Бесплатный фрагмент - Месомена

Позволь забрать тебя отсюда

Чёрный седан с заглушённым двигателем стоял в тени спящих деревьев. Свет, идущий от одинокого фонарного столба у дороги, едва касался автомобиля и двух людей, находящихся в салоне, лица которых скрывала густая тень. Улица давно опустела. Вряд ли хоть кто-то испытывал желание выйти на морозную стужу январского позднего вечера. Час за часом, как и каждый вечер до того, машина стояла на одном и том же месте, подле многоэтажного дома, и, по обыкновению, сидящие внутри вели себя невозмутимо и практически не переговаривались.

Внезапно дверь одного из подъездов дома открылась, чем тут же привлекла внимание сидящих в автомобиле людей.

— И куда она? — спросил пассажир немного раздражённо.

Тот, что сидел за рулём, почти дремавший и, казалось, безмятежный, проследил за тонкой полоской тёплого света, льющегося по ступеням лестницы. В его глазах заискрил слабый, безутешный огонёк. Тот самый огонёк — знамение. Свидетельство о чувствах, что питали ещё не увядшее сердце: раздражение, нетерпение, тревога, граничащая со странного рода приступами симпатии и даже чувства острой потребности одарить заботой объект наблюдения. Быть может, нечто подобное испытывают родители, неустанно следующие за своими неугомонными детьми. Мужчина опустил взгляд к рулю и устало вздохнул.

Девочка спрыгнула с лестницы, торопливо свернула с тротуара на заснеженную дорогу и почти бегом двинулась в сторону соседнего дома. Опустив голову вперёд и натянув капюшон почти до носа, она даже не смотрела куда идёт, ориентируясь по памяти. Путь её лежал к небольшому магазинчику, расположенному на первом этаже соседней многоэтажки.

Автомобиль нехотя заурчал и тронулся с места. Сидящий по правую руку от водителя молодой человек недовольно хмыкнул и подпрыгнул на месте, резким движением выправив примятую сиденьем дутую зимнюю куртку.

— Что за потребность шляться по ночам? — выпалил он с едва скрываемым раздражением, а затем задумчиво пробубнил: — Пса ей подарить, что ли…

Его собеседник продолжил молчать. Тактика такова — не обращай внимания на этого парня, и он заткнётся сам.

Седан медленно подполз к соседнему дому. В тот момент девочка уже взбиралась по металлической лестнице. Что-то в движении её ног показалось мужчине за рулем странным. Вся она испытывала дискомфорт или даже боль. Взгляд зацепился за скованность шага, слабость и неуверенность поступи.

— Сколько ей? Тринадцать? — вновь подал голос пассажир.

— Четырнадцать.

Две пары глаз проследили за исчезающим в дверях магазина подростком.

— Вот чёрт… — Парень в куртке заметно оживился.

Из того же самого магазина вышла небольшая компания молодых людей. Их голоса, звук смеха, шорох одежд и шарканье обуви по задубевшей резине на пороге и ступенях… Всё это звучало для обострённого слуха омерзительно. Водитель седана проникся тошнотворным чувством. Одна лишь только мысль, что объект наблюдения и эти люди встретятся, лишала власти над собой.

Сжав челюсти, мужчина внимательно оглядел лица каждого в той компании.

— Я пойду? — вызвался пассажир.

Секундное молчание. Пауза.

— Пойдём вместе.

— Да ладно тебе. Я справлюсь!

— Нет.

— Хочешь увидеть её поближе? — с ухмылкой продолжал пассажир.

Молчание.

Компания нетрезвых гуляк взорвалась бурным хохотом и расположилась у подножия лестницы. Двое повалились на перила, один сел на корточки у нижних ступеней, ещё двое спустились на тротуар и закурили.

— Ладно. Заодно купим что-нибудь поесть, — печально согласился пассажир автомобиля и положил руку на дверь.

Они вышли из салона и быстрым шагом двинулись навстречу сомнительной компании.

Те, что расположились у лестницы, заняли почти всё пространство. Однако их нетрезвые, воспалённые, возможно, безмозглые головы сочли необходимым разойтись в стороны и пропустить двух молча идущих людей. После того как дверь магазина закрылась за спинами мужчин, компания у лестницы продолжила обсуждать что-то, что было для них первостепенно важно и интересно.

— Я домой.

— Стой! Чего ты вдруг?

— Прекрати.

— Не хочешь повеселиться?

— Меня воротит от этого пойла.

— И что?

— Повиси с нами ещё.

— Глядишь, и тебе что перепадёт! — Омерзительный хохот вновь разорвал вечернюю тишину.

— Парни, кончайте! Я не хочу в это ввязываться.

— А ты и не лезь. Просто будешь стоять с нами.

— Прекрати ныть. Мне нужно выпустить куда-то свою энергию. Либо она, либо ты.

— Больной!

— Заткнись и стой спокойно. Если хочешь блевать, иди туда…

Двое вошедших в магазин людей отчётливо слышали каждое произнесённое слово. Их шаги ускорились. Тот, что носил яркую куртку, поднял руку и по пути захватил с полки пачку салфеток, не замедляя шага. Второй, в чёрном пальто с поднятым вверх воротником, проследил за пустынными проходами между стеллажей. Не найдя ни единой души, он повернулся к выходу.

— Пакет нужен?

За кассой стояла молодая женщина. Она провела покупку и неестественно улыбнулась девочке перед собой.

— Нет, — быстро ответила та.

— Идём, — скомандовал мужчина в пальто своему спутнику.

— Чёрт! Мне нужен шампунь. — Эти слова не звучали как шутка и не походили на нечто серьёзное. Этот парень говорил постоянно, и, возможно, только ему одному становилось смешно от своих реплик. Так или иначе, идущий рядом с ним человек не воспринимал его слова как что-то хоть сколько-нибудь стоящее и достойное внимания. Шутник обиды не держал.

Девочка услышала шаги приближающихся людей и быстрым движением убрала свою покупку с кассы, спрятав во внутренний карман куртки. Не посмотрев на лица незнакомцев, она отвернулась к двери и нетерпеливо выдернула чек из рук женщины.

— Спасибо, — бросила она кассиру и поспешила к выходу.

— Добрый вече-е-ер! — широко улыбаясь, протянул парень в куртке и уложил пачку салфеток на конвейерную ленту.

— Добрый, — немного смутившись пристального взгляда, ответила женщина.

Девочка не обернулась.

Позволив возникнуть небольшому расстоянию между собой и девочкой, человек в пальто двинулся вслед. Загадочно ухмыляющийся парень, вложив смятую купюру в руку кассиру, за считаные секунды нагнал своего спутника и принялся хрустеть костяшками пальцев.

Дверь впереди открылась, выпуская подростка на улицу. В ту же секунду послышались крики и смех компании пьяниц с лестницы.

— Жирный — мой, — произнёс парень, поигрывая мышцами.

— Никого не трогай, — возразил ему мужчина в пальто.

— Конечно. Первым не полезу.

— Нет. Никого не трогай.

— Чёрт!

Едва дверь закрылась, мужчина вновь толкнул её от себя и вышел следом.

Девочка терялась. Помешкав у порога пару секунд, дабы оценить критичность своего положения, она всё же приняла решение идти вперёд. Сидящий на корточках паренёк хищным взглядом смотрел прямо на неё. Глаза его покрылись стеклом и неестественно блестели. На лице маска азартного безумца. Он не сразу обратил внимание на идущих следом за подростком людей. Как только взгляд пропойцы зацепился за смотрящего на него в упор мужчину в чёрном пальто, лукавая самодовольная ухмылка ретировалась с его лица, сменившись слабой кривоватой дугой губ.

— Ребят… — невесело буркнул один из стоящих на ступенях гуляк.

Ещё совсем недавно жизнерадостные парни вдруг умолкли, нахмурили лбы и переглянулись, вмиг протрезвев. Планы на сегодняшний вечер круто изменились.

Подросток и двое идущих за ней мужчин, с разницей в пару шагов, прошли вниз по лестнице, на заснеженный тротуар. Прижимая к груди то, что купила минутой назад, девочка спешила домой. Гонимая страхом, она даже не решалась обернуться, умоляя собственные ноги нести её вперёд как можно быстрее.

— Проводи до дома. Я скоро вернусь, — произнёс парень в пальто и развернулся.

— А сам сказал никого не трогать. Нечестно, — пробубнил другой вслед удаляющемуся другу. Поправив куртку, человек продолжил плестись за девочкой, как ему было велено, на ходу продолжая бормотать себе под нос.

— Я молодец! — довольный собой ёрничал парень на пассажирском сиденье. — Что бы ты без меня делал?!

Он протягивал одну за другой салфетки водителю, пока тот молча потирал запачканные костяшки пальцев.

— Эм… — Молодой человек вдруг сменил тон. Он напрягся и поднял голову. — Ты слышишь?

За ними следили. Совершенно точно, кто-то, держась на расстоянии, неустанно наблюдал. Парни замерли, прислушиваясь. Шорох снега, гул далёкой автострады, скомканное звучание сотен голосов рядом…

Внезапно пассажир седана громко рассмеялся. Открывшаяся картина впереди вызвала в нём бурю эмоций.

— Она шутит? — выругавшись, произнёс он.

Водитель завёл руку под руль и повернул ключ.

В свете вспыхнувших фар открылась новая картина. На въезде в жилой квартал стоял бронеавтомобиль. Одна из дверей была открыта, а чуть поодаль от неё стоял вооружённый человек в чёрной экипировке. Он уставился на сидящих в седане людей, подняв руку, жестом приказал выйти.

Медленно открылась ещё одна дверь броневика, и на дорогу выскочила сторожевая псина, лающая и щелкающая зубастой пастью по пустоте вокруг себя. На другом конце цепи, тугой линией тянущейся внутрь автомобиля, медленно показалась сухая кисть тончайшей женской руки. Та, что вышла на свет, была хорошо знакома этим людям. Им даже не пришлось всматриваться в её лицо.

— А я тебе говорил, прекращай отвечать на её звонки! Водишься со всякими… Смотри, что из этого выходит! — продолжал паясничать парень в дутой куртке.

Седовласая девушка приветливо помахала рукой и чиркнула в сумраке холодной нарочито вежливой улыбкой.

Спустя пару секунд людей в форме было уже двое. Они подняли автоматы и прицелились.

Начало

Начало вечной жизни — вечный Хаос. Основа, исток и движение. Начало пути и его конечная точка. Хаос породил смерть. Он же отец жизни. Его волей порождена душа. Земля и Небо. День и Ночь.

И Боги.

В царстве вечного мрака, льда и ночи нашли пристанище сотни погибших душ. Их тени бродят кругами по покрытым льдом водам замершей реки. Их стенания, крики и плач непрестанно звучат здесь, и нет мира тем, кто слышит сей нескончаемый вой. Души тех, кому нет нигде места, блуждают с начала времён и не находят покоя. Их участь — остаться в назидание другим, ибо вот что идёт за прегрешениями.

Не там и не здесь. Навеки между. И спасения нет.

За душами ведут свой дозор демоны. Прислужники тьмы и мук. Чудища бродят по следам изувеченных в долгих мытарствах, не давая им склонить голову к водам застывшей реки. Они вгрызаются в их руки. Обжигают им ноги, чтобы те вновь плелись без цели и без упокоения. Забвения им здесь найти не дано. Хтонь верно несёт свою службу, гоня мучеников прочь и забирая последнюю частичку надежды — забыться мёртвым сном.

Над ними всеми стоит Она.

Одна из дочерей Хаоса. Вечный суд и верная гибель. Всепрощающая и милостивая Дочь. Ввергающая в безумие. Разрушительница оков. Владычица ночного неба.

Она стоит посреди ничего, взирая на пустошь пред собой. Её верные слуги, что с начала времён следуют за ней, ожидают решения, на миг прекращая клокотать и реветь, будто буря.

В руках её вечное пламя. Свет, дарующий путь. Под ногами её лилии асфодила. Как и каждый век до того, Богиня поднимала один цветок, подолгу смотрела на белые бутоны, а после уходила прочь. Блуждая по дорогам, которых нет. В свете Луны, которой сюда не пробраться. В окружении стигов, преданно ступающих за ней. Она шла сеять ужас.

Всегда, но не тогда.

Взгляд её опущен к берегу реки забвения. Она видит себя в застывшей воде, и тьма сгущается в её сердце.

В аду более нет места для погибших душ. Да и не были те души, свидетельницей мук которых она стала, грешны настолько, чтобы вечно блуждать во мгле.

В аду нет места для всех, кто стремился здесь оказаться. Муки при жизни обязаны излечить душу от болезни. От нароста, именуемого вседозволенностью. Лишь в страданиях скитальцы найдут прощение, и наконец их путь завершится.

Она оставила цветок на берегу реки, опустила голову и ушла. В сопровождении своей ужасной свиты дочь Хаоса направилась на свет.

Глава 1. Безжизненная

Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-краю нет. Он долго смотрел и терзался. Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал.

Мучило его то, что всему этому он совсем чужой.

Достоевский Ф. М. Идиот

В самом начале ноября погода ухудшилась. Ветер усилился, стал холоднее, протяжнее, порывы его стали более резкими, яростными. Небо заволокли тяжёлые густые облака. Чудилось, что над головой, во весь купол неба, натянута плотная серая завеса, не позволяющая хоть мельком взглянуть на давно забытую синеву. Утром и вечером, в часы пик, тысячи людей неслись по городу кто куда. Каждый в этой толпе стремился спрятаться от холода. Лишь днём, ближе к полудню, грязно-серый город пустовал. С наступлением сумерек, на его улицы по обыкновению выглядывали отоспавшиеся за день молодые люди, яркие барышни и измученные трудовыми буднями бедолаги.

Ночью город похотливо стонал. Днём же хрипел и сипел, будто простуженный.

Сегодня я дома весь день. Меня нет там, в толпе, на холоде, на ветру… Мечта! Есть время заняться собой. Наконец, прибраться на столе с учебниками, искупать Никки, послушать музыку, пока никого нет, дочитать заброшенный неделю назад роман. Если удастся, принять долгую ванну и подремать под горами мыльной пены.

Послеполуденный звонок был призван испортить всё это благолепие. Я отложила в сторону щётку, которой чесала спину добермана, и с опасением осмотрелась в поисках телефона. Однако мне не нужно смотреть на экран. Вариантов, кто мог звонить, не много — один.

— Что делаешь? — вместо обычного «привет» выпалила Натали.

— Ничего. Хочу прибрать комнату.

— О, хорошо, что я позвонила тебе! — радостно воскликнула она. — Я спасу тебя! Пошли в кино?

— Сегодня? — не скрывая опасения, полюбопытствовала я.

— Нет! Бронирую место в твоём графике уборки на следующий четверг! — Какой же противный у неё голос сегодня. Если я сброшу, будет ли это означать, что я плохой друг? — Конечно сегодня!

— А что идёт?

— Вилл! Не гневи богов! — заорала Ната.

— Хватит вопить, пожалуйста, — взвыла я, убирая телефон от уха. — Когда мне быть готовой и куда мы идем?

На улице ни души. Обед. Есть ощущение, что только мне нужно куда-то сегодня тащиться. Из окон многоэтажек того и гляди высунутся любопытные носы нахохлившихся жителей, с немым вопросом: «Куда идёт эта безумная в такой мороз?» Земля под ногами затвердела и покрылась трещинами. Всё вокруг серое и твёрдое, как камень. Отражает состояние души. Что, если грустить осенью не только можно, но и нужно? Тогда не вижу ничего предосудительного в своём состоянии. Осень ведь. Я не одна, кто грустит в это время года.

Среди бетона, угрюмых домов, пыльных дорог, серой земли и тёмных редеющих деревьев мелькнуло что-то яркое и живое, словно пламя. Это ветер подхватил волосы Натали, торчащие из-под шапки, и взметнул их в разные стороны. Рыжая топталась, то вышагивая пару метров туда-обратно, то припрыгивая на месте. Я ускорилась для демонстрации того, что тороплюсь на встречу, нежели для того, чтобы в действительности приблизить неминуемый момент приветствия.

Если я и вправду плохой друг, что ж, отлично. С этим определились.

— Неужели! — бросила громко подруга, двигаясь навстречу.

— Привет! — улыбнулась я. — Я вовремя вообще-то.

— И что? Могла бы раньше прийти.

Я изобразила на лице что-то вроде: «Ты серьёзно?»

Подруга не стала со мной церемониться. Она вцепилась в мой локоть и потащила в сторону от дороги, что-то неустанно мне объясняя.

Торговый центр кипел жизнью. Теперь ясно, где собрались те, кому холодно на улице и скучно дома. Количество людей на один квадратный метр зашкаливало. Кто торопился, явно по делам, кто от нечего делать таращился в витрины, кто-то, как и я, шёл с недовольным хмурым лицом, едва волоча ноги за другим, более активным спутником.

— Хорошо, что мы забронировали билеты, — выдохнула Ната, расстёгивая куртку.

— И чего мы в кино потащились…

— Ты хотела повиснуть дома? Ещё немного, и ты покроешься плесенью.

Натали — моя школьная подруга. Самая близкая в моей жизни. Радость это или же проклятие, я пока не решила. Она младше меня на пару месяцев, ниже ростом, худощавая, но спортивная… «Злой эльф» — так её называла не только я. Стоило ли говорить, как это бесило Натали? На щеках и вздёрнутом носу рассыпались веснушки. Небольшие, глубоко посаженные голубые глаза горели озорством. Она весела и легка на подъём. Везде, где мы были, Натали приходилась к месту. Душа компании, располагала множеством разнообразных идей, предлагала неожиданные решения и пробовала самые необычные варианты времяпровождения. В школе она занималась игрой на скрипке, после решила уйти в танцы. Мне казалось, в голове у неё постоянно играла музыка, под которую она неустанно двигалась. Танцы, активный спорт, пешие прогулки… Игру на инструменте девушка забросила. Причин мы не выяснили. Ей просто в какой-то момент наскучило.

После сеанса мы вышли немного сонными. Я уж подавно, а вот состояние Наты меня приятно удивило. Она зевала, и я уже обрадовалась, что очень скоро мы пойдём домой. Однако меня настиг полнейший крах.

— Вилл, мне нужно купить к зиме тёплую одежду. С этой учёбой я никак не находила время, — перестав зевать, сообщила мне Ната. Я выругалась, но её это не смутило. — Твой совет мне необходим, пожа-а-а-алуйста, Вилл.

«Ведь знала же, что лучше оставаться дома…»

Мы стояли в примерочной то ли второго, то ли третьего магазина. Вернее, Ната стояла, а я сидела на мягком пуфике, оценивающе оглядывая трикотажный свитер тыквенного цвета. Сбежать от назойливых мыслей мне удалось ненадолго. В какой-то момент в памяти стали возникать совсем недавно забытые фантомы. Я как заведённая начала вновь и вновь возрождать в голове затасканные вечным переосмыслением картинки, цвета, предметы… Реальность отошла на второй план, будто это и есть норма, будто так и должно происходить. Смолкла играющая отовсюду приглушённая ритмичная музыка, померкли окружающие цвета и померк свет. «Это» стало куда важнее и реальнее для моего сознания и, несомненно, настораживало.

— Тебе снилось что-нибудь? — задала я вопрос подруге. Та, застигнутая врасплох, отложила на потом разглядывание ценников и сняла свитер, чтобы в десятый раз надеть другой.

— Вряд ли задаёшь вопрос просто так, — бубнила она. — Ничего. А тебе?

— Не знаю, нормально ли это, но мне всё снится тот сон.

— Опять?

— Угу.

— Слушай, где-то читала, что видеть один и тот же сон на протяжении нескольких месяцев — один из признаков психического расстройства.

Я сгримасничала. Уж не здесь и не сейчас будем ставить диагнозы.

— Как хочешь. Моё дело предположить! — встряхнула руками Ната, отчего у неё чуть не соскочили бретели бюстгальтера. — Я просто ни разу не встречалась с таким. Ты чувствуешь какой-то дискомфорт? Ну там… В плане психики.

— Если ты о голосах в моей голове, то нам вполне комфортно.

— Вилл!

— Я пошутила! Всё в норме. Никаких проблем…

Отчасти я лгала.

«Дискомфорт» — довольно забавное слово. Мягкое и даже ласковое. Я ощущала далеко не это.

— Возможно, я волнуюсь из-за этой проклятой сессии, не знаю.

— Тогда бы тебе снились экзамены, преподы… Наш беснующийся декан. — На последнем Ната хихикнула.

— Если бы я видела его во сне и не раз, это как раз и была бы причина обратиться к врачу!

Мы рассмеялись, собрали вещи и вышли из примерочной. Ната купила свитер цвета насыщенной свежей травы и рубашку с принтом в виде соцветий вишни.

— А если серьёзно, Вилл, — понизив голос, вновь начала Ната, шепча на ухо. — Лилии я чаще всего видела на похоронах, а человек, лица которого ты не видела, скорее всего, отражает именно тот факт, что грозит опасность от незнакомца. Вдруг сон об этом?

На оценку выражения моего лица и подведение итогов беседы у рыжей ушло в районе трёх секунд. Она закатила глаза, выдала поспешно несвязное бормотание и лишь после этого ответила более внятно.

— Окей! Если более оптимистично: человек, лица которого ты не видишь, — твой будущий муж, ваше знакомство ещё впереди, а лилии — это его подарок в честь чистой и непорочной любви! Так лучше?

Тут уже я не сдержалась и рассмеялась. Девушка-кассир отдала Натали сдачу, вручила пакет, и мы ушли. При виде указателей выхода, я на миг позволила себе надеяться, что страдания подходят к концу, но подруга затащила меня в ещё один магазин. К моему счастью, ей там не понравилось с первых минут.

На улице заметно похолодало. Начинало темнеть, и нам пришлось немного ускорить шаг. Захватив в ближайшей лавке пакетик жевательного мармелада разных вкусов, мы направились в сторону моего дома.

— Ты рада, да, что я к тебе иду? — Судя по выражению защемлённого лицевого нерва, вкус мармеладного червяка во рту Натали очень кислый.

— Конечно рада, — буркнула я. — Я, кажется, уже отвечала на этот вопрос. Сколько ещё спросишь?

— Нет, ну ты просто какая-то несчастливая. Хочешь, я домой пойду?

И этот вариант она уже предлагала сегодня.

— А что, так можно? — воскликнула я, наигранно воодушевившись.

Ната обозвала меня неприлично с будничным выражением лица, закинула в рот очередную конфету, и мы молча пошли дальше. Впереди нас ждал пешеходный переход.

