Бесплатный фрагмент - Матрица любви. Правда о счастливом детстве

Посвящаю своим родителям

Любови Вениаминовне

и Сергею Алексеевичу Фошиным

Выражаю благодарность

детскому психологу

Юрию Геннадьевичу Семёнову

за идею написания этой книги

Предисловие

— Многие читатели в своих письмах о воспитании детей спрашивают, просят у тебя о системе воспитания детей всё расспросить и описать в следующей книге. А что тут описывать. Нет никакой системы, наоборот всё. У вас тут антисистема какая-то. Что, например, в такой ситуации отцы делать должны, читатель спросить может.

— Ты очень точно определил — антисистема, её и опиши.

В. Н. Мегре «Пространство Любви»

В 2011 году, когда я ждала первого ребёнка, распространители книг, приземлявшиеся со своими баулами в фойе музейно-выставочного комплекса, где я тогда трудилась, увидев мою фигуру среди других листающих сотрудниц, восклицали: «Девушка! А вот это издание — специально для Вас! Здесь как раз всё о детях, начиная с первых дней! Как ухаживать и как воспитывать! Это же доктор Спок!» (Ну, или ещё какой другой знаменитый автор). Я приветливо улыбалась в ответ и потихоньку ретировалась.

На тот момент единственное, что я могла вспомнить из прочитанного по теме воспитания детей, была серия книг В. Н. Мегре «Звенящие кедры России» и кое-какая информация о педагогической системе В. Ф. Базарного. Хотя, будучи дочкой мамы-педагога, читала многие публикации на эту тему в журналах и книгах, которые она периодически приносила домой. Но как-то ничего особенно не запомнилось, кроме отдельных заключений А. С. Макаренко, В. А. Сухомлинского и, безусловно, истории жизни Я. Корчака.

Большинство трудов написаны действительно выдающимися людьми, настоящими профессионалами в области педагогики, обладающими огромным опытом и немалым талантом. Признавая всё это и отдавая им всем должное, я, тем не менее, искала чего-то иного…

Чего? А знаете, пожалуй, скажу. Я бы хотела прочитать книгу о воспитании детей, написанную самим ребёнком. Потому что все встреченные мной на тот момент имели в качестве авторов исключительно взрослых людей и отражали представления взрослых (пусть и замечательных взрослых) о том, в чём нуждается и какого отношения к себе ждёт ребёнок. Мне же хочется услышать ребёнка. Но дети, насколько я знаю, не пишут таких книг. Их мнения в виде забавных высказываний помещаются в юмористических рубриках типа «Говорят дети», и мы потешаемся над их суждениями, не принимая их всерьёз.

А мне часто бывает не смешно слушать детей. Не смешно. Написала и вспомнила рассказ одной знакомой, счастливой мамы единственной дочурки, когда она будила её, ещё маленькую, в детский сад, стараясь лаской и шутками сделать пробуждение весёлым и поднять настроение упрямо не желавшей открывать глаза девочке, которая вдруг сухо сказала смеющейся маме: «Не смешно».

Ну так вот. Раз я не могу отыскать книги о воспитании детей, написанной ребёнком, остаётся один только выход: вернуться в своё детство и написать такую книгу самой. Только не с высоты себя повзрослевшей. Потому что все вчерашние дети, искренние и правдивые, не умеющие лгать и притворяться, выдавая чужие, навязанные им в течение десятилетий, правила за свои собственные, становятся обычными взрослыми и в большинстве случаев забывают свои детские взгляды и убеждения, а если и вспоминают, то только чтобы посмеяться…

К счастью, о себе могу сказать, что за последние тридцать лет я не слишком повзрослела. По крайней мере, мои взгляды остались теми же, разве только ещё больше укрепились, получили развитие и возможность выражения.

А если серьёзно… Хотя кто сказал, что моя последняя фраза сказана в шутку? Но если серьёзно, то вот как мне пришло в голову написать эту книгу.

Часть первая. Матрица любви

Глава первая. В поисках механизма

С чего же всё началось?

