Бесплатный фрагмент - Меч от Дамокла

Введение

«…Да, ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу,

Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро —

А за грехи, за темные деянья

Спасителя смиренно умоляют…»

А. С. Пушкин «Борис Годунов»

В век тотальной продажности правдивые сказания наши «монахи-летописцы» не переписывают, а злонамеренно искажают! И произошло это тогда, когда работать над историческими фактами стали за пределами монашеских келий, и естественно, не за монастырские щи да кашу…

История у нас переживает блуд,

(Такое с ней бывало прежде).

Коль ложь историкам оплачивает труд,

Пробиться истине нет никакой надежды.

Да что сказать? Экклезиаст был прав.

Все в мире нашем повторимо,

Не изменился человека нрав:

Увидев истину, пройти стремиться мимо.

Истина наскоро проглоченная, не определённая на вкус, запах и цвет, преломляется в сознании каждого по-своему, в зависимости от объема информации, А если эта информация — не целостная, а состоящая из фрагментов, что тогда?

Вырванные из контекста истории фрагменты могут трактоваться по-разному. Истина становится ложью, и наоборот. Преступники становятся значимыми историческими фигурами, а их жертвы умаляются до ничтожества. И вестимо, мертвому не доказать правоту, если изначально преступники всесильными оказались, и единственными, контролирующими информацию!

Преступления, с которыми мне хотелось бы ознакомить читателя, возникли не внезапно и не на голом месте — им предшествовали важные события, происходившие, как в Санкт — Петербурге — столице Российской империи, так и в «землях» Северной Германии.

Пролог

Россия в допетровский период времени была самодостаточной, с особенностями своего уклада жизни, здорово отличающегося от западно-европейского. И не искали правители огромного государства жен себе в Европе, преследуя материальную выгоду — своего бы не потерять. Но, не в пример Киевской Руси времен Ярослава Мудрого, не было внутри семейных связей у русских царей с правящими домами Европы. Не отдавали своих дочерей правители крупных держав в Москву. И Петру Великому не удавалось нарушить это правило, хотя старался, что уж тут говорить…. Так уже вышло, что дочь брата своего Ивана Петр отдал замуж за герцога Курляндского, а своих дочерей Анну и Елизавету пристроить не успел. Хотя брачный контракт с Голштинским герцогом при жизни его составлен был,

Но к этому событию мы вернемся несколько позднее. Тем кто подзабыл историю нашу напомним, что у Петра Великого было 14 детей: три от первого брака с Лопухиной и одиннадцать — от второго с Мартой Скавронской. Десять умерли в младенчестве и только о четырех нам сообщает история — два сына и две дочери. Старший сын Алексей Петрович от первого брака с Лопухиной был казнен за измену отцовскому делу, младший Петр Петрович четырех лет от роду умер от воспаления легких..Еще было двое сыновей, но умерли они в раннем младенчестве. Возможно, были дети внебрачные, но на них официальная история никаких сведений не дает. А вот неофициальная нет-нет, да и подбрасывает информацию для размышления…

Не сегодня и не вчера родилась версия о том, что внебрачным сыном Петра Великого был великий русский ученый и поэт — Михаил Ломоносов. Версия кажется на первый взгляд крайне невероятной! Но, а если порассуждать… Разве не странно, что в далеком 1730 из Холмогор в Москву отправился никому не известный великовозрастный крестьянский сын. Прибыл и был принят безо всякой протекции в лучшее учебное заведение? И произошло это во времена, когда российская жизнь была строго регламентирована указами и положениями — без приказа сверху не делалось и малости. А тут вдруг сам глава Синода Феофан Прокопович принял самое деятельное участие в судьбе совершенно неизвестного ему парня из далеких северных Холмогор. Да какое дело было этому знаменитому ученому и философу до малообразованного крестьянского недоросля? Он о его самом существовании и слышать не мог!..

А теперь представим все-таки, что слышал о нем, и слышал из уст самого родителя… Ведь именно Феофан Прокопович, как глава Синода, находился у смертного одра императора Петра Великого. Конечно, тайна исповеди велика есть. Но сохранилось предание, что Петр, умирая, поведал Прокоповичу о некоем отроке Михайле, своем незаконном сыне, и повелел обучить его и приобщить либо к сану священника, либо к государственной службе — на что он окажется способен… И вправду, кому бы мог поручить государь свое незаконное детище, как не самому ученейшему человеку своего времени?

Так что, получается, возможным становится самое невозможное:

Жизнь говорит нам и о том,

Что невозможное — возможно.

Что ладить можно со скотом,

А с человеком ладить сложно.

Он не понятен с давних пор,

Чреваты гибелью поступки.

Он затевает с Богом спор,

Со смертью затевает шутки.

И повсеместно сеет тайны

И этих тайн не перечесть.

И открываются случайно,

Когда на это время есть!

Официально в живых при Государе Петре Алексеевиче оставались две дочери.

Рождены они были Екатериной Алексеевной, когда та была ещё просто любовницей Петра I и называлась Мартой Скавронской, а не Императрицей Российской Екатериной Алексеевной. Законной женой царя Петра она стала только через 3 года после рождения старшей дочери Анны.

Государыня Екатерина Алексеевна малолетних дочерей своих Анну и Елизавету держала в строгости, но позволяла им резвиться среди сверстников низкого звания, многие из которых лифляндцами были, говорящими на шведском языке, оберегая от влияния придворных, строгостью нравов не отмечавшихся. Петр позаботился о том, чтобы дочери его получили приличное образование. Особенно преуспевала в науках старшая любимая дочь Петра Анна. Восьми лет царевна Анна Петровна уже сама писала письма матери. Петр позаботился о том, чтобы дочери и в русском языке преуспевали, и иностранными языками прилично владели. В 1716 году в ноябре месяце прибыла в Санкт-Петербург итальянка графиня Марианна Манияни, занявшая место воспитательницы при царевнах. Ранее при них состояли: француженка виконтесса Латур-Лануа, сопровождавшая Анну Петровну и в Голштинию, и «мастер немецкого языка» Глик. Таким образом, царевны изучали французский, немецкий и итальянский языки, на которых потом свободно говорили. В раннем детстве, окруженные уроженками Ингрии, знавшими шведский язык, девочки исподволь научились говорить и по-шведски. В кабинете Петра Великого хранится несколько поздравительных писем царевны Анны к отцу, писанных на немецком языке. Кроме языков, царевны обучались танцмейстером Стефаном Рамбургом различным танцам, которые исполняли превосходно

Время принцесс к замужеству шло…

В те времена династические браки заключались в раннем возрасте, поскольку в них над физиологическими преобладали политические интересы. Поэтому, как только старшей дочери Петра Анне исполнилось 13 лет, в Санкт-Петербург зачастили посланники и женихи из тех карликовых немецких государств, которые хотели бы свои государственные интересы решить с помощью России, ставшей реальной силой, с которой следовало считаться всей Европе.

Когда дочери достигли девического возраста, они получили отдельное помещение, отдельный стол и особую прислугу. Теперь они не в тени находились, а звездами сияли при дворе императорском.

