Бесплатный фрагмент - Мистические истории Уральской глубинки

Гора мертвецов

Северная часть Урала — места привлекательные для туристов, охотников, искателей приключений. Ивдель — город на слуху у всей матушки — России. Лагеря опоясали городок колючей проволокой давно и надолго. Простой люд и многие граждане с известными именами встречали холодный северный рассвет под вой овчарок, под дулом автомата охранников на вышках. Да и сама природа этого края, как бы разделяя тоску по свободе, греющегося у костра ЗЭКА в телогреечке, всегда была угрюмой, дикой, полной тайн. Хотя, для кого — то, эта местность — дом родной, милей которой нет на всём белом свете. Малая народность — Манси испокон веку жили по берегам таёжных рек, сохранили свою культуру, язык, обычаи, легенды.

На Ивдельском, железно — дорожном вокзале нет той суеты, какая присутствует в местах скопления приезжающих и уезжающих пассажиров, больших городов. Здесь тихо, размеренно, можно сказать — патриархально течёт жизнь: приходят и уходят поезда, увозят людей в цивилизацию.

Свободных мест на диванах в зале ожидания было предостаточно, но я подсел к группе людей, уж очень тема их разговора была увлекательной. Привлекал внимание пожилой мужчина с татуировками на руках, говорящими, что их владелец повидал в этой жизни многое и был уважаемым «сидельцем». Несмотря на возраст, одет по моде и со вкусом. Хорошо сложенная фигура молодила его. В глубоких морщинах лицо, освежалось живыми, блестящими с зеленью глазами. Справа от него сидели два паренька, которые делали вид, что не слушают, хотя их уши, как локаторы, ловили каждое слово рассказчика.

Общались двое — этот мужчина и молоденькая, симпатичная девушка, как потом выяснилось — журналистка. Была здесь, по заданию редакции, в одном таёжном посёлке, жители которого славились отменным здоровьем и продолжительностью жизни, что для данной местности, комариного рая, редкость. Девушку звали Наташа, мужчину — Егором.

— Добиралась я до них почти сутки, автобус сменила на Урал — лесовоз, и всё равно пришлось пешочком пять километров пройти. Знаете, Егор Михайлович, я таких людей впервые вижу: кругом тайга, глушь, зверьё, телевизора ни в одном доме нет, телефон заменяет радиостанция, а они довольные, как будто живут в Париже. Вся жизнь разделена на сезоны: покос, грибы, ягода, охота. Счастливые! Верите — нет, я даже позавидовала им. Живут, как в песне, не нужен нам берег Турецкий и Африка нам не нужна. Там одному деду — сто десять, а у него зубы, все до одного — свои! Отчего? Почему? Говорит, за стол, без чеснока ни разу не садился, и чарка самогона, на жимолости — почти с детских лет. Вот, как это всё объяснить? Может, воздух, какой особенный или вода в колодцах целебная? Рядом — другой посёлок, там люди нормальные, как полагается — семьдесят лет — и на кладбище.

— Наташенька, — Егор взял её за руку, видно было, что девушка волновала его, и ему очень хотелось понравиться ей. — Здесь есть такие места, что не надо человека в больницу везти. Положи его там, у дикого ручья, папоротник под голову подложи — уснёт, как младенец. Через пару часов — здоров, как лось, позабудет, что у него что — то, когда — то болело. Места силы — называются. А есть, дорогая моя, гиблые места. Погулял пол часика там, и всё — силушку, как будто кто высосал, голова, как колокол гудит. Не выйдешь оттуда вовремя — считай покойничек. Вот он, какой, у нас Урал — батюшка: захочет — богатырём будешь, а не захочет — белый свет с овчинку покажется.

— Егор Михайлович, я вижу, вы человек бывалый, — девушке, явно хотелось узнать о его уголовном прошлом. — Вот, у вас, рисуночки эти, думаю, не просто так появились?

— Егор хрипло засмеялся, — рисуночки, говоришь. Да, такие рисуночки просто так не появляются. Грешен, грешен, и ещё раз грешен. Дури, по молодости, имел лишку, романтика блатная, и всё такое прочее. Первая ходка за разбой, а потом пошло, поехало, как по маслу, в итоге — рецидивист. Но, должен тебе сказать, девочка моя, что в зоне, тоже люди живут. И, в понятиях наших справедливости по больше будет, чем на воле, грызня ваша за место под солнцем. А наколочки эти, ещё заслужить надо. У кого на пальчиках перстни, у кого — погоны, эполеты. Кому — колючую проволоку на весь лоб, означает, что остаток жизни придётся провести в неволе. Каждому своё. Посмотрел — и увидел — кто перед тобой. Синяк наколот под глазом или три точки на лбу — опущенный. На подбородке точки бьют тем, кто у своих тащит — крыса. А если точка на носу, значит стукач. Кот в цилиндре — обречён на тюрьму. А есть особенный вид татуировки. Это так называемый автограф, когда на теле написано имя человека или просто крест. Этот тип наколки очень близок к молитве. Это, как бы человек произносит своё имя, которое должен услышать весь мир, а на самом деле, он обращается к потусторонним силам.

— Как интересно! — Журналистка ручкой быстро строчила в своём блокнотике. — И что, эти силы могут помочь?

— Обязаны! — Егор прищурился, что бы из глаз не посыпались искры, так ярко они заблестели. — если достойный, правильный «сиделец» потусторонние силы обязаны это делать. И это не сказки, это всё очень серьёзно. Когда мне на тело установили крест, неудача вообще распрощалась со мной. Если раньше, любой сорвавшийся с цепи пёс, обязательно кусал меня первого. А пуля, из автомата вертухая, предназначенная для Пети, попадала в Егора, вашего покорного слуги, то с этой наколкой всё изменилось до неузнаваемости. В каких бы разборках я не участвовал, на какие бы лютые дела не ходил — фортуна всегда на моей стороне. Даже в картах, хотя сознаюсь, игрок не важнецкий — пруха полная. Каталы со стажем, и то не рискуют со мной играть, а всё наколочка, ей спасибо.

— Это всё от креста? Это же символ христианства! — Наташа округлила глаза.- Святыня! На нём Иисуса распяли!

Старый зэк хитро улыбнулся. — Солнышко моё, ты наверное знаешь, что художник, который собрался писать икону, должен поститься неделю, и молиться. Тогда из простой картинки, может получиться что — то большее, которое будет исцелять души и тела верующих. Так же и у нас: кольщик во время работы читает «отче наш» наоборот, этим и будит демонические силы. И ошибиться ему никак нельзя, были случаи — мастера наколки покрывались язвами, и тут же умирали.

Фигуры парней, сидящих рядом с Егором, от таких слов, мне показалось, уменьшились в размерах.

— Жуть, какая! — Наташа потрясла плечиками. — Егор Михайлович, вы это серьёзно, или шутите?

— Какие шутки, Наташенька. А вот насчёт жути, так она вся впереди. Я вам расскажу кое — что. Освободился я, по нашему — «откинулся», семь лет назад.

Родина моя малая — город Воронеж, уже давно для меня чужой, ни одной живой души, обо мне помнящей, нет там давно. Родители, царство им небесное, при первой моей отсидке упокоились. Куда мне, бродяге? Здесь и остался, в посёлке «Кедровом» свил гнездо. Встретил Алёну, ласточку мою — поженились. Дом построил, хозяйство, бизнес не большой, с криминалом завязал. Никому плохого не желаю, и не делаю, стараюсь жить по совести. А вот с богом у нас не всё гладко. Женился племянник Алёнин, ну, свадьба, то да сё, я там первый человек. А как до венчания дело дошло, все в церковь, и я туда же. Только на первую ступеньку церковного крыльца ногу поставил — в глазах сразу темно и кровь из носа, как вода из пожарного шланга. Сделал три попытки — всё напрасно. Те, кто меня защищают и помогают уж очень не в ладах с Иисусом Христом. Вот я сейчас, как между двух наковален, непонятно кому достанусь, чёрным силам или белым.

Так вот, насчёт жути. Про перевал Дятлова, думаю, все в курсе? Много сейчас об этом говорят, телевидение много времени уделяет. Трёпу — море! Кто во что горазд, конкретно никто ничто не может сказать, одни предположения. А я скажу, как дело было: как ребята погибли, и почему у многих глаз не было, и почему бежали в ужасе из палатки.

— Егор Михайлович, минуточку, — Наташа достала диктофон. — Пожалуйста подробненько вот сюда.

— Не старайся девочка, не выйдет этот номер, когда я рассказываю об этом, диктофоны ломаются. Я тебе серьёзно говорю, так что, побереги казённую вещь.

Зона, где я сидел, в семидесяти километрах от склонов Холотчахм. Эту гору манси называют горой мертвецов, и скажу тебе Наташенька, не зря. Говорил я про места гиблые, вот они там и есть. Дятловцы погибли в пятьдесят девятом году, а снами, что — то подобное произошло — в семьдесят первом. Пошли мы в побег. Авторитет зоновский, Гарик, затеял это дело, ну и мы, трое блатных, да два «мужика», как рабочая сила, при нём, плюс один бывший геолог. Готовились пол года: сделали подкоп, запаслись продуктами, одеждой, раздобыли «стволы». План был такой: уходим из зоны, но когти рвём не к железной дороге, там повяжут — сто пудов, а на север, за гору мертвецов. Геолог работал в этих местах, всё знал, как свои пять пальцев. За горой, геологическая изба крепкая, банька есть. Решили, доберёмся до неё. Отсидимся, месяц — два: харч есть, стволы имеются — мясо будет, а как успокоятся краснопогонники, тогда и двинем к железке, и ищи нас свищи.

Сорвались из зоны благополучно. Как и предпологали: искать нас кинулись в обратную сторону. Два дня мы шли болотами, вышли в гору правее перевала Дятлова. Места, конечно здесь, врагу не пожелаешь. Даже манси здесь не охотятся, а уж вояк, из охраны, сюда ни каким калачом не заманишь. Только мы начали подниматься по склону, и началась эта чертовщина. Камни начали менять свой цвет: из серого, в кроваво красный. Сперва, почувствовали опьянение, такое лёгонькое, как от первых ста грамм водки. Потом, стало давить на виски, от камней поднялся серебристый туман. Всё вокруг завертелось и медленно, плавно стала меняться картинка. Туман развеялся — мы стоим совсем в другой местности, на какой — то ровной площадке. Небо зелёное, в вышине летают противные, пучеглазые твари. И тут, вокруг нас закружились пыльные облака, из них с гортанным криком выскочили жуткие существа, чем — то напоминающие людей. Двое столкнулись и упали на землю, остальные, тут же накинулись на них и начали, остервенело терзать, вырывая внутренности и пожирая их. Я заметил на краю площадки тёмное отверстие, кинулся туда. Пещерка была не большая, тесная, но скрыла меня с головой, я затаился и продолжал наблюдать за происходящим. Гарик, сдёрнул с плеча ружьё и начал стрелять по этим кровожадным существам. Пули входили в тела, но не причиняли им существенного вреда. Самый крупный из них закричал и стал показывать рукой на геолога, у того из ушей текла кровь, видимо, от повышенного давления. Такое было впечатление, что они не видят нас, видят только кровь. Геолог упал на колени, его тут же, живьём, начала обгладывать стая. Через минуту, от него остался только один скелет. Я ещё тогда понял, что попали мы в другое измерение. Как сейчас принято называть, открылся портал в этом месте, и я с товарищами нос к носу столкнулись с такой зловещей картиной, в кошмарном сне не приснится. Ну, и атмосфера, конечно, другая, оттого и кровь, вскоре пошла из ушей и носа у остальных моих дружков. Их постигла, та же, ужасная участь, что и геолога. Сколько я сидел в пещерке — не знаю, но показалось вечностью. Потом зелень неба стала тускнеть, а через некоторое время, я понял, что сижу за камнем. Всё вокруг привычное, земное. Вышел я из своего укрытия, увидел скелеты своих спутников, и бегом, в родную зону. Всё конечно рассказал, детально, ничего не утаил, только, кто же мне поверит. Однако, через неделю собрали отряд, во главе с майором, и я их привёл на злочастное место. Солдаты собрали кости в мешки, принесли в лагерь. А уж, потом, отправили в Ивдель, что бы криминалисты определили, отчего наступила смерть. В отчётных документах, естественно, не значилось — съедены живьём, написали, что от переохлаждения скончались. Ага, от переохлаждения, это в июле — то месяце. Мне накинули срок за побег, велели держать язык за зубами о происшедшем. Я думаю, с группой Дятлова, тоже, что — то подобное приключилось. Вот она, какая, гора мертвецов, кровь в жилах стынет, как вспомню.

