Бесплатный фрагмент - Малявка

Цикл «Возвращение к себе. Новое время»

Роман «МАЛЯВКА»

ПОСТАРАЕМСЯ, ЧТОБ БОЖЕСТВЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ВОШЛА И ПРОЯВИЛАСЬ В КАЖДОМ СОЗНАНИИ, В КАЖДОМ СЕРДЦЕ. ВО ВСЕХ СФЕРАХ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. СВЕТИТЕ!!! ДАЖЕ ОГОНЁК СВЕТЛЯЧКА ВО ТЬМЕ ИЛЛЮЗИИ МОЖЕТ СТАТЬ ДЛЯ КОГО-ТО ПОВОРОТНОЙ ТОЧКОЙ, ДЛЯ ВОЗВРАЩЕНИЯ ДОМОЙ К БОГУ ОТЦУ-МАТЕРИ (…АВТОР)

Часть 2 «ДОРОГА ДОМОЙ»

Глава 1

«Праздник жизни заканчивается. Наступает время усиленной работы над собой. Спасая себя от некачественных состояний Сознания, Вы спасаете весь Мир. Потому что всё в нашем мире связано. И взмах крыла бабочки слышен как грохот в тонких мирах. Каково же действие ваших поступков, мыслей и чувств? Возлюбленная Гуань Инь»

Послание от 24 июня 2011 год.

…Иван перечитывал стихи пятый раз, когда Павел стих. «Это хорошо, что плакал, — подумал дед, — слёзы уносят боль, сам испытал. Прошу Владык быть рядом с Сергеем, пока не знаю, что случилось. И помощь его отцу».

Павел начал говорить, Иван молча слушал.

— Неделю назад, в воскресенье Сергей с утра укатил на новом мотоцикле с друзьями. Ближе к вечеру его привёз наш шофёр с костылём и перевязанной ногой. Мотоцикл доставили. Объясняться сын не стал, сказав, что растяжение, никого не сбивал, «органы» тревожить не будут. Было очень странно, что поблагодарил за куртку. Я почувствовал в нём перемену, это необъяснимо.… Няня каждый вечер стала приходить, удивлялась его поступкам, мол, запретил убирать в его комнате, сам делал уборку, заправлял постель, помогать стал. Мы всё гостей из полиции ждали, решив по его поведению, что где-то пошутил сильно. Заметили, что бросил курить. На удивление, готовился к учёбе. После собрания в училище, всегда приходил и говорил: «жопа!». Вчера пришёл с книгой, сказав: «…только Свет и Любовь!». Разрешил посетить его сад-розарий, раньше никому не позволял, сам заперся в комнате. — Налил из графина стакан воды, выпив, продолжил. — По истории в компьютере посмотрел материалы, что ночью открывал Сергей: Рерихи, Блаватская, Великое Белое Братство, — я по молодости тоже нырял в это. Теперь что-то новое, — Книги Мудрости с Посланиями от Владык… Посланник русская женщина. По комнате были разбросаны смятые листы, подбирал рифмы. По стихам понял, что какое-то очень важное, своевременное событие произошло для его Души… Поворотный момент! Но когда, как? Такое бывает, слышал. Вовка с Васькой молчат. В записке к джинсам пишет про пожар… Распечатанные стихи лежали сверху на компьютере.

Он вопросительно посмотрел на деда. Увидев под глазами чёрные круги, небритое, осунувшееся лицо, на котором выражались боль и страдание, Иван, рассказав, что случилось с Сергеем и ребятами неделею раньше недалеко отсюда, замолчал. Мужчины некоторое время сидели в тишине. Несколько раз Павел порывался что-то сказать и останавливался.

— Сергея больше нет на физическом плане? — спросил тихо дед.

Мужчина утвердительно кивнул, забеспокоился, не знал, куда деть свои руки, потом обхватив ими опущенную голову, глубоко вдохнув, стал тихо говорить:

— Шофёр вёз пацанов в пансионат, сажать сад. Объездная дорога. На перекрёстке делая поворот на огромной скорости, Камаз, на их глазах, прицепом врезался в Джип. Внедорожник несколько раз перевернулся, упал на бок, загорелся. Сергей, схватил нож из бардачка, на ходу открыл дверь, побежал к горевшей машине, шофёр за ним, Васька и Вовка тоже. С другой стороны ехала свадьба. Оттуда побежало три мужика. Повезло, на крыше был люк, разбили стекло, открыли. На втором ряду были дети в авто-креслах, трое. Сергей резал ремни, подавал малых пацанам. На последнем ряду был старший, не пристёгнут, пострадал сильно. Сергей вытащил, бежал с ним на руках. Все видели, что мальчик показал рукой на машину. Сын его положил и побежал назад. Мужики вытащили мать и отца. Машина вот-вот должна была взорваться. Сергей что-то искал, раздался взрыв. — Павел замолчал, налил воды, выпил и заговорил снова. — Отец детей, попросив не разлучать их, скончался у места аварии, видно основной удар пришёлся на него. Скорая приехала и увезла ещё живую, беременную мать. Младшие дети отделались испугом. Старший плакал, сказал, что попросил Сергея найти его щенка в машине. Детей увезла вторая скорая. Водитель Камаза был под наркотическим воздействием.

— Спасли четверых детей и беременную мать, всего шестеро. — Сказал дед. — Божья милость, что сразу вытаскивать стали. Что машина с люком была.

— Когда я туда приехал, полицейский сообщил, что ребёночек жив, сделали кесарево, вполне доношенный, мать отошла в мир иной во время операции. — Уточнил Павел. — Живы пятеро детей.

Они сидели в тишине. Со двора доносилась нежная мелодия флейты.

— О величии нации и её моральном прогрессе, можно судить по тому, как она обращается с животными. Махатма Ганди, — тихо сказал Павел, смысл сказанного придал ему силы.

— Дорогой Бог Отец-Мать, Владыки Мудрости, Посланник, Учение. Благодарю вас, что, неделю назад, помогли душе Сергея получить урок, для осознания ошибок, раскаяния и всё заменить прозрением и святостью. — Сказал дед и обратился к Павлу. — Повторяй сын за мной. — «Во имя Господа Бога Всемогущего, во имя моего Высшего Я, прошу возлюбленного Архангела Михаила и ангелов Защиты взять под контроль ситуацию столкновения Джипа и Камаза 31 августа у села Светлое. Я прошу тебя и твоих ангелов оказать помощь душам Сергея и родителей детей, погибшим в данной аварии, и сопроводить их на тот уровень тонкого плана, который соответствует их достижениям, полученным в этой и предыдущих жизнях. Да свершится всё по Божьей Святой Воле. Аминь».

Голос Павла отзвучал эхом. Потом просидели в тишине минут пять.

— Вы приедете проститься? — спросил мужчина, дед кивнул. — Давайте я внесу свой номер в ваш телефон. Как будете в зоне доступа сотовой связи, наберёте меня. Вот ещё визитка.

Дед дал телефон.

— Иван Сергеевич, спасибо за сына. — Вернул телефон. Они встали и обнялись. — Я пойду, шофёр ждёт у пансионата.

Вышли на улицу. На крыльце соседнего дома стояли Николай, Радж и нотариус. Игнат сидел под навесом, играя на флейте.

— Маркиз улетел на территорию, — сказал нотариус. — Павел, вас подвезти до вашей машины? Потом вам буду проводником в это позднее, тёмное время.

— Да! Благодарю вас, что подождали. — Гости, пожав руки Раджу, Николаю, деду и Игнату, сели в машину и уехали.

— На объездной, у села авария была. Серёга, погиб при взрыве машины, искал в ней щенка. Поэтому пацанов не было. — Мужчины переглянулись. Дед в руке держал папку. — Это был Павел, отец Сергея. Розы и ягодные кусты они с шофёром посадили.

Зашли в дом, который действительно был живой, энергии заброшенности отсутствовали.

— Тут такое дело. — Иван замолчал, глядя на женщин, собираясь с мыслями. — Я вам это прочитаю, потом просьба будет.

Он достал листы и прочитал вслух.

…Эпоха Водолея…

О!!! Это ветер перемен!

Чего я испугался?

Наверно потому, что с ним

Давно я не встречался.

Но принял ведь спокойно я

Призыв: «Вперёд стремиться!»

Лишь только спящая Душа

Не сможет потрудиться.

Моя проснулась!.. И вокруг

По-новому всё вижу.

Божественный, прекрасный путь

Я для Земли предвижу!

…Русским Посланникам посвящаю…

Просыпайся Россия! Просыпайся родная!

Неужели не слышишь своих ты детей.

Тьма глумится над ними, а они принимали,

Весть от Бога Живого. Для спасенья людей.

Неужели не видно, что отказ от Посланий,

Порождает лишь только гнилые плоды,

А Посланник приходит, чтоб поднять Веры знамя,

Чтоб очистить сердца от борьбы и нужды.

Чтоб наполнились души Светом Бога Живого

Все Владыки Небесные служат Земле,

Человечество пестуют Светом, Любовью,

Чтоб ему не бывать в темноте и огне.

Оставляйте сомнения, выбирайтесь из прошлого,

Принимайте Посланников Сердцем, Душой,

И тогда воссияет над Россиею солнышко,

Покаяньем омытые, возродимся Душой.

          КАРМА (что посеешь, то и пожнёшь).

Принимайте всё со смирением,

Когда вам плюнут в Душу.

Всё назад возвращается,

Закон Кармы нарушен.

Принимайте всё со смирением,

Когда обманули, ограбили.

Всё назад возвращается,

Это вы когда-то нагадили.

Принимайте всё со смирением,

Если предал любимый, любимая,

Клятву вы когда-то нарушили

На устах с Божьим именем.

Если дитятку вашу убили,

Не просите возмездия свыше,

Из всех, вами абортированных,

Взвод бы целый вышел.

Всё, что с вами случается,

Есть кармическое отражение.

Не ропщите, ища виновных,

Молите у Бога прощение.

Когда жестокость встретишь ты

Тут не должно быть мысли мщения.

Ты, низко голову склонив,

Проси у Господа прощение.

Всё, что нами сделано,

Всё на круги возвращается,

Просите у Бога прощение,

Любовью его всё прощается.

…Что-то вдруг накатило…

Когда уйду в другую жизнь…

Не поминайте меня водкой,

Помин моей Души безалкогольный,

Пусть не покажется «не ловким»…

Когда уйду в другую жизнь…

Не надо грусти и печали,

Ведь все события, с Душой

Мы с вами сами намечали…

Когда уйду в другую Жизнь…

Я встречусь там с Отцом Начальным,

Конец земного же пути,

Не должен быть для нас печальным.

Мы все уроки познаём

На милой Матушке-Земле…

Когда уйду в другую Жизнь,

Возрадуйтесь все обо мне…

Стояла тишина.

— Это наш Серёга написал, после собрания в училище, ночью. Утром пацаны ехали к нам сажать сад. — Он опять замолчал, подбирая слова. — Перекрёсток, авария, всех вытащили из горящей машины. Родителей нет больше. Дети живы, пятеро. И Серёги больше нет… на физическом планет. Прошу вас помочь душам молитвой.

На ночь разделились. Женщины были в доме Анастасии. Мужчины Раджа. Утром все проснулись засветло. Умывались водой из колодца, чистой, как слеза. Николай и Ольга повели всех на место, откуда был виден рассвет. Потом Мария помогала бабушке доить корову. Остальные в это время договорились, что пойдут прощаться с Сергеем. Ольга и Николай подъедут к вечеру. На завтрак тёплое парное молоко с домашним хлебом. Мария вспомнила про привезённые подарки. Преподнесли. Бабушке платок, Николаю шарф, Оленьке комплект украшений. Всем всё понравилось.

— Подождите минутку, — Николай, улыбаясь, скрылся в доме. Вышел с пакетом. — Вот! Очень русский подарок. Думаю, вам есть, кому его в Индии вручить. Так говорит мне сердце.

— Дорогой, ты прямо прочитал мои мысли. — Мария заглянула в пакет. Там была расписная деревянная посуда. Она обняла юношу. — Это очень чудный подарок из России и адресат есть. Благодарю!

Распрощались тепло, по-родственному, и семья отправилась домой. Игнат и Мария в шестнадцать часов должны отъехать. К полудню были в городке. Иван пошёл читать молитву для России, отец и сын чего-то тихо обсуждали, женщины готовили обед на кухне.

— Каких-то пять дней, а событий сколько, — задумчиво сказала Мария. — Удивляюсь всегда. Как Кришна готовит свои Божественные лилы?!

— Любовью! — ответила Индира, и они тихонько стали петь мантру.

В комнатах послышалось движение, потом мужчины пришли все на кухню, сказали, что место для трапезы готово, подпевая, всё приготовленное стали носить на стол. Молитва, обед, молитва. Убрав со стола, все собрались на кухне. Дети мыли посуду. Игнат спросил, кто такой Серёга. И дед рассказал всем о посещении храма, встрече с подростками, разбитой бутылке, начавшемся лесном пожаре, помощи Маркиза и элементалов, дождике. Об осознании Сергеем своего поведения, последствий и сердечного искреннего покаяния. Его пробуждении, и вчерашнем подвиге. О Божьей милости, что позволила не увеличить плохую карму, а отработать.

