Бесплатный фрагмент - Маленькие и неприметные — 3

«СРОЧНО СМАТЫВАЙСЯ! В МОЕЙ МАШИНЕ НАШЛИ ТРУП!»

Весеннее солнышко слепило глаза, и Марина Бояркина опустила солнцезащитный щиток, а спустя минуту нацепила на нос очки с затемнёнными стёклами. Марина наклонилась вправо и посмотрелась в зеркало заднего вида. И осталась собою довольна. Мелированные русые волосы, модные и недешёвые очки (сто долларов с лишним), мягкие правильные черты гладкого ухоженного лица.

И не беда, что сплошные пробки и она уже опаздывает. Она, в конце концов, женщина (и какая!), она может себе позволить задержаться на десять — пятнадцать минут. Встреча, правда, деловая, и, конечно же, опаздывать… А, чёрт с ним!

Марина огляделась и обнаружила, что несколько водителей-мужчин с неподдельным интересом рассматривают её. А чему же удивляться? Она действительно хороша. Чертовски хороша! Захотелось открыть окно и пренебрежительно сплюнуть. Она опустила стекло, однако плевать в окно не стала.

И в самом деле, как бы это выглядело? Импозантная дама, сидя за рулём малинового «Фольксвагена» -трёхлетки, плюётся, словно рядовая представительница дворовой шпаны.

Позади, из ниоткуда, появился милицейский автомобиль. Спуcтя несколько секунд коротко и противно провыла сирена и зазвучал усиленный динамиками мужской голос. Марина Бояркина, не разобравшая прозвучавших слов, осмотрелась и с удивлением обнаружила, что бубнёж этот, судя по всему, адресуется именно ей. Этого ещё не хватало! Она и так опаздывает уже, а тут эти… Она припарковалась и полезла в сумочку за документами.

Однако приблизившийся милиционер не удовлетворился протянутой ему в окно книжечкой с надписью «Автодокументы» и попросил Бояркину выйти из автомобиля. Не скрывая недовольства, Марина выбралась из салона «Фольксвагена-Пассата».

— Что случилось, офицер? — спросила она, хмуря брови. — Я очень спешу. Я опаздываю.

— Попрошу вас открыть багажник! — приказал милиционер и посмотрел на своего напарника, который уже находился позади её автомобиля.

— Что там может быть интересного? — выполняя полученное распоряжение, раздражённо проговорила Марина. — Пулемёт «Максим»? Портативная гаубица?

Однако то, что было обнаружено в багажнике, не шло ни в какое сравнение ни с гаубицей, ни с пулемётом. В багажнике принадлежащего Марине Бояркиной автомобиля находился труп человека. То, что это труп, а не живой, может быть, заснувший, чудак, Марина даже не сразу и поняла.

— Эй! — Бояркина схватила лежащего к ней спиной и подогнувшего колени мужчину, показавшегося ей очень маленьким, за плечо и дёрнула на себя. — Это ещё что?..

Больше она ничего выговорить не смогла. На неё и, одновременно, как бы мимо вытаращенными глазами смотрел покойник. Исключительно неживым, мутным взглядом.

***

Вошёл Василий Александрович. Приблизившись к столу Андрея Николаевича, он положил перед следователем лист бумаги и мобильный телефон Бояркиной. Андрей Николаевич прочёл написанное и нахмурился. Марина встревожилась.

— Марина Григорьевна, — следователь поднял глаза на Бояркину, — вы сильно усложняете ваше и без того непростое положение. Вы заявляете, что не знаете его. Так? Правильно я вас понял?

— Да. Я же говорю вам! Это — как снег на голову! Как обухом по голове!

— Понятно, — следователь улыбнулся в белёсо-сивые усы. — А в записной книжке вашего мобильного телефона имеется номер его мобильника. Как вы это объясните?

— Какой ещё номер?! Да говорю же, впервые вижу этого человека! — в отчаянии вскричала подозреваемая.

— Вот тут у вас его телефон. И — имя. Вячеслав Юрьевич. Прямой московский, но, похоже, мобильный. Сами посмотрите.

И Андрей Николаевич продемонстрировал Бояркиной содержание записной книжки её мобильного телефона.

— Вячеслав Юрьевич? — удивлённо проговорила Марина. — Да, мне известно это имя. Но я его никогда не видела! Клянусь!

— Ну-ну, поясните.

— Мы должны были вчера встретиться. Но я опоздала, а он не приехал.

И Марина принялась рассказывать, как ей на днях позвонил человек, представившийся Вячеславом Юрьевичем. Он сказал, что у него кое-какие проблемы. Он хотел встретиться попозже вечером, чтобы не светиться, так как он, по его словам, достаточно известный предприниматель. И они договорились о встрече. Но тут случился сердечный приступ у её матери. А потом, в довершение всего, она ещё и в ужасную пробку попала. Мобильник свой она забыла в квартире матери, которую отправила в больницу, в результате чего и позвонить не могла. Когда она прибыла в офис, то никого там не застала. Даже охранника уже не оказалось, хотя он был предупреждён, что она ещё вернётся в офис.

— На какой машине вы приехали и с кем? — последовал вопрос.

— На «Вольво». Одна.

— А «Фольксваген»?

— Он во дворике стоял.

— Кто на нём ездил, и у кого имелись ключи?

— У меня, естественно, — ответила Марина.

— Запасные ключи имелись? — продолжал допрашивать следователь.

— Запасные? Дайте подумать, — проговорила Марина и принялась тереть ладонью лоб.

Да, вот это ей сейчас как раз и требуется. Ей нужно сообразить, как выбраться из положения, в котором она очутилась. Хотя бы для того, чтобы выиграть время. И ни в коем случае она не должна оказаться за решёткой!

И Марина Бояркина придумала. Решительно выпрямившись, она открыто посмотрела в глаза следователю и заявила:

— Андрей Николаич, между прочим, я имею право на телефонный звонок. И я требую. Мои близкие должны знать, где я нахожусь.

— Если будет принято решение о задержании… — начал Андрей Николаевич.

— Да я уже целый час, как задержана! — перебила его Бояркина. — И вообще, без адвоката я разговаривать не буду.

— Хорошо, — согласился Андрей Николаевич. — Какой номер набрать?

Бояркина решительно поднялась.

— Я сама. Позвольте! — Она пододвинула к себе телефонный аппарат и набрала номер.

— Кому вы звоните? — поинтересовался следователь.

Марина движением руки попросила подождать, а затем закричала в трубку:

— Срочно сматывайся! В моей машине нашли труп! Мертвеца! Я сказала, что ты ездил на «Фольксвагене» и…

Она замолчала, ибо связь прервалась. Это Василий Александрович, приблизившись сзади, нажал на рычаг.

— Так вот вам для чего звоночек потребовался! — мрачно глядя на женщину, проговорил Андрей Николаевич. И обернулся к Василию Александровичу. — Надо выяснить, кому звонила госпожа Бояркина, Василий. Или это не является секретом, Марина Григорьевна?

— Требую адвоката! Я должна пригласить своего адвоката! — Марина потянулась к телефону.

— Сядьте, Бояркина! — приказал Андрей Николаевич. — И ответьте, куда и кому вы звонили?

— Сейчас выясним, — уверенно заявил Василий Александрович. — Если номер, который она набирала, имеется в записной книжке её мобильника, то мигом выясним.

Он взял со стола мобильный телефон Бояркиной и принялся неторопливо нажимать кнопочки. Через минуту или две Василий Александрович торжественно объявил:

— Вот, пожалуйста. Диман. Марина Григорьевна, Диман — это кто? Это фамилия или имя?

— Ну-ка, — произнесла Бояркина и взяла из рук Василия Александровича свой мобильный телефон. — Нет тут такого номера.

И Бояркина отключила свой мобильник.

— А пин-код, вы, конечно, не помните? Прекрасно, — пожал плечами Василий Александрович и обернулся к Андрею Николаевичу. — Я вас оставлю. Я выясню, кто такой Диман и где обитает, и вернусь.

— Звякни к ней на работу сначала, — посоветовал следователь.

— Сделаем.

***

— Что?! Какой труп?! Ты чего?! — вопил Дмитрий Подлесный, ошарашенный полученным сообщением.

Однако ответом ему были гудки. Положила трубку? Что за шутки? Да, действительно, она прервала разговор. Огорошила человека и… А может, по техническим причинам связь прервалась? Подлесный, возбуждённо бегая по квартире, досчитал до сорока, а потом принялся звонить Бояркиной. На мобильный, на работу, домой. Ни мобильник, ни домашний не отозвались, а на работе её не оказалось.

Дмитрий бухнулся на кровать, перевернулся на спину и уставился в потолок. Ерунда какая-то, бессмыслица! Какой ещё труп? И при чём тут он-то? Ах да, она заявила, что я ездил на её «Пассате». Совсем обнаглела! Влипла в какую-то грязную историю и перевела стрелки на него. Чтоб самой отмазаться. Вот скотина-то! Опять, значит, достала. Хоть в другую страну беги. Один выход — поменять страну пребывания, купив предварительно паспорт на чужое имя.

Однако насущная сегодняшняя проблема — спрятаться, нырнуть куда-нибудь. Ведь он же, по-видимому, стал нежданно-негаданно подозреваемым в убийстве. А вот кого он грохнул — вопрос. И ответ на него получить можно, очевидно, в милиции, куда обращаться отнюдь не хочется, либо у Бояркиной, которая неизвестно где.

Дмитрий Подлесный вскочил на ноги и вновь принялся названивать по всем телефонам Бояркиной. Результат оказался прежним. Подождать немного и сделать очередную попытку? А как же насчёт «срочно сматывайся»? Будь она проклята, эта Маринка!

И он, продолжая ругаться, извлёк из шкафа объёмистую спортивного типа сумку и приступил к сборам. Брать решил лишь самое необходимое: бельё, носки, рубашки, туалетные принадлежности. Да у него и было-то имущества не более, пожалуй, чем на три таких сумки.

И всё же он возьмёт лишь самое-самое. Он, возможно, завтра уже вернётся сюда. Так чего же в таком случае огород городить? А может, уже сегодня всё прояснится и рассосётся.

Забросив сумку в багажник «Лады» девяносто девятой модели, Подлесный запустил двигатель и спустя минуту вырулил со двора, чтобы отправиться… А куда, кстати? Куда ехать, он и не решил до сих пор.

Скоро Подлесный, так и не сумевший принять решение о маршруте следования, обнаружил, что привычно заворачивает к своему дому, а точнее, к дому, в котором он в течение многих месяцев снимал однокомнатную квартирку. Что за чертовщина! Впрочем, почему бы не проехать на противоположную сторону двора и не понаблюдать за своим домом? Спешить-то всё равно некуда.

Он так и сделал. А спустя пару минут остатки надежды на то, что звонок Бояркиной является глупым розыгрышем или неким недоразумением, рассеялись подобно утреннему туману. Благодаря нырнувшему во двор милицейскому «жигулёнку», а затем резво подкатившему к его подъезду.

ПОДАРОК-ТРОФЕЙ В ВИДЕ ЗУБОВ НА ШНУРОЧКЕ

В начале шестого вечера Марина Бояркина явилась в офис. Вид она имела усталый, если не сказать — измученный. Однако, найдя сотрудников салона в полном составе собравшимися в приёмной, она недовольно нахмурилась и сердитым тоном проговорила:

— Что это вы тут расселись? Заняться нечем? И что это за табличка на дверях в рабочее время?

— Да какая работа, Марина Григорьна?! — вскричал Барыбенко и взмахнул руками, а потом вскочил с дивана и подбежал к Бояркиной. — Мы же, как на иголках! Мы же о вас тут сидим и беспокоимся! Это сейчас. А до этого тут чёрт-те что творилось! Обыски и допросы весь день! А вас отпустили?

— Ну не сбежала же я, в самом-то деле!

— Нам сказали, что в вашей машине обнаружили труп клиента! — воскликнула Катя и прижала к щекам ладони.

Бояркина бросила на Катю мрачный взгляд и разразилась, вдруг разозлившись:

— Это что за вид у тебя?! Ты почему в таком виде на работу являешься?

— Но это же ещё неделю назад, Марина Григорьевна. Если вы о причёске, — растерянно пробормотала Катя, экстравагантная барышня с оранжевыми волосами и экстремально чёрными наращёнными ногтями.

— Ладно, о дисциплине мы ещё поговорим, — неожиданно остывшим и почти безжизненным тоном произнесла Бояркина, затем опустилась в ближайшее кресло и поинтересовалась: — Нового что? Что все эти допросы и обыски?

— Говорят, что этого человека тут убили, у нас. Задушили, — сообщила Людмила Александровна, пышных форм блондинка с умопомрачительно высокой причёской, для изготовления которой она, вероятно, использовала несколько килограммов искусственных шиньонов.

