Бесплатный фрагмент - Мифическая космография

Введение

Архетипическая реальность соотносится с тем уровнем сознания, который обычно называют подсознательным или сверхсознательным, — с миром снов, видений, откровений, галлюцинаций, — но в той его части, где он выходит за пределы чисто индивидуального, субъективного и переходит в область всеобщего, повторяющегося, являющегося раз за разом, независимо от стран и эпох (хотя и облачённым в разные одежды).

Мифическая космография повествует о той области архетипической реальности, которая может быть представлена «географически» — как описание «стран», «миров», «планет», «путешествий».

Три предыдущие книги этой серии я посвятил описаниям архетипической реальности в письменных источниках, как самых ранних, так и недавних. Тема эта восходит к глубокой древности. Шаманизм — распространённая по всему земному шару среди первобытных (и не очень) народов практика — основан именно на «путешествиях», совершаемых душой шамана, находящегося в состоянии транса. Картина мира во всех древних цивилизациях базировалась как на результатах астрономических и географических наблюдений, так и на подобном опыте переживания и интерпретации архетипической реальности. Причём «протонаучные» и «шаманские» описания оказывались согласованными в рамках единой модели, принятой и санкционированной традицией. Этот архаичный синтез оказался очень живуч и, по сути, создал язык и для всех более поздних учений, продолжающих говорить об «эфирном» и «астральном» (звёздном) мире, выходе души из тела и т. п. Да и модель Мирового яйца при исследовании мифической космографии по-прежнему актуальна.

Рассмотрению этих традиций и архаичных моделей реальности посвящена книга «Шаманской тропой: Введение в мифическую космографию». Основное внимание в ней уделено архетипам «трёх миров» и «четырёх сторон света».

Три мира: верхний, нижний и океанский (или переходный).

Первый соотносится с миром богов, небесами, северной полярной областью небосвода, Мировой горой, центром.

Второй — с подземельями, миром мёртвых (часто инфернальным), болезней и бесов, трещиной в мироздании, открытой в хаос, невидимой частью небосвода.

Третий — с водами, «нижними» небесами, горизонтом, периферией, миром демонических противников богов (не обязательно враждебных человеку) и магических иллюзий; как переходный мир он расположен и выше, и ниже поверхности земли — мира людей.

Стороны света также исключительно важный архетип, равно моделирующий пространство «физическое» и «внутреннее» пространство трансперсонального опыта. За редким исключением (имеющим астрономические объяснения), север — область смерти и демонов; юг — жизни, роста, огня, страсти, становления; запад — океанский, переходный, магический, амбивалентный, связанный с тайными знаниями; восток — изначальная страна первотворения. «Алхимические» архетипы — нигредо, альбедо, рубедо — моделируют движение с севера через запад на юг или из нижнего мира в средний и верхний.

Мировое яйцо — это модель мироздания, в которой земля в центре («желток») последовательно окутывается сферами («белком») — стихийной, эфирной, астральной, — где каждая последующая имеет более высокий статус, постепенно приближаясь к божественному миру — Эмпирею. Более подробно эта модель рассмотрена в книге «Восхождение к Сфере Разума», посвящённой «мифокосмографическим» сюжетам в художественной литературе и искусстве и откровениях мистиков Нового времени. Сферы Мирового яйца хорошо накладываются на векторы трёх миров и сторон света, придавая им глубину: путник-психонавт, двигаясь в любом направлении, пересекает их последовательно.

Третья книга — «Дороги и тропы» — посвящена мировым мистическим традициям: «миры», описываемые мифической космографией, оказываются маркерами «стоянок», стадий на пути духовного совершенствования, приближения к Абсолюту.

Познакомимся с описываемой в этих книгах «картой» чуть более подробно.

Архетипическая модель космоса

Сферы

Три вектора — небесный, адский и океанский (переходный) — могут рассматриваться как по принципу взаимного отражения, так и иерархически.

В первом случае Центральная Мировая гора Небес противостоит Конусу (бездне) Ада как верхняя и нижняя часть вертикали, а переходный мир — это условная плоскость-горизонталь, ей почти перпендикулярная.

В космологической версии Мирового яйца верх — это область северных полярных созвездий; низ — область, невидимая из северного полушария, вблизи Южного полюса мироздания; океанский мир — область звёзд, восходящих и заходящих за горизонт, условно в воды вселенского океана. Наклонная «плоскость земли», по которой проходят маршруты мифических странствий, соответствует эклиптике.

Но часто мы видим другую — геоцентрическую — модель, в которой ад — это направление «под землю», небесные сферы верхнего мира окружают землю, как оболочки яйца — желток, а переходный мир оказывается областями, ближайшими к поверхности земли сверху и снизу. И естественно, они не равноценны.

Для удобства современного читателя эту картину можно условно соотнести с современной научной моделью. Тогда:

сфера вод — это гидросфера: воды поверхностные, подземные и атмосферные — в тропосфере;

сфера воздуха — стратосфера;

холодная мезосфера хорошо соотносится с мифическим ледяным хребтом,

а термосфера (с температурой в 150 градусов) — с хребтом огненным (сферой огня).

Выше лежит эфирная сфера — это, так сказать, «экзосфера».

Дальше начинаются уже астральные миры, где проходят пути планет (нижний астрал) и звёзд (верхний астрал). Понятно, что в геоцентрической модели они будут восприниматься тоже как сферы, окружающие Землю. Но там, на границе нижнего и верхнего астрала, появляется архетипический образ «Духовного Солнца» — высших миров, образующий новый центр притяжения.

Чередующиеся слои мыслились и внизу — внутри Земли. (Сфера подземного огня здесь, допустим, — слой вулканических магм).

Иерархия миров

Для восприятия стихийных сфер характерны амбивалентные или опасные существа, лабиринты, заставы. При направлении «вверх» — образы небесных вод, бурь, злых духов. При направлении «вниз» — чистилища, образ многослойной земли, «нижних земель». По горизонтали — водные пространства (в основном на западе), пустыни (главным образом на востоке), неведомые земли, монстры.

Рубеж стихийной и эфирной сфер может восприниматься как место сражения (например, между силами света и тьмы), место суда, сфера Луны, горы льда и огня.

Эфирный мир имеет чёткую полярность между земным раем (обычно на востоке — северо-востоке) и адом (как правило, с входом на западе — севере). Пространство между ними — это океанский мир — область полубогов/даймонов. Здесь же (или отчасти в стихийной сфере) находятся так называемые континенты — кешвары, двипы и т. п. — места обитания параллельных человечеств, оставшихся на уровне золотого/серебряного века. Характерны также образ Водной бездны — Устья рек, куда проваливаются мировые воды, — и образ Мировой реки, ниспадающей с небес/горы на землю, а также Источника или Древа мудрости.

Рубеж эфирной и астральной сфер нередко воспринимается как стена, граница неба и земли, Окружающая Мировая гора.

Нижний астральный мир описывается как ряд концентрических стен Небесного града, как концентрические хребты, как «семь небес», как планетные сферы. С ним связаны «власти мира сего», благие и злые ангелы, или дэвы и асуры, астральные (звёздные) образы, пути восхождения и нисхождения души, «небесные страны», образ Мирового древа.

Рубеж нижнего и верхнего астрала часто связывается с верхним океаном, образами Древа Жизни, Огромной птицы, Солнца (Духовного).

Верхний астрал — это небесный рай, небесные дворцы, страна богов во главе с восседающим на троне небесным царём (или «вице-королём»), вершина Мировой горы, истинная родина человечества.

Выше находится Эмпирей — мир божественного присутствия и завес, отделяющих его от нижних миров.

Движение шаманскими тропами по «плоскости земли» тоже предполагает последовательное пересечение границ «сфер» от стихийных до астральных. Именно здесь решающее значение имеет направление по сторонам света, в зависимости от выбора которого будет меняться и наблюдаемая картина.

Примером такого маршрута в художественной литературе может быть путешествие Фродо в трилогии Толкина. Здесь стороны не совпадают с архетипическими и связаны с иной ценностной системой (запад — добро, восток — зло), но сам маршрут актуализирует последовательно ряд базовых архетипов.

Сфера земли представлена Вековечным лесом с его хранителем — земным богом Бомбадилом, чуждым космическим войнам света и тьмы.

Сфера вод — буйными водами Бруинена, снежно-ледяными хребтами Мглистых гор (соответствие — неодолимый ледяной хребет на границе с эфиром). Здесь же эльфийская «чистая земля» в Раздоле.

Сфера огня — в виде Лабиринта — пещерами Мории.

Граница стихийного и эфирного слоёв с полем бесконечной битвы света и тьмы представлена всей «линией фронта» вдоль Андуина — там происходит действие второй и третьей частей трилогии.

