Бесплатный фрагмент - Молодой

От автора

Я желаю воскресить на этих страницах

память о близких мне людях…

Павшим бойцам

90-х, и ныне здравствующим,

посвящается

Из телефонного разговора отца

и сына на переговорном пункте:

— Кем ты там, в Ленинграде, работаешь, сынок?

— Папа, я работаю… бандитом

Рома Хороший

Молодой

Пролог

Гибель империи

Я пробираюсь по осколкам детских грёз

В стране родной,

Где всё как будто происходит не всерьёз

Со мной, со мной.

Ну, надо ж было так устать,

Дотянув до возраста Христа, Господи…

А вокруг, как на парад,

Вся страна шагает в ад

Широкой поступью…

Игорь Тальков — «Родина моя»

Шёл тысяча девятьсот девяносто третий год. Совсем недавно пал некогда могучий Советский Союз. Не устояв перед многочисленными ударами внешних и внутренних врагов великая советская империя, словно колосс на глиняных ногах, закачалась и рухнула, рассыпавшись на пятнадцать «независимых» государств. Эти бывшие республики Союза образовали жалкое подобие альянса, названное СНГ.

Содружество независимых государств, разобщенных экономически и политически. Вначале, вдоволь насладившись независимостью, гласностью и демократией, народы, населяющие эти «государства», вскоре в полной мере испытали, осознали и оценили масштаб обрушившейся на них катастрофы. И без того небогатый люд нищал стремительными темпами. Уровень нравственности молодёжи ужасал критической близостью к нулю. Волна алкоголизма, наркомании, проституции, бандитизма, захлестнула раздробленную страну — от Владивостока до Калининграда.

В общем, всё шло по сценарию Даллеса, план его сработал чётко: чёрное сделали белым и наоборот, высоконравственные идеалы подменили дешёвым и доступным суррогатом. Народ разлагался. И не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова: работать было негде, а самое главное — уже почти некому. Работать честно стало невыгодно, людям платили жалкие гроши — с задержкой в полгода. Да и зазорно было работать честно на такое «государство». В почёте было «работать» для молодой женщины — проституткой, для молодого мужчины — бандитом. И это считалось, изъясняясь неологизмом того смутного времени — «круто»…

Золотое дитя

Per aspera ad astra

/Лат. «Через тернии к звёздам»/

Сенека

Маленький Рома мечтал стать живописцем, когда станет взрослым. В своем дебютном сочинении, написанном в первом классе, он так и написал: «Когда я вырасту, то стану художником». Сосед по двору дядя Рим, серьезно занимавшийся изобразительным искусством, изредка преподавал азы этой науки Роме, у которого уже тогда неплохо получалось работать графикой и акварелью; несколько сложнее — маслом. А ещё Роме нравилось творить небольшие изваяния из гончарной глины, которые он затем обжигал и покрывал лаком. Излюбленным подарком в день рождения папы или мамы для мальчика непременно являлся портрет или пейзаж. Иногда — натюрморт, выполненный на доске для резки, изготовленной, естественно, также собственноручно.

С ранних лет отец привил ему и его младшим братьям любовь к охоте и рыбалке. Любимыми настольными играми мужчин, населявших отчий дом, были шахматы и нарды. Родился Рома в «семидесятые», в городе Коканде Ферганской области республики Узбекистан, в те времена входившей в состав Союза Советских Социалистических Республик. Мальчик жил в так называемом «старом городе». Так горожане называли исторический центр Коканда — древнего и очень красивого города, изобилующего базарами, площадями с фонтанами, извилистыми тенистыми улочками. Отчий дом располагался в махалле (квартале, по-узбекски), в «общем дворе» и стоял особняком от соседних строений барачного типа — учебных корпусов бывшего ремесленного училища, ещё царской постройки. Дом был сложен из кирпича, с ровно оштукатуренными и выкрашенными в светло-бежевый цвет стенами. Простой одноэтажный дом, довольно высокий, просторный и уютный. За кованой оградой, выполненной в виде многочисленных пик, чередующихся со щитами, перевитых сложным стальным орнаментом, скрывался в тени виноградников небольшой двор с розарием. После революции в бывших учебных корпусах были устроены квартиры, где жили соседи Ромы.

Баба Клава, старушка, живущая в одной из этих «квартир» пророчила Роману великое будущее, так как мальчик уже с малых лет проявлял изрядный интерес к чтению. «Вах-вах-вах! Ромаша, золотое дитя… Акадэмиком станешь!..» — часто приговаривала она. Золотое дитя — так она называла его ещё потому, что локоны мальчика в солнечных лучах отливали золотом. Лексикон, манеры общения и речи, а также духовный мир маленького рыжего Ромы с каждым новым годом жизни стремительно позитивно обогащались. Во многом, благодаря чтению художественной литературы. «Как хорошо, что в нашем доме так много книг! Спасибо папе и маме, ведь именно они собрали все эти книги в семейной библиотеке… Вай! Это же настоящее сокровище!» — благодарно, искренне радовался Рома, взяв в руки очередной фолиант, терпко пахнущий кожей и типографской краской.

Иногда чуткое обоняние мальчика улавливало некие специфические оттенки ароматов, источаемые книгами, которые он не мог однозначно идентифицировать. «Что это? Может быть, духи или одеколон? Или ландышем они так волшебно пахнут?» — гадал Рома, удобно расположившись в тени виноградника, на циновке, постеленной на плоской крыше бани. У мальчика было много разных укромных уголков и в доме, и за его пределами, где он мог уединиться для чтения. Предаваться любимому занятию он мог, например, на шиферной крыше — в тени огромного абрикосового дерева, раскинувшего зелёный шатёр из листьев над родным домом. Часто Рома возлежал в развилке из огромных ветвей этого дерева, с книгой в руках.

Многие книги на титульном листе имели дарственные надписи и автографы, оставленные, видимо, далёкими пращурами. В предвкушении новых впечатлений и разнообразных положительных эмоций Рома, окончив чтение одной книги, сразу же переходил к освоению содержания другой. Иногда начинало уже смеркаться, а он всё читал… «Эй, Маугли, пора ужинать!» — обычно так его звала к столу мать.

Из книг, как божественный нектар из магического сосуда, он черпал некую жизненную энергию, весьма благотворно влияющую на него и дающую новые силы к познанию мира. Ему казалось, каждая книга обладает свойственной только ей аурой… Так, изо дня в день, Рома с упоением зачитывался произведениями Редьярда Киплинга, Явдата Ильясова, Рафаэлло Джованьоли, Роберта Льюиса Стивенсона, Марка Твена, Анны и Сержа Голон, Артура Конан Дойля, Эрнеста Хэмингуэя, Карлоса Кастанеды, Василия Шукшина, Александра Степанова, Максима Горького, Новикова-Прибоя, Тургенева, Куприна, Бунина и многих, многих других авторов. Мальчика завораживал шелест страниц… «Интересно… Они будто разговаривают со мной, только… шёпотом!» — думал Рома. Книги (а это, в основном были исторические или приключенческие книги) каждый раз нашептывали ему всё новые имена героев легенд, с которыми Роме всегда нравилось отождествлять себя… Богатое воображение его чудесным образом, как на холсте, изображало… море, например. Подросток буквально грезил морем, мечтал стать моряком. Таинственные острова, атоллы и лагуны, бриги, корветы и фрегаты, звон сабель и пиастров, пираты и охотники на них!

Но… была одна странность: в своих мечтаниях он был противоречив. А именно: в душе он не был однозначно положительным героем, «белым», например. Он мог быть и «чёрным»! При чтении некоторых романов он, нередко, подсознательно влезал в шкуру антипода… И это ему нравилось. Ему нравилось быть и злым гением! И его «я» порой раздваивалось. Тогда в душе юного романтика, Рома-корсар вступал в смертельную схватку с Ромой-адмиралом. В реальной жизни, правда, Рома стремился быть исключительно белым благородным рыцарем, как Айвенго. Таким же сильным, смелым, честным и справедливым, как все герои прочитанных им романов, и… был склонен ко всякого рода авантюрам. Он недоучился лишь год в музыкальной школе (четыре года играл на баяне) из-за того, что «математичка» записала его на факультатив по математике. А может быть, ещё и потому Рома бросил «музыкалку», что времени на неё катастрофически не хватало: юноша одновременно страстно увлёкся и девочками, за что в своё время получил прозвище — Ромео, и греко-римской борьбой, и боксом, затем — каратэ…

Школьная любовь

Девчонки, мои девчонки,

какие мне ещё слова найти для вас.

Девчонки, мои девчонки,

мы ночь разбудим светом горящих глаз.

Рома Жуков — «Девчонки»

Ах, уж эти девочки! Это — отдельная тема для разговора. Во время прогулок по городу, Роману всегда нравилось ловить на себе заинтересованные взгляды симпатичных девушек. Среди одноклассниц, занимавших внутренний мир Ромы днём и ночью, особенной красотой и статью выделялись Ника и Оксана. К Вале и Оле, немногим уступающим им внешностью, Рома относился не менее пылко. В свою очередь, девочки эти были благосклонны к нему.

Но главной его любовью, с первого класса, была и оставалась… до выпускного вечера — девочка Наташа. Его первая любовь и, увы, безответная. Рома в душе часто так восклицал по этому поводу: «О, горе, мне, горе! Ну почему же мне, бедолаге, не везёт так по жизни, а? Что во мне не так? Что я делаю не так? Почему она так неприступна? Отчего она так равнодушна и холодна ко мне? Моя звезда, моя луна! О, моя луноликая пери! Моя прекрасная гурия! Неужели теперь мой удел — стать дервишем? И, облачившись в рубище, посыпав голову пеплом, стеная и рыдая, удалиться от мира сего, чтобы скитаться по свету в поисках дива, который в обмен на страшную жертву дарует мне магический золотой ключик к твоему сердцу, любовь моя?!»

В такие моменты тоска завладевала его сердцем настолько, что Рому лучше было не трогать. Он, и без того вспыльчивый, мог буквально взорваться, даже по любому пустяку. Но Роман не оставлял попыток завоевать сердце красавицы, всеми силами и возможными способами давая понять ей, что любит. По — настоящему любит её. Только её. Нечасто, но они оставались наедине. Он не позволял себе ничего лишнего. Может быть, наоборот, такое его поведение она воспринимала, как излишне скромное и ожидала от него более решительных действий? Кто знает.

Тет-а-тет. Такие редкие и волнительные моменты представлялись им и на вечеринках по случаю Дня рождения его или её, и на пикниках: на Одыловских озёрах, в Гава-Алмазе, Чусте. Периодически, правда, то ли от отчаяния, то ли из сладкой мести Наташе, Рома переключал своё внимание на более отзывчивых красоток. «Быть может, я всё же полигамен?» — с содроганием задавался он и таким вопросом. И не находил ответа. Первый сексуальный опыт, отпечатавшийся на всю жизнь в памяти, Рома обрёл в походе, в горах. Такие незабываемые поездки на природу грамотно планировала и замечательно претворяла в жизнь Людмила Дмитриевна, классный руководитель. Знаете ли, есть послевкусие. А то было для Ромы лишь предвкушение запретного плода, который, как известно всем, сладок. Ох, как сладок!

В тот майский полдень они всем классом взбирались на гору. Поистине, «лучше гор могут быть только горы!» — трудно поспорить на сей счёт с Высоцким. Рома шёл в числе первых, рядом — Наташа, он помогал ей: то страховал, приобняв за талию, то поддерживал её под локоток — тогда она опиралась на его руку. Подъём был тяжёлый, склон горы довольно круто уходил к небу. Из-под ног выскальзывали крупные камни, со страшным грохотом осыпаясь вниз. Несмотря на трудности, группа уверенно поднималась всё выше, периодически делая краткие остановки, чтобы перевести дыхание и, оглянувшись назад, продолжить восхождение.

