Бесплатный фрагмент - Любовь опричника

Глава 1

Январь 1570 года Великий Новгород накануне погрома опричниками Ивана Грозного. Боярина Самохина, отца юной красавицы Ксении, не минула участь многих знатных людей города быть убитым в тот страшный день. Ксению спасает молодой опричник, влюбившийся в девушку с первого взгляда. Но каковы его настоящие намерения? Так ли он честен перед Ксенией или это коварный план завладеть красавицей.

Опричник — Телохранитель, человек, состоящий в рядах опричного войска, то есть личной гвардии, созданной русским царём Иваном Грозным в рамках его политической реформы в 1565 году.

(Иногда опричников сравнивают с чекистами, НКВД, КГБ)

…

Лето 1569 года.

Жаркое лето Новгорода достигло своего апогея. Небо, словно выжженное солнцем, оставалось безупречно чистым уже на протяжении месяца. Земля, иссушенная нещадной засухой, покрылась трещинами, словно потрескавшаяся глиняная посуда. Воздух стоял неподвижный, густой и горячий, словно раскаленный металл.

В такой знойный день, когда даже птицы прятались в тени, на площадь въехала карета. Не просто карета, а настоящий символ роскоши и могущества. Ее появление вызвало настоящий переполох среди горожан. Две дюжины всадников, облаченных в доспехи блестящие на солнце, сопровождали карету, словно живая стена из стали и гордости. Каждый из этих всадников принадлежал к одному из знатнейших польских родов, их знамена, развевающиеся на ветру, говорили о величии и мощи Польского королевства.

Карета, украшенная позолотой и сложной резьбой, остановилась на главной площади, вызвав еще больший шум и перешептывания среди собравшейся толпы. Из кареты, с нескрываемым достоинством, вышел польский шляхтич. Его парчовый кафтан, расшитый серебряной нитью, сверкающий на солнце, говорил о богатстве и влиянии. Под кафтаном скрывался нарядный жупан, видимый из-под широких полов. Соболиный мех обильно украшал его головной убор, а перья черной цапли, элегантно прикрепленные к нему, добавляли изюминки в его величественный образ. Этот шляхтич, несомненно, был послом, и его внешность подчеркивала важность его миссии. На площади его ожидало несколько бояр, одетых не менее роскошно. Их атласные и парчовые кафтаны, богато украшенные золотой и серебряной тесьмой, свидетельствовали о их высоком положении. Поверх кафтанов они носили легкие, длинные ферязи с длинными рукавами, имеющими специальные прорези. В левых руках они держали мягкие, теплые колпаки из соболиного и куньего меха, подчеркивающие их богатство и статус. Бояре, в знак глубокого уважения, поклонились в пояс, приветствуя посла. Шляхтич ответил им взаимным поклоном, его движения были грациозными и уверенными. В окружении новгородских посадников и бояр, польский посол, в сопровождении знатнейших польских шляхтичей, поднялся по белоснежному каменному крыльцу в терем. Польские всадники, после того, как исполнили свою роль в торжественном прибытии посла, спешились и разбрелись по двору, их доспехи отражали яркий свет летнего солнца. Ответ на приветствие был дан на русском языке, подчеркивая важность дипломатических отношений между двумя державами.

Воздух напрягся в ожидании важных переговоров, которые должны были состояться в стенах теперь уже заметно притихшего Новгорода.

— Слышь, Марфа, — шепнула дворовая девка другой, — смотри какой красавец, показывая на молодого шляхтича девушка.

— Да они ж все охальники, — тоже шёпотом ответила собеседница, — смотри как своими глазищами зыркает.

— Марфа, Глашка, — позвала девушек старуха, — где вас черти носят?

Девушки встрепенулись и побежали к старухе.

В новгородском тереме обсуждался очень важный вопрос. Посол вышагивал по шелковому ковру, высоко подняв голову. Новгородские вельможи дружно что- то говорили.

— Если вы примите предложение Сигизмунда, то в богатстве и почете свой век проживать будете. А если нет, то …., — не успел закончить посол, как его перебил боярин, стоявший у дверей.

— Мы русские, православные, не можем под власть схизматиков идти. Крест православный царю целовали, клятву верности давали, — делая шаг вперёд от двери, молвил боярин Самохин.

— Да, да, клятву давали, крест целовали, — вторили другие.

— Вы запамятовали, как ваших отцов Иван Третий убивал за то, что не покорились? — Настаивал посол.- Забыли, как сиротами стали, как дома жгли? Если сейчас не решитесь, то смерть вас ждёт.

В зале наступила тишина, но долго она не продлилась. Вначале одно слово, а затем сотни полились из уст собравшихся. Одни вспоминали разорения и убийства, другие говорили о верности Москве и царю.

— Тихо, — стукнув посохом, басом прикрикнул на всех архиепископ, — забыли, кто вы есть? Хотите под ляхами спину гнуть? Мы русские и царь у нас один — помазанник божий Иоанн Васильевич. И только пред ним нам отвечать.

Посол польского короля Сигизмунда, несолоно нахлебавшись, сел в карету и отправился в обратный путь.

— Захар Васильевич, — сказал архиепископ, подойдя к боярину, первому осмелившемуся вслух, выказать свое отношение к королю Сигизмунду, объединившему Великое княжество Литовское и Польшу в единую Речь Посполитую, — спасибо тебе.

Боярин Самохин улыбнулся и промолвил:

— Нужно царю письмо написать о нашей верности, да поскорее. А то худое слово быстрее хорошего летит.

……………

Усадьба боярина Самохина.

Захар Васильевич Самохин не принадлежал к числу самых богатых новгородских бояр, но и нужды не испытывал. Его достаток был вполне достаточным для комфортной жизни. Крепкий, добротный дом из бревен на каменном фундаменте, окруженный высоким забором, являлся символом его благополучия.

Просторный двор вмещал в себя не только жилой дом, но и ухоженную конюшню, где содержались породистые скакуны, а также загоны с мелкорогатым и крупнорогатым скотом. Это составляло основу его его материального благосостояния. Богатство Самохина не было единственной причиной уважения, которым он пользовался среди новгородцев. Его ценили как справедливого и мудрого боярина, человека, равно уважающего как знатных бояр, так и простых людей- чернь. Говорили о нем как о доброжелательном, но в меру строгом хозяине, человеке, чуждом интригам и заговорам.

Захар Васильевич вел размеренную, спокойную жизнь, далекую от придворных дрязг и политических игр, сосредоточившись управлении своим имением и заботе о семье.

Десять лет назад его супруга, Агафья Алексеевна, скончалась от тяжёлой лихорадки, оставив после себя лишь единственную дочь- Ксению. Смерть жены стала для Захара Васильевича тяжелым ударом, но он не искал утешения в новом браке, посвятив себя воспитанию и образованию своей дочери. Он окружил Ксению заботой и любовью, стараясь дать ей все необходимое для счастливой жизни Ксении. Ксения росла не только красавицей, но и девушкой с непростым характером, унаследовав независимость и твердость духа от своей новгородской земли В Великом Новгороде, городе, славившемся своей непокорностью и самобытностью, Ксения Самохина считалась одной из самых красивых и желанных невест. Ее красота притягивала множество женихов — как из числа влиятельных новгородских семей, так и из других городов, желающих обрести руку и сердце этой прекрасной девушки. Однако, Ксения не спешила принимать предложения. Ее крутой нрав, непримиримость к слабости и несправедливости отпугивали многих. Некоторые сваты, узнав о её независимом характере, сами отказывались от своих намерений, другие же были с позором прогнаны Ксенией из дома, что в других городах Московского царства могло обернуться для девушки общественным порицанием. Но в Новгороде, где женщины славились силой духа и независимостью, Ксения чувствовала себя защищенной, имея право сама выбирать свою судьбу. Она была воплощением истинно новгородской боярышни, не боявшейся открыто выражать свою волю и отстаивать свои убеждения. И несмотря на множество предложений руки и сердца, ни один мужчина так и не смог покорить сердце этой гордой и независимой красавицы, Ксении Захаровны Самохиной. Ее выбор оставался загадкой, а её сердце — непокоренной крепостью.

