Бесплатный фрагмент - Мир добрый и светлый

Рассказы

Старый вяз

(воспоминание детства)

В самом конце деревенской улицы, где располагалась наша дача, рос старый вяз. Многое видел он на своём веку: и первых поселенцев-староверов, нашедших здесь убежище и основавших деревню; и годы революции; и жестокие годы Великой Отечественной войны; и сожжённых эсэсовцами пленных советских офицеров; и первых строителей Центрального полигона…

Каждый раз, приходя на дачу, я видел это старое дерево, раскидистая крона которого (как казалось мне — маленькому мальчишке) высилась где-то в заоблачных высотах. «Какая, наверное, красота открывается с его вершины!» — думалось мне. Но никто из нас — детей — никогда не залезал на старый вяз. И не потому, что боялись высоты. Другие, тоже немалой величины, деревья были успешно освоены юными «верхолазами», съезжавшимися летом в деревню. Просто перед этим величавым деревом все испытывали какой-то уважительный трепет, как перед старым мудрым аксакалом. И никто не смел оскорбить величественное спокойствие старого вяза, легкомысленно залезши на его толстые серые сучья.

Сколько я себя помню, это дерево было всегда. Его крона, похожая на огромный купол, казалось, парила над деревней на фоне ярко-синего летнего неба. А вечером, освещённая закатным солнцем, выглядела высеченной из тончайшего янтаря искусными руками неведомого мастера.

Выходя утром на улицу, я здоровался со старым деревом, а вечером — желал доброй ночи. И казалось, что дерево шелестом своей кроны отвечало мне.

Давно уже кончилось моё детство, кораблик с белыми парусами скрылся за голубым горизонтом… Давно уже нет нашей старой дачи… Давно опустела деревня, когда-то звеневшая долгими летними днями от детского смеха… Лишь старики доживают в ней свой век. Но остался старый вяз — символ моих беззаботных детских лет. И каждый раз, приезжая туда, я чувствовал, как радостно билось сердце при виде могучего купола кроны старого вяза, плывущей в ослепительно синем небе над зеленеющими садами. Я был рад видеть его, как старого друга. Ведь с его ветвей я мог снова заглянуть туда, на берег детства и увидеть его белоснежные паруса…

Но однажды, вновь побывав в тех, освящённых детством местах, я почувствовал тревогу, больно кольнувшую душу. Я не увидел раскидистой кроны старого друга. Вяз, так много видевший на своём долгом веку, умер…

В конце тихой деревенской улицы остался лишь широкий пень… Потемневший от дождей и времени, он показался мне камнем на могиле дерева-старожила. Печаль и боль наполнили мою душу. Мне казалось тогда, что у меня вырвали частичку моего сердца, моей души…

Я долго стоял рядом с тем местом… Прощай старый вяз. Ты навеки останешься в моей памяти. Останешься символом моего беззаботного босоного детства…

Конец

2016 г.

У ночного костра

(цикл «Истории у костра»)

Вечер медленно гас, уступая место короткой летней ночи. Я сидел у потрескивающего невысокого костра и смотрел на звёзды. Небо было ясным, и яркие звёзды мерцали в вышине, как будто подмигивая невесть откуда взявшемуся здесь, у глухого заповедного леса, на берегу безымянной лесной речки, астроному-любителю.

«Астроном с двустволкой», — усмехнулся я, погладив ствол старого, принадлежавшего ещё деду ружья. Зачем я таскаю его с собой? Не знаю… Для меня это выглядело как-то романтично… Мне, выросшему на книгах Пришвина и Паустовского, старое ружьё служило неким символом лесных странствий…

Я подкинул в пламя несколько сухих веток и вновь поднял взор к небу. Здесь, далеко за городом, ничто не мешало любоваться накрывшим спящий мир тёмным бархатным пологом, расцвеченным разноцветными бриллиантами звёзд. Мириады светил, каждое — солнце неведомого далёкого мира… Может быть сейчас, где-то там, на далёкой планете, затерявшейся в необозримой и непредставимой глубине космоса, так же кто-то сидит у костра и мечтает о далёких мирах, глядя в звёздное небо…

Необычный объект появился в вышине внезапно. Я смотрел на бледную полосу Млечного пути и краем глаза заметил необычный свет, мелькнувший в стороне леса. Повернув голову, я замер от изумления: по небу, направляясь к лесу, плыл светящийся диск. Сравнительно небольшой, с двумя, похожими на колпаки, надстройками, одна из которых увенчана маленьким горизонтальным диском. По периметру диска мерцали огни, похожие на небольшие иллюминаторы. Классический НЛО, много раз описанный и фантастами, и контактёрами… Диск медленно проплыл над опушкой, выпустив из днища световой луч и ощупывая им землю…

«Ищет место для посадки…» — подумал я. Мне вдруг стало скучно наблюдать за «летающей тарелкой». Может быть потому, что вела она себя абсолютно предсказуемо, как много раз писалось в разных газетах и журналах. И мне уже порядком надоело читать эти совершенно одинаковые «исповеди о контактах»…

Я обернулся к костру, поудобнее устраиваясь на разостланном на траве плаще и вновь намереваясь вернуться к созерцанию звёздного неба.

Они появились неожиданно. Я услышал шорох и, обернувшись, увидел двоих… Высокий молодой мужчина и красивая стройная девушка. Они приближались к костру, выйдя из леса. Оттуда, где только что скрылся диск.

