Бесплатный фрагмент - Мотыльки летят в огонь

глава 1

В жизни Саввы во время работы случались разные ситуации — землетрясения, сильные ураганы, два раза он попадал под невероятно мощный ливень, однажды его чуть не разорвали дикие животные, теперь вот их завалило в пещере.

— Выпустите меня отсюда! — завывала рядом Птицина и ее пронзительный голос, отраженный пещерой, давил Савве на уши. — Я хочу выйти. Эй, вы!..

И надо же было такому случиться, что их завалило вместе! Его и эту пигалицу, по всей вероятности, старую деву, Птицину. Имени-отчества Савва не запомнил. Не до этого было. Кажется, она работала в местном краеведческом музее. Не мог на ее месте оказаться кто-то другой, с более низким тембром голоса?

— Замолчите, ради бога! Вы же слышите — снаружи работает экскаватор.

— Вы — холодный, бессердечный тип! У меня, кажется, развивается клаустрофобия, — она зашмыгала носом.

— Идиотия в вас развивается.

Он говорил намеренно грубо, отвлекая ее, потому что уговоры имели бы обратный эффект. Пусть лучше дуется на него, чем будет сосредоточена на их положении.

Никогда и ничто бы в жизни не привело его, Савву Бергмана, ведущего специалиста столичного университета, специализирующегося на наскальных рисунках сюда, в это богом забытое место, если б не случайно открытая пещера с рисунками, приблизительно относящимися к бронзовому веку. Снимки рисунков электронной почтой выслал один знакомый из местного университета, Савва, разумеется, не смог удержаться и не прилететь — слишком заманчивыми они выглядели, слишком необычными. Да и в этих местах были редкостью.

Обрушение породы, закрывшее выход, произошло буквально сразу же, как только Савва и Птицина зашли в пещеру. Он почему-то сразу обратил на нее внимание, как подъехал к группе археологов. Она была слишком взвинчена, находилась в эйфории от того, что в их местах произошло такое неожиданное открытие, забегала вперед, все время щебетала о том, какая честь… их городок прославится…

— Как вы думаете, они еще долго? — спросила она после некоторого молчания. Ждать и бездействовать было, по-видимому, для нее невыносимо.

Савва сидел на камне и смотрел на большую тень Птициной, выросшую на три метра, до потолка пещеры. Тень все время металась в свете фонаря. Казалось, она взялась ярче выражать эмоции хозяйки.

— Воздуха здесь хватит на неделю, так что не парьтесь.

Тень снова всколыхнулась, задвигалась. Тоненькие ножки, ручки, словно палочки.

— Вы раньше попадали в такие ситуации?

— Нет, не приходилось.

— Почему же вы сейчас такой невозмутимый?

— Потому что я слышу, как нас откапывают. Потому что только что звонил ваш директор и сообщил об активной работе, и вы в курсе нашего с ним разговора. Потому что я жив и даже не ранен. Вы — тоже. У нас есть свет, воздух, вода в рюкзаке. Что еще?

— И все равно, — не сдавалась Птицина, — вы слишком хладнокровный. Это даже подозрительно.

Савва не стал отвечать на этот лишенный логики комментарий. Вообще, чего он сидит, когда можно работать? Все необходимое при нем.

Он встал, взял рюкзак.

— Пойдемте, покажете рисунки.

Птицина как-то недоуменно посмотрела на него, но подчинилась.

— Это здесь, совсем рядом. А про керамику вы в курсе? Кроме рисунков, нашли пятьдесят три штуки небольших керамических чашек, узоры простые, елочкой, нанесенные штампом.

Они прошли за большой выступ. Здесь пещера заканчивалась.

— Хм, вызывает впечатление рукотворной, — пробормотал он.

— Да, я тоже так подумала. Но ведь в бронзовом веке предки человека пользовались только естественными гротами. Чашки нашли в углу, сложенные в стопку, как для продажи. Странно, не находите?

Савва снова промолчал — рано еще делать выводы. Девушка осветила стену и их взору открылась величественная панорама. По своду скакали охристо- коричневые олени, за ними неслись такие же кони и всадники. Кто с луками, кто с копьями наперевес. Савва уже успел изучить источник по фотографии, но все равно, вживую это впечатляло.

— Грандиозно, да? — поймав выражение его лица, поинтересовалась Птицина.

Савва хмыкнул, ему не нравилось, что девушка наблюдает за ним.

— Сколько лет дадите? Директор нашего музея Игорь Иванович сказал, что это палеолит, 10—12 тысяч лет до нашей эры.

Савва приблизился к стене, подставив фонарь как можно ближе. Неровности стали глубже, мелкие камешки в граните выступили на первый план и отбрасывали еле заметные тени.

— Вчера взяли краску на радиоуглеродный анализ, ждем. А вы на глаз можете определить?

— Помолчите, пожалуйста, — поморщился Савва. Эта женщина не давала сосредоточиться. Сначала она паниковала, сейчас предмет ее активного интереса сменился, но не градус.

Она, кажется, обиделась, надула губы. Его это мало беспокоило. Он близко изучал наскальный рисунок, наверное, Птициной показалось, что нюхал, как собака. Она придвинулась, ее лицо чуть ли не касалось его лица, он почувствовал ее дыхание на щеке. И только когда резко обернулся к ней — отпрянула.

— Я тоже здесь не случайный человек, если хотите знать. Я в музее уже пять лет работаю. Я закончила исторический факультет.

Савва притронулся подушечкой пальца к краске.

— Что вы делаете? Это нельзя трогать.

Он поднес палец к глазам, ясно обозначились заполненные охрой бороздки. Помедлил, задумчиво растирая след краски между пальцами.

— Краска очень странная… Вроде как похоже на глину… и в то же время — не похоже…

Савва поднес пальцы к глазам, покачал головой, думая о чем-то своем. Птицина с интересом глядела на него, склонив голову набок. Он отряхнул ладони.

— Покажите-ка мне вашу керамику.

В углу стоял ящик с чашками — их уже упаковали. На вид они были безупречны — не какие-нибудь черепки, а настоящие целые пиалы. Савва достал одну, повертел в руках, положил обратно.

— Вас это озадачивает? Их сохранность, я имею в виду.

Ну еще бы! Весьма озадачивает. Но не в той степени, в которой — ее. Савва нагнулся к рюкзаку, достал бутылку с водой, отхлебнул и вдруг плеснул на стену. Тут же по нарисованной поверхности потекли ручейки воды. Птицина в ужасе вскрикнула, взмахнув руками, как будто хотела защитить историческое наследие своим телом.

— Что… что вы делаете?.. — забормотала она, чуть заикаясь от возмущения.

— Это все не настоящее. Имитация, — спокойно пояснил он.

— С чего вы это взяли? — Птицина буквально взвилась.

— Краска — свежая. Я пока не знаю ее природы, но она не древняя, это точно. Теперь о самом рисунке. Он очень красив сам по себе. Но когда я рассматривал фотографии, никак не мог понять, что меня в них смущает. Вот посмотрите, эти люди — копии с пещеры Тассилин-Адджер, олени — из пещеры Ласко, а лошади — словно с рисунков жилища Бхимбетка. Алжир, Индия и Франция — три в одном. Наверняка еще чего-то не заметил. Фигуры искусно переплетены и сгруппированы. Очень хорошая подделка.

— Не может быть! — Птицина не хотела в это верить. Только не это!

Она молчала, пораженная в самое сердце.

— И керамику вашу можете выкинуть, — он слегка подцепил ящик носком дорогого ботинка. Чашки уныло задребезжали, ударившись друг о друга.

— Но зачем? — растерянно проговорила она. — Зачем?

— Забавы ради. Поиграли и забыли.

— Я не понимаю…

Савва снова отхлебнул из бутылки. Вот и все, еще одной прекрасной загадкой стало меньше. На душе отчего-то стало грустно. Чем бы мешала эта пещера для местных, ходили бы, мечтали, размышляли о вечном… Парни бы девчонок водили на свидания, привозили за десятки километров на мотоциклах, и пожимали бы потными руками их ладошки, пока девчонки с замиранием сердца и раскрытыми ртами рассматривали «древнюю живопись». Как когда-то в юности он возил мать Герасима…

Герасим, его сын, сейчас ждал снаружи. Пришлось взять его с собой в поездку — тот как раз гостил у отца. После развода они могли видеться с сыном только летом. Каждый год Надя оставляла мальчишку пожить у отца на время своего отпуска, сама же пыталась устроить свою личную жизнь. Савва давно уже не ревновал. Все прошло слишком быстро. Чувства испарились. Да и были ли они? Такая же подделка, что и сейчас перед ним. Роль отца он исполнял пусть без энтузиазма, но исправно. А Герасим рос своевольным и нагловатым, впрочем, как все подростки.

В тишине, со стороны заваленного входа, прокатился камень, отлетел на середину пещеры.

— Вот нас и открыли. Всего-то мы тут и пробыли… — он взглянул на часы, которые уже стали довольно ясно видны и без фонаря, в пробивающемся снаружи свете, — полчаса.

Он дождался, когда проход будет достаточно большим. Птицина не произнесла ни слова. Вышел на свежий воздух, щурясь от солнца. Сын лежал, прислонившись к скале спиной, закрыв лицо бейсболкой. Савву кольнуло, что сыну было как бы и безразлично, что происходит с отцом. А потом махнул рукой — через три дня и до следующего лета его заберет Надя. Следующим летом он, пожалуй, и займется его воспитанием.

— Герасим, собирайся, поехали. Наша миссия закончена.

Сын встрепенулся, встал и молча пошел к машине. Ему, реально, было наплевать.

Они неслись по ковыльной азиатской степи уже давно. И не было ей ни конца, ни краю. Земле, которую когда-то топтали копыта коней Тамерлана и Чингисхана. Куда ни кинь взгляд — трава, волнообразно клонящаяся под ветром, да вместо дороги две сухие колеи, ведущие за горизонт.

Машину вел директор музея Рудин Игорь Иванович, мужчина лет 50-ти, с довольно умным лицом, но какой-то нескладный и вечно суетливый, в немодном сером костюме, явно надетом по случаю приезда столичной ученой звезды. Он как гостеприимный хозяин встретил Савву на аэродроме на своем автомобиле, теперь вот вез обратно. Но от утреннего веселья не осталось и следа. Савва так и чувствовал волну разочарования, исходившую от немолодого мужчины. Видимо, бедолага возлагал на пещеру очень большие надежды. Как будто Савва был счастлив такому облому! Когда сюда ехал, не сказать, чтобы думал о каком-то мировом открытии, но хотелось встретить что-то новенькое, любопытное…

— Сармат по-древнегречески означает ящероголовый. Так их называл Геродот. Это тем более странно, потому что антропологически сарматы относились к европеоидам. У них были круглые головы.

Савва пытался с пользой скоротать время — напичкать сына хоть какой-то умной информацией, помимо той хрени, которую его поколение урывками цепляло из интернета и соцсетей. Может, она и не пригодится ему в жизни, но для расширения кругозора лишней не будет. Только Герасиму было неинтересно. Он сидел позади и даже не скрывал, что не слушает отца, рубился на телефоне в какую-то игрушку.

— Савва Витальевич, так что там с краской? Я так и не понял… — спросил Рудин. — Как вы могли определить без специального анализа, что это — подделка? — Сквозь доброжелательный тон просачивалось раздражение.

— Игорь Иванович, — нарочито устало вздохнул Савва, — опыт и еще раз опыт. — И добавил снисходительным тоном. — Но, конечно же, мы дождемся результата анализа.

Не хотелось лезть в подробные дискуссии, что-то доказывать. Перед ним был дилетант, не стоящий его энергозатрат.

— Я вот думаю… — Рудин никак не мог успокоиться. — Может, пока не пришел ответ из лаборатории, временно пещеру можно прикрыть? Пригласим еще специалистов… изучим…

Савва возмущенно хватанул ртом воздух. Это было неприкрытое оскорбление. Ему, известному ученому, опытному специалисту… Да как смеет эта музейная крыса сомневаться в его компетенции?!!

— Вы, конечно же, можете делать как вам вздумается. — Савва высокомерно пожал плечами. — Я всего лишь ведущий специалист по наскальной живописи. И я признал ее поддельной. Заключения моего исследования я подробно изложу в письменном отчете. Вы обязательно получите копию.

Рудин обиженно поджал губы, продолжая следить за дорогой. Наступило тягостное молчание.

— Сколько еще ехать? — подал голос Герасим.

— Минут двадцать, — ответил Рудин.

— В туалет можно?

Водитель притормозил. Мальчишка вылез из машины, спрыгнул в траву по колено, завертел головой. Необычно это все в первый раз — ни дерева тебе, ни кустика. И только необузданный, вездесущий ветер.

Ветер ворвался в салон, растрепал Савве волосы. В животе заурчало. А ведь он не ел с самого утра. В городке перекусить тоже не удалось. Герасиму сунули какой-то пакет с едой, так он сжевал все по пути, даже не подумал поделиться с отцом. Да и ладно, лишь бы за собой упаковочную бумагу прибрал. Но видимо и этому его не научили.

Откуда-то из-за горизонта стали выплывать тяжелые тучи, глядя на них, Рудин поморщился. Мальчишка запрыгнул обратно, плюхнулся со всего маху на сиденье и громко охнул. Потом сунул руку под зад и вытащил глиняную чашку, запрятавшуюся под раскиданную бумагу.

— Че это вообще здесь делает? — его возмущению не было предела.

Савва забрал у него чашку. Так и есть — «керамика» из пещеры. Глянул в сторону Игоря Ивановича. Тот озадаченно пожал плечами.

— Да не воровал я! — выкрикнул Герасим в ответ на их молчаливый упрек. — Еще не хватало мне всякий хлам собирать, есть кому и без меня этим заниматься.

Герасим был не на шутку возмущен. Намек на себя Савва тоже ясно расслышал. И это разозлило. Разозлило еще и то, что свидетелем их семейных разборок стал посторонний человек.

— Откуда тогда эта вещь?

Пришла новая догадка. Он покосился на Рудина. Не рановато ли тот расхищает музейное достояние? Директор молча забрал у Саввы чашку и выкинул из машины. Савве даже показалось, что он злорадно улыбнулся, как будто мстил чашке за свою неудачу с пещерой.

— Думаю, этого не стоило пока делать, — заметил Савва. — Да, я дал устное заключение, но оно документально еще не оформлено и без доказательной базы…

— Мы на самолет не опоздаем? — оборвал его Герасим.

— Может, ты все же не будешь вмешиваться в разговоры взрослых? — вскипел Савва. Сын в который раз опускает его в глазах директора музея.

— А вы разговаривали?

И снова этот снисходительный тон. Какого черта! Воспитала же его Надя. Сын отца ни во что не ставит. В прошлом году они с Герасимом вполне ладили, что изменилось в этом? А может свалить все на переходный возраст и не обращать внимания? Савва достал из сумки наушники и подключил их к своему телефону. Хорошая музыка всегда успокаивала его.

Вскоре показался частный аэродром, огороженный металлическим забором. Это был старый заброшенный полигон, построенный когда-то военными, а теперь принимающий самолеты раз в пятилетку. Савве сразу не понравилось, что кукурузник стоял в ангаре, хотя он два часа назад предупредил пилота о срочном вылете. Навстречу вышел пилот, высокий мужчина с залихватскими усами, которые в сочетании с грубоватым, растрескавшимся от ветра и солнца, лицом, выглядели очень устрашающе.

— Почему самолет не готов? Я через час должен быть дома.

Пилот лениво что-то дожевывал. Его совсем не смутил требовательный тон Саввы. Видали и не таких прытких.

— Сегодня нельзя, — сказал он. — С юга надвигается грозовой фронт.

«Надвигается грозовой фронт» — внутренне передразнил его Савва. Вот ведь, деревенщина по виду, а разговаривает красивыми фразами, как синоптик по телевизору. Савва запрокинул голову к небу. Оно не было столь же чистым и безоблачным, как днем, но все равно выглядело безобидно.

— Ну и где? — Савва приготовился спорить. Улететь хотелось немедленно. Сдать строптивого сына бывшей жене с рук на руки и завалиться в свою уютную холостяцкую квартирку, забыть обо всем, что произошло в этот впустую проведенный день.

Пилот хмыкнул и посмотрел на Савву как на неразумное дитя.

— Да я уж понял, что увиденная картина вас не поразит. Но я, слава Богу, не на зрение полагаюсь. Передан запрет на взлет. Себя не жалко, о сыне подумайте.

