Бесплатный фрагмент - Маша, Соня и Колодец времени

Пролог. Боярышник и терн

Весна 978 года выдалась ранней: середина марта, а боярышник уже выпустил пучки ажурных листочков и готовился цвести. Снег почти сошел, и среди прелой листвы пробивались восковые бутоны крокусов, а обочины старой дороги украсили звездочки гусиного лука.

Конь молодого короля вырвался далеко вперед. Оставив позади свою свиту, Эдуард полной грудью вдохнул свежий воздух с холмов, напоенный запахами влажной земли, только что пробившейся на свет травы и соли с недалекого моря. Он покачал головой.

— Господи! Какую прекрасную страну Ты дал мне! Я не был к этому готов… — король упрямо тряхнул головой, откидывая упавшие на лоб пряди. — Но я научусь! Я не подведу Тебя. Обещаю!

В этот момент ветка боярышника с размаху хлестнула его по лицу. Эдуард едва успел закрыть глаза. Дотронувшись до щеки, он ощутил набухавшую царапину, а на пальцах остались капли крови. Усмехнувшись, король рукавом утер лицо.

— Какое дерзкое дерево! Ты что, не видишь, что перед тобой король?! — но в его голосе звучала, скорее, ирония, чем гордость.

Королю недавно исполнилось шестнадцать…

Услышав за спиной дробный стук копыт, Эдуард обернулся. Короля догоняли его придворные. Круто осадив коня в двух футах от королевского скакуна, молодой лорд Гарольд укорил монарха:

— Ваше Величество, как могли Вы так опрометчиво поступить! Вы не учитываете, куда мы едем, — он заметил кровь на лице короля. — Что с Вами? Вы ранены?

— Брось, Гарольд, на меня напало лишь это дерево. Я не заметил ветку над дорогой.

— Досадная случайность!

Король улыбнулся.

— Скорее промысел. Я немного зазнался.

Гарольд покачал головой.

— Прошу Вас, сир, не отъезжайте далеко. Так мы не сможем Вас защитить.

— От кого? Я еду к матушке и брату.

— Позволю себе заметить, сир: королева не родная Ваша мать. И она не разделяет Ваших взглядов.

Эдуард пожал плечами.

— Я король.

— Не все этим довольны, сир.

Король задумался и опустил глаза. Кони шли рядом по каменистой дороге меж холмов, вдоль изгороди из боярышника и шиповника. Гарольд беспокойно поглядывал на Эдуарда, но не решался прервать молчание. Остальные ехали позади, на почтительном расстоянии от них. Наконец король поднял голову и без улыбки посмотрел на своего соратника.

— Нельзя угодить всем, Гарольд. Я знаю главное: Господь мною пока доволен.

Гарольд хотел возразить, но Эдуард махнул рукой в белой кожаной перчатке, пресекая разговоры.

— Давай лучше послушаем птиц. Как они поют!

Верный Гарольд печально поглядел на своего короля и вздохнул.

Над Пурбэкскими холмами, где-то в недосягаемой вышине, пронизанной солнечными лучами, звенел жаворонок. За поворотом дороги уже виднелись массивные башни замка Корф.

Запели трубы герольдов, и король въехал в распахнутые настежь ворота замка. Звук конских копыт глушил толстый слой травы, которой был выстлан двор. Мальчики кинулись к лошадям, придворные спешились и настороженно оглядывали двор, а со ступеней замка шагнула навстречу путникам высокая женщина в строгом темном платье.

— Мы рады приветствовать Ваше Величество в нашем скромном жилище!

— Матушка! — король порывисто соскочил с коня и припал на колено перед королевой-матерью. На ее лице отразилась мгновенная растерянность, почти страх, но она все же прижала голову приемного сына к груди и тут же отстранилась.

— Сир, Ваши комнаты готовы. Отдохнете с дороги?

— Я ужасно голоден, — весело ответил король. — А где Этельред?

— Он ждал Вас с самого рассвета, — улыбнулась королева. — Уж наверное, он не замедлит Вас встретить.

Ее слова подтвердились, как только Эдуард вошел в холл. С галереи раздался громкий крик:

— Наконец-то!

По ступенькам с дробным топотом скатился мальчик лет десяти и бросился в объятия короля.

— Братец! — засмеялся Эдуард. — Ого, как вырос!

— Но не научился себя вести, — заметила королева. — Этельред, стыдись, ведь это твой король.

Мальчик отступил на шаг и опустился на колено, потупив взгляд.

— Простите, Ваше Величество.

— Ну, братец, перестань, — улыбнулся король и дружески хлопнул брата по плечу. — После завтрака поднимешься ко мне? Поговорим обо всем на свете, — и он стремительно взлетел по ступеням галереи.

— Но, Ваше Величество! — возразила королева. — А как же охота! Собаки готовы, вы упустите время. Мальчик может подождать.

— Пусть подождут собаки! — отозвался король с галереи.

Королева с тревогой посмотрела вслед Эдуарду.

***

Судьба королевы Эльфреды сложилась, наверное, так же, как судьбы сотен знатных дочерей из маленьких вотчин на окраинах империи. Когда ей было четырнадцать, к ней посватался соседний эрл, и отец девушки дал свое согласие. А через два года старый эрл умер, не оставив потомства. Эльфреда осталась вдовой, достаточно молодой и знатной, чтобы привлечь к себе внимание короля Эдгара, похоронившего свою вторую жену. В семнадцать лет Эльфреда стала королевой, а в восемнадцать — слава Господу! — матерью. Старший сын короля, оставшийся сиротой пятилетний Эдуард, сразу стал звать ее матушкой, ведь свою мать он совсем не помнил. И для молодой королевы было так естественно принять в свои объятия еще одного малыша, не делая различия между братьями, хотя одному из них надлежало в будущем надеть корону. Конечно, это могло случиться еще нескоро: Господь хранил короля Эдгара.

Шли годы, росли дети, взрослела королева. Король твердой рукой правил своей страной. Мир, установленный его усилиями, обещал быть прочным и долгим. Но для молодой королевы все разрушилось в один миг: тридцативосьмилетний король внезапно скончался. Его наследник, тринадцатилетний Эдуард, взошел на престол.

Эльфреда не могла сказать, что любит своего царственного мужа, да ее об этом никто и не спрашивал. Но приемного сына она любила. И в день коронации она с гордостью смотрела на худенького мальчика в тяжелой короне, и верила, что он станет добрым королем.

Молодой король Эдуард был послушным сыном своего отца и верным сыном Церкви. У него были хорошие советники. Эдуард продолжил реформы, начатые королем Эдгаром: он щедро раздавал земли королевства монастырям, уверенный, что только молитва поможет ему управлять страной. Но бароны были с ним не согласны: они лишались части своих земель, а значит, и денег, и власти, и влияния на соседей. Недовольство росло, вокруг трона зрел заговор.

