Бесплатный фрагмент - Мертвая царевна с Запретного острова

Предисловие

Великая река Обь несет свои чистые воды к морю-океану, и давным-давно на её берегах жил народ, о котором и будет рассказ. Люди эти жили не только на реке, но и у самого Студёного моря, и были среди них и сильнейшие волхвы, и колдуньи, чья сила не знала пределов. Острова же моря тоже полны тайн, и на одном из них было прибежище великой колдуньи, самой Мёртвой Царевны, и её верных слуг и помощников- Семерых Грезящих. Были они заступниками и покровителями этих земель и людей, хоть и людям было невмоготу и смотреть на них. Жил с ними и Серый Волк, верный слуга самой Мёртвой Царевны, Эльги. Но были и до них великие волхвы, тех, кого обрекли на непростое служение сами Великие Стражи Мира.

Мёртвые пчёлы не гудят

Повесть первая. Начало

Маленькая девочка стоявшая рядом с крыльцом дома, увлеченно играла с таким же маленьким хорьком. Она топала на него ногой, тот тоже в ответ топал, подпрыгивая вверх, сразу всеми четырьмя лапами, и крутился вокруг нее юлой.

— Эльга, — кричала ей мать, шедшая из сарая, с крынкой молока в руках, — опять кого-то подобрала?

— Это не кто-то, это Рыжик, — ответила девочка, протянув свою руку к питомцу, что бы погладить, а тот, вместо того, что бы ее укусить, лишь обнюхал пальцы и позволил почесать себя по голове, лишь подняв ушки вверх, и внимательно смотрел на нее своими глазами-бусинами.

Мать только покачала головой, и спокойно прошла мимо. Она уже привыкла, что никто из живности ее дочь не обидит, а она тащит всех в дом. Было в этом и хорошее. В сарае, когда приходила Эльга, коровы вели себя чинно, и не пытались прижать к стене ни ее, ни кого-то еще. А с ней одной такое бывало, и лишь кнутовище помогало от сильных ушибов. Ну а хорек? Хорек как хорек. Тоже хорошо, мышей не будет.

— Пошли на обед, все накрыто, — позвала она дочь.

— А Рыжика?

— Старую миску найди, с отбитым краем. Я ему молока налью.

Девочка побежала в подклеть за старой деревянной миской, а хорек прыжками пустился за ней.

За обедом сидела большая семья, мать, Гита, отца звали Кувар, брат, Такай и сестры, Зарена и Тара. Эльга еще раз посмотрела ни них, поверх своей миски, закрыла глаза, и увидела опять темную полосу на груди Зарены. Вздохнула, и опять посмотрела в миску, доедая вареную рыбу, запивая простоквашей из деревянной чашки. Все поели, и девочка подошла к матери, и смотря ей в глаза, подергала за рукав платья.

— Мама, послушай, с Зареной плохо. — говорила, смотря прямо в глаза Эльга, — Болеет она. Отведем ее к ведунье. А то вдруг горячка у нее? — попросила Гиту дочь.

— Напридумывала опять. — нахмурилась женщина, — Хочешь к Каре сходить, в камнях ее покопаться?

— Нет, — опустив голову, ответила Эльга. — Хотя посмотреть на камешки- это здорово, — вздохнула девочка.

— Ну ладно, пошли сегодня к знахарке, — крикнула она Зарене, — И ты с нами пойдешь, — она посмотрела в глаза дочке, — узнаем, наконец, в чем дело.

Гита приготовила подарки для Кары, и сложила все в лукошко. Оделись во все нарядное и Зарена с Эльгой, в провожатые взяли собаку со двора. Дом ведуньи был недалеко, но не в самом селении, знахарка объясняла, что с людьми рядом ей жить тяжеловато. И пошли они по тропинке, и иногда Эльга, играя с собакой, обгоняла мать. Цветы росли вовсю, и пчел было много, жаль только, что не одни пчелы летали в воздухе, и всеми нелюбимые комары, да и слепни попадались. Гита обмахивалась веточкой, отгоняя комаров, и дочери вели себя также, может быть, только махая гораздо сильнее. Вокруг дома колдуньи стоял плетень, почти в человеческий рост, и красивые резные ворота с калиткой, подарок, как говорила сама знахарка, одного излеченного ею человека, прикрывали вход во двор. Гита постучала в калитку, и как везде, залаяла собака, то ли приветствуя гостей, то ли показывая свою службу хозяевам дома. Вскоре послышался шум шагов, и заскрипел засов, открываемой калитки.

— Привет, Гита. Рада тебе, и с дочерями пришла? Заходи.

— И тебе здравствовать, Кара, — ответила Гита поклонившись, — проходите, — сказала она дочерям.

Гости вошли во двор, Эльга привязала собаку, и Кара повела их в гости. Дом был обычный, из бревен, на высокой подклети с двускатной крышей. Крыльцо было богатое, изукрашенное деревянными резными кружевами. Они поднялись по лестнице в дом, и ведунья открыла дверь в горницу. Эльга жадно все оглядывала, надеясь хоть здесь увидеть небывалое. Но ничего такого- деревянные лавки по углам, стол, четыре светильника, два больших ларя для одежды и вещей, пара полок на стенах, со всякой всячиной, маленькими горшочками, серебряным ковшом, деревянными чашками, мисками и ложками.

— Это тебе, — и Гита отдала лукошко хозяйке дома, — посмотри, что с Зареной. — и подошла к ведунье, оглянувшись на Эльгу, которая рассматривала камешки с знаками и принюхивалась к пучкам трав, лежащим рядом, — посмотри, сделай милость, что с младшенькой.

Кара быстро кинула взгляд на Эльгу, и в ответ кивнула, и подошла к Зарене.

— Что у тебя девица? — ведунья внимательно смотрела девочке в глаза.

— Не знаю я. — и она покачала головой, — Сестрице что-то привиделось, вот и пришли к тебе. Кашляла я немного.

Кара опять посмотрела в глаза девочки, послушала как бьется сердце. Вздохнула, и сказала:

— Снимай накидку и безрукавку.

И прислонила ухо к груди, к чему-то прислушиваясь, слушала долго.

— Оденься.

Ведунья подошла к Гите, налила ей в чашку квас, и подала ей, потом налила питье и дочерям.

— Все хорошо будет, вовремя пришли. Месяц травы заваривать и отвар пить, — и она подала два пучка трав, — спасла ее сестренка, — улыбнулась ведунья Гите. — И сколько лет младшенькой?

— Семь, — озабоченно посмотрела мать на дочь, играющую в углу.

— Эльга, — позвала ведунья девочку, — сядь рядом. Что ты видела у Зарёны?

И девочка, чуть путаясь в словах и задыхаясь от волнения, поведала хозяйке, про черную полосу на груди сестры, и что видит она это уже больше недели, каждую ночь. А вчера и днем это привиделось. И Эльга расплакалась:

— Что со мной не так, волховица?

— Все хорошо, девочка, — и она поцеловала девочку в лоб, — избрали тебя боги людям помогать. Судьба твоя такая. А пока идите с сестрой во двор, поиграйте там.

И Зарена с Эльгой выбежали из дома, а Гита села рядом с Карой, и ждала ее слов, с камнем на сердце.

— Раскинешь кости на Эльгу? — попросила Гита, — я ее позову.

Кара отодвинулась от гостьи после этих слов и замолчала надолго.

— Боюсь я, — и повесила голову, — В двенадцать лет отправишь на Алатырь Эльгу. Гадать не стала я ей, прости, опасаюсь, что увижу не то. Раз в неделю посылай ее ко мне, поучу, поговорю, о чем можно, да поберегу ее до отъезда. — и посмотрела внимательно, — а если что-то сделает, поможет кому, да ослепнет, не говори никому, беги ко мне сразу. Это сила в ней растет, и слепота будет только на время. — Посидела так, будто и говорить не хотела, — не бойся, Гита, ни ее, ни меня. Нет в нас зла, ни единой капли.

Не раз, а пару раз в неделю бегала Эльга к знахарке домой, училась узнавать силы трав, болезни видеть, да и погоду чувствовать. Слава в селениях вокруг Варты разлетелась о могучей целительнице. Но не о маленькой девочке, нет. Еще нет. Все говорили о могучей Каре, которая всю хворь видит, да помочь может. Но малышка помогала ей- только взглянет, а уже видит, какой недуг приключился. Все Лукоморье да и Обдория знали о чудесных исцелениях, Кары, великой знахарки.

***

И случилось, что должно было случится. Однажды играли и дети Гиты, и соседские дети, Эльга уже подросла, было ей почти двенадцать лет, и она наблюдала за маленькими. Лето было жаркое, дети возились на берегу озерца, заводилой был Такай, младший брат, исполнилось ему всего девять годков. Плескались в воде, и они вдруг как завопят, и к ней вся ватага побежала, только руками машут.

— Такай потонул! Такай потонул! — кричала малышня.

Эльга как была в платье, так и нырнула в омут, и ухватила за руку брата, за волосы ведь не ухватишь, хватать ведь и не за что- несколько локонов на голове. Вытащила, и чуть ноги не подкосились- не дышит уже. Принялась она бить его по щекам, сердце сдавливать, все никак, брат не дышал. В глазах ее потемнело, и в пальцы словно огонь пришел, стали они горячие, будто огнем пышут, и наложила она на лоб Такая руки, не обращая внимания на визжащих детей, которые увидев это, толпой все побежали в поселок. Эльга успела вздохнуть лишь три раза, пальцы опять похолодели, и она услышала, как закашлялся брат, отплёвывая воду. Но перед ее глазами было темно, совсем темно. Эльга схватилась за свои глаза, подумала, что в них попал песок, она их ожесточённо тёрла, пытаясь хоть-что увидеть. Она вытянула пальцы вперед, ощупывая только песок на берегу, потом поднесла руки к лицу, опять ощупывая пальцами глаза. Эльга заплакала от страха, водя руками в воздухе.

— Сестра, что с тобой, — закричал брат, и взял ее руку.

— Не вижу я… — прошептала она, — отведи к Каре, — тихо попросила она, — не домой только…

Брат смотрел на ее лицо, и не узнавал ее. Лицо стало пронзительно бледным, словно изо льда, губы посинели, а глаза стали черного цвета, вместо ее голубых. Она смотрела куда-то вбок, мимо него, поворачивая голову на его голос, не видя ничего, лишь держала его за руку. Он не мог ответить, лишь кивнул головой, лишь потом понял, что она не этого видит.

— Пошли, сестра. Держи меня за руку.

Он повел ее, как видел в селении водят одного слепого старика. Такай старался смотреть под ноги, что бы Эльга не спотыкалась, и шел не торопясь, она же доверчиво шла с ним, ступая ногой в ногу. Брат косился на сестру, все надеясь, что она шутит, сейчас рассмеется, и скажет, что вот, мол, а ты поверил? Но нет, все те же страшные черные невидящие глаза и те же синюшные губы. Только вся надежда на Кару теперь. У него самого ноги стали ватными от страха и усталости, и живот свело, и он шел еле — еле, но довел все же сестру до заветного места и прокричал что было сил:

— Помогите! Помогите! — и забарабанил кулаками по доскам калитки, — Где вы все? Помогите!

Прибежала Кара, открыла калитку, и увидев брата с сестрой лишь вымолвила:

— Эльга… Бедненькая моя, — и подхватила девочку на руки, а Такай закрыл калитку, и шмыгая носом, пошел за ней. Ведунья стремглав поднялась в свой дом, и положила девочку на лавку. Эльга чуть приподняла голову и попросила:

— Пить… Маме не говорите… — и заплакала опять.

Кара налила кваса, и напоила и брата и сестру.

— Садись, — волховица подозвала мальчика к себе, — рассказывай, что случилось.

— Да я, — сбивчиво начал ребенок, — играли мы в реке, а потом я тонуть начал… Не помню дальше… Глаза открыл, а сестра уже словно заледенела, и глаза черные, а губы синие, — и показывал руками, — не видела она, ничего не видела, и руки выставила, пыталась пальцами найти… Потом меня позвала, и я ее к тебе довел. Вылечишь ее, Кара? — и он тяжело вздохнул, уже без всякой надежды.

Ведунья тяжело вздохнула, забрала пустую посуду из рук Эльги, пригладила ее волосы.

— Не вешайте носы, гуси-лебеди. Скоро оживет она, не кручинься. Тебя она, Такай оживляла. Ты видать, не умер еще, но сил она на тебя потратила много, вот и ослепла. Сейчас отлежится, и домой вас провожу.

— Верно говоришь? — мальчик сглотнул, и краска стала возвращаться на его бледное лицо.

— Да уж куда вернее. Видел ещё кто, как она тебя лечила?

— Да, — опять побелел Такай, — они все домой побежали…

— Пойду собак спущу во дворе, да жердь потолще на калитку повешу.

— Зачем? — удивился мальчик, вцепляясь руками в лавку.

— Испугались все, и значит, их родные вскоре прибегут сюда. Страх он такой… Не поймешь, на что людей толкает.

Кара сбегала во двор, вернулась, и так же быстро закрыла дверь в дом, и закрыла изнутри и ставни на окнах. Проверила, крепко ли всё закрыла, подергав засовы. Свет пробивался теперь лишь в отверстия в ставнях, и в горнице стало сумрачно.

— Свет, свет, я вижу свет! — закричала Эльга, смотря на луч, проходящий сквозь отверстие в ставне. Она приподнялась, и села на лавку, держалась за нее левой рукой, боясь упасть, а правую выставила вперед, перед собой, стараясь рассмотреть свои пальцы.

— А больше не вижу…

— Скоро все пройдет, — сказала ведунья, присаживаясь рядом с девочкой, и погладила ее по волосам, стараясь успокоить, — скоро, до ночи излечишься, все будешь видеть, как раньше.

— Точно? — с надеждой спросила Эльга.

— Конечно.

Но тут раздался сильный грохот на улице, удары в калитку, и послышались крики:

— Открывай, знахарка, где ведьма у тебя прячется?

— Это кого они ищут? — удивилась девочка, уставившись в стену дома слепыми глазами.

Грохот продолжался недолго, раздался топот десятков ног во дворе и, вот, выломав калитку, уже стали ломиться в дверь дома. Глухие удары в ставни, от брошенных камней раздавались снова и снова. Сначала раз или два, а затем будто град замолотил в окна. Вдруг раздались крики, и грохот ударов в дверь стих, и не слышалось больше и криков во дворе.

— Наверное, Семеро явились, — успокаивала детей знахарка, сидевшая с ними рядом, — Все волхвы племени, а может, и вождь, наш Умбевар с старейшинами пришли, — и поцеловала обоих в лоб, да стала укладывать косу Эльги, что бы ее успокоить, что бы девочка не дрожала больше.

Внизу опять раздался стук, но уже тихий, а потом повторился снова и снова. Такай схватился опять за свой нож за сапогом, но не обнажал лезвие- дурная примета без нужды нож доставать. Кара спустилась, и поднялась уже в сопровождении восьми взрослых мужчин.

— Привет тебе, Кара, — поздоровался вождь, — зашли к тебе, посмотреть, как живешь. Без приглашения, не обессудь, — и он натянуто улыбался, и как бы случайно обвел горницу взглядом. Его глаза остановились на Эльге, сидевшей на лавке. Знахарка потом всю жизнь вспоминала, как изменилось лицо Умбевара от загорелого до молочно-бледного. Но тут вошли Семеро волхвов Варты, с резными посохами в руках. Ургабаз, Ратаг, Силк, Атамас, Пуруша, и Нурчат с Респом. Все Семеро из Избранных племени пришли в дом ведуньи.

— Ей на Алатырь надо, — сразу же заявил старший из них, Ургабаз, — и он присел рядом с девочкой, посмотрел на ее лицо и глаза, — скоро она уже видеть будет. Не надолго это, но много сил потратила на излечение.

— Точно, — пробурчал Ратаг, — не сомневайся, Умбевар, она не из ледяных людей. Да и проверить просто, — и он достал кинжал из-за пояса.

— Не дам! — дико закричал Такай, доставая малый нож из сапога, и бросаясь заслонить сестру.

— Успокойся, малец, — вмешался Умбевар, — малый укол в палец, ведь капля крови нам только нужна.

— Все хорошо, Такай, — к нему подошла Кара, положив руку на плечо мальчика, — никто сестру твою здесь не обидит. Я и проверю Эльгу. Дай твой нож.

Мальчик, закусив губу, протянул рукоятку знахарке. Женщина взяла нож в правую руку, и, глубоко вздохнув, и вспомнив про себя и Илиоса и Лето, осторожно подошла к девочке.

— Я слышала, Кара, — и она доверчиво протянула к ней свою руку.

