что-то пойдет не так. Папа в это время завязывал галстук и оглядывал себя в зеркале в прихожей.

Ксюша на всякий случай уточнила:

— Мам, а что значит — пойдет не так?

— Пойдет не так, дочка, это когда ты столкнешься с чем-то неожиданным, с чем-то таким, что тебе будет в новинку, что ты ни разу не видела.

— Ага! — удовлетворенно кивнула Ксюша. — Значит, если к нам через дверь войдет белая пушистая киска, то это будет что-то не так?

Ксюшина мама на духу не могла выносить кошек. Мало того, что они царапали мебель, гадили не там, где их приучали, так еще от них у нее была страшная аллергия. И мама не поддерживала любовь своей дочки к этим неприятным животным. Кстати, собак она тоже терпеть не могла. Здесь интересы Ксюши сильно расходились с мамиными, поэтому мама сразу сказала:

— Ксюша! Не придумывай, пожалуйста! Никакие кошки ни через какую дверь сюда не войдут, мы тебя закроем на ключ. Телефон существует как раз для того, чтобы ты меня своевременно предупреждала про всяких призрачных кошек и собак. Я приду и наведу здесь порядок! Вернемся — папа расскажет тебе на ночь хорошую сказку.

Ксюша пригорюнилась. Даже помечтать эти родители не дают! Ну что это за жизнь?

Когда дверь за папой с мамой захлопнулась, Ксюша села против телевизора и стала смотреть мультфильм про Шрека. Шрек был забавный и очень влюбчивый. Ксюше тоже один мальчик в садике нравился, правда, он сильно смахивал на диснеевского Шрека своими растопыренными ушами, зато всегда мыл руки с мылом перед едой и один раз принес Ксюше маленькую красную розу перед 8 Марта. Роза была красивая, но на шипастой веточке и, уколов три раза пальчики, Ксюша незаметно выбросила ее в форточку, а мальчику сказала, что розы не любит, и с тех пор цветы он приносил другой девочке, которая была очень страшная — страшнее паровозного дыма.

Когда мультфильм закончился, Ксюша стала смотреть на стрелки часов и удивилась, почему это они так медленно двигаются. Вот когда она летом с папой и мамой была в зоопарке, то там высоко подвешенные над проходом часы шли как угорелые. Ксюша не успела за два часа всех зверей посмотреть, а ее силком уволокли домой. Сейчас же каждое движение минутная стрелка делала с таким трудом, что казалась простуженной. Конечно, Ксюша знала, как залезть под стекло ближе к циферблату и пластиковой палочкой помочь стрелке двигаться, но это было бы нечестно по отношению к папе и маме, поэтому Ксюша от этой идеи отказалась.

Потом она стала смотреть из зала на входную дверь: а вдруг произойдет все-таки что-то не так и белая киска придет к ней в гости. И действительно, киска к ней пришла, хотя мама, похоже, этого очень не хотела. Она вальяжно проникла под дверью, мяукнула и стала играть с Ксюшей. Сначала ей хватило небольшого поглаживания по спинке, она присела и замурлыкала от удовольствия. А затем Ксюша нашла кусочек белой нитки, привязала клочок от красного листа бумаги и — понеслась потеха! Ксюша бегала из угла в угол по залу, а пушистая гостья прыгала за предполагаемой мышкой и иногда умудрялась поймать ее, пожевать для вида и снова выпустить, предлагая Ксюше продолжить игру.

В один прекрасный момент Ксюша проснулась от какого-то постороннего шума. Оказывается, вернулись ее родители. Папа сразу перенес дочку в свою постельку, и сквозь сон Ксюша слышала, как он продолжил разговор с мамой:

— Слава богу, ничего не случилось! Наша киска становится все старше и даже смогла остаться ненадолго дома одна. Теперь она уже спит, а я займусь другой кошечкой!

— Так мой котик не притворялся у соседей? — ласково спросила мама папу.

«Как странно, — подумала, окончательно засыпая, Ксюша, — кажется, мои родители за эти несколько часов отсутствия успели полюбить целую кошачью стаю…»

Поэтическая война

— Сынок! — позвала мама ребенка. — Ты уроки сделал?

— Да! — односложно ответил Васютка, с увлечением ковыряя в носу, сидя за своим столом с учебниками.

— Как у тебя с оценками? — продолжала допытываться мама. — Давненько мы с отцом твой дневник не смотрели, наверное, нацеплял неудов с двойками?

— Мама, да не гони, пожалуйста! Одну пару по пению только и схлопотал. Но я же не собираюсь в «Голосе» выступать! Меня эта Пелагея со старым козлом Градским совсем не клеят!

Мать пришла с кухни и склонилась над сыночком:

— Как ты выразился? Не клеят? Короче, тебя музыка и песни не увлекают?

— В точку, мам! — Вася держал на столе лист бумаги и карандашом пытался что-то изобразить. Лицо у него в этот момент было какое-то напряженное.

— Уж не писателем ли ты хочешь у нас стать? — удивленно спросила мама.

— Да не плохо бы! — ответил девятилетний сын. — А еще лучше поэтом.

— Почему поэтом лучше?

— Как почему? Писателю долго нужно писать, чтобы прославиться. А поэт несколько строчек зарифмовал и уже можно стихи печатать. У нас сейчас, мам, в классе война идет!

— Какая война? — сразу испугалась Васина мама, — Вы там деретесь, что ли?

И она стала осматривать лицо сына на предмет синяков, но ничего не обнаружила и успокоилась.

— Ты, ма, не понимаешь! У нас поэтическая война, это война не в драку, а по стихам. Кто больше слов срифмует, тот и выиграл.

— Ну-ка, ну-ка! — очень заинтересовалась мать. Когда-то она и сама кропала любовные стишки, но свет так их и не увидел — сначала стеснялась показать людям, а совсем повзрослев и собравшись замуж, она без сожаления выбросила все в мусорную корзину. — И ты в этой оригинальной войне участвуешь? Даже результаты есть? Покажи маме, я помогу поправить!

— Нет! — твердо ответил Вася. — У нас твердое правило: делать все самим, никаких подсказок! Мы по-честному в войну играем, а не понарошку. Ты нам с папой делай ужин, а мне еще долго работать нужно, ответ противнику сочинить. В голове уже начало вертится, правда, неожиданное…

Мама вновь пошла на кухню, удивляясь, как быстро растут дети и какие у них появляются диковинные увлечения.

***

Поздним вечером, когда Васятка уже спал, Мама решила проверить его портфель. И нашла три листка бумаги действительно с неожиданными стихами:

Маленький Витя поднял проводок,

Тот, что лежал на дороге.

Фыркнул внизу электрический ток,

Остались от Вити лишь ноги!

В форточку мальчик Андрюша пробрался

И сиганул из окошка.

Мешочек костей от него бы остался,

Не упади он на кошку!

Вовочка, будто военный пилот,

Вдруг сиганул с подоконника.

И до сих пор никто не поймет,

Где же лицо у покойника!

Ужас сковал все мышцы Васиной мамы. Вот это война! «Как бы и мой куда-нибудь не «сиганул», — подумала она, тихо собирая портфель обратно.

Рыжая ситуация

Огромный пылающий шар на небе жег отдыхающим спины, животы, ноги и другие части тела. Дружников скосил глаза на загорающую справа молодую рыжую соседку и неожиданно для себя самого спросил:

— Вы сегодня вечером не заняты?

Рыжая вздрогнула, подняла голову и, посмотрев на Дружникова, как ближайшего к ней человека, уточнила:

— Вы у меня спрашиваете?

— Ну! — коротко, но доходчиво ответил Дружников. Он немного стеснялся, так как в родном городе остались жена и трое ребятишек.

— Не занята, а что? — вызывающе сказала Рыжая.

Здесь Дружников не к месту вспомнил еще дочку Машу от первой жены, с которой он расстался полтора десятка лет назад, и ответил:

— Может, в кино вечером сходим?

— На «Кавказскую пленницу»? Здесь — в этом поселке — больше ничего не идет, но должна признаться, что этот фильм меня задолбал! — затем Рыжая легла вновь на песок и вызывающе повернулась к Дружникову спиной.

Поскольку командировка складывалась с определенными трудностями в оформлении технической документации и на несколько дней Дружникову все равно приходилось задерживаться, а кроме отвернувшейся от него Рыжей с ее конопатой спиной других объектов для развлечения не было заметно, он, немного помолчав, повысил голос и спросил:

— А если не в кино, то какие имеются другие предложения?

Соседка что-то пробурчала в песок.

— Не расслышал! — переспросил Дружников.

Рыжая перевернулась к нему передом и, мечтательно глядя в даль, сказала:

— Надраться вдрызг! До тех пор, пока не вывернет наизнанку…

Дружников не на шутку испугался. С ненормальными он дела иметь не хотел, поэтому быстро встал и стал собирать вещи с песка.

— Да я пошутила! — успокоила его Рыжая. — Меня Наташа звать, а тебя как?

Дружников посмотрел на нее внимательнее. Рыжая Наташа смотрелась здорово! Она появилась недавно, и обгорать еще не начала. Загар еще не проявился на ее молодом пышущем здоровьем теле, а тело было по параметрам близким к модельным. Да и на мордашку претензий не было, вылитая Анфиса Чехова пополам с Лерой Кудрявцевой.

— Артем я! — успокоился Дружников, протягивая руку во имя знакомства.

— Детей очень много наплодил, Артем? — поинтересовалась Наташа.

Дружников огляделся вокруг. Не смотря на хорошую погоду и теплое море в нескольких метрах от него, пляж выглядел уныло из-за небольшого количества отдыхающих. Пара человек барахталась в слабых волнах у берега, да еще с десяток лежали в разных позах, загорая.

— Много! — резко сказал Дружников. — Ты никак за меня замуж собираешься? Я не против, будешь третьей…

— Какой-то ты, Артем, нервный! — удивилась Наташа. — Я замуж уже пять раз собиралась, но так до финального конца и не добралась. Ты здесь, надеюсь, один?

— Да.

— Так я собираюсь?

— Надраться хочешь? Я много не выпью, — виновато сознался Артем, — у меня предъинсультное состояние было… Бутылку пива если?

— Согласна, — стала одеваться и собирать вещи Рыжая, — тебе бутылку пива, а мне — водки. И посоревнуемся, кто быстрее выпьет. Если ты проиграешь, то будешь со мной до утра. Если не доставишь мне удовольствия, то пожалеешь, что на свет родился! Заметано?

— Заметано! — не совсем оживленно согласился Дружников. — А в каком месте придется доставлять удовольствие?

— А я здесь недалеко снимаю комнату, — сообщила Рыжая, играя призывным взглядом, — кондиционер имеется, соседи пока отсутствуют. Так что ты уж постарайся!

Дружников еще раз оглянулся, понимая, что на сей раз снимают его самого. Он уже представлял всю ситуацию: съемщица была не дурой выпить, в холодной от кондера маленькой комнате предстоит действительно сильно стараться, чтобы не замерзнуть. Ему стало страшно, когда он подумал, что может не справиться с заданием. А ведь ему уже далеко не двадцать лет! Что она имела в виду, когда сказала: пожалеешь, что на свет родился? Артем шел рядом с высокой рыжей красавицей и пытался найти план спасения. Вид Наташи вызывал восхищение, но уже не вызывал желания. И когда после магазина они вошли в прохладную Наташину комнату, где она сразу скинула в угол свои босоножки и стала ловко откупоривать бутылку «Путинки», Дружников зубами вскрыл крышку «Арсенальной», моментально высосал всю бутылку и со словами: «А я — первый!» открыл дверь и был таков!

Он шел по тихой жаркой улице поселка, с него лил пот, но он был очень доволен ситуацией. «Люсенька! — шептал Дружников. — Я тебе опять не изменил!».

Красота правит миром

Я могу часами смотреть на некоторые вещи и не казаться самому себе идиотом, притом, надеюсь, что со стороны тоже таким не выгляжу. Ведь многие подолгу разглядывают рыбок в аквариуме, восход и заход солнца и как волнуется море. Но когда мужчина средних лет, задрав голову, внимательно следит за девушкой на открытом балконе, которая, пользуясь безоблачной погодой, вышла позагорать и при этом разлеглась в шезлонге, закинув свои длинные ноги на перила балкона, — ну, что можно про такого человека подумать? С одной стороны, зрелище, конечно, неплохое, сам ее разглядываю в 50-кратный бинокль и наслаждаюсь формами, прекрасным лицом с приклеенной бумажкой на носу и жалею, что не имею специального оборудования для фотографирования красотки на память. А с другой стороны, мужик же не знает, что я давно запал на эту девицу — с тех самых пор, как она здесь поселилась, в доме напротив. Неважно, что я женат. Моя законная супруга — не первая по счету — сейчас находится на работе и до ее прихода, находясь в очередном отпуске, я могу любоваться на кого угодно, в том числе и на стройную девушку. Но вот этот незнакомый приятель, присохший к одному месту и то и дело попадающий в объектив моего оптического прибора, просто измотал нервную систему. Хорошо, что хоть заговорить с ней не пытается, а то тогда пришлось бы принимать превентивные меры до полного уничтожения соперника. И только я хотел тихо окликнуть наглого мужика, как девица сменила позу, но, видимо, не совсем удачно, потому что встала в полный рост, отодвинула шезлонг и неожиданно начала громко разговаривать. Я сразу не сообразил, с кем именно.

— Что это вы, козлы, — повторила Зинаида, имя которой мне стало известно на второй день после ее появления в здешних местах, — на меня уставились?

Я посмотрел по сторонам и кроме мужика под балконом никого не увидел.

— С чего это ты головой завертел, сосед? — поинтересовалась соседка напротив. — Жена-то, видать, еще на работе?

— Вы про мою жену? — притворился я девственником. — Да у меня ее и нет совсем! И зачем так некрасиво обзываться? Козлы какие-то! А вдруг я вам пригожусь?

Подбалконный незнакомец, наверное, насмотревшийся на молодое женское тело в достаточной мере, обернулся в мою сторону и быстро смотался в неизвестном направлении. Мне смотаться сразу было неловко, поэтому пришлось вступить в переговоры:

— Почему вы молчите, Зина? В чем вы меня обвиняете?

Та не отвечала, вытянувшись во весь рост под солнцем. Купальник был тоже привлекателен из-за небольшого количества потраченного на него материала.

— Откуда вы мое имя знаете? — вдруг спросила соседка, слегка убрав из голоса воинственность.

— Да мы здесь всегда всех знаем, — доверительно разъяснил я Зине, — а вы к тому же такая заметная личность!

— Чем же это заметная? — лениво поинтересовалась Зина, разглядывая легкие облака, наползающие на солнце.

— Как будто не знаете!

— Вы не видели меня при всем параде! А сейчас-то… — она махнула пренебрежительно рукой.

— Обижаете, Зина, видел я вас при всем параде, когда вы приехали в первый день, а ваши мальчики вокруг суетились, таская мебель в квартиру. Они всегда так вас слушаются?

Красотка перевела на меня взгляд и спросила:

— В бинокль дашь поглазеть?

— Без вопросов! Когда нужно?

— Да хоть сейчас. Раз ты неженатый, то можем прокатиться на пляж и повеселиться немного…

У меня сердце ушло куда-то вниз. Нельзя было упускать шанс повеселиться с такой красоткой! Ведь всю оставшуюся жизнь буду жалеть… И я спросил дрогнувшим голосом:

— Так я выхожу?

— Естественно! Через полчаса встречаемся у моего «Ауди», — и она ушла с балкона. Ее черная немецкая машина сверкала недалеко на газоне.

Я взглянул на будильник, до возвращения жены оставалось еще не меньше пяти часов, день был будний, вполне возможно, что никто ничего не увидит и ей не доложит о моем рандеву. Несколько минут мне хватило, чтобы собраться, оставшееся время я потратил на всякие пришедшие в голову ослепительные картинки, где лучшая в моей жизни молодая дама проводит со мной время, развлекая себя и меня.

Натянув на нос большие противосолнечные очки и бросив в пакет свой иностранный бинокль, оказавшийся замечательной наживкой, я покинул квартиру. «Ауди» уже был заведен и Зина насмешливо сказала через приспущенное стекло:

— Хороший кавалер не заставляет женщину ждать!

— Кажется, мне удалось прийти на пять минут раньше установленного срока, вы несправедливы! — нагло заявил я, забираясь на переднее сидение с другой стороны.

— Ну-ну! — ответила прелесть здешних мест и резко рванула с места. Скажу прямо, что водила она неважно. Пока мы выбрались за город, нас трижды останавливали работники ДПС, которые как будто специально собрались на этом коротком отрезке в пару километров между городских домов. Обычно их редко встречают в городе, наш город маловат для такого количества дорожных полицейских. И самое интересное заключалось в том, что все они показались мне на одно лицо, как будто одни и те же люди спешили поглазеть на мою спутницу и поболтать с ней. Действительно, ее ни разу не упрекнули за нарушение каких-то пунктов Правил дорожного движения, а просто, остановив и приблизившись к машине, изучали лицо в натуре и на правах, козыряли Зине и мямлили что-то вроде:

— Девушка, осторожнее на поворотах!

На третий раз я, что называется, охренел и, поглядев на своего водителя, спросил:

— Что нужно такого сделать, чтобы гаишники так же ласково и со мной обращались?

Зина небрежно отмахнулась, успевая за рулем подкрасить губы и перемолвиться со мной незначительными фразами. Наконец мы выбрались из города и почти сразу попали на наш самодельный пляж из травы и мелкого песка. Две кабинки сиротливо ожидали наплыва купающихся, но их на было из-за довольно ветреной погоды и начала трудовых будней недели.

— Где бинокль? — спросила Зина, тормознув в начале спланированной под пляж территории.

Я залез в пластиковую сумку и достал уникальный прибор, который выписал через Интернет. Вскрыл упаковку и протянул бинокль Зине. Она осторожно взяла его из моих рук и, боясь выронить, крепко вцепилась в окуляры. Я вынужден был показать ей, как настраивать резкость при изменении расстояния до объекта и другие премудрости. Поняв, что к чему, Зина уверенно начала разглядывать окрестности: речку, лес за речкой, деревню у леса, проезжающие через недалекий мост автомобили.

— А знаешь, неплохой вид открывается! — восторженно проворковала она. — Тебе бинокль очень нужен?

— В каком смысле? — поинтересовался я.

— В прямом! Если ты мне его одолжишь на недельку, а мы с Игорьком попользуемся?

— Это еще с каким Игорьком? — удивился я.

— С моим мужем. Он сейчас в командировке находится, где-то в Африке, помогает коричневым алмазы добывать. На днях должен вернуться, вот мы с ним и осмотрим прилегающие к городу места.

— Как-то нечестно же, Зин! — взмолился я. — Мне, конечно, для тебе ничего не жалко, красивой женщине все отдашь, но… Что я с этого буду иметь?

— А что бы ты хотел? — рассеянно спросила красавица, разглядывая автозаправку, расположенную у дороги за километр от нас.

— Ну… — замялся я. — Даже не знаю…

Зина решительно положила бинокль мне на колени:

— Все ты знаешь! — резко сказала она. — Но я замужняя женщина и не позволю себе ничего лишнего! Ты не смотри, что кольца нет, я его принципиально не ношу, мне нравится, когда козлы-мужики вьются вокруг меня, словно пчелы у открытой банки с медом. Впрочем, если тебя устроит мой поцелуй в щечку, то будем считать, что сделка состоялась!

И чтобы она не успела передумать, я переложил бинокль уже ей на колени и нагнулся за обещанным поцелуем. Он последовал незамедлительно. После чего в полном молчании Зина отвезла меня домой и оставила у подъезда. И хотя отсутствовал я недолго, моя законная уже успела вынести мои вещи к лавочке. На одной сумке была приклеена бумажка с тем же самым популярным словом: «Козел!», а дальше добавлено: «Иди куда глаза глядят, я нашла тебе замену, как и ты мне!». Чтобы уладить все недоразумения, я поднялся на свой этаж и позвонил в квартиру. Сразу выглянул небольшого роста, но крепкий на вид китайчонок и спросил:

— К кому пришла?

— Домой я пришла! — заорал я. — Где моя жена?

— Была жена ваша, стала наша! — пояснил китайчонок и захлопнул дверь.

Вот жизнь! И прожили-то с ней всего полгода! Придется пятую супругу искать, сейчас разведенок много, авось кто-нибудь приютит, некоторые адреса у меня имеются. Собрал я с земли вещи, снял очки и пошел себе восвояси. Как раз мимо знакомой «Ауди». Поглядел наверх и вновь увидел молодое длинноногое тело, принимающее загар на своем балконе. Причем через мой бинокль Зина с удовольствием разглядывала приближающуюся темную грозовую тучу. Но для такой знойной женщины, как Зина, бинокля мне было не жалко! Как-нибудь обойдусь!

Клятва Гиппократа

Мишка Соловьёв грелся на солнышке, оставшись в одних семейных трусах. Он попал на этот дикий пляж случайно — проезжал мимо после посещения больной старушки в деревне Коклюшкино. «Вот интересно, — рассуждал он, лёжа на стареньком ватнике, извлечённом из недр вазовского багажника, — живет некая старушенция в проклятом богом Коклюшкине, а на деревню как раз из-за этого нездорового названия навалились все беды. Мне оставшихся здесь людишек, которым от семидесяти пяти до девяносто лет вряд ли удастся поставить на ноги. Так и будет главврач посылать меня в эту глушь, пока все не перемрут». По пляжу гуляли деревенские гуси, гадили на траву неимоверно, изредка по-своему переговариваясь, и тоже, видимо, про оставшихся в живых своих хозяев. Скорее всего, гуси уже давно ожидали одинокой старости. Где-то вдалеке залаяла собака, но эта точно была из другого селения, поселка, считавшемся на хорошем счету — под названием Божья Коровка. Он стоял рядом с автомобильной трассой, объединяющей два крупных города, и все население из Божьей Коровки ежедневно ездило работать на крупные заводы и фабрики, получали неплохую зарплату, а по выходным дням с большим удовольствием пьянствовали и пели разнообразные песни российских и европейских композиторов. Люди там жили грамотные, у каждого имелся классный мобильный телефон, по которому они с удовольствием поливали друг друга разными нецензурными словами. Обо всем этом Соловьев знал, так как однажды и в этом поселке ему пришлось полечить одну вдовушку, правда, не совсем даже полечить. Та при приезде врача внезапно передумала болеть и дико набросилась на него со словами:

— Извини, сынок, давно уже живу одна и все болезни только от этого! Не поленись хорошо полечить, я тебе много денег дам! — а сама быстро стала раздевать их обоих сразу. Соловьеву удалось в тот раз ускользнуть и остаться девственником, а после того случая в Божью Коровку ездить наотрез отказался, вплоть до увольнения. Тогда главный врач Инга Петровна Захарова обрекла его на окончательное искоренение деревни Коклюшкино.