Полюса эфирного слоя — земной рай и ад — соотносятся с Лориэном и Мордором, с окружающими его болотами. Хребты и стены Мордора находят соответствие в городе Дит — инфернальных областях астрала — с эпицентром в бездне Роковой горы. Астральный контрполюс инфернальному востоку — Небесный мир, предельный заморский запад — Валинор, образ верхнего астрала.

«Души»

С описываемыми сферами в мифологиях связаны определённые «души», или «тонкие тела» человека, позволяющие «входить в них».

Эмпирею соответствует высшая душа, никогда не покидающая небеса, — нешама каббалы или виджняномайякоша индуизма.

Высшему астралу — дух — рух (исл.), руах (иуд.), Ум (антич.). В древних системах эта душа рассматривалась как отдельное небесное существо, покровительствующее человеку, — его фраваши или даймон (гений). Также это жизненная сила, даруемая свыше. После смерти человека возвращается на небеса.

Низшему астралу соответствует разумная душа, или Сердце. Способность к рациональному и этическому суждению. Совесть. Она выступает свидетелем на суде.

Собственно душа — психе, человеческая душа — субъект посмертного воздаяния — соответствует эфирному миру.

Слоям стихийного мира соответствуют:

огненному — душа вожделеющая, нафс — эгоцентрированная психика, рассудок, полностью поглощённый обслуживанием машины желаний;

водно-воздушному — так называемая свободная душа архаических систем, двойник, «тело сновидения»;

сфере земли — животная душа — витальное начало, способность желать и волить;

физическому — душа тела, растительная душа, сила жизни, рассеивающаяся после кончины тела.

Глава 1. Начало пути

Задумав эту книгу, я обратился к четверым современным «психонавтам» -визионерам с предложением «пройти» древними маршрутами. Их отчёты, беседы с ними, мои комментарии со сверкой увиденного с «картами» и «лоциями» (путешественникам незнакомыми) и составляют основное её содержание.

1.1. Путешественники

Венделл

Университетский преподаватель. Лингвист.

М. А.: Как у тебя появился интерес к мистике?

Насколько себя помню, он был всегда. Моя бабушка стала в детстве свидетелем бурного полтергейста в деревне, где она выросла. Из-под кроватей в избе вылетали предметы, тыквы катались по полу, раздавались стуки и всё такое. Родители тоже рассказывали сверхъестественные истории, в основном из жизни знакомых. Мне было легко в них верить, так как я чувствовал: у будничного мира есть изнанка, которая, на самом-то деле, гораздо интереснее, чем «лицевая сторона».

Из художественных книг в детстве мне больше нравились сказки, фантастика. Перечитывал «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя. Лет в десять прочитал «Мастера и Маргариту» и возвращался к ней ещё много раз. Стругацкие, Лем, западные фантасты, позже — Толкин, Кафка, Кортасар… Со старших классов школы сам пытался что-то писать.

В студенческие годы увлёкся Кастанедой; «мир не то, чем кажется» — эта мысль казалась мне моей собственной. Начал практиковать осознанные сновидения. Хотя первые спонтанные ОС случались ещё в детстве.

Студентом же с друзьями бродил по подземельям МГУ. Думается, что Главное здание МГУ было для меня, в системе координат моей стихийной мифологии, эквивалентом горы Меру. Например, в нашей среде ходила легенда, что Главное здание вниз уходит столь же глубоко, сколь высоко поднимается над землёй. Мне удалось попасть лишь на «профанный» 28-й этаж, и я завидовал посвящённым, добиравшимся правдами и неправдами до 33-го. Другая легенда повествовала о зэке, который был занят на стройке верхних этажей и однажды встал на краю, распростёр рукотворные крыла и, оттолкнувшись, улетел прочь, перелетел Москву-реку и был таков. А надзирателям оставалось лишь злобно материться ему вслед…

Мои стихи и проза, которые я иногда под настроение пишу, в основном сноподобны, иррациональны. Мне нравится погружаться в сноподобное пространство — оно гибкое и пластичное, им можно управлять, но в нём можно также искать ответы на волнующие вопросы. Часто они основываются на снах или на «всматривании» в изменчивую рябь, покрывающую океан бардо («Бардо Тхёдол» тоже произвела на меня большое впечатление в своё время).

Так как «новые видящие» не берут энтузиастов, а последователи Кастанеды в Сети производили унылое впечатление, я стал искать что-то похожее. Это было начало нулевых. Похожим, в первом приближении, мне показалось описание учения суфиев у Ошо и восточные учения индийского корня. Особенно заинтересовал буддизм, буддийская медитация. С интересом читал Йогананду, книги А. Давид-Неель, книжку по шести йогам Наропы. В какой-то момент увлёкся христианством, исихазмом, практиковал умную молитву. Перечитал дюжину книг оккультных авторов — искал интегральный подход, который позволил бы сгладить противоречия между религиями и культурами. Наткнулся в Интернете на «Розу мира» Андреева. Описание миров в книге показалось очень живым и реалистичным, от фактурности, обилия деталей захватывало дух.

Со временем горячее увлечение творчеством Андреева стало проходить, по мере осознания, что на основе «Розы мира» формируется лишь ещё одно догматическое верование, ошибочно претендующее на недогматический характер.

В андреевском сообществе познакомился с будущими участниками «клуба астральных путешественников». Первые попытки «путешествовать» были не слишком удачными. Существенные подвижки произошли через несколько месяцев, зимой, во время длинной ночной медитации. Я увидел некоторые образы, которые зацепили: прежде всего, великана в ледяной пещере, которая должна была растаять от света, льющегося сверху на лёд, а также океана с живой водой и пляжем из «драгоценной гальки». Как я понял тогда, главное — предельно расслабиться, успокоить сознание, сохранив при этом бодрую ясность, и перестать цепляться за образы, позволив им течь по своим собственным законам. Ещё важно, особенно на первом этапе, не ожидать слишком многого. Для начала достаточно восприятия на уровне «то ли вижу, то ли нет» (этот принцип я подсмотрел в инструкциях школы Чжун Юань цигун).

М. А.: А что за великан?

Великан сидит в ледяной пещере. Стены — очень красивый голубой лёд — сияют, преломляют свет, играют бликами. Пещера с некоторым запасом повторяет форму и размеры моего тела. Я очень большой. Место, как ни странно, совершенно комфортное.

Лёд постепенно подтаивает, ощущение стекающей по стенам пещеры и по моему телу талой воды нравится мне. Я как бы в ледяной скорлупе, снаружи сияет белый свет, временами проникая внутрь сверху — там, где лёд тоньше, — вливается в моё тело через темя. Я понимаю, что со временем он растопит скорлупу. Я попытался управлять светом, чтобы он вливался быстрее (воздействие любопытного и нетерпеливого эго). Как следствие, возникало напряжение. Поняв, что торопиться не надо, я позволил всему идти своим ходом.

Потом я вдруг увидел, что сижу на земле, поджав колени, — великан с небольшую гору размером. Внизу далеко — городок или село, крошечные люди, машины, дома. Я хорошо к ним отношусь, думаю, как бы не раздавить кого-нибудь нечаянно. Дальше я несколько раз переключался между образом сидящего великана и ледяной пещерой. Видимо, я перенёсся в «будущее», когда ледяная скорлупа уже растаяла.

Образ ледяной пещеры и терпеливого великана оказался очень позитивным, заряжал энергией. Будучи великаном, я хорошо ощущал свои огромные размеры и великанскую силу. Ледяная пещера была прекрасна, в ней царили покой и величественная красота. Ослепительный белый свет, поливающий искрящийся ледяной купол, — тоже мощное переживание.

Расскажу о другом важном опыте: некоторое время я регулярно практиковал по методике школы Гелуг-па шаматху с изображением статуи Будды из храма Махабодхи в качестве объекта. Статуя позолоченная. В одной из сессий я в какой-то момент ощутил себя погружённым в жидкую среду, напоминающую расплавленное золото. Эта среда была проявлением Буддовости, Сознания Будды. Сравнение с расплавленным золотом условно: ни жара, ни давящей тяжести металла я не чувствовал. Ощущение было приятным и лёгким, экстатическим, моё тело пронизывали приятные токи энергии. В голову сразу пришло название этой среды: «Огненное озеро Будды» или «Золотое озеро Будды». Золото было живое, оно стало меня «выправлять»: находило в сознании затемнения и высветляло их. Приходят на ум две метафоры, описывающие тот процесс: (1) выгорание тёмных включений и (2) растворения, переплавки их в «тигле». В конце концов тёмных мест не осталось, одновременно исчезла граница между мной и тем, что вокруг. То есть я растворился. Ощущение свободы.

Ла Меча

Поэт. По образованию психолог.

М. А.: Как всё началось?

Вообще-то я всегда была странной девочкой… Но осознанный интерес к мистической стороне жизни возник в сравнительно зрелом возрасте. Этому предшествовал серьёзный внутренний кризис, связанный с сильной влюблённостью, которая не была взаимной.

Психологический кризис привёл меня к состоянию физического расстройства — я заболела и болела довольно долго.

