Предисловие Натальи Чернышовой
Можно по-разному рассуждать, откуда у людей возникает желание узнать о своих корнях. Очевидно одно — в наши дни интерес к истории своего рода возрастает. Книги о предках пишут не только историки и краеведы, но люди самых разных профессий. А если автор такого исследования — журналист, который обладает литературным вкусом, умеет работать с информацией, любит историю и культуру своей страны, то результат его трудов приобретает не только личную, но и общественную значимость. Мне довелось познакомиться с немалым количеством книг-воспоминаний. Всех их объединяет настроение искренности, уважительного отношения к прошлому и интерес к судьбоносным поворотам и жизням далёких предков.
Виктории Васиной удалось написать не просто книгу о своей родословной, но и воссоздать целый мир с особой философией и множеством деталей, которые позволяют по-новому взглянуть на известные всем страницы истории. Из переплетения человеческих судеб складывается история страны и целого народа.
Как в калейдоскопе сверкают удивительные сюжеты: церковный староста в сельском храме И. Г. Трещалин — XIX век; игумения Валентина, духовными узами связанная с княжной М. М. Нарышкиной, вдовой героя Отечественной войны 1812 года генерала А. А. Тучкова; младший лейтенант, разведчик Л. В. Трещалин, добровольцем ушедший на фронт и погибший в конце войны в возрасте 42 лет; артист дядя Коля и тоже погибший; братья Башкировы, сражавшиеся с фашистской Германией: старший брат Иван бомбил Берлин в 1941 году… Список можно продолжать и продолжать.
Автор скрупулезно и бережно собрал документы, фотографии и свидетельства жизней своих предков! Людей, которые любили свою страну и предпочитали коллективное благо индивидуальному. Это наше общее наследие, ценность культуры нашего Отечества, которое в очередной раз переживает нелегкие времена.
Наталья Чернышова,
Секретарь Союза журналистов России,
Председатель Союза журналистов Подмосковья
Посвящаю книгу моим родителям: маме Елене, у которой доброе и сострадательное сердце, и папе Серёже, который научил постоять за себя.
Благодарности
Выражаю благодарность всем, кто прямо или косвенно помог мне в написании книги. Моих родственников: они рассказывали семейные истории и показывали фотографии. Талантливых художников Давида Майсурадзе и Анну Доронкину, которые украсили её своими картинами. Историка Михаила Морозова, любезно поделившегося архивными материалами о моём предке Иване Гавриловиче Трещалине. Подругу-переводчицу Наталью Орсаг за полезные советы и моральную поддержку.
Учителя русского языка Валентину Дейникину, проверившую текст на предмет орфографии. Заместителя директора по науке Подольского краеведческого музея Жанну Малиновскую, матушку Сергию из Зачатьевского монастыря и сотрудников «Центрального архива Министерства обороны РФ» и «Центрального государственного архива города Москвы», которые меня консультировали.
Отдельную благодарность хочу выразить секретарю Союза журналистов России, председателю Союза журналистов Подмосковья Наталье Чернышовой за предисловие к моей книге.
Предисловие автора
Человеческие судьбы многообразны, удивительны и неоднозначны. Порой исторические перевороты ставят быт простых людей с ног на голову, по принципу «Храм-бассейн-Храм». Жизнь, которая заканчивается, имеет множество поворотов, взлётов и падений, прежде чем оборваться в мгновение, к которому невозможно подготовиться.
Зная и уважая предков по обеим линиям, я намеренно делаю акцент на маминой. Поскольку благодаря рассказам бабушки Лии обладаю большей информацией.
За десятилетие семейных и архивных исследований, которые начались в 2014 году, я добралась до 1820-х годов. Сравнительно недавнее время, но, учитывая судьбу архивов после революции 1917 года, многие из которых частично утеряны, для меня ценно, что удалось провести хотя бы такую работу. Один мой родственник в пятом колене Виталий дошёл до 1630-х годов, а местами даже до XV века.
Я очень сильно чувствую, что нахожусь под влиянием вещей или вопросов, которые мои родители, бабушки и дедушки и более далекие предки оставили незавершенными и без ответа. Часто кажется, что в семье есть безличная карма, которая передается от родителей к детям. Мне всегда казалось, что я должен отвечать на вопросы, которые судьба задавала моим предкам и на которые еще не было ответа, или что я должен был завершить или, может быть, продолжить то, что прежние века оставили незавершенными.
Карл Густав Юнг «Воспоминания, сновидения, размышления»
Причуда знать свои корни, гордиться происхождением и составлять семейные древа с гербами свойственна аристократическим родам. Первые генеалогические схемы, или родословные древа появились для того, чтобы документально подтверждать право человека на наследство. Моя же семья — обычные крестьяне, рабочие, служащие и военные. И это первая попытка составить их жизнеописание.
Оглядываясь в прошлое и изучая генеалогию, удаётся лучше понять себя и настоящее, с прицелом в будущее. Мне нравится, как об этом во введении к методическому пособию по разысканию сведений о предках «Основы генеалогической культуры» пишет Сергей Кочевых: «Если Вы читаете сейчас эти строки, значит, Вы дошли в своём духовном развитии до того уровня, когда у Вас возникла потребность узнать больше о своих предках, о своём роде».
За время поисков я пришла к убеждению, что человеческий род происходит от древних предков, как бы их ни называли в различных религиозных традициях. И всё на Земле, включая человека, создано Творцом и происходит из одного источника, по образу и подобию.
Я верю, что каждый способен распаковать, разархивировать свои способности, таланты и явить их миру. Как сказал один еврейский драматург, в людях есть два начала: «Дурное» («Йецер а-Ра»), которое проявилось в полную силу, после того как в Саду («Ган Эден») произошло грехопадение первых людей, и «Благое» («Йецер а-Тов»). Ветхозаветные пророки на иврите не рекомендуют идти на поводу Дурного начала, потому что оно слишком коварно.
В конечном счёте, только сам человек властен выбирать, как жить. И лучше ему делать то, что в долгосрочной перспективе принесёт добрые плоды. Или, как следует из Нагорной проповеди Христа: «По плодам их узнаете их».