— Мне тут по дельцу одному надо отойти срочно. Сможешь идти одна дальше? Или подождёшь меня? — смущённо спросил Рома, обращаясь к Наташе.

— Я поняла. Смогу, конечно, иди! — уверенно кивнула она и ободряюще улыбнулась.

— Я скоро догоню тебя.

Рома, оставив ненадолго свою спутницу, свернул в сторону и отстал от группы. С высоты птичьего полёта открывался очень живописный вид на неглубокое ущелье, по каменистому дну которого шумела и искрилась хрустально чистыми водами мелководная горная речушка, название которой на местном наречии звучит как «сай». «Журчи-журчи, и я пожурчу» — усмехнулся мальчик, глядя на эту речку.

Довольно быстро нагнав туристов, он обнаружил, что они сделали очередной привал на значительной по размеру площадке, усеянной многочисленными валунами и глыбами. Многие школьники уже отстегнули фляжки и, припав губами к горлышкам ёмкостей, жадно поглощали живительную влагу. Роман не последовал их примеру. Он знал из личного опыта охотника, спасибо отцу, он научил — лучше превозмочь жажду, иначе она замучает. «Поднимемся на вершину, там попью немного» — решил он. Все уже, как — то непроизвольно, разбились на пары. Поискав глазами Наташу, Рома сразу её не заметил и подошёл к Людмиле Дмитриевне, удобно расположившейся в тени огромного камня. Лицо женщины было прикрыто роскошной широкополой панамой соломенного цвета. Женщина дремала. Слегка кашлянув, чтобы объявить о своём присутствии, Роман, мягко улыбаясь, спросил:

— Прошу простить за то, что так бесцеремонно нарушил ваш покой, Людмила Дмитриевна. Как Вы себя чувствуете?

— Прекрасно, Рома — улыбнулась ему в ответ красивой и доброй улыбкой учительница.

— Ты куда пропал из моего поля зрения? Вот, объявила привал на полчаса. Что — то случилось? — настороженно спросила она.

— Нет, всё хорошо — поспешил заверить Роман — У нас все на месте? Вы Наташу не видели?

— Видела её совсем недавно. — Людмила Дмитриевна поднялась со своего места и стала обходить камень, под которым сидела до сих пор — А сейчас не вижу. — забеспокоилась она.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, я сейчас найду её. Отдыхайте! — юноша быстрыми шагами поспешил к открытому краю площадки, где обзор был лучше.

— Рома, как найдёшь её, дай мне знать, хорошо? — с надеждой воскликнула учительница.

— Договорились — кивнул Рома.

Рома стал обводить людей рассеянным взором, и вдруг заметил Наташу, она о чём — то весело щебетала с Андреем, сидя рядом с ним под большим камнем причудливой формы. В романах обычно пишут в таких случаях: ни один мускул не дрогнул на его лице. Рома в стрессовых ситуациях никогда не соответствовал эталону, о чём в последствие всегда сокрушался. Он ничего не мог поделать с собой в такие секунды, абсолютно ничего: на языке уголовного права — впадал в состояние аффекта.

Красивое лицо его, мгновенно ставшее белее мела, исказила страшная гримаса ярости. Тонкие губы презрительно искривились. Крылья римского носа дрогнули, затем стали раздуваться, как у быка, которого дразнит матадор своей нелепой красной тряпкой. В горле заклокотало бешенство. «Свадьбы не будет!!! Так, кажется, Шурик безапелляционно заявил в той комедии? А здесь что мы с тобой видим, Рома? Не смешно, почему — то, да? Споко-ойно, Рома! Драки тоже не будет, по крайней мере — здесь и сейчас. А она тоже хорош-ша» — эти мысли, как автоматная очередь, прошили его мозг. Из глубины его души, мгновенно забурлившей от вскипающего неистового гнева, вдруг стало вздыматься страшное чудовище — его гидра ярости. «Кипит наш разум возмущённый…» — начал выводить руладу его чрезмерно спокойный, даже насмешливый, внутренний голос. «Убей его! Затем — её. Нет, сначала её!»

— Я нашёл её! — заорал во всю мощь голосовых связок Роман, чем сразу же привлёк всеобщее внимание. Наташа вздрогнула от неожиданности и теперь растерянно и даже, как показалось Роме, испуганно смотрела на него. Губы её задрожали, на глаза навернулись слёзы, или ему только показалось? Андрей поднялся на ноги, он переминался с ноги на ногу и тоже как — то удивлённо смотрел на Рому, кулаки которого судорожно сжимались и разжимались. Рома, впившись колючим взглядом в глаза Андрея, медленно отрицательно покачал головой. Через минуту про них все уже забыли, одноклассники снова весело загомонили. «О кей, Натали, мы пойдём другим путём!» — снова жёстко прищурился Роман.

Он медленно опустился на землю: сел по-японски, как в зале на матах, прикрыл глаза. Мелкие острые камни неприятно впились в колени, но он не чувствовал боли. Сделал несколько глубоких вдохов, чередующихся с выдохами. Затем открыл глаза, также неторопливо поднялся, выбрал камень и присел на него. С трудом совладав с собой, Рома машинально продолжал скользить панорамным взглядом дальше, и остановил его на Нике.

Вдруг он поймал себя на мысли, что, кажется, целую вечность, бесцеремонно разглядывает её. «Странно. Как так? Такая девочка, такая конфетка сладкая — и до сих пор в гордом одиночестве!? Вай! А как она смотрит на меня. А как сидит, какая поза! Медитирует, что — ли? Ромео, ты не прав. Заставляешь девочку так долго ждать» — трепетно зашелестели мысли в голове юноши.

При сравнительно небольшом росте, Ника была безупречно сложена. Миниатюрная, гибкая и изящная, словно драгоценная статуэтка, вырезанная из слоновой кости, девушка сидела на горячем камне, скрестив длинные стройные ноги по-турецки, и выразительно смотрела на Рому, словно гипнотизируя его взглядом. Рома восхищённо замер, закусив губу.

Точёная фигурка её была соблазнительно обтянута тонким трикотажным костюмом красного цвета. «Итак, мой выбор пал на неё. Или… всё же она выбрала меня? О, девочка моя» — усмехнулся неожиданным, непривычным и новым мыслям Рома. Он мощным рывком вскочил на ноги. Порывисто подошёл к ней и, глядя прямо в глаза, протянул ей жилистую руку, раскрыв большую жёсткую ладонь. Девушка буквально на долю секунды опустила взгляд. И… вновь вызывающе посмотрела в глаза юноше.

Рома снова, с нескрываемым удовольствием встретил этот взгляд её невероятно красивых изумрудных глаз, оттеняемых густыми, пушистыми и длинными, чёрными, как ночь, ресницами. «Колдовство… Она искушает меня. Боже, я не выдержу так долго этой пытки! Ещё там, сидя на камне, прикидывал ведь: я на взводе настолько, что случись вулкану моих страстей взорваться, любовная магма, извергнувшаяся из его жерла, долетела бы до неё и на таком расстоянии, аха — ха… Эй, пятнадцатилетний капитан, очнись, отринь наваждение! Пора брать на абордаж эту каравеллу!» — мелькнула дерзкая мысль.

Ника лучезарно улыбнулась и грациозно подала ему красивую, обнажённую по локоть тонкую руку, кожа которой была покрыта ровным золотисто — бронзовым загаром. Запястье её украшал золотой браслет великолепной работы. «Да — а… Создатель щедро наградил тебя, девочка моя! Ты идеально сложена: высокая грудь, роскошные крутые бёдра, осиная талия, вай — вай! Как я раньше не замечал, насколько ты хороша! Ягодка созрела… Я был слеп раньше и глуп, что перестал с тобой встречаться» — посыпались, как листопад, мысли.

Она легко встала и шагнула к нему, игриво тряхнув при этом головой, продолжая при этом лукаво глядеть прямо ему в глаза. Шикарные, чёрные как смоль, волнистые и густые волосы рассыпались по её плечам. Зрачки глаз Ромы расширились.

— Ну что, пойдём дальше вместе… Ромео? — кокетливо спросила она и обворожительно улыбнулась, взгляд её скользнул ниже и задержался на груди юноши, в этот момент поигрывающего рельефными грудными мышцами, очень эффектно перекатывающимися под футболкой.

— Премного благодарен, сударыня… С превеликим моим удовольствием, мадемуазель. Сочту за честь сопровождать вас! Разрешите припасть к вашей ручке — он нежно приложился к её кисти.

— Честь имею представиться: прапорщик Звонарёв — громко и отчётливо произнёс Рома, склонив голову в полупоклоне — А вы, по всей вероятности, Варя Белая?! Прошу вас, сударыня. Пойдёмте со мной. Остальные догонят нас — Рома рассыпался в витиеватых старомодных любезностях, расшаркиваясь перед прекрасной дамой.

— Как это мило, как любезно с вашей стороны, сударь! — не осталась в долгу Ника, и присела перед Ромой в глубоком реверансе. — Милостивый государь, прошу вас сопровождать меня на всём протяжении нашего нелёгкого путешествия…

Рома изумлённо вскинул брови: «А девочка и впрямь недурна. Как она развита разносторонне… мм-м. Книжки читает. Как же я мало уделял ей времени раньше, блин. Она, сдаётся мне, ни в чём не уступает даже Натали…» — и досадливо поморщился.

«Тем хуже для Натали!» — злорадно прошипел в душе Ромин злой гений, его антипод, его друг и его враг.

Рома пропустил девочку вперёд, чтобы полюбоваться её чудесно вылепленными ягодицами, соблазнительно покачивающимися и подрагивающими в такт шагам. «М-м… Персик!» — Рома, отгоняя греховные мысли, продолжающие, тем не менее, лезть в голову, стал обходить Нику справа, чтобы обогнать. При этом он мягко подтолкнул её вперёд и вверх, нежно уперевшись ладонями в упругие полушария, колыхавшиеся прямо перед его лицом — настолько крут был подъём в гору в этом месте. Девочка, к его удивлению, была совсем не против такой «помощи», она лишь сладко зажмурилась на миг, тихо промурлыкав что-то. Что именно она сказала — он не расслышал, да и не стал переспрашивать. Основная группа двигалась далеко позади Ромы и Ники, значительно ниже.

Мальчики помогали подниматься девочкам, те и другие шутили, то и дело слышался звонкий, как серебряный колокольчик, девичий смех. Парни ржали, как жеребцы. Эх, дети славной эпохи. «Олд скул», одним словом. Старая добрая советская школа! Кануло всё хорошее в Лету. Ну, или почти всё…

Итак, восхождение продолжалось. Рома, по-кошачьи мягко и пружинисто ступал на мелкие камни, переливающиеся в свете солнца вкраплениями минералов и поросшие редкой травой, алыми маками и тюльпанами. Он, как истинный джентльмен, нежно, но уверенно сжимал в своей руке горячую, чуть влажную ладонь красавицы-гречанки. На Роме были ультрамодные вельветовые джинсы «Монтана» чёрного цвета, обут он был в не менее популярные белые кроссовки «Голден Кап». А его мускулистый торс обтягивала, выигрышно подчёркивая рельеф, белоснежная вьетнамская футболка.