Однажды я лежала с температурой в своей комнате, потом заснула и увидела сон, который запомнила на всю жизнь и который помогал мне потом «держаться на плаву».

Мне снилось, что я нахожусь огромном храме, сложенном из белого камня, с открытым небу куполом. В куполе сияет небесный свод — чистая лазурь.

Происходит нечто вроде Апокалипсиса, воскрешения мёртвых и Божьего суда.

Огромная толпа народа стоит в храме, который оканчивается алтарём, к нему ведёт высокая белая лестница.

Все ждут суда — решения своей судьбы.

Я стою где-то в конце большой очереди, ведущей к алтарю, где видна маленькая простая дверь.

Люди всё идут, идут, и конца этому не предвидится.

В конце концов, я решаю обойти толпу и прохожу в числе тех, кто уже близок к лестнице, поднимаюсь по ней и подхожу прямо к дверям, где стоит пожилой седой человек в простой одежде сероватого оттенка.

Я думаю, что это апостол Пётр.

Я обращаюсь к нему с вопросом: «Могу я увидеть самого Бога?»

Он отвечает что-то вроде: «Сейчас Он придёт».

Открывается дверь, появляется Иисус.

Именно такой, как рисуют на иконах. Он одет в синюю шёлковую длинную одежду.

Я подхожу к нему и опускаюсь на колени. Помню шелест шёлковой ткани, которая обвивает мне лицо и голову, и нежнейшее прикосновение Его рук, которые гладят меня по голове. Я помню, что плачу, плачу, не имея силы успокоиться, — так сладки эти слёзы.

И слышу откуда-то сверху: «Что ты плачешь? Я никогда тебя не оставлял и не оставлю».

Я просыпаюсь.

Больше никогда и нигде я не испытывала такого упоения, такой надежды, заботы и доброты — поскольку всё это снизошло на меня в то время, когда я считала себя заблудившимся и глубоко несчастным человеком.

В этот же период произошло знакомство с людьми, в силу профессиональной принадлежности (психология) включёнными в круг вопросов и проблем пациентов, которые не могут быть решены только путём рациональных методов практической психологии, но требуют активного участия пациента в осознании некоторых моментов бессознательного, архетипического содержания.

Впоследствии я отошла от занятий психологией, погрязнув в круге различных бытовых проблем.

Моё «второе рождение» в инобытие состоялось несколько лет спустя после описанных событий, а именно в 2003 году, когда судьба свела меня с представителями различных творческих профессий (философы, поэты, художники и другие). Тогда начались более целенаправленные, активные опыты погружения в иную реальность, в том числе в мир архетипических образов.

Под руководством одного из моих друзей я стала учиться медитациям различного рода: использовались медитативные техники, направленные как на развитие умения концентрировать внимание на определённых объектах, так и просто расслабляться. В одну из таких медитативных сессий я пережила невероятное расширение сознания, сопровождавшееся столь мощным ощущением беспредельности своего существа, что это походило на сумасшествие. Моё привычное «я», которое я знала и с которым давно свыклась, и особенности моей личности, которые проявлялись всю жизнь, подчас весьма проблемные поведенческие реакции — все они вдруг отлетели на периферию сознания, а их место заняла бесконечность, протяжённость вширь и вглубь, которая с каждым вдохом разрасталась, набирала силу. Мне стало смешно — на что я тратила свою жизнь! Настолько мелкими и незначительными ощущались в этом состоянии известные мне заботы и проблемы. Они и вправду не стоили ничего. В этом состоянии была какая-то особенная сила, которая не подвергалась сомнениям, была неподвластна ходу времени и существовала как бы сама по себе. Несмотря на краткую длительность переживания (быть может, не более минуты), всё происшедшее было каким-то чудом, воспоминание о котором не меркнет с годами.

Впоследствии этот удивительный опыт «попадания» в бесконечность я пережила на реколлекциях по методу Игнатия Лойолы, проводимых Католической церковью. В то время я находилась в часовне на адорации (поклонение Пресвятым Дарам). Когда вынесли Гостию в сверкающей лучами монстранции, я долго смотрела на неё, и тут пространство покачнулось, раздвинулись стены, хлынул свет — я ощущала его и внутри, и снаружи — и я испытала такое же чувство бесконечности, только меньшей интенсивности по сравнению с первым опытом. Это ощущение длилось дольше, чем в первый раз — минут десять.

Некоторые переживания, связанные с новыми открытиями, мне посчастливилось выразить в своих стихах.

Многие путешествия в иные миры и альтернативные реальности я записывала, ведя своеобразный дневник.

М. А.: Расскажи ещё о каких-нибудь ярких переживаниях.

В 2012—2013 годах мы с дочерью совершили путешествие по южной части Испании (Андалусии). Мы побывали в разных городах, в том числе посетили Гранаду.

В Гранадском кафедральном соборе, совмещающем, как и большинство крупных католических храмов Испании, функции церкви и музея, я испытала ещё одно потрясение. Я стояла перед картиной Мемлинга, фламандского живописца XV столетия. Это были «Святые жёны». Неожиданно храм, окружающие люди, многоязыкая толпа туристов, всё привычное перестало для меня существовать, сместилось на край сознания. Картина, укрытая сверхпрочным стеклом, обернулась окном в другой мир — в мир Средневековья. Стекло отражало современность, по нему скользили бледные тени людей, но сама картина налилась красками, засияла, словно и не было шести пролетевших столетий. Более того, я услышала плач, похожий на тихую музыку, шорохи одежд, чьи-то тихие вздохи… Я стояла перед картиной, и слёзы лились у меня по лицу. Было ли это переживание навеяно уникальным творением художника, или это было переживание чего-то безусловно родственного, близкого, долетевшего ко мне сквозь толщу столетий? Не знаю. Незадолго до этого момента мне удалось увидеть фрагменты прошлых воплощений. Некоторые были очень ярки.

Ещё одно из ярчайших переживаний у меня случилось во время медитации в метро.

Произошло расширение, но оно сопровождалось другим открытием. Сначала было ощущение сильного света и воздуха, как бы некоего замедления течения времени, зависания. А потом я обнаружила, что люди, которые едут со мной в вагоне поезда, изменились. Их лица стали другими — я воочию увидела лики с картин старых мастеров. Люди сидели напротив, читали, кто-то разговаривал, иные рассматривали картинки в своих смартфонах… и все они были невероятно, потрясающе красивы. Мне казалось, что когда-то, давным-давно, я уже видела эти лица, только не могу вспомнить где. В их движениях сквозила особенная стать, пластика рук была совершенной. Эти люди… они были прекрасны. Я едва не плакала. Обычно в метро видишь усталых, измотанных пассажиров, черты их лиц резки или смазаны. Но в этот воскресный день (я ехала на мессу) они были Людьми, они были совершенны, они вышли из рук Творца, они были Его детьми. Эти лица живо напомнили мне картины Мемлинга. Картины, где человек предстаёт воистину Человеком — совершенным существом, сотворённым гениальным Мастером.

Маркус

По образованию химик. В настоящее время наставник одной из буддийских школ.

М. А.: Как ты вообще ко всему этому пришёл?

Началось всё в мае 1995 года, когда я впервые испытал состояние осознанного сновидения, прочитав тексты Карлоса Кастанеды. Этот опыт совершенно меня поразил, приоткрыв дверь в скрытую часть реальности, полную чудес. Побуждаемый острым интересом, я продолжал заниматься «тольтекскими» практиками, параллельно знакомясь с различными мистическими традициями. С разной степенью знаком с такими, как суфизм, буддизм, исихазм. Постепенно мой опыт углублялся, становился всё шире.

В ходе этих занятий я начал изучать слои реальности, описанные Даниилом Андреевым. В результате сложилась аутентичная практика, связанная с природными явлениями, которую я назвал «стихиаль-йога». Этот опыт я систематизировал в виде одноимённой книги. Некоторое время именно стихиаль-йога была моей основной практикой.

Одновременно происходило углубление в более традиционные формы мистицизма, из-за чего моё отношение к путешествиям по иным мирам стало скорее негативным. Во всяком случае, опасности, реальные или мнимые, связанные с этими практиками, начали занимать в моих суждениях главенствующее место.

Спустя какое-то время традиционную религиозность я перерос, а вместе с ней временно утратил какой бы то ни было интерес — положительный или отрицательный — к мистицизму вообще. Тем не менее психопрактику я не оставлял, занимаясь в основном разного рода медитациями.

Так или иначе, постепенно, под влиянием общения с тобой, у меня сложилось понимание, что практики, связанные с путешествиями в иные миры, могут быть интересны и полезны в плане развития сознания. Кроме того, в ходе занятий в рамках буддистской Дхармы я подошёл к такому этапу, когда подобные техники оказались естественным продолжением практики и, более того, даже были рекомендованы моим буддистским учителем. Таким образом, сейчас для меня практика мистической географии (назову это так) является одним из важных элементов внутреннего делания.