Одним из соискателей руки Анны был племянник шведского короля Карла XII, герцог Карл-Фридрих Голштейн-Готторпский. До него в Северной столице России побывал камер-юнкер голштинского Двора Берхгольц. В день коронации Петра Великого ему удалось видеть все царское семейство на празднике в Летнем саду прогуливавшееся. «Взоры наши, — напишет Берхгольц позднее, — тотчас обратились на старшую принцессу, брюнетку и прекрасную как ангел. Цвет лица, руки и стан у нее чудно хороши. Она очень похожа на царя и для женщины довольно высока ростом». Впоследствии, в 1724 году, перед обручением цесаревны Анны с герцогом, он же Берхгольц замечал в своем дневнике: «Вообще можно сказать, что нельзя написать лица более прелестного и найти сложение более совершенное, чем у этой принцессы. Ко всему этому присоединяются еще врожденная приветливость и обходительность, которыми она обладает в высшей степени».

И воистину такой похвалы старшая дочь царя Петра была достойна.

Торжественный въезд самого герцога голштинского в Петербург состоялся 27-го июня 1721 г. В свите его находился тайный советник граф Бассевич, бывший уже раньше в России, в качестве посланника от голштинского Двора. Он тоже оставил в своих записках замечания, касающиеся цесаревны Анны. Они воистину восторженны:

«Анна Петровна походила лицом и характером на своего августейшего родителя, но природа и воспитание все смягчило в ней. Рост ее, более пяти футов, не казался слишком высоким при необыкновенно развитых формах и при пропорциональности во всех частях тела, доходившей до совершенства. Ничто не могло быть величественнее ее осанки и физиономии, ничто правильнее очертаний ее лица, и при этом взгляд и улыбка ее были грациозны и нежны. Она имела черные волосы и брови, цвет лица ослепительной белизны и румянец свежий и нежный, какого никогда не может достигнуть никакая искусственность; глаза ее неопределенного цвета и отличались необыкновенным блеском. Одним словом, самая строгая взыскательность ни в чем не могла бы открыть в ней какого либо недостатка. Ко всему этому присоединялись проницательный ум, неподдельная простота и добродушие, щедрость, снисходительность, отличное образование и превосходное знание языков отечественного, французского, немецкого, итальянского и шведского. С детства отличалась она неустрашимостью, предвещавшею в ней героиню, и находчивостью». Кстати, жених — герцог голштинский не отличался ни умом, ни красотой. Он был не высок ростом и не имел особенной привлекательности в чертах лица своего. Равнодушный к умственным интересам, ничего не читавший, беззаботный и склонный к мелочному формализму, Карл Фридрих любил проводить время в тост-коллегии, попросту говоря «убивал» время!. Решение многих политических вопросов требует внимательного изучения тех лиц, на которых эти решения замыкаются. Поэтому, чтобы поближе познакомится с женихом, претендующим на шведский престол, российские государь и государыня отправились в Ригу и провели там всю весну. Первое свидание Царя с будущим зятем происходило 20-го марта. 1722 года Петр Великий нашел герцога пригодным для своих политических видов и пригласил его приехать в Ревель, а затем и в Петербург. Однако сватовство Карла-Фридриха затянулось. Недовольному герцогу пришлось в досаде великой долгое время пребывать, уменьшая тяжесть ее за стаканом вина, к которому он заметно пристрастился. Виной тому были события, происходившие в Стокгольме. Голштинский герцог, являлся наследником шведского престола, если у правящего короля Карла XII прямых наследников не появится. Король противился этому положению, поскольку понимал возможности российского престола влиять на судьбы голштинского княжества. Швеция находилась с Россией в состоянии войны. У Карла XII после сокрушительного поражения под Полтавой не было сил вести наступательные действия вне территории Швеции. Россия пока ограничивалась редкими, но непредсказуемыми нападениями со стороны моря на побережье Швеции, разоряя селения и держа Карла в постоянном напряжении. В 1718 году скончался бездетный Карл XII, шведский престол должен был достаться сыну старшей сестры короля, герцогу голштинскому, по он был отвергнут шведами и корону, с ограничением власти, шведские государственные чины предложили Ульрике-Элеоноре, младшей сестре Карла XII. Петр Великий полагал, что, имея в своих руках законного наследника шведского престола, он скорее добьется выгодного для России мира. Поэтому Петр І дал повеление Брюсу и Остерману заключить мир со Швецией только при условии, что шведы признают Карла-Фридриха наследником королевского престола и обещают восстановить его, при помощи России, во владении герцогством Шлезвиг. Шведы не хотели и слышать об этом. Пришлось участить и усилить военными нападения на берега Швеции. Посол Голштинии граф Бассевич и посол России Бестужев вели долгую, кропотливую работу, употребляя, где изворотливый ум, где денежные средства для подкупа влиятельных лиц шведского сейма, чтобы утвердить Голштинского герцога в правах на шведскую корону. Наконец замысел Петра осуществился. В начале 1723 г. сейм постановил дать голштинскому герцогу титул королевского высочества и уплачивать ему ежегодно субсидию в 25000 талеров. Тот же сейм, на котором, не без влияния Бассевича, голштинская и патриотическая партии значительно перевешивали партию королевскую, уполномочил сенат заключить договор с Россией, в котором, между прочим, Швеция и Россия обязывались энергично домогаться возвращения герцогу Шлезвига. Такой договор вступил в силу 22 февраля 1724 года. Только после заключения этого договора, улучшившего положение герцога, Петр дал свое согласие на брак его со старшей своей дочерью Анной.

22-го ноября 1724 года, после продолжительных совещаний Остермана с Карлом-Фридрихом и голштинскими тайными советниками Штамке и Бассевичем, обоюдные брачные условия были окончательно сформулированы, и в день именин Императрицы Екатерины Алексеевны, 24-го ноября, подписаны при торжественном обручении герцога с цесаревной Анной. Контракт состоял из двадцати одной статьи, которыми обеспечивалось будущее хозяйство цесаревны и ее детей, назначался для нее штат, определялось приданое (300000 руб. единовременно, кроме драгоценных вещей и уборов) и права потомства будущей герцогини и пр. В силу контракта, цесаревна Анна сохраняла веру своих предков и должна была воспитывать в ее правилах дочерей; сыновья должны были исповедовать лютеранство. По обоюдному соглашению Императора и герцога, к тогда же опубликованному контракту были присоединены три «секретных артикула», в которых Петр Великий предоставлял себе «власть и мочь», по своему усмотрению, «призвать к сукцессии короны и империи всероссийской одного из урожденных из сего супружества принцев», и в таком случае герцог обязывался немедленно исполнить волю Императора, «без всяких кондиций». В случае кончины царствовавшего тогда короля шведского, Петр обещал помогать герцогу всеми способами к достижению престола шведского. На основании этих двух статей, сын Карла-Фридриха был призван уже во времена царствования Императрицы Елизаветы к наследованию всероссийским престолом и почти одновременно приглашен государственными чинами шведскими для занятия шведского престола, В третьем из «секретных артикулов» Петр предлагал герцогу свои «добрые оффиции» для возвращения законного владения его предков, герцогства Шлезвиг, которым уже много лет незаконно владел датский король. После обручения, Император, по словам Бассевича, часто беседовал с цесаревной и герцогом о делах правительственных и старался посвятить их в свои планы и намерения. Вскоре предполагалось совершить и бракосочетание, но произошло замедление, вследствие приготовления приданого (из Франции ожидали привоза бриллиантовых вещей для свадебного подарка).

Планам Петра не суждено было осуществиться…

Эх, судьба, ты судьба, нам неведомая,

Постоянно ты с нами играешь:

То захочешь — одаришь победами…

Глянешь косо — и честь потеряешь

То под видом несчастного случая:

Смерть, болезнь, наводненье, пожар!..

И момент выбираешь не лучший,

Да и скрыто наносишь удар.

