Бесплатный фрагмент - Монастырский диверсант

…Такою все дышало тишиной,

Что вся земля ещё спала, казалось.

Кто знал, что между миром и войной

Всего каких-то пять минут осталось!..

/С. Щипачёв. «22 июня 1941 года» (1943 г.) /

Посвящается моей лучшей подруге Наде, моим родителям Александру и Галине Калько и памяти моего друга, артиста Драматического театра им. Б. Лавренёва Виктора Шадрина, который своей великолепной игрой в роли Тартюфа вдохновил меня на создание образа блистательного Виктора Морского.

Все персонажи, события и фирмы в повести являются вымышленными. Любое сходство с реально происходившими событиями, настоящими людьми или фирмами — не более чем случайность.

Тема вируса поднята потому, что книга была написана на «карантикулах» весной-2020. И я позволила себе пофантазировать: «А если бы…».

ПРОЛОГ

* Синеозерск. Ленобласть.

— Так что ты присутствуешь при совершении небывалого чуда: у меня образовалось сразу несколько свободных дней. Рак на горе чаще свистит!

— Он бы точно свистнул от удивления, узнав, как у нас все совпало: как раз вчера я сдала ответсеку подборку статей о завершённом расследовании, и получила неделю отгулов, которые мне уже полгода зажимали под разными предлогами.

— Случайных совпадений в природе не бывает, Ника. Я это рассматриваю как волю Провидения.

— Что я слышу! Где мой диктофон? Будущий губернатор Краснопехотского ударился в мистику и эзотерику!

— А я знаю, когда можно и когда нельзя говорить то, что может быть использовано против меня. Думаешь, ты первая, кто хочет подловить меня на неосторожных высказываниях?

— И не последняя, кто обломался?

— Вот именно… Приготовься к встрече со сказкой! Потому, что именно так можно оценить город, куда мы въезжаем.

— Изнываю от любопытства.

*

— Я думаю, что мы сможем задержаться там до Пасхи, раз уж ты так хочешь приложиться к этому чудо-источнику именно в праздничное утро. Вот только надеюсь, что у них будет одноразовая посуда. Из общей кружки я хлебать не буду и тебе не советую.

— Чего там опасаться? Я тебе уже говорила, что этот источник — уникум, вода в него поступает с огромной глубины и чистая, как слеза. Но для питья, так и быть, возьмём пластиковые стаканчики, раз уж ты так боишься за свой желудок.

— Кого-то ты мне напоминаешь с твоим острым язычком, Лиля!

— С кем поведёшься, с тем и наберёшься, как говорит одна моя подруга!.. Спасибо тебе, Наум, за эту поездку!

— Видишь, как я запоминаю и выполняю пожелания дамы? 8 Марта ты говорила, как хочешь побывать в Синеозерском монастыре на праздник, и я постарался подогнать свои дела так, чтобы освободить время до Пасхи и свозить тебя в город твоей мечты. Кстати, тебе будет интересно то, что Синеозерск любили творческие люди… И в городке меньше Мариенбурга — дюжина, если не больше, всевозможных музеев…

*

— «Топи да болота, синий край небес»…

— Олька, я тебя в последний раз предупреждаю: прекрати ёрничать! Ещё наездишься на ваши тематические пати-фигатти, или как их там! Но хоть разок побывать в Синеозерске ты должна!

— И в их монастыре, это я уже слышала… Ты меня удивляешь, мамхен. Давно ли тебя потянуло на мужиков в рясах?

— Сейчас пешком пойдёшь в город!

— Опять последнее предупреждение?

— Между прочим, зря ты не веришь: источник в Синеозерске на самом деле действует благотворно. К нему съезжаются паломники со всей страны и даже из-за рубежа. Много историй о людях, кому вода из источника помогла…

— Ууууу… Опять ты у контингента эзотерические журналы конфисковала? Прямо как письмо счастья: разошли 20 друзьям, и будет тебе везука. Умат…

— Все, Олька! Достала. Не разговариваю.

— Как хочешь, мамахен.

— И приглуши музыку, пока мы не оглохли.

— Спасибо, муттер, я уже пообедала!

*

— Запомни, ты не должен выделяться среди основной массы приехавших перед Пасхой желающих приложиться к источнику. Итак, со стороны все выглядит так: ты приехал в Синеозерск, чтобы подышать чистым воздухом, погулять по окрестностям и заглянуть в музеи, а на Пасху — поесть освящённый кулич и запить водой из источника. Один из многих туристов, понял?

— Более чем.

— Гуляй, любуйся, дыши, волочись за туристками, если будут подходящие кадры, ешь их знаменитые пирожки. Но помни, что через 10 дней — «час икс».

— Помню.

— В пасхальное утро в монастырь потянутся паломники со всех концов земного шара. Будут даже высокие гости. Можешь себе представить, какой радиус действия будет, если ты все проделаешь перед началом пасхальной службы? Если после ЧП местный губернатор усидит в своём кресле, такую задницу только гексоген и возьмёт. А скорее всего — полетит вверх тормашками за то, что протупил. Кого-то же надо будет примерно выпороть!

— Ага. В любой ситуации главное — найти крайнего и показательно его вздуть.

— Просекаешь фишку.

*

Вероника Орлова неожиданно устала.

Это была не простая усталость после рабочего дня — за ночь она не проходила. Просто ослабел азарт, который всегда гнал ее вперёд в очередном расследовании, а повседневные действия — проезд в метро, планёрки, сбор материала — казались ей тяжёлыми и скучными. Просыпалась она уже уставшей, и обычных в будни 6 часов сна и выходных в Мариенбурге у Лили было мало.

Этой весной Ника проходила плановую диспансеризацию раз в три года — но обследование не выявило никаких нарушений. Более того, заполняя ее карту после всех процедур, врач сказала:

— Организм у вас крепче и здоровее, чем у многих двадцатилетних. Вот среди них попадаются экземпляры — хоть плачь. Или хилые, или уже с букетом болезней. А вы абсолютно здоровы. Переутомилось не ваше тело, а мозг. Многие жители больших городов с этим сталкиваются. Без привычного ритма нон-стоп они уже не могут обходиться даже когда выжаты, как губка. А вы, наверное, даже ритмы мегаполиса опережаете. Догадываюсь: пропадаете на работе, дело прежде всего, остальное — потом как-нибудь; много кофе и сигарет, мало сна; наращиваете скорость… Я угадала?

— Верно, — удивилась такой точной картине своей жизни, нарисованной участковым терапевтом, Вероника.

— Ну, вот. У меня на «синдром мегаполиса» глаз намётанный. Люди приходят и ждут, что я им выпишу таблеточки, витаминчики от усталости посоветую, а тут совсем другое нужно.

— Отпуск у меня только в августе.

— Милая моя, до августа вы заработаете синдром выгорания, за месяц отпуска восстановиться не успеете, вернётесь на гоночную трассу наполовину выгоревшей, и закончится все неврозом или нервным срывом. Вам необходим тайм-аут немедленно.

Главный редактор от души хвалил подборку статей Вероники о матерях, которые открыто и цинично используют своих детей для наживы, вымогательства и получения разнообразных привилегий. И, если одни довольствуются малым — например, хвастаются на форумах: «Специально беру с собой малого, и везде без очереди прохожу, место уступают где попрошу! А че? Если есть такое правило — надо пользоваться!»; «Мне под моих шестерых такую субсидию отсыпали! Хватило даже на новый Эппл!»; «Соседи попытались возбухнуть, да в итоге засунули свой ремонт в ж…: у меня ребёнок днём спит! И по… й мне на их стены и потолки! Заодно и я отдыхаю, сериальчик могу позырить без их дрелей и штробилок!», или в магазинах заявляют: «Да отдайте вы ему эту шоколадку! Обеднеете, что ли, с полтоса? Ребёнок же просит, а я одинокая, у меня с деньгами песец!», то другие вступают даже в игры с Уголовным Кодексом. Одна предприимчивая особа при помощи не обременённого избытком профессиональной этики юриста получала алименты на сынишку сразу от троих мужчин. Каждый из парней был абсолютно уверен в том, что является отцом очаровательного Ярика… Все закончилось скандалом и уголовным делом. Но меркантильная девица не растерялась и тут же заголосила, что, как мать-одиночка, требует к себе снисхождения…

— Как верно вы вывели мораль сей басни, — сладко улыбался редактор, — мало кинуть клич «рожайте» и выдавать маткап на каждого ребёнка и льготы многодетным, надо донести до людей простую истину: ребёнок — это прежде всего не универсальный пропуск и не источник дохода и уж точно не рычаг! Он — человек, и должен рождаться по любви, а не потому, что родителям понадобились деньги или льготы! Он должен чувствовать себя нужным и любимым в семье. Как вы метко это сформулировали!

На радостях он охотно разрешил Веронике взять все накопившиеся отгулы и даже выписал большую премию. А вечером, когда Вероника укладывала дорожную сумку и обдумывала, куда бы лучше поехать, раздался телефонный звонок. На дисплее высветился номер, известный лишь узкому кругу людей.

— Ты знаешь, перед выборами у меня затишье, — сообщил Виктор Морской, — и я подумываю дней на 8—10 сменить обстановку. Если бы ты могла присоединиться ко мне хоть на пару дней, я показал бы тебе настоящий сказочный мир.

— Я думала, ты захочешь провести свободное время на Лазурке или Мальдивах.

— Да ну, что я там не видел? Надоели уже, как молоко с пенкой!

— Или рыбий жир, — рассмеялась Наташа.

С Виктором она познакомилась в прошлом году, расследуя череду странных событий в Краснопехотском, куда приехала изначально — просто в отпуск.

Морской, «местный Каупервуд», как его называли дядя Коля и тётя Света, или «Витька-Святоша» в своих кругах, целеустремлённый молодой человек, в 31 год уже был хозяином процветающей бизнес-империи и готовился выставить свою кандидатуру на грядущих выборах губернатора города. Когда в связи с нарастающей в Краснопехотском неразберихой начали все настойчивее трепать его имя, олигарх обратился к приехавшей петербургской журналистке и попросил узнать, кто и зачем подрывает его репутацию.

Дело тогда приняло такой оборот, что Вероника и вызванный из Питера на подмогу ее давний друг, адвокат Наум Гершвин, какое-то время ходили по краю пропасти и чудом остались живы. А Никина подборка «Пешка в чужой игре» подняла рейтинг «Невского телескопа» до первой тройки на несколько месяцев…

— Я знаю, что тебе поможет! — воскликнул Морской, выслушав девушку. — Там, куда я еду, можно отдохнуть душой и телом. И, если ты тоже свободно располагаешь ближайшими днями, то это судьба!

*

— А как поживает твой грозный Мася? — спросила Вероника, вспомнив домашнего манула, которого Виктор взял ещё совсем маленьким, и теперь Мася искренне считал его своим родителем и бесшумно скользил по огромному саду возле особняка Морского, готовый защищать приёмного «мама» зубами и когтями.

— О, прекрасно, — Морской притормозил возле указателя «Синеозерский монастырь», от которого ответвлялась бетонная дорога, исчезающая в лесу. — Все так же суров, пушист и держит свою территорию, то бишь мой сад, твёрдой рукой. То есть лапой.

— А как поживает его боевая подруга?

— Тоже отлично. Опять четверо котят. Через 3—4 месяца ещё один зоопарк Ленобласти получит подарок от доброго дедушки Мороза!

— То есть от дядюшки Морского, — поправила смеющаяся Вероника, — на деда ты совершенно не похож. И на дядюшку не тянешь.

Худощавый, очень быстрый в движениях, с блестящими серыми глазами и улыбчивыми ямочками на щеках, Морской действительно выглядел значительно моложе своих 32 лет.

— В общем, снова сделаю подарок зоопарку, — сказал он, — покупать манулов не всем по карману, а они получат четверых здоровых привитых котят абсолютно бесплатно.

— А мне вот не то, что за котёнком — за цветком некогда ухаживать, — вздохнула Ника, — еле успеваю поливать фиалки, которые подарила мама, а чаще всего это делает Вика, пока я в очередной командировке. Недавно одна фиалка цвета — очень красивым розовым цветом. А я это увидела только на фото, которые скинула мне сестра.

Виктор понимающе кивнул. Ему ли не понимать, что такое цейтнот!..

Ника посмотрела на себя в зеркало под потолком кабины «ягуара». А с виду и не скажешь, что она на грани невроза — свежее золотисто-розовое лицо, задорные серо-голубые глаза. Мальчишеская стрижка зачёсана нарочито небрежно. Серая рубашка-«поло» и синие джинсы обтягивают статную фигуру с крепкими руками ногами и пышной грудью.

— Отлично смотришься, — поймал ее взгляд Виктор и коснулся губами мягких Вероникиных волос.

Девушка благодарно улыбнулась ему.

*

Чёрный «ягуар» сбавил скорость на въезде в город и заскользил по аккуратной одноэтажной улочке. Красные и синие крыши белёных домиков, добротные заборы, ровная дорога. По пути располагался небольшой рынок, где бойко торговали вареньями, соленьями и молокопродуктами. Промелькнул ещё один указатель — «Музей литературы и музыки»; «Дом-музей А. А. Грэя»; «Дом-музей К. И. Мещерского», «Квартира-музей Г. Эдвардссона»… Всего стрелок было более дюжины, и Виктор вернулся назад и притормозил, чтобы все прочитать.

— Как же тут много музеев, — заметила Ника. — А ведь ты говорил, что этот городок меньше Краснопехотского.

— Да, сюда многие творческие люди приезжали, и кое-кто оставался, — Виктор сфотографировал указатель. — Не хотели уезжать, настолько их покоряли тишина и местный воздух — какой-то небывалой чистоты. Считалось, что здесь благотворная атмосфера для творчества и научной работы… И люди, имеющие проблемы с сердечно-сосудистой или дыхательной системой, здесь быстро чувствуют улучшение самочувствия. Многие сюда затем и едут — отдышаться. А деятелей науки и искусства манит тишина и уединение. Здесь до сих пор нет домов выше трёх этажей и сохраняется особый микроклимат. Да ещё поблизости — монастырь с его легендарным источником, — Виктор зарулил в кованые ворота и оказался перед фасадом трёхэтажного особняка с лепниной, кариатидами и эркером. «Гостиница «Синеозерск», — гласила золотая вывеска на фронтоне. Судя по всему, раньше это были чьи-то частные апартаменты — до 1917 года. Интересно, что случилось потом с их владельцем…

Они сняли двухкомнатный люкс с эркером и у стойки заспорили из-за оплаты. Виктор хотел заплатить за номер сам, а Ника настаивала на разделении оплаты и одержала победу.