Журналистка, забыв про блокнот, с широко открытыми глазами ловила каждое слово рассказчика. — Да! Вот это история! Аж, мурашки по коже.

Вокзальную тишину нарушил голос из динамиков, объявивший посадку на поезд. Наташа вздрогнула и дёрнула рукой. Егор засмеялся. — Запугал, я вас ребятки своей рассказнёй. Ну, что, граждане, с вещами на выход, вагоны заждались своих пассажиров.

Я тоже закинул рюкзак за плечи и поспешил на перрон.

Василий

При слове радикулит у многих на лице появляется улыбка. В основном это у тех, кто с этим делом не знаком. Я с радикулитом познакомился давно, врачи его красиво величают — люмбаго. Врагу не пожелаю такое знакомство иметь. Где я только не лечился, в каких клиниках не лежал — результат нулевой. И главное в самый не подходящий момент заявляет он о своём присутствии. Просыпаешься утречком, настроение — на все сто. Думаешь, горы свернуть, планы — Наполеон рядом не стоял, носки одеваешь, а он — хряссь, и всё — приехали — две недели на больничном. И вот, поехал я как — то под осень за грибочками в одну деревеньку к другу старому. Встретились, поболтали, покушали, пора и за дело. Только я сапоги одевать стал, в лесу без них никак, нагнулся и — охх.. — как палкой по пояснице лупанули. Серёга — друг мой, куда бы я без него, под белы рученьки меня, и на диван уложил. — Ну, ты Толян даёшь! Кто за тебя сейчас груздочки твои в лесу собирать будет?

— Всё Серёжа, похоже, не до грибочков сейчас мне, как я до дому то добираться буду, ни пальцем, ни ногой шевельнуть не могу — боль адская.

Нина, жена Сергея, поразминала мне поясницу, махнула рукой и говорит: — Тут и фельдшер наш не поможет, надо средство по серьёзнее — к Василию обратиться.

— Кто такой? — заинтересовался я.

— Да домовой наш, — улыбнулся Сергей. — Дом — то наш дедом ещё рубленый, а до сих пор как новенький, думаю, это от того, что домовой у него хозяйственный. Мальчишкой, помню, ещё был, когда первый раз увидел его. Маленький такой, пушистый, толи человек, толи зверёк какой — не разберёшь, ласковый, шипит, как ёжь и хихикает. Родители мои, Василием его звали, ну и мы, с Нинухой, так же кличем. Сам появляется он редко, в основном ночью, но бывает и вечером. Что интересно — гармошку очень любит. Поиграешь на гармони — ночью жди — Василий появится. Вреда от Василия никакого только польза. Мы с женой за всю жизнь ни разу не хварывали, а спроси — почему? Домовой лечит. Как только простуда или ещё что — на гармошке поиграл и на эту вот кровать, — Сергей показал на деревянный, старый лежак. — К другой кровати он не подойдёт, только к этой. Утром просыпаешься как новенький.

— А как он лечит, — заволновался я. Сами — то видели, ощущали процесс?

— Да ничего особенного: погладит, пошипит и всё, сон, правда после этого очень глубокий, утром просыпаться не охота.

— А вы, ребята не разыгрываете, часом, меня?

— Верь не верь, а в твоём положении ни чего не остаётся, как только перебираться на лежак и ждать ночи, — мои добрые друзья помогли мне раздеться и лечь на кровать. Ближе к вечеру Сергей со смехом достал старую гармонь, сыграл барыню, подмигнул мне озорным глазом.

Стемнело быстро — чувствуется осень. Я лежал, укрывшись одеялом, боль не покидала меня ни на минуту, хозяева уютно похрапывали — счастливые люди. Шутники, — подумал я, — какой к чёрту домовой. И тут я почувствовал чьё — то присутствие, не увидел, а именно почувствовал. По всему телу ощущалось лёгкое покалывание. Больная поясница загорела, как горячей водой из ковша плеснули. В темноте, на кровати, у меня в ногах сидело какое — то существо, которое держало в своих маленьких ручках светящейся шар. Шар переливался всеми цветами радуги, а домовой хихикал, как будто чему — то радовался. — Что это? Или кто? — мои мысли путались и я погрузился в приятную темноту сна.

Когда я проснулся хозяева ещё спали. Рассвет заглядывал в окно. Удивительная лёгкость во всём теле подняла меня с кровати. От радикулита не осталось и следочка — вот это чудеса!

Что бы, не разбудить Сергея с женой, я потихоньку оделся и вышел во двор.

Солнце величаво поднималось над лесом, лёгкий ветерок приятно щекотал мне щёки, первые осенние листочки покидали кроны деревьев.

Как хороша и прекрасна жизнь, если ты здоров!

Белые боги

Когда на наш городок опускаются сумерки и расползаются по улицам и переулочкам, в парке можно увидеть фигуру пожилого человека в спортивном костюме. Это Алексей Михайлович Миненков, человек легенда, бывший майор НКВД, прошедший войну. Для поддержания спортивной формы бегает не по утрам, как это принято, а вечерами, когда в парке уже ни одного человека, в свои девяносто два выглядит ещё довольно крепким мужиком. А по весне, девятого мая, Алексей Михайлович, не отставая от природы, просто расцветает, стройная офицерская выправка, седые волосы зачёсаны назад, ордена и медали, сплошной стеной, сверкают на груди. Все знают, Миненков, человек не пьющий, но в святой для него день, девятого мая, может себе позволить фронтовые сто грамм с прицепом.

И в этот год, в майский победный праздник, мы увидели его в парке, Алексей Михайлович, с порозовевшими щеками, значит сто грамм пошли на пользу, сидел на лавочке, щурился на солнышко и чему — то улыбался. В общении с людьми он был всегда прост, поэтому я сразу же направился в его сторону, приветствуя. — С Победой Михайлович!

Миненков, цепкими, серыми глазами, впился в меня. — Никак, Гриши Медведева сынок будешь?

— Он самый.

— И тебя, с праздником великой победы! Присаживайся. Как у папы здоровье?

— Не жалуется.

— А чего ему жаловаться, он ведь меня, почитай на двадцать годков моложе будет. Хотя, мало нас уже осталось ветеранов второй мировой.

Потихоньку, наш разговор перешёл к теме далёкой войны. Вот уж кто мог рассказать о белых пятнах великой отечественной, так это мой собеседник, не раз пересекавший линию фронта, громил фашистов в их тылу. Специфика, сама за себя говорит, диверсант, спец операции по устранению верхушки германского вермахта. Но, к моему удивлению, Алексей Михайлович, вдруг обратился в своих воспоминаниях, к нашему городку. Ну, что это за город, двадцать тысяч населения, так себе, былинка, точечка на карте, только и всего.

— Посёлок Поречье, знаешь?

— Это, который, по железке, в сторону Тавды?

— Ну да — он. Так вот, сейчас уже мало кто знает, что после войны, был там лагерь военнопленных. Вояки немецкие, конечно в плену, не то, что на фронте, люди как люди, но было немало, что под личиной, рядового немецкого солдата скрывались упыри эсесовцы командирского состава. Я как раз, с группой товарищей нашего ведомства, занимался фильтрацией, выявлением фашистов. Сразу скажу, что взять крупную рыбину нам тогда не удалось, дали промашку. Это уж потом выяснилось, упустили мы очень серьёзных представителей третьего рейха, имена их — Юрьё фон Грёнхаген, Ханс Шнайдер и Рудольф Гиль. Все трое, не последние люди в «Аненербе», организация такая у них была, сам Генрих Гимлер возглавлял её. Официально считалась центром нацистской новой религии, которая создавалась идеологами СС, как соединение, язычества древних Германцев и истинного, не отравленного евреями, Христианства и оккультизма — во, как! Но на самом деле, всё было ориентировано на военные нужды, вполне серьёзно бралась на вооружение сверхъестественная сила, её скурпулёзно изучали специалисты оккультных наук. В частности, вот эти трое занимались созданием супер солдата, который бы не знал ни страха, ни боли, в совершенстве владел не только оружием, рукопашным боем, но и нечто большим, которому вообще оружие не нужно, он будет убивать взглядом, мыслью, один превосходить роту противника. Сам, Юрьё фон Грёнхаген, владел оккультной наукой убивать в совершенстве. Кстати, взглядом, мог не только жизни лишить человека, но и вылечить от смертельной болезни. Вопрос, как они могли попасть в плен, имея такие возможности? А может быть, плен, для них был частью какого — то плана? Кто знает. Тайну эту унёс с собой в могилу Грёнхаген, к этому времени, человек очень преклонного возраста. На следующий день после его смерти, два его товарища ушли из лагеря, именно — ушли, а не совершили побег, не тёмной ночью, а на восходе солнца. На солнечные лучи было воздействие в виде заклинания. И всё! — Кого касался солнечный свет, все впадали в состояние транса, и находились в нём трое суток, другими словами, весь лагерь впал в спячку. Тем временем, Ханс Шнайдер и Рудольф Гиль, как оказалось, шли совсем в противоположном от Германии направлении, они шли на север, в нашу западную Сибирь, на реку Конду, но об этом, я, потом. Вернёмся в наш лагерь, трое суток он не выходил на связь. Экстренно прибыли спец службы, подтянули медиков, лагерное начальство и охрану заменили, а случай этот засекретили. Время шло, место заключения было расформировано, люди, пленённые немцы, по договорённости с ГДР, были отправлены на родину. В посёлке расширялся крепкий колхоз, кладбище военнопленных заросло лесом, и никто из колхозников, уже не мог толком сказать, в какой стороне оно находилось. Вот только многие стали замечать, что ночью, особенно при лунном свете, в лесу появляется фосфорическое свечение. И уже в шести десятых годах, когда зачищалось место от леса под свиноферму, лесорубы наткнулись на странный бугорок, который рос на глазах, и через неделю на поверхности появились доски. Под досками был труп немецкого солдата, совершенно в нетленном состоянии, как будто его только что похоронили. В одной его руке оказался зажатый в ладонь медальон, на котором были выбиты какие — то знаки, скорее всего руны. Во второй руке — кинжал, со свастикой в основании ручки. На лезвии — гравировка на немецком — Замок Вевельсбург. Сотрудники Госбезопасности труп увезли, рабочим предложили о находке позабыть. Больше таинственного свечения в лесу уже никто не видел.

