Бесплатный фрагмент - Мертвые не лгут

Tiger Lillies, «Heroin & Cocaine»

Нет ничего хуже, чем когда ломают кайф. Когда в волшебный мир, за который отваливаешь с таким трудом добытую тридцатку, врываются голоса и чего-то от тебя хотят. Навязчивые потусторонние вязкие отвратительные голоса. Они нарушают гармонию и неповторимость прихода, визгом раздолбанной бензопилы вклиниваются в прекрасную симфонию. Они говорят: «Чувак, ты меня слышишь? Бро, вернись, есть дело! Важное, неотложное дело, бла-бла-бла, мы принесли пива; нужно срочно куда-то съездить; тебя к телефону; где тут стаканы…» и тому подобную хрень. И тянут из уютного разноцветного чрева в уродливый серый мир, за который я бы даже цента не дал.

Ненавижу!

Поэтому последнее время я стал запираться на три замка, отключать телефоны и комп, чтобы никто не помешал нырять в самую бездну кайфа. Но оказывается, это не панацея…

— Слышь, мудило, — голос выполз откуда-то из тёмных уголков слуха, — с тобой разговариваю! Я уже задолбался ждать! Мик! Ау!

В моей руке появился огромный гламурно-розовый пистолет, и я стал стрелять в голос, но безуспешно, так как из ствола вместо пуль вылетали мухи и сразу же рассаживались на потолке. А голос становился всё громче, ближе и реалистичнее. Я испугался, что если сейчас не увижу говорящего, то потом будет поздно, и не хватит смелости заглянуть ему в глаза, в оранжевые глаза Сатаны. Только не это!

Я с трудом разомкнул веки. Комната ещё несколько мгновений приводила себя в порядок: стены становились на места, мебель приобретала первоначальную форму и размеры, воздух возвращал себе прозрачность. Всё вокруг застывало в статичной картинке.

Всё, да не всё. У двери стоял черножопый урод в наряде уличного хип-хоппера: спортивный костюм на три размера больше чем нужно, красная бейсболка NY и не зашнурованные поношенные кроссовки.

— Йо! Чувак, ты снова с нами! Наконец-то! — радостно заулыбался ниггер. — Хреново выглядишь.

— Да уж, — согласился я, вытер рукавом пот со лба. — Да и ты не очень.

Доза ещё не до конца отпустила. Я понимал, что с этим ублюдком что-то не так. Но вот что? Какой-то он был стрёмный и не настоящий. Взгляд остекленевший, цвет кожи нездоровый, синие губы, струйка крови стекала из-под козырька, огибала нос и, добравшись до подбородка, стекала на видавший виды «Адидас».

— У тебя тут… это… — я провёл пальцем по своему лицу. — Ковёр не заляпай, ладно?

Он улыбнулся и посмотрел под ноги.

— У тебя нет ковра, — сказал парень и размазал ладонью кровь по щеке.

— Не важно. Ты вообще кто? — поинтересовался я. — Как ты сюда попал?

Я судорожно пытался вспомнить, запирал ли дверь перед тем, как ширнуться.

— Ты меня не узнаёшь?

— А что, должен тебя узнавать? Проваливай, пока я не оторвал свою жопу от дивана и не перегрыз тебе горло.

При всём желании я бы не смог этого сделать. Тело ещё не слушалось, но я сунул руку под подушку, надеясь найти там ствол и вынести мозги этому кайфолому.

— Ты действительно меня не помнишь?

Хотелось поскорее избавиться от этого мудилы, чтобы успеть предаться остаткам рассыпающегося кайфа и забыться в вялой неге. Пушку я не нашёл, зато откопал полпачки «Кэмела».

Ниггер молча ждал, пока я прикурю и выдохну дым первой затяжки. Он переступал с ноги на ногу, как долбанный Фифти Цент на сцене. Казалось, что он сейчас начнёт читать рэп, размахивая руками и тыча в мою сторону пальцами. Неиссякаемый кровавый ручеёк уже залил всю грудь, но это его словно и не волновало.

— Говори, что надо и вали, — проворчал я.

— Ладно, напомню тебе, — сказал гость. — Где ты был два дня назад? В двадцать три тридцать семь?

— Нашёл время мемуары писать. Я сейчас с трудом вспоминаю своё имя.

— Я напомню, окей? Ты был со своим приятелем Джонни Бруксом, по кличке Бобёр. Под Старым Мостом. Помнишь? И ты убил одного чернокожего парня, чтобы наскрести себе несколько монет на дозу.

— Чёрт! — мрачные тени заскользили по стенам и потолку, готовясь наброситься на меня и растерзать в клочья. Я поджал колени, пот полил с новой силой. Страх обволакивал и так слабое тело, чтобы высосать последние силы. Но я таки совладал с собой.