— Бог не хочет нас наказывать, это так. — Сказал Игнат. — Сколько там человек спасли?

— По последним данным пять детей живы, отец скончался на месте, мать во время операции.

— Пять детей, не разлучать, задачка. Это семейный дом надо искать.

— Дед, ты на собрании с женщиной говорил, у них сына в армии убили, может им рассказать? — сказал Радж задумчиво.

— Может и рассказать. За чужой болью, о своей некогда будет помнить. — Иван почесал затылок. — Там сейчас помощники нужны для детей, тяжеловато, кроха там. Давайте помолимся на этот вариант помощи Марины и Петра. Может Бог поможет и подскажет, ему сверху виднее. Думаю, Павел завтра скажет, как и чего, под контроль взял ситуацию. Да свершится всё по Божьей Святой Воле, на благо всех живых существ.

Индира с Марией собрали немного провизии перекусить в дороге. Потом в комнате, усевшись всей семьёй на диван, пели мантру Господу Кришне, вспоминая и благодаря его за Божественную лилу.

Багажа практически не было. Пакет от Николая, спортивная сумка Игната и сумочка Марии. Пошли все пешком до автовокзала. Автобус подали вовремя.

— Немного осталось, папа, ты тут держись. У тебя прекрасная команда помощников. Через полгода будем. Анастасии поклон, Олюшку и Николая обними. Маркизу тоже привет.

— Батя, так держать, дорогой! Сын, дочь, не скучайте, осталось шесть месяцев.

Попрощавшись с родными, взявшись за руки, Игнат и Мария зашли в автобус. Когда транспорт, скрылся за поворотом, дед обнял внуков, и они пошли домой.

— Индира, по-моему, Раджу пора перебраться в семью, ты не против? — спросил дед.

— Да брат, пора! — они вопросительно посмотрели на Раджа.

— Не против, подождите день. Ребята вечером приедут, девочки с дедом, мы у кришнаита, хоть поговорим подольше, планы кое-какие обсудим с Николаем. Завтра с Сергеем простимся, можно всем в поместье поехать. Михаил даёт неделю.

Дед выглядел очень счастливым. У него шли очень глубинные процессы, открытия и осознания. Понял, что бросив пить, когда привезли внучку, он сделал усилие воли, потому, что ему доверили самое драгоценное, и он не мог опять подвести. А простить тогда себя так и не смог. Если сердце болит, это говорит о том, что вы лишь смирились с ситуацией.…Теперь, имея знания из Посланий, пройдя покаяние, получив в своём сердце прощение самого себя и всех, этим он запустил процесс позитивных событий: Мария приехала домой, простив деда и себя; сложились обстоятельства, раскрывшие тайну усыновления Раджа; получая весточки из прошлого, слушая своё сердце, где говорит Бог — Индира, с помощью Господа Кришны нашла своего брата, даже не зная о его существовании; узнал о судьбе своего отца. Вот тебе и прощение себя, всех и глубокое покаяние… — можно многое этим поправить, изменить в жизни. Какая милость Небес!!! Без Бога не получается общее благо, теперь он это точно знал. Сердце его расцветало и окутывало всю Землю-Матушку Благодарностью, Любовью, Милосердием и …Состраданием.

— На смотровую? Посидим, красотой полюбуемся, закат встретим, — предложила Индира, кода они втроём встретили ребят на автовокзале. Предложение все одобрили.

Прошли мимо дома. Устроились на очень удобной скамье «ПРИМИРЕНИЯ», кто-то придумал, сделал, и поставил. Любовались красотой первого осеннего денька, пришедшего в городок. Ветерок был тёплый и приветливый, людей видно не было. Сидели молча, не сговариваясь, отправляли из сердец в мир Благодарность, Любовь и Свет во Благо всего живого.

Ребята пошли к кришнаиту, девушки и Иван домой. Вечер провели в тихой, совместной молитве о душе Сергея, родителей детей и помощи пяти сиротам, чтоб не оставила их Божья милость, сохранившая жизнь.

Вторник. Утром все встретились опять на смотровой, где накануне расстались. Встретив солнышко, осветившее пробные робкие осенние пейзажи вдали, вблизи, полюбовались и пошли завтракать. Созвонились с Павлом, быть у него надо к половине двенадцатого. Ребят из училища на автобусе тоже к этому времени подвезут. Погрузились в дедову машину. Заехали на рынок за цветами и поехали к Павлу, в соседнюю область. По дороге опять была совместная молитва о помощи душе Сергея, родителей детей и сиротам.

Глава 2. Соседняя область

Дом нашли быстро. На улице стояло несколько очень дорогих машин. Ворота были открыты. Закрыв машину, все пошли во двор. Павел стоял в обществе суетливых мужчин. Был один солидный, они о чём-то неспешно разговаривали. Рядом группка вычурных женщин, обвешанных цацками, с непомерным количеством косметики, брендовыми сумками, похожих, ядовитой пёстрой одеждой на участниц конкурса «Кто ярче». Дед был в недоумении, в сознании вопрос…

— Когда уйду в другую жизнь, не надо грусти и печали, — сказала Индира. — Серёга, всё как ты хотел.

Эта фраза успокоила Ивана, он стал из сердца отправлять Сострадание и Милосердие близким Сергея, собравшимся и всем-всем Свет и Любовь на благо всего живого.

Видя деда и ребят, хозяин покинул собеседников и подошёл к приехавшим.

— Слава Богу! Свои приехали. Сейчас ребят подвезут и начнём. — Он со всеми поздоровался за руку, все почувствовали его искренность и благодарность. Показав на калитку в глубине двора. — Можете уже зайти в сад-розарий Сергея, обустроил за два года, хобби. Всё будет там. Идите!

Калитка мелодично скрипнула и дед с ребятами оказались в небольшом, очень уютном, тихом месте. Посередине стояла изящная беседка, обвитая розами, мелкой разновидности. Кое-где были бутоны закрытые, полураскрытые и, распустившиеся обильными белыми пучками, нежными малютками. Слева стояла небольшая скамейка, над ней очень замысловатый каркас, держащий розы другого, солнечного цвета, оттенки были разные, размер был крупнее. Распустившиеся островки, то тут, то там, радовали глаз. Справа просто был поставлен стеной извилистый каркас около двух метров вышиной, четырёх длинной, — розочки были алого цвета, очень красиво сочетаясь почти со сплошной «стеной» листьев насыщенного зелёного цвета. Размер был, как солнечных. И было разбросано ещё шесть-семь видов кустовых роз, каждый имел по два-три распустившихся цветка. Всё было ухожено с любовью. Все от восхищения затаили дыхание.

— Я сейчас, — сказал дед, выйдя к дому и волнуясь, позвал — Павел!

— Я здесь, — раздался голос за спиной. — Вы взволнованы, что случилось?

— Там в беседке табуретки для гроба? Когда его привезут?

— Катафалк из больницы уже выехал.

— Ставь здесь, перед домом гроб, места там очень мало. — Дед скосил глаза на собравшихся. — Всё живёт трудами и любовью Сергея. Пусть живёт.

— Хорошо, отец! Попросите ребят вынести сюда табуретки, я уже не успеваю.

— Да, Павлуша! Мы поможем, — и дед быстро пошёл к своим.

— Радж, Николай, берём табуретки и выходим, ставим во дворе.

— Правильное решение, — сказала Ольга, — здесь ещё чувствуется присутствие Сергея, его Души.

Только они вышли и всё расставили, как въехал катафалк. Ребята осторожно вытащили и поставили закрытый гроб. Появилась невысокая женщина во всём чёрном, видно няня, в ногах поставила складной стульчик, на него большую глубокую вазу в виде огромного фужера и подошла к ребятам со словами.

— Молодцы, что в садик не пустили, молодцы! — сказала она душевно, и о своём — Пусть раскошеливаются. Как на очередную вечеринку пришли. А сиротам помощь будет.

— Надо было там бумажку положить «для спасённых сирот», … — сказал Радж.

— Нет, милый. Тогда будет пусто, — она перекрестилась. — Спаси их, Господи!

Подъехал автобус с ребятами из училища, во главе с завучем по воспитательной части и мужчиной, после которого дед выступал на собрании. Василий и Владимир тоже были.

Подошли все к деду и ребятам.

— Приветствую, всех приветствую, — сказал мужчина, пожал руку деду, Раджу и Николаю. Няню обнял, Индире и Ольге кивнул.

— Все собрались, начнём, — Павел осёкся и больше не смог говорить.

— Давайте я начну. — Мужчина из училища встал перед гробом. — Повод грустный, провожаем сына, друга, ученика в последний путь. А с другой точки зрения, светло на душе. За маской элитного баловня, простите меня Павел, пряталась любящая бескорыстная Душа доброго ребёнка. Он мог «пошутить», но это никогда не имело под собой злого умысла. Делился, ничего не прося взамен. Часто находил интересные, оригинальные и, главное простые решения, в каких-то организационных вопросах, ребята подтвердят. «Герои нашего училища», сколько материала нашёл Сергей для этого проекта. И вот… собой пополнил список. Мне сказали, что машина ещё не остановилась, а он уже открыл дверь, чтоб бежать на помощь, там время решало всё. Его порыв поддержали, спасено семь человек от взрыва, двое потом скончались. И никто не знает, как бы всё сложилось без этого моментального решения помочь, не думая о себе. Сергей! Светлая память о тебе останется в наших сердцах!

Вышел семейный шофёр.

— Как бывший военный скажу, что Серёга умел всегда быстро действовать, реагировал на всё он потом, умел глубоко чувствовать чужую боль, сразу проявляя сострадание. Было случаи: снимал обувь, отдавал куртку, свои деньги, еду. Только об этом мы вдвоём с ним знали. Он умел дружить, в самом возвышенном смысле. Когда добежал к горящей машине, действовал уверено, без суеты и паники, даже не оглядываясь, есть кто-то за ним или нет. Светлая память тебе, дорогой и любимый друг.

Вышла няня.

— Для меня он всегда был большим ребёнком. А вона как оказалось. Душа чистая, светлая, божественный поступок совершила, — она заплакала и отошла.

Солидный мужчина выступил от администрации, выразив гордость за земляка и соболезнование родным и друзьям. Один из суетливых мужчин произнёс речь:

— Павла со школы знаю, друганы мы. Сейчас вот дела были по бизнесу совместные, поэтому часто видел и общался с Серёгой. Молодой, ершистый, иногда как ёж, выставлял колючки, чтоб своё доказать. И вот так, в мирное время… — мужчину от волнения, подёргивало. — Это надо быть человеком с большой буквы, я так чувствую…

Ученики немного сказали, завуч по воспитательной части, И все потом стали смотреть на деда. Вова и Вася говорить не смогли, обнявшись, плакали.

— Я горжусь тобой, внучек, больше добавить нечего. — Он сгрёб пацанов в охапку и прижал к себе, целуя в макушки.

— Благодарю всех пришедших. — Сказал Павел. — Подходите, прощайтесь. Потом катафалк едет в крематорий. Сейчас автобус после прощания, отвезёт детей обратно на учёбу, к 15.40 приедет, будет стоять у училища, чтоб отвезти желающих на поминки. Они будут в ближайшем кафе «Парус» в 16.00. Можете смело приезжать на своих машинах. Поминки безалкогольные, это духовное завещание Сергея.

Цепочка суетливых мужчин и их вычурных женщин медленно, с театрально скорбной мимикой, стала подходить на прощание, ваза, поставленная няней, стала потихоньку заполняться купюрами долларов, евро и рублёвыми. Сдержано прощавшись, проходили мимо Павла, жали руку, со вздохом показывая на часы, обнимали няню и только за воротами, рассаживаясь по машинам, некоторые женщины без стеснения, нарочито громко дали выход своим эмоциям.

— Единственный сын, а гробик то самый дешёвый, фи!

— Безалкогольные поминки?! Да когда такое было в истории нашего города?! Духовное завещание! Надо же такой бред придумать!

— Не знала, что сын Павла учится с этими нищебродами. Это надо всех нас, элиту, так опустить.

— Ладно вам, элита задрипанная. Вы можете и дома набраться, чего раскудахтались. — Раздался голос солидного мужчины. — Сын написал, мужик сделал, уважаю. Хоть какое-то светлое начинание, я за!

— Дома?!?!?! Я вчера вечером полгорода объездила, платье брендовое купила, думала, элита соберётся, посидим, оттянемся.

— Заткнись! У Пашки сын погиб, спасая детей, а ты оттянуться собралась за его счёт, курица. — Рявкнул выступавший суетливый мужик.

— Почему сразу курица. Зачем их спасли, кому они теперь нужны, сиротинки. Ушли бы всей семьёй, меньше проблем. Теперь наши денежки на них государство будет тратить. Я не права?!