— Ксеня, — сидя за длинным дубовым столом и хлебая щи, да закусывая пирогом с куриными потрохами, проговорил отец, вошедшей в горницу дочке, — может, хватит уже женихов со двора гнать? Тебе семнадцать лет, пора угомониться. Посмотри на своих подружек, все мужнины жены, да у некоторых не по одному дитя в доме бегает. Не у ж то ты хочешь всю жизнь со стариком — отцом прожить?

— Батюшка, — ласково молвила Ксения, присевшая напротив своего отца, — неужели я так тебе наскучила, что ты избавиться от меня желаешь?

— Да, ну, что ты такое сказываешь? Внуков хочу понянчить, а то боюсь, не успею.

— Успеешь, батюшка, — молвила, улыбаясь Ксеня, выходя из-за стола и обнимая отца.

…………

6 января 1570 год.

Снег в этом году долго не радовал. Лишь под самый Новый год, в конце декабря, небеса разверзлись, и на землю обрушилась такая масса снега, что сугробы выросли почти в человеческий рост.

— Ксения, — торопливо кричал боярин Самохин, запыхавшись от ожидания, — где ж ты? Уж упарился весь, пока тебя жду. Скоро ли?

— Иду батюшка, — послышался ответ из горницы. Дверь распахнулась на пороге появилась Ксения.

— Ах, какая ты у меня красавица! — восхищенно воскликнул отец, любуясь дочерью. — Пойдём скорее, а то опоздаем к службе.

— Говорят, слуги государя к нам прибыли, — вполголоса шепнула Ксения, — шастают по дворам, проверяют, рыскают кругом, как у себя дома хозяйничают.

— Тише, тише дочка, — ответил отец, оглядываясь по сторонам, — в нехорошее, злое время живем. Того и гляди в изменники запишут.

Боярин нахмурился. Слухи о царских опричниках, словно зимний ветер, проникли в каждый уголок их вотчины. Недобрый знак, предвещающий перемены. Он поспешил укрыть дочь под теплой шубой, и они вышли во двор, где их ждали сани, запряженные тройкой вороных.

Пока сани скользили по заснеженной дороге к церкви, Ксения не переставала смотреть по сторонам. Замечала угрюмые лица крестьян, перешептывания у колодцев, настороженные взгляды, которыми их провожали. Страх витал в воздухе, пропитывая все вокруг.

Отец с дочерью поднялись по каменному высокому крыльцу в храм. Служба уже началась, и в церкви народу было столько, что все толкались.

— Не отходи от меня, — велел Захар Васильевич дочке.

В церкви было людно. Молитвы звучали громче обычного, словно люди пытались заглушить тревогу в своих сердцах. Боярин Самохин стоял в первом ряду, смиренно склонив голову, но Ксения видела, как напряжены его плечи, как сжаты кулаки. Она знала, что отец переживает не только за себя, но и за будущее их рода, за судьбу их земель.

От спертого воздуха лампадок, да множества людей Ксения почувствовала слабость. Отец, погруженный в беседу с бояринома Астафьевым, внимательно слушал его шепот. Не желая прерывать важный разговор, Ксения тихонько, стараясь не потревожить никого, вышла на крыльцо. Глубокий вдох морозного воздуха мгновенно принес облегчение. — Что же вы на улице, в храм не заходите? — раздался голос поднимавшегося по ступеням молодого человека, облаченного в соболью шапку и черный парчовый кафтан, подбитый мехом.

— Душно там, — отозвалась Ксения и отвернулась, не желая встречаться с незнакомцем взглядом.

— А я уж подумал, не еретичка ли ненароком? — Не унимался мужчина.

— Душно мне стало, разве не поняли меня?

Мужчина потёр усы и небольшую бородку, усмехнулся и с лукавой улыбкой продолжил вести беседу.

— Чья ж ты будешь, красавица?

— Отцова, — не поворачиваясь, ответила Ксения.

— Ух, ты?! Не только красива, но и дерзка, как я погляжу. Как имя твоё?

— Ксения. — Понимая, что незнакомец не отступит, решила назвать своё имя девушка, — дочь боярина Захара Васильевича Самохина.

— Самохина? Слышал о нем, — так же с ухмылкой ответил мужчина, — стало быть, Ксенией Захаровной величать.

Ксеня повернулась и гордо посмотрела на любопытного незнакомца. И в этот самый миг взгляд светло лазоревых глаз девушки встретился с карими, словно цвет темных вод реки Волховец, глазами мужчины. Миг, но в душе девушки что- то случилось. Сердце застучало так сильно, что на мгновение Ксеня подумала, что его стук слышат все. Комок подступил к горлу. А по животу началось разливаться странное тепло.

— Дозволь и я представляюсь, — снимая шапку и кланяясь в знак почтения, сказал незнакомец, — Даниил Владимирович Воронов, слуга государя нашего Ивана Васильевича.

— Опричник? — Изумилась Ксения, никогда раньше не видевшая опричников, и тем больнее разговаривая с ними.

— Он самый, — с гордостью в голосе, проговорил Даниил, — а ты что ж испугалась?

— Нет, — стараясь не показывать свое отношения к опричникам, ответила Ксеня.

Даниил Владимирович происходил из древнего рода Вороновы — Кобриных. Род этот славился своей храбростью и преданностью государю, хотя и были в истории семьи и темные пятна, о которых предпочитали не вспоминать.

Высокий, темноволосый, он сразу занял место в сердце девушки. Много женихов сваталось, и красивых, и знатных, но именно Даниил ранил душу и сердце Ксении. Его взгляд, полный решимости и какой-то скрытой печали, не давал ей покоя.

— Батюшка твой на службе? — Вдруг поинтересовался Даниил. Его вопрос прозвучал неожиданно, вырвав Ксению из потока мыслей.

— Да, — ответила Ксения и в этот самый момент из храма начали выходить люди. Служба закончилась и все спешили по своим делам. Звон колоколов еще отдавался в ушах, а толпа уже несла их в разные стороны.

Ведущих беседу девушку и мужчину разделил людской поток. Они потеряли друг друга из виду. Ксения тщетно пыталась разглядеть его среди множества лиц, но Даниил словно растворился в толпе. Но, стоявший внизу под лестницей молодой, светловолосый опричник, внимательно слушал разговор и наблюдал за Ксенией и Даниилом. Его холодный взгляд не упустил ни одной детали. Он прекрасно понимал, что эта встреча — не просто случайность, а часть какой-то большой и опасной игры. Опричник усмехнулся, предвкушая предстоящие события.