М. А.: И как ты воспринимаешь «иную реальность»?

Вторым зрением смотреть для меня привычнее, чем последовательно двигаться по сторонам света. Например, я смотрю на дерево, но могу видеть его как поток мгновенно сменяющих друг друга элементарных форм, как в Матрице нули и единицы. Особенно интересен эффект такого зрения при общении с человеком или другим живым существом. Перестаёшь воспринимать происходящее с позиции субъект — субъект.

Другим вариантом второго зрения является видение разлитой везде магии.

Третий вариант — видение всего вокруг в виде энергетической сети — скопления волокон света, которые состоят из более тонких волокон.

Четвёртый — восприятие всего в виде текучих световых форм.

Пятый — видение пронизывающей всё Божественности и Благословения.

Шестой — видение всего как бы прозрачным, как на рентгене.

Седьмой вариант — видение всего через призму безмолвия.

Я почти всегда в той или иной степени осознаю наличие того, что Даниил Андреев называет «сквожением» — это видение множественности миров прямо здесь и сейчас. Это сродни Второму Знанию Будды: мы видим, что вот эта вот обыденная реальность — совсем не единственная, а просто одна из бесконечного множества локалей. Некоторые из иных локалей доступны внутреннему восприятию прямо тут же. Я могу увидеть игру стихиалей в кроне дерева или нисхождение высших реальностей где-нибудь у храма. Или тёмное свечение ада в глазах какого-нибудь человека. Это видение помогает не пойматься в ловушку этого мира. Если он видится как единственная реальность, во всяком случае доступная какому бы то ни было восприятию, это медленно убивает в нас всё живое. А так… да, наша локаль (особенно в России) — весьма суровая. Но… это всего лишь локаль.

И, точно как описывает Будда, можно видеть, как образ мыслей и действий человека втягивает его в ту или иную реальность.

В «странствиях по мирам» я летаю. Поэтому путь проделываю довольно быстро. Ещё — не задерживаюсь на деталях. Вообще, обнаружил в себе равнодушие к тому, что там происходит. Но само путешествие преображает.

М. А.: Расскажи про наиболее значимый для тебя опыт раннего периода.

Конец 90-х. «Тонкий сон»: я в своей комнате. Вижу на полу листок бумаги, поднимаю его. На нём ручкой нарисована какая-то схема, похожая на дерево. Интересно, что схема эта не «плывёт», как это обычно бывает в осознанных сновидениях с картинками и текстом. Понимаю, что это — схема человеческого сознания. Приглядываюсь поподробнее: уровни, этажи, ответвления… Один из уровней мне кажется почему-то смутно знакомым: он не самый высокий, но предпоследний, слева. Рассматриваю его изображение и вдруг переношусь туда…

…Вокруг — ослепительное золотое сияние, всё тонет в нём, очертания предметов угадываются смутно, всё плывёт в этом мареве, в этой золотой радиации. Это энергия, очень плотная и мощная. Оглядевшись, я вижу нечто вроде дворцового зала, где всё создано из этого сияния. Одной стены в зале нет, и там — Ничто, похожее на небесную пустоту. В противоположном конце зала — нечто вроде трона, на котором восседает божество, а по правую руку от него — какой-то человек.

Божество это также создано из света, и его трудно разглядеть; лицо же его вообще почти невозможно увидеть из-за этого света, точно как когда смотришь на солнце, хотя здесь отсутствовала одна черта — болезненность: солнечный свет ранит, а этот свет не ранил. Сначала я подумал было, что это божество — женщина, и даже вроде бы почти разглядел женские черты лица сквозь сияние, и вообще что-то женское было в энергии этого существа. Но потом пригляделся и понял: нет, это не женщина, это всё-таки мужчина — изящный, с манерами принца в самом высоком смысле этого слова. Но позднее я отчётливо осознал, что понятие пола вообще неприменимо к нему, как неприменимо оно к лучу света. И форма эта — лишь создание моего разума, подпорка, с помощью которой он, разум, пытался совладать с этой трудно перевариваемой картиной, придать форму тому, что вне формы.

Его «правая рука» обладал более умеренным сиянием, в сравнении с божеством даже казавшимся тускловатым. Можно было разглядеть его лицо, худое и суровое, одет он был, как мне показалось, как-то необычно. Он стоял. Когда я появился, тот человек начал говорить что-то не слишком приветливое: стал перечислять мои грехи, говорить, что, мол, как я посмел здесь появиться и т. д. и т. п. Честно говоря, я не очень-то его слушал почему-то. И кроме того, божество всё время остужало пыл этого обвинителя — не словами, а как-то… просто остужало. Мол, не перегибай палку. Наконец, божество совсем заставило того человека замолкнуть и спросило меня, что мне надо или зачем я здесь. Спросило опять-таки без слов, без телепатии, просто между нами не было границ.

На его вопрос я не нашёлся, что ответить — просто ничего не было в тот момент в голове. Я был поглощён созерцанием этого божества. Было оно бесконечно милосердно: в его свете не было даже намёка на муть, все грехи, даже самые тяжкие, пред его ликом просто забывались как прошлогодний сон, исчезали как туман под утренним солнцем, теряли свою реальность. Даже не так — оно являло собой состояние совершенной, фундаментальной безгрешности и, глядя на него, я видел, что все мои грехи лишь морок, помрачение. Я увидел, что безгрешное состояние истинно, естественно, мощно и чудесно.

Божество мгновенно поняло моё состояние и с тихой и какой-то удивительной бесстрастной нежностью и любовью сказало мне без слов примерно следующее:

— Всё хорошо. Не отчаивайся. Всё хорошо.

И стало понятно, что пора уходить. Но природа этого существа такова, что оно не могло отпустить меня просто так. И оно сделало на прощание подарок: внезапно я погрузился в поток золотого сияния, пронизывавшего до самой основы, сияния, которое, казалось, вот-вот растворит меня, и я не был против. Ни одной мысли не было в голове.

Усилием воли я попытался помолиться, и обрывки этих показавшихся сейчас такими грубыми слов были унесены этим золотым потоком на глазах, устанавливая полное безмолвие. Это тоже была своего рода молитва, но без слов, без «я», словно бы безмолвное устремление внутреннего взора к Истине, к Сердцу Бытия. Одновременно я начал ощущать плавный спуск.

Через какое-то время интенсивность сияния стала спадать и сквозь него стали проступать контуры моей комнаты. Я ощутил своё тело, полное невероятной неги, всё какое-то блаженствующее, отдохнувшее и словно бы исцелившееся; было удивительно хорошо, сердце казалось омытым в святой воде. Невольно улыбнувшись, я прошептал: «Спасибо». Некоторое время я лежал так с открытыми глазами и улыбался, глядя в потолок…

После этого эпизода я ощутил в себе новое качество — на фоне этого золотого сияния мои замутнения стали видны особенно явственно, чётко. Кроме того, оно послужило своего рода духовным камертоном: этот эпизод я долгое время использовал для того, чтобы вспомнить это «истинное состояние», использовать его в своего рода «гуру-йоге».

Интересно так же, что, если бы свидетелем всего этого стал, скажем, христианин, он наверняка был бы уверен, что видел Христа, или ангела, или демона, а буддист бы подумал, что это — йидам, или Авалокитешвара, или Амитабха. Но по сути своей этот опыт был совершенно вне традиций, вне конфессий.

Рута

Инструктор по тайцзи и цигун, иппотерапевт.

М. А.: Когда всё началось?

Примерно в 11 лет (это было начало 80-х). Тогда я почувствовала, что живу параллельно в двух реальностях. Та, другая, была очень похожа на эту, но всё же отличалась. Взрослым я об этом благоразумно не говорила. В 17 лет это ощущение перешло в острую тоску по какому-то другому миру, оставленным там людям. Где-то через год меня охватило чувство безвозвратной утраты, кто-то очень близкий ушёл «там» навсегда. Но очень скоро я ощутила словно вхождение в себя другой души, это был фундаментальный переворот в моей жизни. Кстати, тогда у меня появилась трансгендерная идентичность — социально и психологически я равно ощутила себя и мужчиной, и женщиной. Одновременно открылись и иные миры. Эта реальность, куда я теперь периодически «проваливалась», была значительно «фэнтезийней» тех образов, которые появлялись у меня раньше. События, участницей которых я там становилась, в целом вписывались в то, что ты называешь «южным путём» — путём любви и смерти. Я начала писать стихи. В это время мне дали почитать трилогию Толкина, которую восприняла как откровение — описанные Профессором миры напоминали те, которые я видела. В академии я познакомилась с толкинистской тусовкой, и несколько лет это был мой основной круг общения (впрочем, ни в одной ролёвке я участия не принимала).