— Ты что, коп? — спросил я. — Ты похож на копа, как я на Бритни Спирс. Я никого не убивал! Всё, пошёл вон. Интервью закончено.

— Нет, убивал. Ты выстрелил ему прямо в лоб…

— Нет!

— Да! — что-то в его лице менялось. Рот становился шире, обнажая жёлтые кривые острые зубы. Нет, мать его, настоящие клыки. Он хищно облизнул губы синим языком. Взгляд буравил меня насквозь.

И тут я всё понял! Всё дело в наркоте. То, что сейчас происходит — всего лишь причуды инъекции, это всё не по-настоящему, это результат химической реакции, происходящей в мозгу и вызывающей из небытия таких монстров, как этот придурок. Он всего лишь плод расщепления диацетилморфина. Не более того.

Это правда, про того парня под мостом. Это было, но я был под кайфом и смутно помню, что произошло. Помню выстрел, помню, как кричал и ругался Бобёр, как он тащил меня, путая следы, по грязным подворотням. Походу, с этим парнем тоже не чисто, потому что при нём было две сотни наличкой. Откуда у ниггера из-под моста столько кэша? Возможно, он был сутенёром или дилером, или тоже кого-то грохнул, а деньги забрал себе. Я не был уверен, что убил его. Бобёр обшарил карманы и отдал мне половину — мятую сотенную купюру. По любому, за сегодняшний кайф я ещё расплачивался баблом из карманов жмурика.

Нас никто не видел. Джонни нет никакого резона болтать о случившемся, так что, откуда этому уроду знать об убийстве? Вывод один — это я создал его в своей фантазии, сам рассказал ему и сам теперь боюсь.

Подняв взгляд на парня, я успокоился. Кроме бледной кожи (ха, побледневший негр: хорошая шутка, нужно не забыть) и мутных глаз ничего угрожающего. Он даже слегка улыбался.

— Йо! — я попытался разрядить обстановку.

— Йо, чувак! — он улыбнулся ещё шире. — Вспомнил?

— Это не важно, что я вспомнил. Важно, к чему весь этот базар?

Это же надо — я веду вполне внятный диалог с глюком. Говорить было трудно. Слова выходили из меня вязким липким гудроном.

— Может, это просвежит память? — и он снял бейсболку. Во лбу красовалось входное отверстие от пули девятого калибра, с запёкшимися краями, и из него лениво продолжала вытекать кровь.

— Круто! Ты похож на индуса. Знаешь, они рисуют на лбу такие хреновины. Тебе даже идёт. Но я тебя не знаю.

— А так? — он повернулся спиной, представив моему взору развороченный затылок. В слипшихся волосах застряли окровавленные осколки черепушки. При желании в его голову можно было засунуть кулак. Не самое аппетитное зрелище.

— Так узнаёшь? — он развернулся обратно и показал на меня пальцем. — Это ты меня убил.

— Прости, брат. Мне действительно жаль. Значит, на это была причина. Я не помню. Клянусь здоровьем покойной мамаши. Всё как в тумане. Прими мои соболезнования. — Я развёл руками. — И извинения. Если бы я знал…

Меня забавляла игра разума. Такого прихода у меня ещё не было. Настолько всё реалистично и логично. Скорее всего, во всём виноваты жалкие остатки совести, вызвавшие этот фантом.

— Но всё равно, меня не очень впечатлило, — продолжал я, — я не беременная старшеклассница, чтобы блевать и падать в обморок от вида твоего затылка. Во-первых, я почти полгода проработал в морге. И не таких привозили. А во-вторых, пару месяцев назад явился дорогой мой папаша, могилу которого ещё лет пять назад перерыли бульдозерами, когда строили новый квартал на Южных Холмах. Он был в своей любимой залитой кетчупом майке, с начатой бутылкой виски в руке и с косяком в зубах. Он орал на меня так, что я чуть не обмочился. Он даже пытался снять ремень с брюк, чтобы выпороть меня за то, что нашёл у меня под матрасом пару номеров «Хастлера». А когда-то заходил сам Джимми Хэндрикс и обещал отмудохать меня своим легендарным «Фендер Стратокастером», если я немедленно не выброшусь в окно. Я уже молчу о самом президенте Рузвельте. Так что, ты не первый глюк с того света. А теперь исчезни на хрен!

Такой длинный монолог я говорил целую вечность, но мёртвый парень терпеливо слушал меня.

Я демонстративно развалился на диване, поправил подушку и закрыл глаза. Несколько минут всё же опасался, что этот зомби набросится на меня, вырвет и сожрёт моё сердце. Но ничего не произошло. Я знаю, как бороться с такими спецэффектами. Тупо игнорировать, и они лопаются мыльными пузырями от недостатка внимания. В итоге я провалился в фиолетовые сны, от которых потом остаётся неприятный налёт во рту и дрожь в теле.