Мара схватила ее за запястье левой рукой, правой надрезала подушечку безымянного пальца девочки. Казалось, что даже время остановилась, а в горнице словно воздух загустел от напряжения, все не дышали, но вот, по пальцу побежала красная струйка крови. Шумный вздох раздался в горнице, вздох облегчения испуганных людей, не знающих, что им делать дальше.

— Ты был прав, Ратаг, — одобрил соратника Ургабаз, — но всё равно, девочке больше пить надо, мед подойдет, Кара. Что бы быстрее отошла.

Знахарка принесла мёд, и ковши для всех, разлив напиток и раздала его гостям, и особо позаботилась о девочке, вложив питье ей в руку. Прошло еще пару часов, и глаза Эльги стали светлеть, и она, как говорила волхвам, уже видела свои пальцы, поднесенные к ее глазам. И она счастливо их рассматривала, пока не успокоилась.

— Мы пойдем, — сказал Умбевар, с облегчением сказал Каре, — я пришлю к тебе мастеров починить ворота. Не серчай на них, — он вздохнул. — Испугались. Но ведь собак не тронули, и хозяйство не пострадало? Думали люди, что Седьмая ведьма народилась, — и рассмеялся, обводя взглядом присутствующих. Но лица волхвов словно окаменели.

Кара же только вздрогнула, вспомнив о нераскинутых костях.

***

На Алатырь девочку отправили через неделю, всего одну, с провожатыми, и с множеством подарков, лишь бы Мара приняла девочку в обучение. Лодка шла по Оби, с немалой ватагой на борту, восемь гребцов, и старый мореход управлялся рулевым веслом. Эльга сначала бегала с носа на корму, и с кормы на нос, не могла насмотреться на берега реки, на плещущиеся волны, разбегающиеся перед носом судна. Долго проходили на веслах Обскую губу, ветер был неблагоприятен, и целую неделю пытались добраться до Алатыря. Серые волны Студеного моря бились о кожаные борта лодьи, сбивая мореходов к Ямальскому полуострову, и кормщик своим веслом прокладывал курс мористее, и удалось пройти в бухту острова Затворниц. Мореходы подняли шест с знаком, что бы Избранные увидели посланцев с Лукоморья. Когда лодка стала царапать днище о дно бухты, гунны, все девять человек, выпрыгнули из лодки и стали на руках вытаскивать ее на берег. Девочка, закутанная в меха так, что только глаза ее виднелись, сидела на скамье и вертела головой, стараясь ничего не упустить. Кормщик водрузил шест с знаком, и ватажники принялись разгружать суденышко, складывая груз под навес, а один из мореходов побежал разжигать огонь в гостевом доме, стоявшем рядом с причалом.

К ним шли три женщины, закутанные в чёрные плащи, и опирающиеся на посохи.

— Привет тебе, кормщик, — чуть поклонилась ему старшая из женщин.

— И тебе привет, Мара, наставница. Привет тебе и дары, — и он обвел рукой тюки и корзины, сложенные под навесом. — и весточка от вождя Умбевара и лекарки Кары, — отдал женщине деревянную табличку.

Та сразу пробежала пальцами по черте, читая вырезанные знаки, и ее губы шептали что-то про себя. Женщина нахмурилась, и уже озабоченно посмотрела в сторону гостевой избы, думая, что новая послушница там.

— Где призванная? — спросила наставница и посмотрела на кормщика, ничего не понимая.

Тот, широко улыбаясь, и поправляя шапку, ответил:

— Да здесь она, Мара.

— Где? — и она уже начинала терять терпение, обводя взглядом стоящих рядрм здоровенных мореходов.

— Да вот же она, — мужчина показал рукой на груду мехов, — умаялась, видать.

И тут вместо ожидаемой девушки, из под меховой шубы показалось совсем юное курносое веснушчатое лицо, с широченной улыбкой по весь рот.

— Привет тебе, Мара, — сказало юное создание, и снимая с себя шубу и меховую накидку, оставшись лишь в меховой куртке. Она наконец выбралась из лодки, осторожно переступая через скамьи гребцов.

— Меня к тебе послали, — говорила девочка приятным голосом, — сказали, что так нужно, — уже не весело добавила она, и вздохнула, — остаться дома я не могла.

— Нельзя ей здесь, мала еще, — ответила Мара, и бросила взгляд на письмо, дочитав его до конца, и тут же переменилась в лице.

— Но тебя здесь всегда ждали, — переменив слова и тон сходу, сказала наставница, — не грусти, и здесь на острове неплохо, — пыталась она успокоить девочку.

— Ну ты и гусь, распотешил, — усмехнулась женщина, — Спасибо тебе кормщик. Завтра отправляйся домой, — сказала ему наставница.

— Спасибо, Мара, — и он ей поклонился, и мореходы отправились переночевать в тепле.

Наставница шла обратно налегке, а Эльга и две девушки несли вещи новоприбывшей. Девочка вся перегнулась под тяжестью своего груза. Умбевар не пожалел добра, да и родители на долгие годы вперед положили подарков. У пещеры их встретили две собаки, и привычные ко всему послушницы удивлялись, что лайки только что то не метут дорогу хвостами перед девочкой. А Мара смотрела на это, и лишь пробормотала про себя:

— И не соврали Кара и Умбевар в письме. Хотя лучше бы соврали.

— Проходи, Эльга, — сказала она девочке, разжигая лампаду от фитиля.

Наставница пошла впереди, за ней Эльга, послушницы шли сзади. Ведунья открыла обитую бронзой дверь покоев, и девочка увидела залитую золотым светом горницу с охряными стенами, и переступила порог. Четыре девушки смотрели на гостью, не понимая кто и зачем пришел, и перевели удивленные глаза на наставницу.

— Это наша новая сестра, будет постигать знания, доступные избранным здесь, на Алатыре. А что возрастом мала, так не беда, подрастет. Зовут ее Эльга. Вот твоя лавка, — и она показала свободную, — и ларь для вещей и одежды. — И вот еще, девочка. В дальнюю часть острова не ходи, там дома, где Девы Войны живут. С ними только Пряхи общаются.

Эльга только шире открыла глаза, но не поверить Маре не могла. Девы-воительницы! Многие слышали, да никто не видел. Здесь, значит живут, на Скрытом Острове.

Новая ученица, вздохнула тяжело, положила тюки, разложила меха на лавке, тулуп уложила в ларь, оставшись лишь в вязаном платье, кофте и меховой безрукавке. В такой одежде были и другие девушки, кто обучался у Мары, из числа Семерых Избранных, как все их и называли.

— Меня зовут Ракса. Сколько тебе лет? — спросила одна из них, повыше других ростом.

— Двенадцать, — чуть подумав, ответила Эльга, посмотрев на остальных.

— И вы все Избранные? — спросила новенькая, не веря своим глазам, рассматривая девушек от пятнадцати до восемнадцати лет.

— И ты тоже, — рассмеялась Ракса.

***

На улицу высунулась тонкая девичья рука, проверяя на ощупь, есть ли дождь, или нет. Вслед за рукой показалось и юное, покрытое веснушками курносое лицо, и озорной дождик уронил свои капли прямо в широко раскрытые голубые глаза, так что девушка заулыбалась и заморгала, и стала поспешно утирать лицо.

— Спасибо, — сказала она, подняв лицо вверх, — но я сегодня уже умывалась, — и надвинула на самые глаза капюшон меховой куртки.

Она вылезла с корзиной и тащила за собой и санки для поклажи, осторожно выбираясь из под висевших моржовых шкур, закрывавших дубовую дверь, закрывавших вход в это жилище в каменной горе. С утра капал въедливый и нудный дождик. Промочить каменистую почву с негустой травой он был не в силах, но не позволить послушницам собирать грибы и созревавшую бруснику, мог вполне. Девушки могли только быстро сделать необходимое- покормить собак и собрать рыбу из сплетённых из ивовых прутьев сеток, куда она успевала набиться за ночь. Сегодня не повезло Эльге, она должна была сделать все эти важные и нужные дела. Вот девушка и двинулась в путь, на пояс навесила бронзовый кинжал, а в руках была длинная палица, выше ее роста, с каменным навершием. Вызвались ее сопровождать только три лайки. Собакам дождь не нравился тоже, да под навесом сидеть им было уже скучно, и прогулка обещала им толику добычи, свежую, а не мороженую рыбу. Правда, все это им предстояло честно отработать, в санках лежали и постромки для собак, что бы запрячь их на обратной дороге, когда сани будут полны плавника и рыбы. Правда, Эльга взяла с собой и огонь, в оплетенном плющом глиняном горшке, закрытом крышкой, в нем угли меньше остывали, и всегда можно было разжечь костер, что бы обогреться в пути. Алатырь был очень большим островом, вернее, двумя островами, лежащими напротив Гандвика и Обской губы, из которой можно было попасть в великую реку Обь, тянувшуюся со своими рукавами с далекого Юга в Студеное море. И по этой реке жили люди союза Семи племен, но все они были гансами и мансами, а окрестные племена называли, кому как удобнее. Вот и послушница тянула санки вперед, к заливу, где стояли загородки, куда попадала рыба, особенно во время прилива. На берегу лежали части деревьев, которые девушка покидала в кучу, подальше от прибоя, а собаки, Ухват, Чернушка и Белочка, обнюхивали берег в поисках чего- нибудь съедобного. Но на камнях кроме водорослей они пока ничего не находили, но не теряли надежды, пробежали далеко вперед, так что был виден лишь хвост Белочки, блестевший белизной среди валунов. Эльга подошла к сетке, наполовину скрытой водой, и достав из санок сачок сплетенный из лыка, с длинной рукоятью, стала вытаскивать рыбин и класть их в корзину. Добычи было немного, и она вздохнув, потащила санки дальше. В другой бухточке рыбы было больше, и она накормила собак, дав каждой, что бы не обидеть, по рыбешке. Ее помошники дружно захрустели добычей, а Эльга крепила корзинки в санях, и приготовила постромки для собак.

— Поели, надо и поработать, — приговаривала она ласково, одевая сбрую на каждого из своих хвостатых помощников.

Санки теперь тянули лайки, девушка суть повеселела, но тут у нее, как всегда бывало перед бурей, заболела голова, да так сильно, то она закрыла глаза, и вцепилась пальцами в виски. От прибежища, дома в горе, где жили все послушницы, было далеко, и она знала, что им не успеть, и лучше переждать бурю в безопасности. Недалеко, как ей было известно, имелась тоже гора изъеденная ходами в каменной толще. Эльга решила спасаться там, и понукала хвостатых помощников двигаться быстрее. Те тоже почувствовали недоброе, и подвывали, дергали постромки, но подчинялись человеку. Полозья санок все скользили по каменистой земле, приближая их к цели. Каверна в скале была в половину ее роста, так что Эльга пролезла в убежище на четвереньках, и затащила туда же упирающихся животных, которые чуть не перевернули поклажу, но девушка вовремя двумя руками вцепилась в корзины. Послушница затащила за шиворот каждого из питомцев, которые жалобно скулили, упираясь лапами, но даже слегка прикусить руку Эльги им и не пришло в голову. Девушка подготовила место для костра, наломала сучьев, и достала заветный горшок с углями. Рядом у стены лежала большая куча дров, непонятно кем оставленных, но так пригодившихся сегодня. Бронзовыми щипцами она достала годный, жарко пылающий уголёк, и бросила его рядом с дровами, раздула огонь, и скоро тепло уже согревало девушку. Собаки же все держались за ее спиной, сбившись в кучу, и так согревали друг друга. Эльга достала рыбину, выпотрошила, голову и потроха отдала своим сейчас очень робким защитникам. Она смотрела, как трещат в огне сучья, а снаружи бушует буря, с сильным ветром и пронизывающим дождем. Рыба была вскоре готова, послушница сняла ее с прутика. Ужин не занял много времени, и Эльга закутавшись, попыталась уснуть. Проснулась она от того, что ей показалось, что на нее кто-то смотрит. Раскрыла глаза, но в темноте видела только еще светящиеся угли от прогоревшего костра. И вдруг ей показалось, что какое то существо прошмыгнуло мимо, и услышала как скулят собаки, которые грели ей спину. Тут, мимо ярко пылающих углей прошмыгнула маленькая фигурка, и Эльга потерла глаза, считая что ей пригрезилось, и она помотала головой, прогоняя дурман. Но тут подошли двое, и встали так, что она могла их видеть, этих пальцев- дактилей, а высотой они были в ширину пальца человека.

***

Послушницы стояли под открытым небом, кутаясь в плащи. Мара показывала Избранным звезды, и как они вращаются вокруг Земли. Как найти Матку, Полярную Звезду, и как по ней найти путь на Север. Она показывала важнейшие созвездия, и вручила каждой по календарю из дерева, с зарубками в дни важнейших праздников. Летнее солнцестояние, зимнее солнцестояние, весеннее и осеннее, все это было отмечено на этих таблицах. И как найти планеты среди звезд. Послушницы слушали все это, раскрыв рот, стараясь все запомнить и понять. Каждая повторила урок Мары, и они смогли найти и Полярную звезду, и другие звезды небосвода. Потом, все собрались, и как будто слушали музыку небесных сфер, и отправились к трапезе.

Ужин в пещере закончился рано, это были ячменная каша да всегдашняя рыба, запиваемая травяным настоем. Деревянные миски и ложки уже чисты от остатков еды, ведь Мара не любит, когда пища пропадает зря.

— Ну что поели? — спросила наставница ради порядка своих послушниц, — убирайте со стола, и спать.

— Мара, а не расскажешь нам сказку, — попросила самая младшая, премило улыбаясь Маре, зная, что та не устоит перед ее просьбой.

— Уберитесь после трапезы сначала, — все так же уверенно, но уже совсем не строго добавила молодая женщина, или выглядевшая молодой.

Наставница вышла из за стола и направилась в свою келейку, а за ее спиной Эльга перемигивалась со своими подругами, а те лишь пожимали плечами в ответ, делая друг другу знаки пальцами, а кто и страшно гримасничая, все же опасаясь, что наставница повернется в их сторону. Девушки быстро собрали посуду, смели щеткой крошки со стола, и их знаменитый дубовый тысячелетний стол, покрытый старинной резьбой, был прибран и очищен. Двое отправились помыть деревянную посуду, а остальные поставили лавки на место. Вскоре они вернулись, Пижма и Тина.

— Эльга, ну что? — спросила Пижма, самая старшая из послушниц, взяв за руку девушку, самую младшую из них, любимицу Мары.

— Иди к ней, — подтолкнула ее и Власта, и рядом встали Нара, Гата и Уна. А Вара, ее подруга, положила подбородок на ладонь и умильно просительно смотрела, не отрывая глаз.

— Да иди уже, небось ждет, когда ты попросишь, — добавила свою щепотку соли и Гата.

Эльга тяжело вздохнула, скорее понарошку, притворяясь, чем по- настоящему, и намеренно еле-еле передвигая ноги, оглядываясь на подруг каждый свой шаг, подошла к кровати наставницы, прикрытой меховой занавесью.

— Мара, все готово. Расскажи нам сказку, — своим елейно-медовым голосом говорила девушка, — не уснуть никак.

— Что малые такие? — деланно строго ответила женщина, подавив смешок.

— Видать, буря будет, спать нам не дает — даже не соврала послушница, — расскажи.

— Ну ладно, ложитесь давайте, — согласилась Мара, распахивая занавесь, а девушки, как мышки, разбежались по своим лавкам, и укрылись мехами, наружу торчали лишь их любопытные глаза.

Наставница взяла стул, поставила его посередине кельи, села, и начала свой рассказ:

«На далеком — предалеком Грумант -острове, бытовали-бедовали старик со старухой. Умерли все их дети да внуки, лихоманкой унесенные, а и остался у них из добра только олень старый, да сети и ловушки рыбацкие, которые дед день-деньской обходил, собирая немного рыбы на пропитание. Весной провожали они стаи гусиные, летящие к Северу, все думая, а не вернутся ли к ним дети и внуки из царства Эллы. Так горе и мыкали старик со старухой, пока к ним в одну чудесную ночь не заявился дактиль.»

— Кто? — влезла с вопросом Гата, а на нее все зашикали.

— Дактиль, маленький человечек, ростом в ширину пальца, а поэтому зовется дактилем. Ну, продолжаю? — вздохнула Мара.

— Да, — с нетерпением согласились девушки, перестав ворочаться,

«Сначала люди старые и не рассмотрели его, был он совсем юный, заявился к ним как-то, стал помогать в делах. На оленя залез, влез в самое ухо, и давай править им, как возница. Видят соседи, что нарты, полные рыбы, сами, без старика едут. Удивились, подумали- заколдованный олень у деда с бабкой, и предложили им на мену молодого оленя. Дед-то согласился, да дактиль в ухе старого оленя остался. Сидят, печалятся старик со старухой, пальца-дактиля своего поминают, разрезала бабка рыбину, да делить стала.