Так вот, перейдём сейчас к тем двум, что ушли на реку Конду. Ну, во первых, в послевоенное время таёжная местность этой реки была мало заселена, в основном там жили аборигены того края — ханты. Они то и были целью, бежавших из лагеря, Ханса Шнайдера и Рудольфа Гилля. Эти люди прекрасно понимали, что фашистской Германии пришёл конец, возврата не будет, и замыслили авантюрный проект, затеряться в стране победительнице, имеющей огромную территорию. Создать своё, основанное на учениях «Аненербе» оккультное мини государство, в котором они будут богами, создающими новую расу. И я могу подтвердить, им почти удалось это сделать. Они отыскали таёжный посёлок хантов, который не контактировал с советской властью. Шаман Анянг Тынаков, поражённый мистической способностью белых людей, объявил своему народу, что это боги, которых послал к нам верховное божество Нум — Туруша. Они будут нас учить как жить, и что делать для того что бы мы были всегда сытыми, здоровыми и счастливыми. Гипноз, заклинания, выход в астрал сделали своё дело. Посёлок поверил им, и действительно их жизнь преобразилась. Кроме охоты, ханты стали заниматься сельским хозяйством, скотоводством, кузнечным и гончарным делом. Боги каждую ночь выбирали себе молодых, красивых девушек, которые потом рожали не похожих на хантов, детей, с голубыми глазами, светлыми волосами, крепким телом, развитым интеллектом. Уклад жизни не был разнообразен, главное — продуктивный труд, поклонение богам, а вечером, на закате солнца, под мерные удары шаманского бубна, уход в блаженное, трансовое состояние, слаще этого, нет ничего в этой жизни.

Как получилось так, что этот мирок существовал довольно длительное время, это уже заслуга немцев. Но всё таки, они допустили одну ошибку, из других посёлков стали пропадать красивые, юные, русские девушки. К поискам пропавших, подключились не только органы милиции, но и наши — «комитетчики», на одном и авиаоблётов был обнаружен неизвестный посёлок. Когда мы вошли в это селение, были удивлены, тем, что увидели. Казалось, мы находимся не в диком краю таёжной Сибири, а в цивилизованной Европе, крепкие красивые дома — Германский стандарт, пекарни, кузни, и цветы, что удивительно кругом пышные, яркие цветы. Население не агрессивно, улыбками встречали нас, почти все владели тремя языками, своим родным, русским и немецким. Бросалось в глаза юное поколение хантов, узкие скулы, голубые глаза, белые волосы, стройные, развитые тела. Старый шаман объявил нам, что боги только что улетели на небо, и там будут ждать свой народ. Этих двух небожителей мы действительно не смогли найти. Только в большом, роскошном доме, по коврам с изображением свастики, по мистическим знакам — рунам было определено — дом принадлежал белым богам Хансу Шнайдеру и Рудольфу Гиллю.

Посёлок естественно расформировали, его население, семьями, раскидали по необъятной нашей родине. Это дело до сих пор находится в папке с грифом — «секретно», и покоится в архивах ФСБ.

— Алексей Михайлович, а куда делись эти двое?

Миненков пожал плечами, — как в воду канули.

Болото

Шайтановы болота в Туринском районе знают все. Клюква на нём растёт знатная, но ходить на болото решаются только смельчаки. Дурная слава об этих местах ходила ещё при царе батюшке, да и в наше время народу сгинуло в болотных недрах немало — топи бездонные. Я же в чертовщину всякую не верил никогда, потому и приехал в эту глушь, побродить по этим местам с ружьишком. Верить то не верил, а то, что леший мне голову кружил — это точно! Компас дурачился, как мог: вместо севера — юг, а то крутится как вентилятор, что влияет на него одному богу известно. Поплутал я прилично, а к вечеру вышел на тропу, решил идти по ней, может, приведёт к избушке охотничьей — там и заночую. Смеркалось, комарьё ожесточилось, я прибавил ходу. Что интересно, по бокам трясина, а я по тропе иду как по асфальту — кто такое чудо сотворил и для чего! Незаметно ночь опустилась на болото, на небе полная луна как фонарь освещала мне путь, устав, я вышел на большой остров. Я слышал от старых охотников об этом острове, побывать на нём — большая удача, по своему желанию его не найдёшь, только случай, вот как у меня сейчас. И тут — леденящие душу крики и визги резанули по моему слуху. — Что это? — я потихонечку направился в сторону этого шума. И тут увидел такое! — отчего волосы стали подниматься дыбом! Это же классический шабаш ведьм! Картинка из кинофильма ужасов! С левой стороны остров упирался в красивое озеро, на берегу горели, и стреляли искрами костры. А вокруг плясали, в каком -то диком танце, совершенно голые девушки с распущенными волосами. В лунном свете из бездны чёрной ночи подлетали на мётлах жуткие старухи, превращались в юных красавиц, пили из котла какое — то зелье и пускались в неистовый пляс! Это был фантастически красивый танец, он завораживал мой взор. Грациозная, совершенная форма девичьих тел бросала меня в дрожь. Во все стороны света распространялась мощная, сладкая энергия страсти, неистовой похоти. Моя плоть рвалась в гущу этих событий. Я кусал себе пальцы, что бы боль смогла ослабить этот вселенский зов наслаждения. Мой разум начал ослабевать, поддаваться инстинкту, и я пошёл навстречу неизведанному блаженству. Не успел я сделать девяти шагов, как передо мной появились, парящие в воздухе, прозрачные очертания женщины. Дивный тонкий силуэт встал на моём пути. Постепенно тело стало приобретать чёткие формы. Такой красавицы, я не видел за всю свою жизнь. Взгляд зелёных, лучистых глаз проникал в моё сердце, заставлял его громко биться. Не влюбиться в незнакомку было просто невозможно. Я встал перед ней на колени, готовый на самые страшные преступления, только бы быть под гипнозом этих глаз. Она засмеялась, гордая и уверенная в своей магической силе. Я уткнулся в её колени, отдавая свою душу в руки первой, встречной ведьмы. Моя повелительница оседлала меня, как необъезженного скакуна, и мы поднялись над островом. Что удивительно: я не чувствовал страха или унижения, это доставляло мне безграничное удовольствие. Сделав три круга, мы приземлились на том же месте, где я встретил ведьму. Она снова засмеялась и легонько щёлкнула пальцем по моему носу. Меня отбросило, как от удара мужского кулака. Моя незнакомка так же неожиданно исчезла, как и появилась.

И вдруг все они начали корчиться в экстазе, поднимая руки на восток. С этой стороны появилось фосфорическое облако. Оно взорвалось фейерверком и на этом месте появилось существо с козлиной головой и телом стройного юноши. Ведьмы кинулись к его ногам, он что — то прокричал и вылил содержимое своего бокала в пламя костра. Огонь поднялся до небес! Ведьмы завопили! Всё вокруг преобразилось, затянулось магическим притягивающим светом! А меня какая — то сила прижала к земле, и я ушёл в странный глубокий сон. Только к полудню следующего дня я очнулся в траве, похмельная голова гудела. Я вспомнил события прошедшей ночи, угли вчерашних костров говорили о том, что всё это мне не приснилось. Да! Не зря люди говорили! Чертовщина! Да ещё какая! На следующие сутки добрался до дома, но об этом — никому не слова, да и кто поверит — двадцать первый век, а тут — болото, остров, ведьмы.

Судьба

Я думаю, все согласятся с тем, что автомобиль, это не роскошь, а просто средство передвижения. Вот, приболел мой конь, Рено Логан, и, кажется — жизнь остановилась: везде опаздываю, никуда не успеваю. Сосед посоветовал обратиться в новый, только что открывшийся, автосервис. — Хозяин там толковый парнишка, сам работает с душой, и коллектив подобрал такой же. — Посмотрим, — не доверчиво отозвался на его совет я.

И с утречка постучался по этому адресу. Действительно, обслужили быстро и качественно, оплата — в пределах разумного, а хозяин, вообще оказался мировым парнем! Бывает так, что разговариваешь с человеком первый раз в жизни, а кажется — давно знакомы. Гляжу я на него, и чувствую, а ведь мы под одну с ним гармошку пляшем. Я охотник, и он тоже, я люблю песни под гитару, и Димка большой любитель до этого дела. По возрасту, правда, он мне в сыновья годится, а общаться начнёшь — ровесники. Как я уже говорил, машинку мою привели в надлежащее состояние, да ещё бесплатно помыли, этим Дмитрий окончательно покорил меня — прощались друзьями и даже обнялись.

— Слушай, Анатолий Григорьевич, а давай — ка заедем до меня. Я тебе гитару новую покажу, со звукоснимателем, вот такой инструмент! — И Дима восторженно поднял большой палец к верху.

— Давай, — говорю, — Димка, заедем, мне, вроде, спешить не куда.

Четырёх комнатная квартира хозяина автосервиса произвела на меня впечатление. — Ну, брат, ты даёшь. Вот это хоромы! Я в твои года по общагам маялся, а ты, вон, в какой роскоши нежишься!

— Да она у меня недавно появилась. Денежный ручеёк зажурчал, когда я на себя работать начал. Естественно, захотелось по человечески пожить. Комнаты переделал на свой вкус, обставил мебелью, как душе хотелось. Одним словом: мой дом — моя крепость. Спиртное не предлагаю, Григорьевич, хотя у меня тут наливочки, сам готовил: вот клюква на спирту, эта на кедровых орешках, эта настоечка, из берёзовой чаги для увеселения сердца и для здоровья, если, конечно, в меру.

— Хозяйственный ты парнишка, — ну, а где хозяйка?

— Хозяйка, Григорьевич, появится обязательно, но, только попозже, думаю — через месяц. Свадьбу хотим сыграть в ближайшем будущем. Она, солнышко моё, пока живёт у родителей. Квартире, какой ты её сейчас видишь — неделя не больше. Хочу Светланке моей сюрприз сделать, она ведь думает, что здесь голые стены, я тайно от неё деньги в жильё вложил. Хочется любимую удивить, да и доделать ещё кое что надо.

Засиделись мы с Димой до вечера: чаёвничали, на гитаре играли, песни пели. А потом, видать. Захотелось ему историю своей жизни мне поведать, и не только своей. — Десять лет мне было, когда я остался без матери и отца. Пьяный водила на Волге врезался в стоящие на обочине Жигули, и всё — нет моих самых близких людей, как и не бывало. Жили мы в леспромхозе: отец бригадир лесорубов, зарабатывал, по тем меркам, прилично, мать — заведующая детского сада, вот и купили машину — шестую модель, могли себе позволить. В то время это было круто — все друзья завидовали. Но счастливое моё детство резко оборвалось, когда поехали мы в район за покупками. Возвращались назад, запросился я по нужде. Встали на обочине, я в кустики, и тут, удар страшной силы, который и сделал меня сиротой. После похорон, забрали меня к себе бабушка с дедушкой — мамины родители, да не на долго. Четыре года пожил с ними: и ушли старички — один за другим в мир иной. Вот тогда и попал я к дяде Серёже, к брату папиному. Дядька жил один в большом, светлом доме, срубленным из боровой сосны. До сих пор помню смолистый запах того дома. Полюбил дядька меня как сына, мотоцикл купил, от него и появилась у меня страсть к технике. Я мог закрытыми глазами его разобрать и собрать. Дядя Серёжа поощрял моё увлечение, спасибо ему, вот я и вырос технарём. После армии в город подался, хотелось чего то добиться в жизни, а здесь больше перспектив, чем в сельской местности. Выучился на авто механика. Работал в мастерских, ни сил, ни времени не жалел, шёл к цели: все тонкости своего дела постичь. Уваженье от людей заработал — окреп. А уж, потом, и своё дело открыл. И работа в радость, и денежки появились, а вот в личной жизни долго была прокрутка. Познакомлюсь с девчонкой, чувства разгорятся, вот оно, вроде, счастье, рукой подать, а как с родителями её встречусь — всё идёт прахом. Не подхожу я для их дочки в мужья, не смогу, видите ли, обеспечить достойную жизнь их девочки. И выходит моя любовь замуж за того, кого выбрали мама с папой, за богатого, с хорошей родословной, и всё такое — прочее. Три раза была у меня девушка. Всё идёт по одному и тому же сценарию. Родители против: не видят свою девочку со мной счастливой, у них на это дело свои планы. Почему так происходило, на то была своя причина, прямо скажем, мистического происхождения. Когда я разобрался, оказалось — проживаю судьбу моего дяди Серёжи. И прицепилось это ко мне после его похорон. Умер Сергей Иванович Шестаков, мой дядька в своём доме от тоски по любимой женщине. Это я потом только узнал, корил себя за чёрствость, а ведь, мог и раньше узнать тайну одиночества своего дяди. Поговорил бы с сельчанами, может, всё бы было по другому.