«Посмотри на мир без наркотиков».

Идите в жопу!

Если бы тот, кто придумал этот слоган, посмотрел на мир из моего окна, прогулялся бы осенним дождливым вечером по улице, на которой я живу, мимо мусорных баков, картонных коробок, набитых вонючими бомжами, перекрёстков, оккупированных престарелыми пятидолларовыми проститутками, мимо пустых чёрных окон разваливающихся домов, и вышел к реке, обмелевшей, играющей радугой бензиновых пятен и несущей к океану всякое дерьмо; если бы, не успев пройти полквартала, был ограблен толпой отморозков-малолеток, только потому, что не захватил с собой ствол, а явившись в госпиталь пожаловаться на разорванную ударом биты селезёнку, получил отказ из-за отсутствия страховки; если бы его соседями по коридору были безбашенные придурки, собранные со всех стран третьего мира, то я не сомневаюсь, что он сразу же на все свои сбережения накупил бы кокса и забил им ноздри до самого отказа, только бы не видеть этого сраного мира. И никогда бы не сочинял подобную фигню.

«Посмотри на мир без наркотиков».

Занимайтесь этим без меня.

Бог, создавая Вселенную, сильно накосячил. И чтобы это было не так заметно, подбросил нам всякой хрени, начиная с пива и кончая героином, чтобы мы поменьше обращали внимание на его топорную работу.

Жизнь — дерьмо. Но так оно хоть немного смахивает на конфетку.

Мне не хотелось смотреть на этот мир, поэтому просто лежал с закрытыми глазами. Меня отпустило, но накатывала новая волна беспокойства. «Больной, пора принимать лекарство» — противным голосом напоминало тело. Я был спокоен, имея в запасе целых две дозы. Некуда спешить.

— С возвращением, — услышал я чей-то голос.

Я открыл глаза. За окном был вечер. Неоновая вывеска над баром в доме напротив бросала на потолок моей комнаты разноцветные блики. За окном ругались. Просигналила машина, и раздался дружный смех. Где-то ухали басы аудиосистемы.

— Эй, Микки, ты меня слышишь?

— Кто здесь? — спросил я и потянулся к ночнику. Лампа осветила силуэт, сидящий в кресле.

— Как это кто?

Я приподнялся на локте и увидел того самого парня с вывороченным затылком. Только сейчас он выглядел совсем иначе: чёрный костюм-тройка, белоснежная рубашка, красный, небрежно повязанный галстук, сияющие остроносые туфли. И цилиндр на голове. Самый настоящий, как у мистера Авраама, мать его, Линкольна. Он сидел, закинув ногу на ногу, с толстенной сигарой в зубах. И выглядел намного свежее, словно и нет у него в голове дыры, а мозги не остались на мусорной куче под мостом.

Сложно удивить человека, который почти не различает границу между реальностью и галлюцинацией. Удивляться я уже давно перестал, куда проще принимать всё как есть и не ломать голову, почему всё именно так. Будь этот парень сто раз застрелен, мне совершенно наплевать. Если он здесь сидит, значит, это возможно, и у меня нет желания разбираться в природе этого феномена. Пусть себе сидит. Если я не буду обращать на него внимания, ему это надоест, и он уйдёт. Или испарится, или его сожрут трупные черви. Это не моё дело.

— Ты ещё здесь? — только и спросил я, и снова закрыл глаза.

— Чувак, этот номер не пройдёт, — он явно читал мои мысли. — Не нужно меня игнорировать. Ясно? Или как только ты попытаешься залезть на какую-нибудь шлюшку, я каждый раз буду стоять рядом и давать советы. Хочешь?

— Плевать, — сказал я. — Я уже не помню, когда последний раз трахался. Так что, отвянь.

— Давай поговорим. Пять минут. И я исчезну из твоей жизни навсегда.

Достал!

Я сел на диване, дрожащими руками выбил из пачки сигарету. Закурил. Мозги работали с трудом, тело ныло и просило героина.

— Как твоя башка? — спросил я.

— Нормально.

Он приподнял цилиндр, и на его лбу не оказалось не то что дырки, а даже самого замшелого прыщика.

— Прикольно, — сказал я. — Ты правда тот парень? Мне жаль, клянусь. Сам не знаю, как это я… пуф. И что я выгадал? Бобёр выбросил пушку, за которую я отвалил три сотни. Бешеные деньги.

— Это поправимо, — перебил меня гость, — я знаю, где лежит ствол, а ещё он весть излапан твоими пальчиками.