— И как они это определили, что тут? — спросила Бояркина. — Не могли же следы крови обнаружить, если его задушили.

— Из-за охранника же! — всплеснул руками Барыбенко. — Он хотел, по-видимому, помешать им. Но мы, Марина Григорьна, все без исключения, верим, что вы здесь ни при чём! А то, что он в вашей машине оказался…

Барыбенко пожал плечами и замолчал.

— А то, что он в моей машине оказался? — эхом отозвалась Бояркина и обвела всех присутствующих хмурым взглядом.

— Ну, нам сказали… — растерянно проговорила Катя. — Сказали, что вы им сказали…

— Да, я сказала! — сердито перебила её Бояркина. — Но кто из вас видел здесь Подлесного в последние месяцы?

Ответом было молчание.

— То-то и оно, — после паузы подвела итог Бояркина.

— Что же теперь делать? — испугалась Катя. — Всё хотят на вас свалить? А я не верю, Марина Григорьевна. Человека убить — это не фигушки воробьям показывать.

— Я способна, по-твоему, только фигушки показывать?

— Да нет, что вы! Я вовсе не хотела сказать. И вообще, тут какая-то мистика!

— Чему бы жизнь нас ни учила, но сердце верит в чудеса, — с лёгкой усмешкой произнесла Марина и взглянула на Мышенкова. — Лев Николаич, вы у нас признанный авторитет по всяким явлениям мистического плана. И что скажете по поводу всего этого?

Мышенков, до того не проронивший ни слова, печально вздохнул и удручённо покачал головой.

— Я в полной растерянности, Марина Григорьевна. Ясно, что здесь у нас свершилось смертоубийство. Но одно или два? И как это произошло? Меня до такой степени потрясло всё происшедшее, что я, кажется, в полной мере утратил контроль над функциями своего организма, и все системы жизнеобеспечения…

— О чём вы, Лев Николаич? — язвительно улыбнулась Бояркина. — Какие системы и функции, над которыми вы утратили контроль? Вы стали мочиться в штаны или у вас понос объявился? Соберитесь и поработайте в условиях конкретного времени и пространства.

— Я постараюсь, Марина Григорьевна, — покорно пообещал Мышенков.

Катя, вдруг оживившись, воскликнула:

— Марина Григорьевна! Марина Григорьевна, а со мной стали происходить удивительные вещи. Сегодня я неожиданно вспомнила тот первый звонок к нам этого Козюкова. Я вспомнила наш с ним разговор дословно, все нюансы его голоса! И мне кажется, я даже вижу его, когда слышу его голос!

— Ну-ну, кто-то говорил, что больничные собаки, наслушавшись разговоров на медицинские темы, начинают мечтать о ветеринарной практике, — насмешливо покивала Бояркина.

Катя сделала обиженное лицо.

— Ну зачем вы так, Марина Григорьевна? Вы же сами говорили, что у любого человека могут проявиться какие-либо особенные способности.

— Да я разве возражаю, Катя? Напротив. Если нашего полку прибудет, то наши шансы, несомненно, возрастут. Дерзайте!

— Лев Николаевич, кстати, уже дерзнул, — ехидным голосом сообщила Людмила Александровна.

Марина Бояркина насторожилась.

— То есть? Проясните!

— Следователь мне сказал, что Лев Николаевич, когда его допрашивали, поведал им о своём внечувственном видении ситуации и дал им понять…

— Что дал понять?

— Что вы, по его мнению, можете иметь ко всему этому отношение.

И Людмила Александровна победно посмотрела на Мышенкова.

Бояркина также обернулась к Мышенкову, который сидел ни жив ни мёртв.

— Людмилу Александровну, позволю себе заметить, неверно информировали, — пролепетал он.

Бояркина вскочила и быстро ушла в свой кабинет. Распахнув дверцы бара, она выхватила оттуда бутылку французского коньяка и пустой бокал. Наполнила бокал и залпом его осушила. Потом проделала то же самое во второй раз. Сволочь! Какая же он сволочь! Она это ему припомнит! Она выпутается из этой истории и поквитается с этим скотом!

Вернувшись обратно в приёмную, Мышенкова Марина Бояркина на прежнем месте не обнаружила.

— Где он?

— К себе убежал, Марина Григорьевна, — сообщила Катя.

Бояркина направилась к кабинету Мышенкова.

— Марина Григорьна! — подскочил к ней Барыбенко. — Да плюньте на него. Все его внечувственные испражнения всё равно к делу не пришьёшь. А вот его жалобы, если вы его, э-э-э, побьёте…

Бояркина, не слушая Барыбенко, ворвалась, тем не менее, в кабинет Мышенкова. Окинув помещение гневным взглядом, и не обнаружив Мышенкова, она в растерянности обернулась к последовавшим за нею подчинённым.

— Где же он?

— Да вон же! — воскликнул Барыбенко, указывая пальцем на кадку с искусственной пальмой. — Но лучше его не бить, а бойкотировать.

— Или порчу наслать! — выкрикнула Катя из-за широкой спины Людмилы Александровны.

Мышенков, будучи обнаруженным, робко поднялся с корточек и бочком пробрался за свой стол.

— Ты, тварь, мало у меня зарабатываешь? Я тебе маленький процент плачу? Я обеспечиваю тебя клиентами! Я открываю все двери, подонок! Там, наверху! — Бояркина отшвырнула стоявшее у неё на пути кресло и нависла над столом. — Или ты считаешь, что способен сам договариваться с дяденьками в кожаных креслах? Да ты слишком высокого о себе мнения, козёл паршивый!

— Я… Я же… — пролепетал Мышенков.

— Что?! Да ты ещё и вякать осмеливаешься?! — взвизгнула Бояркина.

И она, решительным движением поддёрнув кверху юбку, резво перебралась через разделявшее её и Мышенкова препятствие — стол. Лев Николаевич вновь попытался укрыться за пальмой, но Марина Григорьевна его настигла и легко повалила на пол, ибо праведный гнев — а Бояркина считала воспламенившее её чувство гнева праведным — делает человека очень сильным.

Бойцов разняли. Правда, прошло некоторое время, так как Катя и Людмила Александровна довольно долго преодолевали преграду в виде стола, не то что их начальница, а худой и слабосильный Барыбенко мало что мог сделать один в деле сдерживания Бояркиной — разъярённой фурии. И Льву Николаевичу изрядно досталось: шишка на лбу, ссадины на лице, болезненные ощущения во всём теле.

Потом общими усилиями приводили в порядок внешность участников боевого столкновения и кабинет Мышенкова.

— Всего-то несколько минут… — Катя замолчала, затруднившись с подбором определения категории происшедшего. — Несколько минут конфликта, а такой бардак в итоге. Лев Николаевич, вашими талисманчиками весь пол усыпан.

— Хорошо, что не зубами, — заржал Барыбенко.

— Имеются и зубы. Пожалуйста. Только они уже на верёвочке почему-то, — сообщила Людмила Александровна и продемонстрировала всем чётки, представляющие собою человеческие, по всей видимости, зубы, нанизанные на шнурок чёрного цвета.

Бояркина, подкрашивавшая губы, оторвала взгляд от зеркальца, прищурилась на оригинальные чётки и изрекла:

— Реквизирую. Под видом подарка.

— Под видом трофея, Марина Григорьна, — поправил её Барыбенко и снова захохотал.

— Можно и под видом трофея, — согласилась Бояркина, принимая от Людмилы Александровны подарок-трофей, и бросила суровый взгляд на Мышенкова, испуганно застывшего с пластырем в руках. — Жалко, что ли? Ничего, себе ещё достанешь, если надо так уж.

НАДО ВСТРЕЧАТЬСЯ, НАДО ГОВОРИТЬ

Дмитрий Подлесный вошёл в зал кинотеатра лишь после начала сеанса, когда погасили свет. Отыскав десятый ряд, он с удовлетворением отметил, что Бояркина уже смотрит фильм. Ну, или ожидает его, что, пожалуй, будет вернее.

О встрече они условились два часа тому назад, когда Дмитрий сумел-таки до неё дозвониться.

— Что это всё означает? — спросил Дмитрий, стремясь говорить холодно и жёстко. Он повернул голову влево и выжидающе уставился на белеющее в темноте лицо Бояркиной.

— Я каким-то образом вляпалась в очень неприятную историю, — жалким голосом проговорила Марина Бояркина.

Подлесный дёрнулся, но выдержку сохранил.

— Это я понял. Мне только непонятно, почему я… Слышишь? Почему я оказался тоже вляпавшимся в твою историю?

— Так, понимаешь, как-то вышло.

— Но я, кажется, давно уже держусь от тебя подальше! Я, кажется, уже забыл, как ты выглядишь! Я, кажется, уже…

— А вот это ты уже врёшь, дорогой товарищ! — неожиданно взбрыкнула Бояркина. — Уж что-что, а забыть, как я выгляжу, ты не мог! Ты, я в этом убеждена, во сне меня видишь! И те ночные порнушечки…

— Какие ещё порнушечки?! — возмутился Подлесный.

— Да я убеждена, что основная героиня твоих снов, которые ведут к так называемым юношеским поллюциям…

— Снов? К поллюциям? Ты? — злорадно вскричал Подлесный. — Да ты заблуждаешься, киса! Почти что пожилая, облезлая кошка!

— Кот кастрированный!

На них зашикали, призывая к порядку, окружающие кинозрители.

— Пошли на передние ряды! — распорядилась Бояркина, поднимаясь. Подлесный последовал за нею. Когда расположились на новом месте, Марина, уже поостывшая, презрительно процедила: — Ну что, продолжим о снах и поллюциях?

— Давай к делу, — буркнул Дмитрий. — Откуда труп у тебя в машине? В той машине твоей, на которой якобы я разъезжал, откуда взялся труп? Объясни.

— Да я сама не знаю. Меня цепляют двое ментов и требуют открыть багажник. Багажник? Да ради Бога! Открываю, а там… Меня чуть инфаркт пополам с инсультом не хватил. Я уже думала…

— Чей труп?

— Да откуда ж я знаю?! Раз в моей машине, то выходит, что…

— Идиотка! Имя, статус, кем он был, пока не помер? Кстати, отчего он жмуриком прикинулся?

— Ну как, раз в багажник после смерти пристроили, то ясно, что не рыбьей костью подавился. Придушили его. А он такой маленький, такой худенький. Он такой, прямо, подросток с морщинками и лысинкой.

Подлесный поморщился.

— Ты скажешь, наконец, что вас с ним связывало? Какого чёрта он — в твой багажник? После смерти.

— Я его в глаза не видывала! Хотя по телефону мы и говорили. Должен был приехать ко мне в офис. Но я опоздала. А когда приехала и не обнаружила его, решила, что он просто передумал приезжать. Я не стала звонить сразу, думаю: дам ему время, а потом опять наеду. Клиентом он мог стать классным, потому как из буржуев, которые и на горшок-то под охраной присаживаются. К тому же охранника на месте не оказалось. Его уж только сегодня в кладовке нашли. Мёртвого. Кирилл. Ты его помнить должен.

— Тоже задушили?

— Да.

— Буржуй — к тебе тоже с эскортом?

— Увы, нет. Он слишком много внимания уделял вопросу конфиденциальности. И время вечернее выбрал из-за этого. А телохранителей, как мне стало известно, оставил в квартале от офиса. Его машину уже сегодня забрали. Она ночь около моего офиса простояла.

— И каким образом он в твою машину забрался? — съязвил Дмитрий.

— Он не сам. Его задушили и засунули. Сигнализацию я ещё не установила. Я же всего месяц назад её…

— Где машина стояла?

— Где обычно. Во дворике.

— А ворота? — продолжал допрашивать Подлесный.

— На замке, как всегда. Но калитка-то настежь. А он такой маленький, ты бы видел. Его положи в сумку да и тащи, куда хочешь. Я, кстати, говорила это милиции.

— Меня зачем приплела?

— Сначала я не подумала, извини. А потом, когда поняла, что такого не обязательно расчленять, чтобы транспортировать, то и стала пытаться отмазать тебя и себя.

— А они?

— Ну-у-у, — замялась Бояркина, — я ведь говорила, что у тебя якобы ключи имеются. Ну, от машины.

— Ох и сволочь же ты! — вскинул сжатый кулак Подлесный.

— Прости, виновата, — смущённо проговорила Марина. — Я им потом сказала, что, может быть, я и ошибаюсь, ну, насчёт ключей, что не давала, возможно. Но потом Кирилла нашли, и положение усугубилось. И запасные ключи не могу найти. Ездили ко мне домой, но не нашли.

— Ладно, пошли сдаваться, — решительно выпрямился Подлесный.