Главой мятежников стал граф Эльвер Мерсийский. Дерзкий и беспринципный, он своими выходками внушал ужас не только крестьянам. Вместе с шайкой таких же бездельников он нападал на монастыри и храмы, грабил, разрушал жилища, изгонял монахов. Вдовы стонали от горя, монахи проклинали безбожника, крестьяне прятались в страхе, заслышав стук копыт в неурочное время. И едва ли кто осмеливался жаловаться королю…

В первый год после вступления Эдуарда на престол ход мыслей королевы Эльфреды начал меняться. Она впервые подняла голову от рукоделия и поняла, что ее жизнь окончена, и больше в этой жизни ничего не случится. Королева-мать! Почетный титул для постепенно стареющей женщины, которая никому больше не нужна и ничего не решает. Королева-мать — злобная старуха в дальней комнате королевского дворца или безвестная сестра в монастыре.

Все несчастье королевы Эльфреды заключалось в ее характере: королева была горда. И ей было всего 25 лет…

Черная зависть поселилась в сердце королевы. Теперь ей не хотелось даже встречаться с пасынком, она боялась нечаянно выдать свои чувства. Она закрылась в своих покоях и пестовала свою ненависть, забывая порой о сыне. Как не похож был ее Этельред, нервно грызущий ногти и пугливый, как белка, на своего сводного брата-короля! И это добавляло горечи мыслям королевы Эльфреды.

Когда на пороге ее покоев появился граф Эльвер, королева встревожилась. Речи графа были дерзки, мысли — кощунственны. Но Эльфреда была умной женщиной, дочерью эрла и королевой. Она знала о таких вещах, но ей все равно было страшно. Поэтому, когда граф предложил передать трон ее сыну Этельреду, она не стала спрашивать, как это будет сделано. Только закрыла глаза и прошептала с горечью:

— Лучше бы он был монахом, бедный мальчик.

— Так было бы лучше для всех, моя королева. Но, к несчастью, он родился королем, — холодно улыбнулся граф и ушел, только полы плаща взметнулись за спиной.

***

Теперь Эльфреду мучила тревога. Если король останется болтать с братом в замке, он непременно столкнется с графом Эльвером, который должен подъехать после полудня. Тщательно продуманный план расползался по швам. Королева не сомневалась, что графу никто не помешает совершить задуманное, но ей не хотелось, чтобы это случилось под крышей ее дома.

За трапезой королева вновь принялась увещевать Эдуарда.

— Мне, право, неловко настаивать, Ваше Величество, но подумайте о Ваших друзьях. Они рассчитывали славно поохотиться сегодня, а теперь им придется скучать со мной. Это не по-христиански! — добавила она с улыбкой.

Король отнесся к ее словам серьезно.

— Если Вы, настаиваете, матушка, я отправлюсь сразу же после завтрака. Но мне жаль Этельреда, он привязан ко мне.

Мачеха пожала плечами.

— Вы увидитесь с ним позже, вот и все! После удачной охоты вам будет, о чем поговорить.

— Вы правы, — склонил голову король. — Только позвольте мальчику проводить нас.

— Как пожелаете, сир, — ответила Эльфреда, и ее голос дрогнул от сдержанного облегчения.

Королевский конь танцевал от нетерпения, и, когда всадник тряхнул поводьями, ринулся на звук собачьего лая, как стрела. Эдуард разделял чувства благородного скакуна: нестись, лететь по следу, чтобы ветер в лицо и ощущение свободы! Молодой король рассмеялся.

Лорд Гарольд, выехав за ворота, обернулся. Он испытал облегчение, покинув стены замка Корф, хотя и не мог бы ответить — почему. Громада замка высилась на холме, подавляя своей мрачной мощью всю округу. Сейчас за стенами не было слышно ни звука, ворота закрылись, темные окна сонно смотрели на дальний лес и холмы. Казалось, только присутствие короля оживляло утром этот мрачный приют. Гарольд посмотрел вперед. Охота умчалась к лесу, и король наверняка скакал впереди всех. Только доносился издали звонкий лай собак. Сановный лорд последний раз окинул взглядом округу, вздохнул: «Зря мы сюда приехали…» и, пришпорив коня, помчался на звук охотничьей своры.

Гораздо позже, когда тени укоротились, возле замка показалась небольшая кавалькада. Всадников было человек десять, и они, судя по всему, очень спешили. Когда они подъехали к воротам, те бесшумно отворились, пропуская приезжих внутрь. Ни трубы герольдов, ни охотничьи рога не нарушили тишины. Во дворе всадники спешились, и молча прошли в двери замка, как люди, хорошо знающие хозяев. В холле их встретила королева. Темноволосый человек в дорогом плаще, видимо, самый знатный из молчаливых гостей, поклонился хозяйке, остальные опустились перед ней на колено. Эльфреда не удостоила их даже взглядом, она смотрела только на графа Эльвера Мерсийского, ибо это был он.

— Все в порядке? — спросил Эльвер.

— Да, — ответила королева-мать. — В замке только я и слуги.

— А мальчишка?

— В своей комнате, — холодно отозвалась королева и неприязненно добавила. — И придержите язык, граф, когда говорите о будущем короле.

Эльвер усмехнулся презрительно и нагло:

— Мы все знаем, что это будет за король.

— Что вы хотите этим сказать? — вспыхнула Эльфреда.

— Ничего особенного, моя королева, — протянул граф, словно издеваясь. — Ничего такого, о чем не знала бы вся страна.

Королева молча повернулась и быстрым шагом пошла к своим покоям, стараясь держать спину гордо выпрямленной. Сколько можно напоминать ей об этом! Прошло одиннадцать лет, но до сих пор, приезжая в столицу, королева слышала за спиной перешептывания: «Это она, жена покойного короля. Наверное, она прогневила Господа, что Он дал ей такого сына». Или: «Этот мальчишка — как поросль терновника возле сливы. Испортить святую купель во время крещения! Это плохой знак, очень плохой знак». И еще: «Хорошо, что не ему быть нашим королем».

Эльфреда с размаху ударила кулаком о косяк двери. Руку свело от боли, но на сердце не стало легче. Как же она их всех ненавидит!

Граф Эльвер ухмыльнулся вслед королеве и обернулся к своим людям.

— Пока отдыхайте. Наше время еще не пришло.

— Граф, может, проверить мальчишку? Говорят, он привязан к Эдуарду, как бы не навредил.

— Кишка тонка, — небрежно бросил граф. — Вернее, мочевой пузырь.

Громкий хохот гостей огласил своды замка. Они разошлись по комнатам, посмеиваясь и переговариваясь между собой. Никто из них не обратил внимания на мальчика с испуганными глазами, прижавшегося к перилам галереи в самом темном ее углу.

Глава 1. Первые впечатления

Соня проснулась, будто ее толкнули, открыла глаза и оглянулась. Аэропорт был набит народом, как банка — огурцами. Даже сейчас, в три часа ночи, все куда-то спешили, таща за собой сонных детей и обмотанные пленкой чемоданы. На креслах в причудливых позах спали пассажиры, ожидающие нескорых рейсов. Стоял особенный негромкий шум человеческой толпы, который перестаешь замечать через полчаса пребывания в аэропорту «Домодедово».

— Внимание! Пассажиров рейса номер 6645 до Лондона просим пройти к выходу 37.

Соня вскочила.

— Папа! Это же мы! Вставайте!

Юрий Алексеевич открыл глаза, оценил ситуацию и стал будить Машу. Мама проснулась сама.

— Что, уже? Юра, это — нас?

— Нас, нас. Вставайте, быстро.