Оказалось, в юности Серёжа Шестаков и Люба Михайлова, ещё в школе, в восьмом классе, уже были как жених и невеста. Любили друг друга, ждали восемнадцати лет, что бы пожениться. Да вот только, родители Любины, смотрели на это дело иначе. — Не плохой Серёжа парень, но простой работяга. Какое у них будущее? Ему лес валить, ей корову доить, да в хозяйстве не лёгком молодость гробить. Нет уж, мы дураками жизнь прожили, но дочки по своему пути не пустим. Пусть институт заканчивает, а зятя мы сами какого надо подыщем. Такой красавице человек другого полёта нужен. Люба была всегда послушным ребёнком, и в это раз сделала так, как хотели родители. Закончила медицинский институт, с отличием. Мама же с папой к этому времени, через родственников, подыскали достойного жениха, сына директора спичечной фабрики: его отец при своём кресле и связях, уж единственному то сыну обеспечит процветающее будущее. Потом была пышная свадьба. Муж, действительно оказался очень цепким, предприимчивым молодым человеком, умел делать деньги из всего. Потом пошли дети, навалились заботы, хозяйство, работа. И только тёмными ночами, в постели с нелюбимым, отвернувшись к стенке, лила она горючие слёзы, вспоминая Сергея.

Дети выросли, оперились и выпорхнули из родительского гнезда в самостоятельную жизнь. Страна тоже стала другой. Муж стал ещё жаднее до денег, подсчитывал каждую копейку, глупел на глазах. Их совместная жизнь душила Любу сильнее удавки. И как только вышла на пенсию — бросила всё: мужа, двух этажный особняк, и уехала в свой родной посёлок, что бы начать всё с нуля. Поселилась в родительском доме, те, к этому времени уже давно покоились на сельском погосте. Встретились мой дядька с Любовью Михайловной, думали — вот оно запоздалое их счастье. Но судьба, распорядилась по другому. Оказывается, не только горе убивает человека, но и радость, когда её много и сразу может сделать тоже самое. Не выдержало чувствительное Любино сердце — умерла любимая женщина дяди Серёжи. Инфаркт, а до ближайшей больницы двести километров, не успели довести. Похоронили её, почему то не рядом с родителями, а на краю кладбища, видимо на это была её последняя воля. Дядю Серёжу, после смерти Любы, как будто подменили. Смерть её, тяжёлой, бетонной плитой прижала мужчину к земле. Года не прошло после этого события, остановилось сердце одинокого человека, что бы где то там, в неведомом мире воссоединиться со своею любимой.

Оповестили меня — скончался твой дядя Серёжа. Я ведь у него, из всей родни один и остался. Для меня это было, как обухом по голове, старым человеком я его никогда не считал, не думал, что такое может произойти. Расстроился очень, всё плыло как в тумане — похороны, поминки. Дом, и всё что в нём дядька мне завещал. Его отдал соседям, пусть распорядятся им по своему усмотрению. Себе взял только старинные часы и томик Есенина, любил стихи дядька, не расставался с ним. Только я доехал, на работе без меня завал, машин скопилось, опять телеграмма — срочно приезжай, подробности на месте. Возвращаюсь, народ меня встречает, старухи молятся, мужики глаза отводят. — Что случилось? — говорят, — пошли на кладбище, сам увидишь. Открыл я калитку кладбищенскую, бросил взгляд через кресты на могилу дяди Серёжи и чуть не упал от ужаса. — Над могильным холмиком возвышается гроб! Подбежал, руки трясутся, что такое? Может похулиганил кто? Но работы лопаты нет и в помине. Как будто гидравлический пресс выдавил гроб на поверхность. Конечно, бывали случаи — выдавливало домовину покойника грунтовой водой, когда закапывали неглубоко. Но тут — то — два метра! Нет, тут другой случай, от которого волосы встают дыбом. Что делать — собрал мужиков покрепче, лопаты им в руки, гроб оттащили в сторону, что бы не мешал, по новой вырыли яму. Второй раз похоронили бедного дядю Серёжу.

Еду в город из посёлка, а мысли: одна другой страшнее роятся в моей голове.

Что же это было? И за что это мне? Не знаю почему, но я был уверен, что ответ нужно искать в любимой книжке дяди Серёжи, в томике Есенина. Как приехал, сразу бросился к нему. Читаю стихи и слышу, как будто чей — то голос — листай дальше. В середине книги — записка. Читаю, — Дима, родной мой, чувствую — недолго жить мне осталось. Дом тебе завещаю. Похорони рядом с Любой.

Вот он — ответ! Дядя Серёжа думал, что я обязательно загляну в его любимую книжку и исполню его просьбу. Ошибся он во мне, понадеялся на племянника, а тот, так его подвёл. Не знаю, тёмные или светлые силы взялись за это дело, и таким образом напомнили мне, что бы я исполнил волю покойного. Утром следующего дня, я снова на машину, — и опять в посёлок. Еду, чувствую, что опять что — то произошло. Только показались крыши первых домов, слева, в лесочке, на кладбище народ толпится. Подъезжаю, слышу — Дима! Опять, опять гроб на верху! В это раз, я уже спокойно организовал перенос гроба к могиле его любимой женщины. Выкопали рядом могилу, опустили туда гроб, зарыли, поставили крест. Наконец — то они вместе. Царство им небесное. Никто их сейчас не разлучит.

Вот такие, Анатолий Григорьевич, происходили жутковатые дела.

А у меня, с этого дня, всё изменилось. У дяди Серёжи своя судьба, а я повстречался со своей. Влюбился в девушку, она ответила мне взаимностью. Родители её во мне души не чают. Так что, Григорьевич, приглашаю тебя на свадьбу!

Анатолий Медведев 61 год

Вирус

Кто бы мог подумать, что такое произойдёт! В каком кошмарном сне, мы

могли увидеть, как по миру снова гуляет смерть, но в этот раз не чума, не тиф, коронавирус. Машет косой на право, и на налево, и тысячи людей расстаются со своей жизнью. Ужас! Добралась эта болезнь и до Урала. Привезли её, с некогда благополучной Европы, люди состоятельные, ребята с толстым кошельком. Да спасибо врачам, вовремя они подняли тревогу, изолировали прибывших в стенах инфекционных больниц. Но, народ русский изобретателен и свободолюбив — утечка, всё — же прошла. И, получите цепную реакцию: от города к городу, от селения к селению, волком, с оскаленной пастью рыщет коронавирус, есть и смертельные случаи. Главное, нет лекарства стоящего от этой заразы. Вот, ходим все в масках, хотя, ходить — то бы и не надо. Дома надо сидеть — призывают власти. А как усидишь, если по улицам весна гуляет, солнышко мягкими, тёплыми лучами обласкать спешит.

Вышел и я на лавочке во дворе посидеть. Гляжу, из соседнего подъезда, знакомый мужик, какие — то коробки в машину пристраивает.

— Куда лыжи навострил? Михалыч. Слыхал, по телику передавали, штрафовать нас будут, кто не самоизолировался.

— В деревню, Толя. Там, с семьёй пережидать будем эту напасть, под крылышком у деда Семёна. У него надёжно, любую атомную войну можно пересидеть. Говорит — не долго это. Пока ангела с демоницей не накажут, беда эта топором над головой висеть будет.

— Что ещё за ангел? — заинтересовался я.

— А ты у него спроси, мы давно уже его не понимаем. Что — ни будь выдаст такое, как кросфорд для нас — сидим разгадываем. А может и ты со своими в деревеньку переберёшься на это время? Соседка, Клава, одна живёт, детки разлетелись кто куда, дом большой — с удовольствием вас примет. Переждём, Толя, напасть эту на чистом воздухе. А вечерочком, по упражняться можно будет, — сосед щёлкнул пальцем по кадыку. — Какая никакая, а дезинфекция!

Бабы будут не против, если что — мы втюхаем, что мол, верное лекарство от коронавируса.

— Как чувствует себя дед Семён? Ему ведь, уже вроде, за сотню перевалило? — я подошёл к соседской машине.

— В этом деле тягаться никому не советую — оставит далеко позади! Он сказал — живу по закону — чем старше, тем моложе. И правда — на глазах молодеет старик! А говорить загадками стал недавно. Тут, одно время, бессонница на него напала. Мы ему снотворное разное, а он нос воротит — не надо мне вашей химии, приспособлюсь без таблеток ваших. И нашёл ведь выход! За деревней, по левую руку от кладбища — кедр стоит, здоровенный такой — лет триста ему, не меньше. Я, когда маленький был, у нас по деревне байки ходили, что мол, под этим кедром, похоронена ведьма, их ведь на кладбище хоронить нельзя — богоотступники! Вот, под этим деревом её и упокоили. Могилка со временем с землёй сравнялась. Но говорят, что ведьма ещё долго народ пугала. То красавицей, юной девушкой, то уродливой старухой, лунными ночами по дорогам бродила. Пока ей в могилу осиновый кол не вбили, этим и отрезали ей путь в наш мир. Ну, и вот, дед то наш, каким — то опытным путём и начал спасаться от бессонницы под этим кедром. Если ночь плохо спал — на утро, он на своё место, и спит как конь до полудня. Сны, стал видеть странные какие — то, короче — вещие. Началось всё с того, что у одного мужичка пропал сын, поехал на заработки в Екатеринбург, и как в воду канул, ни ответа от него, ни привета. Тот, естественно в полицию, найдите, мол, парнишку, полгода уж, как вестей от него никаких. Органы заявление приняли, а найти, или желания, или тяму, нету. И тут, наш дед Семён видит во сне, что работает бульдозеристом паренёк этот где — то за Сургутом, на нефте промысле. Дед его спрашивает, что ж ты, такой — сякой, весточку не можешь подать родителям, что жив, здоров, и работаешь на новом месте. Парень — в ответ, — заработать хочу побольше, купить машину, и тогда уж заявиться в деревню, что бы удивить всех. Рассказал дед мужику, что мол, так и так, жив твой сынок, жди, скоро явится. И действительно, через две недели парень объявился на машине, и с подарками. С тех пор и обращаются люди к деду Семёну за помощью. Но иногда он видит такое! — Что ни в сказке сказать, ни пером описать — хоть в психушку его не отдавай.