Подъём становился более пологим, сладкой парочке «альпинистов» стало понятно, что они уже совсем скоро достигнут вершины горы. Рома, при своём росте в 184 сантиметра, шёл по тропе на шаг впереди и несколько выше Ники, полуобернувшись к ней. Поэтому, когда он с небольшим усилием периодически подтягивал её за руку к себе, её прекрасное лицо всегда оказывалось чуть ниже уровня его груди. И девочка невольно… или вольно прижималась к Роме некоторыми частями тела, в основном — грудью, а иногда — и всем разгорячённым телом. В эти моменты на мальчика накатывала мощная волна одурманивающей рассудок, дикой, загадочной энергии. Вернее, он уже начал догадываться, какая именно энергия завладевала его телом и разумом, поскольку давно почувствовал, как возбуждён.

Эта неукротимая, всепоглощающая волна с каждым разом становилась всё настойчивее и сильнее, захлёстывая его с головой. Волна эта девятым валом поднималась из области паха и, прокатившись по всему телу вверх, мощным тараном обрушивалась на мозг. Рома не видел уже вокруг ничего, кроме жадно хватающего горячий ветер, полуоткрытого пунцового рта Ники, украшенного жемчужно — белыми ровными зубками.

Девочка раскраснелась, грудь её высоко вздымалась, она призывно (по крайней мере, мальчику так казалось) улыбалась. Дышать им становилось всё труднее. Не только из-за недостатка кислорода, связанного с подъёмом на большую высоту над уровнем моря. Наконец, Рома, не в силах больше сдерживаться, остановился, тяжело дыша и в упор глядя на ритмично вздымающуюся тугую грудь Ники, на вид — третьего размера, обтянутую розовой футболкой. Верхняя часть алого спортивного костюма девушки — тонкая трикотажная кофточка, была ею расстёгнута уже донизу, видимо раньше. «Бюстгальтер она не носит, смело… И так эротично! Как чувственно подрагивают, как волнительно колышутся они!» — отметил про себя Рома, зачарованно разглядывая её груди.

«А я ведь буквально упиваюсь, любуюсь её совершенным юным телом, но… глазами художника, никак иначе. Ровно, как натурщицей, моделью, не более того. Никаких крамольных мыслей, да?» — пытался убедить себя Роман, восхищённо заметив, как сквозь тонкую ткань футболки проступили затвердевшие соски девушки. Он хрипло прошептал:

— Иди ко мне… Маркиза ангелов…

Ника, лукаво улыбаясь, свободной рукой медленно застегнула «молнию» ровно наполовину. На секунду девочка замерла. Рома также остановился. «Она играет со мной… Ну зачем она дразнит меня?!» — подумал он. Ника осторожно высвободила руку из его ладони и подняла обе руки вверх, к солнцу. Лёгкое дуновение ветра донесло до чутких ноздрей мальчика невероятно тонкий и сладкий, божественный… неземной аромат.

«Какой шикарный, какой дорогой аромат… мм-м! Самый дорогой парфюм по сравнению с ним — ничто. Запах женщины!…» — Это было первое потрясение Ромы. «О небо! Даже на уроках физкультуры, разогретая упражнениями, она так волшебно, так притягательно не благоухала! — пронеслись мысли. По его телу вновь судорожно прокатилась уже знакомая электромагнитная волна.

— Устала, моя Ника? Прости, я должен был догадаться раньше. И предложить остановиться, отдохнуть немного. Мы почти у цели, в двух шагах от вершины горы. Ты дыши, моя хорошая. Вдыхай воздух глубже! — заботливо произнёс Рома. Ника благодарно смотрела на него снизу вверх, переводя дыхание.

— У меня вода закончилась — девочка огорченно вздохнула и досадливо похлопала рукой по пустой фляжке, висящей на поясе сбоку.

— Пить хочется ужасно…

— Ну что же ты молчала, а?! Моя фляга почти полная, правда, вода уже далеко не прохладная, блин… — мальчик стал лихорадочно отстёгивать фляжку от ремня. Он помог Нике подняться выше, почти вплотную к нему, — нежно привлёк к себе, придерживая её за талию. По инерции они, обнявшись, сделали ещё несколько шагов вверх.

И теперь стояли на самой вершине горы. Слабый тёплый ветер обдувал их разгорячённые, слегка взмокшие тела. Быстро отвинтив пробку, Рома вложил сосуд в дрожащие руки девочки, продолжая крепко удерживать её за талию. Она сделала несколько крупных жадных глотков. Тонкие струйки тёплой воды, сорвавшись с её красиво очерченных губ, побежали по подбородку с милой ямочкой, и нежной шее, исчезнув в ложбинке между грудями, где поблёскивал драгоценным камушком небольшой золотой кулон. Ника немного отстранилась от Ромы, отошла на полшага и встала напротив него.

— Здесь всё очень красиво, заметил? — прошептали её губы, приоткрывшись в блаженной улыбке, при этом обнажив два ряда красивых, ослепительно — белых зубов.

— Да-а. Ты… Очень красивая — эхом отозвался Рома.

Чуть прикрыв глаза, она продолжала наблюдать за ним сквозь воронёные стрелы ресниц. Затем вдруг, слегка изогнувшись, красиво потянулась вверх всем телом. Расстёгнутая наполовину кофточка при этом высоко задралась, обнажив её прекрасный девичий животик. Ромин взор упёрся в красивый пупочек, украшенный маленькой золотой бабочкой.

«Афродита! Нет, а почему Афродита? Чем для меня, простого смертного, богиня Ника хуже, а?!» — мелькнуло в голове у Ромы. Не отдавая себе отчёта, он притянул её к себе и припал долгим жарким поцелуем к её алым губам.

Одновременно, он до конца расстегнул «молнию» тонкой трикотажной кофточки, и, проникнув ладонью правой руки под футболку, стал нежно ласкать грудь девушки. Удерживая другой рукой Нику за талию, мальчик притягивал её к себе, как магнитом. Роме всегда нравилось, как она целуется.

Раньше всё ограничивалось лишь поцелуями. «На сей раз мы с тобой вознесёмся на Олимп, уподобившись небожителям! Пришло время, хвала богам, вкусить твой сладкий нектар, девочка моя! Да мы уже на Олимпе…» — мурлыкал внутренний голос Ромы. В этот момент она целовалась особенно искусно! Рома перехватил инициативу. Вначале мальчик завладел нижней её губой, более полной и сочной, затем — верхней, не менее сладкой, потом обеими сразу. Она приоткрыла рот, впуская его. Их трепещущие языки переплелись в страстной борьбе. Ника извивалась всем своим упругим телом, тесно прижавшись к Роману, словно прилипнув, и еле слышно постанывала.

Глаза её были закрыты. Рома ждал, вот — вот она их откроет. Руки юноши скользили в этот момент по бёдрам Ники, затем его ладони стали ритмично и сильно — то сжимать, то растягивать ягодицы девушки. Правая ладонь Ромы проникла между её бёдер, плавно скользнула вверх — пальцы нежно коснулись её самого сокровенного.

Она застонала чуть громче, и… распахнула свои бездонные, цвета морской волны, колдовские очи. Ромины зрачки мгновенно расширились и он стал медленно погружаться в изумрудную пучину…

— Я хочу тебя, моя богиня… — хрипло прошептал он.

— И я тебя, мой сладкий рыжий котик… — промурлыкала девочка.

Рома легко подхватил Нику на руки и устремился на противоположную сторону горной вершины, оглянувшись прежде на мгновение и глянув вниз. Удовлетворённо вздохнул, убедившись, что «русо туристо» карабкаются в гору ещё очень далеко внизу.

— Русо туристо. Облико морале! — громко крикнул он, засмеялся, и помчался мощными прыжками, со своей драгоценной ношей на солнечную сторону горной вершины, к небольшому гроту. Ника тоже весело смеялась, уткнувшись чуть вздёрнутым носиком ему в грудь…

Это было время любви. Рома познал взрослую любовь. Теперь в душе он тайно гордился новым достижением. «Я — мужчина! — ликовал его внутренний голос. Но… всё же, по большому счёту, это было время любви особенной. Любви платонической: чистой, светлой, дивной.

Чудесное, золотое время. Когда тонкие дурманящие ароматы цветущих абрикосов, или черёмухи, или сирени, волновали юную душу романтика Ромео и заставляли его сердце биться чаще. Эти чарующие благоухания наполняли чистый и тёплый, какой — то тягучий, вечерний воздух родного Коканда. Когда в сияющем безоблачном небе трогательно, непередаваемо — остро и одновременно как — то жалобно, пищали стрижи, неуловимо — быстро прочерчивающие свои замысловатые траектории под синим куполом неба.

Когда на заре мило ворковали и целовались голуби с голубками, а влюблённые парочки подражали им, тоже на рассвете. Или напротив, когда стемнеет — в укромных местечках, вдали от любопытных глаз. Первые невинные и робкие поцелуи, несмелые и нежные объятия, горячий шёпот извечных слов о любви…

Бои без правил

Не тот велик, кто никогда не падал,

а тот велик — кто падал и вставал!

Конфуций

Характер юноши формировался при сложных жизненных обстоятельствах. Несмотря на отличное прилежание и примерное поведение в школе, Рома в кругу ровесников, да и ребят постарше, отнюдь не считался «ботаником». Он был способен сражаться не только ментально — на поприще науки, искусства, или виртуально — в процессе чтения любимых произведений. Он вполне достойно мог биться и в «реале». И биться жёстко. Причём, как в команде, так и как рейдер. И бывал бит он, конечно. И сам бил, и бил в кровь! Были у него различные травмы: ушибы и растяжения, переломы и вывихи. «Шрамы украшают мужчину» — неустанно повторял он себе, получив очередное рассечение. С каждым проведённым боем всё возрастал уровень мастерства, так как уличный кулачный бой очень сильно отличается от спарринга в секции. Уличный бой лишён ореола благородной романтики. Уличный бой — отвратительное зрелище, вне всяких гуманных правил и ненужной эстетики. Школьные уличные бои (а это внутренние «разборки» по банальным или не совсем, причинам), как правило, проходили на территории летней раздевалки юношей, за интернатом при школе. Это были и поединки, и стенка на стенку (реже). Большинство драк вне школы случалось на почве, так называемой межнациональной розни.

Узбеки с молоком матери впитали такую догму: «все „урусы“ — захватчики, им объявлена священная война — газават». Иногда случались целые побоища, в которых неоднократно доводилось принимать участие Роме. Такие культурно-массовые мероприятия происходили обычно во время «крестовых походов» в соседнюю мусульманскую школу. В отместку за набег «аборигенов» на родную школу, либо, в качестве превентивного удара. Как рейдеру Роме приходилось вступать в бой с превосходящими силами противника значительно чаще, нежели в составе команды, так как путь Ромы от школы к дому пролегал по узбекскому кварталу Старого города. Одноклассники его жили в Новом городе. После уроков они собирались в группу и организованно выдвигались к автовокзалу, с которого разъезжались по домам на автобусах «Икарус» и маршрутках — «рафиках».