Введение
Сегодня танцуем здесь,
Но завтра отсюда уйдём.
Подольск и преемственность поколений
Я натёрла мозоли и глубокие борозды, рассекая по Подольску. Я — коренная подольчанка. И чувствую себя немного конфеткой. Шучу. Просто с 1972 года у нас выпускается «Подольчанка» со сливочной начинкой. И она мне сейчас припомнилась.
Подольск живой. Он меняется, наверняка, становясь лучше. Город зелёный, небольшой и в целом уютный, с извилистой рекой Пахрой. Семь поколений моих предков жили здесь либо в пригородах. И живу сейчас я.
В прошлом веке территория была намного больше, и всё это именовалось не иначе как Подольская губерния. Первое письменное упоминание о предшественнике Подольска — селе Подол — относится к 1600-м годам. Официальной датой основания города принято считать 1781 год, когда по приказу Екатерины II село Подол преобразовали в уездный город Подольск, ставший центром Подольского уезда Московской губернии. Любитель ходить пешком и писать по-французски, Лев Толстой несколько раз пересекал наш город, торопясь из Москвы в сторону Тулы. Останавливался в Подольске и Николай Гоголь. А Владимир Ленин некоторое время снимал с семьёй домик и налаживал связь с местными социал-демократами.
«Любой человек продолжает жизнь своих предков. Всё, что в нём есть, заложено его родом, и он сам — составная часть родословной», — считают братья Андреевы, авторы книги «Создай свою родословную». Трудно с ними не согласиться. Невозможно из человека извлечь его родовую систему. Знание и принятие её даёт ресурс и усиление положительных качеств, а отрицание и отторжение — ведёт к увеличению искажённых алгоритмов.
Представим, что в семье существует медицинская династия. По цепочке, через века, дети идут по стопам родителей, являясь продолжателями их дела. Я общалась с парнем, который был врачом в четвёртом поколении. Он не выбирал профессию, потому что с детства знал, что станет доктором. Хорошо, если ему нравится такая «эстафетная палочка», чтобы передавать её дальше — своим потомкам, но бывает и по-другому. Случается, что родители бессознательно внушают детям те «программы», которые сами усвоили от родителей. А что, если они имеют отрицательный заряд, как, например, в случае с зависимостями?
«Память предков» прослеживается даже у мышей. Об этом свидетельствует недавнее исследования по эпигенетике, опубликованное в научном журнале Nature Neuroscience. Эпигенетика изучает, как наше поведение и окружающая среда влияют на работу генов, а также, что записывается в клетках. Нейробиологи из штата Джорджия провели исследование на мышах, которых били электрическим током. Одновременно с этим подавался запах ацетофенона — химического вещества, который сравним с тем, как пахнет вишня, миндаль или черёмуха. В итоге животные ассоциировали сам запах с болью. Эта реакция передалась их детёнышам. И когда мышам «детям» и «внукам» давали нюхать ацетофенон, у них начиналась истерика. Они бегали по клетке, подсознательно понимая, что дальше последует удар током. Такая память сохранялась три поколения. Потомство проявляло повышенную чувствительность, даже несмотря на то, что эти мыши никогда в жизни не сталкивались с ацетофеноном. Они более заметно вздрагивали в его присутствии по сравнению с потомками мышей, которые не участвовали в эксперименте.
Из этого можно сделать вывод, что предыдущие поколения действительно влияют на нас, даже если мы отказываемся это признать или не осознаём. Об этом же пишет Марк Уолинн в книге «Это началось не с тебя»: «Потомки выживших в травматических обстоятельствах людей несут в себе физические и эмоциональные симптомы травм, которые они непосредственно не переживали».
Пару лет назад я сдавала генетический тест, чтобы узнать больше о происхождении. Это популярное, но дорогостоящее занятие для тех, кто увлечён генеалогией. По результатам оказалось, что 93% моих предков русские, а оставшиеся 7% — белорусы. Наибольшее сходство ДНК показало с коренными жителями Тверской области. Также выявились мутации неандертальцев — древних коренастых людей, которые вымерли примерно двадцать пять тысяч лет назад. Они уступили первенство современному виду сапиенсов. Считается, что неандертальцы обитали на пространствах от Ближнего Востока до Сибири. Согласно исследованиям, такие гены могут влиять на циркадные ритмы, свёртываемость крови и повышенный риск депрессии, зачастую связанный с дефицитом солнечного света.
В моём семейном древе числится 255 персон, включая предков по папиной линии, о которых у меня меньше данных. Я расскажу о некоторых, а чтобы было легче ориентироваться, кто есть кто, вначале представлю их.
Дедушка Лавров Владимир Илларионович (фронтовик), а также его папа Илларион Васильевич (военный шофёр).
Бабушка Трещалина (Лаврова) Лия Леонидовна, его жена.
Прадедушка Трещалин Леонид Васильевич (партработник), а также его братья: Николай, Вениамин (линия Острокопытовых) и сёстры: Валентина (линия Зубовых) и Анна Трещалины.
Прабабушка Парфёнова Анна Ивановна, его жена, а также её сестра Мурашова Клавдия Васильевна.
Прапрадедушка Трещалин Василий Иванович (банковский служащий).
Прапрабабушка Заварская (Трещалина) Лидия Григорьевна, его жена, а также её тётя-игумения Зачатьевского монастыря Валентина (Боронина).
Прапрапрадедушка Трещалин Иван Гаврилович (церковный староста), а также его отец Гавриил Афанасьевич и мама крестьянка Лукерия (Гликерия) Ионова Трещалина.
Прапрапрабабушка Анна Евфимовна, его жена.
Таблица предков
Глава 1. Как всё началось
«Кроме вас это никто не сделает. Я занимаюсь Зубовыми уже 45 лет, с 1980-х. Никто из Трещалиных до сих пор не проявлял интереса к прошлому», — сказал мне как-то литературовед и подмосковный краевед Алексей Зименков, который изучает наследие другого моего предка — Есенина видновского края, поэта Евгения Зубова. Слова Алексея Павловича подбодрили меня и вдохновили продолжать писать.