Усталость навалились на меня, придавила к дивану. Ну, что мне так не везёт? Хотя, так и должно быть. Финал моей жизни очевиден, и он не имеет ничего общего с достойной пенсией, вознёй на приусадебном участке, тихими вечерами в шезлонге с чашкой чая и пончиками. Мои дети не соберутся на Рождество, и я не приготовлю им индейку. У меня нет детей, а моя жена ушла (вы не поверите!) к разносчику пиццы. Представляете! Даже не к коммивояжёру или автомеханику! Я даже знаю, как я умру. Необходимая доза растёт всё быстрее, и скоро она станет смертельной. Или, как вариант, меня забьют насмерть, при попытке добыть денег на наркоту. Круг знакомых сужается с каждым днём, и остаются только самые конченые ублюдки. Но пусть так, чем попасть за решётку, где будет ломка, где придётся смотреть на мир без наркотиков, где мне порвёт задницу здоровенный потный ниггер. Только не тюрьма.

— Что тебе нужно? — спросил я. — Ты хочешь мести? Я же попросил прощения. Но если все мои извинения — пустой звук, давай поскорее всё закончим. Мне пора принимать лекарство.

Он рассмеялся. Смех у него был противный, скрипучий и не весёлый.

— Месть? Микки, мне не за что мстить тебе. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен. Что я видел в жизни? Скажу тебе прямо — ни хрена интересного. Клоака. История моей жизни не намного отличается от твоей. Так что, ты должен меня понять. Зато теперь я получил то, о чём и мечтать не мог. Видишь этот дурацкий костюм на мне? Мне стоило только подумать, что не хочу больше носить спортивные костюмы, и вот я настоящий джентльмен. Просто подумать. Здесь я могу иметь всё. Даже наркотики. Но тут они не убьют меня и не сорвут крышу, и я не попадусь копам. Здесь нет копов, если я, конечно, не закажу себе парочку на завтрак. Вот ответь честно, когда ты ел мороженое?

И тут я заметил, что вместо сигары он держит мороженое. Фисташковое, посыпанное шоколадом и орешками. В хрустящем вафельном конусе. Я даже учуял его запах. Мёртвый ниггер аппетитно слизывал начинающую таять верхушку. Кусочек сорвался и упал на лацкан пиджака, повис жирной каплей.

— При жизни я не мог позволить себе такое лакомство. Я мог потратить бабло на что угодно — сигареты, выпивку, девок, травку. На гамбургер и пиво. На наушники и диски. На футболки и кроссовки. Но на мороженое у меня никогда не было денег. Я не ел его с самого детства. Да и в детстве особо не ел, потому что моему отцу в первую очередь нужны были курево и бухло. Зато теперь я знаю — нет ничего вкуснее мороженого, и я просто просерал свою жизнь.

Он откусил солидный кусок и стал гонять его во рту, чтобы тот растаял.

Да, насчёт мороженого он прав. И ещё насчёт кучи мелочей, которые мне нравились; но были вещи поважнее, чтобы раскрашивать этот дерьмовый мир.

— И что тебе нужно? — спросил я.

— Хочу отблагодарить тебя.

— Скажи тогда, где моя пушка?

— Легко. Она лежит в траве слева от старого дорожного знака при въезде на мост. Метрах в двух. Если ты поищешь, обязательно найдёшь.

— Скажи, ты мне снишься? Или что? Кто ты такой, чёрт побери? — мне показалось неестественным разговаривать с мертвецом или с порождением моей фантазии. — Почему ты ещё не в гробу, если я тебя убил?

— Похороны завтра. А сейчас моё тело лежит в морге, в холодильнике наспех заштопанное. Знаешь, и слава Богу, что я от него избавился. Так намного лучше. А кто я? Фиг его знает. Наверное, призрак, фантом, приведение. Понятия не имею.

— И я тебя реально вижу?

— Ты — да. Другие — нет. Только не надо звать соседей и расспрашивать, есть ещё кто-то в комнате или нет? Тебя сразу отправят в психушку. Ладно, давай к делу. Насчёт отблагодарить — могу предложить сорвать куш, в миллион с хвостиком долларов. Чисто и безнаказанно. Просто взять деньги и уйти.

— То есть, вот так просто? И никто меня не будет искать, а когда найдут, не подвесят на крюк и не станут избивать куском арматуры, пока у меня не вывалятся кишки? Просто взять и уйти? Может, они ещё и подписаны: «Дорогому Мику Эдсону»? Если это единственное предложение, можешь проваливать. А то опоздаешь на похороны.

— Мик, не кипятись. Я знаю столько, что ты даже не представляешь, и не только настоящее и прошлое, но и будущее. Не в полной мере, но кое-что до меня доходит.