Возможно, подруга права насчёт опасности. Я не смогу забыть никогда того, что произошло в тот вечер.

Моя семья жила в этом районе уже несколько лет. Рядом с домом пролегала трасса. Четыре полосы движения на одной, и четыре на противоположной стороне дороги, а посередине — «островок безопасности». Светофоры поставили сразу, так как новый район облюбовали местные гонщики. Аварии стали частым делом, но без жертв среди пешеходов. В принципе, люди здесь ходили очень осторожно. Иногда машины вылетали и на середину дороги, где могли стоять люди, поэтому светофоры одновременно включались с обеих сторон движения. Ровно минуту дорога полностью стояла. Я и сама всегда внимательна на дороге. Всегда смотрела по сторонам… Но не тогда.

Ната вскрикнула, чем напугала меня так же сильно, как резкий визг тормозов и скрежет процарапанного шинами дорожного покрытия. На фоне тёмного влажного асфальта мелькнули забавные цветные искры, напомнившие мне о звёздах. Одна сотая секунды, а я помню то, как пакет со сладостями вылетел из рук подруги и рассыпался в воздухе, перед моим носом.

Самый крайний левый ряд я по какой-то причине не заметила. Даже не посмотрела в сторону движения. Подруга шла по правую руку, чуть позади меня. Ростом она ниже, шаги короче. Её отвлёк поиск нужного вкуса мармелада в пакете. Я, видимо, хотела домой сильнее, чем она, и поэтому едва не пострадала. За спиной раздался женский крик.

Чуть ниже колена, будто я сама напоролась на мирно стоящий автомобиль, уткнулся до блеска отполированный бампер чёрной иномарки. Тонировка абсолютно глухая. Видеть что-либо за зеркальными стёклами невозможно, только лица людей на дороге и окружающие переход высотки. Кто-то ударил по капоту кулаком. Рыжая девчонка меня сейчас пугала сильнее всего. Пунцовое лицо, потемневшие глаза, крик и оскорбления, повторные удары по многострадальному капоту автомобиля рядом… Мне вмиг стало стыдно за неё. Я захотела бежать оттуда.

Загорелся зелёный. Машины из соседних рядов медлили, но всё же тронулись и покатили прочь. Пассажиры и водители глядели во все глаза.

— Ты в порядке? — вновь и вновь спрашивала Ната, дёргая меня за руки.

Машина слева не двигалась.

— Я в норме. Идём.

Ната округлила глаза и, употребив несколько оскорблений, обратила моё внимание на водителя, чуть меня не сбившего, что, мол, хорошо бы выйти и решить вопрос. Странно. В тот момент я не хотела ничего, кроме возвращения домой.

Пусть едет куда хотел.

— Ната! — одёргивая девушку, крикнула я, пытаясь вытянуть её с проезжей части.

Седан не двигался. Двери закрыты. За общим гулом дороги и ударами собственного сердца в ушах я даже не слышала, заведён ли автомобиль. Он мог сломаться?

В очередной раз Ната ударила машину, теперь уже ногой по бамперу. Только после этого я смогла оттащить её в сторону, на обочину.

— Что ты творишь? — орала она. — Ему нужно нос сломать!

— Это ты что творишь? — с дикой дрожью в голосе пискнула я, но подруга прервала меня. Грубым жестом она показала водителю, чем он должен заняться. — Прекрати! Идём!

— Вилл! Он тебя чуть не убил!

— И? Всё нормально. Пошли!

Сзади разрывались сигналами машины. Инцидент исчерпан. Можно ехать дальше. Тем не менее водитель седана так не реагировал.

Взяв Нату под руку, я потащила её дальше, к противоположной стороне пешеходного перехода. Вскоре загорелся зелёный, и мы перешли дорогу. Молча. Уходя дальше от дороги, я ещё раз повернула голову.

Чёрный седан стоял без движения. Остальные машины объезжали его, тормозя рядом и заглядывая в окна. У кого-то на лице полное непонимание, у кого-то дикая злость.

Померкло солнце! Пропал кислород!

Смотри же! Смотри!

Твой очкарик, твой ботаник, твой жалкий лузер!

Будь моей! Будь моей, моя смертельно больная королева!

Будь! Будь же моей!

Моя смертельно больная королева!

(The Subways — «Rock & Roll Queen»)

Музыка пропала. Ната резко метнулась к столу, окатив меня потоком холодного воздуха, будто хотела снести, и отключила колонки. Она бы продолжила молчать, если бы не моё вопросительное выражение лица.

— Не включай при мне свою наркоманию.

— Крутая песня. Весёлая, — ответила я. — Ты успокоишься сегодня?

— Ты, Вилл, одна из самых странных особ, если не самая странная, — равнодушно произнесла Ната. Медленно и холодно. — Страх и глупость одновременно. Я так и не поняла твоей реакции. Тебе будто плевать на себя. Тебя едва не сбили, а ты спешишь уйти с его пути. — Она заводилась и начала говорить громче и быстрее: — Не хотела его задерживать? Ты знаешь, какая у него могла быть скорость? Он тормозил метров сто… Ты, кажется, вообще живешь не здесь. Твоё сознание не здесь. Твоя реакция ненормальна!

Я вновь уткнулась в телефон, где вот уже несколько минут бездумно разглядывала пост о полезных свойствах авокадо. Прошло несколько минут, прежде чем я ответила, хотя Ната этого не ждала. Её взгляд упёрся в выключенный телевизор. Даже нос Никки на коленке девушки не мог привлечь внимания. Раньше я не видела подругу такой злой. Произошедшее выбило её из колеи.

— Ты знаешь, какая реакция должна быть? — обратилась я к подруге. — Может, именно так и проявляется реакция на стресс.

Рыжая нервно встряхнула головой, как если бы звук моего голоса был ей неприятен.

— Не знаю… Но у меня стойкое ощущение, что ты не здесь. То, что произошло на дороге, только подтверждает мои слова.

— Объясни.

— Ты, чёрт возьми, какая-то безжизненная! Что с тобой происходит? Что-нибудь в этом мире способно тебя вытащить из твоей скорлупы?! — После этих слов Ната рукой отодвинула голову добермана с ноги и встала с дивана. — Знаешь, я вижу тебе окей. С твоего позволения, я бы хотела сегодня вернуться домой.

Моему удивлению не было предела.

О какой чувствительности говорит Ната? По её мнению, я безжизненная?

Я открыла рот, но ни слова не произнесла.

— Вызову такси и поеду, — нахмурившись, сказала Ната. — Прости, но сегодня я не в настроении.

Через полчаса такси забрало подругу. В квартире образовалась давящая тишина. Вот тогда-то я и начала бояться.

Тряхнув головой и отогнав неприятное чувство, сняла свитер, начала спускать брюки и зависла на уровне сине-розового пятна на ноге. Скоро здесь будет огромный синяк. Придётся дома ходить в штанах. Не хочу, чтобы кто-то видел. Перед сном я думала о произошедшем. О сне, о том, что случилось на дороге, и о словах подруги. Возможно, я и не обратила бы внимания на её слова. То, что она говорила, запало мне в сердце. Какая-то часть меня, возможно, была согласна с Натали.

Я прижала ладони к глазам и слегка надавила на них. Даже музыка в наушниках не перебивала нескончаемый поток мыслей в голове. Это вовсе не «дискомфорт», о котором говорила днём Ната. Это болезнь.

Я звала тебя среди ночи.

В свете растущей луны.

Я позвоню тебе и расскажу о себе,

Расскажу каждый свой сон.

Я позвоню, и буду повторять вновь и вновь.

Не давай мне покоя,

Не давай мне покоя.

(London Grammar — «Nightcall»)

Во сне я вновь вернулась туда.

Здесь царил чудесный аромат. В комнату едва проникал свет сереющего рассветного неба. Мужчина стоял у окна, спиной ко мне, и по-прежнему молчал. Что его привлекло за окном? Древние фасады высоток? Пыльные улицы? Хмурые лица, слившиеся с серыми стенами домов? Я встала со своей кровати, подошла к букету на письменном столе и провела рукой по одному из закрытых белых бутонов. Чужак не двинулся с места.

Каждый год, всю свою сознательную жизнь, я видела эти цветы в день своего рождения. И этот год не стал исключением. «От родственников», — многозначительно говорила мама каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Белые лилии стали моими любимыми цветами. Эта загадочная традиция прочно поселилась в моей жизни.

— Что со мной сегодня случилось… — не своим голосом, но определённо именно я проговорила эти странные слова.

Страстное желание поведать обо всём незнакомцу влекло с неимоверной силой. Это было моей целью. Во сне я хотела рассказать ему абсолютно всё. Однако вопреки моим мольбам, человек не обернулся. В тысячный раз мгла пробуждения отняла его у меня.

Глава 2. «Горите»

Праздничная атмосфера царила практически везде. Шумные забегаловки, магазины, автобусы, окна домов, чёрные стволы деревьев вдоль тротуаров… Всюду мерцание сотен разноцветных гирлянд. Слышался запах горячего кофе с пряностями и шоколадом, а неподалеку от оживлённых остановок общественного транспорта к нему примешивался тонких шлейф свежеиспечённых булочек. А какой дивный аромат исходил от воротника маминой шубы… Я могла вдыхать его часами. Сладкие духи, кофе, цитрусовые и хвоя, свежесть улицы и едва уловимые нотки автомобильного ароматизатора. Только в декабре я слышала этот аромат. Именно он дарил ощущение наступления сказки.

Праздник ненадолго делал этот город не таким серым и мрачным, каким я его помнила большую часть времени. Он светился и мерцал как новогодний шар, площадью в десятки километров. Кажется, это и называется волшебством.

— Ната придёт в гости?

Я подняла глаза на маму. Словно жонглёр, она пыталась открыть дверцу духовки одной рукой, балансируя другой и удерживая виляющий в воздухе противень с печеньем.

— Скорее всего, да, — ответила я ей. — После «Парнаса» мы домой.

— Как оно? — поинтересовалась мама, указав на кусочек печенья в моей руке.

— С корицей самые вкусные, но с ванилью и шоколадом не хуже.

— Хм… У меня есть ещё лимонный джем. Как думаешь, стоит попробовать?

— Мам, это пятый противень. Ты решила открыть своё дело? Или мне придётся раздавать это в канун праздника нуждающимся? — усмехнулась я. — Нет, печенье очень вкусное, и дай мне волю, я сама съем всё, что тут есть, но такие количества…

— У нас, возможно, будут гости, Вилл, — помявшись, ответила женщина. — Оно же вкусное, да?

— Даже если к тебе в гости соберутся эксперты по выпечке из какой-нибудь сети ресторанов… Мам, поверь, эти печенья они оценят!

На стуле под бедром завибрировал телефон. На столе места для него не нашлось, да и в муке его пачкать не хотелось. Приходилось держать рядом, так как я ждала звонка.

— Что делаешь? — по обыкновению, без приветствия спросила Натали, как только я ответила на звонок.

— Ничего. Мама готовит, а я ей мешаю.

— Ясно. Когда встретимся?

— Во сколько начало?

— В семь.

— Тогда часов в шесть можем встретиться на остановке и поехать вместе. — Я забрала ещё пару печений и, послав маме воздушный поцелуй, вышла из кухни.

— Окей. В шесть на остановке.

Ната положила трубку.

Это я настояла на том, чтобы мы пошли на вечеринку. До Нового года оставалось несколько дней. Центр города заполонили толпы людей, поэтому место для отдыха мы выбрали ближе к дому. Рядом со спортивным комплексом, почти на самом выезде из города, располагался новенький развлекательный центр «Парнас». Организаторы мероприятия обещали море впечатлений и драйва. Музыка разных стилей, известные исполнители, море эмоций и световое шоу. Билеты стали скупать ещё в октябре. «Парнас» ждал своего открытия два года. Здание привлекало много внимания. Крыша и часть стен походили на стены замка, другая же часть больше напоминала современный офис, полностью из тонированного стекла, отражающего всё, что окружало комплекс: парковку, забитую машинами вплоть до выезда, аллею с высокими изогнутыми фонарями, парк и огромное количество лавок с кофе, выпечкой и десертами.

— Мы там поместимся? — с опаской выдохнула Ната, когда к нашей остановке не спеша пришвартовался заполненный людьми автобус.

Выбора нет. Мы протолкнулись внутрь салона, ближе к окнам, чтобы не мешать входящим и выходящим. Наша цель располагалась на конечной остановке.

— Пятьдесят процентов автобуса — это одежда, — шептала мне на ухо подруга с серьёзным видом. — Остальные пятьдесят — люди. Так что, если бы мы все ехали голые, нас бы поместилось в два раза больше… Но я бы не стала ехать с голыми людьми. Знаешь, это слишком.

Ната в своём репертуаре. Думать о таких вещах — вот что «слишком». Про себя я всё же усмехнулась, надеясь, что нас никто не слышал.

Моё внимание зацепилось за необычную деталь. Я не сразу осознала, что это было. Вернув внимание к людям вокруг, блуждая по незнакомым лицам, изучая их одежды, предметы в руках, ответные заинтересованные взгляды, я никак не могла найти то, что мгновением ранее ввело меня в ступор. Что же я увидела?

Впереди стояла женщина. Ничего необычного, с первого взгляда. Кожаная куртка размером или двумя больше необходимого, шапка, небольшой каблук на грубых сапогах, потрёпанный рюкзак с толстой металлической цепью.… Однако я засмотрелась на менее заметную деталь. Я смотрела на её голову. От шеи до края шапки буквально три-четыре сантиметра обнажённой, выбритой налысо кожи, покрытой густым плетением кудрявых ветвей. Виднелся темнеющий ствол дерева. Татуировка явно имела начало и конец дальше того, что я видела. Я представила тело женщины. Сколько могло быть на ней татуировок, я не бралась предположить.

Автобус остановился, и женщина сошла с маршрута за пару остановок до конечной. В этот момент я поняла, что не слушаю Нату довольно продолжительное время. Благо ей было всё равно, она просто вещала о своих успехах и провалах в учёбе, скорее для самой себя, нежели делилась со мной.

— Нам на следующей, — проговорила подруга и двинулась к двери.

Мы вышли вместе с остальными пассажирами. Оказалось, что практически все люди в салоне держали путь к «Парнасу». Войдя в парк, мы с подругой засмотрелись на горящую голубыми огнями аллею. Впереди, за деревьями, мерцало белое здание развлекательного комплекса. Чем ближе мы подходили, тем сильнее ощущался утробный низкочастотный гул от земли. Троица подростков у входа пританцовывала под приглушённые ритмы.

Звук усилился в тот момент, когда мы пересекли вход с охраной.

Первый этаж был полон людей. Создалось впечатление, что мы находимся в огромном аквариуме, разделённом на секции: просторное фойе, справа от входа раздевалка с парой молодых парней, принимающих верхнюю одежду, впереди касса, слева, у покрытой зеркалами стены, на небольшом подъёме из нескольких ступеней, просторная арка — вход в кафе, заполненное посетителями. Звучание музыки по мере нашего продвижения в центр становилось сильнее. Мы отдали вещи и последовали за группой молодых людей, идущих в сторону касс. Всё вокруг привлекало внимание и, казалось, создано для того, чтобы задержаться как можно дольше. По углам просторного помещения выдолблены два широких коридора, откуда росли массивные, тускло освещённые линиями парящего потолка, лестницы. Начиная с неё, толпа шла пританцовывая. Где-то наверху послышался радостный вопль какого-то парня. Мы усмехнулись. Музыка медленно начинала биться в барабанные перепонки. Ната отдала билеты стоявшим на входе в зал девушкам, и мы прошли за большую тяжёлую металлическую дверь.

В сумраке, просачиваясь сквозь бьющиеся в танце тела, мы пытались пробраться вглубь помещения. Бар располагался у задней стены, напротив сцены, а посреди всего этого великолепия — огромная танцплощадка. Прожекторы то и дело блуждали по толпе, рассекая тьму синими, красными и зелёными лучами. С высокого потолка ниспадали миниатюрные, словно горошины, лампочки, рассеиваясь среди людей подобно искрам. Прежде чем мы услышали голос диджея, прошло в районе десяти минут. Девушка поправила микрофон у щеки и произнесла с завыванием:

— Добро-о-о пожалова-а-ать, ребятки-и-и! — Толпа отозвалась свистом и криками. Я подняла голову вверх, к будке диджея. Она парила под самым потолком, практически над нашими головами. — Надеюсь, всем сегодня хорошо! Ну что? Ещё немного подвигаемся и позовём наших звёзд?

Площадка взорвалась эмоциями. Стоявшая рядом со мной Ната завизжала и подняла руки высоко над головой. Если повезёт, ей понравится вечеринка. Во всяком случае, я посмела надеяться на это.

— Начнём! — крикнула девушка сквозь приближающуюся гудящую на фоне музыку.

Зал ударила очередная волна оглушительного ритма. В постепенно нарастающей музыке стали звучать отдалённые звуки электрогитары.

От прожектора медленно пополз плоский горизонтальный луч ярко-зелёного света, накрывший людей и растянувшийся сотнями тонких нитей во все стороны от танцплощадки. Внезапной вспышкой ослепляющий свет пал на сцену. В эту же секунду кто-то ударил по грифу, после чего посыпалось дробью звучание тяжёлой музыки, скрещенной из соло гитары и ударных. Толпа завопила в безумстве, но её шум поглотил музыкальный ритм. На сцене стояла группа молодых парней в джинсах и простых футболках. И лишь барабанщик сидел с обнажённым торсом, привлекая к себе всё внимание, судя по женским крикам со всех сторон. Играла одна из моих самых любимых песен.

Шоу началось.

Спустя какое-то время, когда сменилась ещё пара групп, Ната приблизилась ко мне и крикнула:

— Я устала! Пойдём выпьем!

Женский коллектив на сцене пел композицию одной из известнейших много лет назад группы. Я нехотя поплелась за подругой, периодически оборачиваясь назад.

— Круто! — кричала Ната, пока мы стояли у бара и распивали коктейли.

Во время небольшого перерыва свет со сцены убрали. Диджей обратилась к толпе с требованием «сделать громче». Новый трек электронной музыки возобновил пульсацию на танцплощадке.

Через несколько минут музыка стихла. Мы с подругой направились вновь к сцене.

— О-о-о! — протянула девушка в свой микрофон. — Жарковато тут! Я хочу, чтобы стало ещё жарче! Народ, давайте навсегда запомним последние дни этого года! Кричите, пока мы молоды! Танцуйте! Горите!

Зал поддержал её воем.

Впереди у сцены кто-то засвистел. На секунду возникшая пауза привлекла наше с Натой внимание. За установку сел молодой мужчина — блондин с коротким «ёжиком», крупными карими глазами и россыпью татуировок на обеих руках. Почти одновременно с ним вышли ещё двое. Парень вряд ли старше нас, с сухим открытым торсом и длинными иссиня-чёрными волосами, спадающими до груди. Он взял бас и перекинул ремень через плечо. К синтезатору подбежала миниатюрная девушка с малиновыми волосами, торчащими в разные стороны, одетая так, словно только сошла с экрана мультипликационного фильма.

— Всем привет! — высоким голосом поприветствовала она толпу.

Следом вышел ещё один парень. Выбриты виски, виднелось металлическое кольцо в брови, пара браслетов на левой руке, а из одежды на нём простые джинсы и свободная футболка болотного цвета. Он подошёл к стойке с гитарой и взял инструмент в руки. Как только его пальцы коснулась грифа, барабанщик выбросил в толпу новый космический ритм. Заиграла тяжёлая волшебная музыка. Звучание баса и ударных слабее. Акцент идёт на соло и блуждающие задним фоном тоны электронной музыки. Все ждали вокалиста. Толпа двигалась в такт, ближайшие к сцене люди качали руками и что-то пытались кричать. Эту песню, как я догадалась в ту минуту, знали фанаты группы.

Лишь перед самым куплетом на сцене появился ещё один участник с гитарой в руке. Парень. Тёмные вьющиеся волосы, белая свободная рубашка навыпуск, светлая кожа и никаких татуировок.

Я похолодела. Музыка стихла.

Такие парни — запретный плод. Далёкая, недостижимая, но манящая к себе звезда. Маяк, что одиноко высится поверх бушующего моря. Предел, что ищут все и каждая. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять эту закономерность. Он тот, за кем идут, бегут, ползут, едва живые, помешанные женщины. Быть может, он и не был красавцем в широком смысле этого слова, но весь его образ, всё его существо, всё в нём, зримое и незримое, поражало меня. В нём нет смазливой юношеской красоты, что стала бы откровенной простотой, как и нет грубой мужской природы, что влекла женщин, подобно антилоп к гепардам. Он отличался от всех других любимцев женщин лишь тем, что не подходил под их стандарты. Это я могла сказать сразу. Нас разделяли десятки метров, сотни поднятых рук и холодный мерцающий светом туман, но я видела его настолько чётко, что испугалась своей уверенности. Мне показался мой интерес очень неестественным и ненормальным. Я вновь испытала это ядовитое пагубное чувство. Чувство, что со мной что-то не так. Что я не так хороша, не так трезва, не так здорова, как окружающие. Я поспешила опустить голову, будто что-то в моей одежде привлекло моё внимание, искренне надеясь, что Ната не заметит перемены во мне.

Вонзаю клинок всё глубже в сердце,

Отвожу взгляд, чтобы не видеть этого.

Лгать станет трудно и правда всё равно станет явью.

Если так пойдет дальше, ты падёшь замертво.

Другого выхода нет, не оставляй меня.

Не рой еще одну могилу сегодня.

Я буду совершать эту ошибку вновь и вновь,

Пока не исчезну во тьме.

(Bad Omens — «The grey»)

Что же со мной случилось?

«Вилл, что с тобой?»

Я слышала своё дыхание, чувствовала каждую вену, каждую клеточку, каждый волосок своего тела. Все чувства обострились до предела. Никогда прежде я не была столь реальна, как в тот вечер. Это что-то извне в корне изменило моё мироощущение. И пусть дело вовсе не в музыке и не в том человеке, мысль о котором заняла меня всецело, но именно тогда я потеряла Вилл, которую помнила. Всё изменилось.

Внезапно я наткнулась на застывший вдалеке взгляд. Парень умолк, остановился и убрал правую руку с гитары.

Он. Смотрел. На меня.

В упор.

Толпа замедлилась и непонимающе уставилась на сцену. Музыка не останавливалась, но шла, будто на повторе. Парень в зелёной футболке сделал пару шагов к вокалисту и пихнул его грифом в спину. Люди стали медленно оборачиваться, отчего я вынужденно сделала то же самое. Это привело меня в чувство. Из-за паники я стала возвращаться в реальность и оживилась.