— Только тебе и удаётся переспорить меня, — констатировал Виктор, когда они поднимались по широкой лестнице, покрытой алым ковром.

— А я с детства такая — что решила, то и делаю, — ответила Ника, — все знают: меня не переупрямишь. Такой уж я осёл.

— И кстати, очень симпатичный ослик…

*

Выйдя на полукруглый балкон в своей комнате, прикрытый лепным карнизом от возможной непогоды, Вероника увидела там два ротанговых кресла и столик с пепельницей. Это ее удивило: в Питере курение подвергалось суровому остракизму даже в самых престижных отелях. Вряд ли здесь настолько отстали от жизни, чтобы тоже не прикрутить повсюду таблички с грозным «Запрещается» — символ хоть и крохотной, но власти гостиничных работников над постояльцами. Скорее всего, жильцы люксов в бельэтаже пользовались особыми привилегиями потому, что на этаже было всего четыре номера, балконы не соприкасались, и выше — только крыша, а значит, некому было выразить неудовольствие…

Пока Виктор в своей комнате кого-то жёстко отчитывал по скайпу, Ника включила кофе-машину и через 5 минут уже устроилась на балконе с чашечкой эспрессо и сигаретой, рассматривая улочку, словно сошедшую с гравюр и литографий XIX века. Удивительно, как Синеозерск сохранил в неприкосновенности аристократическую красоту после всех бурь, революций и войн, сотрясающих страну с 1917 года. Как будто здесь время идёт иначе. Такое же ощущение охватывало Орлову и в Краснопехотском, но там доминировали 50-е годы прошлого столетия, а здесь царили примерно те же годы, но позапрошлого века. И прилепившиеся среди лепнины, ажурных оград и начищенных латунных табличек современные вывески, баннеры и бигборды смотрелись диссонансом. Как и могучий чёрный «рэйндж-ровер», который, утробно рявкнув, вырулил из-за угла и направился к гостинице.

Вероника узнала бы эту машину из тысячи. «Наум, ты уверен, что твой броневик пройдёт даже здесь? Судя по карте города, здесь есть улочки, где ему будет ОЧЕНЬ тесно!»

Успешный адвокат Наум Гершвин был другом Вероники уже несколько лет, хотя началось их знакомство с жёсткой полемики в студии популярного ток-шоу. Однако в прошлом году Наум спас ей жизнь…

При виде девушки, которой Наум помогал спуститься с подножки, Ника удивилась: «А перед Новым годом он весьма тепло беседовал по телефону с бывшей женой, и я уже думала, что их отношения выходят на второй виток. Но когда имеешь дело с Гершвиным, ни в чем нельзя быть уверенной. Подождите-ка… Да это же Лилька? А я думала, что они терпеть не могут друг друга. Ну, Лилёк, молчала, как партизан, ни словом не обмолвилась о своих новостях на личном фронте! Все два дня на прошлой неделе мы обсуждали мою подборку статей о „мамках-манипулямках“, моду на антигероев в литературе и кино и „Визит дамы“ в Театре комедии…»

— Привет! — она помахала с балкона рукой. — Соседями будем!

— Привет, Ника! — обрадованно откликнулась Лиля. — Мир тесен!

— Приятное соседство, — заулыбался Наум, высокий представительный мужчина, горбоносый брюнет со стильной проседью и модной трёхдневной щетиной. Аромат его парфюма достигал даже бельэтажа. «И как Лиля ехала с ним от самого Питера? Или у неё аллергия, которую она снова глушит цетрином, и не ощущает, что Наум снова вылил на себя канистру «Мистера Барберри»?

— Да, приехали сюда к легендарному источнику, — сообщил Наум, когда они сидели втроём в баре гостиницы и пили кофе с прославленными местными эклерами, — а Лиля желает вдобавок приобщиться к высокой культуре и искусству.

— Мы пробудем здесь до Пасхи, — добавила худощавая Лиля, откинув назад длинные русые волосы, стянутые в «хвост». — Не знаю, правда ли это, но о чудесных свойствах воды из знаменитого источника давно ходят легенды. Ника, ты ведь слышала, что на Троицу в прошлом году…

— О девушке из Ярославля, которая обрела зрение, выпив воды и омыв ею лицо? — уточнила Орлова. — Конечно, слышала и даже занималась этой историей. Но никаких подвохов не нашла. Девушка действительно ослепла после автокатастрофы, это подтверждают врачи, у которых она наблюдалась. А сейчас у неё минус четыре, и это лучше, чем полная слепота.

— А ещё, — азартно потёр руки Наум, — здесь в предместье есть совершенно сказочная турбаза на берегу озера. В ресторанчике готовят вкуснейший шашлык. Может, сподвигнешь Витька на поездку?

— Наум, а ты уверен, что там в меню — не одна свинина? — спросила Лиля. — Или ты этого не соблюдаешь?

— Не то, чтобы я твёрдо следовал заветам предков, но стараюсь не нарушать. Однако ради такого вида на Ладогу и пикника с друзьями можно разок и отступиться от правил.

Морской захлопнул ноутбук и легко вскочил со стула, услышав о приезде Наума и Лили:

— Вот так совпадение! И их номер — напротив нас? Прекрасно, пойду, поздороваюсь. Насчёт турбазы — я не против! Искупаемся, — он приобнял Веронику, коснулся щекой ее макушки. — Не забудь купальник. Или обойдёмся без лишних деталей?

— Не обойдёмся, — от его прикосновений у Ники жарко покраснели щёки, а по спине пробежали щекотные мурашки. — Хочешь искупаться налегке, поезжай в Коктебель, там есть парочка пляжей для любителей натуризма.

— Замётано. Когда у тебя отпуск? Постараюсь выкроить два-три дня для поездки в Коктебель!

— А как хорошо ты потом будешь смотреться в новостных таблоидах, — поддела его Вероника, — так и вижу заголовки: «Губернатор Краснопехотского предпочитает отдых без лишних деталей!»…

— Вряд ли это успеют перепостить прежде, чем сайт рухнет от масштабной ДДОС-атаки, — не моргнув глазом, ответил Виктор, — так что не беспокойся, твою первозданную красу тоже мало кто успеет рассмотреть.

Вероника шутливо замахнулась. Виктор увернулся и, смеясь, выбежал из номера.

В бельэтаже было всего 4 номера-люкс, и все оказались заняты. Науму и Лиле достался последний. Но в гостиной было тихо. Толстые стены и толстые рамы надёжно оберегали покой жильцов «Синеозерска».

Вероника прошлась по гостиной, прилегла на диван и с наслаждением потянулась. Отдых начинается, и она постарается максимально им насладиться, чтобы набраться сил на оставшиеся до основного отпуска 4 месяца.

*

Вероника и Морской расположились в просторном бело-голубом зале с лепниной, позолотой и пышными тюлевыми гардинами и ждали, когда им принесут обед. За окном во дворе краеведческого музея через дорогу толпились люди, вышедшие из светло-зелёного автобуса с пальмой на боку, в основном — женщины средних лет, похожие на учительниц или библиотекарей. Навстречу друг другу проехали две машины — бежевый» датцун» и стилизованная под старину белая «Чайка» с эмблемой турфирмы на дверце.

Снова звякнул дверной колокольчик, зашелестели страницы меню и раздался девичий голос:

— Ух ты! Тут есть «Карбонара». И «Маргарита»!

— Выбирай что-нибудь одно, Оля, — ответила ей женщина постарше, — если мы сейчас закажем все меню, то потом все 10 дней будем хлебом питаться. По два рэ за кусманчик.

Ника обернулась, узнав этот голос:

— Тася! И вы тоже здесь?

— Вот, офигеть, встреча! — устремилась к ней Тася.

Школьная подруга Вероники Таисия служила во ФСИН и работала в женском изоляторе. Белокурая великанша, она возвышалась даже над своими коллегами, хотя среди надзирательниц Дюймовочек не было. Ростом Тася совсем чуть-чуть не дотянула до двух метров и носила 70-й размер одежды. При этом на жир приходилось совсем немного: Тася состояла практически из одних накачанных мускулов, ребром ладони разбивала огнеупорные кирпичи, пробегала трёхкилометровый кросс за 9 минут вместо положенных 13 и двигалась пластично и легко. Она за минуту могла раскидать массовую драку в камере или дворике, одной рукой скручивала даже мужчин, всю зиму купалась в проруби у Крепости, а, обедая с Никой в «12 апреля», заказывала сразу три порции пельменей или чебуреков и 10—15 «Старопитерских» пышек, обильно сдобренных сгущённым молоком. И пустые тарелки отдавала судомойке почти идеально чистыми. При виде гладкого бело-розового лица Таси и ее зубы — белые и без единой пломбы — не верилось, что с 16 лет она выкуривает по пачке «Пётр Первый» в день. Друзья любили Тасю за чувство юмора и незлобивый характер, а «контингент» знал, что Таисия хоть и сурова, но справедлива и отзывчива. Тася могла нарушить инструкцию, посочувствовав кому-то, но любые подношения отвергала категорически и менее чистоплотных коллег презирала, высказывая им в глаза все, что думает о взяточниках. Хотя ей бы не помешали деньги. Тася очень рано вышла замуж, через несколько лет развелась и одна растила дочь Олю, получая копеечные алименты от мужа, полуголодного преподавателя в какой-то «академии» с щелястыми окнами и проваленной ступенькой на крыльце у парадного. Тася и Оля были лучшими подругами. Оля любила пошутить над матерью, но беззлобно и не обидно, а Тася сердилась только для вида.

Сейчас 19-летняя Оля заканчивала второй курс Университета профсоюзов на улице Фучика, изучая юриспруденцию. Мать часто говорила ей: «Учись, Олька, правильную профессию выбрала. Юристы всегда нужны, и зарабатывают хорошо — к нам адвокаты на таких машинах приезжают! Я вот на учёбу забила, и че? Кукую теперь в коридоре, в „тормоза“ пялюсь всю смену!».

— Что будете заказывать? — подошла к вновь пришедшим официантка с блокнотиком.

— Два супа «Буйабес» и две «Карбонары-мини», — попросила тоненькая рыжеволосая Оля.

— Три! — поправила Тася. — Одной не наемся. Эх, горит озеро, гори и рыба!

Виктор поднялся, приветствуя Тасю и Лилю и удивлённо посмотрел на раблезианскую красавицу, на которой едва не лопались синие джинсы и красная клетчатая рубашка мужского фасона.

Вероника представила их друг другу. Морской по привычке поцеловал Тасе руку, а она ответила крепким мужским рукопожатием.

— Да вот, приехали, чтобы Пасху отпраздновать возле источника, — сообщила Тася, — и я хочу ухо своё полечить. Как в прошлом году на работе просифонило, так до сих пор и дёргает, а Олька…

— Муттер, вынесем это за скобки?

— А где, если не секрет, вы работаете? — спросил Морской, надкусив хлебную палочку.

— В тюрьме, надзирателем, — бесхитростно ответила Тася. И в повисшей над столом тишине добавила:

— А че? Не ворую же и номер на тротуаре не пишу!

Морской закашлялся от изумления, а официантка чуть не уронила поднос с суповыми мисками, который ставила на стол.

Ника похлопала Виктора по спине, а Оля хихикнула:

— Мамхен, хорошо, что это не ты его хлопала. А то было бы, как в олдскульной камеди! — они указала на панорамное окно, возле которого сидел Виктор.

— Ну да, — Морской перевёл дыхание и отпил воды из высокого стакана, — представляете себе «молнии» в ленте новостей: будущий мэр Краснопехотского и владелец «Морской Инк.» ввязался в пьяную драку в ресторане гостиницы и вылетел в окно. Кстати, я угодил бы прямо в розовый куст, и не скажу, что это мне понравилось бы! Ну, работы всякие нужны, работы всякие важны, как говорила Агния Барто, и, если человек честно и добросовестно трудится, ему нечего стыдиться.

— Вообще-то не работы, а мамы, — поправила его Оля, — и не Агния Барто, а этот… как его… Носов!

— Оля, Виктор так шутит, — пояснила Вероника, подвигая к себе миску грибного супа, — он любит изображать, что перепутал авторов.

— И про мам, которые нужны и важны, написал Сергей Михалков! — добавила Тася, — кстати, отец режиссёра Никиты Михалкова. Олька, ну ты и Незнайка!.. Хоть помнишь, кто такой Незнайка?

— Вот блин, я протупила, — рассмеялась Оля, принимаясь за знаменитый марсельский томатный суп.

— А я взяла отгулы за полгода, — сообщила Вероника Тасе, — проходила диспансеризацию, и врач сказала, что мне необходим тайм-аут. Что-то усталость накопилась.

— Оно и немудрено, — ответила подруга, — мотаешься по стране, как электровеник, со своими расследованиями. Чаще в поезде ночуешь, чем дома. Я бы давно уже с катушек съехала, если бы это у меня 20 дней в месяц колеса под головой тарахтели. А у меня дополнительный отпуск, положен за стаж. На даче пока делать нечего, ещё успею летом кверху задом постоять на грядках. И ещё хочу на досуге книжки почитать, культурный багаж пополнить. А то посадили недавно новенькую, за политику попала. Так она как начнёт шпарить: Бродский, Кафка, Эко — пока веду ее на следственный, не знаю, что и ответить. Не Донцову же с ней обсуждать! А всяких там Коэльо и Куатьэ я сроду в руках не держала. Надо это восполнить, чтобы совсем уж сиволапой себя не чувствовать.

— Почитай Солженицына и Татьяну Толстую, — посоветовала Оля. — Толстая, кстати, много про Питер пишет.

— Или Сергея Довлатова и Михаила Веллера, — подсказал Виктор.

— Если вы думаете, что я все эти фамилии запомню, то вы мне льстите, — добродушно улыбнулась Тася, — спишите мне фамилии, а я их книжки в интернете погуглю. Может, парочку осилю за отпуск.

— Э. мамхен, — подразнила ее Оля, — детские книжки знаешь, а в остальных ныряешь!