Серебристые комбинезоны с синей окантовкой, мягкие белые полусапоги на тонкой серой подошве. Странный, но прекрасный и необыкновенно сияющий взгляд голубых глаз гостей… Сомнений в том, кто посетил мою ночную стоянку не осталось…

Я с удивлением смотрел на ночных визитёров. Мужчине на вид лет тридцать. Высокий, спортивного сложения, с коротко подстриженными светлыми, почти белыми волосами. Девушке — лет двадцать, короткие белые волосы мягко вьются. Изящно сложенная фигура. Красивое, симпатичное лицо с мягкими, тонкими чертами. Красота девушки была какой-то нежной, мягкой. Совсем иной, нежели хищная красота патентованных «королев», заполонивших модные журналы.

— Мы не помешали вашему уединению? — неожиданно спросил мужчина высоким, более похожим на подростковый, голосом со странным звенящим акцентом.

— Можно присесть к вашему огню? — прозвучал тихий и, как показалось мне в то мгновение, робкий голос девушки.

Я готов был услышать от пришельцев всё, что угодно. Ведь столько раз фантасты и просто мечтатели описывали «большой контакт»: математические формулы, геометрические фигуры, язык состоящий из физических констант, выраженных двоичным кодом… Я готов был услышать всё это, даже банальное: «Мы пришли с миром»… Но не этих простых фраз…

— Да… Пожалуйста… — я подвинулся, приглашая гостей сесть.

— Спасибо, — девушка и мужчина присели к огню.

— Рилан, — представился мужчина. — Разведчик исследовательского корабля «Риналир». А это — моя помощница.

— Элиана, — представилась девушка.

— Владислав, — ответил я. — Инженер. Вы…

— Оттуда, — улыбнувшись, кивнул мужчина и показал рукой в зенит. — Наш корабль на залунной орбите. Мы уже год исследуем вашу планету. Через три дня экспедиция заканчивается, и мы возвращаемся домой. На Теллус… — в голосе мужчины прозвучала едва заметная грусть.

— Теллус? — переспросил я.

— Планета в системе Тиамат. Вы называете эту звезду Сириусом. Ваша Земля очень похожа на неё.

Девушка едва заметно вздохнула и посмотрела на небо:

— Удивительно. Звёзды здесь такие же, как и у нас…

Я взглянул вверх. Высоко в небе сияло созвездие Большого Пса, на шее которого сверкала яркая «медаль» — звезда Сириус, далёкий Тиамат, родина моих нечаянных гостей…

— Да, эта она, — отозвалась девушка. — А ваша звезда, мы называем её Геола, сияет на самом конце Путеводной Стрелы, указывающей путь Небесному Страннику к вожделенному Райскому Острову.

— Вы скучаете по дому? — я вдруг понял причину странной грусти в голосе звёздной гостьи.

— Мы целый год были в экспедиции. Это, конечно, романтично: странствия, далёкие путешествия, полёт к новым неизведанным мирам… Но, знаете, всё это удивляет поначалу, а потом становится обычным и обыденным… И тогда ты начинаешь слышать его. Зов… Зов далёкого дома, оставленного тобой.

— Он всегда зовёт, где бы ты ни был… — согласился Рилан. — Поэтому экспедиции и не продолжаются дольше, чем год. Люди устают…

— Но мы скоро возвращаемся, — ответила Элиана.

— Но до Сириуса семь световых лет, — возразил я. — И ваш путь будет ещё очень долгим.

— Земная неделя, не больше… — улыбнулся Рилан.

— Но как же… Световой предел… Возрастание массы и энергии…

— Вы имеете в виду построения ваших физиков? — Рилан посмотрел на меня со снисходительностью, с какой обычно родители смотрят на детей-несмышлёнышей. — Ваши учёные достигли многого, это так… Но физик, открывший принцип относительности для вашей цивилизации…

— Его звали Альберт Эйнштейн, — ответил я.

— Он открыл всего лишь один из сотни частных случаев релятивистской механики, даже не самый показательный. Всё гораздо сложней и гораздо проще…

Мы замолчали, глядя на звёзды.

— Они такие же… — тихо произнёс Рилан. — Светлая Тропа, Фалара, Тиамат… — Рилан называл звёзды привычными ему именами. — Знаете, почему мы решили спустится сюда? Я увидел ваш костёр и вспомнил… Вспомнил, как за неделю до отлёта мы с другом точно так же сидели у костра. Вдыхали запахи разогретой жарким дневным солнцем травы. Слушали юную ночь, плеск воды в озере, на берегу которого стоит мой родной город. Созерцали тихую красоту засыпающего мира…

— А мой дом стоит в горах. Высоких… На их вершинах лежат вечные снега, сияющие своей белизной. Здесь, на вашей планете, тоже есть высокие снежные горы. Увидев их, я как будто побывала дома, — в голосе Элианы зазвучала необыкновенная теплота. — А утром, когда Тиамат только поднимается из-за горизонта, горы становятся нежно-розовыми… Это так прекрасно! Голубое рассветное небо, розовые снега горных вершин, первые робкие лучи солнца… Терраса нашего дома как раз выходит к горам. Мы с родителями и младшим братом очень любим это мгновение — пробуждение мира. Правда, мама сейчас, наверное, смотрит не на рассвет, а дожидается полуночи, когда над горизонтом взойдёт Путеводная Стрела и засияет Геола…

Я оглянулся на Элиану и заметил, как в глазах девушки сверкнула непрошенная слеза.

— Вы — художница, Элиана? — я подбросил в костёр несколько сухих веток, и начавшее было гаснуть пламя вновь весело вспыхнуло.