— Не права! Бог спас! Не тебе решать, к счастью. Серёга человечище!!! На поминки поедем. И оденешься, как человек.

Было слышно хлопанье дверцами отъезжавших машин.

Прощались ученики, девчонки плакали, обнимая няню и Павла, мальчишки еле держались. В вазу был положен завучем пухленький конверт и от училища.

— Благодарю вас за то, что приехали проститься, за помощь в конверте, всё собираем для спасённых детей, — сказал Павел, провожая всех до автобуса. — Ждём вас и преподавателей в кафе. Вася, Вова остаётесь?

Все вопросительно посмотрели на завуча.

— Под вашу ответственность, в кафе их мне сдадите.

— Милые, вы с нами до конца? — Спросила с надеждой в голосе, няня, когда автобус уехал.

— Да! — ответил за всех дед.

На улице у ворот остались катафалк, машина Павла и деда. Мужчины погрузили гроб, все расселись по местам и поехали в крематорий. Павел, няня и дед сели в катафалк.

— Павлуша, как я рада, что эти люди с нами, — няня смахнула слезу, погладила ему руку. — В садик Серёжин никого не пустили. И тебе подмога.

Дед немного смутился.

— Да, няня, да! Без них не выдержал бы всего. — Он обнял за плечо пожилую женщину, шофер, посмотрев на них в зеркальце, чуть покачал головой.

— Иван Сергеевич, не смущайтесь, без всех вас было бы очень тяжко. И многое не по-людски. Простите.

В крематории их ждали. Гроб на каталке забрали рабочие, через несколько минут всех пригласили в зал. Дали три минуты на прощание и… Зазвучала музыка Баха, когда стали раздвигаться створки, гроб на подставке спускался в печь. Мальчишки отвернулись. После окончания процедуры, всем предложили подождать полчаса во внутреннем дворике у фонтана, пока вынесут урну с прахом. Павла с шофёром подозвал служащий, сказав что-то. По жесту Павла было понятно, что он выразил благодарность, и они вернулись. На лице шофёра был вопрос.

— Хочу поделиться наблюдением, можно? — сказал задумчиво дед.

— Конечно. — Ответил за всех Николай.

— У Серёги садик появился, душа его, думаю, этим оживала. — Он светло улыбнулся. — Я когда с пансионата домой ехал, дамочка там одна была со странной причёской, думаю, расстроенная после парикмахерской, волосы то назад не приклеишь. Стала к пассажирам цепляться. Но Бог всё поправил, люди добры к ней были. А потом у неё из сумки пакетик выпал, когда она телефон искала, там была кружевная салфетка, красивая. И как всё сразу в этой женщине преобразилось, когда она стала говорить про своё увлечение, — кружево для души. Такие чудные моменты я заметил. Красота душу радует. Казалось бы, садик-розарий и воздушное, нежное кружево… Волшебство!!!

Когда урна была получена, все пошли на улицу, рассаживаться по машинам. Павел попросил всех поехать домой и близким кругом помянуть Сергея. Возражений не было. Перед тем, как зайти в дом, хозяин открыл калитку в розарий и жестом пригласил всех войти. Расселись в беседке и на скамейке.

— Я хочу вам кое-что рассказать, и вы поймёте… — мужчина очень волновался. — Чуть задержу ваше внимание. Мой дед в Отечественную сразу на фронт не попал, забраковали по здоровью, сильно хромал. Сергей очень на него похож телосложением, такой же здоровяк. Дед упорно ходил к военкому каждый день и, его послали на фронт шофёром. Так сложилось, что он вывозил по Ладоге ленинградских детишек по «дороге жизни». Второй рейс… Остановка. Впереди машина одним колесом пробуксовывала в каше из снега и льда. Шофера вышли из машин, чтоб толкнуть грузовик. В небе появился немецкий самолёт, стал снижаться и пулемётной очередью расстреливать машины. А в конце сбросил одну бомбу, дедова машина ушла под лёд. Кто толкал машину, были убиты, только дед чудом остался жить, ранило. Его после госпиталя списали окончательно. Я к чему это… всю оставшуюся жизнь он не мог себе простить, что живёт, а детишки все ушли под лёд. Мы даже с ним ездили на Ладогу, пускали на воду венки… Мне приснился после аварии Сергей и сказал такие слова: « …кремируй меня и отвези прах на Ладогу к детишкам, где ты с дедом пускал на воду венки».

Домой все вернулись к вечеру. Получили сообщение, что Игнат и Мария уже на комбинате. Сообща решили переночевать, а утром всем вместе поехать в деревню на недельку. Ольга сказала, что как раз заглянет в больницу, может что узнает, как дела у участковой. Ребята ушли к кришнаиту. Утром все встречали восход на смотровой. После завтрака отправились в деревню. В деревеньке была красота. Собирали грибы. Нашли художественное занятие. У Николая много было заготовлено деревянных ложек, мисок, половники, подносы, сам вырезал. Каждый взял себе по комплекту, даже дед и Анастасия. И все вместе садились на улице за длинный стол, расписывали, каждый по своей фантазии. Получились очень интересные работы. Мужчины ходили в пансионат. Где подбелить, подкрасить, починить, саженцы и кусты полить. Вызвали печных дел мастера, он с радостью приехал, проверил все печи в пансионате, зима не за горами, пообщались. С какой любовью он осматривал и разговаривал с каждой печью в пансионате, когда делал профилактику. Сколько интересного он поведал про изразцы на печках, кто изготавливал, когда… Неделя в делах и творческих трудах пролетела быстро. Вопрос о дедовой работе ещё не решился, хоть заявку Ольга Николаевна подала.

Глава 3. Дивеево

Марина с Петром в покаянном паломничестве. Геннадий с женой Люсей, кое-что разузнали после собрания и организовали помощь друзьям. На джипе их доставили в Дивеево, — Четвертый, последний Удел Божией Матери на Земле. Всего на Земле существует четыре Удела Богородицы. Первый Удел находится в Грузии. Второй Удел находится в Греции на Святой горе Афон. Третий Удел находится в Киеве в Киево-Печерской лавре. И четвёртый Удел находится в Нижегородской области, в Серафимо-Дивеевском монастыре.

Генка скинул обоим на телефоны запись собрания, тоже в помощь. Частная гостиница, не дорогая была в десяти минутах ходьбы от женского монастыря. Два дня ребята знакомились с обстановкой. Вставали засветло и весь день проводили на территории монастыря. Ещё не тронутой осенью, встретившей их множеством оттенков зелёного, ухоженной, как райский сад розариями, торжественными клумбами, ангелами на траве, чистыми тротуарами, божественной тишиной и своей неспешностью. Посетили музей, прослушали лекцию. Людей было немного. Службы, послушания: — приглашали расфасовывать сухарики, протирать иконы, дежурить у подсвечников, чистить картошку, убирать территорию. Купание в источниках вокруг монастыря: иконы Божией Матери Умиление; святого Пантелеймона; Казанской иконы Божией Матери; источник Матушки Александры; Иверской иконы Божией Материи. На третий день в храме, увидев, что никого нет, подошли на исповедь, впервые в жизни, даже не подумав, что оба не крещёные. Подошла женщина лет шестидесяти, посмотрев на них с возмущением, стала что-то шептать священнику.

— Иди, милая, иди, мы тут сами разберёмся, — сказал он ей.

Им повезло, священник попался любящий. Он не стал интересоваться, что нет нательных крестов, сердцем почувствовав, что надо принять и выслушать, памятуя, что сама Богородица здесь хозяйка, не ему решать. Батюшка сказал после исповеди:

— Хорошо, что приехали. Хорошо, что подошли и облегчились. Отправляю вас на Канавку. Но по ней мало просто пройти. Нужно еще успеть прочитать сто пятьдесят молитв Богородице (и через каждый десяток «Отче наш»). А это совсем не так просто, как кажется. Кто-то пройдёт быстро и глядь, вот уже конец пути, а он и сотню молитв не прочёл. Значит, ещё не готов, не угомонился по жизни, и нужно приехать сюда ещё раз. Чтобы уже по-другому весь этот путь пройти. Одни идут медленно-медленно, никуда не спеша. Эти — успеют. Другие торопятся, им всё времени нет на молитву. Канавка, — как жизнь: одни выходят в путь раньше, а приходят позже других. А другие, напротив, ранние, пробежали всех быстрее и не в срок закончили путь… — он достал из кармана две маленькие иконки «Умиление», на обратной стороне молитва. — Раз время есть, два дня походите по Канавке, пообщайтесь с Матушкой сердцем, за это время молитву выучите. Потом чётки приобретёте для счёта и уже с молитвой идите. Ступайте с Богом, благословляю!

Остальные дни в основном была Святая Богородичная Канавка и источники, омовение в которых было в радость.

…Так что же такое Канавка Богородицы в Дивеево? Это особое, Святое место, единственное в мире. Священная земля, по которой каждое утро незримо ходит, Сама Пресвятая Богородица. На данный момент это сооружение представляет собой действительно огромную канаву, и имеет протяженность 777 метров и глубину в человеческий рост. Ее склоны обсажены дерном и крыжовником. Сам вал канавы, по которому ходят, вымощен брусчаткой и огорожен изгородью. Весной и летом, осенью и зимой, идут и идут по Канавке люди,… кто-то даже идёт босиком… Канавку, Дивеево, преподобного Серафима Саровского уже знает весь мир. Идут люди разных национальностей, профессий, социального положения и достатка… известные и просто обычные люди, каждый со своими радостями и горестями… Последнее время бывают представители и других вероисповеданий… Святые места, они для всего человечества. Канавка лечит, Канавка очищает, Канавка просвещает!!!

Парень лет двадцати-двадцати двух, приехавший на своей машине из соседней области в тот день, когда супруги исповедовались, поселившийся с ними в одной гостинице, пригласил их с собой на источник Серафима Саровского. Дело было уже вечером. Хозяйка шепнула поговорить с шофёром, очень дельный совет может дать, хоть и молод. В машине через один динамик наушника Пётр слушал запись собрания, немного злился, думая: «…батюшке, хозяйке расскажи, теперь вот этому кренделю расскажи, а жизнь то не возродится, и старшего не вернуть, что он молодой понимает, умники… Маринке только лишняя боль», но молча сопел, видя, что жена начинает приходить в себя, оживает. Он и на питание сухариками с водой согласился, хозяйкин совет, чтоб Маринке спокойнее было. Понял за месяцы скорби, как дорога ему жена, боится её потерять. И после лишних рюмочек и обильных закусочек жирком чуть подзаплыл. Вроде как безучастно поглядывая в окно, одним ухом прислушивался. Марина в смущении не знала, как начать разговор, всё поглядывала на шофёра в зеркало. И Пётр решился.

— Вы, похоже, частый гость в этом монастыре? И что, это как-то помогает в жизни? — спросил он.

— Меня Матвеем зовут, — они встретились с Петром взглядом в зеркале.

— Я Петр, супруга Марина, — про себя хмыкнул, подумав, что шофёр увиливает от ответа.

— Не смущайтесь. Бываю здесь часто. Хозяйку знаю. Про себя могу сказать, что просто возродился к новой жизни. Благодарю Бога, что тут пережил дни скорби и утраты, радости и счастья. Святое место, — хмыкнув, — кстати, здесь понял, чужих просто не существует. Слышал, вы аскезу взяли хорошую?! Всю неделю в обед, если не против, буду брать вас на этот источник.

— Мы никаких аскез не брали, налегке приехали, — у Петра в интонации прозвучало раздражение.

— Купание в источниках, сухарики с водой, послушания, Канавка, молчание — это и есть аскеза Пётр, — мужчины опять в зеркальце встретились глазами. — А поможет или нет посещение этого Святого места, зависит только от вас. Здесь идёт Божественная помощь, чтоб научиться одинаково относиться к счастью или горю, обретению или потере, победе или поражению. Это первый шаг к излечению и решению любой проблемы, — полное принятие внутри, как милость Бога, болезнь или несчастие, а на внешнем плане нужно прикладывать все силы, чтобы ее разрешить в полном принятии. Когда мы не принимаем ситуацию, тогда почти вся наша энергия пойдет на ее «пережёвывание».

— Принял я эту ситуацию, принял… и что дальше? Детей уже не вернуть. Аборт и гроб из армии. Не вернуть! — мысли и слова Петра метались, как загнанный в угол зверь. — Что ж это за милость такая…

— Вы можете на Канавке сделать покаяние каждый за свой род по поводу абортов, покаяние, что в прошлых жизнях могли бросать детей, те же аборты, не любовь и плохое отношение к детям. И к родителям, кстати, тоже. Из многочисленных жизней грехов по этим вопросам много у каждого из нас набралось. О том, что жили без Бога. Поклоны можно делать на Канавке. Только будьте осторожны, вражина будет пакостить.

— Да я любому дам отпор, — Пётр перешёл на хрип, зыркнув выпученными глазами от такого заявления. — И жену в обиду…

Он поперхнулся, вспомнив, что первый заговорил об аборте, чтоб пожить для себя.