Маша с трудом разлепила веки и простонала:

— О, я совсем не выспалась… Куда мы идем?

— Выспишься в самолете. Бери сумку и вперед, — деловито скомандовал папа.

Маша подхватила сумку и, шаркая ногами, потащилась вслед за родителями. По дороге она постепенно проснулась и с интересом стала оглядываться по сторонам. Соня тащила небольшой чемодан с подарками для Мельниковых и успевала болтать на ходу.

— Мам, а скоро мы придем? А самолет уже нас ждет? А мы к нему пешком пойдем?

— Нет, нас повезут на автобусе, — пропыхтела мама. Ее сумка была намного больше Сониного чемоданчика.

— У, это неинтересно. А самолет большой?

— Соня! — не выдержала сестра. — Ну потерпи ты хоть минуту! Сейчас ты все сама увидишь.

— Ну-ка, прибавьте ходу! — прикрикнул папа, который шел впереди всех и тащил самый большой чемодан. — А то улетят без нас.

— Как это — без нас? — возмутилась Соня и побежала еще быстрее, выписывая чемоданом зигзаги по зеркальному полу и вынуждая людей, сидящих в креслах, поджимать ноги. Маша вздохнула, глядя на нее, но тоже прибавила шаг, стараясь, правда, не терять достоинства (ну, по крайней мере, так ей казалось).

Конечно, они успели, хотя сотрудница аэропорта, которая проверяла билеты на выходе, подозрительно посмотрела на чемоданы в руках семейства.

— Ручная кладь, — поспешил заверить ее папа. И она разрешила Добролюбовым пройти.

Автобус, состоящий, казалось, только из огромных стекол, долго вез их по бескрайним асфальтовым просторам, следуя по очень запутанному маршруту. Наконец он остановился и выпустил пассажиров прямо около трапа огромного бело-полосатого самолета, вдоль бортов которого в два этажа шли цепочки маленьких окошек-иллюминаторов. Соня восхищенно вздохнула.

В салоне девочки слегка присмирели, Маша обеспокоенно изучала инструкцию по технике безопасности, а Соня сидела совсем тихо, уткнувшись носом в иллюминатор. Добролюбовым повезло: они сидели рядышком, как в кинотеатре: папа — с краю, рядом — мама, потом Маша (она уже летала раньше на самолете), и Соня — у окошка.

Когда самолет загудел и стал выруливать на взлетную полосу, разговоры в салоне притихли, Маша замерла и проверила, хорошо ли пристегнут ремень, а Соня совсем вывернула шею, выглядывая в окно. Мама и папа понимающе улыбнулись и раскрыли заранее приготовленные журналы.

Взлет большого самолета — волнующее событие, даже если вы летите не в первый раз. Вот он бежит по взлетной полосе все быстрее и быстрее, разгоняясь, как спортивный автомобиль, а потом вдруг — отрывается от земли и тяжело, но уверенно поднимается в небо. Дома и деревья стремительно уплывают вниз, и вот уже за стеклом иллюминатора складывается из облаков снежный пейзаж.

То, что для Сони было фантастическим и захватывающим приключением, для более чувствительной Маши всякий раз оказывалось серьезным переживанием. Она сидела с напряженным лицом и старалась не смотреть в сторону окна. Мама мягко склонилась к ней.

— Машенька, может, тебе книжку почитать? Немножко отвлечешься.

Маша отрицательно покачала головой.

— Я книжки в багаж упаковала. Забыла совсем… — и она тяжко вздохнула.

Мама сочувственно улыбнулась и открыла свою сумку.

— Ну, хочешь, возьми мою. Там, правда, про старину, но вдруг тебе станет интересно.

— Давай, — вяло согласилась Маша.

Мама достала электронную книжку и протянула дочери. Маша взяла, с интересом стала нажимать на кнопки и через пять минут уже с головой ушла в чтение. В электронном виде даже «про старину» читать оказалось интересно. Думаю, мама об этом, конечно же, знала, ну или хотя бы догадывалась — на то она и мама.

Соне скоро надоело разглядывать облака, и она попробовала читать книжку через Машино плечо. Но оказалось, что Маша увлеклась описанием жизни какого-то короля, жившего, к тому же, тысячу лет назад! Соня вздохнула.

— Маш, как ты можешь это читать?

— Это интересно, — отозвалась Маша, не отрываясь от чтения.

— Чего интересного?

Маша задумчиво взглянула на сестру.

— Этот король, Эдуард, был совсем молодой. И его убили.

— За что?

— За веру. Ему было всего шестнадцать лет.

— Вот гады! — с чувством сказала Соня.

Маша согласно кивнула.

— Но это не все, — продолжала она.

— Нет? А что еще? — удивилась сестренка. — Убили же.

— Ну да, убили. А он стал святым.

— Как это? Почему?

— Ну, не знаю, я не дочитала, — сказала Маша, снова погружаясь в чтение. — Но он был хороший, верующий и пострадал. Значит, мученик.

— Все равно — гады, — уверенно повторила Соня.

Но сестра ее уже не слышала.

Для Сони, которая не очень любила читать, полет показался длинным и утомительным. А еще была пересадка в Брюсселе, которая пришлась на раннее-раннее утро, и поэтому плохо запомнилась нашим путешественникам. Они долго шли по нескончаемым коридорам чужого аэропорта, проходили какие-то проверки, а потом долго ждали рейса, скрючившись в неудобных креслах. Новый самолет поднял их в европейское небо, но даже для Сони это было уже неважно. Ей хотелось просто поскорее долететь и, наконец-то, вытянуть ноги.

В лондонском аэропорту Хитроу измученных российских гостей встречали все трое Мельниковых. Михаила Ивановича было хорошо видно даже с дальнего конца зала прилетов, а тетя Лена и Иван сияли улыбками, так что Добролюбовы никак не могли ошибиться. Друзья помогли им получить багаж, погрузили все чемоданы в свой автомобиль, и с трудом поместившись в нем сами, тронулись в путь. Все говорили одновременно, смеялись и перебивали друг друга.

Открывая дверь в квартиру, профессор Мельников сказал, обернувшись через плечо:

— Ну, не судите строго — квартирка скромная, надеюсь, поместимся.

— Ничего, Миша, — сказала мама Оля, входя. — Главное — разместить вещи.

— Кстати, чего это вы столько барахла с собой притащили? Куда делись известные мне со студенческих лет спартанцы?

— Дядя Миша, это не наши вещи! — крикнула Соня с порога.

— Опа! А чего ж я их тащил столько времени?

— Это ваши вещи, — засмеялась Маша. — Подарки.

— А, тогда ладно. Подарки мы любим, — благодушно согласился Мельников.

Распаковав все чемоданы, разместившись (что оказалось вполне реально) и пообедав, гости почувствовали, что неплохо было бы отдохнуть. Длительный перелет утомил всех, особенно взрослых. Поэтому, согласившись посидеть пару часов тихо, дети ушли разговаривать на кухню, оставив родителей восстанавливать силы «лечебным» сном.

Маша исподтишка разглядывала Ивана, который занялся приготовлением чая. Мальчик повзрослел и вырос еще на несколько сантиметров за те полтора года, которые прошли со дня их последней встречи. Над верхней губой темнел пушок, вполне похожий на усы. «Такой взрослый», — подумала Маша, а вслух сказала:

— Чем занимался?