Когда у меня родился первый ребёнок, я, конечно, задумалась о том, как правильно воспитывать его, чтобы он вырос счастливым, свободным, уверенным в себе человеком. Таким, как… я сама. Да, ни больше, ни меньше. Представляя себе, каким я хотела бы видеть своего сына, я постоянно возвращалась к себе самой. Как сделать, чтобы в нём было такое же безусловное ощущение счастья, спокойствия, уверенности в своих силах, умение свободно мыслить и поступать, брать на себя ответственность за всё с ним происходящее и ещё многое, что помогает мне в жизни.

Вполне естественно, что я обратилась за решением этого вопроса к своему детству, чтобы выяснить, каким таким волшебным образом моим родителям удалось воспитать меня так, что каждый день сейчас я благодарю их за это?

Мой отец имел семь классов образования и работал обычным слесарем на градообразующем предприятии — гидроэлектростанции. Человек он был замкнутый, немногословный, без вредных привычек, но и без особых талантов («золотые руки» были в ту пору у подавляющего большинства мужчин), любивший проводить свободное время на диване с книгой или газетой, за решением шахматных задач, разгадыванием кроссвордов или ребусов.

Мама тремя годами моложе папы, и её отношение ко мне и брату во многом определялось тем, что замуж она вышла в 28 лет, отчего мы, как принято думать о «поздних детях», были и остаёмся главным смыслом её жизни. По образованию мама учитель физики и математики, но большую часть жизни проработала воспитателем в детском саду.

«Ах, вот оно что! Ну, понятно, — подумают сейчас многие. — Не мудрено воспитателю справляться с такой задачей, как воспитание детей!»

Однако её профессия — и я расскажу об этом подробнее в следующих главах — не имела никакого отношения к тому, как мама воспитывала нас.

Родители не просто были обычными людьми, но и судьба их супружества сложилась не самым лучшим образом: тлеющее годами непонимание, несоответствие взглядов на жизнь, взаимные упрёки и ссоры привели к тому, что в возрасте семнадцати лет я стала свидетелем их развода.

И оттого я ещё больше удивляюсь, почему не самые благополучные отношения между собой никак не помешали им подарить мне самое лучшее воспитание, о котором я от всего сердца мечтаю для своих детей.

Иными словами, меня интересовал механизм, который я хотела разгадать и применить в своей системе воспитания. Собственные наблюдения и анализ нуждались в помощи специалиста, который помог бы разложить всё по полочкам.

И однажды я с ним познакомилась. Сыну был год, когда в газете «Родовая Земля» я увидела объявление детского психолога Юрия Семёнова и заглянула впервые на его сайт. Так как помощь психолога как таковая мне не требовалась, то причиной интереса стало то, что только человек определённого мировоззрения мог поместить объявление в данном периодическом издании, то есть, я могла найти в нём единомышленника. Так и случилось.

Несмотря на то, что с детства я изредка пишу стихи, что по работе приходилось постоянно делать публикации в газетах, да и общение с творческими людьми может служить постоянным источником вдохновения, мысль написать книгу никогда не приходила мне в голову. До тех пор, пока в одном из писем психолог Ю.Г.Семёнов, с которым я делилась многими воспоминаниями своего детства и которые он приводил иногда в качестве иллюстраций на своих тренингах для родителей, не предложил мне: «А не написать ли Вам книгу, Елена?» Так эта мысль была посеяна в моей голове…

Конечно, я много размышляла прежде, чем взяться за написание книги. Идея рассказать о своём детстве, как о замечательном опыте воспитания, в результате которого я выросла безгранично счастливым человеком, уверенным в себе и в том, что в моей жизни может быть только хорошее, что все мечты и намерения исполняются, что всё зависит от меня самой, и только я несу ответственность за происходящее в моей жизни, показалась мне, в конце концов, интересной.

Глава вторая. Эта таинственная матрица любви…

Не вижу границы моей.

Н.К.Рерих «Граница царства»

Что такое «матрица любви», я впервые узнала от Ю. Г. Семёнова, получая его рассылку и участвуя в переписке, которая доставила мне не только много пользы, но и удовольствия. Не стану останавливаться на том, что подробно и профессионально раскрывает сам психолог, рассказывая о трёх матрицах, в которых рождается и растёт человек. Скажу лишь, что, наряду с матрицей любви, он выделяет ещё матрицу жертвы и матрицу борьбы, которые определяют, как складывается жизнь человека, его взаимоотношения с окружающим миром.