От больницы до Коклюшкино добираться в грязь было невозможно, поэтому Михаил оставлял свою копейку у того места, до которого еще можно было вручную машину допихать, а дальше шагал ножками, распевая подслушанные в Божьей Коровке песни. Встречные гуси не одобряли заунывного пения Соловьева, сноровистой походкой бежали впереди, помогая себе крыльями, обратно в своё Коклюшкино, отчего Соловьёву ни разу не удалось заблудиться. После окончания мединститута Михаил попал по распределению в такую занюханную больницу, что много раз подумывал с горя повеситься, но так и не решился. Этому еще помогло одно странное обстоятельство: ему удалось неожиданно вылечить старого колченогого Василия Ивановича Дрыча, участника нескольких международных войн и междеревенских схваток. Дрыч имел пятьдесят две медали за боевые заслуги, правда, ни про одну он не смог вспомнил, чем её заслужил. Орденов у него, к сожалению, не было и он частенько из-за этого горевал, даже потихоньку плакал, когда хворал на постели. Жена Праксинья была похоронена у него в саду, и, поправившись, местный Чапаев всегда приносил к надгробью полевые цветы. Чапаевым его с давних пор величали односельчане из-за имени-отчества. Михаил тоже так к нему обращался, когда прибывал по вызову. А в первые дни после приезда из института Соловьёву приходилось чаще всего приезжать по жалобам именно Василия Ивановича. После смерти жены у старика в гостях перебывали все встречающиеся в России болезни, он даже первое время их регистрировал в толстой тетрадке, потом страницы там кончились и он с этим завязал. К тому же молодой Соловьёв, использовав несколько народных рецептов, переданных ему по наследству своей прабабушкой, смог поднять Чапаева на ноги. Нельзя было сказать, что теперь тот смог бы играть в футбол или исполнять прыжки с шестом, но ходить по деревне и выгуливать осатаневших от скуки гусей он вполне мог и даже с удовольствием этим занимался, одновременно навещая хозяев гусей и сообщая в больницу, к кому пора бы уже опять наведываться. То есть Чапаев не оставлял теперь Соловьёва без работы.

Теплый ветерок обдувал тело молодого врача, лежащего голышом близ чистого заросшего камышом пруда, когда на его лицо попала чья-то тень. Михаил быстро сел на фуфайке и стал разглядывать посетившего его человека. Когда глаза «отошли» от ярких солнечных лучей, Соловьёв узнал своего однокурсника Пирогова Дмитрия. Тот стоял рядом, изучая окрестности и потрепанную копейку. На гусей Пирогов внимания не обратил. Ближе к сухой проселочной дороги блестел шикарный черный «Фольксваген».

— Привет, Мишаня! — взволнованно сказал Дмитрий. — Никак не ожидал тебя здесь встретить!

— Да, признаться, и я тебя тоже! — ответил Соловьёв, быстро напяливая дешевую одежонку. — Какими, так сказать, судьбами да в наши края?

Пирогов озадаченно переводил взгляд с Михаила на копейку, на его одежду, на засратое гусями поле.

— Так ты у Инги Захаровой работаешь? — наконец спросил он.

— Конечно! — почему-то развеселился Михаил. — И ты к нам решил переехать? Просто здорово, поможешь мою деревню Коклюшкино поднимать…

— Что за Коклюшкино? — испугался Пирогов. — Ни о каком таком Коклюшкине мы с Ингой не договаривались. Она предложила мне Божью Коровку!

Соловьёв присмотрелся к старому приятелю повнимательнее.

— А как ты вообще в наши края попал? Ведь у тебя свободный диплом был, ты, кажется, к родителям в Самару подался…

Дмитрий поморщился, вспоминая свои неприятности и нехотя ответил:

— Был когда-то свободный! Как раз в Самаре и залечил я одного фраера до смерти, теперь вот отослали в глушь… Не виноват же я был, что тот фраер, хотя по всему виду на богатого крутого смахивал, а никаких лекарств не переносил и после моего второго посещения сковырнулся! Я же ему такое импортное снадобье сыскал, что ожидал значительного поощрения за услуги, а теперь вот… — и Дмитрий огорченно махнул рукой.

Они посидели на капоте Соловьёвской копейки, помолчали. Потом Пирогов спросил:

— А Божья Коровка эта далеко находится? Долго ехать?

— Да нет, несколько километров будет отсюда. Местечко получше будет, чем мое Коклюшкино, так народ хоть с деньгами, поэтому с лекарствами проблем не бывает, аптека в поселке имеется.

У Пирогова перестало быть хмурым лицо, когда он про деньги услышал и, еще раз взглянув на полусерый от старости капот Мишкиной копейки, он предложил:

— А что если мы с тобой скорешимся и всю эту Коровку вылечим? Не задаром, конечно. Я помню твои успехи на поприще медицины, ты бы мне как помощник, сгодился бы!

— Нет-нет! — горячо отказался Соловьёв. — У меня достаточно своих пациентов, они очень ждут от меня помощи. Я же клятву Гиппократа давал!

— Клятва клятвой, — раздумчиво проговорил Пирогов, — но разве ты против побывать на Гаити? Или на средиземноморских пляжах? Ведь при правильной постановке вопроса все решаемо!

Молчком Михаил соскочил с капота, поправил рубашку, залез в машину и уже оттуда ответил бывшему другу:

— Нет, Дима! Я клятву давал! Чапаева на ноги вот поставил, а теперь, кажется, и баба Таня стала поправляться. Их в Коклюшкино-то всего семь человек осталось, года на два работы… Прощай, дружище! — он завел машину и медленно уехал с прибрежного естественного пляжа под громкий гомон гусей.

А Дмитрий Пирогов остался стоять под полуденным солнцем, долго соображая, при чём во всей этой истории оказался герой гражданской войны Василий Иванович Чапаев…

Безвыходных ситуаций не бывает

Лектор приехал в село Петушки поближе к вечеру. Был потрясающе жаркий день, поэтому народ еле собрался и все решили слушать умного человека на улице, в тени сельского клуба. Здесь было несколько рядов лавочек, где расположились жители села, а лектор находился перед ними на небольшом возвышении.

Иван Егорович оказался лысым, низеньким, от него несло махрой почти за десять метров — по ветру, конечно. Директор клуба, суетная молодайка Маша Безденежкина, еще с месяц назад обещала селянам толкового лектора, которого можно было попытать по всяким посторонним вопросам. Обычно в Петушках это считалось интересным занятием, даже игрой: лектор тебе про одно говорит, а ты в конце лекции ему задаешь совсем не по теме вопросы, да еще так запутываешь, что, повеселившись вволю, народ с удовольствием бредет по дороге по домам, перемалывая друг с другом услышанное. Чаще всего основную тему лекции люди перед сном уже забывают.

Лектор прокашлялся и, строго посмотрев на собравшихся, заявил:

— Мы сегодня с вами рассмотрим некоторые вопросы естествознания. Вряд ли кто-то в Петушках или в соседнем поселке Кобели задумывался об устройстве вселенной, о строении солнечной системы, о планетах Марс, Венера, о гиганте Юпитере, о кометах и об астероидах.

Тихо переговаривавшиеся на задних рядах притихли. Безденежкина, сидевшая впереди, видимо не ожидавшая этой темы лекции, сначала протестующее помахала рукой, но потом успокоилась, вспомнив, что такой лектор у них в Петушках впервые.

Между тем Иван Егорович продолжал своим не в меру суровым голосом, так не подходившим его росту и синеватой лысине:

— Вселенная образовалась миллиарды лет назад во время первоначального взрыва сверхплотного вещества. Как все это произошло и почему идет расширение нашей Вселенной — об этом до сих пор спорят теоретики астрофизики. Речь идет о так называемой «космологической проблеме». Но мы вернемся к нашей части Вселенной, где расположено Солнце и планеты солнечной системы. Мы с вами живем на третьей планете от Солнца.

Дальше лектор говорил о кольцах Сатурна, состоящих из мелких обломков одного из бывших спутников, разрушенного из-за неосторожного приближения к планете-гиганту. О поясе астероидов, расположенном между орбитами Марса и Юпитера, откуда часто появляются вблизи Земли опасные куски космической материи в виде комет, метеоров, метеоритов, астероидов. Говорил он и о тех астероидах, которые то и дело приближаются к нашей родной планете и угрожают ее целостности. Он перечислил эти страшные космические объекты-убийцы, заострил внимание на том уроне, который они принесут при столкновении с Землей, когда тучи поднявшейся к небу земли и пепла будут сметать все живое на поверхности, когда жизнь исчезнет и, кто знает, повторится ли она здесь вновь. К тому же от мощного удара крупного астероида Земля вообще может треснуть пополам, либо сместятся полюса, либо еще что-то невозможное произойдет, но никто из людей уже этого не увидит. Все будет пострашнее термоядерной войны!

Круто затормозив в конце лекции, Иван Егорович попросил задать вопросы тем, кто что-нибудь не понял. Но все почему-то молчали. И обычный веселый треп после лекции не получился. Только самый пожилой житель Петушков, сидевший впереди, встал и сказал упавшим голосом:

— Ну, трындец! Спасибо… Вы нас всех здорово успокоили. По крайней мере, не вижу теперь смысла ковыряться в этой земле, следить за здоровьем, за домом, садом, за скотиной. Все одно — помирать! Айда, мужики, самогонку допивать, а то не успеем…

Из жизни Сенчева

У нас здесь случай несколько забавный произошел. Здесь — это на нашем заводе. Мы пленку полиэтиленовую выпускаем: импортные машины из гранул полиэтилена наматывают на бобины пленку любой ширины, толщины и любого веса. А столоваемся мы в бытовом корпусе. Чистенько у нас на заводе, хорошо, всем нравятся порядки, установленные новыми хозяевами из одного знатного российского холдинга. И вот, значит, Юрик Сенчев из операторной спокойно так тоже работал, особо не выделялся. А что ему выделяться? Он у нас крупный мужчина, почти под сто кг, голубоглазый шатен, повязанный семейными узами, двое детей школу заканчивают. В общем, биография — как у меньшей половины мужского населения города. Большая-то половина на пенсии дома штаны зимой протирает, а летом вкалывает на своих садово-огородных участках, чтобы с голодухи дуба не дать. В этой связи вспоминается давняя история:

Однажды два француза к нам ехали и спросили у гида, что это за маленькие домики стоят в полях и что за народ вокруг суетится? Гид — русский переводчик — простодушно объяснил любопытным туристам, что люди на дачных участках выращивают себе овощи и фрукты.

— Ясно, — закивали французы, — нет денег, чтобы купить…

Гиду стало стыдно за свою страну, и он сразу отреагировал:

— Да вы не так перевод поняли. У этих людей просто хобби такое. Очень любят с землей возиться. А денег у них… ну, короче, купаются в деньжищах! — Он подумал чуток и добавил: — В основном у них, конечно, доллары, редко, кто ваши франки берет…

— А-а, хобби? Тогда понятно, — просиял один турист, — не зря говорят русские: привычка — вторая натура. У нас тоже есть хобби. Вот я золотых слоников со всех стран собираю, а мой коллега увлекается полетами, у него — свой спортивный самолет.

Сенчев наш никаким пока хобби не занимался — на работе уставал. Как на пенсию пойдет, то, конечно, работать в саду придется, ему родители несколько соток землицы припасли. И вот Юрик, наш спокойный Юрик, отмочил в перерыве на обед в столовой одну вещь. Понятно, что случайно все вышло, не подумал и слетело с языка: язык мой — враг мой! Когда он попросил, как всегда, половинку тарелки борща, то новая раздатчица, похоже, сразу на него глаз положившая, этак весело между прочим говорит:

— Что-то вы, мужчина, мало кушаете… Не нравится, как мы готовим? У вас дома, видно, такая вкуснятина на столе…

— Конечно! — добродушно ответил Юрик, ставя половинку борща на поднос.

— В гости тогда к вам приду вечерком. Тортик куплю…

И Юрик, даже не врубившись толком, забирая поднос, пошутил:

— Да лучше с коньяком…

И вот вечером у Семчева — звонок в дверь. Все за столом сидели — вся семья борщом ужинала. Юрик пошел открывать, жена — за ним: посмотреть, кто пришел. А пришла наша новенькая из столовой. В одной руке у нее была бутылка коньяка, а в другой — тортик!

Немая сцена… До Юрика дошло, что он влип нещадно.

— Вы, гражданка, к кому? — оттеснив мужа, взяла инициативу в свои руки, его жена. — Может, к соседям?

Оторопело глядя на обоих и вдыхая доносящиеся с кухни запахи борща, молодая женщина пробормотала, как на духу:

— Так к нему я… Сам сказал: приходи с коньяком…

Бедный Сенчев смог только пролепетать:

— Я даже не знаю, как вас звать-то! Пошутил ведь я…

— Да имя-то мое Дарья! — просто ответила гостья. — Я думала, что вы знаете.

Жена Юрика каменным взором уставилась на мужа.

— Так! Ну-ка, все по порядку! — скомандовала она. — Зачем, подлец, ты дал наш адрес этой подруге?

— Да он не давал! — обрадовалась Даша. — Я сама у его приятелей узнала. Сказали, что холостой… Теперь я им что-нибудь в первое подсыплю — из туалета неделю не выйдут! — и она быстренько поскакала по ступенькам вниз к выходу из подъезда.

— Ты думаешь, я поверила хоть одному слову этой шлюхи? — продолжила допрос жена.

И только далеко за полночь, убедившись, что мужская сила Юрика осталась при нем, она простила ему это недоразумение!

Не носите мобильник с собой

В парикмахерскую зашел сутулый, чуть прихрамывающий мужичонка, весь заросший, будто он не стригся полгода. Женщина у кассового аппарата, вынужденная взглянуть на него, оторвавшись от пестрой книжонки, слегка вздрогнула, но виду не подала и кивнула в сторону мужского зала:

— Проходите!

Посетитель снял куртку и зашел в светлый, просторный зал, где было несколько кресел с клиентами, над головами которых трудились мастера парикмахерского искусства, превращая их в художественные произведения. Ну, в общем, обычная российская цирюльня, не отличающаяся от таковой же старого советского образца.

Заняв единственное свободное место, новичок успел бросить взгляд вокруг и оценить труд здешних работниц. Они были разного возраста, по-разному одеты и стригли таких же разных клиентов. Подошедшая розовощекая девица — как говорится: кровь с молоком! — спросила, начав заворачивать его шею лентой и накидкой:

— Как желаете?..

Нужно отметить, что голос у нее был не очень радостный. Понятно: предстояло тяжелая работа по освобождению этой головы от большой массы волос. Поэтому следующий вопрос показался хромому несколько вызывающим:

— Может, только чуть подравнять?

— Нет-нет! Молодежную, какую-нибудь. Ирокез, например, или как там называется…

Парикмахерша Евдокия от этих слов в обморок не упала, жизнь закалила ее, и не такие встряски бывали! Она начала манипулировать ножницами, электробритвой, расческой. Подруги с любопытством поглядывали на происходящее, продолжая колдовать над своими клиентами. Им было искренне жаль Дусю, сейчас Дусе явно не повезло, вокруг нее на полу слой за слоем накапливались полуседые волосы.

Пожалуй, в середине операции по приведению хромого в порядок все обратили внимание, что Дусин клиент мало того, что очень оброс, он еще и страшен, как дьявол: длинные уши, крючковатый нос, белесые глаза на выкате… Под копной нечесаных волос этого не было заметно, зато теперь появлялось наружу. Хотя костюм, да и вообще весь прикид был в целом приличен.

Дуся спешила завершить стрижку, прибраться и пожевать в сторонке банан, но в самый разгар работы загудел вызов мобильного телефона и длинноухий, отстранив голову, вытащил его из кармана:

— Да! Где? Нет, я не шляюсь, — здесь все прекратили работу, прислушиваясь, — нет, родимая, я — в парикмахерской… Стригусь… Почему тихо? А должно быть громко? — Он посмотрел на притихший зал.

Дуся нервно засмеялась. Клиент дико посмотрел на нее и стал быстро говорить в телефон:

— Машуля! Ты меня зря ругаешь, я не у шлюх! Сейчас постригусь и… Как где? В нашей парикмахерской. Здесь вокруг одни парикмахерши, приличные девочки! Зря ты их… Я сейчас попрошу кого-нибудь подтвердить, да, подожди…

Мужичонка посмотрел на ближайшую девочку Дусю и жалобно попросил, протянув мобильник:

— Подтвердите, что я у вас в парикмахерской!

Дуся почему-то испуганно отшатнулась.

— Сотню дам! — взвизгнул клиент и посмотрел на других. Никто не подходил. Из телефона явственно неслось:

— Кобель! Приличные девочки!!! Опять по бабам! Через десять минут не появишься — не пущу домой!!! Слезай быстрее с этой сучки или я ей самой такую стрижку сделаю!…

Дуся быстро отодвинулась еще дальше от опасного клиента.

Неожиданно тот сорвал с себя накидку с обрезанными волосами и опрометью кинулся меж кресел к выходу. Голова его, наполовину остриженная, действительно напоминала сказочного ирокеза былых времен. Таким он и остался в памяти присутствующих навсегда.

Неожиданный Жуков

Мы всегда считали Максимку Жукова из 3-го Б немного свихнутым. То у него папа куда-то пропадает на несколько дней, то старший брат вместо армии очутился в далекой Грузии и очень долго его оттуда не могли вернуть из-за событий в Северной Осетии. С самим Максом тоже бывали непонятные истории, о которых неделями говорили в школе. Хотя он учился в параллельном классе, то есть был нашего возраста, мои одноклассники с Жуковым не дружили, а зачастую давали ему хорошего тумака. Да и как не дать тумака парню, который однажды на перемене уставился в окно и простоял так все десять минут, а на уроке заявил у доски, что видел у дома напротив школы шикарный «Мерседес», из которого вышла Алла Пугачева с Галкиным и свернули в нашенский Салон красоты. И это у нас в занюханном Хрюпорецке! Не слушая учителя, все сбежали с урока смотреть на улицу и, конечно, никакого «Мерседеса» никому не посчастливилось увидеть. В нашем городе кроме двадцать раз перекрашенного «Запорожца», принадлежащего директору школы, других машин отродясь не было. Но новость разнеслась очень быстро, а Макс от своих слов не отказался, даже божился. Здесь ему и врезали по шее достаточно крепко наши Ван и Вась — крепыши, сидящие на Камчатке в моем классе. Удивило всех, что Жуков даже не обиделся, а молча стерпел. Хотя куда ему было деваться, не за папенькой же домой бежать, которого как раз тогда куда-то черти унесли, и не за старшим братом, который из Тбилиси на попутных возвращался.

Хрюпорецк наш насчитывал не более двух тысяч жителей, имел из достопримечательностей только дом престарелых, маленькую церквушку, прилегающее с севера кладбище, да нашу школу, где училось на удивление много народу. Правда, некоторые по два-три года в одном классе науки познавали, да еще с окрестных деревень детишек временами набиралось много. А когда была сильная пурга или трескучие морозы, то школа выглядела просто пустынной, по ней бродили несколько пацанов с ближайших домов и три толстые пестрые кошки из хозблока.

Я закончил учиться вместе с Максимом Жуковым и выпало нам в районном центре поступить вместе на химический завод, производящий всякие вонючие удобрения. Не очень приятная, скажу я вам, работа, но жить-то как-то надо было, что-то родителям на пропитание посылать. С ихней пенсией, которую председатель правительства постоянно и уверенно увеличивает, можно было дать хорошего дуба, а мы старались как-то своих поддерживать, хотя зарплату платили не всегда, однажды даже выдали мешками, заполненными этими погаными удобрениями. Мы долго не знали, что с ними делать, но когда запах под окном общежития сильно усилился и соседи перестали скрывать свои намерения насчет нас, я сходил к одному очень продвинутому городскому деятелю Нодару Гольдфарбу, начинающему в те дни свой малый бизнес с отходами производства. И как ни странно здесь нам с Максом крупно повезло. Деятель откопал древнего профессора из самой Москвы, который примчался, получив образцы нашей случайной зарплаты, плотно запечатанные в целлофановый пакет. Он долго и радостно ходил вокруг кучи удобрений, причем иногда как бы приплясывал. Мы взирали на удивительное зрелище из окна до тех пор, пока профессору не стало дурно и он на эту кучу упал мордой вниз. Поднялся переполох, оказывается за москвичем наблюдали не только мы, но и другие жители, а также пригласивший профессора деятель Гольдфарб. На следующий день ни нашей законной зарплаты, ни веселого профессора, ни самого Гольдфарба мы не увидели. И что самое интересное — с того дня мы их больше вообще никогда не встречали, но перед контактом с основной массой протухших удобрений профессор передал нам с Максом довольно изрядную сумму денег, которая с лихвой компенсировала все наши недомолвки с заводом удобрений. С той поры завод наш стал работать очень прибыльно и зарплату всегда выдавали своевременно.

Но рассказ мой все же не об удобрениях. Пришло время и мы переженились, получили по квартире и частенько заходили друг к другу в гости со своим горячительным и допоздна распевали на все лады песенки про президента и его окружение. Телевидение и Интернет раскрывало нам все шире глаза на обстановку в стране и бывших странах социалистического содружества. Мы, как и все наши соседи, а также работники нашего вонючего предприятия до хрипоты спорили о том, когда было жить лучше: при Сталине или при Ельцине, что хорошего и плохого привнесли в нашу жизнь Чубайс с покойным Гайдаром, спорили о том, в какой последовательности будут меняться в Кремле Путин и Медведев, оставит ли Лукашенко своего младшенького президентом Белоруссии после себя, глубже ли засадит следующий президент Украины Виктора Януковича в тюрягу, то есть переплюнет ли он действия предшественника по отношению к Тимошенко или Янукович успеет слинять в США и получит там американское гражданство. О чем мы только ни спорили в этом далеком от столицы городе. И еще мы время от времени возвращались к новым чудачествам нашего Максима Жукова. Давно закончились школьные годы, а у Макса время от времени повторялись инциденты, которые всегда были неожиданными и приводили в величайшее изумление наш районный центр.