Что-то в этом взгляде было не так. Так не смотрят старые знакомые, не смотрят чужаки, раздосадованные повышенным к себе вниманием, не смотрят люди, которые хотят, чтобы от них отвели взгляд. Он цепко схватился за меня, привлёк моё внимание и даже не пытался отпускать. Я понимала, что совершаю ошибку, но выигрывать этот скрытый бой я не собиралась. Пусть эти три секунды будут именно теми секундами, когда я точно буду знать, — я стою этого внимания, стою этой паузы. Было что-то волшебное и привлекательное в той минуте. Я чувствовала, что нарушила баланс, прервала исполнение, но именно этот хаос так взбудоражил мою душу.

— Какого хрена он… — восклицала рядом Ната. — Вилл, он… Он смотрит сюда?

Свет на сцене померк, и девушка-диджей запела в унисон с возникшей из колонок музыкой.

— Просим прощения за возникшие проблемы! Держите трек!

Толпа завопила, и зал вновь закачало из стороны в сторону. Окружающим этот кризис дался гораздо проще. Для них словно ничего не произошло в эти несколько секунд.

— Я в туалет, — сообщила я Нате, как только немного пришла в себя.

— Окей, идём!

Я отрицательно покачала головой и медленно двинулась к выходу. Это несвойственно для нас, но в тот момент я отказалась от её компании.

За закрытыми дверьми стоял утробный гул. По сравнению с залом внутри, здесь, на лестнице, было очень тихо. Тишина ласкала слух, а идущая с первого этажа прохлада остужала тело. Опершись о стену, я простояла так около минуты.

«Что сейчас произошло?» — вопрошала я.

Это мог быть инсульт? Восемнадцать лет — пора задуматься о здоровье.

На выходе из зала, когда обстановка вокруг меня поменялась, я постепенно стала приходить в норму. Уже не казались столь долгими мгновения ступора. Я практически забыла о том, что случилось. Мне могло показаться, а парень на сцене мог просто плохо себя почувствовать. Все мои ощущения и реакции лишь череда внезапных случайностей, не более.

Спускаясь по лестнице, искала взглядом указатели. Туалет должен быть внизу, слева от касс. Из кафе тянулся слабый запах еды и сигаретного дыма. Вдохнув полной грудью прохладный воздух, я мигом сориентировалась. Перед глазами всплыл значок женской уборной. Войдя в помещение, я поспешила к своему отражению. Даже здесь, среди раковин, зеркал и пластиковых кабинок, играла тихая ненавязчивая музыка. Тем не менее, по сравнению с концертным залом, здесь стояла гробовая тишина. Я поднесла руки под кран и зависла на пару минут, пока тёплая вода лилась мне на ладони. В ушах пульсировала кровь.

Сцена, красный свет лучей, бьющих из-под потолка, вновь и вновь повторяющиеся аккорды. И чётко сфокусированный взгляд.

«Я его знаю? Он меня? Что вообще сейчас было? Почему он остановился? И что за чувство во мне сейчас? Страх при виде незнакомого человека?»

Нет. Это был ужас.

Я выдохнула и закрыла глаза, запрокинув голову. Духота туманила разум. Стало трудно дышать.

Сирена сработала одновременно на всех этажах. Музыка умолкла за секунду до этого. Я открыла глаза и уставилась на своё отражение. Из коридора доносились топот и приглушённые голоса.

«Я не выйду отсюда», — холодно выдало моё сознание. Я просто физически не смогу открыть дверь. То, что сейчас будет происходить в коридоре и на лестнице, я предвидела смутно, но картина вырисовывалась печальная. Несколько сотен человек, когда затихла музыка и было слышно только сирену, бросятся в узкие двери, вниз по лестнице, к выходу. Уже тут их встретят посетители кафе, количество которых я не знала даже примерно. Толпа забьётся в фойе и попытается втиснуться в двери.

Крики в коридоре мешали адекватно мыслить.

«Ждать здесь или выйти и попытаться протолкнуться на улицу?»

В следующее мгновение моё сердце остановилось. Ната осталась в той толпе. Тогда во мне забушевала настоящая паника.

Я оттолкнула дверь от себя и выглянула в коридор. Люди казались спокойнее, чем я думала. Они сбегали с лестницы, но паники в лицах я не видела. Только наверху кричали девушки. Двери слишком узкие для срочной эвакуации. Воспользовавшись моментом, я выскользнула из туалета, прижалась к стене и двинулась в сторону выхода. Сверху продолжали пребывать люди. Наты среди них не было. Я не знала, что делать. Суматоха превратилась в ад, когда по толпе через несколько секунд прошелестело ужасное слово.

«Дым».

В зале наверху закричали. После этого со стороны фойе раздался звук бьющегося стекла. Теперь началась паника.

Секунды превратились в ужасную пытку. Я смотрела, как мимо меня пробегают люди, словно мелькают обрывки киноленты из какого-то второсортного триллера, где нет ничего, кроме множества искажённых ужасом и паникой незнакомых лиц. Массовка двигалась к выходу, но очень скоро всё замерло. Образовался затор. Люди толкали тех, кто находился впереди, будто это могло хоть чем-то поспособствовать. Хотя, я уверена, часть их сознания понимала, что выхода нет. Животная жестокость вскоре поборола человеческую неуверенность и такт. Люди позабыли себя. Толпа забилась в коридоре и остановилась. Крики людей переросли в один единственный зловещий звук.

Я вжалась в стену и приподнялась на носки. Запах гари усиливался, но деться от него некуда.

За лестницей, там, куда не проникал свет, открылась дверь. Я вытянулась вверх по стене, стараясь разглядеть, что там было. Во мне затеплилась надежда.

«Кажется, там выход».

Резким толчком меня ударило о стену. Подвыпившие подростки в ужасе стали карабкаться на перила.

Я приняла решение прорваться к той двери, чего бы мне это ни стоило. От взгляда не укрылось, как двое людей пытались незаметно пробраться к лестнице. Что они делали дальше, я не видела, но несколько человек из безумной толпы последовали за ними. После ещё и ещё… Это сотрудники комплекса выводят людей через чёрный выход. Их я узнала по яркой сиреневой форме, мелькнувшей в толпе.

Когда здание обесточило, меня оглушило диким истошным воплем. Незнакомая девушка передо мной повернула голову и, глядя прямо в глаза, закричала вновь, будто я могла ей чем-то помочь. Сильный запах плавленого пластика и проводки горечью проник в полость рта. Толпа озверела. Через секунду включился и вновь выключился тёплый оранжевый свет. Он возникал раз в две секунды и пропадал.

В образовавшемся окне, когда толпа наверху соорудила случайный затор, я оттолкнулась от стены и бросилась к двери под лестницей, откуда выводили людей сотрудники центра. Там, через неосвещённый коридор, я выбежала на улицу. За мной ринулись ещё несколько человек, по инерции продолжая то ли кричать, то ли выть, словно из жалости к себе самим.

Мгновения тянулись невозможно долго. Я подняла глаза вверх. Окна второго этажа плавились светом и дрожали словно лава. Отовсюду валил дым. Сидя в снегу, на дороге, я видела, как служащие вытягивали из коридора людей. Критически маленькое количество. Трёх или четырёх шокированных ребят тянули на улицу раз в полминуты. Подруги среди них не было.

К главному входу подъехали пожарные машины. Появились кареты скорой помощи. Медики бросились к людям на улице. Поднявшись на ноги, я пошла в обход здания, к главному входу. Здесь везде россыпью темнели пятна крови. Люди в шоковом состоянии сидели на снегу. Кто-то лежал без сознания либо тихо выл от боли. С улицы то, что происходило в дверях, выглядело ещё ужаснее. Толпа забилась в проём и лезла через разбитые стекла. На мгновение образовалась звенящая тишина. Окна второго этажа лопнули и посыпались вниз. Оттуда высунулись руки и головы напуганных до смерти людей.

Женщина в синем брючном костюме возникла перед моим лицом и, что-то говоря, принялась меня осматривать. Я безуспешно вглядывалась в толпу.

«Наты нет. Она внутри».

Холод и дрожь с новой силой забились в моём теле. От осознания одной простой истины и понимания безвыходности положения, сковал ужас. Сидеть на месте и ждать — не мой вариант. Попасть туда сейчас я не смогу. Оба выхода забиты людьми. Либо идти по головам, либо выждать мгновение, когда хоть немного освободится проход.

— Стой!

— Стой! Держите девушку!

На ходу я зачерпнула рукой снега и втёрла его в рукава и воротник джемпера. За мной бежали, и я слышала это. Перепрыгивая ступени, я вскарабкалась на крыльцо, руками цепляясь за ступени, дабы не соскользнуть. Какая-то женщина в вечернем платье, застрявшая в дверях, вцепилась ногтями мне в ребра, шипя словно безумная. Я оттолкнула её со всей силы и ринулась в толпу. Через секунду меня поглотил плотный, едкий, липучий, будто мазут, смог.

Глава 3. Мэри

С потолка вниз по стенам поползли клубы чёрного дыма. Едва коснувшись оконной рамы, медленно, шелестя подобно змее, он двинулся к двери, на пути касаясь кушеток, стульев и тумбочек. Спавшие рядом люди не видели того, что видела я. Мой рот открылся в попытке вскрикнуть, но не издал ни звука. Дым стал опускаться мне на лицо. От страха я не могла пошевелить даже пальцами рук. Тьма неумолимо сгущалась у самых моих глаз.

Спасение пришло, когда его не ждали.

Дверь в палату медленно открылась, и ворвавшийся сквозняк вмиг растворил смертоносную тень. Долгожданный свет и свежесть вихрем пронеслись по комнате. Я задышала резко, рваными глотками хватая воздух. Поздним утром сюда наведался врач. Мужчина в халате, с измученным выражением лица и красными белками глаз, окинул взглядом палату и уставился на меня. Кивнув кому-то в коридоре, он направился в мою сторону.

«Интересно, какое у меня выражение лица. Как у безумной, наверно…»

Врач взял с тумбочки листки бумаги и молча стал их изучать, периодически поглядывая на меня, словно сверяясь с приведённым там списком. После он наклонился и прищурился.

— Что-то горит? — подала я голос. Он звучал глухо и очень тихо, будто я говорила сквозь марлевую повязку.

Мужчина удивлённо изогнул брови.

— Ты проснулась от запаха гари?

— Тут был дым. Когда вы открыли дверь, он…

Я опустила подбородок, вжимая голову в подушку. Я несу бред. То, что я говорю, звучит очень неправильно.

У меня болело горло. Сильно кололо виски, и руки… Что-то с руками…

— Что со мной? — обратилась я к дежурному врачу, когда он сделал какую-то пометку в документах и принялся осматривать мою шею и лицо.

— Отравление угарным газом, — будничным тоном отвечал он, словно предлагал какие-то блюда из меню в студенческой столовой. — Порезы, гематомы, небольшой шок и, наверное, всё… Шучу. Точно всё.

Когда он взял меня за руку, я неожиданно для самой себя вздрогнула и отдёрнула к груди обе кисти. Так вот что с ними. Я чувствовала сухость и натянутость кожи. На ладонях были бинты. На левой руке пластырь, тянущийся по всему запястью.

— Дай мне осмотреть тебя. Не дёргайся, пожалуйста. — Врач нахмурился, взял обе мои руки и поочередно согнул пальцы. — Тебе повезло. Пострадала ты достаточно, но из-за своей же глупости.

— О чём вы?

— О том, что ты вернулась в здание.

— Я искала подругу, — отвечала я, однако в голове звенела пустота. Ответ поступил сам. Словно он уже был заготовлен в подсознании.

— Да, слышал эту историю. Ты ведь знаешь, да? Это было глупо. Да, ты хотела помочь, но в этой ситуации ты просто подвергла себя опасности и всё. Ты бы не спасла её…

Меня обдало холодом. Руки сжались в кулаки.

— Боже! — воскликнул мужчина. — Не волнуйся! Она жива, и состояние её стабильное… Я лишь хотел сказать, что, не имея ни навыка, ни хоть какой-то подготовки, ни снаряжения, соваться в это дело — глупая идея. Ты могла умереть просто потому, что сглупила. Тебе повезло раз, когда ты вышла оттуда сама. Тебе повезло второй, когда тебя вынесли из здания.

— Где она сейчас?

— На этом же этаже. Её состояние хуже. Отравление, гематомы и перелом руки. — Мужчина опустил на мои ноги одеяло и сел на стул рядом, записывая что-то в бумаги. — Она поправится. Уверяю тебя. Но времени нужно больше… Вам обеим очень повезло.

Я сглотнула и немного закашлялась. В горле пересохло.

— Кстати. — Он отложил свою писанину и широко улыбнулся. — С Новым годом тебя! Твой подарок в коридоре. Родители с того вечера караулят тебя здесь. Позвать?

Я подняла руки и потерла щёки. Наверное, я бледная как труп.

«Сколько времени прошло? Уже наступил Новый год? Мама убьёт меня, ведь я чуть не погибла».

Лежавшие рядом люди спали. Все молоды. Видимо, тоже пострадавшие при пожаре. Интересно, сколько человек попало в больницу? А сколько погибло?

Дверь вновь открылась, и в палату вошла мама. Лицо у неё осунулось, белки глаз почти багровые. Отец шёл следом. Угрюмый и непобедимый. Не будь я пострадавшей, он бы «всыпал по первое число», просто хотя бы за то, что я поехала на вечеринку. В его понимании я должна находиться дома, пока не возникнет необходимость выйти. Учёба, покупка продуктов, прогулки с Никки… Какие-то чрезвычайные ситуации.

— Как ты? — спросила мама, кладя руки мне на лодыжки.

— Нормально, — отозвалась я. — Доктор сказал живая.

— Мы говорили с ним. Он сказал, что тебе гораздо лучше. — Отец подошёл к табурету и опустился на него, устало сгорбившись над моей постелью. Мне кажется, они оба не спали.

— Неизвестно, когда меня выпустят?

— Сама-то как думаешь? — усмехнулся он.

— Я тут надолго, поняла.

Звучало довольно раздражённо. Я выругалась про себя.

— Вилл, никто не виноват, что ты здесь, — строго проговорил отец. Его убеждения, что лучше всего сидеть дома и никуда не выходить, пока лишь подтверждаются происходящим. — Ты будешь здесь, пока врачи не решат, что всё хорошо.

— Звучит очень печально, — вздохнула я, пробуя подняться. Мама подошла ближе и подложила мне подушки под голову и спину. — Я чувствую себя здоровой. Голова только болит, но скорее из-за того, что я проспала… Сколько?

— Сегодня третий день, — мягко сказала мама вполголоса.

— Мам.

— Да, Вилл?

— Сколько жертв?

Родители обменялись недолгим, но многозначительным взглядом. Они в сговоре.

— Сорок девять человек.

Картинка постепенно начала собираться по крупицам в моей голове. Вечеринка. Сирена. Крики. Дым. Снег. Кровь. Стекло. Огонь.

Слишком много пустот. Чего-то не хватает. Я словно потеряла память. Вокруг ничего. Я сидела на пепелище и разбирала завалы из остатков прошлого. Что я оставила там? О чём забыла? Что потеряла из виду?

— Мам, а кто нас вытащил?

— Не знаю, детка. Добровольцы, спасатели… — нахмурившись, ответила она. — Я видела репортаж по новостям. Потом позвонила мама Натали.

— Я её не нашла. Ведь так?

— Вилл. — Папа поднял руку в воздух. Просьба остановиться. — Вас спасли и это самое главное. Ни о чём другом тебе сейчас думать не нужно.

«Постараюсь, пап», — невесело подумала я.

В палате появилась сестра. Она прошла вглубь комнаты, что-то напевая себе под нос, открыла форточку и направилась ко мне.

— Вам нужно поесть. Обед принесут через пятнадцать минут.

— Я могу встать? — обратилась я к ней.

— Можете, но одной лучше не перемещаться по больнице, — ответила женщина, осматривая моё лежбище. — Останетесь здесь?

— Да, — сказал отец, поднимаясь со стула. — Если, конечно, мы не мешаем.

— Мне нет. Хотите, сидите здесь, но не шумите.

— Хорошо, спасибо.

— Есть какие-то пожелания? — спросила сестра у меня.

— Да, — растягивая улыбкой пересохшие губы, ответила я. — Отпустите меня домой.

— Скорее всего, вас выпишут сегодня. Я видела вашу карту. Доктор сам вам скажет, когда вернётся с осмотра. С учётом количества людей на выписку, это может затянуться, но, думаю, к вечеру вы точно окажетесь дома.

В её слова очень хотелось верить. Сестра оказалась права, врач явился по мою душу спустя какое-то время и сообщил, что для выписки потребуется самая малость — заполнить пару документов. «Пара документов» звучало не столь страшно, как выглядело. При виде ожидающей меня стопки бумаг, я поморщилась. Однако выбор передо мной не стоял. Пока родители помогали с вещами, я решила всё же наведаться к Натали, пускай врач и был против. Получив номер палаты у администратора и вырвавшись из забитого людьми фойе, я вернулась на этаж, где нас разместили, и быстрым шагом направилась к подруге.

За окном неспешно проглядывались сумерки. У окна на улице прерывисто горел фонарь, включенный задолго до наступления ночи. В его тёплом оранжевом свете кружили тысячи мелких снежинок, больше похожих на пыль. Гул ветра слышен даже через толстое стекло и пластик. Невдалеке приветливо искрилась бликами фар заснеженная автострада. Сотни машин проносились мимо. Через больничный парк, если верить рассказам пациентов, можно выйти в лес. Тут же, рядом со зданием, располагалась парковка. Внизу стояла машина отца. Он разговаривал с какой-то женщиной, вышедшей из-за руля красной «Хонды» пару минут назад. К ним не спеша подошла моя мама и махнула рукой. Надеюсь, это не очередная её клиентка. Если так, то я за себя не ручаюсь.

Я подняла голову и неожиданно разглядела среди крон деревьев вдалеке крышу небольшой часовни.

«Что-что, а вид здесь волшебный».

Ната лежала с закрытыми глазами и не двигалась. Поговорить с ней у меня так и не получилось. Я подошла к её постели и взяла за руку. Рыжая осталась неподвижной. Время шло, а я никак не хотела идти у него на поводу. Опустившись к лицу подруги, я надолго прижалась губами к её холодному лбу. Запах оплавившегося пластика и синтетики тут же воскресил в памяти недавние события. Сделав над собой усилие, я отпрянула.

— Прости меня.

В коридоре меня встретила долгожданная прохлада. Под большими настенными часами, среди множества информационных досок и плакатов, стояла искусственная елка, с кучей разнообразных игрушек. Кое-где висели свертки либо конверты с пожеланиями. Несмотря на праздничную атмосферу, какая-то странная и тихая печаль не покидала это место.

У самых дверей меня вновь встречало скопление людей. Среди них я увидела родителей. Мама подошла ближе и взяла мою руку.

— Готова? — спросила она.

— Угу.

— Мне нужно подписать ещё какие-то документы, — пробубнил хмуро отец и исчез за спинами людей у стойки администрации.

— Идём. — Рука матери, горячая и слегка влажная из-за снега, что она тщетно пыталась стряхнуть со своих волос. Она обхватила меня выше запястья и улыбнулась. Глаза, по обыкновению, холодные и незаинтересованные, но в этом мимолетном жесте показались встревоженными.

Входная дверь снова открылась. До меня донёсся аромат очередного незнакомого женского парфюма, нагретого тёплыми потоками воздуха из кондиционера, шумно гудящего над главным входом в здание. Мама потянула меня вперёд. Тревога в её глазах стала отчётливее.

— Хочу тебя познакомить с Мэри. — К тому моменту девушка уже приближалась к нам. — Мэри, это Вилл, моя дочь.

Ожидающей и, как мне показалось, такой же встревоженной девушке, примерно двадцать пять — тридцать лет. Невысокая, стройная, со светлой, почти молочной кожей, как у тех кукол, что когда-то было модно дарить новорождённым малышкам, с копной волнистых каштановых волос, спускающихся по плечам на придерживаемую руками чёрную лоснящуюся шубу, с пухлыми губами под алой помадой и большими, ярко-синими глазами. «Линзы», — подумала я. На груди её расположился крупный красный камень, заточенный в золотое кольцо, отливающий множеством бликов при каждом движении девушки. Она прошла мимо собравшихся в кучу людей у входа и подплыла к нам. От неё исходил тонкий, но стойкий аромат дорогого парфюма, свежести улицы и слабых ноток чего-то сладкого. Корица, горячая выпечка, ореховый сироп… Она пахла, словно рождественский пирог!

— Привет, Вилл, — высоким, мягким голосом проговорила она и обнажила прямые белые зубы. Я попыталась предположить, где мои родители могли познакомиться с ней. На ум ничего не шло. Она мало походила на одного из клерков. Скорее заказчик или, быть может, крупный партнёр. Мои догадки пока казались мне верными.

— Здравствуйте, — ответила я ей, осознавая, что хмурюсь.

— Мне жаль, что ты попала сюда… Я рада, что с тобой всё хорошо. Розали часто о тебе говорила. — Казалось бы, в тоне этой девушки нет ничего угрожающего либо напрягающего, но во мне зародилось странное чувство. Стойкое чувство, что что-то не так. Я боялась, а вернее опасалась. Что-то мне не нравилось в этой особе. Быть может, её почти фантастическая красота. А может то, что фоновое напряжение сопровождало меня практически постоянно. Я заметила, что стала излишне тревожной и от этого тревожилась ещё сильнее. Какой-то замкнутый круг. — Рада, что познакомилась с тобой лично.

— Да, это взаимно, — натянуто улыбнулась я. Зачем здесь она? Какой вселенский смысл в нашем знакомстве здесь и сейчас?

Мы вышли из здания больницы и прошли к парковке. Папа уже прогрел машину. Оказавшись в салоне, я шумно выдохнула и поёжилась в куртке.

«Домой. Скоро я буду дома».

…Естественно, вскоре каждый вдох отзывался болью в лёгких и груди. Глаза заволокли слёзы. Я спустилась на четвереньки, в надежде, что это немного облегчит моё состояние. В зале так же включался и выключался оранжевый свет. На полу лежали люди. Одежда, стекло, куски пластика… Я перемещалась от одного тела к другому. Наты нигде не было. Вдруг с треском обвалилась картонная стена за сценой, и вместе с дымом в воздух поднялся столб пыли и трухи. Если раньше свет появлялся и исчезал вновь и вновь, отгоняя тьму, то теперь тусклое свечение объяло всё пространство. Что это и каков источник стало понятно сразу, но я отказывалась принимать этот факт. Мне нужно найти подругу. Дикий кашель разрывал грудь. От слёз видимость стала ещё хуже. На полу виднелись пятна крови. Впереди лежала девушка в таком же платье, что у Наты. Я направилась к ней. Преодолев пару метров, я поняла, что ноги не слушаются. Они тряслись и не держали мой вес. Внезапно я упала. Меня так разозлила моя слабость, что я стала рыдать и ругаться, пусть этого никто и не слышал.