Размышляя о том, как сделать, чтобы мои собственные дети развивались, уж во всяком случае, не в матрице жертвы, а в лучшем — в матрице любви, я задумалась, как уже писала в прошлой главе, о себе самой. Несмотря на довольно высокую самооценку, мне никогда не было свойственно хвастаться, поэтому рискнуть предположить, что определяющей мою жизнь и судьбу является именно любовь, я не решалась. Ну не были мои родители, как мне казалось, способны создать мне такие условия! Не было у них в жизни столько любви и счастья, чтобы так щедро поделиться со мной!

И всё-таки, возвращаясь к этому снова и снова, я пришла к выводу, что ни матрица борьбы, ни матрица жертвы, тем более, никак не подходят к определению моего детства. Я знаю, что большинству тех, кто знал меня в детстве, казалась я ребёнком очень закрытым, застенчивым, малообщительным. Я тоже так думала тогда, потому что слышала это от посторонних, которые говорили маме: «Какие детки у вас скромные, стеснительные».

Сколько помню себя, мне никогда не было интересно соревноваться. Ни в чём. Мне просто не нужна победа. Нет такой сферы, в которой была бы в этом необходимость. Когда на музейных форумах я вместе с другими сотрудниками старалась наилучшим образом представлять проекты и программы, в результате чего наш музейно-выставочный комплекс постоянно остаётся лидером в области, то того ведь требовали мои должностные обязанности. Как говорится, ничего личного, хотя победы, кто же спорит, всегда приятны.

Однажды в детстве мой двоюродный брат, который был старше меня на восемь лет, беседуя со мной по душам, задумчиво сказал, выслушав, что я не люблю никакие соревнования и конкурсы: «Это нехорошо… Значит, ты неуверена в себе?» «В чём неуверена?» — спросила я, удивившись.

Мы так и не поняли тогда друг друга. Я не поняла, зачем мне, например, прибегать куда-нибудь быстрее кого-то, бросать дальше кого-то, делать что-то ещё лучше кого-то, если в данный момент лично для меня в этом не было ни малейшей потребности. Какая польза была в призах и грамотах, если нужные мне по-настоящему вещи и так доставались мне от родителей, никогда не ставящих условий, в отличие от других взрослых. А уж самооценка, самоутверждение… Я настолько привыкла чувствовать себя в семье любимой, обожаемой, что собственное самолюбие моё ни в какой подпитке извне не нуждалось. Двоюродный брат так и не смог объяснить мне, для чего нужно побеждать, преодолевать и т.д., если этого требует не конкретная реальная ситуация, а просто игра. Тренировки ради? На всякий случай? Неубедительно. До сих пор.

И сама я долгое время пыталась понять причину своего полного нежелания с кем-либо соревноваться. Ну, чувствовала, что неуверенность в себе здесь ни при чём. Хотя, разумеется, на свете тысячи, сотни тысяч людей сильнее, быстрее, умнее, красивее, талантливее меня во многих вещах, это же естественно! И что, с каждым меряться силами? Ну, ведь смешно?

Ответ пришёл неожиданно и совсем не такой, какого я ожидала. Уже работая в выставочном зале городского музея, несколько лет назад, готовясь к выставке компьютерных репродукций картин Н.К.Рериха, обнаружила у него сказку «Граница царства». Прочла и вдруг поняла саму себя. Так ясно и просто всё оказалось! Насколько ясно и просто, вы можете судить и сами, потому что я не удержусь, чтобы не привести здесь эту сказку полностью.

«В Индии было

Родился у царя сын. Все сильные волшебницы, как знаете, принесли царевичу свои лучшие дары. Самая добрая волшебница сказала заклятие:

— Не увидит царевич границ своего царства.

Все думали, что предсказано царство, границами безмерное.

Но вырос царевич славным и мудрым, а царство его не увеличилось.

Стал царствовать царевич, но не водил войско отодвинуть соседей.

Когда же хотел он осмотреть границу владений, всякий раз туман покрывал граничные горы.

В волнах облачных устилались новые дали. Клубились облака высокими грядами.