Поехали в сад
Всё большое начинается с малого, а моя история начинается с нашего садового участка, где я жила летом с бабушкой Лией. И трудно было найти ребёнка счастливее. Я знала наши шесть соток на Высотной улице буквально вдоль и поперёк: каждый метр, грядку и куст.
Вот наш бугор с яблонями, там ещё есть железный каркас с пружинным матрасом. Мы очень любим на нём прыгать, когда приезжает двоюродный брат Дима Самойлов, и слушать музыку на кассетном плеере. Вот два дерева, между них натянут полосатый гамак, в котором очень классно раскачиваться и смотреть в небо. Слева от бугра — спуск к пруду, там всегда тёмная и ледяная вода. В нём плавают ондатры, утки, пиявки, а летом — ещё и мы. Пруд каждый раз плотно зарастает тиной и в жару плохо пахнет, но нам всё равно он очень нравится. На противоположном берегу растут высокие берёзы и туда мне ходить нельзя, но я чувствую, что однажды всё равно туда проберусь. Меня манит неизведанное, запретное и всё, в чём скрыта какая-то тайна.
«Бом-бом-телембом, загорелся кошкин дом, — бабушка любила говорить присказками. — А у наших у ворот всё идёт наоборот». Часто мне казалось, что мы говорим с ней на одном языке. И бабушка понимает меня лучше всех на свете. Во всяком случае, она была совсем не такая, как другие взрослые.
«А у наших, у ворот всё идёт наоборот»
Вот сарай: тут у деда Владимира лежат молотки, лопаты и грабли. Развешены ящики с разными железяками и гвоздями. Всё новое и пахнет по-особенному. Это его мужское царство. Дедушка всё здесь сделал своими руками и наш двухэтажный летний домик с погребом тоже.
Другая постройка — с тёмно-зелёной дверью. Краска лежит в несколько слоев и блестит на солнце, ещё свежая. И я чувствую этот запах. На ней написано «Солдат всегда солдат». Мне кажется это непонятным. Одно и то же слово повторяется дважды. И я не знаю, что вообще это означает, но написано очень красиво. Дедушка старался, когда писал. Он всё делал с любовью.
Дальше — курятник. Кур сейчас нет, но раньше, говорят, были. И ещё — очень клевучий петух, который мог клюнуть на лету. Я верю, потому что, когда открываю туда дверь, в глаза летят белые перья и пух. И тоже особенный запах. А ещё неподалёку лежит шпала. Мне её тоже нравится нюхать: пахнет железной дорогой. Рядом растёт туя. Это как ёлка, только с другими иголками. Есть кусты крыжовника, малины, красной и чёрной смородины. И земляника с клубникой. На другой грядке — лук, щавель, земляная картошка, горох, морковка. Растут яблони, сливы. И много цветов. Напротив дома посажен «Золотой шар», ландыши, нарциссы, тюльпаны всех расцветок: красные, фиолетовые, белые и жёлтые.
Я люблю просыпаться по утрам и исследовать мир. У меня есть друзья, с которыми днём мы много рисуем, бегаем и играем. Очень нравится бадминтон. У меня своя деревянная ракетка с оранжевой рукояткой и много воланчиков, которые всё время улетают и теряются где-то в кустах, но я каждый раз их нахожу. Мне шесть лет.
И это очередной счастливый летний день в саду. Мы с бабушкой только пробудились от полуденного сна и теперь отдыхаем на втором этаже. Слышен приятный шелест деревьев, пение птиц, голоса людей, где-то работает радио и изредка доносится успокаивающий шум проходящего поезда. Если слышу его, думаю, что ко мне едет мама. И ещё я очень много мечтаю: смотрю наверх и изучаю причудливые узоры и фигуры на деревянном потолке, напоминающие то животных, то лица, то человечков. Я придумываю сюжеты.
Внезапно у меня возникает странный вопрос, но я не могу его не озвучить. Это действительно волнует меня: «Бабушка, а когда ты умрёшь, где мы будем тебя хоронить?» Помню, как она растерялась, но не подала виду. Задумалась и, улыбнувшись, спокойно ответила, что ещё рано про это думать. Но я почему-то думала. Вопросы Запредельного волновали меня всегда. И, наверное, неудивительно, что много лет спустя мне, оставшейся одной ночевать в нашем саду, предстояло раскопать то, что мой дед надёжно спрятал.
Знаю, за что тянуть
Прошли годы, и бабушка уже не жила в саду. Дедушка умер. В сад мы приезжали теперь редко, потому что появился другой участок в Бережках. И двухэтажный деревянный домик постепенно ветшал, балкон покосился, крылечко почти обвалилось, дверь тоже перекосилась и стала плохо закрываться. Внутри полы вздулись и выгнулись так, что венские стулья едва стояли на них, неловко покачиваясь.
Позже на участке построили баню, и иногда я приезжала туда попариться. В тот вечер после бани у меня было много сил и чувство воодушевления, которое, конечно же, я нашла куда применить, решив разровнять дорожку к дому.
Скоро грабли зацепились за нечто, торчавшее из-под земли. Я попыталась это вытащить, но оно никак не поддавалось. Невозможно было смириться с этим, ведь тогда дорожку пришлось бы вести в обход, и я достала лопату, которая вся от дождя проржавела. Началась борьба с грунтом. Я копала вглубь. Сначала показался полуистлевший холщовый мешок, потом пошли куски линолеума, песок, смешанный с пеплом и углём, а потом снова — какие-то ткани. Небо темнело. И вместе с этим становилось ещё интереснее. Казалось, вот-вот я найду клад — настоящее сокровище под луной. В сущности, так оно и было. Только не это я ожидала обнаружить.