— Как вы догадались? — улыбнулась звёздная гостья.

— Восхищаться игрой цвета, тончайшими оттенками цветов…

— Да, я — художник. Мы в экспедиции ведём съёмку планеты. Но, знаете, Владислав, фотографии и кадры фильма не всегда могут передать то, что видит глаз. Поэтому я и везу с собой картины, которые нарисовала здесь. Хотите посмотреть? Я сейчас…

Элиана вернулась довольно быстро, неся небольшой металлический тубус. Открыв его, она извлекла несколько тонких гладких листов. Картины были прекрасны — Элиана оказалась замечательным художником. Необычайной чистоты краски передавали тончайшие оттенки.

— Это специальный полимерный состав. Его используют в экспедициях вместо обычных красок.

— В экспедицию обязательно включают художников. Ведь важно не только увидеть то, что видели мы. Это можно сделать и с помощью обычной фотографии. Важно и ощутить это. А такое возможно только через восприятие художника.

Я смотрел на картины, узнавая знакомые пейзажи… Вот сияет первозданной белизной Эверест, Матерь гор… Вот склоны Кавказа… Синь карельских озёр… Древние долины Алтая… Оранжевые жгучие пески пустыни… Тёмное зелёное море сибирской тайги и яркая зелень тропических джунглей… Льды Арктики и Антарктиды… Необычность этих картин состояла и в том, что это был взгляд инопланетянки. Взгляд представительницы иного, хотя и похожего на нас, мира.

— Вам нравится? — спросила Элиана.

— Да… Вы — прекрасный художник…

— Вы, наверное, удивитесь, Владислав, но таких планет, как Земля и Теллус, в Галактике очень мало… Планет, где есть жизнь много… Есть немало планет, где зародился разум… Но планет, населённых людьми не так уж много. И не так много гармоничных миров, подобных нашим. Слишком много параметров должно сойтись вместе, в уникальных сочетаниях, чтобы породить такой прекрасный мир… — Рилан замолчал, вглядываясь в пламя костра.

— Наш мир прекрасен и хрупок… — согласился я. — Вот только мы никак не можем понять этого и ужиться, наконец, на родной планете…

— Не переживайте, Владислав. Все цивилизации проходят сквозь это. Разобщённость, войны… Любая цивилизация должна пройти определённые и важные для её развития периоды: наивное детство, агрессивное и не всегда разумное отрочество, бурную и порой слишком смелую юность… Чтобы прийти к мудрой, спокойной зрелости. Каких-нибудь несколько десятков лет назад Теллус тоже был таким. Наш мир так же сотрясали кровавые войны, революции, катастрофы, уносившие тысячи, десятки тысяч жизней теллунян…

— И вы со временем достигнете уровня галактической цивилизации. И тогда станете полноправным членом Галактического братства звёздных цивилизаций, — добавила Элиана.

— Но, к сожалению, у нас тоже далеко не всё так прекрасно, как хотелось бы. Нередко случается, что галактического уровня достигают и цивилизации, ещё не выросшие из юности или даже отрочества. И в космическом пространстве тоже случаются войны… А другие, достигнув могущества, переполняются гордыней и навязывают свою волю другим. Третьи становятся цивилизациями Галактики, так и не научившись любить и ценить родной мир…

Мы лежали на тёплой, напоенной летним солнцем земле и смотрели ввысь, на мириады миров нашей Галактики. Три существа из разных миров. И оказавшихся такими одинаковыми в своих чувствах…

— Странно, — я вновь подбросил несколько веточек в огонь. Ночная тишина лишь изредка нарушалась криками ночных птиц или звуком плеснувшей в реке рыбы.

— Что странного? — откликнулся Рилан.

— У нас так много писали о контакте. О обмене знаниями… Об универсальном языке математических понятий… А в реальности всё оказалось намного проще…

— Вы — «юная космическая цивилизация». Пока вы находитесь в карантине, а мы лишь наблюдаем за вами. Поэтому никто не вступает с Землёй в контакт, хотя вы активно стремитесь к этому.

— Понимаю. Мы, как подросток, который хочет приобщиться к миру взрослых, но ему говорят: «Ты ещё мал, подрасти немного».

— Да, похожая аналогия. Очень похожая… Когда вы достигнете нужного уровня, тогда и произойдёт Большой контакт, и вы станете полноправными членами Галактического содружества. А пока мы вступаем в контакты лишь с простыми жителями планеты. Такими, как вы…

Короткая летняя ночь заканчивалась, постепенно уступая место утренней заре.

— Нам пора, Владислав, — Рилан и Элиана встали. — Через сутки мы должны быть на корабле-матке. — Спасибо за встречу.

— Прощайте, — я протянул руку. Рилан ответил крепким рукопожатием.

— Странно, — отметил он. — У нас тоже принят такой же жест, как признание дружбы или близкого знакомства. Всё-таки у наших цивилизаций много общего. Прощайте, Владислав… Хотя, нет. До встречи! Я всё же надеюсь, что мы ещё увидимся на звёздных дорогах! Счастливого пути!

— Счастливой дороги! — ответил я и добавил, вспомнив многочисленные, прочитанные мной научно-фантастические рассказы: — Спокойной плазмы.

— Спасибо! — Рилан достал из незаметного кармана на гладкой ткани комбинезона небольшой блестящий предмет. — Вот, возьмите на память.