— Петь! Ты чего?! — Марина взяла его за руку. — Потерпи! Всё легче будет. За ошибки ответ надо держать.

— Не знаю, — мотнув головой, он резко высвободил руку.

— Вражина, наше эго. Сопротивление может быть внутри, очень трудно признавать ошибки. Истинное покаяние заключается в том, чтобы контролировать свои эмоции, мысли, слова и действия. У вас много было двоек в школе? — спросил шофёр.

— Товарный состав и маленькая тележка, — опешив, ехидно бросил Пётр.

— Вы до сих пор убиваетесь за нагруженные двойками вагоны и тележку?

— Слышь, крендель, ты чё прикопался? — взвинтился Пётр.

Шофёр спокойно продолжал, наблюдая в зеркальце.

— Вот, вот! Теперь у вас урок жизни посложнее, для Души, надо с ним справиться. Прощение, — это дар, который нам преподносит судьба. «Я прощаю и становлюсь свободным». Детей не вернуть… значит не загонять себя в угол. Всё принять и идти дальше. И кто его знает, как бы вы себя вели с ребёнком, если бы оставили.… Может, держали бы его всю жизнь в клетке своего страха потерять, как старшего. Душу прерванной жизни надо поблагодарить за то, что через аборт попали в Святое место. — Шофёр остановил машину, повернувшись, выдохнул, с болью смотря на Петра, — Знаешь, сколько у нас сирот в стране?!?!?! Говоришь детей не вернуть. Мы же одна большая семья, — россияне, земляне. Усыновляйте. Детей чужих не бывает. Вы не можете поменять прошлое, но вы можете поменяться сейчас и здесь с Божьей помощью и помогать другим. Ваша помощь в это время, ох как необходима.

Супруги притихли, на удивление внутри как-то стало спокойнее, светлее…

Петр, сопя, стал молча смотреть в окно, тяжело вздохнул, подумав: «…чего я на него взъелся? За род, так за род, точно знаю, что аборты были. Прошлые жизни конечно как-то странно, но Иван Сергеевич о них говорит на собрании тоже. Значит Петя, по максимуму, посмотрим, что из этого получится».

— А с болью что делать? — спросила тихо Марина…

— Нет необходимости притворяться. Больно, по себе знаю. Оставьте всю печаль, страхи и боль из-за своих прошлых ошибок тут, на Канавке. — Машина тронулась дальше. — И будьте готовы начать все сначала. Не судите других, не осуждайте себя. Мне один знахарь давно сказал: «Жить для себя самое последнее дело, не по-человечески». Попросите Богородицу помочь вам настроиться дальше жить, теперь для других. И принять, что придёт с благодарностью. За этим служением забудете о своей боли. Думаю, вы не просто так сюда попали… Нужны вы где-то очень!

— А как это можно понять? — увереннее спросила Марина.

— Я теперь помощи всё время прошу у Бога и руководства, — сказал шофёр.

— А чё, самому слабо? — поражаясь себе, съехидничал Пётр.

— Слабо Пётр, слабо! — задумавшись, помолчал и продолжил. — Знал я, что родился очень слабым и крошечным, не жилец. А за нашей деревней жил знахарь, дед Назар. Сколько ему было лет, никто не знал, а он запамятовал. Травками лечил, пчёлами, молитвами, заговорами, деревьями, камнями и многими старинными методами. Помогал Душе, а исцелялось тело. К нему не только местные обращались, также вся ближняя и дальняя округа. Он помог выходить меня. Родители мои очень хорошие. Деревенские, чистые, светлые и простые люди. Старались не тянуть рано в свой взрослый мир, моим жили. Для полной идиллии родители подарили мне сестрёнку, когда мне было два с половиной. Радости моей не было предела, полный семейный комплект. Она копия папы, когда подросла характер мамин. А вот я ни на кого из них не походил, и не задумывался раньше над этим. Меня успокоили, мол, на прадеда знаменитого похож. К четырём годам я уже отличался от своих сверстников, по хозяйству помогал по мере сил, был сообразительным, серьёзным, полон жизни и не в меру любопытен. Анютку нянчил. Мы с малой часто к травнику на пасеку бегали, гостинцы от родителей и деревенских носили, назад с мёдом возвращались. Когда лет семь было, спросил, зачем ему столько мёда одному. И он тогда взял меня в помощники, учил всем премудростям пчеловода. После Медового спаса были в трёх детских домах, отвозили мёд. По приезду я поинтересовался: « Ты, небось, уже миллионер, ведь не первый год мёд возишь?» « Мёд дарю деткам» — улыбаясь, ответил дед. Я аж дар речи потерял, подумав: «Сколько деньжищ дед за столько лет потерял…», моя мама с юности помнила, что у него уже пасека была. А дед, как прочитал мои мысли, и говорит: «Жить для себя самое последнее дело, не по-человечески». С тех пор запомнил это, очень старался ему помогать. Кроме пчеловодства, которому он меня обучал, я узнал о Боге, живущем в нашем сердце, Вселенной, Законах, на которых всё создалось и держится. О растительном, животном, минеральном и Тонких мирах. «Работа пчеловода невозможна без интереса к живой природе, наблюдательности, способности к концентрации, внимания. Очень важна склонность к ручному труду, хорошая координация движений, хорошая зрительная память», — так говорил дед и всё это мне прививал. Я в свою очередь собирал деревенскую детвору и всё им рассказывал про миры, закреплял, значит, этим знания. Самым внимательным слушателем была сестрёнка. «Живая природа, есть самый ценный дар Бога для людей. За это надо благодарить Создателя и приумножать его дар», — так говорил дед, такой плакат я написал крупными буквами, и мы его повесили дома в большой комнате, где нам разрешали собираться. Каждую встречу повторяли эти слова вместе. В семнадцать, поступил в сельхоз колледж, в ближайшем городке. Перед отъездом, на чердаке долго разговаривали с сестрой. И незаметно как-то вывели одну мысль, которая посещала обоих, — « Жалко, что мы родные, так бы поженились и не расставались никогда». Я уехал. Собрал все деньги по книгам, что мне дед за помощь выдавал и купил старенький рабочий ноутбук, в учёбе хороший помощник. Учился хорошо. Только никогда прежде не сталкивался с таким пренебрежительным отношением к деревенским жителям у городских. И несколько преподавателей часто высказывались о недалёкости деревенских ребят. Я старался не замечать этого, моё дело учёба. Но где-то внутри росло недовольство. Очень скучал по сестре, видя в колледже девочек, своим поведением, рассуждением близко не похожих на сестру, — пустота в разговорах, интересах, косметика, буд то им по сто лет, очень вызывающие наряды. Многие баловались сигаретами. Были скромные, но их было две или три. Как-то зашёл в храм, написал записку о здравии всех своих и Назара конечно. Женщина её приняла и удалилась. Я рассматривал храм, интересный, старинный. Из угла появился парень в чёрном длинном засаленном одеянии, забрызганном красной краской, волосы растрёпаны, слипшиеся, руки и босые грязные ноги. Он больно вцепился длинными, поломанными ногтями в мою руку, стал выспрашивать: «кто, откуда, чего пришёл, какой грех принёс…». Я ему ответил, что грехов не принёс, силой высвободил руку и побежал из храма. В след этот сумасшедший мне крикнул: «Грех! Грех сестру так любить!». Мне было непонятно. Кто он? Почему так кричал… Я никак не мог освободиться от его крика, он всё время стоял у меня у ушах, преследовал меня. Старшекурсники в общежитии, узнав, что у меня есть ноутбук, зачастили ко мне в гости, закачали игры-стрелялки, где участники убивают своих противников. Я стал было сопротивляться, но услышав, — «что, слабо?! пчёлка Мотя», сам стал с ними играть в эти игры, стараясь победить и доказать, что «не слабо»… так и втянулся, за этим занятием крик парня из церкви отошёл. Внутри меня стал нарастать гнев на себя, он мне даже часто снился, но «слабо» затягивало меня всё яростнее в эти игры-стрелялки. Я чувствовал, что как бы разделился на два человека. Через четыре месяца я стал замечать частую боль в правом боку (он передохнув, помолчал) …Это было в субботу вечером, я был один в комнате, меня так прихватило, что открыв окно, я жадно вдыхал свежий прохладный декабрьский воздух. На тёмно-синем небе были яркие звёзды. Я вспоминал дом, родителей, сестру, деда и мне стало так стыдно, что я их всех подвёл, втянулся в эти дурацкие игры, забросил учёбу… нет, у меня были хорошие отметки, но это были просто прошлые хорошие знания. Я услышал под окнами хруст морозного снега от шагов. Потом тишина, чирканье спичками, с улицы потянулся запах сигарет и голоса: «…завтра вылазка с новенькими, встречаемся на пустыре утром, часиков в девять, где тётка устроила для собак приют в заброшенном доме, потренируемся. А потом одному старому хрычу надо долг отдать… Ключ от сарайчика сейчас вынесешь, чтоб я биты и маски привёз, травку заварю сам. Этого лопуха «пчёлку Мотю» желательно тоже выгулять»… « Постараюсь, только он последнее время всё за бок держится, какой-то зелёный стал…» — я узнал голос старшекурсника, жившего напротив. Глядя в небо на звёзды я взмолился о помощи, чувствуя для себя опасность. Закрыл окно, когда шаги стихли, полускрюченный от боли, постарался как можно быстрее спуститься на проходную. Увидев меня, комендант выскочила из своей будки навстречу и усадила на стул: «Матвей, сынок, ты чего? — она повернулась к незнакомому парню, стоявшему у входной двери, — Молодой человек подойдите». Тот, подняв на неё пустые глаза, не собираясь покидать своё место, сказал: «Тебе надо тётка, ты и подойди», — уткнулся опять в телефон. Я только успел подумать, что это он зря так сказал. Незнакомец не знал характер нашего коменданта. Через секунду он, от неожиданной звонкой оплеухи сидел на полу, а комендант с его телефона вызывала мне «скорую». Спустился сосед, которого ждал пострадавший. Помог дружку встать, забрал телефон, извинившись, они удалились. Скорая приехала быстро, погрузили и повезли в больницу. Доктор нажал какую-то точку. Увидев, что меня отпустило, стал расспрашивать: «Как зовут?» «Матвей». «Нус, Матвей, что значит Дарованный Господом, чем недовольны, гневаетесь на кого?». И тут меня как прорвало: «К нам, деревенским относятся, как к второсортным и не только учащиеся, есть и преподаватели». А доктор: «Понятно. Есть одна притча. Я суть перескажу, слушай. Тебе принесли подарок, а он тебе не нравится, не нужен. И ты его не принял. Чей тогда это подарок?». « Кто принёс, тот и хозяин…» — я даже чуть повеселел, забыв о боли, смешной и лёгкий вопрос. «Так, а если перенести на то, за что ты гневаешься?». «Если не буду принимать это в себя, на себя, оно останется с говорящим?!» — я был поражён простотой решения. «И второе, если тебя это задевает, ищи, где ты себя считаешь второсортным, — сказал врач. — Что ещё? Вываливай! От этого решится исход операции». И я рассказал про наш с сестрой разговор, каких вижу девочек на учёбе, про парня в храме и его реплику: «Грех! Грех сестру так любить!». Врач мне пояснил, что это больной парень, его дядька убил его мать, и теперь он всегда это кричит. «Сестру можно так любить. А вот в девочках надо найти что-то хорошее, в каждой, не всем повезло вырасти в деревне. Что ещё?» — он улыбался. «Как дурак, повёлся на «слабо», стал играть в стелялки… теперь Свет на моём пути еле горит». «Молодец! Правильно всё понял, — он внимательно смотрел на меня. — Ты ещё о чём-то думаешь, говори, время ещё есть до операции». «Пусть полиция отследит передвижение номера, с которого была вызвана мне скорая, что-то нехорошее затевают». Доктор тут же созвонился с кем-то и передал мои подозрения.

«А откуда вы про мой гнев знаете»? — не удержался я.

«Запомни, тело наш самый честный и лучший друг, так задумано Богом. Через болезни, травмы нам дают знать, что мы что-то делаем не так. Ты сказал « повёлся на слабо, теперь свет на моём пути еле горит»… Хорошо, что понимаешь. Забудь эго. Ты можешь, конечно, сам. Но Божественный замысел намного круче, благостнее, интереснее и волшебнее, чем можно вообразить. Единственно верно, воплощать его надо самому. Проси помощи всё время у Бога и руководства» — вот такой был его совет.

Операция аппендикса прошла успешно. На поправку я шёл быстро.

Ребята были поражены откровенным признанием и молчали. Какой-то внутренний туман рассеивался. И после источника тоже было хорошо и легко.

— Брат! Ты это, прости, — сказал Пётр примирительно. — Про вражину понял, учту.

— А вы простите, что нарушил ваше молчание, больше такого не будет, будем принимать источник молча.