Вспотевшая и измотанная от раскопок, с мыслями, зачем вообще это делаю, наконец я упёрлась во что-то твёрдое. К удивлению это оказались кости, а затем появился и череп. Я вытащила всё наружу. На сокровище это было совсем не похоже. А ещё не покидало жуткое ощущение, что я нашла что-то нехорошее. Я сфотографировала находку. И на следующий день поехала к бабушке. Стала её расспрашивать — что такое я нашла? Череп был небольшой и напоминал собачий. Она отвечала, что ничего об этом не знает, но вскоре её будто озарило: «У деда были кролики! Точно. Он оставил их в клетке на солнцепёке, а потом они все от жары… Он так плакал. И закопал их, наверное, там, за домом».
Конечно, у этой истории странный привкус. Но достаточно символичный, потому что именно этот случай стал импульсом к моим семейным исследованиям. И копать нужно было уже не лопатой.
Я стала просить бабушку рассказывать больше семейных историй. Я хотела знать всё. Каким был мой дед? Кто были его родители, откуда? А кто были её родители, её бабушка и дедушка? Очень быстро я поняла, что информации и родственников так много, что я не запоминаю. В следующий раз я пришла к ней уже с тетрадью и ручкой, чтобы нарисовать семейную систему, и самой лучше во всём разобраться.
В какой-то момент она утомлялась от моих расспросов, и тогда говорила, что больше не хочет ничего вспоминать, потому что их уже нет. И зачем они мне? И ещё, что я нудная: «Нет-нет… усидчивая».
Тогда я переключилась на других родственников. Приезжала в гости и расспрашивала их. И возвращалась к бабушке с новыми данными, чтобы всё уточнить. Её одновременно это и трогало, и удивляло, и забавляло. Мой энтузиазм был непонятен. Ей казалось, что люди, которые были близкими и живыми в её памяти, как, например, папа Леонид Трещалин, должны были быть далёкими и мёртвыми для меня. Но было иначе. Почему-то я чувствовала необъяснимую теплоту к ним и какую-то связь. Иногда она могла сказать: «Отстань», и резко оборвать нашу беседу о прошлом или более мягко: «Всё, Вика, у меня литературный перерыв!»
Конечно, все они умерли. Нет теперь и моей бабушки Лии, нет дедушки Владимира, Лидии Острокопытовой и Бориса Зубова, с которыми мы пили чай и вспоминали их истории. Нет моих предков, но в сердце я ношу каждого. Каким-то образом истории их жизней вошли в мою, став неотделимой частью. Наконец пришло время о них рассказать.
Поездка в Молоково
От бабушки Лии я узнала, что корни Трещалиных нужно искать в Видном, в селе Молоково, расположенном в тридцати километрах от Подольска. На их исторической родине.
Туда я и отправилась. Впервые это было в 2020-м «ковидном году», когда из-за пандемии я снова вернулась в Подольск и начала работать журналистом в местной газете.
В Молокове, на месте кладбища, где были захоронены мои Трещалины, теперь возвышался симпатичный Дом культуры «Буревестник». Была в этом ирония — то ли грустная, то ли смешная. Прапрадед Василий Иванович и его отец, мой прапрапрадед Иван Гаврилович, оказались в буквальном смысле где-то под культурным слоем прошедших эпох.
Я поговорила с заместителем директора Дома культуры. И выяснила, что в селе слышали о Трещалиных, но лично с ними никто не был знаком. Из однофамильцев здесь жила только Надежда Трещалина. Раньше женщина работала в администрации и носила фамилию покойного мужа.
Рядом с клубом сохранился и действует храм Казанской иконы Божией Матери. Там я отыскала то, за чем приехала: книгу об истории храма и приходской жизни. Удалось познакомиться и с её автором — Сергеем Терёшиным, который подписал мне своё творение так: «Не знающий прошлого, не достоин будущего. 19 февраля 2020». Он добавил, что мне повезло, ведь в этой книге есть информация про моего прапрапрадеда, церковного старосту Трещалина. Это было настоящее чудо.
В тот же вечер мне удалось встретиться с Надеждой Трещалиной, бывшей замглавы администрации Молоковского сельского округа, а также разыскать небольшой участок с деревянным домом, где жила пожилая родственница с фамилией предков, набожная баба Маша. По слухам односельчан, она до сих пор посещала храм в праздники. Правда, встреча наша не получилась: живущие с ней не поверили, что меня интересуют лишь её воспоминания.
В 2021-м с мамой Еленой Васиной мы снова приехали в Молоково. Встретили там светлый праздник Рождества Христова. А после общались за одним столом с настоятелем храма Дмитрием Берёзиным, алтарником, автором книги Сергеем Терёшиным и прихожанами. Нас тепло принимали как внучек старосты Трещалина, о котором, как о благодетеле, до сих пор они вспоминают в своих молитвах.
Заманчиво, что поиск собственных корней ведёт к интересным открытиям, которые я сделала также относительно исторической родины предков.
Глава 2. Село Ирининское
Село было основано в XIV веке и называлось Ирининское, или Орининьское. Относилось к территории «Подольского уезда, Московской губернии, Российской империи». Это следует из духовной грамоты московского князя Ивана Калиты. Село в ней впервые упоминается в 1339 году. Современное же название — Молоково — появилось в 1934 году. Оно было названо так в честь советского героя, лётчика Василия Молокова.
За всю историю села было построено два храма. Деревянная церковь с колокольней в честь евангелиста Иоанна Богослова, в котором служил Иван Трещалин. И каменный храм в честь иконы Казанской Божьей матери, который построили в 1813 году.
Как написано в книге «Храм Казанской иконы Божией Матери села Ирининское (Молоково)», в советские годы деревянный храм Иоанна Богослова сначала превратили в клуб (Нардом или народный дом), потом в детский сад, а позже устроили там общежитие. В итоге храм, первое упоминание о котором относится к 1628 году, закрыли. В 1980 году здание и вовсе сгорело: «Храм был подожжён неким человеком в отместку за то, что его не разместили в общежитии, располагавшемся на тот момент в здании храма», — как написано в журнале «Православные Храмы. Путешествие по Святым местам».
Осталась только фотография 1934 года, сделанная перед закрытием. Казанский каменный храм действует и сейчас. В то время его использовали только под хозяйственные нужды и он практически не пострадал.