— С ума сошёл! — ужаснулась Марина. — Тебя бросят на нары и начнут выколачивать признание. Они так просто не отстанут. Тем более что тут и твой знакомый Гольцов задействован. А он давно под тебя копает.

— Я не виноват ни в чём, и мне нечего бояться!

— Но тут ещё… — Марина печально посмотрела на собеседника. — Как бы это выразиться? Покойниковы церберы тоже тебя разыскивают. Бандиты натуральные. Они и меня стращали. Четверо амбалов. Женя, Никита и ещё двое, не запомнила, как их звать.

— Да-а-а, удружила, — сквозь зубы выдавил Подлесный. — Спасибо. И за тех, и за этих. Благодарен в квадрате тебе. Если выберусь из этой передряги, то с такой скоростью рвану в противоположную от тебя сторону, что… — Дмитрий горестно замолчал.

— Может, у тебя алиби? — с надеждой выговорила Марина. — Где ты, с кем провёл вечер и ночь?

— Дома. Один, — зло ответил Подлесный.

— Вот! — ткнула пальцем Бояркина. — Всё твои бирючьи повадки. Вот до чего они доводят. Хоть бы бабу завёл, раз друзей не имеешь.

— Ты полегче! — остановил её Дмитрий. — Не бирючьи повадки, а твои подлые выходки всему виной. Перевела, вишь, стрелки. Сделала из меня крайнего, а теперь ерунду всякую мелешь по поводу алиби. Друзей! Таких, как ты? Таких друзей, с которыми и враги не нужны?

— Ну хорошо, успокойся. Давай думай, что делать будем.

И они, по-прежнему не обращая внимания на происходящее на экране, принялись обсуждать дальнейшие действия. Бояркина твердила, что ему необходимо залечь куда-нибудь на время. Или даже уехать из Москвы. Хоть в тот же Воронеж, где у него наверняка остались какие-то связи.

Потом Подлесный спросил:

— Какого дьявола твою машину обыскивать стали?

— Я знаю? Да они как будто знали, что у меня там. Остановили и потребовали. А я ни сном ни духом. Открываю — и чуть не в обморок…

— Ладно, слышали. Откуда они могли знать?

Бояркина вздохнула и сообщила:

— Я спрашивала.

— Ну и?

— Говорят: обстановка в связи с событиями в стране. Но мне не верится. Иметь бы своих людей… Между прочим, эта твоя журналистка-криминалистка не могла бы попытаться что-то узнать по своим каналам?

— Да я уж сто лет её не видел.

— Ну и что? Свяжись с ней и попроси. Может, не откажет по старой памяти. Ты ведь с нею когда-то вась-вась и шуры-муры.

— Да какие там вась-вась…

Вдруг Марина оглянулась и тревожно зашептала:

— Это они!

— Кто?

— Да эти, которые тебя ищут. Люди покойника Козюкова. Беги! Или нет! Давай прячься! — заметалась Марина. — Вниз! Под сиденья!

Встревоженный и растерянный, Подлесный последовал её совету — быстро сполз с кресла и принялся забираться под сиденья.

Когда по обе стороны от Марины Бояркиной, старательно вглядывавшейся в экран, уселись двое рослых парней, Дмитрий уже лежал вниз лицом на пыльном полу кинотеатра и почти не дышал.

— Расслабляемся после успешно проведённой операции? — спросил Бояркину Женя, усевшийся справа от неё.

— Оригиналка, надо заметить, — ухмыльнулся Никита. — Почему не сауна с мальчиками?

— Не ваше дело! И никаких я операций не проводила! — сердито ответила Бояркина, по-прежнему глядя прямо перед собою.

В эту минуту раздался писк, характерный для пейджера. Марина обмерла. Она первой сообразила, что данный звуковой сигнал исходит от пейджера Дмитрия Подлесного. Соседи завертели головами.

— Что это? У кого это? — запереглядывались они.

Когда позади и справа от сидящей троицы выскочил Подлесный и бегом кинулся к проходу, парни разом глянули на Марину, затем вскочили и бросились за ним.

***

Догнали или не догнали? И что лучше для неё лично? Вопрос довольно сложный. Если Подлесного настигли, то… Нет, дальше размышлять не хочется.

А если ему удалось от них оторваться? Как в этом случае они поступят? Ответ довольно прост. Вернутся к ней. С претензиями. Мол, как и почему? И как, мол, она смела тайком от них встречаться с человеком, которого они разыскивают? Почему, спросят, не предупредила? И ежели учесть, что вопрос этот задают не обыкновенные обыватели, а натуральные бандиты, то… Нет, дальше размышлять опять нет желания.

Вконец разволновавшаяся, Бояркина с трудом попала ключом в замок зажигания. Необходимо срочно сматываться отсюда! Однако куда ехать? Хоть домой, хоть в офис — разницы нет. И отвечать на неприятные вопросы всё равно придётся.

Отъехать она не успела. Уже включила левый сигнал поворота, когда увидела в наружном зеркальце фигуру бандита по имени Женя, совсем рядом, в нескольких, буквально, метрах. Кажется… Нет, не кажется, а на самом деле она уже видит его мерзкую усмешку на его мерзопакостнейшем лице. Точнее, роже или даже харе. На его морде, по крайней мере.

Спустя несколько секунд Женя и Никита, уже сидели в её машине, первый на правом переднем сиденье, второй — на заднем, причём не справа, а за её спиною.

— Никита, дай ей почувствовать разницу, — бросил Женя, раздражённо дёрнув головой.

— Встреча была случайной. Я и не предполагала… И вообще, я бы попросила… — начала Бояркина, изо всех сил стараясь говорить как можно более твёрдо.

— Ладно, не быкуй! — рыкнул Женя. И снова — Никите: — Ну, чего ты?

И в этот миг Марина Бояркина почувствовала на своей шее шнур или тонкую верёвку.

— Э-э-х-х! — захрипела она, так как шнур моментально затянулся на её горле и доступ воздуха в лёгкие прекратился.

Потом петля ослабла, и Марина начала приходить в себя. Женя спросил:

— Почувствовала разницу? Мы к тебе по-людски, мы к тебе со всем нашим расположением и доверием… Мы думали, действительно хочешь нам помочь. Добровольно. Ан нет, как оказалось. Говорила: я не такая, я жду трамвая. И что мы имеем в итоге? Что ж, будем теперь строить наши отношения на перпендикулярно иной основе. Правильно я говорю, Никитка?

— Да, — с готовностью отозвался тот, и Марине снова нечем стало дышать. Даже то, что пальцы рук её теперь, в отличие от первого акта удушения, были между шнуром и горлом, практически не помогало — слишком силён был Никита. И словно во сне слышала Бояркина обжигающий ухо шёпот душителя: — Я задушу тебя! Я поклялся, что собственными руками задушу убийцу! Ты слышала?

— Но… Но… я… не убийца! — с трудом ворочая непослушным языком, проговорила Бояркина, когда сжимающая горло верёвка в очередной раз ослабла и к ней стало возвращаться сознание.

— Ой, я тебя умоляю, — насмешливо протянул Женя, — сей живую землю, кончай ерундой заниматься. Твоё положение слишком серьёзно, покойница. Сегодняшний эпизодец помог нам стряхнуть с ушей лапшу, которую ты развесила. Мы готовы были тебе поверить, мы рассчитывали на встречное движение, а ты… Да-с, очень прискорбно. Организуешь встречу со своим подельником, а потом заявляешь, что встретились случайно. Москва, говоришь, такая деревушка в три дома с сараем, что случайные встречи — в порядке вещей. А я ещё думаю: чего это её в киношку потянуло? Давай рассказывай, как дело было, и поедем к твоему дружку. Где он прячется?

— Я ничего не знаю! Мы не имеем отношения к этому убийству! — продолжала отрицать Марина, едва не плача, и зажмуривала глаза.

— Человека убивают в твоём офисе, а тело находят в твоей машине — это всё тоже случайности? Хорош заливать! Кончай, короче, заливать и пудрить мозги, если ещё пожить хочешь. Правду говори! Спасай свою шкуру!

Действительно, ей необходимо спасать свою жизнь. Она это прекрасно понимала. Но каким образом? Что она должна говорить, что делать для этого? Если бы она знала, кто убил Козюкова!

И Марина торопливо заговорила:

— Я готова сделать всё возможное, чтобы выяснить истину. Всё от меня зависящее! Но что я могу? Я не знаю. А если меня убьёте, то ничего не добьётесь. Я же со своей стороны…

— Вот и говори, кто и почему. То, что ты заманила в ловушку, не вызывает сомнений. А как обстояло дело дальше? И сколько тебе заплатили? Мы в любом случае выясним. И не надо нас злить! Ты в наших руках! И ты будешь находиться в таком положении, пока хоть одно твоё слово будет вызывать сомнение!

— Отпустите меня, — взмолилась Бояркина, — и я сделаю всё возможное! Если убийство имеет отношение к моей фирме, то я всё выясню!

— Если? — удивлённо переспросил Женя. — Да ты совсем обнаглела, гляжу, тётка!

Разговор ещё некоторое время продолжался в том же духе, пока, наконец, бандиты не осознали в полной мере, что Бояркина им может в дальнейшем пригодиться. Если хочет жить, решили они, то пускай землю носом роет. Пусть остаётся на свободе и вовсю шевелится. Или нароет чего-нибудь, или, если у неё рыльце и на самом деле в пушку, выведет на кого-то. Как сегодня едва не вывела на этого Подлесного.

— Мы отпустим тебя, — сообщил Женя. — Но при одном условии. Догадываешься, о чём я?

— О Подлесном? Я постараюсь. Но я не знаю, где он. Он мне сам назначил свидание. И, между прочим, я хотела бы и его использовать в этом деле.

— Позвони ему, — усмехнулся Женя. — Назначь свидание сама. Ты говоришь, что хочешь использовать его. Но этого хотим и мы. И разве для этого не требуется его явка с повинной? Пусть придёт и всё расскажет.

— Если бы ещё было ему что рассказать! — с горькой полуулыбкой ответила Марина. — Ведь я же уже говорила, для чего его замазала. А он ни сном ни духом. Я хоть по телефону с Козюковым разговаривала, а он и вообще никакого отношения к этому не имеет! Ни малейшего!

— Нам хотелось бы решить этот вопрос самостоятельно.

— Знаю я, как вы решаете эти вопросы! — позволила себе раздражённый тон Бояркина. — Меня чуть не задушили сейчас. А его и вообще замучаете до смерти. Зверьё! Лучше бы у себя там покопали! Кто-то же желал его смерти. Если вы там около него крутились, то и должны хотя бы догадываться, что и почём.

— Отрабатываются и другие версии, — сдержанно произнёс Женя.

— Сомневаюсь!

— Ладно, это не твоё дело. Звони своему дружку быстроногому. Мобила у него имеется?

— Потерял он мобильник. Только пейджер у него. Который и пищал.

— Шли сообщение! — последовал приказ.

Бояркина пожала плечами и улыбнулась.

— Диктуй. Не хочу никакой отсебятины. Чтоб потом без претензий ко мне.

Женя нахмурился и сказал:

— Ты не взбрыкивай, тётя. Возьми бумажку, авторучку и набросай текст. Причём такой именно, чтобы он не пришёл, а прибежал. Надо встречаться, надо, согласись, говорить.

— Вы деловые! Напугали его до полусмерти, а теперь — чтобы не пришёл, а прибежал. Поговорить! Он ведь, поди, не совсем дурак.

— Вот и придумай текст соответствующий. Ты же его не первый день знаешь. Как его обычно называешь?

— По-разному. Когда-то мы были почти что мужем и женой, потом расстались.

— Ну, как раньше называла и как теперь?

— Дмитрий, Дима, Диман, Митя. Всяко. Сейчас, пожалуй, чаще более официально.

— По имени-отчеству, что ли?

— Да нет, Дмитрием.

Текст был написан и согласован, однако решено было, что отправит его Бояркина спустя пару часов.

КОГО-ТО ЛОВЯТ, КТО-ТО ПОПАДАЕТСЯ

Дмитрий Подлесный долго бродил вокруг дома Марины Бояркиной, не решаясь приблизиться к нужному подъезду. Внутреннее напряжение не проходило. Он двигался медленно, внимательно всматриваясь во все сгущения ночного мрака. Опасность была где-то в самой непосредственной близости от него. Это он знал точно. Процентов этак на сто.

И когда в кустах что-то зашуршало, Подлесный мгновенно выхватил пистолет и присел. Пистолет — это, конечно, громко сказано. Не огнестрельное оружие было сейчас в его руке, а металлическая игрушка под пистолет Макарова, приобретённая им когда-то в ЦУМе для сына, тогда ещё, кажется, десятилетнего, но так и не вручённая ему.