Всякий раз тогда возвращался царь силой полный, в земных делах мудрый решением.

Вот три ненавистника старые зашептали:

— Мы устрашаемся. Наш царь полон странной силой. У царя нечеловеческий разум. Может быть, течению земных сил этот разум противен. Не должен быть человек выше человеческого.

Мы премудростью отличенные, мы знаем пределы. Мы знаем очарования.

Прекратим волшебные чары. Пусть увидит царь границу свою. Пусть поникнет разум его. И ограничится мудрость его в хороших пределах. Пусть будет он с нами.

Три ненавистника, три старые повели царя на высокую гору. Только перед вечером достигли вершины, и так все трое сказали заклятие. Заклятие о том, как прекратить силу:

— Бог пределов человеческих!

Ты измеряешь ум. Ты наполняешь реку разума земным течением.

На черепахе, драконе, змее поплыву. Свое узнаю. На единороге, барсе, слоне поплыву. Свое узнаю.

— На листе дерева, на листе травы, на цветке лотоса поплыву. Свое узнаю.

Ты откроешь мой берег! Ты укажешь ограничение!

Каждый знает, и ты знаешь! Никто больше. Ты больше. Чары сними.

Как сказали заклятие ненавистники, так сразу алой цепью загорелись вершины граничных гор.

Отвратили лицо ненавистники. Поклонились.

— Вот, царь, граница твоя.

Но летела уже от богини доброго земного странствия лучшая из волшебниц.

Не успел царь взглянуть, как над вершинами воздвигся нежданный пурпуровый град, за ним устлалась туманом еще невиданная земля.

Полетело над градом огневое воинство. Заиграли знаки самые премудрые.

— Не вижу границы моей, — сказал царь.

Возвратился царь духом возвеличенный. Он наполнил землю свою решениями самыми мудрыми».

Н.К.Рерих «Граница царства»

Так что я — точно не борец. Не царевич и не царь, конечно, но границ царства своего, может, и самого маленького на свете, тоже не вижу… А о том, почему я точно не жертва, расскажу в конце книги, заодно пояснив, какое детство в моём представлении является по-настоящему счастливым.

Матрица любви? Возможно… Точно это можно будет сказать только после того, как я подробно поведаю здесь о своём детстве — именно таком, каким оно было на самом деле, не с точки зрения себя взрослой, а с точки зрения маленькой девочки, которой я тогда была.

Часть вторая. Обычный будний день пятилетнего человека

Глава первая. «Детство Никиты» и мой зимний день

Мне никогда не приходило прежде в голову, что мой обычный день в возрасте четырёх-пяти лет сильно отличался от такого же дня сотен тысяч других детей. Детство моё пришлось на 80—90-е годы прошлого столетия. И было таким же, как у большинства детей того периода. И всё же тема, поднятая однажды психологом Юрием Семёновым на своих вебинарах, заставила меня задуматься: а такими ли похожими на сотни тысяч других были мои детские будни?

Сейчас, уважаемые читатели, я задам вам вопрос: «Если бы вам предложили выбрать литературное произведение, которое наиболее точно отражает атмосферу, образ вашего самого среднего дня, когда вам было примерно лет пять, что бы вы назвали?»

Я могу назвать такое произведение. Не потому, что мои дни проходили точно так же, как дни его героя, а потому, что, читая, я ощущаю себя на его месте очень органично, настолько атмосфера моих детских дней совпадает с описанными в книге. Это «Детство Никиты» Алексея Николаевича Толстого.

Я приведу отрывки из первой главы произведения, которые неизменно вызывают в моей душе самые чудесные воспоминания о таком же солнечном утре:

«Никита вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза. Сквозь морозные узоры на окнах, сквозь чудесно расписанные серебром звезды и лапчатые листья светило солнце. Свет в комнате был снежно-белый. С умывальной чашки скользнул зайчик и дрожал на стене…

…Никита сел на край кровати и прислушался — в доме было тихо, никто еще, должно быть, не встал. Если одеться в минуту, безо всякого, конечно, мытья и чищения зубов, то через черный ход можно удрать на двор, А со двора — на речку. Там на крутых берегах намело сугробы, — садись и лети…

Никита вылез из кровати и на цыпочках прошелся по горячим солнечным квадратам на полу…»

А.Н.Толстой «Детство Никиты».