Церковный староста Трещалин
Место рождения: Московская губерния, Подольский уезд, село Ирининское
Родители: Гавриил Афанасьевич и Лукерии (Гликерии) Ионова Трещалины
Годы жизни: 17.09.1852 — 1914 гг.
Жена: Анна Евфимовна
Дети: Василий (1870), Пётр (1880), Сергей (умер в два года, в 1881), Николай, Тимофей
Работал: церковным старостой в сельской Иоанно-Богословской церкви
Похоронен: село Молоково (Ирининское), кладбище снесли, сейчас это территория ДК «Буревестник»
Семья и служение
Мой прапрапрадед Иоанн (Иван) Гаврилович Трещалин родился в дореволюционное время — 17 сентября 1852 года в семье крестьян Гавриила Афанасьевича и законной жены его Лукерии (Гликерии) Ионовой из Ирининского. За девять лет до того, как в 1861 году император Александр II отменил крепостное право в России.
Крестили мальчика 21 сентября в Иоаннобогословской церкви того же села. О чём есть запись в метрической книге. Таинство исполнили «священникъ Василій Алексѣевъ Кречковъ, діаконъ Иван Алексеевич Покровский и пономарь Филарет Петрович Шаров».
Скорее всего, Иван был не единственный ребёнок в семье. Есть информация о его брате Николае Гавриловиче Трещалине, который сочетался браком в 1879 г. с Марией Ивановой из села Остров. Он умер 7 января 1902 г.
Удивительно, но мне удалось найти также запись о бракосочетании прапрапрадеда.
Согласно метрической книге, оно состоялось 11 ноября 1873 г: «Православные крестьяне Иван Гаврилович Трещалин и Анна Евфимовна в возрасте, соответственно, 20 и 21 года».
Вплоть до Октябрьской революции 1917 года регистрацией актов гражданского состояния в стране занималась Русская православная церковь. В масштабном делопроизводстве были заняты причты храмов, консисторские канцелярии и духовные правления. Указом Петра I от 1721 года всё православное население Российской империи было приписано к церковным приходам по месту проживания. После 1917 года регистрацией рождения, бракосочетания и смерти занимался ЗАГС или отдел записи актов гражданского состояния.
Известно о пяти сыновьях Трещалиных: мой прапрадед Василий, Николай, Сергей, Тимофей и Пётр (1880). Возможно, были и ещё дети, ведь как водилось в то время — семьи были многочисленные. Я нашла упоминание, что один из сыновей Сергей умер в декабре 1881 года.
Шесть трёхлетий
Считается, что с нaчaлa XX вeкa и дo Пepвoй миpoвoй вoйны в 1914 году в царской России был достаточно стабильный период для жизни населения. История не сохранила упоминания о роде деятельности Ивана Гавриловича. Известно лишь, что с 1891 года он, 39-летний крестьянин, занимал пост церковного старосты Иоанно-Богословской церкви.
На эту дотлжность, требовавшую массы времени, труда и разносторонних способностей, определялись преимущественно купцы, мещане или крестьяне. Старост назначал настоятель или избирал приход. Затем предложенные кандидатуры утверждала уже местная епархия. Для старост из крестьянского сословия полагался особый кафтан, который разрешалось носить при крёстных ходах хоругвеносцам. От других хоругвеносцев кафтан старост отличался цветом воротников, обшлагов и галунов на фуражках. «В те стародавние времена церковных старост избирали всем миром сроком на три года. Ивана Трещалина избирали не единожды. Это значило, что люди ему доверяли церковные деньги как рачительному хозяину. Церковное начальство также отмечало заслуги Трещалина», — так пишет об этом Сергей Терёшин. Иными словами, церковный староста — это верующий человек из числа мирян, который помогал настоятелю храма по хозяйственным вопросам: приобретал свечи, хранил церковную утварь и кассу. Затем добавились и другие обязанности, связанные с ремонтом храма, сбором пожертвований и соблюдением порядка. Должность вмещала несколько обязанностей: эконома, казначея, бухгалтера и даже полицейского.
Солидное пожертвование
На основании того, что в 1900 году прапрапрадед внёс «В пользу церкви собственных пожертвований на сумму 5000 рублей», можно предположить, что помимо служения Трещалин имел ещё и некое собственное дело. В Рoccийской империи, например, дойная корова стоила около шестидесяти рублей. Таким образом, на эту сумму можно было купить целое стадо из 83-х бурёнок. Кроме того, в одном из архивных документов отмечалось, что ирининские крестьяне были зажиточные: «Состояли артельщиками в Московских биржевых артелях, имели хорошие дома и хозяйства. И, следовательно, хороший достаток».
Несмотря на то что Иван Гаврилович всю жизнь прожил в селе, география его передвижения была, на удивление, широкой. Множество раз он приезжал на крещение новорождённых в Москву. В метрических книгах разных приходов он записан как «восприемник», то есть крёстный или духовный родитель по христианской традиции. По документам он крестил как минимум пятнадцать детей. И также неоднократно выступал поручителем по жениху и подписывался под брачным обыском. Ещё прапрапрадед фигурировал в нескольких исповедных ведомостях (росписях) по церквям Москвы. Исповедные росписи, введённые указом Синода в 1722 году, являлись документом учёта прихожан церкви, которые были допущены к исповеди и Причастию. Помимо имён, в исповедных ведомостях указывались место проживания, родственные отношения внутри каждой семьи и возраст прихожан. Первыми документами учёта крестьян были писцовые и переписные книги, в которых крестьяне записывались полуименами, без прозвания. Основной их комплекс хранится в РГАДА, фонд 1209. Поместный приказ. Запись лица в них в качестве крестьянина считалось достаточным основанием для причисления его в соответствующую группу крестьянского населения.
О Иване Трещалине сохранилось несколько печатных заметок. Например, из «Московских церковных ведомостей» о его назначении на третье трёхлетие в должности церковного старосты.
Всего Трещалин успешно переизбирался шесть раз, то есть «шесть трёхлетий».