В моей руке оказалась небольшая серебристая пластинка. Какой знакомый рисунок! Звезда, бросающая острые лучи в пространство… Двенадцать выстроившихся в ряд планет и стрелка, направленная от четвёртой из них… И обнажённые фигуры мужчины и женщины… И рука мужчины, замершая в приветственном жесте…

«Пионер! — подумал я. — Станция, отправленная в дальний космос. И несущая на себе послание к иным цивилизациям. Послание о том, что они не одиноки во Вселенной…»

— Мы когда-то отправили такие пластинки на автоматических межпланетных станциях, в надежде, что они попадут к собратьям по разуму, — подтвердил мою догадку Рилан. — Но научились летать меж звёзд раньше, чем они достигли цели. Один из этих аппаратов достигнет Солнца примерно через сто пятьдесят лет.

Я проводил гостей до их корабля. Уже поднявшись по трапу, Элиана, сказав что-то Рилану на певучем, мелодичном языке, обернулась ко мне:

— Подождите, Владислав, я хочу кое-что подарить вам.

Она скрылась внутри корабля. Вернувшись, девушка протянула мне тубус.

— Это ваши картины? — догадался я.

— Да. Я сделала копии своих картин. Ведь они понравились вам?

— Да, очень. Большое спасибо, Элиана.

Я смотрел на мерцающий белёсым светом корабль, уходивший за темнеющую на фоне рассветного неба кромку векового леса.

Как много писатели, учёные, просто мечтатели писали и говорили о Контакте. Об обмене знаниями… Об языке математики или геометрических фигур… О математических и физических константах, понятных любой высокоразвитой цивилизации…

Всё это глупость! Ерунда! Ненужная шелуха! Чувства, эмоции — вот что понятно любому мыслящему и чувствующему существу! Неизбывная, вечная тоска по оставленному дому. Грусть разлуки и счастье возвращения домой, к тем, кого ты любишь! Осознание красоты и хрупкости твоего родного мира. Вот он, универсальный язык цивилизаций! Язык образов, язык чувств, язык эмоций!

Я сидел у костра и вновь смотрел в светлеющее утреннее небо, на котором гасли последние звёзды, уступая место свету дня. Но теперь у меня не было ощущения того вселенского одиночества, так пугавшего людей, вынуждая их искать братьев по разуму. Мы не одиноки. Ведь где-то там, у такого далёкого и, в то же время, ставшего для меня таким близким Сириуса, вращается планета, где живёт юная художница Элиана, любующаяся по утрам снежными вершинами своих родных гор. Где на берегу озера живёт космонавт-разведчик Рилан… И это лишь один из многих миров Галактики, населённых людьми. Один из многих…

Мы не одиноки…

Конец

2016 г.

Алый жеребёнок

(цикл «Павлик и Юля»)

Дождь начался вскоре после полуночи. Сначала это были лишь отдельные крупные капли, защёлкавшие по листьям деревьев, росших на высоком берегу реки, но постепенно дождь набрал силу, и капли превратились в холодные острые струи. Юрий поёжился и поплотнее закутался в куртку. Тёплая июньская ночь постепенно остывала, уступая место зябкой прохладе дождя. Тёмное облако заволакивало тёмно-синее небо летней ночи, гася отсвет ночной зари, на фоне которой виднелись постройки дачного посёлка.

«Ещё дождя мне не хватало, — пробурчал Криницын. — Похоже, что это безобразие продлится до утра».

Криницын сплюнул от досады. Сегодня был очень удобный день. На селекционной станции остался только дежурный зоотехник. Молодая девчонка, которая навряд ли высунется до утра из лабораторного корпуса. А тут этот дождь!

На четырнадцатую станцию Института генной инженерии и селекции столичного журналиста Юрия Криницына привели интересные слухи, которые донесла до него его новая знакомая Люсьена. Юрий поморщился. Недалёкая, пустая, но самоуверенная Люся, не отличавшаяся ни внешней, ни душевной красотой, совершенно не вызывала у интеллигентного и культурного журналиста симпатий. Единственное, что заставило Криницына пойти на сближение с ней — это профессиональный интерес.

На селекционной станции происходило что-то… Непонятность и закрытость этого «что-то» привлекало его — журналиста до мозга костей — с той же силой, с какой варящееся в алюминиевом тазу сладкое и душистое варенье привлекает пчёл и ос со всей округи.

Криницын вновь брезгливо поморщился: чтобы свести знакомство с Люси (как величала себя сама Люсьена) ему пришлось завести близкие связи с активистами из «Союза за гармонию с природой», где обреталась Люся. Людьми, которых Юрий откровенно презирал. И накропать бездарную статью в одну из местных газет, которую активисты считали своим рупором. Статью, при воспоминании о которой Юрия Криницына — профессионального журналиста — охватывал жгучий стыд, как мальчишку, написавшего мелом на заборе неприличное слово. Но зато он стал доверенным лицом в этом… «клубе по интересам».

Ещё и вчерашняя ссора с Вертихиным, давним, ещё со школы, другом Криницына. Знал бы он, что Евгений назначен новым директором станции — не понадобились бы эти клоуны… Наверняка, Евгений пошёл бы навстречу старому приятелю.

Дождь не прекращался, грозя перейти в настоящий ливень, и журналист, посмотрев на видневшиеся вдалеке корпуса селекционной станции, стал спускаться к реке.

***

Жеребёнка Павлик увидел на рассвете. Услышал сквозь сон далёкое конское ржание и проснулся. Некоторое время он сидел на кровати и, протирая глаза, вспоминал, что же ему приснилось.