— Школа, плавание, снова школа, — пожал плечами Иван. — По выходным — велосипед. Вот на пасхальных каникулах ездили с родителями к Зайцам.

— Ну и как они? — поинтересовалась Соня.

Ваня улыбнулся.

— Съездим — сами увидите. Это удивительно.

— Представляю… — улыбнулась Маша в ответ.

— Нет, вряд ли представляешь, — не согласился мальчик. — У вас ведь всего один Заяц. Ну, теперь два, — поправился он.

Соня захлопала в ладоши.

— А вот и нет! А вот и нет! У нас новости. У Зайки скоро родятся малыши!

— Соня, не у Зайки, а у Примулы. Вернее, у них обоих… — запуталась Маша и смутилась. — Ну, в общем, ты понял.

— Ничего себе! — Ваня замер с чайником в руках, так поразила его неожиданная новость. — Хотя, если подумать — это закономерно.

— Все равно здорово! — сказала Соня.

— Конечно, здорово, — согласился мальчик. — У вас зарождается новая колония.

Маша кивнула и спросила о другом.

— А вы уже решили, куда мы отправимся завтра?

— Ну, мы думали, — ответил Иван, разливая по чашкам чай. — Что неплохо было бы завтра с утра съездить в Норидж. Навестили бы старого профессора Лича, да и сам город посмотреть стоит. Он древний, красивый, а на холме — старая крепость.

— Ух ты! И по ней можно будет полазить? — загорелась Соня.

Ваня усмехнулся.

— Можно, конечно, если захочешь.

— А что? Там можно заблудиться? — похоже, Соню такая возможность только воодушевляла.

— Да нельзя там заблудиться! — махнул рукой Иван. — Там осталось-то несколько камней да две стены тебе по пояс!

— У-у, что это тогда за крепость!

Маша задумчиво помешала ложечкой в чашке.

— Ты не понимаешь, Сонь. Это же история.

— Мы еще не учили про Англию.

— Да не предмет в школе! — возмутилась сестра. — Настоящая история! Прошлое. Вот ты смотришь на эти развалины — и представляешь, как люди там жили, что делали, о чем думали. Правда же, Вань?

Ваня кивнул. Он робел, когда Маша напрямую обращалась к нему. Мальчику казалось, что всем вокруг совершенно ясно, что он влюблен в нее по уши, но оставалась надежда, что сама Маша этого пока не заметила. Поэтому Иван старался поменьше болтать, пореже смотреть в ее сторону и старательно напускал на себя вид суровый и независимый.

Соня отхлебнула из чашки, взяла бутерброд и продолжила спор.

— Все равно, эти люди жили тысячу лет назад! Ну что интересного с ними могло случаться? Что они делали вообще?

— Воевали, — ответил ей Ваня. — В основном.

— С кем?

— Друг с другом. Или с соседними замками. Слышала про рыцарей?

— Ну да, — кивнула Соня. — Рыцари еще ничего. Они такие благородные, всех защищают и все такое. Они мне нравятся.

— Ну вот, — Ваня обрадовался своему неожиданному педагогическому успеху. — Представь, что в этой самой крепости жили рыцари. Проводили турниры…

— Защищались от врагов, — подхватила Маша. — Знаете, я в самолете читала про один замок… Корф. Интересно, а он еще стоит или разрушился?

— Можно посмотреть, — сказал Иван и встал. — У меня есть хорошая книжка про достопримечательности, сейчас принесу.

Он вышел из кухни, девочки немного помолчали, а потом Соня неожиданно сказала:

— Ванька стал такой взрослый. Симпатичный. С усами…

— Угу, — отозвалась Маша и порозовела от смущения. Раньше ей казалось, что она Ване нравится, хотя и считала все это полной чепухой. А теперь он вдруг стал таким… другим, почти незнакомым, и, похоже, чихать хотел на какую-то малявку, с которой в детстве возился в песочнице.

Ваня вернулся с яркой глянцевой книжкой в руках.

— Как называется твой замок?

— Корф, — Маша заглянула в книжку. Текст был на английском. — Там еще было написано про короля Эдуарда, которого убили.

— Да их там через одного убивали, — пробормотал Ваня, перелистывая страницы. — Вот, нашел. Смотри-ка, и тут написано про Эдуарда. Видно, он знаменитость.

— И что пишут? — деловито спросила Соня.

— Читай, — усмехнулся Ваня.

— Делать мне нечего! Я хоть на каникулах могу отдохнуть от английского?

— А я на нем все время разговариваю, представляешь?

— Ну, ты крутой, — пожала плечами Соня. — А у меня «четверка» натянутая.

— Какая? — удивился мальчик.

— Ну, такая, которая почти «тройка», — уныло объяснила Соня.

— А-а… Тогда ладно, — сжалился Ваня. — Слушай: «Король Эдуард Мученик, годы жизни 963 — 18 марта 978, время правления 975 — 18 марта 978 года. На престол вступил в возрасте 13 лет после смерти своего отца короля Эдгара Мирного (Миролюбивого). Продолжил реформы, начатые отцом: передел земель в пользу монастырей и церковных приходов, государственная поддержка духовенства. Во время правления короля Эдуарда и при его поддержке архиепископом Кентерберийским св. Дунстаном была совершена попытка внедрить в монастырях Британии новый устав, близкий к уставу жизни восточно- византийских (православных) монахов.

Во время своего пребывания в замке Корф в Дорсетшире Эдуард был предательски убит одним из приближенных, графом Эльвером Мерсийским, известным своим необузданным нравом. Тело короля Эдуарда было погребено в часовне замка Корф, впоследствии перенесено в монастырь Шрусбери (ныне аббатство св. Эдуарда).

На престол вступил младший брат Эдуарда (сводный) Этельред Нерешительный (968 — 1016), которому было на тот момент 11 лет. Годы правления короля Этельреда отмечены рядом неудач во внешней политике и полным упадком государственнности. Некоторые исследователи считают, что именно Этельред своим неумным и неумелым правлением подготовил почву для завоевания Британии норманнами спустя сто лет».

Иван перевел дух.

— Все понятно?

Соня кивнула, а Маша задумчиво добавила:

— Когда его убили, он стал падать, запутался ногой в стремени и сломал бедро. Конь помчался, и его долго не могли поймать. Наконец, стремя порвалось, и король, уже мертвый, упал в ручей. Там его и нашли.

— Откуда такие жуткие подробности? — поднял брови Иван.

— Из интернета. Мама нашла и закачала в электронную книжку, а я в самолете читала.

— Маш, а ты говорила, что он святой, — вспомнила Соня.

— Да, — кивнула сестра. — Считается, что он помогает исцелять глазные болезни. И тот ручей, в который он упал, стал чудотворным, люди едут туда умываться и исцеляются.

Иван не очень-то верил в такие вещи, о которых рассказывала Маша, он пожал плечами.

— Ну, не знаю… Мы можем туда заехать, когда будем возвращаться от Зайцев. Крюк небольшой.

— Ой, как здорово! — обрадовалась Маша. — Я мечтала там побывать. И Соне будет интересно, — она указала на фотографию в Ваниной книжке. — Смотри, какие живописные развалины! Вот где нужно бродить и клады разыскивать.