И этот туда же тычет носом в его отцовские обязанности! Каждый, кому не лень…

— Пап, что будем делать? — спросил Герасим. Он беззаботно развалился на заднем сиденье.

— Можно попробовать автобусом, — подал голос Рудин. — Это, конечно, часов десять езды… до ближайшего аэропорта… — увидев по выражению лица Саввы, что сказал глупость, смутился. — Гостиниц у нас в Пласе, к сожалению, нет.

— Но как-то же нужно решить эту проблему. — Савва начинал злиться. — Может, вы посоветуете мне переночевать в ангаре?

Солнце и в самом деле уже клонилось к западу. Еще два часа и начнет темнеть. Проблема с ночлегом обозначилась более чем остро.

— У меня у самого квартирка маленькая, однокомнатная, — Рудин начал защищаться, весь его вид говорил, что он растерян и не ожидал такого поворота. Устраивать гостей на ночлег вроде как была его обязанность, но она его тяготила. И вдруг он просиял.

— А Оксаночка-то Птицина… — радостно забормотал он. — Она же в музейном домике живет.

— С привидениями? — хохотнул Герасим.

— Да нет, что вы! Домик не такой уж и древний. Просто собственность музея. Там раньше наш хранитель жил, из фондового отдела.

— Сбежал что ли? — Савва спросил, лишь бы поддержать разговор, судьба хранителя его мало интересовала.

— Да нет, помер. От старости. Ни жены, ни деток после себя не оставил. Претендовать было некому. Так и отошло жилье музею. Теперь вот Оксаночка живет.

Савву передернуло как от зубной боли. Не то чтобы внешне девица была непривлекательной, но уж больно характер проблемный. Чересчур эмоциональная. Савва таких сторонился. С другой стороны выбора у него не было, к тому же только одну ночь. Может он и потерпит.

Птицина уже почти час хлопотала на кухне, звенела кастрюлями, что-то роняла, вскрикивала. Изображала из себя хозяйку. Но понятно было, что ей это в диковинку. Да и чему удивляться, живет одна, без семьи. Хозяйство, конечно, досталось ей огромное (пятикомнатный домище) и потому запущенное. В той комнате, куда его определила Оксана, похоже никто и не жил. Обои были выцветшие, местами ободранные, окна — пыльные и грязные. Из мебели — только полки с книгами и старинная железная кровать. Наверняка, осталась от прежнего хозяина. Белье на ней было тоже не новое. Может, так и не меняли со смерти этого самого хранителя. Савва брезгливо поежился, глянув на жаккардовое покрывало и подушку с наволочкой в тусклый цветочек. Нет уж, лучше он будет спать на полу. Или попросит эту Птицину все же поменять постельное… хотелось верить, что у девушки оно имеется.

Проверив электронную почту и почитав новости науки и культуры в ноутбуке, который он неизменно возил с собой в разные экспедиции, Савва заскучал. Интересно, как там устроился его сын?

Савва толкнул дверь. Герасим лежал на диване, уткнувшись в какую-то книжку. Надо же, его сын читает бумажную литературу! Савва огляделся. Да, здесь комната была точной копией той, в какую поселили его самого. Только вместо книжной полки возвышался огромный шкаф, так же набитый всякой старинной требухой. Бывший музейный хранитель был большим книголюбом.

— Ну, и что ты там вычитал интересного?

Савва присел на край дивана. Непринужденно подергал сына за носок. Нужно же было как-то налаживать контакт с собственным ребенком. Герасим поджал ноги, так и не оторвав носа от книжки.

Савву это задело. Мальчишка нарочно игнорирует его.

— Герасим, что происходит? Думаю, надо серьезно поговорить…

И замолчал. Да, глупо все это как-то звучало, банально. Не умеет он общаться с детьми, ох не умеет. Не слышит его сын.

— Да фиг знает про что книга. — Герасим все же снизошел. — По-старинному написано. Я картинки смотрю.

— Дай-ка и мне глянуть.

Савва, вдохновленный своей маленькой победой, придвинулся к сыну, тот сел, пододвинув книжку ближе к отцу. Савва нахмурился. Странно. Книжка была явно старинная, об этом говорили и истертые пожелтевшие страницы и характерный запах старой бумаги, да и чернила, которыми были написаны буквы, почти вылиняли от времени. Но вот картинка с прыгающими человечками, гнавшимися за буйволом, вызывала сомнение. Она как будто была здесь чужеродной. Вроде фотошопа. Как будто затерли старый рисунок и нанесли новый. Но как это возможно, не повредив страницы? Савва пригляделся. Ну, так и есть. Фигуры были в точности такие же, какие они сегодня обнаружили в пещере.

— Где ты взял эту книгу? — спросил Савва, забирая старинную вещь у сына. Тот неохотно выпустил книгу из рук.

— Да тут лежала, — буркнул он и встал с дивана. Атмосфера уюта и доверия тут же пропала. Но Савва даже и не заметил.

— То есть ты пришел, а она на диване лежит? — Савва навис над сыном, как строгий учитель над нерадивым учеником.

Герасим поджал губы. Вот пристал, как банный лист.

В дверь тактично постучали. Оба повернулись в сторону звука. Савва — с досадой, Герасим — с облегчением.

— Мальчики, у меня все готово. Можно ужинать, — раздался смущенный голос.

В наступившей тишине стало слышно, как Птицина, стоя за дверью, переминается с ноги на ногу, но не уходит.

— Сейчас придем, — наконец ответил Савва.

Напоминание об ужине было совсем некстати. Есть уже почему-то не хотелось. Зато так и подмывало подойти к хозяйке дома и задать несколько вопросов насчет книжки, которую она подсунула ему (то, что сей предмет был предназначен ему, а не Герасиму, сомнений не было) и вообще по поводу всей этой псевдо-древней пещеры. Что за игру она затеяла? Савва сделал глубокий вдох. Терпение. Терпение. Возможно, тут нужно быть тоньше. Если он нападет на нее с прямыми обвинениями, то она может замкнуться. Во всяком случае, у него свободен целый вечер. Стало даже как-то интересно.

Савва положил книгу на подоконник, подмигнул Герасиму.

— Пойдем, сын, вкушать трапезу нашей музейной девы.

Тот хохотнул, поддержав шутку, и Савва внутренне улыбнулся. По — крайней мере, они хоть в чем-то солидарны.

Птицина поразила обилием разносолов на столе. В красивой посуде были разложены нарезка из мяса и сыра, соленая селедка (и когда она в магазин успела сбегать?), в хрустальной вазе лежал салат. По виду греческий, из овощей и сыра. Не поленилась и бутерброды настрогать с огурцом и половинкой яйца. И во главе стола стояла большая матовая бутылка вина. Да уж, недооценил он Птицину. Хозяйка она была не такой уж и плохой. По крайней мере, гостеприимной. Сама Птицина по случаю гостей надела голубое платье с широким поясом и белой каемочкой по пышному подолу. Дурацкое и немодное, но Савва не мог не отметить стройной фигурки девушки, красивых коленей и сияющих, чуть раскосых, на азиатский манер, глаз. Как-то раньше он не замечал, что она вполне мила. Да и когда было? Сначала они полезли в пещеру, потом ждали, когда их откопают, потом он, расстроенный, поехал домой…

— Угощайтесь, — пела Птицина. — Ой, я так рада, что вы остановились у меня.

— У нас просто не было выбора. — Савва уминал салат и заметил, как потускнел взгляд девушки. Зря он так сказал. Обидел. Но тут же пришла злость. Его тут по-свински дурачат. Похоже, они в сговоре с директором. Придумали пещеру, потом дружненько сообщили ему, что нелетная погода и ву а ля! — гостиниц нет, пожалуйте к Оксаночке. Классно придумали. Только чего они хотят? Чтобы он объявил их пещеру настоящей? Они что думают, связались с дилетантом?

— Сколько вы тут живете, Оксана? Вы говорили, но я как-то не запомнил. Пять лет?

— Да. В декабре будет. Я приехала сюда как раз перед новым годом. Этот дом такой холодный был. Кое-как его протопила. Не откроете бутылку?

Она протянула штопор. И столько было естественной грации в ее этом простом движении, что Савва на секунду усомнился в своих подозрениях. Не может она обманывать. Но тут же себя одернул. Не расслабляться. Открыл бутылку, разлил вино в два бокала. Герасим насмешливо поморщился. Доложит матери. Ну, да и пусть! Что, он не имеет права чуть-чуть выпить в присутствии ребенка? Да не такой уж тот и ребенок.

— Скучновато здесь, в захолустье? — Савва улыбнулся, отпивая из своего бокала. Ого, а вино-то недурное. Похоже и вправду — старое. Интересно, какого года и где хранилось?

— Ну, что вы. Работа у меня интересная. Недавно в соседнем селе нашли кости динозавра. Столько возни с ними было, археолог приезжал из области, хотел к себе увезти, а мы не дали. У нас нашли — нашему музею и должны принадлежать.

— Значит, здесь раньше динозавры проживали? — Савва откинулся на спинку стула, заинтересованно прищурил глаза, рассматривая девушку.

— Да нет. Кости течением реки принесло, да потом со временем илом затянуло. Но все равно, это наша находка.

Оксана раскраснелась, воинственно махнув кулачком, как будто все еще продолжала сражаться с зарвавшимся археологом из районного города. Савва опять улыбнулся. Не слишком ли часто за сегодняшний день?

— Пап, а можно мне тоже попробовать? Я маме не скажу.

Савва вдруг вспомнил, что сын сидит рядом. А тот протягивал ему свою кружку. Савва не сразу понял, что мальчишка тоже просит вина.

— Детям нельзя, — пискнула Птицина.

— Совсем обнаглел? — Савва даже рассердился. — Иди-ка спать. Детское время вышло.

Герасим ушел. К тому времени он уже основательно наелся, а слушать разговоры об истории и разных раскопках ему было не интересно.

Савва же остался. Общество молодой и симпатичной девушки, да к тому же подвыпившей ему было приятно. И чего он завелся? Ну, заскучал народ в захолустье, кости динозавров закончились, решили новую сенсацию устроить. Креативщики. Надо их понять и простить.

Время близилось к полуночи. А они не собирались расходиться. За окном завывал ветер, гоня к ним грозу. В окно ударяли сорванные с дерева листья, какой-то мусор, поднятый с земли… Летчик был прав — на них надвигалась гроза. Но ведь могли успеть проскочить, могли. Хотя… Он не жалел, что остался. Много и шумно болтали, попивая вино. Оксана оказалась внимательным слушателем. А Савве было что порассказать из своего опыта. Она внимала с восторженно распахнутыми глазами и открытым от любопытства ртом, иногда вставляла глубокомысленные замечания, что говорило о наличии ее ума. Впрочем, по-другому быть и не должно, все-таки закончила исторический… Вот только беспросветно синий чулок. А девушка ему все больше нравилась. Наверное, винные пары делали свое дело. Это, похоже, была не первая бутылка — за разговором не заметил, когда она достала вторую. А ведь он что-то хотел спросить. А, про книгу с фотошопом! Подходящий момент, она во всем признается. Он уже воздуха в грудь набрал, как Птицина все испортила.

— Савва, смотри!

Он хотел удивиться, когда это они успели перейти на фамильярный тон, но взглянув в окно, куда указывала Птицина, замер на месте. В темном ночном небе явно высвечивался какой-то небольшой объект. И он двигался!

— НЛО! — заорала Птицина и вскочила с места. Заметалась по комнате, роняя стулья и чуть не сдернув скатерть со стола.

— Да что ты ищешь? — заплетающимся языком спросил Савва. Кошмар! Вот нарезался!

— Телефон. Надо заснять!

— Да какое это к черту НЛО? Какой-нибудь разведыв… тельный зонд.

Савва все еще глядел в окно. Объект был овальной формы, очень быстро двигался в сторону и вдруг — пропал.

— Все, все, — он тоже вскочил, пытаясь остановить девушку.

Та наконец-то нашла свой телефон, лихорадочно тыкала пальцами по экрану, чертыхалась.

— Он все время глючит. В нужный момент всегда глючит, — бормотала она.

— Все, его больше нет! Успокойся!

Оксана посмотрела в окно и снова закричала.

— Нет, есть. Вон оно!

Она ткнула пальцем в стекло. Савва тоже посмотрел. В самом деле, объект снова появился, но уже в другом месте. Гораздо дальше от того места, где был. Он завис над городком и пока не двигался. Оба, не сговариваясь, рванули к выходу. Столкнулись в дверях, кое-как протиснулись, хохоча. Выскочили на улицу и понеслись по улицам города. Ветер из степи дул им в спины, надувая его рубашку пузырем и поднимая подол ее платья. Словно подгонял их, подначивал. Савва испытал нечто вроде ментального оргазма, ты свободен, ты — парусник в бескрайнем океане жизни. Хотелось кричать в безумном восторге. Он обернулся на бегущую следом Оксану и в лицо ему прилетела газета. Он с трудом отодрал ее и отпустил дальше в свободное плаванье. Газета быстро пропала в переулке двухэтажных каменных домиков.

Оксана снимала на телефон, а Савва выкрикивал восторженные междометия и жестикулировал. Свой телефон он не захватил и очень жалел об этом. Улицы в это время суток были пустыми. Жители городка ночью предпочитали спать. Только пробежали мимо две собаки, и проехал какой-то отчаянный мотоциклист.

— Эй, народ, хватит спать! — орал Савва. — К нам прилетели инопланетяне!

С балкона ему на голову упал сигаретный бычок. Какой-то мужик в белой майке выматерился и ушел в квартиру.

— Козел! — заорал Савва и сунул пальцы в рот, чтобы свистнуть. Но не получилось. Да и вообще Савва никогда не умел свистеть.

Оксана все бежала по дороге, навстречу зависнувшему в небе светящемуся пятну, наставив на него телефон, как пистолет.

— Братья-гуманоиды! — орал Савва. — Мы здесь! Мы идем на контакт!

Птицина выудила из кармана ключи:

— Это в степи, мы должны встретить инопланетян первыми.

Девушка взяла его за руку и потянула обратно. Савва подумал, что они возвращаются и почувствовал разочарование. Но не тут-то было. Птицина показала ему на старенький жигуленок, притаившийся под деревом.

— Поехали.

Его не пришлось долго уговаривать. Вернее, не пришлось уговаривать совсем. Он залихватски прыгнул на сиденье рядом с водителем, девушка с третьего раза завела двигатель, и выжав полный газ, рванула вдоль по улице.

Довольно быстро они уже были за городом, в степи. Их мотало из стороны в сторону, кромешную темноту рассекали только фары ее жигуленка. Они неслись без дороги, наугад. Степь была ровной, как стол. Оба улюлюкали. Она передала Савве свой телефон, чтобы он снимал, но скоро память оказалась забита и снимать было не на что.

А потом объект так же неожиданно пропал. Птицина резко остановила машину, так что их обоих мотануло вперед. Не сговариваясь, оба вырвались из кабины наружу. Тут же ветром взметнуло подол ее платья, задрав до головы. Она с хохотом опустила его и завязала узлом. Получилась кокетливая миниюбка.

— Эй, вы где?!

Она побежала вперед, в свете фар, словно подсвеченная софитами. Два раза споткнулась, в третий раз все же упала. Савва кинулся ее поднимать. Она никак не могла встать, ее ноги подгибались, а она смеялась. Он закинул ее руки к себе на плечи, обхватил за спину, потянул вверх. Она опять начала смеяться. Он тряханул ее, чтобы пришла в себя, и ее лицо оказалось на уровне его лица. Сам не зная, зачем он это делает, потянулся к ее губам. Она ответила с не меньшей жаждой. Сверкнула молния и почти сразу же раздался небесный гром. А спустя буквально несколько секунд на степь обрушился ливень.

Наутро Савва проснулся в постели Оксаны. Как он туда попал — не помнил. Девушка еще спала, мирно подложив руки под подушку. Первый вопрос, который возник — смог ли он воспользоваться пьяным состоянием девушки или просто банально уснул рядом? Савва почесал голову, та ответила всплеском боли. Он невольно застонал. Птицина открыла один глаз. Увидела Савву, осознала и в жутком смущении закрыла глаз обратно.

— Черт! — застонала она, как только что недавно Савва. — Савва Витальевич, простите… (ну вот, вернулись к субординации) Я ничего не помню… Как это мы?

— Думаю, что ничего между нами не было, — решил успокоить ее Савва. Но увидев свои валяющиеся возле кровати трусы, поменял тактику. — Во всяком случае, будем считать это милым приключением. Мы же взрослые люди.