«Что особенного? У мальчика, должно быть, выходной,» — могут подумать те, кто не читал или читал, но забыл эту повесть. Да нет же, не выходной, и Никиту впереди ждали уроки. Да, конечно, герой этой книги был несколько старше, чем я в период, о котором хочу здесь поведать, но обратили ли вы внимание, каким было это будничное утро?

Зимнее утро, когда рассвет поздний, а в окно сквозь морозные узоры уже вовсю светит солнце, рассыпая по комнате своих зайчиков… Во сколько же он проснулся? И почему его никто не разбудил?

А вот как начинался мой обычный зимний день. Мне около пяти лет. Я тоже проснулась сама оттого, что выспалась, и оттого, что в окно спальни, которое, как и окна остальных комнат квартиры, выходило на юг, светило яркое солнце. Я могла долго лежать, разглядывая узоры на стекле и придумывая сказочные истории. А потом заглядывала через спинку кровати — там была бабушкина постель. Она могла просто лежать, ожидая, когда мы с братом проснёмся. И я часто перебиралась к ней, на мягкую-мягкую перину, слушала сказку и, бродя взглядом по светло-жёлтым в мелкий цветочек обоям, представляла, что эти цветочки — герои сказки, и они ходят, разговаривают, танцуют…

Дождавшись, когда проснётся младший брат (если я вставала раньше), умывшись, я вместе с ним шла в кухню завтракать. Не знаю, который это был час, вероятно, в районе одиннадцатого. Мама, ушедшая на работу рано утром, оставляла нам на столе вкусный завтрак, после которого мы бежали в зал и начинали свою весёлую детскую деятельность. Если бабушка для чего-то приоткрывала балкон, мне нравилось подбежать и выглянуть: после комнатного тепла морозец был таким приятным!

Весь день до прихода родителей мы играли. Прибранный с вечера зал преображался до неузнаваемости. Это была целая страна с дворцами из стульев и пещерой под столом со скатертью. По этой стране перемещались рыцари и принцы в поисках пропавших невест, а потом, откуда ни возьмись, появлялись окопы и танки, под которые мы с братом бросались с криками «Ур-ра-а!» и с кеглей в руке. А потом мы кормили и поили своих кукол и зверюшек из моего игрушечного сервиза, рисовали, после чего посреди паласа расчищалась стройплощадка. Из множества разнообразных деревянных кубиков мы строили маленький городок, в котором жили наши постоянные герои. Это были небольшие куколки и животные, даже отданные нам папой красивые шахматные фигурки. У них была своя жизнь: дом, работа, магазины, поездки, по выходным они ходили в кино и водили детей в парк на карусели. Но больше всего нам нравилось строить деревенские дома, подсмотренные в сказках по телевизору. Наши дома стояли по соседству, и в них размещались печи, скамейки с вёдрами-крышками из-под одеколона и разная мебель. Иногда, если удавалось обмануть бдительность взрослых, в вёдрах бывала и настоящая вода. И неизменно в каждом дворе красовался высокий стог сена, который состоял из тонко нарванных нами полосочек бумаги.

За этими занятиями и заставали нас папа и мама, возвращаясь вечером с работы. Следом шёл ужин и прогулка «перед сном», снова игры, чтение папой книжек, включался телевизор… Обычный будничный день — вторник или четверг — заканчивался тем, что мы, никогда не спавшие днём, благополучно укладывались в кроватки, чтобы перед сном пофантазировать, чем мы займёмся завтра.

Конечно, когда у папы выпадали другие смены, наши дни складывались иначе: бывали дневные прогулки, на которых мы — тогда нами это не замечалось — почти не встречали других детей. И нам было неизвестно, что в это самое время большинство наших сверстников находились в детском саду, как и сам детский сад был незнакомым двухэтажным домом, стоявшим по соседству с нашим.

Глава вторая. Моё волшебное лето

Мне вспоминается сейчас, что мир тогда представлялся мне огромным, время — безграничным, всё это принадлежало мне безраздельно. Моя жизнь до пяти лет впоследствии казалась мне более долгой и насыщенной, чем после семи, когда мы с братом пошли в школу.