Перед моим носом, среди стекла и пятен крови, проползла расплывчатая тень. Ожидать какого-то движения от людей вокруг не приходилось, поскольку присутствующие не подавали признаков жизни. Я испугалась очередного падения стен и подтянула под себя ноги, скрутившись в клубок. Незнакомая девушка впереди безжизненно смотрела в мою сторону.

Ужас сковал сердце в свои цепкие хищные объятья. Надо мной кто-то стоял, и я понимала это так же ясно, как и принимала безысходность собственного положения. Вместо облегчения при виде живого человека, мной овладел панический страх. Я повернула голову и тут же зажмурилась. Тело начало трясти, а тень неминуемо приближалась. Пара алых, струящихся лавой колец возникла над моим лицом. Тень коснулась моей руки и посмотрела прямо в глаза.

«Это радужка? Красная радужка?»

— Ната, — вырвалось у меня.

Будто искры от костра, пара горящих глаз устремилась в сторону. От объятого пламенем зала отделилась ещё одна тень и двинулась в сторону двери.

— Трое! — крикнул незнакомый голос из пустоты.

Из колонок медленно потянулась тихая музыка. Это из какого-то фильма. Не могу вспомнить из какого…

— Жарковато тут! — кричала девушка-диджей. — Я хочу, чтобы стало ещё жарче!

«Не надо!» — взвыло моё сознание.

— Зажгите сегодня! Горите!

Глава 4. «Приснись мне»

Уснуть не получалось, как я ни старалась. В очередной раз, открыв глаза то ли от неизвестного шума, то ли от того, что во сне мне стало не хватать воздуха, я нервно выдохнула и резко перевернулась на спину. Спальню пропитал тёплый полумрак. Дверь в комнату плотно закрыта. На полу рядом с кроватью лежала Никки, носом втягивая в себя воздух из щели у порога. На столе тихо гудел ноутбук. Я подняла глаза к окну.

«Который час?»

Издалека слышался шум льющейся воды и гул вытяжки в кухне. Мама вся в готовке. Стало быть, всё хорошо, я не проспала наступление праздника.

— Вилл? — встревоженно позвала мама из кухни, когда я попыталась незаметно просочиться в ванную комнату.

Закрыв за собой дверь, я подняла глаза и столкнулась взглядом со своим отражением. Лицо вытянуто, синяки под глазами стали темнее и глубже, чем обычно. Верхние веки опухли и давили на глаза. Белки красные, на левом вовсе лопнул капилляр. Губы сухие и потрескавшиеся. На левой щеке синяк. В ушах стал нарастать гул. При виде того, как изменилось лицо, я почувствовала подступающую к сердцу тревогу.

«А там?» — промямлила я, поддевая пальцами край ткани.

На обеих руках уже желтеющие синяки. Я стянула полностью футболку и опустила голову к бицепсу. То, что я видела, мой мозг не сразу осознал и принял. На плечах и ниже, ближе к локтям, на запястьях, темнели вытянутые фиолетовые пятна. Чтобы провести аналогию, долго думать не пришлось. Это следы чьих-то рук. Я коснулась их и вновь повернулась к зеркалу. На левом боку ссадины и ещё пара синяков. Уже бесформенных и более обширных. Видно, что я падала и не раз.

— Вилл. — постучала мама.

— Что?

— Давай помогу.

Я оттолкнула дверь от себя и впустила её. Лицо женщины слегка порозовело с того момента, как я видела её в больнице после случившегося. Мама закрыла дверь изнутри и подошла ко мне. От неё пахло выпечкой, запечённым мясом и средством для мытья посуды. Она взяла меня за руки, слегка наклонив к ним голову.

— Нужно обработать швы, — пробормотала она.

— Угу.

— У тебя ничего не болит? — с той же тревогой спросила она, подняв голову и внимательно посмотрев мне в глаза.

— Пока нет.

Я потянулась к крану и включила воду.

— Не мочи руки, — тут же приказала мама.

Раздевшись, я перелезла через бортик ванны и села в позе лотоса на дне. Как и сказала мама, подняла руки и прижала их к холодному кафелю.

— Возможно, будет неприятно. У тебя здесь царапины…

— Сделай горячее, пожалуйста. Холодно.

Струя воды, бьющая в спину, медленно поднялась выше, к шее, затем к голове. Мама убрала мои волосы назад, спуская их вниз по позвоночнику, и подняла душ над головой. Как только горячая вода коснулась макушки и полилась вниз, в уши, на лицо, шею и плечи, я с наслаждением закрыла глаза. Образовавшийся своеобразный купол оградил меня от мира. Я не слышала ничего, кроме воды, и ничего, кроме неё, не чувствовала. Так я могла сидеть вечность.

Мама сместила воду к рукам, поочерёдно проведя душем почти до запястий. После она выключила воду и взяла баночку шампуня. Запах ежевики, я надеялась, избавит меня от смрада больничных простыней, пыли, гари и пластика.

— Видела цвет? — пробубнила я, указывая на тёмную воду вокруг себя.

— Не переживай. Сейчас я тебя отмою! — пообещала мама.

Женщина усердно принялась втирать мне в волосы шампунь. Через какое-то время я сидела с сооружённой на голове шапкой из пены. Закрыв глаза, словно уснула.

— И почему я раньше не давала тебе меня купать?

— Не привыкай, Вилл, — вздохнула мама. — Это разовая акция. Ты уже большая девочка.

Не знаю, входят ли галлюцинации в симптомы отравления угарным газом. Возможно, мне просто повезло приложиться головой с такой силой, что начало мерещиться всякое. Забавно, что я думаю об этом так усиленно, будто это было самым важным на тот момент. Подумаешь, люди с красным радужками глаз. Мало ли, сколько ребят в линзах спасают чужие жизни. Всего-то — красные глаза. Что такого?

— Мам?

— Что? — настороженно отозвалась женщина и резко убрала руки, подумав, что сделала больно.

— Хочу кое-что рассказать.

Она медлила. Несколько секунд мы молчали. Я попробовала запрокинуть голову, чтобы посмотреть на неё, и лишь тогда она ответила.

— Тебя это беспокоит. Что-то видела в пожаре?

— Да, мам. Кое-что.

— Расскажи.

Она подняла душ над моей головой. Грязная пена не спеша поползла вниз по волосам.

— В тот вечер, когда я вернулась за Натой, — начала я. — Не знаю, почему я об этом думаю и почему эта ситуация не выходит из моей головы. Те, кто нас вынес… Я видела их глаза, мам. Я думала, возможно, это линзы. Они буквально светились.

Мама отключила воду и опёрлась руками о бортик ванны.

— У тебя есть какие-то предположения? — Исходя из её вопроса и интонации, я сделала вывод, что она в замешательстве и не скрывает этого.

— Никаких. Меня наверно не это должно заботить, но…

— Ты уверена, что это они вас вытащили?

— Во-первых, это последнее, что я помню. Во-вторых, один из них поднял меня. В-третьих, кто-то из них считал. Думаю, они выносили людей и считали.

За спиной раздался шумный выдох. Мама выпрямилась и потянулась за бутылочкой геля.

— Может быть, тебе показалось? — спросила она чуть спокойнее. — Это мог быть свет от огня?

Я показательно фыркнула.

— Вилл, я не могу тебе ничего предложить, — ответила мама. — Да, могла быть травма и ушиб, тебе могло показаться. Это мог быть оптический обман. Я не знаю… Хочешь, мы найдём их?

— И что я им скажу?

— Всё просто. — Женщина включила воду снова и принялась смывать с меня гель. — Ты можешь поблагодарить их.

Я молча уставилась в мыльную пену перед собой. Эта идея кажется очень благоразумной.

Спустя несколько минут мы сидели на кровати в моей спальне. Мама сняла бинты, обработала порезы на ладонях и снова перевязала мои руки. После она включила фен и, сев позади меня, начала сушить волосы. От меня всё равно пахло гарью. Я поморщилась.

— Спасибо, мам. Дальше я сама. У тебя там ничего не сгорит?

— Нет, всё готово. Мэри с Сэмом будут очень скоро. Нужно будет встречать.

— Сэм?

— Да. Её муж

— А у них есть дети?

Мама две секунды буравила взглядом пустоту перед собой, пока я отбирала у неё фен.

— Если да, и они придут с ними, я останусь у себя.

— Детей нет, — ответила женщина и двинулась к двери. Слова её звучали неуверенно, как если бы она не знала правды или же скрывала её.

— Что мне надеть? Платье необходимо или могу остаться в домашнем?

— Надень, что хочешь. — Слабая улыбка смягчила задумчивое выражение лица матери. Однако вскоре она опомнилась и повернулась в мою сторону. — То синее платье, которое ты купила в октябре, очень красивое и удобное. Ты сама хвалила.

— Отлично. Его и надену.

Как только мама ушла, я принялась сушить голову дальше. За шумом фена я не услышала звонка в дверь. Только лай Никки оповестил о пришедших гостях.

То синее платье, о котором говорила мама, на самом деле ничего особенного собой не представляло. Простая плотная ткань тёмно-синего цвета в белую горизонтальную полоску, слегка облегает бёдра и тянется почти до самых колен. Вполне удобно, согласна. Я надела его поверх тонкой хлопковой майки, надеясь хоть как-то уберечь его от капелек крови, сочащейся из ранок, раскрывшихся после горячей ванны. Расчесав волосы, собрала их в высокий хвост. Впереди меня ждала более сложная задача. Девушка в зеркале нуждалась в макияже.

Зелёная радужка на фоне красных белков выглядела ярче привычного. Ресницы, всегда немного вздёрнутые вверх, сейчас опущены и тянутся вперёд. На сером лице красуются желтоватые пятна. Губы покрыты трещинами. Длинные тёмные волосы потеряли блеск. Прислонившись к своему отражению, я внимательно вгляделась в глаза напротив.

— Вот и повеселились.

За шумом в гостиной было трудно разобрать, что и кто говорил. Распираемая невесть откуда взявшимся любопытством, я принялась за торопливый небрежный макияж. Забетонировав бледное лицо слоем тонального крема, я подвела карандашом глаза, нанесла тушь на ресницы и, довольная собой, подмигнула отражению.

— Гораздо лучше, — усмехнулась я.

В коридоре пахло духами Мэри. Аромат сладкий, тянущийся как расплавленный зефир, мягкий и нежный. Я не спеша прошла по коридору и вошла в гостиную.

Девушка, стоявшая у нашей ёлки, словно сошла с картины. Сейчас, в своей свободной голубой блузке с рукавами-фонарями, с широким синим поясом на талии и в длинной белой юбке из плотного атласа, она очень походила на «Всадницу», только без вороной лошади. Тёмные волосы изящно уложены на плечи. Лицо её, мягкое и добродушное, плавно повернулось в мою сторону, едва я вошла в комнату.

— Привет, Вилл! — улыбнулась Мэри, делая шаг навстречу.

Я медлила.

Её спутник перевёл на меня взгляд. Им оказался высокий широкоплечий мужчина тридцати пяти, может, сорока лет, с прямыми пепельными волосами, едва касающимися мочек ушей, небольшой щетиной на мужественном подбородке и приветливой, немного хитрой улыбкой. Его слегка сощуренные светло-серые глаза пристально осматривали моё лицо. Некое выражение добродушия и коварства одновременно. Голос звучал низко, с хрипотцой, словно он совсем недавно переболел гриппом.

— Здравствуйте, — ответила я.

— Вилл, это Сэм, наш старый друг, — произнёс отец, подводя меня ближе к себе. — Сэм, моя дочь, Вилл.

— Очень приятно, Вилл, — произнёс гость.

Я подняла руку, в привычном для себя жесте, с целью закрепить невольное знакомство рукопожатием, но неожиданно для себя заметила, как мужчина склонился к ней.

— Взаимно, — слегка заторможенно ответила я, убирая руку. Ложь, несомненно.

— Я очень рад, что ты дома и что с тобой всё хорошо. То, что случилось в «Парнасе», ужасно. Я надеюсь, что в твоей жизни это первое и последнее серьёзное потрясение.

— Сэм, давай сегодня постараемся не поднимать эту тему? — произнесла нимфа из-за его спины, обнимая мужчину за руку. — Вилл здесь, и с ней всё хорошо.

— Я — за! — воскликнула мама. — Вилл, ты нужна мне в кухне. Поможешь?

К нам на помощь вызвалась Мэри. Мужчины расположились у окна в гостиной и что-то тихо обсуждали. Задним фоном работал телевизор. На одном из телеканалов папа нашёл старые музыкальные клипы. Я и Мэри носили напитки и закуски. Как только последнее блюдо встало на своё место, мы наконец сели за стол. Незамысловатые разговоры, ни к чему не обязывающие расспросы, смешные, как считал мой папа, шутки… Они скоротали время. Незаметно прошло больше полутора часов. Пусть праздничный вечер и был полон однообразных скучных бесед, я смогла погрузиться в умиротворяющую атмосферу, одним слушая гостей, другим же — наслаждаясь приглушённой музыкой из телевизора. Я подскочила от неожиданности, когда зазвонил телефон.

— Вилл! — воскликнула Ната, едва я ответила на звонок.

— Ната?

— О чудо! Я уже минут пять звоню тебе! — шутливо ругалась подруга.

— Я рада тебя слышать! Как ты? Где ты? Что с тобой?

— Вилл! Я звоню поздравить тебя, а не рассказывать последние новости! — говорила девушка. Голос её начал прерываться.

— Я жутко переживала! Ната, я хотела…

— Дорогая Вилл, поздравляю тебя с наступающим Новым годом! Желаю тебе встретить свою любовь, поднять самооценку, купить машину и всегда слушать свою подругу!

Я рассмеялась, хотя из глаз вот-вот потекли бы слезы.

— Приехал двоюродный брат с родителями. Они грозились поставить ёлку у меня на тумбочке. Я думала, это самая неловкая минута в моей жизни, но потом я узнала, что меня вынес какой-то молодой паренёк. Знаешь, я в жизни так не хотела домой, как сейчас. — Ната шумно вздохнула.

— Прости меня.

Договорить мне не суждено. Она вновь перебила. Ей слишком неловко слышать от меня слова откровения. Проще шутить.

— Да, прощаю, но в будущем мы не идём туда, куда хочешь ты, а идём туда, куда хочу я.

— Хорошо, — согласилась я. Какое облегчение. Это меньшее, что я могла получить.

— Рада тебя слышать, Вилл.

— Да, я тебя тоже.

— Когда я очнулась, первое, о чём я подумала, что ты не выбралась.

Я знаю, каких трудов стоит сказать нечто подобное. Отвлечь Нату мой долг.

— Как твоя мама?

Мой вопрос вызвал шквал эмоций. На несколько минут Нату захватил эмоциональный, полный ругательств монолог. Я лишь улыбалась, молча выслушивая подругу, которой пришлось остаться в праздничный день в стенах больницы.

Этот Новый год разительно отличался от всех предыдущих.

И дело даже вовсе не в том, что в канун праздника я едва не погибла. Что-то изменилось в мире вокруг. Перемены ощущались и во мне. Казалось, впереди ожидает нечто новое, что-то, что изменило бы всё. Произошедшее в «Парнасе» изменило нас. Я не могла объяснить это чувство самой себе, но совершенно точно знала — как раньше уже не будет.

Я обвела взглядом нашу небольшую уютную гостиную, не задерживая толком ни на чём внимания. Ни на сидящих за праздничным столом людях, ни на скромной, но старательно вырезанной собственноручно гирлянде, спадающей с потолка, ни на старенькой ели в углу, чьи ветви вмещали всё наше богатство игрушек, ни на подарочных коробках и пакетах под ней, ни на расположившейся у стола Никки, недоверчиво оглядывающей гостей. Я не слышала никого и ничего. На мгновение мир замер. Момент перелома, перехода из одной субстанции в другую. Редкие минуты, когда ты и не в прошлом и не в будущем и ощущаешь это настолько чётко, что даже реальный, осязаемый и видимый мир становится, будто бы неважен и эфемерен. Что мы теряем и что приобретаем в эти моменты? Для чего они нам нужны?

В нашем доме гости — редкое явление. Те, что сидели с нами, видимо, и вправду были важны моим родителям. Мама открыла им сердце и позволила стать частью одной нашей старой традиции. За несколько минут до наступления Нового года она раздала присутствующим небольшие клочки бумаги и пустила по столу ручку, проговорив дважды то, что нужно сделать, а отец тем временем со знанием дела выложил из кармана зажигалку, припасённую ещё днём. Это показательный ритуал. Он означал, что родители приняли эту пару.

Вписав два слова в клочок бумаги, я свернула её и подожгла первой. Пепел осыпался в наполненный бокал. Помогало ли мне раньше подобное мероприятие и исполнялись ли мои желания, я не помнила, однако точно могла сказать — я была счастлива. И годом, и двумя, и пятью ранее. Имело ли значение то, что будет вписано в листок?

Абсолютно никакого.

И всё же я запомнила, что написала.

Глава 5. Западня

Новогоднее утро начинается в обед. Открыв глаза, я внимательно прислушалась к тишине вокруг. Ни звука. Слышно только далекую автостраду. Я понежилась в мягкой постели, полежав с закрытыми глазами ещё минут десять, и всё же решилась встать. Без особой спешки поднялась с кровати, подошла к туалетному столику, на ходу пытаясь не наступить на вальяжно расположившуюся у кровати питомицу. Никки сонно перевернулась на другой бок и уснула. Моё счастье — она не хотела на улицу.

Не знаю, что всё привязались. Судя по отражению в зеркале, вид у меня был вполне живой. Глаза плохо открывались, но увидеть себя мне это не мешало. Тушь вчера я не смыла. Тёмные пятна ползли вниз по щекам и вверх к вискам. Краснота белков не спадала. Левый глаз почему-то распух ещё сильнее. Вид лопнувшего капилляра меня смутил, так как я о нём не помнила. Пришлось взять средство для снятия макияжа и избавиться от остатков былой красоты. Пока я тёрла лицо, кожа из сероватой превращалась в малиновую. Я растянула губы в улыбке и многозначительно посмотрела на саму себя. В принципе, очень ничего.

Надев домашний хлопковый костюм, я вышла в коридор. Тяжёлой ленивой поступью за мной брела проснувшаяся Никки. Дверь в гостиную осталась слегка приоткрытой. Сама того не желая, я обратила внимание на разложенную постель и копну тёмных волос Мэри на одной из подушек.

Уже будучи в кухне, я прикрыла за нами дверь. Доберман села напротив своей тарелки и бездумно уставилась в то место, где должен быть корм. Это её своеобразный тонкий намёк: «Вилл, где еда? Вилл, я не поняла, где эта чёртова еда?»

— Сейчас, Никки, — прошептала я ей и взяла совочек для корма, торчавший из контейнера.

Если верить рекламе, содержимое её тарелки, — просто кладезь витаминов, микроэлементов и всего того, что необходимо взрослой собаке. Разило от него, конечно, знатно. С минуту глядя на то, как доберман уплетает корм, я вернулась к вопросу о своём завтраке. Засыпав необходимое количество кофе в турку и залив в неё воды, я включила плиту. Едва в воздухе родился терпкий кофейный аромат, в коридоре что-то зашелестело. Никки радостно подскочила к двери.

— Доброе утро, — тихо произнесла мама, войдя в кухню, и тут же обнаружила турку на плите. — Мне сделаешь?

— Доброе, — ответила я. — Да, сейчас.

— Давно встала?

— Нет, только что.

Мама собрала волосы в небрежный пучок и плюхнулась на стул передо мной.

— Плохо? — с пониманием, обратилась я к матери. Вид у неё не отличался от моего четверть часа назад.

— Давно я не пила… — Она поморщилась и принялась тереть шершавыми ладонями заспанное лицо.

— Хорошо, что я не пила, — съехидничала я.

— Да… — Пауза. — Хотела с тобой поговорить, Вилл. Ты вчера рано ушла. Сейчас, только проснусь. Ладно?

— Конечно, ладно.

Мама зевнула, кряхтя потянулась и потащила себя в ванную комнату.

Кофе как раз подошёл, когда она вернулась за стол.

— М-м… Запах! — улыбнулась она, жадно втягивая носом горячий воздух над чашкой.

— Бразилия. Светлая обжарка. Чистая арабика, — отзеркалив её движение, ответила я. — Я говорила тебе, очень стоящий!

— Выбирать я не умею. Доверяю в этом плане тебе.

Мы сделали по глотку. Странно, но я не помнила, когда последний раз, вот так просто, сидела с матерью и мирно пила кофе. Казалось, целую вечность назад. И чем мы были заняты всё это время…

— Я кое-что узнала, Вилл, — внезапно начала мама. — Мэри знает, кто тогда вытащил вас и других ребят в «Парнасе».

Я поставила чашку на блюдце и подалась вперёд.

— Мы разговорились вчера, когда ты уснула… Ты их не знаешь, но я видела этих ребят пару раз.

«Ого».

— Вы знакомы? — спросила я воодушевлённо.

— Да. Джон и Дориан. Джон вроде… приёмного сына Сэма. Он взял его под опеку ещё подростком. — Мама потянула ещё глоток и посмотрела на меня. Взгляд, значащий куда больше, чем интерес. — Могу попросить познакомить вас. Хочешь?

Ответ у меня нашёлся не сразу. Как и подходящие эмоции.

Я поёжилась. Не люблю маминых «знакомых-дефис-родственников-дефис-коллег-дефис-просто-виделись-пару-раз». Как правило, любые, даже самые случайные и непрочные связи, впоследствии оказывались обременяющими и к чему-то обязывающими. Мне больше нравилось держаться вдали от её друзей, а своих держать вдали от неё.

Но эта ситуация иная. Они спасли меня и мою подругу. Я должна их поблагодарить.

— Они пригласили нас к себе сегодня вечером. Можно как раз и с ребятами познакомиться. Поедешь?

— Хорошо, — ответила я. — Буду рада. Как раз поблагодарю их за помощь.

— Вилл, только… — Мама резко умолкла и скривила непонятную гримасу. — Хотя нет, ладно.

— Что? О чём ты, мам?

— Ничего. Потом как-нибудь.

— Нет уж. Говори сейчас, что не так.