Савва подобрал трусы, надел их под одеялом. Птицина, сграбастав на себя одеяло, откатилась на свою сторону кровати, тоже что-то начала подбирать с пола.

— Сколько мы вчера выпили?

Савва помнил только, что вернувшись с «поимки» НЛО, они раскупорили еще одну бутылку из холодильника.

— Видео, — встрепенулся Савва. — Ты же снимала. Надо посмотреть.

— Телефон, по ходу, разбился. — Оксана разочарованно ткнула в треснутый черный экран телефона. — Все равно это была шаровая молния. Здесь такое случается.

Вот именно, шаровая молния. Разумное объяснение, немудрено, что оно не пришло в голову тогда, выпили они много. Но вот книга с фотошопом. Это было гораздо раньше, и он прекрасно видел этот рисунок — подделку. Надо бы спросить об этом Птицину.

Савва бесцеремонно вошел в комнату сына. Схватил книжку, которая так и лежала на подоконнике, полистал, разыскивая нужную страницу, но как не старался, не мог ее найти. Даже ничего похожего. Что за чертовщина?

— Где та книга, которую ты вчера смотрел? — накинулся он на Герасима.

Тот спросонья заморгал глазами:

— Какая книга?

— Вот тут я положил ее на подоконник!

— Так вот она, у тебя в руках.

Герасим был испуган, он только проснулся и не мог понять, чего от него хотят.

— Нет, эта не та. Куда ты ее дел?

— Да не брал я ничего! — возмущенно засопел мальчишка. — Я сразу спать лег.

Савва заскрипел зубами. Ладно. Пропала книга и пропала. И черт с нею. Не больно важная вещь. Он вышел из комнаты.

Через час Савва и Герасим уже были готовы к отъезду. Все трое молча завтракали за столом. На улице их ждал Рудин в своем автомобиле. Птицина подавленно пила кофе, морщилась от головной боли и старалась не смотреть на Савву. Он тоже не жаждал общения, уговаривая себя: ну было и было. Он уедет и навсегда забудет, какие глупости себе позволил в этом городишке.

глава 2

Савва дописывал доклад для ближайшей конференции в Праге, когда на столе завибрировал мобильник. Звонила Надя. Странно, бывшая жена не часто радовала его своими звонками, тем более, они виделись неделю назад, когда он привез Герасима. Савва помассировал веки, глаза устали за долгие часы перед компьютером, можно было и передохнуть. Мобильник продолжал подпрыгивать на гладкой поверхности стола и сдвигаться к краю. Придется ответить.

— Алло. Случилось чего?

— Случилось? — передразнил голос. Савва уловил в нем истеричные нотки. — Ты еще спрашиваешь?

Видимо, действительно произошло что-то из ряда вон, и, конечно же, в этом был виноват он, Савва.

— Говори. — Он приготовился обороняться. Такая манера общения с бывшей была для него привычной. Развелись они уже давно, Гера только пошел в первый класс. Брак как-то сразу не заладился. Страсть утихла слишком быстро, они с Надей оказались людьми из разного теста. Савва с головой ушел в работу. Строил карьеру, там у него, в отличие от семейной жизни, был порядок и желание продвигаться вперед. Надя поначалу закатывала скандалы, ревновала, но потом утихла. Поняла, что бесполезно — он женат на науке. Новых романов Савва не искал, пару раз изменял ей в командировках, но это было так, между делом. А однажды после недели в Германии, он вернулся домой и увидел ее напуганные глаза, размазанную помаду… В общем, развод принес обоим успокоение. Так оно и должно было случиться.

— Это ты мне скажи, что ты с нашим сыном сделал? — завывала Надя по телефону. — Что у вас там произошло?

Савва напрягся. А что с сыном? Все же в порядке было. Он привез его назад живого и здорового. В душе зародилась тревога.

— Надя, я не понимаю тебя…

— Сам посмотри!

— Мне приехать?

Но там уже не слушали. Связь оборвалась и только короткие гудки.

Он хотел наплевать на ее категоричный тон и продолжить писать, но мысли тут же улетучились. Он не стал закрывать ноутбук, надеясь на быстрое возвращение, наскоро оделся, схватил ключи от машины. В голове все крутились ее слова: «Что ты сделал с нашим сыном?» Так и хотелось крикнуть: да ничего он с ним не делал! Все было как обычно. По дороге из Пласа они почти не разговаривали. Герасим играл на телефоне… Они даже не ругались.

Савва выехал со стоянки. Пошел дождь. Мелкий и моросящий как осенью. Ниссан лихо объезжал лужи, иногда все же приходилось бороздить «моря-окияны», поднимая тучу брызг по сторонам. Опускались летние сумерки. Одна фара сгорела уже давно, и света от другой было маловато. Савва пожалел, что так и не удосужился доехать до автосервиса. Почему она позвонила именно сейчас? Время позднее, не для визитов. Не могла подождать до утра? Значит, не могла. Значит, все так ужасно. Страх за Герасима и гадкое чувство вины — он мало уделял сыну внимания, заставляли его давить на педаль газа. Плохая видимость и чувство тревоги чуть не стали причиной аварии. Пешеход как-то уж слишком резко выскочил на дорогу прямо перед автомобилем. Савва судорожно нажал на тормоз. Колодки издали жуткий визг, машину занесло в сторону и чуть не закрутило. Савва даже не понял, как ему удалось избежать столкновения с идущими с ним в общем потоке машинами. Каким-то усилием он сумел увернуться от них и остановить Ниссан, не задев при этом прохожего. Тот продолжал свой путь, даже не обернувшись. У мужчины, по всей видимости, была сильная выдержка, чего не скажешь о Савве. Сердце билось быстрыми толчками, руки дрожали. Какого черта тот выскочил перед ним? Пешеходного перехода тут не было, светофора тоже. Он как будто возник из ниоткуда.

Машины сзади продолжали объезжать Савву, некоторые недовольно сигналили — нервные какие! Савва тронулся, набирая скорость.

Надя встретила его у дверей. Халат наполовину застегнут, голова не прибрана. Но взгляд вполне адекватный, немного уставший.

Савва вошел. В квартире пахло ароматическими свечами — новая Надина страсть, он еще в прошлое посещение почувствовал этот запах. Как в индийском магазине: сандал, жасмин, амбра… С порога заметил сидящего на кухне за столом Герасима. Тот не умирал, не валялся в постели с градусником подмышкой, а склонился над тарелкой и что-то медленно жевал.

— Герасим…

Мальчик повернул голову и спокойно сказал:

— Здравствуй, папа. — А потом продолжил жевать.

— Видишь? — Надя с вызовом смотрела Савве в глаза.

— Ничего не понимаю. Я думал, тут «скорая» каждые два часа, реанимация…

Надя схватила Савву за руку и молча потянула в комнату к сыну. Там царил полный порядок. Савва приготовился увидеть все что угодно, но не эту стерильную чистоту.

— Что? — Надин напор начинал выводить его из себя.

— Это не наш сын, разве ты не видишь? — закричала она.

Савва посмотрел на нее внимательным взглядом и вдруг захохотал. Громко и безудержно. Господи, дурища! Он несся за десять километров в противоположную часть города, чтобы услышать такое. Это ее надо спасать, а не сына!

— Вот че ты ржешь? Че ты ржешь, ты, бездушный копатель курганов? Всегда был таким, теперь я тебя ненавижу еще больше! Бездушный!

И столько боли было в ее выкрике, что Савва перестал смеяться. А может быть, и не знал он Надю, никогда толком не пытался ее понять?

— Ты-то сама как, — сказал он мягче. — У тебя все в порядке?

Надя плюхнулась на идеально заправленную кровать, его новый тон подкосил ее. Она растерянно оглянулась по сторонам, на глаза набежали слезы.

— Это не его комната. Ты же знаешь, какой наш Герасим.

— Ты хочешь сказать, что он прибрался сам?

— Да, именно. Позавчера попросил у меня тряпку, пылесос… а потом — денег. Сходил в магазин и купил кучу средств для уборки… — ее нижняя губа вдруг затряслась, слезы полились с новой силой, — и теперь он каждые три часа убирает пыль. И каждый день моет полы. И еще… Туалет, кухню…

Савва растерянно присел рядом. Как-то слабо верилось в ее слова, но вид прибранной комнаты и заплаканное, полное отчаяния лицо Нади чересчур наглядно говорили, что тут что-то не так. Савва немного помолчал, пытаясь привести мысли в порядок. Надя тоже молчала, терпеливо ожидая, когда он сделает нужные выводы. Кто-то же должен был прояснить эту ситуацию, разрешить ее. Кто, как не отец мальчика?

— Да, это странно, — наконец произнес он. — Но я не вижу проблемы. Тебе бы надо радоваться…

— Радоваться? — она зло фыркнула. — Не видишь проблемы? Да я вообще его не узнаю! Он больше не играет в свои вечные игрушки на телефоне, перестал общаться с друзьями-дебилами, вежливый такой весь сделался. Я, сдуру, сначала обрадовалась, думала — это ты так повлиял. А потом он стал встречать меня из магазина… Я-то решила, что он повзрослел, а он… состав читает.

— Какой состав? — Савва был сбит с толку.

Надя прожгла его взглядом.

— Состав продуктов! Он заставляет покупать только натуральные продукты, без ГМО. — Она высморкалась в платок. — Савва, что делать-то будем? Он выходит гулять по часам!

— По расписанию? — Савве уже совсем не хотелось смеяться, стало понятно волнение Нади. Так резко дети не меняются, да никто не меняется. Разве что под угрозой смерти.

— Что еще ты заметила?

— Ничего… — она уже не билась в истерике, только безвольно опустила руки. Видимо расслабилась, найдя понимание в бывшем муже и скинув на него часть ответственности и своего страха за ребенка.

— А в больницу его водила?

Надя посмотрела на него искоса, как на ненормального.

— Ну, к психологу детскому? — Савва уже начинал выходить из себя. Что тут непонятного? Резкие изменения характера — это работа врачевателя душ человеческих. — С кем он в последнее время общается? Может, какие-то новые друзья появились? Ты заглядывала к нему в компьютер?

Савва почувствовал тревогу за сына. Где-то он слышал про такие сайты, где подбивают детей на самоубийства. Именно такие изменения в детях и происходят.

— Нет, он вообще перестал интересоваться игрушками, в интернет не выходит…

Надя совсем сникла. Оба какое-то время сидели молча, а потом из кухни услышали звук льющейся воды.

— Посуду после себя моет, — пояснила Надя.

Ему нечего было сказать по этому поводу. Абсолютно нечего. Если б с Герасимом возникли проблемы — было бы ясно, что предпринимать. Но когда человек становится лучше… ведь все поголовно родители мечтают о таких примерных спиногрызах…

— Что у вас там произошло, в экспедиции?

Савва пожал плечами:

— Все как обычно, мне даже нечего предположить. Он вел себя, как всегда. Я передал тебе его в целости и сохранности.

Да, он прекрасно помнит, как Герасим вернулся домой, кинул рюкзак у двери, разбросал ботинки, едва поздоровавшись с матерью, исчез за дверью своей комнаты. А потом Надя подбирала те самые ботинки и аккуратно убирала на полку с обувью. Савва тогда еще недовольно отметил про себя, что с матерью мальчишка ведет себя ничуть не лучше, чем с отцом.

Надя кивнула, видимо, вспоминая тот же момент.

— А как он питается? — Надо было же что-то спросить.

— Овсянку по утрам варит.

— Давно?

Она кивнула.

— Сначала меня просил, я еще обрадовалась, сварила… А на другое утро он сам. И с тех пор варит и мне предлагает.

— И ты ешь?

— А что мне делать? Ем. — Надя закусила губу, а потом жалобно попросила: — Поговори с ним, а?

— Конечно…

Он поднялся — сидеть в этой стерильной комнате не приносило удовольствия. Да и толку-то? На книжной полке взгляд его зацепился за небольшую керамическую вазочку. Опа-на! Он подошел поближе, еще сомневаясь. Взял в руки, повертел. Так и есть, это чашка из пласовской пещеры. Вот засранец, все-таки стащил, да не одну, а две! Савва ощутил прилив злости. И тут в комнату вошел Герасим.

— Кто тебе разрешил это взять?

Герасим поднял на отца голубые невинные глаза:

— Я не знаю, папа, это было в моей комнате.

— Неправда! Это было в пещере. В фейковой пещере, — решил он объяснить всполошившейся Наде. — Подделка, не переживай. — И снова повернулся к сыну: — Но это не значит, что оттуда можно было брать. Это называется — воровать.

— Я не брал.

— Смотри мне в глаза и не ври.

Герасим невозмутимо взял чашку из рук отца, протер с нее невидимые отпечатки отцовских пальцев и поставил на место.

— Я не вру.

Савва и Надя переглянулись.

— Ведь это не ценно? Нет? — спросила Надя.

— Нет, — выдохнул Савва. Кажется, ее больше волновал не сам факт воровства, а не будет ли из-за него проблем.

— Тогда что ты пристал к ребенку?!

Все, начинается. Давно они обходились без скандалов, но, кажется, таковой грядет.

— Хорошо, успокойся. Пусть эта чашка останется у него, мне все равно.

Савва вышел из комнаты, забыв намерение поговорить с сыном. Он просто не был сейчас готов к разговору, Герасим изменился, бесспорно, и надо подумать, как с ним теперь общаться. Надя вышла следом.

— Что теперь?

Савва стал обуваться.

— Ему не грозит опасность… физическая опасность, я имею в виду, — повторил он с нажимом, увидев, как Надя поджала губы. — Постарайся понаблюдать с кем он общается. Если компьютер не включает, может по телефону разговаривает? В общем, наблюдай. Я приду завтра. Обзвоню знакомых, попрошу посоветовать хорошего специалиста. Когда ты вернешься с работы?

— Я боюсь ходить на работу и оставлять его одного. Я сегодня взяла без содержания.

— Ну вот еще… хотя, разумно. Деньги у меня есть, я тебе помогу… ну, за те дни, что тебе придется пропустить… Я приду завтра. Завтра…

Когда он покидал ее квартиру, она смотрела ему в спину. В просвет закрывающейся двери он чувствовал на себе ее взгляд. Кажется, она успокоилась и обрела какую-то надежду, что все разрешится, все исправится, Савва поможет. А вот у него такой надежды почему-то не было.

Савва возвращался домой и ему казалось, что весь он пропах сандалом и ванилью, и салон Ниссана пропах… Что же случилось с Герасимом? Вроде все на первый взгляд хорошо. А если парень так прикалывается над родителями? А что, вполне могло быть! Они достали его своими упреками, он решил проучить их по-своему. Паразит, конечно, но по крайней мере все логично и объяснимо.

Но тревога все равно не проходила. Савва уже начал сомневаться. Слишком мало похоже это на Герасима. На такие длительные розыгрыши он не способен. Он ударил себя по лбу: это Надя чего-то учудила, она что-то с пацаном сделала и теперь винит его. Нюхает всякие курения, кто ее знает, может в секту какую попала и парня за собой потянула. Конечно, на Савву свалить всего проще. Хотя, поверить в то, что она намеренно прикрывает свои грехи… нет, на нее так же не похоже. Нужен психолог…

А если покопаться в последних событиях? Что-то должно было повлиять на психику сына, кардинально изменить его поведение. Это мог быть шок, например. Может, он стал свидетелем страстного секса матери и ее нынешнего любовника (ведь должен у Нади кто-то быть), или его втянули в группировку, которых полно в инете. Какое-то громкое разоблачение было недавно, почему не могло коснуться его сына? Могло. Баба Оля, мать Нади, могла что-то внушить. Ну, хоть квартиру обещать ему отписать после смерти за хорошее поведение… Решено, завтра они по косточкам разберут события последних дней и найдут причину. Он поговорит с сыном откровенно, как со взрослым. У него должно получиться, он сумеет. Хотя нет, не завтра. Завтра он летит на конференцию в Прагу. Но когда вернется…

По дороге домой Савва забежал в магазин — нужно было вернуть на место мысли, разлетевшиеся, как рассыпанный по полу бисер. И запастись продуктами тоже не мешало. Придя домой, он водрузил пакет с продуктами на кухонный стол. Сейчас рассует по полкам и в холодильник и успешно закончит статью — руки уже чесались записать те удачные фразы, что пришли в голову по дороге. Компьютер тонко пискнул — пришло письмо. Савва ждал сообщение от своего коллеги из Израиля, должно быть — это он. Быстро прошел к компьютеру, нажал на мышь — экран вышел из сонного состояния и вывел обратный адрес Птициной. Ну, вот, началось. Черт подери, он и забыл про нее, а вот она его, оказывается, нет. Савву обуяла досада — есть такие девицы, которые каждый случайный пересып трактуют как обещание жениться. Савва сразу понял, что Птицина из этой категории. Но ведь нет, связался. Поддался влечению плоти, так сказать, но не разума. Дурак. Рука потянулась скинуть письмо в мусорную корзину, но любопытство ученого все-таки одержало верх.