Молодые узбеки всегда нападали на молодого русского — одиночку, как шакалы на льва, если их было хотя бы трое. Вдвоём они редко рисковали напасть. Ну, а если их на пути встречалось четверо, пятеро или больше — как говорится, даже и не думай, что «джяга» не состоится! На помощь случайных прохожих рассчитывать не приходилось. Помочь мог только взрослый русский, так как встретить на «махалле» сверстника — русского было практически нереально, все наши жили в Новом Городе… Взрослый узбек в девяноста девяти случаев из ста проходил мимо, криво ухмыляясь. Как бойцы, узбеки были не особо сильны, за редким исключением. Крепким телосложением, кстати, тоже мог похвастать далеко не каждый из них. Может быть, ещё и этим фактом определялась их агрессивность по отношению к рослым «белым», завидовали что ли?.. Они пытались компенсировать свои физические недостатки: могли достать «бабочку» или заточку. А это уже было довольно опасно. Поэтому, в последнее время Рома постоянно носил в ранце с книжками и тетрадками нунчаки. Очень часто его оппоненты были неприятно удивлены и огорчены до кровавых слёз результатом появления в руках Романа этих «волшебных палочек». Немало было сломано этими нунчаками носов, ключиц и предплечий. В неравной схватке основная задача заключалась в том, чтобы выжить. Для этого всегда надо было, как минимум — молниеносно выстегнуть главного «шайтана». Или, хотя бы, просто разбить ему нос. Роман понял это уже давно. А ещё лучше — нокаутировать вожака, затем атаковать и уронить хотя бы ещё одного или двух противников. Йигиты всегда отличались самоуверенностью и дерзостью, так как полагались исключительно на численный перевес. А получив серьёзный отпор, пускались наутёк, подхватив раненых и по-шакальи завывая: «Йе! Хоп, больдэ-больдэ, харош!». Иногда такие встречи были чистой случайностью, иногда — организованной засадой. Приходилось отбиваться… «Хороший народ, гостеприимный, но в семье не без урода, к сожалению…» — с горечью вздыхал Рома. Он, обычно, старался запоминать только позитивные случаи из кокандской хроники. Поэтому, о таких моментах парень не любил вспоминать впоследствии. Были у него друзья и среди узбеков, конечно. Ему нравились красивые девочки — узбечки. К сожалению, или к счастью, такая дружба не поощрялась родителями ни с той, ни с другой стороны.

Несмотря на передряги подобного рода, Рома успел побывать неоднократным призёром олимпиад (школьной, городской, областной и даже республиканской) по русскому языку и литературе. В общем, у него на тот момент был идеальный паритет. Оптимальное, пожалуй, соотношение: интеллект — физическая подготовка. Людей, с подобным балансом в школе было немного. И уважали Рому, наверно, всё же больше за его честное благородное слово, справедливость, в общем — светлую ауру, нежели за силу. Дело в том, что он всегда мог простыми словами убедительно доказать неправоту оппонента, в случае, если человек действительно был не прав. И чаще всего решал спор, не прибегая к силовым методам.

Пути Господни неисповедимы. Вполне возможно, что Роман был способен сделать блестящую карьеру, избрав путь воина. Наверное, он мог бы прославиться как известный сценарист. Или скульптор. Или журналист. Может быть, по всему миру о нём прогремела бы слава, как о великом живописце или талантливом музыканте или композиторе, кто знает?!

Но судьба распорядилась иначе…

Кувасай — Фергана — Коканд

«Мы — кокандские,

мы прорвёмся…»

любимая поговорка Александра — отца Ромы

— Парень ты умный, крепкий. Поступай в военное училище. Толковый офицер из тебя выйдет! — сказал Роману однажды Азиз Абдуллаевич, преподаватель допризывной подготовки юношей. Было это особенно знойным летним днём, на загородном полигоне. Военрук пользовался большим уважением старшеклассников. Например, в очередной раз он смог договориться с военкоматом насчёт двух автоматов Калашникова АК-47 и «цинка» патронов, чтобы провести с классом учебные стрельбы. Военный комиссар города по просьбе старого друга разрешил проведение стрельб, несмотря на неспокойное время. На тот момент из школьного тира уже были изъяты пистолеты Макарова и малокалиберные винтовки, в связи с недавними событиями в Кувасае, Фергане и Коканде, когда коренные жители, узбеки, подвергли резне несколько тысяч своих единоверцев — турок-месхитинцев (трагедия разыгралась в 1989 году). В эти, и во многие другие населённые пункты Ферганской долины, для усмирения одурманенных банд религиозных фанатиков, немедленно были введены внутренние войска из Москвы, установлен комендантский час… Образовательные учреждения, да и многие другие, временно не функционировали.

Над Кокандом кружили боевые вертолёты, улицы города патрулировались бойцами ВВ МВД, были организованы блокпосты, то и дело раздавались автоматные очереди, звучали одиночные выстрелы. Агрессия узбеков, подстрекаемых муллами-шовинистами и вождями-националистами, теперь была обращена также и против русских. Многотысячные толпы вооруженных молодчиков, обкуренных анашой, собирались под зелёными знамёнами пророка Магомета на площадях и улицах Коканда, выкрикивая в адрес русских солдат-миротворцев ругательства, скандировали лозунги: «Уезжай своя Россия!», «Аллаху акбар!», «Газават гяурам!» — священная война с неверными. Европейское население города находилось в постоянном страхе за жизнь и опасалось нападений на свои жилища не меньше турок. Отец Романа профессионально занимался охотой, поэтому в доме, слава Богу, было оружие.

Каждую ночь, забаррикадировавшись в доме и вооружившись охотничьими ружьями, Роман с отцом охраняли тревожный сон матери, двух младших братьев и новорожденной сестрёнки. Такая обстановка не располагала к размышлениям на тему: «кем быть?». Иной вопрос стоял ребром, и довольно остро: «Быть или не быть? Вернее — жить или не жить?..» Через пару месяцев ситуация несколько стабилизировалась. Бунтовщики были усмирены, порядок установился: комендантский час отменили, дети пошли в школу, родители — на работу. Президент Узбекистана Ислам Каримов клятвенно заверил по телевидению: «Русские могут быть спокойны, их жизни более никто и ничто не угрожает». Этим обещаниям, правда, уже мало кто верил… Тем не менее, порядок был наведен.

Но… это был уже далеко не тот порядок, что прежде. Дальновидные люди в спешном порядке эмигрировали либо в США, либо в Израиль, либо в Краснодарский край или Крым. Этими реалистами были: евреи, цыгане, армяне, греки, представители других народов, в том числе и немногие русские. Реализовав на достаточно выгодных для себя условиях движимое и недвижимое имущество, они поспешили покинуть родную землю и получить статус беженцев, вынужденных переселенцев. Это была первая волна мигрантов. Оптимисты же (в том числе и родители Романа), решили, что будет лучше остаться в родном Коканде. Все они наивно надеялись и свято верили в то, что все люди братья. То есть: страсти улягутся, жизнь снова войдёт в колею, и будут они жить счастливо, по-прежнему. Но все эти люди жестоко ошибались, когда так думали… С каждым новым днём, с каждым месяцем, с каждым годом отношение коренного населения к «гяурам» становилось всё более жёстким, если не сказать — жестоким…

Отъезд

— Иду на вы!

Кн. Святослав

Итак, наступил тысяча девятьсот девяносто третий год. Роман, сидя за письменным столом, сосредоточенно листал «Справочник абитуриента». Юноше весной исполнилось семнадцать лет. Школьная жизнь позади, впереди — взрослая. Отшумел выпускной вечер, позади незабываемый белый танец с Наташей. Близился к концу месяц май. На смену недавней эйфории пришла трезвая, тревожная, суровая реальность. Роман теперь страстно желал, во что бы то ни стало, поступить в институт. Предстояло сделать серьёзный выбор: где проходить обучение? В какой стране? В каком городе? В каком ВУЗе? Какую специальность выбрать? От всей этой массы вопросов голова шла кругом! Как то так вышло, что одним из главных вопросов жизни: «Кем быть?» Рома всерьёз озадачился слишком поздно. Ну, была, конечно, раньше у него идея поступить в военное училище — парень обладал незаурядными умственными способностями, к тому же был отлично развит физически, владел некоторыми восточными единоборствами, прекрасно стрелял из разных видов стрелкового оружия. К тому же, на протяжении последних четырех школьных лет Роман был командиром юнармейского отряда, в состав которого входили его одноклассники. Но становиться курсантом высшего военного училища Рома по некоторым, ему одному понятным и известным причинам, не пожелал, отдав предпочтение гражданскому ВУЗу. В этом справочнике он остановил свой выбор на специальности «Автоматика и телемеханика» в Ленинградском Технологическом Институте.

В голове Романа роились невесёлые мысли: « В Таш не поеду. Этот мир рушится на глазах. Говорят, родина человека — то место, где он родился и вырос. Наверно, это правда, это справедливо. Но… Здесь, на малой родине, жизни уже не будет от бандерлогов. Той прежней, счастливой жизни. Как ни крути. А как ведь всё хорошо начиналось, как же хорошо всё было… Ну да, пока Союз был. Короче. Надо ехать на родину по духу и по крови, на родину далёких предков, на истинную Родину, в Россию — матушку! В Москву боярскую не хочу, сразу она почему — то не по — нраву мне пришлась в прошлый раз, когда в Гагры ездили. Проездом, правда, мы в столице были, всего не видели. Но и того, что видели — хватило мне. Попытаюсь поступить в Питер. Очень интеллигентный город, он мне больше по — душе! Там и отцова сестра родная живет, тётя Таня — на крайняк поможет, если что. У неё перекантуюсь на первых порах, а там видно будет. Да и семья, надеюсь, подтянется за мной скоро! Как там князь Святослав предупреждал неприятеля о своём выступлении в поход на него? А.. Иду на вы! Вот так и я говорю сейчас».

Отправлять «студента» в дальнюю дорогу одного родители не рискнули.

Отец Романа — энергичный жилистый мужчина, проверял, все ли на месте документы, билеты на поезд. Он обернулся к Роману и спросил:

— Рома, ты готов? Собрал уже всё необходимое в дорогу? Скоро Керя подъедет, отвезёт нас на вокзал. Через сорок минут выдвигаемся.

— Да, пап, я почти готов. Дай мне ещё пять минут.

Мать Романа, миловидная женщина лет тридцати пяти, хлопотала у плиты. Из кухни уже доносились дразнящие ароматы пищи. Мама закончила приготовление блюда, называемое, в переводе с узбекского языка «Обед лентяя». Она заглянула в комнату, где Роман с отцом завершали последние приготовления к отъезду, и с мягкой грустной улыбкой произнесла:

— Мужики, обедать идёте? Роман вскинул голову, ободряюще улыбнулся ей в ответ:

— Да, мам, сейчас идём! Зови пока Виталика и Серёжу. А! Вот и они, легки на помине. На ловца, как говорится, и зверь бежит.

В комнату, громко смеясь, вихрем ворвались два белокурых подростка, младшие братья Романа, одному из которых на вид было лет четырнадцать, другому — восемь. Они живо обступили старшего брата, подключающего в этот момент магнитофон к сети. Младший, Серёжа, громким звонким голосом поинтересовался:

— А что это вы тут делаете? И заливисто засмеялся.

— Тише вы оба! Иринку разбудите! — шикнул отец, потом, уже мягче, добавил:

— Ступайте за мной, на кухню, ребятишки. Пора подкрепить силы вкусным маминым обедом. Нам скоро выезжать. Ром, ждём тебя, заканчивай и приходи скорее.

Он подмигнул жене, обнял её и все они удалились на кухню.

— Хорошо, пап, я скоро — прошептал Роман.

Чемодан был уже собран, Роман продолжал спешно колдовать возле магнитофона, что — то подключая к нему и настраивая. Затем, присев с баяном на стул перед магнитофоном, установил кассету, включил устройство на запись и отчётливо произнёс в микрофон:

— Вот, братишки, решил послание вам записать перед отъездом. Короче, Виталёк, Серёга, держитесь вместе, держитесь достойно. Кровь за кровь. Помогайте родителям. Тем более, у нас пополнение — сестрёнка! Иришку поднимать помогайте. Не хочется, конечно, расставаться. Но сегодня так надо. Надеюсь, разлука будет недолгой.

Роман тяжело вздохнул и продолжил уже значительно громче:

— Санкт — Петербург, иду на вы! И уверенно заиграл «Синий платочек», затем «На сопках Маньчжурии». В завершение грянул марш «Прощание славянки»…

Северная Пальмира

Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?

В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.

Как много чистых душ под колесом лазурным

Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?