Одаренный Богом необыкновенно крепким здоровьем, Петр никогда не обращал внимания на случайные временные недомогания, продолжая и во времена их выполнять двойные и тройные нагрузки, не рассчитанные на обычного нормального человека. В мае 1721 года близкие к нему лица, стали замечать, что Государь временами стал задыхаться. Полагали, что у него внутри груди какой-то нарыв образовался, мешающий дышать Когда царь в Риге изволил пребывать, он в агонии в течение семнадцати часов находился. И опять, поправившись, не думал беречься. Обратили лишь внимание на то, что он говел более усердно, чем обыкновенно, с коленопреклонениями и частым целованием земли».. В 1722 году во время Персидского похода появились первые признаки задержки мочи. Зимой следующего года задержка мочи приняла тяжелую форму. Но царь отказывался от лечения.

Всё дела государственные мешали… И не только государственные, но и семейные тоже… Царю за пятьдесят перевалило, и он стал понимать, что пора любовных утех с молоденькими девушками отошла. С годами и темперамент изменился — пора мудрости наступила. С годами привязанность к жене как снежный ком нарастала. Только она знала, как снять напряженность от душевной усталости его… И представить трудно, какая тяжесть душу царя сковала, когда он узнал об измене той, которой более всего доверял! И с кем изменяла ему на сей раз Екатерина Алексеевна, которую он из лифляндской прачки Императрицей Российскою сделал? Которой Государство Российское завещал?.. С Виллимом Монсом, родным братом Анны Монс, бывшей когда-то первой его юношеской любовью, любовью, возникшей при посещении им Немецкой слободы.

Был любовник молод и красив. Это о нем сказал как-то посланник Дании в России Вестфаллен: «Монс принадлежал к самым красивым и изящным людям, когда-либо виденных мною»

Кто кого соблазнял и кто кому уступил? Драма очень схожа с библейским мифом о прекрасном Иосифе и его соблазнительнице жены Потифара. Вот только удержаться от соблазна, как это сделал когда-то Иосиф, Монс не мог. Да и страсть к золоту и серебру не малым подспорьем в падении Монса была.

И как в мифе о Потифаре и Иосифе, царь Петр приближает Виллима к жене своей, из своих адъютантов переводит молодого красавца в окружение императрицы делая его камер-юнкером Её Импетраторского Величества. А далее Виллим Монс благодаря своему обаянию и деловитости, делает быструю карьеру: его назначают управлять имениями царицы, он становится камергером двора и, наконец, любовником жены императора

Наверное многие при дворе знали, что происходит на дворцовой половине императрицы, но не Государь…

В руки Андрея Ивановича Ушакова, начальника тайной розыскной канцелярии попало «подмётное» письмо, указывающего на многочисленные служебные нарушения и взятки, осуществляемые Виллимом Монсом. В числе дающих молодому человеку взятки оказались первейшие сановники империи: Меншиков, Ягужинский, Головкин… Все они называли в письмах своих Монса: «благодетелем», «патроном», «любезным другом и братом». Андрей Ушаков, обладавший огромными правами сыска и ареста, произвёл обыск в апартаментах Монса. В руках начальника тайной розыскной канцелярии попала огромная масса бумаг: пошленькие стишки, любовные записочки от многих придворных дам, письма вельмож с просьбами, исполненными подобострастия и унижения… Но, когда Ушаков увидел среди бумаг те, которые бросали тень на монархиню, он прямо обратился к самому Государю. Когда Петру осенью 1724 года принесли донос на злоупотребления и взятки Монса по службе, он еще ничего не подозревал. Но, когда он стал с ними знакомиться, глаза его кровью налились, а руки захрустели в кулаки сжимаясь Те, кого он товарищами своими звал, Монсу бесчисленные дорогие подарки делали, давали подношения деньгами, вещами, даже деревнями! Нетрудно было понять, в чем секрет столь могущественного влияния камергера императрицы-наследницы российского престола.

Государь умел сдерживать порывы души страстной, если дела требовали спокойствия и размышления. Времена, когда он следовал порывам души, уже прошли.

Письма, записки, обрывки бумаг… А под ними подписи и подписи: Долгорукие, Голицыны, Черкасские, Гагарины, граф Головкин, баронесса Шафирова, Артемий Волынский и многие другие..

…И самые запутанные, самые «неправедные» дела быстро решались…

Даже всесильный Александр Данилович Меншиков не раз обращался к Монсу, дарил ему породистых лошадей, кареты…

Петр устал от безудержного воровства своего некогда любимого Данилыча. И опять он попался на поставках сукна для армии. Вспомнил государь, как недавно Катя просила за Меншикова. И вспомнил он, что сказал тогда жене своей: «Если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы. Я для тебя на первый раз прощаю».

Схема была отработана и проста: просители обращались к Виллиму Монсу, зная, что любовница не откажет ему. А просьбам императрицы противостоять Петр не мог, всегда удовлетворяя их — ибо любил ее. А она хорошо об этом знала!

Птенцы гнезда царя Петра,

По миру полетав, устали…

Гулянья с вечера до самого утра —

Не соколами, а воронами стали…

А то и вовсе, словно индюки,

От почестей и званий ошалели

Расходы стали слишком велики —

Чист каждый на словах,

а вор — на самом деле.

Кого-то подсидеть… украсть

(Орла бы совесть стала мучить)

А ворон, захвативший власть,

Удобный выжидает случай.

И понимал Государь, что юности противостоять трудно… весь он в делах и заботах, постоянно в разъездах, к тому же стал часто и тяжело болеть. Ему, Петру, 54 года, а Монсу нет еще и тридцати. Да и Катенька только на четыре года старше Виллима. Очень красив Монс, воспитан, умеет развлечь скучающую государыню. Умом все понимал Петр, а вот сердце разрывалось от обиды. Но сдерживал себя. Закончив разборку «документов», царь решил, что наступила пора и с Монсом поговорить. 8 ноября 1724 года Пётр ужинал у Екатерины. Монс в тот день был в ударе и, по словам саксонского посла Лефорта, «долго имел честь разговаривать с императором, не подозревая и тени какой-нибудь немилости». Не заметила ничего неприятного и Матрена Балк, сестра Монса, писавшая от имени императрицы любовные послания Виллиму, поскольку императрица писать сама не умела, а только диктовала. Царь шутил, позволяя шуту Балакиреву, замешанному в деле Монса, шутки отпускать, как это он всегда делал преуморительно. Шуты дураками не бывают, а Балакирев давно в сане придворного шута находится и знал хорошо, что ему дозволено, а чего — нет!

Вечер прошел превосходно. Государь со всеми приветливо прощался. Монс возвращался к себе весьма довольный проведенным вечером.

Вернувшись домой после застолья у её величества, Монс уже готовился ко сну, когда к нему без стука вошёл начальник Тайной канцелярии Андрей Ушаков и предъявил ордер на арест. У Монса отобрали шпагу, опечатали все бумаги и отвезли в дом Ушакова, которого даже в официальных бумагах именовали «инквизитором».

На следующий день, в понедельник, 9 ноября, в кабинете императора уже лежали бумаги Монса, а потом привели и его самого к следователю. Монс увидев следователя, обомлел… Им был сам Петр. Несчастный любовник не выдержал ужасного, полного жажды мести и, вместе с тем, презрительного взгляда царя и упал в обморок.

А ведь статный красавец, участник Полтавского сражения, генерал-адъютант царя, не был человеком робкого десятка. Вероятно, он прочел в глазах Петра свой смертный приговор.