«Уважаемый Савва Витальевич! — письмо начиналось с официального приветствия. — Извините за беспокойство, но я считаю, что просто обязана сообщить вам. Вы сейчас примете меня за фантазерку или истеричку, ни тем, ни другим я не страдаю». Савва усмехнулся про себя — хорошее начало. Просто многообещающее. «В течении недели я посещала нашу пещеру два раза и оба раза делала новые снимки. Изучая их, я заметила кое-что пугающее меня. Вернее, первый раз я не поверила своим глазам и пошла снова, все очень подробно фотографируя. Я не буду описывать здесь все, что обнаружила, вы это увидите сами. Представляю вашу реакцию. Во вложении прилагаю несколько снимков, особенно прошу обратить внимание на группу всадников, как вы назвали их, из жилища Бхимбетка. С нетерпением жду результатов вашего умозаключения. С уважением, Оксана Птицина. Постскриптум: я пока об этом никому не говорила, кроме нашего директора, но он нехорошо себя чувствует и его не заинтересовала моя находка».

Вот так, никаких упоминаний о веселой ночи, вообще ничего личного. Савву это даже слегка задело, словно и не было их сумасшедшего путешествия по степи, хотя про постель он и сам не уверен. Побоялась или постеснялась? Что же творится в ее голове?

Он не ожидал увидеть ничего интересного, но все равно открыл файлы с фотографиями. Ну вот, всадники. Один в один, как и утверждал — копия росписей из естественных скальных укрытий в Индии. Второй файл был снят с того же ракурса, той же части рисунка. Ну и что? Что эта мадам из краеведческого музея пыталась ему донести? Он уперся взглядом в снимок. Нашла же чем привлечь его внимание. Написала бы открыто — давайте, мол, господин Бергман, повторим. А так — шито белыми нитками. Ох уж эти женщины, все надо как-то в обход, с подъездом издалека…

Савва вздохнул. И уже потому, что привык все доводить до конца, из-за долбанного перфекционизма, открыл третий файл. Опять та же группа. И зачем?! Хотя… что это? Рука на мышке замерла, на секунду стало не по себе. Обман зрения? Савва моментально вернулся к первому фото. Что-то тут было не так. Еще раз перелистнул с одного файла на другой.

Непроизвольно вырвалось: «Что за хрень»! Так и есть — на первом, в правом углу было четко видно группу из пяти всадников, на втором фото — те же пять, но на третьем — четверо скачут, как ни в чем не бывало, глядя перед собой, зато тот, что посередине — чуть вырвался вперед. Черт. Савва напряг зрение и стал разглядывать снимки более детально, замечая мелкие отличия. И снова — на одних снимках за группой всадников бежали люди с дубинками наперевес, но на другом фото они немного отстали. И летучее животное, напоминающее дракона, изменило положение крыльев. Савва растер уставшие глаза. Этого не может быть!

И тут он вспомнил книгу с фотошопом, и напряжение мигом оставило его. Перерисовали! Птицина с директором заштатного музея перерисовали картинки, чтобы привлечь его внимание! Конечно же, приболел тот, как же! И искусно-то как сумели! Никак не успокоятся, черти!

Савва уже принялся писать неприятный для Птициной ответ, когда пришло еще письмо. Снова от нее. «Только не подумайте, что кто-то нарочно исправлял рисунки, пещера закрыта для посещения». Как она догадалась, что именно это он и подумает! Надо же, какая дедукция! Савва по-настоящему рассердился и закрыл ноутбук. Лучше ничего не отвечать, чтобы потом не было стыдно за сгоряча выпущенные неинтеллигентные слова. Игнор — лучшее лекарство для таких людей.

Вечер оказался испорченным. Финал статьи он так и не дописал. От этого было вдвойне досадно. Пытался читать, не пошло. Все борол в себе желание ответить этой девице. Наверняка хотела в столицу выбраться со своей находкой. Но он не позволит собой манипулировать. И ведь топорно-то как действуют!

В конце концов решил идти спать.

глава 3

Все утро Савва дописывал доклад — вчера не смог. Финал получился скомканным, но времени больше не оставалось. Сложил ноутбук, решил поправить, если получится, в самолете — перелет до Праги длился три часа, можно было что-то еще сделать. На месте распечатает.

Прибыл в аэропорт уже перед самым концом регистрации. Какие-то досадные мелочи задерживали, нервировали. То, как нарочно разлохматившийся шнурок на ботинке, то невыключенная кофемашина. Пробки, неопытный таксист, сумасшедшие пешеходы… и светофоры.

Поставил небольшой чемодан на ленту досмотра.

— Мужчина, откройте свой чемодан.

Савва не сразу понял, что обращаются к нему. По другую сторону стола стояли двое в форме.

— Простите, у меня скоро рейс… Я опаздываю.

— Покажите содержимое вашего багажа.

Нервы были натянуты до предела и готовы лопнуть. Предстоящая поездка, плохой сон и вчерашние события… Он с шумом выдохнул — надо подчиняться. Бухнул чемодан на стол, потянул за молнию. Они с выжиданием смотрели, как постепенно открываются их взору внутренности ручной клади. Савва и сам уже заподозрил — что-то здесь не так — не могли рубашки весить так много. Как он не понял это, еще выезжая из дома? Был слишком взвинчен?

— Что это? — Женщина в униформе, чересчур обтягивающей ее грудь, указала рукой на открывшееся содержимое. Савва онемел. Он и сам хотел бы знать, как это случилось? В чемодане, аккуратно переложенные его рубашками, лежали керамические чашки из пещеры. Он их сразу узнал — характерный узор елочкой по ободку. Но как они здесь оказались? Кто их ему подложил?! И с какой целью?

Женщина протянула руку в перчатке и достала одну из чашек, а потом уставилась на побледневшего Савву.

— Я… — Савва уже собирался сказать, что сам не знает, как это оказалось в его багаже, но сообразил, что будет звучать глупо. Никто ему не поверит и все только усложнит дело.

— Осторожнее, не разбейте, иначе хватит не всем.

Савва забрал чашку из рук служащей аэропорта и судорожно засунул ее обратно в рубашки.

— Что вы везете? — спросил мужчина. — У вас есть на них документы?

Савва дребезжаще рассмеялся. Он сделал вид, что ему смешно и сильно надеялся, что незнакомые люди поверят его лживой игре.

— Я еду на конференцию по катакомбным захоронениям савромато-сарматской культуры, и вы предполагаете, что я везу туда антиквариат? Это сувениры, сделаны местным гончаром, подарки от нашего университета для всех участников мероприятия. Извините, я в самом деле, опаздываю.

Он это говорил, не глядя на досмотрщиков, искусно делая вид, что заворачивает чашки. Потом решительно стал застегивать чемодан. Его не остановили. Он снял чемодан со стола, откланялся, его не задерживали. Чашки им не показались подозрительными, скорее — их количество. Но раз это сувениры для всех… вопросы отпали.

Савва пытался сохранить ровную осанку и держать темп — ему в спину могли смотреть. Хотя, опаздывающий на регистрацию пассажир был не редкость. Но везти эти чашки, неизвестно откуда взявшиеся и кем подкинутые, он не мог. Бог с ним, он потом будет думать, как они оказались в его багаже, но сейчас от них нужно было избавиться. Савва повернул к ближайшему туалету.

В туалете на три кабинки было пустынно. Ну и отлично. Он водрузил чемодан на стол с раковинами — некогда было корячиться с ними на полу или даже в кабинке, где было бы менее подозрительно. Но сейчас сердце колотилось так громко, что он предпочитал быстро действовать, а не думать. Повытаскивать все чашки, бросить их в мусорную корзину и бежать. И чего он так дрожит? Это просто какое-то недоразумение. Никакой мистики.

Дверь сзади открылась — кто-то вошел в туалет. Савва только надеялся, что он загораживает собой чемодан. Он доставал чашки и на мгновение поднял глаза к зеркалу — на него в упор смотрел какой-то наголо стриженный молодой парень, по виду гопник. Оттопыренные уши и наглый взгляд черных больших глаз. По спине невольно пробежался холодок. Зачем он так поглядел на него? И тут же отогнал тревогу — какое ему дело до какого-то гопника?

Он слегка наклонился, чтобы проверить наличие корзины с использованной бумагой для рук, куда можно было выбросить ненужные ему «сувениры» и в этот момент получил удар в верхнюю часть спины. Вернее, он не сразу понял, что это был удар, будто какая-то сила притянула его к мраморной плите умывальника. Потом его лицо оказалось в неприятной близости с холодной раковиной. Как будто издалека он услышал звук льющейся воды и кожей лица почувствовал свежесть влаги. Он попытался отодвинуться от нее, но голова оказалась крепко прижатой все к той же раковине. Что за чертовщина? Савва начал отчаянно сопротивляться, но все было бесполезно, как будто тело перестало его слушаться. Он запаниковал, из глотки вырвался еле слышный стон. Да что, черт побери, происходит?

И вдруг он отчетливо понял, что уровень воды в раковине поднимается, и его рот и нос вот-вот наполнятся жидкостью. Нет, он не мог этого допустить, нет! Савва снова задергался, ужас животного придавал ему сил. Все вокруг закачалось, как во время движения корабля. Стены зашатались, грозя его раздавить, а стекло на зеркале лопнуло и мгновенно пошло трещинами. Эти трещины отчего-то сильно впечатались в его сознание. Почему-то он решил, что это было красиво. Уши как будто погрузило в воду, окружающие звуки стали почти не слышны. В голове появилась страшная мысль: это конец. И вдруг:

— Вот паразит! — заорал отвратительный женский голос.

Господи, до чего пронзительно орет! Савва поморщился как от боли.

— Ты что ж скотина, урод моральный тут наделал?

Что-то твердое уперлось ему в бок и начало толкать его. Это оказалась швабра уборщицы.

— Ты чего тут разлегся, алкаш недобитый? Как тебя пропустили-то в эропорт, хмыря такого?

Савва только сейчас сообразил, что сидит на полу, в луже разлитой воды. Голова до сих пор кружилась, как будто он был с жестокого перепоя. Тетка уборщица в сером халате продолжала разоряться, тыча в тело Саввы своей ультрасовременной поломойкой с махристыми волокнами вместо тряпки.

— Вы видели его?.. — еле выговорил Савва. Язык был как деревянный.

— Вставай, давай, — орала тетка, как будто не слыша его вопроса. — Вот щас как дам тебе тряпку, будешь сам тут прибираться. Чего понаделал-то!

Савва огляделся и только сейчас заметил жуткий беспорядок в туалете. Вокруг валялись разбитые глиняные чашки, рваная туалетная бумага. Посмотрел на зеркало — оно действительно пошло трещинами. Гопника, конечно же, нигде не было, а уборщица во всем обвиняла Савву. Что же произошло на самом деле?

Савва потрогал голову. Она болела, но никаких ран на ней не было. Ни крови, ни царапин. Похоже, он подвергся какому-то ментальному насилию. Черт, что ж за хрень-то? Кто был этот гопник?

Савва встал, оттолкнув палку уборщицы от себя.

— Да заткнись ты, — сказал он совершенно без злобы, все еще морщась от пронзительности ее голоса.

— Тряпки свои забери, алкаш! — снова заорала тетка, мотанув головой в сторону. Савва поглядел и невольно ахнул — его сумка. Ее как будто разорвало. Рядом валялись ошметки из рубашек, носков и нижнего белья. Савва зажмурился как можно сильнее, стараясь прогнать этот ужасно кошмарный сон. Рубашки так и остались лежать на полу. Все было в реальности. Но что же это было?

— А где мой ноутбук? Он был со мной. Там мой…

Он не договорил слова «доклад», оно так и не вылетело из горла. Ясно дело, что ноутбука тоже не было. Гопник унес.

Он вышел из туалета, так и не подобрав своей одежды, не мог заставить себя прикоснуться к ней. Рубашки — ерунда, купит новые. Ноутбук — хуже, но важные работы он сохранял в облаке, достанет. Но что делать с тем, что он видел и чувствовал? Как объяснить появление этого гопника? Тот явно хотел убить его. Нетрадиционным способом, но убить. Почему? Какой у него был мотив? И кто он, в конце концов?

Савва раньше его не встречал, он бы запомнил. Хотя, бывают же наемные убийцы и тогда внешность — не важна. Важно вспомнить, кому он, Савва, в последнее время мог перейти дорогу. Но как ни силился, он не мог вспомнить ни одного претенциозного случая. Да и думать вообще сейчас ему было трудно — голова все еще болела. Нужно пойти в полицию и сделать заявление о покушении. Приходилось признавать: на его жизнь покушались. И до сих она в опасности. Этот странный человек может снова повторить свою попытку. На этот раз помешала уборщица, но в следующий раз все может сложиться гораздо хуже для Саввы.

Савва услышал, как объявляют о закрытии посадки на его самолет. Он все же опоздал. Да и черт с этой конференцией. Она была не последняя в его жизни. Лишь бы жизнь эта продолжалась. Савва заметил, как охранники в полицейской форме заинтересованно на него поглядели. Нет, наверное, не стоит повторять ошибки Ивана Бездомного из романа Булгакова. Он не побежит к правоохранительным органам в ненадлежащем виде и с безумным блеском в глазах. Надо все обдумать и прежде всего поменять одежду. Дорогой костюм на нем был весь измят, рубашка — сырая. Слава богу, на бумажник не покусились — кожаный портмоне лежал в кармане, там же, где и был. И телефон — тоже. Савва свернул в сторону от охранников и пошел вон из аэропорта.

Савва как будто только что проснулся. Голова побаливала, как со страшного перепоя. Черт, что происходит? Он растерянно огляделся вокруг, моргая непонимающими глазами. Он сидел в трамвае и держал перед собой телефон с погасшим экраном. Так и хотелось крикнуть, с диким взвизгиванием: что за б… Это что, все наяву? Савву передернуло от суеверного ужаса. Как??? Как он оказался тут? Последнее, что он помнил — пытался поймать такси у обочины. Поймал или нет? Савва поднял взгляд и посмотрел на цифру в передней части вагона. Пятнадцатый. И куда же он направляется? За окном мелькали серые однотипные многоэтажки. Незнакомый район. Да ерунда какая! Зачем он сел сюда, какой черт его надоумил? И почему он не помнил, как садился в него??? Голова… каждый толчок трамвая отдавался в ней жестким молоточком. Савва посмотрел на свои руки. Телефон… он все еще держал его. Звонил кому-то? Но на экране высвечивалась только красивая картинка заставки. Или он только что достал его и еще не звонил? Не о том, не о том он думает. Савва встряхнул головой, что вызвало острую боль в висках. Важнее был вопрос: почему он ничего не помнит? Или… Возможно, это последствия удара гопника, который напал на него в аэропорту. Да, так и есть! Эта мысль вдруг ему очень понравилась. Она многое объясняла.

Вагон дернулся и остановился. В раскрытые двери начали заходить хмурые пассажиры. Савва метнулся к двери и успел выйти в последний момент. Трамвай закрыл свой зев и тронулся по рельсам дальше. Савва завертел головой, пытаясь понять, где он оказался. Один поступок дурнее другого. Что заставило его выйти сейчас?

Савва прочел название остановки на одиноко стоящем столбе, оно ничего ему не говорило. И что теперь? Улица была полупустынна, облезлая тумба с полусгнившими объявлениями, облупленная дверь маленького продуктового магазинчика… редкие прохожие, не поднимая головы, спешили по своим делам, машины проезжали мимо, обдавая горячим выхлопом. Дерьмовый район.

Он поднял руку и тормознул первую попавшуюся тачку. Молодая пара, видимо, оценила его костюм и согласилась подвезти. Но прежде предложили показать наличие денег — уж больно вид был похож на ограбленного. Но ведь его не грабили. Мотивы гопника не укладывались в голове. Ноутбук забрал, а бумажник оставил, хотя там была приличная сумма. Наверное, просто не успел — вошла та горластая уборщица.