Омар Хайям, рубаи

Первая маленькая смерть

Кто битым жизнью был, тот большего добьётся,

Пуд соли съевший выше ценит мёд.

Кто слёзы лил, тот искренней смеётся,

Кто умирал, тот знает, что живёт.

Омар Хайям, рубаи

В начале июня 1993 года Роман и его отец прибыли на поезде в Петербург. Их тепло и радушно встретила, а также любезно предоставила кров тётя Таня — родная сестра отца Романа, живущая с мужем и двумя детьми в трёхкомнатной квартире в Приморском районе города. Как водится, отметили приезд. Допоздна не могли наговориться — так давно не виделась родня. Утром дядя Саша, супруг тёти Тани, повёз будущего студента и его отца на своей «Ниве» в Технологический Институт. В приёмной комиссии выяснилось, что приём абитуриентов из СНГ в этом учебном заведении временно приостановлен. Это был один из первых неприятных сюрпризов, уготованных отроку злым роком, на его тернистом пути к диплому. Справившись с возникшим было общим замешательством и даже растерянностью, затем, начали наводить справки по друзьям, знакомым и родственникам с целью найти альтернативу этому ВУЗу. В итоге, нашли — это оказался Ленинградский технологический институт целлюлозно-бумажной промышленности, в простонародье именуемый довольно просто — «Промокашка». Поступать в данный институт порекомендовала тётя Люда, старшая сестра дяди Саши. Подали все необходимые документы. В ограниченные сроки Роман стал интенсивно повторять школьный материал.

Настал день первого экзамена. Это был экзамен по русскому языку и литературе, который Роман блестяще выдержал, написав качественное сочинение по «Мастеру и Маргарите» Булгакова. Получить пять баллов оказалось не так несложно — эти дисциплины были его коньком, так сказать. Через четыре дня Роман, с некоторым волнением и душевным трепетом, внимательно изучал списки абитуриентов, сдавших следующий экзамен — по алгебре. — Удовлетворительно… — Роман побледнел.

— Да не может этого быть! Это, видимо, недоразумение какое-то, досадная ошибка! — вслух тихо произнёс парень. В голове лихорадочно проносились мысли: «Тройка, Рома, тройка. Это факт. Позор джунглям, блин. Надо идти. Разобраться в чём дело! Я же все двадцать заданий выполнил… Неужели столько много допустил ошибок?! Не верю. Надо подавать апелляцию». И быстрым шагом стал удаляться от стенда. Благодаря проявленным свойствам характера: настойчивости, уверенности в своей правоте и принципиальности, ему удалось выяснить следующее. В связи с тем, что экзамен проводился методом теста, и результаты работ подвергались анализу ЭВМ, компьютер не распознал (и не засчитал) несколько правильных ответов. Произошла банальная ошибка техники, правда по двум пунктам Рома всё же ответил неверно. Поэтому, в комиссии пересмотрели результаты, предварительно предложив выполнить выборочное экспресс-задание. Провели что-то вроде блиц-турнира с преподавателями. С заданием Роман справился и добился оценки «хорошо». Не совсем довольный, голодный и усталый, он вернулся домой к тётушке. Но это был не последний камень преткновения.

Тем летом в Питере стояла жаркая погода. Накануне третьего и последнего экзамена, экзамена по физике дядя Саша предложил Роману с отцом:

— А давайте-ка съездим после обеда на пикничок. Рядом с нами — Орловский карьер, искупаемся, позагораем, покушаем шашлычок. Все вместе, и Витю с Олей возьмём. Как вы на это смотрите, Саш, Ром?

— А что, Санёк, я не против — поддержал тёзку Ромин папа.

— С моей стороны тоже нет возражений. Я как пионер — всегда готов. А уж к мероприятиям подобного рода, тем более! — улыбнулся Роман.

Процессия в этот момент, привлекаемая аппетитными ароматами, доносящимися со стороны кухни, направлялась из зала на соблазнительные запахи.

— Вот и чудесно. А сейчас — обедать, ребята! — подвела итог тётя Таня.

Ориентировочно в половине четвёртого дня родственники уже удобно расположились на пляже в десяти метрах от водоёма. Это было искусственное озеро, окружённое сосновым лесом, и наполненное светло-зелёной, почти прозрачной водой — бывший песчаный карьер. Горячий белый песок был застелен тонкими одеялами, уставленными тарелками со всевозможной снедью — тётя Таня великолепно готовила. Она, в своё время, окончила кулинарный техникум с отличием и, поэтому ежедневно блистала своим талантом. В мангале красиво рдела зола. Все члены семьи, развалившись в разных позах, как патриции, с удовольствием поглощали вкусности (начали с шашлыка), запивая напитками, одновременно оживлённо беседуя.

— Мда.. Не многолюдно сегодня — протянул дядя Саша, разглядывая немногочисленных отдыхающих — обычно, народу здесь бывает навалом.

— Меньше народа — больше кислорода — усмехнулся «студент».

— Ну, давай, студент, за твои два экзамена и за будущие успехи выпьем! — подняла бокал тётя Таня.

Роман в то время, можно сказать, был пай-мальчиком — не пил, не курил, поддерживал физическую форму: отжимался, подтягивался на турнике. Поэтому, от предложенного пива и белого вина отказался.

— Я искупаюсь лучше пока, ладно? Кто со мной — тот герой! — он поднялся и обвёл взглядом окружающих — Рано, наверное, праздновать мой успех мы начали — уже тише добавил он. Затем отошёл чуть в сторону и снял шорты и футболку, оставшись в чёрных плавках.

— Иди пока один, мы тебя догоним чуть позднее — проговорил отец. — Только далеко поначалу не заплывай, хорошо? Осмотрись на воде.

— Понял, пап.

— Рома, с этой стороны берега глубина увеличивается плавно на протяжении метров пяти, затем обрыв — добавил дядя Саша.

— Ладно, всё нормально будет — уже издали отозвался Роман, мягко ступая по мокрому песку и вглядываясь в серебристую гладь воды, чуть подёрнутую рябью.

Купающихся людей было немного, впрочем, как и оставшихся на берегу. Многие уже собирались уходить. Погода стала портиться: налетел ветерок, солнце скрылось за сизыми облаками. Вдруг стало даже немного прохладно. Роман медленно вошёл в воду, сразу же неприятно ощутив разгорячённым телом прохладу воды, нырнул, проплыв несколько метров под водой, показался на поверхности и поплыл брассом. «Интересно. А там отмель, что ли? Люди по колено в воде ходят в том месте, где, по идее должно быть очень глубоко. Нимбов над головой не заметно, вроде. Доплыву до того места, передохну и обратно, метров сто осталось примерно» — так думал молодой пловец. Согласно знакам зодиака, Рома относился к «Рыбам», но, по иронии судьбы, в родной стихии, в воде, вовсе не чувствовал себя комфортно, как рыба. Весь его опыт пребывания в воде сводился к немногим коротким заплывам в неглубоких водоёмах после рыбалки, там, в Средней Азии. Поэтому, хорошим пловцом его назвать было трудно. На этот счёт можно было сказать лишь одно: «этот парень довольно уверенно держится на воде». Роман оглянулся на берег и был изумлён: «Ого! Далековато ты заплыл сегодня. Вроде бы, и не чемпион по плаванию, кхе-кхе. Не-е, Ромка, хорош, поворачивай назад». Подгоняемый этой мыслью, он поплыл обратно, к берегу. Он, не обладая должным опытом, не рассчитал своих сил, устал. Тем временем, погода испортилась окончательно: небо, как дымом, заволокло серыми тучами, сквозь которые с трудом пробивалось солнце. Ветер, дующий со стороны берега, всё усиливался. По воде пошли крупные волны. «Мгновенно погода испортилась, да ещё и водичка не айс, вернее — именно айс, ледяная! Верхний слой ещё тёплый, а чуть глубже — писец как холодно» — ахнул в душе Рома. Он вновь стал вглядываться в берег, различая взволнованные лица отца, тёти и дяди. Они уже были на ногах, дети, наверно, уже сидели в машине. Тётя Таня что-то кричала ему и махала рукой. На Романа накатывались, волна за волной, потоки воды, захлёстывая его с головой. Плыть становилось всё труднее. В этот момент икроножную мышцу его правой ноги вдруг свело страшной судорогой. «Это что ещё за хрень такая?! Только этого мне не хватало» — пронеслась мысль. Роман сделал попытку размять рукой этот скрюченный шар мышц, лишивший его ногу возможности нормально функционировать. Тщетно. А берег, как будто застыл на месте. У Романа складывалось впечатление, что за последнюю минуту он не продвинулся вперёд ни на метр! «Да ё-моё, должен я доплыть, должен! Всего-то метров пятьдесят каких-то осталось! Главное — без паники на корабле, Рома, спокойно. Может, заорать, чтоб подтянули к берегу меня?! Позор джунглям. Нет, дотяну сам» — бились в голове мысли. И тут вдруг ослепительно блеснуло солнце в разрыве облаков. Очередная волна, особенно крупная, с головой накрыла неопытного пловца. На мгновение Роман зажмурился, продолжая грести руками и ногами уже из последних сил. Открыв глаза, он увидел, как в замедленном кино: сквозь толщу изумрудной воды красиво мерцало солнце, а вода, как живая материя, также очень красиво искрилась, мерно колебалась. «Вот она, смерть! Дышать нечем. Даже не страшно почему-то, ни капли ужаса. Говорят, вся жизнь в этот момент проносится перед глазами. А тут что я вижу — всего лишь солнышко сквозь эту муть зелёную, тьфу… Нет. Варяг не сдаётся!» — так шептал его удивительно спокойный внутренний голос. Роман, сконцентрировавшись, выплыл на поверхность. Затем, ценой неимоверных усилий, рванулся из последних сил к суше. В этот момент его подхватили чьи-то руки, стали вытаскивать на берег. «Батя с дядей подоспели…» — устало подумал Рома и его замутило.

Отец перекинул сына через колено и стал, нажимая на спину, выдавливать из его лёгких воду.

— Нахлебался воды, блин, всё-таки! — с досадой произнёс он. — Слава Богу, хоть живой. Тётя Таня напряжённо молчала, она лишь тяжело вздыхала время от времени. Витя и Оля прилипли к стёклам «Нивы».

Рома стал подавать признаки жизни: бледное до этого его лицо чуть порозовело. Он тяжело обвёл мутным взглядом окружающих и прошептал:

— Спасибо…

— Ром, ты бы хоть крикнул нам, что ли… — протянул, в тон отцу, дядя Саша. — Мы заметили, что с тобой непорядок только тогда, когда ты был уже метрах в двадцати от берега, почти доплыл. Тётя Таня, кстати, первая обратила внимание на то, что ты стал как-то, уж слишком медленно плыть. Что случилось с тобой, а?

— Ногу судорогой свело… Вода холодная на глубине, ветер встречный, да и плаваю я не очень, мягко говоря… — тяжело прохрипел Роман. — Тошнит, блин. Тяжко.

— Накинь одежду, поедем в поликлинику. Тут рядом, по дороге к дому, на Ольховой. — Дядя Саша сел за руль и завёл машину, все погрузились в авто. «Нива» на всех парах полетела в сторону поликлиники. Уже в дороге Рома выдал:

— Рождённый ползать летать не может. — И через секунду добавил:

— Или вот, например, ещё точнее, это точно обо мне. Слушайте. Старинная английская пословица гласит: «Кому суждено быть повешенным, не утонет» — Неудачно пошутил, да? — озабоченно поглядел на сразу побледневшие лица окружающих Рома и сам стал несколько бледнее.