А каким волшебным было лето! Выспавшись и наигравшись, если у папы был выходной или отпуск, мы собирались и шли с ним в гараж. Сам путь был удовольствием, не говоря уже о том, какие игры мы придумывали там для себя, пока папа занимался мотоциклом, что-то мастерил или чинил. Как правило, в эти часы мы бывали там одни, но даже если кто-то приходил в гаражи по соседству, папа ограничивался лишь приветствиями, т.к., возможно, отсутствие у него привычек курить и выпивать за пределами праздничного стола не располагало к более активному общению с посторонними людьми.

Потом мы возвращались домой: на мотоцикле, пешком или на велосипеде, когда папа сажал меня на самодельное сиденье впереди себя, а брат крепко держался на багажнике. Обед и ожидание мамы, и вечер, который мы могли использовать для похода или поездки в сад-огород.

Огород был самым лучшим, что предлагало нам лето. Мы могли быть там в любой день, а не только в выходные. Иногда мы ходили туда пешком по земляной дороге вдоль пшеничного поля, которое во времена моего детства располагалось на месте нынешнего частного сектора. Мы бегали вокруг папы с мамой, срывали колоски и ели молочные зёрнышки. Небо было ясное, полуденное солнце, которое я всю жизнь предпочитаю любой другой погоде, грело нас. Пока родители занимались поливом и другими садово-огородными делами, мы всласть играли. Множество яблонь были для нас лесом, как и кусты малины, смородины, крыжовника, вишни. Мы снова, как и дома, попадали в сказку: искали пропавших красавиц, побеждали Кощея и Змея Горыныча. А ещё у нас были собственные грядки — мы называли их огородами, — на которых мы сами сажали, выращивали всё подряд, начиная от редиски и лука и заканчивая картофелинами. Мы их поливали, рыхлили и пололи. Уж не помню, что там за урожай был, но занятие увлекало необычайно. Мы готовили обед, складывая на большом листе разные ягоды, щавель, пёрышки чеснока и лука, и ели это всё, иногда закусывая прихваченным мамой из дома хлебом.

Бегали босиком, лезли к шлангам с водой, представляли, что стоящие посреди картофельных участков брызгалки — это дождь. А ещё мы придумали, что выроем большую подземную пещеру в полный рост, которую называли «шахтой», и орудовали лопаточками неподалёку от садового домика, щедро поливая ямку водой. Пещера, к которой мы возвращались периодически, приходя в огород, так и осталась в наших фантазиях, но пока мы возились в этой грязи, успели насочинять и поведать друг другу столько историй о том, какие приключения нас там ждут, что хватило бы на целую книгу!

Чаще всего уводили (или увозили на мотоцикле) нас только после того, как мама отмоет хоть немного наши руки и ноги согревшейся в стоявшем на солнце ведре водой. А дома нас ждал ужин со свежей зеленью, редиской, огурчиками-помидорками. Мне нравилось пить чай через трубочку из твёрдого зелёного лука. А на десерт мама мыла нам ягоды. Первой была клубника, которую я не особенно люблю, но когда ни малина, ни вишня ещё не поспели, и она шла на ура. Каждый год повторялась одна и та же история: получив по пиалушке первой клубники, мы с братом дружно бежали угощать папу и маму, напрочь забывая, что у неё на эту ягоду аллергия.

А ещё мне нравились поездки за чабрецом. Мы выезжали далеко за посёлок — в степь, папа ставил мотоцикл где-нибудь на холме, и мы бежали по склону вниз, навстречу неповторимому аромату, который очаровывает меня и по сей день — с детства я обожаю чай с чабрецом. Родители собирали травы (чабрец, шалфей, багульник и другие), а мы бегали по лужайке и смеялись. И это тоже могло быть в любой летний день, когда у родителей, работавших по сменам, был выходной, потому что у нас-то все дни были выходные.