…Утром и вечером купание в источниках вокруг монастыря и набирали для питья водицы. В обед источник Серафима Саровского с соседом. Уставая от поклонов, ходили в молчании ума (на Канавке как то всё часто отключалось), или сердечном разговоре с Богородицей, чувствуя в этом утешение и несказанную радость. Делились с Пречистой мыслями, горестями, каялись, спрашивали совета, благодарили. И это было как-то волшебно, естественно. Всё время выходили на поверхность какие-то вопросы. Ответы приходили из сердца. И что-то худое уходило, освобождая место для светлого и благостного, рождавшегося в сердце. Каждый проживал это сокровенное время в своём режиме. Каждый в монастыре был предоставлен сам себе, только источники посещали вместе. День их заканчивался Крестным ходом по Канавке с монахинями. Приходя домой, слушали запись собрания в наушниках, иногда вместе. Супруги за это время очень мало разговаривали словами, больше сердцем, прикосновением рук, объятиями и благодарными взглядами.

Теперь они едут домой. Новому знакомому по пути их доставить, доброе дело. Каждый чувствует, что груз утраты и вины ушёл, пришло прощение себя. И пришло понимание, что обидчиков сына пусть Божий суд судит. Обновление, перемена. На заднем сидении Марина держала Петра под руку, прильнув к его плечу, глядя вперёд на дорогу, чему-то улыбалась. Муж старался не дышать, и не шевелиться, чтоб не спугнуть эту чудное состояние в своей любимой. Глаза её светились радостью, как и прежде, речь стала опять лёгкой, звонкой, как в юности. Каждый понимал и чувствовал, что началась новая жизнь и, в сердечных чаяниях просил Богородицу направить её в правильное, Божественное русло. …Мысли женщины текли неспешно, как полноводная река в самом широком месте. Благодарность изливалась из её сердца и заполняла всё вокруг: «Боже мой! Матушка Мария, родная! Благодарю тебя за Любовь, помощь, исцеление душевной боли, чувства вины. За наставления. Какая волшебная Канавка. Я всю свою жизнь на ней прошагала заново. Получила ответы на все-все вопросы, которые с детства, юности и по жизни оставались безответными. Дорогие папа и мама, сколько хлопот я вам доставила в детстве своим непослушанием, простите. А эта беременность в последний год учёбы в училище в восемнадцать лет… Папка! Какой ты молодец, что принял решение не помогать нам с Петром, и маме не разрешал. Вот тогда то, нам пришлось взять ответственность за себя и дочку, стать взрослыми. Благодарю вас. Счастлива, что пришло осознание, обида ушла, осталась благодарность. И вас благодарю, за солидарность с моими стариками, дорогие свёкры. Поняла, хоть вас всех и нет уже с нами, вы всё слышите на небе. Теперь эти годы вспоминаются, как самые счастливые». Ещё приходили воспоминания детских, школьных обид, юности, и кого сама обижала, и вся эта шелуха волшебным образом превращалась в покаяние, прощение и благодарность. Всё виделось другими глазами, как бы со стороны и в другом времени. Вспомнила Марина, как тонула в деревне, будучи в гостях у деда. При последнем выныривании увидела, что на пригорке остановилась чёрная, блестящая машина, из неё выскочили двое, парень, на ходу снимающий одежду, и девушка, сбросившая обувь в траву, прыгнувшая в воду прямо в платье. Вытащили и её, и Петра, который, не умея плавать, бросился Марину спасать. Они оказались сыном и мамой, приехавшими за главой семьи, фронтовиком, гостившим три дня в деревне у Егора, деда Марины. Тот в войну подростком, спас этому военному жизнь, спрятав раненого офицера в заброшенной сторожке в подполе. Гость, потерявший первую жену в войну, теперь имел большой чин, вторая жена была на 25 лет моложе его. Поэтому их сын, был всего года на три старше Марины и Петра. Муж и сын женщину так нежно с любовью и по-детски шутливо называли, только Марина никак не могла вспомнить. Гости то и подсказали приглядеться к Петру, хороший малый раз, не умея плавать, бросился её спасать. К Марине пришло осознание, что и теперь они тонули с Петром, только не физически, а в суете, погоне за престижной жизнью, в своей потере, в своей ошибке, прервав жизнь идущего к ним ребёнка. Опять на помощь пришёл дед, Иван Сергеевич, отстоявший их, юнцов, тогда, когда отвернулись родители и их хотели отчислить из училища, из-за беременности Марины на последнем курсе. Он выбил для них комнату в общежитии транспортников. Привёз Марине швейную машину, коляску. Помогал деньгами. Теперь он открыл для них главное, — Божественный мир. …А Комитет солдатских матерей!? Первое время всё её преследовал, давил, чтоб она подала жалобу, чтоб возбудили уголовное дело и начали расследование. Марина отказывалась. На Канавке поняла, где-то в глубине души ей чувствовалось, что после того, как она сама прервала жизнь, не имела морального права затевать это расследование. Бог разберётся. Покаяние за аборты в роду и плохое отношение к детям в прошлом, прошло осознано и спокойно. Про аборт, чтобы пожить для себя, она стала говорить с Богородицей где-то на шестой день. До этого очищалась вся её жизнь с детства. Марина поняла, что благодарна страданиям, значит, Душа ещё жива. Но в уме крутилось, что жестоко, гибелью старшего сына, наказал их Бог за аборт, и она просила помочь ей со смирением принять это. Уставшая от ходьбы и груза этих тяжёлых мыслей, забирающих из неё все силы, присела на лавочку. Было тихо, пели птицы, народа было очень мало. К ней подсела старушка, взгляд её был сострадательный и нежный. Она пару раз вздохнула, а потом заговорила:

— Прости меня, дочка. Слово хочу сказать важное, можно? — она волновалась и не знала, куда спрятать старческие, морщинистые, загорелые руки, выдававшие её состояние.

— Скажите, матушка, — Марина услышала здесь такое обращение.

— Ты не серчаешь, нет, с кротость всё стараешься принять, — затеребила кончики платка — вот только заблуждаешься…

— В чём? Подскажите… — устало сказала Марина.

— Ты думаешь, что Бог вас жестоко наказал. А он никого не наказывает. — Она, придвинувшись, посмотрела своими голубыми, бездонными, как небо глазами, — Он, Создатель наш, дал вам ребёночка, чтоб тот стал для вас утешением при утрате старшого. Не наказывает Бог, нет.

— Вы ясновидящая или мысли читаете? — удивлённо спросила Марина.

— Что ты, милая.…Уж больно громко ты думала вслух.

— А я и не заметила. Вы считаете, Бог знал всё? — Женщина растерялась, как на услышанное реагировать, глаза стали влажными, — И допустил?! Как мне не заблудиться во всём? Как принять со смирением? Подскажите!

— Бог знает всё и про всех, всегда. Одно могу сказать, если бы не аборт, может, вас тут и не было бы, — глядя глаза в глаза, — я правильно понимаю? Подумай…

— А ведь верно, матушка, — помолчав, сказала Марина, утерев глаза. И медленно, задумавшись, продолжила. — По молодости, даже не веря в Бога, всегда благодарила за всё-всё, глядя в небо. Полёт был, радость от преодоления трудностей. Потом, как дети подросли, полегче жить стало. Квартиру получили двухкомнатную в старом фонте с высоченными потолками, площадь большая, по два этажа сделали в комнатах. Да, много чего хорошего случилось, а благодарность ведь ушла, матушка, как должное всё принимать стали. Я раньше лоскутные одеяльца для малышей шила на продажу, со своими детками ткани подбирали. Они часто одеяльца составляли, весело было. И соседок по общежитию обшивала. А мне с детишками помощь была от них. Теперь нынешнюю элиту обшиваю, платят хорошо, а радость от труда ушла куда-то. Муж раньше пел, когда работал по дереву, а теперь ворчит, имея артель резальщиков, прибылью не доволен. И на собрание, где говорили о Боге, не пришла бы, горе привело.

— Говори, дочка, выговаривай всё, к пониманию придёшь и, боль отпустит. — Она придвинулась ещё ближе и погладила руку женщины своей шершавой ладонью. — Всё ненужное оставь здесь в монастыре, чтоб начать новую жизнь.

Марина набрала воздуха, взялась за старушечью ладонь, как за соломинку и произнесла слова, которые сказал Иван Сергеевич вслух и она, услышав их, от ужаса зарыдала:

— Аборт сделали, чтоб пожить для себя. — Задохнувшись, помолчала. — Прости меня, Господи, что скатилась до такого, прости. Приму воздаяние со смирением. Подскажи Матушка Богородица, как искупить свою вину.

— Вот и ладно, облегчилась. Если где услышишь: «Ты такое сделала!? Тебе нет оправдания. Ты пропала. Это ложь! Это абсолютная ложь, дочка! Не важно, сколько ошибок ты совершила. Мария Магдалина сделала массу ошибок, а сейчас она Святая». Никогда не верь. Если человек осознал проступок, покаялся, и дал зарок не повторять этой ошибки, Бог прощает. — Старушка мягко высвободила свою ладонь. — Вот теперь слушай ответ на Канавке, он обязательно придёт. А мне пора. Всё у тебя будет хорошо. Радость и детский смех вернутся в твою жизнь. Обязательно вернутся.

— Матушка, примите подаяние, — Марина торопливо полезла за кошельком.

— Нет, дочка, денег не возьму, надобно было тебе помочь…

— А вот платок новый, красивый.…Примите?!

— Платок приму, праздничный будет! — с поклоном взяла и неспешно удалилась.

Марина с благодарностью смотрела ей вслед. И вдруг она увидела, как бабочка, очень необычного окраса, села на цветок. Увидела, как в розы садятся пчёлки и кто-то ещё жужжащий, — всю эту братию, любящую цветочный нектар, её дети называли «жужуки». Потом увидела двух бабочек-капустниц, кружащихся в своём воздушном танце.

— Чудо! Жужуки, уже сентябрь, вам не холодно? — захлопала в ладоши. — Бабочки! Откуда вы все здесь?

— Они всегда здесь, до поздней осени, дорогое дитя. — Услышала Марина ласковый голос батюшки, исповедавшего их, она узнала его. — Я рад, что горе, застилавшее тебе глаза, ушло. Слава Богу за всё!!!

…Марина улыбаясь, ещё крепче прижалась к Петру от этих воспоминаний. «Я есть Душа! Я есть Душа! — звучало в её сердце. — Через этот урок, Господи, ты показал дорогу к тебе. Мать Мария, не выпускай моей руки из своей, будь водительницей по жизни. Благодарю за всё!» Уезжать из монастыря не хотелось. Ответа она пока не услышала. Поэтому решила мысленно, всё продолжать ходить по Канавке, где выходила и оставила всю свою боль и печаль там, на пройденных километрах. Ответ будет обязательно. Ей после поклонов даже было виденье Матушки Богородицы из облаков. И всё поменялось: опять вернулся вкус жизни, краски жизни, благодарность жизни, только уже в другом качестве. До свидания, Канавка, до встречи!

При выезде из Дивеево дорогу перегородил юродивый. Шофёр вышел, обнял его и подал пакет с пропитанием. Пётр подал деньги.

— Наконец-то, — сказал тот, обращаясь к паре через приоткрытое окно, улыбаясь своим полубеззубым ртом, протягивая большой пакет. — Сухарики и просфоры. Детишки, детишки вас заждались дома, это им.

Матвей утвердительно кивнул ребятам. Пакет пришлось принять. Он, прощаясь опять обняв чудака, сел за руль, и, они двинулись дальше в путь.

…Пётр на мгновенье напрягся, ожидая реакции жены на слова о детях. Слава Богу, она так же светло улыбалась. Облегчённо вздохнув, мужчина погрузился в раздумья.…

Воистину, чтоб скатиться вниз, ничего не надо, кроме предательства себя, близких, в погоне за деньгами, каким — то иллюзорным статусным положением и другими побрякушками. Барахтаешься. Не замечаешь, как идёшь ко дну. Постой, постой Петя, не торопись, мысль мелькнула… «От дна можно сильно оттолкнуться, чтоб опять всплыть, надо только захотеть и постараться… получается, что никогда, ничего не поздно изменить, даже самое худшее,… Слава Богу! Вот только какой ценой это всё достаётся…» — Пётр вздохнул. Теперь своё состояние, эту поездку и всё, что произошло здесь, все, что он испытал, осознал, прожил, как маленькую, но может самую значимую жизнь, кроме, как словами «чудо», «милость» и «счастье», он не мог назвать. Даже не ожидал от себя таких слов, по всему тело растеклись радость и покой благостным теплом. Еле заметная, но лучезарная улыбка озарила его лицо. До Дивеево оно было усталым, выражало боль и утрату.