— Тебе в детстве читала, вот и помню. А потом некогда стало читать. Работа такая, что с книжкой не посидишь, глаз да глаз нужен. Чуть отвлечёшься на дежурстве, и получаешь фитиля за ЧП.

Им принесли второе — пиццу для Таси и Оли, грибную кулебяку Веронике и сырный пирог «Фокачча» для Виктора.

— Лилька тоже здесь, — Вероника нарезала кулебяку. — И представляешь? Она приехала с Наумом!

— Да ты что?! — изумилась Тася. — Волчица в лесу овдовела! Лилька с кавалером! Я думала, она только книгами интересуется. Да и Гершвин-то… — она осеклась, вспомнив о присутствии Виктора.

Но Морской не обратил внимания на запинку Таси и неловкую паузу за столом. Он забыл даже о куске пирога, уже поднесённом ко рту. Расплавленный сыр из надреза выдавился ему на пальцы, но Морской не замечал и этого. Он впился взглядом в окно, серые глаза потемнели, а лицо закаменело и стало старше и жёстче. Сейчас Виктор стал похож на своего питомца. Так Мася застывал перед броском, сжимаясь, как пружина и испепеляя яростными жёлтыми глазами птицу, мышь, забредшего в чужой сад уличного кота или собаку, на свою беду, шмыгнувшую в ограду.

В другом конце улицы был автовокзал, и сейчас от него шли люди с дорожными сумками, чемоданами и рюкзаками. Двое свернули в ворота «Синеозерска», остальные тоскливо посмотрели на них и потянулись дальше.

— В «Постоялый двор» пошли, — комментировала Тася, — там, за углом. Тоже гостиница, но подешевле — номер за тысячу, койко-место — за пятьсот. Но я решила: в кои-то веки с Олькой выехали, так лучше в нормальных условиях поживём, чем задами толкаться в очереди к сортиру и неизвестно с кем соседствовать! Зарплата позволяет. Да и Олька теперь зарабатывает, хэнд-мейд делает, кошаков всяких, и в сувенирку продаёт, — похвасталась Тася, с гордостью глядя на дочь.

— Вот это интересно, — оживился Морской, — а где можно увидеть ее работы?..

— Витя, — спросила Вероника, когда они вышли перед чаем на площадку для курения, — а что случилось за обедом?

— А что? — Виктор достал «Трисурер».

— Ты так смотрел в окно, как будто увидел что-то неприятное.

— Да… Наверное, я обознался. Помнишь, я тебе рассказывал о двоюродной сестре?

— О Диане?

— Да. Ну вот, мне показалось, что мимо гостиницы проходил человек, который вовлёк ее в эту грязь, вербовщик из публичного дома, так называемый «лавер-бой». Конечно, прошло уже 12 лет, он изменился, весь лоск растерял. Уже не «душка-Лео в Титанике».

— А ты его знал в лицо?

— Да, однажды встретил с Диной возле «СССР», когда он ещё изображал роман с ней. А потом — издалека, на похоронах дяди Егора. Он возле ограды крутился. Я хотел подойти, поговорить с ним, но он тут же убежал… А потом уехал и больше в Краснопехотском не появлялся. И его счастье, — жёстко заключил Виктор. — И моё тоже. Наверное, тогда я бы его убил — за Дину и дядю. И сейчас не баллотировался бы в мэры, а валил лес в Сибири в казённом ватнике, или калымил на стройке у вас в Кудрове…

Ника вспомнила мельком увиденного за окном мужчину лет 35—40, действительно отдалённо похожего на главного героя популярного лет 20 назад камероновского «Титаника» — «со следами былой красоты», как сказала бы мама. И очень надеялась на то, что Витя обознался. Ей не понравилось, КАК Морской смотрел в окно…

*

После обеда Ника и Морской сели в «ягуар» и направились в Синеозерский монастырь, отделённый от города несколькими километрами густого леса. К обители тянулась асфальтированная дорога. Скоро за окном промелькнула водонапорная башня; потянулись хозяйственные постройки. Наконец-то машина въехала на круглую площадку, где уже стояли два экскурсионных автобуса — один — уже знакомый, зелёный, с пальмой на боку, а второй — ярко-жёлтый, украшенный изображением чайки над морем. В другом конце теснилось несколько машин.

— Дальше, пожалуйста, идите пешком, — подошёл к ним молодой, но не по возрасту строгий монах, видимо, ответственный за парковку. — Машину можете оставить здесь. С ней все будет в порядке.

Виктор привычно потянулся за бумажником, но монах покачал головой:

— Стоянка бесплатная. А вы, дочь моя, покройте голову. Юбок в обязательном порядке мы не требуем, но головной платок просим носить.

Вероника повязала голубой платок и взяла Виктора под руку. Они прошли в калитку и оказались на мощёной брусчаткой аллее, поднимающейся на высокий холм. За деревьями угадывались мощные стены из красно-бурого камня и доносился перезвон колоколов. В него вплетался многоголосый галдёж — наверное, группа экскурсанток из зелёного автобуса как раз осматривала обитель.

— Вот тебе и удалённость от мира, — сказал Виктор, — приехала толпа шумных туристов, ходят повсюду, фотографируют, скупают образки и чётки на сувениры, хохочут, галдят так, что на весь леc слышно. Но закрыть монастырь для паломников нельзя: именно туристы дают значительную часть дохода обители.

— Думаю, повсюду гостей не пустят, — ответила Ника. — На жилое подворье, трапезную для насельников и в мастерские вход запрещён. Но в одном ты прав: монахи ведь сознательно удалились от мирских радостей, а вынуждены изо дня в день лицезреть мирян — и не только паломников, пришедших помолиться и пожить в гостевом доме, а ещё и туристов, которые приезжают сюда для галочки или в поисках экзотики: селфи на подворье, чётки в подарок не родне, так соседке и ведут себя так, как будто пришли развлекаться и за свои деньги хотят позволить себе все.

— Особенно мирянок, — задорно ответил Виктор, — то ещё искушение. Тем более, что многие тут — далеко не старики. Но если удаётся и его побороть, это уже существенная победа над собой, которая закаляет духовную силу. А преодоление и закаливание важны не только для иноков. Они и бизнесменам нужны, и политикам…

— И журналистам тоже…

— Ну не скромничай. У тебя и без воздержаний характер железный.

— Да и у тебя тоже…

*

Зазвонил Никин телефон. На дисплее высветился номер Таси.

— Гуляете в монастыре? — спросила подруга. — Счастливые люди! А я в очереди в экскурсбюро стою. Олька тут нарыла бесплатный вай-фай и зависла в чате со своим Женькой. Ну уж завтра я ее расшевелю, с ноутом она может и дома пообниматься, а здесь мы будем ходить и знакомиться с городом! Нечего все время в экран пялиться.

— А кто такой Женька? — спросила Ника.

— Ее нынешняя лямур-тужур. Однокурсник. По обрывкам разговора я поняла, что они на майские праздники хотят сорваться в круиз по Волге. Тоже мне купцы Паратовы, — фыркнула Таисия, — в первый же вечер все деньги в ресторане прошмындрают и будут всю дорогу одними «роллтонами» питаться!

— Ладно, Тася, можно подумать, что мы в 18—19 лет так не веселились, впервые оторвавшись от родительского ока, — улыбнулась Вероника. — И деньги по-глупому спускали, и на «роллтонах» сидели, а все равно вспомнишь — и улыбнёшься: весело было.

— Молодые были, — ответила подруга, — вот и не печалились подолгу из-за пустых карманов и голодного желудка. А помнишь, как мы за ужин и ночлег подрядились на ферме картошку копать?..

— Как не помнить!

— Мы завтра тоже в монастырь поедем. Я за маму записочку подам. Ей через неделю операцию будут делать, врач сказал, что варикоз в этой стадии легко операбелен, но мама все равно волнуется, попросила помолиться у чудотворной иконы и водички из источника бутылочку привезти.

— В Синеозерске есть ещё один собор с чудотворной целительной иконой, можешь и туда сходить.

— Непременно. А то мамино беспокойство и мне передалось. Все, тут моя очередь подходит, пока! Вечером общнемся.

Вероника убрала телефон и догнала Виктора на подходе к древним стенам. Навстречу им высыпала группа оживлённых женщин из зелёного автобуса. Они обсуждали покупки в монастырской лавочке, убранство храма, хвалились фотографиями и хихикали, судача о монахах, особенно — о молодых и привлекательных. Где-то за деревьями так же громко и дружно кулдыкали индюки и кудахтали куры — видимо, там был хоздвор.

Пригнувшись под низким сводом, Ника и Морской вошли во двор, из которого вели три коридора, выбитых в толстой — метра полтора каменной кладки — стене: в церковную лавку и трапезную для гостей, в храм и, видимо, к кельям — калитка была заперта и украшена табличкой с церковнославянским шрифтом, но покрытой вполне современным ламинатом: «Посторонним вход воспрещён!».

В лавке Ника купила свечи и образки себе, маме и Вике и подала записки о здравии и упокоении. Здесь не было фиксированных цен на требы — только добровольные пожертвования, и Орлова бросила в ящик для сбора денег две двухсотрублёвые купюры. Виктор тем временем разговорился со служителем — своим ровесником, чернобородым монахом, отдалённо похожим на молодого Наума.

— Да, готовимся к Пасхе. Много будет гостей. Губернатор придёт лоб перекрестить. Наверное, даже из Москвы приедут, — инок не сдержал вздох. — Видные люди, большие начальники званы. Конечно, каждый гость — от Бога, но… Но не все понимают, куда приехали. Храм — дом Божий, а обитель — наш дом, а в гостях ведь полагается приличия соблюдать. Но бывает, что человек уверен: раз он платит деньги, то ему все дозволяется, а мы ещё и развлекать их должны и заботиться, чтобы они были довольны. Вот только не разумеют, что мы им не пляжные аниматоры, и они не в клуб пришли, а в святую обитель.

— А вы, простите, где в миру работали? — спросила Ника, про себя удивившись тому, что служитель почти дословно повторил ее слова о некоторых туристах.

— Портье в доме отдыха в Зеленогорске, — улыбнулся молодой человек, — вот уж где летом Вавилон, особенно если дни погожие стоят. Здесь я уже пятый год. В прошлом году принял пострижение. Игумен меня долго в послушниках держал, проверял, на самом ли деле я намерен от мира отречься.

— И как? Не жалеете о своём решении? — поинтересовался Морской.

— Первое время — было. Суетное одолевало. А сейчас мне ничего другого не надо. В больших городах-то все бегом да второпях, некогда поразмыслить, грохот, гам без умолку, греха много — и не захочешь, да наберёшься. Миряне приезжают, нас жалеют: «Ай-яй-яй, такие молодые ребята, и в такой глуши, что тут за жизнь!». И не понимают, что каждый из нас сюда по своей воле пришёл, и нас в обители никто не понуждает оставаться — таков наш выбор. Каждому своё.

— Они просто судят вас со своей колокольни, — ответила Вероника.

— Верно, дочь моя. А вот видели ли вы, за воротами над источником есть у нас гостиница. В гостевом доме паломники живут, а в гостиницу миряне приезжают, круглый год номера пустыми не стоят. Тянет сюда горожан, в тишине да благолепии от шума и сует отдохнуть…

Из храма Вероника и Морской спустились к источнику, облицованному потемневшим от времени мрамором. Вода с весёлым журчанием стекала в маленький полукруглый бассейн. Рядом была прикручена латунная табличка с молитвой, которую полагалось читать перед тем, как выпить воду или омыть лицо и руки. С другой стороны была ещё одна табличка, рассказывающая о том, что вода из источника благотворна для здоровья, приносит счастье в любви и семье и дарует успех в благих делах.

— Тут, конечно, присутствует эффект плацебо, — заметил Морской, читая выбитый на латуни текст, — но если помогает — вай бы и нот?

— Тебе нужно посмотреть фильм о свойствах воды, — Вероника подставила под струю воды пластиковый походный стаканчик, не доверяя стоявшей в нише белой эмалированной кружке с алым цветком на боку. — Она действительно принимает и передаёт информацию и энергетику, меняет структуру…

— Я смотрел «Форму воды», — поморщился Морской, — и не понимаю, за что дали столько премий истории любви немой уборщицы туалетов и мутанта, убивающего кошек. Наш «Человек-амфибия» смотрится гораздо лучше.

— Это не художественные фильмы, а научные исследования. И называются они «Вода», без всякой формы, — от ледяной воды у Ники заныли зубы, и девушка стала пить медленно, чтобы не застудить горло. — Там показано, как меняется структура водных кристаллов от воздействия музыки, слов или эмоций человека, находящегося поблизости. Если у воды читают молитву или слушают классическую музыку, кристаллы образуют очень красивые фигуры. От хэви или рэпа кристаллы выглядят «изломанными». А от нецензурной брани приобретают безобразный вид, так вода реагирует на негативную энергетику мата.

Виктор скептически усмехнулся.

— От слов «дурак» или «ненавижу» или от наклейки с именем, допустим, Гитлера водные кристаллы тоже деформируются. Так что, Витя, кроме шуток: если пить воду с хорошими мыслями, она считает позитивную информацию и даст тебе благотворный заряд. А если ты будешь пить ее с мыслями «черт бы побрал этих кретинов» или «размажу сволочей», не удивляйся потом головной боли или изжоге: ты сам же негативно зарядил воду. Советую попробовать и убедиться, Фома неверующий, — от того, с каким насмешливым видом слушал ее Морской, Нике уже захотелось толкнуть его в бассейн. И только то, что они находились в монастыре, сдерживало Орлову.

— Ладно, фильмы посмотрю и постараюсь, поднося к губам стакан «Модильяни» или «Пеллегрино», думать только о хорошем, — Морской тоже набрал воды в блестящий стаканчик из дорожного набора и отпил. — Например, о тебе, — от этих слов и совсем другой улыбки Морского Веронике сразу расхотелось окунать его в тесный ледяной бассейн. — Ого! Какая холодная!

— Конечно, холодная: с такой глубины. И чистая.

Поднимаясь от источника по мощёным ступенькам в густой тени деревьев, под многоголосое пение птиц, они встретили ещё одного туриста, подтянутого худощавого мужчину лет сорока. Он приветливо кивнул им и спустился к источнику, оставив за собой шлейф прохладного парфюма с хвойными нотками, и Ника узнала одного из новых постояльцев бельэтажа, увиденного мельком у рецепшен пару часов назад.