Ярким летним утром мы вдвоем шли по центральной улице к заводу, смена была последней на этой неделе, предполагалась в субботу легкая прогулка наших семей на речку с изготовлением шашлыков и истреблением некоторого количества спиртосодержащих изделий. Короче, мы предвкушали насыщенный славными событиями следующий день, но не забывали и о том, что сегодня еще необходимо изрядно потрудиться во славу нашего городского гадюшника. Затем около часа смывать его отвратительные запахи в заводской душевой, а уже после тихой походкой пойти домой, по дороге налиться чешским пивом «Козел» и купить запасы всякой всячины для завтрашних событий. Однако, событие произошло совсем иного рода. После смены Макс исчез. Никто из ребят не смог мне подсказать, в каком направлении он испарился, и я пошел домой один весьма опечаленный. Дома Жуков появился только в двенадцатом часу ночи, причем на лбу имел приличный фонарь, а одежда была настолько грязной и местами порванной, что ни мне, ни жене Макса не хватило духу сообщить ему все, что о нем думаем. Я позвал свою супругу Клаву и мы вчетвером уселись на кухне у Жуковых, глаза наши были обращены к Максиму, но он долго молчал. Пока я не стукнул кулаком по столу и не крикнул:

— Рассказывай, в рот сики усики! А то мы сейчас покинем тебя и это будет навсегда, — надо отметить, что подобные выражения чаще всего производили на Макса желаемый эффект, он как-то терялся и раскрывался полностью. Конечно, мы ему никогда не верили, а жена Луша просто напросто принимала свои личные меры перевоспитания фантазера — мужа, например, оставляла его без вкушения радостей своего пышного тела минимум на неделю, либо заставляла Макса спать на балконе, закрыв ночью шпингалеты, отчего ему приходилось справлять малую нужду ночью непосредственно с пятого этажа, на что весь дом уже давно не удивлялся, знали люди, что хозяин верхней квартиры вновь попал в непонятную историю.

— Опять ведь не поверите! — наконец выдохнул Жуков, переводя взгляд с меня на Лушу. Всегда добрая Клава, сочувственно покивала и попросила:

— Ничего! Поверим или нет, говори, открой душу…

Ну, в общем-то ничего необыкновенного на сей раз не произошло. Просто прямо из цеха, где Макс синтезировал самые пахучие компоненты удобрений, его похитили инопланетяне. У нас на Земле это в порядке вещей, мы даже не удивились.

— Страшные были? — поинтересовался я. — Или так себе?

Макс на меня зачумленно посмотрел и промолчал. Женщины меж тем сразу начали вспоминать, когда и сколько человек уволокли инопланетяне в Америке в прошлом году и скольким удалось вернуться. Далее Макс уже более нормальным голосом рассказал, как он очутился в компании зеленых человечков в летающей тарелке, как его пытались анализировать и как ему удалось сбежать. Обычная история. Кто такое не слышал?

Вот месяцем раньше Максу удалось внезапно побывать на Кубе и встретиться с очень уже плохим Фиделем Кастро. Такое, насколько я слышал, удалось только ему одному. Фидель передал нам всем большой коммунистический привет и бутылку кубинского рома. Отсутствовал в тот день Жуков более полусуток. Луша вся извелась и то и дело прибегала к нам жаловаться на непутевого мужа и мы ее каждый раз утешали. Поэтому во время появления мужа Луша уже ничему не удивлялась, поскольку была изрядно навеселе. На следующий день мы вчетвером искушали ром Фиделя и все помирились.

А еще годом раньше наш неповторимый приятель побывал на Совете Федерации, когда его вела Матвиенко. От впечатлений того дня Макс был вынужден взять больничный и очень долго переживал за будущее России. Чем его там перепугали — только богу известно, нам он пересказать побоялся. Интересно, что некоторые его вояжи заканчивались совсем неожиданно, хотя непонятно, каким образом он мог повлиять на события в стране и в мире. Так после одного исчезновения Жукова был отправлен в отставку губернатор нашего края и через неделю на него завели уголовное дело за крупную взятку (ну сейчас это с губернаторами в порядке вещей, удивляться тоже нечему!), а в другой раз также неожиданно помер олигарх Березовский. Я даже вел специальную тетрадочку, где отмечал похождения нашего героя и проводил аналогии с параллельными событиями. Совершенно мне непонятно, повлияла ли отлучка Макса в дни кризиса на Корейском полуострове. Был — по его словам, конечно, — Макс на приеме у японского императора, который явно испугался желания северокорейского лидера сбросить ядерную бомбу на Токио. Однако, после возвращения Жукова к своим удобрениям, корейцы в Пхеньяне занялись срочной подготовкой к посевной, побросав оружие.

Самое страшное испытание выпало на нашу долю в последние дни, потому что Максим Жуков после дневного исчезновения два дня назад признался, что встречался с потомками марсиан на Луне в каком-то кратере миллионы лет погасшего вулкана, и они ему показали на атласе Солнечной системы необозначенный пока земными астрономами астероид диаметром пятьдесят пять километров, который летит по орбите, пересекающейся с орбитой нашей голубой планеты, к которой я как-то уже очень привык…

Вы Онищенко знаете?

Ровно в семнадцать я вышел из кабинета. Как и положено вышел — в это время на предприятии заканчивается рабочий день. Обычно позже меня уже никто не задерживается, так что иду до проходной один, сажусь в свою двенашку и дую до дома. Это — обычно. Но не сегодня…

Сейчас много расплодилось собак. Да и кошек тоже. Это говорит о терпимости жителей города, завода, об их любви к братьям нашим меньшим. Подкармливают собак, приносят пищу из дома, из столовой. Собаки бегут за людьми, надеясь еще пожевать — в прок.

Вышел я из административного корпуса, слышу собачьи визги. Кто же вас так пытает, думаю. Заворачиваю к асфальтовой дорожке, ведущей между корпусами цехов завода к проходной, вижу — разбегаются собаки от ближайшего сварочного поста, десятка два примерно. Разбежались и почему-то сразу успокоились. На меня выжидательно так смотрят. Ну, как люди почти. И только одна светлая тварь, вижу, зацепилась правой передней лапкой за кусок металлолома и стонет, оторваться не может, полувисит, как на дыбе. Чувствует свое незавидное положение и готовится к самому худшему — к голодной смерти. Сородичи погавкали рядом, да и разбежались, помочь не в состоянии, да и поесть, ведь, не смогут принести! Жалко собачку мне стало, видно было, как мучается она от боли. Никого вокруг уже нет, по домам рабочий люд уже разошелся, пришлось без свидетелей одному помощь оказывать.

Подхожу потихоньку к пострадавшей. Она поняла, что помочь хочу, перестала стонать и тихо ждала меня, оглядывая печальными собачьими глазами. Было животное небольшим, может, пять — шесть кг, не больше. Быстро приподнял ее, одновременно выдирая лапу из защемления между железяками и отбрасывая собачку от себя в сторону. Конечно, она, подлая, ухитрилась куснуть меня на прощание в левую руку. Наверное, машинально получилось, реакция у нее такая на боль. Прокусила ладонь не сильно, но чувствительно, из ранки сразу побежала кровь.

— Ну, ты и сволочь! Какая неблагодарная… — крикнул я ей вдогонку и пошел в здравпункт, благо он на первом этаже у нас в корпусе расположен.

Фельдшер увидела кровь, послушала рассказ и, обработав рану перекисью водорода и перевязав ее, послала меня в приемный покой больницы:

— С укусами шутить нельзя, обязательно пусть прививку от бешенства сделают.

— А что будет-то? — спрашиваю.

— От бешенства умирают… — обрадовала меня медичка на прощание.

Делать нечего. Еду в приемный покой с направлением из здравпункта, жду, когда врач освободится. Уже сильно начинаю жалеть, что решился помочь бедной собачке, твари божьей.

Медсестра пригласила минут через пятнадцать. Дежурный врач — мужчина средних лет, чуть полноватый — как только услышал об укусе, разразился пространной тирадой о том, что хуже ситуации не придумаешь, самая паршивая вещь заниматься с укушенными.

— Здесь столько бумаг — заполнять замучаешься!.. — недовольно проворчал он и подовинул к себе какой-то бланк. — Снимайте повязку!

Медсестра сняла бинт, ранка уже не кровоточила, но врач, приблизившись и осмотрев руку, расстроился вконец:

— К тому же укус — в палец! Это самое опасное.

— Ну, в какой палец? — показываю я. — Здесь, на пальце — только царапина, немного прокусила ладонь…

— Царапина и укус — одно и то же! — отмахнулся врач и снова сел составлять документы. — Собака — то хоть знакомая?

— Нет, первый раз встретились! — сыронизировал я.

— Укус в палец, незнакомая собака… Я должен положить вас в палату и влить десять кубиков гаммаглобулина, будете десять дней лежать под наблюдением, принимать уколы вакцины против бешенства. Не менее десяти уколов.

— Неужели все так печально? — поинтересовался я. — У нас в городе часто умирают от бешенства?

— В городе случаев не было, но по области имели место.

— Может, я зря обратился? Не буду я никаких прививок делать!

— Это ваше право. Распишитесь вот здесь, что отказываетесь от лечения и мы с вами расстанемся. А вдруг не простая собачка, а? — Он подумал немного и предложил — Конечно, есть один хороший выход, хотя будет стоить определенной суммы. Нужно найти настоящего опытного ветеринара с лицензией, привезти его к этой собаке, чтобы он ее хотя бы издали осмотрел и дал письменное заключение, что она не бешеная, ветеринар по ее поведению это сразу поймет. Правда, это не все. Через десять дней нужно будет опять этому ветеринару ту же собаку показать, чтобы он убедился, что она жива, бешеная собака десять дней не протянет. Вот тогда — то по справке ветеринара мы вам уколы отменим!

Я приуныл, представляя, как ищу ветеринара, да еще с лицензией, как потом мы вместе с ним ищем на заводе эту бедную пострадавшую собачку, да еще раз потом ищем. А собак у нас по заводу бегает много. Да и не всякий ветеринар захочет, подумал я, этой проблемой заниматься. Ни за какие коврижки.

— Да вроде не похоже она на бешеную… — неуверенно пробормотал я.

— Могла притворяться! — парировал врач и послал меня с медсестрой делать прививку. — А через три дня возьмете вот эти подготовленные документы в регистратуре поликлиники, запишетесь к травматологу и продолжите лечение.

В пятницу, по прошествии указанных трех дней, иду в поликлинику, находят мои документы из приемного покоя, с ними появляюсь у травматолога. Он прочитал, посмотрел на мою руку, сразу достал какой-то лист казенной бумаги, помахал перед моим лицом и тоном хорошего лектора стал рассказывать:

— Теперь у вас есть две возможности в жизни. Вот это инструкция об укусах, утвержденная самим Главным санитарным врачом России Онищенко. Знаете Онищенко?

— Да кто же его не знает! И ножки Буша запрещал и молоко белорусское…

— Так вот, первая возможность у вас заключается в том, что вам будут вводить вакцину от бешенства, которую выпускают только на Украине из некачественных ингредиентов. Сам механизм ввода этой вакцины представляет собой прививку человеку слабых признаков бешенства. Всего необходимо сделать десять таких уколов. Приняв уколы от бешенства, вы не должны будете в течение года пить ничего, кроме минеральной воды, ни в коем случае не мочить места уколов, соблюдать специальный режим питания и постоянно показываться врачу. Вторая возможность у вас заключается в том, что вы не делаете никаких прививок, так как у нас в районе бешенства, слава богу, нет, — он постучал костяшками пальцев по столешнице, — а укушенных у нас ежедневно человек по сорок и еще никому не похужело. — Здесь он опять постучал по столу.

Я сразу спросил, где нужно расписаться, расписался и сейчас жду окончания инкубационного периода.

Два рыбака

Петр Крикунов тихо сидел на походной табуреточке, держа в правой руке удилище, конец которого, как всегда, опирался на рогатину в метре от берега пруда. Раннее утро прошло, было уже ближе к девяти часам и рано вставшего Петра смаривал сладкий полудрем. Ему нравилось это местечко: и от родной деревни недалеко, и живописные поросшие лозинками места крупного естественного водоема приманивали всех рыбаков в округе наличием самой разной подводной дичи. Были, конечно, дни, когда рыба клевала неважнецки, но сегодняшний день она, можно сказать, просто обнаглела — за три часа только две слабые попытки поплавка погрузиться в воду, но — увы! — безрезультатные. Уходить домой в такой дивный солнечный день не хотелось, к тому же жена Варвара уже третий день с Петром не разговаривала. Причина размолвки была настолько дурацкой, что Крикунов почти о ней совсем забыл и несколько раз вчера нечаянно заговаривал с супругой, но, к сожалению, бесполезно. И сейчас, глядя на тихую поверхность широкого пруда, ему не сильно хотелось возвращаться. К тому же половина бутылки самогона, лично изготовленного Петром для рыбных дней, еще была не израсходована и изредка он прикладывался к горлышку для повторения вкусовых ощущений. Естественно возникла ситуация для усиления желания подремать. Глаза закрывались, поплавок двоился, вовсю поднявшееся из-за горизонта солнышко сильно мешало зрению.

Проходившая в этот момент мимо окончательно задремавшего рыбака бабка Дуся не могла не воспользоваться ситуацией. Она ею и воспользовалась, подобравшись поближе и громко крикнув прямо в ухо Петра простое слово:

— Клюет! — Сразу же, чтобы не схлопотать по уху, бабка, не долюблившая шастающего в их края Крикунова и знавшая, что он в ответ питает те же к ней чувства, отскочила в сторону подальше и с удовольствием смотрела, как Петр испуганно вскочил и дернул из пруда удочку. Леска натянулась и с большим трудом ему удалось вытащить на берег огромного карася. Таких рыбин он здесь не ловил, поэтому с удивлением взирал на улов и оглядывался на спугнувшую его бабку Дусю.

— Ты что здесь над ухом орешь? — неприязненно проговорил Петр, пряча карася в свою сумку, решив, что рыбалка на сегодня закончилась.

Но не так посчитала гостья. Она неожиданно решила, что нечестно прятать добычу, которую рыбак не заслужил.

— Эй, Петь! — начала она. — А чтой-то ты рыбу спрятал? Ты бы ее разве поймал, пройди я молча?

— Ты что хочешь сказать, старая вобла? — удивился Крикунов.

— Рыбу отдавай, вот что! — решительно шагнула к нему бабка. — Ты же не ловил, а спал на табуретке, я хорошо видела! И когда карась клюнул, я тебе скомандовала дергать!

— Командир, едрить ее, нашелся! — отмахнулся Петр. — Иди отсюда куда подальше!

— Отдавай моего карася, и я пойду! — не уходила бабка Дуся, подступая к чужой сумке, где трепыхался не меньше, чем полуторакилограммовый улов.

— Да отстань ты от меня! — вновь махнул рукой Петр. — Чего пристала? Делать нечего?

— Почему нечего? Сегодня выходной день и мне повезло, что такую рыбку подцепила! А ты как хотел: чтобы рыба к тебе сама на крючок цеплялась? Так не бывает! Учти, не отдашь карася — подам на тебя в суд! Здесь и свидетель происшедшего есть!

— Какой свидетель? Что ты мелешь? — начало доходить до нашего героя.

Он и впрямь увидел сидевшего невдалеке на поваленном дереве местного парнишку, которого видел очень редко, но знал, что у него не все дома, короче немного ненормальным был пацан. Похоже, что на суде, если Дуська его затеет, свидетель окажет ей полную поддержку. Постоял немного Крикунов, подумал и молча вынул рыбину из сумки. «Авось не обеднею!» — подумал он и, взобравшись на велосипед, поехал к своей Варваре мириться.

По следам своей памяти

В детском саду №1 в городе Шепотня недавно случился переполох. Вроде бы день начинался спокойно, детишки своевременно просились на горшочек, без особого шума лопали манную кашку, играли в разные игрушки, что принесли их родители по причине отсутствия дома места для хранения всякой ерунды, заведующая садом по очереди вызывала в кабинет воспитательниц для пустяшных нравоучений, а воспитательницы между собой клялись отравить эту старую дуру, выжившую из ума и надоевшую им до чертиков. В общем, день был обычный, ничем от остальных дней не отличался, к тому же приближался тихий час, когда ребятишки заканчивали свои мелкие пакости против взрослых и вскоре должны были забраться в кроватки и заснуть крепким сном. Воспитательницы готовились немного отдохнуть и от детей и от своей мымры заведующей, которая на это время обычно сматывалась домой к своему молодому мужу, она ежедневно проверяла, не слинял ли он в ее отсутствие на другой адресок.

И вот в это самое время за окошком старого здания первого в городишке детского сада прозвучал автомобильный сигнал, да так близко, что сразу стало ясно, что источник сигнала находился во дворе садика, хотя кроме продуктовой машины внутрь территории никто никогда не заезжал: строгие дорожные знаки этому препятствовали, а в Шепотне жили только строгие блюстители правил дорожного движения. За детьми родители либо приходили пешком, либо оставляли машину за пределами огороженной территории. В этот же день некто по наглому открыл ворота и подъехал к самому корпусу. Все, включая воспитательниц и малышни кинулись к окнам, чтобы полюбоваться на негодяя и посмотреть спектакль, который учинит заведующая на улице.

И все вначале шло по расписанию. Лариса Дмитриевна, схватив свой костылик, выскочила из кабинета и бросилась к выходной двери для экзекуции водителя синей иномарки. Выскочив на крыльцо, она поправила на переносице очки и грозно вперила зловещий, ничего хорошего не предвещающий взгляд в четырех вышедших из машины мужчин. Один был щупленький, хиленький, похоже мало ел и совсем не занимался спортом, особенно тяжелой атлетикой. Зато трое остальных прямо таки были налиты свинцом, морды у них лоснились и чуть ли не лопались. И ростом они не уступали баскетболистам сборной небольшой страны. Щупленький шел к крыльцу впереди, а троица его сопровождала.

— Кто вы такие и как посмели нарушить покой наших детей? — спросила с повышенным тоном в голосе заведующая и приготовилась выслушать торопливые извинения. Чтобы затем над ними поиздеваться и проводить незваных гостей с территории своей вотчины.

— Тетя Лора? Это никак вы! — проговорил в восторге дефективный пришелец и распахнул руки для объятий. Заведующая не сдвинулась с места, это был кремень, а не человек!

— Какая я вам тетя?! — воскликнула она. — Пошли прочь от детского садика! А то я буду вынуждена пригласить сюда полицию!

— Тетя Лора! — опять пропел предводитель компании. — Конечно, это вы! Только вы можете так сурово общаться с любимыми своими воспитанниками!

Лариса Дмитриевна вгляделась в прибывших повнимательнее. Потом спросила немного сбавив тон:

— Это ты что ли, Артёмчик? Фомин?

— Ура-а-а! — воскликнул щупленький и повернулся к остальным. — Я же говорил, что она меня узнает! Конечно это я, ваш воспитанник Артём Фомин, самый драчливый в группе семидесятого года.

Баскетболисты, державшиеся несколько позади, сдержанно ухмылялись.

— А чего ты здесь потерял? — несколько растерянно спросила Лариса Дмитриевна и подняв свой костыль, уперла его в грудь Фомина.

— То есть как это что потерял? — удивился тот. — Я же все сорок лет мечтал вновь побывать в своем садике, повидаться с вами. А это, — он показал на сопровождавших, — мои телохранители! Мы здесь, чтобы засвидетельствовать, так сказать, свое почтение одному из мест, где я рос и набирался ума.

— И кто же ты теперь? — строго спросила хозяйка заведения. — Здоровяки, понятно, холуи твои, жопу твою берегут, а сам-то ты кем служишь?

Телохранители совсем не обиделись на слова Ларисы Дмитриевны, они, видимо, привыкли ко всякому обращению, это было не самое обидное. Артём Фомин тем временем полуобнял свою бывшую воспитательницу и представился:

— А служу я сейчас в «Роснефти», дорогая тетя Лора, в Совете директоров состою. Одновременно в Росссийской Думе заседаю. Теперь рассказывайте, как вы тут живете, чем детишек кормите.

Почти силком он втянул заведующую внутрь здания и закрыл дверь, отчего баскетболисты, оставшиеся одни на улице, стали выглядеть немного растерянно.

— Давайте, показывайте! — начал командовать парламентарий, оглядывая находившихся здесь детей и взрослых. Он пошел впереди, заглянул в столовую, в коридор, где были два туалета и ванная. — Да, ничего существенного не изменилось! — провозгласил Фомин после краткого осмотра. Дети и воспитательницы смотрели на него молча, сгруппировавшись вдоль стены у окон. Только тетя Лора по прежнему казалась суровой и недоверчиво спросила:

— Ты серьезно все помнишь? Или, как всегда, притворяешься?

— Как я могу не помнить? И угол этот ежедневный, куда вы меня за драки ставили, и разбитый унитаз перед Новым годом, за ремонт которого моей маме пришлось отдать кучу денег, и прежнюю заведующую Евдокию Павловну…

Фомин был ростом почти на голову ниже бывшей воспитательницы и смотрел на нее немного снизу вверх. Со стороны все это казалось забавным. И если бы не лбы за входной дверью, Лариса Дмитриевна поставила бы бизнесмена на место значительно раньше. Но время уже пришло и ей ничего не оставалось, как пойти в атаку:

— Если ты так о саде помнишь, Артём, да еще такие должности занимаешь, то хотя бы спросил, нуждаемся ли мы в чем-нибудь.

— А что? Нуждаетесь? — действительно поинтересовался Фомин, глаза его повлажнели. — Завтра же целенаправленно переведу на счет сада пару сотен тысяч, что-то приобретете, детей порадуете. А теперь проводите меня, спешу в Москву, завтра заседание Думы.

Они вышли, тетя Лора проводила забияку Фомина до машины, прибывшие погрузились в иномарку и выехали с территории. Заведующая лично затворила ворота и возвращалась мимо окон очень задумчивая. Войдя внутрь она скомандовала, прежде, чем войти в свой кабинет:

— Всем спать! — и дети кинулись по своим кроваткам. А воспитательницы собрались в кружок у игрового стола для обсуждения этого нерядового события.