Юлька мирно посапывала, обняв подушку. Павлик тихонько встал, накрыл сестрёнку съехавшим на пол одеялом и подошёл к окну.

Утро только начиналось. Чисто вымытое ночным дождём небо уже окрасилось нежно-голубыми оттенками, а на алеющем востоке из-за горизонта показалась кромка солнечного диска. Сад ещё скрывался в сиреневых утренних сумерках, дыша дождевой сыростью. От видневшейся за дачей речки наползали клочки белёсого тумана.

Павлик вновь услышал тихое ржание. Звуки доносились с луга, закрытого от взора мальчика широкой верандой, где бабушка (когда её не вызывали по срочным делам Дальней космической связи) по вечерам рассказывали Юле и Павлику сказки. Павлик тихонько, стараясь не шуметь (чтобы не разбудить родителей, спавших в соседней комнате), пробрался на выходившую в сад террасу. И замер от удивления. На лугу пасся необыкновенный жеребёнок. Гордо вскинутая головка; точёные ножки; шелковистая, развевающаяся под утренним ветерком грива, сияющая червонным золотом… Необыкновенной была и масть жеребёнка: огненно-рыжий окрас, подсвеченный алыми лучами восходящего солнца, напоминал расплавленную медь.

«Красный конь… на заре…» — подумал Павлик, будучи не в силах оторвать взгляд от этого чуда. Жеребёнок, заметив мальчика, тонко заржал, как будто приглашая поиграть вместе на утреннем росистом лугу. Но у Павлика, как назло, слипались глаза, и мальчишка с трудом добрался до кровати.

Окончательно проснулся он, когда жаркие лучи июньского солнца пробрались в комнату. Павлик долго не мог понять, был ли необыкновенный жеребёнок сном или всё-таки явью. Поэтому, наскоро умывшись и одевшись, тотчас помчался на луг…

Увы, на лугу мальчика постигло жестокое разочарование — никакого огненно-рыжего жеребёнка там не было. На луговине паслись обычные лошади: гнедые, серые… Эти лошади были с расположенной неподалёку от дачи селекционной станции, где работал школьный друг Пашкиного отца Евгений Петрович Вертихин — дядя Женя, как его называли Павлик и Юля.

Павлик ещё раз посмотрел на пасущихся на лугу лошадей в надежде увидеть загадочного жеребёнка и, печально вздохнув, поплёлся завтракать.

«Неужели приснился? Но я же видел его! Эх ты, соня…» — обругал себя мальчик.

— Доброе утро, Павлик! — мать уже расставляла на столе тарелки. — Ты что такой грустный?

Павлик вздохнул в ответ.

— Ну, что случилось?

— Да ничего, мама, — Павлик уселся на стул и глянул в окно. — Вот думаю — приснился он мне или нет?

— Кто? — Юля с интересом посмотрела на брата.

— Жеребёнок. Такой… Такой необычный. Рыжий, даже красный, как в песне…

— Красный конь… — улыбнулась Антонина. — А ты что же, не разглядел его как следует?

— Да разглядел. Только так рано было — солнце ещё не встало. Очень спать хотелось. Я и заснул! — с досадой ответил мальчик.

— А меня почему не разбудил!? Тоже мне, друг называется! — возмутилась Юлька. — Вот если бы ты меня разбудил, то мы бы увидели его оба. И тогда ты бы точно знал — был жеребёнок или нет. Потому что сразу двоим одинаковый сон не снится!

Павлик снова вздохнул и принялся за кашу. Целый день он выбегал на луг, но увы… Таинственный жеребёнок так и не появился. Не появился он и на следующее утро. И Павлик решил, что чудесный алый жеребёнок был всего лишь сном…

***

Алый жеребёнок появился на четвёртый день, когда Павлик уже почти забыл о встрече. Мальчик опять услышал сквозь сон тонкое ржание. Сон слетел мгновенно. Павлик кинулся к окну, но остановился, вспомнив про Юльку.

Девочка крепко спала, раскинув руки и посапывая курносым носом, усыпанным веснушками.

— Юлька! Вставай, Юлька! Он опять пришёл! Жеребёнок! — Павлик принялся тормошить сестру.

— Кто? Какой ещё жеребёнок? Отстань, я спать хочу… — Юля отмахнулась от брата, но вдруг вскочила в постели. — Жеребёнок!? Тот самый!? Где он, Пашка!?

— Там, на лугу. Надо с террасы смотреть, — и Павлик, схватив Юльку за руку, потащил сестру на террасу, выходившую на луг.

— Какой красивый! — восхищённо воскликнула Юля, увидев чудесного жеребёнка. — Откуда он?

— Не знаю…

— Он нам не снится — это точно! — Юля, на всякий случай ущипнув себя, перелезла через перила террасы и махнула рукой брату: — Пошли. Подойдём ближе.

Жеребёнок с любопытством смотрел на приближавшихся детей. Тихонько заржав, он подошёл поближе.

— Какой ты красивый! — Юля протянула руку, погладив жеребёнка по лбу и светлой полоске, тянувшейся от его лба к носу. — Откуда ты?

Жеребёнок, будто отвечая девочке, снова тонко заржал и доверчиво ткнулся тёплыми шершавыми губами в ладонь Юли. С луга послышалось ответное ржание.

— Юлька, смотри! — Павлик показал рукой на скрытый в молочной кисее утреннего тумана луг.