Постепенно меня всё больше охватывало горячие стремление что-то сделать для людей, особенно мощным это желание стало во второй половине девяностых. К этому времени я уже была активным донором, теперь стала волонтёром в хосписе, изучала массаж. Ещё в раннем детстве я обнаружила в себе сильнейшую способность к эмпатии и способность действительно облегчать страдания. Но с этой эмпатией я долго не могла справиться — чувства захлёстывали и разрушали меня саму. Всё сделанное казалось недостойно малым.

Продолжались и видения, воспоминания «прошлых жизней», потом события в иной реальности, которые оказывались как-то связаны с этой, иногда странными временными отношениями. Однажды, например, появилось яркое воспоминание о жизни в мире крылатых людей.

После того как я увидела, что у некоторых моих знакомых конкретно «поехала крыша», я решила, что меня такая перспектива не прельщает и занялась серьёзно укреплением основы: йогой, цигун, потом ушу, тайцзицюань. Появился большой интерес к востоку — даосизму, дзэн.

М. А.: Были ещё какие-нибудь переломные моменты?

Таких значительных, как в 18 лет, не было. Но был, например, любопытный момент в прошлом году, когда во время дыхательных упражнений возникло, с перерывом, два видения. В одном я была старухой, готовящейся к смерти. А во втором увидела себя на погребальном костре, но уже молодой девушкой. Тогда же услышала и новое имя — Рута.

1.2. Как происходят «путешествия»?

Маркус

Все описания, которые будут приведены ниже, получены мной в состоянии, которое точнее всего было бы обозначить словами «тонкое сновидение», либо же в медитативном состоянии. Тонкое сновидение характеризуется высокой чёткостью деталей и связностью, высокой степенью осознанности, то есть в тот момент я знаю, что сейчас нахожусь в состоянии сновидения, но тем не менее это знание не доходит до той остроты, как это бывает в осознанных сновидениях. Практически все описываемые эпизоды происходили со мной непроизвольно, то есть я к этому опыту не стремился. Я лишь описываю то, что увидел, ни на чём не настаивая. Пусть каждый извлечёт из этих описаний то, что извлечёт. Этот опыт имеет отношение к той области, что зовётся суфиями «барзахом», в котором все воспринимаемые формы есть продукт работы нашего «творческого воображения», то есть механизма непроизвольной интерпретации, работающего в нашем сознании (что, впрочем, не означает, что за этими образами ничего нет).

Итак, восприятие «иных миров» есть, по сути, сочетание следующих факторов:

1. Сенсорные данные. Чаще всего это зрительные картины, реже — звуки, в том числе речь или музыка. Совсем редко — осязательные или обонятельные впечатления. Однако очень часто эта информация поступает в непривычном формате, который приходится ещё и дешифровывать. Например, в одном «пакете» могут содержаться как зрительные элементы, так и элементы «непосредственного знания», да ещё и параллельно из нескольких соседних «миров», да ещё и не разложенные по временной шкале. Кроме того, иногда и с временной шкалой бывают большие несовпадения в сравнении с нашим миром. Вплоть до своего рода «объёмности» или «многомерности» времени. При этом картина, складывающаяся в результате, обладает целостностью, последовательностью, закономерностью. В этот мир можно возвращаться неоднократно, изучать его свойства и т. д.

2. То, что можно было бы назвать «чувством истинности». Поясню. Обычные хаотические грёзы во сне имеют почти нулевое чувство истинности. Та реальность, в которой мы живём днём, имеет чувство истинности, равное, скажем, единице. Так вот, восприятие иных миров имеет чувство истинности не меньше единицы, а то и значительно больше. При этом здесь не идёт речь об осознанных сновидениях. Сновидение может быть совершенно осознанным, и при этом сознание будет фиксировать «истинность» или «взаправдошность» окружающего близкую к нулю. Таким образом, это чувство, чувство истинности, не сводится ни к чему другому.

3. Устойчивость характеристик восприятия. Этот аспект довольно трудно описать. Суть его состоит примерно в том, что наблюдаемое имеет свои определённые, чётко очерченные законы. Например, в нашем повседневном мире это физические законы. Их можно сформулировать, изучить. Обычные сновидения, скажем, в этом смысле сильно плавают, то есть там может случиться «всё что угодно».

Возвращаясь к чувству истинности, нужно заметить, что если с сенсорными данными всё более или менее понятно — то есть они либо есть, либо их нет, — то чувство истинности слишком часто сбоит, особенно поначалу (а оно со временем оттачивается) и особенно при наличии неосознаваемого стремления выдать желаемое за действительное.

Однако в целом восприятие «иных миров» всегда сопровождается чувством истинности более интенсивным, чем при созерцании обычных сновидений. Кастанеда использовал такое выражение: «восприятие собирает мир». Возможно, тут имеет место что-то в этом роде. В обычных сновидениях восприятие как бы плавает, характеристики воспринимаемого постоянно меняются. Когда же восприятие «собирает мир», нечто словно бы щёлкает как ключ, подошедший к замку, нечто совмещается и вдруг возникает устойчивая совокупность восприятий.

Некоторые такие совокупности настолько устойчивы, что из них бывает непросто вернуться к привычному нам «дневному» восприятию. И тем не менее трудно с уверенностью определить те критерии, которые отделяют «миры» от обширного океана «междумирья».

Воздействие того или иного мира на воспринимающего его человека зависит во многом от самого человека и обстоятельств, в которых происходило это восприятие. Таким образом, даже восприятие демонического мира может быть обращено во благо, научив многому. И восприятие мира благого может послужить началом глубокому повреждению психики, если человек позволит себе слишком «залипнуть» на этой картинке.

Два человека не могут одинаково увидеть даже один и тот же город, а в случае с «иными мирами» то, что мы видим, вообще в значительной степени определяется состоянием самого зрителя. И тем более интересно, что многие образы, описанные ниже, являются архетипическими, то есть встречающимися у многих людей в весьма сходном виде.

М. А. Дальше я приведу записанный Ла Мечей рассказ о её первом «путешествии», который даёт неплохое представление о том, как это происходит.

Ла Меча

Перед началом путешествия я ощутила сильный внутренний жар, особенно в ладонях. Я почувствовала, что это пламя, которое я могу нести с собой, сможет помочь мне в трудной ситуации.

1. Передо мной была бесконечная равнина, уходящая за горизонт. Совершенно бесплодная и безлюдная. Стояла зима. Дул резкий ветер. Всё вокруг было укрыто снегом. Равнина была сизо-синей, мрачной. Сизым был и снег.

В снегу угадывались следы человека — они были наполнены водой. Словно накануне была оттепель.

Я пошла по этим следам. Впереди светило солнце — рассеянный свет¸ который скрывали густые облака, низкие хмурые тучи. Красно-жёлтая полоса была передо мной — к ней направила я свой путь.

Равнина изгибалась книзу, как будто уходила за и под горизонт.

Сколько я ни брела по ней, расстояние между мной и полосой солнечного света впереди не сокращалось.

Началась иная местность — ещё более безотрадная. Здесь была обнажённая рыхлая осенняя земля, изрытая какой-то гусеничной техникой. Брошенные трактора, какие-то другие сельскохозяйственные машины, словно поле обрабатывали и бросили.

Затем начался лес — выжженный, мёртвый. Поля, в которые лес внезапно вклинивался, также были мертвы. Ни одной живой былинки, ни зеленой травы, ни куста.

Сплошь выжженная земля.

Если я шла выжженным лесом, сухие скрюченные ветки деревьев цеплялись за одежду, царапали лицо, будто пытались остановить меня.

Потом я оказалась в полосе бурелома. Лес здесь был не только выгоревший, но и повреждённый ураганом. Деревья лежали на земле, поваленные стволы беспомощно протягивали к серому небу сухие крючковатые сучья.

Тоскливый, печальный пейзаж. Мне стало совсем не по себе.

Полоса света впереди стала угасать, она постепенно исчезала. Тогда я остановилась и посмотрела на свои руки. Я вспомнила о своём огне. Он появился в руках, сложенных лодочкой, и осветил внутреннюю поверхность ладоней, наподобие спички или свечи. Было уже темно, но от этого пламени всё озарилось. Свет огня упал на землю, прочертив узкую светящуюся дорогу. Дорога протянулась прямо к солнцу, угасающему на горизонте. Туда я и отправилась, неся в ладонях свой свет. Теперь расстояние между мной и источником света впереди стало уменьшаться. Неожиданно выжженное поле и лесные буреломы кончились. На мой лоб упала капля воды.

2. Моему взору предстал совершенно иной пейзаж, иной мир.

Здесь струилась вода. Здесь сияла молодая свежая зелень. Здесь ложилась под ноги мягкая трава. Здесь всё трепетало бархатной прелестью новорождённого мира. Мира, не тронутого ни злом, ни горечью.

Этот мир походил на Рай.

Он был переполнен чистотой и нежностью. Весенним сладостным томлением и теплом молодого солнца.

Голубизна неба радовала душу. Здесь было много лесных животных — зайцы, белки, лисы и прочие звери — все нежные и тихие, словно только что появившиеся на свет.