— У таких денег есть хозяин. Они не могут быть ничьими. А те люди, чьи эти это деньги, будут их искать, и, поверь мне, найдут. Пару лет назад, один хмырь умыкнул у мистера Ковалли десять кусков. Заметь, не миллион, не сотню тысяч, а всего десять. Чисто увёл, никто бы ничего не доказал. Но когда ему отрубили пару пальцев на руке, он сразу признался, и вернул деньги. Даже потратить не успел. Но его всё равно грохнули. Манеры в мире живых оставляют желать лучшего. Поэтому, спасибо за предложение…

— Мик, подумай хорошенько. Эти деньги никто искать не будет. Всё просто. Восемь лет назад было нашумевшее ограбление банка в Сиэтле. Всех участников арестовали. Но деньги так и не нашли. Когда они пытались уйти от копов, то сумку бросили в мусорный бак в какой-то подворотне, чтобы потом вернуться и забрать. Они позвонили своему напарнику, чтобы он подхватил посылку. Но тот по дороге попал в аварию. В общем, он не доехал. Разбился в лепёшку. А в это время какой-то забулдыга с коляской, полной мусора, полез в бак поискать деликатесов на обед и выудил добычу. Но этот счастливчик, не смотря на социальный статус, вовсе не был идиотом. Он надёжно спрятал находку, выудив оттуда немного денег на жизнь. И терпеливо ждал. Но вот сейчас ему ждать надоело, и он отправляется в Канаду с чемоданом, полным чистого, потёртого и не переписанного кэша в мелких купюрах. Усекаешь? Грабители сидеть будут ещё долго. Копы уже отчаялись найти деньги, банк получил страховку. Где-то так. И ты хочешь отказаться от такого дела? Подумай! Это лимон! Ты сможешь накупить себе столько дури, что не протянешь и недели, как откинешь копыта от самого крутого кайфа. Ты сможешь нафаршировать себя самым чистым, белоснежным героином, обкуриться лучшей травы, купить себе аптеку, чтобы иметь доступные пилюли. Любой каприз. А можешь завязать, жениться, завести бэбиков, собаку и даже пони. И жить в своё удовольствие. Поверь мне, если бы об этом узнал тот же Ковалли, он бы ни минуты не колебался, хотя для него этот миллион песчинка в море.

Я слушал, открыв рот, даже забыв о том, что у меня есть целых две дозы, и я мог прямо сейчас забыться в сладких грёзах. И у меня не было аргументов для отказа.

— Отель «Караван», номер сто тринадцать. Двадцатого октября в тринадцать двадцать три. Дверь будет открыта. Хозяин будет в душе семь с половиной минут. Две сумки найдёшь под кроватью. Тебе нужно будет просто зайти и забрать их. Спуститься по лестнице на парковку и свалить. Всё.

Мороженое совсем растаяло, и он бросил его на пол. Оно плюхнулось на паркет зелёным пятном и исчезло, как и не бывало.

— Я должен поверить в это? — спросил я.

— Можешь не верить. Твоё дело. Включи телевизор. Пульт под диваном.

По телеку шёл бокс.

— Смотри внимательно. Этот коротышка в третьем раунде на одиннадцатой секунде отправится в нокаут. И запомни — мёртвые не лгут. Никогда. Пока, амиго.

Я только открыл рот, чтобы ответить ему, но кресло оказалось пустым. Он просто исчез, растворился в воздухе.

The Urban Voodoo Machine «Go East»

Коротышка на ринге не успел вступить в третий раунд, как пропустил такой мощнейший правый хук, что капа улетела в зал, а сам он рухнул мешком и вряд ли слышал, что там отсчитывал рефери.

Я не стал смотреть, как ликуют болельщики и врачи возятся с носилками. Я уже искал ботинки. Покойник не соврал. Значит, и насчёт пушки он сказал правду. И о бомже-миллионере. Мысли мелькали в голове, как в калейдоскопе. Пистолет! Ширнуться! Какое сейчас число?! Какую тачку купить, когда у меня будет лимон? Куда свалить из этого района? И куда податься из города? Где этот «Караван»? Ширнуться! Нет, только не сейчас. Сейчас нужно бежать к мосту. Копы за два дня, наверное, перерыли всё в поиске улик. Я попытался вспомнить, что же произошло.

Бобёр потащил меня под мост, чтобы встретиться с каким-то чуваком с пятнадцатой улицы. Помню только, что мост напоминал динозавра, гигантского диплодока на толстенных лапах, и нужно было следить, чтобы он случайно не наступил на нас. А в темноте пряталась целая армия нацистов. Они сидели в засаде, но я видел отблески от очков и оптических прицелов. Слышал, как они зажимали пасти своим овчаркам, чтобы не лаяли. Огоньки сигарет то и дело краснели в темноте. И этот шепот на немецком языке. Я был наготове. Сразу сказал себе, что живым не дамся. И все четырнадцать патронов не пропадут даром. Последний, конечно же, оставлю для себя. Пушка под рубашкой за поясом. Выхватить её — мгновенье.