В общей сложности Иван Трещалин прослужил при церкви около восемнадцати лет, что считается солидным сроком. Редко кто служил так же долго. Мне встречался только ещё один подобный документ с переизбранием другого крестьянина на седьмое трёхлетие. Думаю, это говорит в пользу того, что Иван Гаврилович был грамотный, ответственный и дипломатичный человек. Его заслуги неоднократно были отмечены на самом высоком уровне.
Например, в 1894 году в Московской духовной консистории велось сразу два дела «О сборе сведений для представления крестьянина И. Трещалина к награде за заслуги по духовному ведомству (с 30 апреля по 27 мая)» и «О награждении церковного старосты села Ирининского (с 31 марта по 24 июня)».
Дела архивные
В 2021-м году о моих поисках узнал историк-исследователь, специалист по подмосковным храмам и монастырям Михаил Морозов. Михаил помог мне отыскать несколько дел, касавшихся моего прапрапрадеда. Среди них: «Дело о межевых знаках» (1896 г.), «О награждении старосты» (1900 г.), «Дело о постройке школы» (1901 г.) и «Дело о венчании крестьянина Тулисова» (1906 г.). До этого он консультировал Сергея Терёшина, автора книги «Храм Казанской иконы Божией Матери села Ирининское (Молоково)», поэтому эти дела ему были хорошо знакомы.
В этих исторических свидетельствах сохранился почерк и даже подпись Трещалина. Держать дореволюционные документы, которых до меня в нашей семье никто не касался — очень необычное ощущение. Я размышляла о том, как удивился бы прапрапрадед связи поколений. Его, жившего в XIX веке, спустя сто тридцать лет, отыскала «внучка из XXI века».
Расскажу о документах по порядку. В «Деле о межевых знаках» речь шла о том, чтобы обновить ставшие ветхими от времени знаки, которые помогали определять фактические границы церковной земли в пределах сельской территории. Размечать и устанавливать их могли только специально назначенные люди.
В современном мире устанавливать такие знаки имеет право аттестованный кадастровый инженер, а раньше такого человека называли землемер. Припоминается немецкий землемер, господин К. с его злоключениями из неоконченного романа Франца Кафки «Замок», но об этом как-нибудь в другой раз.
В нашем же деле фигурировал Верейский уездной землемер господин Прохоров. Ему в Московское губернское правление из Ирининского писали прошение священник Алексий Митропольский с причтом и старостой Трещалиным.
Тем временем, в Московской духовной консистории велось дело о награждении Трещалина, который увеличил доходы церкви и внёс собственных пожертвований на сумму 5000 рублей.
Датировано 20 окт. 1900 г. «За усердие» он был представлен к награде — нагрудной серебряной медали на Станиславской ленте. Эти медали были учреждены указом императора Александра I. Медали были золотые, серебряные и бронзовые. И вручались соответственно уровню заслуг.
Привожу документ в аутентичном виде
Указ:
По указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, Московская Духовная Консистория слушали дело о награждении старосты Иоанно-Богословской, села Ирининского, церкви, Подольского уезда, крестьянина Ивана Трещалина.
Священнослужители означенной церкви, свидетельствуя об усердной и полезной службе своего церковного старосты крестьянина Трещалина, просят наградить его.
В должности церковного старосты он состоит с 1891 года 4-е трёхлетие. Состояние церковного дохода свечнаго, кружечнаго и кошельковаго в последнее трёхлетие службы его предместника средним числом было: 472 р. 46 к.; при нём же Трещалин таковаго дохода, также средним числом, было в 1-е трёхлетие 1179 р. 12 к.; во 2-е 1116 р. 54 к. и в 3-е 1353 р. 73 к.
Собственных пожертвований Трещалина в пользу церкви было всего на сумму 5000 рублей.
Канцелярия Московского Генерал-Губернатора отношением, от 25 июля 1900 года за №8090 уведомила Консисторию, что Трещалин под судом и следствием не состоял и не состоит, к награждению его за заслуги по духовному ведомству препятствий не встречается.
По справке Конторы Московскаго епархиального церковно-свечнаго завода оказалось, что староста Трещалин свечи покупает на епархиальном заводе и долга за церковью нет.
Приказали:
Ввиду того, что староста Иоанно-Богословской, села Ирининского, церкви Подольского уезда, крестьянин Иван Трещалин прослужил в должности старосты три трёхлетия, к тому же доходы церковные при нём увеличены и пожертвования довольно убедительны (?), Консистория полагает ходатайствовать о награждении Трещалина серебряной медалью для ношения на груди со Станиславской лентой, о чём представить Св. Синоду в своё время.
Архимандрит, протоиерей Алексий Некрасов, протоиерей Иоанн Верейский, протоиерей Василий Быков
Шло четвёртое трёхлетие Трещалина в должности церковного старосты.
Церковная школа и венчание с последствиями
В 1901 года, после того, как активные односельчане решили, что для детей требуется новая одноклассная школа грамоты, 3-го мая того же года открыли новое дело «О постройке школы». Они писали так: «Существующих в приходе села Ирининского двух земских школ недостаточно. И есть потребность в новой третьей церковной школе… Для прихода села Ирининского не только трёх, но и семи школ было бы недостаточно, потому что в каждом селении можно бы устроить школу особую, а в некоторых селениях две школы». Отмечалось также, что в селе было много раскольников, поэтому стояла нужда именно в церковной школе грамоты.
На тот момент состав прихода Иоанно-Богословской церкви в Ирининском включал девяносто шесть дворов (или 313 мужчин и 326 женщин). В состав прихода тогда входили следующие деревни: Орлова, Прудищи, Богдановское, Андреевское, Коробово, Мисайлово. Итого было пятьсот двадцать пять дворов (1535 муж. и 1686 жен.).
Само Ирининское характеризовалось как село с богатыми заливными лугами, вишнёвыми и другими плодовыми деревьями. Многие крестьяне имели хорошие дома и хозяйства. Возможно, поэтому прихожане были готовы жертвовать из собственных средств на школу. И предлагали построить её засчёт увеличения и благоустройства здания каменной церковной сторожки.