Через полчаса его высадили у знакомой двери. Сейчас Савве было необходимо проговорить все произошедшее вслух тому, кто не примет его за свихнувшегося. Виктор был самой подходящей кандидатурой.

Познакомились и подружились они давно, еще на первом курсе. Виктор пришел в университет уже взрослым, после армии, познавшим жизнь и заматеревшим, как казалось другим его однокурсникам. Он был старше остальных студентов лет на пять. Но в реальности мало что его обкатало и огранило. Они с Саввой учились в одной группе, но после второго курса Виктор вдруг взбрыкнул и ушел в художники. Вернее, сначала в кришнаиты, а потом в художники. Родители, друзья, и преподаватели долго его уговаривали и взывали к разуму… все без толку. Виктор «увидел свое предназначение». Он учился в художественном училище, посещал разные курсы, но денег и славы так и не приобрел. Вернее, что-то он зарабатывал на картинах, но какие-то гроши. Чтобы обеспечить себе прожиточный минимум, Виктор брал халтурки — играл на свадьбах на баяне (да-да, что-то он взял от ненавистной музыкалки, куда мать насильно гоняла его после школы) и оформлял залы, делая по безвкусным макетам более-менее удобоваримое. Иногда денег подкидывали родители, но Виктор брал их только находясь в полной нужде.

Из кришнаитов он, кстати, скоро ушел. Хотя на жизненную философию они сильно повлияли. Виктор верил в карму и переселение душ. А так же, в сверхъестественные силы, левитацию и прочее. Савве это сейчас как раз и было необходимо.

Звонок прозвучал одиноко и громко, а где-то там, в чреве квартиры, наверняка вздрогнул склонившийся над картиной художник. Савва переминался с ноги на ногу и ждал. Позвонил второй раз. И только на третий к двери подошли. В глазок он там, что ли, смотрит?

— Это я, открывай.

Щелкнула открываемая дверь. В узком проеме показался Виктор. Взъерошенная борода, выпирающие скулы, коричневые круги под глазами, шарф вокруг горла.

— Грипп задолбал, — вместо приветствия сказал Виктор и впустил друга. — А у тебя что? Из университета выгнали, и ты решил напиться?

— Да, спасибо за твой сарказм, он меня возвращает к реальности.

— И что есть реальность? — сказал Виктор с ленивым пафосом и, не ожидая ответа, пошел первым в комнату.

Савва следовал за другом и внимательно смотрел под ноги. Как обычно, здесь все было вверх дном: везде, на полу, на столе, на кровати — бумага, пустые и наполовину изрисованные холсты, тюбики с краской то и дело норовили прыгнуть под ногу и самопроизвольно выдавиться, краска змейками могла быть обнаружена даже на крышке унитаза. Газеты, остатки еды и ненавистный баян в углу, словно наказанный за провинности. Хотя Савва предлагал ставить его как основного кормильца в красный уголок. Как выражался сам хозяин — у него царил творческий беспорядок.

— Когда ты разбогатеешь и наймешь домработницу?

— Лучше ничего не говори, — махнул Виктор рукой и пошел к плите ставить чайник. — Иногда у меня бывают порывы все взять и прибрать. Но меня быстро отпускает. Чай с сушеной малиной будешь? Мать вчера принесла.

— Она к тебе часто заходит?

— Да чего-то зачастила. Все за мой грипп переживает, никак не проходит. Может, птичий? Не знаешь?

Виктор крякнул от собственной шутки. Савва со стороны наблюдал, как Виктор разливает чай. Нет, двигался тот нормально и блеск в глазах можно было отнести на счет температуры, но была в нем какая-то странность, Савва не мог понять какая, но она почему-то задевала, мешала, как колючка, как вонзившаяся заноза.

— Ладно, будем считать, что это временное осложнение и скоро пройдет, — миролюбиво закончил эту тему Виктор. — Может, все-таки, коньячку, а не чаю? Ты тоже не блестящим образом выглядишь.

— А у тебя коньяк водится?

Савва сел на табуретку возле стола. Виктор кивнул, ухмыляясь.

— Мама принесла.

— Мировая у тебя мама, я скажу.

Виктор довольно хохотнул, достал стакан и плеснул в него коньяка, протянул другу.

— А ты?

— Да что-то не хочется. А тебе — надо.

Савве реально надо было выпить. Он проглотил янтарную жидкость, она тут же обожгла горло, согрела желудок. Мысли как по команде дрессировщика, выровняли свой бег и слегка уменьшили темп.

— Я сейчас должен был быть в Праге, — сказал Савва, ставя стакан на место.

— И че? — Виктор отхлебнул горячего чаю и обжег язык. — Аууу…. — Он вскочил и подставил язык под кран, холодная вода полилась мимо его рта и ударилась в металлическую раковину. — Че случилось-то?

Виктор пытался говорить, не закрывая рта, Савву это рассмешило. Тревога отошла на задний план. Он уже сам налил себе вторую порцию, покрутил стаканом, согревая напиток и не торопясь пить.

— Да история тут такая приключилась. Сначала я обнаружил в своем чемодане то, чего там быть не должно, а потом меня ограбил гопник. Утащил только ноут, а остальное разбил и порвал. Может, вандал какой?

— Че в ноуте было?

Виктор закрыл кран, вода перестала литься. Все было настолько реалистично и живо, что акт ментального насилия казался выдуманным. Накрутил себе Савва от шока, от неожиданности, додумал… Скорее всего, гопник его искусно вырубил, просто научился не оставлять видимых следов.

— Научные работы, личная и деловая переписка. Но мне кажется, он таким образом отвлекал внимание, с чего-то более важного. И это явно были не мои рубашки.

Савва глотнул конька. Да, конечно, это были чашки. Зачем гопник хотел их уничтожить? Было бы ясно и понятно, если б принял за антиквариат, так же, как и таможенники, но тогда он их забрал бы с собой. А разбить? Вандал, реально. Пришла мысль даже глянуть в сети, не появилось ли скандальное видео с показательным разрушением исторических ценностей? Савва отмел эту мысль, разумеется, ничего такого он не найдет.

— Слушай… — Виктор как будто вспомнил что-то важное. — Пойдем, я тебе кое-что покажу, — он потянул Савву за собой, его совсем не заинтересовал рассказ друга, стало даже обидно.

Виктор повел Савву по узкому коридору со слабым освещением.

— Я, конечно, не знаю, хорошо это получилось или плохо… Не могу адекватно оценить. Но мне нравится.

Они вошли в соседнюю комнату. Это были спальня-гостиная-мастерская в одном лице. Здесь царил такой же бардак, что и на кухне. Но возле стены было расчищено место и в правильном художественном порядке прямо на полу выставлены картины, разного размера и в разной цветовой гамме, но видно, что сделаны одной рукой.

— Че молчишь? — поинтересовался Виктор. — Не нравится?

Пол слегка накренился, Савву качнуло. Ну вот, и горячительный напиток уже действует. Оказался хорошим, мама Вити не пожалела денег. Многие из картин Савва помнил — они уже давно требовали нового хозяина, но их не покупали. Некоторые видел впервые. Нормальные, по мнению, Саввы, работы. Виктор не был гением, но и никчемным его назвать было нельзя. Если б продавал «по рублю», желающие бы нашлись, но картины реально стоили денег, на одни краски сколько уходило…

— Ты не туда смотришь. Вот эти, в середине.

Савва не сразу заметил несколько миниатюр. Потому что на фоне больших по размеру и размаху картин они выглядели совсем потеряно. Но сфокусировав на них внимание, уже было сложно оторваться. В общем-то, ничего необычного, парк, скамейки, падающие осенние листья, но Савва почему-то был уверен, что это не земной парк. Ни в нашей стране, ни где-то за бугром такого просто не может существовать. Почему он так решил? Ведь ничего неправильного и необычного не было ни в деревьях, ни в протоптанных дорожках…

— С натуры писал?

— Смеешься? Ты где такое видел?

Конечно, нигде, Савва и сам так подумал.

— Снится мне это. Почти что каждую ночь. Мне иногда кажется, что бог устал на меня смотреть и ждать чего-то прорывного и стал мне внаглую демонстрировать, чего он от меня хочет.

— Да, впечатляет. А почему такие маленькие?

— Я их такими вижу. Как из оконца. Решил, что так и надо воплощать. Значит, нравится?

— Очень. Можно, я у тебя куплю.

— Брось! Дарю!

— Ты что…

Савва полез в карман за бумажником, но Виктор остановил его:

— Ты лучше купи мне продуктов на эти деньги. Я ж сам невыездной, куда с температурищей тащиться? А ты на машине. Только ты это, смотри, чтоб без ГМО.

Савву кольнуло легкое беспокойство. Где-то он уже это слышал.

— С каких это пор ты стал следить за здоровым питанием?

— Не вижу в этом ничего странного. И тебе советую. Годики-то летят, а мы с тобой не молодеем.

Савва ничего не ответил. Действительно, чего он привязался к человеку? Ну, следит человек за тем, чем питается. Это же хорошо. К тому же Виктора частенько заносит в крайности. Взять хотя бы то же его увлечение кришноидством. Теперь вот — это. Ничего, пройдет.

Первым делом по возвращении домой Савва позвонил Наде. Нужно было бы зайти, да смалодушничал. Сыну тоже звонить бесполезно — обычно тот с отцом обменивается парой фраз, одна из которых: «Нормально». «Как дела?» — «Нормально», «Как учеба?» — «Да нормально», «Чем сейчас занимаешься?» — «Ничем». Вот и поговорили. Он и сам не мог подобрать другой темы для разговора, и понимал, как Герасиму было тяжко выдерживать обязательные вопросы. И кто придумал так общаться с детьми? Савву бесил такой формальный диалог, но изменить ничего не мог и как автоответчик задавал одни и те же вопросы. Да… Надо сначала что-то в себе менять, а потом уж в сыне. Но ведь не сейчас же, не в этот момент.

Поэтому он позвонил Наде. Приготовился услышать все что угодно, но разговор вышел сухим, сдержанным, таким, как и раньше. В детали Надя никогда не вдавалась, только информация, касающаяся конкретной ситуации. Сейчас это было здоровье сына. Герасим чувствует себя хорошо, переживать не о чем, паниковать — тем более. Чем питается?

— А ты приди и посмотри, — наконец, всплыли истерические нотки.

Ну все, разговор можно было заканчивать. Но он все-таки решил задать еще один вопрос:

— А что с чашкой, помнишь, из Пласовской пещеры?

— Какой еще чашкой? О чем ты?

Надя готова была сорваться, Савве не стоило рисковать, лучше мирно закончить разговор. Но он уточнил:

— Я приходил к тебе и у Герасима была чашка из пещеры. В общем… она настоящая, как выяснилось, музейный экспонат. Мне нужно приехать и забрать ее.

Лучше соврать, так у нее быстро память освежится. Савва не знал, зачем ему эта чашка и каким образом она во всей этой истории замешана, но ее стоило изучить более досконально. Не просто так куча этой дряни была в его чемодане.

— Ее нет, — послышался холодный ответ. — Наверно Герасим выменял на что-то.

Нет так нет, Савва испытал видимое облегчение. Почувствовал, как расслабились мышцы шеи. Оказывается, он слишком все всерьез воспринял. Вот дурак. Сама собой отпала необходимость что-то предпринимать. Он поспешил распрощаться и отложил телефон. Теперь можно было подумать о конференции. Его там ждали, а он даже ничем не объяснил своего отсутствия. И доклад остался незачитанным. Но он успеет его передать для публикации в брошюре.

Савва открыл стационарный компьютер, хорошо, что купил когда-то, про запас. Он им редко пользовался, предпочитал ноутбук, но как оказалось, был прав, вкладывая в него немаленькую сумму. Полезли обновления, долго загружалось… Наконец, достал из цифрового пространства нужный файл и начал его править. Работа захватила. Опомнился, когда уже за окном обозначились сумерки. Савва расправил плечи, потянулся, как кот, полдня пролежавший на печи. Удовлетворение от удачной работы, сродни послеоргазменному состоянию, когда тело расслаблено, на душе тепло и царит гармония, на сердце — прощение всего живого и принятие всего совершающегося.

Он открыл почту — его отсутствие на конференции заметили и выражали сочувствие из-за неожиданных препятствий. Так же было три письма от Птициной. Недрогнувшей рукой послал их в мусорную корзину. Заметил на телефоне мигающий зеленый маячок — кто-то пытался с ним связаться. Савва обычно не выключал телефон совсем, но убирал звук, чтобы не отвлекал во время работы. Кто же им интересовался? Конечно, Птицина. Несколько раз пыталась дозвониться. Какая настырная девица. Разумеется, он не стал перезванивать. Не стоит на ночь глядя портить себе настроение.

Стоило сходить в тренажерный зал, потягать немного железа для общей формы и жизненного тонуса. Но уже в коридоре его догнал вызов по скайпу. Можно было и проигнорировать, но Савва вернулся. Это был его коллега, профессор из Германии, Дольф Закс, почтенный старец, который тоже должен был присутствовать сегодня на конференции. Нельзя было не ответить.

— Привет, Дольф, — весело поприветствовал Савва. Старика он любил, тот внешне напоминал Деда Мороза и был приятным в общении.

Старик удивился, увидев обстановку за спиной Саввы:

— А ты не на конференции?

— Нет. Непредвиденные обстоятельства задержали меня. — Старик выражался немного старомодно, Савва придерживался той же манеры в общении с ним. Да и на английском это было более чем естественно.

— Что-то случилось? — спросил Дольф, нахмурив брови. Давно выученный жест сочувствия, но все равно приятно.

— Нет, ничего серьезного, — Савва поспешил отделаться общими фразами. Да и ни к чему старику эти подробности, в которых Савва и сам стал сомневаться — а были ли они на самом деле? И так ли это все серьезно? — Как прошла конференция?

— А меня тоже не было. Я чуть приболел. Какая-то странная усталость. Но я не удивлен — возраст. Господь напоминает о том, чтобы поторапливался.

— Ну что вы, вы еще всех нас переживете, — дежурная фраза, которая, однако, вызывает улыбку на лицах тех, к кому обращена.

— Все может быть, я еще надеюсь выкарабкаться. — Дольф кому-то там погрозил корявым старческим пальцем. Наверно, самому Богу — у них уже установились свои запанибратские отношения. — Тогда я позвоню кому-нибудь еще из наших коллег. Я отправил свое выступление, мне интересна реакция.

— Обязательно вышлите мне. Горю желанием с ним ознакомиться.

— Разумеется, коллега. А вы удовлетворите наше любопытство по поводу вашей тайной пещеры. Пласовской, я правильно произношу? Мы все в предвкушении…

Савва чуть не поперхнулся.

— Откуда вы узнали?

— А вот, — Дольф прищурил от удовольствия глазки, — вы думали, что сумеете утаить. Но в мире науки у нас свои коридоры.

— Это фейк, я уже написал отчет, странно, что до вас дошли слухи о ней. Конечно, на открытие много ставили, я и сам поначалу заинтересовался, но…

— Вы хотите сказать — кто-то пошутил? Да так мастерски?

Закс с сомнением покачал головой.

— То-то я смотрю — вы не спешите трубить сенсацию. А, все-таки, можно глянуть?..

Вот же какой упертый старик. Отличная черта характера для исследователя, но в личной жизни порой раздражает.

— Я вышлю вам снимки, вы сами убедитесь.

— Хорошо, договорились, — Дольф сложил ладони вместе и потряс ими, будто тряс руку собеседника. — И благодарю вас за подарок.

— Какой подарок?

— Я получил его еще позавчера, но никак не мог найти случая поблагодарить.

Савва ничего не понимал, он не посылал Заксу никаких презентов. Если только очень давно, и почта доставила только сейчас? Нет, все равно, Савва такого не припоминал.

— Наверно вы перепутали и этот подарок не от меня.

— Я старик, но не маразматик. — Закс наклонился куда-то к краю стола и снова появился, держа в руках… Мать твою! Савва за полсекунды до ее появления на экране уже понял, что увидит. Это была одна из тех чашек, пласовских. Савва по всей видимости, побледнел, потому что разом почувствовал, как кровь отлила от лица.

— Вы… ничего не путаете?

Закс показался озабоченным.

— У меня в корзине для бумаг, возможно, осталась еще упаковка. Мне найти?

— Будьте добры.