— Значит, договорились, — сказал Иван и заложил в книгу закладку. — Осталось родителям сказать.

— Наши будут не против: они же хотели по святым местам поехать. Вот, пожалуйста — святое место.

— Ну да, — согласился мальчик. Спорить не хотелось.

Маша задумчиво взглянула в окно.

— Не знаю, почему, но мне так жалко этого короля. Молодой, красивый…

Ваня хотел спросить, почему она так уверена, что король красивый, но смутился и промолчал. Соня шумно пила чай, и некоторое время только эти звуки нарушали тишину квартиры Мельниковых. Каждый думал о своем. Маша — о временах тысячелетней давности, Ваня — о том, что ему далеко до красивого короля, и поэтому рассчитывать не на что. А Соня думала просто о том, как здорово, что они сюда приехали, как много всего интересного увидят и сколько она расскажет дома Кузьме.

В дверях кухни появился папа Юра с растрепанной шевелюрой. Он держал в руках расческу.

— Ну что, гаврики, военный совет завершен? Что надумали? Не томите, что нас ждет? Подземелья, драконы, горные кручи?

Дети оживились, и Иван ответил за всех:

— Ну, примерно, дядь Юр. Завтра едем в Норидж, а послезавтра — к Зайцам на юг.

Добролюбов застонал.

— Мне что, теперь никуда от ваших Зайцев не деться?! Я обречен?

— Пап, не переживай, — успокоила его старшая дочь. — Норидж — красивый старинный город, а после Зайцев мы заедем в святое место — замок Корф, где пострадал король-мученик Эдуард.

— Вот это одобряю, — согласился отец. — Слышал про него. Молодцы, хорошо придумали.

Глава 2. В Норидж и дальше…

В Норидж вся компания выехала рано утром. Светило солнышко, машин на дорогах — немного (был будний день), и настроение у всех было просто отличное. Вчера вечером Мельниковы вытащили своих гостей погулять по Лондону, и они чудесно провели время, глазея на королевский дворец и фотографируя уток в парке. Поужинав в кафе, друзья вернулись домой засветло и рано легли спать, игнорируя протесты детей. Зато все хорошо выспались и сегодня всю дорогу пели песни.

— Смотрите, смотрите! Вон какая-то башня! — закричала Соня, показывая пальцем в окно.

— Это не она, — ответил Михаил Иванович и повернулся к жене. — Лен, помнишь, мы в том году здесь были?

— Да, Норвичская башня рядом с городом, и она почти разрушена, — ответила тетя Лена. — Это какая-то другая башня.

— Вот бы у нас так было! — восхитилась Соня. — Куда ни глянь — какой-нибудь замок или крепость…

— Даже разрушенные? — с иронией уточнил Ваня.

— Разрушенные — еще лучше, — уверенно сказала Соня.

И все засмеялись.

Большая и дружная компания тихонько брела по Илм-хилл, что по-русски означает «Улица вязов». Эта улочка со зловещим названием ничего страшного не таила, а была старинной, извилистой и живописной. Таких улиц в городе было множество, и наши туристы исходили их все вдоль и поперек. После полуторачасовой прогулки Михаил Иванович вспотел и искал глазами какое-нибудь уличное кафе, где можно было бы присесть. Наконец все вышли на маленькую городскую площадь. Мельников указал пальцем вперед и скомандовал:

— Стоп! Вот оно! Дальше я не двинусь.

Все согласились, что можно минутку отдохнуть и перекусить. Сдвинув вместе два столика, разместились вполне удобно и заказали сок, колу и толстые бутерброды с ветчиной. Мельников вещал, развалившись на стуле и размахивая руками:

— Между прочим, обратите внимание — мы сидим возле самого старого трактира в городе. Когда в одиннадцатом веке строили городскую ратушу — он уже был тут, на этом самом месте.

— Миш, трактиры были в России, — поправила его жена. — А здесь — таверны.

— Таверны — в Греции, женщина! — с апломбом заявил профессор. — И вообще, какая разница?

— Ох, Лена, как ты с ним живешь? — покачал головой папа Юра.

— Юра, мучаюсь уже двадцать лет, — ласково сказала тетя Лена и ловко заменила стакан колы перед мужем на стакан вишневого сока. Мельников вздохнул, но промолчал.

Ваня обвел глазами родителей и гостей.

— Ну что, — предложил он. — Посидите тут, пока мы к профессору сходим?

— Нет, вы поглядите! Я для него, значит, не профессор! — патетически воскликнул дядя Миша.

— Ты для меня — отец, — отрезал непокорный сын. — А профессор Лич старше тебя на сорок пять лет. Старость надо уважать.

Мельников всплеснул руками. Но мама Оля Добролюбова кивнула, соглашаясь с мальчиком.

— Идите, ребята, мы посидим, отдохнем. Только не очень долго, ладно?

Девочки вскочили и, взявшись за руки, вприпрыжку побежали за Ваней.

Дойдя до улицы св. Бенедикта, Иван замедлил шаг. Он немножко волновался. Нет, старый профессор ему обрадуется, они очень подружились за этот год, но Ване хотелось, чтобы профессору понравились девочки, особенно Маша. Сначала он хотел даже предупредить их, как себя вести, но потом решил, что это нечестно — будто он стесняется своих друзей. Пусть все идет, как идет. Хотя, если честно, Соня его немного тревожила…

Ребята ждали у двери, пока им откроют, и Ваня ободряюще улыбнулся.

— Я предупредил, что мы зайдем. Вот увидите — он классный.

Девочки дружно кивнули.

Дверь отворилась. Профессор с высоты своего роста оглядел честную компанию, потом посторонился и широким жестом пригласил ребят войти. Ваня поспешил представить девчонок:

— Здравствуйте, познакомьтесь, профессор, это мои русские подруги: Мария и София, они сестры. Помните, я рассказывал вам?

— Здравствуйте, юные леди. Конечно, помню, Джон. У меня прекрасная для моего возраста память. Проходите сразу в комнату, а я заварю чай.

— Мы не голодны, — крикнул ему вслед Иван. — Нас родители ждут в кафе на площади, так что мы ненадолго.

Но профессор ничего не ответил и через несколько минут появился в дверях с традиционным подносом в руках. Он слишком долго жил на свете, чтобы на старости лет менять привычки, к тому же он считал, что знает, как нужно принимать гостей, гораздо лучше, чем молодое поколение.

С прозрачными фарфоровыми чашками в руках девочки сидели за столом, заставленным всякими вазочками и розеточками с вареньем, цукатами, орехами в глазури и прочими вкусностями. Соня чувствовала себя вполне комфортно — по-английски она не говорила и даже не понимала, так что в разговоре не участвовала, а сладости поглощать — только позовите! Маша и Иван разговаривали с профессором. Вернее, больше говорил Ваня, и он же переводил слова профессора на русский, но Маша старалась изо всех сил. Она даже смогла рассказать про свой замечательный дом на краю леса, и профессор ее понял.

— Уверен, это прекрасный дом. Я люблю деревенскую жизнь, — ответил он, и Маша тоже его поняла.

— К сожалению, нам уже пора, профессор, — наконец сказал Ваня.