Вечером я посоветовался с женой. А что, может и правда, махнём в деревню, нам что терять — пенсионерам. В деревне надёжней будет, поживём месячишко — глядишь, и уйдёт болезнь китайская. В общем — приехали, Клава и раньше меня знала, приняла с радостью, как родных. Ну, и мы не с пустыми руками, продуктов навезли, год без проблем жить можно. Вечером встретились с Михайловичем. Хозяин, дед Семён накрыл стол: грибочки маринованные, огурчики, картошка отварная с укропчиком — вкуснотища! Ну и, не обошлось без самогона. — Вот она, моя родная, чистая, как божья слеза! Любую хворь враз выбьет!

Выпили, похрустели грибочками, поговорили о местных новостях, все ждали, когда же дед Семён затронет тему, что на устах у всего мира. После второй рюмки, дед, наконец — то, заговорил о том, что я хотел. — Вот смотрю я, мужики, телевизор, и диву даюсь, сколько у нас оказывается умников, что только не навыдумывают об этом самом коронавирусе. И будто бы он искусственного происхождения, в лабораториях изготовлен. А тут вообще такое брякнули, в добром здравии такое не выдашь — земля наша матушка, видите ли, виновата. Она, яко бы живой организм, и имеет свойство самообновляться, а люди ведут себя, по отношению к ней, враждебно. Вот она и породила вирус, что бы поубавить численность земного населения, да что бы люди призадумались, что если и дальше будут себя так вести — сбросит землица с тела своего, людишек, алчных, агрессивных, неразумных. Логика, скажете, в этом есть, но дело было совсем не так. Видел я всё как есть на самом деле, в цветном, ярком своём сне, а снам я доверяю больше, чем людям, они не обманут.

Михайлович подмигнул мне, потёр ладошки. — Ну, давай дед, руби свою правду — матку, только, чур, гостей мне не пугать.

— Дурак ты, Васька, хоть и с высшим образованием. Можете верить, можете — нет, но я видел, слышал и чувствовал — вот так, дело было. Кто такие демоны спрошу я вас? Сейчас начнёте молоть чепуху всякую. А я говорю вам, что это те же самые ангелы, только по другую сторону баррикад. Ведь когда — то они ими и были, пока не взбунтовался Люцифер, решил стать бодобным богу, его поддержали другие, а их оказалось не мало. Почему бог разрешил этому произойти? Ведь он прародитель всего, всё знает, всё ведает наперёд что будет. Выходит, для чего — то, ему это надо было, может для равновесия всего сущего, или ещё для чего — то, нам неведомо. Только появилась рать тёмных сил, бывших ангелов, он их пометил чёрным цветом, а своё воинство оставил лучезарно белым. С тех пор и ведётся борьба за души людские, что происходит на небесах, отражается на судьбе человечества. Все катаклизмы природные, землетрясения, цунами, войны, эпидемии исходят от взаимоотношения бога и дьявола. Но будет влезать в обобщения, приблизимся к частности. Наш случай, откуда появился коронавирус? А всему виной романтическая история ангела и демоницы. Вообще — то ни те, ни другие, невольны что — то делать по своему усмотрению. Они живут по своим законам, выполняют свои задачи. Но, как в своё время своевольничал Люцифер, поддались такому соблазну ещё двое: ангел Аргольт и демоница Лолет.

Что бы насладится вкусом бытия, они примерили на себя человеческие тела. Ведь только человеку, а не ангелу или бесу, возможно любить, страдать, наслаждаться, пить сладкое вино греховодного прелюбодейства. Это я и видел. Как в кино, настолько сон напоминал явь. Завизжали тормоза, дорогая машина красного цвета не успела уйти со встречной полосы и врезалась в чёрный джип. Обе машины превратились в груду металла. Нереальной красоты девушка скончалась в тот же миг. Черноволосый юноша пережил её на две минуты. Через три дня гроб с юной красавицей стоял для отпевания в церкви. Священник, с уставшим лицом, после слова аминь, хотел перекрестить покойницу, но рука застыла в воздухе, как каменная, ещё миг, и животный страх расширил зрачки его карих глаз — тело исчезло из гроба! В это же время в другом городе, в зале прощальных церемоний родственники охнули и в ужасе упали на колени, погибший красавец юноша растворился в окутавшем гроб светлом облачке! Оба тела исчезли для того что бы появится на песчаном берегу средиземного моря, когда закатывающееся солнце обмывало свои последние лучи в гребнях поднявшихся волн.

— Ну, дед, ты даёшь! — Его внук попытался съязвить. — Как роман читаешь!

Дед Семён, не обращая на него внимания, продолжал. — На безлюдном пляже появились две фигуры, это были Аргольт и Лолет. Они ещё не знали друг друга, просто ангел и демоница воспользовались телами и впервые окунулись в океан чувств и эмоций, это было прекрасно! Они просто не могли не влюбиться друг в друга, движимые жаждой плотских наслаждений, двое слились в одно целое! Не думая о последствиях, ведь они переступили закон, как бога, так и дьявола! Красивая пара отдалась блаженству мирской человеческой жизни! Они переезжали из города в город, из страны в страну. Хоть они и чувствовали себя людьми, безграничные возможности ангела и демоницы делали их самыми богатыми и могущественными на земле. Деньги, золото, бриллианты всегда валялись у их ног. Они скупали роскошные, величественные замки, уезжая, дарили их незнакомым людям, возбуждая в других зависть. Они жили, как мы говорим, на всю катушку. От плотских утех, у людей рождаются дети, а вот, плодом их, безудержной, страстной любви стала зараза, которую люди назвали коронавирусом. Гнев господа и дьявола разрушил человеческие тела. Ангел же, и демоница, сейчас находятся в заточении, и какая их ждёт кара, никому пока неизвестно. А коронавирус пошёл по миру, съедая человеческие жизни, и от этого ещё больше разрастаясь. Когда закончится пандемия? Когда Аргольт и Лолет будут наказаны в устрашение другим ангелам и демонам, и это произойдет в ближайшем будущем.

Дед Семён выпил ещё рюмку, удовлетворительно чмокнул губами и пошёл спать. Мы с Василием Михайловичем вышли покурить во двор. Тёплый, майский вечер дурманил голову ароматом цветущей черёмухи.

Ну, что скажешь, Толя?

Я пожал плечами, поживём — увидим.

—

Марёна

В нашем роду все были охотниками, и дед мой, Степан Ильич, и отец, Василий Степанович, ну, и я, по этой же тропочке пошёл. Промысловики, работа такая, пушнину добывать, в наше время, это уже, экзотика. Нас в области, охотников — промысловиков, по пальцам пересчитать можно. Работа тяжёлая, опасная, тонкости нашей профессии сложно за год, два, освоить. Тут надо не один десяток лет с тайгой и её обитателями бок о бок пожить. Вот почему, в основном, это семейные династии этим делом занимаются. С детства отец учит сына всем премудростям охотничьего искусства, только так может выйти толк из парнишки. А бывает, начитается молодой человек книжек, взыграет в нём романтическое начало, и вот он уже, и охотник. Но пару месяцев поживёт в тайге, поймёт, что за ношу на себя взвалил, и тягу, в город. Конечно, сейчас уже не та тайга, когда охотился мой дед. Поработали леспромхозы на совесть, делянки сплошь и рядом, пилят, вырубают леса, где можно и нельзя — одним днём живут. Зверь от алчности человека тоже страдает — уходит в глубь тайги. Однако, остались ещё места, мало их, но есть, и соболь, и куница превосходно себя чувствуют там — значит и мы — промысловики без работы не сидим. Север Урала, слава богу, ещё богат пушниной.

Как я уже говорил, и отец, и дед у меня охотниками известными были. Про деда вообще легенды ходили — на медведя с рогатиной выйти, у Степана Ильича было нормой. Хотя и ружья у него были первоклассные, и карабин, а вот любил душеньку потешить, что б кровь поиграла, с рогатиной на медведя, один, так сказать на один, тут уж, или пан или пропал. Нынешнее поколение, наверное, и не слыхивали о таком способе охоты. Выстругивалась рогатина, обычно из берёзы, заострялась как нож. Медведь, он ведь, перед тем, как бросится на человека, на дыбки встаёт, тут охотник и проявляет своё искусство. Нервы должны быть железные, ну, и мускулы, естественно, стальные. В тот момент, когда миша, поднявшись, всей своей махиной кидается на тебя, ты должен подставить рогатину в подбрюшье зверю, он и напарывается на заострённую часть. Важно ещё вовремя отскочить, что бы, медведь не зацепил тебя когтистой лапой. Вот какой героический был у меня дед, хотя, дедом никогда не был, на сорок втором году, в расцвете сил ушёл в мир иной, при загадочных обстоятельствах. Нашли его замёрзшим в охотничьей избушке, стены покрыты льдом, полная печка дров обугленных, видимо, горели, но неизвестно по какой причине, огонь погас. Дед замёрз стоя, руки вытянуты вперёд, как бы отталкивая кого — то. Таким его и нашли, покрытым инеем, с белыми глазами, в которых заледенел ужас. Пошли слухи, что Степана, видимо, поцеловала Марёна. Места наши, далеки от шума городского, у нас, как и двести лет назад, свои сказки, свои легенды, свои страшилки. Хотя есть и церковь и люди мы православные, но языческие боги не хотят нас отпускать до сих пор. В мифологии древних славян на особом почётном месте, Мара, богиня зимы и смерти. Длинными, зимними ночами, это божество безраздельно властвует над русской землёй, до краёв наполняя послесмертный мир, душами людей, погибших от зимней не погоды. У нас же, её зовут, Марёна. По нашим представлениям, это та же, нечисть, лесная, что и, лешие, русалки, только гораздо опасней и страшней. Для чего она лишает жизни людей, нам неведомо, но случаев таких предостаточно. Почему — то выбирает она свои жертвы не из числа пожилых, поживших на этом веку людей, погибают мужчины на здоровье не обиженные, кому бы жить, да жить. Является людям она прекрасной девушкой, с белой, нежной кожей, красивыми, тёмными, распущенными по плечам волосами, в белоснежных одеяниях, глаза, как чёрные омуты, могут свести с ума любого, кто в них влюбится. Смертелен её поцелуй, в этот момент срываются маски. Перед влюблённым мужчиной уродливая, страшная старуха, в износившейся одежде, хохочет, открывая беззубый рот, и человек замерзает, в мгновение превращается в заледенелую глыбу с человеческими очертаниями. Вот это и произошло много лет назад с моим дедом, Степаном Ильичём. Отец же, для меня был незыблимым авторитетом, я всегда хотел походить только на него. Он навсегда остался в моей памяти весёлым, остроумным, добрым, с лучистыми зелёными глазами. Мне казалось нет того на земле, что не мог бы сделать папа, на все руки мастер, а как на гармони играл — плясали, и стар, и млад. Первый парень на деревне, девки, за ним, табуном, а он выбрал тихую, скромную девушку, Наташу, мою маму. Свадебку сыграли, жили, душа в душу, потом, я у них появился, за мной две сестрёнки. Такой, рукастый парнюга, везде бы пригодился, а он, пошёл по стопам своего отца, в охотники. Промысловиком был удачливым, в одиночку перевыполнял план по сдаче пушнины за весь район, в газете о нём не раз писали, одним словом — передовик. В тайге два зимовья построил, новые способы добычи зверя придумал, ну, всё хорошо, и в делах, и в семье, и ничто не предвещало беды, и вдруг. Мать предчувствовала — что — то должно произойти ужасное. — Вася, не знаю почему, но на сердце тревожно у меня, брось ты эту охоту, тебя на любом месте бригадиром поставят.