Бобёр ничего этого не замечал. Когда мы пришли на место, он закурил и принялся рассказывать анекдоты. Он так громко разговаривал и ржал над своими шутками, что его слышно было на другом конце города. Я не стал расстраивать его и промолчал о засаде. И тут мелькнула какая-то тень, я услышал шорох шагов. Вот оно! Началось! Я выхватил «Беретту» и шмальнул в приближающийся силуэт. Вспышка выстрела на миг вырвала из темноты лицо, которое я не успел рассмотреть. Тот, в кого явыстрелил, упал, и Бобёр стал кричать и молотить меня кулаками по плечам, не подозревая, что я только что спас ему жизнь. Я пытался вырваться, чтобы отстреливаться, но никто больше не рискнул на нас напасть, а Бобёр забрал пистолет и пошёл к телу, я нервничал, а потом мы побежали, и всё плыло, и земля дрожала. Коктейль морфина с адреналином совсем сорвал мне крышу: за нами гнались фонари, и стены подворотен кричали вслед.

Утром я проснулся у себя, как попал домой — не помню, но на столе лежала мятая сотня и пять «весов» с героином. Бобёр по телефону сказал, что это подарок от покойника, а сам он едет в автобусе. Куда — не скажет. И чтобы я больше ему не звонил.

.Моросил дождь, и ветер швырял брызги в лицо, поэтому улицы были почти пусты. Только шлюхи теснились под узкими карнизами закрытых магазинов. Я накинул капюшон и почти побежал, не замечая луж. Вот и дорожный знак, смятый, сложенный почти пополам малолетними придурками. По этой дороге уже несколько лет никто не ездит после того, как открыли новую магистраль. Сюда нелегально свозили строительный мусор, и старая дорога стала похожа на перерытое кротами поле. Огромными железными кротами, оставляющими после себя кучи битого бетона. От знака до места, где я пристрелил парня, было метров триста, поэтому я побоялся включать фонарь, опасаясь, что там могут оказаться копы. Мало ли, что им взбредёт в голову. Небось, сидят в машине в полной темноте, запивают пончики холодным кофе, и ждут, когда убийца вернётся, чтобы замести следы.

Слева от знака. Где, мать его, лево у этой мятой жестянки. Я упал на колени в мокрую жухлую траву, и стал наощупь шарить в поисках пистолета, сбивая ногти о камни, царапая ладони. Рука влезла во что-то липкое, и сразу завоняло дерьмом. Чёрт! Будь проклят Бобёр, парень с пятнадцатой улицы, мост, пистолет и особенно тот мёртвый нигретос! Я принялся вытирать говно об мокрую траву, но вонь въелась в кожу и меня чуть не стошнило. Джинсы намокли, и ноги стали замерзать. Я прополз полный круг, но ничего не нашёл. Эта сволочь обманула меня, или полицейские подсуетились и нашли орудие убийства и сейчас меня уже ищут по всему городу, а в моей комнате ждут трое детективов с ордером и взведёнными курками. Только не это. И я снова пополз. И вдруг рука наткнулась на гладкий мокрый металл. Есть! Это была моя «Беретта». Я не видел ни черта в сырой темноте, но рука сразу узнала, сжала рукоятку, наслаждаясь весом и холодом стали.

Схватив пистолет, я побежал к реке, грязной и зловонной, как то дерьмо, в которое я влез. Бульк — и улика упала на дно, исчезла навеки в полуметровом слое ила, нанесённого из очистных сооружений. Теперь у закона ко мне никаких претензий. Я кого-то убивал? Что вы, офицер? Дайте мне самого хренового адвоката, и вы пожалеете, что связались со мной. Я даже машину не паркую в неположенных местах. Потому что у меня нет машины.

Теперь можно было никуда не спешить. Я шёл домой, не обращая внимания на непогоду, на то, что штаны, насквозь пропитанные водой, пытаются сползти вниз, на то, что в ботинках хлюпает, а от меня несёт, как от говночерпалки. Меня ждёт душ, диван, сухой и тёплый, кофе, а потом я медленно заварю зелье, и по венам потечёт новая серия фильма-утопии, и я посмотрю её от начала до конца. А завтра утром (ведь завтра же двадцатое, если я не ошибаюсь) отправлюсь за сумками, набитыми новыми перспективами. Только бы не проспать. Вспомнив о деньгах, весь оставшийся путь, я мечтал о пляжах Лос-Анжелесса, о грудастых волейболистках в бикини, о собственном небольшом баре прямо на берегу океана. И возможно, мир без наркотиков мне понравится. Возможно, не совсем без наркотиков, там видно будет.