Спустя несколько секунд, осознав, что никто на него не набросился, что, кажется, обошлось, Дмитрий осторожно выдохнул. Необходимо приблизиться к кустам и посмотреть, что это там такое шорохопроизводящее.

В кустах что-то белело. Дмитрий несколько раз мягко шагнул и нагнулся. На земле лежал человек, это он видел теперь достаточно отчётливо, особенно мясистую часть ноги, женской, скорее всего.

— Кто тут? — спросил он.

— Я. Валентина, — последовал ответ. — Мне разрешено.

Подлесный был поражён. Что означает это странное «мне разрешено»? Что разрешено и кем?

— Что вы здесь делаете? — снова спросил он.

— Я отдыхаю, — сообщила Валентина.

Дмитрий засунул «оружие» за ремень и пожал плечами. Человек отдыхает. К тому же разрешено. И голос — трезвый. Да, вот это-то и странно. То, что, судя по голосу, женщина не пьяна, а валяется на холоднющей земле и заявляет, что имеет на это право.

— Холодно же, — сказал он, вспомнив, что ему сегодня тоже предстоит искать ночлег.

— Ничего, не беспокойтесь, — вежливо отозвалась «отдыхающая» Валентина.

— Отдыхать лучше дома, в постели, — сказал Дмитрий, вглядываясь в автомобили, стоящие у подъезда, в котором проживала Марина Бояркина. Ощущение опасности вновь усилилось.

— Так они вас караулят? — вдруг задала вопрос Валентина. В голосе её слышалась радость.

— Кто?

— В чёрном джипе. Их двое. Они — опасные. Меня такие же выселяли. А вас от Марины не они выселили?

— Меня? От Марины? — поразился Дмитрий. — Вы меня знаете?

— Да, конечно. Вы всегда такой стройный, элегантный. А я жила в том же подъезде и часто вас встречала. Вы даже здоровались иногда. Когда в подъезде или в нескольких метрах от подъезда встречали.

— Почему вас выселили? — полюбопытствовал Дмитрий.

— У меня купили её, — вздохнув, сказала Валентина и поднялась на ноги. Теперь лицо её было в нескольких десятках сантиметров от его глаз. — Не узнаёте?

— Да, по-моему, и в самом деле… Пожалуй, да, — замялся Дмитрий, всматриваясь в незнакомое женское лицо. Светлые глаза, светлые волосы, тонкий с горбинкой нос. — Так вы продали квартиру?

— Нет, у меня купили её. А я не продавала, — загадочно ответила Валентина. — Да и смешно было бы продавать квартиру, хоть и однокомнатную, за десять тысяч рублей. В секту я попала. Вот и… Я бы и сейчас там была, в секте, если бы не любовь к родному дому. Не могу без него долго.

— Понятно, — кивнул Дмитрий.

А вот у него нет даже такого дома. Съёмная квартира, в которой он жил в последнее время и которую сегодня вынужден был покинуть на неопределённое время, — не дом. Но сегодня у него нет и того, что было. К Бояркиной он, естественно, не пойдёт. Почему она пригласила его к себе домой? Неужели она не догадывалась, что здесь его может ждать засада? Позвонить Ларисе? Да, пожалуй.

— Ну что ж, я пойду, — проговорил Дмитрий и повернулся, чтобы уйти. — Да, должен вас поблагодарить. Мне действительно не следовало бы с этими ребятами встречаться.

Он вынул бумажник и, развернувшись таким образом, чтобы свет от фонаря хотя бы слегка осветил его внутренности, стал перебирать купюры. А сколько же он должен этой женщине за оказанную услугу? Сто рублей? Пятьсот рублей? Тысячу рублей? А может быть, столько, сколько стоит его жизнь? А сколько стоит его жизнь?

Определившись со стоимостью своей жизни, Дмитрий протянул женщине стодолларовую купюру.

— Спасибо вам, — поблагодарила Валентина. — Куплю Пашке бутылку пива — может, пустит переночевать. — После небольшой паузы робко попросила: — Извините, а вы на водку не добавите? За водку уж точно пустит. Я ведь у него или за постель ночую или, если месячные, за спиртное. А минет я не делаю.

— Там и на пиво хватит, и на водку. Я вам сто долларов дал, — пояснил Подлесный. — Впрочем… — Он вынул две сторублёвки и отдал её Валентине.

— А сто долларов? — Валентина, похоже, подумала, что доллары у неё сейчас заберут.

— Доллары завтра обменяете, — сказал Дмитрий. — Счастливо!

Заняв место в своей «девятке», он впервые подумал, что машину лучше бы поменять. В эту минуту он увидел проходившую мимо Валентину, и у него появилась неожиданная идея предложить обмен автомобилями Вовке Степанищеву, бывшему своему соседу, использовав для осуществления этой цели Валентину. Он окликнул женщину и попросил её пригласить Степанищева, на что она охотно согласилась.

Минут через пятнадцать Степанищев явился и после некоторых колебаний согласился на обмен за вознаграждение в размере ста долларов.

— Как она? — покосился он на «девятку».

— Ездит. В автосервис, правда, давненько не заезжал, — признался Подлесный.

— Но учти, только на неделю.

— Да, не больше.

— Зачем тебе это? — прищурился Степанищев. — Афера какая-то?

— Ну, как тебе сказать… В общем, не хотелось бы мне, чтобы кое-кто видел меня на этой машине, — принялся напускать туману Дмитрий.

Степанищева ответ не особенно удовлетворил, а когда Дмитрий ещё и попросил «четвёрку» его подогнать к месту их настоящей встречи, совсем насторожился. Пришлось увеличить сумму контракта вдвое.

***

Лариса встретила Подлесного иронично-сочувственным взглядом, ибо выглядел он далеко не блестящим образом. Он бочком просунулся в дверь кафе, воровато осмотрелся испуганными глазами по сторонам и, заметив Ларису, едва ли не на цыпочках приблизился к ней.

Присев на краешек кресла, опять принялся зыркать вокруг, машинально бормоча:

— Привет! Рад тебя видеть. Ты прекрасно выглядишь. Извини, что побеспокоил. Ты давно пришла? Ты ничего не заметила?

— Что случилось? Ты весь какой-то взвинченный, — сказала Лариса. — Кто за тобой гонится? От кого ты убегаешь, дружок?

— От милиции скрываюсь, — горестно вздохнул Дмитрий Подлесный и, словно ища сочувствия, посмотрел в глаза собеседнице. — И не только. Ещё и от бандитов.

— Что натворил?

— Именно что ничего! — всплеснул руками Дмитрий. — Безгрешен! Подставили! Кстати, моя бывшая. Ну, ты знаешь её. Труп нашли в её машине, а она сказала, что это я ею пользовался в последнее время. В смысле — её машиной.

— Давай-ка с самого начала и с чувством, с толком… Нет, просто с толком, с расстановкой, — распорядилась журналистка, приняв исключительно серьёзный вид.

Подлесный приступил к рассказу. Лариса слушала молча, лишь в конце задала несколько уточняющих вопросов.

— И что посоветуешь? — нетерпеливо заёрзал в кресле Дмитрий. — Пойти сдаться или продолжать прятаться?

— Сколько времени собираешься прятаться?

— Да пока это всё не прояснится.

— Каким образом оно прояснится?

Подлесный удивлённо округлил глаза.

— Как это, каким? Найдут преступников и… — начал он и растерянно замолчал, наткнувшись на насмешливый взгляд собеседницы.

— Много ли убийств-то раскрывается? А? Тем более — заказных. Много? — спросила Лариса и оглянулась в сторону стойки. — Ты заглотить ничего не хочешь?

— Погоди, — отмахнулся от предложения чего-нибудь «заглотить» Дмитрий. — Почему думаешь, что убийство заказное?

— В связи с личностью фигуранта.

— Но обстоятельства-то! Его же задушили! Где ж это видано-то, чтобы заказы таким-то образом исполнялись?!

— А охранник?

— Тоже без огнестрела и взрывчатки.

— И всё же это не бытовуха, — покачала головой Лариса. — Ты сам-то что думаешь?

— Да что я! Жую и жую мысленно одно и то же. Каша в голове у меня. А вот узнать бы, что там правоохранители по этому поводу кумекают. Что им известно? Кстати, на Бояркину кто-то навёл их. А кто? И каким образом? Они знали что-то. Они не случайно тормознули. Кто-то подставил её. А потом она меня подставила.

— Если виноватых нет, их назначают. Она и назначила тебя, — с улыбкой сказала Лариса. Затем добавила: — Может её, твою Мариночку, никто и не подставлял? А то как-то уж чересчур это выглядит, ну, что подставили её, что следом подставили тебя. А?

— Убить человека и возить в багажнике? — с сомнением покачал головой Дмитрий.

— Не возить, а везти. Чтобы избавиться от трупа. А кто-то видел, знал… А? Не могло так случиться?

— Нет, что это она, я так не думаю. И вообще, сам характер преступления… Похоже, действительно она не замешана. А то, что на меня стрелки перевела — так тут и вовсе ничего удивительного нет. Тут она исключительно и полностью в своём стиле. Я по жизни крайний у неё.

— А то, что тебя сегодня едва не поймали? Причём дважды. Она же тебя оба раза приглашала на встречи! И когда по телефону ты ей звонил, и через пейджер! — Лариса внимательно посмотрела в глаза Дмитрию. — А? Это как, по-твоему?

Вместо ответа Подлесный пожал плечами.

— Позвони ей с моего сотового, — распорядилась Лариса и протянула ему свой мобильник. — Кстати, с антиопределителем номера. Позвони и поинтересуйся.

Дмитрий позвонил и поинтересовался. Он прямо спросил у Марины Бояркиной, зачем она с маниакальной настойчивостью приглашала его себе домой. Не для того ли она зазывала его, чтобы он прямиком угодил в лапы поджидавших его ребят на джипе?

— А ты и попёрся ко мне? — возмутилась Бояркина. — В таком случае ты просто дурак. Была о тебе более высокого мнения. Ты убежал, а они на меня наехали и заставили. Разве трудно было догадаться?

Дмитрий отключился.

— Что? — спросила Лариса.

— Я же и дурак, — сообщил Дмитрий.

— И где ты будешь ночевать, дурак бездомный?

— Переночевать я могу и в машине, а вот жить мне сейчас действительно негде.

— Переночевать ты можешь и у меня, а вот жить… — Лариса замолчала, задумавшись. Затем махнула рукой. — Завтра снимешь. В крайнем случае, через агентство. Деньги-то есть? Или субсидировать?

— Да немного есть.

***

Степанищеву всё не нравилось в этой машине: и люфт рулевого колеса, и шум в двигателе, и тормоза, особенно стояночный, который практически совсем не держал. Машина такая же противная, как и её хозяин.

И такая же опасная. Никогда не знаешь, что она выкинет на следующем повороте: то ли на встречную полосу вынесет, то ли в кювет утащит. Следить же надо за транспортным средством. А этот Дима только на то и способен, что свечи поменять да масла долить. Сам не можешь или не хочешь — загоняй в автосервис и лечи за денежки.

Поглощённый недовольством «девяткой», он необычно поздно заметил, что его нагло подрезает белая «Волга». И при этом ещё и сигналит. Степанищев бросил быстрый взгляд в боковое правое зеркало и, притормозив, отклонился вправо. Однако что это? «Волга» не уходит вперёд, а, напротив, сбавляет скорость, в результате чего оказывается на одной линии с «Ладой» Подлесного. И опять начинает подрезать, вынуждая Степанищева сместиться на правую полосу.

Степанищеву стало страшно. Он понял, что его хотят вынудить прижаться к обочине и остановиться. Зачем? Кто они? Убьют и заберут машину? А может, только выбросят из автомобиля? Может, не тронут его? Плевать на эту колымагу, которая и не его вовсе.

А эта «семёрка» позади и справа? Да они за одно, из одной компании! Или — банды. Нет, надо прорываться, надо пытаться уходить!

Приняв решение, Степанищев приступил ко второму этапу. Он стал продумывать тактику своих действий. Включить поворотник, мол, сейчас остановлюсь, даже скорость чуть снизить, а потом — педаль акселератора до упора вниз и… Он так и сделал. И ему удалось оторваться от «семёрки» и «Волги», которые действительно оказались из одной компании — обе они бросились в погоню за ним.

Степанищев вылетел на пятую полосу и помчался вперёд. Он домчится до ближайшего поста ГИБДД и обратится к гаишникам за помощью. Пускай-ка попробуют в присутствии милиционеров обидеть его!

«Волга» настигла его и зависла на хвосте, буквально в нескольких десятках сантиметров от заднего бампера. Если чуть тормознуть, то столкновение окажется неизбежным. Даже не тормознуть, а всего лишь убрать ногу с педали акселератора. Однако опасно, так как не известно, кто больше пострадает от столкновения. Уж лучше просто ехать и ехать вперёд, благо теперь остановить его не сумеют.