Отец, только отшучивался, — только бригадиром, мастером никто не хочет брать. Наташенька, чего ты, ей богу, тревожности какие — то затеяла. Что со мной может случиться, мне тайга, как мать родная. Я и тебя с собой на недельку поохотиться возьму, а то трое деток — маловато, нужно ещё двух сделать.

— Ты всё смеёшься, а что с твоим отцом стало? Не позабыл? А ведь тебе тоже сорок два стукнуло. Марёна такой возраст любит.

— Сказки, Наташа, это всё, сказки, в двадцатом веке живём, а ты — Марёна.

Как не сопротивлялась мать, не отказался он от любимого дела, по первому снегу ушёл соболя промышлять. Мне в ту пору уже восемнадцатый годок пошёл, к армии готовился, охоту тоже очень любил. Прошло три недели, обычно, отец, за такое время успевал добыть нужное количество пушнины и возвращался домой на отдых. Но в этот раз, что — то его задержало, медленно тянулись дни, мы всей семьёй не находили себе места, что — то случилось. Мама, вся в слезах, сёстры ревут, — Толя, сходи к соседям, попроси дядю Егора, что бы он с тобой пошёл, чует моё сердце — беда с Василием.

Утром, я и дядя Егор взяли продукты, ружья, и на лыжах пошли на отцовское зимовье. Только к вечеру, когда уже стало темнеть, показалась крыша охотничьей избы. Странно, не слышно лая собак, у отца были три лаечки — универсала, и по меху шли, и лося держали, они всегда были со своим хозяином. От зимовья повеяло ледяным холодом, у меня от этого задрожали руки, страх подбирался к горлу, перехватывая дыхание.

— Слышь, Толян, я боюсь заходить в избу, не знаю, что со мной, трусом никогда не был.

Как в тумане, я отворил дверь, глаза наткнулись на неестественную изморозь, узорами расстилавшуюся по стенам.

— Отец! — Закричал я, не желая верить своему зрению. — Папа! Что с тобой?!

Он стоял в нескольких метрах от кровати, покрытый синеватым инеем, мой самый близкий человек, стоял не живой, но не падал, как будто врос в пол.

Что здесь произошло? Такое уже было, много лет назад с моим дедом.

— Толя! — Завопил дядя Егор. — Бежим отсюда! Она здесь! Марёна! Здесь!

Я приходил в себя, слёзы душили гортань. Мой отец мёртв, и больше никогда не обнимет сына. Кто виноват в этом? Неужели дядя Егор прав? Это не умещающееся в голове объяснение случившегося, Марёна!

Страх отпустил меня, на смену пришла злость, я дико закричал. — Где ты? Выходи! — Сорвал с плеча ружьё и начал стрелять по стенам. И вдруг, сам по себе, в печи вспыхнул огонь, с оттаявшего потолка потекла вода, фигура отца стала крениться на бок. Мы с соседом подхватили его и положили на кровать. Открылась дверь, в неё ворвался злой, хлёсткий, холодный ветер, покружился по избе и с воем, мне почудился хохот, выплеснулся в звёздную ночь.

Отца хоронили всей деревней, равнодушных не было, люди его любили, но в глазах сельчан серыми всполохами ворошилась боязнь и за свою жизнь. В это можно верить, и не верить — кто будет спокоен, когда происходят, кровь леденящие, события. Когда гроб опускали в могилу, повалил неестественно густой, крупный снег, и я, опять явственно услышал хриплый, демонический смех.

Но жизнь берёт своё, со временем, забываются беды, страхи, как весеннее полноводье уносит лёд неприятностей и человек, начинает радоваться безоблачному, голубому небу, зелёной травке, апрельской певчей птахе.

Я отслужил два года на пограничной заставе, вернулся на родину, погулял, как водится в наших краях, да и женился. Жена моя, Алёна, оказывается, ждала меня с армии, хотя у меня об этом ни одной мысли не было. Я даже представить себе не мог, что хрупкая, маленькая девочка, с задумчивыми, синими глазами, станет для меня самым близким и родным человеком. Выросла, расцвела, из серенького утёнка, превратилась в белую лебёдушку, красивей которой, не сыскать, во всём белом свете. Посвататься к Алёне, желающих было пол деревни, но я, не смотря на добрый нрав, не дал шансов не кому. Дрался, на гармошке под её окнами песни распевал и добился своего, стала она моей женой. Хотя, по правде сказать, это мы, только думаем, мужики, что завоёвываем сердце своих любимых, на самом деле, это они, выбирают нас. И всё пошло своим чередом, я, работая плотником, заочно закончил, строительный техникум, родился сынок, назвали Степаном.

Обновил дом, хозяйством обзавёлся, корова, поросята, куры, Алёнка не нарадуется — золото мужик. А у меня сердце не с хозяйством, оно у меня в тайге, лесными тропами блуждает. И однажды, осенью, я зашёл в свой дом, обнял свою Алёну и признался ей, что больше без охоты жить не смогу. Жена у меня женщина умная, да и не принято в нашем роду, что бы мужику баба перечила, согласно кивнула головой, — делай, к чему сердце лежит.

Оформился я охотником промысловиком, так же, как когда — то дед, а потом отец стал заниматься любимым делом. Новые охотничьи угодья освоил, красивое место у не замерзающего ручья облюбовал, избу крепкую из смолистой сосны срубил. За зимний сезон успевал четырежды заготовительную контору посетить, приёмщики в восторге — столько и Василий Степанович, папа твой, соболя не добывал, фартовый, ты мужик.

Время шло, сын подрастал, я его, как в своё время отец меня, охотничьему ремеслу обучать потихоньку начал. Стёпка, парнишка толковый, всё на лету схватывал, вот только Алёне, это не шибко нравилось. — Не затягивай ты его в свои леса, у него будет другая жизнь, закончит институт, и будет жить в городе, в большой, светлой квартире, с тёплым туалетом.

— Для тебя, Алёнка, счастье человеческое, это тёплый туалет, чем тебе наш — то не нравится, я ж его, из тёсаных сосновых плах собрал, у других дома меньше нашего туалета.

Жена, только отмахивалась, — с тобой спорить, что со стенкой общаться. Рожу дочь, будет хоть поговорить с кем по душам, а то всё ружья, да капканы.

В этом году зима выдалась снежная, вьюга волчицей воет, заметает лыжню, заблудиться в такую погоду, плёвое дело. В соседнем районе, коллега мой, Игнатьев Михаил, охотник опытный, а вот в лесу замёрз, в десяти метрах от дороги. В деревне нашей, парнишка молодой, только из армии демобилизовался, в сугробе пьяный закоченел, опять пошли слухи о Марёне,

А мне как раз сорок два года исполнилось, пожил не мало, а возраста не чувствую, наоборот, кажется горы бы свернул, всё во мне поёт и играет. Не смотря на мороз и метели с пушниной у меня проблем нет, лосятиной всю родню снабдил, коли есть удача, всё само собой хорошо складывается.

Сижу, значит, я на своём зимовье, уж сильно метель лютует, думаю пару деньков отдохнуть, глядишь, и погода наладится. Алёну вспомнил, что — то она у меня, последнее время беспокойная стала, сны плохие видит. Подойдёт, обнимет, а у самой глаза на мокром месте. — Толя, не забывай, сорок два года тебе, что за возраст, тебе ли, не знать. Может, бросишь ты эту работу, ну её к лешему, никаких денег не надо, пора бы уже тебе к дому привыкать.

С одной стороны — права баба, богатства на охоте не наживёшь, а с умом, если повести хозяйство, бычков развести, перспективы открываются заманчивые. Всё конечно так, но ведь охота это большая часть меня, как её без боли оторвёшь. Сижу, сам собой разговариваю, слышу, метель стихла, треск пошёл по деревьям, так бывает при очень сильном морозе. Я дров в печь подкинул, валенки на ноги, что — то прохладой от пола потянуло. Нагнулся, половик хотел поправить, чувствую, кто — то рядом стоит, поднял глаза, и остолбенел. Девушка, в белом, воздушном платье, стоит, улыбается, волосы по плечам вьются, чёрные глаза магнитами к себе тянут. Такой красоты я ещё не видывал, стройная, милая, нежная, игриво протянула ко мне ручку. Кровь заставила учащённо биться моё сердце. Я никогда не изменял своей жене, даже не думал о других женщинах, но тут, что — то произошло необычное, меня тянуло к этой красавице, грешные мысли, сладкой малиной наполняли моё естество. Под светлыми одеяниями вырисовывалась грудь незнакомки, пламень чувств затуманивал мой рассудок.

— Смелее, ну, что ты, такой робкий, ведь ты же сильный мужчина, тебе нужна я, так, бери. Я давно искала такого мужественного, крепкого, горячего самца.

От этих слов, я, как не странно, не потерял голову, понял, что это Марёна, обворожительная обольстительница. Только сейчас я почувствовал, каким холодом веет от её тела. Поддайся я своим чувствам и произошло бы непоправимое — слились в поцелуе, и всё! Вечный мрак и холод.

Как не трудно было это сделать, но я закрыл глаза и мысленно обнял свою любимую женщину, жену, Алёну, и мои губы коснулись её губ.

Пронзительный визг, злобные крики, проклятия заставили меня открыть глаза. Вокруг меня бесновалась страшная, уродливая старуха, грязные, чёрные лохмотья одежды тряслись на костлявом, в язвах теле. Гримаса боли шрамами резала ей лицо, руки, с длинными, звериными когтями пытались дотянуться до моего горла. Какая — то неведомая сила не давала ей это сделать и отбрасывала её назад. И тут, огонь в печи разгорелся ещё ярче, сосновый смолистый аромат от стен наполнил избу, Марёна обессилено застонала, дверь открылась, и она, превратившись в снежную массу, с ветром исчезла в дверном проёме.

На следующий день погода наладилась, лёгкий морозец покусывал щёки, я последний раз посмотрел на зимовье — больше мне здесь не бывать.

К радости Алёны, меня взяли бригадиром в плотницкую бригаду. Труднее всего мне было расстаться с собаками и ружьём, охотник, покупавший их, понимал меня, и дал хорошую цену. Что произошло, я Алёне рассказывать не стал, но она всё поняла, когда увидела мои седые волосы.

—

Смерти нет

В этот выходной ездил по проведать родственников в деревню «Калугина». Хотя роднёй — то их назвать, не совсем правильно будет, так, просто хорошие знакомые. Знаемся, уже лет тридцать, я к ним и за грибочками, и за ягодками, они мне всегда рады. Да и я в долгу оставаться не приучен, крышу обновил, ворота новые поставил, мне только в радость помочь пожилым людям. На обратном пути попросились ко мне в попутчики соседские ребята, два брата, Семён и Виктор. Старший, мужик не очень разговорчивый, степенный, если заговорил, значит — припёрло, строго по делу. А вот братец его, того за язык не тяни, всё расскажет, что было, и что не было. Асфальтовая дорога лежала вдоль деревенского кладбища. Огромных памятников, как в городе, на этом погосте ставить не принято, скромные кресты, кое — где почерневшие от времени косились на бок, были и свежие могилы, обложенные венками. Покоем и вечной тайной тянуло от кладбищенского соснового бора.

— Вот он, дом — то наш, — не к месту весело рассмеялся Виктор.

— Угомонись, — одёрнул его брат.

— А чё, не так штоли? Зайди и почитай на третьей могилке справа, очень мудро написано: — «Заходи прохожий, посети мой прах, я теперь уж дома, а ты ещё в гостях». Так что, гости мы с тобой, Сёма, гости, да тебе ли не знать это, ты — то у нас, не один раз домой стучался. А не пускают, рано, говорят, или, чё там, тебе говорили? Ну, расскажи, Сёмка.