— А куда вы отправитесь завтра?

— Мы должны навестить колонию Зайцев — я обещал девочкам.

— Ясно.

— А потом поедем в Дорсетшир, к замку Корф.

— Не знал, что ты интересуешься историей.

— Это не я, — смутился Ваня. — Маша хотела посмотреть на место, где убили короля Эдуарда.

Профессор кивнул и тепло улыбнулся Маше.

— Мне очень приятно, что вам интересна наша история, Мэри.

Маша, которая напряженно слушала, смогла ответить:

— Мне понравился король Эдуард.

— Он был хорошим королем, — согласился профессор Лич. — Более того, если бы он остался тогда жив, Британия сейчас могла бы быть ортодоксальной страной, как Россия.

— Если бы… — вздохнула Маша.

— Но история не знает сослагательного наклонения, — улыбнулся профессор. — Уж не знаю, к сожалению или к счастью.

— Мы пойдем, — сказал Ваня, вставая. — Большое спасибо за чай.

— Спасибо, — сказала Маша, и даже Соня пробормотала что-то похожее на «Thank you», на что все дружно сказали: «О-о-о-о!» чем сильно смутили ее. Прощаясь, профессор крепко пожал руку Ивану и поклонился девочкам, сказав:

— Я очень рад нашему знакомству, юные леди. Желаю вам с пользой провести время в нашей стране, — и добавил, хитро прищурившись и глядя на Соню. — Учите язык, мисс. Пригодится.

Друзья молча шли по улице, разглядывали витрины, читали вывески. Наконец, Иван не выдержал:

— Ну как, понравился он вам? Чего молчите?

— Конечно, понравился. Замечательный дедушка, — сказала Маша. — А что он сказал про историю… ммм… я не все поняла.

— Сказал, что историю изменить нельзя, как бы ни хотелось.

— А жаль… — задумчиво протянула Маша.

Ваня понял, о чем она думает и, нахохлившись, повернулся к ее сестре.

— Меня не спрашивай, — простонала Соня, держась за живот. — Я сегодня ужинать не буду. И завтра, наверное, тоже.

— Меня больше интересует, понравились ли мы профессору, — заметила Маша.

Ваня промолчал. Перед самым уходом, когда они пропустили девочек вперед, на лестницу, профессор, наклонившись, тихо сказал ему:

— Я ценю твое доверие, Джон. Спасибо, что познакомил меня со своей девушкой. Она замечательная.

Иван не собирался говорить об этом Маше даже под пытками.

Родители, конечно, возмущались, но недолго и несерьезно: пока ребят не было, они успели вдоволь наговориться, обсудить все новости, вспомнить старых друзей.

— Ну что, путешественники, вперед?

Они подъехали к разрушенной Норвичской башне, сделали несколько снимков, и двинулись в обратный путь.

— Ну, как поживает профессор? — спросила Ванина мама по дороге.

— Нормально, — отозвался сын. — Напоил нас чаем со всякими вкусностями.

— Не напоминай… — вздохнула Соня.

— А что насчет завтрашних планов? — поинтересовался ее папа.

— Ну, Иван настаивает на заповеднике Сноудон, — отозвался Мельников, глядя на дорогу. — Там находится Заячья колония. В принципе, я не против: это познавательно, да и места красивые. Посмотрите на настоящую, старинную Британию.

— Это далеко?

— Ну, придется заночевать в гостинице. Тем более, что мы хотим еще в Дорсетшир попасть, а это не совсем рядом. Так что предлагаю растянуть поездку на два дня, чтобы не торопиться и все, как следует, осмотреть.

— Добро, — согласился с планом Юрий Алексеевич. — Тебе это не в тягость?

— Совесть имей, ко мне, между прочим, лучший друг приехал!

— Ну ладно, ладно, — улыбнулся Добролюбов. — Завелся…

— Вот и ты молчи.

— Молчу.

Но молчание длилось недолго. Михаил Иванович начал тихонько гудеть какую-то мелодию, папа Юра подхватил, присоединились мамы…

По дороге в сторону Лондона катил автомобиль, из открытых окон которого неслось:

«Мы себе давали слово

Не сходить с пути прямого,

Но — так уж суждено.

И уж, если откровенно,

Всех пугают перемены,

Но тут уж все равно!»

Дети на заднем сиденье пытались подпевать, но скоро их сморило, и они потихоньку задремали, привалившись друг к другу. Мамы зашикали на мужей, и пение стихло. Спустя несколько минут профессор Мельников посмотрел в зеркало заднего вида и улыбнулся.

— Хорошие у тебя дочки, Юра. Правильные, что ли.

— Мы старались, — скромно ответил Добролюбов. — Хотя тоже проблем хватает — то упрямятся, то слезы льют.

— Юрочка, да разве это проблемы! — воскликнула Лена. — Радуйся, что не курят и из дома не бегают. Такие времена…

— Ну, это конечно… — согласился Юрий. — А что, у Вани в классе девчонки есть хорошие?

Мельников хохотнул.

— У Вани в классе девчонок нет, ни хороших, ни плохих. Он в школе для мальчиков учится.

— Здорово! Ну и как?

— Учится? Пока отличник, там видно будет. Если дурь какую-нибудь себе в голову не вобьет — все нормально будет.

— Какую дурь, Миш! Хороший, умненький мальчик! — защитила Ваню мама Оля. — Он так вырос за этот год, совсем стал взрослый.

— Гм, взрослый. Ходит за вашей Машкой, как теленок, — ворчливо отозвался Михаил Иванович, но было видно, что он доволен своей проницательностью.

— Не маслись, не один ты это заметил, — отозвался Добролюбов.

Всю оставшуюся дорогу взрослые вели себя совсем как дети, то есть строили фантастические планы и уносились в мечтах далеко в будущее. Как раз в тот момент, когда Мельниковы считали своих воображаемых внуков, и решали, сколько из них будет мальчиков, а сколько — девочек, машина въехала в город. Дети безмятежно спали, не зная, что им суждено в будущем…

На следующее утро рассвет застал друзей уже в дороге. Заехали в какую-то несусветную даль, поколесили по проселкам (впрочем, дороги были выше всяких похвал), и наконец, остановились на развилке.

— Что-то я ничего не понял.

Добролюбовы вышли из машины и смотрели на вывеску возле дороги. Папа задумчиво чесал затылок, Маша шевелила губами, пытаясь прочитать надпись: «Tu Hwnt I’r Bont». Мельниковы с таким довольным видом стояли рядом, будто они сами придумали и написали эту непроизносимую табличку.

— Нет, ну в чем тут дело? — вопрошал Юрий Алексеевич. — Вроде английский, а понять ничего нельзя. Вот ниже: «TEA ROOM» — «Чайная», я понял. А это что такое?

— Это значит «За мостом», — сжалился над ним Мельников. — И это не английский, вернее, не совсем английский — это валлийский язык.

— Некоторые считают, что это исконный язык англичан, что две тысячи лет назад на нем все здесь разговаривали, — добавила тетя Лена. — А потом уже перешли на современный английский.

— Ну вот и правильно, между прочим, сделали, — сурово произнес Добролюбов, указывая на табличку. — Это ж издевательство.