Проснулся я рано. Дождь закончился, но небо было затянуто серо-синей пеленой, похожей на сплошную гематому. Я принял душ, побрился, заставил себя съесть банку кукурузы — единственное из жратвы, что нашлось в доме. Выпил кофе и выкурил сигарету. Натянул на себя более-менее приличную одежду, но всё равно, выглядел, как оборванец. Из приличного отеля меня вышвырнут, не спросив, какого чёрта я туда припёрся. У меня ещё была целая сотня и немного мелочи, и я решил приодеться. Благо, в паре кварталов был черитишоп «Армия спасения», где всего за тридцатку я купил себе джинсы, шерстяной джемпер, куртку и почти не ношенные туфли. Прямо в этом и вышел из магазина, выбросив старую одежду в мусорный бак. Теперь никто бы не сказал, что я конченный джанки. Запах химической обработки преследовал меня некоторое время, пока я не привык. Но это мелочи по сравнению с тем, как я благоухал вчера. Оставалось ещё прилично денег, и я думал взять такси. Но до тринадцати двадцати трёх оставалось больше двух часов, особо некуда спешить. Проехав несколько остановок автобусом, я вышел и утонул в тени небоскрёбов.

Как выяснилось, «Караван» находился в даунтауне, и был он не какой-нибудь ночлежкой для мексикосов. Это был солидный отель с кучей звёздочек. Я не стал даже останавливаться возле него, чтобы случайно не запомниться какому-нибудь бдительному пенсионеру: «Да, этот человек стоял несколько минут у входа и рассматривал окна. Я его хорошо запомнил. Он сразу показался мне подозрительным». Я прошёл мимо, побродил по улицам, рассматривая витрины и вывески. Когда я был здесь в последний раз? Когда выбирался из трущоб? Всего в паре миль была совсем иная жизнь, с домами, не исписанными безграмотными граффити, без мусора на тротуарах, без шпаны с битами, которые могут за пару долларов забить до смерти, без трипперных шлюх, сонных сутерёров и суетливых драг-дилеров. Нет, это всё есть и здесь, но оно не бросается в глаза, оно красиво оформлено и вместо тошноты вызывает восхищение. Если уж дерьмо везде, то пусть оно хотя бы выглядит красивым. И, как большой эстет и ценитель прекрасного, я останусь в хромированно-гранитно-хрустальном мире, и меня уже не затащишь обратно в вонючую дыру, откуда я выбрался. Нужно всего ничего — подождать полтора часа и забрать две сумки, набитые, как мешок Санта-Клауса. Я зашёл в кафе, заказал кофе и мороженое. Мне так захотелось мороженого! А тот факт, что никто на меня подозрительно не смотрел и я не выделялся из общей массы, только укрепили мою уверенность, что всё получится. Кофеин взбодрил и немного отвлёк от накатывающего желания уколоться. Я пытался контролировать себя, но тот демон, который поселился во мне, тоже не дремал. Я справлюсь, а потом найду способ избавиться от него. Просто сейчас нужно продержаться. И не налажать.

Настенные часы показывают двенадцать тридцать шесть. Осталось немного. Капельки пота проступили на лбу. Нет, это потому, что здесь жарко — успокаиваю я себя. Ещё кофе. И пора идти.

В тринадцать десять портье открыл передо мной дверь отеля, озабоченно поинтересовавшись, хорошо ли я себя чувствую. «Хуже некуда, дружище» — ответил я и вошёл внутрь. Холл был размером с футбольное поле, с фонтаном, мраморными колонами, настоящими пальмами в гигантских кадках, столиками кафе, креслами отдыха, сидящими, стоящими и снующими людьми, чемоданами, сумками, детьми и собачками. Больше похож на вокзал. Никто не обратил на меня внимания, и я без суеты добрался до лифта. Одиннадцатый этаж. Со мной из лифта вышла старушка и вцепилась в рукав.

— Молодой человек, вы не могли бы оказать услугу.

— Нет, — отрезал я.

— Я вас очень прошу, не могли бы посмотреть…

— Отвали, карга, — прорычал я. — Все вопросы к персоналу.

Она шарахнулась от меня и посеменила по коридору.

Тринадцать семнадцать. У меня ещё шесть минут. Это чертовски долго! Я медленно пошёл, рассматривая цифры на дверях.

— Вам помочь? — услышал я за спиной.

Горничная со стопкой белья в руках вопросительно смотрела на меня.

— Нет, спасибо.

— Вам нехорошо? Вы такой бледный.

— Давление скачет.

— Давайте, я вызову вам врача. Вы из какого номера?

— Я пришёл в гости.

— В какой номер?

Руки так и чесались заткнуть ей пасть простынями и пододеяльниками, чтобы не задавала лишних вопросов. А лучше бы пристрелить её и старушку. Они точно запомнят меня. «Да, такой невоспитанный молодой человек, помню, а как же…», «да, я сразу поняла, что с ним не всё в порядке, он потел весь и был бледный, как дохлый мельник».

«Грейс» — прочитал я на бейджике. И завис. Просто стоял, уставившись в пластиковый прямоугольник на груди.