Юля пригляделась… В тумане появились силуэты ещё нескольких жеребят, пасшихся на берегу реки. Восходящее над рекой солнце подсвечивало медно-красную гриву…

— Красивые? — неожиданно раздался мягкий женский голос.

Юля и Павлик испуганно обернулись. От реки к ним поднималась их соседка — Елена Полосухина. Дети обожали «тётю Лену», как называли её Юля и Павлик, ведь она знала столько потрясающих сказок о драконах, богатырях, волшебных цветах и чудесных зверях…

— Здравствуйте, тётя Лена, — хором поздоровались ребята.

— Привет, малыши. Что не спите?

— Да вот… — Павлик кивнул на жеребёнка.

— А, Огонёк вас позвал поиграть! — улыбнулась Елена. — Скучно ему, наверное, в тумане…

— А почему он днём не пасётся? — спросил Павлик.

— Огонёк и его братишки и сестрёнки, — Елена кивнула на пасшихся в тумане жеребят, — это необычные лошади. Необычно их происхождение, и мы пока не показываем никому наших ребят.

— Значит нам было нельзя его видеть, да? — обиженно спросила Юля.

— Ну почему, Юленька? Приходите сегодня на селекционную станцию, там познакомитесь с нашими малышами поближе. А сейчас — спать. Ещё очень рано. Наши жеребята никуда не денутся.

— А целых три дня их не было! — возразил Павлик.

— Мы просто не выпускали их эти три дня — необходимо было наблюдение. Но теперь вы их будете часто встречать по утрам.

Павлик и Юля, вздохнув, вернулись на дачу.

— Значит, он мне не приснился тогда, — Павлик натянул одеяло. — А то я уже думал…

— Вот видишь — разбудил меня, и сразу всё стало понятно! — улыбнулась Юля. — Я же говорила: разбудил бы меня в тот раз и всё бы сразу понял!

— Ладно! Я теперь тебя всегда буду будить, когда увижу что-нибудь интересное… — зевнул Павлик.

***

На селекционную станцию решили отправится на следующий день. Но утром возникла непредвиденная задержка в лице Юлькиной и Пашкиной бабушки. Елизавета Тимофеевна, лихо развернув глайдер, влетела во двор, подобно внезапно налетевшей буре. Вбежав в дом, «Воробьёва — самая старшая», как в шутку называл её дед Юли и Павлика, кинула на стол в прихожей дорожный шлем и быстренько расцеловала любимых внуков.

— Тонечка, я быстро… И пулей мчусь в диспетчерскую! Этим, извиняюсь, мужчинам нельзя доверять ничего серьёзней удочки! У нас опять накрылась связь, и они ничего не могут сделать!

— Елизавета Тим…

— Тоня, ну сколько раз можно говорить! Какая я Елизавета, да ещё и по батюшке. Называй меня тётя Лиза! Уже семь лет вы с Тёмой, а ты никак не запомнишь! Кстати, а где наши мужчины?

— На рыбалке, Ел… тётя Лиза. Завтра приедут…

— Ладно. Пускай отдохнут от забот праведных… Кстати, — бабушка, успевая одновременно жевать бутерброд, разговаривать и отчаянно жестикулировать, вихрем носилась по даче, складывая дорожный чемодан. — Олча написала, что её дочка переехала с мужем в Москву. Их дача здесь, в нашем посёлке.

— Катька вернулась! Вот это хорошая новость, — обрадовалась Тоня.

— Так что, Юля, я надеюсь, что вы с Валей подружитесь! — и бабушка, вновь вскочив на глайдер, умчалась в аэропорт, подняв облако пыли.

— А Валя… — начала Юля.

— Дочка Кати, ваша ровесница.

Подходя к белым корпусам селекционной станции, ребята ещё издали услышали знакомое тонкое ржание. Голоса алых жеребят отличались от обычных. Их ржание было более тонким и каким-то мягким, как будто приглушённым.

— Здравствуйте, тётя Лена, — поздоровались ребята.

— Привет, пришли в гости к Огоньку? Ну, проходите, — Елена пригласила ребят пройти во двор станции. Огонёк, увидев знакомых, сразу же подбежал к ним.

— Можно? — Павлик показал лежащий на ладони кусок сахара.

— Можно, сахар наши ребятишки очень любят, — улыбнулась Елена. — Вы тут постойте, а я сейчас вернусь.

Огонёк с аппетитом схрумкал угощение и поскакал к остальным жеребятам.

— А ещё они любят хлеб с солью! — из-за изгороди вышла невысокого роста девочка, примерно того же возраста, что и Юля с Павликом. На девочке был одет короткий голубой комбинезон, а подстриженные на уровне плеч чёрные волосы схвачены широким голубым ободком. Симпатичное, чуть скуластое лицо и узкие карие глаза с изящным миндалевидным разрезом век (из-за чего взгляд девочки казался слегка раскосым), буквально светившиеся лукаво-озорными искорками, выдавали в ней уроженку Алтая.

— Привет! Валя, — представилась девочка.

— Юля.

— Павлик, — представились в ответ ребята.

— А я тебя раньше не видел! — удивился Павлик.

— А я только позавчера приехала, — объяснила Валя.

— С Алтая? — спросил Павлик.

— Ага, угадал! — рассмеялась Валя. — Просто у меня вторая бабушка — тувинка. И я в неё уродилась.

— Подожди! — догадалась Юля. — Твою маму зовут Катя, а бабушку — Олча?

— Ага! И наши мамы — одноклассницы! Так что я тоже про вас всё знаю! — Валя показала язык.