— Это тебе, — говорит бабка деду, и кладет ему кусок рыбы в миску, — а это мне, — и кладет себе, и едят в печали.

Ну а дактиль маленький, да зато голос у него звонкий, пришел домой, видит, рыбу без него делят.

И дактиль как закричит: -А мне?»

Крикнула совсем громко рассказчица, отчего пара девушек, испугавшись, под одеяла залезли, а Эльга только громко смеялась.

— Спать ложитесь, — властно сказала Мара, и задула светильники, оставив лишь один.

***

Эльга не верила своим глазам, совсем маленький такой человечек, меньше чем игрушечный, и рядом с ним стоит такой же.

— Чего пришла? — пронзительно прокричал один, так что девушке уши заложило, — здесь наш дом.

— Уходи отсюда, — прогудел шмелем другой, — мы здесь живем.

— Привет вам добрые люди, — поздоровалась, как ее учили, послушница, — сами видите, буря. Утром уйду.

— Иди отсюда. Давай-давай, не сдует, небось. Мара сказала, что никто больше к нам не зайдет.

— До утра, прошу вас.

— Ишь ты, дылда настырная. — разозлился старший из дактилей, — Ну, если службу сослужишь, и нам поможешь, приходи сюда когда угодно, и живи здесь, сколько пожелаешь. И желанье твое мы тоже выполним. Одно.

— И чего же хотите, что я должна сделать?

— Леммингов изгони. Лезут везде, прямо как ты. Жить не дают. Наша это пещера, а они тут как тут.

— Как же я их выгоню отсюда, дактили? С палкой за ними бегать буду?

— Сама думай, орясина. Тебя же Мара многим премудростям выучила, вот ты и решай.

Призадумалась девица, много ведь всему дельному наставница их учила, как лечить, как кровь унять, как роды принять, и лихоманку прогнать. Присела, загибала пальцы, проговаривала все уроки Мары, вспоминая их наизусть, шепча про себя. И вот, кажется, вспомнила- лемминги любят игру на дудке в определенной тональности, а дудка должна быть камышовой, о семи отверстиях.

— Камышинка мне нужна, дактиль, — сказала Эльга, — с ней, я сделаю, все как надо.

— Ладно, жди, — сказал один из пальцев, исчезая в толще горы.

Она сидела и ждала, лишь приготовила нож, для того что бы создать дудку.

— Забирай, — раздался знакомый голос, — будешь готова, зови.

Эльга отрезала коленце нужной длины, и сделав нужные отверстия, сделала дудку. Очистила ее от сора веточкой, посмотрела на огонь, увидела, что все сделано хорошо. Эльга еще раз придирчиво осмотрела свое изделие, хмуря свои светлые брови, и поджав губы.

— Ну чего смотришь? Не насмотрелась? — спросил ее знакомый тонкий голос, — дырок, думаешь, много или мало? — едко интересовался дактиль.

— Как хоть тебя зовут? — спросила послушница.

— Талин я. А тебя, затворница?

— Эльга, да я послушница только, скоро вернусь к себе, в Лукоморье. Сделала я, то что вы хотите.

— Сейчас будешь их гнать? — сразу приступил к делу палец, присаживаясь на маленькую скамеечку, — я смотреть буду.

— А где же вы живете? — осмотрелась девушка, — здесь только вы двое.

— В глуби горы. Тоннели рыть не можем большие из-за этих… Сделаешь побольше- они тут как тут.

— А я подумала, вы с ними воюете.

— Ну да. На мечах сражаемся! — засмеялся, схватившись за живот, палец, — ах да. Забыл. Со мной, это Фалин. Приступай.

— Еще одно. Вы здесь челнок не видели? По воде что бы плыть?

— Ага. Подальше там, есть. В тоннеле подальше, целый. И что дальше?

— Буду играть, лемминги за мной пойдут, я в челнок, и в бухту, а лемминги утонут в море.

— Дай подумать… Кто будет в лодке сидеть на веслах? Мы сделаем ворот, закрепим канат за нос лодки, и будем тянуть канат, и тогда потащим тебя с лодкой вместе через бухту, а за тобой и лемминги пойдут в море.

— Пойду за челном. — решила, и не медля пошла в ответвление пещеры девушка.

В левой руке ее была горевшая ветвь, слабо освещавшая дорогу. На дороге лежало множество камней, больших и малых, девушка их осторожно переступала. Но Эльга шла вперед, и вдруг, около самой стены, весь покрытый паутиной и пылью, стоял долгожданный челнок. Послушница подошла поближе, и веткой стала собирать серебристую нить, перемешанную с пылью. Челн был небольшой, с бортами из добротной кожи кита. Внизу же, на самом дне, лежали останки человека. Это были лишь кости, обтянутые почерневшей кожей, обряженные в кожаную же одежду. Тело свернулось калачиком, очевидно, как тогда подумала девушка, умерший замерзал в пещере, так и не дождавшись помощи. В истлевшем мешке лежали два длиннейших меча-жала, в дорогущих ножнах. Один был отделан костью Индрик-зверя, а другой — золотом. И рядом лежали и два жезла, вырезанные из камня, на рукоятках из рога оленя. Мешок с добычей девушка оставила в челноке. Эльга только вздохнула, с тревогой, что придется тревожить останки, и стала палкой откапывать ямку, что бы захоронить кости. Работа заняла немало времени, и девушка устала. Осторожно, что бы не рассыпать, она приподняла мертвое тело, и вскрикнула от ужаса, уронив тело оземь. Глаза мертвого были выжжены, а в глазницы была забита красная глина, его кисти рук и стопы ног были отрезаны, а тело посыпано охрой. Здоровенный кусок окаменевшей охры выпал из челюстей черепа. Эльга прикрыла рот платком, сдерживая свои чувства, и сердце билось часто-часто. Ее чуть- чуть не стошнило, девушка прикрыла рот рукой. Она насилу смогла успокоится.

«Кто же ты такой», — только эта мысль билась в ее мозге.

Послушница все же пересилила себя, и трясущимися руками положила останки в могилу, и покрыла последнее пристанище мертвеца камнями и галькой, стараясь затащить на могильный холм камни побольше. С облегчением вздохнула, закончив работу, и понесла нетяжелую лодку к выходу, но останавливалась несколько раз, переводя дыхание. Ладони она испачкала в пыли и паутине, и теперь очень хотела помыть руки и умыться. У выхода ее ожидало множество дактилей, они выглядели как красно-коричневый колышущийся ковер на полу, и впереди них лежали инструменты, больше похожие на катушки ниток.

— Вот, и челнок на месте. — прокричал ей Фалин, — сейчас мы закрепим нос твоего корабля веревками, и будем тянуть, а ты будешь играть на дудке. Не бойся, на нас не наступишь, мы все будем впереди тебя.

— Ладно, я жду, скажешь, как будете готовы.

— Хорошо. И мне надо руки помыть.

— Ишь ты, царевна какая. Вот, там, — и он показал рукой на маленький ручеек, бивший в другом тоннеле.

Девушка смогла помыть руки и умыться ледяной водой. Сначала она ожесточенно оттирала песком руки, чуть ли не сдирая кожу, что бы смыть даже память о захороненном мертвеце. Она пришла, оглядываясь, где бы ей отдохнуть. Эльга присела на бревно, и опершись спиной на стену пещеры, задремала. Была уже ночь, она устала и вымоталась, и сил не было совсем.

— Проснись, соня, — раздался крик Фалина прямо перед ее носом, — и не бойся, чего сразу завертелась? Не пропадет твоя рыба.

Девушка поспешно открыла глаза, и перед ней опять стояли ее, уже ее, пальцы. И точно, она обернулась, посмотрев, на месте ли ее нарты с поклажей. Эльга встала, и посмотрела на свой, теперь уже свой челнок. Нос его, как сетью, покрывали сотни привязанных веревок дактилей, и они тянулись на двадцать локтей вперед. Послушница вздохнула несколько раз, и начала играть. Откуда, непонятно, но сотни и сотни грызунов шевелились рядом, и не оборачиваясь, Эльга пошла к бухте, а челнок плавно тянулся к воде, будто сам собой. Иногда она оборачивалась, не переставая извлекать мелодию из камышинки, и видела тянущийся за ней серый ковер из леммингов. Шаг за шагом она приближалась к бухте, уже ее губы начинало сводить, но девица старалась изо всех сил. Вот, наконец, челнок заскользил по малой воде, и она пошла быстрее, и запрыгнула в лодчонку. Суденышко дернулось, чуть зачерпнуло воды, но тянулось по водной глади. Она обернулась, и увидела, что лемминги не думая идут в воду за ней, пытаясь плыть. Вот краем глаза она увидела, что никто из грызунов больше не лезет в воду, а сотни из них уже исчезли под водой. Губы и щеки ее онемели, но Эльга старалась выдавать мелодию из дудки. Но наконец, все было кончено. Морская вода поглотила всех, кто пошел за ней. В изнеможении она опустила дудку, и села на дно челнока. Отдышалась, и отцепила веревочки дактилей, и взяла маленькое весло, и стала подгребать к берегу. Весло было небольшое, так что двигалась она медленно, и к берегу челн подошел нескоро. Она почувствовала трение днища о гальку берега, и подняв подол, выпрыгнула из лодчонки, а потом потащила ее в пещеру. Эльга уже размышляла, как поступит со своей добычей. Бросать здесь её она и не собиралась. Но девушке очень хотелось поспать, она почти падала от усталости. Она же провозилась полночи, и так устала! Хоть здесь и не ночь, и сейчас солнце почти и не заходит за горизонт. Но спать все равно хочется, и Эльга, засыпая прямо на ходу от усталости, чуть головой скалу не пробила, но шишку все же набила, и тут же очнулась, и ожесточенно терла больное место.

— Хоть больно, но легче стало. Проснулась даже. — сказала она вслух.

Она опять пролезла в свое убежище, разожгла огонь, разложила меха, надеясь поспать хотя бы немного. К ней, виляя хвостами, полезли греться её собаки. Две улеглись согревать ей спину, а другая устроилась в ее ногах. Она вздохнула, потянулась пару раз, и провалилась в тяжелый сон. Как Эльга вспоминала потом, лучше бы и не засыпала.

***

Она видела ту же пещеру, где и забылась. Тьму каверны освещали ярко горевшие факелы, и три женщины, закутанные в плащи, тихо крались по засыпанному песком и галькой полу. Длинные тени на стенах, казалось, сами заглядывали в потаенные углы. Трое, желавшие остаться неизвестными, искали кого-то, уже растерянно поглядывая друг на друга. Но сон Эльги не указывал ей лиц, они были укрыты войлочными плащами. Троица обыскивала тоннель за тоннелем, не пропуская ни единого закоулка. Они уже с трудом переставляли ноги, как вдруг увидели два горевших факела в непроглядной тьме малой пещеры. Преследовательницы обратили друг к другу лица, покрытые плащами, выпили каждая зелья из малых баклажек, и… погасили свой огонь. Эльга видела мужчину, сидевшему в её, теперь конечно, её, челне, заботливо перебирающего свои сокровища. Сначала он взял меч, отделанный золотом, вынул его из ножен, повертел и так и эдак, и убрал его, задвинув клинок в устье. Так же он играл и с мечом, отделанным зубом Индрика. Факелы догорали, она видела обритую голову странника, и косу на затылке. Но плохо то, что она увидела его лицо, и глаза, и он вскочил, почувствовав ее присутствие.

Слишком поздно. Умело брошенная веревка, с тремя привязанными камнями с каждой стороны, обвилась вокруг его горла, а грузы ударили по лицу, разбивая в кровь нос и лоб. От неожиданности он выронил меч, и тут другое такое же орудие обвилось вокруг торса, а затем и тяжелая дубина обрушилась на его голову. Несчастный упал, и его тут же связали крепчайшими ремнями. Женщины приготовили факелы, воткнув их с четырех сторон и зажгли их. Они встали напротив челна, и вдруг, одна из них, ударила в грудь связанному костяным кинжалом, погрузив острие в плоть до самой рукоятки. Судороги скрутили умирающего, и все казалось, было кончено, но Эльга почему-то знала, что нет.

Ведьмы, а это были они, посыпали тело убитого охрой, другая открыла веки и вырвала глаза, бросив их оземь, и засыпала пустые глазницы также охрой. Третья ведьма ждала своей очереди, а девушка, сама похолодевшая от страха, никак не могла вырваться из этого сна. Она не чувствовала ни рук, ни ног. И вот, третья, быстрым ударом, очевидно, серебряного кинжала, отрезала и язык, набив рот колдуна охрой. Затем отделила кисти рук, увернувшись от струи крови, ударившей из тела. Постояв немного, она так же быстро отрезала и стопы ног. Кровь залила все дно челнока, и два кровавых, смешанных с охрой потёка, заливали лицо казнённого. Женщины постояли около тела, лица также закрывали капюшоны. Они не убирали кинжалы, потом отерли лезвия об одежду мертвого, развернулись, не говоря ни слова, и ушли во тьму. Факелы остались догорать. Прошло намного времени, факелы начали гаснуть..

Тело же начало шевелится, изгибаясь, подобно выброшенной на берег рыбине. Потом труп приподнялся, но без опоры на стопы ног плюхнулся обратно в челнок, и долго еще бился, силясь разорвать ремни. Все попытки освободится были тщетны. Трещавшие факелы погасли.

***

Тяжело дыша, Эльга вскочила, чуть не наступив собаке на хвост. Она вспотела насквозь. Все тело ломило от усталости, а правые руку и ногу свело, и она пока не могла нормально ходить. Перед глазами все так и стояло лицо убитого, того, чье тело она бросила в яму, накрыв камнями. Она вытерла лицо полотенцем, стараясь отдышаться.

Возвращаться к могиле в тоннеле не хотелось, но она жаждала проверить, а точно было все так, как она видела? Эльга встала, и привела дыхание в порядок, как учила Мара. Рука и нога отошли, девушка пошла к знакомому месту, освещая себе путь горящей ветвью. Тьма подземного ход отступала перед ней и смыкалась за ней. Дорогу она помнила, и путь не занял много времени. Вот и могильный холм. Эльга вздрогнула, когда увидела, что самые большие камни упали с насыпи. «наверное, плохо лежали, — успокаивала она себя. «Но она искала другое. Пытливыми глазами девушка выискивала следы факелов, виденные во сне, и как ни прискорбно это признать, сон был вещим. Остатки факелов, не замеченные ею вчера, поднимались над песчаным полом пещеры. Избранная осматривала и каменную стену пещеры, силясь найти еще следы происшествия. Зачем сюда пришел этот колдун? Ничего. Она только тяжко вздохнула, еще раз пробегая взглядом по каменным стенам. Прошла по песчаному полу в свою пещеру, и привязала челнок к саням. Потом, подумав, отвязала, вспомнив потеки крови на дне суденышка. Но свою находку, мечи, положила в нарты, а жезлы припрятала в пещере. Корзины с рыбой стояли целехоньки, Эльга потушила огонь, и вытащила упирающихся собак с санями наружу. Наконец, она смогла отправится в пещеру Избранных. На острове стояла отличная погода, и после вчерашней бури в это даже не верилось. Упряжка тащила поклажу быстро, полозья скользили по каменистому грунту, и скоро девушка была уже рядом с входом в гору. Рядом с дверью стояли двое избранных, а другие, как она видела вдалеке, добрались до гостевой избы. Ее заметили, и девушки почти бежали ей навстречу. Она остановила сани, выпрягла собак, и понесла корзины к входу.

— Привет Эльга, — поздоровалась с ней Пижма, улыбаясь, — все ждали тебя вчера, да видели, что буря разыгралась. Мара послала Гату и Власту проверить гостевую избу, думала, что ты там пережидала ненастье. Ута и Нара обходят берег, а Тина, — и она кивнула подруге, — со мной, делами занимается. — она скорчила рожицу, — коз пасем. — Ну иди к Маре, она заждалась, рыбу на ледник мы отнесем.

Эльга только кивнула, соглашаясь, и потащила кожаный мешок, на который с любопытством воззрились Пижма с Тиной. Девушка сделала вид, что не заметила этого интереса, и отогнув полог, пошла к заветной двери. Она чувствовала, что устала, хотелось есть и спать, спать и есть, и даже непонятно, чего больше. Глаза слипались на ходу, Эльга встряхнула головой, и взялась за дверь ручки, дёрнула ее, и вошла внутрь.

Внутри тепло и хорошо, девушка даже улыбнулась от радости, но улыбка пропала после взгляда на лицо Мары. Наставница укоризненно покачала головой, а послушница лишь улыбнулась, поведя плечами.

— Прости, Мара. Так уж вышло, буря. Зато вот что нашла, — и она протянула мешок наставнице.