— Вы к кому пришли? — спросила Грейс.

— Не знаю.

— То есть?

— Меня попросили подождать в коридоре. Ко мне сейчас выйдут.

— Вы точно в порядке?

— Да.

И тут в конце коридора открылась дверь и появилась та самая старуха, которую я послал к чертям.

— О, миссис, — позвала она горничную. — Вы мне нужны! Помогите, у меня тут проблема.

— Да, конечно.

Грейс потеряла ко мне интерес и пошла на выручку старухе.

Я взглянул на часы. Тринадцать двадцать. Ещё три минуты. Я прислонился к стене и проводил взглядом горничную. Когда та скрылась за дверью, снова стал искать номер сто тринадцать. Цифры на табличках расплывались и двоились. Соберись, Микки. Через три минуты у тебя начнётся новая жизнь. Тринадцать двадцать одна. Вот она, нужная мне дверь. Я просто стоял и смотрел, как меняются цифры на электронном циферблате. Очень медленно. Только бы никто не вышел в коридор. Я и так засветился по полной программе. Утешало одно — если история про бомжа с миллионом правда, он не пойдёт в полицию. «Здравствуйте, у меня украли миллион мелкими купюрами, две сумки. Я как раз собирался вывезти их в Канаду. А тут такая неприятность. Помогите». Он будет бегать по этажам, рыскать по холлу, бледный и полуобморочный. Взгляд его, как самонаводящийся прицел настроится на поклажу — чемоданы, сумки, баулы, рюкзаки, мешки и ящики. И когда ничего не найдёт, сойдёт с ума, или покончит жизнь самоубийством. Или просто обрадуется, что больше нет головняка, и вернётся в свой картонный домик в зассаной подворотне. Но не обратится к копам. Сто процентов.

Чёрт, тринадцать двадцать шесть! Я завис, теряю драгоценное время!

Дверная ручка поддалась, и дверь открылась. Только бы ниггер не обманул меня. Вдруг там не окажется никаких денег, или деньги будут, но с нагрузкой в виде нескольких колумбийских наркоторговцев. Или этот бомж сидит в кресле с дробовиком и ждёт, когда я зайду, чтобы сделать из меня фарш. Но в комнате никого не было. Я услышал пение и шум льющейся воды. Всё. Как и должно быть. Осталось только взять деньги под кроватью и уйти. Под кроватью.

Но я не видел никакой кровати! Диван, два кресла, торшер. Плазма на стене, журнальный столик с начатой бутылкой виски, пепельницей и вазой с фруктами. Ковёр на полу, люстра на потолке, и никакой грёбаной кровати! Даже самой маленькой, самой захудалой, самой вонючей долбаной кровати! Голос в душе пел что-то из Джо Кокера, что-то про миллион долларов. Пел про мой несуществующий миллион под мифической кроватью. Я заметался, заглянул за кресла — ничего. Вода перестала литься, и я услышал: «Тебе не нужен миллион, ля-ля-ля». Сначала я не понял, что это слова песни.

Пошёл к чёрту! Мне нужен этот миллион! Кровать! Конечно, в спальне! Я увидел дверь в углу комнаты, бросился туда. В ванной звенели склянки. Эта сволочь, наверное, поливает себя одеколоном, чтобы перебить ароматы свалок и канализаций.

Я забежал в спальню и прикрыл дверь. Вот она, огромная кровать, застеленная розовым покрывалом, края которого свисают до самого пола, гора подушек, по бокам ночники и тумбочки. Я упал на колени, закинул края покрывала наверх и сунул голову под кровать. Ничего! Нет, с другой стороны что-то темнело. В один прыжок оказался по другую сторону, и рука сразу нащупала ручку, я потянул на себя. Большая спортивная сумка, синяя с красной полосой, набитая до отказа и весившая килограмм двадцать. Я еле вытащил её. Вторая стояла рядом. Но тут я услышал, как включился телевизор в гостиной, и хриплый голос пел уже у самой двери. Я бросил взгляд на часы — тринадцать тридцать две. Я всё просрал. Сейчас этот певец зайдёт в спальню и, увидев меня склонившимся над его баблом, придёт в неконтролируемую ярость. Я бы поступил именно так.

Я оставил сумки и бросился к выходу, стараясь не сильно шуметь. Неожиданность — мой козырь. Дверь открылась, и передо мной предстал совершенно голый мужик, высокий и крепкий, с полотенцем в руках. Он даже не успел сделать удивлённое лицо, как я врезал ему кулаком прямо в кадык. Под костяшками хрустнуло. Мужик схватился за горло, упал на колени и во рту у него запузырилась кровь. Я ударил его ногой в голову, он упал на бок и даже не пытался встать, только хотел вдохнуть воздуха, но вместо этого харкал кровью на белоснежный ковёр.