Их шерсть была так нежна, что казалась сотканной не из материи, а из каких-то воздушных светлых волокон, из которых также был соткан весь мир. Цвели верба и ива — их золотые цветы сеяли тончайшую душистую пыльцу, оседавшую на травах, на влажной листве деревьев.

Вода лилась повсюду — с неба сыпался серебряный дождь, капли которого оседали на ивовых почках, при этом на кончике каждого волоска почки сияла чистая прозрачная капля. Лучезарная и прохладная. Моё тело покрылось, словно серебряным налётом, этой сияющей водой. Я шла по этому миру, боясь стряхнуть с себя хоть каплю.

Сам воздух был бархатным, нежным, ласкающим.

Всё вокруг ласкало душу и радовало взор.

Я спустилась к тихой реке, негромко журчавшей в зарослях жёлтых ив, вошла в воду и отдалась течению…

Я чувствовала, что не желаю иной доли, как только течь неведомо куда вместе с этой тихой бесконечной рекой, наслаждаясь видом окрестных берегов, поросших весенними травами, глядя ввысь, в голубое небо, подставляя всё свое существо прохладе дождя и ласке ветра.

Но река неожиданно кончилась.

Она впадала в океан. По океану я поплыла так же спокойно, как по реке, хотя его волны были довольно большими. Это путешествие было очень кратким. Как будто океан был продолжением реки.

Вдруг океан стал мелеть. Я обнаружила себя стоящей над невероятным гигантским водопадом. Океан обрушивался вниз, в неведомые глубины, с неописуемым грохотом — с огромной высоты. Там, внизу, был смутный водяной сумрак, мириады водяных брызг. Первым моим желанием было стечь вслед за потоком воды в эту глубину. Однако я решила повременить, поискав иную дорогу.

Как будто кто-то помог мне — выстроил аккуратный путь из белых гладких камней, напоминающих не то агат, не то кахолонг. Камни выступали из воды, текущей куда-то по плоскости вперёд. Этот путь вёл прямо.

Впереди трепетала туманная область, и там, за туманом, поблёскивали звезды. Что-то тихо дышало впереди.

Я пошла по камням, периодически соскальзывая в воду, благо было мелко.

Камни порой исчезали и пропадала вода, и тогда я двигалась словно в пустоте. Перепрыгивала с камня на камень, почти перелетала. Я чувствовала дыхание бездны. Она была сокрыта, но безошибочно угадывалась всеми органами чувств.

3. Появилось солнце. Оно быстро поднималось из-за линии горизонта, заливая всё сиянием своих лучей. Солнце было огромным, ало-золотым, оранжево-пурпурным. Его свет был живым и горячим. Я приблизилась к нему почти вплотную.

Его горячее дыхание обжигало лицо. Мне казалось, что я расплавлюсь.

Но мне даже хотелось этого, я не желала возвращаться в выгоревший мир лесов и полей. Я хотела раствориться в солнечном блеске, в сиянии его славы, стать его лучами, эманацией его энергии. Дорога под ногами исчезла.

И тут я вспомнила о ветре. Ветер подхватил меня и понёс по воздуху. К солнцу. Передо мной была золотая вода, окрашенная восходящим солнцем. По воде ко мне плыла старинная ладья, украшенная причудливыми узорами. Она была доверху заполнена драгоценными камнями всех размеров и сортов. В каждом камне жил мир. В одном камне я обнаружила большой оживлённый город. В другом — базар сродни восточному. Я могла бы долго сидеть на неведомом берегу, перебирая камни и наслаждаясь их огранкой и глубиной цвета. Но я отправилась дальше.

Оставалось только влиться в солнце, что я и сделала. Я оказалась в глубине солнечного сияния. И словно проскользнула сквозь, оказавшись в мире ярко-синих, сапфировых эманаций. Здесь не было никого и ничего. Просто сапфировое густое мерцание. После него, словно нитка в игольное ушко, я проскользнула в мир белого сияния. Он был так же ярок, как и предыдущий. Ощущения были нейтральными.

Однако вскоре я заметила, что нахожусь в обычном земном лесу. Была весна, и светило солнце.

1.3. Иерархия миров

Для удобства далее я воспользуюсь той классификацией миров, которая приведена в книге «Восхождение в Сферу Разума».

Так, в описанном выше путешествии чётко просматриваются последовательные восприятия, характерные для миров стихийного, эфирного и астрального.

Теперь я приведу описания обитателей разных миров в изложении Маркуса, разложив их по этой же шкале.

Стихийная сфера

Шалемы

Есть в природе особые места, в которых словно бы обитает некий мощный дух. Такие места в сновидениях часто предстают в необычном виде — они оказываются как бы входом в особое место, вверх или вниз. Часто там наяву — странное дерево или привлекающий внимание камень. Если заночевать в таком месте в одиночку, можно получить много интересных впечатлений, пугающих или не очень, но в любом случае таинственных. В сновидении есть возможность встретиться с «обитателем» этого места. Он может предстать в виде странного животного либо старичка-лесовичка или кого-то в этом роде. Иногда влияние места настолько сильно, что странные тени можно увидеть воочию (в основном ночью). Мир этого духа видится пустынным и как бы каменным — даже дерево, если оно стоит в этом месте, кажется созданным из камня. Причём реален мир этот только в данном месте, по мере удаления от которого (в сновидении) его плотность стремительно тает, пока не оказываешься в ничто междумирья.

Таких мест довольно много в окрестностях Самары, откуда я родом, на Самарской Луке, в Сокольих и Жигулёвских горах.

Элаи

Элаи похожи на шалемов, но они подвижны и не привязаны к одному месту. Более близки к животным, тогда как шалемы будто бы разумны.

Размеры их в сновидении или «сновидении наяву» варьируются от бабочки до шкафа, но чаще они ростом с кошку или среднюю собаку.

В дикой местности присутствие элаев ощущается намного сильнее, чем в обжитой людьми. Их можно увидеть в лесу, в холмах, степях или скалах. Их мир похож на мир шалемов. Он лишён растительности, а в небе отсутствуют звёзды и солнце.

Луна имеется — серебристо-белая, более яркая, чем наяву. Кроме элаев в их мире, кажется, обитают ещё некие существа, похожие на светлячков.

Когда ночуешь один в диком месте, мир элаев становится близок, они словно бы изучают тебя некоторое время и скрываются прочь, особенно если сидишь тихо и бодрствуешь, например медитируя.

Некоторые древние чащи или ущелья, кажется, просто кишат ими. Это выражается в том, что здесь мы ощущаем некую заколдованность окружающего, некое таинственное и диковатое присутствие. Холодок по спине.

Манику

Это мир, в котором обитают домовые. Видится как странная изнанка нашего жилья, в котором мебель словно скалы. Всё в серых тонах.

Сами домовые, или манику, похожи на элаев, но как бы домашние. Хотя в метро и подобных помещениях обитают более дикие их собратья. Если какая-то вещь сдвигается в нашем мире, она исчезает в мире манику и проявляется там лишь через некоторое время.

Людей они видят, только если те долго находятся в неподвижности. За пределами нашего дома их мир кончается.

Индустриальные миры

Оренбургский газоперерабатывающий завод в своей изнанке предстаёт как странный пейзаж-антиутопия с некими серыми циклопическими развалинами и совершенно безжизненной землёй с пробивающимися тут и там ядовитыми испарениями, гейзерами и горячими лужицами.

Питер.

В этом городе изнанка чувствуется мощно. Мрак почти физически ощутим везде, настолько, что, кажется, исчезни отсюда все люди — и город будет продолжать жить особой призрачной жизнью тьмы. Люди здесь вообще словно бы лишние со своим муравьиным копошением.

Совершенно непонятно, что же обусловливает это ощущение. Старые дома? Они есть и в других городах, но там этого ощущения подступающей изнанки нет. Фактически нигде больше это чувство не проявляется столь остро. Когда идёшь по улицам Питера, особенно вечером, почти явственно преследует эффект двойного зрения: физические глаза видят одно, а воображение достраивает как бы параллельную картинку, соответствующую вышеописанному.

Некоторые районы, вроде деловых центров или новых окраин, отмечены этим чувством не так сильно. Но старые улицы, наподобие тех, что отходят от Невского проспекта, погружены во мрак особенно сильно. То же можно сказать и об исторических местах вроде Сенной площади, Исаакиевского и Казанского соборов. За ними мерещатся целые сумрачные миры со своей жизнью. И вот в сновидениях ты уже бродишь по этим мирам, по этой изнанке.