Весть об аресте бывшего фаворита мгновенно разнеслась по Петербургу, но говорили об этом только шёпотом. Денщики и фрейлины — и те были перепуганы. Царица заперлась во внутренних покоях дворца. Царь продолжал разбирать бумаги Монса. Вероятно, в тот день он и уничтожил своё завещание о передаче престола в случае своей смерти Екатерине. Потом подумал, что его дочери до сих пор не пристроены. Тут же последовал приказ Андрею Остерману ехать к герцогу Голштинскому и сообщить ему, что царь согласен выдать за него свою дочь и даже назначил день обручения. Правда, которая из дочерей предназначалась герцогу, он тогда не уточнил…

А что же с Государыней?..

Екатерине и на этот раз удалось обуздать бешеный нрав мужа. Но, конечно же, в их отношениях появилась глубокая трещина. Пётр даже собирался судить жену за супружескую измену, однако князь А. И. Репнин и некоторые другие вельможи уговорили его этого не делать. Судьба царской династии в этом случае могла оказаться под угрозой…

Суд, как и ожидалось, обвинил Монса только во взяточничестве и, следуя царской воле, приговорил к смертной казни. Матрёну Балк велено было бить кнутом и сослать в Тобольск. Столетова, верного слугу Монса — также бить кнутом и отправить на каторгу на десять лет. Балакирева — бить батогами; каторги ему определили три года.

Жестким наказаниям подверглись лишь ближайшие сподвижники измены жены — те, кто носил записочки, охранял покой любовников.

Все ждали многочисленных казней, сопровождавших дела темные и серьезные, но видели пока царя веселым и спокойным, во всяком случае — внешне.

Рано утром 16 ноября на Троицкой площади в Петербурге голова Виллима Монса скатилась с плеч. Долго ещё, выставленная на шесте, она пугала петербургских жителей.

Екатерина понимала, что муж не оставит без последствий ее связь с Монсом.

Она изо всех сил старалась делать вид, что равнодушна к судьбе Монса. Когда того вели к плахе, она с дочерями разучивала новые танцы…

После казни Петр 1 посадил царицу в сани и повез ее к голове любовника. Екатерина и тут выдержала испытание — она спокойно улыбалась.

7 декабря граф Петр Андреевич Толстой в собственном доме на Петербургской стороне, недалеко от крепости, давал торжественный обед. На нем была императрица с дочерями, придворными дамами и кавалерами, был, разумеется, и герой празднества — герцог со своей свитой. Не было только государя, потому что он еще накануне обедал у Толстого. Пиром заправлял весельчак и дорогой собутыльник Павел Иванович Ягужинский; следовательно, немудрено, что страстно влюбленный герцог опьянел. «По глазам императрицы, — отметил Берхгольц, — видно было, с каким удовольствием она смотрела на дружбу и любовь обоих высоких обрученных».

Удовольствие не могло не омрачиться другим зрелищем: на обратном пути из дома Толстого Екатерина, Анна, Елизавета, Карл, а за ними и вся свита, проезжали мимо колеса, с которого виднелся труп, опушенный снегом; с заостренного кола угрюмо смотрела на пышный поезд голова Виллима Ивановича Монса.

Суть этой притчи не нова.

Грех совершало тело…

Но, почему-то голова

От тела отлетела?..

Взметнулась голова на кол.

И смотрит во все стороны..

А помост стал похож на стол —

Клевать уселись вороны…

Непутевый или жертва?

Попробуй разберись, что путь избрал не тот,

Когда иного не было пути?

Река судьбы — течёт, не ведом ее брод,

И ног не замочив, её не перейти.

Там сужена она, как лютый зверь ревёт

И в пенных струях камни видны.

Не отступить назад, не двинуться вперёд,

Ты слаб, она — сильна и это –очевидно!

Путь изменил — и непутевым стал

И осужден в предательстве отчизны…

Ты слаб душою был и, не живя устал,

И не дано искать пути иного жизни…

Мог ли наследник российского трона Алексей Петрович жениться по любви? Не мог. К тому же, не из древних знатных родов русских невесту ему выбрал отец, а за границей. На Руси когда-то смотрины устраивали, девушек красивых, статных, да пригожих приглашали. А тут остановил свой взгляд батюшка-государь на сестре супруги Австрийского императора Шарлотте Христине Софье Брауншвейг-Вольфенбюттельской (язык сломишь, прости Господи, фамилию выговаривая). Спьяну что ли царь Петр смотрел, но только никаких изъянов в немецкой принцессе не усмотрел. Царевичу Алексею же с первого раза не приглянулась невеста … «Ни рожи, ни кожи» — как говорят на Руси. И то, правда, была та принцесса росту небольшого, худющая, с плоской грудью, лицо все в оспинах. Просил сын отца познакомить его с другими европейскими принцессами — ну, не сошелся же свет клином на этой тощей немецкой гусыне… Отец настоял на своем, заставляя не единожды встречаться с Шарлоттою, чтобы привыкал сынок к будущей женушке …, И был заключен контракт о бракосочетании. На содержание двора супруги царевича царь положил пятьдесят тысяч рублей ежегодно. А по осени, как это было на Руси заведено, но на землю австрийскую перенесено, в том же 1711 году во граде Торгау и свадьба состоялась. Не нужно было жениху и приезжать откуда-то — он тут по велению отца одолевал науки разные.

Царь Петр позднее женушке своей, матушке Екатерине, отписывал: «Объявляю вам, что сегодня, октября 14 дня свадьба сына моего совершилась, на которой знатных людей было много, а отправляли свадьбу ту в дому королевы Польской»

Австрийский императорский двор был тогда одним из самых церемонных и самых роскошных в Европе. Шестнадцатилетняя кронпринцесса Шарлотта была приучена жить в роскоши, имела многочисленную прислугу, целый штат придворных дам. Она и представить себе не могла, какая жизнь ждет ее в далекой России и наивно мечтала, что со временем станет такой же императрицей, какой была ее старшая сестра, вышедшая замуж за австрийского императора, русский жених ростом высок, был тих и кроток, да и лицом красив. Очень многие принцессы в Германии завидовали Шарлотте.

А через три дня царевич получил приказание отца… немедленно отправиться в Россию и там заведовать продовольствием для армии.

Коротко и ясно! Три дня Государь отпустил сыну для познания тела принцессы немецкой Шарлотты, а далее труды во благо государства Российского, потребовавшие царевичу на земле Польской пребывать, а потом в Померании и Макленбурге.

Лишь через полгода принцесса встретилась со своим мужем, приехав к нему в армию. В каких условиях пришлось там жить Шарлотте, остается только догадываться.

Не позавидуешь принцессе:

Условий нет для политеса,

Палатка — не просторный зал,

Венецианских нет зеркал.

Забыт придворный лоск и шик,

Здесь вместо фрейлины — денщик.

Из глины кружка вместо чаши

А на обед здесь — щи да каша.

Принцесса просыпалась рано,

(Ей спать мешали барабаны)

Команда вечером — «отбой!»

На лагерь нисходил покой…

Три месяца спустя Петр отправляет сына в действующую армию, а принцесса целый год вынуждена жить в одиночестве в заштатном прибалтийском городе Эльбине, не имея денег на самое необходимое.

Потребовалось два года, чтобы у «молодых» началась совместная жизнь. В круговерти жизни Государя не приходили в головы мысли, что для семейной нормальной жизни необходимы условия, при которых притираются друг к другу не только тела, но и души. И ничего удивительного нет в том, что жизнь с Шарлоттой у царевича Алексея чем-то здорово напоминала ту самую, которую вел отец царевича с его матерью Лопухиной. Отличие заключалось в том, что царь Петр мог свою жену в монастырские стены заключить, а у сына его таких Выпивши, царевич как-то жаловался своему камердинеру:

— Жену мне чертовку на шею навязали, как к ней не приду, всё сердится, даже говорить не хочет.