Взгляд карих глаз женщины устремился на меня. Она терялась с ответом.

— Возьми с собой пару вещей. Мы, возможно, заночуем там.

— А… Да, хорошо.

Уверена на сотню процентов — она не это хотела сказать.

— Ты ничего не скрываешь от меня?

Женщина усмехнулась.

— Что от тебя мне можно скрыть?

«Не знаю, мама. Ты ответь мне».

Кофе мы допили в неуютном молчании. Всем сердцем я чувствовала, она хотела продолжить говорить, но, как и прежде, утаивала нечто, что ей казалось слишком сложным. Спасением от моего взгляда для неё стала вошедшая в кухню Мэри. Ещё сонная, она прошла к столу и заговорила с мамой. Кажется, ночью ей не здоровилось.

За завтраком родители сообщили Сэму и Мэри, что мы согласились на их предложение погостить. Эта новость их обрадовала. Ковыряя свою тарелку с салатом, я искоса поглядывала на скучающую у двери Никки. Это её первый визит к этой семье. Наверно, ей не по себе, как и мне.

Возможно, я видела то, чего не было, либо представляла то, чего не могло быть. Тем не менее эта молодая пара вызывала во мне непривычные чувства. В отношении Мэри возникало ощущение, будто она какая-то часть нашей семьи. Здравый смысл говорил, что она подруга матери и что, да, они, возможно, близки. Моё же сердце ощущало Мэри и воспринимало как члена семьи. Как часть себя, часть отца, часть матери. Это настораживало. Впервые столкнулась с подобным. У меня были друзья, были знакомые, люди, с которыми приходилось общаться, но никто и никогда не вызывал таких ощущений. Для того чтобы моя природа приняла кого-то и воспринимала как близкого человека, должно пройти довольно большое количество времени. А тут появилась Мэри и…

Пока я пребывала в своих размышлениях, меня тщетно пытались привести в чувство. Отвлеклась я лишь на абсолютную тишину. Сэм смотрел в упор на меня, явно чего-то ожидая. Возникшее на моём лице выражение было явно туповатым. Мужчина улыбнулся и повторил свой вопрос, продолжая хищно скалиться.

— У тебя всё хорошо?

Я ответила молчанием, вероятно, всё с тем же непередаваемым выражением лица.

— Точно хочешь ехать куда-то? Можем перенести, если тебе нехорошо.

— Нет. — Я судорожно сглотнула. — Я просто задумалась. Всё хорошо.

— Уверена? — Сидевший по ту сторону стола блондин слегка нахмурил лоб и подался вперёд. Далее его слова звучали тише, как если бы он делился какой-то тайной со мной. — Готов поспорить, тебе понравится. И Никки тоже. У тебя будет своя комната. Можно поплавать в бассейне…

— Сэм, я сомневаюсь, что этот факт будет решающим, — залилась смехом Мэри, мягко отталкивая его. — Отстань от девочки.

— Бассейн? — Я удивлённо вытянула шею и уставилась на родителей.

— Вот видишь! — воскликнул Сэм, обращаясь к супруге.

— Прекрати.

— У вас частный дом? — спросила я у Мэри.

Пауза. Сидящие за столом обратили своё внимание на голубоглазую, ожидая ответа.

— Да. У нас дом.

«Хм… Здорово».

— За городом.

«Ого…»

— В отдалении от любых частных владений.

«Эм…»

— В лесу.

Красная «Хонда» стояла перед нашим подъездом. Сэм успел очистить её от навалившего за ночь снега и грелся в салоне, когда мы вышли на улицу. Папина машина стояла рядом.

— Ты взяла поесть для Никки? — спросила мама, идущая на шаг впереди.

— Да, — ответила я, подводя собаку к машине. Отец открыл дверь перед нами и помог закинуть сумку на сидение.

— Вы помните дорогу? — спросила Мэри, открывая водительскую дверь своей машины.

— Нет. Будем ехать за вами, — ответил ей папа и закрыл за мной дверь.

Мама села впереди и тут же обернулась ко мне.

— Ты как?

— Когда ты спрашиваешь это каждые пятнадцать минут, мне начинает казаться, что не очень.

— Ты весь день какая-то загруженная… Даже Сэм обратил внимание.

О, я так рада.

В этот момент в машину сел папа.

— Розали, милая… У неё свои переживания. Дай время прийти в себя, — проговорил он, подняв глаза к зеркалу заднего вида. — Если что-то будет не так, Вилл нам скажет. Ведь так, Вилл?

— Конечно. Спасибо, пап.

Мама вздохнула и отвернулась. Та часть лица, которую я видела, когда она смотрела в окно, показалась мне слегка печальной.

Я едва не потеряла подругу. Лучшую подругу. Человека, рядом с которым находилась практически постоянно последние несколько лет. Я винила себя в том, что произошло. Потащи я её с собой в тот вечер в туалет, как мы делали всегда, ничего бы не случилось. Ни боли, ни страха, ни опустошения. Не было бы врачей, ночей в больнице, паники, испорченного праздника…

Без сомнения, я ещё не отошла от того, что случилось. Мне снились кошмары. Мысленно я постоянно находилась в том горящем здании и каждый раз искала новый выход. И каждый раз мои действия приводили к тому, что я вновь оказывалась одна и отчаянно искала Натали. Чтобы всё это кончилось, мне было необходимо увидеться с подругой и зажить как раньше. Забыть случившееся.

Всё, что я хочу — это забыть.

Сквозь музыку в наушниках я услышала своё имя. Меня позвала мама. Я решила, что не буду обращать внимание на это, прикрыв глаза, чтобы не вступать в разговор.

Движущаяся впереди красная иномарка периодически появлялась и исчезала из виду, виляя между других машин. Когда мы покинули пределы города, она стала двигаться спокойнее. Примерная скорость движения 100 — 120 километров в час. Мы двигались следом, не теряя машину Мэри из виду. Дорога плелась впереди ещё несколько десятков километров. Я решила засечь время, сколько минут займёт дорога от города, при условии, что мы ехали уже минут двадцать.

В какой-то момент я поймала себя на мысли, что засыпаю. Резко выдернув наушники, села посередине сиденья, опираясь локтями о передние спинки. Мама, до этого молча смотрящая на дорогу, обернулась ко мне и неловко улыбнулась. Этот жест повторил и отец, разве что у него он вышел более гармоничным.

— Далеко они живут, — пробубнила я, провожая взглядом ускользающие прочь сосны.

— Да. Они надеются, что этот дом станет фамильным. Сэм и Мэри долгое время работали в сфере, тесно связанной с большим количеством людей. Видимо, поэтому они выбрали для дома такое уединенное место.

Отец едва заметно хихикнул.

— Да. И Сэм любит ходить на охоту. Думаю, лес — это почти физическая потребность.

Взгляд, брошенный матерью в его сторону, показался мне на мгновение угрожающим. Она что-то хотела им сказать. Просто так на другого человека подобным образом не смотрят.

— Возможно, это так, — ответила она, отворачиваясь к дороге. — Тем не менее живут они там давно и им всё нравится.

Движущаяся впереди машина плавно вошла в поворот.

Что же связывает родителей и эту супружескую пару? Новый год — это семейный праздник. На него приглашают людей гораздо ближе, чем просто друзей. Ещё более странно то, что я их вижу впервые. Ни на работе, ни в гостях, ни дома не видела этих людей. Их нет на фотографиях в наших альбомах. Что за старые друзья, которых я впервые вижу? Более того… Почему ни разу о них не слышала?

— Мам, а как вы познакомились?

— Ох, это долгая история, — вздохнула женщина. — Ничего необычного, в принципе. У нас с Сэмом одно время были общие клиенты. Мы помогали друг другу. Был один громкий процесс с администрацией города. Хотели снести памятник культуры, а на его место поставить бутик-отель. Мы с Сэмом работали вместе. Потом как-то неожиданно сдружились, познакомились с Мэри и теперь вот, друзья.

— Ясно. — Интуиция очень практичная и полезная вещь. Верить рассказу матери можно примерно наполовину. — А почему вы раньше о них не говорили?

— Ты знаешь, я не люблю говорить о работе дома.

— Они ведь друзья. Нет?

— И? Нужно говорить обо всех?

— Только их ты пригласила на новогодний ужин.

— Верно, — вмешался отец. — Новогодний ужин — отличный повод познакомить вас.

— Да, — в значении «нет» проговорила я и вернулась на место, опуская руку на спину добермана.

Глава 6. Корвус

Начинало темнеть. Дорогу запорошило снегом. Однообразный пейзаж за окном навевал тоску. И даже Никки начала выражать нетерпение. Я приготовилась задать очередной вопрос, касательно «новых старых знакомых», когда красная «Хонда» впереди внезапно включила поворотник. Оживившись, я принялась оглядываться. Мы съехали на обочину и двинулись вглубь леса по извилистой дороге. Из-под колёс стал доноситься скрип снега и хруст камней. Чуть дальше, в чаще, стали загораться огни фонарей, что выстроились в ряд по обеим сторонам от дороги. В надежде увидеть среди сумрака что-то ещё, пристально вгляделась в тени меж насквозь промёрзших стволов деревьев. Ночь в лесу не казалась привычной и безопасной, как в городе. Моя воспалённая фантазия со скоростью молнии стала возрождать в голове десятки самых пугающих персонажей ужасов.

Очень скоро мы выехали на небольшой пустырь, освещённый несколькими высокими фонарными столбами, которые издалека больше походили на факелы. Внушительных размеров дом, освещаемый ими, стоял в центре аллеи, под открытым тёмным небом. Два этажа, возможно жилая мансарда, стены из красного кирпича, высокая многосложная крыша с острыми углами, широкая металлическая дверь и ни единого намёка на забор, даже декоративный. Дом и лес. Больше ничего.

— Дома кто-то есть? — спросила я у мамы.

— Вряд ли. Скорее всего, охранная система включает свет.

— Могли бы забор поставить, да пару собак…

— Можно тебя попросить не бубнить?

— Конечно можно.

Мэри оставила машину почти у самого крыльца и вышла на улицу. Она двинулась в нашу сторону. Пришлось брать себя в руки и вылезать из тёплого салона.

— Быстрее в дом! — кричала девушка, жестом подзывая к себе.

Перекинув сумку через плечо и зацепив поводок на ошейнике Никки, я поскрипела к дому. В лесу гораздо холоднее, чем в городе. Предусмотрительно надетые шерстяные носки не спасали ситуацию. Тепла в них не чувствовалось.

Сэм открыл дверь и вошёл внутрь. Первым, что я увидела, был просторный холл, метров на десять тянущийся вглубь дома и заканчивающийся широкой деревянной лестницей, возведённой подле высоких устойчивых перил из массива. Справа от входной двери располагались вешалки для верхней одежды, далее шёл небольшой туалетный столик с круглым зеркалом, освещённым по окружности тонкой линией белого света.

В воздухе стоял непривычный запах. Это запах дома, но явно не моего. Новая ткань, древесина, вероятно благовония, сандал, ладан… Чьи-то незнакомые духи и… тепло. Запах тепла.

— Никки можно в дом? — Я вопрошающе смотрела на Мэри, которая стояла рядом и принимала наши куртки.

— Вытри ей лапы! — скомандовала мама.

— Ты планировала оставить её на улице? — усмехнулась хозяйка дома и обратилась к Сэму, передавая эту задачу ему. — Вытри, пожалуйста, лапы Никки. Полотенце на стуле в кухне.

— Спасибо, но я могла бы… — договорить я не успела. Блондин подошёл к доберману и отцепил поводок.

— Не волнуйтесь. Чувствуйте себя как дома, — ответил он.

Я многозначительно взглянула на маму. «Вот видишь! Никакой проблемы!»

— Давай покажу тебе дом, Вилл.

От прикосновения Мэри и её мягкого голоса я опешила. Она потянула меня за руку, направляясь к двери, откуда вышел мгновение назад Сэм. Тепло руки хозяйки дома меня удивило. Кожа на её ладонях и пальцах горела. Помимо этого, она была очень мягкой. Всё равно что тебя бы коснулся ребёнок, желающий привлечь внимание. Длинные миндалевидные ногти украшал прозрачный лак. На безымянном пальце деловито взгромоздился перстень из розового золота. Я перевела внимание с её рук на лицо и обнаружила себя в таком же исследуемом положении. Девушка разглядывала что-то в районе моих губ. Заметив мой взгляд, она качнула головой, как если бы я задала ей какой-то вопрос. Интересно, что на её взгляд я могла думать в тот момент?

— Это кухня!

«Столовая», — мысленно поправила я её.

Просторное светлое помещение с высокими окнами напротив двери. Длинный стол в центре, окружённый стульями, обитыми тканью бежевого цвета. Пара барных стульев в углу. Стена противоположная двери — панорамное окно с видом на погружённую в медный полумрак лужайку. На полу ни пылинки. Мебель тёплого молочного оттенка. Располагалась она углом. На одном её конце стоял духовой шкаф, на другом — огромный двухкамерный холодильник. Столешницы из розового мрамора. Помещение создавало впечатление шикарной столовой, никак не маленькой семейной кухни. Здесь для двух человек слишком много места.

Далее Мэри повела меня в гостиную. Меньше, чем простор, я увидеть не ожидала.

Однако скрыть удивление мне не удалось. Буркнув что-то неясное, я осмотрелась. За широко распахнутыми дверями горел мягкий тёплый свет. Заглянув внутрь, я будто оказалась в сказке. В углу высился царственный камин. Слева от него стояла белая ёлка, практически касающаяся потолка, окружённая подарочными коробками. Напротив располагался круглый стол с несколькими деревянными стульями. Рядом два широких дивана из светлой кожи, покрытые пушистыми пледами кремовых оттенков. Одинокое кресло у ёлки резко отличалось от прочих предметов интерьера. Густой, почти чёрный оттенок зелёного привлёк моё внимание.

«Наверно, его перетащили из другой комнаты…»

За тяжёлыми двойными шторами в противоположной стороне от камина скрывалась пустующая терраса. Я остановилась в центре комнаты, краем уха слушая щебечущую словно пташка Мэри. Она, кажется, рассказывала что-то о террасе и о том, что летом на ней очень здорово что-то делать.

Мысль о том, что мама не просто так сдружилась с этой семьёй, пронзила меня с новой силой. Для меня это знакомство очень неожиданное. В какой-то степени бесцеремонное.

— Мэри, родная, может, оставишь на потом экскурсию?

Возникший рядом Сэм меня немного напугал. Я неловко улыбнулась и согласилась с ним.

— Да, я пока под впечатлением, — переминаясь с ноги на ногу, сказала я. Искренностью от меня даже не веяло. Поморщившись, продолжила: — У вас очень большой и красивый дом!

— Спасибо, Вилл, — понизив голос, проговорил Сэм. — Это результат многих лет работы. Его строила вся наша семья. Надеюсь, когда-нибудь тебя со всеми познакомить.

Я округлила глаза, попутно выискивая свою маму, минуту назад стоявшую позади меня. «Чего?»

— Вилл, прошу, чувствуй себя как дома.

После этих слов супруги пригласили меня на диван.

— Розали, вы бы не хотели выпить? Перекусить? — спросила Мэри через какое-то время.

— Вилл готовит очень вкусный кофе. — Мама хитро улыбнулась.

«Чего?»

— Ого! Вилл, правда?

«Чёрт».

Иногда эта женщина вела себя так, будто не являлась мне матерью.

— Угостишь нас? Я помогу тебе! — Радости Мэри не было предела. — Быть может, научусь у тебя.

«Да, конечно, давай вместе готовить кофе! Это так весело!» — с ядом жужжала я про себя.

— Конечно, — ответила я, поднимаясь на ноги. — А какой у вас кофе?

И действительно, как и обещала, Мэри внимательно наблюдала за каждым моим действием. Она практически преследовала меня, слишком заинтересованно крутилась возле, отчего я почувствовала себя настолько неловко, что заплеталась в собственных руках и пальцах.

Залив воду в турку, я убавила огонь и повернулась к девушке. Взгляд беспомощно прильнул к её глазам. Черты лица, крупные и яркие, завораживали. Черничная радужка глаз сейчас имела более тёмные оттенки. В глубине застыло мерцание фонарей за окном и тёплые блики светильников в комнате. Я одёрнула себя, когда осознала, что мой взгляд застыл на ней на неприлично продолжительное время.

— У тебя есть любимый сорт? — спросила она меня, облокотившись на каменную столешницу.

— Сложно. У меня есть несколько любимых вкусов, которые я чередую в зависимости от настроения либо от времени суток, — говорила я, опустив глаза к плите. Теперь девушка пристально смотрела на меня, отчего я не знала, куда деть свои руки и куда направить взгляд. Уверена, она мстит. — Утром пью что-то покрепче, чаще всего выбираю купаж Бразилии, Кубы и добавляю робусту. В выходные либо вечерами, когда никуда не тороплюсь и хочу расслабиться, могу выпить арабику из Колумбии. Мне нравится кофе со вкусами. С вишней, с пряностями, с ванилью… Опять же, всё по настроению.

Мэри задумчиво вздохнула. После чего вновь обратилась ко мне.

— Я впервые вижу человека, который разбирается в кофе.

— Ну… Я бы не сказала, что разбираюсь. Просто люблю его и всё. Нравится заваривать его, выбирать, смалывать, нравится процесс приготовления и атмосфера, которую он создает.

— По тому, как ты говоришь о нём, можно сделать вывод, что ты разбираешься. Страны, составы, вкусы… Для сравнения: Джон любит кофе, но ему абсолютно всё равно, какая страна его производит, как обжаривает и как его готовить. Он его просто пьет и всё. В больших количествах. Больше похоже на привычку.

Я молча подняла глаза к Мэри. Она впервые упомянула это имя. Обсуждали ли они с мамой моё спасение и участие Джона с его другом? Наверняка да. Они же «подружки».

— Возможно, он пьёт его просто, чтобы взбодриться. Плюс кофеин вызывает привыкание. Заядлые курильщики тоже пьют кофе в больших количествах, ради вкуса, — продолжала я говорить о кофе, хотя голову занимали уже совершенно другие мысли. Становилось ещё более неловко.

— На любовь не похоже, согласна. Зависимость — возможно. В этом весь Джон. — Несколько секунд Мэри молчала. Внезапно взгляд её стал глубже. Она будто вспомнила что-то. — Надо будет вас познакомить. Что думаешь?

— Я должна поблагодарить их. Честно говоря, то, что вы знакомы — это приятный сюрприз. Земля круглая, и правда, — говоря эти слова, я понимала их правильность. Это было то, что нужно говорить, но не было тем, что я хотела сейчас обсуждать. — Я хочу сказать: «спасибо».

Девушка, стоявшая напротив меня, изменилась. Она похолодела. Именно так можно описать то, что с ней произошло. Мэри выпрямилась, опустила глаза, и вмиг выражение лица её стало строгим. Не могла понять, что сказала не так, однако мои слова лишили девушку прежней улыбчивости.

— Я приглашу их к ужину, — тихо произнесла Мэри.

— Угу.

Я выключила плиту и сняла турку с огня. Впервые так долго готовила кофе. Когда завариваешь на одного либо на двух, — это буквально несколько минут. Сейчас же я варила кофе на пять человек.

— Знаешь. — Внезапно рядом прозвучал голос Мэри, вынудив меня вздрогнуть. — То, как он пахнет, уже заставляет меня думать, что это лучший кофе на свете.

— В турке самый вкусный, — из вежливости улыбнулась я.

— Нет. Ты готовила. Поэтому, — практически точная цитата моей матери. Что только не скажешь, когда ленишься сварить самой себе кофе!

Только вот мотивы моих родителей предугадать проще простого. Что же скрывалось за маской радушия на лице Сэма и Мэри?

Я озадаченно ссутулилась над своей чашкой, оглядывая сидевших рядом людей, как мне казалось, незаметно. Сэм обсуждал с отцом что-то насчёт дома, изоляции и обогрева. Кажется, была какая-то сложность и потребность в ремонте. Мэри периодически задавала мне различные, незамысловатые вопросы: «Чем занимаешься в свободное от учёбы время?», «Какие книги читаешь?», «Какую профессию выбрала бы, не будь мнение родителей решающим?» Участие в их диалоге было добровольно-принудительным. Я покосилась на лежащую у моих ног Никки. Мы с ней очень похожи. Выглядела она печальной. Голова лежала на вытянутых вперёд лапах, глаза ходили из стороны в сторону, то глядя на меня, то на кого-то из присутствующих. Она явно ждала прогулки.

— Вилл, — позвала меня мама. — Всё нормально?

Присутствующие обратили внимание на меня.

— Да. Всё хорошо, — ответила я. — Хочу погулять с собакой.

— О, конечно, думаю, ей понравится, — оживлённо пропела Мэри. — Не отходите далеко от дома, хорошо? Снега в этом году очень много. Если что — кричи.

«Не дождётесь».

— Угу.

Поставив свою чашку в раковину, я откланялась и направилась к выходу. Радости добермана не было предела. Она запрыгала на месте, залаяла и вылетела на крыльцо, как только я открыла дверь.

На улице стоял жуткий мороз. Тяжело навалившиеся сумерки плотно осели среди деревьев и бросали пугающие тени на аллею. Абсолютная тишина ласкала слух. Никки спрыгнула с крыльца в сугроб, затем принялась поедать снег. Едва я сделала шаг к ней, с целью помешать, собака отскочила в сторону. Началась её любимая игра «подойти-отойти». Так она требовала погони.

Я осмотрелась, оценивая пространство для игры. Снега примерно по колено. Дорожка расчищена вокруг дома и на выезде. Места побегать нам хватит.

Застегнув куртку и поправив капюшон, я заправила джинсы в сапоги, затем с угрожающим рыком бросилась на Никки. Та именно этого и ждала, и бросилась бежать. В конечном счёте спустя минут двадцать я была вся в снегу и собачьих слюнях. Доберман прыгал возле моего бездыханного тела, ожидая продолжения погони. Силы иссякли. Я развалилась в сугробе, сделала ангелочка и осталась неподвижно лежать на спине, глядя на то, как меня постепенно накрывает снегом. И если бы не дыхание добермана, я бы слышала лишь шорох снегопада и потрескивание веток деревьев над головой.