Переполох

Клавдия сидела за облепленным мухами столом и, грызя карандаш, с усилием придумывала меню. Работая завпроизводством рабочей столовой №3, она частенько так проводила время. Все ее товарки по другим столовым друг перед другом сочиняли самые непотребные меню, чтобы было, чем потом похвастаться. Ведь чем чуднее меню придумать, тем меньше съедят, а домой можно будет принести побольше корма для родной домашней скотинки. Включают, например, последнее время в меню кефир с компотом и кислым творогом. Прекрасное сочетание, особенно, если добавить маленький свежий огурчик! Почти никто из трудяг завода такое сочетание не выдерживает, что-нибудь обязательно оставит нетронутым. Это ноу хау Зойка из столовой №5 придумала, ей бы премию за рационализаторство выписать! Поросята дома кефирчик прямо обожают.

У Клавдии с Зойкой, правда, год назад производственный конфликт вышел. Очень уж она шустрая, эта Зойка! Звонит однажды и говорит:

— Что это ты, Клавка, такое придумала? Вчера из тухлого мяса котлеты сготовила! Мой Коленька в твоих цехах работает, к вечеру чуть душу богу не отдал. Еле коньяком отпоила. Совесть надо иметь!

«Вот ведь лярва! Она считает, что я ее хахалю отдельно готовить в своей столовке стану!»

Еще чего! И не тухлое мясо было, совсем не тухлое, только слегонька попахивало. Иван Григорьевич с мясокомбината предложил за полцены тушку взять, не пропадать же добру. Если тебя к тому же хорошо отблагодарили… И ведь кроме Зойкиного мужика никто не пожаловался! Правда, рассказывали, очередь у туалета в тот день появлялась, но через сутки уже рассосалась. А в здравпункт никто не приходил, не лечился, Клавдия через третьих лиц проверяла. Захотелось, видать, Кольке хорошего винца попить, этого добра у Зойки предостаточно: она и покупает и сама гонит, настаивает на травах.

Тренькнул звонок усаженного мухами телефона. Клавдия поглядела на часы. Кто это в такую рань, еще семи утра нет?

— Это столовая №3? — голос мужской, уверенный.

— Да. Вам кого?

— Да никого… Я предупредить просто. Директор наш, Григорий Павлович Защепкин, решил сегодня у вас пообедать. Чудить что-то начал после совета директоров. Вы там подсуетитесь, мало ли что…

— Как? Что??? — охнула Клавдия. — Зачем он к нам? Ведь есть столовка в заводоуправлении. И кабинет при ней отдельный для начальства. Я там была, там хорошо, И приготовят там ему отдельно…

— Да я-то при чем, голубушка? Это ведь он сам решил, так сказать, инкогнито пообедать с рабочими вместе — по их талонам. Хочу, говорит, посмотреть на аппетит у наших акционеров, как там их кормят. Я ему говорю… — здесь на другом конце провода что-то щелкнуло и разговор прервался.

Клавдия ошалело глянула на замолчавшую трубку телефона в руке и заметила, что вся дрожит. Задрожишь тут, подумала она и хотела расплакаться. Но затем решила, что времени терять нельзя. Она быстро нашла заведующую столовой Машу Полыхалову, пересказала ей разговор. Маша оказалась слабее, сразу отключилась в обморок и упала, сломав табуретку. Весу-то в ней как-никак за полтораста кило! Ясно, что поднялся переполох, сбежались все девчонки, вызвали со здравпункта медсестру, привели Машу в чувство совместными усилиями, уложили удобно на полу, накачали уколами, накормили таблетками, отчего та вновь отключилась и для принятия решительных мер абсолютно не годилась. Пришлось ее здесь — на полу — и оставить.

Клавдия начала действовать самостоятельно.

— Девчонки! — обратилась она к персоналу столовой. — У нас сегодня решил отобедать генеральный директор. Меня, слава богу, какая-то добрая душа предупредила. Если приготовите свою обычную безвкусную преснятину — все сделаю, чтобы эту специалистку, кто тому поспособствовал, сгноить! Мне неохота, чтобы меня выгнали, мне моя работа нравится. К тому же на другую я и не училась! Обед сегодня должен быть на все сто! Чтобы на тарелках люди ничего не оставляли! Скотинка ваша сегодня отдохнет от жирной и здоровой пищи.

— Да как же так, Клаш! — воскликнула повар Лариса Кудрина, — У нас одна гнилая морковка осталась и лук кончился. Да и про мясо нельзя сказать, что оно первой свежести! Только картошки много.

— Что-о? Морковь только на прошлой неделе завезли! Опять на сок внучатам уволокли? — от неголования Клавдия раскраснелась и почувствовала, что и у нее давление на пределе. — Марш за продуктами! Где хотите берите, хоть домой бежите, хоть в магазин, но обед сегодня у нас будет такой, что…

Здесь она продолжать не смогла, так как сообразила, что никакой такой необыкновенный обед из того полугнилья, что лежит в холодильнике и в подсобке, изготовить нельзя. Она быстро придумала достаточно хороший на ее взгляд перечень блюд, обсосала с поварами все тонкости и стала приводить свой план в действие.

Кто-то пошел домой, что-то привезли по аварийному запросу из мясокомбината, залезли в НЗ. Работницы столовой старались, будто каждая готовилась к своему дню рождения. И обед, конечно, получился на славу. У нас все могут, если захотят. Услышав про вкусный обед, в столовую №3 прибежали даже с другого производства, из заводоуправления пришли покушать инженеры некоторых отделов. Хотя директора никто не повстречал, посчитали, что он мог присылать своего представителя.

Ближе к концу обеденного перерыва в ближайшей к столовой №3 курилке слесарь из инструментальной мастерской Василий Петров говорил своему напарнику, задумчиво пуская дым к потолку:

— Эх, Колюха! Давненько мы с тобой так не обедали в нашей столовке. Конечно, если завтра про директора опять позвонить — не поверят! Не глупый же он — каждый день в одну рабочую столовую ходить, желудок ведь попортить можно. Нужно, наверное, в столовую №5 звякнуть. Дойдем туда, не так уж и далеко. А то Зойка твоя, говорят, тоже обнаглела, осклизлую капусту за салат выдает.

— Можно и к Зойке, — откликнулся Колюха, ковыряя в зубах, — к тому же я с ней вчерась сильно поцапался и вещи собрал!

Найти работу

Когда Антон встретил здесь этого господина в первый раз, он не особенно удивился. Красивые места: лес рядом, в лесу — ягоды, грибы, а на самой поляне было по русскому просторно, трава по пояс. Вид у прибывшего не особенно отличался от обычного городского, одет он был в светлый костюм, было видно, что в такой цивильной одежде ему не совсем удобно ходить по зеленой траве. Если бы он пришел сюда утром, то обувь и брюки стали бы сразу мокрыми, неопрятными.

Во второй раз Антон повстречал незнакомца через день. На окраине поляны расположилась иномарка-кроссовер, в пяти метрах уже стояла натянутая палатка из современных моделей: красивого дизайна, цветная и, видимо, просторная внутри. Около палатки над небольшим костром висел обычный котелок и из него поднимался к верху легкий пар.

Поскольку любопытство Антона возрастало с течением времени — ну как же: человек практически ничего не делает, сидит на одном месте, как какой-нибудь сторож, а зарплату где-то наверняка получает! — он решился в один прекрасный солнечный день выяснить все до конца. Может, помощь нужна? Хорошая ведь работа — ничего не делать, да еще на природе!

Когда в очередной раз ему пришлось проезжать мимо, направляясь в Новосельцево на ферму друга, Антон притормозил у края просторной лужайки, вышел из своей видавшей виды потрепанной «копейки» и направился к палатке. В паре сотен метров начинался прекрасный сосновый лес, запах потухающего костра контрастировал с запахом летних луговых цветов. Незнакомец сидел на раскладном стульчике и читал небольшую книгу, похоже, что детектив. Антон остановился в двух метрах, не зная, что спросить в первую очередь, чувствуя на себе внимательный изучающий взгляд незнакомца, иногда поглядывавшего вокруг. Потом тот спросил:

— У вас ко мне какое-то дело?

— Мне, право, несколько неловко говорить… Но настолько необычно видеть в голом поле человека без работы в общем понимании этого слова, что захотелось уточнить все-таки, чем вы занимаетесь?

— Как вы отнесетесь к такому ответу: основная моя цель — съэкономить средства Российской академии наук. Но давайте сначала познакомимся. Я частенько вас вижу проезжающим мимо и понимаю, что сам-то выгляжу со стороны несколько странно. Фамилия моя — Сердюков Василий Васильевич. Наша охранная институтская служба уже доложила мне, что вы мной заинтересовались, так что ваши данные у меня записаны. Антон Григорьев, так?

У Антона просто челюсть отвисла. Еще бы: его вычислили, как в шпионском романе.

— О вас наведены подробные справки, — продолжил Сердюков, — и решено не делать для вас тайны в нашем деле. Ну, во-первых, вы надежный человек, умеющий держать язык за зубами, а во-вторых, вы нам можете пригодиться. Так вот, о моей непосредственной работе: я здесь выбрал пост для встречи инопланетян.

— Сюда инопланетяне должны заявиться? — удивился Антон.

— Трудно сказать, появятся ли они или нет, но, учитывая большое количество обращений граждан нашей страны и жителей других стран по поводу разных похищений землян для всяких опытов, разные встречи с инопланетянами президентов и других официальных лиц, о чем неоднократно писалось в прессе и показывалось по телевизору, в Академии наук было решено основать несколько постов в подходящих местах, где легко могла бы приземлиться тарелка пришельцев. Сами посудите, американцы вывели на орбиту вокруг Земли телескопы «Хабл» и несколько других, ищут планеты, где есть подходящие условия для возникновения разумной жизни. А у нас средств таких нет, мы избрали способ попроще. Сядут инопланетяне, выйдут из тарелки, а мы у них и спросим, где они живут, на какой планете, где еще они встречали разумную жизнь? И безопасно, и малозатратно, и приятно на воздухе побыть. Зарплату платят, дежурить будем с моим напарником по очереди, сейчас он — в очередном отпуске. И вас можем использовать, если согласитесь.

— Соглашусь! — сразу сказал Антон. — У нас на заводе, как везде сейчас, проблемы с работой: сырья не хватает, продукция реализуется слабо, понемногу сокращение идет. Давно уже ищу, куда бы пристроиться. Пока вот к другу наведываюсь. У него — ферма коров, дело новое, если пойдет — он обещал взять меня на дойку молока.

— Ну что же, это тоже хорошая работа, — одобрил Василий Васильевич, — но если там не получится, то можете и у нас поработать, думаю, здесь работы хватит на многие годы. Не помню случаев, чтобы тарелки то и дело приземлялись. Это очень редкое явление и ждать придется, видимо, довольно долго. Полторы тысячи долларов все-таки на дороге не валяются!

Антон переспросил:

— Полторы тысячи долларов за нахождение в карауле на этом посту? Вся работа заключается в ожидании приземления гипотетической тарелки?

— Может и гипотетической! — легко согласился Сердюков. — Но вдруг приземлится? И сколько мы средств сбережем тогда для нашей страны, не растрачивая их на проектирование и постройку околоземных космических станций с телескопами и без них?

Антон и сам смотрел эти передачи про людей, которые заявляли, что над ними проводили опыты на тарелках в космосе, а затем отпускали домой. Всегда было ощущение после таких передач, что интервью брали у каких-то ненормальных, которые все придумали, чтобы хоть на этом заработать. Ни одной приятной на вид женщины в этих передачах не встречалось, похоже, красавиц пришельцы не трогали, боялись их что ли? Мужиков в этих передачах было значительно меньше. Для себя Антон просто объяснял это тем, что мужчины сами по себе значительно менее способны на всякие беспочвенные фантазии. С другой стороны, если деньги так легко раздаются только за проживание на свежем воздухе, то лично его разубеждать не стоило, срочно нужно было увольняться с прежнего места работы и переходить на дармовщину в порядочный институт!

Так он и сделал. Перестал ездить к своему другу на ферму, перешел работать в НИИ «Космос». Уже как-то по осени Антон дремал у слабого костерка после хорошего обеда и почувствовал, что он не один. «Ага! — обрадовался он, — Видать, прилетели!» Он вскочил, но это оказался его старый друг-фермер Федя Иванцов. Он с удивлением смотрел вокруг и на Антона:

— Чего ты здесь делаешь? Не приезжаешь больше и не звонишь! Я обыскался тебя, дело пошло прекрасно, но не хватает доильщиков! Так на тебя рассчитывать?

— Теперь не рассчитывай! — ответил Антон. — Я здесь сижу, жду, когда тарелка приземлится! Только никому ни гу-гу? Понятно? Это я тебе, как другу рассказал.

— Странный ты какой-то! Причем здесь тарелка? Раньше в ведра доили, а теперь у меня специальный доильный аппарат имеется, пойдем ко мне — не пожалеешь!

— Ты, Федя, не понимаешь! — потянулся Антон. — Я здесь на природе целыми днями ни черта не делаю, поляну караулю и неплохие бабки получаю. Ну, зачем, спрашивается, мне твой долбанный доильный аппарат? Помозгуй на досуге, может быть, и сам к нам подашься? Здесь скоро вакансия с наступлением зимы откроется, я словечко за тебя замолвлю.

И долго еще после ухода Иванцова Антон размышлял на тему экономии средств, выделенных на поиск инопланетных цивилизаций. Пока вновь не задремал…

Эмансипация

К редактору крупного литературного журнала, отбившись от секретаря, прорвался полный краснощекий человек в сбитом набок галстуке и сразу с порога начал:

— Нехорошо, господа! Очень даже нечестно! Некрасиво, можно сказать! Что же это получается? Будто мой роман хуже других!

— Какой именно роман? — поинтересовался главный редактор, поняв, что этого посетителя так просто теперь не вытурить.

— «Арктур пробуждается». Вы поручили Иванцову прочесть и дать мне ответ. Нет, вы только послушайте, что он написал! «Это произведение не может быть опубликовано в печати, так как в нем слишком много невероятного». Да ведь это же ФАНТАСТИЧЕСКИЙ роман, почему в нем должно быть мало невероятного?! А вот здесь, на сорок восьмой странице рукописи, он наставил целую кучу вопросительных знаков, даже текст почти не видно!

— Давайте посмотрим вместе, — вздохнув, примирительно предложил редактор и протянул руку. К концу дня он порядком устал. — А вы пока садитесь. И не волнуйтесь, сейчас разберемся…

Полный человек сел с размаху в широкое кресло, отдав папку с рукописью. Редактор нашел упомянутую сорок восьмую страницу и привычно начал читать, решив одновременно комментировать прочитанное, стараясь своими замечаниями, а иногда тоном убедить посетителя в справедливости рецензии, выданной Иванцовым. А заодно и в том, что как писатель он собой ничего не представляет, лучше пусть, как говорится, оставит в покое перо и бумагу, побыстрее отсюда убирается и попробует свои силы, например, на поприще ассенизации.

— Вот вы пишите: «Роана сидела, закрыв глаза, в гравитационном кресле, а Гурель отчаянно крутил ручку настройки у кухонного автомата, потому что сегодня был четный день, а, значит, очередь всех мужчин мира готовить ужин и заниматься другими полезными по дому делами». Гм! И вы считаете такую постановку вопроса в быту реальной? Даже в далеком будущем? По-моему, батенька, вы здесь здорово загнули! Хорошо, не будем спорить, продолжим. «Наконец все было готово. Гурель сервировал столик и подкатил его к Роане. Та раскрыла глаза, принюхалась и, осмотрев содержимое тарелок, уставленных на столике, отпихнула его изящной ножкой, заявив, что такую бурду есть невозможно». М-да-а! Неужели это роман о будущем? Что же мы видим дальше? «Гурель быстро увез неудавшийся ужин на кухню, сбросил тарелки в мусоропровод и вновь принялся колдовать над автоматом. Спорить с женой было бесполезно. Еще съездит по физиономии чем-нибудь тяжелым. Ведь это ее день отдыха и развлечений!» — редактор поморщился и решительно отложил рукопись. — Неужели вам самому-то не стыдно эту галиматью читать? Где вы видели таких женщин?

— Извините, — протестующе поднял обе руки посетитель, — но я ни слова против женщин не написал! Напротив, в будущем они полностью уравняют права с нами, мужчинами, а тот эпизод, что вы прочли, только небольшое окошко в это будущее.

— Полный бред! Нашли окошко!!! — резко сказал редактор и поднялся. Но потом вспомнил свою суровую супругу, вспомнил, как она однажды за несколько легкомысленное поведение на молодежной свадьбе отлупила его, пьяного, чугунной сковородкой, вспомнил, что она постоянно заставляет его — это уже в привычку вошло — стирать белье и развешивать на балконе, и добавил, задумчиво глядя в окно. — Вообще-то вы, наверное, в чем-то правы. Пожалуй, в этом что-то есть…

«Конечно, — снова вздохнул он, — Иванцову легко ставить вопросительные знаки, он за свою сознательную жизнь ни разу даже попытки жениться не сделал! Откуда ему знать?»

Море волнуется — раз!

Все произошло на жарком юге в один из самых жарких дней июля. Мы с семьей уже третью неделю здесь жили и поэтому обжечь кожу не боялись. А вновь прибывшие зачастую не выдерживали и пытались загорать наравне со всеми, что приводило к печальным последствиям в виде сильных солнечных ожогов и к появлению групп унылых людей, одетых с головы до ног, завистливо глядящих на нас — загорелых, полных сил. У них же пропадали прекрасные дни, они могли только в тени мола быстро раздеться и поплавать в меру своих сил, а затем также быстро одеться и опять уныло слоняться по пляжу, сильно потея в ожидании обеда.

И вот среди таких вновь прибывших нам посчастливилось наблюдать одного оригинального человека. Это был мужчина средних лет — может, сорока пяти, не более. Когда его спросили, почему он такой белый и неужели в его городке не бывает лета, он ответил

— Почему же? Лето у нас было, но я в тот день работал.

Самое главное его отличие от остальных отдыхающих заключалось в том, что он всегда находился под мухой. Не помню, чтобы он в какой-то миг оказался трезвым, он практически был в стельку пьяным с самого утра. Скорее всего, причина происшедшего в этом и заключалась. Неспроста у многих народов есть поговорка: пьяному и море по колено. И похоже, Коля Козак хотел это доказать любыми способами.

Перед первым почти смертельным ожогом он пролежал на песке, изредка переворачиваясь, полный день и только набежавшая тучка, прыснув дождем, прогнала его насытиться в ближайшее кафе. На прогулке вечером он нам не встретился. А комнату Коля снимал неподалеку — через дорогу от наших хозяев. Ночью нам пришлось закрыть окно вместе с форточкой, так как стоны не давали спать.

С утра на море Коля Козак не появился, видимо, искал средства обезболивания. Потому что в полдень он их принес сразу целую сумку. Разделся и обратился к окружающим намазать его разными мазями. Откликнулись две моложавые женщины и под Колины стоны они втерли ему несколько тюбиков каких-то средств. Полпляжа наблюдало за этой операцией с большим интересом. С особенным любопытством смотрели на Колю члены группы унылых.

После окончания процедуры Коля поиграл бицепсами со вздувшейся красной кожей и, коротко сказав: «Море волнуется — раз!», посеменил к этому волнующемуся морю. В эту ночь к берегу надуло холодной морской воды с медузами и плавать никто не рисковал. Только один отдыхающий захотел нырнуть с мола. Конечно, это был Коля Козак! Может, он не обратил внимание на отсутствие пловцов, а, может, все равно его тянуло к прохладной воде — остудить кожу. И никто из присутствующих его не остановил, все хотели полюбоваться на шоу.

Прыгнув с мола, Коля сразу заорал разными словами, которые здесь приводить не полагается. Он бешено заработал руками и, обогнув мол, вылетел на берег, на ходу срывая мягкие тела обжигающих медуз. На пляже никто не лежал, все привстали, наблюдая спектакль. Конечно, Коле помогло то обстоятельство, что он был заметно пьян, а, значит, море волновалось зря! Отлежав на песке с десяток минут с выпученными глазами, Коля Козак при всех достал из сумки скорее всего уже горячую бутылку водки и очень быстро ее высосал. В своей жизни я еще не встречал человека, который бы с такой скоростью расправлялся с белой головкой. Тем более нагретой на солнцепеке.

Коля перевернулся на другой бок, лопнувшая местами кожа была забита песком, но стонов на сей раз слышно не было. Отдыхал он, накрывшись найденной неподалеку чьей-то газетой, с полчаса. Затем резво вскочил, крикнул: «Море волнуется — раз!» и побежал на мол. Пока он добирался до своей цели, мой сын успел меня спросить:

— Пап! А дядя ничего не знает про «Море волнуется — два!»?

Я ничего не успел ответить, так как наш испытатель вновь сиганул с мола и, естественно, вновь заорал благим матом и за несколько секунд — я думаю, Коля попутно установил несколько мировых рекордов по плаванию в холодной воде — очутился на берегу. Медуз, правда, он уже принес поменьше, но страданий натерпелся, видимо, столько же.

Видя, что ситуация с Колей застыла в одной поре, отдыхающие на пляже перестали обращать на него внимание: кто стал собираться в кафе, кто — по другим делам, но местность посвободнела. Только несколько семей осталось загорать без права залезть в воду, все боялись жгучих медуз, да и вода еще мало согрелась, спасатель с вышки исправил цифру на дощечке с 12 на 14 градусов. Но Коля этого не видел. Мне показалось, что он тайно замочил еще одну белоголовочку, потому что через четверть часа опять, заорав: «Море волнуется — раз!», побежал к молу. Даже невозмутимая моя жена Люся была поражена и, на несколько секунд оторвавшись от любовного романа, задумчиво спросила, показывая на бегущего к морю красного, в волдырях человека:

— Послушай, дорогой! Тебе не кажется, что этот мужчина несколько странно себя ведет?

Ей я тоже не успел ответить, потому что опять по пляжу пронесся вопль и, разбрасываясь медузами, Коля возник неподалеку, рухнул рядом со своей одеждой, кусочек от одной медузы долетел до Люси, она вздрогнула и больше вопросов не задавала.