— Тасе такой понравился бы, — негромко сказала Вероника, когда они шли по тропе со скамейками и табличками, на которых были вырезаны псалмы и ирмосы.

— По-моему, он как раз в «Синеозерске» остановился, — ответил Виктор, — и кольца на нем нет.

— Ты это успел заметить на ходу?

— Природная наблюдательность. В игре «Найди десять отличий» я ещё в первом классе всех опережал.

*

После ужина Вероника вышла прогуляться, сунув в сумочку карту. Хоть городок и маленький, но с непривычки можно заблудиться и в таком.

Апрельские вечера были уже очень светлыми, и девушке не хотелось просиживать в номере, хоть бы даже и с прекрасным видом из окон. Тем более, что погода радовала ясным небом и безветрием. Ника решила пройтись по улице, где располагались музеи Грэя и Мещерского, а также вторая гостиница, «Постоялый двор», где, по словам Таси, были самые дешёвые номера.

Виктор в своей комнате снова беседовал по скайпу, на этот раз обсуждая какие-то капиталовложения, презентацию и бизнес-план, и Ника не стала его беспокоить, понимая, что руководство такой империей, как «Морской. Инк» — вещь ответственная, и бразды правления нельзя выпускать из рук ни на день.

Выйдя из номера, она увидела поднимающегося ей навстречу мужчину, которого они встретили у источника. На ходу он крутил на пальце колечко ключа от третьего люкса и мурлыкал под нос «Петербург-Ленинград». Лет 15 назад эта песня звучала в жёсткой ротации буквально из каждого чайника, и живо напомнила Веронике студенческие годы, о которых они с Тасей разговаривали днём.

Мужчина поздоровался и улыбнулся:

— Мы, кажется, сегодня уже встречались.

— В монастыре, возле источника, — ответила девушка.

— Да, совершенно верно.

— И как вам монастырь?

— Впечатляет. Можете себе представить: двенадцатый век и постройки до сих пор в отличном состоянии. Умели же раньше строить! Не то что сейчас: любовь живёт на двадцать пятом этаже, в доме под тысячу квартир, и уже через несколько лет то там, то сям ремонт требуется. Слышали анекдот? "- Что это за хруст? У вас что, уже мыши? — Да нет, это соседи салат едят».

— А уж если сломается лифт, это вообще коллапс для «любви на двадцать пятом этаже», — Вероника хорошо понимала, о чем говорит собеседник. На «Парнасе» она жила как раз в таком доме, к счастью, всего лишь на двенадцатом этаже, с потрясающим видом на «Северную долину» и город, и очень хорошо понимала, сколько проблем может создать неисправный подъёмник. Ладно, она ещё может пробежаться пешком по пролётам. Но не все же ее соседи такие выносливые!..

— О, да, — покачал головой сосед, — это будет похлеще марш-броска в десантных войсках! Нынешним бы строителям перенять опыт средневековых коллег, чтобы строить так же, на века.

— Наверное, этот секрет уже утрачен.

— Да нет никакого секрета, — возразил мужчина, — просто работать надо старательно, как для себя, а не спустя рукава: тяп-ляп, сдали, в срок уложились, а остальное — неважно. Я Дмитрий, — представился он.

— Вероника.

— Интересное имя. Как у римской патрицианки. Вам идёт.

— Спасибо.

— Вы сюда ради достопримечательностей приехали, или просто чистым воздухом подышать?

— Совмещаю приятное с полезным.

— Правильно. Знаете, говорят, что здесь особый микроклимат — стимулирует творческое мышление. Поэтому здесь так много домов-музеев: многие деятели искусства приезжали сюда отдохнуть — и покупали дом. И до сих пор в Синеозерск тянет интеллектуальную элиту.

— Да и в Питере тоже много мемориальных досок на стенах домов.

— Знаю, — ответил Дмитрий. — Я ведь сам оттуда. Из Приморского района.

— У меня там живут мама и сестра. А я недавно перебралась в Выборгский.

— Приятная встреча. Может, как-нибудь ее отметим? Что вы предпочитаете?

— Чашку кофе. И если вы не против, я приглашу и своего друга, — сразу расставила акценты Орлова.

— Не против.

*

Пройдя две утопающие в свежей апрельской зелени улочки и выйдя кружным путём к автостанции, Вероника успела ощутимо замёрзнуть. Да, похоже, она погорячилась: сменила рубашку-поло на блузку с длинными рукавами, а вот куртку не прихватила. Все-таки апрель есть апрель, особенно — на севере Ленобласти…

Возле станции теснилось несколько магазинчиков и кафе, и Ника поспешила к ним. Из дверей маленькой аккуратной «Кофейни Ермиловых» так заманчиво пахнуло ароматом свежего кофе и горячей сдобы, что Вероника тут же вошла в небольшой зальчик, порадовалась приятному теплу, села за столик возле калорифера на диван с высокой спинкой и протянув руки к обогревателю, начала постепенно согреваться.

— Меню, пожалуйста, — подскочил к ней шустрый подросток в черных брюках, сером жилете и белоснежной рубашке с «бабочкой».

Ника полистала страницы и быстро выбрала американо и порцию пышек — «Фирменные Синеозерские. Как раньше». Хоть бы порция не оказалась слишком большой. К лету Вероника решила сбросить пару килограммов. Своим идеальным весом она считала 70 килограммов, а на прошлой неделе весы показали 72. Пить кофе без сахара и молока ей посоветовала Лиля: «Нулевая калорийность, и к тому же, кофеин препятствует усвоению жиров и углеводов!». Ника ей поверила ещё и потому, что Лиля всю жизнь пьёт кофе и чай без сахара и в 36 лет преспокойно щеголяет в одежде размера XS.

Ника сделала заказ и откинулась на спинку диванчика. Это хозяева кофейни удачно придумали — диваны вместо стульев, высокие спинки — иллюзия уединения, отдалённости от других посетителей. Наверное, это нравится не только ей — дверь кафе все время открывалась, звякал колокольчик, два юных официанта без устали сновали по залу с подносами, а девушка за стойкой то и дело окликала их: «Заказ на второй стол готов! Заказ на пятый стол заберите!».

Подоконники были украшены фигурками кошек хэнд-мейд — похожие Ника видела в «Магазине петербургских котов» на Невском — и книгами: старая добрая классика и сказки народов мира в прекрасных тиснёных переплётах. Совсем как в Питере в некоторых «Кофе-Хаузах», где хозяева старались создать в зале уютную домашнюю обстановку.

Ожидая свой заказ, Ника взяла книгу и стала листать. «Титан» Теодора Драйзера. Вероника сразу вспомнила, что Витю в Краснопехотском прозвали как раз «местным Каупервудом». И в самом деле, своей хваткой, острым умом и высоким взлётом он чем-то напоминал драйзеровского героя.

За соседний столик уселись двое мужчин и заказали светлое пиво, лунго и имбирный чай.

— Так значит, попробовать стоит? — спросил один, видимо продолжая ранее начатый разговор.

— Попытка — не пытка, бро. А здесь в этом смысле поле непаханое. Край непуганых оленей.

— Самое время пугнуть, да? Смотри, как бы не вышло как в прошлом году у Ованеса.

— Думаю, нам это не грозит. Я прощупал почву: здесь таких быканутых нет.

— Ладно, тогда можно стартапнуть. Помещение на примете есть?

— Уже оформляю покупку. Чьи-то бывшие апартаменты, какого-то графа, или барона, фамилию забыл. Ремонтик хороший забабахать, и в самый раз будет. Место удобное, как раз от гостиниц рукой подать.

— А, понял, о чем ты. Эту халабуду уже года три продать не могли, думали снести, да нельзя, историческая, блин, ценность. Небось рады без памяти, что смогли втюхать. А с кадрами чё?

— Есть подходящие, после небольшой подготовки хорошо пойдут.

Им принесли заказ. Беседа ненадолго прервалась. Когда официант отошёл, второй мужчина, понизив голос, сказал:

— Да… Все на мази, вот только, бро, может возникнуть один трабл…

За спинкой еле слышно зашушукались, потом первый недовольно сказал:

— Блин. Это ещё хуже, чем у Ованеса было. Экая подлянка! Все дело может нам профакапить.

Имя «Ованес» показалось Веронике смутно знакомым. Жуя пышку, девушка пыталась вспомнить, когда и в связи с чем она его слышала. Что-то, связанное с ее работой в отделе журналистских расследований…

Один из мужчин закашлялся, потом что-то стукнуло, покатилось, раздался плеск, и второй посетитель выругался:

— Засада! Как я теперь пойду?! — он вскочил, пытаясь промокнуть салфетками облитые пивом джинсы. — Все себе отморожу, не Африка, небось!

— Да, это ты круто пиваса попил, — заржал его товарищ, — че, после вчерашнего до сих пор трусит? Говорил же я тебе, харэ, на фига было столько бухать…

— Да иди ты, — уже знакомый Веронике блондин, увиденный днём из окна ресторана, бросил мокрый ком салфеток на подоконник и сел. — Короче, бро, надо решать: или мы разбираемся с этими, ну, чудаками…

— …на букву «м».

— Или ищем другую точку. Но здесь-то уже все подготовлено к стартапу, остались отдельные детали, а на новом месте — «начни с нуля, Коко Шанель».

— Куку Шинель, — хохотнул его собеседник.

— Тебе все сме… чки да п… хаханьки, а тут быстро решать надо.

— Да ясен перец, конечно. Посмотрим. Если чё… — за спинкой снова зашептались, на этот раз — надолго, так что больше Орлова ничего не расслышала. Она уже успела доесть пышки и выпить кофе, но выходить не спешила. Интуиция ей подсказывала — не стоит этим двоим знать, что кто-то слышал часть их разговора. И девушка надеялась, что парни перестанут шептаться и скажут что-то ещё, объясняющее смысл того, что она уже услышала. Но они, пошептавшись, заказали ещё один бокал пива взамен разлитого и пили «Балтику», обсуждая недавний футбольный матч и сходясь на том, что вратарь неплох, а центральному нападающему лучше метлу в руки дать, ну а судью, как считали парни, вообще надо было гнать в три шеи: «чайник со свистком, ваще не в теме», «Да чайник и есть, по блату, поди, взяли!».

Когда они выходили, Вероника увидела в окно человека, с которым беседовал блондин. Но этот краснолицый смешливый крепыш с намечающейся лысиной и солидным «пивным» животиком был ей незнаком.

Расплатившись за кофе и пышки, Ника тоже вышла. «Недаром Вите так не понравился этот „ди Каприо“, похожий на лавер-боя из первого „Релакса“ в Краснопехотском… Краснопехотское? Да, точно, я вспомнила, где слышала об Ованесе. Так звали хозяина сауны возле города, где устроили публичный дом! И там произошёл пожар как раз, когда я работала над „Пешками в чужой игре“, в прошлом году, в июне! И если они вспоминали Ованеса, значит, собираются запустить здесь аналогичный „стартап“! — Вероника остановилась и достала сигареты. — Нет… Орлова, ты на отдыхе. Помнишь, что тебе сказала врач? Если ты хоть на неделю не оторвёшься от дел и не расслабишься, то заработаешь невроз. Ты этого хочешь? Никаких расследований… Да, но страусом я никогда не была! И что мне делать, если расследования сами находят меня?»

У гостиницы она увидела оживлённо беседующих на скамейке под кустом сирени Тасю и Дмитрия. На другой скамейке, у фонтана, сидела Оля с телефоном и без устали строчила сообщения. В большом окне ресторана было видно, что за столиком с видом на улицу сидят увлечённые ужином и беседой Наум и Лиля. «Ну вот, бери пример: люди отдыхают, отодвинув на время все дела. Одна ты находишь новые приключения на свою задницу. Или уже нашла? Прямо парус одинокий: все ищешь бури!»

*

Увидев Веронику, Оля сунула телефон в сумку и подошла ближе.

— В чате такой трэш гонят, — сказала она, — типа, в мае поехать в круиз не получится потому, что могут ввести карантин, вроде какой-то новый вирусняк появился и скоро будет у нас. Типа, его ещё Нострадамус и Ванга предсказывали, и все такое. Ну задрали уже пугать, то про конец света фейки гнали, то про вирусняки! Самая бесячья тема.

— Хватит пугать всех концом света, — пошутила Ника, — припугните лучше концом интернета!

— Вот это реально всех напугало бы, — рассмеялась Оля, — и меня в том числе. У меня же бизнес как раз на интернете держится, я там свои поделки выставляю и с покупателями списываюсь. А если сеть квакнется, мне че, у метро с лотком вставать?

— Да уж, без него уже будет очень трудно… Про новый вирус я ещё не слышала. Хотя, я сегодня ещё не читала новости.

— Думаю, это фейк, — повторила Оля. — Есть такие дауны, им лишь бы трепаться. Чебурашка — наводчик, крокодил — фейкометчик, Шапокляк с унитаза орёт!

— Тасин фольклор? — рассмеялась от души Вероника, сразу узнав классический стиль подруги — острые шуточки на грани эпатажа и чёрного юмора.

— Агась, это мамик как раз об этом трепе сказала. Реально, — вздохнула Оля, — хоть бы этот чел начал за ней ухаживать. Тогда она забила бы на культурную программу и отстала от меня. А то как начнёт по музеям и экскурсиям бегать и меня с собой таскать! А мне некогда, надо один проект по бырику доделать и в нет запустить до майских праздников. Я ведь хочу, чтобы о моей продукции узнали хозяева магазинов, хэнд-мейд сейчас в тренде, и если у меня магазины будут покупать котов, я больше заработаю, чем на одиночных покупателях.

Ника ещё раз посмотрела на Тасю и Дмитрия. Да, подруге действительно нравились мужчины именно такого типа, но они редко обращали внимание на монументальную Таисию. И сейчас подруга была на седьмом небе от радости. «О нем она не скажет, что «вечно к ней не г…, так д… липнет!».

— А ты не будешь против попыток мамы устроить личную жизнь? — спросила она Олю.

— Я уже не маленькая и такой фигней не маюсь, — ответила Оля, — если мамик встретит нормального чела, я за неё только рада буду. А то она как с папичем развелась, так все одна. Может, хоть сейчас ей повезёт…

*

С порога Вероника услышала из гостиной резкий, злой голос Морского:

— Да, да. Ты меня знаешь. Наверное, наслышан уже, как я в таких случаях поступаю. Нет, ты все прекрасно понимаешь… Правда? А вот тут я тебе верю: куда уж тебе всех упомнить!.. Что? Смеяться уже можно? Ах, вот как? Ладно, ещё посмотрим, чьё это дело! Время покажет.