«Здесь так хорошо…»

По персиковому полотну аллеи скользнул свет автомобильных фар. Сидевшая у моей головы Никки выпрямилась и уставилась в сторону выезда. Мне пришлось быстро подняться и ловить её за ошейник. Я дёрнула добермана на себя и быстро вернулась в сугроб. Бросаться на кого-то у неё не в ходу, но я почему-то боялась, что она именно так и поступит. На деле же собака осталась сидеть на месте и спокойно смотреть в сторону дороги. Прибытия гостей так скоро я не ожидала. Мэри говорила, что пригласит их к ужину. На мой взгляд, это минимум пара часов. Мне ведь необходимо подготовить речь. Я не могла так просто начать разговор с людьми, которые спасли мою жизнь и жизнь Натали. Нельзя вот так просто сказать такие важные слова. Тем более что я уже начала паниковать.

Подъезжающий автомобиль не спеша приблизился к дому, остановился в районе лестницы и заглушил двигатель. Окрестность поглотила мёртвая тишина.

Видели меня или нет, в точности сказать не могла. Поднявшись на ноги, я взмолилась, чтобы гости сразу прошли в дом и не стали осматриваться. Однако ничего не происходило. Чёрная «Мазда» осталась стоять на месте, неподвижно и безмолвно. Двери никто не открывал. Мне оставалось лишь ждать, когда гости зайдут в дом, и я смогу вылезти из снега.

— Молчи, — шёпотом скомандовала я доберману, предупреждая её возможное желание выдать нас.

Раздался щелчок замка. Дверь водителя открылась почти одновременно с дверью пассажира рядом. Когда за туманной пеленой сырого воздуха и снега я смогла разглядеть прибывших и доподлинно убедиться, что глаза мне не лгут, мышцы моего тела и все органы внутри вмиг образовали один большой кусок студня, неспособного двигаться, но основательно дрожащего от потрясения. Неподвижная, забывшая о том, что нужно дышать, я уставилась на тех, кого ожидать здесь было бы странно и по меньшей мере глупо.

«Пути Господни неисповедимы», — всё, что смог соорудить мой мозг в ту минуту.

Тот, что был угрюм, несвеж и раздражён, — играл на соло. Я вспомнила его по схожей мине, своеобразно сбритым волосам на голове и поблескивающей серёжке в брови. Он вздёрнул плечами, слегка подкинув верхнюю часть тела вперёд, будто собираясь прыгнуть, однако руки из карманов не вытащил. Подобный жест напоминал мне сигнал человека, подсознательно желающего выглядеть сильнее, авторитетнее и опаснее. Казалось, ещё мгновение, и он примется разминать шею и встанет в стойку боксера.

Всё оказалось проще. Молодой человек поднял голову к двери, хило кашлянул и в один огромный широкий шаг взгромоздил своё тело на ступени.

Второй — вышедший из-за руля — представлялся спокойнее и, быть может, неувереннее в себе. Пару секунд он будто колебался, глядя в сторону окон второго этажа. Затем шагнул к дому тяжёлой неспешной поступью. В каждом его шаге незримо ощущались тонус и сила. Он, как и его друг, казались сжатыми до предела пружинами, что ещё миг, и сорвутся с мест. Они выглядели очень спокойно. В них таилось нечто большее, чем то, что я могла видеть. Прежде, я не сталкивалась с подобным. Люди, встречавшиеся мне раньше, делились на несколько категорий. Одни были искренне слабыми и податливыми, на всё согласными и смиренными. Другие сильные и властные, требовали всегда больше того, что у них имелось. Были те, кто хотел казаться маленьким и незаметным, на самом же деле таил в себе много тайн.

В этих двоих, а вернее, какими они предстали, я нашла больше откровения, чем тогда, на сцене. Они были открыты и честны. Даже тот, что производил впечатление самодовольного качка, при ближайшем рассмотрении оказался весьма правдивым в отношении самого себя человеком. Ни его хмурый вид, ни подача, ни движения рук и ног. Ничего лживого или ненастоящего. Он такой, какой есть. Парень, идущий за ним следом, безмятежный, бесстрастный, умиротворённый, словно одна из тех сотен теней, росших от корней деревьев, едва освещённых светом фонарей. В них ощущалась прямота и безукоризненность. Меня искренне поразило то, какими я их увидела. Они не те парни на сцене. Они настоящие.

«Это они нас вытащили?»

Увлечённая наблюдением, я вовсе позабыла о своем плачевном состоянии. Шевельнуться я не могла. Страх, и постепенно крепнущий зимний мороз, делали своё дело. Притаилась и задержала дыхание в надежде, что эти двое исчезнут за дверью и я смогу, наконец, вернуться в исходное положение, отряхнуться, убрать с лица взмокшие пряди волос и вновь предстать перед радушными хозяевами. Колени вросли в снег, пальцы примерзли к нагрудной цепи добермана.

Оба гостя поднялись на крыльцо. Раздался щелчок замка входной двери. Как только они пропали из виду, исчезнув за углом дома, я позволила себе ужасную ошибку. Руки лениво соскользнули с цепи ошейника, и Никки вырвалась из моих объятий. Её прыжок вперёд сопровождался предательским лаем.

— Никки! — прохрипела я, бросаясь ей на спину.

Пауза.

Я замерла и вновь затаила дыхание, вслушиваясь в пустоту по ту сторону стены.

«Пронесло!» — посмела надеяться я, но меня поспешили огорчить.

— Я сейчас, — раздалось едва слышно за углом.

«Никки! Твою мать…»

Распираемая желанием выкрикнуть пару надлежащих слов, я растянула рот в разные стороны, вплоть до победной боли в щеках и мышцах шеи.

Не поднимая головы, я уже ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Тот, что минутой ранее оставил машину на подъездной аллее, выглянул из-за угла дома и тут же обнаружил меня в тени стен. Ему даже не пришлось блуждать взглядом в поисках. Глупо полагать, что два тёмных пятна на снегу, будет трудно заметить. Полнейший крах.

В тот момент я ненавидела всё вокруг. И Никки, и этот дом, и родителей, которым внезапно понадобились друзья, и этот чёртов снег, забившийся мне куда только можно, и этих двоих…

— Привет, — зачем-то бросила я в пустоту.

Тишина. Он исчез.

Неужели минута позора позади?

Дверь в дом захлопнулась. Следом донёсся звук шагов на ступенях лестницы.

На парне надето пальто чёрного цвета, длиной по бедро. Высокий воротник закрывал почти половину лица. Издали видны его тёмные глаза, опущенные к земле. Вьющиеся, чёрные волосы трепал порывистый ветер. Когда свет фонарей перестал освещать молодого человека, его фигура почти слилась с окружающим меня мраком. Я слышала, как трещит снег под подошвой его ботинок. Он неумолимо становился всё ближе и ближе.

— Привет.

— Я Вилл.

«Я хочу домой! Зачем я сюда приехала? Сидела бы себе спокойно, в квартире, смотрела телевизор… Нет же! Нужно было тащиться в эту глушь. К этим…»

— Джон.

Ветер внезапно стих. Меня словно выбросило в открытый космос. Ни шороха, ни шелеста. Даже не слышно собственного дыхания. Это совсем не похоже на то, что случилось в «Парнасе», когда я увидела его. Я боялась, что страх и оцепенение вновь возьмут верх надо мной, но этого не случилось.

Кажется, я стала менее чувствительна. Теперь меня не так просто взять.

Я взглянула в глаза собеседнику и разлепила замёрзшие губы, с целью ответить хоть что-то адекватное, но не смогла произнести и слова.

— Очень приятно, — продолжил он.

Его голос — низкий, тихий, спокойный. Говорил он так, будто мы старые знакомые, которые не виделись несколько лет, и вот между делом решили разговориться.

После того как он умолк, воздух вокруг нас остался наполненным миллионами электрических разрядов. Я слышала их треск.

— Взаимно, — выдумала я наконец несложный ответ.

Сдавленный смешок.

Его глаза чернее чёрного. Не отражают абсолютно ничего и поглощают свет, словно чёрные дыры.

— Мило. — Парень бросил взгляд куда-то в сторону.

«А?»

Сообразив, о чём велась речь, я обернулась. На снегу подло оставался отпечаток моего тела.

— Идём в дом.

Что с его глазами? Пронизывающие, внимательные, немного настороженные и вместе с тем бесстрастные. Никогда прежде я не сталкивалась с людьми, про которых говорят «у него тяжёлый взгляд». Теперь я не верила тому, что видела в ночь пожара. Реальность перестала походить на кошмарный сон, и это вызывало смешанные чувства.

Я опустила голову и сделала вид, что аккуратно стряхиваю снег с рукавов. На что парень смотрел в тот момент, я даже думать не хотела.

Чем бы я ни была ему обязана, бежать по первому зову я точно не буду.

— Никки! — позвал он, уходя, и доберман кинулась следом.

Я приросла к месту, уставившись в спину удаляющегося человека. Откуда он знал имя собаки? И что ещё более важно: с чего вдруг она так воодушевлённо подорвалась за ним? Что это за радостный прыжок надежды?

Не люблю оказываться в неожиданных и нелепых ситуациях. Эта же ситуация, на мой взгляд, стала лидером в моём списке неловкостей. Я принялась обдумывать свой пеший путь домой. Сколько дней уйдет на то, чтобы добраться до города? Дойду ли я к утру хотя бы до ближайшей остановки общественного транспорта?

Делать нечего, пришлось идти за ним. Кости и плоть уже начинали дубеть от холода.

Джон оставил дверь в дом открытой настежь. Его самого в холле не оказалось. Я стряхнула с себя остатки снега и шагнула за порог. Со стороны гостиной доносился шум оживлённой беседы. Родители сидели у камина и что-то обсуждали с Мэри и Сэмом. Когда я появилась в их зоне видимости, хозяйка дома накинулась с расспросами.

— Вы уже познакомились?

— Да. С Джоном.

— Осталось познакомиться с Дорианом. — Вошедший практически следом за мной Джон прошёл вперёд, к родителям.

Взгляд мой нехотя прильнул к его спине. Высокий, стройный, спортивный. Полагаю, он осведомлён как прекрасно сложен. Чёрные джинсы облегают стройные ноги. Такой же чёрный плотный джемпер, сквозь который я беспрепятственно наблюдала сильные руки и рельефный торс. Отвести взгляд в сторону и остаться незамеченной мне почти удалось. Мэри зачем-то подмигнула мне, отчего я едва не выругалась в голос.

— Привет, Джон! — Отец подошёл к парню и пожал руку. Мама неловко повторила его движение.

— Рада вновь видеть тебя, — с улыбкой произнесла женщина. — А где Дориан?

— Я здесь.

На парне, стоящем в дверях, были простые свободные брюки песочного цвета, тёмно-зелёная футболка, явно видавшая виды, и пара украшений. Шею обрамлял толстый чёрный шнурок с деревянными бусинами и клыком посередине. Запястья обеих рук также украшены подобными браслетами.

— Давно я вас, парни, не видела, — обращалась к ним мама. — Вы всё больше и больше!

«Что, простите?» Она разговаривала с ними так, словно знала с пелёнок.

— Бегаем, — вяло ответил Дориан.

Как мило. Моя мама и подросшие дети. Я всё ждала, когда она начнёт трепать парней за щёки.

— Дориан, наша дочь — Вилл. — Тому, что отец обратил на меня внимание, я не обрадовалась. Несколько пар глаз уставились в моём направлении. Я совсем не рада.

— Вилл, очень приятно! — басом произнёс Дориан и протянул руку.

— Да, и мне, — ответила я. Рука сильная и горячая, словно он недавно держал угли.

— Я тебя где-то видел. Мы не пересекались?

— На концерте в «Парнасе».

— Дориан, — окликнул парня Джон. Тон из серии «Заткнись, пожалуйста».

— Я просто пошутил!

— Джон, Дориан…

Я умолкла. Необходимо собраться с мыслями и выдать то, что нужно сказать. Слова благодарности всегда давались мне тяжело. Особенно если они были к месту. Сложнее только просить прощения.

— Я хотела поблагодарить вас от своего лица и от лица моей подруги. Мы очень благодарны вам за спасение. Если бы не вы… Думаю, нас бы уже не было. Я благодарна вам за то, что вы оказались там и что не остались в стороне. Спасибо вам.

Присутствующие молчали. Я чувствовала, как пылает моё лицо. Джон, стоявший практически напротив меня, выражал некое подобие ироничной задумчивости. Он смотрел мне в глаза, но что было у него в голове, я понять не могла. Лишь кожей ощущала микроскопические слегка заметные вибрации воздуха. Такое происходит, когда ты определённо раздражаешь кого-то из присутствующих. Меня это даже немного обрадовало. Вот настолько мне неприятно быть в долгу. Пусть лучше буду раздражать.

— Мне сложно говорить это. Любые слова не выразят мои мысли на этот счёт, однако я попытаюсь… Спасибо вам за то, что вы были там. Что спасли нас и остальных.

— Да могли бы больше на самом деле, но трое всё-таки не доехали до больницы. Надо было… — Дориан резко прервался, и чудаковатая нездоровая улыбка сползла с его лица. Виной тому тяжёлый громкий вздох со стороны Сэма. Получилось довольно забавно.

— Вы сделали, что могли, — проговорил блондин. Я буквально кожей ощутила его сигналы в адрес Дориана в немой просьбе прекратить говорить.

— Вилл, тебе не за что говорить спасибо, — наконец Дориан говорил серьёзно. — Кому можно было помочь, мы помогли. Вам повезло.

Джон не сводил с меня глаз. Затем его левый уголок рта едва заметно дёрнулся. «Это инсульт? Он улыбается? Ему неловко, как и мне? Или он пытается быть менее странным, чем его друг? Что происходит?»

Я неловко помялась и перевела взгляд на родителей.

И правда. Большая удача.

— Так, ребятки! — хлопнула в ладоши Мэри. — Рада, что вы познакомились в такой тёплой атмосфере, и теперь, когда все всё выяснили, мне нужно вас накормить. Ужин через десять минут!

Глава 7. Покров

— Вилл!

Сказать «алло» я не успела.

— Вилл!

— Ната, что случилось?

Моё сердце сделало на прощание неуверенный заторможенный удар, болезненно сжалось в груди, а затем замерло. Голос подруги пропитан ужасом.

— Вилл! — Уши прорезал вопль, отчего я проснулась окончательно.

— Да! Я слышу тебя! Что случилось? — Подруге с лёгкостью удавалось ввести меня в состояние паники. Обычно это делалось шутки ради, но сейчас ситуация была совершенно другой.

— Пожар!

Я уставилась в стену напротив себя.

Это сон. За окном глубокая ночь. Мне снова снится кошмар.

— Вилл! Мы горим!

— Что ты несёшь?! Какой пожар?! — нервно вскрикнула я, поднимаясь с кровати.

— Вилл! Пожар! Мы горим!

Раздался душераздирающий крик Наты, после чего в динамике телефона послышался удар. Звонок оборвался.

Дверь в мою комнату открылась. Мама. Сонная, взлохмаченная, кутаясь в любезно предоставленный хозяевами халат, она включила свет и направилась ко мне. Позади неё с тем же встревоженным выражением лица появилась Мэри.

— Что случилось, Вилл? Почему ты кричала? — вопрошала мама. — Кто звонил?

Я не слышала её. Не понимала. Выронив на кровать телефон, я вскочила на ноги. Мама бросила взгляд на экран.

— Натали. Нужно к ней.

Пожар в здании больницы.

Это случилось вновь. Простая случайность или же проклятие?

— Натали? — вновь выдохнула мама, и голос её звучал тревожнее.

За секунду я подлетела к своему рюкзаку. Пока я доставала джинсы и свитер, мама что-то говорила Мэри.

— Она сказала, что в здании пожар, — дрогнувшим голосом выпалила я, собирая волосы в хвост, пока женщины переглядывались в оцепенении. — Дай мне телефон.

Ни минуты на размышления. Я забрала телефон из рук матери и выбежала из комнаты.

К моему удивлению, Мэри оказалась в холле быстрее меня. В тот момент ни родители, ни я не обратили на это внимания. Время изменило привычные нам границы. Накинув куртку, я бросилась за дверь следом за девушкой. Её супруг стремительно шёл за мной. Стоит ли говорить, что происходящее мало походило на реальность? Я словно находилась во сне и ещё не успела оправиться от ночного кошмара. Страшного сна, полного паники и тревоги. Сна, который любезно настиг меня даже здесь.

— Что произошло? — Голос Сэма звучал словно из радио. Механический, ледяной, лишённый эмоций.

— Звонила Ната. Она сказала, что в больнице пожар, — ответила я едва ли более эмоционально.

Чёрная «Мазда» продолжила мирно стоять у фасада дома. Прежде чем сесть в машину Мэри, я бросила торопливый взгляд на окна кухни. В полумраке отчётливо виднелся мужской силуэт, провожающий нас взглядом.

За считаные секунды с момента звонка мы сорвались с мест и ринулись в дорогу. Сэм сел впереди, родители и я сзади. Мэри взялась за руль и кинула на меня обеспокоенный взгляд. Автомобиль резко сорвался с места и практически летел по ночной трассе. Я вцепилась в ручку двери, думая лишь об одном.

«Только бы с Натой ничего не случилось».

Как ни пыталась, я не могла представить себе, что могло произойти.

«Неужели это снова повторяется? Как могла причина, почему мы оказались в больнице, стать причиной, почему теперь её нужно покинуть? Кто рядом с Натали сейчас? Была ли её мама в эту ночь там?»

В памяти со скрипом возрождался план здания. Я пыталась найти путь эвакуации. На каждом этаже должны быть минимум две пожарные лестницы. Наверняка сотрудники эвакуируют всех, как только сработают сигналы. Причина, по которой звонила Ната, — паника.

Я хотела верить в то, что это лишь паника. Никак не последняя возможность найти помощь.

В какой-то момент я кинула взгляд в зеркало заднего вида и обратила внимание на Мэри. Черничная синева покинула радужку глаз. Сейчас они зияли на её бледном лице будто в трансе: тёмные, мрачные, практически неподвижные. Зрачки расширились настолько, что вытеснили естественный цвет глаз. Лицо не выражало никаких эмоций. То, как она вела машину, меня поражало. Скорость больше 140 километров на скользкой заснеженной дороге опасна, но её это не волновало.

— Позвони ей, — сказал Сэм.

Мама повторила указание.

Смысла в этом не было. Ната не отвечала. Мэри резко вывернула руль и перестроилась вправо. Впереди возник крутой поворот. Машину занесло и едва не выбросило на обочину. Мне пришлось вцепиться в переднее сиденье. Девушка перехватила руль и вжала педаль газа в пол. Эту дорогу я не помнила. Мы двигались по промышленной зоне, в забытой всеми части города. Всюду виднелись заброшенные бетонные конструкции, контейнеры и груды строительного материала. Судя по всему, здесь общественный транспорт не ходит. Неудивительно, что дорога кажется мне совершенно незнакомой.

— Нет пожарных машин, — шептала я, обращаясь скорее к себе, чем к остальным людям в салоне. — Почему их нет…

Мэри поймала мой взгляд в зеркале. Видок у неё так себе. Я поёжилась и с усилием сглотнула. Белая, с полузакрытыми тёмными глазами, не тронутая ни одной эмоцией, она вернула внимание к дороге почти тут же, как только я позволила себе нахмуриться, изучая её.

Ни дыма, ни света пламени в тёмном ночном небе. Моё сердце раз за разом пронзало разрядом тока. Стало понятно, почему на пути нам не встретилось ни одной пожарной машины.

Уже знакомое здание больницы как ни в чём не бывало стояло на пустыре посреди леса. В фойе горел знакомый зеленоватый тусклый свет. На входе курила пара молодых людей в халатах. За входными дверьми виднелись медсёстры и санитары, не спеша бредущие по своим делам. Свет в окнах палат отсутствовал.

«Это безумие?»

— Вилл? — настороженно позвала мама.

Я замерла. Мысли одна нелепей другой проскакивали в голове.

«Нет, это шутка».

— Она сказала, что в больнице пожар…

— Вилл, что-то не так. — Дрожащий голос матери, сидевшей рядом, сбил меня с толку. Она звучала более напуганной, чем я казалась самой себе.

Я подняла глаза на супружескую пару впереди. Они молчали.

— Сэм, что случилось? — проговорила мама более трезво.

Молчание.

Нет. Что-то произошло. Ната бы не стала просто так мне звонить.

— Вилл! Стой!

Попытки матери удержать меня не увенчались успехом. Я открыла дверь, отталкивая её руки и выскочила на улицу. Она последовала за мной. Они с отцом кричали мне что-то вслед, но я не слышала их. Путь мой лежал к входу в здание.

— Девушка, вы к кому? — Мужчины бросили сигареты в снег и сделали шаг навстречу, явно с целью перегородить мне путь.

— Мне нужно попасть в 173 палату. Там моя подруга.

— Ночью вход в больницу запрещён. Приходите завтра.

«Хрен тебе!»

Попытавшись обойти их, я перешла на бег, однако один из мужчин сделал то же самое и схватил меня за плечо.

— Стой!

— Не трогайте её! — кричала мама.

— Сэм! — раздался голос Мэри.

Блондин оттолкнул одного из мужчин и сжал меня в свои удушающие медвежьи объятия. Я попыталась сопротивляться, но руки и рёбра пронзила сильная боль, отчего я вынужденно перестала вырываться. Сэм оторвал меня от земли и потащил к машине, как если бы я была не более чем пластиковой игрушкой. Санитары ещё долго ругались и грозились вызвать полицию, но ближе к машине подходить не стали. Мама объяснила ситуацию, видимо, соврав насчёт моего состояния, затем торопливо последовала за нами.

— Розали, это ловушка, — прозвучал голос Мэри где-то рядом.

— Быстрее! В машину!

Мама вернулась в салон. Словно непослушного ребёнка, Сэм закинул меня на сиденье машины и хлопнул дверью.

— Они здесь? — вопрошала мама, с ужасом оглядываясь по сторонам.

Когда она инстинктивно схватила меня за руку, я вскрикнула от боли. Свежие раны вмиг дали о себе знать, но женщина не обратила на это внимания.

— Дай её телефон! — нечеловеческим голосом приказал Сэм, и мама повиновалась.

— Что происходит?! — заорала я.

Как только мы тронулись, меня вжало в спинку сидения. Развернув на 180 градусов автомобиль, Мэри направилась к выезду.

— Вилл, это ловушка. Мы зря сюда приехали. Нельзя было этого делать, — проговорил отец.

— О чём ты? Какая ловушка? Натали нужна помощь!

— Нас обманули.

— Я не понимаю. Что произошло?

В это мгновение мир вокруг и его люди казались мне злом. Все были врагами. Я смотрела на Розали и не понимала, кто она. Не понимала, что ею движет. Глаза и выражения лиц окружающих меня людей выглядели ещё более устрашающе. Паника исказила ощущение времени и пространства. Я словно в бреду.