Они сфотографировали вывеску и великолепный старинный коттедж возле нее, увитый по самые трубы диким виноградом, и мост через реку, построенный, как гласила надпись, в 1600 году, а потом снова погрузились в авто.

— Чаю попьем на обратном пути, — сказал дядя Миша. — Зайцы ждут.

До Заячьей деревни они добрались часам к одиннадцати утра. Ради этого им пришлось встать в половине шестого, но никто не роптал: надо — значит, надо. Когда подъехали к лесу, Михаил Иванович остался в машине, так как еще не похудел настолько, чтобы протиснуться между скалами, охраняющими вход на заповедную поляну. Друзья сочувственно уверили его, что они уходят ненадолго, и двинулись по тропе вслед за Ваней и его мамой.

Наконец тропа привела их к преграде из плюща между двух огромных камней. По одному протиснулись в узкий проход (маме Оле это удалось с трудом) и оказались на совершенно уединенной поляне, со всех сторон укрытой от посторонних глаз.

Ваня негромко позвал по-английски. Некоторое время ничего не происходило, только тоненько тенькала какая-то невидимая птичка. Потом, так тихо, что они и не заметили сразу, в дальнем конце поляны появился старый седой Заяц. Разглядев гостей, он махнул лапой, приглашая следовать за ним, и скрылся в зарослях.

— Вань, веди нас, ты один там был, — сказала мама Лена.

Иван пошел вперед, указывая дорогу. Путешественники двигались в полной тишине, и от этого сам путь казался таинственным и походил на приключение. Покружив немного среди деревьев и камней, друзья вышли на новую поляну, и здесь они остановились в изумлении.

Сразу было видно, что это жилое, обитаемое место. Под деревьями, то тут, то там, топорщились домики, крытые дерном, похожие на кочки или холмики. Трубы, из которых вился легкий дымок, указывали, что это именно дома, а не норы животных. Возле домиков в аккуратных клумбах росли цветы, дорожки были выложены плоскими светлыми камушками. Это была такая милая, чистенькая, будто умытая росой, деревенька!

Седой Заяц скакал впереди. Он стучал в двери домиков и что-то кричал хозяевам. В ответ на зов из дверей показывались зайцы всех мастей и размеров, от грузных старых матрон до резвых глазастых зайчат, и собирались на круглой площадке среди домов. Видимо, это была центральная площадь поселка.

Созвав всех, старый Заяц вернулся и выжидательно посмотрел на людей. Ваня начал рассказывать о гостях, Зайцы одобрительно кивали. Один раз, видимо, мальчик пошутил, и молодой Зайчик звонко засмеялся, но на него шикнули, и он затих. В общем, это были очень воспитанные Зайцы.

Потом Ваня подтолкнул девочек вперед.

— Давайте, показывайте ваши гостинцы. Я буду переводить.

— Ой! Ну, ладно, — смутилась Маша. — Значит, так. Уважаемые Зайцы, у нас к вам поручение, — она глянула на Соню. — Наш друг Зайка и его замечательная жена Примула сообщают, что у них все хорошо.

Зайцы закивали головами.

— Свадьбу сыграли весной, когда зацвел шиповник, — продолжала девочка. — Мы привезли фотографии для тетушки Розы, потом посмотрите.

Но Зайцы зашумели, пропуская вперед солидную Зайчиху с взволнованным лицом.

— Это тетушка Роза, — представил ее Иван. — Так что лучше отдай фотографии, а то она в обморок грохнется.

Маша наклонилась и передала пакет в мягкие лапки тетушки. Фотографии пошли по рукам (вернее, по лапам), все охали, ахали, а сама Роза расплакалась от радости и умиления. Перевода не требовалось. Подождав приличное время, Маша снова заговорила:

— Но у нас еще одна новость.

Зайцы затихли.

— Скоро у молодых родятся зайчата, и они просят дядюшку Зайца и тетушку Розу придумать имена малышам.

Что тут началось! Тетушка Роза утирала лапкой глаза, взрослые Зайцы наперебой предлагали свои варианты, не слушая друг друга, а малышня принялась весело скакать по площади, благо все были заняты, и некому было их приструнить.

— С ума сойти, — сказал папа Юра.

— Я до сих пор никак не привыкну, — ответила мама Лена.

Ваня поднял руку.

— Тише! Успокойтесь! Дайте же сказать!

Дядюшка Заяц прикрикнул на односельчан, и шум постепенно стих. Ваня продолжил:

— Мы уже должны идти, к сожалению. Давайте сделаем так: сейчас вы подумаете, а в следующий раз, когда я приду, скажете мне имена. Я переправлю их будущим родителям обычным способом.

Все закивали, соглашаясь, и только тетушка Роза никак не могла успокоиться.

— Боже, я стану бабушкой! Я стану бабушкой! Какое счастье! — всхлипывала она, утирая слезы. Маша отдала ей свой платок, фату Примулы (на хранение) и ребята попрощались с Зайцами.

Уходя из поселка, мама Оля обернулась. На главной улице, между домов, стояли два старых Зайца и махали им вслед.

— Поселок хоббитов, — покачала головой мама. — В точности.

— С ума сойти, — пробормотал папа. Другие слова временно выветрились из его головы.

Вернувшись к машине, друзья растолкали уснувшего профессора и тронулись в обратный путь. Решили снова заехать в деревеньку у старинного моста и выпить чаю в живописном кафе с непроизносимым названием, а потом отправиться на поиски приличного ночлега. В городишке Ллинруст (Llinrwst) нашлась приличная и недорогая гостиница, а при ней — маленький домашний ресторан, в котором друзья замечательно поужинали. После чего папы погнали всех спать, и пригрозили, что того, кто не встанет вовремя, оставят здесь навсегда.

— А я позвоню в полицию и скажу, чтобы меня забрали отсюда, — дерзко заявила Соня, понявшая, что намёк относится, прежде всего, к ней.

Мельников с жалостью посмотрел на неё.

— Ты даже выговорить не сможешь, как называется это место, а если сможешь — все подумают, что ты придуриваешься.

И Соня сдалась.

Глава 3. Замок Корф

Никто не проспал, поэтому утром все были в сборе, и настроение располагало к новым открытиям и впечатлениям. Дорога, конечно, утомляла, но для Добролюбовых, привыкших к российским просторам, какие-то сто пятьдесят километров были расстоянием несерьезным. Они еще не успели как следует заскучать, как Михаил Иванович объявил, что за следующим поворотом — цель их путешествия.

Мама Оля достала из сумки две легкие шляпки и протянула девочкам.

— Будьте любезны. Сегодня по прогнозам жара.

Девочки не имели ничего против головных уборов, тем более, что солнце уже поднялось высоко и заметно припекало.

Замок Корф, безусловно, производил впечатление. Он стоял на холме, и от его стен веяло грозной мощью. Картину портили лишь мелькающие всюду яркие майки туристов. От стоянки для машин поток любителей старины неторопливо направлялся по дороге к замку, обтекал его широким полукругом, разбиваясь на маленькие ручейки и отдельные пятна на ярко-зеленой траве. Наши путешественники влились в общий поток.