Старик скрылся из поля зрения, слышно было его передвижение по комнате. Взору Саввы остался только книжный шкаф из добротного дерева. Он сидел и смотрел на этот шкаф, не отрываясь, словно тот должен был открыть секрет фокуса. Савва ничего не посылал, никому и никогда. Но, однако же, как тогда объяснить появление этих чашек в его чемодане? Кто использует его в своей игре? И что это за игра?

— Дорогая, ты не выкидывала мусор? — прозвучал вопрос по-немецки, видимо, Дольф обращался к своей жене. А потом он появился снова:

— Я сожалею, — старик развел руками, — Инга успела выкинуть. Но в чем дело, почему это так важно? Ты в самом деле не посылал?

— Выкиньте ее, Дольф. Это не мой подарок. Я вам ничего не посылал.

— А кто же тогда? — Старик был растерян. Он видел выражение лица Саввы, и оно ему не нравилось.

— Я не знаю. Но я все выясню.

— Это ведь подделка?

— Да, дешевка. Из той «таинственной» пещеры. Я не понимаю, как она оказалась у вас, у меня пока нет версий…

— Никакого криминала? Вы ручаетесь?

— Да… то есть… я не знаю. Нет… избавьтесь от нее. Так будет спокойнее.

— Хорошо, как скажете. Но я узнаю потом?..

Он имел в виду, конечно, узнает ли причину, подноготную. Он же исследователь. Вон как загорелись красноватые глаза-бусинки.

— Я расскажу, когда буду знать сам.

— Хорошо, держите меня в курсе. Я последую вашему совету. — И в подтверждении своего намерения крикнул: — Инга, выброси это, дорогая.

В обозрении показалась старушка — божий одуванчик.

— Что это, Дольф?

Савва поторопился попрощаться и отключился.

Он еще долго сидел за компьютером и искал в сети картинки или научные работы об этих пласовских чашках, вдруг кто-то пронырливый уже выложил сенсацию. Был соблазн позвонить Птициной, тем более, она снова пыталась поймать его по телефону, но он поборол в себе этот порыв, решив с утра уже связаться прямо с директором музея. Рудиным Игорем Ивановичем.

глава 4

Ему снилось, что он шел по мокрой алее, давя босыми ступнями прелые листья. Разные, словно вырезанные из цветной бумаги, желтые, красные, кирпичного цвета, лимонные и даже ультрамариновые, они лежали толстым нетронутым ковром. Лиственная масса пружинила под его ногами, вылезала между пальцев, становясь коричневой кашей. Савва внимательно разглядывал диковинный парк, не было ни страха, ни удивления, ни восторга… только хладнокровная констатация. Ногам было прохладно и склизко, он отмечал тактильные ощущения, словно шел в реальности. Может быть, как часто бывало, во сне он сбил одеяло, и теперь ноги торчат наружу и им холодно? Савва отметил про себя эту мысль. И согласился с ней.

Он сделал еще несколько шагов — аллея тянулась нескончаемо далеко, и увидел лавочку. Он ударил себя по лбу — вот же дуралей, он попал в мир картин Виктора. Он узнал эту лавочку, деревья и атмосферу. Точно, Виктор говорил, что видел это словно через окно, а Савва попал внутрь. Надо же, какова сила искусства! Узнавание вызвало в Савве сильные эмоции. Нужно будет рассказать этот сон Виктору, ему понравится.

А потом пришла еще одна, совсем мальчишеская мысль, посмотреть, что там дальше, за аллеей, и тоже рассказать Виктору. Пожалуй, эта мысль будет даже получше. Жаль, он не сможет нарисовать, но, запомнив детали, попробует их изложить с большой точностью. Савва чуть ли не рассмеялся в голос от этой идеи. Но потом его кто-то позвал. Какой-то нечеловеческий голос. Савва обернулся, но не успел ничего увидеть, потому что проснулся.

В дверь звонили. Долго и настойчиво. Трель звонка противно отдавалась в ушах. Да кто ж это там такой настырный? Савва накрыл голову одеялом.

— Уходи, уходи, — будто бы внушал он незваному гостю. Но тот не унимался.

— Да что же это такое? — Савва все-таки вскочил, сунул руки в рукава халата, на ходу запахивая полы и завязывая пояс. Босыми ногами прошлепал по полу. Тапочки бы…

Щелкнул замком, резко дернул на себя дверь. Наверное, на его лице отражалось злость и раздражение, потому что стоявшая за дверями Птицина резко отскочила в сторону. Савва на секунду остолбенел, поразившись: неужели приехала? Вот дура!

— Ну? — он зевнул, изображая, что его совсем не смутил приезд девушки. — До утра нельзя было подождать?

— А где? — простодушно удивилась она, — в подъезде?

Он понимал, что ведет себя грубо, девушка устала, вероятно, только что с самолета, вон и сумка при ней, давит плечо. Но он все еще был раздражен — он совсем не приглашал ее.

— Приличные девушки не врываются в квартиру к мужчине посреди ночи. Может, стоило все же позвонить?

— Это вы так шутите, да? — Она неуверенно улыбнулась, разглядывая его и пытаясь понять его настроение.

Странная женщина. Она что, думала, он ее с распростертыми объятьями будет встречать? Он не сдвинулся с места, всем своим видом показывая, что серьезен в своей позиции.

— Ну, хватит уже. Совсем не смешно. — Она начала напирать, пытаясь попасть в его личное пространство. — Я замерзла, сначала тряслась в этом чертовом автобусе…

— А зачем?

И тут она в ступоре замерла. Только что сейчас до нее дошло, что он может не впустить, что она здесь не нужна, что ей не рады.

— Зачем вы приехали? Если из-за тех рисунков, фото которых Вы прислали мне по почте, думаю, что они не стоили таких жертв.

Она все еще продолжала слушать его в недоумении, потом брови ее обиженно изогнулись.

— Зачем?! — голос ее резко осип. — Вы же сами меня позвали!

— Я???

Теперь пришел черед Саввы возмутиться. Но он подавил в себе порыв разразиться едкой тирадой по поводу ее разыгравшейся фантазии и самонадеянности, он решил, что короткой фразы будет достаточно:

— Я не звал.

— Нет?

На ее лице отразилась гамма чувств: недоумение, неверие, злость. Она посмотрела в его глаза и увидев там категоричный ответ, сжалась, как будто ее побили. Он ожидал, что вот-вот она развернется и пойдет прочь, и стало даже как-то жаль, но Птицина, стоящая вплотную, подняла на него глаза. В них была дерзость, упрямство, и это понравилось Савве.

— Вы мне не звонили?

— Нет.

— В таком случае, кто-то вместо вас разговаривал по вашему телефону.

— Не припомню. — Ему хотелось дразнить ее. Сон как рукой сняло, его начала забавлять эта сцена. Пожалуй, он впустит Птицину к себе. Времени всего четыре утра, не гнать же ее, в самом-то деле.

— Мы так и будем разговаривать на пороге? — девушка оглянулась. Она права, место не самое подходящее. Но пусть еще побудет в неуверенности. Все спят, они разговаривают вполголоса, их не слышат.

— Так что же я вам якобы сказал? Просил приехать?

Она, наконец, скинула на пол оттягивающую плечо сумку.

— Он чуть не убил меня. Напал в пещере, где я делала фотографии, начал душить…

— Что? — Савва в недоумении поморщился.

— …Он ничего мне не сказал, просто молча подошел и…

Она показала на еле заметный синяк под шарфиком.

— …Вовремя пришли туристы и спугнули его.

— И что это? — он не знал как реагировать. Злиться, ругаться, смеяться? — Может, все-таки объясните? Кто на вас напал? И почему — ко мне, а не в полицию?

Тон девушки, синяк, заставили его спрятать улыбку. Но он до сих пор ничего не понимал и это жутко раздражало.

Она вздохнула:

— Я думаю, что это был тот же гопник.

Савва облизал губы, сразу захотелось пить:

— Проходите, — бросил он коротко и приглашающе раскрыл дверь.

Птицину не пришлось приглашать дважды.

Они сидели на его кухне. Перед Оксаной стоял недопитый стакан сока. А Савва так и сидел босиком, в халате. Ноги совсем заледенели на холодной керамогранитной плитке пола. Птицина описала в подробностях, и то как посещала пещеру каждый день, снимала передвигающиеся сами собой картинки. А потом — как напал тот человек, по описанию похожий на гопника из аэропорта. Произошло это два дня назад, Птицина обратилась в полицию, думала, что это какой-то сумасшедший, мало ли помешанных. Но после звонка Саввы поняла, что тот имеет отношение в пещере.

Все понятно, только… только он не звонил Птициной и ничего не рассказывал. Он полез за телефоном и там, как и предполагал — ничего не обнаружил. Хотя, можно и стереть запись. Кто этот гопник, что ему нужно от них? Птицина была тоже в недоумении.

— Я ходила к Игорю Ивановичу, но он не знает, кто это. И ему отчего-то все это неинтересно. И знаете, я подумала… я подумала, что у него рак.

— Рак?

— Да. Человек чахнет на глазах.

— Печально, — протянул Савва, но думал о другом. У самого Саввы синяков не обнаружилось, его не душили, а сунули под воду и как-то обездвижили. А у Птициной был синяк на шее, настоящий, насколько Савва мог судить. И его и ее хотели убить. Но зачем? Их с Птициной ничего не связывало кроме пещеры — ни деньги, ни родство, ни общая работа. И цели у них были разные. Не складывалось, не складывалось здесь.

За окном давно начало рассветать, на часах пять утра. Птицина отпила из стакана, поежилась.

— Простите, я со вчерашнего дня ничего не ела.

— Да-да…

Савва машинально схватился за фартук, открыл дверцу холодильника.

— Яйца и бекон.

— Спасибо.

Он переминался с ноги на ногу и жарил яичницу. Так и не сходил за тапками, олух. Деревянной лопаточкой переворачивал шваркающие на сковородке полоски бекона. Она не прерывала его молчаливых раздумий, с любопытством разглядывая холостяцкую кухню: столешницу из орехового дерева, скругленные шкафчики ярко-оранжевого цвета. Савва сам подбирал интерьер для кухни. Для него удобство было на первом месте. Все было под рукой: мойка, плита и духовой шкаф. Еще несколько небольших шкафов с прозрачными дверцами и холодильником были встроены в стену. Никаких выступающих краев. Над столом свешивались лампы в металлической оправе в виде большой ладьи. Савва любил свою кухню и не пренебрегал готовкой. Это была его территория. Мужская и свободная. Женщины здесь были редкостью и надолго не задерживались.

— А у вас тут очень уютно…

Савва отложил нож.

— Вот что я скажу, дорогуша. Ничего такого, о чем ты рассказывала не имеет место быть. Это ваши с Рудиным придумки, манипуляции для привлечения внимания к фейковой пещере, умелое раздувание сенсации. Эти рисунки вы придумали раньше самой пещеры — я видел книгу у тебя в комнате. Когда план не сработал, придумали новую фишку — движущиеся картины. Плюс искусное распускание слухов, подкидывание чашек, рассылка их по всему научному миру от моего имени и для финала, вишенкой на торт — гопник. Вы только с ним не договорились, какое оружие он будет применять ко мне, какой способ вырубить. А надо было договориться. Как тебе моя версия?

Птицина слушала его, разинув рот:

— Ну ничего так, складно.

— Есть чем опровергнуть?

— Нечем.

— Ну вот видишь. Ешь свою яичницу и сваливай.

Яичница соскользнула со сковородки на тарелку. Савва даже не злился. Ок, он признает, что их план выглядел весьма оригинально. Было интересно поиграть в игру, и даже немного жаль, что все так быстро закончилось. Но пешкой в чужих играх он быть не привык. Не его амплуа.

Птицина, видимо, была готова к такому внезапному повороту дела, или же решила, что голод сильнее обид. Она с жадностью взялась за завтрак.

— Мне нечем крыть, — сказала она, одновременно пережевывая горячий бекон. — А что по этому поводу сказал Виктор?

— Виктор? В каком смысле?..

— Ну ты тогда сказал, что надо расспросить Виктора, он в этом понимает. И ты как раз едешь к нему.

Савва медленно-медленно вышел с кухни. Нашел тапочки, надел их на озябшие ноги. А вот о Викторе она знать не могла. И гопник знать не мог, что он ехал именно к Виктору. Никто не мог знать, кроме него и… самого Виктора.

Они быстро поднимались по лестнице. Третий этаж. Савва уверенно нажал на кнопку звонка. Художник, должно быть, уже проснулся. Позднее утро, как никак. Снова позвонил. Никакого ответа. Повернулся к Оксане, улыбнулся уголком губ: «Все нормально, все под контролем». Но и после третьего нажатия никто не подошел к двери и не открыл. Савва начал уже беспокоиться, вдруг Виктору стало хуже, и он попал в больницу? Сделал дозвон по телефону. Молчание и там. В тревоге за друга Савва принялся барабанить в дверь, и тут она раскрылась сама.

Савва замер на месте. Тревога сжала ребра стальной хваткой. Он решительно вошел в квартиру. В нос ударил резкий уксусный запах, успешно перебивая запах марихуаны. Савва засуетился.

— Виктор! — крикнул чуть охрипшим от волнения голосом. — Виктор!

Оксана молча семенила следом. Ее ужасал не только этот запах, но и хаос во всей квартире. Всюду валялись выдранные из рам холсты. Некоторые были сломаны, буквально разорваны, как будто здесь бесновалась какая-то злая компания. Птицина взвизгнула, случайно наступив на небольшую стеклянную бутылку. Та выкатилась из-под ее ноги, а девушка чуть не потеряла равновесие и не упала в эту груду разрушения. Савва подобрал бутылку, рассматривая этикетку — уксусная эссенция. Черт! Что же натворил этот ненормальный? Савва поспешил в соседнюю комнату, мастерскую Виктора. Увидев своего друга лежащим на полу в нелепой позе возле одной из своих картин, он сдавленно охнул. Подбежал, поднимая голову мужчины. Слава богу тот дышал.

— Виктор! Что случилось? Кто здесь был?

Тот застонал, разлепляя сонные глаза.

— Савва… Это ты что ли?

Он был слаб, но весело улыбнулся. Кое-как поднялся с помощью Саввы, сел на полу, оглядывая беспорядок. Здесь так же валялись разломанные и испорченные картины, исцарапанные то ли ножом, то ли еще чем-то острым.

— Представляешь, я вдруг понял, что все, что я писал до этого времени, было дерьмо. Бездарность! Я ненавижу свои картины!

— Так… это ты все устроил?

Савва с сомнением заглянул в глаза друга.

— Я в порядке. Я в своем уме, — буркнул Виктор. — Да, это я их порушил.

— А уксус… Зачем он тебе понадобился?

— Лучше бы конечно кислота. — Художник хищно осклабился, в глазах заблестел безумный огонек.

— Виктор, почему у вас была открыта дверь? Кто-то приходил к вам?

Виктор резко развернулся в сторону задавшей вопрос Птициной.

— А это кто? — с недоверием спросил он, разглядывая девушку.

— Оксана, моя знакомая. Ты плохо выглядишь, друг. У тебя кто-то был?

Виктор развязно ухмыльнулся.

— И ты туда же? Ну, были… Приятели заходили.

— Косяки забивали?

— О какой же ерунде ты думаешь, друг! О вечном надо думать, о вечном!.. Смотри, что я написал после твоего ухода. Я работал всю ночь.

Виктор потащил Савву в угол, наклонился и поднял небольшую картину в квадратной рамке. На этот раз это был еще один пейзаж, чем-то сходный с предыдущим, но были и отличия. Савва сразу вспомнил сон, который видел накануне прихода Птициной.

— Неплохо нарисовано, — откуда-то сзади донесся голос. Птицина выглядывала из-за плеча Саввы, рассматривала картину, склонив голову на бок.

— Кто это? — спросил Виктор раздраженно.

— Я тебе уже говорил. — Савва внимательно поглядел на друга. Тот и в самом деле напоминал спятившего — темные круги под глазами, всклокоченные волосы, пальцы странно движутся, как будто все время что-то плетут.

— Мне она не нравится, — сказал Виктор, испуганно глядя на Оксану и пряча за спиной свою картину.

— Это ты мне не нравишься. — Савва потрогал лоб художника. — Ты пил лекарства, которые я тебе вчера купил?

Савва поднял с пола пузырек с таблетками от кашля. Виктор вдруг зло ударил его по руке, так что пузырек полетел обратно на пол.

— Мне кажется, что меня засекли. Я ведь все это подглядел, я не придумал этот пейзаж. И теперь они знают, что я знаю.

Виктор бормотал быстро, как в бреду.