Когда люди в белых халатах затаскивали Колино тело в машину «Скорой помощи», он еще шевелился и довольно внятно произнес:

— Вот это отдых!!! Будет о чем рассказать друзьям в Магадане…

Искусство наоборот

В проулке было очень неуютно, темно и холодно, ветер пронизывал до костей. Андрей кутался в полушубок, ему казалось, что от холода зубы выбивают барабанную дробь на целый квартал. Он выглянул из-за угла и сразу же дернулся обратно. Клиент был почти рядом, может быть, он даже заметил Андрея, а это уже плохо, могло не получиться неожиданности, он мог успеть окликнуть своих охранников, шедших в трех-четырех метрах сзади, тогда было бы проблемой убежать и замести следы.

Андрей быстро подтянулся на руках и забросил свое сильное тело на чердак сарая, достал пистолет и снял его с предохранителя. Освещение на улице было достаточным для того, чтобы хорошо прицелиться и поразить близкую цель. Как только фигура Лысого показалась в просвете, Андрей нажал на курок. Звук выстрела на мгновение оглушил Андрея, но, не долго думая, он выпрыгнул с другой стороны сарая и пробежал задворками на параллельную улицу, быстро сел в «шестерку» и поехал через центр на Большое шоссе. Где-то далеко сзади прогремело несколько выстрелов. Редкие прохожие испуганно озирались.

***

Ирина Андреевна сидела на подоконнике в свободной позе, легкая улыбка освещала ее аккуратное кукольное личико, светлая блузка подчеркивала приятные для глаз Филиппа формы. Хотя у главаря димитровской группировки дел было невпроворот — работа с заказчиками отрывала много времени, к тому же он давно решил вкладывать средства в легальный бизнес и уже начал это делать с помощью двух расторопных мальцов, недавно закончивших в Москве юрфак, — Филипп Матвеевич Неварко не мог жить без этой пухленькой особы, она так его заводила, что он мог часами продолжать с ней встречу, не откликаясь на звонки мобильного телефона. Охранники в «предбаннике» подолгу томились без дел и уже изучили огромное количество картежных игр из потрепанной книжонки, позаимствованной в свое время у Валька-драного, убитого ими же на одной из стрелок.

Вот и сейчас они с тупыми, редко светлевшими от азарта лицами махали картами, бросали их на прозрачный журнальный столик, выражаясь не вполне цензурными словами. Неварко в это время млел от счастья близкого общения с Ириной, ему хотелось доставить ей какое-то неземное удовольствие, чтобы она чувствовала постоянную благодарность к своему покровителю.

— Что задумалась, малышка? — спросил Филипп, с нежностью глядя на свою пассию.

Ирина Андреевна подняла на него огромные печальные глаза, почему-то полные слез, и промолчала. Это сразу подтолкнуло хозяина к активным действиям. Он подскочил к любовнице, обнял и стал утешать, поглаживая по волосам и приговаривая:

— Ну что с тобой? Успокойся! Расскажи, что случилось, все для тебя сделаю, сама знаешь!

Задумчиво глядя на лопоухого Филиппа, Ирина твердо сказала, смахнув с ресниц слезы:

— Даже тебе, мой дорогой, не сделать того, что мне хочется!

Для Неварко это показалось странным. Он удивленно молчал, переваривая сказанное Ириной. Как это может быть, чтобы ему, Филиппу Неварко — первому человеку в Димитровске — не выполнить то, что захотелось этой крохотной лапулечке! С его-то возможностями! Что-то здесь не так.

— Ну, говори, не томи! — Филипп разом взмок от волнения. — Хочешь, в Америку съездим? Или — к япошкам? Может, купить тебе Мерс накрученный? И права в придачу?

— Не-а! — Игриво произнесла любовница. — Я петь хочу, со сцены…

В это время звякнул мобильник. Филипп рывком схватил его со стола, соединился с абонентом и рявкнул:

— Да занят я! Очень занят, дел куча! Позвонишь попозже…

Он изумленно смотрел на Ирину и мысли одна за другой мелькали в его голове. Петь, в принципе, умеют все. Например, за столом на дружеской вечеринке Филипп и сам иногда вопил матерные песни, а некоторые его дружки даже и голос имели, отличались приличным музыкальным слухом. Васька-валет тот же. Но определить в певицы Ирину?.. Не слишком ли это было бы круто? Она ведь и пары слов-то толково произнести не может! Кое в чем Филипп все-таки разбирался неплохо. Но с другой стороны… Когда посмотришь в этот ящик, который телевизором обозвали, то таких исполнителей увидишь, что и в подметки Валету не годятся. Если дело хорошо поставить, то и с моей Иришки могла бы какая ни какая певчая кралечка выйти. Соловьинушка ты моя!…

Ирина Андреевна в это время ковыряла мизинчиком краску на подоконнике и изо всех сил старалась показать свое расстройство, вытирая уголки красивых глаз сиреневым платочком. Искоса она поглядывала на задумавшегося любовника. Наконец он поднял голову, перехватил ее взгляд и широко улыбнулся. Видно было, что он принял решение и это решение было в ее пользу!

— Ты будешь петь, моя лапонька! — сказал он просто — Для этого кое-что придется организовать. Но это уже не твоя забота, крохотулечка моя. Иди ко мне, иди скорее к папочке…

***

Директор димитровского дворца культуры Сироткин Паша сидел в своем рабочем кабинете и пил водку. Он даже не закусывал, просто наливал в стограммовый стакан из бутылки с блестящим горлышком прозрачную жидкость и залпом отправлял в горло. Таким образом Паша-распредвал, он же — Сирота ненаглядная, избавлялся от меланхолии, от скуки жизни текущей. В углу кабинета, за столом, скопилось с дюжину разных бутылей с водочными наклейками. Ничего кроме водки Паша не пил. Это было его фирменное пойло. Нужно отметить, что водка почти не разбирала директора местного культурного центра, ему от нее становилось чертовски хорошо, весело, остаток дня после выпивки он проводил легко, решал запросто возникающие проблемы, щунял нашкодивших сотрудников, успевал связаться с областным центром и договориться о приеме заезжих гастролеров, разместить их в местной гостинице и познакомиться с какой-нибудь симпатичной гастролершей с последующим приятным времяпрепровождением.

Вот и сейчас крупное тело местного красавца Сироткина набиралось приятной на вкус спиртовой жидкости в предвкушении вечерней встречи с Верой Малининой, пикантной девицей из всем надоевшего квартета «Розовые голубки». На российской сцене квартет давно потерял популярность, его еще немного терпели в далеких сибирских селениях, да в глухой провинции вроде Димитровска. К тому же здесь солистка группы Малинина — старая разведенка — давно обхаживала красавца Сироткина, но до сих пор не позволяла ему ничего лишнего, в тайне мечтая соединить с ним свою неудавшуюся жизнь, может быть даже переехав в Димитровск.

Громко зазвонил телефон. Паша с натугой перегнулся на другой конец стола, взял трубку и послушал. Звонивший был хорошо знаком — известный всему городу Филипп Неварко, хозяин местного рынка, глава группировки отчаянных парней, подмявших под себя всех городских деловых людей. К Пашке эти ребята ничего не имели, но Филипп частенько обращался к нему с просьбами, например, просил организовать билеты на концерт для своей крали. Они при встречах вспоминали детские и школьные годы, так как жили в домах напротив и ходили в один детский сад, в одну школу.

— Привет, Распредвал! — развязно начал Неварко. — Как житуха проходит? Как прежде, молодость пропиваешь?

Сироткин вздрогнул. Откуда Филипп узнал, что Паша делает? Он потянулся со стоном, зевнул, как будто только что спал, и пробурчал:

— С чего пить-то? — Сироткин покосился в угол с пустыми бутылками. — Откуда чего взять? Вот если бы старый школьный товарищ прислал пару ящиков какого-нибудь прозрачного зелья, да и сам бы пожаловал! Вот тогда…

Неварко перебил этот монолог, не дав ему затянуться:

— Заметано! Сейчас затарюсь и мы вдвоем с моей Цыбулькой тебя посетим, жди…

Все это показалось Сироткину странным.

«Быть беде!» — подумал он. Ну, действительно, зачем Филиппу его поить? Не иначе как придумал что-то, поживиться за счет Пашки хочет. Но что с клуба взять можно? По всем комнатам, по залам поскрести, да и то, похоже, больше нескольких старых столов и стульев, да дырявого киноэкрана ничего не найдешь! Есть, правда, магнитофон с большой глушинкой, но на него могут позариться разве только любители танцев из еще более глухой провинции, чем та, к которой относился славный город Димитровск.

«А бабу-то свою зачем он тащит? — продолжал размышлять директор местного очага культуры. — Может, надоела и он передать ее мне хочет?»

Этого Сироткин тоже не желал. Не мог красавец Павел смотреть на эту холеную сучку, не в его вкусе была Ирина Андреевна, слишком слащава была на мордашку.

Пока он в этом духе размышлял и томился, прошло какое-то время. В дверь постучали, вначале тихо, а затем со всей мочи. Павел, тяжело ступая зимними ботинками, прошел к двери, повернул ключ и приоткрыл ее.

— Еще разок — привет! — Филипп прошел в кабинет в развалочку, протянул руку в коридор и вытянул оттуда смущенную Ирину Андреевну.

— Будьте как дома, — буркнул Павел и показал на засаленные кресла.

— А то! — заулыбался, присаживаясь, Филипп. Он вытащил из кармана бутылку армянского коньяка «Арарат» и поставил на стол. — Не вижу подходящей посуды, чтобы налить для всех хорошей выпивки! Паша, ты, видать, плохо гостей готовился встретить.

— Просто ты быстро примчался! — Сироткин внимательно посмотрел на бывшего однокашника. — Случилось что-то?

Филипп многозначительно помолчал и просто сказал:

— Случилось. Моя кралечка петь захотела. Твоя задача — организовать ее певческое образование.

Ирина Андреевна сидела красная, но по ее упрямому выражению лица было ясно видно, что от своей идеи она не откажется ни за что на свете! Паша молча взялся руками за голову. Он мог предположить все, что угодно, но только не это. Ему стало тоскливо. Пропади она пропадом эта работа, когда каждый ненормальный может запросто захотеть петь и зайдет на огонек попроситься обучить его пению или, например, игре на скрипке…

Он знал Филиппа, знал, что для своей бабенки он сделает все, что бы она ни попросила, и спорить, доказывать что-либо здесь бесполезно.

— Понятненько… — протянул Сироткин, явно выигрывая время. Он решал в уме, каким этаким макаром ему провести великую комбинацию, превратив заблудшую овечку в солидную солистку сцены. Это вряд ли и Остапу Бендеру бы удалось! — И какой же репертуар вы надумали выбрать для выступлений?

— Ты это… без выражений! — обиделся почему-то Неварко. — Надумали и надумали. Организуй дело. Сделаешь — в долгу не останусь!

Конечно, такие слова Неварко говорил всегда, он никогда и ни с кем не расплачивался уже много лет. Он, можно сказать, давно жил при коммунизме: брал сколько хотел и все — бесплатно.

Директор клуба по-прежнему размышлял, после крепкого пойла мозги у него работали что надо. Он уже прикинул несколько вариантов, хотя ни на одном пока не остановился. Вынув из стола три мутных от частого употребления стакана, Паша открутил пробку у поддельного, личного производства самого Неварко «Арарата», разлил по полстакана и сказал великие слова:

— Пьем за твою пассию! Отныне она уже не Ирина Андреевна, это имя мы решительно отметаем! Берем сценический псевдоним Андрина!!! Как? Звучит?

Неварко от всех этих новых слов чуть не похужело. Он привык приказывать, да не как-то заковыристо, а простыми русскими словами, ну, например, если нужно было кого-то замочить, то он так и командовал: замочить и в асфальт закатать! Причем не позже пятницы… И попробовал бы кто-то этой команды не выполнить!

А вот Ириночка его, пампусенька — красавица, захлопала в ладошки, изобразила восторг от слов, произнесенных хранителем культуры их тихого благопристойного городка.

— Вечером вам, Андрина, предстоит посетить со мной одну из лучших певиц нашей великой Родины. С ней вы и начнете заниматься вокалом. Итак, за начинающую звезду эстрады! — Сироткин выплеснул горькую настойку в рот.

Неварко и Ирина Андреевна, то бишь Андрина, последовали его примеру.

Позвонил мобильник у Неварко. Он на сей раз ответил:

— Слушаю! Как? Давно? Самого Лысого? Точно? Не ошиблись? Вы вместо Лысого уже пятого мужика валите, а Лысый как был у нас мухой в заднице, так до сих пор и жужжит все там же! Смотрите, если и на сей раз подставу вместо Лысого сняли, пасть порву! — он сложил мобильник и ласково посмотрел на Пашу.

Когда бывший школьный товарищ Сироткина так смотрел на человека, то тот обычно понимал: или он делает дело или Неварко делает его, окончательно и беповоротно.

— Отвечаешь за нее головой! Времени даю месяц, понимаю, что научиться петь не так-то просто. Не выполнишь просьбы — клуб разнесу к чертям собачьим, без работы останешься! Ты, ведь, больше ничего делать не можешь…

С этими словами Неварко спешно покинул клуб, оставив пригорюнившуюся вновь Ирину Андреевну на попечение Паши.

***

Вечером Сироткина ожидал еще один сюрприз. «Розовые голубки» не приехали и все намеченные мероприятия провалились. Особенно переживал Паша за подругу товарища, которой не удастся так быстро начать овладевать искусством. Те редкие толпы неудовлетворенных фанатов неявившейся группы, которые уже начали расходиться по домам, не дождавшись «Голубок», не беспокоили Пашу. Обойдутся, не в первый раз! А вот что делать с Андриной?

Паша посмотрел на начинающую артистку, горько усмехнулся и самостоятельно начал первый урок.

***

А в это самое время, когда Сироткин, вынув из пыльного шкафа старенький потрепанный в самодеятельности баян и наигрывая самые популярные когда-то песни, предлагал новоявленной певице напеть одну из них, местный авторитет Неварко ехал по заснеженной улице к своему знакомому милицейскому чину для проверки полученного им сообщения об устранении внезапно возникшего конкурента.

Чин сидел, развалясь в широком кресле, и что-то смотрел по телевизору, развернутому экраном от входной двери. Сверху телевизора находился включенный видиомагнитофон, причем счетчик ленты работал, все говорило о просмотре каких-то материалов, которые не полагалось видеть постороннему. Но местный авторитет посторонним себя здесь не чувствовал. К тому же он хорошо знал привычки хозяина кабинета, поэтому, пройдя к креслу напротив и усаживаясь в него, Неварко попутно выключил видак:

— Опять порнуху смотришь? — спросил он, даже не поздоровавшись. — Иван Иваныч! В твоем возрасте с этим давно уже завязывают!

— А зачем ты тогда ее мне привозишь? — вполне резонно ответил начальник районного отдела внутренних дел. — Я бы, может, и смотрел одни новости. Или «Лебединое озеро». А ты приучил меня к этому видиоразврату… Сам с красоткой упражняешься, а меня дерьмом развлекаешь. Привез бы мне какую-нибудь кралю, и я не стал бы твой видюшник смотреть, другим бы занялся.

Неварко удивленно посмотрел на приятеля, какой-то он ему показался возбужденный сверх меры этот Круглов.

— Ты серьезно насчет крали? Или пошутил?

— А то что же… От этих твоих фильмов кто угодно заведется. Сейчас бы ее прямо в кабинете…

— И получилось бы? — удивился такой страстной речи Неварко.

— А черт ее знает! Давненько не пробовал…

Местный авторитет уважительно разглядывал милицейского чина, которому на этой неделе стукнуло шестьдесят девять лет. Правду говорят про великую силу искусства, она мертвого поднимет!

— У меня к тебе серьезное дело. — Филипп уселся поудобнее и приступил к допросу. — Сводки по области смотрел? Мне доложили, что Лысого на тот свет отправили.

— Уж не твои ли ребята?

— Я мокрухой не занимаюсь, — с достоинством проговорил Неварко, — ты же знаешь меня.

— Да потому и спросил, что знаю. Когда случилось-то?

— Не знаю я. Сболтнул здесь один по-пьяни, я — к тебе за уточнением.

— Ох и надоели вы мне все! — с досадой буркнул Иван Иванович. — Как к отцу родному бегут! Вот окочурюсь ненароком — что станешь делать?

— Другого прикормлю! — строго глядя на мента твердо сказал Неварко. — Ты же знаешь, что без информации мой бизнес враз прогорит.

— Погоди здесь! — попросил Круглов и сноровисто вышел из кабинета.

Филипп достал мобильник и стал обзванивать свою группу парней, которые тусовались сейчас в разных точках города, собирая дань. Все было тихо и пристойно, никаких сомнительных инцидентов нигде не возникло, следов Лысого, который почти каждый день накладывал лапу на доходы Неварко, не прослеживалось. Доклады парней выглядели лаконично, выручка — на редкость высокая. Да и не удивительно, воскресенье все-таки. Затем с кабинетного телефона авторитет позвонил в клуб. Никто не ответил. Озадаченно почесав репу, Неварко в уме прикинул, что Распредвал наверняка где-то занимается с Ириной в студии.

«А если не в студии?… — мелькнула мысль. — А если занимается не тем, чем нужно?»

В этот момент возвратился Круглов. Лицо у него было явно довольным.

— Все сходится, — сказал он, — в сводке есть приметы, похоже на Лысого, очень похоже. К тому же паспорт у него обнаружили на Обстриженного, давно такой из мест отдаленных сбежал и по пути на родину у нас временно обосновался.

— Что еще за Обстриженный? — тупо поинтересовался Неварко. — Я же тебя про Лысого просил выяснить!

— Чувак! Ты что-то не врубаешься. Как можно с такой головой такие бабки срубать! Просто не понимаю… Обстриженный — это и есть наверняка твой Лысый! Что ж ему было — под своей фамилией гулять с побега? Это все равно, что с государственным флагом в правой руке маршировать круглосуточно по улицам города!

Неварко еще раз набрал номер телефона клуба. И вновь никто не ответил. Мобильник Ирины тоже молчал. В злости он запустил свой мобильник в облупленную стену, посыпались осколки.

— Ладно, Мильтон, пошел я по своим делам. Сведения про Лысого меня удовлетворили.

Он тяжело зашагал по скрипучему полу кабинета мимо Ивана Ивановича, вышел в дверь и шумно захлопнул ее за собой.

«И чего человек так расстроился?» — пожал плечами Круглов и вновь включил видиомагнитофон. По кабинету поплыли непристойные для данного места сладострастные звуки.

***

Паша Распредвал кайфовал. Он лежал на широкой тахте в своем тайнике под клубом. Про это место никто не знал. Тот, кто организовал и реализовал тайник, давно покоился на местном кладбище. Конечно, к его смерти Сироткин никакого отношения не имел — просто человек был в солидном возрасте, сердце пошаливало и однажды… В общем, все мы смертны, все под богом ходим. Сейчас Паша был благодарен покойнику за то, что тайну про подземное убежище он унес с собой в могилу.

Андрина лежала рядом. Она оказалось совсем не такой, как представлялась Распредвалу раньше. Нормальная оказалась баба, больше того — ее и петь-то теперь не тянуло, что особенно нравилось Паше. В начале занятий, когда Паша растянул старенький баян, она, разглядев в учителе мощный торс и красивые глаза, предложила, положив руку ему на плечо:

— А может, другим делом займемся? — и сама полезла целоваться.

После этого Паше ничего не оставалось, как перейти на подпольное существование. Он знал, что бывший одноклассник его найдет, но ведь не сразу же! Сироткин поживет здесь какое-то время. По ночам, переодевшись в театральные бомжевские одежды, будет закупать продукты питания, остальное здесь все есть. Поищут его клубные работники, да и перестанут. Другого директором клуба назначут. Страшнее всего, конечно, было участие в поисках авторитета Неварко. Уж он-то со своим опытом сживания со света неугодных мог отыскать их и уничтожить быстрее всего. Но пока Паша лежал на тахте, а рядом была Ирина Андреевна — совершенно неожиданно ставшая ужасно желанной…

***

Вечером следующего дня Неварко сидел за круглым столиком ресторана «Садко» в окружении своих подчиненных, у входа маячили два охранника. Свет был ослаблен, стол уставлен многочисленными яствами, но вид у Хозяина был удрученный, не мог он найти свою кралечку, не мог достать разлучника Пашу Распредвала, который как сквозь землю провалился. В своих неприхотливых мечтах Неварко разрезал Распредвала на мелкие кусочки, лично снимал с его головы скальп, а оскальпированную голову бросал на съедение злым голодным собакам. Ирине в его жизни места тоже уже не было. Он пытался забыть ее, выбросить из памяти, и хотя это плохо удавалось, участь злодейки была решена: не его — значит, ничья! А ничья, значит, закопанная глубоко в сырую землю в самом дремучем лесу, без глаз, без ушей и так далее…

— Зови официанта! — приказал Неварко Севе-голубку. — Пусть еще коньяку тащит, за упокой общих друзей выпьем…

Высокий красавец официант принес поднос с граненым графином, налил всем по два сантиметра. Неварко вырвал графин, с матерком отослал официанта, добавил до краев. Официант пожал плечами, махнул кому-то рукой — стоявшему за стойкой, затем исчез навсегда из этого заведения.

Через несколько минут у Неварко отказала речь. Он пытался что-то сказать охранникам, но только невнятно мычал. Скорая помощь не оказалась достаточно скорой, чтобы спасти хозяина здешних мест, смерть наступила прямо в машине на подъезде к больнице. Боевики стояли у стен медицинского заведения и ждали, что сообщат врачи.

***

На следующий день в местной печати и по местному радио передали печальную новость про кончину местного авторитета. Понятно, что никто особенно не огорчился. Еще передали, что в своем рабочем кабинете застрелился начальник отделения милиции. По слухам, в мерию пришло анонимное письмо, сообщающее подробные сведения про связь Ивана Ивановича Круглова с бандой местных рекетиров. По этим же слухам Круглов выстрелил себе в голову, не досмотрев до конца какой-то фильм про голых баб, после выстрела в кабинет забежали сотрудники и увидели мертвого окровавленного начальника, а на тумбочке продолжал работать магнитофон и с экрана неслись нестандартные звуки.

Парни из команды Неварко скопом пошли сдаваться в милицию новому начальнику. А назначили на это место неизвестного в этих краях человека, из области прислали. И фамилия его оказалась Остриженный. Местный же киллер Андрей подался в бега.