— Так ты и есть Валя! Про которую мама говорила! — обрадовалась Юля. — Вот здорово!

— А вы пришли на Огонька и других жеребят посмотреть?

— Да, нас тётя Лена пригласила.

— А Огонёк пасётся у нашего дома! — добавил Павлик.

— Вы, как я посмотрю, уже познакомились с моей внучатой племянницей? — Елена вернулась к детям. — Ну ладно, пойдёмте-ка к Евгению Петровичу. Он вам расскажет о наших жеребятах, — Елена подтолкнула детей к зданию лаборатории.

Когда ребята вошли в кабинет, Евгений Петрович сидел за столом, углубившись в чтение корреспонденции.

— Евгений Петрович, — Елена позвала увлёкшегося чтением биолога и показала ребятам на кожаный диван.

— Да-да, извините, увлёкся. Тут опять паническая статья активистов «Союза за гармонию с природой». О нашем Марсе и его потомках…

— Что они там опять?

— Как всегда. Пространные и дилетантские рассуждения о плодимых нами монстрах, которые уничтожат планету. И самое главное… — Вертихин покачал головой. — От Сигизмунда… гхм… извиняюсь, Юрия я такого не ожидал… Умный интеллигентный человек, а поддержал этих… Ладно, отложим… Итак, ребята? Как я понял — вас интересуют наши необыкновенные воспитанники?

— Да, дядя Женя. А то Юля и Павлик ещё не знают, — ответила Валя.

— Ну ладно. Вы когда в школу собираетесь?

— Осенью. Нам уже шесть! — ответил за всех Павлик.

— Прекрасно, — Евгений Петрович откинулся на спинку кресла, потирая руки. — В школе вы будете изучать историю и там услышите о том, что предки жителей Земли и ещё некоторых планет: Эрты, Хороса, Валинато, Калиакрии и, возможно, других были инопланетными колонистами. Наверняка, слышали вы и том, что на Марсе группа археологов под руководством Питера Коллинза обнаружила загадочный город. В нём жили люди. И город был похож на древние города пустынь Передней Азии.

— А при чём здесь Огонёк?

— Слушайте дальше. В городе были найдены не только предметы утвари, украшения и прочее, но и рисунки, изображавшие странных животных. Довольно крупных. Похожих на зверей. А ведь вы знаете, наверное, что на Марсе сохранилась лишь примитивная жизнь в виде насекомых и некоторых пресмыкающихся?

— Нет, не знаем, — растерянно ответила Юля.

— Мы знаем, что там есть небольшая жизнь. А какая — не знаем, — пожал плечами Павлик.

— Так вот… Даже в те времена, когда Марс был похож на Землю, таких животных, как млекопитающие или птицы там не было. Высшим звеном тамошнего живого мира были пресмыкающиеся и так называемые энанциорнисы.

— Динозавры!? — воскликнула Валя.

— Возможно — да. Останков птиц и млекопитающих мы не нашли… До открытия Коллинза и его коллег. Мы изучали рисунки этих странных животных, напоминавших гигантских кошек или лис, или…

— В общем, как оказалось, некоторые скелеты больших животных, которых мы реконструировали, как ящеров, оказались, скорее всего, теми самыми «зверьми с рисунков», — пояснила Елена. — Мы прочитали их наследственную информацию и выяснили, что они млекопитающие. И наиболее близки к лошадям и, как это ни странно, древним китам.

— Вернее их предкам, обитавшим ещё на суше. Вы хоть понимаете, про что мы вам рассказываем? — улыбнулся Евгений Петрович.

— Понимаем, — ответил Павлик. — Вы поняли, что ошиблись. Динозавры оказались лошадьми.

— Можно и так сказать, — усмехнулся биолог. — Мы решили попробовать воссоздать этих зверей. Но синтезировать искусственных животных пока могут только герои фантастических книг, и нам нужно было, чтобы наших зверей произвели на свет какие-то существующие животные. А так как они оказались близки к лошадям (древние предки китов, к сожалению, вымерли), то мы внедрили гены таинственных зверей именно им.

— А если на Марсе не было зверей, то как же эти появились? — недоуменно спросила Юля.

— Да, на Марсе они появится не могли. Вот поэтому я и рассказал вам про историю Земли. Возможно, что Марс тоже населяли колонисты, и они привезли этих зверей откуда-то с других планет. Как, например, мы перевозим лошадей, мулов или северных оленей. И они до сих пор помогают нам, несмотря на технический прогресс. И помогают там, где порой пасует техника.

— И на свет появился Огонёк?

— Не так быстро, Валя. На свет появился Марс. Так мы назвали новое животное.

— Он был лошадью, дядя Женя?

Евгений Петрович прошёлся по кабинету, заложив руки за спину и, взглянув в окно, продолжил:

— Не совсем, Юля. Марс хоть и родился конём, но оказался не очень похож на него. Сейчас он живёт на биостанции под Ашхабадом. Очень умный, сильный и выносливый зверь. И очень привязанный к людям, — Евгений Петрович достал альбом. — Вот, посмотрите на нашего первенца.

— И правда, не похож на лошадь… — удивлённо протянул Павлик.

На фотографиях был запечатлён странный, но симпатичный зверь. Похожий на лошадь, но и не совсем похожий. У Марса была ярко-оранжевая, почти красная шерсть, длинный, похожие на ослиные уши, большие лиловые глаза и, похожие на кошачьи, белые усы-вибриссы. Грива отсутствовала, а копыта Марса оказались покрыты шерстью и поэтому походили на широкие лапы. Да и хвост представлял собой не метёлку, как у лошадей, а скорее походил на хвост кошки с кисточкой на конце. Зверь на фотографиях ластился к учёным, как большая собака.