— Кто они? — Савва с сочувствием смотрел на Виктора.

— Те, кому все это принадлежит. И они очень опасны, очень.

— О-о-о… да ты совсем, брат, плох.

Савва обернулся к Оксане, та была близка к панике, он сделал знак рукой — все нормально и, обхватив Виктора за плечи, повел его в другую комнату, уговаривая, как ребенка.

— Пошли-ка, я тебя провожу в постель. Тебе надо баиньки.

Художник какое-то время послушно плелся рядом с ним, потом вдруг резко вырвался из его объятий.,

— Куда ты меня тащишь? Ты думаешь, что я того? С ума сошел? Не-е-ет. — он покачал указательным пальцем. В его взгляде читалась явная агрессия. — Я — в порядке. Я — здоров. — вдруг он развернулся в сторону Оксаны, ткнув в нее пальцем. — Скажи ей, чтобы не трогала мои картины.

Оксана стояла к ним спиной и завороженно разглядывала картину Виктора, держа ее в руках.

— Положи на место! — заорал Виктор истеричным голосом, видя, что она не реагирует на его слова.

— Виктор, тише, тише, — Савва пытался утихомирить друга. — Оксана, положи картину.

Но она как будто застыла.

— Ты глухая? — снова крикнул Виктор.

И не дождавшись ответа, он поднял с пола острый обломок деревянной рамы и решительно пошел в ее сторону. Савва догнал его, успев ухватить за запястье в самый последний момент. Оксана развернулась и увидела устремленный ей в лицо острый край деревяшки. Она испуганно завизжала, бросив картину и отбежала в сторону. Савва и Виктор продолжали бороться, вырывая друг у друга опасный осколок дерева. Теперь Виктор переключил свое внимание с раздражающей его Оксаны на Савву, глаза его налились кровью, он ревел как раненый зверь, пытаясь свалить Савву на пол.

— Отстань! Отдай! — бормотал он, весь красный от натуги.

Оксана накинулась на Виктора со спины, колотя его кулаками. Виктор резко отпустил Савву, и, повернувшись к ней, стал швырять в нее все что попадется под руку.

— Пошла вон! Уходи!

Оксана, громко крича, выскочила в другую комнату.

— Вызывай бригаду! — крикнул Савва, цепляя побежавшего следом за ней Виктора и заворачивая ему руки за спину.

Бригада врачей приехала очень быстро. Виктора профессионально повязали, вкололи лекарство. Мужчина вопил, отбрыкиваясь от людей в белых халатах, рычал, ругался и даже пытался кусаться. Постепенно стихая, он вроде как пришел в себя. Посмотрел на Савву, который в это время беседовал с одним из врачей, давая сведения о Викторе.

— Савва, сохрани картины, — попросил он надтреснутым голосом. — Спрячь подальше, понадежнее.

Савва обернулся. Виктор уже закрыл глаза. Птицина стояла в самом углу комнаты, плакала, обхватив себя руками. Виктор сильно ее испугал и она до сих пор дрожала от пережитого стресса.

— Куда вы его увозите? — спросил Савва, сердце вдруг сжалось от жалости к безвольно лежащему другу.

Ему назвали адрес. Савва кивнул. Виктора переложили на носилки и вынесли из квартиры. Наступила тишина. Савва все еще удрученно молчал, никак не мог прийти в себя после случившегося. В руках он сжимал картинку Виктора. Последнюю, нарисованную им.

— Что ты будешь делать?

Савва вздрогнул, он как будто забыл о присутствии Оксаны.

— Я спрашиваю про картину? Он просил позаботиться о ней. Как ты думаешь, он выздоровеет?

— Конечно. Я думаю, кроме косяка было еще что-то. Идиот… — И вдруг как очнулся. — Надо позвонить его матери. А то придет, а тут — такое.

Они сели в машину.

— Я отвезу тебя на вокзал.

Она вскинула на него обиженный взгляд, но промолчала, только закусила нижнюю губу, видимо готова была расплакаться. А что она хотела? Что, он будет носиться с нею по городу, разыскивая неведомого странного гопника? У него — своя жизнь, работа. Да может, этот гопник никогда больше и не появится?

— Если этот парень вдруг опять объявится…

Но она хмуро смотрела в окно. Савва завел двигатель. Поехали.

— Думаю, что это дело полиции. — Наконец закончил он.

Нечего. Он не будет перед нею оправдываться. Он ни в чем не виноват. Сама решила приехать, сочиняет теперь, что будто он ей звонил. Как тогда она про Виктора узнала — неважно. Он не станет разгадывать ее ребусы. Он знает, что не звонил и точка.

Впереди был пешеходный переход. Какой-то мальчуган вышел на полоску «зебры». Савва надавил на педаль тормоза и мгновенно покрылся испариной. Машина не реагировала, она все так же неслась вперед, неумолимо приближая их к шагающему по дороге ребенку. На размышление совершенно не было времени. Слева плотным потоком шли машины. Впереди — человек. Справа — столб. И нет шанса подумать, некогда просчитывать варианты! Савва вильнул машиной в сторону обочины. Черт! Он совсем забыл о пассажирке! Она же сидела справа. Развернуть машину, развернуть! Долбаные доли секунд, какие же они быстрые! Господи, пронеси, помоги!

Он был готов, но все равно удар оказался неожиданным. Толчок, как будто чья-то сильная рука бросила его вперед и потом резко вбок. Боль. Словно электрический ток прошел сквозь него. Странно, у него даже не потемнело в глазах, как это обычно бывает в таких случаях, как описывают в книгах и своих воспоминаниях очевидцы. Нет, он все видел четко и соображал так же. Они остановились. Машина ужасно смята — впереди — серый бетонный столб, из капота валит белесый дым. Или пар? Прикольно. Столб пришелся как раз посередине. Между ним и Птициной. Как она? Савва повернулся, пытаясь освободить себе обзор, заслоненный сработавшей подушкой безопасности. Она тоже приходила в себя. Открыла глаза и вдруг закричала:

— Тормози!

Выдав запоздалую реакцию, она заревела.

Он погладил ее по волосам.

— Все, все. Приехали уже.

Вокруг уже сбегались люди, собираясь любопытным кольцом. Их лица были встревоженными, восторженно-ошарашенными.

— Эй, вы живы? — закричал чей-то радостный голос.

Кто-то заботливо спросил: «Тормоза отказали, да»?

— Как вы? Руки, ноги чувствуете? Какие-то повреждения есть?

Это что, уже врачи приехали?

В самом деле, белая машина скорой помощи уже стояла на обочине. Быстро же они. Санитары резво волокли носилки.

— У меня все хорошо.

Савва отстегнул ремень безопасности и толкнул дверь.

— Тихо, тихо. Осторожно выходите из машины. У вас может быть шок.

С другой стороны уже принимали Птицину. Она тоже вроде как почти не пострадала. Не считая небольших синяков и ссадин.

— Удивительное дело. При таком столкновении, обычно трупы достаем, — угрюмо сказал пожилой врач.

Савва усмехнулся.

— Так вы не рады что ли, что мы живыми остались?

Через несколько часов их отпустили. Прежде им пришлось пройти целый обряд из медицинских обследований, разговоров с полицией и ДПС. Савва сделал заявление, что авария могла произойти не случайно. Он был уверен, что тормоза кто-то намеренно испортил. И назвал подозреваемого, описав того самого гопника, который напал на него в аэропорту. Оксана сделала то же самое.

Вернулись домой только во второй половине дня. Уставшие и разбитые. У них, действительно не нашли никаких повреждений, даже банального сотрясения мозга. Как будто въехали не в бетонный столб, а упали во сне с кровати. Врачи констатировали это как чудо.

— В душ пойдешь? — спросил Савва, бросив свое тело в объятья мягкого дивана.

Она упала рядом.

— Надо бы. Но сил нет.

— Тот же случай. Предлагаю расслабляться другим способом.

— Это как? — она метнула на него испуганно-смущенный взгляд.

Он посмотрел на нее с усмешкой.

— А о чем ты подумала? А? Ой, ой, смотрите, покраснела.

Ему нравилось ее дразнить. Он и сам почему-то вспомнил их первую, как он надеялся, бурную ночь. Но сейчас, конечно, было не то настроение. Хотя… они же, считай, пережили такой стресс.

Она демонстративно встала с дивана.

— Савва Витальевич, я, пожалуй, поеду домой.

— Ладно, ладно, не буду больше отпускать дурацких шуток. Садись обратно. Куда ты поедешь? Надо дождаться результатов экспертизы — было ли это подстроено.

Птицина послушно села.

— И давай уже на ты. Зови меня просто Савва. Мы же не на научной конференции.

Она кивнула. Савва поднялся.

— Принесу воды. Жутко пить хочется.

— Холодненькой, — попросила она.

Он принес графин с водой и лед. Разлил по стаканам.

— Давай рассуждать. Кто-то хочет нас уничтожить. Очень сильно. И ему наплевать — пострадает ли еще кто-то в этом случае. Ведь я мог убить того пацана на дороге.

Она медленно пила, наслаждаясь. Кубики льда тихо стукались о стеклянные стенки стакана.

— Это как-то связано с пещерой.

Он поглядел на нее с ухмылкой:

— Свежая мысль.

— Не ехидничай. Нам надо понять его мотивы. Чего он хочет? Чем мы так мешаем ему?

Он пил чистую воду, но ощущал, как будто пьянеет. Мельчайшие капельки эйфории начали заполнять его тело.

— Слушай, а ведь его задача облегчилась.

— Это как?

Она тоже как будто расслабилась, прислонила холодный стакан к щеке.

— Мы вместе. Не надо гоняться за каждым из нас по-отдельности. Свалил в кучу, и… того.

Он сделал выразительный жест рукой. Она побледнела.

— Ты думаешь, нам надо разъединиться?

— Совсем наоборот. Мы, конечно, для него теперь стали удобной мишенью. Но мы и стали сильнее. Вдвоем.

Он выразительно посмотрел на нее. Она важно расправила плечи, кивнула, думая о чем-то своем.

— Да, вдвоем мы сильнее.

А он не мог отделаться от чувства, что опьянен. Она была так близко, ему казалось, что он слышит ее запах. Пряный и дурманящий. И он хотел ее. Он отставил стакан с водой на журнальный столик. Встал, чтобы встряхнуться, нужно было немного походить.

— Поедем в пещеру. Осмотрим все еще раз. Может что-то я и пропустил, недоглядел.

Решение было принято, и она обрадовалась этому решению. Да и ему как-то стало легче. Возьмет отпуск. Всего на три дня. Только вот… Надо позвонить Наде, поинтересоваться, убедиться, что все хорошо с Герасимом. Позвонил. Она сказала: «Все хорошо. Можешь за нас не беспокоиться». Как будто отпустила его, благословив, словно знала, каких слов он от нее ждет. Он внешне приободрился, хотя что-то внутри не давало покоя: странный у Нади был голос, она говорила тоном, ей несвойственным. Но он отбросил все свои подозрения. Разберется в этом позже. Главное, все хорошо. Можно и отлучиться.

глава 5

Савва стоял в очереди за билетами. Он и не знал, что столько народу каждый день ездят в автобусах. Хвост очереди тянулся на несколько метров. Оксана села на скамейку, принялась усердно ждать. Сумку поставила на колени. Савва отметил, что вроде как раньше сумка была пообъемнее. Или просто показалось?

Очередь продвигалась ужасно медленно. Чем занять себя в этой ситуации? Только думать, перебирать разные мысли в голове. Чем Савва и занялся. Этот человек, гопник, напал сначала на одного, потом на другого, но не убил. Возможно, хотел всего лишь припугнуть. Для чего? Чтобы собрать их вместе? Для чего? Чтобы потом все же убить? Маразм какой-то! Они чудом выжили, но по его замыслу должны были погибнуть. Нет, не в том направлении он думает. Если он, Савва, погибнет, кому это на руку? Что от этого изменится? Кто-то хочет занять его место преподавателя в институте? Господи, какая чушь приходит в голову! А Птицина? Какая польза от ее гибели? А может, это какая-то банальная месть, ревность? Да нет, все не то, все не то…

Савва купил два билета. Отошел от окошечка кассы, аккуратно складывая сдачу в кошелек. Огляделся: куда подевалась Птицина? Вот же сидела тут на скамейке, в обнимку со своей сумкой. Настоящая ворона она, вот кто! И вдруг тревога сжала нутро. Как он мог быть таким беспечным? Рядом же крутится неизвестный маньяк. Надо было поставить ее рядом с собой. Как вот теперь отыскать ее в этой сутолоке?

Савва побежал по вокзалу, вертя головой во все стороны, разглядывая всех девушек и время от времени выкрикивая имя Птициной. На него смотрели с сочувствием, ну да и хрен с ними. Тревога все больше овладевала им, чувство вины, что упустил, не доглядел, давило все сильнее. И некогда было размышлять с чего это он так беспокоится о можно сказать постороннем ему человеке.

Он узнал ее не сразу. Вернее, их. Оба, Птицина и гопник стояли и разговаривали в полупустой части вокзала, под лестницей, ведущей на второй этаж в закрытое кафе. Тут же под лестницей был раскинут небольшой зимний сад, с фонтанчиком и птицами в клетках. Такое уютное тихое местечко. Савва сначала мазнул по ним взглядом и хотел идти дальше, но через секунду вернул взгляд обратно. Они. Почему же он не сразу их уловил, хотя искал? Понял, они стояли не в тех позах, что ожидал. Гопник должен был по меньшей мере держать ее за горло, или тащить за волосы. А они… просто тихо разговаривали. И это завело Савву больше всего. Да они сообщники! Обманщица! Она водила его за нос!

— Эй! — крикнул Савва и решительно двинулся в их сторону. — Может, объясните, что происходит?

Гопник зыркнул на него и бросился бежать. Птицина же осталась стоять в той же позе. Савва сначала дернулся следом за гопником, повинуясь инстинкту преследователя: догнать, наказать, но очень быстро потерял из вида. Плюнул в досаде. Ладно, все равно еще встретятся. Эта уверенность появилась из ниоткуда. Он просто знал и все. Хотя, тут не надо быть каким-то экстрасенсом и магом, чтобы прийти к такому выводу. Обычная логика. Гопник их преследует и пока не добился своей цели, будет искать с ними встречи.

Она стояла в той же позе и это не понравилось Савве.

— Оксана, — позвал он.

Она не отозвалась. Савва еще быстрей пошел к ней. Птицина смотрела куда-то перед собой, как будто продолжала общаться с невидимым собеседником, губы ее тихо шевелились, но слов было не разобрать. И тут дошло: она под гипнозом. У этого гопника в руках серьезное оружие. Савва испытал его на себе там, в аэропорту.

— Оксана, очнись!

Он ее затормошил. Пришел страх, липкий и тягучий. Он родился где-то в центре живота. Страх, что ничего уже нельзя исправить, изменить.

— Птицина!

И тут она оторвала взгляд и посмотрела на Савву, моргнула непонимающе, потом огляделась по сторонам, не узнавая места. В ее голове вхолостую проворачивались колесики понимания.

— Как я тут оказалась? — спросила она, голос ее неожиданно дрогнул.

— Наш общий друг загипнотизировал тебя.

Но в его шутке не было веселья.

— Я ничего не помню. Он был здесь?

Она все еще беспомощно оглядывалась, а ему стало неприятно от того, что он мог подозревать ее в коварстве.

— Да. Я пошел искать тебя и нашел с ним. Он что-то говорил тебе.

— Я не помню, — она была крайне растеряна. — Я не помню.

И разревелась. А Савва стал успокаивать, прижимая ее голову к груди. И поймал себя на том, что испытывает чувство нежности. Это давно забытое чувство радости и ответственности за то, что происходит. Он не мог объяснить это чувство, но не мог запретить себе испытывать его.

— А где моя сумка?

Птицина вдруг отстранилась, а на него как будто пахнуло морозным воздухом. Комфорт ушел, выскользнул, как просочился сквозь пальцы. Пришло резкое отрезвление. А и правда, где ее сумка? Пошли искать на то место, где Оксана сидела, пока Савва стоял в очереди. Сумка так и не нашлась.

— Там было что-то ценное?

— Да нет. Фотографии пещеры. И паспорт! У меня там был паспорт!

Она устремила на Савву говорящий взгляд: «Что будем делать?».

— Ерунда. — Он был спокоен как никогда. — В автобусе паспорт не требуют. А на месте заявим в полицию, что потеряли. Восстановить не проблема.