Пискнул, завершая разговор, телефон, и Морской произнёс бранное слово. Это удивило Веронику: впервые за год их знакомства она услышала, что Виктор ругается. Это было не похоже на спокойного и ироничного Морского.

— Не моё дело, значит, — пробормотал Морской. — Ладно, ещё общнемся!

«А ведь я ничего не знаю о тех годах, которые прошли после того, как он окончил университет и вернулся в Краснопехотское, — внезапно подумала Ника, — почему-то мы ни разу об этом не говорили. А в самом деле, как Витя жил в эти десять лет? Как начинал свой бизнес, как поднимался на высокий уровень? Что ему тогда пришлось пройти, и на что он может быть способен?» — она вспомнила сгоревшую сауну на повороте к Новоминской и выброшенных на улицу в чем мать родила «девчонок-красоток» и их клиентов. Круто разобрались «морские». Круто распорядился их хозяин! Теперь ни одному гастролёру не придёт в голову разворачивать свой «стартап» под носом у Морского.

Снова запикала клавиатура, и Виктор уже прежним деловитым голосом заговорил:

— Добрый вечер, Иван Игнатьевич! Это ваш будущий коллега из Краснопехотского. Да, да, взаимно рад знакомству. Да, город у вас прекрасный. Только вот… — простучали шаги, закрылась дверь спальни, и больше Ника уже ничего не слышала.

Она прошла к себе, посмотрела на часы и начала стелить постель. Видно, в самом деле приключения уже сами ее находят, их так и тянет к любительнице острых ощущений. И во что она вляпалась на сей раз?

Постучав, вошёл Виктор и сел в кресло у журнального столика, хмурый и уставший от гнева.

— Неприятности? — спросила Вероника. «Что он ответит? Соврёт или уклонится от ответа? Видно, что правду говорить ему не хочется. Но до сих пор мы всегда были честны друг с другом. Хотя, до сих пор у нас не возникало таких ситуаций!»

— Да, — сумрачно ответил Виктор. — Помнишь того человека, которого я днём увидел из окна ресторана? Так вот, я не обознался. Я тебе рассказывал, что тогда, в 2008-м, когда в Краснопехотском открыли первый бордель, отец одной из девушек, старший егерь из лесничества, созвал товарищей, и они ворвались с ружьями в боулинг, где хозяин заведения отдыхал с товарищами от трудов праведных. Егеря тогда перестреляли всю шайку, но этому молодчику повезло… Как раз в этот вечер он обхаживал очередную девушку, которую наметил на вакантное место, — Виктор дёрнул уголком рта. — На 12 лет он исчез из поля зрения, а теперь вот опять выплыл. Видно, ЭТО действительно никогда не тонет.

— И что ты теперь будешь делать? — поинтересовалась Вероника.

— А что бы ты сделала на моем месте? — вопросом на вопрос ответил Морской. — Представь себе, что это твоего близкого человека погубили ради наживы и чьей-то гнусной похоти, а потом убили другого, когда он попытался узнать правду! Как бы ты поступила, если бы виновник этого избежал наказания, чист перед законом и спустя много лет как ни в чем не бывало разгуливает, довольный жизнью? Только честно?

Вероника промолчала. Она не хотела даже представлять себе то, что расписал ей Виктор потому, что самыми близкими ей людьми были мама и сестра Вика.

— Страшно даже представить? — словно прочитал ее мысли Виктор. — А ещё хуже то, что никакая полиция, никакой суд не примут у тебя заявление: «А где вы раньше были?», «А где доказательства?», «А вы знаете, что за клевету вас же и привлекут?». Но при этом спустя годы у тебя уже не те возможности, что были раньше, ты можешь гораздо больше, чем тогда, когда негодяй ускользнул от возмездия? и, де-юре чистый перед законом, де-факто он в полной твоей власти? Ты бы позволила ему и дальше наслаждаться жизнью и думать, что он, как Колобок, и от бабушки ушёл и от дедушки ушёл, а уж от суда и подавно уйдёт? Ты бы смогла забить на это и тешить себя мыслью, что когда-то он все равно ответит, не в этой жизни, так в следующей, что его сама жизнь накажет, что он будет гореть в аду, что заплатят его дети или внуки? Слабое утешение, Ника. Мне оно не помогает.

Вероника снова промолчала, думая, как ответить на это. Имеет ли человек право на самосуд? А как быть, если горе с годами не забывается и не проходит? Или если преступник находит лазейки и остаётся безнаказанным, да ещё и смеётся: «Что? Нет у вас методов против Кости Сапрыкина!»?..

— В «Ворошиловском стрелке» тебе жалко тех троих, и ты осуждаешь деда, который не смирился и не утёрся безропотно, получив плевок в лицо при попытке добиться справедливости по закону, а купил винтовку и сам наказал развратников? — тихо сказал Морской. — Или ты считаешь, что отец той девчонки не должен был хватать ружье и бежать в боулинг, где квасили «киргизовские»? Лучше было смириться с поломанной судьбой дочери?

— Может, ты все же подождёшь, пока я отвечу? — спросила Вероника.

— Да, извини. Что-то я завёлся не на шутку.

— Конечно, в «Ворошиловском стрелке» я очень хорошо понимаю главного героя. Ведь он не сразу взялся за оружие, а верил в торжество закона, в то, что суд восстановит справедливость. Но негодяев отмазали, да ещё вывернули все задом наперёд: «Сама виновата!», и эта троица продолжала как ни в чем не бывало веселиться. И у героя не осталось иного выхода… И отца вашей девушки тоже можно понять. И тебя. Но я не знаю, что бы я делала. Не могу сходу ответить потому, что никогда не была в такой ситуации.

— И дай Бог не оказаться.

— Скорее всего, я защищала бы свою семью всеми средствами. И тоже не смирилась бы с безнаказанностью. Но, Витя, ты подумай, какой ценой придётся заплатить за месть…

— Да помилуй, Ника. У меня уже не тот уровень, чтобы самому идти с кистенём, пришибать бывшего вербовщика из борделя. Да и выборы на носу… Я не хочу запороть то, к чему шёл столько лет. Знала бы ты, как я шёл к вершине — обдирал руки, срывал спину, падал, расшибался, но вставал и снова лез… Как-нибудь расскажу. Да мне и не нужно САМОМУ разбираться с недругами. «Релакс» -то в прошлом году не я сам поджигал и за «мистером Онимом», подняв воротник, не ходил.

— Зато нам с Наумом пришлось с ним на болотах сшибиться.

— И зачем убивать, если есть множество других способов разобраться с ним, — продолжал Виктор, — так, чтобы он не раз и не два пожалел о тех девочках, которых заманил в паутину. Но забыть и простить я не могу. Я все же мужчина. И если я отвернусь и пройду мимо человека, из-за которого потерял двоюродную сестру и дядю, значит, я хоть и в штанах, но не мужик. Сам себя уважать перестану.

— А кстати, сейчас есть возможность его зацепить, — сказала Вероника.

— Что? поднял брови Морской.

— Я гуляла и зашла в кофейню. Он сидел за соседним столиком и, судя по всему, обсуждал с каким-то парнем «стартап» нового «Релакса» — уже здесь. Они говорили иносказательно, но «помещение неподалёку от гостиниц» и «кадры после обработки» — как раз из этой оперы. И ещё, они вспомнили Ованеса.

— А это кто ещё… А, вспомнил: хозяин «Релакса». А что именно они говорили?

— Что-то вроде: «Смотри, как бы не вышло, как в прошлом году у Ованеса» и ещё: «Это похлеще, чем было у Ованеса».

— А что о помещении и кадрах?

— Что вроде бы уже то ли купили, то ли покупают чью-то дворянскую резиденцию в центре города, а кадры после умелой обработки хорошо пойдут.

— Они тебя не видели? — нахмурился Виктор.

— Нет. Там не стулья, а диваны с высокими спинками. Но один раз он вскочил с дивана, пролив пиво на брюки, и я его узнала. Вспомнила, КАКИМ взглядом ты наградил его днём — испепеляющим…

— Ника, ты у меня сокровище, — Виктор привлёк девушку к себе. — Твоя зрительная память, острый слух и сообразительность — выше всяческих похвал. Да, теперь-то я точно крепко ухватил его за неудобосказуемое! Я тут уже законтачил с губернатором, наслышан о нем — человек старой закалки, афганец, и эдакую шваль на своей территории терпеть не станет. Если он узнает, что у него под носом собираются публичный дом открыть, то эти бизнесмены, — это слово Виктор произнёс с бесконечным отвращением, — на свободе долго не разгуляются! — он прошёлся по комнате, азартно поблёскивая глазами и потирая руки.

— Я слышала, как ты ему звонил.

— Кстати, он нас пригласил на чашку чая. Думаю, что ты не откажешься. Заодно и побеседовала бы с интересным человеком, может, напишешь. Ты ведь без работы на третий день затоскуешь, знаю я тебя, — он снова обнял Веронику.

— Затоскую, — согласилась девушка.

— И я тоже долго отдыхать не умею. Дауншифтеров не понимаю — бросают все, уезжают куда-то на самый живописный край света, где все за копейки и можно даже просто бананом с пальцы наесться, прежнее жилье сдают и живут на эти деньги. Ну, греют пузо на пляже, ныряют за какими-нибудь морщерогими кизляками, жарят кокосы на гриле, изучают позу лотоса или Агни Йогу, ищут себя и на все забили болт…

— Ты бы и двух дней так не продержался.

— А может, и одного. Кстати, в этом мы очень похожи, — усмехнулся Виктор. — Ладно, Ника, раз дауншифтеры из нас никакие и бездельничать не умеем, а асаны на пляже с бананом в зубах осваивать пока не хотим, я устрою тебе интервью с мэром Синеозерска, а сам дёрну Дымова: пусть местного шефа полиции расшевелит, а то и здесь тротуары рекламками «кисок-сосисок» разрисуют.

— Я даже Толкина ещё не дочитала, — призналась Ника, — с 16 лет так: начну читать, а потом отложу потому, что некогда… а потом опять начинаю с тем же результатом. При моем-то графике!

— Но тебя такой образ жизни устраивает?

— Пока да.

— И меня тоже. Минуточку, Ника, а ты не слышала, что они имели в виду, говоря, что это «хуже, чем у Ованеса»?

— Я не поняла. Они долго шептались так, что нельзя было разобрать ни слова. Слышала только, что у них возник какой-то «большой трабл» и что это «подстава».

— Та-ак, — Виктор прилёг на ее кровать, закинув руки за голову, — Ника, на всякий случай будь осторожна и не старайся самостоятельно решить этот квест. Ты знаешь, что эти «релаксы» неразборчивы в средствах, особенно — если что-то угрожает их бизнесу. Лучше положись на меня. В этот раз ты не одинока в своём расследовании.

— Ладно, Витя. Везёт же мне! Полтора часа назад я даже не подозревала, что наскочу на новое приключение. А потом замёрзла, зашла в кофейню…

— Видимо, такова у тебя карма, — улыбнулся Морской.

— И это говорит человек, который несколько часов назад давился смехом, слушая о водяных кристаллах, меняющим форму от музыки и слов! Ты непредсказуем: скептик и мистик в одном флаконе, — Вероника прилегла рядом с Морским.

— А может, я специально так себя веду, чтобы ты почаще думала о моей многогранной и непостижимой натуре, — прошептал ей на ухо Виктор и привлёк Веронику к себе.

*

Наум Гершвин возвращался в гостиницу, обойдя шесть табачных лавок — ни в одной не оказалось его любимых «Кэптен Блэк». Он жалел, что не запасся «Кэптеном» в Питере, понадеявшись на то, что в городке, живущем за счёт туризма, предусмотрено всё. Пришлось взять лучшее, что здесь было — «Парламент».

В Синеозерске Наум надеялся развеяться после недавнего судебного процесса, закончившегося пирровой победой. Он смог спасти клиента от тюремного заключения, добившись учёта времени, проведённого до суда в СИЗО и подвести статьи обвинения под амнистию. Подзащитного освободили в зале суда. Но он получил судимость и поражение в правах на пять лет. А все из-за свидетеля обвинения, которого притащила щучка-жена обвиняемого. Свидетель очень бойко и складно отбарабанил показания, которыми почти утопил подсудимого. Парень, при виде которого Гершвин сразу вспоминал песенку про голубой вагон, выступал, как пионер-отличник на сборе, держался нахально и самоуверенно и в кулуарах практически не скрывал того, что отрабатывает свой гонорар. В итоге подзащитный Наума остался практически гол как сокол — только и осталось, что квартира-маломерка в Луге. А все его питерское имущество и бизнес взяла под контроль жена, а в роскошной «восьмёрке» на Кронверкском тут же поселила секретаря с внешностью профессионального жиголо. И Гершвин жаждал реванша, готовил апелляции и рвался в бой — такого он спустить с рук не мог.

… — Да-да, оплата поступит в течение трёх суток. Нет, деньги у меня есть уже сейчас. Но за такой убитый дом не грех бы и скидочку сделать… У вас бы его за полцены не купили, это я такой добрый… В нем что, бомжи костры разводили? Да я в один только ремонт пару лямов всандалю, а ещё дизайн, обстановка… Ладно, посоветуйтесь. Но скажу вам честно — любой другой за эти горелые стены да битые полы и полцены бы не дал. Все, до связи, и вам не хворать!

Парень в джинсах и вельветовой куртке был так поглощён разговором по телефону, что не обратил внимания на идущего навстречу мужчину. Иначе непременно шарахнулся бы от адвоката, который недавно заставил его изрядно попотеть и нервно поёрзать на свидетельском месте в зале суда в Петербурге. А Гершвин сразу узнал этого блондинистого хлюста и замер, едва не раздавив между пальцами сигарету. «Ольминский! Я эту рожу в любой толпе вмиг узнаю! Так-так, офисный клерк покупает особняк? Два миллиона собирается потратить за ремонт? Тебе так щедро заплатили за показания против Вильского, или ты ещё где-то „капусту“ косишь, ушлепок? Кого ещё „утопил“? Ладно, гад. Мир тесен. Ещё встретимся!»