…В монастыре у него всплывал в памяти разговор с сыном перед армией, их мужской разговор, а значит, Марине и не надобно знать, что такой был. Правда, говорил только сын. Тогда Пётр испытал некую растерянность, внутреннее возмущение и раздражение, хоть старался этого не показывать. Сейчас он был горд сыном. Понял, что тот был ему и любящим ребёнком, и любящим братом, любящим честным другом, порядочным человеком, который не стал лукавить. … «Они не сказали сыну про беременность, обоим по четыре десятка, вроде стыдно (какая дикость). Откуда он узнал…? Были нотки боли и растерянности, что от него скрыли. Что отец не задумался о здоровье физическом и психическом своей любимой. О том, что прервали жизнь. О том, как будут жить с этим. Сказал, что жалеет о полученном наследстве, которое ему, наверно, не пригодится. Что родители его как-то сразу выдвинули из семьи, так он почувствовал, решили теперь для себя пожить, — вроде сын как груз для них стал. Напомнил, как Пётр раньше пел, занимаясь резьбой по дереву и так старался, чтоб заказчику понравилось, что светился во время работы. Раньше всей семьёй помогали Перу и придумывали эскизы для резьбы. Жили скромно, но счастливо и дружно. Как квартиру новую вместе обустраивали, у каждого получился свой уютный уголок. После одной комнаты в общежитии, квартира была для них дворцом. С какой любовью отец преподавал в училище «Резьбу по дереву». Каждое занятие было открытием прекрасного мира этого искусства. Работы Петра и учеников дышали любовью, даря радость и тепло. Часто были предложения участвовать в выставках, фестивалях. Потом отцу предложили стать во главе мастерской резьбы по дереву, — мол, хороший бизнес для провинциального русского старинного городка, который круглогодично посещают иностранцы. И что? Новый круг общения. Очень скорое постоянное недовольство отца-бизнесмена, ушла радость и пришли разговоры только о деньгах. Ворчание о том, что ему копейки платят крохоборы за опыт. Частой стала погоня за халявой и лёгкими деньгами. А потом «дочь хорошо пристроили, на другом конце земли», по совету новых приятелей. Сын сказал, что скучает по тем, своим родителям, жившим в меньшем достатке, но ценившим и благодарившим каждый прожитый день и делившими радость с детьми и окружающими; о субботних днях семейного чаепития с комплементами, которые теперь стали «нелепой ерундой». Тогда каждый готовил своё угощение и комплементы каждому члену семьи. И в конце пели эту любимую семейную песню Окуджавы. О смехе, которого давно не слышно в доме. Не узнавал своего отца, потерявшегося в гордыне, наживе, попадавшейся халяве и зачастившей рюмочке, и маму, сникшую после аборта, потерянную и постаревшую. И он не знает, не понимает, — почему, почему, почему??? — отец поменял радость жизни и любимого труда на деньги. И как это всё исправить. …Тогда сын быстро ушёл из дома, Пётр заметил его глаза, полные слёз. Но это его не колыхнуло и ему тогда подумалось, — «как эта неженка будет в армии служить?» И вот теперь, прожив в Святом месте эти судьбоносные дни, Пётр прочувствовал и понял те страдания души, именно Души, которые переживал тогда их сын, о которых говорил, но тогда они только подняли на поверхность растерянность, потом возмущение, раздражение от наглости такое говорить отцу, распустив сопли и слюни. Вспомнил Пётр, что когда провожали сына, его сердце захотело обнять его, поблагодарить за искренность, любовь и заботу, но гордыня взяла верх и, он подавил в себе этот порыв. А теперь вот не находил места. Тогда любовь, милосердие, сострадание и искренность окрестил соплями, слюнями и слабостью. Всё перевёрнуто с ног на голову. Вспомнил, как на четвёртый день, он сделал покаяние за родовые аборты. Но, отдыхая после Канавки, не выдержал и включил телефон, увидев SMS от поставщика халявы, хотел тихо уехать от Марины из Дивеево. Такие деньги уплывут! В нём вдруг поднялось столько мути и агрессии на себя и жену за то, что они тут, и ему как то стало не по себе. Пётр встал в растерянности. Три дня было тихо и хорошо, а теперь его разрывает. Он стоял и судорожно выворачивал все карманы, трясущимися руками ища деньги, чтоб вот прям сейчас и уехать. Мимо спешно проходил мужик в мятой рубахе, вытирая со лба пот платком.

— Слышь, братан, потерял что-то? — он, суетливо озираясь, остановился возле Петра.

— Надо срочно уехать, а денег нема, — растеряно пролепетал тот, расправляя две мятые сотенные и нервно пересчитывая мелочь.

— Ты мне покажи, где тут канава и подожди. Я быстро сбегаю, потом сговоримся. — И, сам увидев указатель, побежал, не дождавшись ответа.

— Бог всё видит, мужичка прислал, значит ехать надо, — говоря вслух, спрятав деньги, потирая руки, Пётр стал ехидно хихикать. — Ща, Маринке SMS отправлю, чтоб не искала.

— Здорово, отец! — послышалось сзади. — Ты что-то сказал?

Пётр обернулся и увидел парня в солдатской форме, похожего на сына, его аж затрясло. Он так растерялся и испугался, что телефон выпал из рук и пошли рыдания. Парень неспешно усадил его на скамейку, поднял телефон и, подав носовой платок, стал ждать, глядя в небо, пока тот успокоится.

— Нет, сын, нет, я не хотел её бросать здесь одну, нет… Просто заказ выгодный. — Еле слышно, сквозь слёзы, лепетал Пётр.

Парень сидел тихо, ничего не говоря, понимая, что у мужчины идут процессы, внутренняя борьба, так часто здесь бывает. Минут через семь наступила тишина, и стало слышно пение птиц.

— Пойдём отец, охладимся в источнике, тебе легче будет.

— Пойдём служивый, — тихо выговорил Петр, опустив глаза, почему-то не было сил даже встать.

Солдат подал руку, помог подняться и как маленького ребёнка повёл к ближайшему источнику. Тот покорно плёлся за ним. По пути им никто не встретился, только кот, чёрный пречёрный, перебежал им тропинку у самого источника. Парень заулыбался, — «к добру». Солдат окунулся три раза, Пётр тоже.

— Отец! Слабость есть ещё? — спросил он мужчину.

— Да!

— Я рядом. Окунайся, чтоб силы вернулись. Я рядом. — Повторил солдат.

Пётр ещё раз семь окунулся. Последний раз вынырнув, ощутил, что силы вернулись и аж прикрякнул.

— Вот теперь хорошо, отец. Теперь всё в порядке. — Солдат подал ему полотенце. — Теперь ты никого тут не бросишь. И я могу идти дальше.

Когда они оделись, парень сказал:

— Темнота окутывает человека, потихоньку, незаметно, что он потом думает «…всё, я конченный, ничего исправить нельзя… меня никто не простит, ни Бог, да и сам себя не прощу,… как можно такое простить…». Прощай всегда себя, отец, опять вставай и иди вперёд, не сдавайся…

Обнял мужчину крепко, подмигнул, улыбнулся и пошёл в сторону автобусов. Выключив телефон, Пётр вернулся к Канавке спокойный, умиротворённый. И всё опять потекло неспешно.

— Вот это и есть вражина, — почесав затылок, с облегчением сказал он.

…А это уже было где-то на шестой день. Недобрые мысли, как чёрные грозовые тучи, стали закрадываться в уме у Петра: почему тогда сын сказал, что наследство не пригодится? Почему в военкомате не озвучили причину его смерти, сказав, несчастный случай? Мужчина в ужасе открыл глаза и не мог больше спать от таких мыслей. Тихонько оделся и, незаметно выскользнув из дома, потерялся в предрассветном тумане. Но за эти дни он настолько выучил дорогу к монастырю, к Канавке, что через восемь минут был на месте. Разувшись, он с молитвой почти бегом, быстро-быстро пошёл по Канавке, задыхаясь от слёз и боли, рвавших его на части, упал ниц, разрыдавшись, на углу, возле Распятого на кресте Христа. «Господи! Прости меня!!! Господи! Как!? Как можно всё исправить? Младшее дитя лишил жизни, чтоб для себя пожить… Старший сын лишил себя жизни в армии из-за моей гордыни, высокомерия. Как с этим жить теперь? Вразуми. Научи. Поддержи».

Сколько время прошло в забытьи, он не знал, ноша вины настолько была для него тяжела, его как бы вдавило в Канавку, что он не имел сил встать. Чья-то ладонь легла ему на голову:

— Что ты, сынок, вставай. Нет на тебе греха за старшенького. И на сыне нет его. За Свет он стоял, чести не посрамил. Много жизней спас, отдав свою. Стенд памяти теперь будет с его именем в училище, где он учился. Верь мне. Вставай, сынок, вставай.

— Правда?! — еле прошептали его пересохшие губы, дыхание перехватило. — А почему, матушка, он сказал, что наследство не пригодится?

— Душа его знала, что ей пора возвращаться домой…

— А мне то, как теперь жить, как?

— Пробуди сердце, слушай его, оглянись, вокруг сколько страданий. Можно помогать заботиться о стариках, детях из бедных семей. Можно отработать карму молитвами. Можно воспитывая усыновленных. Помогай по силам. И самому легче станет. Займись своим любимым занятием, делая всё для Бога, тогда радость и счастье вернутся в твою жизнь.

— Благодарю, матушка, благодарю! — Чуть прорезался голос с хрипотцой. Он правой рукой осторожно перехватил ладонь с головы и прижал к губам. Она была маленькая, нежная, бархатная, испускала жар и особый аромат.

Во всём теле появилась лёгкость, наступила ясность ума. Пётр открыл глаза и увидел свою пустую руку возле губ. Но особый аромат витал в воздухе. Встал, обернулся, рядом никого. Только издалека было видно, что по Канавке пошли люди…

В городок…

Иван и внуки ехали домой через соседнюю область, заглянуть к Павлу, узнать, что и как. Когда появилась сотовая связь, зазвонил телефон деда. После разговора, мысленно поблагодарил Бога Отца-Мать, Владык, Посланника и Учение.

— Вы понимаете!!! — Сказал он в восхищении. — Вот как не верить, что Бог и Владыки видят всё сверху. Мне сейчас позвонили из больницы, куда мы едем. Помните Тамару Марковну с собрания?

— Да! Она убежала, схватившись за голову — сказала Индира.

— Звонил её лечащий врач, из больницы, куда мы направляемся, передал мне её просьбу приехать.

— Что с ней? — спросил Радж.

— Не сказал. — Посмотрев на часы. — Через пол часика узнаю.

Глава 4. Соседняя область

В больнице они пошли к спасённым детям. Встретили там Павла и женщину с чёрной повязкой. Это была мать погибшего отца. Сегодня она забирала внуков, мальчика пяти лет и двух девочек, которым по четыре года. Самый младший и старший внуки ещё оставались под присмотром врачей. Узнав, что кроме этой бабушки у детей никого не осталось, мужчины пригласили женщину в фойе. С детьми остались Радж и Индира. Дед сказал, что знает одну хорошую, надёжную пару, Марину и Петра, которую можно привлечь в помощники, пока два ребёнка находятся ещё в больнице. Бабушке послабления нужны, отдых, беречь себя ради детей, а старшему внуку теперь нужна сиделка. Павел предложил им вместо гостиницы поселиться у него, дом большой, есть кухарка и шофёр. Женщина отказалась, сославшись, что больница близко от гостиницы, мало ли что. Проживая свою боль утраты, она не могла даже смотреть в глаза Павлу, который потерял сына, спасая её родных. Сердцем, поняв это, мужчина не стал настаивать.

— Но кухарка будет вам еду готовить, а шофёр привозить, этого отказа не приму. У вас должны быть силы, чтоб со всем справиться, — решительно сказал Павел и, помолчав. — И мне легче будет справиться…

От этих слов, она решилась посмотреть ему в глаза и, согласно кивнула.

— Марина отличная швея, лоскутным шитьём занималась, — сказал дед. — Пётр отличный мастер резьбы по дереву.

— Резчик? Знаю Петра по работе, несколько раз соприкасались, хороший мужик, отличный мастер, — сказал Павел. — Семья приличная. Я свяжусь с ними.

С лёгким сердцем Иван Сергеевич попрощался и пошёл во взрослое отделение.

Накинув халат, взяв пакет с фруктами, дед вошёл в палату. Тамара Марковна видя его, попробовала привстать, сил не хватило.

— Вы пришли, — голос её был тихий, с нотками благодарности, глаза заблестели от слёз.

— Голубушка, добрый день. Ну что вы. Сырость в нашем возрасте ни к чему. Рад, что вы меня позвали, чем могу служить.

— Иван Сергеевич, возьмите стул, сядьте ближе, не побрезгуйте. Говорить громко не могу. — Прикрыв глаза. — Сегодня профессор опять проводил обследование. Устала.

— Так хорошо? — он сел у изголовья. — Может, на потом отложим разговор.

— Нет! Семьдесят шесть лет прошло, откладывать некуда. Я попросила медперсонал, пока разговор не закончится, чтоб не тревожили.

Она положила свою холодную руку на его ладонь.

— Вас, дорогой Иван Сергеевич, прошу выслушать, не перебивая, силы уходят.

— Хорошо, уважаемая, слушаю.