В поликлинике молодой терапевт, дежурный врач констатировал: страшного ничего не произошло. Он порекомендовал какие-то лекарства, которые сразу же были приобретены в соседней аптеке. От ужина парень отказался. Роман принимал эти средства весь оставшийся вечер, даже ночью просыпался один раз. Он по-прежнему чувствовал себя крайне плохо. В тот день Рома благополучно избежал первой своей возможности умереть раньше отведённого ему судьбой срока.

Студент

Тихо плещется вода,

Голубая лента.

Вспоминайте иногда

Вашего студента.

Из вагантов (11—13 в.в. н.э.) *

*Ваганты (от лат. clerici vagantes — странствующие клирики) — «бродячие люди» в средние века (XI — XIV века) в Западной Европе, способные к сочинительству и к исполнению песен или, реже, прозаических произведений.

Наутро, приняв очередную порцию лекарственных препаратов, Рома, с превеликим трудом позавтракал и отправился в институт, сдавать экзамен по физике. Чувствовал он себя неважно.

Видимо, нездоровое физическое состояние не самым лучшим образом сказалось на показателе. Как Рома ни старался сосредоточиться, он так и не смог добиться желаемого результата. В глазах рябило, в голове шумело, внимание рассеивалось. Ему, если честно, в тот момент хотелось просто завалиться в любом месте и проспать весь день. Заметив плохое самочувствие абитуриента, экзаменатор по фамилии Лившиц, предложил следующий вариант:

— Молодой человек, я вижу, вы не вполне здоровы сегодня. Зачем же вы, право, пришли в таком состоянии на экзамен? Похвально, конечно, что вы нашли в себе силы присутствовать на этом испытании. — Он интеллигентно поправил очки, оседлавшие его мясистый, с небольшой горбинкой, нос. — И даже весьма самоотверженно пытаетесь выдержать экзамен. Но… Может быть, вам всё же не стоит упорствовать сегодня? Может быть вы, взяв справку в медпункте института, придёте на пересдачу, когда поправитесь?

Рома выдержал его пристальный взгляд: ему показалось, что зрачки тёмно-карих умных глаз, многократно уменьшенных толстыми линзами в массивной чёрной оправе, сфокусированы чётко на переносице Романа, он подумал: «Хм, прикольный чувак. Другому на его месте по-фигу было бы, кто там как себя чувствует. А этот вот, сочувствует мне, сопереживает. Приятно. Нормальный, похоже, препод. Короче, хороший человек. Не редиска».

— Профессор, экзамен для меня всегда праздник! — вяло попытался отшутиться Рома.- А если серьёзно, премного благодарен за ваше тактичное предложение. Но… прошу вас, позвольте мне завершить начатое! Три задачи мною уже решены. Осталась четвёртая. Если же эксперимент не увенчается успехом, буду пытаться сдать повторно, насколько я понял, это возможно? — Рома вопросительно взглянул на будущего своего преподавателя.

— Безусловно. Хорошо, продолжайте, юноша, в том же духе — согласно кивнул, ободряюще улыбнувшись, Лившиц. — Может быть, вы и правы.

В итоге, его труды были оценены всего лишь в три балла. Тем не менее, этих баллов оказалось вполне достаточно, вкупе с остальными. Рома, набрав двенадцать баллов из пятнадцати возможных, был зачислен на первый курс факультета «автоматчиков» — АСУТП.

Лето студент провёл в деревушке Сычёво Новгородской области, аж в четырёхстах километрах от Питера.

— Вот, Рома, смотри. Это наша дача! — пошутила тётя Таня, когда они подъехали к добротному дому и стали выбираться из «Нивы» — сейчас бабушка нас покормит и, если хочешь, прогуляемся в лес. Дверь дома отворилась и на пороге показалась приятная пожилая женщина — Антонина Григорьевна, мама дяди Саши. Она всплеснула руками, улыбнулась, и, спускаясь с крыльца, радостно затараторила:

— Ох, наконец — то вы приехали, желанные мои! А я уж заждалась совсем. Проходите скорее в избу, обедать будем…

Рома помог дяде выгрузить вещи и перенести их в дом. Женщины стали накрывать стол. После сытного обеда все, как и договаривались, отправились в лес.

Рома впервые оказался в настоящем хвойном лесу и познакомился с «тихой охотой» — научился собирать грибы и ягоды. Молодого человека впечатлил русский бор: эти шеренги величественно покачивающихся и поскрипывающих на ветру вековых елей и сосен, стволы которых не могли обхватить и три человека, взявшись за руки. «Высота этих деревьев поистине поражает. Эти исполины упираются в небо своими макушками!» — восхищённо думал он. — А как чудесно пахнет мох… То и дело, буквально из-под ног, с шумом взлетал то рябчик, то тетерев, то глухарь. В Роме тотчас же просыпался инстинкт охотника, он всегда с азартом и с некоторым сожалением провожал взглядом стремительно удаляющуюся дичь. Встречались и лоси, а также — кабаны и косули. «Эх, жаль, ружья нет у дяди Саши — охота здесь богатая…» — огорчённо вздыхал он. Пробовал Роман рыбачить, но безуспешно, так как привык ловить карпа и сазана в спокойной воде. В ручье же с сильным течением, протекавшем километрах в трёх от деревни, по рассказам местных жителей, водилась форель и хариус. Но, ни одной такой рыбки он так и не поймал. Зато, отличился на небольшом пруду в деревне, поймав десяток крупных карасей. Двоюродный братишка, Витя, которого он тогда взял с собой, с тех пор тоже пристрастился к рыбалке… По утрам Роман бегал, разминался, затем повторял ката из сётокан карате-до — последовательность движений, связанных принципами ведения поединка с воображаемым противником или группой противников.

В один прекрасный день, вернее — утро, дядя Саша и Роман поехали на машине к железнодорожной станции Угловка, чтобы встретить Светлану — племянницу дяди Саши. Увидев интересную миловидную девушку в лёгком платьице, которой на тот момент исполнилось пятнадцать лет, Ромео понял, что снова влюблён. Света была хороша собой: длинные русые волосы обрамляли её красивое лицо, прекрасные голубые глаза её были невинно распахнуты и с наивным любопытством взирали сквозь длинные ресницы на этот мир. Девочка была выше среднего роста со стройной, даже, наверно — хрупкой фигуркой, добавлявшей её обладательнице ещё больше инфантильности.

Жизнь Ромы тотчас же наполнилась новым смыслом — без Светы он, наверное, умер бы от тоски и скуки там, в деревне. Девушка в значительной степени скрасила его одиночество: он трогательно и нежно стал ухаживать за Светланой. Молодые люди совершали романтические прогулки в лес, помогали родственникам в поле — по заготовке сена, на огороде — по уборке овощей. Им было нескучно…

Но, всё хорошее рано или поздно в этой жизни заканчивается, впрочем — как и всё плохое. Каникулы подошли к концу, пришла пора возвращаться в город. Отшумели летние дожди, остались далеко позади беззаботные деньки, проведённые в деревне на лоне природы. Пришла осень. Семья вернулась в Питер. Роминому папе необходимо было ехать домой, в Коканд. Тепло попрощавшись, отец и сын расстались: отца проводили на машине до Московского вокзала, поезд тронулся, по щеке Романа скатилась скупая мужская слеза…

В Коканде молодёжь гоняли «на хлопок» — собирать вручную «белое золото». А здесь, на севере, существовала традиция отправлять студентов «на картошку». Быстро пролетел сентябрь, наполненный некоторыми тяготами и лишениями жизни «в поле». Были и положительные моменты этого краткого периода жизни студента. За это время Роман успел ближе познакомиться с однокурсниками и… однокурсницами. После сбора урожая, который проходил в Кингисеппском районе Ленинградской области, весёлая студенческая артель вернулась в Ленинград. Первым делом Роман отправился на улицу Республиканскую, в военкомат, чтобы встать на учёт. Велико же было его удивление, когда в результате этого визита в приписном свидетельстве его появился невзрачный штампик с такой отметкой: «По директиве Б. Н. Ельцина от 2 июня 1991 года воинскому учёту и прохождению военной службы на территории Российской Федерации не подлежит». «Получишь российское гражданство — приходи» — улыбнулся ему военком, на что Рома только печально вздохнул. Он был всерьёз расстроен и опечален данным обстоятельством: «Как же так?». Это событие, естественно, не осталась незамеченным однокурсниками. После этого Рома стал объектом и чёрной и белой, и серой, в зависимости от ауры обладателя, зависти. «Блин, везёт же людям!» — присвистывали многие будущие защитники Родины. — «Теперь в армию не пойдёшь! Реально круто ты закосил. Дорого обошлось?» — интересовались доброжелатели. «Даром» — цедил сквозь зубы в ответ Рома.

Начались занятия в институте — первые лекции. На первых порах юношу переполняло чувство гордости. «Я — студент российского института! Петербургского института. Это круто!» — неустанно мысленно твердил новоиспечённый студент, гулко шагая по коридорам университета. «Закончу обучение, стану инженером, устроюсь на завод, женюсь…» — так он мечтал. Когда первая эйфория отхлынула, начались размеренные студенческие серые будни…

Деньги приходилось добывать с первых же дней учёбы, причём — исключительно честным путём. Поначалу. Ну, или относительно честным. Кстати, первый «бизнес» он сделал именно на картошке. По совету более опытных «коммерсантов» — старшекурсников, на заработки Рома со товарищи отправились на автобусе в Кингисепп. Целью поездки была реализация населению дешёвого картофеля, наворованного с колхозного поля. За наличный расчёт, разумеется.

Выйдя из автобуса, студенты разбились на пары и направились к ближайшему от остановки многоэтажному дому. Спину каждого из них отягощал огромный рюкзак, наполненный отборной картошкой. Идти было тяжело, так как масса бесценного груза в среднем составляла сорок килограммов на брата. Напарником Ромы оказался маленький еврей Масик, который с большим трудом влачил свою ношу далеко позади, согнувшись в три погибели. Роману периодически приходилось останавливаться, чтобы его подождать.

«Немного уже осталось, потерпи. Почти пришли — пытался подбодрить Рома компаньона — Донесёшь сам рюкзак? Тебе помочь? — оглядывался он на Масика каждый раз.

Масик, тяжело сопя внушительным носом, красный от натуги, отрицательно качал головой. Наконец, они нырнули в первый подъезд и стали подниматься по лестнице (лифта не было).

— Звони в эту квартиру — наугад ткнул пальцем в первую попавшуюся дверь Роман, сняв с плеч свой рюкзак и переводя дыхание. Масик, тотчас же сбросил свой тяжёлый груз и облегчённо вздохнул. Он поправил на носу массивные очки и вопросительно взглянул сквозь запотевшие линзы на Романа.

— Ну, чего ты ждёшь? Звони скорее — сказал Роман и, не дожидаясь, сам нажал на звонок. Дверь открыла убелённая сединой старушка со сморщенным личиком.

— Вам чего, сынки? — удивилась она, подслеповато щурясь на них.

— Здравствуйте, бабушка! — приветливо улыбнулся Роман — мы студенты, вот — картошку разносим по домам, продаём. На рынке она по двести рублей за килограмм, а у нас по сто. Да с доставкой на дом! Возьмёте?

— Ай, молодцы какие! А я как раз собиралась заказывать два мешка. Одна живу, помочь некому. А тут вы — тимуровцы — обрадовалась бабуля — конечно, возьму, проходите в дом. Она посторонилась, пропуская студентов внутрь квартиры.

— У вас весы есть? — осведомился Рома, оглядывая небогатое жилище.

— А как же, есть. Сейчас принесу. Через минуту Рома и Масик уже деловито взвешивали отборную картошку, пересыпая её из рюкзаков в мешки хозяйки — оказалось восемьдесят килограммов.