И жалобы принца российского утешения нашли. Вяземский волею своею утешительницу тела царственного дал — девку свою из чухонцев, Евфросинью дочь Федорову. И прилип к ней телом своим царевич.

Сложно было немецкой принцессе, воспитанной в духе исполнительности, привыкшей к светским манерам, мириться с поведением мужа, увлекавшегося чрезмерно горячительными напитками, находясь в компании лиц низкого происхождения и весьма предосудительного поведения, и делящего ложе любви с любовницей самого низкого сословия. Но, если поведение царевича сравнить с поведением его отца, то здесь наблюдается полное тождество и отличается только размахом и мелкими деталями. Видела бы чопорная немка, лютеранского вероисповедования, что происходит во время проведения «Сумасброднейшего, всепьянейшего, всешутейшего Собора», задуманного когда-то царём Петром, действующего на всём протяжении его жизни до самой смерти? И этот «Собор» был не просто собранием захотевших повеселиться людей, а своего рода общественной организацией, имеющей даже свой устав. Устав написал сам царь Петр. Главное требование устава было простым: «быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда». Ну и, естественно, требование подчиняться иерархии собора — его двенадцати кардиналам, епископам, архимандритам, иереям, диаконам, протодиаконам. Возглавлял «Собор» «всешутейший и всепьянейший князь-папа». Первым таким папой был Никита Зотов. Сам Петр имел скромный чин — дьякона. Все члены «Собора» носили клички, которые по своему нецензурному содержанию ни в одном произведении не могли быть напечатаны. Безобразия, творимые Петром и его сподвижниками напоминали бесовские шабаши: с черепами на палках бегали, и матом орали в церкви, и блевали на алтарь, и… Трезвых, как страшных грешников, торжественно отлучали от всех кабаков в государстве. Мудрствующих еретиков-борцов с пьянством предавали анафеме. Недаром ревнители старины русской называли Петра — «Антихристом»

Так что царевич Алексей в поведении своем в сравнении с отцом мог считаться ангелом. Кстати, похоже, в чем-то сын все-таки подражал отцу, выбрав себе в любовницы чухонскую девку, сильную телом и крепкую духом, рыжеволосую, с миловидными чертами лица. И обращался царевич к своей любовнице почти так же, как это делал его отец, говоря: «Свет очей моих, ненаглядная Евфросиньюшка…»

Между тем, несмотря на холодные отношения жены к мужу, 12 июня 1714 года Шарлотта родила дочь Наталью, а 12 октября 1715 года — сына Петра. Через несколько дней после тяжелых родов Шарлотта скончалась. Умирая, она выразила удовлетворение тем, что благодаря ей «царский дом умножится еще одним принцем»]

Говорят, что царевич уделял мало внимания детям своим, от жены законной рожденных.

Полагаю, что и здесь следует провести аналогию между царевичем и его отцом. Много ли внимания уделял царь Петр сыну своему Алексею для того, чтобы тот стал подобным ему самому: реформатором с сильной волей и несгибаемым характером? Он и видел-то своё чадо крайне редко, поручив его заботам любимой сестры своей Натальи Алексеевны, да воспитателям. К тому же, при встречах редких отец не только бранил, но и бил сына неоднократно, что естественно порождало чувство страха перед родителем, а не любовь.. Царевич и внешне не похож на отца был, ликом — вылитый дед, с теми же мягкими чертами несколько вытянутого лица, с заостренным подбородком и большими серыми глазами. Характером тоже схожий с Алексеем Михайловичем, не случайно получившего прозвище «Тишайший». Царевич был умен, прекрасно владел немецким и французским языками, хорошо знал латынь, не любил военных наук, но любил читать.

Сын выполнял все поручения отца, но инертно, без всякой инициативы, что постоянно раздражало царя. Пытался ли царь выяснить в каждом случае причину, поговорить хотя бы по душам? То ли времени у царя не было, то ли желания? Сыну места возле отца не находилось, постоянно его оттесняли ретивые падкие на подачки придворные, и в первую очередь Меншиков Александр Данилович, такой же титул, как у царевича носивший — «Великий князь».

Не терпели друг друга «светлейший» и царевич, но враждебное отношение друг к другу долго и умело скрывавшие.

Положение царевича резко изменилось при рождении Шарлоттой детей от Алексея.

Нужно было уже видеть, как радостью осветилось лицо Екатерины Алексеевны, когда она узнала, что Шарлотта родила девочку. «Слава богу, что не родился мальчик! — думала она тогда, — Камень с сердца свалился!» Ревность за детей, от Петра рождаемых одолевала царицу. И в лице светлейшего Александра Даниловича нашла она союзника доброго.

Дочь у великого князя Алексея Петровича родилась в его отсутствие, когда он проходил курс лечение в Карлсбаде. Медики установили, что он болен чахоткой. Поездка была самим Петром санкционирована. Великий князь Алексей лечился там в течение шести месяцев.

12 октября 1715 года Шарлотта рождает сына, названного в честь деда Петром. Рождение стоило жизни матери, через десять дней она умирает от родовой «горячки», как прежде называли послеродовой «сепсис», забиравший жизнь каждой пятой женщины из дворян. 9 ноября 1715 года у царя от Екатерины, под ликование двора и фейерверк запускаемый, рождается сын, названный в честь отца тоже Петром. Был прежде один наследник, стало — три… А это точно уже — непорядок!

Царь Петр безумно любит жену свою Екатерину. Естественно желание матери видеть своего сына на российском престоле. С Петром Петровичем тесно связаны династические надежды родителей — они молят Бога о сохранении его жизни. А что же делать с препятствием на пути к устремлениям государственных особ?

Нужно устранить от царской короны старшего сына царя — Алексея, имеющего по старинным законам престолонаследия первоочередное право на престол.

И как не прискорбно, а следует заметить, что поведение царя Петра следует осудить, и не только с точки зрения морали. Зачинщиком письменного обвинения сына стал царь Петр. Вдумайтесь только, зачем ему понадобилось посылать письма сыну, находясь с ним в одном городе — Петербурге? Защитить имя свое в глазах потомков? Обелить ли его в глазах окружающих? Письмами такими, как правило, обмениваются враги, не имеющие возможности встретиться воочию. Если сын не враг, то почему избрал такой путь общения Государь с ним? В письме отец обвиняет сына в том, что тот уклоняется от воинского дела, словно забыв о том, что сын только что закончил лечение от тяжкого заболевания туберкулезом, остающегося грозным и для нашего времени. Он письменно открыто угрожает сыну лишением наследства…. Заканчивает письмо словами: «Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный»

Почему вдруг сын стал непотребным?..

Полагать следует, что умный царевич отлично понимал, откуда дует ветер, понимал также и свое полное бессилие перед окружением царя, враждебное ему, как по составу, так и по самой идее.

В ответном письме царевич жалуется на слабое здоровье и ослабление памяти, вызванное состоянием здоровья. Далее он отрекается в письме от наследства в пользу новорождённого брата Петра. А это уже означает, что царевичу ясна настоящая причина гнева родителя, но он не видит иных путей ухода в политическую тень, кроме монастырских стен. Заканчивает письмо он такими словами: «Желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения, понеже вижу себя к сему делу неудобна и непотребна… Раб ваш и непотребный сын». По сути, Алексей отрекается не только сам от престола, но делает это и за сына своего, так как тот чуть ли не на месяц старше сына царя, а потому за ним сохранено право первородства.