Мурохамма и Арашамф

Есть особый слой (или мини-сакуала слоёв), в котором живут стихиали, связанные с лесом во всех его проявлениях. Даниил Андреев назвал эти слои Арашамф (слой стихиалей собственно леса) и Мурохамма (слой стихиалей подлеска). В этих мирах живут души некоторых деревьев (насколько я могу увидеть, не всех). Бывает, что лес почти сплошь состоит из таких деревьев, связанных с Арашамфом, но слишком часто это лишь лесопосадка, в которой Арашамф или Мурохамма робко просвечивают местами, а деревья, связанные с Арашамфом, встречаются всего один-два на всю посадку. Как правило, это самые старые, «реликтовые» растения. Тем не менее даже искусственные лесопосадки имеют тенденцию с возрастом всё больше «проникаться» Духом Леса.

Даниил Леонидович часто описывал слои почти с фотографической точностью. При полном погружении, находясь в сноподобном состоянии, действительно оказываешься словно бы в сердце некоего огромного медленного зелёного пламени — тихого, прохладного и тёплого одновременно, живого и ощущаемого как Нерукотворный Живой Храм. Передать эту нездешнюю чистоту и благоговение очень трудно, потому что в повседневном мире людей аналогов таким чувствам нет.

В этом «пламени» отдельные «языки» — это отдельные стихиали-деревья. Некоторые из них проявлены в довольно плотном виде — этот «язык» более явственный и чёткий, другие проявлены меньше, иные же — совсем слегка. Но само пространство здесь пронизано этим нежно-зелёным ароматным сиянием, и чётких границ между отдельными стихиалями здесь нет.

Иногда на закате и восходе это зелёное сияние приобретает золотистый оттенок, ночью же всё вокруг погружается в густую прохладную тьму, дающую ощущение уюта. Во тьме этой снуют небольшие создания, чем-то похожие на светлячков, — тёплые зелёные огоньки, живые искры, проносящиеся в этом пространстве, играя друг с другом.

Да, в этом мире обитают не только большие древесные души, но и существа более скромных размеров. Иногда летом в кроне деревьев мы можем видеть кусочки пространства, в котором лесные стихиали просвечивают более отчётливо. Часто в этом месте летают насекомые в лучах пробивающегося сквозь листву света, кружатся, не желая оттуда улетать, словно заключённые в невидимую банку. Эти насекомые как бы играют с такими вот миниатюрными созданиями из лесного мира. Говоря «играют», я отдаю себе отчёт, что это слово лишь передаёт некое ощущение. Истинные взаимоотношения этих существ для меня остаются загадкой.

Если в этих струях энергии и сознания начинаешь погружаться вниз, то сияние лесного мира начинает уплотняться и вот ты — в густой Мурохамме.

По весне в струях этого пламени видны бело-синие искры-просверки энергии, концентрируясь там, где в нашем мире у деревьев находятся распускающиеся почки. Вот лёгкий щелчок — как, бывает, потрескивают разряды статического электричества — и энергия начинает истекать, заставляя материю в Энрофе выстраиваться, деля клетки, двигая соки, — из почки проглядывает новый нежный листок.

Осенью же наблюдается постепенное замирание жизни в этом мире, дающее на прощание завораживающий танец стихиалей, который в Энрофе выражается в виде листопада…

Однако есть и Тёмные Деревья. Их можно узнать сразу: они выглядят зловеще, угрожающе и растут, как правило, недалеко от оврагов и расселин. Я не имею опыта сближения с такими существами, поскольку всегда почитал за разумное держаться от них подальше, чувствуя в них трансфизическую бездну. Колдовские, морочные деревья…

<…> При созерцании подлеска постепенно начинается отождествление с ним, с молодыми деревцами, начинающими свою многовековую неторопливую жизнь, тянущими к солнцу нежные листья, играющие с ветром. Появляется чувство растворения, уюта, нежного безмолвия… Словно бы густо-зелёные волны, в которых ты перестаёшь чувствовать тело, окатывают тебя — и вот ты там уже полностью, будто погрузившись в сон.

Реки и моря (Лиурна и Вланмим)

Каждая река (речка, ручеёк) обладает светлой душой, поток вод её — лишь слабое отражение того, что можно увидеть в её запредельном мире — мире, в котором живёт её суть. Одна большая «душа» реки составляет как бы среду, в которой, словно в уютном одеяле, живут стихиали-малютки, которых несметное множество. Одни предпочитают самые приповерхностные слои вод, насыщенные солнечным светом, другие же больше стремятся к прохладной глубине, третьи тяготеют к мелководью и берегам. Некоторые животные тесно соединены с такими стихиалями и часто словно бы играют с ними. Таковы речные стрекозы, рыбы, планктон. И сама эта игра является великолепным аспектом-проявлением стихиального мира, который можно созерцать бесконечно.

Кроме того, реки очень разные. Прежде всего, это связано с окружающими и сопутствующими стихиалями, а также с влиянием человека.

Например, тихие небольшие равнинные реки средней полосы, которых не коснулось заболачивание, в чьих водах полощут свои ветви плакучие ивы, а в июне поверхность несёт тополиный пух, являют собой чистые воплощения светлых речных стихиалей Лиурны.

Реки крупные и древние, как например Волга, — это совершенно грандиозные существа, к свечению которых часто может примешиваться большее или меньшее влияние Ганникса; особо это касается глубин, куда слабо проникает солнечный свет. Кроме того, такие реки имеют отражение в горних мирах, что накладывает свой завораживающий отпечаток. Но существуют они и в слоях, которые чаще всего для нас ассоциируются с инферно, то есть как бы имеют «тёмные отражения». Воды их там мертвы как сама смерть, и человек с определённым складом натуры может провалиться вниз по дороге такой Реки и проснуться в аду. Физическое тело его, скорее всего, не найдут. Оно утонет в ночных водах. Каждый год только на Средней Волге официально тонут несколько десятков человек. Из них наверняка несколько стали жертвами такой невольной практики, например приняв галлюциноген или алкоголь и оказавшись во власти трансфизической воронки. Они идут купаться в ночной реке и внезапно оказываются в безбрежном чёрном пространстве, и берега не видно, и ставшая вдруг ледяной вода равнодушно и хищно расступается под ними и гасит последний крик о помощи…

Хотелось бы также немного развить тему озёр. Эти существа невероятно разнообразны. Есть озёра, полностью поглощённые Ганниксом — миром тёмных стихиалей трясин. Большинство же отмечены им лишь частично, иногда в очень малой степени. Его присутствие, как правило, выражается в застойности и заболоченности озера. Есть озёра, глядящие в Небо; есть тихие небольшие озёра, на берегу которых хорошо сидеть в безмолвии. Общение с поглощённым Ганниксом озером может быть довольно опасным, особенно если в этой практике мы зайдём далеко. Здесь нужно полагаться на чутьё: если, посидев на берегу озера или реки, вы почувствуете любое внутреннее напряжение и своего рода душевную истощённость, раздражённость или угнетение, — лучше уйти с этого места как можно быстрее. Такие озёра часто соединены с инфрафизическими (термин Д. Андреева) трясинами, настоящими воронками, затягивающими в бездну. По-видимому, в этом случае заражение стихиалями Ганникса скорее вторично по отношению к подобного рода воронкам. Присутствие в таких местах может быстро разрушить чувствительную психику или как минимум отразиться на ней не самым благоприятным образом и даже привести к физической смерти.

Стихиали Ганникса, вообще-то, присутствуют почти во всех более или менее крупных или заболоченных равнинных реках (в горных же — свои особенности), даже в таких светлых и чудесных, как Волга. Они держатся ближе ко дну, куда солнечный свет проникает слабо, либо же в тёмных и стоячих заводях. Среди них встречаются весьма хищные особи, по «характеру» схожие с древними болотными рептилиями, и ночью они активизируются.

Из «инопланетного» (фактически описываются «Ледяные горы»)

Мир, который я связываю с каким-то из ледяных спутников планет-гигантов.

Однажды, лёжа в полусне посреди замёрзшей Волги в спальном мешке, засыпанном снегом, я видел, возможно, мир совершенной зимы: он полностью состоял изо льда и там были только звёзды, а Солнце — далеко и похоже на яркий фонарь над близким горизонтом…

И было там даже нечто вроде снегопада. Извергающиеся колоссальные гейзеры медленно-медленно оседали кристалликами-снежинками в почти безвоздушном пространстве. Происходило это в полном безмолвии, и одновременно каким-то глубинным слухом слышался тонкий кристаллический и в то же время живой звон.

Эфирная сфера

Мир четырёх владык

По субъективным ощущениям этот мир «выше» нашего. То есть, чтобы его достигнуть, нужно некоторым образом «подняться» в сновидении над нашим миром, преодолеть своего рода барьер, который часто оформляется нашим умом в форму банального потолка, и после этого, через какое-то время полёта, требующего всё больше усилий, словно Земля начинает притягивать тебя всё сильнее, вдруг выныриваешь в этом мире.

Первое, что бросается в глаза — свет здесь не слепит, хоть и вполне ярок. Краски как бы слегка пастельные, а очертания предметов нечётки. Но не так, как бывает при миопии, а иначе. Кажется, что каждый предмет здесь больше чем просто предмет. Сквожение иных миров настолько отчётливо, что придаёт окружающим предметам некий оттенок эфемерности или, скорее, многослойности. Каждый камень здесь не просто камень, а Камень, и река не просто река, а Река.