Но что это?! «Семёрка» по четвёртой полосе вырвалась вперёд и теперь прижимает его к бетонному ограждению влево. Вот уже и водитель «Волги» предупредительно включил аварийную сигнализацию.

Степанищева охватил ужас. Он пропал! А может, прорываться? Пристегнуть ремень и попробовать выскочить из капкана. Тем более что машина не его, а Подлесного, которую не жаль. Хотя платить, видимо, придётся. Но лучше уж потратиться, чем… Чем неизвестно что.

Спустя несколько секунд Степанищев уже был на четвёртой полосе, а его преследователи — на флангах. И что теперь? Всё с самого начала? Когда же, наконец, этот пост ГИБДД выскочит на обочину?

Потом ему пришла мысль переместиться на крайнюю правую полосу и на огромной скорости следовать по ней в надежде, что неизвестные враги столкнутся к кем-нибудь из выезжающих на МКАД.

Однако он всё же решил этого не делать. Он будет прорываться по третьей, уходя то влево, то вправо. А если по краю, левому или правому, то его зажмут в тиски, остановят и выковыряют из этой жестянки.

Прозвучал выстрел. Степанищев машинально убрал правую ногу с педали и вытаращил глаза. Спина, давно уже мокрая, мгновенно замёрзла. Частично выйдя из ступора, он посмотрел сначала на лобовое стекло, потом перевёл взгляд на салонное зеркало, чтобы убедиться, что и заднее окно не пробито пулей. А боковые? Целы и боковые окна. Или по колёсам стреляют? Он посмотрел на спидометр. Скорость упала до восьмидесяти. А ехать быстрее — смертельно опасно.

Опять стали стрелять и продырявили-таки заднее левое колесо. Степанищев справился с управлением. И продолжил движение. Он ни за что не остановится прежде, чем достигнет цели. А цель — вон она, не больше километра. Степанищев откинулся назад и вытянутые руки упёр в рулевое колесо. Пускай прострелят все шины — он не отступит, он доползёт. Сначала будет ехать на лохмотьях шин, потом — гремя дисками.

И тут у его уха раздался стук. Степанищев повернул голову влево и обомлел. Оказалось, в стекло стучали дулом пистолета. Пассажир «Волги». Намекают, что следующий выстрел будет ему в голову? Да, несомненно. И Степанищев быстро закивал головой, давая понять, что согласен сдаться, а сам продолжил движение в прежнем направлении и с прежней скоростью.

И снова — стук, и опять — чёрный пистолет и рука в камуфляже. А на заднем плане лицо человека, который сейчас будет его убивать. Однако если остановиться, то, возможно, оставят в живых. Степанищев с тоской посмотрел вперёд. Вон он, пост, совсем рядом. Чуть-чуть не дотянул.

Степанищева, стодвадцатикилограммового, словно морковку из грядки, вырвали из салона и принялись охаживать кулаками.

— Кто?.. Ох! В чём?.. Ох! За что?.. Ох! Кто — ох! — вы? Что я сделал?

— Ты почему, козёл, не останавливаешься? Ты что, сука? Борзый, однако!

На него надели наручники. Так это всё-таки омоновцы? Менты? Значит, не убьют. Он не будет сопротивляться, и его не убьют. Намнут бока, обыщут и отпустят, потому как он ни в чём не замешан. За ним нет никаких уголовно-наказуемых грехов. Он же всего лишь водила и, по совместительству, сторож.

Степанищева обыскали, с головы до пят ощупав грубыми руками. Из заднего кармана вынули бумажник с документами.

— Это чьи у тебя права? А ну повернись! — скомандовали.

Степанищев исполнил приказ. И увидел перед собою троих омоновцев, у одного из которых находились в руках изъятые документы, в том числе его водительское удостоверение.

— О, да тут твоя фотка! — удивлённо воскликнул омоновец. — Поддельное, что ли? Как твоя фамилия?

— Степанищев, — ответил пленник.

— Машина чья?

— Одного моего знакомого. Вон доверенность.

— Какого ж чёрта драпал? — последовал новый вопрос. — Почему не останавливался? Жить не хотел?

— Нет, я… хотел, — запинаясь, пробормотал Степанищев. — Я… Я испугался. А вы кто?

— Сам-то как мыслишь?

— Что-то вроде милиции или ОМОНа, как мне кажется, — покосился на автоматы задержанный. — Верно?

— Угадал. Вот только не останавливался-то почему? Чего везёшь?

— Думал — бандиты. Убьют и машину заберут. Чужую.

СТРЕЛЬБА, ЖЕНЩИНЫ И МУЖСКАЯ ФИЗИОЛОГИЯ

Они ввалились в кабинет Бояркиной, даже не подумав спросить разрешения у секретаря. Катя, невольно чувствуя свою вину в связи с наглым проникновением непрошеных гостей в кабинет директора, бросилась следом, но дверь с треском захлопнулась у самого её носа. Катя торопливо схватилась за ручку, однако и тут опоздала — дверь оказалась закрытой изнутри. Катя подбежала к столу и нажала кнопку селекторной связи.

— Марина Григорьевна, я вызываю милицию!

— Не надо ничего, Катя, — усталым голосом ответила Бояркина и отключилась.

Ворвавшихся было трое. Всё тот же Женя, стройный парень со смешным чубчиком, верзила-садист Никита и ещё один, которого она, как будто, видела впервые. Это был сутулый светлоголовый парень с выступающей нижней челюстью.

— Привет, колдунья! И — собирайся! — распорядился Женя, усаживаясь в кресло напротив Бояркиной. Никита и блондин остались стоять, один справа от стола, а второй слева.

— Что это значит — собирайся? — не без вызова в голосе поинтересовалась Бояркина, внутренне обмирая от страха. — Вы не слишком ли много себе позволяете? И мы ведь договорились…

— Договорились? И что выполнено из тех договорённостей? — Женя сделал небольшую паузу. — Ничего. На сегодня — никаких результатов. Мало того, что не является, так он ещё и машины меняет. Менты задерживают его машину, а в ней не Подлесный, а Степанищев оказывается. Знаешь такого?

— Знаю, — призналась Марина.

— Поэтому придётся изменить меру пресечения.

— Что значит — изменить? — голос Марины дрогнул. — Какую меру пресечения?

— Поедешь с нами и будешь под полным контролем. Усекла, колдунья? И что ты так смотришь? Это полная для тебя неожиданность? Даром предвидения, смотрю, совсем не обладаешь. Раньше у тебя было что-то вроде подписки о невыезде, а теперь… В общем, подскочила быстренько и моментом собралась.

— Какие претензии? Я, между прочим, изо всех сил стараюсь, — не двигаясь с места, заявила обвиняемая.

— Где Подлесный?

— Да что вы зациклились на этом несчастном? Я же сказала, что он ни при чём. Он, кстати, приезжал, но каким-то образом засёк вас.

— Ты и про себя тоже говорила, что ни при чём. А вот не верится почему-то. Ни мне, ни Никите, ни Сёме. Так? — Женя обменялся взглядами со своими спутниками и зло прищурился на Бояркину. — Не вынуждай силу применять. И вылезай-ка из-за своего начальственного стола. Увидишь, сразу легче станет.

— Я никуда не поеду! — твёрдо заявила Бояркина. Выдвинув ящик стола, она вынула из него чётки Мышенкова и принялась их перебирать.

Женя усмехнулся и с демонстративной неторопливостью вынул из-под пиджака пистолет.

— Ты будешь выполнять все мои распоряжения, тётя. Беспрекословно.

— А если нет? Стрелять начнёшь?

— Сомневаешься?

— Очень. Ты не кажешься полным идиотом.

— А мои друзья? — Женя посмотрел на Сёму.

— Тоже, — ответила Бояркина. И подумала, что на обработанную гидропиритом обезьяну блондин Сёма похож. Вслух же сказала: — Так что попрошу оставить меня. Иначе я буду вынуждена принять контрмеры.

— Это какие же? — улыбнулся презрительно бандит Женя и, поднявшись на ноги, дал недвусмысленный знак своим людям.

Спустя мгновение Бояркина завизжала. Никита и Сёма не успели, кажется, и шагу сделать в её направлении, как она пронзительно завизжала. Затем бросила на стол чётки, схватила пепельницу и запустила ею в окно.

— Ведь там же люди ходят, — поморщился Женя.

— Да! Именно что! — выкрикнула Бояркина, после чего подскочила к окну и заверещала пуще прежнего.

— Ну! — рявкнул Женя на застывших в нерешительности Никиту и Сёму. Душераздирающий визг женщины, звон разбитого стекла и яростный стук в дверь повергли их едва ли не в состояние ступора.

— Может, не надо? — высказался Никита. — Пока её вытащим, за дверью уже вся их шобла будет.

— Взять, я сказал! — рассвирепел Женя.

Никита и Сёма бросились выполнять его приказ, однако Бояркина с неожиданной ловкостью увернулась от объятий Никиты, подбежала к Жене и вцепилась в его вооружённую пистолетом руку. Никита и Сёма поспешили на помощь своему командиру, но вдруг загромыхавшие в замкнутом пространстве выстрелы заставили их в панике броситься на пол. «Убью!» — мысленно решил Женя судьбу строптивой женщины.

Однако когда он вырвался из цепких женских рук, то, во-первых, оружия в его руке уже не было, во-вторых, смотреть и видеть цель мешали струйки крови, стекавшие со лба из глубоких царапин, а в-третьих, в комнате появились ещё два человека.

И оба эти человека — женщины. Одна влетела вместе с выбитой мощным ударом дверью и теперь, толстая и неуклюжая, пыталась подняться на ноги, а вторая вертелась в дверном проёме и громко кричала про милицию и бандитов.

— Линять надо! — услышал Женя шёпот Никиты.

— Где мой волын?

— У меня. Я забрал его, — ответил Никита. — Линяем шустро!

— Да, это-то вы шустро можете, шнурки рваные! Давай его сюда! — приказал Женя, имея в виду свой пистолет.

— Только не стреляй больше, а то меня чуть не зацепило, — пожаловался Никита, отдавая Жене его оружие.

— Мне штанину продырявил, — сообщил Сёма. — Ещё бы сантиметр влево и коленная чашечка — вдребезги…

— Ладно, уходим, — принял решение Женя. — И не ной. Штанину пожалел!

Под победные женские вопли они покинули офис и заняли места в машине.

— А вот чётки у неё прикольные, — сказал Никита, заклеивая пластырем ссадины на лбу Жени. — Прямо, как у босса.

— Что?! — дёрнулся Женя.

— Спокойно. Чётки, говорю, такие же, как у босса, тоже из зубов составлены. А что такое?

— Ты уверен, что из зубов?

— Зуб даю. А ты не видел?

— Да, — вмешался в разговор Сёма, — из зубов чётки. Причём, как я понял, из настоящих, так как разного размера.

— У босса тоже из настоящих, одна стоматологичка подарила, — теребя чубчик, проговорил Женя. Ему вдруг показалось, что чёток при теле убитого не было обнаружено. — А ведь вещица эта из редких, — принялся он размышлять вслух. — Да, надо всё проверить. Да, надо позвонить.

— Думаешь, у неё чётки босса?! — поразился Никита.

— Ничего я не думаю, — отмахнулся Женя и стал набирать номер телефона Василия Александровича. — Василий Александрыч, это вас Евгений беспокоит. По делу Козюкова… Да, как раз такая у меня причёска. Василий Александрыч, я хотел уточнить… Да, уточнить кое-что. В кармане босса чётки в виде зубов на верёвочке были? Должны были находиться в левом кармане пиджака… Из настоящих человеческих зубов… Да нет, никому он не выбивал, ему подарили… Не было? Это точно?.. Да нет, просто у нас тут кое-какие соображения… Да, будем держать в курсе… До свидания. — Дав отбой, он посмотрел на товарищей. — И что бы это значило?

— Надо пойти и вывернуть её наизнанку! — не стал долго размышлять Никита.

— Если это его, то… — сжал кулаки Сёма, вытаращив при этом глаза и выпятив вперёд нижнюю челюсть.

Женя охладил их пыл, заметив:

— Нас сейчас туда просто не впустят.

— Подключить мусорков, — высказал предложение Сёма. — Приедут со своей кувалдой и — жах! Или эту, ну, колбаску, подвесят на дверь и рванут…

Женя отрицательно помотал головой.

— Нет, тут надо иначе действовать. Мы, ну, или милиция вломятся, а она выбросит улику в окно.

— А почему раньше не выбросила? Даже наоборот… — озадаченно произнёс Никита.

— Вот это вопрос, на который ещё предстоит ответить, — признал Женя.

— Действительно, — кивнул Сёма, — мы, можно сказать, наезжаем не в шутку, а она достаёт из кармана чётки покойного и так непринуждённенько, понимаешь…

Женя, не соглашаясь, помотал головой.