В зеркале впереди мелькнули две искры. От ужаса все внутренности сжало в стальной узел. Я не могла ни закричать, ни набрать в лёгкие воздуха. Эти глаза я уже видела. Это не линзы и не обман зрения. И уж точно не отражение пламени. Сидящая за рулём девушка и не думала останавливаться. Автомобиль послушно нёсся по заснеженной пустой дороге и ревел так, что у меня закладывало уши.

— Мам, — выдавила я, пытаясь побороть приступ тошноты.

— Не бойся. Всё хорошо, — шептала она, мягко обхватывая моё запястье.

— Они едут за нами, — произнёс Сэм. — Нужно пересадить её.

— Когда? — немного спокойнее спросил отец.

— Сейчас, — ответила Мэри.

Резким толчком при торможении меня потянуло вперёд Я вгляделась в непроглядную тьму за окном и увидела, как лес у дороги остановился.

— Вилл, — сказала Мэри, отвернувшись к своему окну, — не бойся. Тебе нужно выйти.

Дверь рядом со мной открылась. Во тьму салона, будто щупальца, проникла чья-то рука. Она схватила меня за запястье и вытянула наружу.

— Боже мой… — проронила мама, и её полный страха голос ошеломил меня.

«Хонда» стояла ещё секунду. После она шумно заревела, вновь сорвалась с места и унеслась прочь, оставив темнеющие борозды на асфальте.

Спустя миг я оказалась в другой машине. Мужчина закрыл дверь и тут же сел за руль.

— Поехали! — рявкнул кто-то рядом.

Автомобиль развернуло в противоположную сторону.

Будто вовсе не спав, я резко открыла глаза и подняла голову. Перед носом — спинка переднего сидения. Меньше секунды понадобилось на то, чтобы вспомнить произошедшее ночью. Реальность торопливо прогрузилась в моём сознании. Из окна над головой виднелось тёмное, из-за тонированного стекла, плотное тяжёлое небо. Сильные протяжные порывы ветра качали корпус машины. Из-под днища доносился его недобрый вой. В салоне я сидела одна, и, кроме шума ветра, до меня не доносилось ни звука. Отодрав от сиденья своё неимоверно отяжелевшее тело, я выругалась в голос. Синяки на руках тошнотой отзывались в желудке. Я с омерзением сглотнула сухость в горле и уставилась в окно.

Автомобиль стоял на узкой просёлочной дороге. Слева — лес, справа — бескрайнее заснеженное поле. Вокруг ни людей, ни домов, ни линий электропередач. Атмосфера пустоты и молчания была магической, но порождала в сердце пагубное чувство одиночества. Я одна. Если бы хотели бросить, достаточно было кинуть в сугроб и уехать. В салоне тепло, соответственно, ещё недавно машину прогревали. На руле знакомая эмблема. Взгляд метнулся к замку зажигания. Там болтался ключ.

— Это машина Джона?

Внутри пахло каким-то приторно пряным диффузором. Передние места уже остыли, судя по холодной обивке. Магнитола выключена. Раз ключи в замке зажигания, значит, водитель планировал вернуться. В голову на мгновение закралась запретная мысль, и я тут же убедила себя в её безгрешности.

Когда открылась передняя дверь я едва не взвизгнула. Дориан с грохотом и проклятиями в адрес непогоды плюхнулся на пассажирское сиденье передо мной.

— Доброе утро! — громогласно проговорил он. Его голос мне сейчас казался очень раздражающим и грубым. И в целом, парень производил неприятное впечатление. Что вчера, что сегодня. — Ты не рано?

— Который час? — сохраняя равное процентное соотношение вежливости и омерзения, спросила я.

— Почти двенадцать.

— Где мы?

— Мы? — улыбнулся парень, поворачиваясь ко мне почти всем телом, и я узрела кривоватые, острые клыки, впивающиеся в синюшные сухие губы. — Отдыхаем на природе.

Вот почему не люблю ходить в долгах. Нельзя его послать. Он ведь герой.

— Давно стоим?

— Всю ночь, дорогая. Скоро поедем, не переживай.

— Зачем нужно было ехать сюда?

— Весело же! Разве нет?

Парень достал телефон и принялся торопливо тарабанить пальцами по экрану.

Поначалу мелкий неспешный снегопад постепенно стал усиливаться. Он медленно осыпал машину крупными волокнистыми перьями. Я могла слышать его шорох по металлической крыше над головой. Этот звук оживил меня, возвращая способность двигаться. Я огляделась. Телефона нет, как и нет рюкзака. Под ногами лужа от растаявшего снега. Двери запачканы подошвами моих собственных ботинок. Тошнотворная смесь едкого удовольствия и чувства вины сжала опустевший желудок.

На время умолкнувший Дориан внезапно вспомнил, что голоден, и принялся елозить по машине. Он открыл бардачок и нарыл для себя несколько пачек крекеров и ореховых батончиков. Поглотив один, он демонстративно предложил мне пачку шоколадного печенья. Я отказалась.

— У вас у всех глаза краснеют?

Прервать это бесконечное чавканье — мой долг. Я задала один из нескольких подготовленных мной вопросов.

Дориан оглянулся на меня, потом проглотил содержимое во рту и ответил:

— Иногда. А что?

— Почему?

— Наша особенность.

— «Ваша» — это чья? Кто вы?

Парень усмехнулся.

— Мы люди. Такие же, как все.

По затуманенному пустому взгляду Дориана, направленному вдаль, за край поля, я поняла, что ему не очень хотелось со мной разговаривать.

— Что вчера произошло? — с большим энтузиазмом бросила я, подавшись вперед.

На улице заскрипел снег. Послышались чьи-то приближающиеся шаги. Появлению Джона я даже обрадовалась. Шума от него было гораздо меньше, а смысла больше. Я надеялась, что он будет более сговорчивым. Парень впустил в салон несколько крупных снежинок и порыв морозного ветра. Сев на водительское сиденье, Джон даже не посмотрел в нашу сторону. Его не заботило ни моё «что происходит» лицо, ни помойка, которую развел Дориан, пока ублажал свой желудок.

— Джон, что произошло?

Мужчина повернул ключ в замке, и в салоне диким зверем взревел движок. Машина прочесала заледенелое дорожное покрытие и мгновением позже рванула вперёд.

— Ты не ответишь? — вновь обратилась я к водителю.

— Господи, Джон, ответь ей что-нибудь. У меня уже голова болит, — театрально взмолился Дориан, продолжая уничтожать несчастные крекеры.

— Откуда вы двое вчера взялись? Что за ловушка якобы была? Почему вы не дали мне увидеть Натали? И какого чёрта я здесь делаю?

Парень на пассажирском сиденье засунул в рот очередную стопку печенья, повернул голову на Джона, внимательно изучил его лицо, а уже потом посмотрел на меня.

— Ты про глаза не спросила, — пробубнил он, качая головой, мол, как я могла это упустить.

Я выругалась, и мне это страшно понравилось.

Джон словно нас не слышал. Его внимание было направлено на дорогу. Сидевший рядом Дориан продолжил есть.

Судя по всему, до меня им обоим дела нет.

Возможности позвонить родителям не было, телефон остался у Сэма. Куда меня вёз Джон и что будет дальше, я не знала. Кажется, именно это и есть ловушка. Вчерашним вечером не произошло ничего интересного. Обычный ужин в малознакомом семействе и простые непримечательные разговоры. Вся эта простота, наигранность, показательное радушие… В свете дня всё это выглядело ненастоящим. Меня выводило из себя то, что я не знала ровным счётом ничего. Ни кто эти люди, ни откуда взялись. Ни то, почему мама так доверчиво шла на сближение с ними.

— Я отвезу тебя домой, Вилл, — вдруг раздался голос Джона, спокойный и холодный. — Будет лучше, если с тобой обо всём поговорит Розали.

— Хорошо, — бросила я коротко. Удивительно, сидящий впереди Дориан не шелохнулся и даже ничего не съязвил.

Дорога к дому тянулась чуть меньше часа. Джон вёл едва ли спокойнее Мэри. На спидометр я старалась не смотреть. Когда среди стволов деревьев показался красный кирпич знакомого дома, я облегчённо выдохнула. Джон остановился почти у самого крыльца на подъездной аллее и заглушил двигатель. Его друг вышел из машины первым и принялся разминать спину. К моему удивлению, мы оказались в полнейшей тишине. В салоне постепенно стал крепнуть мороз.

— Ты окей?

Выражение моего лица Джон не увидел. Возможно и к лучшему.

— Сам как думаешь? Мне нужно узнать, как там Ната и что произошло.

Парень молчал. Взгляд его глаз был направлен в чащу леса позади дома.

— После того, как поговоришь с мамой, не хочешь прогуляться немного?

«Ага, конечно».

— Зависит от того, что мы с ней обсудим, — отозвалась я без тени волнения, вовсе не думая о собеседнике и о его словах.

— Конечно, — словно сокрушаясь собственной бестактности и недальновидности, хмыкнул Джон. — Если захочешь, конечно, можем поговорить. После.

Я открыла дверь и вылетела на улицу.

— Говорить о чём? О том, что меня как вещь транспортируют из одного места в другое? — прошипела я себе под нос, грозно выдёргивая ноги из снега по пути к лестнице.

Через мгновение за мной послышались шаги. Плевать, если он всё слышал. Не думаю, что обязана сейчас быть милой. Мы вошли в дом, дверь которого Дориан предусмотрительно не стал закрывать. Джон медлил за моей спиной. Я сняла с себя куртку, разулась, минуя буйствующую в припадке любви Никки, и прошла ближе к гостиной. Обратив внимание на абсолютную тишину в доме, я невольно ускорила шаг к лестнице. Поднявшись на второй этаж, я двинулась в сторону своей спальни. На пути мне никто не встретился. Воцарившаяся в доме тишина настораживала.

Мама сидела на кровати в полном одиночестве. Судя по всему, она ждала меня. Закрыв за собой дверь, я осмотрелась. Атмосфера здесь ощущалась куда тяжелее, чем я могла предположить. То, что она будет мне говорить, я не могла представить. Пылающий во мне интерес казался чем-то нездоровым, но избавиться от него я не могла.

— Привет, — холодно произнесла мама, слегка приподнимаясь на руках, упираясь ими в матрас.

— Привет.

Карие глаза смотрели на меня с опаской. Красные белки говорили о беспокойной ночи либо о недавних слезах. Я подошла к кровати и села рядом.

— Мам.

— Да, Вилл.

— Мне звонила Натали. Кричала. Звала на помощь. Говорила, что в здании пожар… Но мы вернулись.

Я запнулась и посмотрела в окно. Какие прекрасные виды простираются за стенами этого дома. Будь у меня возможность, я бы тоже осталась жить в подобном месте. Мне бы хватило простой хижины для мирного существования в отдалении от города. Понять Сэма не составляет никакого труда. Тяжёлое пасмурное небо нависло над далёкими холмами. Острые пики сосновых деревьев неподвижно стремились вверх, напоминая мне, как и раньше, в детстве, войско облачённых в жуткие доспехи рыцарей. Всё вокруг запорошено снегом. Оттенки белого, синего, голубого, зелёного. Неудивительно, что так привлекло внимание матери. Мы обе молчали, безоружно наблюдая за красотой и спокойствием зимы. Я проследила за её взглядом. Два человека бродили на улице, среди деревьев, в нескольких десятках метров от дома. Сэм и Мэри что-то оживлённо обсуждали между собой.

— Когда-то, очень давно, когда тебя ещё не было даже в планах… Я гуляла в университетском парке, под тенью сосен, так же, зимой. И думала. — Она шумно сглотнула и отвернулась от окна. — Думала, какой жизни я бы хотела. Сколько было желаний, мечтаний, планов, идей… Я столько всего хотела, Вилл.

Я облокотилась на колени и в показательном жесте раздражения ударила подбородком о перевязанную ладонь. Повернув голову в неестественной позе, уставилась в лицо матери. Терпеть не могла, когда она заходила настолько издалека. Спасибо, что история не начинается с момента рождения моих бабушек.

— Пока мы молоды, мы столько всего хотим. Потом, когда приходит время терять… Хоть что-то. Хоть кого-то. Мы не хотим уже ничего.

— К чему ты клонишь? — Я старалась придать своему нетерпению больше образности.

Женщина вздохнула и слабо улыбнулась. Её лицо плавно повернулось в мою сторону.

Я вздрогнула. Она плакала. И теперь я обессилена.

— Я не знаю, что тогда произошло. Не знаю, что было в тот день и в те дни задолго до этого, Вилл. Мы с твоим отцом самые обычные люди. Ни денег, ни связей, ни каких-то запрещённых идей. Но за нами начали следить. Я была на втором месяце беременности, когда за мной начали ходить по улице, говорить с моими знакомыми, расспрашивать их о чём-то. Слежка велась даже за твоим отцом. Я очень сильно боялась, так как не знала, что стало причиной. Мы собрали вещи и решили уехать. — Мама сделала паузу. Несколько секунд она задумчиво разглядывала пол под своими ногами. — Но мы не уехали. Я встретила людей, которые решили мне помочь. Я боялась за своего ребёнка. Конечно, я согласилась на… покровительство. — Последнее она проговорила с неловкой, шутливой интонацией. — У меня не просили денег, не просили услуги за услугу, не требовали ничего взамен. Однажды меня спасли от откровенного нападения. После того как ты родилась, всё изменилось. Покровители стали членами семьи. Я доверяла им… Спустя несколько лет, когда случайная ошибка, брешь, пробоина едва не отняли тебя у меня, я узнала в чём дело.

Мама менялась в лице с невероятной скоростью. Вскоре я её перестала узнавать. Она побледнела и устремила свой взгляд в пустоту, не видя ничего вокруг. Отголоски давно минувших дней неумолимо тянули её за собой.

— Мне всё равно, веришь ты или нет. Ты права, мне всё равно. Я не учитываю твоё мнение и иногда веду себя как упрямая нарциссиха… Мне плевать.

Я шумно сглотнула и усмехнулась, пытаясь сделать вид, что вижу мать насквозь.

— Мне всё равно, что ты думаешь, Вилл. Ты моя дочь, и, как прежде, я несу за тебя ответственность.

— Узнаю свою маму. Цепи брала с собой? — улыбалась я, но понимала, как жалко выгляжу. Снова.

— Будет так, как я скажу. Покровители — семья Кроутеров. Мы с тобой не раз обязаны им жизнью. Ты считаешь себя взрослой. Что ж… обязана предупредить, то, что случилось в «Парнасе», — цветочки. Ты многого не знаешь.

Не удивлена. Она в своём репертуаре. Моя мама как минимум странная женщина.

Вновь демонстративно усмехнувшись, я открыла рот, чтобы вернуться к вопросу о Натали. За мгновение до того, как я почувствовала собственную ничтожность, по причине того, что меня сейчас больше волновала моя гордость и пренебрежительный тон матери, она вновь начала говорить:

— Всё, что я тебе сейчас говорю. Всё, что ты от меня услышишь — это то, что является правдой. Ни больше, ни меньше. Многое, что ты видела, видишь и будешь видеть, — вина людей, цель которых навредить тебе.

— Мне? А куда делись «мы»? Что я успела сделать?

— Вилл… — Мама уставилась на меня. — Им нужна ты.

— Цель? Какая цель, мам? Убить? Взять в рабство?

— Они вели охоту, как только я забеременела. После — каждый день, вплоть до сегодняшнего. Я не знала, что им нужно и почему именно ты, но я старалась уберечь тебя.

— Ты обращалась в полицию? Их искали?

— Вилл, с самого твоего рождения мы с отцом этим и заняты. Если мы здесь, значит, есть причина.

— Зачем кому-то преследовать нас?

В любой другой ситуации и с любым другим человеком я бы позволила себе мысль о расстройствах психики. Что угодно, лишь бы не верить. Однако в её словах мне откликнулись некоторые закономерные вещи.

Выход из дома чаще всего сопровождался скандалом: «Куда ты?», «С кем?», «Зачем?», «Кто там будет?», «Во сколько ты будешь дома?» Всё бы ничего, но о заботе можно говорить с большой натяжкой. Натали, например, называла это «гиперопека».

— Знаешь, что самое пугающее, Вилл?

Я не сводила глаз с матери.

— Годы преследования.

«Стоп. Почему тогда я до сих пор жива и невредима?»

— А как же покровители?

— Сэм и Мэри со мной уже много-много лет. Я доверяю им, как себе.

— Они что, телохранители? Как и чем они помогают? В чём их преимущество перед, не знаю… Полицией?

— Вилл, прошу тебя, поверь тому, что я тебе говорю. Ведь именно это — вся правда, которая у меня есть. У них сила, о которой ты не можешь представить.

— Мам. Кто. Эти. Люди. — Я сжала её руку, словно пытаясь разбудить её, избавить от её наваждения, вернуть в реальность. — Ты не думала о том, что это именно они? Что, если это Кроутеры? Не боишься платить по счетам? Не боишься верить сказкам о злодеях, когда рядом влиятельные покровители?

— Сэм и Мэри? Нет, конечно, это придёт самым последним в голову. Они спасли меня. И тебя. Не раз!

— Тогда почему ты до сих пор живёшь в страхе?

Розали молчала. Свет её карих глаз постепенно мерк. В жизни не чувствовала, как отдаляюсь от человека. Я перестаю чувствовать её рядом. Я словно остаюсь одна. Радость от победы в споре и громогласном падении соперника с небес на землю резко сменилась волной омерзения. Уж лучше бы в её глазах горел этот пугающий одержимый чем-то большим, чем вера, свет.

— Эта семья — залог твоей безопасности. Я и твой отец не можем дать тебе того же. Уже давно.

— Откуда такая уверенность, мам? Кто нас преследует?

— Ты будешь делать то, что тебе скажут.

— Что? О чём ты…

— На правах человека, который дал тебе жизнь, растил, воспитывал, кормил. Я ставлю тебе условие. — Женщина встала с кровати и обернулась ко мне. Она являла собой воплощение какой-то королевы. Императрицы. — Ты, хочешь того или нет, с сегодняшнего дня, после того как я рассказала тебе всё то, что тебе необходимо знать, делаешь всё, что скажут тебе: Сэм, Мэри, Джон, Дориан и остальные члены семьи. Их цель — сохранить тебе жизнь. Что бы ни происходило.

— Смешно…

— Пока да. И я тебе завидую.

— Ты бы себя слышала! На правах, человека, кормил, растил… Убеждать ты не умеешь.

— Мне незачем тебя убеждать. Будет так, как я сказала. Если есть сомнения…

Розали, по обыкновению, улыбнулась, как если бы я была не её дочь, а самый злейший враг.

— Представь, что могло случиться, не будь их в «Парнасе» в тот день.

После ухода матери из комнаты я с кровати так и не встала. О том, что прошло несколько часов, узнала по темнеющему полотну неба. Состояние моего сознания я не могла оценить. Происходящее пока не было реальностью для меня. Я всё ещё чувствовала себя жертвой розыгрыша и никак не могла осмыслить и понять то, что видела и слышала. Это не было моей действительностью.

Агрессия этой женщины ранит только самых юных и наивных. Мне это не в новинку. Её агрессия — это всегда слабость, отчаяние, невозможность преподнести информацию, убедить человека. Она никогда не идёт в обход. Она тот, кто рубит дверь топором, а не ищет ключ. Если верить матери, Сэм и Мэри — абсолютное добро, мир, свет и спасение. Мне непонятно, из-за чего такое доверие к людям, которые взялись из ниоткуда и вызвались помогать, более того, спасать кого-то ценой своей жизни либо свободы, при этом не требуя ничего взамен. Либо Розали не договорила всё то, что знала, либо она сама не знала всех мотивов. Сэм не производил впечатление всемогущего супергероя. Мэри тоже. Джон. Дориан. Что они могли? Так ли случайно их появление в наших жизнях? Что, если она помешалась и стала частью какого-то культа?

От мысли, пришедшей мне в голову, передёрнуло. Их возраст… Мэри выглядела едва ли старше меня. Джон и Дориан тоже. Сколько им всем было на момент знакомства с моей матерью?

Телефон она вернула, как только я оказалась дома. Батарея была на нуле. Подключив зарядку и загрузив телефон, первым делом я набрала Натали.

«Вне зоны действия сети».

— Чёрт!

В дверь комнаты тихо постучали.

— Входите.

— Не помешаю? — спросила Мэри, не решаясь войти и застыв в дверном проёме.

— Нет, я не занята.

— О, хорошо. — Девушка покрутила ручку двери пару секунд, после вновь подняла взгляд в мою сторону. — Ты есть не хочешь?

На мой молчаливый ответ и тень непонимания на лице Мэри поспешила отреагировать мягкой улыбкой.

— Ты не ела со вчерашнего вечера. Я подумала, что ты захочешь… Кофе и сливочный пирог? — задумчиво проговорила Мэри.

— Чизкейк? — из вежливости уточнила я.

— Почти. Я пока не привыкла к новой духовке и… Немного да, чизкейк. Но пусть будет сливочный пирог, чтобы ты не ожидала от него многого.

В этот момент с нижнего этажа донёсся громогласный мужской смех. Голос я не узнала.

— Ужин совсем скоро, — продолжила Мэри. — Если хочешь, могу поднять тебе еду сюда.

— Я сейчас спущусь, — ответила я. — Только переоденусь.

— Отлично! Ждём!

Едва не подпрыгнув на месте от радости, Мэри развернулась на каблуках и захлопнула дверь.

Впереди меня ждал долгий вечер. Развлекательная программа вряд ли подходила к концу.

Как я и обещала, спустя несколько минут спустилась на первый этаж и, войдя в кухню, сотворила на своём лице некое подобие улыбки. Родители сидели за столом, напротив двери и первые обратили внимание на мой приход. Далее я заметила поднимающуюся со своего стула Мэри. Она подвела меня к столу, усадив рядом с собой и придвинув блюдо.

— Я рада, что ты в порядке, Вилл. — Звонкий голос Мэри продолжал звучать над моей головой. Девушка попыталась погладить меня по плечу, однако жест вышел немного неловким, и она поспешила вернуться на своё место.

— Да, в порядке. — Я вонзила вилку в кусок мяса на своей тарелке. От выражения лица Розали у меня едва не вырвался смешок. — Спасибо за заботу.

Присутствующие молчали. Мэри продолжала улыбаться и внимательно смотреть на меня. Её веселило моё лицо или реакция моей матери?

— Сэм, напомни, пожалуйста, — прозвучал голос отца рядом. — Что это за мясо?

— Хм… Это…

— Сэм, Пол, а мы можем обсудить это как-нибудь потом? — перебила мужчин Мэри. — Мясо очень вкусное и сочное, да, но чьё оно, я пока не хочу думать. Да и не только я, наверное.