После всех этих событий в Димитровске стало жить гораздо скучнее, происшествий никаких не происходило, поговорить было не о чем. Правда, иногда упорно повторялись слухи про то, что молодежь, допоздна гуляющая в районе клуба, снова слышала странные звуки как бы из-под земли. Кому-то они казались далеким загробным пением, а кому-то вскриками молодой жеребицы.

Моя полиция меня бережет

— Иногда просто выть хочется от всей этой нервотрёпки! — тихо пробурчал Тихон, поворачиваясь по траве на правый бок. Левый — он уже отлежал.

Полицейские находились в зоне неподконтрольной Управлению, здесь — во дворе Семёна Чалого — они чувствовали себя не совсем комфортно, хотя за густой вишней разглядеть их было сложно, но хотелось быстренько смотаться опять через забор и предложить кому-то другому караулить большую семью преступника. Да и почему майор назвал Сеньку преступником — они явно не понимали. Когда сегодня Тихон Пырьев и Владимир Сыроед явились утром на работу, майор Пронин Николай Захарович вызвал их в кабинет и в присутствии капитана Бякина дал странное задание:

— Сейчас — по домам, отсыпаетесь, а как стемнеет, пробираетесь к этому преступнику Чалому в сад и лежите на посту до тех пор, пока тот не проявит себя с самой отрицательной стороны.

У Тихона сразу отвисла челюсть, он помотал головой и ничего не сказал. А Сыроед успел-таки поинтересоваться, что страсть как не любил майор:

— Позвольте узнать, господин майор, а чем это Чалый провинился? Только вчера пиво с ним в ларьке хлебали, а сегодня я его караулить должен?

— Не позволю! — рявкнул Захарыч, потом уже спокойно добавил к основному заданию: — Чалый или какой-то из его мальцов выйдут из дома и потащат черную сумку с неким товаром. Тихо идете за ним и доводите до конечного пункта. Там записываете адрес, или хорошенько запоминаете, и провожаете этого прохиндея обратно до дома. Если не пойдет домой, то идёте с ним и новый адрес запоминаете. И так до самого конца. Только учтите, что если сумки с ним не будет, то товар уже роздан потребителям и последним пунктом будет, естественно, дом. Что не понятно?

— Потом идти к вам на доклад? — робко спросил Владимир.

— Да, — благодушно ответил майор, — затем мне все доложите: адреса, что было в руках, кто там был на встрече. Или что-то еще интересное. Кругом! — скомандовал Захарыч. — Шагом марш!

С тем и пошли по домам молодые полицаи. Годков им стукнуло немного, всего по девятнадцать — пошли в милицию, откосив от армии. Получив в первый раз такое необычное задание по выслеживанию каких-то махинаций, проводимых Чалым, ребята немного еще робели, побаивались рослого, плечистого пенсионера, который на первенстве города поднимал двухпудовую гирю более сорока раз. В тот день Тихон тоже попробовал гирю, но после второго раза свалился и только случайно ею же не сломал свою правую ногу. Ох, и хохотала толпа на площади, где шли соревнования.

Уже вечером, когда начинало смеркаться и служивые неторопливо шли в сторону знакомого всем в городке большого дома Семёна Чалого, состоялся у них разговор про возможные нарушения российских законов подозреваемым:

— Думаю, что он наркоту распространяет! — предположил Тихон.

Сыроед подумал, но ничего добавить не смог, мозгов не хватило про наркотики думать.

— Вот посмотри, — продолжал Тихон, — майор заставляет за каждым следить, чтобы знать места сбыта. Единственно не пойму, а чего это Бяка помалкивал в кабинете. Обычно такой активный был, дополнительные указания всегда из него сыплются, как из рога изобилия, а сегодня промолчал. Может, он тоже замешан?

— В чём замешал? — удивился Сыроед.

— Какой ты, Вова, бестолковый! — возмутился Пырьев. — Вдруг он тоже наркотики потребляет и ему не хотелось бы, чтобы Чалого к стенке поставили!

Сыроед испуганно оглянулся и спросил:

— А что? Уже готовы к стенке?..

— Да не… — успокоил друга Тихон, — это я просто предположил.

— Ни фига себе предположеньице! — резонно произнес Сыроед. — У нас и так одни неприятности, а тут — к стенке!

— А какие у тебя неприятности? — удивился Пырьев.

— Ну как? Вот переименовали милицию в полицию, правильно? А отец меня все равно ментом называет: мать, говорит, зови мента обедать! Да и то верно: как полицейского короче назвать? Если только на американский манер — копом? Но отцу же это не втемяшишь в голову. Я ему как-то намекнул, а он только рассмеялся: «Какой, говорит, еще коп? Скорее ты клоп, а не коп! Так ментом для меня и останешься.» Суровый батя у меня. Все хотел, чтобы я в армии пару лет отслужил и стал человеком. Как будто я сейчас не человек! А затем мечтал из меня токаря классного сделать. Он ведь токарем на заводе работает, всегда его в многотиражке хвалят: один из лучших токарей страны! Приходит с работы и полчаса под душем отмокает перед тем, как умыться. Мать же пошла в военкомат и сама все по другому решила, так я в Управлении и оказался, мне здесь нравится: работа чистая, и форма красивая с надписями, и кабинет у нас на троих, хотя и имеет тринадцатый номер, но вполне приличный, почти, как у мера города. Да и вообще…

— И ты это неприятностями называешь? Подумаешь! Меня пусть по любому называют, мне начхать! Главное — зарплата.

— Зарплата хорошая, — задумчиво согласился Владимир, — но, говорят, у гаишников значительно больше выходит.

Так и шли они, переговариваясь, пока не очутились, перебравшись через забор, в Сенькином саду. И вот уже три часа наблюдали за домом, но ничего не происходило.

— Как ты думаешь, Чалый сильно удивится, если нас здесь обнаружит? — шепотом спросил Сыроед у Тихона.

— Меня больше пугает не то, что он удивится, а то, каким колом он нас отсюда погонит! — тоже шепотом ответил тот. — Хорошо еще, что собаку Сенька не завел, а то бы давно пришлось слинять, не выполнив задание.

— Надо же, то пиво вместе распивали у палатки, а теперь вот я за ним следить должен… — пробурчал Владимир и надолго замолчал. Причина молчания вскоре стала понятна: коп Сыроед заснул, причём почти сразу, и захрапел, да так сильно, что Тихон испугался, что вся семья Чалого проснётся и вот-вот выскочит на улицу. Еле растолкал он друга, но тот никак не мог понять, где находится, хотя только что нормально разговаривал. Тогда Тихон схитрил:

— Ну что, коп, попался? — звонким шепотом заорал он Владимиру в самое ухо. Тот подскочил с травы и деловито спросил:

— Пора следовать за преступниками?

— Пора! — ответил Тихон и пальцем указал на крыльцо дома. Там в свете луны стоял хозяин с чёрной сумкой в руке. Оглянувшись на уже запертую дверь, Сенька сошел с крыльца и двинулся к воротам. Наши копы потихоньку, чтобы не быть услышанными, проползли к забору и приникли к доскам. Определив, что Чалый пошёл вдоль улицы по другой стороне, они быстро перебрались через полутораметровый забор и двинулись следом, изображая из себя пьяную парочку. Сенька дважды оглянулся на них и вдруг исчез.

— Оп-паньки! — проговорил Тихон, перестав корчить из себя придурка. — Куда же это ты пропал? Никак нас заметил и спрятался…

— А может, он уже до цели добрался? — предположил напарник.

— Как же! — не поверил Тихон. — Стоило по ночам шастать, коли цель близка.

— Смотри-ка, — удивился Сыроед, — ты прямо стихи на ходу сочиняешь!

— Отзынь, а то и сам начнешь сочинять! — посуровел голос Пырьева.

Они стояли в свете луны и звёзд, прижавшись к забору, и не знали, что предпринять в такой непростой ситуации.

— Эх, майора бы сюда! — вздохнул Сыроед. — Он бы в раз Сеньку вычислил!

— Не боись, сейчас он откуда-нибудь появится, не может по-другому быть, — успокоил приятеля Тихон и они продолжали подпирать забор, пока из-за него не забрехала чья-то собака. Тогда копы быстро перешли улицу, прислонившись к другому забору. К сожалению, здесь тоже присутствовала собака, которая, видимо, уже караулила ребят по наводке предыдущей. Так они и перебегали по тёмной улице, которую от луны закрывали раскидистые кроны стоящих по краям садов фруктовых деревьев, а собачий лай все разрастался и ширился. Наконец, поняв, что против них работает вся городская собачья мафия и втихоря за Чалым не удаётся проследить, а также учитывая, что сам Сенька растворился в воздухе и вряд ли оттуда скоро появится, неудачливые полицейские ускорили шаг и вскоре пришли в свое Управление. Они так и называли для краткости свою контору: вместо Управление внутренних дел или УВД — Управление. Все к этому привыкли, даже сам майор Пронин, однофамилец знаменитого литературного героя. Свои офицерские нашивки Захарыч получил не за красивые глазки, а за заслуги в деле борьбы с преступностью, особенно с самогоноварением.

— У меня в городе самогон больше никто не гонит! Вот где они у меня все! — хвастался он перед вновь набранной молодёжью, показывая сжатый кулак левой руки. Когда после воспитательной лекции молодёжь уходила, Пронин правой рукой доставал из сейфа графинчик первача и с большим удовольствием опрокидывал стопку-другую, совершенно ничем не закусывая. Можно было понять ветерана милицейско-полицейской службы, которому за длинную трудовую биографию кроме шишек сверху ничего не привалило. Зарплату прибавили только в последнее время, а раньше он ловил самогонщиков считай бесплатно, учитывая проезды на случайных попутках по всем сёлам района, бессонные ночи, катастрофическую нехватку средств для полнокровной жизни молодой жены Марины. Хорошо, что детей она не рожала. А недавно Пронин закончил платить алименты за последнего с его первой женой пацана и одновременная официальная прибавка зарплаты очень оказалась кстати, он её обмыл в одиночестве в своем кабинете, да так с тех пор и продолжал обмывать, но, конечно, в меру, чтобы сотрудники Управления ничего не замечали. Правда, пришлось перейти на самогон, чтобы не замечала утечки денег молодая жена. Самогон ему поставляла старуха Ипполитовна, живущая в соседнем с Управлением доме и которую Пронин когда-то три раза сажал. На сей раз он её вызвал и обязал приносить ему пару бутылей в неделю бесплатно — за то, что мог он Ипполитовну в старые времена еще три раза посадить, но пожалел.

Окна кабинета Пронина светились, видимо, он действительно ждал результатов наблюдения за Чалым, но Сыроед испугался идти на доклад с неудавшимся результатом, Владимир схватился за ручку двери на входе и сильно упирался, не давая Тихону утащить его внутрь Управления.

— Давай не пойдем! — заикаясь, пробормотал Сыроед. — Он же нас убьет! Или сразу уволит…

— За что? — неуверенно поинтересовался Пырьев. — Упустили преступника? С кем не бывает? Вот в прошлом году, майор сам нам рассказывал на инструктаже, от него сбежала сама Матрёна! А он ничего не смог сделать, не догнал. Его же за это не уволили!

— Сравнил! Матрёна не бог весть какой преступник была, подумаешь, у соседки головку лука стибрила, а та по пьяни написала заявление… К тому же майор в таком возрасте, что бегать за молодыми бабами уже не в состоянии. Мне бы тогда поручил, и я догнал бы эту смазливую Матрёну и в Управление доставил! А он сам захотел, сморчок старый!

— Так что же делать будем? — поинтересовался Тихон. — Здесь, у двери, стоять и переживать? Лучше идти и покаяться.

— Слушай, Тихон, — предложил Сыроед, — а если нам придумать какую-нибудь историю, чтобы выглядеть пусть не героями, но, по крайней мере, людьми, достойно отработавшими свое задание? Ведь мог же Чалый неожиданно сбежать, сев в ожидавшую его машину? Или…

— Или за ним вертолёт прилетел! — насмешливо закончил Пырьев мысль друга.

— Или вертолёт! Хорошая, кстати, мысль, удачная. Давай на ней и остановимся.

— Да ты что? — удивился слабой соображалке Владимира Пырьев. — Откуда в нашем мелком городишке вертолёты?

— Вот в чём и секрет-то! — загорелся Сыроед. — Да у него глаза на лоб полезут при этом сообщении. Вертолёт!!! Он неделю, не меньше, будет это обсасывать, пока не поймет, что мы схитрили. А потом все успокоится.

— Или Захарыча отправят за вертолёт на пенсию — он же наверх доложит! А там не такие дураки работают…

Задумались наши копы над своим будущим и будущим начальника Управления. Небо стало розоветь, а огни в кабинете Пронина погасли. Вскоре он и сам вышел на улицу и, увидев ребят, остановился и в упор стал их рассматривать.

— Вы кто? — спросил Захарыч неуверенным голосом. — На кого-то похожи, но сразу не врублюсь! Доложитесь!

От майора несло хорошим самогоном. Пырьев и Сыроед по молодости не знали о тайной страстишки начальника Управления и немного растерялись. Сыроед, наконец, вышел немного вперед и доложил:

— Явились по вашему приказанию!

При свете фонаря над дверью Пронин узнал своих сотрудников, долго вспоминал, почему они могли оказаться здесь в это время, потом неожиданно вспомнил:

— На доклад? Слушаю!

— Господин майор! — начал коп Сыроед. — При преследовании преступника Чалого произошло обстоятельство, которого ни мы, ни вы, видимо, не ожидали!

— А-а, Чалый! Чтоб его…! — начал врубаться в ситуацию Пронин, понемногу закипая. — Какое ещё обстоятельство?

— Вертолёт, господин майор! — неожиданно для себя самого выпалил Пырьев.

Эффект превзошёл все ожидания. Начальник Управления вытаращил свои и без того выпуклые глаза и на минуту остолбенел. Потом спокойно спросил:

— Вы пьяны?

— Никак нет! — доложили они хором. Майор подышал около ребят, но кроме своих собственных самогонных паров ничего не учуял и снял первоначальное предположение.

— Так что там с вертолётом? Зачем вас понесло на областной аэродром? И на чём вы так быстро оттуда вернулись? На нём же?

— Господин майор! — продолжил доклад уже Сыроед, так как от своего смелого шага Тихон временно потерял голос. — Идем мы, значит, за Сенькой Чалым, а он так сноровисто юркнул в вертолёт и был таков!

Пронин помотал головой:

— Да где же это произошло? Где он юркнул-то?

— Почти у самого дома и юркнул! — продолжал на ходу сочинять доклад Сыроед. — Вертолёт у соседнего дома приземлился. А мы за ним не успели…

— Так за вертолётом разве успеешь? — недоверчиво стал размышлять Пронин. — Это же вертолёт, не велосипед какой-нибудь…

— Так точно, не велосипед! — от себя добавил очнувшийся Пырьев.

— И куда он с этим вертолётом?.. — начал было майор, потом понял нелепость вопроса и добавил: — Лады, идите по домам и отсыпайтесь. Будем думать!

На следующий день оба молодых копа заявились в Управление за полчаса до начала рабочего дня. Так они договорились накануне, когда майор отпустил их поспать. На душе у обоих парней кошки так скребли, что никому не позавидуешь. Все время казалось, что полицейские чины, снующие по Управлению снизу вверх и наоборот, как-то странно на них поглядывают и вскоре выведут на чистую воду.

— Из-за твоего вертолёта мне до сих пор не по себе! — начал разговор Тихон Пырьев, когда оба вошли в свой кабинет и закрыли дверь от любопытных. — Я сейчас себя чувствую, как барон Мюнхаузен, слетавший на Луну с помощью пушечного ядра…

— А я про Мюнхаузена никогда не слышал, что за барон такой? — невинно проговорил в ответ Сыроед. — Это в каком году он на ядре отличился? Я-то думал, что первыми американцы в 1969 году на Луне побывали.

— Хоть ты мне и друг из-за нашей полицейской службы, но иногда хочу тебя на части разорвать! — не выдержал Тихон. — Не знать Мюнхаузена! У тебя в школе какие оценки по литературе были?

— А зачем тебе? — сразу испугался Владимир. — Оценки и оценки, кому какое дело? Этот барон учителем литературы был, да?

Пырьев покрутил пальцем у виска и ничего в ответ не сказал. Они сидели за своими столами и перебирали накопившиеся бумаги. У Сыроеда стопка бумаг была значительнее, потому что он не только по литературе имел оценку между тройкой и двойкой, по русскому языку его оценка тоже мало отличалась от этих цифр. Владимир не любил читать с детства. Когда отец дал ему ориентир стать токарем, Сыроед посчитал обучение законченным, и учиться ему сразу стало неинтересным. Он не знал не только про Мюнхаузена, ничего не ведал он также и про Ивана Сусанина, Полтавскую битву, княжну Мери, Евгения Онегина и про многих других выдающихся личностей. Разборка постоянно появляющихся на его столе бумаг приносила Сыроеду такую головную боль, что если бы не помощь Тихона, в Управлении давно бы стало на одну единицу меньше, а Владимир Сыроед все-таки пошёл бы по стопам отца на завод.

— Тиш! — попросил Володька. — Помоги пару минут, а то не те бумаги в мусор выкину…

Пырьев подсел к нему и вдвоём они перелопатили накопленное Сыроедом за неделю, причём большую часть материала Сыроед отправлял всё-таки в корзину под столом. Тихон зачитывал суть корреспонденции или отписанного начальством Сыроеду заявления пострадавшего, а тот почти сразу принимал смелое решение не связываться с наклёвывающимся делом.

— Стой! — произнес внезапно Пырьев. — А это что такое?

Он держал листок бумаги, извлёченный из вскрытого ранее конверта. На листке корявым почерком было что-то написано. Но кроме печатных букв Сыроед ничего не мог разобрать, поэтому он заинтересованно следил за другом, когда тот переведёт написанное и произнесёт это вслух.

— Здесь странное письмо в наш с тобой адрес, Вова! — торжественно заявил Тихон. — Нам с тобой предлагают явиться сегодня вечером к реке и у железнодорожного моста перетереть какие-то общие вопросы.

— Нам стрелку назначили? — сразу допер Сыроед.

— Вроде того! В половине десятого вечера у моста… Ты табельное оружие ещё не получал?

— Да кто же мне его даст? — удивился Вова. — Рановато ещё нам получать оружие. С оружием мы бы всех собак сегодня ночью порешили, да и Чалый не сбежал бы. Даже на вертолёте…

— Дался тебе этот вертолёт! — неприязненно сказал Пырьев. Он был недоволен тем, что у него случайно вырвалось ночью это слово во время доклада майору. Ведь теперь другую легенду не расскажешь начальнику Управления, придётся этой придерживаться до самого конца. Как неудачно получилось, что они с Вовкой в паре оказались во время преследования Чалого! С другим могло получиться лучше. Забил он мне мозги этим вертолётом! Хотя, с другой стороны, ведь сам Пырьев этот вариант и предложил. Предложил-то в насмешку, а вышло по-настоящему…

— Тихон! — спросил Сыроед. — Так пойдем на стрелку или нет?

— А ты хочешь пойти? Я бы предупредил Захарыча или хотя бы Бякина. Они бы нас подстраховали. Вдруг там с нами хотят расправиться!

— Ты даешь! — изумился Сыроед. — Да кому мы нужны, чтобы с нами расправляться? Подумаешь, какие Шерлоки и Холмсы! Чего-то хотят уточнить, или спросить. Слушай, а вдруг нам взятку хотят всучить, чтобы мы не выдавали преступников! Вот было бы здорово, от сотни тысяч долларов я не отказался бы!

Пырьев внимательно посмотрел на копа Володю и спросил:

— Так ты же с этим преступником пиво в ларьке пил! И разговаривал за жизнь. Сам рассказывал, что Сенька предлагал тебе пари на результат матча Спартак — ЦСКА. Кстати, в какой валюте он собирался с тобой расплачиваться, если ты угадаешь?

— В долларах, точно! — вспомнил Сыроед. — Я тогда и значения не придал, а видишь, как обернулось!

Пырьев подумал немного, решил, что особого греха за ними нет, на кой чёрт они, правда, кому-то понадобились. Кто-то пошутил, а они шум готовы поднять. Сходят вечерком к речке, прогуляются. Если придёт еще кто-нибудь, поговорят с ним, например, о погоде. И разойдутся…

На том и порешили. Навели порядок на своих столах, прибрали и на столе отсутствовавшего по причине очередного отпуска ефрейтора Мздрыкина. Все три мусорных корзинки оказались полны. Целый день ребят сегодня никуда не посылали, была пятница, дежурство у них было в прошлые выходные, они договорились про вечер и разошлись по домам.

Речка протекала всего в километре от Бушинова. Железнодорожные составы не часто забирались на мост с одной парой путей, и чаще всего здесь было пустынно, если не проходил обходчик. Река в этом месте делала красивую излучину и в вечернее время, при Луне и звёздах выглядела очень живописно. В здешних местах по зелёным насаждениям любили прятаться влюблённые, не нашедшие приюта в другом месте, а также на открытой площадке иногда по внезапной нужде сталкивались противоборствующие группы молодых парней. Правда, стычки были не до крови, а так себе: лениво морды полупят друг другу, с тем и уходят — счастливые и довольные. Убийств в Бушинове после обратной революции ни разу не было, все такое осталось в прошлом.

Пырьев с Сыроедом дошли до моста и в недоумении остановились, так как сегодня в округе никто посторонний не наблюдался, даже тепловоз захудалый! Они прошлись метров по пятьдесят по бойцовской площадке и уже хотели возвращаться, когда из-за пригорка, от самой реки послышался зычный знакомый голос:

— Погодьте, пацаны! Не торопитесь, разговор есть…

По утоптанной дорожке с берега на верх к ним поднимался Сенька Чалый собственной персоной. А ведь дома его сегодня не нашли, жена заявила, что такому ироду дома делать нечего и находится он в бегах. Опрос производил капитан Бякин в отсутствии молодежи. Он хотел убедиться, что ребята не соврали, не выдумали про вертолёт. Соответственно, Бякин Сенькиной жене про вертушку промолчал, а вдруг сама что-то брякнет, откроётся! У этих наркобаронов не только вертолёт мог быть, но и сверхзвуковой истребитель, если захотят. Деньги проходят огромные, прячут по схронам, а затем выкапывают и авиатехнику приобретают. Но так думал только Бякин Николай Николаевич, никому другому такая бредятина в голову просто не залезла бы. А капитан, получив указание от начальника и узнав про все обстоятельства, вошел в раж, воображение у него как всегда заработало с размахом. Но, не достигнув с опросом Чалой хоть каких-то положительных результатов, он на всякий случай на свой страх и риск арестовал её и привел в Управление. За что сразу получил нагоняй от майора:

— Ну, зачем ты её сюда припёр? У нас что, места в обезьяннике освободились? Сам знаешь, что нет…

— Так скрывает, падла, чего-то! — выпалил Бякин.