Петр недоволен ответом, понимая, что монашество сына может быть просто уловкой, из него можно и в буйный мирской свет легко шагнуть. Как сказал как-то воспитатель царевича Кикин: «Монашеский клобук не гвоздём прибит к голове». Чего же он в таком случае ждёт? Подкрепления слов действием?

Переписку отца с сыном временно прерывает болезнь царя. Занедужил Петр Алексеевич тяжело и даже исповедовался. Выздоровев, царь тут же посылает сыну «Последнее напоминание еще». Отец не верит клятве сына. И требует сделать выбор: либо стать достойным наследником, либо постричься в монахи. Конец письма становится резко угрожающим: «Иначе, как со злодеем поступлю!»

Царевичу 26 лет, он не запятнан никакими темными делами… Все «плохое, сделанное им, состоит в том, что он несколько раз съездил в Суздаль, чтобы встретиться там с матерью своею. Что же преступного в том? Алексей напуган, за советом обращается к Вяземскому и Кикину. К кому же еще ему обращаться, как не к воспитателям, самим же царем к нему приставленным, знающим особенности характера царя. Те советуют ему идти в монастырь. По этому совету, царевич и поступает, написав ответ: «Желаю монашеского чина». Но Петр через неделю сам посетил сына и сказал ему:

— Это молодому человеку нелегко, одумайся, не спеши, подожди полгода. Вскоре сам Петр уехал за границу. Значит, уход сына в монастырь не устраивает царя. Ему нужен уход туда, откуда нет возврата…

Алексей остался в Петербурге в томительной нерешительности и ожидании.

Летом 1716 года умерла тетка Алексея, любимая сестра царя Петра, царевна Наталья Алексеевна. Перед смертью она сказала племяннику:

— Пока я была жива, я удерживала брата от враждебных намерений против тебя; но теперь умираю, и время тебе самому о себе промыслить; лучше всего при первой же возможности отдайся под покровительство императора.

Другими словами, Наталья Алексеевна советовала племяннику бежать из России, от деспота-отца, и искать защиты у родственников покойной жены.

Знала мудрая женщина о реальности угрозы жизни племяннику, коль такой совет давала.

Метался мыслями царевич Алексей в поисках выхода, и не находил его… Как выехать незаметно из России? Как обмануть бдительность царского окружения, следящего за каждым движением его? Где взять деньги?..

Толчком к действиям послужило очередное письмо отца, в котором Петр требовал от Алексея сделать выбор — или стать настоящим сподвижником государевых дел и наследником, или отказаться от престола и постричься в монахи. Ни в том, ни в другом варианте для любимой женщины мест не находилось. Кожей своей чувствовал царевич и опасность для жизни своей.

Одолжив денег у Меншикова, 26 сентября 1716 года Алексей выехал из Петербурга на Ригу; с ним были Ефросинья, брат ее Иван Федоров и трое слуг. Официально царевич поехал к отцу. Детей Алексей и не думал с собой брать, понимая, что отъезд за границу с детьми невозможен, а Ефросинью для надежности пришлось переодеть пажом.

21 октября Петр получил от курьера известие, что царевич едет к нему, но более никаких сообщений не получал, а сын так и не приехал.

Петр догадывался, куда мог скрыться царевич, и отдал распоряжения искать его в Вене.

Царевич действительно приехал в австрийскую столицу 10 ноября, в 9 часов вечера, Оставив багаж и прислугу в гостинице, сам великий князь остановился в трактире «Bei Klapperer» и отправил оттуда своего служителя к вице-канцлеру Шенборну с просьбой допустить его по важному делу.

Шенборн был уже раздет, когда посланный царевичем прибыл к нему. Вице-канцлер всполошился — не каждый день к нему на прием принцы являются, причём не в качестве официальных государственных лиц. Место и время для встречи свидетельствуют о весьма необычных обстоятельствах.

— Я сейчас оденусь и отправлюсь к нему сам. — сказал Шенборн, начиная одеваться.

Но до конца одеться не успел. Слуга доложил, что принц Алексей просит его принять и выслушать, оставшись наедине.

Как только Алексей и Шенборн остались одни в комнате, царевич заговорил:

— Я пришел искать защиты у императора!.. Пусть он спасет жизнь мою!.. Меня хотят погубить, а детей лишить короны»

Речь была прерывистой, резко звучавшей в большой просторной комнате.

Шенборну хотелось перебить царевича, спросив, кто замыслил такое злое дело, но по укоренившейся привычке решил дослушать исповедь нежданного гостя до конца.

Усидеть на предложенном кресле великий князь не мог. Он вскочил и быстро задвигался по комнате, не в силах устоять на одном месте, размахивая руками. На пути своем перевернул кресло, даже не заметив его падения.

— Пусть император, — продолжал говорить Алексей Петрович, — дозволит мне жить у него либо открыто, либо тайно, но если император меня выдаст, то это все равно, что на смерть!

— Я ничего подобного не слышал о таком мудром монархе, как ваш родитель. Он не может так поступить… — возразил вице-канцлер.

— Отведите мня немедленно к императору, я ему расскажу обо всем подробно.

— Сегодня уже позднее время для серьезных разговоров. Я полагаю, что мой государь найдет мудрое решение и не оставит вас своею помощью. Вам, принц, следует несколько успокоиться, привести свои мысли в строгий порядок и я обещаю вам, что утром встреча с императором состоится… У вас есть место, где бы вы могли спокойно провести ночь?

— Да, я остановился в гостинице.

— В девять утра, моя карета будет ждать вас у входа в гостиницу. Я сейчас прикажу заложить мою карету, чтобы она доставила вас к месту ночлега. Негоже такому высокому гостю…

— Спасибо на добром слове, господин вице-канцлер, — прервал его царевич, — но мой экипаж ждёт меня у входа в ваш дом…

Пожелав доброго сна вице-канцлеру Шенборну, гость направился в гостиницу. Слова Шенборна несколько успокоили царевича и он стал обдумывать то, что ему следовало сказать своему августейшему шурину.

Вот то, что на утро услышал от своего российского родственника император Священной Римской империи, король Австрии Карл VI:

«Я ничего не сделал отцу, всегда был ему послушен, ни во что не вмешивался, ослабел духом от преследований, потому что меня хотели запоить до смерти. Отец был добр ко мне. Когда у меня пошли дети и жена умерла, то все пошло дурно. Царица с князем Меншиковым постоянно раздражала отца против меня, оба люди злые, безбожные, бессовестные. Я против отца ни в чем не виноват, люблю и уважаю его по заповедям, но не хочу постричься и отнять права у бедных детей моих, а царица с Меншиковым хотят меня уморить или в монастырь запрятать. Никогда у меня не было охоты к солдатству, но все поручения отца по армии я исправно выполнял, и был он мной доволен. А потом мне дали знать, что приверженцы царицы и Меншикова хотят меня отравить, для чего подговорили отца вызвать меня к себе, дабы у них на глазах находиться, или в монастырь идти. Сказал я, что к отцу еду, а сам сюда приехал, дабы просить покровительства и убежища для себя и детей моих в память о жене».