— Пойдём домой, — потянув за рукав дочь, с тревогой велел боярин Захар Самохин.

Ксеня, лишь кивнула головой и послушно села в сани.

— Батюшка, а что случилось? — озаряясь по сторонам, поинтересовалась Ксения. — Зачем к нам столько опричников понаехало?

На улицах Новгорода в этот зимний день мало встречалось местных жителей, но зато много было слуг царевых. Всадники в чёрных одеждах, рыскали туда- сюда. Лавочники, пытались по — раньше закрыть свои торговые места и укрыться с семьей в домах.

— Не знаю, Ксения, но чувствую, что к худому приехали в наш град. Укройся получше, — отец накинул меховую шубу на дочь так, что она накрыла ее с головы до ног, — не нужно, чтоб кто- нибудь из них тебя заприметил.

Скрывшись за высоким забором своего терема, боярин в горнице сбросил на пол шубу и приказал никому не открывать ворота.

После обеда боярин Захар Васильевич Самохин не находил себе места. Посылал холопов к боярам, выведать что, да как. Холопы возвращались взволнованные и испуганные.

С наступлением сумерек в ворота дома Самохина раздался настойчивый стук, заставивший встревожиться всех обитателей женской половины терема

— Кого это нечистая принесла в такой поздний час? — Закудахтала тетка — приживалка Ефросинья.- Ночь на дворе. К добру, али к худу?

— Тетушка, — пыталась успокоить Ефросинью Ксеня, — по делу срочному, вот так и стучат, торопятся.

Боярин Самохин, накинув на плечи теплую шубу, вышел на крыльцо. Ворота распахнулись, и во двор въехали всадники, облаченные в черные одежды, верхом на вороных конях.

«Пришли! Не миновали мой терем!» пронеслось в голове хозяина дома.

— Прошу в дом, гости дорогие, — пригласил незваных гостей боярин, — рад, очень рад, что зашли. Весь день ждал вас, а вы все не шли, да не шли. Уж беспокоиться начал.

Опричники, неспешно войдя в терем, заняли места на лавках.

— Милка, Ванька, — крикнул боярин, — а ну- ка быстро собирай на стол. Гости дорогие пришли, уважить нужно.

— Давай знакомиться, — сказал один из опричников, явно главный.

— Новгородский посадник, боярин Захар Васильевич Самохин, — сразу без пререканий представился хозяин дома.

— Знаем кто ты, — самоуверенно сказал темноволосый опричник, — а ты- то нас знаешь?

— Слуги государя нашего, вот только имя запамятовал.

— Опричник Даниил Владимирович Воронов, боярин из Вологды, а друг мой, опричник Андрей Савельевич Кожемятин, боярин из Боровичей, так сказать сосед ваш.

— Ещё раз, гости дорогие, не побрезгуйте, — говорил Захар Васильевич, приглашая гостей к столу, который уже накрыли, — отведайте, что бог дал вместе со мной.

Опричники небрежно сбросили с себя чёрные плащи, шапки, кинув их на скамью, а вот колчан со стрелами аккуратно поставили.

— Богатый стол собрал боярин, — наливая себе в чашу вишнянки, сказал Даниил, — никак ждал кого?

— Так ведь вас — то и ждал, — оправдывался хозяин дома, — кого ж ещё.

— Польского посла также встречал? — Вдруг подал голос, до этого молчавший опричник Андрей и, сощурив свои маленькие белесые глазки, внимательно наблюдал за боярином.

— Да Бог с вами! Вот крест, — боярин Самохин перекрестился, — могу на Святом писании поклясться, что не был у меня посол. Да разве можно его так встречать? Кто он? Схизматик проклятый, а вы наши русские, православные.

— А где ж близкие? Не у ж то один в таких хоромах живешь? — Спросил Даниил.

— Зови сюда, — поддержал сотоварища Андрей.

— Так, — замямлил боярин, он никак не хотел показывать свою дочь этим душегубам, ведь все знали, что это за люди, но и противится не мог. Страшно было не за себя, за дочку. — Жена то померла, уж годков десять, пожалуй, будет. Вот и вдовствую один одинёшенек.

— Врешь. Небось, ляха с дочкой встречать ходил? — Соскочил со своей скамьи, Андрей. — Лях пригожее, чем мы?

— Андрей, — потянув за рукав своего друга, ответил Даниил, — боярин беспокоится за дочь. Нужно и его понять, — и обратился к боярину, — слыхали мы, что в твоём тереме живет краса ненаглядная. Далеко за пределы Новгорода разлетелась молва о нраве и красоте. Покажи красу неземную. Не бойся, ничего плохого ей не сделаем. Посмотрим, поклонимся, да уйдём. — Подтолкнув в плечо Андрея, с улыбкой добавил. — А может, кто из нас Ксении Захаровне понравится, да согласится женой стать, так мы только рады будем.

— Ксения? Знаете имя дочери, — растерянно произнёс боярин.

— Кто ж не знает? Да и виделся я с ней нынче утром, на крыльце храма. А сейчас хочу ещё раз взглянуть в прекрасные очи. — Улыбался Даниил.

— Милка, — крикнул боярин, — позови Ксению, пусть к гостям выйдет.

В дверях светлицы появилась молодая женщина. Ее изящная фигура, подчеркнутая длинной русой косой, перекинутой через плечо и украшенной небесно-голубой лентой, лишь усиливала притягательность ее бездонных лазурных глаз. Густые, темные ресницы, словно бархатные крылья, отбрасывали тень на ее румяные щеки.

— Дочь моя, Ксения Захаровна, — подойдя к девушке, ответил отец.

Ксения подняла взгляд, и ее глаза встретились с тем, о ком она думала, возвращаясь из храма.

Даниил почтительно поднялся из- за стола, поклонился в знак уважения и пригласил девушку к столу.

— Будьте украшением стола, Ксения Захаровна, — ласково, словно мурлыкал, говорил Даниил, — рад вновь видеть. Там, у церкви не договорили с тобой. Прости уж.

Ксения смотрела на Даниила, и между ними, казалось, протянулась невидимая связь. Даниил, очарованный новгородской красавицей с первой встречи, был покорен ее красотой. У опричника было много женщин, но чувства, которые он испытывал к Ксении, были чем-то возвышенным.

Андрей сидел в стороне и наблюдал за девушкой. Худосочный, с тонкими белокурыми волосками на голове, жидкой бородкой и маленькими хитрыми глазками, Андрей не мог представить подле себя Ксению. Ведь он такой невзрачный, а она, словно, лебедь белая. Она и не сразу заметила его, лишь только взглянула на него тогда, когда Андрей сам решил представиться.

— Боярин Андрей Савельевич Кожемятин из Боровичей, — словно выкрикнул своё имя опричник. И вперил взгляд своих блеклых глаз на Ксению.

— Как и батюшка рада принимать вас в нашем доме, — ответила Ксения и холод пробежался по телу девушки от едкого взгляда Андрея.

Вечер прошёл быстро. Гости и хозяин дома пили вишнянку и медовуху, закусывали жареными свиными ушками и окороком, нарезанным на кусочки, пирогами из зайчатины и куриных потрохов, кушали различные разносолы. На горячее из кухни принесли жареного гуся и запеченную рыбу. Гости, наевшись вдоволь, поднялись из-за стола и собрались уходить.

— Так может, заночуете? — Из приличия поинтересовался боярин Захар Васильевич, надеясь на отказ, но был разочарован ответом опричников.