Данное «Всепокорнейшее прошение» было подписано причтом Иоанно-Богословской церкви, церковным старостой Трещалиным и лицами, избранными попечителями по этому делу. Оно было направлено епископу Русской православной церкви Нестору. Также подписались диакон Николай Архангельский, псаломщик Василий Соколов, Алексей Соколов и Иван Курочкин.
Дело «О постройке школы» на шести листах было окончено 24 ноября того же, 1901 года. Добавлю, что прошение их было удовлетворено, и у крестьянских детей появилась новая школа.
Надо сказать, что Ирининское оставалось одним из самых богатых сёл в округе вплоть до 1916 года, что видно из ведомости за год «по расходу приходских денег на содержание церковного училища, ремонт церкви, ризницы, приобретение церковной утвари, кагора, ладана, просфор и прочего».
Также в архиве я нашла довольно занятное дело 1906 года о венчании некоего Павла Тулисова. Крестьянин написал донос на священника. Можно представить, какие нешуточные сельские страсти кипели в Ирининском! Дело сохранилось на шести листах и было настолько громким, что дошло до Московской Духовной консистории.
Я никак не могла понять, почему Тулисов оказался настолько принципиальным, что после бракосочетания 29 сентября 1906 года написал своё обращение. Думаю, ответ кроется в его статусе. Оказалось, он был не вполне обычным крестьянином, а состоял в полку Российской Императорской гвардии.
В церковной книге о брачующихся он был указан так: «Островской волости, Андреевской деревни крестьянин, ефрейтор Лейб-гвардии Санкт-Петербургского Короля Фридриха-Вильгельма 3-й полк, Павел Иванович Тулисов». В том же полку, кстати, служил генерал Барклай-де-Толли.
Венчание прошло «кувырком». Сначала на церемонию опоздали молодожёны. И священник Фёдор Херсонский терпеливо дожидался их в облачении, а потом сам из церкви отлучился по делам почти на полчаса. Конечно, гостей возмутило внезапное исчезновение батюшки. Вернувшись, священник завершил обряд и произнёс проповедь о том, как следует жить в браке мужу и жене. На этом, казалось бы, можно было и закончить, но Тулисов, расценив ситуацию оскорбительной, написал жалобу благочинному Николаю Сироткину. Заодно припомнив в письме и другую историю, когда во время Пасхи и крестного хода отец Фёдор вёл себя вызывающе.
Староста Иоанн Трещалин был свидетелем обоих случаев с участием Херсонского — пасхального с хоругвеносцами и брачно-венчального с Тулисовым. Староста выступал в разбирательстве как свидетель и писал собственным почерком, стараясь всё мягко разъяснить для «Его Высокоблагословения О. Благочинного Подольского уезда села Захарьина Протоиерея Николая Сироткина». Ясно, что Трещалин был неконфликтный, но стойкий человек.
Несмотря на то, что происшествие старались представить незначительным, оно имело в итоге громкие последствия для своевольного священника Фёдора Херсонского, которого, чтобы завершить разбирательство, даже уволили за штат. Информацию напечатали в «Московских церковных ведомостях» от 13 октября 1906 года и уточнили, что «вместо него на должность распоряжением Московского епархиального начальства определили дьякона той же церкви Николая Архангельского».
Привожу оригинальный текст и само архивное дело.
Его Высокоблагословению О. Благочинному Подольского уезда села Захарьина Протоиерею Николаю Сироткину
Подольского уезда Села Ирининского Иоано-Богословской Церкви церковного старосты Ивана Трещалина
Показание
29-го сентября сего года предъ Венчанием Павла Тулисова дело происходило так: Священника О. Феодора, облачившись вынес из Алтаря крест и Евангелие на аналое и пришёл въ трапезу Совершать Обручение. Оказалось что Обыскъ ещё не был подписанъ Женихомъ и Невестою и невеста должна была ещё оправиться к венцу.
Въ виду этого О. Феодору пришлось дожидаться. Пождаъ приблизительно минут пять онъ, уходя въ Альтарь сказалъ: «Я Васъ долго ждалъ теперь меня подождите. Когда О. Феодор разоблачился братъ жениха Иванъ Тулисовъ сталъ спрашивать его будетъ онъ венчать брата его или нетъ? О Феодор сказал: подождите, я сейчас возвращусь, мне нужно выдти изъ Церкви. Когда же узнали причину ухода О. Феодора из церкви, среди находящихся в Церкви произошёл смехъ, приблизительно через минутъ десять.
О. Феодор возвратившись в Церковь и совершилъ Венчание и даже прочиталъ поучение, какъ нужно жить мужу и жене.
На Пасхе дело происходило так.
Хоругвеносцы во время Крестного хода ушли вперёд и пришли въ притворъ Храма раньше Священниковъ и Дiакона. Когда пришли въ притворъ храма Священники и Дiаконъ О. Алексiю стали зажигать свечи въ трехсвечниках и он стал кадить, О. же Феодор в это время стал указывать места где кому стоять съ иконами и при этомъ делалъ выговоръ, что видно васъ не выучишь порядку, говорилъ все это в резкомъ тоне.
Я, сочтя поступокъ О. Феодора нарушающим религiозное настроение предстоящих въ такую торжественную минуту не вытерпелъ и сказал ему: прошу васъ, О. Феодоръ, не расстраивая себя и насъ простить для такого Великого праздника и невзыскивать строго с хоругвеносцовъ, что они ушли впередъ. Говоря эти слова я не имел намеренiя и желанiя Оскорбить О. Феодора, но чтобы въ мире и любви въстретить праздник. Словъ же в прошенiи чтобы О. Феодоръ держал себя поприличнее я не говорилъ, что О. Феодор после крестного хода ушелъ изъ Церкви и невозвратился и что службу совершалъ одинъ О. Алексiй верно.
Церковный Староста Села Ирининского
Крестьянинъ Иванъ Трещалин
Провожали Ивана Трещалина всем селом в один из дождливых дней, возможно, 1914 года. Это фото также сохранилось у нас. Оно подписано бабушкой Лией: «До революции. Это хоронят моего прадеда Трещалина Ивана в Ирининском».