— Имеет право хранить молчание, ты же знаешь, — урезонил майор не в меру расторопного капитана.

— Так и не хранит! — для виду поспорил Бякин. — Сразу заявила, что прогнала этого урода со двора!

— Давай-давай, отпускай её к детишкам, их у неё шесть штук по лавкам! — буркнул Захарыч и махнул рукой в сторону входной двери. Через минуту Чалая шла домой и во весь голос поносила народную полицию с этим уродом Бякиным. Слыша её звонкий голос, раздававшийся на весь небольшой Бушинов, Захарыч немного пожалел, что не подержал бабу Чалого еще пару часов — пока не отойдет. Но он понимал, что такие, как Оксана просто так не успокаиваются! У неё все мужики в округе уроды, ироды, бабники, стервятники, скунсы ну и далее — по матерному… По литературе у Оксаны, видимо, всегда была пятёрка с большим плюсом, потому что ни в одном ругательном слове ошибки она не допустила до самого дома. Похоже, что и литературы она много прочла до встречи с теперишним мужем, особенно, про животных, зверьков разных.

Сенька на удивление пришел один и находился в миролюбивом настроении:

— Привет, моя полиция! — культурно поздоровался он с ребятами и подмигнул им.

— Дядь Сень! — сразу поинтересовался Пырьев. — Ты чего подмигиваешь? Что у тебя за дела к нам? И почему ты вчера от нас скрылся?

— И не думал скрываться, — спокойно ответил Чалый, — увидел, что на хвост сели, вот и свернул к знакомому крыльцу. Маскироваться-то не научились! И чему вас в Управлении учат?

— Чему учат, тому и учат! — обиделся Сыроед. — Мы там работаем всего с гулькин хрен, можем и ошибаться, а ты вон свернул куда-то, ничего не сказал…

Тихон дернул незаметно за рукав друга и продолжил:

— Мы, дядь Сень, за тобой подались ради проверки самих себя. Как раз сейчас у нас учеба такая: ходить по следу, но чтобы не заметили.

— Понятно, только вы бы меня предупредили, что на учёбе вы и я не слинял бы. Мне таких, как вы в своём городе обставить ничего не стоит, я в Бушинове скоро уже шестьдесят лет живу, все ходы и выходы знаю. Я ведь зачем вас позвал-то? Мне нужно точно знать, что за задание вы от майора получили? Какую цель старый пердун преследует? Меня это вот беспокоит, а то, что вы лапшу мне вешаете про какую-то учебу по ночам, так это оставьте ему и недоразвитому Бякину.

— Почему недоразвитый? — заступился за капитана Сыроед, хотя у него и самого в отношении Бякина роились некоторые сомнения. — Капитан — хороший коп, а раньше был хороший мент. Я про него в книге благодарностей прочитал.

— Да в этой книге он один и пишет! — рассмеялся Семен. — Как-то несколько лет назад довелось посетить ваше Управление, шёл по коридору, вижу: книга на отдельном столике в углу лежит в красном переплёте, ну и поинтересовался. Почерком Бякина там всё про всех и написано, причём, больше всего — о нём самом, его почерк запомнил хорошо — учились когда-то вместе. Вы мне лучше скажите, сами-то вы ко мне как относитесь? Действительно считаете, что меня нужно пасти, преследовать? Грехи какие-то за мной знаете?

— Ничего мы не знаем, у нас на это начальство есть! — отчеканил Тихон. — Ты это хотел уточнить, когда вызвал нас?

Тут Чалый как-то замялся, отвернулся от ребят, посмотрел на речку, блестевшую внизу, потом продолжил:

— Все не так просто, как кажется, пацаны. Мы друг друга знаем достаточно хорошо, я вас обоих голышами на горбу таскал на речку летом. Сейчас же ситуация вынуждает меня скрывать некоторые обстоятельства. Но выслеживать меня не нужно, я не преступник в прямом смысле этого слова. И кто такое мог вам наговорить? — и он пошёл тропкой по бугру к городу, вид у него был какой-то виноватый и понурый. Тихон с Владимиром, не зная, что и подумать, отпустили Сеньку метров на тридцать и поплелись следом.

— Как ты думаешь, а может Захарыч ошибается? — неуверенно предположил Сыроед. — Сам посуди, ведь это ты про наркотики начал, а дело, может, не в них? И майор ничего про них не сказал: что-то понесёт он в сумке и кому-то передаст! Да мало ли что было в той сумке?

Стояла теплая июльская погода, звезды потихоньку оккупировали небосвод, и иногда одна из них делала быструю полоску наискосяк и исчезала. Молодые копы почему-то не чувствовали за Сенькой никаких преступлений, своим слабым еще умишком они исключали Чалого из числа негодяев, которых в мире еще немало. Но что-то всё-таки произошло, раз Захарыч так взбеленился на идущего далёко впереди них человека.

— Слушай, Володь! — предложил вдруг Тихон. — А давай всё-таки попробуем найти истоки этой тайны?

— Как ты красиво говоришь! — вздохнул Сыроед. — Вот бы мне так научиться… «Истоки тайны»!

На следующий день была суббота и делать ребятам было нечего. Они договорились встретиться утром в половине десятого и перекинуться появившимися за ночь мыслями. Сели они на лавочку против своих пятиэтажных домов и начали вспоминать, как всё началось с Чалым, как продолжалось и что они услышали вчера. Появившиеся мелкие детишки играли невдалеке в песочек и нисколько копам не мешали. Совсем маленьких родители на прогулку ещё не вывезли. Начинало припекать солнышко, но наши герои сидели в тенечке, отчёго мысли работали исправно.

— Я что надумал, Тиш! — начал Сыроед. — Сенька бродит по ночам, наш старикан тоже ночью нас ждёт. Причём не просто ждёт, но и втихую хлебает самогоночку. Где он её только берёт? Не сам же гонит?

— Ночью пить не преступление! — сурово напомнил Тихон. — К тому же рабочий день давно позади, а у него, может быть, неприятности начались. Вот, ты, например, начальник Управления, а тебе из области про того же Чалого заявили, что он преступил закон и должен быть привлечён к ответу. Что ты станешь делать?

— Ничего я не стану делать. Пока не назначат начальником! — отрезал Володя.

— Ну а если?..

— Да не пью я совсем! — взорвался коп Сыроед. — Что ты пристал?

— Я уточняю потому, что причину плохого отношения к Чалому у майора не вижу! Кстати, в этой точке, где от нас скрылся Сенька, между заборами имеется дыра, а дальше — длинный проход на соседнюю улицу. Пойдем и посмотрим вместе.

Владимир резво поднялся и пошёл за Тихоном, он был человеком действия, им только руководить правильно нужно, остальное приложится. Они дошли до той самой точки икс и действительно увидели дыру, пролезли через проволоку и пошли между двумя домами, затем еще между двумя огородами и между чьими-то садами. А когда вышли на соседнюю улицу, то очутились прямо у дома Пронина Николая Захаровича.

— Ну и что? — спросил нетерпеливый Сыроед.

— Откуда я знаю? — удивился вопросу Пырьев.

— Как-то странно, что именно к дому нашего начальника ведет эта запутанная дорога…

— Вов! Странно другое: поскольку вертолёт нечаянно придумал я, а его в натуре не было, то резонно согласиться с тем, что Сенька вполне мог попасть к дому майора. А зачем это ему понадобилось?

— Может, он ему как раз самогон приносит по ночам?

— Ага! Принес домой, а майор был на работе! Ты кумекай получше, Вов!

— А если самогон или наркотики Чалый жене Пронина носит?

— Ну все, голова — кругом! На сегодня хватит! — сказал Тихон. — Пойдем к Маруське пивка жахнем. Мы же сейчас не при обязанностях…

Утром в воскресенье друзья заглянули в Управление, узнали, что никаких новостей про Чалого нет, за его домом установлено постоянное наблюдение: пока он там не появлялся. Оксана посылала в магазин старшего из сыновей — Михаила. Он споро вернулся с сумкой, набитой всякой всячиной, из которой разобрать можно было только пару батонов и большую бутылку молока. В Управлении все эти тонкости фиксировались, а дежурный, зная, что Пырьев и Сыроед были причастны к поимке Чалого, позволил почитать рапорты с места наблюдения. Выйдя на улицу, Тихон предложил на свой страх и риск начать собственное расследование.

— Понимаешь, Вов! Как вспомню вертолёт, так подлецом себя считаю. Зачем мы врали майору? Не убил бы он нас, отругал бы и все. А теперь, видишь, не доверяет, даже не предложил работу самим закончить, других в наблюдение пустил. Теперь нам нужно реабилитироваться, самим разобраться, в чём дело, и доложить Захарычу. Как ты на это смотришь?

— С тобой хоть куда, Тиш! — согласился Сыроед, чем сильно обрадовал Пырьева. — Только прямо сознаюсь, что у меня лично никаких плохих мыслей про Чалого нет и не было раньше.

— А это уже не так важно. Мы же не знаем сути, ведь майор может ошибаться, как всякий нормальный человек. Наше же дело — выяснить про Чалого и его жену с детьми, в чем они замешаны, а также неплохо бы найти самого Сеньку. В конце-то концов, не слинял же он в другой город, если всю жизнь здесь прожил?

Начать расследование они решили с опроса Оксаны Чалой. Поскольку взялись за дело инкогнито, то и действие первое выразилось в отлавливании младшего сына Чалых — семилетнего Ванютки. Он играл со своими сверстниками у речки в футбол. Народу там было достаточно много, чтобы парень незаметно отвлекся к нашим копам, поманивших его шоколадкой. Втроём разлеглись они подальше от играющих — в тени кустов, Иван сразу принялся за сладкое, даже не удивившись, от чёго такое счастье привалило.

— Ванёк! — начал трудный разговор Тихон, сделав знак Сыроеду, чтобы пока не встревал. — Как там у вас дома дела? Трудно без отца?

Младший Чалый удивился:

— Почему без отца? Спит в сарае, мамка его туда выгнала…

Сыроед чумовыми глазами посмотрел на Пырьева, но промолчал.

— Мамка на него злится, да? — продолжил допрашивать малолетку Тихон.

— Злится, конечно! — продолжая грызть плитку шоколада, ответил Ванька. — Несколько ночей куда-то шлялся — она и злится.

Он ненадолго перестал есть, подумал и добавил:

— Шесть человек настрогал, а теперь шляется! — Ванька внимательно посмотрел на притихших копов. — Это мамка так вчера сказала. И проплакала всю ночь! Мне стало жалко её и я тоже с ней не спал и плакал.

Полицейские находились в шоке! Выявились обстоятельства, о которых вряд ли знал начальник Управления. Оставалось теперь спокойненько разговорить до конца Ваню и завершить расследование с последующим присвоением всех лавров себе. Однако, Ваня почему-то не стал с ними больше разговаривать и отдал остатки шоколада Тихону со словами:

— Уже наелся, спасибо, остальное сам догрызёшь! — затем он резво побежал доигрывать встречу с футболистами.

Хорошо думается в тени кустов и деревьев, да еще когда рядом журчит речка. Так и хочется искупаться, что молодые копы-следопыты и сделали. Обсохнув, они вернулись к обсуждению полученных сведений.

— Какая-то карусель у нас получается, — понуро сказал Пырьев, — оказывается Сенька никуда не исчезал, дрыхнет на сене в сарае. У него в подвале, сам видел, пива баночного — пропасть, так что он не скучает, как наше Управление. Его можно спокойно повязать и доставить к Захарычу. А мне почему-то этого делать не хочется! Не знаешь, почему?

— Мне тоже не хочется. Сначала нам нужно что-то такое нехорошее про Чалого узнать, чтобы сразу захотелось! Правда? — Володька испытующе смотрел на Тихона. Тот молчал и думал, как про Чалого узнать то, что никто не хочет говорить?

— Пойдём ещё раз той дорогой — через дыру в заборе, может быть, что-нибудь в голову взбредёт толковое, — предложил Пырьев, поднимаясь и начиная одеваться.

— Тиш, а давай наоборот этот путь проделаем? От дома майора?

— Мототок! — похвалил Пырьев, — А мне и в голову не стукнуло! С другой стороны по-другому и смотреться будет…

Ребятам сразу повезло в том, что заворачивая от майоровского дома в проулок к соседям, они случайно заметили в старом деревянном ящике из-под гвоздей, стоявшем под забором, сиротливо выглядывавшую тёмную сумку, по виду похожую на ту, с которой Чалый ночью вышел из дома. Сыроед радостно схватил её и порылся внутри. Кроме трёх пустых банок из-под пива «Балтика №9» в сумке ничего не было.

— А баночки-то его! — удовлетворённо проговорил Тихон и замолчал, так как на веские улики пустые банки не тянули. Он тоже поковырялся в сумке, но обнаружил только несколько хлебных крошек на самом донышке. — Интересно, не хлебом же Сенька пиво заедал?

Вовка Сыроед вывернул сумку наизнанку и сильно потряс. Выскочил маленький кусочек бумаги, по виду ценник, какие подсовывают под целлофан с продуктами питания. По печатным, расплывшимся от жира буковкам было понятно, что бумажка не так давно находилась по соседству с докторской колбасой, 225 гр.

— А это уже кое-что! — воскликнул Сыроед.

Тихон усмехнулся:

— Отвлекающий манёвр? Колбаса вместо наркоты?

— Скорее, наркотики вместо колбасы! — засомневался Сыроед. — Хотя запах самый что ни на есть колбасный…

— Ну и нюх у тебя! Бумага-то уже минимум третьи сутки здесь мается.

— Какой есть нюх, такой и есть! Что ты, Тиш, придираешься? Скажи лучше, что делать будем с этими уликами? Может, сразу к майору пойдём, все расскажем?

— С этой колбасной бумажкой ты к начальнику собрался? — удивился Тихон. — Да он нас на смех поднимет! Пойдём лучше к жене Чалого, спросим её кое о чём…

И они меж садами и огородами дошли до знакомого Чаловского дома. Калитка в заборе была гостеприимно распахнута и ребята робко вошли во двор. Расположенный здесь же большой сарай, где Сенька держал свои механизмы для обработки земли, оказался закрыт на крупный амбарный замок. Копы покосились на замок и прошли мимо к дому. Тихон, как самый смелый, тихо постучал в дверь, нажать на звонок постеснялся. Через минуту выглянул старший сын Чалого Михаил. Он неприязненно поглядел на пришедших и спросил:

— Чего надо?

— Мы к матери твоей пришли, Миша, — сообщил Тихон, — поговорить с ней кое о чём нужно.

— Так приходил уже ваш барбос Бякин! — распаляясь, начал Михаил. — Все, кажется, выяснил. Что ещё вы от мамки хотите?

Внутри дома послышался голос самой Оксаны:

— Кто там, Мишунь? Пропусти в дом!

Михаил процедил сквозь зубы: «Менты это!», посторонился и пропустил пришедших. Оксана приняла их на кухне в одиночестве.

— Слушаю вас! А ты не Тихон? — спросила она сразу, приглядевшись к Пырьеву. — Как твой отец за мной когда-то ухаживал, такие цветы дарил! А пришлось за этого спортсмена лысого выйти замуж, полюбился очень в ту осень… — Оксана промокнула глаза платочком.

— А теперь вы его разлюбили? — по солдафонски резанул правду-матку в глаза Сыроед.

— Кто это тебе сказал? — удивилась хозяйка. — Да я жить без него не могу! А у него, понимаешь, то кризис среднего возраста, то особое увлечение на стороне, то помощь кому-то оказать сильно требуется… Знаем мы эту помощь! Мужику шестой десяток идет, а он кризисами увлёкся!

— А вы знаете, где он сейчас? — вежливо, не в пример Сыроеду, спросил Тихон.

— Да ты что, сынок, откуда же мне знать? — очень удивилась Оксана. — Как ушел по своему кризису с оказанием помощи, так и не появляется. Я бы вам сообщила, да и этому придурку Бякину сказала бы. Майора вот только жалко, — неожиданно добавила она, — скольких баб от тюрьмы сберег в свои молодые годы, а теперь вот… — здесь она испуганно посмотрела на слушавших и не понимающих ее полицейских и заторопилась: — В общем, ищите его сами, не знаем мы, куда Сенька скрылся. Может и объявится. Тогда сразу к вам побежим и доложим! А пока катитесь до дому, все равно вы без формы, а в таком виде вы меня, свободную женщину, допрашивать права не имеете! Тем более в воскресенье…

От крыльца ребята шли задумчивые, разговор явно не удался. Из-за вишен у забора вывернулся Ванька, видно, справлял малую нужду — не дотерпел до дома, снабжённого туалетом.

Тихон ласково спросил у мальца:

— Ванек, а у кого ключ от сарайного замка? — и он показал на ставшее подозрительным строение, мимо которого сейчас проходили. Последышек Чалого нагло показал кукиш, спрятался за сарай и оттуда внимательно следил за копами, пока они не убрались со двора.

— Ничего у нас что-то не получается! — печально произнес Владимир. — Похоже, хорошими сыщиками станем не скоро…

— Это ты брось! Потихоньку мы всё-таки идем к разгадке запутанной детективной истории, просто не сразу доходит до нас суть вещей. Сам посуди, ведь каждый отдельно взятый факт можно по-разному истолковать. Только следует постараться. Пойдём по домам, отдохнём,

подумаем, а завтра на работе что-то новое узнаем. Картина, глядишь, и откроется с нужной стороны. А сейчас она представляет собой никому непонятный «Чёрный квадрат» Малевича!

— Чей, говоришь, квадрат? — заинтересовался Сыроед, но Тихон только рукой махнул и повернул к своему дому.

Утром в Управлении, как всегда — шумно, после выходных люди обмениваются новостями, показывают размеры пойманных щук, увеличивают в несколько раз число лукошек найденных белых грибов, спорят, чья команда в итоге выиграет чемпионат страны по футболу и в какой дыре теперь будет выступать Бушиновский «Цемент», занявший последнее место в какой-то нижайшей областной лиге. В общем-то, обычное начало рабочего дня в нашей полиции до прихода главных начальников: капитана Бякина и майора Пронина. А они постоянно запаздывают минимум на полчаса. Зато их появление всегда бывает неожиданным и пугающим для распоясавшихся сотрудников. Но, по правде сказать, сотрудники просто привыкли играть в такую игру, это как представление в театре, но всегда похожее на репетицию, потому что повторных движений никогда не бывает, испуг всегда показывают по разному. А в обеденный перерыв за столиком в ближайшей столовой копы, кто помоложе, со смеху помирают, рассказывая какую позу и кто принял при появлении Захарыча. Нужно отметить, что Бякина в Управлении не уважали и не любили, а Пронин, хотя и пытался казаться внешне суровым, на самом деле был простым мужиком, как говорится — своим в доску. И только он один полагал, что подчиненные не знают о его пристрастии к спиртному, — кроме совсем новеньких знали все: от вахтера до Бякина. Да и в области про это знали, но считали, что лучше Николая Захаровича в Бушинове пока никто лучше не сработает. Город по преступности считался на хорошем счету, так как кроме обычных междуусобных мордобоев здесь преступлений давно уже не наблюдалось. А тогда зачем менять шило на мыло?

Войдя в свой кабинет с несчастливым номером, Тихон и Володя несказанно обрадовались присутствию ефрейтора Мздрыкина, который отгулял свой заработанный отпуск и теперь выглядел посвежевшим и располневшим от домашних удовольствий. Жил Витя Мздрыкин в ближайшей деревне и добирался на работу на шикарном когда-то, но сильно побитом внешне и давно списанном в утиль «Мерседесе» без номеров. В виде исключения, чтобы не возиться с доставкой сотрудника, Мздрыкину разрешили приезжать на этой колымаге в Управление, располагающееся на самом краю городка, как раз со стороны родного селения ефрейтора. Он спозаранку приезжал и загонял «Мерс» за Управленческие постройки, чтобы не красоваться отсутствующими номерами.

— Привет, братки! — весело сказал Витя, пожимая приятелям руки. — Если бы вы знали, как я по вас соскучился!

— Сколько карасей отловил? — сразу поинтересовался Сыроед — Таранки-то привёз?

— А то! — махнул рукой в сторону полураскрытой полной сумки Мздрыкин. Из нее выглядывали аккуратно закупоренные пластиковые пакеты с самодельной таранкой из карасей. И запах в кабинете стоял соответствующий. — Как вы здесь без меня? Бякин не очень придирался? Если что, только слово замолвите — и я с женой в его огороде все огурцы с помидорами уберу. Приедет на дачу в деревню, а везти в город будет нечего!

— Да Бякин-то вроде ничего себя вел, — задумчиво проговорил Тихон, — у нас тут другие дела не получаются. Пока не можем одного закоренелого преступника поймать и привлечь…

Ефрейтор, привыкший за полгода к ребятам, воспринял слова Пырьева близко к сердцу:

— Так! — сразу стал он серьезным. — Садимся и кратко, но очень точно мне все рассказываем, не упуская главного. Кто подозреваемый, в чём подозревается, когда совершил преступление и какой тяжести, сколько погибших, кто сообщники, почему не раскололись до сих пор?

С ефрейтором всегда было легко. Мздрыкин работал в Управлении уже почти десять лет, но звание ему не повышали из-за его крестьянского происхождения и незначительного начального образования. Однако довольно длительное время, проведённое на милицейско-полицейской службе, принесло свои положительные результаты. Самые сложные дела без его участия не обходились, Пронин под любым предлогом привлекал к ним зоркого и смышлёного ефрейтора. И чаще всего новый персонал проходил обучение практической работе именно у Мздрыкина.