— Бабуль, восемьдесят килограммов ровно. Всё честь по чести. Без обмана. Да мы и в лагере заранее картошку взвешивали — столько было у каждого из нас. По сорок килограммов. Так что, всё правильно значит. И себя проверили, и картошку вам показали. Товар лицом, как говорится — отрапортовал Роман.

— Нам причитается восемь тысяч рублей — резюмировал он. Старушка достала из платочка деньги и дрожащими руками стала пересчитывать их.

— Пенсию вчера дали. Вот деньги, сыночки, считайте — она протянула ворох измятых купюр достоинством в сто и двести рублей. Роман тщательно пересчитал деньги и вернул сто рублей.

— Вы ошиблись — покачал головой он.

— Да? Ну, спасибо, сынки. Дай вам Бог доброго здоровья! — воскликнула она, пряча деньги.

— И вам всего доброго, бабушка! До свидания.

Роман и Масик вышли из квартиры, старушка затворила за ними дверь.

— А ты меня не обманешь? — дрожащим от волнения голосом спросил Масик, заглядывая Роману в глаза. Рома изумлённо вскинул брови:

— Да у меня и в мыслях такого не было, Масик! И как в голову — то тебе взбрело, блин… Мы же с тобой подельники, типа, вернее — напарники. Вот твои деньги, четыре тысячи рублей. Считай — протянул деньги Рома.

— Я — русский человек… — серьёзно добавил он, задумчиво глядя на Масика.

— Просто меня раньше люди обманывали. И довольно таки часто. Спасибо тебе, Ром. Ты добрый и хороший человек — еле слышно картаво прошептал Масик, принимая купюры, и часто заморгал влажными тёмно-карими глазами. Тонкие губы его растянулись в трогательной улыбке. Затем он довольно шмыгнул носом, ещё раз благодарно взглянул на компаньона и, поправив очки, начал быстро считать деньги…

Роман по-прежнему придерживался здорового образа жизни: вредными привычками он обременён не был. Поэтому, скромный бюджет его не сильно страдал. Кроме того, оставались у него ещё какие-то деньги, заработанные «на картошке», а также те, что оставил ему отец на первое время. Первое время затянулось, копейки таяли — они уходили, в основном, на проезд и на пару пышек в сахарной пудре плюс кофе с молоком — в обед.. Поступлений из дома не ожидалось. Стипендии или «пенсии», как иронично её называли бедные студенты, хватало только на покупку единого проездного билета на месяц и одного похода в магазин за продуктами. Основная финансовая нагрузка легла на плечи тёти и дяди. Романа этот факт огорчал, он чувствовал себя неловко, этот нормальный скромный русский парень. К тому же, он прекрасно понимал, насколько дороже стоит прожить день в Питере, по сравнению с днём в Коканде. В то время по телевидению транслировался популярный телесериал «Моя вторая мама». Тётю Таню Рома именно так трогательно и стал называть: моя вторая мама. Как парень ни отказывался, дядя Саша периодически аккуратно подкидывал купюры в карман Романа со словами: «Я тоже когда — то был студентом, знаю что это такое». Романа раздирали противоречивые чувства: он и благодарен был, и, в то же время, испытывал некоторый дискомфорт, неловкость.

Сосновая Поляна

Здесь был Вася..

Вася Неизвестный (Надпись на берёзе)

Благодаря стараниям тётушек (в Питере Рома обрёл сразу двух тёть, второй стала сестра дяди Саши — тётя Люда.), племянник был предусмотрительно и благополучно пристроен на работу. В первый же свой учебный день, вернее — вечер, Рома поехал на работу. Работал он сторожем противотуберкулёзного диспансера в Сосновой Поляне — так называемом спальном районе Петербурга, расположенном на юго-западе города. Ранним утром первого своего учебно-трудового дня Рома поехал на первую «пару». На автобусе до станции метро «Пионерская», затем, в метро — до станции «Нарвская». От «Нарвской» до института было рукой подать — две минуты пешком. Очень удобно. А вечером, после учёбы, студент, проехав в метро пару остановок от «Нарвской» до «Балтийской», выходил из-под земли наверх. Затем, с железнодорожной станции отправлялся на электричке до Сосновой Поляны. А там ещё — минут десять пешком до диспансера. И так — ежедневно.

Работа сторожем в диспансере, на удивление, оказалась во всех смыслах благотворной. Появился довесок к «стипухе». Появилось дополнительное свободное время для подготовки к коллоквиумам, зачётам, экзаменам. К тому же, студент обнаружил во время прогулок и пробежек по соседнему сосновому лесочку турник и несколько круглых валунов рядом. Видимо, в одном из соседних жилых многоквартирных домов по улице Пилютова, жил спортсмен. Наверное, именно он соорудил импровизированный турник, вбив между двух сосен полированную трубу из «нержавейки» и притащил откуда — то камни. Изредка Роман, улучив момент, закрывал на ключ входную дверь медицинского учреждения и делал вылазки на свободу. Это случалось, в основном, по выходным, когда он дежурил сутки подряд. В такие моменты, он, абсолютно счастливый, прогуливался по тропинкам, наслаждаясь свежим, чистым воздухом, насыщенным целебным хвойным ароматом. Или бегал — под настроение. После этого он обязательно подходил к турнику и делал три подхода по десять подтягиваний, три подъёма переворотом, три выхода силой на две руки одновременно — подряд, без остановки. Припадал к земле, пахнущей мхом, и отжимался двадцать раз. Затем следовало поднятие тяжестей, растяжка, отработка ударов ногами, руками.

Однажды, уже возвращаясь, бегом после тренировки — в диспансер, студент услышал где — то неподалёку от тропы сдавленные крики. Подбежав ближе к густым зарослям, со стороны которых впервые донёсся приглушённый женский возглас, и продравшись сквозь кусты, Рома оказался на небольшой полянке. Его взору предстала неприглядная картина: грузный мужчина в спортивном костюме с приспущенными почти до колен штанами, навалился на хрупкую девушку, распластавшуюся под ним, яростно брыкающую воздух обнажёнными ногами, широко разведёнными в стороны, и тщетно пытающуюся вырваться. Большой окровавленной пятернёй левой руки, напоминающей клешню краба, насильник зажимал рот девушки, а правой жадно мял её обнажённые груди. Рядом, на траве валялись рваные белые трусики и лифчик. У Ромы «упала планка». Ни слова не говоря, подскочив сбоку, он сходу нанёс мощный удар кулаком в висок агрессора, от которого тот буквально скатился со своей жертвы и, казалось, потерял сознание. Несчастная девушка истошно закричала и, прикрываясь руками, стала поспешно отползать в сторону. Роман обернулся к ней, стянул с себя футболку и бросил ей, прохрипев: «Не бойся меня! Всё будет хорошо, надень майку!». В этот момент девушка пронзительно крикнула: «Сзади!». Студент мгновенно развернулся. Увиденное одновременно неприятно удивило его (он не ожидал, что маньяк так быстро оправится от потрясения после столь тяжёлого удара), и позабавило: перед ним, немного раскачиваясь из стороны в сторону, смешно тряся одновременно головой и местом, именуемым мужским достоинством, с по-прежнему спущенными до колен широкими спортивными штанами, стоял мордоворот, почти на голову выше Ромы… От этого урода даже на расстоянии разило спиртным. Он получил рассечение — вся правая половина лица была залита кровью. Тяжёлые и крупные, тёмно — вишнёвого цвета, капли крови часто капали на траву, срываясь с лоскута кожи, свисавшего с надбровной дуги. «Вот это питекантроп!» — иронично щёлкнуло в голове Ромы. Глаза «питекантропа» почти выкатились из орбит от ярости. В руке его щёлкнула «выкидуха». Он проревел, как буйвол:

— Ах ты падла! Завалю!

Резко выбросив вооружённую правую руку вперёд, целясь в грудь Романа, амбал сделал шаг, но запутался в штанинах, и, потеряв равновесие, чуть не упал — удар не достиг цели. Рома резко ушел в сторону, быстро перехватил атакующую руку у кисти и локтя.

— Кья! — гортанно выкрикнул студент для устрашения противника, одновременно нанеся жёсткий удар коленом правой ноги снизу вверх в предплечье врага. Щелчок в руке противника был похож на хруст ломаемой сухой ветки.

Амбал заорал от нестерпимой боли, но, тем не менее, нанёс сильный удар кулаком левой руки в голову студента, который Рома блокировал… Нож выпал из разжавшихся скрюченных пальцев «шкафа» и воткнулся в землю. Роман молниеносно нанёс удар коленом левой ноги в пах, затем, повторно — в солнечное сплетение неприятеля, за этими ударами последовали сильнейший удар локтем справа в челюсть, а слева, кулаком — в кадык. Амбал захрипел, судорожно хватая воздух разинутым ртом, словно рыба, выброшенная на берег, и тут же умолк, поверженный завершающим серию ударов жесточайшим апперкотом в подбородок, оторвавшим его тушу на мгновенье от земли. Монстр рухнул навзничь, разметав руки в стороны. Рома по — инерции подскочил к противнику, собираясь его добить, но этого не потребовалось… Всё это произошло за считанные секунды. Враг не дышал и не шевелился. Рома приложил пальцы к его сонной артерии. Убедившись, что амбал жив, студент выпрямился и сплюнул на землю. Он досадливо потёр левую скулу, на которой была ссадина — этот гад всё же пробил его блок через руку! Рома взглянул на сидящую на траве девчонку: от его внимания не ускользнул тот факт, что она очень красива, несмотря на стёртую с губ губную помаду и размазанную по щекам тушь. «Надо телефончик у неё потом спросить» — подумал он. Девушка, по лицу которой были размазаны грязь, кровь и слёзы, уже немного успокоилась, но всё ещё продолжала судорожно всхлипывать, натягивая на себя футболку, и громко повторяя, глядя на валяющегося, словно труп, маньяка: «Подонок! Сука! Тварь! Ублюдок!». Потом, вдруг вскочила на ноги, и подбежав к насильнику, со всего размаху пнула того в пах. Рома тут же обхватил её сзади и отстранил от «трупа».

— Достаточно! Ещё убьёшь козла… — дипломатично — мягко заметил Роман.- Надеюсь, он не тронул тебя? Ну, в смысле, ничего не успел?

— Не успел. Блузку новую, только вчера её купила — в клочья порвал, сволочь! Я так люблю тут гулять… любила. — Всхлипнула девушка. — Я ладонь ему прокусила — неожиданно добавила она, шмыгнув носиком, который тут же гордо вскинула вверх.

— Умница! — похвалил Роман. — Пойдём. Сейчас вызовем милицию. Надо сдать этого урода. Связать его, что ли? Да нечем, блин. — Рома сокрушённо развёл руками.- Идём скорее. Заодно, умоешься, приведёшь себя в порядок.

Он взял девушку за руку и повёл за собой, по направлению к диспансеру. Она покорно последовала за ним, периодически одёргивая мини — юбку.

— Как тебя зовут? — спросил Рома.

— Вера — кротко ответила девушка.

— А меня — Рома…

— Спасибо тебе, Ром! Если бы не ты… — губы её снова задрожали и на глаза навернулись слёзы. — И за футболку спасибо. Я скоро верну тебе её обязательно.

— Дело чести, Вера… На моём месте так поступил бы каждый уважающий себя джентльмен, поверь. Ну, всё уже позади, не плачь, пожалуйста! — Рома умоляюще посмотрел на девушку. Она в ответ лишь жалобно улыбнулась.

Через пару минут они вышли к диспансеру. Рому сразу же насторожил и смутил непривычный шум: кто — то барабанил в окна и дверь поликлиники. Подойдя ближе, студент увидел милицейский «уазик», стоящий у входа в медицинское учреждение и заглядывающих в окна стражей порядка — с автоматами в руках.