— А почему бы и нет? — Молвил Даниил. — Прикажи своим слугам проводить Андрея Савельевича в его комнату, а мне б хотелось с тобой ещё побеседовать, боярин Самохин.

Хозяин дома сразу распорядился о ночлеге.

— Добрых снов тебе, Ксения Захаровна, — пожелал Даниил девушке, которая скрылась в женской половине терема.

В горнице остались боярин Самохин, да опричник. Оставшись наедине с боярином, Даниил сменил тон. Улыбка сползла с его лица, уступая место серьезности и тревоге.

— Послушай, что скажу тебе, Захар Васильевич, — прошептал Даниил, — не просто так твою избу я выбрал. Знаю, что хороший ты человек, поэтому предупредить пришёл. Уезжай поскорее из города. Сам уезжай, да дочь свою увози. Иначе беда будет страшная.

— Что ж ты такое молвишь, добр человек? Какая беда? — Не понимал ничего боярин. — Куда ж я из своего дома уеду?

— Есть родственники подальше от Новгорода? Али ж на богомолье в монастырь уезжай, — говорил Даниил, — торопись. Коли завтра рано утром не уедешь, беда будет.

— Понял тебя, Даниил Владимирович, спасибо, что предупредил.

Даниил взял свои вещи и покинул горницу.

Рано утром, пока все домочадцы спали, опричники вывели своих коней из боярской конюшни, вскочили на них и уехали.

— Красивая Ксения, — первым начал разговор Андрей, — всю ночь во сне видел.

— Не по тебе такая красавица, — заревновав к девушке, пробурчал Даниил, — кто ты и кто она, — добавил опричник.

— Ну да, — обидчиво бубня себе под нос, молвил Андрей, — кто я? Разве мой род может с ее сравниться?

— То то, — услышав краем уха Андрея, отвечал Даниил, — род бояр Самохиных, с двенадцатого века идёт. Не по тебе Ксения.

— Род не род, а все равно моей будет, — простившись с другом, зло пробурчал Андрей в спину удаляющегося от него Даниила

Проснувшись утром, боярин Самохин осведомился о гостях.

— Как уехали? — Удивился и в то же время испугался боярин.- Даже не простившись! Вот, что значит опричники. Нелюди Малютинские.

Отпив отвар с кулебяками, Захар Васильевич собрался дойти до своего друга боярина Шутского. Накинув тёплую шубу, отороченную соболиным мехом, боярин Самохин вышел из терема.

Яркое морозное солнце светило, но никак не согревало. Мороз сковывал дыхание. Казалось, в такое утро в городе должен был слышен лишь треск деревьев, окутанных в снежные покрывала, да запах дыма, разносившийся по округе из домовых труб. Однако печи в этот день не топили, а в воздухе витал запах смерти.

Снег, вчера ещё сверкавший и радующий своим белоснежным цветом, окрасился в багряный.

Повсюду были слышны крики, визг и плач. Боярин Самохин остановился посреди улицы и круглыми от непонимания глазами смотрел на бежавших новгородцев, ищущих спасения в любом потаённом закутке.

— Что такое? — Басом спросил боярин, схвативший за рукав бегущего со всех ног мужика.

— Беги боярин, беда пришла, — только и смог протараторить мужик, вырвавшись и стремглав, побежавший дальше.

Захар Васильевич повернул в сторону своего терема и быстрым шагом направился домой.

— Гойда, гойда! — Донеслось позади, отец Ксении повернул голову и пред ним предстала страшная картина: на чёрном коне у которого с груди свисала собачья голова, восседал черный опричник. Он был похож на одного из всадников апокалипсиса. В руке сабля, которой чёрный дьявол рубил всех, кто только ему попадался на пути.

Боярин замер, словно громом пораженный. Ноги намертво приросли к земле. Страх сковал его, парализовав волю. Он не мог отвести взгляда от жуткого всадника, приближающегося с каждой секундой. Сабля сверкнула на солнце, предвещая неминуемую гибель. Захар Васильевич закрыл глаза, ожидая удара, но вместо боли услышал лишь предсмертный крик. Открыв глаза, боярин увидел, что опричник уже мчится дальше, оставляя за собой кровавый след. Вокруг лежали тела убитых, стоны раненых разносились по округе. Новгород захлебнулся в крови. Началась расплата за вольнодумие.

— Господи святы, — в страхе перекрестился Самохин, — это сам дьявол на землю спустился.

Успев проскользнуть в ворота своего терема, боярин, тяжело дыша, держась за деревянные и резные перила, перепрыгивая через ступеньки крыльца, ворвался в терем, по пути отдавая приказания дворовым.

— Ксения, — торопливо кричал боярин Самохин, укладывая в деревянную шкатулку драгоценности, — что ж ты медлишь, дурочка, торопись.

— Батюшка, — с испуганными глазами бормотала молодая красивая девушка, бросаясь на колени перед отцом, — умоляю, не бросай меня. Пропаду ведь я.

— Не пропадёшь, — не обращая внимания на всхлипывания и продолжая своё дело, боярин, осторожно, стараясь не причинить боль, оттолкнул ногой дочь, — к тетке в монастырь поедешь, она спрячет тебя и не даст никому в обиду.

— Но ты! Поедем вместе, умоляю, — не унималась Ксеня.

— Дура, — не сдержав свои эмоции, выругался отец, — ты, что ж не понимаешь? Они придут сюда! Не найдут меня и искать начнут! Ну, а тебя, — лицо мужчины исказилось болью, — снасильничают и убьют. Шубу надевай. Сани во дворе стоят. Торопись, иначе беде быть.

Девушка, вытирая рукавом слезы, катившиеся по алым щекам, поднялась с колен и, накинув лисью шубу, твёрдым голосом сказала:

— Прости за все, батюшка. Не поминай лихом, — поклонилась в пояс.

— Бог с тобой, моя кровинка. Перед господом нашим и перед людьми нет умысла плохого, всегда жил честно, также и поступал. — Самохин ознаменовал себя крестом и, подняв голову, взвёл руки небу, словно прося пощады.- Господи, милости для себя не прошу, умоляю, сохрани и убереги мою доченьку.

— Батюшка, — Ксения кинулась на отцовскую грудь, как вдруг, дубовая дверь в горницу отоварилась, и на пороге появился опричник царя.

Захар Васильевич рукой отодвинул от себя Ксению и вышел вперёд, заслоняя собой дочь.

— Что хочешь, бери, только дочь не тронь.

— Не бойся меня Захар Васильевич! — молвил опричник Даниил.- Без злого умысла в дом твой пришёл. Помочь хочу.

— Помочь? — Усмехнулся боярин.- Не ты ли в войске Скуратова служишь? Все его страшные дела выполняешь? Вчера со мной за одним столом сидел, хлеб мой ел, вино пил, а сегодня убить желаешь! Видел я, что вы с честным народом делаете.

— Торопиться нужно, — не дав ответы на вопросы, говорил молодой человек, — с минуты на минуту сюда явятся недоброжелатели твои. Я предупредить пришёл. Уходить нужно. Другие придут, то не пожалеют ни тебя, ни боярыню.

Не успев договорить, Даниил медленно начал опускаться на дубовый пол. Взгляд стеклянных глаз никого уже не видел, лишь обрывки слов, доносились эхом до ушей опричника. За спиной смертельно раненого Даниила стоял с окровавленным кинжалом опричник Андрей.