— Отстань, вот ведь, репей, прицепился.

Мне стало тоже интересно, и я вступил в разговор. — Как это, стучался? Расскажи Семён, до города путь не близкий, а за разговором времечко быстрее бежит.

— Ну, давай Сёмка, просвети нас, чё ты ломаешься, как барышня. Он ведь у нас, толи заговорённый, толи пыльным мешком из — за угла стукнутый, только везёт ему невероятно. Мелкими ещё были, на лодке поплыл Сёма с друзьями по весне, как только лёд сошёл, на остров, расшалились, раскачали лодку, та и перевернулась, все утонули, а братан выплыл. На машине, осенью, так же в город ехали, меня, слава богу, не было, с «Камазом» — лоб — в лоб, опять все на том свете, а на Сёмке только две царапины. Да если посчитать, таких случаев полтора десятка наберётся.

— Правда что ли, Семён? — Я повернул голову в сторону попутчиков.

— Да, было такое, сам не знаю, как — то получается так, посмотрит мне в лицо смёртушка, да и отвернётся, другие, видать, для неё интересней. Много случаев было, только один мне на всю жизнь заполнился. Это когда меня током в трансформаторной будке шибануло, да так, что минут пять без дыхания, с остановившимся сердцем валялся, все уже решили, что покойничек я.

— Да, помню, — оживился Виктор. Тебя на носилки положили мужики, несут, а я боюсь, что родителям говорить буду, у матери самой больное сердце, думаю — умрёт тоже. А ты вдруг ни с того, ни с сего ожил, глаза открыл и спрашиваешь — где я? Во даёт! Мы уже кисель по нему пить собрались, а он — где я?

Семён улыбнулся, — вот с этого случая и удостоверился, что смерти — то нет! Заглянул, так сказать за покров, где заканчивается наша жизнь. Я как и все, считал, что у неё есть конец, а как же иначе, оказалось — нет её, костлявой, наоборот — там только, распрекрасная жизнь, и начинается, настоящая, яркая, да к тому же, как малина — сладкая. Сейчас много об этом пишут, когда человек открывает дверь туда, то видит своё тело как бы сверху. Это правда, я тоже видел себя, видел, как народ суетился, тормошили моё тело, массаж грудной клетки делали, потом, рукой махнули — бесполезно, отжил своё Семён. А я всё вижу сверху, летаю, как шарик воздушный, сказать людям пытаюсь, что, вот он, я, а меня никто не слышит и не видит. Потом, потихоньку успокоился, освоился, так легко и безмятежно чувствовать себя стал, понял, что повинуются мне, и время, и расстояние. Только подумал о родителях — уже дома, отец валенки подшивает, иглой укололся — матерится. А мне смешно, мать на кухне шаньги маслом кропит. Посмотрел на фотографии, что на стене висят, там я малец, с собакой в обнимку. Глазом моргнуть не успел, а уже, в то время ребячье ушёл, на самом деле собаку обнимаю, а она лижет мне руки своим влажным языком. Вспомнил о сестре нашей Марии, она старше меня на семь лет, на Украине живёт, и пожалуйста, я уже там. Вижу, Машенька наша из магазина идёт, сумки полнёхоньки, тяжело ей, хотел помочь — не получается, не видит меня сеструха моя милая. Ещё говорят, свет в конце тоннеля видят умершие и летят с огромной скоростью к нему. У меня этого не было — голос чей — то, уж больно знакомый, говорит мне — глаза закрой и ничего не бойся. Закрыл я глаза, чувствую — несёт меня какая — то, мощная, неведомая сила, и снова, тот же голос — ну, вот, приехали. Я открыл глаза, ахнул! Какая красота вокруг! Ручьи бегут, журчат, чистые, прохладные и поднимаются в верх, рассыпаясь фонтанами. Радуги свиваются в кольца, источая аромат сотен роз, цветы растут повсюду, только они, такое впечатление — живые, потому что ласкаются к проходящим людям. Не видно ни старых, ни малых, все юношеского и девичьего возраста, в лёгких, белых одеждах, улыбаются друг другу. А на чистом, голубом небе — три солнца, их мягкие, ласковые лучи наполняют пространство, в котором царит доброта и блаженство. Рядом стоял белокурый, синеглазый юноша, голос которого сопровождал меня, наставлял и подбадривал последнее время.

— Кто ты? Твой голос мне знаком. Ты здесь живёшь? — Обратился я к белокурому красавцу.

— Не узнал родню Семён, да ведь я же Коля, твой двоюродный брат. — Засмеялся прекрасный незнакомец.

— Коля, ты же умер десятилетним мальчиком от воспаления лёгких, — удивился я.

— Верно, Сёма, я когда — то был мальчиком, не смогли мне тогда помочь врачи, а ведь простая пневмония была. С тех пор я и живу в этом прекрасном мире, он гораздо лучше земного, совершенней. Когда люди на земле умирают, вернее, не умирают, а переходят в следующую стадию жизни, то попадают сюда.

Где же ваши дома? — я не видел никаких строений.

— А нам они не нужны, здесь совсем не так как в той, грубой, земной жизни. Мы можем иметь всё, что только может придумать наше воображение, так устроен наш мир. Ты, наверное, хочешь спросить меня о рае и аде? Да и рай, и ад существуют, но только не так, как описывается в мудрой религиозной книге. Здесь люди сами создают себе ад, потому, что очень привязаны к богатству, славе, власти, но в этой жизни это никому не нужно. Вот такие люди и мучаются от того, что не могут грешить. Каждый человек здесь может создать свой мирок, который требуется его разуму. Одни создают дворцы, становятся вельможами и живут в своём воображаемом мире, но быстро понимают, что в этой жизни совсем другие ценности. И постепенно приходит просветление, они очищаются от скверны, они прикасаются к божественному источнику, и, как только начинают понимать суть новой жизни, уходят на новый круг. Снова рождаются на земле, что бы прожить более качественную, безгрешную жизнь. Для остальных людей этот мир конечно же рай. Каждый человек этой жизни стремится быть творцом, украшать по мере своих способностей то, что создано богом.

А где сам бог? Кто это? Я смогу его увидеть? — У меня захватило дух от одной мысли, что я увижу его.

— Нет, Семён, его ты не увидишь, да и мы не достойны ещё этого. Ты, наверное,

удивишься, но когда ни будь, через множество воплощений, прожив земную жизнь в святости, ты сам вольёшься в божество и станешь необходимой клеточкой бога. И мы все не минуем этого, потому, что в истоках мы вышли из него для совершенствования и гармонии вселенной. Так что, Семён, смерти нет, а есть вечный круговорот жизни с целью совершенства.

— Почему я не вижу у вас детей и пожилых людей? — Удивлялся я.

— У нас их нет, мы находимся в вечно цветущем и самом продуктивном возрасте. Мы наслаждаемся жизнью и не привыкаем к блаженству. Каждый может находиться там, где ему более комфортно. Стоит только пожелать, и ты на берегу моря, а другой выбрал берёзовую рощу, но с тропическими цветами. И никто не мешает другому, потому что этот мир многомерен, в одном и том же месте умещаются миллионы желаемых человеком конструкций комфортного проживания. Но люди здесь не каждый по себе, конечно, если тебе по душе одиночество, то, пожалуйста, наслаждайся им. Как и в земной жизни, юноши влюбляются в девушек, если те, отвечают им взаимностью, и проживают эту жизнь вместе в любви и согласии. Половая страсть, не является здесь вершиной наслаждения, только любовь и нежность главенствуют в союзе молодых людей. А это намного слаще примитивного земного совокупления. Конечно, и эта жизнь не вечна, придёт срок и мы все растворимся в тёплом тумане этого мира, что бы опять родиться в жизни земной, и прожив её так, как задумал создатель, мы переходим на новый уровень, что стоит над этим миром, а что там, я не знаю. Ну, Семён, дорогой ты мой братец, задержался ты у нас, время твоё вышло, пора в обратный путь.

— Я не хочу обратно, мне здесь всё по душе, — заупрямился я, и умоляюще посмотрел в красивые глаза Николая.

— Извини. Нельзя. Рано тебе к нам, время твоё ещё не пришло.

— А зачем тогда я был здесь? К чему это всё?

— Да к тому, Семён, чтобы знал, что смерти нет. Вернёшься, расскажешь тому, кто попросит, просто так не рассказывай, остальным это не нужно и даже вредно. До встречи, братец. Закрой глаза.

— Открыл я глазоньки свои, когда почувствовал, что несут меня на носилках куда — то. Перемешалось у меня всё в голове, потому и спросил — где я?

За рассказом Семёна, времечко действительно пролетело быстро. За поворотом показались трубы спичечной фабрики, воздух города наполнил наши лёгкие.

— Счастливо вам мужики, — братья сошли на улице Гагарина, и я помахал им вслед рукой. Дома поужинал, вышел на балкон, смотрел на заходящее солнце и думал о том, что и рай, и ад и в нашем мире присутствует, сами мы себе создаём жизнь прекрасную или невыносимую. Дверь балкона отворилась, моя жена Наденька боком протиснулась ко мне. — Всё, муженёк, через месяц увидишь свою супругу стройной, привлекательной и так далее, сажусь на кремлёвскую диету. Чего новенького в деревне?

— Говорят, что смерти нет, как думаешь, правда?

Егор

«Люди встречаются, люди влюбляются — женятся, мне не везёт в этом так, ну, просто беда.» Вот эти строчки когда — то очень популярной песенки имели прямое отношение ко мне. И вроде бы, что должно мешать моему счастью: встретить ту единственную, неповторимую, и под свадебный марш Мендельсона скрепить брачные узы двух влюблённых сердец. Мужчина я, хоть и не сказать красавец, однако не лишён привлекательности, деньги в моём кошельке не случайные гости — могу себе позволить многое. Но реальность долгие годы была против этого, и моя холостяцкая жизнь приобретала затяжной характер. Самое интересное, что и мои два брата были в таком же положении. Я бесился и с трудом сдерживал свои эмоции, что — бы не наломать дров, когда очередная красотка, после моего предложения выйти за меня замуж, прекращала со мной отношения. Я с грустью смотрел на взрослеющих детей моих друзей, и почти уже смирился со своей участью, да видимо судьба сжалилась надо мной — этот клубок стал раскручиваться, к моей радости, очень быстро. Последнее время меня стало тянуть подальше от шума городского к жизни естественной, не напыщенной — в деревню, где мой дядя работал егерем.

Сентябрьским погожим деньком я с ружьишком решил поохотиться на рябчиков и забрёл довольно далеко от селенья. Старые вырубки сменились на нетронутый рукой человека лес, похоже я приплутал, и к вечеру, уставший и голодный вышел к охотничьей избушке. Из неё вышел крепенький мужичёк. — Гостям всегда рады, он протянул мне руку, — Егор. А тебя как звать величать молодой человек.

— Анатолий, — я пожал сильную руку нового знакомого.

Удивительным человеком оказался этот Егор. К его избе, оказывается, запросто выходят из леса дикие звери, что бы полакомится из его рук хлебушком. Сам был тому свидетелем, как Егор разговаривал на непонятном мне языке с лосёнком. Его карие, добрые глаза, казалось, видят тебя насквозь и на мои не озвученные языком мысли он отвечал просто и не замысловато. — Хороший ты, Толя, человек, только есть проблемка у тебя, и не малая — половинка твоя затерялась где — то, правильно говорю?