Он второй ладонью накрыл её руку, чтоб согреть. Постарался сознанием и сердцем настроиться на вечность, и с чувством милосердия, отправлял болящей Сострадание, Свет и Любовь.

— Донос — анонимку на вашего отца, написала я, под диктовку моего. Они дружили ещё с учёбы, работали вместе. В тридцать восьмом году Сергея повысили в должности. Мой отец с помощью доноса освободил себе эту должность, ненадолго. Донос сработал через месяц, но когда отец услышал, что вашего отца арестовали, как «врага народа», а все знали об их дружбе, он стал всего бояться, и через полгода, начальником поставили кого-то другого, поскольку здоровье его сильно пошатнулось. Когда началась война, при эвакуации предприятия в тыл, бронь не получил. Отправили на фронт. Во втором бою его убили. Кто-то при атаке, выстрелил ему в спину. По возвращении с фронта, его однополчанин без ноги, найдя нас с мамой ещё в городке, рассказал. После победы, из эвакуации, мы приехали в эту область. Зная о подлости мужа и странной смерти, мать не захотела возвращаться в ваш город, побоялась. Она утверждала: «Это оправданный Сергей, попавший на фронт, выстрелил в спину отцу, отомстил». Когда я увидела про вас статью в газетах, показала матери. Она меня успокоила, что вы однофамилец Сергея, сирота, воспитанный бабушкой. А у сына Сергея оставалась мать беременная, он не сирота. Вы однофамилец. Успокоенная, я предложила сделать вас Почётным гостем училища. — Она прикрыла глаза. — Отдохну.

Дед тоже прикрыл глаза и, вдруг всплыла картинка из детства, заговорил.

— Вспомнил девочку, наверно ровесницу, всю в синяках и хромавшую, появившуюся у нас во дворе, незадолго до ареста отца, внимательно наблюдавшую за мной из-за дерева, — сказал он. — Это были вы?

— Да! — последовал тихий ответ. — Не знала, куда себя спрятать от страха, который поселился во мне тогда. Боялась, что мой почерк узнают и меня арестуют, боялась отца. И то, и другое было одинаково страшно. Я видела, как вы встретили Сергея с работы и успокоилась. А после той статьи, когда прошло тридцать семь лет, невольно всё всплыло в памяти: как отца всюду преследовал страх; мама вся сжималась, когда кто-то звонил в дверь, вздрагивала от всяких звуков; во мне появилась такая агрессия к вашему отцу: «он же мог отказаться от должности, и выдвинуть кандидатуру моего отца, друг называется…», «не надо было откровенничать в разговорах…», «из-за Сергея все наши несчастья…». Я искала оправдание подлости совершённой нами, а мне было всё хуже и хуже. Ненавидела вашего отца за то, что мы всю последующую жизнь жили в страхе, он виноват! — Прикрыла глаза. — Отдохну.

Прошло минуты три, она очнулась.

— Вы здесь, Иван Сергеевич? — он чуть сжал ей руку. — О чём я?! Несколько раз я была назначена И. О. Начальника училища, два раза освобождая себе эту должность анонимками, но назначали пришлых. Ушедшие, потом где-то получали повышение. А последний директор, это вообще насмешка над нами, ветеранами. Вы заметили, что во время собрания никто не бегал с микрофоном по залу. Разработка микрофонов на местах наших компьютерщиков. Гении. Все собрания записываются, можно потом слушать. Теперь зал часто сдают для конференций, форумов и за это арендаторы платят хорошие деньги. Приличный процент директор кладёт себе в карман. Когда вы выступали экспромтом, я поразилась. Но во мне возрастал страх, как снежный ком. И чтоб подтвердить догадку, что вы всё-таки сын Сергея, сдерживая агрессию, специально вспомнила Сталина. Вы всё подтвердили. Моя голова чуть не разлетелась от ужаса и боли, я еле убежала. Страх связал меня по рукам и ногам. Отдохну.

Дед почувствовал, что её мертвенно холодная рука, стала чуть теплеть. Это его порадовало. Он так и оставался сторонним наблюдателем из вечности, посылающим Сострадание, Свет и Любовь.

— Давно страдаю головными болями. Но болеть в учебном году некогда, поэтому просила у участковой таблетки, последнее время, посильней. Выписывая рецепты, она всегда причитала: «С этими болванами и сволочами не только мигрень заработаешь, дорогая». Вот, умирая от страха, попала в больницу. Сразу попросила переслать на телефон запись собрания, я ведь многое пропустила. Спросите «для чего?» — молчала минуту, отдыхала. — Да, да! Собиралась написать анонимку на директора и вас… Обследование показало запущенную опухоль в голове, она уже не операбельна. Поздно. Врачи думают, что делать, а я лежу и всё прослушиваю запись по несколько раз, уже десятый день. Сначала, как на качелях: то не знаю, куда спрятаться от страха, «если осталась записка, могут арестовать»; то с отчаянием включаю запись, ища «за что зацепиться, чтоб написать донос». Дня три меня всю трясло, выворачивало, колбасило, как говорит молодёжь. Ненависть и агрессия разрывали на части, в таком состоянии не могла сосредоточиться. Следующие три дня всё ревела, благо персонал думал, от поставленного диагноза и не мешал. Последний раз плакала, когда отец принёс три документа, с разными почерками и заставил написать донос, подделывая разные почерки. Избил, когда стала отказываться. — Помолчала. — Потом, как — то в одно мгновение, всё сошло на нет, знаете, как будто шарик сдувается. И… наступили благословенные дни. Слушала спокойно, анализируя, осознавая и принимая всё услышанное. Вчера пришла потребность рассказать всё это вам. Покаяться. Благодарю, что сняли с меня этот груз страха, агрессии, ненависти. Моё сердце очень спокойно теперь, я его таким не помню. Благодарю! Я боялась смерти, любыми способами цеплялась за существование, должность, уважение. Боялась Бога, а вдруг он есть… его кары. А Божественная Любовь не карает, мой враг, — невежество. Благодарю вас, за ваш пример, за вашу смелость распрощаться с прошлым и пойти туда, что от нас скрывали и прятали. За вашу Веру в Божественную реальность. За Любовь, Свет и Радость, которыми делитесь. За Веру в Россию и молодёжь. За вашу Благодарность жизни, благодарю!.. Идите, позовите сестру.

Как сумела, пожала ему руку. В палате воцарилась особенная, торжественная тишина. Дед поблагодарил Бога Отца-Мать, Владык, Посланника и Учение за помощь этой исстрадавшейся Душе. Поправив локон седых волос, упавших прямо на глаза болящей, дед тихонько вышел. Он зашёл к заведующему отделением, спросить, нужна ли помощь.

— Утром профессор — хирург, сам сделал снимки, посмотреть, что можно сделать. Это пока всё, что я могу вам сказать, уважаемый.

— Запишите мой номер и звоните, — сказал дед.

— Мы вам звонили, пациентка дала номер, — ответил спокойно доктор.

— Ах да! Простите. Жду от вас вестей. До свидания. — Пожав поданную руку, Иван, молодецкой походкой покинул больницу, увидев в окно, что внуки ждут его около машины.

…Они въехали в свой городок, когда опять у деда зазвонил телефон. Он услышал в трубке голос доктора Тамары Марковны.

— Иван Сергеевич! Это опять я.

— Слушаю вас, доктор.

— Ваша знакомая, десять минут назад скончалась. Остановка сердца, оно было слабеньким.

— Понятно. Сейчас свяжусь с училищем, — сказал Иван — простите, колледжем, по поводу похорон.

— Рядом со мной сейчас её сын, он сказал, никого не беспокоить.

— Понятно. Передайте ему моё соболезнование. До свидания!

— Иван Сергеевич, подождите, ради Бога не кладите трубку.

— Слушаю!

— Может, вы нам объясните, мы с профессором и сыном ничего не понимаем.

— Чем могу помочь? — дед удивлённо. — Я автомеханик…

— Дело в том, что, — доктор помолчал, — на сегодняшних снимках больной, опухоли нет. Нет! Вы сможете нам объяснить?! Она требовала вас, для разговора. О чём он был.

От этой новости душа и сердце Ивана запели. Он благодарил Бога Отца-Мать, Владык, Посланника и Учение за то, что этой исстрадавшейся Душе помогли осознать всё, покаяться и с миром уйти в другую жизнь.

— Душа очистилась осознанием и покаянием от страха, агрессии, ненависти. — Сказал торжественно дед. — Божественная реальность!

— Вы думаете??? — удивлённый и растерянный голос доктора. — Я в такое не верю!

— А я верю!!! — Дед секунду помолчал. — Всего доброго.

Попрощавшись, Иван Сергеевич прикрыв глаза, мысленно сделал призыв: ««Во имя Господа Бога Всемогущего, во имя моего Высшего Я, прошу возлюбленного Архангела Михаила и ангелов Защиты встретить Душу Галины Марковны покинувшей физический план пятнадцать минут назад. Архангел Михаил, прошу тебя и твоих ангелов оказать помощь душе этой женщины и сопроводить её на тот уровень тонкого плана, который соответствует достижениям, полученным ею в этой и предыдущих жизнях. Да свершится всё по Божьей Святой Воле. Аминь».

Глава 5. Из Дивеево домой

Марина и Пётр. Десятое сентября.

…И вот он, Пётр, едет домой, в новую жизнь, с новыми мыслями, чаяниями и новым взглядом на себя и всё вокруг.

— Маринка! Я люблю тебя! — сказал Петр, нежно поцеловав жену. — Будем приезжать сюда.

— Обязательно! — ответила она, светло улыбаясь. — И я тебя люблю!

— Ребята! Как приедете, просфоры на четыре части порежьте, пока они свежие. — Глядя в зеркало, улыбаясь, сказал Матвей.

До городка оставалось час два езды. Марина несмело спросила.

— Матвей! Так что тебя привело в Дивеево, ты нам не успел рассказать.

— Да! Не рассказал. А надо бы, — он остановил машину. — Как раз можно свернуть, полюбоваться наикрасивейшим видом. Его лесок загораживает, с трассы не видать. Тут всегда останавливаюсь на перекус. Хозяйка узелок собрала и на вашу долю. Соглашайтесь.

Супруги синхронно кивнули, машина свернула на просёлочную дорогу. Через десять минут болтанки по кочкам открылся действительно завораживающий вид на реку, казавшуюся золотой дорогой и дали, радующие глаз восхитительной осенней цветовой палитрой. Время перевалило за полдень. Солнышко улыбаясь, медленно стало скатываться к горизонту. Остановились около беседки со столом и скамейками. Молитва. Трапезничали молча. Вот, что после услышали супруги от Матвея.

…Круг замкнулся,… Операция аппендикса закончилась за полночь. Меня перевели в реанимационное отделение. Утром санитарка помогла мне подняться в туалет. Потом пришёл доктор, сказал, что я молодец, мои передают мне привет и должны подъехать. Часов в одиннадцать, кого-то ещё завезли на каталке и подключили к аппаратуре. Я увидел, что мой сосед высокого роста, по седым волосам на груди и руках было понятно, что пожилой. Голова была перебинтована, в трёх местах проступала кровь. Лицо представляло мессиво, разглядеть было невозможно. Спросил, кто это. Получив ответ, что бомж, живший в сарайке около заброшенного дома, где тётка устроила собачий приют, его там избили битами. «Об этом доме и человеке говорили вчера под окном общежития», — вспомнил я. Дядечке пожелал скорейшего выздоровления. Состояние моё было странное, решил, что так подействовал наркоз. К обеду меня перевели из реанимации на другой этаж в палату, где уже лежал мужчина. Санитар, кативший меня на каталке, сказал, что сосед хороший, хоть на вид грозный. Не бояться. Палата платная, но я буду лежать бесплатно. Парень помог мне разместиться на кровати, выкатив транспорт, прикрыл дверь. На полу стояло три коробки: апельсины, яблоки и бананы. Все наполнены с горкой. Больной лежал лицом к стене. Я почувствовал напряжение и неловкость. Не поворачиваясь, он гулко спросил:

— Кто вы? — не дав мне ответить продолжил. — Раздайте фрукты по палатам и ешьте сами.

Зашла санитарка, объявив, что сейчас привезут обед для тяжёлых, протёрла полы ворча на коробки.

— Я же ясно сказал, раздать фрукты по палатам, — мужчина повернулся, сердито пыхтя. — И чтоб я больше не слышал ваших причитаний.

В нём я узнал местную знаменитость. Фермерское хозяйство Еремея Матвеевича Потапова гремело на всю центральную Россию. Мясо всегда свежее, мясные изделия в большом ассортименте. Тушёнка более десяти видов производилась на месте. Рогатый скот знаменитой мясной породы был им выписан из Голландии, свиньи из какой-то научной лаборатории. Даже был небольшой цех, — там производилась элитная копчёная конская колбаса. Я узнал о нём подробно в колледже. Ему и его хозяйству был посвящён целый стенд. Больше всего мне понравилось, что благодаря его бизнесу, осталось жить много близлежащих деревень, у людей была работа. Честно говоря, думал его фамилия Еремеев, продукция-то «Еремеевская». А он Потапов.