Они ехали уже несколько часов. Птицина спала, положив голову ему на плечо, а он не мог сомкнуть глаз. Никак не давала покоя эта картинка перед глазами. Птицина и гопник. И эта мысль, которая пришла ему тогда в голову: «сообщники» — снова вернулась и как будто засела туда глубоко. Сомнения, смутные и нехорошие, они продолжали грызть его изнутри. Он не мог понять природу их происхождения и тем не менее они не уходили, назойливо толкаясь в его мысли.

Савва все думал и думал и не заметил, как заснул, как будто по щелчку перескочил из мира яви в мир грез. Он понял, что видит сон, когда услышал шуршание листьев под ногами. Опустил голову — землю укрывал ковер из ярко-желтых листьев. Савва замер на месте, прислушиваясь. Шуршание стихло. Наступила звенящая тишина. И это привело Савву в восторг. Какой-то невероятный, вперемешку с диким любопытством. Такое чувство из детства, как будто ожидаешь и веришь в чудо. Савва понял, что попал в иной мир. И он осознает это и, значит, может действовать по своему усмотрению. Но так как это всего лишь сон, то можно ни о чем не беспокоиться, а следовательно — страха в этом мире нет. Савва медленно поднял взор. Зрительные образы начали послушно открываться его глазам. Этот осенний пейзаж. Он помнил его. Парк, скамейки, дорожки. Он видел сон ровно с того места, на котором прервался в прошлый раз. Как будто фильм поставили на паузу, а потом тумблер автоматически сработал, и он продолжился. Савва сделал несколько шагов, с удовольствием слушая шуршание под ногами. Чувство невесомости, какой-то нереальности… а что, если двинуться по этой тропинке? Куда она приведет? Любопытство, жадное и всеобъемлющее, оно двигало его вперед. Савва шел и шел. Но картинка не менялась, как будто он шел по кругу, как будто его что-то не пускало.

Савва присел, пытаясь заглянуть вниз, как в щелочку под дверью. Стало отчего-то смешно. Как он глупо себя ведет. По земле тонким слоем стелился белый густой туман. Савва пригляделся. Нет, он не ошибся, туман как будто двигался по земле. Савва встал на четвереньки и нагнул голову. На обнаженные ладони и лицо дохнул слабый ветерок. Он на миг обалдел. Ветер у земли? По земным законам такого не может быть. Ветерок тянул из какого-то определенного места, действительно как из щели под дверью. Савва пошарил руками и наткнулся на тонкий и мягкий, как у бумаги край. Он в азарте ухватился за него и начал тянуть на себя. Свет поменялся. Из желтоватого и щадящего, полезли яркие, бьющие в глаза лучи. Савва помнил, что это сон и не боялся. И вдруг он услышал голоса. Совсем рядом, как будто у себя над головой. Они говорили на непонятном наречии, звуки не были похожи ни на один известный ему язык. Если только так не звучал какой-либо из вымерших. Рука Саввы, сминающая бумажный край, дрогнула — голоса затихли, словно прислушиваясь, как будто догадываясь о его присутствии. Один из невидимых собеседников произнес тихо пару слов, и что-то задвигалось, устремилось к нему навстречу, он понял, что его обнаружили и сейчас накроют.

Он почувствовал мгновенный ужас. До дурноты, до головокружения. Все вдруг стало настолько реальным, что он забыл, что это сон и про свою установку не бояться. Он вскочил на ноги и побежал. Он бежал и бежал и не мог вырваться из этой, как будто зависшей на мониторе картинки. Страх преследовал его. Но он был уже другой. Страх замкнутого пространства. Клаустрофобия. И как будто повинуясь его мыслям парк стал сжиматься, уменьшаясь и загоняя Савву в самый центр. И тут он дико заорал. От ужаса, от бессилия. Он кричал так сильно, что чувствовал, как буквально выворачивает его внутренности.

— Савва! Савва!

Птицина беспокойно трясла Савву, стараясь разбудить. Он продолжал яростно кричать и метаться во сне. На них оглядывались испуганные пассажиры. Кто-то предложил остановить автобус и вывести гражданина на свежий воздух, кто-то хотел вызвать врача и уже набирал номер на телефоне. Савва открыл глаза и резко замолчал. В глазах все еще стоял ужас, но очень быстро приходило понимание, что это был всего лишь кошмарный сон. А на самом деле он едет в автобусе, и на него устремлено с десяток испуганных лиц. Видимо, пассажиры мирно спали, пока их не разбудил его ор.

— Все хорошо, все хорошо, — говорила Птицина, успокаивая Савву и пассажиров. Подошел водитель — автобус все же остановился.

— Он… он военный летчик, — пролепетала Птицина, — ему снятся кошмары, простите его.

Люди, как один закивали, такое объяснение всех тут же успокоило. Разумеется, военный летчик видел столько на своем коротком веку, что имеет право орать во сне. Водитель сделал сочувственное лицо и снова сел за баранку. Они двинулись дальше. И только Савва приходил в себя дольше всех. А Птицина гладила его по плечу, как заботливая мама. Постепенно Савва успокоено закрыл глаза и обессиленно погрузился в новый сон. На этот раз нормальный.

Было уже темно, когда их автобус достиг конечной остановки. Машина Птициной стояла на парковке возле автостанции. Но оба, не сговариваясь, предпочли взять такси.

Савва выспался за долгую дорогу и был полон энергии, Оксана же, наоборот, клевала носом.

— А что, приятель, ты про пещеру вашу слышал? Ее недавно открыли, — обратился Савва к молодому водителю.

— А как же! Про нее все местные знают. Наша гордость. Только один гад столичный не хочет, чтоб нам вся слава досталась, чтоб о нас весь мир знал.

Оксана приоткрыла слипающиеся от сна глаза, посмотрела на Савву. Но тому ситуация показалась забавной — хорошо, что он не певец и не актер, и его никто не знает в лицо. Ненавидимый местным населением он здесь инкогнито.

— Неприятный тип, согласен. Почему же он не хочет? — спросил Савва, изображая наивный интерес.

— А пес его знает. Говорит, что мы сами ее нарисовали. Я всю жизнь здесь живу и нет у нас никого, кто такое сможет. Да ее и случайно откопали. Я лично знаю Павлика Сыроегина, он на КАМАЗе работает, он тогда на смене был, когда бульдозер чуть туда не провалился.

— Да ну. Как интересно. — Савва, сидя сзади, даже подался вперед, чтоб лучше слышать. Оксана, поняв, что это очередное бла-бла, снова смежила веки.

— Это мировая сенсация, мировой масштаб. — Водитель махнул рукой, воодушевленный. Ну, разумеется, в скучном заштатном городке наконец-то что-то произошло, что-то, что вытянет их город из забытья, бросит на первые полосы международных новостей. А какой-то поганец все им портит. — Поймать бы этого недоученого, собственными бы руками потряс, чтоб одумался.

Водитель на мгновение оторвал руки от руля и продемонстрировал, как бы он тряханул его, Савву, за шиворот. Надо же, какие тут все агрессивные. А, может, тот гопник из их породы? И Птицину заодно, как соратника и пособника гада можно хлопнуть.

— Но я слышал, что кто-то туда, все-таки, наведывается и перекрашивает картинки.

— Бог с тобой!

— Тайком, нет? Думаешь, такое невозможно?

— Днем там часто кто нынче бывает, народ любопытный, все-таки слухи доходят. Но из наших никто не ходит.

— Чего так?

— Боязно.

— Да ну!

— Сам не знаю, но… Духи этих… неандертальцев, там ходят. Говорят. Проверять не хочу.

Лицо водителя потеряло свою воодушевленность, голос понизился. Савву такой поворот словно подхлестнул. Значит, кто-то в самом деле там шастает по ночам и делает свое черное дело. Спугнули случайных любопытных свидетелей, а те придумали сказки о духах.

— В наш век все суеверия давно раскрыты. Поехали-ка сразу туда, на месте разберемся.

— С ума сошел, что ли?

— А ты знаешь, кто я?

Савва хлопнул рукой по руке Птициной, та вздрогнула, открыла глаза, щурясь спросонья — успела все-таки провалиться в сон.

— Я охотник за привидениями, Игорь Коляда. Слышал о таком?

Парень заперебирал в памяти, было буквально слышно, как в темпе шевелятся его немногочисленные мозговые извилины. Птицина удивленно уставилась на Савву, он ей незаметно подмигнул.

— Вроде слышал, — выговорил, наконец, водитель.

— Отлично. У меня все с собой, зачем ждать завтрашнего дня, как раз сейчас мы все и проверим.

— А это не опасно?

— Раз я до сих пор жив — нет.

Парень недоверчиво покачал головой:

— Мне домой надо.

Какой же суеверный народ в глубинке живет, его совсем не удивило «признание» Саввы, в его мирке есть место всему — и привидениям и охотникам за ними. Вполне логично — существуют одни, существуют и другие.

— Можешь подождать нас? — Савва прищурил глаза, делая какие-то подсчеты в уме. — Часа полтора. Думаю, хватит.

До Птициной дошло, что здесь затевается. Она взбунтовалась:

— Савва Витальевич, мы так не договаривались. Я хочу домой.

Водитель навострил уши:

— Игорь, говоришь?

— Творческий псевдоним. Мне ведь среди людей еще жить, лишней славы не надо. И ты не распространяйся, уж будь добр. Ну что, сворачивай, давай.

— Я не хочу! — запротестовала Птицина.

С другой стороны — оно и к лучшему.

— Высади девушку, — лаконично скомандовал Савва. Препираться они будут завра.

— Нет, не надо. Не надо вам в пещеру.

Водитель остановился.

— Высаживайтесь, — скомандовал Птициной и обратился к Савве: — Но и вас я до самой пещеры не повезу, оставлю метров за двести. Дойдете сами.

— Согласен.

— А я — нет, я не согласна. — Упрямству Птициной можно было позавидовать. И это нравилось Савве, очень нравилось.

— Оксана, у вас минута, чтобы принять решение — пойти домой или ехать со мной. Время пошло.

Она замолчала. Водитель и Савва тоже сидели в тишине всю минуту и даже чуть больше, Савва решил дать ей немного послабления. Все втроем замерли на своих местах и каждый думал о чем-то своем. Савва думал о том, что глупо это, не надо бы, какой черт его дернул… Вот бы сейчас Птицина уперлась и ему бы пришлось как джентльмену согласиться на ее каприз. Он — исследователь, теоретик, часто — всего лишь архивная крыса. Слишком сытый и обласканный признанием в научном мире. Зачем эту это?..

— Минута прошла, — ожил водитель, заметив, что Савва погрузился в свои думы и не следит за временем.

— Хорошо, я поеду с тобой, — подавленно выдала Птицина. — Это мой долг.

Савва только хмыкнул на ее заявление.

Таксист, как и договаривались, остановился задолго до пещеры.

— Через полтора часа, если не вернетесь, я уеду, — пообещал он. Парень был явно напуган. Савву это рассмешило, хотя он и сам находился в некоем волнении. И какого он влез в эту авантюру? Дурак. Несколько минут они шли в молчании. О чем думала Птицина? Так же кляла его за глупость?

Пещера приняла их настороженно. Черный зев был забран чугунной решеткой, в решетке была прорезана дверь, запертая на огромный замок. Они подошли к решетке. Савва для чего-то потрогал железные прутья, как будто сомневался. Возвышенность, на которой они сейчас находились, мягко опускалась и переходила в бескрайнюю степь. Лишь на горизонте лежала плоская тарелка огоньков — это был укладывающийся спать Плас.

— Ну и как мы попадем сюда? — спросил Савва, указывая на замок.

— Легко.

Птицина без всякого чувства превосходства достала ключ из одной ведомой только ей выемки в скальной породе и вставила в скважину замка.

Савва с замиранием сердца слушал скрежет поворачивающего железа. Он, как человек прагматичный и трезвомыслящий, признавался себе, что его пугает перспектива входа в темноту пещеры. В привидения, разумеется, он не верил, но что-то сверхъестественное и магическое здесь, безусловно, присутствовало.

Оксана распахнула чугунную дверь. Савва бросил на землю сумку и начал доставать фонари — он взял оборудование с собой. Передал фонарь Птициной. Она вошла в пещеру первой. Пахнуло сыростью. Странно, тогда сырости не было, в прошлый раз пещера была абсолютно сухой. Прямо перед их лицом выпорхнула кучка летучих мышей, и незваные посетители вздрогнули от неожиданности.

— Здесь уже новые жильцы, — нарочито весело сказал Савва.

— Да, пещера стремительно заселяется. Берегись тарантулов.

Тарантулов Савва не боялся. У него имелось для этого случая противоядие в таблетках. Гораздо опаснее каракурт, но в здешних местах таковой не водится.

Оба остановились в нерешительности, идти дальше не хотелось ни тому, ни другому.

— Знаете что, — предложила Птицина, — пожалуй, я закрою нас. А то мне сейчас мерещатся повсюду злоумышленники. Я не могу поклясться, что наш гопник не ходит где-то поблизости. Боюсь зазеваться и не заметить.

И она, просунув руки между прутьями, закрыла их на замок. Теперь преступник не войдет следом, но и сами они оказались в клетке.

— Может быть, отдадите ключ мне? — Савва решил перестраховаться.

— Пусть будет у меня, мне так спокойнее.

— А мне наоборот…

Она не стала слушать, а уверенно двинулась вглубь.

На первый взгляд, картинки оставались на своих местах, все было таким же, как пару недель назад. Но его наметанный взгляд уловил перемещения. Всадники были уже на самом краю, а олени частично перешли на потолок. Савва застыл в восхищении. Все это очень походило на великий театр теней. Он помнил бабушкину лампу, на которой был пластиковый лист с оранжевыми рыбками. Лампа загоралась, а лист крутился вокруг нее и казалось, что по стенам плывут оранжевые рыбки. Пятилетний Савва лежал и во все глаза следил за ними. Через какое-то время перед глазами начинало все мутнеть, терять ясные очертания, и он уплывал следом, в мир сновидений. А рыбки все кружились и кружились, оранжевые, желтые, лимонные, коричневые… как листва под ногами из сна. И где сон, а где всего лишь воспоминание — грани размыты и уже нет четкого понимания.

— Это что-то невероятно великое, — произнес Савва вслух.

— Да, — эхом отозвалась Птицина.

— Но это все равно — фейк. Радиоуглеродный анализ подтвердил мои догадки. Я вам высылал отчет.

— Убедился, что я тебя не обманывала? Что ты думаешь по этому поводу? Кто и зачем перерисовывает фигурки? Причем, я пыталась отскоблить верхний слой краски, чтоб увидеть под ним первоначальный рисунок, но безрезультатно. Такое впечатление, что краску нанесли один раз, а фигурки сами движутся. Иначе тут уже было бы несколько слоев, мы бы заметили.

— Сейчас мы это выясним.

Он стряхнул с себя магию момента — не любоваться на картины пришел. Посветил фонарем по углам, осмотрел противоположную стену.

— Что ты хочешь найти?

— Я не знаю. Какую-то зацепку. У меня с собой есть ультрафиолетовая лампа.

— И что? Мы увидим светящуюся кровь?

Савва фыркнул с сарказмом, типа каких фильмов она насмотрелась?

— Мы увидим в ней много чего. Выключай свет.

Он уже стоял с фонарем ультрафиолетового излучения. Она послушно выключила свой фонарик, на мгновение их окутала полнейшая темнота, а потом загорелся синий свет и оба оцепенели — везде, на стенах, потолке, полу — высвечивались яркие голубые пятна. Некоторые двигались, некоторые находились неподвижно. Оксана прижалась к Савве.

— Что это?

— Насекомые. Магний. Следы масла, плевки…

Он поворачивался, наводя лампу на поверхности, Оксана поворачивалась с ним.

— Хватит, мне страшно.

Дохлый номер. Пещера часто посещаемая, отходов жизнедеятельности уже набралось сверх меры. Когда он выключил ультрафиолет, и они снова оказались в привычном освещении — она выдохнула.

— Никогда бы не подумала, что это так ужасно.

Савва достал баночки и полный набор инструментов — щеточки, скребки, пинцеты. Соскоблил часть краски, взял образец поверхности, часть грунта.

— Я еще раз все проверю. Попрошу знакомых из лаборатории. Не уверен, что обнаружится что-либо новое, но раз уж мы тут…

Пока он работал, Оксана терпеливо ждала, присев на камень. На тот же, на котором прежде сидел Савва, в первое свое посещение.

— Я тут уже все облазила.