Ксения стояла бледная от ужаса. Отец девушки замер в ожидании.

— Уходим, — перепрыгнув через лежащего в крови Даниила, сказал Андрей и, схватив за руку Ксению, потянул к двери.

— Отец, — придя в себя, пыталась вырваться из цепких и сильных рук, девушка,

— Захар Васильевич, — оглянулся на боярина Андрей, пойдёмте, я вас выведу и укрою у себя в вотчине.

В горницу вбежал дворовый мужик Охрим и, с испуганным взглядом, сообщил:

— Захар Васильевич, нехристи в закрытые ворота ломятся, боюсь, что не выдержат натиска, и супостаты в терем ворвутся. Что делать то?

— Ворота балками укрепляй, — дал приказ боярин Самохин.

Ксения стояла как вкопанная. В груди сердце отчаянно стучало и ей казалось, что этот стук слышат все.

— Дочь спаси, — басом ответил боярин, — поклянись, что волосок с ее головушки не упадёт.

— Батюшка, — понимая, что отец остаётся в доме, чтоб задержать убийц и дать время ей уйти, Ксения, вырвавшись, подбежала к отцу. — Я не уйду без тебя.

— Уводи ее, — грозно закричал боярин Самохин.

— Клянусь, что не дам в обиду Ксению Захаровну, — промолвил Андрей.

— Уходи с ним сейчас же, — приказал боярин, — услышав крик дворовых, доносившихся с улицы.

Андрей крепко схватил за руку Ксению.

— Сюда, — крикнул боярин, и отодвинул незаметную дверь в стене. — Это тайная лестница, она выведет на задний двор.

Ксения последний раз взглянула на отца, который, как ей показалось, за эти несколько минут страшно постарел.

Спустившись по лестнице, Андрей остановился и строго сказал перепуганной девушке.

— Стой, я сейчас приду, — с этими словами, Андрей, перепрыгивая через две ступеньки, ворвался в горницу.

— Что случилось? — Испугался отец Ксении.

— Забыл вот это, — Андрей указал пальцем на шкатулку.

— Бери и уходи.

Андрей схватил со стола шкатулку, засунул за пазуху и, повернувшись к Самохину, злобно оскалился.

Кинжал, которым он нанёс удар Даниилу, был все ещё в руках опричника. Сделав шаг, Андрей вонзил орудие в грудь боярина Захара Васильевича. Удар пришёлся прямо в сердце и боярин, не успев ничего вымолвить, замертво рухнул на пол. Быстрым движением, Андрей вложил кинжал в руку боярина и, бросив взгляд на лежащего навзничь Даниила, с ухмылкой произнёс:

— Чья взяла? Ты сдох, а Ксеня моей будет.

Андрей молниеносно скрылся, а в горнице осталось лежать тело боярина Самохина и тяжело раненный Даниил.

Кровь, темная и густая, быстро расползалась по парчовому ковру, окрашивая его замысловатые узоры в багровый цвет. Даниил хрипел, пытаясь вдохнуть, но воздух, казалось, не желал проникать в грудь. Он видел размытые силуэты склонившихся над ним слуг, слышал их испуганные шепоты, но ничего не мог разобрать. Сознание ускользало, унося с собой последние нити жизни.

Андрей, скрываясь в лабиринтах переходов, лихорадочно соображал. Он понимал, что совершил безумство, перейдя черту, за которой не было возврата. Мысль о Ксении, о ее нежной красоте и чистом сердце, придавала ему сил. Он должен был выбраться, должен был добиться ее. Иначе, все это было напрасно.

Он пробирался через потайные ходы, известные лишь немногим посвященным, надеясь затеряться в суете и неразберихе, охватившей терем. Каждый шорох, каждая тень казались ему подозрительными. Страх, холодный и липкий, сковывал его движения. Но он не сдавался. Он знал, что его ждет Ксения.

Глава 2

Ксения едва успевала за Андреем, когда он, не церемонясь, потащил ее по крутой, пыльной лестнице. Деревянная дверь поддалась с трудом, и в лицо ударил ослепительный свет. Зажмурившись, Андрей оглядел задний двор, где их ждали.

В санях, запряженных парой лошадей, сидел дворовый холоп в простой одежде. Завидев Ксению, он поклонился.

— Ксения Захаровна, — увидев молодую боярыню, мужик спрыгнул с саней, и полушёпотом проговорил, — поспешайте, ехать нужно, — после этих слов, мужик замолчал и стоял, как будто врос в землю. Его взгляд от боярыни перешёл на худого мужчину, держащего девушку за руку, одетого во все чёрное. Шапка, натянутая на глаза, скрывала пол-лица опричника.

— Чего застыл? — рявкнул Андрей. — Боярыня со мной поедет, так отец велел.

— Ксения Захаровна? Так ли это? — Спросил у девушки мужик.

— Да, — испуганная всем происходящим, как в бреду промолвила Ксеня.

— Будь здесь, я сейчас, только коня приведу, — сказал Андрей и скрылся за углом боярских построек.

— А батюшка, что с вами не поехал? Страшное творится. Супостаты всех бьют, по дворам скачут, — шептал мужик.

Холоп не успел договорить, как на чёрном, подстать всаднику жеребце, выскочил Андрей.

— Торопись Ксения Захаровна, беда рядом, — серьезным голосом промолвил опричник.

Ксения протянула руки, и Андрей, наклонившись, подхватил ее и посадил перед собой на коня.

— Прощевайте, Ксения Захаровна, — крестил спину девушки, мужик.

Выехав на улицу, Андрей с незаметной улыбкой на устах, сказал:

— Прижмись ко мне, красавица, — и накрыл своей чёрной накидкой девушку, скрывая от посторонних глаз.

Миновав город, всадник со своей добычей выехал на дорогу, ведущую в лес.

— А почему мы свернули с тракта? — Спросила с тревогой девушка. — Куда ты меня везёшь? Нам в другую сторону надо.

— Тише, тише, — сходя с ума от желания поцеловать Ксению, словно в бреду молвил Андрей, — они тебя искать будут, а я спрячу так, что ни одна собака не найдёт. Доверься мне, я ж отцу твоему слово боярское дал.

Морозный воздух, пронизывающий до костей, висел над заснеженным лесом. Снег, хрустя под копытами коня, покрывал землю толстым пушистым ковром.

Ксении ничего не оставалось, как вверить свою судьбу незнакомому мужчине. Вчера, когда он вошёл в ее дом в качестве гостя, девушка даже не обратила на него внимания. Он показался серой мышкой рядом с Даниилом. И вот теперь, она сидит рядом, а он бережно ее обнимает. Ксения смотрела на ветки елей, а сама думала об отце. Как он там? Миновала ли участь быть убитым? Они не должны с ним ничего сделать, ведь он хороший человек!

И в этот самый миг, когда мысленно девушка была рядом с отцом, Андрей остановил коня. Андрей, молодой опричник, спешился, помогая сойти с лошади Ксении, милое личико, которое сейчас было раскраснено от холода и волнения. Её глаза отражали тревогу и скрытую печаль. Они стояли на узкой, едва заметной тропинке, словно затерянные в бескрайнем заснеженном царстве.

— Устала? — Заботливо поинтересовался молодой человек. Его взгляд, на первый взгляд казался мягким, но скрытая в нём напряжённость была ощутима, как давящее холодное дыхание леса.