— Как зовут? — спросил голос властно.

— Матвей, — я с интересом его рассматривал, — а вы, почему не едите фрукты?

— Нет настроения, не привык я в постели валяться, — он сел на кровати, утопив свои мясистые крупные ступни в самошитых тапках огромного размера. И вдруг лукаво заухмылялся, потирая крупные мясистые ладони с пальцами сардельками. — Сейчас для тяжёлых овсянку прикатят, трескать будем. Любишь? Я очень!

Мы оба рассмеялись. Его смех был похож на раскатистый майский гром. Мой на писк комара и оханье совы, свежий шрам напомнил о себе болью. Обстановка разрядилась. Сосед для себя достал большую пиалу и глубокую деревянную ложку из тумбочки. Каша была размазня, вкус никакой, такую я никогда не ел. Чуть клюнув, отставил. После операции не больно-то и хотелось. Еремей, быстро покончив с кашей, тщательно облизывая ложку, довольно изрёк:

— Если б не каша, уже сбежал бы.

— А что у вас? — осмелел я немного. Про качество каши промолчал, видя его довольную улыбку.

— Беда. Вторая жена и падчерица разбились на машине. Мне позвонили, я был в разделочном цеху, хорошо не за рулём. Гипертонический криз, — он грустно улыбнулся. — Василь, работник из цеха, больше двух метров роста, испугавшись, даже не помыв руки, в рабочем фартуке быстро прикатил меня сюда. Приказал устроить в отдельную, лучшую палату и пригрозил всем, что он за себя не отвечает, если со мной что. В общем, навёл шороху.

— А! Поэтому санитар сказал, чтоб я вас не боялся. Из-за Василя. Понимаю.

— Представляешь. Врача прислали поговорить, чтоб тебя ко мне положили, мест пока свободных нет, — он вздохнул. — Я что, не человек что ли, даже обрадовался. Одному тошно.

— Я слышал криз, это опасно.

— Вот и Василь испугался, зная про ранение и контузию. Давно Назар местный знахарь выходил меня. Приказал раз в год являться к нему на осмотр. Я пару тройку разков показался и всё. Полегчало, что глаза мозолить и время своё и его тратить. Дело у меня было новое, хлопотное. Учёба, хозяйство, сделки, командировки, поставки, семья, выставки. Пахал как папа Карло.

— А вы старый, воевали? — я не мог унять своё любопытство.

— Почему старый? — он чуть задумался. — А, понял. Это лет этак тридцать назад было, может чуть больше, семидесятые.

— А что жена? Тут ведь всё рядом. Заставила бы вас показываться.

— Люся? — он поставил подушку к стене, сел поудобнее, облокотившись широченной спиной и понизив голос растеряно, сложив руки в замок, покручивая большими пальцами, распевно повторил — Люсия.

Он задумался и расслабился, стал похож на Карлсона, только грустного. Не знаю почему, мне показалось, мужчина очень одинок. Душа его плачет. Вся его напускная резкость, неприступность, деловитость и властность, для того, чтоб никто не догадался о страданиях. Все поговаривали, что эти качества, потому, что у него убойный бизнес. А я так не почувствовал. Добрый он. Как хорошо, что выговаривается, а я слушаю. О! Как Назар рассуждаю и как доктор, наверно наркоз ещё влияет, мысленно тогда усмехнулся…

— Люсия меня к нему три раза возила сама, — помолчав, тихо добавил. — Потом резко от меня ушла в конце 1971 года и развелась.

— Почему? — не успокаивался я.

— Не смогла смириться с профилем моего бизнеса. Тогда это был не бизнес, а развалившееся хозяйство. Всё для меня новое. Обещали помощь и поддержку из высших эшелонов власти с финансами, обучением и кадрами. Что хозяйство будет работать на вооружённые силы. Пятьдесят процентов продукции в виде тушёнки по договорам в армию. Так я остаюсь на службе у неё. И оплата за поставки очень приличная и выгодная по многим пунктам. Знали, чем меня подкупить, я без армии не могу. Хоть прекрасно понимал жену, от такого предложения не смог отказаться. Да и деревни многие остались жить. Люся не смогла понять и принять, — он обречённо вздохнул. — Мол, страдают и принимают смерть живые существа.

— Неужели самому трудно подъехать к Назару? — напирал я.

— Сейчас пешком, бегом к нему помчался бы, что-то весь стал рассыпаться, но… — он закатил глаза в потолок — Дорогого Назара уже нет, отошёл в мир иной. А отвары его жены мне помогают только до ветру прекрасно ходить и спокойно спать без храпа.

Поперхнувшись собственной слюной от услышанного, я позволил себе помолчать чуток, успокоиться, сосредоточиться, как учил дед и продолжил диалог.

— Посмотреть хочется в глаза человеку, который вам сказал такую чушь. Назар жив и жены у него нет никакой. Обман это.

— Мне сейчас не до шуток, Матвей. Моя вторая жена и падчерица говорили. Они ездили в Клюковку. Я чуть Богу душу не отдал, как узнал про аварию. Странно. Никогда раньше не страдал давлением. Поэтому я здесь, — приподняв матрац, достал оттуда фото, встав, подал мне и отошёл к окну, держа ещё снимки в руке. — Нет больше их. Следователя жду, доложит, что регистратор записал.

— Вообще-то Нараз из деревни Клюевка, а не хутора Клюковка, — пробурчал я недовольно.

Красотки с фото мне совсем не понравились. Вроде ничего необычного. Но что-то сильно отталкивало, плечи мои передёрнулись. Не страшные, нет. Просто никак они не сочетались с Еремеем. Я чувствовал, что он широта, просторы и доброта, как природа. Они из чего-то искусственного, непрочного, недолговечного, как из папье-маше. Шла энергия «моё, — любой ценой». Опять пришла мысль, что на моё сознание подействовал наркоз.

— Другие фото можно посмотреть? — спросил я раздосадовано, услышав подтверждение, что мужчина одинок.

Он присел на край моей кровати.

— Вот, это Люся, — грустно улыбнувшись, добавил. — Она любила Люсия. И действительно ей это предавало, какую то воздушность, лёгкость, загадочность. Мне нравилось. Люсия!!!

Я увидел молодую хрупкую женщину с большими карими грустными глазами, как у лани. Длинная коса была ниже пояса. Сарафан до полу. Блуза вышита. Она стояла на лугу, усыпанном цветами. Я почувствовал блаженство, покой. С ней Еремею было хорошо, подумалось мне тепло.

— Это нашли в багажнике под ковриком, после осмотра. Машина не взорвалась, — протянутое фото было помято и испачкано грязью. — Снимок старый, волонтёры в студенческом лагере. На карманах курток СТУДЕНТ 1991год. Знаешь, я как раз уезжал за границу в тот год, приобретать знания и делиться опытом на полтора года. Когда ехал в аэропорт, проехал мимо парня в такой куртке, точно помню, хоть это и было давно.

Взглянув на фото, я перестал дышать на мгновение. Такое видел уже у знахаря, когда только пришёл к нему в помощники. Тогда узнал, кто такие волонтёры. Дед меня застал со снимком, когда я пытался прочитать, что написано на обороте. Он деликатно забрал фото и потом я не встречался с ним. Тот его спрятал от всех.

— Я видел уже такой снимок, — почему-то понизив голос, тихо сказал я разволновавшись. — Десять лет назад у Назара. Он меня в помощники на пасеку к себе тогда позвал. Мне было семь.

— Ничего не путаешь? — тоже тихо спросил Еремей и вроде как побледнел.

— Нет. Я же говорю, тогда он мне объяснил, кто такие волонтёры. И уже громко. — Жив Назар. Жены нет.

— А как бы нам встретиться, поговорить с ним сегодня, — его взгляд был умоляющим.

— Доктор сказал, мои должны подъехать. Могут его прихватить, — закусив губу от боли, закопошился на кровати, собираясь встать. — Надо позвонить.

— Лежи. Номер помнишь? — На мой утвердительный кивок достал из своего кармана телефон. Рука его подрагивала. — Только про меня ни гу-гу. Поставь на громкую связь. Звони.

Я дозвонился. Мои были ещё дома. Назар принёс им для меня отвар, чтоб быстрее всё заживало. Попросил дать ему трубку.

— Дед, привет! Тут дело такое. Ты приезжай сейчас. Со мной в палате мужчина лежит, я у него увидел фото волонтёров как у тебя. Ты потом спрятал всё от меня. Помнишь?!

— Вот оно что?! Не путаешь. Такое фото у меня? — не сразу раздалось задумчивое в трубке. Прокашлялся. — Круг замкнулся. Жди. Скоро приедем.

— Дед, дед подожди! Этот мужчина с давней контузией. У него два дня как погибли женщины в автокатастрофе. Скакнуло давление сильно. Пожалуйста, помоги, сделай ему травяной сбор.

— Всенепременно, мой дорогой, — одобрительно сказал он.

Возвращая телефон довольный, что так хорошо всё складывается, прищурив один глаз, я перевёл тему.

— А Назар взял меня помощником по пчёлам. И теперь я на пчеловода учусь. Вы после больницы приезжайте к нам почаще, у деда под присмотром будете. И кашу вам настоящую, вкуснейшую наварят мои мама или сестра, и больницы не надо будет, — держась за бок, захихикал писком комара и уханьем совы. — То, что нам подали, так это ж безобразие какое то, а не овсянка.

Еремей, смеясь, опять сотрясал воздух раскатами майского грома, а у меня от этого почему-то радостно щекотало в животе.

— А что значит, круг замкнулся?! — спросил он, когда мы отсмеялись.

— Не знаю. Гадать не будем. Скоро всё прояснится. Назар большой оригинал.

Глава 6. Круг замкнулся

Все подъехали часа через два. Я удивился, посмотрев на родителей, такими их никогда не видел. Чувствовал их радость, любовь, волнение и внутреннее напряжение. Всё ведь хорошо! Всё обошлось с аппендиксом. Дед тоже был странный. Первый раз видел его торжественно одетым. Что у них случилось!? Всех в палату завёл мужчина в форме. Одна Анютка, распихивая пришедших локтями, подбежав ко мне, чмокнула в щёку, и сев на кровать, стала болтать ногами, как всегда сияя солнышком. Еремей, увидев Назара, стрелой метнулся к нему, сгрёб в охапку своими ручищами, прижал к сердцу. Они минуту стояли, обнявшись, как двуглавая гора. Знахарь только приговаривал:

— Паршивец этакий. Получил бы по шее, если б не дети и твоя седина.

Извиняясь, взяв под козырёк, служивый пригласил Назара выйти. Мои под обнимашки и целовашки, рассказами о доме и деревне, познакомившись с Еремеем, заставили верх моей и его тумбочки банками с отварами, овощным бульоном и овсяной кашей, в кружках-термосах. Сосед мой, как вратарь виртуоз, еле успевал отвечать на вопросы отца и сестры, сыпавшиеся на него, как из рога изобилия. Зашёл доктор. Сначала, улыбаясь, предложил нам достать по Посланию из волшебного мешочка, — «санитар Вася придумал, а практиканты из медучилища и института поддержали и исполнили, забавная штука». Мы вытащили скрученные записочки и спрятали, каждый себе в карман не разворачивая. Потом он, строго Еремею приказал через пятнадцать минут быть в процедурном кабинете, тут народу многовато для укола, затем явиться к нему в кабинет. Там ждут Назар и следователь. Мама предложила соседу кашу в кружке-термосе, пока она свежая и тёплая. Достав свою большую ложку, мужчина, улыбаясь, как малое дитё, поедал овсянку, урча от удовольствия, чем доставил сестре радость. Она варила кашу. Моим доктор рассказал, какой я был молодец во время операции, когда снимут швы и когда меня выпишут. Предупредив, что следователь будет и со мной говорить, откланялся. Минут через десять, медсестра пригласила родителей в кабинет врача, сосед пошёл на укол. Мы с сестрой остались одни. Оглядевшись по сторонам, она почему-то шёпотом сообщила, что деду рассказала про наш разговор на чердаке, а тот как-то странно, почесав затылок, произнёс: «Круг замыкается». И когда сегодня про фото услышал, сказал себе под нос: «Неужели круг замкнулся». Странно всё это. И ещё гордо сказала, что и врачи, и дядька в форме, очень обрадовались, когда увидели Назара. Почти все обнимали его.

Матвей прервал свой рассказ.

— Я наверно вас утомил воспоминаниями, а вы спешите домой.

— Рассказывай дальше. Нас никто не ждёт, — решительно ответил Пётр. Марина одобрительно кивнула, Матвей продолжил.

…Пришла санитарка, помогла мне подняться, расчесала, оправив больничный халат, сказала идти в кабинет врача, прямо по коридору предпоследняя дверь налево. Стараться выпрямить спину. Меня все ждут. Они с сестрой пойдут развозить фрукты из коробок. Перекрестив, сказала:

— С Богом любезный, всё будет хорошо!