Ничего не подозревающий Ольминский спокойно шёл дальше, набирая ещё чей-то номер, а Гершвин стиснул мощные кулаки: «Ну, я тебе припомню! Зря ты меня в марте так разозлил!»…

*

Тася, как и Гершвин, после ужина отправилась в центр города, где находились магазины. Она надеялась, что они здесь не закрываются засветло.

Познакомившись с Дмитрием и узнав, что он тоже планирует осмотр городских достопримечательностей, а значит, они могут оказаться и в одной группе, Тася спохватилась, что у неё никуда не годятся зонтик и солнцезащитные очки. Зонтик уже выцвел и «проседал» на тот бок, где у него сломались две спицы, а у очков оправа давно утратила первоначальный цвет да и футляр совсем облез. На даче в таких очках выходить ещё можно — баклажаны с грядки с перепугу не разбегутся, а вот на курорте, да ещё когда что-то намечается на личном фронте… Редко получалось так, что мужчина, пытающийся поухаживать за Тасей, нравился и ей. Чаще всего это были инфантильные мужчины, «Жени Лукашины», как называла их Тася, желающие обрести вторую маму, вот и обращали внимание на женщин «материнского» типа. Но Тася вовсе не жаждала получить на свою шею сорокалетнего «младенца». Развесёлые и часто хмельные любители пышных форм. «Голубоватые» ребята, которых привлекали мужеподобные женщины — такие восторгались, увидев Тасю в форменной одежде. Таких она отшивала сразу же. А вот Дима оказался почти идеалом, как она его себе представляла. Да к тому же, он тоже из Питера, живёт невдалеке от «Финика» и недавно развёлся. «А вдруг?» — мечтательно улыбнулась Таисия.

Жалея, что хозяева отеля не открыли на первом этаже магазинчики со всем, что может понадобиться постояльцам — в питерских отелях на первых этажах давно были превосходные торговые галереи — Тася нашла на карте Синеозерска «Фикс-прайс», проверила по телефону — ещё два часа будет открыт — и зашагала туда.

Примеряя очки, она увидела в зеркале, как от кассы направляется к камерам хранения парень в джинсах и вельветовой куртке, сразу показавшийся ей знакомым. А когда он подошёл к столу и стал перекладывать покупки из корзины в рюкзак, Тася сразу узнала его. Ольминский, фотографию которого показывала ей одна из ее подопечных, начинающая бизнес-вумен, хозяйка небольшой, но процветающей кофейни около Новой Голландии. Вернее, она была таковой, пока не вышла за Ольминского. Он довольно хитро «отжал» себе бизнес жены, а на неё навешал кредитов и подвёл женщину под следствие…

В другой раз Тася встретила его уже лично, в загсе, куда ходила, чтобы наконец-то получить штамп о разводе с мужем. А он выходил из ВИП-зала бракосочетаний под руку с юной девушкой в пышном, как облако, подвенечном платье. Едва взглянув на счастливого молодожёна, Тася сразу вспомнила фотографию, которую ей показывала женщина, осуждённая за кредитные махинации…

Увидев отца невесты — знаменитого оперного баса — Таисия поёжилась от недоброго предчувствия: ох, быть беде. И предчувствия ее не обманули: через год певец был признан банкротом, которому угрожает уголовное дело. Потом Петербург потрясла новость о самоубийстве артиста. Через полтора месяца его дочь была арестована за покушение на убийство мужа. При этом миляга Ольминский на следствии беспощадно «топил» жену, и девушка получила максимально жёсткий приговор по этой статье.

«Что, уже профукал денежки от двух жён и тестя, если в „Фиксе“ шампунь с бритвой покупаешь?» — неприязненно подумала Тася, выкладывая на ленту очки, футляр и зонт. Ольминский все разбирался со своими покупками. В полупрофиль он напомнил Тасе Джека из «Титаника», в которого они все были влюблены в десятом классе. Все, кроме Веронички, на которую фильм Джеймса Кэмерона не произвёл никакого впечатления, а «душка Лео» вызвал лишь скептически смешок. Теперь Тася была с ней абсолютно солидарна.

— Женщина, а чего вы меня так разглядываете? — лениво спросил «Лео», застегнув свой пижонский рюкзачок и закидывая его на плечо. — Я вам кого-то напомнил, или так — просто понравился?

От неожиданности Тася на секунду замешкалась с ответом, а блондин, довольно ухмыльнувшись, вышел из зала.

— Вот гад! — с чувством выругалась Тася, отсчитывая деньги. — Чтоб ему башку разбить!

— Вы его знаете? — спросила кассирша.

— Как облупленного. У меня на этаже из-за него две женщины оказались… Брачный аферист: обирает жён до нитки и сажает.

— Привет, Тася, — к ним подошла Лиля с платьем, ночной рубашкой и парой книг. — О ком это ты?

— Да так, увидела одного молодчика, — Тася всё ещё не могла успокоиться. — Клейма ставить негде, а он ещё рот разевает. Эх, попался бы он мне на работе…

*

Из магазина Тася и Лиля не спеша возвращались в гостиницу, обсуждая местный «Фикс-прайс», его ассортимент и свои покупки. Надо сказать, выбор в магазине оказался весьма богатым, не хуже, чем в больших городах. По словам Лили, кое-какие товары даже в питерских «прайсах» не всегда водились.

— А ваш, мариенбургский, мне нравится, — сказала Тася, — я вот давеча туда зарулила, так сеструхиному малому полное приданое скупила!

Сестра Таси в Новой Ладоге в сорок два года вышла замуж и вскоре после Нового года родила первенца.

— Да, согласна, хороший. А вот «Полушка», к сожалению, закрылась. Совсем рядом с домом была, только дорогу перейти, и цены ниже, чем в «Дикси».

— И в Питере все «Полушки» позакрывали, — вздохнула Тася и закурила, — говорят, хозяин торговой сети умер, а его вдова продала бизнес. Жаль, хорошие были магазины. Да и владельца по-человечески жаль, царство ему небесное.

— А ещё вскоре после закрытия в бывшей «Полушке» случился пожар, — сообщила Лиля, — здание устояло, а внутри все выгорело. Грустное зрелище.

Они избегали говорить о неприятной встрече в «Фикс-прайсе» с развязным парнем и старательно обходили эту тему.

У книжного магазина стояли две женщины. Одна запирала дверь, возясь с тугими непослушными замками, вторая опускала тяжёлые жалюзи на витринах. В прохладной апрельской тишине улицы их разговор был слышен далеко и чётко.

— И вот ты представляешь, какой-то новый не то грипп, не то пневмония где-то в Азии, в жарких странах, так и гуляет, так и косит всех налево и направо, да ещё осложнения жуткие выдаёт, каждому по слабому месту бьёт. И коварный, гад, сначала никак не проявляется, ходит человек недели две, нормально себя чувствует, и всех вокруг заражает.

— Да ты что?.. Значит, всех там перекачает: они же там, небось, друг у друга на головах сидят, носом к носу, если один заболел, небось, сотню заразить успеет… А откуда ты знаешь?

— В Яндексе прочла, в «Дзене».

— Вот не было печали. Как бы до нас не докатилось.

— Да ладно, где та Азия, а где мы! Да и, небось, он только в жарком климате живёт, а у нас быстро сковырнётся.

— А кто его знает. Посмотри, что с климатом творится: зимы, считай, не было, снега — чайная ложка выпала, когда ещё такое было? А ну как летом жара грянет, да не на три дня, как обычно, а на месяц или два?

— Значит, приедет больше туристов, нам же лучше, выручка хорошая будет. Ты сигнализацию включила?

— Да. Пусть приезжают, чего в тот Адлер или в загран переться? Пляжи у нас не хуже, и гостиницы хорошие. Пусть едут, добро пожаловать. У нас летом один месяц год кормит…

— Вот только как бы вместо выручки к нам заразу эту не занесло. Тогда только аптекари и заработают… Вот мой зять, хозяин аптеки как раз…

— И Олька чего-то в интернете про азиатский вирус читала, — Тася выбросила окурок в урну. — Вот те на, Лилька, не было печали. Я, конечно, думаю, что это фейк, а ну как нет?

— Я пока ничего не слышала об этом. Надо погуглить.

— Вероничку спросим. Она у нас новости узнает первой. Одно утешает, если это не фейк: может, так далеко он не расползётся?

— Я тоже надеюсь. Да нас каждый год по десять раз чем-то пугают: то концом света, то войной, то вирусом… Диву даюсь фантазии этих «прогнозистов».

— А я диву даюсь тем, кто в это все ещё верит, — заржала Тася. — Мой контингент, бывает, ужастики эти для развлекушки читает. Жизнь-то у девчонок не сахар, Лебедевка — не курорт «пять звёздочек», так пусть хоть посмеются. Иной раз слышу в «тормоза» хохот, заглядываю — так и есть, газету с очередным «абсолютно точным предсказанием» читают. Да и мы на перекурах уматываемся: писаки эти уже ничего нового придумать не могут, друг у друга скатывают сюжеты, вот бы им у нас месяцок поработать или посидеть, узнают, что такое по-настоящему страшно!

*

Наум Гершвин не спешил возвращаться в номер. Он сидел в гостиничном баре, взяв двойную порцию «Макаллана» со льдом и неспешно потягивал воспетый Робертом Бернсом и осуждаемый Джеком Лондоном напиток, который оба автора называли «Джон — Ячменное зерно». И тут в зал вошёл Виктор Морской и заказал «Hennessy Beaute», тоже двойную порцию, с лимоном. «Видно, тоже что-то случилось, — догадался Наум, — Витёк не из тех парней, которые просто так перед сном привыкли рюмашку осаживать!»

Увидев Наума, Виктор перешёл к его столу.

— Ну и как вам эта жемчужина Ладожского озера? — спросил он, согревая ладонями пузатый бокал.

— Вполне сносно, — ответил Наум, — только вот кое-с-какими товарами напряжена, но это «пустяки, дело житейское», как говорил герой книги…

— Сельмы Лагерлеф, — подхватил Виктор, и мужчины рассмеялись над любимой шуткой Морского: делать вид, будто перепутал фамилию автора, изображая «тупого братка». — Хорошо, что я вас встретил, можно поговорить безотлагательно. Мне может понадобиться ваша помощь.

— Профессиональная? — уточнил Наум.

— Да. Вы очень помогли мне в прошлом году с делом Кротовых, и я высоко ценю ваш профессионализм.

— Спасибо. Что, Вероника нашла новую тему для расследования в этом пасторальном местечке?

— Скорее патриархальном. Верно. Есть шанс прихлопнуть в зародыше один криминальный бизнес.

— Ох, Ника, неугомонная дама, не отдыхается ей, как всем добрым людям, но раз такое дело, — хмыкнул Наум, — можете на меня рассчитывать.

— Я не сомневался, что именно так вы и ответите.

Какое-то время они молча смаковали свои напитки, потом Наум сказал:

— Мне бы ещё после недавнего процесса пар выпустить. Драконит, когда моему клиенту приговор выносят.

— Наслышан. Но Вильского все же освободили из-под стражи.

В бар вошла Вероника и остановилась у стойки, ожидая, пока ей смешают двойной «Манхэттен». Наум и Виктор пока ещё не заметили ее появления.

После бурного секс-экспромта в ее комнате Ника ощутила невероятный прилив энергии. Спать ей расхотелось совершенно. Освежившись под душем, она натянула джинсы и белую тунику и спустилась в бар вслед за Морским. Но увидев, что он уже беседует с Наумом, девушка решила подождать.

— Да, освободили — без штанов на улицу. И всем было ясно, даже прокурору, если он в детстве мозги вместе с соплями не съел, что парня подставили. Но жена привела такого свидетеля, что после его показаний Стефану хотели дать пять лет. Я глотку сорвал, но выбил три года, напомнил, что парень более года находился в ИВС до суда, а там день засчитывается за два, да нашёл пункты, по которым статью можно подвести под амнистию. Бился, аки Мцыри с барсом, уже на принцип пошёл: думал, костьми лягу, а не допущу, чтобы моего подзащитного из зала в наручниках увели. Хоть в чем-то поломаю им все кино. Но поражение в правах на пять лет он все-таки получил…

— Вы будете подавать на апелляцию?

— Уже готовлю. Вот увидите, я не успокоюсь, пока его жену с ее новым хахалем не прогоню голышом по Невскому, от площади Александра Невского до Адмиралтейства! Не умею проигрывать.

— Позовёте меня смотреть забег? — улыбнулся Морской.

— Непременно. Я им устрою Ледовое побоище, где они сыграют роль ливонских рыцарей!

— «И, отступая перед князем,

Бросая копья и щиты,

С коней валились немцы наземь,

Воздев железные персты»… — процитировал Виктор. — Не сомневаюсь в вашей победе, Наум Моисеевич.

— За победу, — Наум поднял стакан. — И свидетеля этого я ещё на чистую воду выведу, — перешёл он на зловещий шёпот, — вообразите, Виктор Ильич, я его сегодня встретил тут на улице. Идёт, ушлепок, по телефону треплется: особняк он в центре покупает, да ещё ремонт дорогостоящий в нем собрался делать! А на суде его представили, как офисного служащего среднего звена. Интересно, не так ли?

— Да, — Виктор одним движением сняв кожуру с лимонной дольки и проглотил кислый цитрус, — я сам покупал три года назад особняк и делал там ремонт, знаю, сколько это стоит. Офисному планктону нужно лет тридцать деньги откладывать, не есть, не одеваться, не оплачивать коммунальные услуги и ходить пешком!

— Вот именно. И я ещё разберусь, с каких доходов он особняки покупает, — пообещал Гершвин. — Теперь я окончательно уверен: Вильский невиновен, его подвели под статью и осудили, чтобы отжать имущество, и этот дрищ белобрысый — просто наёмный свидетель, который за плату наговорит чего угодно даже про родную мать. А я такого не прощаю и разжимаю зубы только на трупе!

— Я тоже встретил одного очень неприятного субъекта из прошлого, — признался Виктор, — с ним связаны едва ли не самые худшие воспоминания из моей жизни. И мало того, Вероника узнала, что этот тип собирается завести в Синеозерске свой, хм, бизнес.

— Двух зайцев убьёте, — понял все с полуслова Наум, — и старые счёты закроете, и новое дело пресечёте. Правильно.

— Привет, ребята, — подошла к ним Вероника. — Надеюсь, я не помешала?