— Я сейчас открою! — крикнул Рома.

— Ты где там шаришься, студент?! — грубо заорал подбежавший к ним прапорщик. — Что за…?! — уставился он на Веру. Затем перевёл подозрительный взгляд на Рому.

— Товарищ прапорщик, совершено нападение маньяка — насильника на эту девушку! Преступник вооружён ножом… был, уже обезоружен. Он без сознания лежит — недалеко здесь, в лесу, составьте протокол… — не растерялся Роман, он быстро открыл дверь, пропустив Веру внутрь клиники. Следом забежали два милиционера в бронежилетах и касках, с автоматами наперевес.

— Ты чё гонишь? Какой маньяк? Смирнов, Кондратьев, осмотреть помещение! Давай, студент показывай, где кабинет главврача, бегом! Сначала осмотрим здесь всё, внутри! — заорал милиционер, обращаясь к Роме, побагровев от злости. — У нас на пульте сработала сигнализация, здесь же наркотические препараты у вас, поступил сигнал — думали проникновение… А ты по лесу лазишь с тёлкой, блин!

Быстро пробежавшись по двум этажам и ничего подозрительного не обнаружив, Роман и три милиционера побежали в лес. Через пять минут преступник, на тот момент по — прежнему валяющийся без сознания, был закован в наручники и доставлен в «уазик».

— Это ты его так тромбанул? — присвистнул, уважительно взглянув на Романа прапорщик — старший группы. — Он до сих пор в отключке. Рома утвердительно кивнул.

— Где служил? Спецназ? — прапорщик впился взглядом в Романа.

— Я студент, товарищ прапорщик, учусь. Пока не довелось послужить Родине в качестве защитника. — Рома скромно улыбнулся.

— Успеешь ещё, послужишь… — задумчиво сказал прапорщик.

— Напрасно скромничаешь, парень, ты заслуживаешь награды. Герой! Но дисциплину подтяни — никогда не покидай больше боевой пост. — уже строже добавил милиционер. — Хотя… тогда бы ты не спас эту красавицу…

Вещественные доказательства были заботливо собраны. Девушка наспех навела марафет. Рому и Веру бегло опросили, был составлен протокол и Веру увезли. Девушка напоследок бросила благодарный взгляд на Романа… «Береги себя!» — прошептал он ей вслед.

К радости Ромы, его больше никуда не вызывали. А к огорчению — Вера так больше и не появилась, а ни адреса её, ни телефона он тогда не записал. Правда, через несколько дней после инцидента какая — то женщина, видимо, мама Веры, принесла постиранную и тщательно выглаженную футболку. Об этом студент узнал от сменщицы. «Она лишь шкажала — передайте Роме шердешное шпашибо и шкажите ему, што мы уежжаем» — трогательно прошамкала бабушка.

«Как уезжают? Куда уезжают? Эх, Вера… Где же теперь искать тебя?» — заволновался Роман — девушка крепко запала ему в душу. Но бабуля — божий одуванчик, его напарница, так толком ничего и не смогла ему больше объяснить. Про этот случай потом написали в местной газете: студент помог сотрудникам правоохранительных органов задержать насильника. Рома втайне, конечно, гордился собой. Прошло два месяца. Тоска его постепенно стала затихать.

Скоро с ним произошёл ещё один курьёзный эпизод. Потивотуберкулёзный диспансер, в котором трудился сторожем Рома, по странному стечению обстоятельств соседствовал с кожно –венерологическим диспансером. В простонародье — КВД, располагавшемся буквально через стенку, в одном корпусе. Поначалу Рому сей факт нисколько не смущал. Он раньше вообще относился к этому заведению безо всякого предубеждения. До тех пор, пока не стал обращать внимание на то, что КВД очень часто посещают молодые и весьма привлекательные особы женского пола. «Какие тёлочки классные, мм-м. Вот бы познакомиться хотя бы с одной. Неужели, все они шлюхи? Неохота лечиться потом».

Бедный студент часто мучился такими вопросами и фантазиями, одолеваемый мощным либидо. В один прекрасный день, а вернее — в субботу утром, Рома заступил на дежурство. Как обычно, на сутки. Заперев входную дверь, он привычно расположился с конспектами лекций и учебниками за столом, приготовившись грызть гранит науки. Предстояло сдать коллоквиум по высшей математике. Преподаватель «вышки», Борис Филиппович, был чувак справедливый, но строгий. Халява у него, как говорится, не прокатывала. Поэтому, подготовиться следовало конкретно. Не успел Роман погрузиться в математический транс, как раздался громкий стук в дверь. Студент быстро появился у входа, возле большой стеклянной двери, за которой маячила фигурка девушки. «Вера?!» — Роман с надеждой вжался лбом в стекло. «Нет…» — уныло ответил его внутренний голос. За стеклом, освещённая яркими солнечными лучами, порхала, словно бабочка, миловидная полногрудая незнакомка. Наряд её составляла голубая короткая юбка, туго обтягивающая крутые бёдра, и такого же цвета футболка, сквозь тонкую ткань которой просвечивались соски. Девчонка, на вид лет двадцати, мило улыбалась и что — то лопотала (что именно — разобрать было невозможно), приветливо помахивая ладошкой перед стеклом. «Одна по — ходу, на подставу вроде не похоже. Какая бэйба… Ладно, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Открывай!». С этими мыслями молодой человек распахнул перед гостьей тяжёлую дверь.

— Привет! Можно войти? — скороговоркой выпалила шатенка приятным низким, бархатистым голосом и, не дожидаясь ответа от обалдевшего от счастья студента, впорхнула внутрь. Рома ещё раз внимательно оглядел улицу и, убедившись, что ничего подозрительного нет, быстро закрыл дверь на ключ и обернулся к незнакомке. Она была не совсем в его вкусе: ниже среднего роста, полновата, с большой грудью для её пропорций. Тем не менее, Рома уже воспылал бешеной страстью к ней. Видимо, сказывалось долгое сексуальное воздержание. Он в упор жадно рассматривал её. Она также горячо взирала на него красивыми серыми глазами с нескрываемым любопытством и интересом.

— Привет… — наконец выдохнул Рома. Девушка, задорно тряхнув копной волнистых каштановых волос длиной чуть ниже плеч, улыбнулась.

— Минет… — эхом откликнулась она, и студента обдало ментоловым ароматом жвачки. Глаза гостьи в этот момент заволокло странной пеленой. «Под кайфом она, что ли?» — подумал Рома.

— Мне карточку надо забрать, я быстро — девушка повернулась и направилась из фойе по направлению к внутренней закрытой двери, разделяющей оба диспансера. Её волосы источали свежий аромат, за девушкой тянулся тонкий шлейф парфюма.

— Ты куда? Там закрыто. КВД не работает сегодня, выходной же — Роман быстро нагнал её и приобнял за талию, остановив таким образом.

— Эй, парниша! Я чё — то не въеду никак. В смысле выходной? — девчонка недоумённо посмотрела на дверь — И чё мне теперь делать? Мне по — любому надо забрать документы, кайфолом по сто раз в эту дыру гонять…

— Понятно. Идём, покажу тебе другую дорогу, тайный ход. Через цокольный этаж. — Рома крепко сжал её тёплую ладонь и повлёк за собой.

«Хочу её. Прямо здесь и сейчас…» — настойчиво прозвучал в голове юного мачо властный голос похоти.

— Куда ты меня ведёшь, маньяк? — томно вздохнула юная особа и призывно, очень сексуально улыбнулась.

— В подземелье своего замка. Я же маркиз де Сад, ты чё не в курсе? — отшучивался парень, дрожа от возбуждения. Она глупо захихикала, но последовала за ним.

Через минуту они уже спускались по лестнице в полуподвал, затем пошли по тёмному коридору, едва освещённому подслеповатой лампочкой. Рома нежно придерживал девушку за талию, заботливо лавируя, синхронно с ней, между препятствиями. Сердце его бешено, гулко колотилось, будто боевой барабан. Оно, казалось, готово было выпрыгнуть из его широкой груди.

Рома вдруг резко остановился возле низкой мягкой дерматиновой кушетки, стоящей вдоль стены, и притянул девочку к себе. Она тихо ахнула, но подчинилась, подалась вперёд и прилипла к нему всем жарким телом. Глаза спутницы призывно мерцали в полумраке. Без лишних слов Рома быстрым движением стянул с незнакомки футболку и жадно припал губами к белеющей в полумраке девичьей груди, сразу покрывшейся мурашками, затем потянулся к пухлым губам девочки, но она увернулась от поцелуя.

«Какие грудки у неё ароматные, словно дыньки… А сочный плод, который таится между её бёдер, ещё более нежный и сладкий… персик, нет — это две дольки мандарина, м-м..» — мелькали, как в калейдоскопе, греховные мысли в воспалённом мозгу юноши.

Сильные пальцы его левой руки неистово ласкали упругие груди тихонько постанывающей гостьи: они плавно скользили по нежной, как бархат, коже. Грубо сжимали мягкую эластичную плоть, пощипывали и теребили сморщенные светло — коричневые соски. Одновременно с этим, пальцы правой руки ловко и быстро проникли между тесно сжавшихся на мгновенье, и сразу же раздвинувшихся бёдер девушки, затем уверенно проскользнули под тонкую ткань трусиков. Эти чуткие пальцы музыканта настойчиво затрепетали, перебирая, словно струны гитары, шелковистые и влажные лепестки её волшебного бутона…

Рома извлекал великолепные аккорды, его утончённый слух услаждала поистине божественная симфония томных ахов и вздохов партнёрши. Это был гимн. Гимн любви и молодости…

Девушка вдруг громко застонала, протяжный стон этот перешёл в крик и она забилась в конвульсиях. Тело её сразу как — то обмякло в руках Романа…

— Резинка есть? — низким грудным голосом возбуждённо прошептала девочка через минуту. Она уже почти пришла в себя. Глаза её лихорадочно блестели. Студент, до этого также паривший где — то очень высоко, наблюдая за поведением партнёрши и чутко реагируя на каждое её движение, стал стремительно приземляться.

— А?! Нет… — хрипло произнёс Рома, не прекращая ласк. Кайф стал постепенно куда — то быстро улетучиваться от осознания факта отсутствия в его арсенале презерватива.

— Хреново. Ты же не хочешь на процедуры сюда таскаться потом, как я?! Я, кажется, уже не болею, вылечилась. Но — не уверена на сто процентов. В принципе, и без презерватива дам тебе, конечно, если хочешь. Смотри сам… — сладострастно вздохнула она. Рома медлил с решением.

— О! Я знаю, как сделать тебе сладко, мой милый мальчик! Мине — ет… — лучше для мужчины не — ет!.. — нараспев протянула она, почти как в рекламе «Gilette» и расхохоталась. Иди ко мне… — Девушка присела на край кушетки, одновременно привлекая парня ближе к себе.

— О`кей, расслабься, мэн… — проворковала незнакомка, расстёгивая молнию на джинсах Ромы и выпуская из темницы гордо восставшего и давно рвущегося на волю его… джинна, который мгновенно упёрся ей в пухлые губки. Она сладострастно облизнула губы розовым язычком и сфокусировала восхищённый взгляд мерцающих в полумраке очей на нетерпеливо подрагивающем фаллосе, отчего её зрачки забавно скосились к переносице, и возбуждённо, с придыханием прошептала: «Какой он большой… твой мальчик!»

Девочка медленно приоткрыла свой красиво очерченный чувственный рот, впустив Роминого «мальчика» очень глубоко в горло, а потом… стала творить чудеса, одаривая обалдевшего от удовольствия студента неземными ласками! Парень, для которого подобное таинство секса являлось открытием, находился в этот момент на седьмом небе от счастья…