— Да, — робко промолвила Ксения. Ксения кивнула, её губы едва шевельнулись.

— Давай щечки погрею, — Андрей, приблизившись, потянулся к её лицу, намереваясь согреть её холодные, румяные щеки своими ладонями. В его глазах мелькнуло что-то, что Ксения не смогла распознать — нежность или хитрость? Её внутреннее чувство тревоги усилилось. — Краснющие какие. Того гляди и отморозишь.

— Я сама, — увернувшись от Андрея, ответила Ксения и поднесла к ярко алым щечкам свои ладони. Её пальцы были холодными, как лёд но она упорно старалась спрятать свои испуганные чувства за маской невозмутимости.

— Брезгуешь? — Голос Андрея изменился, стал резким, пронзительным, словно ледяной клинок, пронзивший беззащитную тишину леса. Его слова были пропитаны горькой желчью ревности и злобы. — Если б на моем месте был Даниил, то с радость дала прикоснуться к себе. Так ведь?

Ксения испугалась. Его взгляд стал тяжёлым, мрачным, полным зловещей угрозы. Это был взгляд человека, готового на всё. Она не понимала, что происходит.

— Ты о чем? — прошептала она, её голос сдавил холод и ужас.

— Поэтому я и убил его. — Андрей произнёс эти слова спокойно, словно говорил о какой-то мелочи, о незначительном случае. — Знал, что о тебе думает, свататься хотел. Сегодня, не щадя живота своего, к вам примчался, тебя спасать от нас… от меня.

Ксения замерла, словно статуя, облитая ледяной водой. Слова Андрея ударили её с силой бури, сбивая с ног. Она не могла поверить, что это происходит на самом деле. Убийство… Даниил… Её сердце обдало ледяным ужасом.

— Я ничего не понимаю… — прошептала она, её голос задрожал

— Так уж ли не понимаешь, Ксения Захаровна? Видел я вчера, как вы друг на друга смотрели. По сердцу пришёлся ж Даниил. Я прав? — Андрей приблизился к ней, его дыхание ощущалось на её лице.

— Андрей Савельевич, прошу вас, отвезите меня в монастырь к тетке, — слезно умоляла Ксеня, — вы ж отцу слово дали.

— Как дал, так и взял, — ответил Андрей, его лицо было бледным и невыразительным, но в его глазах бушевала буря неконтролируемых эмоций. Он вытащил из-за пояса саблю, холодный металл блеснул в мерцающем свете снега.

— Убить меня решили, — увидев саблю в руках Андрея, Ксения гордо выпрямилась. Слезы исчезли, сменившись невиданной до сих пор смелостью. В её глазах загорелся неукротимый огонь сопротивления, — так убивайте. Что медлите? Думаете, я боюсь, — словно бес вселился в девушку, с неожиданной для опричника смелостью, сказала Ксения, — я не боюсь вас. Вы мне сразу, как только я увидела вас, показались отвратительными и жалкими. Да, вы правы, мне по сердцу пришёлся Даниил. Вы не ровня ему. Слышите, не ровня?! И жизни лишили Даниила лишь за то, что я могла с ним быть.

— Ксения Захаровна, вы умница. Правильно о вас говорят, что вы не только красавица, но очень благоразумная и умная девица.

Андрей подошёл вплотную к пятившейся назад девушке. Андрей надвигался, его тень нависла над ней, словно предвестник беды. В одно мгновение он оказался рядом, его рука грубо схватила её толстую, тяжёлую косу. Вспышка боли, хруст, и вот уже пряди, бывшие её гордостью, её девичьей честью, лежат в его руке. Мир померк, а когда зрение вернулось, Ксения увидела обрубки волос, небрежно рассыпавшиеся по плечам. Она застыла, не в силах произнести ни слова. Коса — это не просто красота, это символ чистоты, невинности. Теперь, обрубленная, она кричала о позоре, о сломленной судьбе. В глазах стоял немой вопрос: как жить дальше, когда отнято самое дорогое?

— Вот теперь, — засовывая за пояс косу, как трофей, говорил Андрей, и в его взгляде плясало злорадство, — ты никому не нужна. Только, моя, слышишь, — в глазах опричника заблестели искорки превосходства, — иди сюда.

Андрей протянул руку, призывая Ксению повиноваться.

— Нет, — отрицательно покачала головой девушка.

— Дай руку, — сквозь зубы ответил Андрей, — повинуйся!

— Никогда, — твёрдо молвила Ксения.

— Я хотел по-хорошему, но видимо, не судьба, поэтому будет, так как я хочу.

Андрей сам взял за руку Ксению и рванул к себе. Ксения отчаянно пыталась вырваться, но сильные руки опричника держали ее крепко. Слезы обиды и страха душили ее, но она не собиралась сдаваться без боя. В голове мелькали обрывки воспоминаний о счастливой жизни, о мечтах, которым теперь не суждено сбыться.

— Мы едем ко мне в вотчину и там сыграем свадьбу.

— Не бывать этому, — пытаясь вырваться из объятия опричника, ответила молодая боярыня, — не буду твоей женой.

— Знаю, что десяткам женихов отказала, но от меня тебе некуда бежать. — Андрей лишь усмехнулся в ответ. Его взгляд был полон цинизма и жестокости. Он наслаждался властью, которую имел над этой хрупкой девушкой. — Дай руку, в свою вотчину отвезу, хозяйкой сделаю. А коли противиться станешь, то белого цвета не возлюбишь. Уж я то сумею с тебя спесь снять, не таких раскалывал.

Андрей остановился и взглядом показал на на убрус.

— Конечно, умеешь, — надевая на голову убрус, что висел на плечах, тем самым скрывая волосы, сказала Ксения, — ты ж опричник. А они кто? Нелюди, звери! Недаром у вас свисает с коней голова собаки.

— Не когда мне лясы точить, — психанул Андрей, — и силой посадил девушку на коня, а сам, запрыгнув в седло позади Ксении, ухватился за поводья.

Ксения сидела смирно и вглядывалась вдаль, словно ждала защиты хоть от кого- нибудь. Но лишь заснеженные деревья молчаливо провожали девушку в неизвестное будущее.

К закату дня всадник, сопровождаемый пленником, достиг высокого деревянного ограждения. Массивные ворота, запертые на грубый засов, скрывали от глаз терем боярина Кожемякина.

Отец Андрея, боярин Савелий Кузьмич Кожемякин, уже как семь лет покоился в сырой земле.

Мать Андрея, боярыня Матрёна Ивановна, женщина статная и суровая, после кончины супруга, имея на попечении двоих детей — сына Андрея и дочь Ирину, взяла управление вотчиной в свои руки. Дворовые люди, как женщины, так и мужчины, трепетали перед боярыней, стараясь не попадаться ей на глаза. Любимым занятием Матрёны Ивановны было наказывать челядь за малейшую провинность. Она не стеснялась лично высечь девку за разбитую чашку или мужика, принесшего недостаточную дань.