Избранная опустила мешок на пол, присела и вытащила два меча, и положила их на свои колени. Ножны блистали золотом, и костью Индрика-зверя. Мара огладила находки ладонями, скользя по рельефам подушечками пальцев, наслаждаясь рисунком. Ее глаза скользили по прекрасным вещам, и она совершенно забыла о послушнице, и не могла оторваться от прекрасных вещей.

— Мара… — тихо спросила шёпотом девушка наставницу.

— Чего? — очнулась наставница, — да, все волновались… Пропала ты… — говорила она, а смотрела лишь на мечи, — Где нашла?

— Дактили сковали, — ответила девушка, не моргнув и глазом.

Эльга не ожидала услышать, то, что услышала. Это был громкий смех Мары, всегда сдержанной такой. Она смеялась, вытирая слезы, а потом двумя пальцами, не имея сил сказать и слово, показала размер человечков между большим и указательным пальцем.

— Это как? — она еле вымолвила, продолжая смеяться. — Нет, я в свое время тоже была выдумщицей, но ты… — Ладно, говори серьезно. — закончила она глядя теперь не отрываясь от глаз Эльги.

— Ну они мне указали, где они лежали. Я в их пещере ночевала.- с трудом подбирала слова девушка.

— Девочка, — Мара подошла вплотную к послушнице, — Что ты там делала?

— Бурю пережидала… — совсем тихо произнесла ученица.

— И? Что они потребовали взамен? Что взамен? — она нависала над Эльгой, и буравила ее глазами.

— Да ничего… — девушка сумела удержаться от опрометчивых ответов, — помогла мышей выгнать из их пещеры.

— Ты знаешь, чье это оружие? — она показала на мечи, лежащие на столе.

— Нет, — почти честно ответила послушница наставнице, — они мне не сказали.

— Как они тебе показались, не пойму даже, — развела руками женщина, — сколько я пыталась… Ладно, иди к себе. Поспи, досталось тебе за эту ночь.

Эльга незаметно выдернула облегченно, и пошла к себе, в келью послушниц. Сняла куртку на ходу и меховую безрукавку, присела на лавку, скинула и меховые сапоги, и забралась под теплое одеяло из песцовых шкур. Только голова ее чуть примяла мех изголовья, как целительный сон вырвал ее из настоящего. Она не слышала голосов собравшихся вокруг нее подруг, а те увидев тяжелый сон младшей их них, не стали ее беспокоить, разговаривая лишь шепотом.

Она же видела во сне нескончаемый кошмар, всё поднимающегося со дна челна убитого человека с вырванными глазами и языком. Мертвец все обращал к ней свое лицо, с глазницами и ртом, набитыми охрой, и дорожками крови и грязи, стекающими к подбородку. Потом она увидела и шевелящийся изнутри холм, со скатывающимися, и ударяющимися друг о друга, камнями с намогильной насыпи. Только во сне насыпь была громадной, выше в несколько раз, чем ее рост, и нависала над ней подобно ужасной морской волне. Эти громадные, катящиеся камни, падали на нее, давили на ее тело, мешая ей даже вздохнуть. Проснуться она опять не смогла, лишь стонала во сне, метаясь под одеялами, натянула меховое покрывало себе на голову, и свернулась калачиком на лавке.

Наутро, проснулись и умылись все обитательницы горных покоев. Девушки с тревогой смотрели на Эльгу, с посеревшим лицом и черными кругами под глазами. Собрались на завтрак. Мара все смотрела на девочку, которая лишь ковыряла кашу ложкой, а ведь она распорядилась приправить ее медом, а не всегдашним льняным маслом. Послушница была сама не своя. Наставница подошла к ней, озабоченно положила руку ей на лоб. Жара нет. Она села обратно.

— Эльга, ешь давай. Каша вкусная, с медом, или по молочным рекам и кисельным берегам Ямала соскучилась? — пыталась пошутить наставница, — сегодня в баню пойдем.

— Да, кисельные берега… как сок земли разольется, так все… из Оби пить нельзя. — ответила Эльга, смотря исподлобья, и ухватила ложкой кашу. — Вкусная, — и улыбнулась она

— А то! Ешь давай. А то вчера перетрудилась, видать.

После завтрака, чуть отдохнув, Мара повела послушниц постигать тайную борьбу, что бы себя защитить, если такой случай будет. Воспитанницы бросали друг друга на мягкие ковры из травы, и разучивали страшные, калечащие удары руками и ногами. Потом были и танцы, а вернее, движения руками и ногами, под звон металлических пластин, во время службы богам и при тайных заклятьях. Здесь каждый поворот руки или ноги, сгиб пальца важен и неповторим, и означает нечто необыкновенное, и Мара заставляла и каждую повторять движение по нескольку раз.

Истопили и баню в одной из пещер горы. Плавника пока хватало, и баню натопили жарко. Мара только подливала воды на камни, а девушки парились, очищали тело и душу. Эльга перестала смотреть в одну точку, будто не видя ничего вокруг, и круги под глазами сошли. Верно ведь говорят, кто парится, тот не стареет. Но Мара решила отвести Эльгу к Пряхам, узнать, что с девушкой такое.

Но тут, вечером, принесло к ним мореходов с Гандвика. Подняли они флаг, что помощи просят, и пошли к единоплеменникам Мара с Эльгой и Пижмой.

Девушка видела знакомую лодью, на которой ее привезли на Алатырь, и мечталось, а вдруг будут те же люди, или весть от родной семьи принесут? Но плохо, что реял над ними скорбный флаг, заболел верно, или умер кто. Наставница шествовала не торопясь, опираясь на посох, а Эльга хотела бежать вприпрыжку, узнать, что случилось. Как всегда, за ними бежали и собаки, охранявшие Избранных.

— Не торопись Эльга, себя блюди, — поучала Мара, — нельзя им показывать, что ты просто девчонка- несмышленыш, а не Избранная. Не будут уважать- не поверят, а не поверят, и за помощью к тебе не придут, и не послушают, что ты скажешь.

— Хорошо, Мара, — не переча ответила ей девушка, запоминая уроки.

Пижма же молчала, не говорила ни слова она уже думала о своём Посвящении, которое должно случится через пару дней.

К ним навстречу чуть ли не бежали ватажники.

— Избранные, помогите. Ранен один мой мореход.

— Сейчас, добрый человек, посмотрим, — ответила Мара, заглядывая за стоявших ватажников, и увидела носилки с раненым.

— Мое имя Катвар, а его, весельщика, племянника моего, Садоком кличут.

— Хорошо Катвар, — сказала Мара, подходя к носилкам, и осматривая заболевшего, — горячка у него, но жив, — и она быстро взглянула на Эльгу, — несите его в гостевую избу, да натопите там, дров не жалейте.

— Хорошо, — ответил кормщик, и ватага подхватила больного, и понесла носилки в дом.

— Эльга, ты в силах? — шепотом спросила Мара, — поможешь излечить?

— Смогу, — твердо и уверенно ответила девушка, набрасывая плащ на голову, закрывая лицо.

Пижма осталась с собаками, а другие Ведуньи поднялись в гостевую избу. Начали топить, печь раскалилась, но в доме еще было прохладно.

— Выведи всех, — твердо сказала Эльга, смотря на Катвара в щель из-под плаща, глазами, вдруг ставшими колючими, как острия кинжалов.

— Понял, госпожа, — кивнул в ответ кормщик, — я останусь?

— Будешь помогать, — сказала так убедительно и твердо послушница, что даже Мара кивнула одобрительно.

— Пусть согреют воды, да размешают с медом, где-то на четыре ковша, — командовала уже девушка, блестя строгими глазами из под черного войлочного плаща, — и ивовой коры истолочь надо, — и она подала из сумки большой кусок сухой коры.

Катвар ушел во двор, где мореходы занялись делом, и перестали причитать и гадать на смерть ватажника. Одни рубили дрова, другие толкли кору, третий пошел за водой к источнику. Работа закипела, даже кормщик довольно усмехался: «Умеют женщины найти работу мужчинам».

Эльга же села на лавку рядом с умирающим, дышавшего с большим трудом, его лицо было покрыто предсмертным потом.

— Мара, стань сзади, — попросила девушка, откинув плащ, и положив ладони на лоб морехода.

Эльга постаралась сосредоточится, как тогда, в страшный день, спасая брата. Как там Такай? Вырос наверное, уже выше меня. Полезли незваные мысли в голову про мать, сестру. Она закрыла глаза, стараясь от всего отвлечься, собирая тепло в свои руки, и смотря глазами только внутрь себя. Наконец, тепло вырвалось из нее, и она услышала глубокий вздох юноши. Она открыла глаза, зная, что не увидит ничего, и привычным движением опять натянула себе капюшон до самого носа, что бы никто не видел ее, ставшего теперь таким страшным, лица.

— Мара, — тихо позвала она наставницу, — подойди, не вижу я ничего, — бормотала она, широко раскрыв глаза, но видела перед собой одну только черноту.

Она услышала шаги Избранной и почувствовала ее ладонь на своём плече, и девушка взяла Мару под руку. Эльга встала, тяжело опираясь на Мару, и все равно чуть не упала, ее ноги подогнулись, и она потеряла равновесие, так что женщина с трудом подхватила ее, ослабевшую так сильно, и усадила обратно.

— Отдышись, — тихо сказала наставница, — нам торопиться некуда.

— Пить, — жалобно попросила она, еле дыша от напряжения.

— Я принесу, — раздался незнакомый голос рядом.

— Лежи, только ожил, — пошутила Мара, — Катвар принесет.

Кормщик вернулся с тёплым питьем в руках, и чуть не выронил его. Он не ожидал увидеть улыбающегося племянника, сидящего на лавке. Пускай еще такого бледного, но здорового, совсем здорового.

— Мара, это чудо, — только и смог вымолвить Катвар, поставив сосуд на стол.

Кормщик еще раз посмотрел на улыбающуюся Мару, и знахарку, наощупь шарящую перед собой правой рукой, очевидно, страшную старуху, закутанную до самых глаз в черный войлочный плащ. Знахарка еле стояла на ногах, наверное, от старости, и держалась за руку Избранной.

— Благодари, Садок. — Катвар обратился к племяннику, — Избранная опять вдохнула в тебя жизнь.

— Да, дядя, — юноша встал и поспешно поклонился перед Марой.

— Не я, излечила тебя, а Эльга, — и кивнула на закутанную в плащ женщину.

Садок встал перед знахаркой, поклонился перед ней, и сказал:

— Теперь я должен служить тебе, — и юноша попытался вложить свои ладони в руки знахарки, прикрытые плащом, но она лишь поспешно их от него отдернула.

— Садок, госпожа Эльга устала. — строго проговорила Мара, — Не обижайся.

— Я понимаю, — кивнул юноша, — я хотел бы остаться до завтра, и поблагодарить госпожу Эльгу за ее доброту.

— Госпожа Эльга завтра встретиться с тобой, — усмехнулась Мара, и спрятала улыбку, — а сейчас мы пойдем. У нас много дел.

И они вышли из дома, на лестнице девушка просто висела на левой руке наставницы. Они пошли к своей обители, а Эльга всю дорогу крепко держалась за руку Мары, боясь упасть на неровной земле.

— Дядя, а ведь знахарка слепая, — заметил Садок, смотря вслед уходящим женщинам — видишь как идет, как ногами ступает, только на Избранную надеется.

— Точно. Но сюда шла сама, своими ногами. Сам видел. Видать устала она Садок, с тобой намучилась.

В ответ юноша лишь покачал головой, и его коса закачалась на затылке. Что будет завтра? Кто знает.

***

— Ничего не говори, Пижма. — сразу пресекла охи послушницы Мара, — ты принесла клятву, так держи ее.

Девушка смотрела на Эльгу, ее лицо, невидящие глаза, просящую полуулыбку на синих губах, и то как обычно улыбчивая девушка держится за руку наставницы. Она не могла ничего сказать, просто не было сил смотреть на это. Если это дар, то что же тогда проклятие???

— Сходи к Пряхам, скажи, что я хочу прийти с Эльгой, — приказала Мара Пижме, просто окаменевшей, увидев целительицу, — да не стой ты столбом.

— Хорошо, — очнулась послушница, и пошла, да почти побежала в обитель Прях.

Мара шла с девушкой по тропинке совсем медленно, стараясь идти по ровной земле, обходя камни. Девушка всё равно два раза сильно споткнулась, разбила колено о камни и разревелась от обиды, сидя на земле. Слезы из глаз катились рекой, она не могла ничего сказать, только причитала, и не желала подниматься. Наставница долго успокаивала ее, как маленькую, и насилу смогла поднять и потащить в обитель, домой. Все говорила без конца, какая же она умная и красивая. Да она и была сейчас маленькой и уязвимой, с сильно болевшей ногой, да еще и слепой сейчас. Недалеко от горы их встретила Пижма, спешащая к ним.

— Пряхи ждут, Мара, — сказала она, не отрывая глаз от зарёванного лица целительницы.

— Пойдем к Затворницам, нас уже ждут, Эльга, — мягко и тихо сказала Наставница.

— Хорошо, только в плаще жарко, — закапризничала она, — и нога болит. Да и не вижу я сейчас.

— Не могла я позволить тебе в избе отлежаться, прости, — ответила наставница, — скоро отдохнешь.

Они прошли вдвоем мимо радужных колонн, по пути к покоям Затворниц. Обитая бронзой дверь, заскрипев, открылась, и послушница пропустила их внутрь. Мара провела незрячую внутрь, и усадила ее на лавку. Покои этих женщин не сильно отличались от покоев Семерых, те же лавки, покрытые шкурами, те же лари для одежды и имущества, ничего невероятного, такого ожидаемого злесь. Сейчас они сидели напротив них, трое ведуний и признанных гадательниц, признанных Хранительниц. Они смотрели на Эльгу не отрывая глаз, и не говоря ни слова. Но вот, переглянувшись, они наконец, решились.

— Здравствуй, Избранная, чья слава теперь будет известна не только в Гандвике, но и Лукоморье, и Обдории. Мы о тебе, Эльга, — медленно изрекли свою мысль Пряхи. — и ты через неделю пройдешь посвящение. Тянуть бессмысленно. Ты сильнее всех здесь, а при Посвящении обретешь и силу, которая тебе нужна, силу, что бы разум не потерять. Не хочешь ведь быть юродивой?

— Нет, не хочу, Пряха, — ответила глухим голосом девушка.

— Мара, ты заставишь молчать мореходов о излечении. — сказали в один голос хозяйки горы.

— А ты Эльга, поведай нам о двух найденных мечах, но прежде ты раскинешь кости предназначения. На свою судьбу, — добавила затворница.

— Я не же вижу ничего пока, — удивилась послушница, — как я буду кости судьбы. И знаки я не увижу.

— Брать кости- глаза не нужны. Судьба- сама слепая, и кости тянут, не смотря внутрь.

— Я готова, — и Эльга вздохнула, решив, что спорить нельзя, и сжала губы, готовясь к неизбежному.

Пряхи встали, и сняли с поставца серебряный ларец на ножках, в виде когтей орла, а из него, подняв крышку, вынули кожаный мешочек с загремевшими костями. Затворницы переглянулись, и одна из Прях поднялась и отдала другой заветный кожаный мешочек с костями, а та, взяв его двумя руками, протянула его незрячей.

— Он перед тобой, протяни руки и возьми, — сказала Пряха Эльге, — Встряхни. Тяни три раза по одной, и клади на стол. Поняла? — рассказывала женщина, — Мара, ни звука.- приговорила старшая из Затворниц.

У Эльги и так сегодня был непростой день, она ослепла, пускай и на время и устала очень. Встав, она покачнулась, и лишь наставница успела поймать за руку ее падающее тело. Голова кружилась, и не хватало воздуха, ей нечем было дышать. Она встряхнула мешок, как ей приказали, и через силу, нащупав горловину кожаного мешка, она запустила туда правую руку, пошевелив пальцами внутри. Кости задребезжали, и Эльга, вспомнив всех богов, вытянула одну, положив на стол, затем, вздохнув, ещё одну, и, уже выдохнув, положила и последнюю. И так она вынимала три раза по три кости, всего девять, не больше, и не меньше.

Мара смотрела во все глаза. Первая, вторая и третья… как же хорошо, что Эльга сейчас не видит… Но наставница все равно посмотрела вбок на послушницу, стоявшей прямо, как палка, рядом со столом, пытаясь услышать, что происходит. Наставница сама еле устояла на ногах, увидев знаки на костях, и успела только схватится за столешницу.

— Что там? — слабым голосом спросила Эльга, — чего вы молчите?

— Много свершений тебя ждет, и слава бессмертная, — ответили Пряхи, показывая Маре мудрами, что бы молчала, та лишь качала головой в ответ, не соглашаясь.

— С этим закончили. Избранная, так как ты получила мечи? — опять начала допрос Пряха.