Прибытие царевича в Вену поставило австрийское правительство в затруднительное положение. С одной стороны, открытое предоставление ему убежища означало вызов Петру. С другой стороны, в Вене не сочли целесообразным немедленно выдать царевича, ибо рассчитывали превратить его в разменную монету в политической игре. Поэтому, на другой день вечером, после секретного разговора с Карлом VI, вице-канцлер сообщил царевичу, что император будет стараться примирить его с родителем, а до того времени признает за лучшее содержать его втайне. Царевич согласился и до 7 декабря пробыл в местечке Вейербург, а затем был отправлен в Тироль, под видом государственного преступника. Его поместили в крепости Эренберг, лежащей посреди гор, на высокой скале. Коменданту приказали содержать его прилично, а чтобы сохранить тайно его пребывание, запретили солдатам и их женам выходить за ворота крепости, караульным — вести с кем бы то ни было разговоры о том, кто привезен в крепость.

Как ни старались австрийские власти сохранить в тайне место нахождения невольного гостя, но русские ищейки разыскали его.

Царский резидент Веселовский был вызван к Петру, и велено было тому резиденту разыскать местонахождение царевича Алексея и девки Евфросиньи Федоровой. Императору Карлу VI было послано письмо такого содержания: «Ежели он в ваших областях обретается тайно или явно, повелеть его к нам прислать, дабы мы его отечески исправить для его благосостояния могли». Ни Карл VI, ни его министры не раскрыли Веселовскому тайны. Зато он сам напал на след царевича и известил Петра, что тот находится в Тироле. Алексей был в отчаянии. Карл VI дал царевичу совет переехать в Неаполь. Царевич оставил свою прислугу в Эренберге и со своей любовницей отправился в Неаполь. Май 1717 года… царевич и Ефросинья помещены в замке Сент-Альмо.

Но русские сыщики находят их и здесь. Петр отправил в Вену П. А. Толстого требовать у императора выдачи царевича, обещая от имени отца ему прощение; если же император не согласится на выдачу, то, по крайней мере, добиться свидания с царевичем и убедить того вернуться в Россию. Карл VI на выдачу не согласился, но позволил Толстому и Румянцеву встретиться с Алексеем. Толстой передал Алексею письмо отца: «Обнадеживаю тебя и обещаю Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, если ты воли моей послушаешься и возвратишься».

Алексей не поддавался ни на что. Через два дня опять было устроено свидание царевича с русскими. Толстой начал пугать царевича. Алексей обратился к вице-кролю Неаполя Дауну и спросил:

— Будет ли защищать меня император, если отец станет требовать выдачи «вооруженной рукой?

Даун ответил:

— Император настолько силен, что может охранить тех, кто отдается под его протекцию. Ободренный царевич опять не поддался на увещания Толстого. И все-таки тонкий дипломат Толстой нашёл брешь в защите царевича. Этой брешью оказалась Любовь Алексея Петровича к Евфросинье.

Царевича припугнули разлукой с любовницей и он сдался. Чтобы не расставаться с возлюбленной, он решил ехать в Россию. С двумя условиями: разрешить ему жить в деревне и обвенчаться с Ефросиньей. На свой страх и риск Толстой ему это обещал — и повез своего царственного пленника к Петру. Беременная Ефросинья ехала медленнее, особым поездом. А Алексей всю дорогу упрашивал Толстого задержаться, дождаться Ефросинью, дать ему обвенчаться с нею и уж потом являться на глаза грозному батюшке. Толстой вилял и тянул время, пока не подоспела депеша от самого Петра:

«Мои господа! — говорилось в ней. — Письмо ваше я получил, и что сын мой, поверя моему прощению, с вами действительно уже поехал, что меня зело обрадовало. Что же пишете, что желает жениться на той, которая при нем, и в том весьма ему позволяется, когда в наш край приедет, хотя в Риге, или в своих городах, или в Курляндии у племянницы в доме (герцогини Анны Иоанновны), а чтоб в чужих краях жениться, то больше стыда принесет. Буде же сомневается, что ему не позволят, и в том может рассудить: когда я ему такую великую вину отпустил, а сего малого дела для чего мне ему не позволить? О чем наперед сего писал и в том его обнадежил, что и ныне паки подтверждаю. Также и жить, где захочет, в своих деревнях, в чем накрепко моим словом обнадежьте его».

Поверил сын слову отца и в последний день января месяца в Москве-граде в сопровождении графа Толстого объявился. Пал в ноги. Повинился, слезами горючими обливаясь… и два условия выполнил: отказался от наследства, на евангелии клянясь… и выдал всех, кто ему помогал…

А вот своей части обещания царь не выполнил. Розыск царский во всю силу заработал. Более десяти приближенных царевича мученическую смерть приняли на колу и на колесе… Первым из них был Кикин Александр Васильевич, когда-то любимый денщик царя, позднее известный российский дипломат.

В изобилии лилась кровь за царевича, а он сам тешился уверенностью, что купит себе спокойствие и безмятежную жизнь со своей Ефросиньей. «Батюшка, — писал он к Ефросинье, — поступает со мною милостиво; слава Богу, что от наследства отлучили! Дай Бог благополучно пожить с тобой в деревне».

В светлый праздник Пасхи на коленях умолял царевич мачеху похлопотать еще раз перед батюшкой о судьбе его. Буря, казалось, миновала.

Правильно князь Василий Долгорукий сказать изволил как-то:

— Вот, дурак, поверил, что отец посулил ему жениться на Афросинье! Его, дурака, обманывают нарочно.

18 марта Петр и Алексей уехали в Петербург, 20 апреля туда, наконец, приехала Ефросинья, но царевич не встретил ее. Ее, беременную, засадили в Петропавловскую крепость и там допрашивали: кто писал царевичу, кого хвалил царевич, кого бранил, что о ком говорил. Испуганная Ефросинья рассказала все: «Царевич писал цезарю жалобы на отца, очень прилежно желал наследства, говорил: „Я, когда стану царем, то буду жить зиму в Москве, а летом в Ярославле. Петербург будет простым городом; я кораблей держать не стану и войны ни с кем вести не буду“. Когда услышал царевич, будто в Мекленбурге бунтует русское войско, то очень обрадовался». Она показала также, что царевич хотел бежать в Рим к папе, но она его удержала. Когда Алексею предъявили показание Ефросиньи, он запирался, но отец подверг его пытке.

Под пытками царевич признался не только в том, что показала на допросе Евфросинья, но наговорил и много иного.

А потом и суд над царевичем состоялся. И все представители светской власти царской приговорили царевича Алексея к смерти. Не подписал приговор только фельдмаршал Шереметев, сказавший будто бы:

— Рожден служить своему государю, а не кровь его судить!

26 июня 1718 года в 6 часов пополудни царевич скончался. Царь опубликовал о его смерти, что тот, выслушав смертный приговор, пришел в ужас, заболел недугом вроде апоплексии, исповедался, причастился, потребовал к себе отца, испросил у него прощения и по-христиански скончался.

Но этому не все верили даже в XVII веке; пошли слухи, что царевич умер насильственной смертью, но какой — неизвестно…

27 июня, была годовщина Полтавской битвы. По Неве перед Летним дворцом Петра I прошли украшенные флагами суда, жители города услышали пушечный салют, а затем насладились зрелищем фейерверка.

29 июня государь праздновал свои именины, присутствовал на спуске корабля, а вечером был фейерверк и веселый пир до глубокой ночи. Тем немногим наблюдателям и участникам торжества, которые знали, что накануне оборвалась жизнь царевича, оставалось лишь удивляться невозмутимости его отца.

Тело царевича, перенесенное из Петропавловской крепости, лежало в церкви Св. Троицы.