Воспоминания возвращают меня и к тем месяцам, когда отец работал в компрессорном цехе молокозавода. Мама часто, будучи дома, одевала нас и вела к папе на работу — проведать. Я помню маму очень красивой в светло-сером льняном платье с расклешенной юбкой и крылышками. Этот поход через весь посёлок был для нас большим удовольствием. Мы проходили в ворота завода мимо собаки, сидевшей на цепи возле будки, которая встречала нас лаем. Потом к нам выходил папа и вёл в свой кабинет сквозь огромный высокий гудящий цех, который находился под его присмотром. В светлом кабинете он поил нас чаем со сливками, мы игрались лежавшим на столе домино, листали какие-то журналы, после чего папа провожал нас ждать его дома.

Это и были мои обыкновенные дни. В них не было никакого распорядка, кроме того, который мы сами себе придумывали. Так вышло, что заложенное в раннем детстве отсутствие режима стало для меня нормой на всю последующую жизнь. И как бы я ни придерживалась, будучи человеком разумным, разных правил, установленных в детском саду, который мне всё же пришлось посещать некоторое время, в школе, а потом и на местах работы, у меня в душе живёт убеждение, что можно жить совсем иначе. Потому что это уже было. И это огромное счастье. И оно возможно не только в детстве.

Часть третья. Раннее развитие и личное дело ребёнка

Глава первая. Короткая

Моему сыну было меньше года, когда от одной знакомой, очень хорошей и образованной женщины, мамы уже больших детей-школьников, я услышала: «Ой, Лена, начинайте всему обучать уже сейчас. Чем раньше, тем лучше. Везде водите, учите и учите. Сейчас везде такие требования!» Она вздохнула и покачала головой, а я вежливо улыбнулась и согласно кивнула. Потому что не нахожу смысла спорить. Даже если в голове моей в ответ прозвучало: «Везде — это где? Какие требования? И при чём здесь мой ребёнок?»

Я знаю множество родителей, чьи дети в возрасте моих малышей (примерно трёх-пяти лет) уже отлично рисуют, лепят, вырезают и клеят, считают и читают по слогам, очаровывая взрослых своими умениями. От души радуюсь за них и хвалю, но это вовсе не значит, что я разбегусь прямо сейчас прививать своим сыну и дочке эти драгоценные навыки.

Как и мои родители, я во всём жду инициативы от своих детей. Подошёл сын с вопросом: «Это какая буква?» — отвечу. Попросил: «Давай посчитаем» и принёс в пригоршне цифры — считаем. Захотели рисовать — вот вам альбом и карандаши. И тому подобное. От меня они ни разу не услышали: «Пора учиться считать до десяти!» Это им надо. Значит, научатся. А мы с мужем всегда рядом.

Не знаю ни одного человека, в какой бы семье он ни рос, чтобы он не владел способностью читать, считать и писать, став взрослым. О грамотности я не говорю — и самые старательные частенько до седых волос пишут с ошибками и не могут обойтись без калькулятора.

Глава вторая. Стрелка большая, стрелка маленькая…

Существуют, без сомнения, очень эффективные способы обучения детей элементарным для современного человека вещам. Например, определять время по часам. И эти способы десятилетиями применяют в детских дошкольных учреждениях. Есть развивающие игры и специальные занятия, при помощи которых ребёнок осваивает тот или иной навык. А меня никто и не спешил этому учить… Представляете?!

Мне было наверно более четырёх лет, когда мы с братом открыли для себя такое удовольствие, как мультики! Но вот в чём была загвоздка: весь день, пока родители были на работе, телевизор оставался выключенным. Включать его умела только бабушка, но она… настолько плохо видела, что не могла прочесть в программе — по причине очень мелкого шрифта, — в какое время эти самые мультики идут… Что было нам делать?! Ждать родителей…

Первое время так и было, а потом мама нашла выход. Она подвела меня к часам, показала, какие есть цифры и стрелки, и сказала, что будет оставлять нам записку с указанием времени, в которое начинаются мультфильмы. Это было, когда мы с братом уже освоили чтение.

С тех пор, просыпаясь, мы находили на столе в зале написанную печатными буквами инструкцию следующего содержания: «Маленькая стрелка на 3, большая стрелка на 4.» И целый день следили за стрелками часов, чтобы вовремя попросить бабушку включить телевизор.