— Дактили дали, — девушка ответила честно, или почти честно.

— В пещере рядом с бухтой? — спросила одна из них, а другие привстали, буравя глазами послушницу.

— Так и есть, — отвечала она.

— А кроме этих мечей? — нетерпеливо сказали хозяйки горы, — было что-то еще?

— Нет, не было. — твердо проговорила Эльга, — только это. И рядом был холм из камней, могильный, может быть могильный.

Пряхи опять пристально смотрели на послушницу. Но она их не видела и хорошо, что не видела. Не видела этого желания, такого азарта вытянуть из нее эту тайну. Ведь за это время она привыкла держать себя в руках и быть твердой. Пряхи сами напряженно дышали и перемигивались, побаивались, теперь побаивались, доставать этот секрет из нее.

— Пока у Скарапеи не побываешь, у нас будешь жить. Мара, предупреди послушниц, что девушка у нас жить будет.

— А как же Садок? — спросила Мара, усмехаясь про себя, — должен он поблагодарить за то, что спасла она его. Кормщик Катвар благодарит очень.

— Хорошо, сразу после обеда пусть к нам идет, не медлит. — твердо сказали Пряхи, — И ларь свой пусть возьмет тоже, не забудет. Возвращаться- плохая примета.

Мара вывела Эльгу из покоев Прях, и та еле переставляла ноги.

— За что мне так, Мара, — все причитала она, — все у меня не так…

— Не кручинься, утро вечера мудренее. А чего не так? Юноше жизнь спасла, Затворницы тебе дозволяют испытание пройти. Выспишься, а там и мир будет другим казаться. Так понятно, потащила я тебя сюда, да саму ведь приневолили.

— Наверное, так и есть, — согласилась девушка, — спать пошли…

***

Ночь прошла, как целый год. Эльга открыла один глаз, и чуть подняла меховое одеяло, осматривая покои. Лавки других послушниц были застелены меховыми покрывалами, но спящих или хотя бы сонных подруг здесь не было. Она откинула одеяло, и быстро оделась. Всего и делов-вязаное платье да меховая безрукавка, да валяные короткие сапоги. Прохладно ведь. Подумала и про завтрак, и есть так захотелось… Взяла бронзовое зеркало- посмотрелась, все хорошо, и не слепая, как подумалось девушке.

Девушка вошла в горницу, где все послушницы как раз сели за стол, завтракать. Гата и Пижма смотрели на нее с таким страхом, так что Эльге и есть сразу расхотелось, а было желание бежать прочь без оглядки, и она повернулась, что бы уйти.

— Садись к нам, — закричали ей Ута и Нара, показывая на место между собой, — вот и миска твоя. Рыбы клади себе и располагайся. Хлеб свежий испекли.

И правда, в горнице стоял запах свежего хлеба, а самая юная послушница это и не заметила.

— Доброе утро, — поздоровалась с ней Мара, — садись, соня. А то скоро идти к пристани, к мореходам. Мне еще тебя причесывать и наряжать.

— Да зачем это? — вскинулась девушка, отступая от стола.

— Ты теперь не просто послушница, а Великая целительница, и не можешь абы как к людям выходить.

— И теперь так всегда будет? — и она посмотрела на Мару исподлобья.

— Всегда, ягодка, — ответила наставница, улыбнувшись, — Ешь давай. Рыба хороша получилась.

Эльга села между подругами, и положила из горшка себе печеной рыбы. Посмотрела на подруг, те пересмеивались, глядя на нее, и ели с видимым удовольствием. Смотря на них, доела все быстро, и рыбу, и хлеб. Потом наставница повела ее к себе, да за ней увязались все Избранные. У всех дела нашлись, что бы посмотреть, как Мара будет наряжать Эльгу. Женщина усадила ее на стул, распустила ее косу, и стала расчесывать ее длинные волосы. Сначала редкими гребнем, потом частым. Причесав, заплела косу, заколов волосы золотой заколкой. Украсила ее и серьгами, и височными кольцами из золота, и достала один из своих кокошников, украшенный двинским перламутром. На шею уложила ожерелье из мелких золотых бусин. Подумав, достала и соболью безрукавку.

— Ну, теперь прямо хоть свадьбу, хоть на званый пир, — приговорила Мара, — Краса Ненаглядная.

Вокруг слышались только охи –вздохи, все послушницы подошли осмотреть наряд Эльги.

— Лучше и быть не может, — высказалась Гата.

— Краше всех, — сказала, как отрезала Пижма.

А Ута и Нара, да и Тина и Власта, только согласно кивали. Все послушницы смотрели на наряд их младшей с одобрением. Сами все они были красавицы, но в таком наряде Эльга была подобна Заре-зарянице, и их это радовало. Не зря же говорят, как покажешься, так о тебе и подумают. Не должна их целительница к кормщику замарашкой явиться, а должно ей показаться во всем цвете своей красоты и власти.

— Кажется, хорошо. Сейчас и я облачусь, и будем ждать кормщиков в нашем тереме, где мы только дорогих гостей принимаем.

Мара тоже одела на себя украшения, подобающие ее сану. И они пошли в гостевую избу, и присели на кресла Избранных. Стали ждать, сидя на резных креслах. И в терем вскоре вошли четверо. Катвар шел с Садоком, а за ними два морехода несли дубовый резной ларец. Люди с Гандвика во все глаза смотрели на сидящих Избранных, ведь все гости острова привыкли к немудрящей одежде ведуний, в которой они видят их на берегу, а тут перед ними сидели две женщины во всем блеске красоты и драгоценных уборах. Мореходы были тоже одеты во все лучшее, что у них было с собой в плаванье, и старший и младший носили в правом ухе по серьге, принятой у гуннов, и оба были чисто выбриты. Племянник кормщика вышел вперед на шаг, и, оглянувшись на старшего, начал возвышенную речь:

— Привет тебе спасительница. Избранные Алатырь –острова славятся своим великим искусством избавлять страждущих от болезней, — говорил Садок, произнося выученные слова вслух, — Ты, превзошла всех. Ты, столь Прекрасная и снисходительная, спасла мою жизнь, и это моя благодарность тебе, — и он взмахом руки подозвал весельщиков, а те принесли резной ларец и открыли его крышку. Вздох восхищения пронесся по горнице, ведь ларь был полон соболиных шкурок.

— Это что бы ты не мерзла и не печалилась, — говорил Садок, смотря на прекрасную целительницу, и вдруг быстро подошел к ней, и вложил свои руки в ее холодные ладони, — ты спасла меня, — он опустил голову в пол, -и я в твоей власти.

— Что отвечать, — повернув голову к Маре, в испуге зашептала Эльга.

— Что принимаешь его службу, и вознаградишь его за усердие, — отвечала наставница.

— Да у меня нет ничего, — возмутилась девушка.

— Будет, ещё много чего будет. Говори, не вечно же он в поклоне стоять должен, — зашептала женщина.

— Сейчас, — тихо сказала целительница, — Я принимаю твою службу, и награжу твою верность, — проговорила твердо и громко Эльга.

Садок выпрямился, и, улыбаясь вернулся к своим мореходам. Эльга тоже встала, и ее лицо чуть покраснело от волнения. И она заметила что у Катвара тоже со здоровьем не все ладно. Темная полоса на груди, и видна еще лучше, когда она закрывала глаза. И сейчас тоже смежила очи, и так все и было, она не ошиблась. Она только вздохнула, готовясь к неизбежному.

— Катвар, ты тоже болен. Если тебя не излечить, через полгода ты умрешь. Если не боишься, я тебя излечу, — твердо произнесла она, и смотрела, как изменилось лицо кормщика.

— Я видел, как ты страдаешь, дева. Я не хочу причинять тебе боль, — жестко ответил Катвар.

— Ты хочешь умереть? — удивилась девушка.

— Я не боюсь умереть, но и приближать Смерть не хочу, Госпожа.

— Хорошо, — ответила Эльга, — садись на лавку, это будет быстро.

Все находившиеся в покое отошли, не желая мешать целительнице. Она подвернула рукава платья, что бы свисая, не мешали, обнажив золотые витые браслеты, села рядом, и положила ладони на лоб кормщику, и тот только вздрогнул. Послушница закрыла глаза, и всем показалось, будто в горнице стало темнее, словно масляные светильники перестали гореть. Лицо Эльги побледнело, а губы посинели, она раскрыла глаза, а они вместо голубых были черными. Девушка встала, шатаясь, но она видела, хотя и плохо. Встал и кормщик.

— И верно, дышится лучше, — заулыбался Катвар, ударив себя по груди, но улыбка сошла, когда он увидел лицо целительницы. — Что ж ты с собой делаешь… Спасибо, что себя ради нас не щадишь.

— Всё хорошо, — улыбнулась Эльга синими губами, и этой улыбки всех мороз по коже продрал, — скоро в себя приду, это пройдет скоро, — и она коснулась своего лица, — А так бы себя корила, что могла помочь тебе, а не помогла.

— Мудрено всё у вас, на Алатырь острове. Но надумаешь к нам прийти, после посвящения, — он низко поклонился Маре, как главной, — Будем мы тебе дом пока ставить в Гандвике. Чего тебе на Алтай или в Варту подаваться, вниз по реке? И к нам приедешь, может и Ликта, юродивого нашего излечишь.

— Спасибо, Катвар, за добрые слова. Это как старейшины ваши решат, да Семеро. Может, меня к себе, в Варту позовут, целительница им понадобится.

— Но да ничего. Можешь и у себя жить, и у нас гостить. Верно, Садок, — и Катвар ударил в бок племянника.

— Точно, — ответил тот, улыбнувшись.

Он один смотрел на девушку, и не отводил глаза. Другие, даже Катвар, который не боялся и на моржа с топором идти, не мог смотреть прямо на юную целительницу, избегал заглянуть в её глаза. Кормщик смотрел на Мару, которая была очень красива в этом наряде, на стены (на которых и не было ничего),на резные кресла, на стол, пол. Всё что угодно, только не глаза Эльги. Да другие вообще в пол уставились, будто пытались там свою судьбу усмотреть, или в доме полы резные оказались.

— И мед еще мы вам принесли, Избранные, — заметил Садок, и выставил на стол три большие корчаги, обвитые лозой.

Мара встала с кресла, и разлила мед по ковшам, и самый большой поднесла девушке, взявшей его в руку, и смотревшей на гостей. Те тоже замерли и переглядывались, замялись, никто не нал что сказать, наконец, Катвар поднял питье вверх:

— За здоровье Эльги, великой целительницы!

Мореходы восторженно кричали, Мара тоже улыбалась. А сама целительница одним махом осушила ковш, ведь пить ей хотелось жутко. Она коснулась своего лица, будто случайно, и почувствовала, что онемение проходит. Кожа становилась гладкой на ощупь, а не подобной камню.

— Мы пойдем, Избранные, — ведь даже битый волк Катвар не понимал, кто главный у хозяев, и не хотел никого обидеть, поэтому стал говорить столь витиевато.

Мара с полуулыбкой отпивала по чуть-чуть из ковша, поглядывая на Садка и Эльгу. Ее глаза уже были просто темно — синими, а губы просто бледными.

Мореходы поклонились еще раз, и по одному стали покидать терем, стуча сапогами по лестнице.

— Кто понравился? — спросила наставница целительницу, — ведуньи замуж тоже выходят, — улыбнулась она, окончательно вогнав в краску Эльгу. Она еще не полностью растаяла, и ее лицо было чуть розовым, а так было бы пунцовым.

— Жарко здесь что ли? — посмотрела скучающим взглядом на девушку, — натопили сильно. Пора нам в покои возвращаться.

Девушка ничего не ответила, только отвернулась к стене, и поправила височные кольца.

— Пойдем, Мара.

— Соболей не забудь, награду свою. И мед.

— Я все не донесу, — прошептала девушка, окидывая взглядом горницу.

— Помогу я, ладно. Салазки возьмём. Тем более, скоро искус твой.

Они собрали дары, и покинув резной терем, сложили рядом. Мара пошла в лабаз, где хранился весь скарб, и привезла оттуда салазки и ремни. Наставница споро работала, закрепила груз ремнями, а Эльга ей помогала. Наконец, груз привязан накрепко к салазкам, и они потащили к своей пещере.

У всхода стояли Ута и Пижма, разговаривали, а увидев Эльгу и Мару, волокущих салазки, подбежали к ним, и взявшись за веревки, потащили салазки с подарками к пещере, потом помогли поднять весь скарб наверх.

Послушницы, все шестеро, их ждали, рассевшись за столом. Мара стала ставить на пол дары мореходов. Девушки смотрели на все это восхищенными глазами, ведь никто из них, не смотря на возраст, еще не заслужил подобного. Эльга переглянулась с Марой, и отдала из ларца каждой по паре шкурок, на воротник для шубы. Отложила и долю для Мары и Прях, оставив себе три шкурки.

— А себе? — спросила непонимающая Пижма.

— Мне хватит, — ответила целительница.

***

Прошла еще неделя, и после бани Мара повела Эльгу в чистой одежде к Пряхам за напутствием, а затем и на искус. Опять знакомый ход в горе привел Избранных к разноцветным столбам, а между ними ждала их и заветная дверь.

— Вот и ты пришла, — сказала одна из Безымянных, вставая перед гостьей, — готова ли ты принять судьбу? Ведь Змей или червь, и есть сама судьба. Он и вечно молодой и вечно старый, для него нет времени, ибо он и сам это время. Тебя проводит сама Мара, и ты познаешь истину, и познаешь себя.

— А он добрый или злой, — в волнении спросила девушка, — как он все понимает?

— Не злой он. Но не понимает, и разницы не чувствует между добром и злом. Любопытный очень. Кровь не любит, — Затворница все мучительно вспоминала, загибая пальцы, — Можешь у него попросить что хочешь, как искус пройдешь.

— Прямо все? — глаза у девушки заблестели.

— И он даст, — усмехнулась другая Пряха, — но не так, как ты рассчитывала. Он за тебя подумает, и за тебя решит, как тебе будет лучше, только по его пониманию. О же ведь и будущее ведает, — усмехнулась женщина.- Так что будь осторожна. Мы ждем тебя, возвращайся.

Они вышли из покоев Затворниц, и не проронили ни слова каждая из них, прежде чем они дошли до самой тайной пещеры. Мара открыла дверь, приглашая Эльгу зайти внутрь.

— Наставница, а факел? — смотря в черноту, не понимая, попросила девушка.

— Ты должна будешь выбирать с сердцем, запомни. А свет там не нужен, свети и в тебе горит, как факел. Ты должна найти тайное место сама, силой своих чувств. И помни- он под шкурой овечьей золотой, там его убежище.

Эльга вошла во тьму и Мара закрыла за ней дверь в пещеру. Девушка постояла, слушала шаги. Шагов, их не было, послушница подумала, что наставница осталась ее ждать.

Девушка сложила руки на животе, и закрыла глаза, пытаясь обрести спокойствие, ведь её сердце почему-то билось страшно. Она набрала в легкие побольше воздуха и не торопясь выдохнула, и так несколько раз. Вот, почувствовала наконец, что сердце бьется ровно, и начала свой путь по подземелью. Шаг, другой, третий… Пол был гладкий, как будто отшлифованный, и идти по нему было легко. Вокруг же была словно черная мгла. Она шла осторожно, ощупывая коридоры руками. Шаг еще шаг, вот и развилка. Она закрыла глаза, стараясь не думать, и пошла вправо. Потом- влево… Так она выбирала, пока не уткнулась стену, и она была ослепительно белой, будто светящейся. Проведя по стене рукой, она уткнулась в большую меховую шкуру, и отодвинула ее. Пальцы нащупали нечто… непонятное, громадное, холодное. Это было округлое, движущееся под руками… Она попыталась спросить, но словно ее сердце покрылось коркой льда и лёд же сковал её губы…

— Не так… — прошелестело в ее голове, — спрашивай с умом…

— Ты… — начала испытуемая, не зная, с его начать.

— Да, это я, — сказало существо, будто выдохнуло мысль в голову девушки, — то, что ты искала…

— Я должна…

— Узнать… Спросить… рассказать? Да, ты должна познать… — говорило оно уже быстрее.

— Как это? — не понимала Эльга.

— Узнать, кто ты… — говорил не говоря червь, — ответь мне, кто ты?

— Я- Эльга, проходящая искус, целительница…

— Нет, не то… думай…

Она еще назвала Пифону немало важного про себя, но он отвечал, что нет, не то. Ей надо думать. Думать сердцем, думать чувствами. Она уже тяжело дышала, уставая больше и больше.

— Я… несовершенна…

— Да… и?

— Я- человек! — она словно выдохнула, сказав эти слова вслух по наитию, и этот звук отозвался эхом в пещере.