Сестра Андрея Ирина, младше брата на три годочка. Светловолосая, худенькая, с такими же маленькими глазками как у брата, мало чем отличалась от матери. Нравом девушка была строга и жестока. Зависть и злоба к молодым девушкам терзали Ирину из-за непривлекательной внешности. Вот уж двадцать лет исполнилось, а Ирина все в девках ходила. Некрасива, да и ещё приданного нет. Андрей, как только миновало девятнадцать лет, так сразу и изъявил желание в слуги государя податься. Опричник хорошо живёт, все для него открыто. Так с того времени и зажили достатке Кожемятины, однако, все равно никто не сватался к Ирине. Вот и ходила боярыня чернее тучи, злее собаки.

Андрей спешился и кулаком ударил по воротам, за которыми почти сразу послышался хриплый мужской голос:

— Кого черт принёс?

— Отворяй Ермошка, твой боярин с боярыней приехал, — гордо заявил Андрей.

— Господи, — раздалось по ту сторону забора, — не как Андрей Савельевич приехали! Вот Матрена Ивановна рада будет, — с этими словами ворота отворились и пред Ксенией и боярином предстал сгорбленным старик с седой бородой.

— Возьми коня, — подавая поводья, распорядился Андрей, а затем обратился к Ксении, — приехали, давай помогу спуститься.

— Сама, — отказалась от помощи Ксеня.

В эту минуту на высоком крыльце показалась фигура женщины, всплеснувшая руками и запричитавшая во весь голос:

— Касатик мой вернулся! Андрюшенька!

Рядом с матерью, Ксеня заметила девушку, которая как коршун разглядывала незнакомку.

— Принимай сына, матушка, — кланяясь в пояс, сказал Андрей, — не один приехал, с будущей женой.

Матрёна Ивановна искоса взглянула на Ксению.

— Проходи в дом, сокол мой ясный, сейчас прикажу баньку натопить, — не обращая внимания на Ксению, тараторила боярыня.

Андрей велел Ксении зайти в дом. В горнице было чисто, но совсем не так нарядно, как у боярина Самохина.

Скинув с себя шубку и шапку, отороченную голубой норкой, Ксения не сняла убрус.

— Знала бы, что приедешь, то всего б наготовила, а так…, — Матрёна Ивановна провела полной ладонью по волосам сына, — ну, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Холопки принесли печёный пирог с потрохами, жареную на вертеле курицу, да различные соленья.

— Вот матушка, — Андрей подошёл к Ксении и взял за руку, — моя невеста. К тебе в дом на сохранность привёл. Прими её так же, как и меня.

Матрёна Ивановна смерила взглядом девушку и строго спросила:

— Откуда? Чьих будешь?

— Боярыня Ксения Захаровна Самохина, дочь боярина Захара Васильевича, новгородского посадника, — Ксения вырвала свою руку, Андрей, не ожидавший такой смелости, стоял как каменный, — и я не невеста вашего сына. Я свободная новгородская боярыня. Ваш сын обманом привёз меня к вам, и я надеюсь, что вы образумите его.

Ксения надеялась на благоразумие и честность боярыни Кожемятины.

— Ты кого в мой дом приволок, — после слов Ксении, разбушевалась хозяйка, — на кой леший мне сдалась твоя невеста? Не уж то решил на такой строптивой жениться? Погляди вокруг! За тебя любая пойдёт!

— Мне не нужна любая, — разгневался Андрей, — только она и никто.

— А отец ейный согласен? — Вдруг подала голос Ирина, стоявшая в стороне и наблюдавшая за происходящим.

— Согласен, — коротко ответил опричник.

— Не ври, — не стесняясь ни матери, ни сестры Андрея, запротестовала Ксения, — не давал согласия мой отец!

— Так ты выкрал, — испугалась мать, — а как отец её все разузнает, да к нам придёт?!

— Не узнает, — спокойно ответил Андрей, — да и ей не куда деваться, как за меня идти, Андрей достал из-за пояса девичью косу и бросил на стол.

— Ой, — зажала себе рот ладонью Ирина.

Боярыня Кожемятина подошла к Ксении и одним движением сдернула с головы убрус. Не убранные короткие волосы распустились, словно нити шелка по голове.

— Опозорена, — с явным пренебрежением, промолвила боярыня Матрёна Ивановна, — паскудница.

Ксения стояла и молчала. Горький комок подкатился к горлу и сжал его. Ни единого звука не издала девушка. Она знала, что мать Андрея права. Она обесчещена и опозорена.

— Видеть эту паскудницу не желаю, — топнув ногой, сказала боярыня, — не то, что за одним столом сидеть.

— Успокойся, матушка, — ответил Андрей, поднимая с пола убрус и подавая Ксении, — это моих рук дело. Она невинна как дитя. Поэтому, прошу, не гневайся.

— Ступай вниз, к челяди. Там пусть живёт, пока свадьбу не сыграете, — не взглянув на девушку, отвечала боярыня.

— Я не дворовая девка, — ответила Ксения.- Мой отец новгородский посадник. А ваш разлюбезный сын обманом привез. Слово отцу моему дал, что не обидит, а сам… — Ксения гордо вздернула голову.

— Да как ты смеешь так разговаривать с нами, девка? — закричала Ирина, подступая к Ксении. — Ты хоть понимаешь, где находишься? Здесь тебе не Новгород вечевой!

— Дочь, не горячись, — остановила её Матрёна Ивановна, продолжая сверлить Ксению взглядом. — Значит, говоришь, обманом привёз? А зачем тогда поехала? Сидела бы у себя в Новгороде, если такая гордая.

Ксения сжала кулаки. Она действительно сама села в седло

— Хорошо. Пусть внизу поживет. Я завтра уеду, но постараюсь скоро вернуться. Как приеду, так и свадьбу сыграю. — Сказал Андрей.

— Лушка, — крикнула боярыня, — отведи её вниз, в комнату для челяди, пускай там живёт. И смотри мне, — кулаком пригрозила Ксении, — на глаза мне не сметь показываться.

Ксения, понимая, что никто не заступится, покорно пошла за холопкой, которая привела ее в темную маленькую комнатку на первом этаже терема.

— Вот здесь покуда жить станешь, — с любопытством разглядывая Ксению, промолвила Лушка, — а ты и вправду боярыня, — набравши воздуха для храбрости, поинтересовалась девка.

— Да, но думаю, что сейчас это совсем не важно, — чуть слышно ответила Ксеня.

— Ты садись на лежанку, — заботливо пролепетала Лушка, — а я тебе сейчас что- нибудь перекусить принесу. Поди, голодная?

— Спасибо, — ответила Ксения, — Лушка, тебя ж так зовут?

— Лукерья, — отвечала молодая веснушчатая девчонка шестнадцати лет, — но все кличат меня Лушка.

Девушка выбежала из комнаты, оставив Ксению в одиночестве.

Как же так?! Думала Ксения. Я ж не дворовая девка, не холопка, а самая настоящая боярыня! А меня как простую холопку на первый этаж прогнали. Матушка! Ты все видишь, почему так вышло? Не хочу стать Андреевой женой! Не люб он мне. Ой, как не люб! Подскажи, дай знак, что мне делать? Смириться со своим бесчестьем и покорно принять судьбу? Или же? Ксения задумалась. Нет! Не примет она ту судьбу, что ей уготовил Андрей. Будет бороться. Только как? Ну, а как, время подскажет.

— Вот, — вбежала в комнату Лушка, держа в одной руке пирог, закрытый полотенцем, а в другой кувшин с молоком, — на кухне нашла. Кушайте, боярыня.

Ксения только сейчас поняла, что голодная. С самого дома кусочка хлеба во рту не держала.