Ну а потом было дело техники: то мама просила сообщить ей, когда большая стрелка дойдёт до 6, чтобы суп выключить (пока она стирала в ванной), то папа мимоходом отвечал, что такое «полседьмого». Вот и всё.

Родители так вели себя с нами, что я вынесла из детства мнение: ребёнок всему способен научиться сам, если ему это нужно, а взрослые должны выступать здесь не инициаторами обучения и не наставниками, а только помощниками, делящимися своим опытом по просьбе ребёнка.

Я не помню, чтобы кто-то специально чему-то нас учил. Например, пользовались ложкой мы как хотели до определённого возраста, и я не помню, чтобы мама хоть раз заметила, что я держу её неправильно — зажатой в кулак (из-за этого я очень удивилась, когда кто-то из знакомых, бывший у нас дома, сказал, что «такой большой девочке пора уметь правильно пользоваться большой ложкой, а не чайной», на что я, по-моему, не отреагировала).

Всякий навык легко усваивается, когда он действительно нужен. Я в свои 37 лет умею самостоятельно одеваться и есть, умываться, стирать и пользоваться иголкой с ниткой, писать и читать, считать и т. д. и т. п. А кто этого не умеет? Это никак не зависит от того, насколько рано родители начали обучать нас и как много усилий они потратили. Даже выходцы из самых неблагополучных семей всё это умеют. Потому что это пригодилось всем нам в жизни.

Глава третья. «Волостные писари»

Помню, как в детском саду (мне было шесть с половиной лет) нас на занятиях учили пользоваться швейными принадлежностями. «Возьмите нитку, — сказала воспитательница, — и вденьте её в игольное ушко». Сидим, сопим, вдеваем. Не могу сказать, что это занятие доставило мне удовольствие. «Что же дальше?» — думаю. А воспитательница продолжает: «Теперь выньте нитку». Вытаскиваю нитку и вдруг слышу, что, оказывается, её снова нужно засунуть обратно. Мне это совершенно не понравилось (настолько, что это занятие запомнилось мне из десятков других!), поэтому, когда вновь прозвучала просьба вынуть нитку из иголки, я оставила её там, закрыв ушко пальцем, чтобы не было вопросов. И последующие действия мои заключались в том, чтобы создать видимость исполнения заданий. Я тогда так и не поняла, зачем мы это делали: я ничего в ближайшее время не собиралась шить. А если бы собралась, мама всегда под рукой, чтобы показать, как что делается. Впечатление, что, вместо массы интересных и нужных мне в тот момент дел, я занимаюсь неизвестно чем, не покидало меня.

Нас с братом не учили рисовать и клеить. Вместо этого, мама покупала нам стопки тетрадей (так было экономичнее, потому что альбомов бы на нас не напаслись), цветные карандаши, фломастеры и цветные ручки, а уж остальное было делом наших рук. Увидев маму покупающей канцелярские принадлежности, знакомые смеялись: «Ты столько покупаешь, как будто у тебя уже школьники!»

Ни отец, ни мама не обладали талантом к изобразительному искусству, поэтому ни одного совета от них мы не услышали. Больше всего мы любили рисовать людей: целые тетрадки уходили разом, когда мы сочиняли истории про своих героев — неказистого вида человечков с клювами вместо рта и волосами, похожими на мочалку (я думала, что как раз из-за этих кудрей мама называла нас «волосными писарями», не зная, что «волостные» происходит от слова «волость»).

Наверно при упоминании о рисовании у многих возникает такой образ: дети сидят за столом на стульях и прилежно водят по бумаге карандашами или кисточками. Нет, всё было не так. Мы рисовали и лёжа на животе — на полу или на диване, уперевшись локтями, но больше всего мне нравилась эта поза: стоя на полу, навалиться животом на край дивана (рост позволял) и рисовать, рисовать, поглядывая на стоявшего рядом в такой же позе брата и обсуждая сюжеты. Рисовать за столом мы стали, уже учась в школе.

Ещё я очень любила рисовать в книжках. Не в любых, а в тех, где были иллюстрации с лошадьми или другими похожими животными. Я обязательно на всех рисовала человечков: мне это было очень нужно — рисуя, я представляла себя верхом, и это было наслаждение! Разве где-то, кроме дома, могла я себе позволить такое?!