Более всего по ощущению (но не по форме) картины Мира Четырёх Владык напоминают наши ландшафты ясным днём в начале мая или ранним погожим летним утром. Но в Мире Четырёх Владык всё просто-таки состоит из той благодати, свежести и лёгкости, которые у нас в такие моменты лишь угадываются и, собственно, делают их столь чудесными.

Вода в Мире Четырёх Владык живая. Это трудно описать, но когда там смотришь на воду, то чётко знаешь, что и она смотрит на тебя и знает о тебе. Ещё ощущение лёгкости воды. Она не жидкая и не мокрая, а словно бы сгустившаяся энергия светящегося стального оттенка. На закате или восходе она приобретает оттенок более золотистый, в другие моменты можно уловить зеленовато-голубой, или чисто-голубой, или же бирюзовый. Третье: Река там чётко ощущается как Великий Поток, идущий сквозь миры и слои, связывающих миллионы времён и судеб, Поток, в который можно уйти навсегда. Индийская традиция обожествления Ганга становится совершенно понятной.

Этот мир почти не отделён от миров стихиалей.

Море в Мире Четырёх Владык живое, интенсивно-синее, будто состоящее из лазурного свечения. Его я видел только один раз. Помню, что в том месте ещё возвышались из моря блестящие, абсолютно чёрные скалы, похожие на базальтовые столбы, высотой около пятнадцати метров над водой. Были они словно не из этого мира…

Тут и там этот мир несёт следы неких катаклизмов, выглядящих, словно затянувшиеся раны или следы термоядерных взрывов. Причину их я понял позже. Расскажу сначала об обитателях этого мира.

Он густо населён, причём рас — множество. Из тех, что мне удалось зафиксировать, это:

1) Обитатели вод, подобные русалкам.

2) Небольшие существа, похожие на гномов или хоббитов.

3) Небольшие летающие существа, похожие на классических эльфов.

4) Мощные существа, подобные богам. Все остальные здесь им подчиняются. Они великолепны, благи.

5) Существа, больше всего напоминающие толкиновских вышних эльфов. Это — основная воинская сила здесь. А война идёт непрерывно.

Понять суть этой войны мне помог буддийский миф о войне дэвов и асуров. Где-то «ниже» Мира Четырёх Владык и как бы «сбоку», «выше» и «ниже» по отношению к нашему слою расположены миры асуров — могучих существ, главными характеристиками которых является склонность к гневу, гордости, воинственности и хвастовству, их интересует власть и самовоздвижение (хотя назвать их демонами, то есть существами, живущими хищничеством или паразитизмом, было бы неправильно).

Так или иначе, асуры находятся в состоянии войны с обитателями нескольких миров, обитаемых дэвами. Именно эта война и наложила отпечаток на Мир Четырёх Владык. «Вышние Эльфы» убеждены, что сражаются за правое дело, асуры — тоже. Так всё и продолжается.

Но кроме дэвов, асуров, людей, животных-растений, демонов и узников ада, есть ещё одна категория существ, названная в буддизме арьями. Так же их привык называть и я. Это существа, идущие путём познания и любви за пределы колеса рождения и смерти. Они не участвуют в войнах, не пытаются никем управлять, не имеют родных миров. В уже существующих мирах они создают анклавы для целей помощи местным обитателям, а также, для той же цели, создают Чистые Земли. Есть в Дэвалоке миры, полностью приспособленные и трансформированные под деятельность арьев.

Присутствуют арьи и в Мире Четырёх Владык. Но их особенность такова, что почти никто из местных жителей их словно бы не замечает. Тихо сидят они на берегах рек или на склонах гор, лёгких, словно бы прозрачных. Тихо проходят они куда-то. Совершают некие совместные действия. Появляются и исчезают. Их деятельность направлена только на постижение сути бытия, на уменьшение страдания всех живых существ и на помощь им в пути познания и любви.

Астральная сфера

Файр

Называю этот мир так, потому что он чем-то напоминает описанный Даниилом Андреевым Файр.

Это похоже на то, как если бы ты оказался среди полярного сияния, в сердцевине, причём полярное сияние довольно яркое, но одновременно нежное, и ещё оно живое, словно идёт из других миров. Это волны живого света. Иногда они похожи на огромные цветы, или облака, или волны. И ещё эти волны осязаемы, потому что ты сам состоишь там примерно из такого же материала, разве что несколько более плотного.

Цвета — зелёный, золотистый, голубоватый, алый. Эти превращения света можно созерцать бесконечно. Интенсивность может меняться, но каких-то искр или сполохов не видел. Восприятие там не разделено так, как у нас: у нас есть разделение между зрением и слухом, например. Там же свет можно слышать и осязать.

Эти волны не бездумные. Они не то чтобы разумны сами по себе, а являются проявлением разума, суммы мириад сознаний Дэвалоки. Там нет разделения на «мой» и «не мой» разум — он единый при сохранении индивидуальности.

И ещё там само бытие ощущается иначе. Возможно, это связано с тем, что время воспринимается по-другому. Там всё происходящее многослойно, и, вспоминая, трудно сказать, быстро ли происходило что-то или медленно. И в каждое событие можно углубляться до бесконечности.

Например, то, что на каком-то уровне воспринимается как волна света, оказывается отражением некоего события в одном из высших миров или группе миров. Ты вглядываешься и всё больше проникаешь в суть этого события, видишь всё больше деталей и взаимосвязей и по этим взаимосвязям переходишь к другой волне и видишь, как они соединяются в узор, и так далее.

* * *

По сути, не имеет принципиального значения, «где» расположены эти «миры»: в «окружающей реальности» или «внутри сознания». Не имеет по той простой причине, что «окружающая реальность», с которой мы имеем дело, также не «объективное отображение», а проекция нашего мозга — отсеивающего, рецензирующего, конструирующего виртуальный образ внешнего мира.

В данном случае мы тоже имеем дело с определённой феноменологией, образами, к которым можно возвращаться, с которыми можно взаимодействовать и которые (пусть не в точности так же) могут быть увиденными и другими людьми при следовании определённым указаниям, владении определёнными навыками или чисто случайно. И которые, несомненно, обладают значимостью для самого созерцателя и важны на его индивидуальном пути, а воплощённые в произведениях культуры — и общей значимостью.

Не надо, однако, думать, что восприятие «иных миров» ничем не отличается от «обычного», что сам наблюдатель может осознавать там себя «предметом среди предметов». Уровень «субъективности» восприятия там, безусловно, нарастает. Эти «миры» «настраиваются» на конкретного психонавта, и чем глубже он заходит, тем в большей степени. Описываемые «сферы» — это определённые области восприятия с определёнными параметрами такой сонастройки.

Восприятие «стихийных сфер» даёт образы, довольно близкие по характеристикам восприятия образам привычной реальности. Возможности как-то «повлиять» на них невелики и требуют совершения определённых действий, пусть и не таких, как «здесь», а больше напоминающих магические практики. В то же время ощущается большая близость их к земным реалиям. У этих миров нередко есть конкретные «земные» координаты, они «накладываются» на физические ландшафты и объекты или являются их версией. Или же напоминают «альтернативный мир», отличный от «земного» по ряду параметров, но не радикально.

«Эфирная сфера» уже имеет меньшую «плотность», большую «прозрачность», «восприимчивость» — способность «откликаться» на действие или намерение. Образы, связанные с ней, более «архетипичны», воспринимаются как символические, «многомерные». Нередко они связаны с культурными и религиозными традициями. Несомненно, здесь можно «собирать миры», практически в точности соответствующие описаниям священных текстов различных религий. Но сам момент такого «собирания», «отзывчивость» наблюдаемого на культурно обусловленный «запрос» обычно наблюдателем не рефлексируется.

«Астральные» восприятия нередко абстрактны и ошеломляют скорее своей «многомерностью», сложностью, нечитаемостью, выходом за пределы привычного опыта, «перенасыщенностью». Только позже, после долгой практики «настройки», здесь появляются «миры» — области с устойчивыми характеристиками, необычайно «мощные», пронизанные ощущением значимости, но ещё более «субъективные», то есть настроенные на конкретного наблюдателя, открывающиеся таким образом именно ему (при сохранении архетипической общезначимости, единства по смыслу в разнообразии явленных форм).

Картины, видимые путником, зависят от множества факторов: его личной биографии, готовности, мистического опыта, культурного багажа. Но в не меньшей степени также от направления движения. Выбор стороны света имеет здесь нередко ключевое значение. Точно так же верно и то, что открывающаяся картина мироздания будет скорее соответствовать архаичным мифологическим представлениям о мире — с Мировой горой, небесными сферами и т. д., чем современной научной картине мира.

Глава 2. Стороны света