— Нисколько, — ответил Виктор и встал, чтобы отодвинуть стул для Вероники. — Наум Моисеевич согласен помочь нам.

— Три мушкетёра в сборе, — улыбнулся Гершвин.

— Вообще-то их было четверо, — уточнил Виктор.

— Что-то Лилька пропала, — Наум посмотрел на часы, — пошла после ужина в магазин и второй час гуляет.

— Ты же знаешь, как долго женщины могут ходить по магазину, даже если пришли со списком покупок, — пояснила Вероника, — не всегда легко быстро отойти от кронштейнов с одеждой или прилавков с косметикой.

— Для меня покупка ботинок или водолазки — дело десяти минут, — заметил Виктор.

— Я знаю, но сейчас речь о женщинах. Нам же так хочется посмотреть и то, что сейчас не нужно, и то, что так симпатично смотрится на «плечиках» по соседству.

— Это верно, — согласился Наум, — моя бывшая может полдня в Гостинке провести, примеряя шмотки, да и дочка уже — вся в маму. Недавно два часа джинсы выбирала, я весь постамент себе на диване отсидел, все журналы перелистал, пока Лена штаны мерила. Да ещё прикупила пояс, жилетку, два браслета на щиколотки и ещё какие-то прибамбахи, по ее словам жизненно необходимые к новым штанцам. Ох и кокетка! — добродушно усмехнулся Наум, — и это уже в двенадцать лет! Что же будет дальше?..

— Слышали, что пишут в новостях? — спросила Вероника.

— Нет, а что? — спросил Морской.

— Прошёл слушок о новой модификации гриппа где-то в Азии. Мне Света из редакции позвонила. Они мониторят «каналы сплетен» и проверяют интересную инфу, чтобы не упустить сенсацию, но и не словить фейк.

— Гриппы растут, как грибы после дождя, — скаламбурил Гершвин.

— Как грибы в Ольгино, — добавил Морской, намекая одновременно и на любимый грибниками лес на берегу Залива возле турбазы, и на ставшую притчей во языцех «контору троллей», обивающуюся в тех же краях.

— Я тоже надеюсь, что это всего лишь Ольгино, Витя, — серьёзно сказала Ника и выглянула в окно. — А вот и Лиля! Все понятно: по дороге она встретила Тасю, и они заговорились.

— Две женщины десять лет отсидели в одной камере, — пригладил усики Наум. — Освобождались одновременно. Домой пришли вечером: стояли у ворот, разговаривали… Ну, если Лилька шла с Таисией, то я спокоен. Эта фрекен Бок любого гопника по пояс в тротуар вобьёт, к ней лучше не рыпаться.

— Смотри, услышит Тася, как ты ее называешь.

— Не волнуйся. Если и услышит, я галантно ей уступлю. На женщин я руку не поднимаю принципиально.

— Даже в первом классе девчонок пеналом не били? — спросил Виктор.

— А вы били? — поймал его на слове Наум. — Ого! Будьте осторожны в присутствии работника прессы!

— Да я опять не взяла диктофон, — подхватила шутку Ника.

— Повезло мне, — картинно округлил глаза Морской, — а то ты бы тут же устроила расследование и вытащила на свет мою страшную тайну — как в первом классе Лизка Карамзина стукнула меня по спине учебником и за это получила сдачи пеналом.

— Непременно устрою, — пообещала Ника, смеясь и не подозревая о том, что скоро им будет не до веселья, а отдых в идиллическом Синеозерске превратится в одно из самых сложных и опасных расследований спецкора Орловой…

Увидев, как в бар входят Тася и ее новый знакомый, Ника негромко заметила:

— Да… Белые ночи ещё только начинаются, а мы уже теряем чувство времени.

Тася и Дмитрий устроились за столиком возле второго окна, затенённым и полускрытым за колонной. Тася слушала, что ей рассказывает спутник, смеялась и украдкой прятала за ножкой стола пакет-«майку» из «Фикс-прайса». Видно, Дмитрий повстречал ее в вестибюле, когда Тася несла в номер покупки, и теперь она смущалась, сидя в зале с пакетом. Вероника давно не видела подругу такой довольной и оживлённой. После развода Тася чаще говорила, что «все мужики — сво…» и что к ней «не г…, так д… липнет» и любила повторять: «На своей работе я скоро всю эту породу мужиковскую возненавижу: сколько баб из-за них страдает, к нам каждая вторая так или иначе из-за большой любви попадает!». А сейчас Тася словно скинула с плеч лет 10—15 и горький опыт службы во ФСИН и снова выглядела юной, жизнерадостной и даже кокетливой. И Вероника была рада за подругу. Розовые очки сейчас, конечно, не нужны, но и видеть все в чёрном цвете тоже не стоит.

*

Сегодня они ехали на турбазу в Залесское, о которой с таким энтузиазмом рассказывал в день приезда Наум. Погода продолжала радовать: ярко светило солнце, небо было чистым и даже ветер затих. Правда, тепла ещё не было, и пришлось натянуть свитера.

Пока Виктор перед уходом слушал по скайпу чей-то отчёт о проведённом брифинге, Ника вышла из номера и оперлась взглядом в чью-то филейную часть возле мягкого уголка и журнального столика. Эта часть была явно мужской, но ее обтягивали бирюзовые джинсы, обильно усеянные стразами, грозящими в любой момент разлететься по ковровому покрытию. Человек шарил под столом и уголком и шёпотом чертыхался.

— Вам помочь? — спросила Орлова, шагнув к нему. Под ногу попал какой-то маленький твёрдый предмет. Ника наклонилась. Это был мужской бальзам для губ «Армани». Наверное, именно его и искал «блистательный» незнакомец.

Парень вздрогнул, услышав голос за спиной, и стукнулся макушкой о столешницу. Ещё раз чертыхнувшись и потирая голову, он встал. Ему было не больше тридцати лет. Холеное лицо покрыто лёгким золотистым загаром. Светло-русые волосы уложены умышленно небрежно и золотятся в свете ламп. Сверкающая чёрная куртка и джинсы выигрышно подчёркивают безукоризненную, явно откорректированную в спортзале фигуру. На кресле стоит чёрный и блестящий, как куртка, рюкзачок.

— Да вот, обронил тюбик, — смущённо сказал он, — бальзам для губ от обветривания. Без него хоть на улицу не выходи, анриал: сразу губы потрескаются.

Вероника, которая не всегда вспоминала о гигиенической помаде даже зимой, даже бровью не повела, услышав это.

— Ваше? — спросила она, протягивая парню бальзам, найденный на полу.

— О, спасибо! Вы меня выручили. Я думал, что он закатился так, что не достанешь. Где бы я купил новый?.. Я ваш новый сосед, — парень указал на первый люкс. — Лёня.

— Вероника.

— На природу? — сосед обратил внимание на ветровку и рюкзачок Вероники.

— Да.

— И мы тоже. Ладно, спасибо вам ещё раз, Побежал я: меня друзья уже в машине ждут.

В вестибюле Нику и Виктора тоже ждали Лиля, Наум, Тася, Оля и Дмитрий. Садясь в «ровер» Гершвина, Ника мельком увидела Лёню, лихо запрыгивающего за руль пижонского тюнингованного «Брабуса», из окон которого по очереди выглядывали ещё двое таких же франтоватых парней и три девушки, словно сошедшие со страниц «Космополитена» или «Вог».

— Помните «Трое в одной лодке»? — спросил Наум, тоже обратив на них внимание. — Как две барышни-франтихи отправились с кавалерами на лодочную прогулку и все время боялись за свои новые прогулочные наряды?

— По-моему, парни поступили с ними жестоко, заставив мыть посуду в реке, — заметила Лиля, — они видели, что девушки переживают из-за платьев, и это уже была издёвка.

— А я бы на их месте рассыпала все тарелки и ложки в воду, — хихикнула Оля. — Пусть снимают штаны и сами лезут вылавливать!

— Это наши соседи, — пояснила Ника. — Сегодня заселились напротив нас.

— Знаю, курил раненько с утреца на балконе и видел, как они подъехали, — сказал Наум. — Ну и типчики! Я думал, это манекены из Пассажа сбежали.

— Завидуете, Наум Моисеевич? — поддела его Тася.

*

Живописный уголок на берегу озера привёл Веронику в восторг. Турбаза располагалась неподалёку от села Залесское, отделённая от него лесополосой, и из окон строений открывался потрясающий вид — с одной стороны на бескрайнее синее озеро, с другой — на могучие вековые сосны. Тут же раскинулся зелёный луг, протянувшийся почти до кромки воды и уже цветущий. Постройки турбазы — кафе, ресторан, магазин при гостинице, сама гостиница и служебные помещения — были обшиты резными досками и между ними прихотливо изгибались красно-белые мощёные плиткой аллеи. Во дворе были ухоженные клумбы, беседки и круглая площадка со скамейками и пока ещё не работающим фонтаном.

На радость маленьким посетителям турбазы была оборудована и детская площадка с мягким покрытием. Для любителей подвижного отдыха рядом расположились тренажёры и спортивная площадка. Был на территории турбазы и пляж — чистенький, с кабинками, душевыми, баром, кафе и магазинчиками, но они пока ещё были закрыты. Далеко в воду уходили мостки для любителей попрыгать.

Ника и Лиля, любительницы холодного купания, тут же поспешили переодеваться в купальники.

— Не представляю, как бы я полез в апрельское озеро, — поёжился Дмитрий.

— Бр-бр-бр, — покачала головой Тася. — Я тоже. А им нравится.

Разбежавшись через все мостки, Вероника «ласточкой» нырнула в воду.

«Ой, мамочка!» — ее обожгло холодом, и девушка стремительно вынырнула.

Лиля входила в воду с берега и плавала, стараясь не замочить причёску, но возле буйка оказалась одновременно с Вероникой.

— Ат-тайди, па-аберегись! — гаркнул Наум, топоча босыми ногами по мосткам. Громкий бултых и вопль адвоката разнеслись по всей турбазе.

— А теперь я шагаю вброд, научившись любить с оглядкой, — пропел Морской, неторопливо входя в воду; окунулся. — Ого! Вот это водичка! — он поплыл ритмичными сажёнками. — Но если двигаться, то вполне терпимо.

Тася, Оля и Дмитрий заказали горячий шоколад в кафе и сидели с дымящимися кружками на скамейке у фонтана, когда к турбазе подкатил уже знакомый «Брабус» и оттуда высадилась вся компания «сбежавших манекенов», как Наум окрестил Леонида и его друзей.

— Ой, смотреть холодно, — воскликнула одна девушка, увидев купальщиков в озере.

— Героические люди.

— Безумству храбрых поем мы славу!

— Не славу, а песню, вообще-то!

— Бр-р! Пойдёмте лучше в зал греться!

Навстречу им из кафе вышел ещё один посетитель, и Тася обожгла язык горячим напитком, узнав Ольминского. «Тьфу! Надо же было и ему сюда притащиться! Постараюсь много не пить, а то ещё тормоза сорвёт, накостыляю ему…»

*

— Я же просил не звонить без крайней необходимости.

— А если таковая возникла?

— Что у тебя?

— Появились осложнения.

— Излагай.

— Оказывается, мы перебегаем дорогу другим стартаперам, которые готовятся развернуть здесь своё дело.

— Что за дело?

— Бизнес под красным фонарём. И они наоборот заинтересованы в потоке туристов.

— Это их забота. Ты знаешь, какие ставки в нашем деле. Что-либо менять невозможно. Пусть ищут другое место.

— Видимо, больше им негде приткнуться.

— Я же сказал: это не наше дело.

— Все дело в том, что они борзые и могут нам все испортить, путаясь под ногами и качая права. Один из них забил мне сегодня стрелку и уже ждёт.

— Блин! Чёртовы бордельтерьеры! Не знают, на кого голос повышают. Значит так, до часа Х — 8 дней. Решай проблему с этими торговцами как знаешь. Даю тебе полную свободу действий, но чтобы никаких осложнений не возникло. Ясно?

— Более чем.

— Удачи. До связи.

*

Пока готовилось второе, Гершвин вышел покурить. И сразу увидел Ольминского, вольготно развалившегося у фонтана.

— Да, аванс вам перевёл, — говорил парень, закинув ноги на бортик фонтана и почти лёжа на спинке скамейки. — С понедельника запускайте ремонт. В самом деле? Значит, подрядите атеистов, которые не смущаются, работая в Страстную неделю. Мне нужно здание, готовое к эксплуатации, к 1 июня. Я оплачиваю у вас срочную работу не затем, чтобы вы сначала эту неделю байду гоняли и на майские праздники десять дней прохлаждались. Или первого июня вы покажете мне приведённое в полный порядок здание, или неустойку вычту по полной. Я сказал, вы услышали и поняли!

— Однако! — громко сказал Гершвин, выпустив клуб дыма и сел на соседнюю скамейку. — Неплохо же зарабатывают офисные клерки — и особняки покупают, и за срочный ремонт прорабу платят!

— Не имею чести быть с вами знакомым, — огрызнулся Ольминский, — и мои дела вас не касаются, — он встал, но Наум загородил ему дорогу:

— Короткая же у вас память. Не далее как в марте мы очень часто виделись в зале Центрального городского суда в Питере на процессе по делу вашего начальника, Стефана Вильского. Заставил же я вас попотеть на свидетельском месте, особенно на перекрёстном допросе. Разве вы забыли?

— Послушайте, уважаемый, — повысил голос Ольминский и беспокойно зарыскал глазами по сторонам, — даже если вы выпили лишку за обедом, надо же держать себя в руках. Что вы себе позволяете?! А ещё приличный человек!

— Я ещё себе ничего не позволил, утырок, — процедил Гершвин, пряча могучие кулаки в карманы куртки, — и не позволю потому, что прекрасно понял, почему ты сейчас орёшь на все озеро. Со мной этот номер не пройдёт, я тебе не Вильский и на провокации не ведусь. Но ты ещё за ложь под присягой ответишь. Встретимся в суде! И попадёшь ты не в свой отремонтированный дом, а в барак где-нибудь в Лабытнанга. Уж я тебе устрою тута путевочку за госсчет!

У площадки остановились две официантки; из кафе выглянул привлечённый громкими голосами бармен. Две пожилые дамы, не спеша гуляющие в розарии, укоризненно покосились на мужчин, поджали губы и удалились.