— Генный анализ показал, что Марс — лошадь, как ни странно это звучит, хотя и с не совсем лошадиными генами. Мы продолжили эксперименты и решили скрестить Марса с ахалтекинскими лошадьми. И вот тогда на свет появились Огонёк и его братишки и сестрёнки, — с необыкновенной теплотой, будто говоря о собственных детях, ответил биолог.

— От Марса они унаследовали только необыкновенный окрас. А также выносливость, ум, добродушный, любопытный характер и… умение хорошо плавать.

— А сам Марс? — спросила Юля.

— Мы вывели ещё несколько его собратьев. В том числе и девочек. Так что, скоро получим и потомство нашего Марса, не разбавленное лошадиными генами.

***

Домой дети шли молча, погружённые в мысли о необыкновенных марсианских зверях.

…Их воображение рисовало длинноухих коренастых зверей с красной густой шерстью, мерно шагающих подобно земному каравану по красным дюнам марсианских пустынь. Блёклое белое солнце, сияющее с розового неба, отражается в лиловых глазах таинственных зверей… А с соседних холмов раздаётся глухое в разреженном холодном воздухе планеты конское ржание, и на вершину дюны вскакивает стройный медногривый конь, зовя своих мохнатых собратьев вперёд, туда, где у подножия бурых плосковерхих гор виднеются постройки загадочного марсианского города…

— Валь, а твой папа — космонавт? — первым нарушил молчание Павлик.

— Ага! Его перевели в Москву. Он теперь служит в космопорту «Раменское». Он командир транспортного корабля Академии наук «Плутония».

— Приходи к нам в гости, — пригласила новую подругу Юля. — Бабушка будет очень рада, что мы подружились.

— Приду, обязательно!

Но Юля и Павлик первыми нанесли визит к новой подружке, благо жила Валя всего через дом.

— Ну, молодцы. А то Валя переживала, что у неё здесь нет друзей.

— А теперь есть! — весело ответила Юля.

— Ну, как вам наши воспитанники? — спросила Елена.

— Здорово! — восхищённо ответил Павлик. — Марсианские кони!

— Ну, они не марсианские, а вполне земные, — улыбнулась Валина бабушка. — Хотя…

— Мне приснились вчера медногривые кони,

Они в красной пустыне неслись на просторе.

На оранжевых дюнах, среди чёрных камней,

След в песке оставляли подковы коней,

— продекламировала Валя.

— Это кто написал? — удивился Павлик.

— Это папа. Он в школе стихи писал, — смущённо ответила Валя.

— Вот смотрите, — Валина бабушка принесла планшет. — Это фотографии того таинственного города.

Ребята долго рассматривали фотографии построек из бурого и чёрного камня, постепенно появлявшиеся из красно-оранжевых песков марсианской пустыни. На некоторых стенах и впрямь были нарисованы фигуры животных, напоминавших статью лиловоглазого Марса.

— Боюсь, что настоящие кони на Марсе не могли жить. Во всяком случае тогда, когда эта планета превратилась в сухую пустыню.

— А это ракушки? Да? — Павлик показал на фотографию. На иллюстрациях были изображены разноцветные раковины диковинных моллюсков марсианских пустынь.

— Да. Ракушки моллюсков, живших когда-то в марсианских морях. Некоторые моллюски приспособились жить в пустыне и дожили до наших дней. Например, песчаный прыгунчик.

Разговор прервал звонок видеофона.

— Дети, вам пора домой! Тоня вас уже обыскалась.

***

— Какие красивые и необычные! — сказала Юля, когда ребята уже укладывались спать.

— Когда мы подрастём, мы обязательно полетим на Марс. И тогда я подарю тебе самую красивую марсианскую ракушку, — торжественно пообещал ей Павлик.

— Да я не про ракушки. Я про Марса и Огонька.

— Да, они очень необычные…

— И загадочные… — добавила Юля. — А ты, правда, подаришь мне самую красивую ракушку? Обещаешь?

— Обещаю!

— Смотри, я запомню… — ответила Юля, засыпая.

***

Юля, Павлик и Валя с того дня стали частыми гостями селекционной станции. И не только гостями. Они с удовольствием помогали взрослым ухаживать за животными. А весёлая, веснушчатая и курносая Светка — студентка, работавшая на каникулах на станции — взялась учить ребят верховой езде, благо на станции оказалось несколько покладистых добродушных пони.

На станции было очень много интересного, и ребята, увлекаясь, совершенно не замечали течения времени. Но Евгений Петрович последние несколько дней был не в очень хорошем настроении и часто ругал каких-то Сигизмунда и Юрия Тимофеевича, особенно прочитав свежие номера газет. Юля, Валя и Павлик поначалу не придавали значения испорченному настроению биолога. Не придавали, пока однажды вечером не произошла странная встреча.

Ребята вместе со Светой возвращались с конной прогулки. Расседлав своих лошадок и заглянув в денник к Огоньку, Павлик, Валя и Юлька вышли из конюшни. Солнце уже село, и вечерние сумерки серо-лиловой прохладной пеленой опускались на станцию и дачный посёлок, сменяя зной летнего дня. В темнеющем сиреневом небе поднялась ярко-жёлтая Луна, какие-то птахи посвистывали в недалёком лесу, устраиваясь на ночлег.