Дорога огибала высокий крутой холм и впереди врезалась в него каменным желобом. Там были устроены ступени из широких каменных плит и поручни для подъема к самым стенам замка. Путь по склону холма был короче, поэтому Иван, Соня и Маша, договорившись встретиться с родителями на той стороне холма, полезли прямо вверх по траве. Надо сказать, что этот путь выбирало большинство детей.

Лезть оказалось не очень-то просто. Трава росла пучками, земля была изрыта кроличьими норами, в которые нога попадала всегда неожиданно и некстати. Наверху дети немного отдышались и пошли вдоль стены замка, пытаясь отыскать какой-нибудь лаз или вход внутрь. Иван показал на пустой проем окна замка высоко на стене.

— Видите черную птицу там, на окне? Это настоящий черный ворон! Их совсем немного осталось, потому что они любят уединение, любят селиться в таких вот развалинах, подальше от людей.

— А от людей никуда не скроешься, — согласилась Маша.

Соня пожала плечами.

— А у нас вороны живут в городах, и ничего, приспособились.

— Так это же не ворона! — возмутился Ваня и махнул рукой. — Ты что, не видишь?

— Ворона как ворона, — упрямо повторила Соня. — Только черная.

В это время птица, видимо, обеспокоенная близким соседством с назойливыми человеческими детенышами, громко каркнула и снялась со стены. Раскинув крылья, ворон сделал широкий низкий круг над детьми, еще раз каркнул угрожающе и вернулся к своему окну. Соня смотрела вверх совершенно круглыми глазами.

— Ого! Ничего себе птичка… — севшим голосом сказала она.

— А что я говорил! — гордо ответил мальчик. — У него клюв 10 сантиметров!

— А ты — «ворона как ворона»! — передразнила ее сестра. — Да он размером с гуся.

— Ну, может, поменьше, — поправил ее Ваня, но ему было приятно, что Маша его поддержала. — Вон вход, смотрите.

Идя вдоль стены замка, дети дошли до широкого пролома, через который можно было попасть в то пространство, которое раньше, когда замок был цел, называлось «внутри». Сейчас там росла такая же трава, и так же, как и снаружи, всюду было полно туристов — сидящих, ползающих по камням и фотографирующихся. Но для ребят это было неважно. Для них замок был живым и целым, и сейчас им предоставлялась возможность посетить его, двери были отворены — их приглашали войти. Дети шагнули в пролом и вошли в замок.

— А почему окна так высоко? — спросила Соня, оглядываясь.

— Потому что это замок, а не поместье, — ответил Ваня. — Он строился для защиты от врагов. Поэтому окна такие узкие, видишь? Чтобы труднее было попасть стрелой.

— И легче отстреливаться, — добавила Маша. — А на первом этаже, там, где мы сейчас стоим, был большой зал для гостей с высокими потолками, и окна прорубали под самым потолком.

— А-а, — сказала Соня, завороженно глядя вверх. Она попыталась представить себе обстановку замка, какой она была раньше — и не смогла.

— То есть — это была гостиная? — уточнила она.

— Гостиная, столовая, холл — все вместе, — ответил ей Иван. — Это очень древний замок, его построили еще в 10 веке. Очаг был один — в этом зале, он никогда не гас, и теплый воздух поднимался наверх по специальным трубам-воздуховодам.

— Там, наверное, холодно было, — заметила Соня.

— Там никто не жил постоянно. Так, гости останавливались переночевать во время охоты.

Маша встрепенулась.

— Ведь здесь был убит святой Эдуард!

— Где, прямо здесь? На этом месте? — удивилась Соня.

— Нет, перед воротами замка… — Маша огляделась. — Пойдемте, поищем ворота?

Все двинулись вперед, только Иван пробурчал:

— Где их найдешь сейчас?

Маша шла, вдохновленная поисками, и ей казалось, что замок сам подсказывает ей правильную дорогу.

— Смотрите! Здесь были ступени! — показывала девочка. — Они вели наверх, на галерею… В жилые комнаты. А вот настоящий дверной проем! Это главный вход в замок!

Соня старалась не отставать, Ваня тоже, хотя его вся эта древняя архитектура перестала занимать. С некоторых пор его почему-то стали раздражать постоянные упоминания имени древнего короля и всего, связанного с его гибелью. В самом деле, ну что тут особенного — жил мальчишка, стал королем, потом его прирезали его же придворные… А потом сделали святым, чтоб совесть меньше мучила. Да историй таких — сотни! Нашли, чем восхищаться! Иван ни за что не признался бы даже себе, что его раздражение больше всего связано с тем, что королем Эдуардом восхищается именно Маша, и с тем, что она назвала его красивым…

Иван вышел через главный вход на широкий внутренний двор, вернее, бывший двор, а теперь — небольшой луг, заросший цветами, ограниченный с трех сторон невысокими валами, а кое-где и развалинами стен. Впереди виднелись остатки надвратной башни, не выше метра над землей. Маша уже стояла рядом с ней и нетерпеливо поджидала друзей.

— Вот здесь были главные ворота, — сказала она. — Конечно, ничего не осталось от них, но ясно, что они были именно здесь. Отсюда выехал король Эдуард навстречу своей гибели.

— Его на охоте убили? — нехотя спросил Ваня, подходя к ней.

— Нет. Он возвращался с охоты, а гости выехали ему навстречу. Граф Эльвер Мерсийский обнял его, как друга и вонзил в сердце кинжал.

— Я не понимаю — за что его так? — спросил мальчик, невольно заинтересовавшись.

— Он очень добрым был, помогал бедным. Часть земель баронов передавал монастырям, он считал их очагами просвещения. А графу Эльверу это очень не нравилось. Он был жадным и злым человеком, он грабил монахов, вдов и крестьян, разрушал монастыри.

— Я слышал про Эльвера из Мерси, — задумчиво кивнул Ваня. — По истории нам рассказывали. Отвратительная личность.

— Ну вот, — грустно сказала Маша. — Эдуард был ему как кость в горле. И граф убил его, а на престол взошел младший брат Эдуарда, мальчик одиннадцати лет. Конечно, он не мог сам править! Правили от его имени королева-мать и граф Эльвер. Они, как считают, были в сговоре.

К ним подошла Соня с букетом цветов.

— А я не понимаю, как вы столько всего запоминаете? Оно вам надо? — удивилась она.

— Тебе и не понять, — обиделась сестра.

— Соня, это же интересно! — воскликнул Ваня. — Разбираться в причинах, искать мотивы, выстраивать всю картину.

— Мне другое интересно, — пожала плечами Соня. — Кто был наказан за убийство?

Маша посмотрела на нее удивленно.

— Наказан? Я не думала об этом.

— Так подумай, — торжествующе подытожила разговор Соня и пошла дальше по лугу.

Маша с Иваном переглянулись. Ваня тоже пожал плечами.

— Если Эльвер добился своего, то кого же было наказывать? Может, поэтому короля сделали святым? Чтобы подсластить пилюлю?

Маша покачала головой.

— Ну, официально, может, и так. Но нельзя заставить людей в это поверить.

— И что из этого следует?

— Король Эдуард действительно святой. Это доказывают те чудеса, которые начали происходить сразу после его смерти. Вот в чудеса люди верят.

— Чудеса — не доказательство, — терпеливо сказал Ваня. — Люди могут их выдумывать.