— Ну, положим, не очень и непринуждённенько. Нервничала она всё же.

***

Ещё на лестнице Лев Николаевич Мышенков услышал доносившийся из офиса шум. Что там случилось? Мышенков приоткрыл дверь. Крики, визг, грохот. Впрочем, нечто подобное здесь уже происходило. И не раз. Когда в руководителях такие люди, как Марина Григорьевна, это вполне закономерно. Вернуться на улицу или переждать в туалете, пересидеть, так сказать, шумные события?

Организм высказался в пользу второго варианта, и Лев Николаевич поспешил в туалет, находившийся в трёх метрах от входной двери. Конечно, его могли заметить. Но не заметили. Та же картина, которую он зафиксировал своим зрением перед тем, как скрыться в туалете, безмерно его поразила.

И действительно, где это видано, чтобы подчинённые выламывали дверь, ведущую в кабинет директора?

Мышенков осторожно прикрыл за собою дверь туалета и обернулся. И едва не вскрикнул, неожиданно обнаружив, что он здесь не один.

— Добрый день, Лев Николаич! — приветствовал его Барыбенко. — Я испугал вас?

— Что здесь происходит, позвольте полюбопытствовать? — спросил Мышенков.

— Здесь? Здесь я… Ну, туалет — это такое место, в общем… — Барыбенко ухватился руками за ширинку и подёргал замок молнии на брюках.

— А там?

В эту минуту прозвучал выстрел, затем ещё несколько.

— Вот вам и ответ на ваш вопрос, — подавленно проговорил Барыбенко, лицо которого в одно мгновение покрылось смертельной бледностью. Не покрылось даже, а как бы напиталось.

— Кто?! В кого?! — ужаснулся Мышенков и осмотрелся вокруг. Ему вдруг трудно стало стоять, ему вдруг захотелось куда-нибудь присесть. Да куда тут присядешь? Разве что пройти в кабинку и опуститься на унитаз.

— Кто, я догадываюсь. И в кого, тоже могу предположить, — негромко прошелестел словами Барыбенко, исключительно не соответствовавший сейчас собственному имиджу.

— Ну! — тяжело выдохнул Мышенков.

— В Марину Григорьну! Эти… которые из «Натурбойла». Их трое. Они ворвались в её кабинет, и вот теперь… Ну, вы сами слышали. При таких торнадо лучше находиться ниже уровня земли.

— Если они её убьют, то… — Мышенков покачнулся и схватился рукой за раковину умывальника.

— Зачистка?! — ужаснулся Барыбенко. — Но я… Но мы же не свидетели! Мы же в это время…

И Барыбенко с неожиданной в данной ситуации резвостью расстегнул ремень, а также пуговицу и молнию на брюках и — в приспущенных до колен штанах, мелькая голой худой задницей, — юркнул за дверь кабинки с унитазом.

Мышенков торопливо последовал его примеру, но затем осознал, что вдвоём они на одном унитазе не поместятся. Ждать своей очереди? Однако когда Барыбенко покинет унитаз, то и ему это будет, по сути, не нужно.

Вскоре мимо двери протопали тяжёлыми ножищами несколько человек.

— Они ушли, кажется! — свистящим шёпотом поведал Мышенков.

— Ушли? Да? — выскочил из кабинки Барыбенко, на ходу застёгивая брюки. — Идёмте скорее, Лев Николаич, надо вызвать милицию и «неотложку».

И он выбежал за дверь.

Выйдя из туалета, Мышенков глянул в направлении приёмной и понял, что сотрудники фирмы находятся за порогом незапертой двери кабинета Бояркиной и что-то бурно обсуждают. Он приблизился и боязливо заглянул внутрь, ожидая увидеть труп Бояркиной. А возможно, и не только её труп, ведь выстрелов было несколько.

Мышенков ещё шарил взглядом по полу кабинета, когда перед ним выросла Бояркина и огорошила вопросом:

— Вы где прохлаждались, Лев Николаич, пока нас бандиты расстреливали?

— Я же только пришёл, — пробормотал Мышенков.

— Да что за мужики у нас?! — возмущённо всплеснула руками Бояркина. — Нас тут расстреливают из всех, можно сказать, видов оружия, а мужики наши или на горшке сидят, или неведомо где прохлаждаются!

— Марина Григорьна, организму не прикажешь, как вы знаете. Ведь это же физиология! — оправдывался Барыбенко. — А Лев Николаич действительно отсутствовал по делам службы во благо нашего общего дела.

И Барыбенко заговорщически подмигнул Мышенкову.

— А вот мы с Людмилой Александровной не прохлаждались и были на месте, на посту, как полагается! — радостно кричала Катя. — И защитили честь фирмы!

— И обратили в бегство супостатов! — спешила дополнить Людмила Александровна.

Барыбенко радостно соглашался:

— Да-да, есть женщины в русских селеньях!

А потом женщины принялись демонстрировать мужчинам выбитую дверь, разбитое стекло и следы от пуль, наперебой рассказывая о страшном событии, исход которого, к счастью, оказался благополучным.

На столе Мышенков увидел те самые чётки, что были найдены в его кабинете и присвоены Бояркиной. Чётки, которые появились в его кабинете после того трагического вечера, когда был задушен бизнесмен Козюков. Решение созрело мгновенно. И, улучив момент, он смахнул чётки в левый карман своего пиджака. Теперь необходимо как можно быстрее смотаться отсюда и избавиться от опасной вещицы. Мышенков направился к выходу.

— Лев Николаевич, вы куда? — обратилась к нему Людмила Александровна.

— Мне нужно один звоночек сделать, — соврал Мышенков.

— Да-да, — спохватилась Бояркина, — тоже надо срочно связаться с РУБОПом. Я позвоню и приглашу их сюда. И пусть разбираются! А так я этого не оставлю!

— Правильно, бандит должен сидеть в тюрьме, — поддержала решение начальницы Людмила Александровна.

ОРИГИНАЛЬНЫЕ ЧЁТКИ ПОКОЙНИКА

Ещё в течение некоторого времени посовещавшись, Евгений и компания сошлись во мнении, что лучшим вариантом развития событий явилось бы процессуальное, по протоколу, изъятие чёток. И Женя вновь позвонил Василию Александровичу.

— Василий Александрыч, мы тут в эту треклятую «Нимфу» наведались, — представившись, начал Женя. — И вот какое дело…

— Я уже слышал о ваших делах-делишках, — язвительно ответил Василий Александрович. — Как раз выезжаем. И будем разбираться на месте.

— Она позвонила?

— Да. Вы что устроили? Что за самоуправство? На кичу захотели? Из какого оружия стрельба велась?

— Оружие моё, зарегистрированное, Василий Александрыч. Самопроизвольный выстрел. Раз в году, говорят, и палка стреляет, — пытался оправдаться Женя.

— Разберусь и посажу. Быть на месте. Оружие изыму и отправлю на экспертизу.

— Василий Александрыч, тут кое-что другое изымать надо. Мы у неё видели чётки босса, те самые, которых при нём после убийства не оказалось.

— Которые из зубов, ты говорил? — недоверчиво произнёс Василий Александрович. — А она что поясняет?

— Да ничего она не поясняет. Мы её и спросить-то не успели.

— Как палить из всех видов оружия начали, — вновь съязвил Василий Александрович. — Приеду, разберусь, посажу. Ждать меня.

Когда прибыл Василий Александрович и с ним ещё двое, всей делегацией отправились в офис салона Бояркиной.

— Что тут произошло? — обратился Василий Александрович к Бояркиной, в трагически-монументальной позе застывшей посреди приёмной.

— Меня хотели похитить. Похитить и убить, — дрожащим голосом произнесла Бояркина. — Сначала — похитить. Но когда я оказала сопротивление, то пытались убить. Вот этот человек. — И она театральным жестом указала на Евгения.

— Василий Александрыч, клевета! — возмущённо вскричал Женя. — Мы только собирались взглянуть на те чётки, о которых я вам говорил по телефону. И нарвались на яростное противодействие.

— Ха! Ха! Ха! — троекратно продекламировала Бояркина и указала на стоявших позади неё Людмилу Александровну и Катю. — У меня есть свидетели.

— Да, так, — выступила вперёд Катя. — Ворвались без разрешения, закрыли дверь и стали стрелять. Марина Григорьевна подала сигнал, и я стала стучать в дверь.

— Какой сигнал подала? — спросил один из коллег Василия Александровича по фамилии Гольцов, невысокого роста молодой мужчина с очень серьёзным и сосредоточенным лицом.

— Звуковой. Голосом. И я стала колотить в дверь. Потом мы с Людмилой Александровной выбили дверь и едва не угодили под пули.

— Хотели поговорить, а она подняла визг. Ну, эти и принялись в дверь ломиться, — изложил свою версию происшедшего Женя. — Кстати, у меня тоже двое свидетелей имеются.

— Не свидетелей, а бандитов! — злобно поправила Бояркина.

— Ладно, разберёмся. И где эти чётки, из-за которых сыр-бор? — обратился к Бояркиной Василий Александрович.

— При чём тут чётки? — возмутилась Бояркина. — Меня чуть не подстрелили, как куропатку! Вот эти вот бандиты!

Женя приблизился к Василию Александровичу и шепнул:

— Они у неё в кармане или в кабинете.

Василий Александрович окинул Бояркину цепким взглядом — пиджачок с тремя карманами и юбка, как минимум, с двумя. И он равнодушным голосом проговорил:

— Что за чётки у вас, Марина Григорьевна, интересные появились?

— Дались вам эти чётки! — Бояркина с недоумением обвела присутствующих взглядом округлившихся глаз. — Да в чём дело?

— Позвольте взглянуть, — настаивал Василий Александрович.

— Пожалуйста! — продолжала недоумевать Марина Бояркина. Она направилась в свой кабинет, остальные последовали за нею. — Заодно и на дырки в стене поглядите. А стол пускай мне новый покупают — там скол совершенно непотребный. Устроили мне разгром по Фадееву. Я сказала, чтобы тут ничего не трогали до вашего прихода. Вот, сами полюбуйтесь. Я сидела за столом, когда они ворвались и потребовали, чтобы я отправилась с ними. В заложники, очевидно, на пытки и жестокую смерть. Я, естественно, воспротивилась. Результат — стрельба и едва ли не убийство. Три дырки в стене — я даже не знаю, чем их заделывать. А стол? С таким столом я должна вип-клиентов принимать?

— Позвольте взглянуть на чётки, — повторил Василий Александрович.

— Чётки? Где же они? — осматривая поверхность стола, проговорила Бояркина. — Что-то я их не вижу. Между прочим, я была в настолько безысходном положении, что вынуждена была запустить пепельницей в окно. Чтобы привлечь внимание. Я даже думала, что придётся самой в окно выбрасываться. Для той же цели. Да, чтобы привлечь внимание к тому, что здесь творилось.

— Похоже, улика ликвидирована, — высказал предположение Гольцов и с сожалением покачал головой.

— Но мы их видели! И опознали! — вскричал Женя. — Так что…

И он посмотрел на Бояркину не предвещающим ничего хорошего взглядом.

— Не надо самодеятельность тут разводить, — досадливо поморщился Василий Александрович. — Проведём обыск и найдём.

— Обыск?! — опешила Бояркина. — Что вы искать собрались? Да что тут происходит, чёрт возьми?!

Василий Александрович надул щёки и приосанился.

— Марина Григорьевна, вам предлагается добровольно выдать оружие, а также иные предметы, имеющие отношение к убийству господина Козюкова. У следствия, в частности, имеются основания полагать, что в данном помещении находятся чётки, представляющие собой соединённые… — Василий Александрович обернулся к Жене. — Каким образом там?..

— На шнурке. На чёрненьком шнурочке! — подсказал тот.

— Так вот… — продолжил Василий Александрович. — Да, речь, в частности, идёт о чётках в форме так называемых человеческих зубов на чёрного цвета верёвочке.

— Но какое отношение имеют они к убийству? Мне их подарили. Мне их наш сотрудник подарил, — растерянно проговорила Бояркина.

— Есть основания полагать, что они принадлежали господину Козюкову. Где они? Их видели у вас сегодня.

Бояркина обежала вокруг стола, заглянула под стол, потом начала выдвигать один за другим ящики и заглядывать в них.

— Ничего не понимаю, — потерянно приговаривала она. — При чём тут Козюков, когда мне их Лев Николаич дал? И куда они подевались? Я же говорила, ничего здесь не трогать. Катя, заходил кто-нибудь сюда? Ведь я же просила, чтобы никто… Чтобы никто и ничего не касался!