30 июня, вечером, оно было предано земле в Петропавловском соборе, рядом с гробом покойной кронпринцессы. За гробом царевича «изволил высокою своею особою идти его царское величество, а за ним — генерал-фельдмаршал светлейший князь Меншиков и сенаторы и прочие знатные персоны. А потом изволила идти ее величество государыня царица, а за ее величеством вышеописанных знатных персон жены».

Траура не было…

P. S.

Ефросинья Федорова была полностью оправдана. Её не пытали, а Пётр выказывал ей свои симпатии, написав такую резолюцию: «Девку Афросинью отдать коменданту в дом, и чтоб она жила у него, и куды похочет ехать, отпускал бы её со своими людьми».

Спустя несколько месяцев после смерти царевича, при разборе его багажа многие из найденных в нём женских вещей, среди которых находились и очень ценные, были отосланы по приказу императрицы Екатерины к Ефросинье как принадлежащие ей.

В журнале Тайной канцелярии сохранилась запись именного указа Петра I: «Девке Офросинье на приданое выдать своего государева жалованья в приказ три тысячи рублев из взятых денег блаженные памяти царевича Алексея Петровича»

За что была выдана самая большая денежная награда во всей истории российского сыска???

Есть сведения, что Евфросинья Федорова вышла замуж за офицера Санкт-Петербургского гарнизона. О судьбе ее ребенка ничего не известно….

Смерть бывает обычной, во сне и покое.

Смерть бывает внезапной, а значит, лихой

Может стать она тайной, в ней все скроют.

Был при жизни хороший, после смерти плохой.

Если смерть от врага — объяснений не надо.

Здесь всегда предрешен самой жизни конец,

Плоть от плоти своей — эту Божью награду

И пытать, и казнить разрешает отец!!!

Обреченный император

Петру надоело воровство Меншикова. Будь на его месте кто другой, давно бы головой поплатился. Царь и дубинкой охаживал светлейшего и словами корил. Тот каялся и… продолжал. И по малому веровал и по крупному тоже. Воровство быстро раскрывалось, светлейший в очередной раз в казну накраденное сдавал… и не мог устоять от появившейся самой малейшей возможности. Легче всего было присвоить военную добычу. Но после Полтавской битвы Александр Данилович воевал совсем недолго. Во время кампании в Германии, где он в союзе с датчанами и пруссаками выбивал шведов из их померанских крепостей, разразился грандиозный скандал. Заняв одну из важных шведских крепостей, Меншиков не передал ее, как было заранее оговорено, датчанам, а… продал за миллион талеров прусскому королю. Петр был вынужден отозвать светлейшего. С тех пор Меншиков редко покидал Россию, располагаясь в своем роскошном дворце на берегу Невы, привыкнув к ритму жизни царя, находясь подле него большущий отрезок, привыкший улавливать каждую мысль Петра Алексеевича. И незамедлительно исполнять ее, он теперь каждое утро еще затемно спешил на стройки, верфи… Лучше него положение дел знал только сам государь. Вечером Меншиков возвращался в свой роскошный дворец на Васильевском острове, где его ожидала любимая жена Дарьюшка-красавица из семьи дворянской Арсеньевых. Дом его был всегда «полной чашей», жил Меншиков щедро, с размахом, желанием поразить всякого богатством своим, шальным счастьем, бьющим через край. Но это уже не был безродный баловень судьбы. Его уже не связывали, как прежде чувство локтя с Государем, Да и не надеялся он на судьбу, таская ее за хвост, точно так, как делает это несмышленыш со своим любимым животным. Природная живость и изворотливость ума помогали ему прежде выполнять самые рискованные поручения нетерпеливого повелителя. Проявил он и личную храбрость, когда «брал на шпагу» города.

Время шло, Петр все дальше отдалялся от Меншикова. Исчез тот Алексашка, с которым Петр ездил в Немецкую слободу к Анне Монс и Лефорту, штурмовал Азов и Нарву. Остался казнокрад — светлейший князь Александр Данилович Меншиков, облеченный огромной властью. Но не всегда небо было безоблачным над гнездом Меншикова. Порой царь бывал и суров к светлейшему. Все аферы, жульничество и махинации Меншикова быстро становились ему известны, и в 1723 году светлейший ощутил растущее раздражение царя, уставшего «подтирать» за непрерывно «гадившим» любимцем. И статься бы беде великой… Но на этот раз за любимца вступилась жена Петра, царица Екатерина — бывшая любовница Меншикова. Её связывало с «Алексашкой» значительно большее, чем память о поросшем быльем любовном романе. Они, выходцы из низов, были одиноки в толпе родовитой знати, ненавидимы всеми в завистливом придворном мире, а поэтому держались друг за друга, боясь пропасть поодиночке.

Как знать, проживи Петр еще несколько лет, и Александр Данилович окончил бы жизнь на плахе. О такой перспективе светлейшему все чаще приходили мысли в голову. Над императрицей нависла серьезнейшая опасность — Петру надоели развесистые рога, которыми его награждала императрица. В ноябре он приказал казнить камергера Виллима Монса за взятки, хотя все при дворе знали, что главной причиной были слишком близкие отношения Виллима с Екатериной.

Судьба пощадила и Меншикова и, Екатерину. Петр умер раньше… А может ему помогли умереть?…

Сбрасывать со счета возможность отравления императора не следует. Слишком многие были заинтересованы в его смерти. И легче всего отравить царя можно было царице, она была рядом с ним.

Петр доживал отпущенный ему срок, заканчивался пятьдесят третий год его жизни.

Он уже давно называл себя стариком. Припадки болезни стали более частыми, но врачи, лечившие царя и гонимые им, дарили императору иметь возможность распорядиться великим наследством согласно с интересами государства. Но мог ли он надеяться, что ему дадут спокойно угаснуть в постели, если сам провоцировал опасающихся его гнева?..

После того, как заспиртованную в стеклянном сосуде голову Монса поставили в покоях императрицы, Петр Великий разбил зеркало и сказал:

— Видишь стекло сие? Презрительное вещество, из коего оно составлено, было очищено огнём и служило ныне украшением дворца моего. Но одним ударом руки моей оно снова превратилось в прах, из коего извлечено было.

— Разве теперь, после того, как ты разбил зеркало твой дворец стал лучше? — нашлась что сказать Екатерина.

Петр, хлопнув дверью вышел,

О чем могла думать жена Петра после ухода мужа, сидя в роскошном дворце среди подобострастной прислуги и глядя на голову своего любовника, плавающую в банке со спиртом? Ведь плавает она там по ее вине…

Возможно, вспомнила императрица о том, что голова Марии Гамильтон, любовницы Петра Алексеевича, ближайшей подруги самой Екатерины тоже где-то плавает в спирту…

И казнили Гамильтон по приказу царя… Правда, не была Гамильтон официальной женой…

А официальная жена Евдокия где? В темнице! А сын родной где? На том свете…

Да, не самые радужные перспективы ждали Екатерину Алексеевну в будущем. При самом удачном исходе уделом Екатерины в ближайшее время оставался монастырь с тюремными условиями заключения.

Что оставалось делать императрице: сложа руки ожидать, когда топор возмездия обрушится на ее шею?..

Она — всё же коронованная особа, у неё есть права на престол в случае смерти мужа. Да,, она уступает в значимости дочерям своим, но она может выиграть в споре за них с внуком Петра от Алексея поскольку она официально признана императрицей, причём по воле самого Петра Великого. Но нужно перешагнуть, что отделяет её от страха повседневного!

Находясь на волосок от гибели, она сохраняла шанс стать самодержавной властительницей одного из самых значимых государств мира. Только смерть Петра отделяет её от власти.