За столом послышался смех.

Я вытаращилась в свою тарелку. Это явно не свинина и даже не говядина.

— Могу ли я поинтересоваться, что за вино на столе? — вновь обратился с вопросом к хозяевам дома отец.

Девушка смущённо улыбнулась и повернула голову к мужу.

— Виноградное. Красное сухое. Друг привёз из Аргентины несколько лет назад, — с сознанием дела отвечал Сэм, нежно проводя кончиками пальцев по этикетке на бутылке, словно касался любимой женщины. — У меня есть ещё, точно такое же. Ещё есть гранатовое. Если хочешь, могу поискать.

— Хм… Я не буду против, тем более что никогда не пробовал Аргентинское вино.

— Я, честно говоря, не эксперт и открыл бутылку скорее для вас, чем для себя. Поэтому буду рад, если тебе придётся по вкусу.

— Мне бы такого друга, который привозит вино, — пробубнил папа себе под нос, поднося бокал к губам и делая глубокий вдох.

— Прекрати, Пол, — усмехаясь, проговорила мама. — Ты в лучшем случае отличишь цвет вина, не говоря о вкусе и стране.

Я покосилась на высеченный на узкой шее бутылки герб. Даже интересно, отец хвалил вино из-за вкуса или из-за денег, которых оно стоит? Я обвела взглядом собравшихся за столом. Забавно. Попытки скрыть произошедшее обыденными разговорами выглядели жалко. И как долго это будет продолжаться…

В кухне снова раздались едва сдерживаемые смешки. Я подняла голову ровно поверх своего пустого бокала и неожиданно встретилась взглядом с Джоном. Что он мог означать, я даже не бралась разгадывать. У него в руке толстостенный тумблер с искрящимся янтарём напитком внутри. Он мягко проводил большим пальцем по слегка вспотевшему стеклу. Сидящий рядом с Джоном Дориан перехватил мой взгляд. Кажется, я слышала, как захлопнулись металлические зубья капкана.

— Вилл! — позвал он. — Ты выпьешь?

«Чёрт!»

В руке у парня возникла бутылка виски.

— Нет, спасибо, — ответила я, ненароком взглянув на свои приборы. В одном из трёх бокалов был сок, два других пустовали. Пока.

— Брось! — не унимался парень. — Выпей за наше здоровье.

Он пьян. Нападение. Открытая, бесхитростная манипуляция, которую он пытался скрыть под маской хмельного весельчака.

— Бокал вина и только за ваше здоровье, — улыбнулась я, надеясь скорейшим образом прервать процесс выяснения отношений с Дорианом.

Взгляд Джона прояснился. Он наблюдал за тем, как Сэм заполняет мой бокал. Губы слегка напряглись. Он покусывал внутренний уголок рта.

— Тост! — снова прогремел Дориан.

— Говорить тосты — это не моё. Тем более что не все здесь рады, когда я говорю, — проговорила я, также переводя взгляд на женщину рядом. Та делала вид, что её мои слова не тронули. Улыбка слабая, дрожащая и неправдоподобная.

«Да, мам, хватит улыбаться. Твои друзья знают какая ты».

— Ну же, Вилл! Скажи нам что-нибудь тёплое. Это наш первый совместный праздник. Не будь злюкой!

Я бросила на парня свой коронный «убью тебя чуть позже» взгляд.

— Вилл, не слушай его. Он шутит. Если не хочешь, можешь не говорить, — почти шёпотом сказала Мэри, слегка касаясь моего запястья рукой. — Но на самом деле, мы все были бы очень рады.

— Отлично, будь по-твоему, Дориан. — Я взяла бокал в руку и провела большим пальцем по стеклу. — Но сначала ответь на вопрос. Вижу, ты очень жаждешь побеседовать.

Джон отвёл взгляд с моего бокала на лицо Розали. Уверена, его это забавляет.

— Это была не она. Я уже сталкивался с подобным. Какой-то бот подделывает голос. Спам, не более! — Дориан поднял руку с бокалом высоко над столом и поддел Джона по плечу.

— Её телефон. Она назвала моё имя.

— Да, логично. Это же был звонок тебе.

За столом повисла тишина. Дориан не сводил с меня глаз. И пускай на его лице красовалась нарочито доброжелательная улыбка, во взгляде главенствовали холод и злоба.

— Просто. Здоровье. И всё, — шёпотом отчеканила мама, пытаясь взглядом высверлить в моём лице дыру.

— Да, конечно. — На другом конце стола всё та же тишина. Джон терпеливо ожидал финального выступления. Я улыбнулась, чтобы не выглядеть грустной сукой. Пусть лучше буду весёлой. — За здоровье моих покровителей. И покровителей нашей семьи. Оказалось, я спасена вами уже не раз. Надеюсь, ваших сил хватит на мой оставшийся век. Кстати, Мэри, ты готовишь просто восхитительно! Спасибо!

— Другое дело! — загорланил Дориан. — Вот спасибо!

Мне показалось или все разом шумно выдохнули?

— О, Вилл, — поднимая свой бокал в воздух, произнесла Мэри. — Это очень мило! Спасибо тебе за тёплые слова. Что за громкое слово «покровители»?

Почти уверена, благодарила она искренне. И так же искренне насмехалась над моими словами.

Лицо Розали окрасилось в цвет содержимого моего бокала. Вино и правда восхитительное, хоть я его и не люблю. Тепло от первого глотка приятно разлилось по груди.

— Изумительное вино, Сэм, — вдохновенно воскликнула мама, продолжив пить из своего бокала и делая вид, что её не задели мои слова. — Хотя для меня крепковато.

— Да, ароматное, — согласился отец. — Первый раз такое пробую.

— Отлично! Рад, что понравилось. Отправлю с вами бутылку домой! — Блондин широко улыбнулся, отчего лицо его рассыпалось десятками морщинок. — А ещё мясо. У меня есть медвежатина…

— Сэм! — Мэри резко повернула голову в сторону мужа и копна волос, ниспадающая на её плечо, взметнулась в воздух.

Мои лёгкие самопроизвольно сделали жадный вдох.

— Ого! Роуз, давай чаще сюда приезжать? — смеялся отец.

— Мы вас ждём всегда, — ответила ему Мэри. — Я приглашаю вас на свой день рождения!

— Сколько тебе исполнится?

Облегчение схлынуло, словно волна после шторма. Напряжение в воздухе увеличилось в сто крат. Я испытала наслаждение, когда маски вокруг стали трескаться и осыпаться на пол. Мэри слегка изменилась в лице. Не удивление. Скорее наоборот, тень догадки. Словно я задала правильный вопрос. Дело вовсе не в моей бестактности.

— Вилл. — Возникший из пустоты голос матери привлёк моё внимание. Я повернула голову в её сторону и столкнулась с осуждающим взглядом.

— Что? Мне просто интересно.

За столом все молчали. Даже Дориан.

— Я ведь могу задавать вопросы? — поворачивая голову к Сэму, спросила я.

— Само собой, — поступил сухой ответ от хозяина.

Женщина недовольно выдохнула через нос и поправила воротник блузки.

Мне казалось более чем логичным и правильным поднять несколько вопросов и получить на них ответы. Будь Мэри моложе мамы, её бы вопрос не обидел. Она знает, что выглядит как персонаж романа.

— Я ведь могу задать вопросы? Мам, — последнее произносить становилось всё сложнее и сложнее. Буквально через силу.

Скрежет металлических ножек стула о каменный пол закрыл мне рот. Розали молча встала и вышла из кухни. Я в непонимании смотрела ей вслед. Девушка рядом извинилась и ушла следом.

— Пап?

Отец хмуро поморщился и покачал головой. Этот жест, как правило, значил нечто из серии «не знаю, спроси у мамы». Он не мог дать мне ответа. Либо не хотел.

— И это от одного бокала, — прошептал Дориан за другим концом стола практически Джону на ухо, скалясь в улыбке.

Тёмные глаза парня так и не удостоили меня вниманием. Нет, я не искала этого взгляда. Не надеялась на одобрение или поддержку. Меня смутила его попытка спрятаться.

После ухода Розали я встала и ушла из-за стола. Будучи в своей временной комнате, закрыла дверь на замок и выключила свет. Лежавший на кровати телефон разрывали сообщения:

«Мой новый номер. Звони и пиши на него.»

«Что со старым?»

«Я потеряла телефон. Не знаю где.»

«Ты не звонила мне ночью?»

«Нет, спала как ангел. Почему спрашиваешь?»

«У меня был пропущенный вызов от тебя.»

«Странно. Я не звонила. Да и чёрт с ним. Я удалила все фотки и пароли, поэтому не переживай на эту тему.»

«Я и не переживаю.»

Натали отправила грустный смайлик и замолчала.

«Как себя чувствуешь? Когда домой?» — набрала я ей и отложила телефон в сторону. За дверью послышался жалобный скулёж добермана и шумное фырканье в щель проёма. Пришлось впустить её.

«Живая! На днях еду домой. Ты бы видела, во что превратились мои губы! Или я ударилась, или же меня ударили. Не губы, а пирожки с джемом.»

«Я видела. С ними ты выглядишь симпатичнее.»

«Заткнись.»

Затем пришёл смеющийся смайлик и сердце.

Глава 8. Волхвы

Проворочавшись всю ночь, я уснула только под утро, провалившись в кошмар, словно наяву мне их не хватает. Раз за разом, снилось одно и то же здание, одни и те же крики, шум, тьма, пустые, ни к чему не приводящие лихорадочные поиски, паника и истерики. После очередного минутного пробуждения, я всё-таки умудрилась вырваться из череды ужасов. Однако пробудиться не удалось. Один сон сменил другой. Здесь не было ни шума, ни дыма, ни огня, но тревога и страх следовали за мной по пятам и тут. Время тянулось дольше, тяжелее. Чёрно-белый мир казался спокойнее, но действовал губительнее, чем предыдущие сны. Шли часы, а за окном светло как днём. Вечер не наступал, а я всё ждала и ждала, когда стемнеет. Когда во входную дверь нашей квартиры постучали, я стремглав помчалась открывать. На пороге стоял человек в тёмной одежде, с опущенной головой, лицо его скрывал длинный капюшон, и с него ручьями стекала вода, словно он стоял под ливнем.

— Входи! — наивно и просто крикнула я, приглашая гостя в дом.

Он не шевельнулся, продолжая стоять молча, не поднимая голову.

— Входи! — повторила я, и человек замертво упал на пол.

Я бросилась к нему, падая на колени, в безумных попытках привести в чувство. Кромешная тьма выла и клокотала за дверью. Она окружила нас, но не решалась подступить ближе. От страха у меня предательски полились слёзы. Я рвала и трепала рукава одежды человека, но он не двигался. В попытках затащить его в дом, я лишь выбивалась из сил.

— Вставай! — закричала я, подтягивая упавшего к груди.

Поток холодного воздуха из пустоты обрушился мне на лицо. Так не дует простой зимний ветер. Казалось, сама бездна дышала мне в лицо. Искусственный, ненастоящий, неестественно холодный порыв.

Второй удар воздуха откинул меня в сторону, и тогда я увидела свой кошмар. Тьма стала подползать к ногам человека. Лежащий без чувств, он ничего не мог сделать. Я догадалась, что сейчас будет, и, сорвавшись с места, взяла человека под руки и с силой потащила на себя. Тьма дрогнула, отпрянула, и тогда я решила обхитрить её — резко потянуть на себя человека и закрыть дверь. Однако у меня не вышло. Из глубины этой чёрной массы, из ничего, окружающего мою дверь, раздался истошный, дикий, нездоровый крик, переросший в звериный рёв. То не был рык зверя, тигра или медведя. Так ревёт и воет наш самый страшный кошмар. Это не животное и не монстр. Это воплощение ужаса.

Плотным покрывалом пустота окутала человека и рывком выдернула из моих рук. Я поднялась на ноги, готовясь бежать, но дверь захлопнулась. Бунтуя, я начала ломиться в металлическое перекрытие. Попытки вырваться наружу не увенчались успехом. Словно безумная, я билась о дверь, выламывала ручку, толкала и колотила её ногами, но, как и ожидалось, во сне я была слаба и беспомощна. Это безумие казалось мне вечным.

Внезапно мгла растворилась, мой разум возник в другом месте. Теперь я ощущала себя совершенно иначе. Сказать, что во сне я была собой, будет неправильно. Словно оказавшись в теле другого человека, шагнула под лучи яркого солнечного света, бьющие из некого подобия окна под высоким потолком. В центре чего-то, что называть помещением не совсем корректно, стоял старый массивный стул с неестественно высокой прямой спинкой. Ни стен, ни пола кроме того клочка бетона, куда падали лучи, я не видела. Пройдя ближе к стулу, я усадила своё уставшее и почему-то одеревеневшее тело и положила руки на подлокотники. Немного покачавшись на ножках и поскрипев старой древесиной, я остановилась и подняла голову вверх, туда, где ожидала увидеть потолок, но нашла пустоту, скрытую за рассеянными лучами.

— Ты проиграешь.

Ракурс сна вдруг изменился. Меня будто вытянули из собственного тела и заставили наблюдать со стороны. Оказалось, на стуле сидела я, но раз мой призрак всё ещё там, значит, это я, лишь отчасти. Девушка выглядела старше меня и больше, как если бы я сама стала ребёнком. Наблюдать за собой приходилось впервые и, да, мне это не понравилось. Дело вовсе не в откровенно нарушенных габаритах, а скорее в том, что я не ожидала встретиться с собой. Я чувствовала тревогу.

— Ты проиграешь.

Я, сидящая передо мной, неожиданно усмехнулась. Тут я заметила, что рядом, спина к спине, стоял ещё один, точно такой же стул. И он не пустовал. Лучи солнца ниспадали на длинные волосы незнакомки, сидящей спиной к моему призраку. Понять по голосу или заставить себя обойти их и посмотреть, кто был вторым человеком, у меня не вышло.

— Ты проиграешь, Вилл.

Девушка в кресле, по-видимому, задетая словами собеседника, немного напрягла руки, взявшись за подлокотники. Мышцы шеи вытянулись и заметно выдались вперёд. Улыбка поспешно удалилась с её лица. Откуда-то взявшийся страх за ту, что не была мной, сбил с толку. Девушка двигалась медленно, позволяя мне запечатлеть каждую перемену в ней. Чем сильнее она поворачивала голову, тем сильнее становился страх, и тем чётче я видела ужас в лице своего клона. Она «опаздывала» на несколько мгновений. Её чувства будто копировали мои, уже зародившиеся и сформировавшиеся.

Фантом приблизилась подбородком к левому плечу и перевела взгляд в сторону. Мне оставалось наблюдать за тем, что произойдёт дальше.

Та, чьего лица я ранее не видела, повернулась лицом к моему призраку. Я видела ее.

— Ты проиграешь.

Левый глаз вместе с орбитой стёк ближе к щеке. Бровь и ресницы остались на положенном месте, но виднелись плохо, будто часть волосков выпала. Нос сдвинут вправо. Рот без губ разинут в кривой безумной улыбке, разрывающей лицо почти пополам. Опухший серый язык выпал наружу и ударил о торчащий вперёд вытянутый подбородок. Длинные тёмные волосы лохмотьями спадали на плечи.

Чудовище улыбнулось моему клону, а после перевело взгляд на меня.

Дом погружен в сон. В одиночестве, не тронутая ни единым звуком, ни случайным словом его жителей, я спустилась на первый этаж. Из окна гостиной открывался волшебный вид. С самого утра, едва свет поглощённого облаками солнца появился над лесом, я наблюдала за неспешным снегопадом, спрятавшись за тяжёлой шторой у двери на террасу. Тихо. Спокойно. Не слышно ни ветра, ни шороха снега. Заворожённая магией начала нового дня в доме, окружённом лесом, я словно провалилась в полусон. Лишь спустя пару часов из кухни стали доноситься мужские голоса. Сэм говорил с моим отцом о чём-то вполголоса. К сожалению, звучание их голосов неумолимо тянуло меня за собой, в реальность. Сон не отпускал меня, но путы его ослабевали.

Снегопад кончился. Я отдёрнула штору и прошаркала к дивану. От неожиданности немного вздрогнула, краем глаза обнаружив в кресле напротив камина, угрюмого и мрачного, как какого-то героя старого чёрно-белого фильма ужасов, Джона. Как давно он здесь находился? Вошедших я не слышала.

— Привет, — выдохнула я в жалких попытках вернуть себе самообладание.

— Доброе утро.

Джон, слегка наклонив голову к плечу, уставился в пустой камин. В руке у него я увидела вчерашний толстостенный стакан. Он был полон на треть.

— Давно там стоишь?

— А ты давно тут сидишь? — запоздало подала я голос, неотрывно глядя на стакан в его руке.

Он поймал мой взгляд и опустил руку за кресло, оставляя на виду лишь локоть. Вместо того чтобы переключить своё внимание на что-то другое, я впилась взглядом прямо в глаза парню. Ему это, видимо, не очень понравилось.

— Отвечать вопросом на вопрос — некрасиво, — проговорил он хриплым, уставшим голосом так, словно говорить со мной было пыткой.

— Я пришла сюда утром. Спряталась за шторой, — после этого я усмехнулась собственной нескладности.

— Спряталась? — без тени насмешки переспросил Джон.

— Там очень красивый вид.

— Да. Красивый.

Парень часто заморгал и посмотрел на свою руку, где теплился его утренний коктейль из алкоголя и кубиков льда. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, дополнить чем-то наш будничный диалог, но Джон поднялся на ноги и бесшумно прошёл к двери.

— Доброе утро, Вилл! — всё тем же ликующим голосом поприветствовала меня Мэри, едва я вышла из гостиной.

— Доброе, Мэри. — Странно, но я испытала облегчение от того, что мы с ней встретились и завязался разговор. Отчасти, меня тяготило чувство вины за вчерашний вечер.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально. Спасибо.

— Вчера мы не обработали раны. Пойдём наверх, я помогу.

Коридор второго этажа наполнился светом утреннего солнца. Кто-то распахнул окна и двери пустующих комнат, а ночники так и остались гореть. Мэри, идущая впереди, что-то вещала на тему сложного характера моей матери, иногда переходя на недовольное бормотание. Причиной тому могла стать или ссора, или настрой девушки выговориться. Мы вошли в спальню супружеской пары. Здесь стояла большая кровать, пара пуфиков, туалетный столик, высокий шкаф и точечно торчащие из стены полки причудливой изогнутой формы, напоминающие грибные пластины. Основные цвета интерьера: пшеничный, кремовый, светло-коричневый и неброские вкрапления золота. Только ковер и потолок остались белыми. Девушка усадила меня на пуфик и прошла к высокому шкафу, что стоял в отдалении от стены, там, где Мэри могла хранить свои изящные наряды. Оттуда ею была извлечена пластиковая коробка с матовыми почти прозрачными стенками. По характерным шорохам и лязганьям стеклянных баночек становилось понятно, чем она служила.

— Болит где-нибудь? — спросила Мэри вновь, усаживаясь на пол, передо мной, и подгибая ноги в коленях.

— Голова периодически болит, — ответила я. — Ночью плохо спала.

— Часто у тебя такое или это из-за того, что случилось?

— Когда нервничаю, бывает, что не сплю ночами. Не часто, но бывает.

— Смотри, у меня есть таблетки. Они на основе трав. Можешь пару вечеров пить их, и, думаю, будет легче. Что скажешь?

— Наверно, пока не стоит. Как только я со всем разберусь, сон вернётся.

Девушка не ответила. Из аптечки она достала ножницы, бинты, пластыри, баночку антисептика и тюбик с ранозаживляющим средством. После чего, со знанием дела, Мэри методично сняла бинты с моих рук и принялась обрабатывать раны. Я наблюдала за ней, едва дыша, будто боялась отвлечь её. Когда она закончила, я решилась заговорить.

— Ты знаешь, что произошло в ту ночь? Кто мне звонил и говорил её голосом? — прошептала я, наклонившись вперёд.

Отвечать она не спешила. Тяжело вздохнув, Мэри закачала головой и убрала коробку с лекарствами на пол.

Я наблюдала за ней, ожидая ответа, намёка или сигнала. Хоть чего-нибудь. Казаться спокойной становилось всё сложнее. Ещё немного, и меня разорвёт от количества вопросов, на которые не находилось ответов. От искусственного поведения окружающих, от их фальшивых улыбок. Я наблюдала за Мэри, не отрывая взгляда. Белоснежная кожа. Пальцы немного короче моих. Тонкие. С длинными миндалевидными ногтями. На безымянном пальце теплилось тонкое аккуратное кольцо без камней, выполненное из белого металла. Запястье левой руки украшал браслет из того же материала, с россыпью сапфиров. Под ним, на прозрачной коже девушки, я заметила небольшой шрам в форме крошечного пореза, словно от ножа.

— Вилл, — спустя пару минут прозвучал голос девушки почти шёпотом, — мама беспокоится за тебя. Ты себе не можешь представить, как сильно она за тебя боится. Всё, что она делала и делает, — у этого всего одна цель.

— Спасти меня. Знаю, слышала.

Пара синих глаз на одно мгновение поднялась к моему лицу. Хватило ли Мэри этого отрезка времени, чтобы оценить мои слова?

— От кого? От чего? Неужели за столько лет не нашли этих людей?

— Вилл, всё сложнее…

— Что сложного?

Девушка обессиленно выдохнула.

— Всё обязательно прояснится. Обещаю.

Я молча следила за выражением лица Мэри. Она словно кукла. Ни эмоций, ни чувств.

— Мама сказала, что встретила вас много лет назад. Сколько тебе лет?

— Я хорошо сохранилась, — усмехнулась девушка, но за этой улыбкой виднелась неуверенность.

— Мне не до шуток. Я доберусь до правды.

— Я серьёзно. Едва ли я моложе Розали.

— Тебе не больше тридцати, — отчаянно пытаясь подобрать подходящие слова, допытывалась я. — И ваши глаза.

Мэри аккуратно положила мои руки мне на колени, слегка погладив пальцами внешнюю сторону кистей. Она молчала какое-то время, а после задала вопрос, устремив на меня вмиг потускневшие глаза:

— Ты боишься нас?

Над ответом я не успела даже подумать. Входная дверь в дом с шумом захлопнулась. Я услышала бормотание и ругательства Дориана.

— Что случилось, Дориан? — крикнула Мэри, поднимаясь с колен.

— Ничего! — орал он снизу. — Наша принцесса решила прогуляться.

— О ком он? — спросила я вполголоса, глядя на девушку.