Бесплатный фрагмент - Моника здесь

Моника всегда искала потерявшийся мост над железной дорогой. На самом деле это был не совсем мост — ведь настоящие мосты строят только над водой или над пропастями, — а это был обычный переход через железную дорогу, которые часто делают совсем рядом с вокзалами. По лестнице которого поднимаешься — и с верхней площадки можешь понаблюдать, как зелёные крыши вагонов мелькают прямо под тобой, — или можешь спокойно спуститься на противоположную сторону от железной дороги. Рядом с нашим вокзалом и вправду был один такой переход, но Моника утверждала, что это не тот. Что тот, который она ищет — гораздо, гораздо больше, что с него можно увидеть весь наш маленький город и то, что далеко-далеко за его границами и даже — чуть-чуть — краешек мира. Она была на нём пару раз, но только тогда кто-нибудь провожал её туда, а одна она его — ну, никак! — найти не может. Но очень хочет сама его найти и снова туда забраться.

Многие знают про этот мост, кто-то только слышал о нём, кто-то — даже побывал там. И те, кто был на нём с неподдельным счастьем и восторгом описывали всё, что увидели с него и описывали точь-в-точь как Моника: даже про краешек мира. Так что Моника не врала, когда рассказывала про мост: ведь сама она узнала о нём от других — да и не может же весь наш город знать про Монику!

Но никто, кроме неё, не пытался специально найти этот мост. А казалось бы, как просто: раз с него так много можно увидеть — значит нужно найти то, что возвышается над городом! Но нет: небо над городом было чистым и ничто его не прикрывало. Где же он? Молва гласила, что должно быть он где-то в Дремучем лесу — том самом, что прячет в себе железную дорогу от самого вокзала и до реки.

И Моника много раз шла по железнодорожным путям, насквозь через весь лес, до самой реки — но нет! Моста там как не бывало. Словно он и вправду заблудился и потерялся в Дремучем лесу, и лишь смиренно ждал, когда же его кто-нибудь найдёт.

***

Мы учились с Моникой в одном классе. В начальной школе, как и подобает обычным детям, все дружили друг с другом, ну а более взрослые классы раскидали наше общение на отдельные группки — и Моника раньше остальных откололась от всех этих группок. Общаться с ровесниками ей было уже неинтересно, и она стала общаться со старшеклассниками. Не могу сказать, что она якобы научилась от них чему-то плохому — я бы даже сказала, что это не в стиле Моники. Но ей с ними было весело и интересно, и как я узнаю потом: с ними она пережила немало приключений необычных даже для наших местностей. Можно даже решить, что без тех приключений и того общения не было бы и нашей Моники. Я помню, как она с гордостью рассказывала, что «выпустила» целых три одиннадцатых класса.

Потом и я отделилась от коллектива класса: мои одноклассники казались мне слишком эгоистичными и недалёкими — они перестали мне нравиться. Порой мне и общаться-то было с ними противно! Хоть я и продолжала прилежно учиться — в основном ради мамы, — в школе мне было очень скучно. Ради более интересных обществ, я стала больше времени проводить со старшими классами.

Моника же к тому времени со старшеклассниками общаться перестала. Даже не знаю почему: разонравились «новички», просто надоело или нашла себе досуг поинтереснее — но все перемены в школе она проводила, пялясь в окно, абсолютно равнодушная к людям и жизни в классе. Сидела она в то время всегда одна. Наши одноклассники порой дразнили её, но она не обращала на них внимания, будто их не было вовсе. А когда они становились совсем невыносимыми — просто вставала и уходила из школы, среди бела дня, а порой и посреди урока, окинув одноклассников на прощание презрительным взглядом свысока.

Она была худа, как от недоедания, носила странную одежду, явно перешитую со взрослого человека, но у неё было миловидное веснушчатое лицо с большими ярко-голубыми глазами и длинные пшеничные волосы, всегда растрёпанные. Эти глаза и золотой цвет волос всегда были предметом моей искренней зависти и, пожалуй, не совру, если скажу, что и у остальных девочек класса тоже.

Из-за того, что её волосы были слишком светлые, учителя всегда считали, что она красится и никогда не забывали её в этом упрекнуть. Впрочем, её отношения с учителями — это отдельная песня. Училась Моника неплохо, но никогда не делала домашние задания, всегда утверждая, что и с урока всё хорошо усваивает. А ещё она безумно любила вступать в споры, дилеммы и дебаты с учителями и любым взрослым человеком. Касалось это почти всех существующих тем: школа, литература, искусство, театр, политика, положение дел в мире, добро и зло, жизнь и смерть, религия и наука… Были для Моники и больные темы: прежде всего — вопрос взрослых и детей. Её особенно возмущало святое мнение всех учителей, что ученик по своей глупости ответственность за себя нести не может и сложные вопросы решать не должен. Но если он сумел-таки решить какой-либо сложный вопрос, то скорей всего его решение ошибочно. Класс до сих пор вспоминает, какой разнос Моника сотворила завучу, вздумавшего ей напрямую сказать: «Ребёнок, не ставший взрослым, членом общества являться не может». Удивительно, что её маму в школу так и не вызвали. Наверное, спор она всё-таки выиграла, она это может.

В общем, оживлялась Моника только на самих уроках и то, наверно, только с целью подловить учителя на неосторожном слове. А как только Моника задавала или отвечала какой-нибудь вопрос, весь класс затихал в предвкушении возможной бури.

***

Чтобы меньше времени тратить на свой класс, больше общаться со старшими, а заодно и маму не волновать, я записалась в кучу школьных кружков, организованные старшеклассниками: школьная газета, школьный интеллектуальный клуб, театральный… Осталось всего пара дней, когда я возвращалась домой сразу после уроков, но тогда я стала себе несколько удлинять путь и шла через улицу с железнодорожным вокзалом, чтобы смотреть на поезда. И так уж получилось, что нам с Моникой оказалось по пути.