— Верно, — удивился я. — Откуда знаешь? У меня, что, на лбу написано?

— Я многое про тебя знаю. Не удивляйся, в ладах с природой давно живу, и дано видеть мне, что другим неведомо. Скажу больше — спасать тебя надо и весь ваш род по мужской линии. Проклятье на вас висит, проклятье на одиночество. А дело было так: ваш прадедушка очень обидел влюблённую в него простую девушку — женился на богатенькой. Она и прокляла его, но только страдать — то пришлось не ему, а вам, через три поколения обида её сработала — во как!

Я не доверчиво почесал затылок.- И что нам сейчас делать?

— А помогу я вам. Потому, что ничего так само по себе не делается, и заблудился ты в лесу не случайно — всё в мире взаимосвязано. Может и живу я на белом свете для того, что бы вот таким как ты помогать. Много способов есть, как от проклятья избавиться. Но для вас только один, слушай, запоминай. На убывающую луну подготовь три свечи, обязательно церковные, яйцо, фотографию свою, а лучше и братьев твоих, воду из старого колодца в церкви освятить придётся. Перед этим в баньке попариться надо — с чистым телом в таинство войти. Свечи выложи треугольником, фотографии внутрь, а сверху яйцо. Перед обрядом скажешь: — Начинаю с левой руки — господи помоги. Яйцо крути по часовой стрелке, мысленно представляй, как проклятье из фотографий ваших тёмной массой уходит в яйцо. Свечи пускай выгорают полностью. А как сгорят они — разбей яйцо, желток будет чёрный — смешай с землёй и выбрось туда, куда люди сливают нечистоты. Всё будет хорошо, Толя, не сомневайся. Свадьбу богатую не закатывай только — люди завистливы — от этого все беды.

Полгода прошло после моей встречи с Егором. Встретил я свою Настеньку, жену мою красавицу. Живём душа в душу и всё у нас хорошо, как обещал Егор. Счастливыми тёплыми вечерами обнимаю я свою Анастасию, как долго я её искал. Смотрю и растворяюсь в её прекрасных, колдовских зелёных глазах!

Тридцать седьмой километр

Тридцать седьмой километр Федеральной трассы Тавда — Туринск обзавёлся дурной славой с осени прошлого года. Когда закончилось строительство дороги, и по ней пошли первые машины. Место никакой особенной опасностью не обладало. Прямая, как стрела дорога, ровный асфальт, ни крутых поворотов, ни рытвин, а машины, ни с того, ни с сего начали биться. Трасса спокойная, не загруженная транспортом, а иномарки — лоб, в лоб — выживших — никого! И таких происшествий по три раза на неделю. В основном в вечернее и ночное время, но были случаи, и днём. Стали замечать: после дождя, когда в небе радуга, на тридцать седьмой километр лучше не соваться. Какая — то сила закручивает автомобиль, как в гололёд, подкидывает, и в кювет. Кто попадал в такую ситуацию, советуют — лучше по объездным дорогам, по полям объехать этот чёртовый километр.

Почувствовал на себе эту дьявольщину, и я, когда возвращался от тёщи домой, она у меня в Тавде живёт. Задержался я у Галины Васильевны до вечера. Пирожки, пельмени, козье молочко, то, да сё, вот и загостился до вечера. Выехал, уже солнце заходило. Ехал спокойненько, жал девяносто, как положено. Еду, насвистываю, настроение преотличное. При подъезде к тридцать седьмому километру, как — то сразу резко стемнело. Я скорость скинул, включил дальний свет. И вдруг, как из под земли, вырастает на моём пути фигура человеческая! Я — по тормозам! Не работают! Удар о капот машины! Всё — думаю, — Анатолий, кончилась твоя вольная жизнь. Сбил человека! Завизжали запоздало тормоза — сработали. Вышел я из машины, фонарь при мне, стал искать сбитого человека. Всё обшарил — никого. Но, надо искать, дай бог, жив ещё человек, скорость не большая была. Да в больницу его поскорее, может всё и обойдётся — не моя здесь вина. Гляжу, приподнимается с обочины тёмная фигура, и ко мне! Я было радоваться, да онемел от ужаса. Старуха, в чёрной одежде, лицо страшное, глаза, как два фонаря, горят фосфорическим светом! Подходит ко мне, да как захохочет, рот беззубый, только два клыка гнилые! Ужас меня объял — бежать! — Не могу, ноги отнялись! А она меня костлявой рукой за горло! Холод ледяной прошёлся по всему моему телу. Старуха ещё громче хохочет, смрад изо рта невыносимый! Задушила бы она меня, не покажись с Туринской стороны девятка старенькая. Скорость приличная, парнишка молоденький за рулём, таких — хлебом не корми, дай по ночной, пустой трассе погонять. И он, как шёл сто сорок, так и врезался в мою Ниву. У меня фары включены, машина на обочине, а он, как специально, направил свою машину, в мою. Ну, конечно, ожидать благополучного исхода в такой аварии, естественно, нечего. Моя Нива — в плюшку, его девятка огнём полыхнула. Старуха исчезла, как и не бывало её. Вызвал я по мобильнику скорую, полицию, объяснил, как дело было, про старуху, правда, умолчал, всё равно не поверят. Седины в голове, конечно, прибавилось, не каждый день с таким сталкиваешься. Ребята из полиции во всём разобрались, наказывать меня не за что, я тоже пострадавшая сторона. Жаль парнишку с девятки, собирать нечего было, хоронили в закрытом гробу.

Машину новую я покупать не стал, надёжнее и безопаснее велосипеда, транспорта нет. А старуха эта, ещё долго меня в снах мучила. Стоит, хохочет, пальцем на меня показывает и кричит. — Это он паренька в гроб уложил! Это он!

И только спустя три года после этого происшествия, случайно, от старичка одного услышал я историю, непосредственно имеющую отношение к этим событиям. Где сейчас тридцать седьмой километр, раньше, ещё при царе батюшке, стояла в этих местах деревня большая. Как во всякой глухой Уральской деревне были здесь свои кузнецы, шорники, плотники, врачей только не было. Заменяли их местные лекари — травники, они же и колдуны, все считали это нормой. У нас ведь, в России, не как в просвещённой Европе, огни инквизиции не пылали, но были случаи, когда мужики забивали чёрнокнижников кольями. Так и в этой деревне произошло. Ведьма местная превысила законы чёрной магии, и начала лютовать. Скот морить, людей до самоубийства доводила. За каждую загубленную душу, тёмная сила чёрной рекой вливалась в тело ведьмы, отчего та получала удовольствие неописуемое. Деревенские долго терпели, боялись естественно. А потом, когда дочь купца Селиванова, девочка семнадцати лет, повесилась, взялись за колья. Забили насмерть, и в её же избушке сожгли. Жилище ведьмино стояло отдельно от деревни на опушке леса. Время шло. Революция, Гражданская война обошли селение стороной, так же как и коллективизация. А вот после войны Отечественной — беда — мало мужиков живыми вернулось в родную деревню. И захирела она на глазах, распадаться стала, а потом, и вовсе исчезла. Когда строили дорогу, никто уже и не помнил, что было когда — то селение здесь. Прошла трасса, как раз по тому месту, где покоятся кости убитой ведьмы.

Тридцать седьмой километр опасный участок дороги, но нигде официально об этом не сказано. И льётся кровушка ни в чём не повинных водителей на серый асфальт. Мстит ведьма людям, и когда успокоится — не известно.

Туман

С утра лил дождь. А потом солнышко решило взять власть в свои руки. Такой замечательный день разыгрался! Вот в такие дни мне всегда везёт. Этот денёк оказался не исключением. Только я вышел из своего подъезда — навстречу Серёга, знакомый из дома напротив, с каким — то мужиком — мне навстречу. — Григорьевич, привет! Знакомся — Николаем зовут, — похлопал он по плечу своего товарища. Родственник мой, я даже и не знаю, кем ты мне приходишься? — засмеялся Серёга, глядя на незнакомого мне мужчину.

— А.. так, седьмая вода на киселе, — ответил тот.

— Ну и ладно, вода так вода, дело не в этом. Ты же, Анатолий, собираешь истории, как их.. мистические вроде, правильно?

— Есть такое дело, — ответил я.

Ну, вот, Никола такую историю тебе расскажет — пальчики оближешь! Я тогда вас оставляю, меня Валька в магазин послала за продуктами, если задержусь — она мне такую историю устроит — мама не горюй! Бывайте — я полетел.

Николай оказался человеком общительным, и через полчаса я уже знал о нём почти всё. А главное, что он охотник, я ведь тоже ружьишком балуюсь. Как рыбак рыбака видит издалека, так и охотник видит родственную душу. Родился Коля в деревеньке с интересным названием — «Баклуши». Почему «Баклуши»? — ни один краевед ответить не может. Народ в деревне работящий, кто «баклуши бьёт», тот в таёжном краю не выживет. Ну, ладно, бес с ним, с этим названием. Дела творятся в той местности, прямо скажем, диковинные — одним словом, просто жуть! Деревня — Уральская глубинка, затерялась в лесном краю: как дожди пройдут — добраться до неё, дело сложное. А народ живёт — скотину держат, охотой промышляют, ягоды грибы — в город никаким пряником не заманишь. Так вот, я про жуть: километрах в пяти от селения речка протекает — «Баклушинка», речушка крохотная, а берега высокие, крутые, как у настоящей, полноводной реки. Живности в речке никакой: ни рыбы, ни раков, даже пиявок никто не видел. Мёртвая вода — иначе не скажешь. И самое главное — как только ночью на небе полная луна, днём — зарождается странный, грязного цвета туман. Выходит из своей домовины, набирается сил и начинает расползаться по округе. Чудно то, что туманы обычно появляются ранним утром, или вечером, когда температура понижается — закон физики, против него не попрёшь. А этот — днём: солнце в зените, теплынь, и на тебе — туман. Да ещё какой! Попадись на его пути живая душа, всё — была и нету — проглотит туманище — не поперхнётся. Деревенские сами бояться туда ходить и домашнюю живность в той стороне не пасут. Много людей сгинуло в тумане. Николай рассказал, как по делу о пропаже человека приехала из города группа из органов. Местное население давай расспрашивать, по деревне бегать, следственные варианты выдвигать. Не верят, что в тумане люди пропадают. Поехали в то место, а обратно не вернулись. Прибыли другие — неделю жили, обшарили всю местность на десять километров в округе — ни следочка от их коллег — как в воду канули. О зловещем тумане упоминать в отчёте не стали — так и работой поплатиться можно за не профессионализм. Скорее всего, народ гибнет от серного газа, что исходит от болот. Зачем людям лесть в болота летом, ягодная пора начинается осенью, полковник полиции объяснить не мог.

— Интересно, очень интересно, спасибо Николай, такую историю ты мне подарил, прямо руки чешутся, так хочется её записать.

— Запиши Анатолий, история стоящая, а ещё лучше приезжай ко мне в гости. Буду рад видеть тебя в моём доме, молочка попьёшь настоящего парного, за грибочками сходишь, желание будет — сам туман увидишь.

Всю неделю не выходил у меня из головы рассказ деревенского мужика. Решил всё — таки я воспользоваться его приглашением, узнать правду об этом тумане. Взял на работе недельку за свой счёт и на своей «Ниве» поехал в «Баклуши». Добрался к вечеру — хозяин встретил радушно: обнялись, как близкие люди.

— А я знал, что ты приедешь, туман манит, правильно я говорю? — Николай заглянул мне в глаза.

— Таиться не буду, хочется, хоть одним глазком на этого убийцу взглянуть.