— Ещё встретимся, п…р, — пригрозил Наум. — Мало тебе не покажется!

— Весеннее обострение началось, или белочку поймал! — сообщил зрителям Ольминский, торопливо удаляясь от фонтана. И на аллее, ведущей к ресторану, чуть не сбил с ног Виктора Морского, вышедшего из беседки с телефоном в руках.

— Смотрите, куда идёте! — бизнесмен едва не выронил телефон. И остановился, присмотревшись.

— Вот так встреча! Ну что, по-прежнему не узнаешь меня?

— Во-первых, уважаемый, почему на «ты»? — Ольминский быстро справился с испугом. Боковым зрением он увидел, что из кафе вышли с сигаретами Леонид с товарищами и две девушки со штативами для селфи. Бывший вербовщик слегка расслабился. Может, при свидетелях эти двое — адвокат и Морской — разборку затевать не будут. — Почему я должен вас помнить?

— Это я звонил тебе позавчера. Я — брат Дианы Снегирёвой. Может, ты и звонок мой забыл?

— Никогда не был знаком ни с какой Дианой! Вы меня тоже с кем-то перепутали.

— Диана из Краснопехотского, — тихо, но угрожающе сказал Виктор, снова подобравшись и сверкая глазами, как Мася перед дракой. — В 2007-м. А через год она вышла из дома и не вернулась. Что вы с ней сделали?

— Я даже не знаю, что вам ответить, — Ольминский хотел сказать это громче, но от испуга сел голос. — Не понимаю, право слово, о чем вы говорите.

— А ее отца, значит, случайно в пьяной драке убили, когда он пытался разыскать дочь? — спросил Морской таким тихим и вкрадчивым голосом, что любой из его подчинённых предпочёл бы в этот момент оказаться где-нибудь подальше от босса.

— Витя! — позвала с крыльца Вероника, обеспокоенная этим столкновением и изменившимся выражением лица Виктора. Надо было вмешаться, пока ничего не случилось. — Витя, шашлык уже принесли!

— Иду, Ника, — на полпути к крыльцу Морской обернулся к Ольминскому:

— Ладно, память я тебе потом поправлю. Хреново ты Просто Марию с амнезией из себя строишь. Не верю, как говорил Станиславский! У меня ты быстро ВСЕ вспомнишь! Учти, я тебя предупредил.

Ольминский, с трудом переводя дыхание и вытирая холодный пот со лба, зашагал к беседкам. Что за день такой злосчастный! А ведь ещё предстоит разговор с представителем тех людей, которые им с Бубликом могут похерить в зародыше весь бизнес — как-то он пойдёт?

Конечно, он сразу узнал адвоката, который едва не посадил его в галошу в Питере. Этот напористый здоровяк оказался настоящим бульдогом — невероятно дотошный, въедливый, в любую обмолвку впивается накрепко и его просто невозможно сбить с толку, запутать, перекричать. Процесс завершился со счётом 1 — 1: Вильский избежал этапирования, зато заказчица — бывшая жена бизнесмена Анна — получила бразды правления предприятием мужа и право контроля над его собственностью. Но адвокат, Собирая бумаги в кейс после окончательного слушания, смерил ее прищуренным давящим взглядом: «Ещё повоюем!». А ему, столкнувшись в дверях, посулил: «Ещё общнемся, ушлепок!». И видно было, что этот сверкающий глазами брюнет грозится не впустую. Похоже, он действительно жаждет реванша и способен сильно испортить жизнь и Ольминскому, и Вильской. От греха подальше Ольминский счёл правильным поскорее покинуть Петербург, чтобы Гершвин не смог до него добраться, когда будет воевать в Апелляционном суде. И надо же, встретил юриста здесь, на краю Ленобласти!

А уж встреча с Морским — это ещё хуже. Ольминский смутно помнил красавицу Диану, которую повстречал ещё когда работал лавер-боем у Киргизова и его мамаши. Девчонка была хороша, как картинка, и вербовщика не смутил даже ее возраст, хотя обычно Киргизы старались совсем уж малолеток в оборот не брать. Грех было упускать такую кралю. Ольминскому пришлось целый месяц разыгрывать из себя старомодного романтического воздыхателя потому, что нашёлся заказчик на невинную девушку, и Киргиз строго-настрого велел не портить товар.

Однажды, когда они с Диной шли по площади, к платформе подъехала лодейнопольская электричка, и через пару минут их догнал какой-то паренёк с китайским рюкзаком через плечо и попросил у Дианы ключи от дома. Меньше всего он был похож на двадцатилетнего питерского студента и выглядел полным лохом: куртяк на рыбьем меху, джинсы, сшитые на коленке в подвале, ботинки начищенные, но убитые, видно, что на соплях держатся.

Когда Динку пришлось списать, как отработанный материал, чтобы не заражала клиентов, ее папашка разлетелся в милицию. Но там у Киргиза тоже были свои люди, и заявление о пропавшей где-то замотали, а мужика угощали «завтраками». Он оказался настырным и, видя, что никто не спешит искать его кровинушку, начал сам совать нос повсюду. И сам напросился. Киргизов не любил всяких любопытных Варвар и Варваров… Правда, с папашей другой мочалки вышло куда хуже. Получив отлуп в милиции, он взял у себя в лесничестве ружье, позвал друганов, и они заявились в боулинг разбираться самостоятельно. Ольминскому повезло: в тот вечер он разрабатывал новую телку и избежал расправы.

Ольминский знал, как круто Витька-Святоша в прошлом году расправился с Ованесом, который открыл «точку» возле Краснопехотского, и с Гореловым, торгующим «зельем радости». Поэтому они с Бубликом и не помышляли открывать там свой бизнес. Нужно быть психом, чтобы шустрить под носом у Витьки — с его репутацией и авторитетом в области.

Но сейчас он столкнулся со Святошей носом к носу и узнал того самого лошка с красными от холода ушами и в убогом куртеце. Двоюродный братец Дианы Снегирёвой. Фигасе, как взлетел за двенадцать лет! Вот это уже реальный попадос. Может, действительно лучше сматывать удочки? Лучше потерять деньги, вложенные в покупку и ремонт особняка, чем нарваться на крупные неприятности.

Толстуха, которая позавчера в «Фиксе» пялилась на него у кассы коровьими глазами, курила прямо посередине аллеи, и обойти ее не было возможности. Да и перепрыгнуть не получится. Бабища была размером чуть ли не с легендарный памятник Александру Третьему вместе с конём и постаментом. Да… Если и она его узнает, это будет уже полный …! Одно дело было — схамить ей в магазине, на выходе, пользуясь тем, что у неё покупки на ленте, а вокруг — персонал и охрана магазина и другие покупатели. И совсем другое — оказаться с ней лицом к лицу на безлюдной аллее. Пока кто-то прибежит на помощь, она его успеет морским узлом завязать. Вот влип! И чего их всех сюда принесло?!

— Чё смотрите, мужчина? — ехидно спросила здоровячка. — На мне, кажись, картин нет! Или я вам так понравилась? — она выпустила Ольминскому в лицо густой клуб дыма. «И сиги у неё самые дешёвые, — скривился парень, — жрёт, небось, как слон, вот и денег на нормальные не хватает!».

Бабища зашагала к нему навстречу. Но в последний момент обошла. И вдруг слегка задела исполинским бедром, заставив попятиться к поребрику. А потом незаметно для посторонних глаз ткнула сложенными пальцами под ребро. Из Ольминского со свистом вышел весь воздух. Парень потерял равновесие и кувырнулся через поребрик. Несколько минут он корчился на земле, пытаясь вздохнуть. Как назло, именно в этом месте на газоне оказалась прикрытая травой лужа, оставленная ночным дождём. Куртка и брюки моментально промокли. Противная липкая грязь оказалась повсюду — даже на лице.

— Что, гад, ноги не держат с перепугу? — глумливо спросила толстуха, подбоченившись на аллее. — Или уже набанкетился в лоскуты? Привет тебе от твоих жён, которых ты к нам отправил! Давить таких надо, мазурик! Тьфу! — смачно плюнув на газон, бабища удалилась.

Побарахтавшись в холодной и скользкой грязи, Ольминский кое-как выкарабкался на аллею и старательно отчищал пятна бумажными платками, щепками и лопухами. И тут к нему подошёл человек, с которым была назначена встреча.

— Я долго ждал, пока вы останетесь в одиночестве, — сказал он. — Но вы были так заняты другими делами, что я не посмел вам мешать…

Ольминский промолчал, бросая в урну очередной измазанный платок. Не объяснять же этому перцу, что это были не дела, а дополнительные траблы. Это все детали, а у них речь пойдёт совсем о другом.

— Я надеюсь, мы все же сможем договориться, — продолжал подошедший, — поймите правильно: у вас — свои интересы; бизнес, который надо поднимать; это очень важно. Но и у нас — свои интересы и своё дело. И отменить его или перенести место действия мы не можем. Никак…

— Ну а нам как быть? — сварливо спросил Ольминский. Капля ледяной грязи ляпнулась с волос на куртку, и он снова полез за бумажными платками. — Дом уже куплен, ремонт на днях начнётся! Все оплачено, а вы хотя бы примерно знаете, какие это затраты? Мы-то рассчитывали быстро их покрыть, и за лето даже барыш наварить, а вы нам все в унитаз спускаете. Если вы, конечно, компенсируете нам истраченное, то может быть…

— Вы не против, если мы не будем обсуждать такие деликатные темы в уединённом месте, а не здесь, на юру? — спросил собеседник. — При такой беседе третья пара ушей — лишняя. Вы со мной согласны?

— А вы, наверное, «засветиться» хотите ещё меньше, чем я, — буркнул Ольминский. — Согласен. Не будем тут маячить. Не ровен час ещё кого-то черти принесут, — он злобно покосился на ресторан, куда удалилась борзая бабёнка.

— Боже милостивый, как же вы перепачкались, — посмотрел на него собеседник. — Где это вас так угораздило?

— Да вот, пытался разойтись с одной свиноматкой. Прёт туша прямо по середине аллеи, такой везде тесно, — вспомнив глумливый тон белёсой великанши, Ольминский побледнел от злости. А когда память услужливо подсунула ему небрежный тычок, от которого он полетел кубарем, в глазах потемнело. Она ещё и харкнула на прощание! С…а жирная! Мало ему адвоката и Святоши с их наездами и угрозами, так ещё и эта бочка нарывается! Ладно, она об этом ещё пожалеет. Они с Бубликом быстро донесут до неё мысль, что баба должна знать своё место. На работе часто приходится вправлять мозги сильно выпендристым телкам, но в конце концов доходит до всех…

*

Вероника вышла из ресторана, подставив разгорячённое лицо свежему апрельскому ветру. За шашлыком все повеселели; этому способствовали «Макаллан» и «Гавана Клаб», которые наперебой заказывали Витя и Наум. Лиля спела в караоке традиционную для застолья «Бабы — стервы», а Тася без устали сыпала анекдотами и курьёзными историями с работы. Над ними хохотали все. Гремела музыка; то одна, то другая пара выходили на танцпол и начинали лихо впечатывать подошвы в паркет. Все чаще кто-то убегал на несколько минут: в туалет; покурить; поправить макияж; сделать селфи. В другом конце зала лихо опрокидывала коктейли компания Леонида из «Брабуса». Тоже доносились весёлые голоса и смех; одна девушка исполнила отредактированный вариант песни о лабутенах, потом ее приятель исполнил «В Питере — пить». Вспомнив, как в начале обеда эти ребята заказывали у диджея мелодии Поля Мориа и Фрэнсиса Гойи и подчёркнуто громко обсуждали особенности игры Ванессы Мэй и недавний концерт Дениса Мацуева, Ника усмехнулась. Вот так всегда: есть такие люди, которые сначала щеголяют своим безукоризненным вкусом, стараются задавить окружающих интеллектуальной мощью, но после шестого дринка пляшут под Верку Сердючку и горланят хиты Шнурова. «Хорошо, что хоть не шансон!».

Ника спустилась к пляжу, прошла по мосткам и легла на живот, чтобы зачерпнуть пригоршню воды и освежить лоб и щеки. Холодные струйки затекли за шиворот, но в голове от этого сразу прояснилось. «„Макаллан“ с „Гаваной“ — взрывоопасная композиция! И чем же все закончится?» — Ника вытерла лицо бумажным платочком и потянулась. Солнце светило до боли в глазах, но под одежду пробирался сырой холод выстуженных за долгую зиму мостков и никогда не теплеющей озёрной воды. Поэтому Орлова ушла с мостков довольно скоро.

На площадке у фонтана курили сразу несколько человек. Из кафе снова доносилось пение любителей караоке — Оля с одной из «гламурных» девушек пели «А снег идёт» из репертуара Глюкозы. Слушая эту песню, Вероника всегда вспоминала клип, где девочка с доберманом целый вечер ждёт своего любимого у парадного, а он малодушно не отвечает на ее звонки и выключает свет, как будто его нет дома… «Я бы сразу поняла, что со мной не хотят общаться, и нашла бы, как получше провести вечер, — думала всегда Ника, — а не мёрзла бы во дворе у этого „кавалера“, который не решается напрямую сказать девушке о расставании и даже дверь ей не открывает!».

Ника свернула в боковую аллею, пропуская вновь прибывших. От парковки к строениям поднимались две молодые семьи с коляской, слингом и тремя шумными энергичными крепышами лет по 5—6.

Мамаши, явно не достигшие ещё тридцатилетия, похожие на калорийные булочки, одна — блондинка, другая — рыжеволосая, укоризненно покосились на пачку сигарет в руках Вероники, но в их взглядах промелькнула и зависть к этой женщине, не задёрганной семейными хлопотами, с крупной, но подтянутой и ладной фигурой в дорогом исландском свитере и модных серых джинсах.

Они проследовали к зданию гостиницы, оставив свой микроавтобус возле «Ровера» Гершвина.

Ника выкурила сигарету и осмотрелась в поисках урны: не бросать же окурок на землю в таком красивом месте. Это было бы просто варварством. Хотя не все это понимают, — Орлова заметила торчащий из кустов грязный мужской ботинок. Потом увидела рядом второй. Нет, это не мусор, — Ника рассмотрела в высокой траве ноги в джинсах, тоже забрызганных грязью. Куртка — вельвет тоже украшен свежими пятнами и налипшими травинками. Раскинутые руки…