Катя принялась уверять, что никто ничего здесь не трогал. А заходить, конечно, заходили. Но только, кажется, свои. И то из любопытства, а не для того, чтобы что-нибудь взять. Бояркина, до которой постепенно доходило осознание всей серьёзности положения, смотрела на Катю теперь с ненавистью во взгляде.

Но в отношения директора и секретаря вмешался Василий Александрович. Попросив Бояркину остаться, он велел всем сотрудникам салона занять свои рабочие места, а Жене, Никите и Сёме пройти в приёмную. Необходимые распоряжения он отдал и своим спутникам. Оперативно-следственная машина завертелась.

Завертелась, повертелась с часик, а потом начала пробуксовывать. Пробуксовывать в том смысле, что никто не мог сказать, куда исчезли чётки. Обыск также ничего не дал.

Было, однако, установлено, что пропавшие чётки, по всей видимости, в полной мере идентичны чёткам Козюкова — описания их, сделанные как Бояркиной и её подчинёнными, так и козюковцами совпали.

***

Мышенков замороженно сидел в своём кабинете и ждал. Ему дано время на то, чтобы подумать, поразмыслить и что-нибудь сообразить. Но что тут придумаешь? Он сейчас как белогвардейский генерал эпохи гражданской войны, проигравший последнюю в своей жизни битву, которому ничего не остаётся иного, как только лишь написать прощальное письмо жене и детям, а затем пустить себе пулю в висок.

Однако тем генералам было проще. Во-первых, у них было огнестрельное оружие. Во-вторых… Да, им, суровым и гордым генералам, вероятно, не так сильно хотелось жить, как хочется жить и долго-долго не умирать ему, Льву Николаевичу Мышенкову.

И действительно, что за жизнь тогда была! Холод, голод, разруха! Ни телевизора, ни радио, ни компьютера, а удобства зачастую — во дворе!

Мышенков выскочил из-за стола. Нет, надо что-то делать, что-то предпринимать! Необходимо извернуться и вывернуться! Чётки нашли в его кабинете. Но где! На полу! Они валялись на полу. Почему? Их кто-то выронил. А кто? Да неизвестно. Ему, по крайней мере, это не известно. Может, Марина Григорьевна и выронила, когда тут зверствовала. Или кто-то другой, из миротворцев, например.

И Мышенков принял решение. Он будет утверждать, что они появились тут, в его кабинете, именно после той их ссоры с мордобоем. А раньше их не было, и быть не могло.

Откуда он это знает? Да хотя бы потому, например, что как раз перед нападением на него Бояркиной он уронил свою паркеровскую ручку и вынужден был весь пол облазить, чтобы её отыскать. И не было там никаких посторонних предметов! Уж чётки-то он бы заметил. Два глаза плюс две линзы всё-таки.

Вошёл Василий Александрович. Мужик мужиком. Ему бы не пиджак с галстуком, которые на нём словно на корове седло, а косоворотку с пояском или, на худой конец, робу сталевара. Однако — власть. Мышенков вежливо улыбнулся и чуть-чуть приподнялся в кресле.

— Прошу располагаться, где вам будет удобно.

Василий Александрович, усевшись в кресло напротив Мышенкова и бросив на стол чёрную папку, некоторое время смотрел на Льва Николаевича молча, затем развёл руками в стороны и произнёс:

— Ну-с, я вас слушаю.

— Простите, не понял, вы задали какой-то вопрос? — живо откликнулся Мышенков.

— Да, о всё тех же чётках.

— Но я не знаю, куда они подевались! Так что прошу прощения.

— Откуда они взялись? Это-то, надеюсь, вам известно?

Мышенков сделал недоумённое лицо и пожал плечами.

— Должен, к сожалению, вас разочаровать, Василий Александрович, мне и это не известно.

— Как? — удивился Василий Александрович. — Вы, как мне тут рассказали, подарили их Марине Григорьевне. Разве не так?

— Увы, — вздохнул Мышенков, — это заблуждение. Марине Григорьевне я их не дарил. И я не мог этого сделать по той простой причине, что они мне не принадлежат и никогда не принадлежали.

— Но ведь имеются же свидетели, в присутствии которых это, так сказать, и имело место быть!

Лев Николаевич снисходительно улыбнулся.

— Василий Александрович, должен повторить, что это глубочайшее заблуждение. Я впервые увидел те несчастные чётки в ту минуту, когда на них обратил внимание кто-то из наших сотрудников. Или сотрудниц. Если не ошибаюсь, это была Людмила Александровна. Это, как вам, наверное, уже известно, произошло в момент случившегося в нашем коллективе конфликта. Марина Григорьевна, понимаете ли, позволила себе разгневаться из-за какого-то пустяка и… В общем, она предприняла попытку воздействовать на меня физически. Я, естественно, стал уворачиваться, благо в контракте случаи рукоприкладства, к счастью, не предусмотрены. И, что тоже вполне предсказуемо, коллеги вступились за меня, они попытались остановить неправомерные действия…

Василий Александрович не вынес многословия собеседника и перебил:

— Короче говоря, Бояркина стала вас избивать, а коллеги этому воспрепятствовали. Что из этого следует?

— Да как же! Ведь после всего случившегося и была обнаружена та оригинальная вещица! Их нашли на полу!

— И?.. Что из этого следует, я не понял? — повторил Василий Александрович.

— Но это так понятно и объяснимо! Мне даже неловко пояснять! — Мышенков смущённо улыбнулся. — Кто-то обронил их.

— Кто же?

— Вот этого я, к сожалению, не видел. И не мудрено, Василий Александрович, ведь я был в те страшные мгновения в таком состоянии, которое, если говорить искренне…

— Почему же все утверждают, что это именно ваши чётки, что это именно вы их подарили Марине Григорьевне? — с недоверием в голосе проговорил Василий Александрович.

— Да что вы! — всплеснул руками Лев Николаевич. — Какие подарки? Я был в таком состоянии! Бог с вами, Василий Александрович! Да и будучи подвергнут незаконным репрессиям, я и помыслить не мог о подношении подарков. В результате тех неприятных событий случился беспорядок, в связи с чем, возможно, у кого-то и создалось впечатление, что эта вещь — атрибут моего кабинета. Однако это, уверяю вас, не так! Эта вещица появилась там именно в момент той заварушки!

— И не раньше?

— Ну-у-у, — нахмурившись, протянул Мышенков, — нет же, Василий Александрович. Это полностью и совершенно исключено. Между прочим, как раз перед тем, как Марина Григорьевна позволила себе столь экспрессивно ворваться ко мне, я уронил авторучку. И очень долго, обратите внимание, её искал. Я облазил весь кабинет, обследовал исключительно каждый сантиметр пола, пока отыскал своего «паркера». И где бы, вы думали, я нашёл её?

— Где? — холодно произнёс собеседник.

— Да у самых дверей! Вон там, слева, за ножкой шкафа. Я и помыслить не мог, что она способна вот отсюда и — туда!

— А где были найдены чётки?

— Ой, этого я не знаю. Лучше спросить у того, кто их нашёл, Василий Александрович. Где-то в этом вот районе, то есть где и происходили те неприятные события.

Воцарилось молчание. Василий Александрович и Мышенков сидели и глядели друг на друга. Лев Николаевич смотрел на Василия Александровича честным и открытым взглядом, Василий Александрович — хмуро, исподлобья.

— Что ж, хорошо, — сказал после паузы Василий Александрович. — Сейчас запишем ваши объяснения и будем разбираться дальше. — И он пододвинул к себе чёрную папочку.

Спустя четверть часа, когда с формальностями было покончено, Василий Александрович, покидая уютное кресло, с сожалением в голосе проговорил:

— Боюсь, однако, не всем ваши утверждения, Лев Николаич, покажутся убедительными.

— Не всем? Разве не вы ведёте это дело, Василий Александрович? — слегка встревожился Мышенков.

— Ну, во-первых, не я один. Хотя и я, если говорить откровенно, не склонен вам доверять безоговорочно. И потом, они же ведут, как вы, очевидно, заметили, и самостоятельное расследование.

— Кто?

Василий Александрович движением головы указал на дверь.

— Да вот они, сегодняшние гастролёры с пистолетом. Хотя пистолет мы изъяли, конечно, но, как вы понимаете… — И Василий Александрович окинул Мышенкова сочувственным взглядом.

— Вы полагаете, что… — Лев Николаевич растерянно замолчал.

— Возможно, они захотят вам задать несколько вопросов, — пояснил Василий Александрович.

— Но почему?! Как же тайна следствия? — Мышенков также поднялся на ноги и выбежал из-за стола.

— Вчерашняя тайна сегодня уже не тайна, сегодняшняя тайна завтра уже не тайна, — направляясь к двери, беспомощно развёл руками Василий Александрович. — Так что…

Когда дверь за посетителем закрылась, Мышенкову стало по-настоящему страшно. А ну как сейчас войдут эти трое, которые ничуть, судя по всему, не лучше тех, что убили их начальника, да и начнут задавать вопросы, предварительно надев ему на голову целлофановый пакет? Так что же делать-то? Рассказать всю правду?

А если им покажется мало? Скажут, что это не вся правда, по их мнению, и… И что тогда? Снова пакет на голову, пока не задохнётся, что с его-то слабыми лёгкими может случиться непредсказуемо рано?

Словно волк, впервые угодивший в клетку, он метался по кабинету и не находил себе места, а в голове его бились мысли, причиняя едва ли не физическую боль. Необходимо искать и найти выход!

Неожиданно взгляд его наткнулся на дверь. Да, надо срочно сматываться отсюда, чтобы хотя бы временно снять остроту проблемы! И не ночевать сегодня дома. А к завтрашнему утру попытаться что-нибудь придумать.

КОЛИЧЕСТВО БЕГЛЕЦОВ УВЕЛИЧИВАЕТСЯ ВДВОЕ

Подлесный припарковал «четвёрку» таким образом, чтобы, не покидая автомобиля, можно было наблюдать за входом в офис салона «Нимфа», а правильнее сказать, за аркой, ведущей во внутренний дворик, где и находился вход в салон.

Он намерен был во что бы то ни стало дождаться, когда Бояркина отправится домой, и поговорить с нею, жёстко и однозначно. Она впутала его в грязную и опасную авантюру, она и обязана выпутать его из неё. А положение гонимого зайца его не устраивает в принципе.

На улице появился Мышенков. Старомодно одетый, в плаще и шляпе, он явно был очень сильно взволнован, двигался суетливо, озирался по сторонам и то да потому делал попытки перейти на бег. Что у них такое приключилось, если этот самовлюблённый поросёнок позабыл о своих величаво-плавных манерах? Такое впечатление, что он драпает, спасается от кого-то бегством.

Подлесный выскочил из машины и бросился догонять Мышенкова. Когда он находился уже метрах в десяти от Мышенкова, тот в очередной раз обернулся. Дмитрий быстро присел, укрывшись за спинами впереди идущей парочки, в результате чего остался незамеченным.

Затем Подлесный вновь метнулся вперёд и настиг Мышенкова. Ткнув указательным пальцем беглеца в бок, он грозным голосом рыкнул:

— Стоять! И не дёргаться!

Мышенков, напуганный суровым окриком, рванулся вперёд, однако споткнулся, и раз, и другой, потом зашатался и упал на колени. Но и на коленях не устоял — опустился на четвереньки. Подлесный, не ожидавший, что жертва его шутки окажется столь неустойчива, кинулся с поспешностью поднимать упавшего.

— Э-эй, ты отчего такой пугливый? Шуток не понимаешь? Давай вставай!

Мышенков покосился на Подлесного и что-то промычал нечленораздельное. Язык у него отнялся, что ли? Впрочем, что касается языка — это вопрос. А вот ноги действительно не слушались Мышенкова, и Дмитрию стоило немалых усилий, чтобы стопроцентно зафиксировать тело пострадавшего в вертикальном положении.

— И что же стряслось, Лев Николаич? — взяв Мышенкова под руку, спросил Подлесный. — Вы в таком состоянии, Лев Николаич, в каком я вас сроду не видывал. За вами кто-то гонится? А с лицом у вас что?

— В каком я состоянии! — вдруг вскричал Мышенков и бросил на Дмитрия надменный взгляд. — Я возмущён! Вашим поведением, извольте слышать! Да что вы себе такое позволяете?! — продолжал возмущаться он, однако смотрел теперь уже не на Подлесного, а мимо: назад, вправо, влево — стрелял глазами по сторонам, что называется.

— Я тут Марину Григорьевну повидать хотел, — сообщил Дмитрий. — Но вы с таким видом выскочили из калитки, что я даже не знаю… Что там у вас происходит?

— Повидать Марину Григорьевну? — повторил за Дмитрием Мышенков, и лицо его приняло скорбное выражение. — Не знаю. Не знаю, сможем ли мы вообще увидеть Марину Григорьевну. Там сейчас такие разборки, что упаси и помилуй. И милиция с прокуратурой, и бандиты эти.