Пырьев и Сыроед, перебивая друг друга, выложили все сведения о Чалом и уставились на бывшего отпускника с надеждой, что он сию минуту все раскроет. И они очень удивились последовавшему поступку Мздрыкина. Он стукнул кулаком по столу и недовольно выдавил из себя несколько слов, показавшихся странными:

— Ведь говорил ему! Не послушался старый пень…

— О чем ты? — попытался уточнить Пырьев, но ефрейтор промолчал в ответ. Он встал со стула и начал взволнованно ходить по кабинету. Потом исчез из кабинета со словами:

— Пойду, доложусь, что прибыл с отпуска!

Молодые копы сидели и переглядывались. Сначала у них сложилось впечатление, что их сосед по кабинету разгадал-таки загадку Чалого. Но почему он ничего не объяснил? Не убыло бы от майора, зайди к нему Мздрыкин позже…

— Что-то Витёк знает! — предположил Тихон. — Однако поделиться с нами не захотел.

— Может, здесь есть какая-то ужасная тайна? — запаниковал Владимир. — И мы напрасно рядом копаем? Пропадем не за грош!

— Погоди, — остудил приятеля Тихон, — сейчас придёт и что-нибудь выложит. Или снова пойдём эту шоколадку догрызать! — и он осторожно вытянул из кармана плитку недоеденного Ванькой шоколада.

— Что ты, ей богу? Здесь наша репутация на кону, а ты за шоколад приняться хочешь! Ребёнок, что ли?

— Это я иносказательно, — объяснился Тихон, — конечно, не шоколад, а дело догрызать будем. Надо же его когда-то завершить?

Мздрыкин появился через полчаса. Он уставился на ребят, будто только что ему их представили, а затем улыбнулся своей славной улыбкой колхозника и скомандовал:

— Идем по старым следам!

Втроём полицейские вышли из Управления и направились к тому месту, где была обнаружена сумка предполагаемого преступника с пустыми пивными банками. Внимательно оглядев прилегающую местность, ефрейтор обратил внимание молодежи на несколько разбросанных окурков.

— Чьи, как думаете? — спросил он, направив палец правой руки на одного Тихона.

— Так Сенькина работа, — проницательно ответил тот, — только он у нас сигареты наполовину не докуривает и выбрасывает, где попало!

— Правильно, сынок! — пользуясь авторитетом, похвалил Мздрыкин. — А почему они здесь?

— Так он здесь стоял и кого-то дожидался! — опередил Тихона Сыроед.

— И опять правильно! — согласился ефрейтор. — Теперь напрашивается вопрос: а кого господин Чалый в середине ночи здесь дожидался? Да еще против дома начальника нашего Управления?

Пырьев с Сыроедом испуганно посмотрели на дом Пронина и одновременно ответили:

— Откуда же нам знать?

В это время всего в каких-то двадцати метрах от полицейских на крыльцо вышла женщина, видимо, жена майора. Она была легко одета и несла здоровую багажную сумку. Благодаря умело наложенному макияжу женщина выглядело просто убойно.

— Витя! — позвала она от дома, поставив сумку на порожек. — Ты на своем драндулете меня до станции не подбросишь?

— Вы никак уезжать собрались, Марина Евгеньевна? — спросил Мздрыкин. — А мне Николай Захарович ничего такого не сказал…

— Да надоел мне твой Николай Захарович! — надула красавица губки. — Так отвезешь или мне пешком добираться?

Ефрейтор повернулся к приятелям, попросил подождать его в Управлении, а сам кинулся вперед них за машиной. Марина Евгеньевна медленно перешла дорогу и подошла к Пырьеву и Сыроеду, которые несколько ошарашенные ещё не успели двинуться с места расследования. Она спросила:

— А вы кто будете? Новые подчинённые моего мужа? — лицо у нее было очень красивое и какое-то неживое, как будто холодное, около глаз начали собираться нежные морщинки — прелюдия наступающего среднего возраста. И нежно пахло дорогими духами.

— Так точно! — вырвалось у Сыроеда.

Женщина постояла с ними молча рядом, как бы запоминая их лица, а затем вновь прошла к дому, взяла в руки сумку и вышла на дорогу. Как раз подкатил «Мерседес» Мздрыкина, он выскочил из кабины и погрузил сумку в багажник. Марина Евгеньевна слегка махнула ребятам рукой и негромко произнесла, садясь на заднее сидение:

— Прощайте, голуби! Пусть в вашей жизни всё сложится удачно…

Машина уже давно уехала, а копы стояли, как в ступоре. Им раньше не приходилось встречать таких замечательных женщин. Они, конечно, знали, что майор в свое время развёлся и привёз себе откуда-то молодую жену, но она практически не появлялась на улице, по крайней мере тогда, когда по этой улице бродили Пырьев и Сыроед. Наконец Владимир пробормотал:

— Теперь понятно, кого он ждал…

Тихон поглядел на него рассеянным взглядом, повернулся и направился обратной дорогой. Сыроед двинулся следом, но через минуту остановился и сказал:

— Все-таки нужно зайти к Сеньке. Что он в сарае будет жить? Теперь всё равно она уехала…

— Пойдем, ты же с ним в ларьке пиво пил! — с иронией ответил Пырьев.

Остановились они уже около забора, за которым шумел роскошный сад, а между деревьями виднелся сарай, за ним — дом Чалого. В саду никого не было видно и около строений тоже. Калитка была не заперта и копы, чувствуя себя немного не в своей тарелке, зашли и направились к дому. Амбарный замок с сарая исчез, будто его и не было. Дверь сарая была приоткрыта, но ребята преодолели искушение поискать кого-нибудь внутри. Тихон заглянул в окно дома, находящееся в тени раскидистой яблони. Он увидел довольно странную и непонятную на первый взгляд картину. Комната была достаточно хорошо освещена солнцем благодаря двум соседним окнам, у стола сидела нестареющая Оксана и смотрела на стоящего перед ней на коленях мужа, который что-то тихо говорил. Пырьев отпрянул от окна, схватил за руку Сыроеда и потащил его в сторону калитки. Тот не упирался.

По дороге в Управление полицейские встретили возвращающихся с речки детей Чалого, все шестеро были веселы, а волосы еще не просохли. Михаил без внимания оставил проходящую мимо парочку, а Ванек неожиданно подмигнул и широко улыбнулся. Похоже, семейные проблемы закончились…

Управление напоминало пчелиный улей. Только ребята вошли, как дежурный сообщил, что Пронин Николай Захарович ушел в отставку с сегодняшнего дня и сейчас находится дома. Бякин временно исполняет его обязанности и с оперативной группой занимается расследованием первого убийства в Бушинове за последние тридцать лет. Мздрыкин ждет их в кабинете.

Пырьев и Сыроед с каким-то неприятным предчувствием проследовали на второй этаж. Ефрейтор наливал себе стакан водки, рядом на столе стояла початая бутылка и еще два пустых стакана. Увидев приятелей, он молча налил и им.

— За упокой её души! — буркнул Мздрыкин, залпом выпил и проследил, чтобы Тихон и Владимир сделали тоже самое.

— За что это мы пьем? — спросил непонимающий Сыроед.

— Не за что, а за кого! — ответил ефрейтор и немного помолчал. — Правильно кто-то сказал: неисповедимы пути человеческие! Застрелилась она у меня на глазах! Только высадил её у автостанции, проследил, чтобы билет купила, сумку засунул в салон. А Марина Евгеньевна стояла снаружи автобуса. Я смотрел через стекло, как она из своего радикюля вынула табельное оружие майора и пустила пулю себе в висок. Шума там было! И крови много…

Фантастика

Моя мечта — Марс

Старик сидел на балконе поздним вечером и смотрел на звезды. Свет в квартире был выключен, а балкон выходил в тупиковую неосвещенную часть улицы, поэтому звезды сверкали очень ярко, как всегда в летние теплые дни. Рядом расположился домашний любимец кот Тимофей. Он неодобрительно относился к прихотям хозяина квартиры, но всегда сопровождал его при таких наблюдениях перед ночным сном. Луна сегодня отсутствовала, она помешала бы найти в небе ту самую искорку света, которую люди когда-то окрестили именем бога войны — Марсом. Старику стукнуло на днях восемьдесят лет и эти посиделки на балконе заменяли ему вечерние прогулки по свежему воздуху, рекомендованные лечащим врачом. Он смотрел на звездное небо, что-то тихо шептал, шевеля тонкими сухими губами, и иногда слегка гладил недовольно урчавшего Тимофея.

С юношеского возраста Виктору Юрышеву нравились научно-популярные книги о космосе, о строении Вселенной, о последних научных мировоззрениях ученых. Он много просмотрел исторического материала о появлении интереса человечества к звездному небу, к окружавшему Землю космическому пространству, к соседним планетам, но особое внимание нельзя было не обратить на один из ближайших к родной планете мир — Красной планете с ее загадками типа каналов, открытых еще в средние века итальянцем Скиапарелли. Еще в те давние времена люди предположили, что на Марсе существуют такие же жители, как и на Земле. А когда начался бум космических исследований в середине двадцатого века, большая часть средств, направленных на эти исследования была ориентирована на изучение именно Марса и его странных спутников. Автоматические зонды с Европейского континента и Америки год за годом отправлялись в поисках хоть каких-нибудь подтверждений наличия жизни на Марсе. Вначале земляне поняли, что подобных себе они в этих поисках не найдут. Тогда стали искать хоть какие-то подтверждения существования подобной жизни в далеком прошлом Марса — миллионы и миллиарды лет назад. Стали искать органические вкрапления в метеоритах с Марса, а вглядываясь в снимки, присланные с Красной планеты марсоходами, искали похожие на земные предметы обихода, обломки возможно существовавших там когда-то зданий и циклопических сооружений. Но ничего определенного найдено не было. Находки уфологов на таких фотографиях не выдерживали серьезной критики и постепенно ажиотаж вокруг Марса стихал.

Виктор уфологом не был и относился к ним скептически. Он больше держался практического направления в подобных поисках признаков жизни на соседней планете. Необходимо было, снизив затраты на общие исследования Вселенной, направить все усилия и средства на организацию пилотируемого полета и воочию убедиться, есть жизнь на Марсе или ее никогда там не существовало. Юрышев был обычным советским школьником, затем российским инженером, десятки лет занимался строительством крупных промышленных объектов, хотя в детстве мечтал стать, как Гагарин, космонавтом. Но жизнь его повернулась по-другому, все в ней было, как у большинства других его ровесников, и не было в ней даже прикосновения к работам в космической области. Но все равно он остался предан вере человечества в наличии внеземного разума и постоянно следил за новостями с далеких орбит, ощущая себя одной из частиц Вселенной, в которой не может, не должно быть одиночества для землян, где-то обязательно должны быть братья по разуму. И в первую очередь — на Красной планете.

Раскрытие давних государственных секретов позволило Юрышеву узнать некоторые подробности о планировавшихся посещениях Марса. Так, в конце 50-х годов в СССР был разработан проект марсианского пилотируемого комплекса со стартовой массой в 1630 тонн. Собрать его предполагалось на низкой околоземной орбите за 20—25 пусков ракеты носителя Н-1. Возвращаемая часть МПК имела бы массу 15 тонн. Продолжительность экспедиции планировалась 2,5 года. И был разработан тяжелый межпланетный корабль для той же цели. 23 июня 1960 года руководством страны был назначен день старта на 8 июля 1971 года с возвращением 10 июня 1974 года, но затем последовала «лунная гонка», во время которой закрыли проект полета на Марс.

Последующие полеты автоматических станций, зондов, работа на поверхности Марса американских марсоходов не позволили Юрышеву надеяться, что еще при его жизни астронавты с Земли высадятся для изучения загадок Красной планеты. Пришло время, и он остался один в квартире, если не считать подобранного у подъезда бездомного Тимофея, ставшего определенной отдушиной в старости. Юрышев ждал. Он не хотел уйти из жизни, хотя она ему уже порядком надоела, не узнав великой тайны: есть ли цивилизация на Марсе, была ли она там и есть ли практические возможности у человечества заселить планету. По последним сведениям из Интернета НАСА только в 2033 или 2037 годах сможет организовать пилотируемый полет на Марс. Частным проектом голландца Баса Лансдорпа «Mars One» предполагается послать четырех человек из числа добровольцев в безвозвратный путь для начала заселения Красной планеты в 2018 году с последующим пополнением состава колонии и непрерывной трансляцией по телевидению событий в ней. С каждым годом прямые исследования Марса отодвигались все более на поздний срок. Даже 2018 год для Юрышева представлялся недостижимой для его организма датой. И теперь он смотрел на далекие звезды и жалел, что когда-то не проявил характер и не добился получения работы в космической отрасли. У каждого в жизни имеются определенные возможности для исполнения своей заветной мечты, нужно было хотя бы попытаться. Уж он точно со своей жаждой добраться до Марса осуществил бы эту мечту для всего человечества.

Ранним утром солнце позолотило окружающие многоэтажки. Лучик света упал на сморщенные от старости щеки человека, устроившегося в кресле на балконе с открытыми глазами, направленными на яркое беззвездное небо. Рядом на небольшой подставке сидел кот неопределенной масти, как будто стороживший вечный покой своего хозяина-мечтателя.

Я обязательно вернусь

Вчера прочитал я объявление про несколько жилых объектов, где до сих пор наблюдаются паранормальные явления. И нашлись люди, которые захотели эти объекты использовать в целях наживы, для чего приглашают посетить такие места, разумеется, за определенную плату.

Естественно, я заинтересовался, так как с детства любил страшные рассказы про всяких призраков, нечистую силу, барабашек, водяных и т. д. и т. п. С тех далеких лет меня мучила какая-то недосказанность во всех этих историях. Никаких страшилок этого рода я никогда не боялся, так как несколько лет после школы посещал спортивный зал по соседству с домом и выучил уйму всяких приемов от индейцев майя до родных братьев Кличко. Поэтому, не долго думая, я позвонил по указанному в объявлении адресу, представился и пояснил цель своего звонка. На другом конце провода молодой женский голос, больше похожий на те голоса, которые работают с клиентами во время секса по телефону, приятно промурлыкал:

— Серьезно? Вы действительно желаете побродить по замку под ручку с призраком? Или развлечься мелодией, придуманной барабашкой, либо послушать его перестуки в разных частях жилища? У вас, видимо, нет другого занятия? Может быть, мы вам по другому окажем помощь? Если, конечно, у вас достаточные финансовые возможности.

— Нет! — отрезал я. — По другому не хочу, как говорится: назвались груздем…

— Что? — изумился приятный голос. — Кем я назвалась?

— Да это я так, пошутил! — поправился я. — Пословица такая имеется в русском языке. Так вы заказ принимаете или нет?

— Мужик! — вдруг раздался в трубке грубый баритон. — Тебе чего надо? Смерти ищешь?

— А ты кто такой? — на всякий случай уточнил я. — Где та, которая с приятным голосом?

— У меня голос не менее приятный, — опять не совсем вежливо ответил баритон, — чем мой голос тебе, мужик, не по нраву?

— Слушай, дружок! — не вытерпел я. — Ты как попал на линию? Сейчас же отдай молодой тете трубку, я же с ней, а не с тобой договариваюсь!

— Линусь! О чем это ты с этим фуфлом договаривалась? Зенки повыцарапаю! — дальше в трубке прозвучала обычная семейная перепалка.

Я ждал. Наконец мужика вдалеке усмирили и опять со мной продолжила разговор то ли его супруга, то ли сожительница, кстати, голос был все такой же спокойный кошаче-мурлыкающий:

— Так какого рода развлечение вы предпочтете, Николай Филиппович? В нашем объявлении все перечислено.

— Линусик! — начал я и осекся. — Извините!

— Можете меня так называть, не возражаю, — промурлыкал голос, — продолжайте, пожалуйста…

— Мне проверить свои ощущения хочется в замке с привидениями. Далеко ваш замок находится? В какой стране? Давненько я не был за границей!

— Что вы, что вы! Да все это в нашей родной стране, в России-матушке, дорогой Николай! — продолжила Линусик. — Надеюсь, вы тоже не возражаете против моего к вам обращения по имени. Мы с вами одного возраста, одинаковый цвет волос, даже роста мы одного.

— Почему вы так решили? — удивился я.

— Это мой секрет, Николай. Если вы сомневаетесь в моих способностях, то что бы вы ответили, если назову имя вашей матери? Ее звали Варвара Ивановна.

Хорошо, что звонил я с домашнего телефона и рядом стоял стул, а то свалился бы от изумления, а так — все-таки успел присесть…

— Откуда?.. Хотя нет, это тоже ваш секрет, наверное.

— Конечно. У меня секретов много. Давайте поступим так. Сегодня мой одуванчик проверит, какие дела в нашем замке-притоне, а завтра я вам позвоню, сообщу, куда и когда приходить, где забрать ключ и сколько времени вам надлежит в этом заведении пробыть. Оплата — после получения всего набора ощущений, которые вы пожелали. До встречи, Коленька! — трубку на том конце линии положили. Я даже не успел спросить, а кого она собственно одуванчиком назвала — сожителя своего, что ли? Грубияна этого? И как его звать на самом деле? Вдруг встретимся на узкой дорожке перед замком. А меня все-таки Коленькой назвала, и прозвучало это довольно-таки мило и двусмысленно.

Весь следующий отпускной день я размышлял над тем, где у нас в Москве находится замок-притон? Конечно, нехилая хибарка Примадонны с Галкиным в Грязях определенно отпадает. Залез в Интернет, но ничего подобного не обнаружил. Может, что-то новое построили? Ведь я просил какое-нибудь средневековое сооружение, пахнущее прошлыми тайнами, сотнями неизъяснимых смертей, напичканное темными силами и светлыми прозрачными приведениями с головами и без. Обычно такое встречается по слухам в Европе, чаще — в Англии. Но есть ли такое в нашей столице?

С другой стороны, вызывала настороженность легкомысленная добавка к слову «замок» слова «притон». Притонов-то в столице предостаточно! Меру города они точно работенки добавляют. Так ничего и не придумав, стал я ждать, когда объявится вчерашняя телефонная девушка. Она позвонила ровно в полдень, когда я перекусывал всухомятку на своей маленькой хрущевской кухонке. Линусика я сразу почувствовал, подумал еще, что теперь мне предстоит целый месяц развлечений в порядочном заведении, имеющем преогромные размеры, а не ютиться, как сейчас на двадцати квадратных метрах. Чутье меня не обмануло, это была та самая, которая просто замечательно мурлыкала в трубку:

— Николай Филиппович? — официально осведомилась она. — Добрый вам день! Надеюсь, вы не передумали и заказ не собираетесь отменять?

— Конечно, нет! Здравствуйте! — ответил я и внутренне напрягся. Начинается приключение!

— Запоминайте! Записывать ничего не надо, просто запоминайте, — начала она инструктаж, — буду говорить медленно и повторять, чтобы запомнили лучше и не ошиблись с адресом. Ровно в восемнадцать ноль-ноль вы приезжаете на улицу Даргомыжскую, это от вас совсем недалеко, подходите к дому номер тринадцать, входите во двор и направляетесь точнехонько к парадному входу в замок. У ворот вас встретит привратник в голубой ливрее с гербом княжества на груди. Он позволит вам войти внутрь и передаст горничной, которая отведет вас в ваши покои, где вы будете ночевать, покажет столовую, где, в определенное этикетом время, вас будет ожидать еда. На плане, вывешенном на стене столовой, вы найдете расположение остальных комнат замка. Вы живете там без права выхода — кстати, выхода вы все равно не найдете — ровно месяц, а затем вам эта же горничная поможет выбраться на белый свет. В замке на всех этажах будут гореть свечи — ну, может быть, не всегда. В столовой и спальне вы при необходимости найдете свежую свечу и, по крайней мере, спички. Жить в замке вам придется одному. — Линусик помолчала, затем неожиданно спросила, как выстрелила: — У матросов есть вопросы?

У матросов существенных вопросов не оказалось. Так, мелочь…

— Деньги сразу вносить за экскурсию? И кому? Где вас найти? — поинтересовался я.

— Коленька! Об этом не переживайте, вам главное остаться живым после такой экскурсии! Деньги мне отдадите сразу после шоу. В инвалюте, и лучше в евро, поскольку вам предстоит побывать именно в настоящем западноевропейском замке, так что заранее поменяйте деревянные. Еще вопросы? Нет вопросов. Очень надеюсь, что еще увидимся! — Разговор на этом прервался.

Прямо скажем, некоторые ее намеки мне не совсем понравились, но делать нечего. Я по привычке почесал в голове, обдумывая ситуацию. Как может европейский замок попасть в Москву? Что это за огромное здание в Москве, похожее на замок, в котором, скорее всего, никто не живет? Как получилось, что в московском здании отсутствует электрическое освещение, а, значит, там не осталось даже никаких следов какой-нибудь электропроводки? «Ладно! Все это мы еще проверим во время танцев в темноте! — пошутил я мысленно. — В любом случае я обязательно вернусь…» Затем я пошел в обменный пункт.

Ровно без пяти шесть вечера я вышел на Даргомыжскую и прошел по ней немного вперед по нечетной стороне. Раньше мне здесь бывать не пришлось, поэтому с изумлением я обнаружил прибитую к ограде высокого каменного забора табличку с номером тринадцать. Я посмотрел вправо и влево вдоль улицы, но в середине зимы в это время было достаточно темно и людей я не увидел. В огромных воротах находилась небольшая калитка, через которую я и проник на довольно широкую площадь перед красивым, слегка поправленным временем зданием, весьма смахивающим на настоящий замок! Три из четырех угловые видовые башенки на крыше замка, запорошенной снегом, были разрушены. Стекла на темных окнах хотя и были целыми на первый взгляд, но я не был уверен, что отсутствовали треснутые от старости. Все мне удалось рассмотреть благодаря двум крупным круглым светильникам, расположенным чуть впереди меня прямо перед замком. Я оглянулся. Ни калитки, ни ворот сзади уже не было, что, видимо, и следовало ожидать. Оставалось действовать по законам жанра и прорваться внутрь для борьбы с обнаруженной нечистью. На всякий случай я перекрестился и пошагал по легкому снежку к парадному входу, где маячил высокий худой старик с пикой наперерез. Я осторожно приблизился, но он на нормальном русском языке поинтересовался:

— Господин Расторгуев?

— Так точно! — не удержался я от иронического ответа, приставив правую руку к шапке.

Старик отсалютовал мне специально выверенными движениями и пригласил:

— Пожалуйте в наш замок!