— Верно… Теперь ты сможешь быть настоящий Избранной, истинно знающей. А чего хочешь?

Эльга вспомнила о словах Мары слишком поздно, тогда, когда уже высказала желание.

— Хочу помогать людям, — ответила она, думая тогда, что в этом нет плохого.

— Будешь помогать. Иди.

Она же словно заледенела, услышав это, и подумала, не сказала ли лишнего.

Она пошла той же дорогой, но уже теперь могла видеть в кромешной тьме, ощущая разницу между угольно-черным и серо-черным, и пепельным. Все было перед ней в таких серо-черных цветах, но шла она уверенно к выходу. Звук ее шагов будто отражался в ее голове, и даже самый тихий шорох казался громче горного обвала. Она просто стала считать каждый свой шаг, даже не осознавая этого. Вот и дверь, изнутри тоже обитая чеканной медью с цветочными узорами.

— Прошла триста двадцать девять шагов, — сказала она вслух, и повернула голову назад, рассматривая сужающуюся черноту пещеры.

Взялась за ручку, чуть надавила и распахнула ее. Эльга сделав три шага, вышла из пещеры, и рядом стояла в темноте Мара, подобная мраморной статуе, тихая и безмолвная.

— Пойдем, — тихо сказала девушка, и осторожно взяла за руку наставницу.

— Пойдем, — сказала та еще тише, — пить хочется.

Они выбрались наружу, и само солнце радовалось им, ласково гладило своими лучами. Стояли и щурились, после темного царства. У Мары были совсем сухие губы, и глаза, обведены темными кругами, будто за несколько часов произошло что-то плохое. Девушка отвела глаза, словно и не заметила ничего, не желая спрашивать. Вздохнув, она повела Мару в покои Избранных. За столом сидели шестеро послушниц, вскочивших при их появлении.

— Так долго? — спросила Пижма, недоверчиво разглядывая вошедших, — разве так бывает? А где вы были?

— Пить… Меду дайте, — ссохшимися губами еле произнесла Мара.

— Где были? — засмеялась Эльга, но в ответ другие девушки лишь посмотрели на неё, как на юродивую.

Ута и Нара, да и Тина и Власта и Гата, смотрели на них широко раскрытыми глазами, будто пришедших обратно с Ледяной тропы, подвигая корчагу к ним с медом, и два ковша. Наставница плеснула в ковш Эльге, а остальное выпила прямо из горшка. Мара пила так жадно, глотая мёд, будто это был последний мед в ее жизни, и не могла напиться. Наконец, опорожнив корчагу, и посмотрев на всех заблестевшими глазами, вымолвила:

— Я спать. Устала. Проснусь, нам с Эльгой баню топите.

Она тяжело встала, опираясь а столешницу, и отправилась спать в свой закуток, прикрыв занавесь. Остальные, боясь шуметь, сели рядом с прошедшей искус ведуньей.

— Что так долго, Эльга, — спросила Пижма, в нетерпении опираясь ладонями на стол.

— Пару часов была, — не понимая, ответила девушка, — что, разве долго?

— Ты что! — зашипела, как змея, Гата, — целая же неделя прошла… Мы уже думали, больше не вернетесь.

— Да вы!! Не может быть… — вскочила Эльга, разбив колено о стол, и тут же зашипела от боли.

— Осторожней, — сказала Власта.

— Больно как, — стала растирать ногу избранная, — не знала я… так долго… Вот чего она так пить хотела, — и кивнула в сторону покоев Мары, — Я то ведь думала, что часа два прошло.

— Скоро ты домой отправишься, — говорила сильно скучавшая по семье Власта, — видишь, как хорошо. Завтра закончишь посвящение. Татуировки нанесут на тебя.

— Давайте поедим, да спать пойду, — слабо улыбнулась Эльга, — а то, выходит, я неделю не спала.

— Точно, — сказала Гата, придвигая к новой ведунье миску с рыбой.

Девушка съела все, лежавшее в миске быстро, да и другие тоже даже не ели, а скорее, смотрели на нее, глотали не жуя, свою пищу. Разговоров почти не было, и девушки, видимо, надеялись расспросить потом Мару обо всем. Лезть с разговорами к пропавшей в горе никто не хотел, особенно смотря на ее потерянное лицо. Эльга почистила свою миску и ложку, и хромая, пошла к своей лавке, не веря, как она целую неделю провела в пещере, и не заметила этого. Присела на шкуру оленя, и опять вспомнила свой искус, путь в пещере, и пыталась вспомнить, где же она была так долго, проговаривая про себя свою дорогу во тьме, и только трясла головой, и морщила брови, силясь понять происшедшее.

— Спать ложись, — прошептала Тина, погладив ее по плечу, — не терзай себя зря.

Эльга прищурилась, внимательно посмотрела на говорившую, будто увидела ее в первый раз, но, кивнула, разделась, и юркнула под свои меха, сразу почувствовав окружившее ее тепло. Милосердный Гипнос смежил ее веки, и девушка, потянувшись, быстро уснула. Сны не мучили ее, и проснулась она уже со светлой головой, без затаенных страхов и без ожидания плохого.

— Сейчас поедим, и у нас с тобой дальше посвящения продляться, — успокоила ее отдохнувшая наставница.

— Как ты меня неделю прождала, Мара. Без воды и еды? — спросила печальная Эльга, оглядывая наставниц, ища в ней незнакомые черты.

— Надо было, вот и ждала, — ответила женщина нарочито просто, но ее выдавала довольная улыбка признанного учителя, радостного за своего ученика.

Путь в парильню не застал много времени, а там их ждали Пряхи, уже гревшиеся в парной. Эльга увидела их татуированные тела, да и Мару украшали рисунки свернувшихся змей. Пряхи вовсе не были старыми, по крайней мере с виду. Но девушка уже согрелась, и была рада бане. Она быстро разделась, и увидев приглашающий жест, села рядом с Харитами.

Они долго парились, обливались водой, девушка чувствовала себя отдохнувшей и душой и телом. Наконец, Затворницы переглянулись, и юная целительница поняла, что сейчас начнется долгий разговор.

— Что надумала Эльга, останешься с нами, или к людям уйдешь? — спросила одна из них.

— Не с пустого любопытства тебя пытаем, — добавила другая.

— И какие рисунки нам на твое тело наносить, — утвердила сказанное третья Харита.

— И рада я вашему слову, Затворницы- Пряхи, ведающие Закон, но я к людям пойду.

— Твой выбор и твоя судьба, — утвердила первая, — но если останешься, будешь одной из нас, когда кто-то из Харит умрет.

Сердце сжалось у Эльги при этих словах, и она посмотрела на Прях, и никто из них не был болен, она не видела ни на ком темного пятна или полосы, говорящей о тяжком недуге.

— Я не чувствую, что кто то из вас болен, не вижу этого, — с сомнением в голосе ответила девушка.

— И мы не вечны, — усмехнулась вторая, — в нас течет красная кровь, а не прозрачный ихор.

— Желаю вернуться домой, устала я, — тихо, но твердо сказала Эльга.

— Пусть так и будет, — кивнула третья, и подошла к поставцу с иглами и краской. Рядом стол маленький сосуд.

— Выпей, Эльга, это маковый настой, — сказала она, протянув малый сосуд. — не почувствуешь боли.

— Я должна все почувствовать, — ответила девушка. — хочу все понять и пронести через себя.

Другие Затворницы, и Мара, попарившись и умывшись, окружили Эльгу, и показали где ей лечь. Она нахмурилась, не понимая их. Но вот, Первая из них, взяла иглы, и окунула в краску, а другая насухо отерла ноги Эльги. Харита начала колоть с бедер. Испытуемая чувствовала каждый укол, и видела капельки крови, стекающие на лавку. Эта процедура длилась долго, очень долго. Ранки протирали от крови, и наносили рисунок дальше. Вскоре был виден узор из змей на одном бедре, вскоре и на другом. Затворницы переключились на руки. И там были уже видны изображения. Даже предплечья и шею украшали извивающиеся змеи и грифоны. Эльга смотрела на свои рисунки и рисунки на телах других женщин. Разница была заметна сразу. Но спрашивать девушка побоялась, не стала выпытывать тайное, ей не раскрытое. Работа была закончена, тело Эльги прикрывали повязки из тонкой холстины.

— Рисунок другой, потому что ты к людям идешь, — ответила Мара на несказанный вопрос, — у тех, кто среди людей живет и людям помогает, грифонов больше изображают, змей меньше. Может, все же останешься? — с надеждой спросила наставница.

— Не могу, прости меня, Мара. И родных увидеть хочу.

— Они тебя бояться, — с горечью ответила Мара, — и всегда будут.

Стали одеваться, и Эльга все ойкала от боли, стесняясь показать неудобство, но наконец, оделась, в новые одежды, с другой вышивкой- вышивкой настоящей ведуньи. Харита, уже одетая подошла к ней, окликнув.

— Лодья придет, приходи простится. Жаль, что ты уйдешь.- добавила она, не дожидаясь ответа, вышла из бани к себе, со всеми вместе, в свои покои.

— Мара, дай знать на Гандвик, что бы прислали лодью за новой волховицей, — сказала, вздохнув, харита, — дым над горой будет сигналом.

Наставница кивнула, соглашаясь с Затворницами. А Эльга переглянулась с Марой, не понимая в чем дело.

— Разве они со всеми так прощаются? — спросила девушка.

— Ты не всякая, — коротко ответила Мара, одеваясь, — пойдем, нам пора. И еще дымный костёр разводить, дел впереди немало.

Эльга кивнула, одевая браслеты и меховую безрукавку поверх платья, и накидывая тулуп, боясь простудится после бани. Они прошли коридорами в покои Избранных, девушки встретили и Мару и новую ведунью радостно, а днем их ждало праздничное застолье. Пир затянулся надолго, и Мара закончила трапезу старым преданьем, о котором ее все просили рассказать.

— Наставница, расскажи о древних Царевнах! — попросила Гата.

— Не заснете потом, — усмехнулась женщина, — о какой же из них хотите услышать?

— О шестой, о великой, о последней, -загалдели все.

— Что вы как сороки затарахтели, — чинно начала Мара, — звали ее Ильда, — начала она, присаживаясь в кресло.

«И была она самая сильная из Мертвых царевен, тех, которые давно спят. Она была шестой, и родом была она с самого Оума, а спит сном тяжким теперь в Уральских горах. Сильна она была, могуча, и тоже создала армию из Неживых — ни –мертвых. А служил ей верный волхв, слуга ее, был он, что чудо, живым, не прошел он мимо Древа, не стал Грезящим навечно. Ильда обосновалась где-то на острове Студеного моря, никто и не помнит, как он зовется. Помогала она людям, излечивала людей Гандвика, где гостила часто. Однажды, подняла она из земли мертвых, потому что почувствовала она, что напало на нас великое вражье войско.

Запомните, Царевны чуют родную кровь, знают, где она льется, и помочь стараются. Вот и Ильда, подняла мертвых, и повела в битву. Но удержать в подчинении более трёхсот мертвецов Царевны не могли. А волхв ее, Ильм, сумел изготовить Жезлы Силы. С их помощью Мертвая Царевна смогла удержать три тысячи Неживых. И с той армией она перебила вех врагов гуннов, так что гусям было некого носить в страну мёртвых. Чужие отбежали со своими стадами от наших пределов, а мертвецы, поднятые с поля боя, пополнили армию мертвых. Но вскоре Ильда заснула, а Ильм пропал, и жезлы пропали с ним вместе. Куда делась армия Неживых, тоже неизвестно. Но чужие пока боятся нас тревожить, вспоминая море убитых мертвецами, всех истребленных, и что было страшнее, взятых на службу Ильдой. Но согласно всем пророчествам, Царевен будет Семь, не больше и не меньше. А когда Стражи сотворят следующую Мертвую Царевну, никто и не знает. Как же они, великие колдуньи, становятся Царевнами с Ледяными Лицами, никто и не помнит. Дело ведь старое и страшное, многие и думать о таком боятся».

Мара оглядела слушающих ее девушек, покачала головой, и пошла спать.

***

В сон она провалилась сразу же, только накрывшись меховым покрывалом и закрыв глаза. Она попала в местность, где все вокруг нее было серым и туманным, и густая и плотная мгла мешала ей идти. Девушке казалось, что она словно идет в воде, каждый шаг давался ей с немыслимым усилием. Ноги проваливались, прилипая внутри этого тумана, а затем, словно выдирались, и так она шла дальше и дальше. Эльга подняла голову, пытаясь понять, где же она? Серое -пресерое небо. Только серое, серое, все вокруг серое и никаких других цветов или оттенков, оживляющих это место. Словно лучи солнца никогда не проникали в эту висящую в воздухе мокрую морось, будто дождь не упал на землю, а так и остался висеть в воздухе. Она шла дальше, среди призрачных, серых цветов, не пахнущих ничем, с чахлой серой травой под ее ногами, не видя здесь ни одного живого существа. Она медленно, заторможенно, поворачивала голову, желая осмотреться. Так она неторопливо шла дальше, увидев гору, и волны такого же серого, свинцового моря, неторопливо бьющие в каменистый берег острова. Подойдя поближе к горе, она увидела проем, убранный диким камнем с громадной дубовой дверью, обитой позеленевшей медью. Дверь, выше ее роста, вдруг открылась перед ней, и дальше зиял своей угольной чернотой ход в пещеру. Что-то как будто не пускало ее зайти в эту манящую темноту, заныло сердце и заболела голова. Тут, из каверны, она увидела серый свет, падающий на знакомую мужскую фигуру. Человек, отличающийся своей чернотой даже от темноты пещеры, стоял к ней спиной, и мановал, пританцовывая на ходу, и в такт неслышимой музыке ткал заклятие, сгибая пальцы на обеих руках, меняя положение рук и ног. Девушке показалось, что она где- то видела его, но вспомнить не могла, как ни старалась, даже сжимая кулаки во сне. Колдовство продолжалось недолго, и вот, он быстро повернул голову назад, и ее сердце сжалось. Это был Ильм, похороненный ею в пещере дактилей.

— Здесь твой дом, и тебя уже ждут. Не забудь, что спрятала. Спасибо за доброту, — сказал призрак.

И виденье рассыпалось, как домик из веточек, а Эльга открыла глаза, задыхаясь от страха, уставившись в темноту.

***

Девушка тяжело дышала, и рубашка ее пропиталась потом насквозь. Она встала и достала из ларя другую, и переоделась. Налила воды в чашку, и пару раз попала зубами о ее деревянную стенку, конечно, не от страха. Ведь Избранные ничего не боятся.

— Ты чего? — окликнула ее Мара, — не спится?

— Попить захотела, — шепотом ответила девушка.

— А мне кошмары снятся. Ничего понять не могу, — и наставница испытующе посмотрела на Эльгу, — а тебе, спалось хорошо?

— Отлично, — соврала Избранная, — видать, целый день был в делах, устала, и спится хорошо.

— Ложись, отдыхай, — сказала женщина.

Быстро пройдя к своей лавке, юная целительница юркнула в объятия неостывшего меха и вскоре уснула.

Наутро были опять уроки и искусы, приготовленные дотошной Марой. Как повязки ставить, как переломы да ушибы лечить, за недужными следить и роженицам помогать. Все было важно, и наставница была строга. Учили и повторяли грамоты, да не одну- гадательную, ей только с богами общаются, обычную, да из узлов, для малых писем и весточек. И опять, вечерами, показывала и Звездное небо, и его карты. Была у Мары карта с созвездиями из бронзы, а светила из золота и серебра на ней. Так и проходили дни, и вдруг, а это всегда бывает вдруг, показался на горизонте, среди Студеного моря, парус на мачте, а на ней развивался вымпел. По цвету Избранные понимали, с чем пришли мореходы- с новыми насельницами и забрать новых ведуний, или пришел мор и нужна помощь, или чужаки напали. Или, что лучше всего- пришла пора привезти припасы на остров. В этот раз, судя по вымпелу, шли забрать новую волховицу, и везли и ученицу новую, дабы мудрость Алатыря не иссякла.

— Собирайся, Эльга. Видели уже парус на горизонте, — сказала ей Мара, скрестив руки на животе, — и сходи к Пряхам, они тебя ждут.

— Хорошо, — волнуясь, ответила девушка, — схожу к Пряхам.

Эльга оделась, и покинув покои, прошла в проход, ведущий в горницы Затворниц. Она постучала, услышав ритуальный ответ:

— Просящему здесь всегда помогут.

Девушка отворила дверь, и вошла в обитель, где ее уже ждали.

— Жаль, что ты покидаешь Алатырь, славница. Будь осторожна среди людей, всюду тебя опасность поджидает.

— Ключницу заведи, у себя дома, в Варте, — советовала другая, — годами постарше, да что бы построже была. И помни Завет- умерших не воскрешать, кара Стражей придет немедленно, и глазом моргнуть не успеешь.