— А вот этот лобастый мальчик слева внизу — мой папа Леонид, — добавляла она. — Ему здесь около десяти лет. Он тоже попал на фотографию.
Мать церковного старосты Гликерия (Лукерии) Ионовна Трещалина, на тот момент вдова, была долгожительницей и умерла в преклонных летах (в возрасте восьмидесяти трёх лет) 30 июля 1916 года, пережив своего сына Иоанна.
Вообще же, записи о многочисленном семействе Трещалиных из Ирининского встречались мне в метрических книгах довольно часто. Наиболее ранние упоминания относятся к 1820-м годам.
Банковский служащий Василий Трещалин и жена его Лидия Заварская
Место рождения: Московская губерния, Подольский уезд, село Ирининское
Родители: Иван Гаврилович и Анна Евфимовна Трещалины
Братья/сёстры: Николай, Сергей, Иван
Годы жизни: 1870 — 1928 гг.
Жена: Лидия Григорьевна Заварская
Дети: Валентина Трещалина (Зубова) (6.12.1896 — 21.03.1987), Серафима (26.07.1898 — 1918), Анна Трещалина (Климентовская) (1.06.1900), Леонид (14.04.1902. — 24.08.1944), Вениамин (1904 — 1984), Николай (1908 — 03.1942), Михаил (23.05.1913 — 1932)
Работал: банковским служащим при заводе
Служил: командир
Похоронен: село Молоково (Ирининское), кладбище снесли, сейчас это территория ДК «Буревестник»
В душе артист
Сын Ивана Гавриловича, мой прапрадед Василий Иванович родился в 1870 году, также в Ирининском. Несмотря на то, что у него была та, которой он симпатизировал, родители сосватали за него юную Лидию Григорьевну Заварскую (5 апреля 1880 — 1971 гг.; 91 год), крестьянскую девицу шестнадцати лет из села Алексеевского. Разница в возрасте молодожёнов была десять лет.
Свадьба Василия и Лидии состоялась в 1896 году. В том же году на свет появилась дочь Валентина. Всего же у них родилось семеро детей. Перечислю их по порядку: Валентина, Серафима, Анна, мой прадед Леонид, Вениамин, Николай и Михаил.
О рождении Валентины, Серафимы, Леонида и Михаила я нашла записи в метрических книгах. Все эти письменные упоминания выглядят примерно одинаково. Привожу запись о рождении Михаила за 1913-й год.
Церковный староста Иван Трещалин и девица Валентина Трещалина указаны как его крёстные родители-восприемники:
«Михаилъ Въ честь арх. Михаила вѣд. празд. 23 мая. Села Ирининскаго крестьянинъ Василій Ивановъ Трещалинъ и законная жена его Лидія Григоріева; оба православные. Священникъ Алексій Митрополскій, Діаконъ Михаилъ Петровъ, Псаломщикъ Василій Виноградовъ»
Восприемники: Села Ирининскаго крестьянинъ Иванъ Гавриловъ Трещалинъ и того же села крестьянская дѣвица Валентина Васильева Трещалина.
Священникъ Алексій Митрополскій съ причтомъ».
— Сначала в семье всё девки рождались, — рассказывает сестра моей бабушки Алла Леонидовна Стручкова (Трещалина). — И дед плевался: «Тьфу, опять девка!». Первой родилась Валя, потом Серафима и Анна. Во время родов вдруг умирает Серафима, ей было около двадцати лет, а потом и Миша… самый молодой, он умер в девятнадцать лет от дизентерии. И был похоронен на старом подольском кладбище, которое ликвидировали в 1980 году, к Олимпиаде. Оно находилось на улице Кирова около больницы ПЦРБ. Там, где сейчас Сбербанк, станция скорой помощи, стадион «Труд» и гаражи.
Сохранилось изображение совсем молодых Василия и Лиды Трещалиных, сделанное в московском фотоателье «Придворного фотографа» Георгия Трунова. Скорее всего, на Арбате или на Петровке, где Трунов работал с 1884 года.
Особенно бывать у него любили актёры и писатели. Например, в октябре 1894 году фотографировался А. П. Чехов.
Василий Иванович с юности мечтал стать артистом, дружил с театральным режиссёром и актёром Иваном Москвиным. Бывал на различных спектаклях. Однако его отец, церковный староста Иван Гаврилович, был резко против. В его понимании сын должен был заниматься более солидным делом. Например, работать в банке.
— И он не позволил ему, сказал: «Нечего беса тешить, получи образование и работай», — добавляет Алла Леонидовна.
Полжизни прапрадед работал в одном из московских банков, где получал хорошее жалованье — около 200 рублей ежемесячно. По тем временам это была значительная сумма. Зарплата мелкого чиновника в ранге канцеляриста в целом по стране была около тридцати семи рублей, а бюрократ среднего класса мог рассчитывать на шестьдесят два рубля.
— Со слов бабы Лиды, обучение Василию Ивановичу оплатил отец — внёс деньги в банк, чтобы тот прошёл практику, — рассказывала бабушка Лия. — Моему деду выдали мандат — такое специальное разрешение о том, что он может работать на заводах и в других учреждениях. Так он стал бухгалтером. А его отец Иван Гаврилович руководил тогда при церкви и был грамотный человек. Я схематично говорю, но, так скажем, с лопатой по селу он не ходил. Был церковным старостой, а в селе тогда было много раскольников. Ему было чем заняться.
И хотя сам Василий Иванович ни актёром, ни музыкантом не стал, дома у них был небольшой оркестр, в котором сыновья играли на инструментах. Наиболее преуспели в этом Николай и Вениамин, которые и во взрослой жизни продолжили периодически выступать на публике.
Дорогому семейству
Василий Иванович прошёл Гражданскую войну (1917–1922 гг.), был в Сибири. Есть его фото, подписанное «Дорогому семейству на память, г. Новониколаевск (Новосибирск)».
— Баба Лида говорила, что одно время они с детьми жили на какой-то шикарной даче: «Мы сидим, чай пьём, корабли идут, а Василий Иванович где-то воюет». Видимо, они жили там, куда их дед направил, ждали, пока он вернётся.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.