— В связи с чем обострение?

— Марина Григорьевна обронила вещь одну, такую одну вещицу… Одним словом, это такие чётки, которые были у бизнесмена этого убитого и затем пропали.

— Откуда они у неё? Она-то что говорит?

— Ой, не знаю. Это так неприятно, так неприятно. И я ушёл. Понимаете? — Мышенков снова посмотрел в направлении здания, где находился офис салона. — И теперь подозрение не только на ней. Я не знаю, что делать. Я даже домой боюсь идти ночевать. Если не одни, так другие… Теперь все мы под подозрением. Я знаю, что и вы… Да, очень нехорошо она с вами поступила. Сказала, что вы её машиной пользовались. Ай-я-яй! Должен вам сообщить, я всецело на вашей стороне.

Дмитрий Подлесный вынул сигарету и закурил. Затянувшись пару раз, изучающим взглядом уставился на собеседника.

— Считаете, она имеет какое-то отношение к этому делу? — спросил, наконец.

Лев Николаевич сначала вскинул на Подлесного удивлённый взгляд, затем печально потупился и громко вздохнул.

— Во всяком случае, мне известно, что вы — кстати, Марина Григорьевна и сама это говорила — вовсе тут ни с какого боку даже. А вот что касается Марины Григорьевны… — Мышенков, замолчав, серией красноречивых жестов дал понять, что он в совершеннейшем, ну, в соверше-е-еннейшем, недоумении.

— Но вы же, говорят, освоили все или почти все психические и предсказательные практики, — не без некоторой иронии произнёс Дмитрий. — Вот и дайте ответы на животрепещущие вопросы.

— Психоэнергетические, — поправил Лев Николаевич. И вдруг засуетился. — Да-да, вы правы, надо что-то делать. Я уже позвонил домой, я сказал жене, что дома меня не будет. Я — в командировке. Да, в командировке. Вы, я слышал, тоже?.. Ну, что скрываетесь. Так ведь? У вас уже опыт имеется. Что вы посоветовали бы?

— В каком смысле?

— Если гостиница — это, наверно, не супервариант? — обеспокоенно проговорил Мышенков.

— Не лучше ли в машине поговорить? — высказал предложение Подлесный. — Вы всё озираетесь, нервничаете. Да и мне торчать тут не хотелось бы.

— Да-да, идёмте, — охотно согласился Мышенков. — Где ваша машина? Мы все в опасности! А в связи с последними событиями — и вообще!

Они сели в машину, и Подлесный начал выспрашивать подробности об этих «последних событиях». Когда вопросы к Мышенкову у Дмитрия иссякли, он глубоко задумался.

Да и было о чём. Сначала у Бояркиной в машине находят труп, потом у неё же обнаруживаются злополучные чётки из человеческих зубов. Хотя, конечно, не совсем уж и у неё. Ясно лишь, что кто-то из находившихся в кабинете Мышенкова в момент внутрисалонного конфликта сотрудников фирмы имеет к убийствам гораздо большее отношение, нежели предполагалось ранее. И кто же?

Да кто угодно. У Бояркиной приличных сотрудников никогда не было. Один другого стоит. Все до единого, мягко говоря, люди тёмные и неприятные, начиная с самой Бояркиной и заканчивая вот этим вот Львом Николаевичем, который сейчас сидит рядышком и взволнованно сопит.

Не вызывает сомнений также и то, что Козюкова убили в клоповнике Бояркиной. Как и охранника, понятно. С другой же стороны, если рассуждать здраво, налицо отсутствие логики в действиях лиц, имеющих отношение к фирме Бояркиной, но при этом прибегнувших к совершению убийства по месту своей работы. Это почти то же самое, что и, например, убийство хозяином собственного гостя. То есть пригласил, убил и убежал.

Хотя, опять же, приглашала Бояркина, а «хозяева» имеются и другие. Бояркина пригласила, а Некто воспользовался опозданием её и грохнул Козюкова. А труп сунул в багажник машины Бояркиной. Охранника же пришил потому, что тот знает его и может выдать.

И чётки преступники могли подкинуть Бояркиной с целью усугубления её положения. Правда, сделано это как-то нелепо, не таким образом, чтобы факт обнаружения улики у Бояркиной с бесспорной очевидностью свидетельствовал бы об её причастности к преступлению.

Подлесный тронул за плечо Мышенкова, который вот уже в течение нескольких минут неотрывно и с тревогой следил за входом в офис, и заявил безапелляционным тоном:

— Думаю, окорочкового магната убил кто-то из ваших коллег. Сначала его, затем охранника, ставшего невольным свидетелем. А стрелки перевёл на Бояркину. Ну, я имею в виду трупик и чётки. Ваши соображения? Вам не кажется, что версия очень даже и ничего?

Делая это заявление, Дмитрий внимательно наблюдал за реакцией собеседника, который вполне мог быть убийцей.

— Но… Но как вы можете такое предполагать?! — сделал попытку оскорблённо вознегодовать Мышенков.

— Знаю я о ваших взаимоотношениях в коллективе, — не стал слушать Дмитрий.

— Да, — обиженным тоном согласился Мышенков, — отношения у нас не совсем простые, однако чтобы так вот!.. К тому же этот несчастный Козюков… Ведь чтобы поступить таким образом, я имею в виду это жуткое убийство, нужен же мотив. Откуда же ему взяться, если никто из нас — я, по крайней мере, уж точно — и в глаза его не видывали?

— Бояркина, как она говорит, тоже его не видывала, только лишь по телефону общалась.

— Вот-вот, и она-то, возможно, только по телефону… А уж мы и вообще… По меньшей мере, я. А задушить человека? — продолжал взволнованно Лев Николаевич. — Да разве ж на подобное способен кто-то из наших? Барыбенко? Людмила Александровна? В Барыбенко сил, как у котёночка. А у Людмилы Александровны пальчики коротенькие, как обрубышки. И Катя на эту роль не подходит тоже никак, смею утверждать. А больше у нас никого и нет. Кроме, разумеется, Марины Григорьевны.

Подлесный с подозрением посмотрел на Мышенкова и спросил:

— По-вашему, только она способна человека задушить?

— Да нет же, я этого не говорил! — взмахнул руками Лев Николаевич, затем с красноречивым вздохом прибавил: — Хотя физически, должен заметить, она самая крепкая из нас. Да вы и сами это знаете не хуже меня. Насколько мне известно, Марина Григорьевна позволяла себе и в отношении вас некоторые вольности. Рассказывали даже…

— Ладно, наслышан я о рассказах! — перебил Дмитрий.

— Да-да, простите! — поспешно извинился Мышенков и замолчал.

Немного поразмыслив, Подлесный решил всё же пригласить Мышенкова к себе, в однокомнатную квартиру на Алтуфьевском шоссе, куда его поселила Лариса, договорившись с одной из приятельниц. Лев Николаевич, чуть помявшись, согласился.

— Вот и ладненько, — кивнул Дмитрий. — Выпьем, поговорим, обсудим и примем решение.

Они и в самом деле выпили и поговорили в тот вечер, однако толком создавшееся положение не обсудили и решения никакого не приняли. Не то у них состояние было, чтобы решения принимать. Лев Николаевич, в частности, впал в состояние крайнего изумления, когда вдруг обнаружил, что они выпили не менее восьмисот граммов водки, и долго не мог из данного состояния выбраться.

Да, по сути, он так и не выбрался из него. Удивлялся, изумлялся, а потом и выпал в осадок, отхлебнув в очередной раз из стограммового стаканчика. Дмитрию, тоже порядком нагрузившемуся, стоило немалых трудов переправить гостя на диван. Он так утомился, что даже всерьёз задумался, стоит ли возвращаться к столу и продолжать застолье или же нет. И пока не отдышался, положительного решения принять не мог.

ВНУТРЕННЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ В УСЛОВИЯХ ОСАДЫ

— Марина Григорьна, я на сегодня могу быть свободным? — невинным голосом полюбопытствовал Барыбенко.

— Увы, нет, — сурово отозвалась Бояркина. — Все остаются на своих рабочих местах!

— Но какая же работа сегодня? — всплеснул руками Барыбенко. — Я в полной мере, да, после всех этих событий, я полностью и целиком в стадии распада оказался. А Катя? А Людмила Александровна?

Бояркина зловеще усмехнулась, затем скользнула мрачным взором по лицам притихших Кати и Людмилы Александровны.

— Никто никуда не уходит! Вы, дорогие мои коллеги, будете со мной до конца, — решительно заявила она. — К тому же нам необходимо провести внутреннее, служебное, так сказать, расследование.

— Василий Александрыч! — Барыбенко метнулся к сотруднику милиции, который стоял, взявшись за дверную ручку, и задумчиво улыбался. — Василий Александрыч, что же это такое?

Василий Александрович пожал плечами и ничего не ответил.

— Катя! Людмила Александровна! Вы чего молчите?

— Действительно, Марина Григорьевна, — неуверенно проговорила Катя, — мне за дочерью в садик нужно.

— У тебя муж есть, звони ему.

— Но он поздно с работы возвращается.

— Всё, проехали! — отрезала Бояркина. — Кто ещё хочет воздух сотрясать понапрасну?

Людмила Александровна открыла рот, но тотчас и закрыла, наткнувшись на строгий взгляд начальницы.

— Василий Александрыч! — Барыбенко воззвал к правоохранительной системе страны в лице всё того же Василия Александровича. — Нас же не оставят в покое! Вы уедете, и эти бандиты или их коллеги завалятся сюда. С пистолетами, утюгами и другими своими бандитскими штучками! И будут нас терроризировать! Вы должны нас защитить!

— Звоните, если что, мы приедем, — вновь пожал плечами Василий Александрович. — Если какие-либо противоправные действия… — И он неспешно удалился.

Барыбенко бросился в кресло и в отчаянии сжал голову руками.

— Боже мой! Боже мой!

— Марина Григорьевна, ведь всё же повторится! — едва не плача сказала Катя. — Бандюки — это ещё хуже, чем милиция!

Бояркина направилась к выходу.

— Пошла закрывать. С этой минуты на осадном положении, — на ходу бросила она.

Лишь закрылась за начальницей дверь, Барыбенко накинулся на женщин с упрёками в связи с их мягкотелостью. Он был уверен, что если бы Катя и Людмила Александровна подняли настоящий вой, то никакая Марина Григорьевна не сумела бы таким вот образом с ними поступить. А теперь они обречены на новые муки.

Кричащим шёпотом он вещал:

— Мы — в смертельной опасности! За наши жизни понимающий человек не дал бы и полушки! Лев Николаич — самый умный из нас. Он, пока сыр-бор, смотался и теперь попивает пивко да телевизор смотрит. Он понимает, что при таких торнадо с женскими именами гораздо разумней находиться ниже уровня земли.

— Телевизор и пиво здесь имеются. Не в этом дело, — вздохнула Людмила Александровна. — Кстати, кому пивка? Я принесу.

— Да пошли вы со своим пивом! — в сердцах воскликнул Барыбенко и заметался, словно волк в клетке. — Боже мой! Боже мой! За что?! Я же только в прошлом месяце в церкви был! Я же службу отстоял! Я даже на колени опускался!

Вернулась Бояркина и села в кресло возле фикуса. Пришла Людмила Александровна, принеся целую охапку баночного пива.

— Марина Григорьевна, Александр Артурыч пива захотел, — сообщила она, размещая банки с пивом на журнальном столике. — И ещё он телевизор хочет посмотреть.

— А кто хочет поведать о том, откуда взялись чётки и куда они затем подевались?

— Да если бы мы знали, Марина Григорьевна! — воскликнула Катя.

— Вы за себя отвечайте, Катя. Не надо за всех.

— Тем более — за Льва Николаича, который сбежал и благоденствует! В отличие от нас! — вставил Барыбенко.

Обсуждение животрепещущей темы продолжилось. Спустя четверть часа Бояркина подвела итог:

— Да, жаль, что Льва Николаича упустили. А порасспросить его есть о чём.

— Вот-вот, Марина Григорьна, теперь вы сами убедились, что здесь мы ни при чём! — обрадовался Барыбенко. — Так, может быть, мы…

— Да ни в чём я не убедилась! — оборвала его Бояркина и стукнула кулаком по подлокотнику кресла. — Все остаются на местах! Катя, разыщите Мышенкова и пригласите его сюда, — повернулась она к секретарше.

— Как же, пришёл он! — горько усмехнулся Барыбенко. — Он не совсем ещё… Наоборот даже. А я ведь тоже думал убраться, как только меня допросили.

— И что же не убрались? — спросила Людмила Александровна.

Барыбенко трагически сморщился.

— А любопытство удержало. Как будто по телевизору не мог посмотреть.