— Все от тебя помощи ждать будут, все любить, а то и бояться. — говорила третья, — а сорвешься, хоть как ни будь — возненавидят тут же. Себя не переделаешь, отказать в лечении ты никому не сможешь, но не надрывай свои силы. Просящих будет множество.

— У нас тебе было бы лучше, — добавила первая.

— Я не могу остаться, — прошептала Эльга, опустив голову и взяв себя за руки.

— А мы не можем уйти с тобой, что бы тебя защитить, — грустно добавила вторая. — но вот тебе подарок от нас, — и она отдала девушке серебряное зеркало отличной работы, с рукояткой украшенной чеканными гусями.

— Спасибо.

— На добрую память, и что бы видела себя в зеркале, всегда, какая ты, — сказала третья.

Девушка вышла из убежища Харит, не зная, вернется ли еще в эту пещеру. Быстрыми шагами она пришла в место, ставшее ей домом на четыре года. Тюки и лари были готовы, все было уложено, и в одном из них находились и Жезлы Силы. Девушки, ее подруги, стояли рядом.

— Пошли, младшенькая, — засмеялась Гата, — поможем тебе с поклажей.

— Точно, — усмехалась Пижма, — ты еще маленькая, а столько тебе тащить. А до пристани еще далеко. Пойдем, Эльга.

Избранные расхватали поклажу целительницы, и лари и тюки поплыли на берег острова на руках девушек. Они все вместе вышли из горы, а мореходы уже с нетерпением ждали их на берегу, и с ними рядом стояла и девушка, новая послушница. Рядом были сложены припасы и подарки от близких девушек-послушниц. За Избранными шла и Мара, а еще далее ото всех, подобно трем теням, шли и Пряхи. Наставница опередила Избранных, и подошла к мореходам.

— Привет вам, служители моря.

— Привет и тебе, госпожа Мара, — поклонились ватажники все вместе, а с ними и девушка. — Пришла весть на Гандвик, что вы посылаете в мир новую целительницу, и лодья ее ждет. И мы доставили на Алатырь новую послушницу, — и кормщик кивнул на закутанную в шубу девушку.

— Мое имя Укса, я из сколтов, — медленно проговорила девушка, бросая взгляды с Мары на Эльгу, — я приехала по слову старейшин, и протянула веревку с узлами.

Мара пробежала пальцами по письму, и задумчиво кивнула головой.

— Все рады тебе, Укса. Возьми свои вещи, и иди в покои вместе с другими Избранными.

Девушка кивнула, и пошла к послушницам, а Мара подошла к кормщику, и стала говорить с ним совсем тихо:

— Как зовут тебя, радетель моря?

— Клестом кличут, — широко улыбнулся он, — я тоже из сколтов, мы с Двины пришли, но госпожу на Гандвик доставим, не сомневайся.

— Кормщик, целительница не простая волховица. Будь спокоен, и не пугайся если что. Она может очень многое, и я не стращаю тебя. Имя ее Эльга.

— Спасибо, госпожа. Мы позаботимся о госпоже Эльге, — и он поклонился наставнице.

Мара подошла к Эльге, которая в волнении прятала руки за спиной, и повернулась к наставнице.

— Пора нам прощаться. Жаль что нас покидаешь, да ничего не поделаешь. Счастья тебе, и будь осторожна.

— Спасибо, Мара. Была рада быть с вами, — она повернула голову, и вздрогнула, увидев Прях, недвижимых, укрытых черными плащами, и больше похожих на громадные безмолвные валуны.

Эльга не сказала ни слова, и встала рядом с ватажниками. Те ухватили лодью, подняли ее, и пошли сквозь полосу прибоя. Вскоре лодья качалась на волнах, а мореходы, в кожаной одежде, подхватили вещи девушки и сложили в лодью. Затем Клест подхватил Эльгу на руки, и перенес ее в лодью, и залез через борт судна сам. Гребцы ударили веслами по волнам, толкая судно прочь от острова. Девушка видела, как стали сгибаться и разгибаться спины весельщиков, налегающих на рукоятки весел, и взбивающих море, подобно сливкам в крынке, без надежды получить масло из вод Студёного моря. Берег все удалялся, и целительница увидела, как женщины в черных плащах подошли к Маре. Эльга, когда жила на Алатыре, провожала семерых Избранных, и ни разу Пряхи не выходили на берег, что бы проститься с ученицами. Девушка не слышала, да и не могла услышать их беседу.

***

— Ты ей не сказала? — спросила одна из Харит Мару.

— Нет, и она еще ваших имен не узнала, — усмехнулась наставница, — Света, Рада и Дара… Ваши имена, имена Харит- Затворниц. И каждый раз эти…

— Так же и имя Мары…

— И сказать ей не могла… Что же ей предстоит, — и она закрыла ладонями глаза. Ударила морская волна, и вода попала ей на лицо и соленая влага стекала между ее пальцев. Мара убрала ладони от лица, и так стояла, еле дыша, прикусив губу.

— Ты плачешь, — спросила ее Рада.

— Это морская волна, Затворница, — покачала головой Мара.

— Она крепкая девушка, она выдержит. Она должна выдержать.

— Но ей столько… — и Мара опустила голову вниз, смежив веки, и в бессилии сжала кулаки и вспомнила день гадания, гадание на судьбу Эльги. Этот день опять встал перед ее глазами:

«По зову сердца как она пыталась схватить кости, но Затворница успела выдернуть их раньше, и убрала птичьи кости со знаками судьбы.

И лишь в памяти Мары все горели эти слова:

Идёшь, придёшь не пропадёшь

Седьмой ты будешь, не умрёшь

Затем во льду, как все заснёшь»

Повесть вторая. Варта

Море встретило целительницу ласково, волны Студеного моря не били сильно в борт, да и ветер был попутный, Северо- Восточный, и подгонял суденышко от Алатыря прямо в Обскую губу. Клёст поднял парус, что бы поберечь силы гребцов, и сам встал к рулевому веслу. Он побаивался за девушку, как ее примет море? Но ее не укачивало, и она ела с ватажниками копченую рыбу, и радовалась соленым брызгам, которые попадали ей на лицо. Она казалась сама мореходом, не хватало только кожаной куртки да таких же штанов с узкими мягкими сапогами, охватывающими ногу. И она стала помогать его людям справляться со снастями, управляться с парусом. Чего он побаивался, так это китов в проливе, попадающихся здесь весьма часто. Но надеялся, что еще пара дней, и они уже приблизятся к устью Оби, а к берегу киты стараются не заходить.

Но нет, как он клял себя потом, все-таки удачу сглазил. В сорока локтях от судна он увидел мелькнувший в волнах плавник касатки. И показалась целая стая, кормщик сжал зубы, надеясь на лучшее, и только обхватил левой рукой талисман висящий на шее, на кожаном шнурке. Лишь девушка будто не понимала всей опасности, грозящей им всем. Она встала к борту лодьи и протянула свои худые руки раскрытыми ладонями к китам, и волосы ее развивались на ветру. Целительница что-то шептала, а киты будто кричали ей в ответ, своим свистом, знакомым каждому мореходу Студёного моря. Касатки высовывались, выкрикивали и опять погружались в океанские воды. Девушка вдруг повернулась и посмотрела осуждающе на кормщика, а потом обратилась к китам. Касатки кричали опять, но вдруг разом нырнули, и более не показывались.

Клёст всё смотрел в спину колдуньи, и не смел сказать вслух ни слова, да и команда не подавала голоса, и можно было слышать только плеск волн, и только молчаливое дыхание ватаги было слышно над волнами. Все мореходы смотрели только на Эльгу, а та, в сторону моря, где исчезли киты. Наконец, девушка повернулась, и прошла через банки гребцов, и встала на корме рядом с кормщиком.

— Клёст, вы касаток бьёте? — спросила она тихо, и пристально посмотрела на рулевого.

— Бывает, — пожал плечами мореход.

— Не надо больше, — тихо сказала целительница, — они просили.

— Кто? — брови рулевого полезли на лоб, -они что ли? — и он махнул рукой на морские волны.

— Да, — девушка кивнула головой, — они хотели потопить лодью. Я сказала, что нельзя. Но когда меня не будет, они нападут. Запомнят вас, и нападут.

— Госпожа, — голос сколта дрожал, — что же мы есть будем? Мы же ивем морем?

— Рыбы здесь много. Сети у вас есть. И когда их в море увидите, можете сеткой, поближе к поверхности воды рыбу ловить. Они как собаки, вам рыбу загонят. Только добычей с ними делитесь.

— Как велишь, госпожа, — Клёст поклонился, и вспомнил слова Мары. «Кормщик, целительница не простая волховица. Будь спокоен, и не пугайся, если что. Она может очень многое, и я не стращаю тебя. Имя ей Эльга.»

Дальше шли по морю спокойно. Вот и показался долгожданный Гандвик, устье Оби.

— Эльга, здесь мы тебя высадим на берег, дальше в Лукоморье тебя на лодке доставят.

— Спасибо тебе, Клёст.

— Тебе, госпожа, за то, что от касаток спасла.

Мореходы выгрузили вещи Эльги на берег, а сами направились к знакомцам, обменять свои товары на изделия местных умельцев. С девушкой остались два морехода, которые старались не смотреть ей в глаза, боялись сглаза. Они погрузили ее скарб на салазки, и отправились к дому Садка. Навстречу им бежали трое ребятишек, размахивая игрушечными луками.

— Куда путь держите, витязи? — без тени улыбки спросила Эльга, — не поможете странникам найти дом Садка?

— Будущий воин всегда поможет Избранной, — чуть шепелявя, ответил витязь, тряхнув бритой головой с несколькими локонами, — иди за нами, госпожа.

Девушка двинулась за проводником, который вел ее по улице между заборами и плетнями домов. Наконец, проводник ткнул в калитку, и со своей дружиной ускакал куда-то вдаль на воображаемом олене. Ведунья постучала в калитку, и прислушалась- потом еще. Наконец залаяла собака, и послышались шаги во дворе дома.

— Кто там? — прозвучал мужской голос.

— Эльга, целительница с Алатыря. — ответила девушка хозяину дома.

Заскрипел деревянный засов, и калитка, висевшая на ивовых петлях, открылась. Растворил вход высоченный, как и все в этой земле, мужчина средних лет.

— Будь здрава, госпожа, — и он низко поклонился, коснувшись правой рукой земли, — рады видеть тебя здесь. А эти люди с тобой?

— Нет, это мореходы с лодьи, сколты, помогли донести поклажу. Спасибо вам, дальше сама, — сказала девушка мореходам.

— Меня зовут Трепт, я отец Садка, — и хозяин усадьбы подхватил тюки и ларь обоими руками и понес к дому, — калитку закрой, — сказал он девушке, обернувшись.

Дверь в дом была открыта, и рядом с входом сидел пес, приветливо помахивающий хвостом, и вставший на лапы, когда гостья подошла. Эльга спокойно и без страха погладила собаку, почесав ей за ухом, та в ответ обнюхала, познакомилась. Трепт только крякнул, увидев это, и почесал свой подбородок.

— Пойдем, — и он пошел с поклажей наверх, в горницу.

Наверху была пара малых окон, затянутых бычьим пузырем. Очень чистые покои, и навстречу ей шла пожилая женщина в обычном наряде-вязаном платье и меховой безрукавке, и был одет и передник, видно хозяйка готовила что — то.

— Спасибо, что зашла. Зовут меня Арза. Погостишь, у нас Эльга, а там и в Варту лодка поплывёт, — говорила женщина, — садись, обедать будем. Через четыре дня будет груз готов, что бы в верховья отправлять, с ними и пойдешь, по Оби- матушке. А пока посмотришь, как у нас в Гандвике, может тебе и понравится.

— И вам спасибо, что приютили.

— Как тебя не приветить. Ты же ведь сына нашего единственного вылечила. У нас с Трептом и дочери есть, трое, да замужем уже, в своих семьях живут. — вдруг вскочила, ударила себя по бокам, — Да что это я. Поешь с дороги, да баню тебе истоплю. Баня хорошая, недавно заново сложили. Сейчас мясо принесу из подвала.

— Нет, не ем я. Если только рыбы или молока, можно и простокваши.

— Хорошо, — кивнула она, не влезая в ведовские тайны, и спустилась в подклеть, скоро вернулась, принесла пару рыбин и крынку простокваши.

— Трепт, есть садись! — позвала она мужа, и поставила на стол три деревянный миски, и три ложки.

Взяла кувшин, и деревянную миску для умывания, полила гостье на руки, и подала полотенце вытереть руки, и сама омыла руки. Пришел муж, полила на руки и ему. Наконец, все было готово, и начали есть. Трепт сноровисто разрезал треску на куски и почистил, положил в миску, и все взяли себе части рабьей тушки. Эльга ела угощение с удовольствием, запивала простоквашей. В плаванье ведь были только сухари да насмерть просоленная треска.

— Твой дом у нас, в Гандвике, почти готов. Катвар постарался. Ты не беспокойся, мы за им присмотрим. Хочешь, прогуляемся, твое владение покажем?

— Дай поесть, да и помыться с дороги надо, — вмешалась жена.

— Оно конечно, — сказал он, доедая. — Пойду, тогда дров нарублю.

После трапезы Арза повела целительницу в баню, уже натопленную мужем. Эльга с наслаждением грелась у очага, поливалась теплой водой, иногда ловила взгляды хозяйки на себе.

— Это знаки Избранной, — объяснила она свои татуировки, — как прошла Посвящение, так и нанесли мне рисунок.

— Не видела такого, — с любопытством говорила женщина. — Да лет тебе еще…

— Я в двенадцать на Алатырь попала. Три года уже прошло. А баня и правда у тебя знатная. Отдохнула хорошо, спасибо.

После мытья Эльга отерлась полотенцем, и стала расчесывать нестриженые волосы гребнем. Вначале редким, потом частым. Арза, уже с уложенными волосами подошла к ней.

— Давай помогу, — и протянула руку со своим деревянным гребнем, но Избранная ловко уклонилась.

— Нельзя, Арза. Нельзя что бы наших волос касались. Не в обиду тебе, а Закон такой, не обессудь.

— Но волосы у тебя красивые, — улыбнулась женщина, отходя от славницы, все удивляясь. Вроде обычная, как все, веснушки на все лицо- а то нельзя и это нельзя. Что же можно?

Они вернулись в дом, Арза угостила девушку ягодным квасом.

— Вы хотели мне дом мой показать? — спросила Эльга хозяев.

— Точно, — сказал Трепт, и стал собираться.

Оделась и Арза, накинув сверху теплый войлочный плащ, да и Эльга накинула такой же, а хозяин дома надел поверх обычной одежды войлочную куртку, подпоясавшись ремнем.

— Ну, пошли, — сказал он, поправив кинжал на поясе, и взяв в руку посох.

Такие же посохи взяли Эльга и Арза, так, на всякий случай. Пошли по улице селения, избегая наступить в коровьи лепешки. Коров было много, и девушка видела, как гнали на дальний луг немалое стадо. Но с навозом старались справляться, иногда хозяева домов, как она видела, сбрасывали его в канавы вдоль дороги, соскребая навоз деревянными лопатами.

Наконец подошли к усадьбе Эльги. Дом, где еще работали несколько плотников, стоял недалеко от пристани, но и не близко от лабазов, куда складывали товары для мены, или отправки в верховья, или на Двину, к сколтам, или далее, на Каму к мардам и магам.

— Жаль, ты наш Медвежий праздник не видела, — рассказывал Трепт девушке, — у нас красиво бывает и очень весело.

— Хорошо, что меня так рано не отправили, так еще в это время в море льда полно. Буду у вас, в другой год, посмотрю Праздник здесь.

Они вошли в открытую калитку, и видела, как кладут на крышу туго связанные камышовые снопы, чтобы вода в дом не затекала. Осталось немного. Дверь в дом Катвар поставил богатую, на бронзовых петлях, а не на плетеных, как у многих. Красивый дом, первый в ее жизни. Она обошла его со всех сторон. Нижние венцы дубовые, не сгниет. Окошка целых три, все бычьим пузырем затянуты. Наличники резные, и резьба затейливая украшала и двери тоже.. Очень хорошо построен, с любовью.

— А где сейчас Катвар с Садоком? — спросила девушка.

— Они на Грумант пошли, — переглянувшись, заулыбались родители юноши.- Как тебе дом?

— Прекрасный. Буду приезжать, — улыбнулась и девушка, — вас навещать.

Обратно пошли по другой улице, мимо торжища. И Эльга увидела грязного- прегрязного мужчину, лежащего рядом с канавой, и что-то из нее выуживающего.

— Кто это? — спросила девушка шёпотом своих провожатых.

— Ликт, — вздохнула Арза, — как в море утонул его младший, самый любимый сын, так он и вошел в царство богов, сам не умирая. Сначала не спал совсем, потом заговариваться стал, из дома ушел. Не буйный, улыбается без конца, да бури умеет предсказывать. Одно слово, божий человек, юродивый.

Эльга подошла к мужчине, присела рядом на корточки, поправив свой плащ и платье, что бы в грязи не валялись.

— Ликт, -тихо окликнула она его.

Он обернулся, присел на колени, не обращая внимания на грязные штаны, и пристально посмотрел в ее глаза.

— Элла? — тихо спросил он, прищурившись, — как там сын мой? — и пододвинулся к девушке поближе, -холодно там?

Арза смотрела во все глаза на это, но услышав слова Ликта, зажала уши ладонями, боясь это слышать.

— Ликт, — снова позвала она его, — сын давно отпустил тебя, — и набросила плащ себе и ему на голову, так что никто не мог видеть их лица.

Эльга под плащом положила свои ладони на лоб юродивого, и почувствовала, как её пальцы стали горячими и закрыла свои глаза. Через мгновение встала и откинула плащ, боясь открыть свои глаза. Но нет, она видела. Рядом стоял пожилой мужчина, отряхивавший свою одежу от грязи и мусора.

— Здравствуй девица, — поклонился он, — прости что одежа измазана, — повернулся и собрался идти, как вдруг к нему кинулся Трепт.

— Здравствуй, Ликт, дружище!

— Привет, — ответил него непонимающий пока человек, хмуря брови от досады, разглядывая свою грязнющую одежду- ты что-то сильно изменился, пока я по делам ходил, — сказал он, нахмурив брови, — да и я видишь, испачкался весь.

— Ты в канаву упал, — а я вытаскивать тебя помогал, — придумывал на ходу Трепт, — Я тебя провожу, — сказал он, и обернулся к жене, и она кивнула головой, соглашаясь, — мне надо к тебе зайти, да и поговорить надо. О Садоке.

— Пошли, — просто ответил бывший юродивый, — жена тебе будет рада.

Эльга стояла, стараясь отдышаться от напряжения, да и голова сильно кружилась. Но не ослепла! Она была так рада, что готова закричать. И удалось излечить несчастного, что давно никто делать не мог. К ней быстрым шагом подошла Арза и расцеловала, быстро-быстро, чуть касаясь щек губами.

— Спасибо тебе. Боги послали тебя к нам в добрый час, добрая девушка, пойдем домой, отдохнешь, — она подошла ближе, и посмотрела на ее лицо, — Ты белее снега, в лице ни кровиночки.

Целительница только обреченно вздохнула, когда женщина взяла ее од руку, и повела домой. Они пришли скоро, и девушка, лишь с трудом разделась, напилась меда и заснула.

Утро было прекрасным, светило солнце, было тепло. Эльга с Арзой сидели после трапезы на завалинке, слушали щебетанье птиц, настроенье было у обеих преотличное. Вдруг в калитку застучали, и стал слышен гул голосов.

— Что это? — и в сердце девушки кольнуло предчувствие.

Но оно ее и не обмануло. Из сарая, услышав стук, подошел Трепт, и открыл калитку. Зашло человек двадцать людей, впереди шел похорошевший, побритый и причёсанный Ликт, а за ним шли его родственники и знакомые. В руках у мужчины были шкуры бобров, насколько девушка успела рассмотреть. Излеченный подошел к своей целительница, и она встала, в знак приличия.

— Привет тебе, прекрасная гостья, — велеречиво начал Ликт, -ты помогла, когда никто не просил, ты сделала это, не прося ничего взамен, ты совершила добро по зову сердца. Спасибо тебе, за то что вернула мой разум, — и протянул ей ворох шкурок бобра, — что бы было тебе еще теплее, а жизнь твоя наряднее. Катвар был так прав, когда строил тебе дом, а мы над им посмеивались. И это на обзаведение, — и отдал ей кожаный мешочек.

— Что это? — не поняла девушка, ощутив большую тяжесть в столь небольшом объеме.

— Золото, — сказал он и поклонился, и собрался уходить.

— Я не смогу здесь оставаться надолго, но обещаю приезжать почаще, — сказала Эльга вслед Ликту смущенным голосом.

— И это хорошо. На большее мы и не надеемся, — сказал он подходя к калитке, и вдруг, словно вспомнив что-то, вернулся, — Приходи к нам после полудня, будем рады. И с Катваром и Арзой. — он постоял, опустив голову, — Ты меня насовсем вылечила, Эльга?

— Да, потемнение разума не вернется, — уверенно ответила девушка.

— Пойду я, — и мужчина, теперь уже не оборачиваясь, вышел со двора.

Вскоре приглашенные стали одеваться во все наилучшее. Хозяева дома оделись в праздничные одежды с вышивкой, поверх лучшего вязаного платья с вышивкой Арза одела ожерелье. Мужчина одевался тоже тщательно, на нем были отличные кожаные штаны, крепкая рубаха, то же с вышивкой, знаками рода, мягкие сапоги морехода, и Трепт вдел в ухо серебряную серьгу, привычную любому гансу-гусю. Они присели, подождать гостью с Алатыря. Наконец, откинув занавесь, вышла и Эльга, во всем блеске своей красоты. Привычным было хорошо сделанное платье, перевязанное поясом из отличной кожи, и в остальном целительница блеском была подобна солнцу. Голову ее венчал кокошник, усыпанный жемчугом, а в центре убора горел золотой месяц. Височные кольца были золотыми, как и витые браслеты на запястьях, и на предплечьях, на груди же висел золотой талисман, держащийся на кожаном шнурке. Серьги в ушах были великолепной работы, и украшены самоцветами с Урала. Девушка видела, что её наряд был ослепительным в глазах хозяев. Эльга стояла, довольно улыбаясь, и вспоминала уроки Мары: " Ты должна быть царственной, а не казаться замарашкой в их глазах, замарашку никто не слушать не будет. Ты должна внушать уважение.»

— Пойдем, — просто сказал Трепт, — мы готовы, — больше он ничего не сказал, больше, много больше заявили его глаза.

Дом Ликта был недалеко, и их встречали у калитки его дети, провожавшие гостей. Угощение стояло на открытом воздухе, в дом бы столько людей ни за что не зашло, просто не было бы места для всех. Ликт с женой сидели во главе стола, а остальные- как кому придется. Увидев целительницу, хозяин встал со своего места, и поднял руку с кубком в знак приветствия. Они сели за стол на свободные места на лавке. Веселье было в самом разгаре, мед лился рекой, Ликт не жалел запасов в честь излечения. Раньше Эльга не была на пирах, да ее и не пустили бы раньше, слишком была юна. Но сейчас, Избранная с Алатыря освещала своим присутствием этот праздник. Все были ей рады, смотрели радостными, приветливыми глазами и улыбались. Но в голове звучали слова Пряхи: «Все от тебя помощи ждать будут, все будут любить, а то и бояться. А сорвешься, хоть как -нибудь — возненавидят тут же. Себя не переделаешь, отказать в лечении ты никому не сможешь, но не надрывай свои силы. Просящих будет множество. «Девушка только тяжело вздохнула, вспоминая эти слова.

Отпила из кубка сладкого меда, но только одни тяжелые мысли лезли в голову, но она старалась гнать их прочь. А как бы смотрели на меня, если б и Садока не излечила, ни Ликта… Но и на Алатырь бы не попала, если бы брата, Такая, не спасла. Судьба моя значит такая, и нечего свои болячки бередить, одернула она себя, и натужно улыбнулась, когда подошел сам Ликт, что бы наполнить ее кубок.

— Что не весела, госпожа? Неужто меды несладкие или пироги не сытные?

— Все хорошо, хозяин приветливый, — кивнула девушка, — так, задумалась.

— Не кручинься, скоро сам тебя в Варту доставлю. Я же лучший на Оби кормщик. И ватага моя наилучшая, не сомневайся. Послезавтра и отправимся. С утра приходи на пристань, будем тебя ждать.

— Спасибо, Ликт.

Они посидели еще, а потом, Арза, сделав вид, что ей неможется, засобиралась домой, а с ней пошли и Эльга с Трептом.

— Видишь, как все решилось, — говорил, словно уговаривал девушку отец Садока, — послезавтра уже в путь. Не мигом, но доберешься скоро до Варты своей. Ликт- кормщик справный, не сомневайся, много куда ходил, и по морю, и по рекам.

День прошел быстро, Избранная и не заметила. А в день отъезда целительница оделась попроще, в дорожное простое платье, и провожаемая Арзой и Трептом, пришла к пристани. Здесь работа кипела- ватажники снаряжали к отплытию три лодьи с товарами, и одной из них правил Ликт. Он то и встретил девушку.

— Никому не рад, как тебе, — сразу заявил он.- вот, и он гордо показал тридцативесельное судно, длиной сорок два локтя (14 метров), сработанное из моржовых шкур, на каркасе из китовых ребер. — Скоро уже отходим, вы вовремя.

Еще спустя небольшое время лодьи попали в обьятия Оби, качаясь на ее волнах.

— Пора прощаться, Эльга, — сказала мать Садока.

— Ну, рада была гостить у вас, надеюсь, будущим летом прибуду в гости. Ну или вы ко мне приезжайте, — сказала Избранная, обнимая Арзу и Трепта, — пора, вон, Ликт уже рукой машет.

— Счастливо тебе, — сказала женщина, смахивая слезу с ресниц, — еще увидимся.

— Конечно, увидимся, — уверенно добавил Трепт, — не так уж далеко живем. Неделя по реке всего.

— Конечно, — улыбнулась девушка.

Эльга поднялась по сходням на лодью, и на прощанье еще раз помахала рукой добрым друзьям, остающимся в Гандвике. Ликт дал команду, и судно начало разбег по водной глади реки. Гребцы работали дружно, и весла вздымались в такт, вверх и вниз, не мешая друг другу. Избранная встала на носу, что бы видеть меняющийся берег реки. Потом, переступая через скамьи, встала рядом с кормщиком.

— Красиво здесь, и качает меньше, -сказала медленно девушка, боясь сболтнуть лишнее.

— На море лучше, — почти согласился мужчина, но тут взглянул на девушку, — Да и касаток нет, — не удержался он и засмеялся.

— Что, об этом многие знают? — покраснела Эльга, в волнении дотронувшись до своей щеки.

— Почему многие? — пожал плечами Ликт, — все, почитай. Да ты не печалься.

Девушка только вздохнула, обхватив голову руками.

— Не зря все целительницы в леса уходят… — горестно говорила она, и раскачиваясь, силясь все забыть.

— От людей бы ушла, и мне бы не помогла, — криво усмехнулся кормщик, — я бы из навоза пирожки лепил. Да, это лучше… И Садок бы умер, да я так понял и Катвар тоже… Привыкай, а на шутку отвечай шуткой. Ты же пойми, люди рады, что ты им помогаешь, но не понимают, что и у тебя есть слабое место- ты все чувствуешь острее и сильнее, и каждое их слово тебя ранит. И боятся тебя очень- все думают, насколько ты сильна… Уже в глаза небось, не смотрят, — усмехнулся он.

— Да… — выдохнула она, — ватажники Клеста… Он смотрел, а они только в землю уткнулись, очей на меня не поднимали…

— Сглаза боятся. Вдруг, ты ведьма, и ведаешь путь к Близнецам? Рано тебя в мир отпустили, но только для тебя, — и он показал пальцем на нее, — но не для нас, — и он указал для себя.

— Спасибо тебе, — слабо улыбнулась Эльга, — легче на душе стало.

— Тебе спасибо, Избранная. И за меня, да и за всех нас вперед, — сказал он, и чуть поворачивая руль влево, держась по глубокому месту русла Оби.

Шли по воде неделю на лодьях, приставая к берегу лишь на ночевки. Но вот показалась и прекрасная Варта. Девушка смотрела во все глаза на любимое селение, и с каждым взмахом весел приближалась пристань. Весельщики неторопливо приблизились к берегу, и стали привязывать лодьи к бревнам на причале, а затем и выгружать и складывать свой груз для мены. Вещи Эльги выложили в первую очередь, и двое ватажников сложили их в салазки.

— Госпожа, куда доставить груз?

— Держитесь за мной, — ответила целительница.

Девушка шла не спеша, провожая взглядами путников, проходящих мимо нее. Ее не узнавали в торжественном наряде, только все вежливо здоровались или кланялись. Эльга увидела девушку шедшую мимо, и наморщила лоб, мучительно вспоминая, кто же это.

— Вита! — крикнула она, узнавая, и подошла ближе.

— А ты кто? — вздрогнула собеседница, отходя в испуге на шаг от Избранной.

Вита окинула взглядом снизу вверх целительницу, ее вышивки, амулеты на груди и браслеты на запястьях, но увидела не только это, а знакомое веснушчатое лицо, своей давнишней подружки Эльги, посланной к Маре.

— Точно! Ты… — и она взяла за ладонь девушку, и тут же отдернула руку, словно ожегшись, — прости, госпожа.

— Перестань, Вита… И ты еще, — и лицо Эльги скривилось, она чуть не разревелась, но сдержалась, только задышала чаще.- Пойдем домой ко мне. Мои все живы? — со страхом спросила она.

— И Такай, и Зарёна, и Кара, мать твоя, и отец тоже жив.. Все хорошо… Тебе Старейшины дом поставили, на окраине поселка, где по обычаю ведуньи живут.

Эльга кивнула головой, а Вита пошла с ней рядом. Девушка не могла сказать ни слова, а ее подруга не смела открыть рот первой, так и дошли до дома безмолвно, лишь улыбаясь друг другу. За ними, о чем — то перешептываясь, шли и волокли салазки весельщики с лодьи Ликта. Целительница вздохнула поглубже, и сильно постучалась в калитку. Раздался собачий лай, и она услышала голос выросшего Такая:

— Кто здесь?

— Сестра твоя, открывай, Такай, — смеясь, ответила девушка.

Такай снял засов и отворил калитку, скрипнувшую ивовыми петлями, и обнял девушку, не обратив внимание на ее торжественную одежду. Ему было уже одиннадцать, и его рост сравнялся с ростом сестры, и прическа была презабавная- локоны на бритой голове достигали его плеч.

— Красавица, — сказал он, оглядев ее облик, — и Избранная. Привет, Вита. Благодарю вас, мореходы, — и он быстро разгрузил салазки, и кивнул подруге сестры.

— Я пойду, — сказала Вита.

— Приходи на обед, — позвала ее Эльга.

Брат с сестрой пошли в дом. Поднялись наверх и открывая дверь в горницу, Такай сразу закричал:

— А смотрите кого я вам привел!

Первой прибежала младшая Тара, а за ней и шли Кувар, отец ее, и мать Гита.

— Приехала, дочка, — сказала мать, и обняла и расцеловала ее.

— Просто красавица, — счастливо улыбнулся Кувар, и поцеловал ее в щеку.

— Сестричка, — и младшая Тара повисла на ее шее.

Они прошли в горницу, туда же занесли скарб Эльги. Рассадив семью, ведунья принялась всех одаривать. Раскрыла свой ларь с мягкой рухлядью, и подарила матери пару соболей, и отцу то же, а брату и сестре отдала бобровые шкурки. Гита оглаживала пальцами дорогой мех, и счастливо улыбалась, глядя на дочь.

— Себе-то оставила? Теперь у тебя и свой дом, новый, за околицей. Все чин по чину, как волхвам и волховицам заведено- не рядом с обычными домами.

— Мам, не так все просто… Людей немало будет приходить, помощь просить… Больные, недужные… Лучше поэтому, когда лекарь ото всех отдельно живет, — и она слабо улыбнулась и развела руками.

— Привыкай, Гита, — сказал Кувар, — теперь Эльга стала ведуньей. Так ей лучше будет, отдельно от нас жить. — и посмотрел на дочь, как ей показалось, с облегчением.

— Ну ладно, — вздохнула она, — в бане попарю тебя, потом поедим, да надо и на трапезу гостей звать.

— Я Виту пригласила, — заметила Эльга.

— Хорошо, — кивнула мать, — а сейчас в баню с дороги, очиститься надо по обычаю.

После бани мать расчёсывала её длиннейшие волосы гребнем, Эльга сидела и отдыхала, совершенно успокоенная. Гита же смотрела на рисунки на коже дочери, на свернувшихся змеях на ее спине и плечах, на грифонов, разевающие свои клювы. Даже её бедра были покрыты этими знаками, и руки до кистей.

— Красиво, — сказала она, что бы порадовать девушку, — и грифоны даже есть.

— Грифонов не всем наносят, мама. Я заслужила, — сказала она, повернув голову.

— Еще бы не заслужила, — согласилась Гита, укладывая и заплетая ей косу, — жениха не нашла себе?