— Спасибо, — поблагодарила Ксеня девочку и откусила кусочек пирога.

……………..

— Ты с ума сошёл, — гневалась мать на сына, — притащил в дом девку и собираешься жениться на ней. Ты ж сейчас опричник, любая за тебя пойдёт.

— Моё слово твёрдое, — наливая в бокал вино, отвечал Андрей.

— Кто она такая? — Подсев на скамью рядом с братом, поинтересовалась сестра.

— Я ж сказал. Дочь новгородского посадника боярина Самохина. Вот, забыл, — засунув руку в за пазуху, Андрей достал шкатулку, что украл у отца Ксении.

Ирина, выпучив глаза, открыла шкатулку и раскрыла рот от удивления. Там находились драгоценные вещи семьи Самохиных: перстни с огромными камнями, жемчужные ожерелья, серьги и многое другое. Увидев изящное золотое кольцо с изумрудом, Ирина протянула руку, чтоб взять его, но тут же получила шлёпок по ладони от брата.

— Это приданое Ксении, — убирая украшения обратно и закрывая шкатулку, молвил Андрей, — одна только часть. В Новгороде у её отца огромный терем с конюшней на десяток породистых коней, своя кузня, да и многое другое.

— Так это все отцово, а не её, — сказала боярыня Матрёна Ивановна.

— Её. Нет больше отца. Теперь она единственная наследница. — Андрей улыбнулся.

— Как это нет? Помер че ли? — Спросила Ирина.

— Помер, — усмехнулся Андрей.

— А почему косы нет? — Вновь спросила Ирина.

— Я отрезал, чтоб не сбежала. Кому она теперь нужна? Люди камнями закидают. Так, что теперь никуда не денется, а все её богатство нам принадлежать будет, — довольный своей работой, сказал опричник.

— А коли прознают? — Вставила своё слово мать.

— Кто? — Ухмыльнулся Андрей.

— Как кто? Всяко родственники, да друзья отца есть?

— Сейчас в Новгороде, точно никого нет. Так, что не беспокойтесь. Мертвые все. Ну, а теперь спать, — потянувшись, молвил Андрей.

— А банька?

— Устал с дороги. Да и глаза закрываются, — с этими словами, Андрей встал и покинул горницу.

— Матушка, — шепотом молвила Ирина, дождавшись, когда за братом закроется дверь, — ты видела какие драгоценности? У нас таких и в помине не было. Значит богатая эта боярыня. Что делать- то будем?

— Делать говоришь? — Мать подошла к дочери, наклонилась над ухом и ответила.- Как только Андрюша уедет, так мы эту девку со свету сживем. И будь хоть кем она, пусть даже самой царицей. Ну, а все золото, приданное ейное, у нас останется. И никто не хватится ни ее, ни драгоценностей.

— Так брат серчать станет. Обвинит нас, что не уберегли.

Мать хитро улыбнулась и чуть слышно сказала:

— Мы ему скажем, что сбежала она вместе с драгоценностями. Забрала их и скрылась. А сами, золото приберем до поры, до времени, а ее на погосте схороним.

Две заговорщицы улыбнулись друг другу, и ушли в женскую половину терема.

…….

Ксения не могла уснуть всю ночь. Хоть глаза и смыкались, но ощущение тревоги и близкой беды не давало ей расслабиться. Под самое утро усталость полностью овладела девушкой, и она сама не заметила, как погрузилась в страшный сон.

Во сне она видела отца, стоявшего под иконостасом и молодого черноволосого опричника Даниила. Он улыбался ей и протягивал руки. Но вдруг, родной терем исчез, и Ксеня очутилась в лесу, а рядом стоял Андрей и смеялся, держа в руке длинную светло-русую девичью косу. Ксения, увидев свои волосы в руках опричника, схватилась за голову, но коса была на месте. Она не могла понять, как это может быть. Андрей, увидев, что коса на месте, вновь отрезает ее, но каким- то чудесным образом волосы отрастают вновь и вновь.

— Боярыня, — сквозь странный сон, девушка услышала звонкий голос Лушки, — тебя хозяин кличет. Сказал, чтоб торопились. Во дворе ждёт. Ну, а если не выйдете, то сам сюда придёт. Так что поднимайся красавица, не гоже мужчину в постели встречать.

— Ступай, передай ему, что скоро прийду.

Андрей прощался с матерью и сестрой, когда увидел Ксению. Обрадованный ее появлением, опричник сразу покинул родственников и подошёл к девушке.

— Мне в Новгород нужно, искать будут, — опричник взял холодную ладонь девушки в свою горячую руку, — ты здесь у моей матушки побудешь. Я вернусь и свадьбу сыграем.

— Отвези меня к отцу, — надеясь смягчить сердце ненавистного ей мужчины, промолвила Ксения, — прошу. Не оставляй здесь.

— Нет, — грозно ответил Андрей и отбросил ручку девушки, — здесь меня дожидаться станешь.

Отвернувшись от Ксении, Андрей зашагал к своему воротному коню.

— Глаз с неё не спускайте, — велел опричник матери, садясь в седло.

Ворота закрылись за Андреем, и Ксения осталась одна в чужом доме.

— Что стоишь, как вкопанная, — проходя мимо Ксении, буркнула боярыня Матрёна Ивановна, — в светлицу ступай. Разговаривать с тобой буду.

Ирина Савельевна смерила презрительным взглядом невесту своего брата и последовала за матерью.

Ксении ничего не оставалось, как повиноваться боярыне Кожемятиной.

В светлой боярской горнице девушку ждала боярыня Матрёна Ивановна, стоявшая напротив иконостаса и усердно шептавшая молитву. Не обращая внимания на то, что в горницу вошла Ксения, игнорируя всем своим видом, Матрёна Ивановна продолжала молиться.

— Вы хотели побеседовать со мной? — Решилась на вопрос Ксения. Она не привыкла к такому отношению, и в душе у девушки полыхал огонь негодования.

Матрёна Ивановна, явно услышав заданный Ксенией вопрос, даже голову не повернула в ее сторону. И только, когда сама сочла нужным закончить молитву, повернулась к непрошеной гостье.

— Как смогла сына моего охмурить? — Сведя светлые, поредевшие брови к носу, спросила боярыня.

— Охмурить?

— Именно охмурить? — Подойдя к девушке вплотную, повторила свой вопрос боярыня Матрёна Ивановна.

Ирина, сидевшая на лавке возле оконца, прищурив маленькие глазки, наблюдала за Ксенией.

— Разве моему сыну подходит такая невеста? — И бесцеремонно, мать боярина Андрея, сорвала с девушки убрус, под которым Ксения спрятала остриженные волосы.

Ксения стояла пред Матреной Ивановной с непокрытой головой. Стыд обуял девушку, и она опустила взгляд.

— Что молчишь, али сказать нечего? Бесстыжая! — Бранила Ксению мать Андрея. Посмотрев на дочь, она ещё сильнее начала унижать девушку.- Вот моя ягодка, невинный ангелочек. А ты беспутная, видать не с одним уж и мужиком была, раз косу отрезали. Как отец- то с матерью на твои бесстыдства смотрели. А может они тоже бесстыдники. Ведь как в народе говорят, яблоко от яблони…

— Не смейте наговаривать. — Не сумев стерпеть унижения, вспыхнула Ксения.- Что вы знаете о моей семье? Мой отец знатный боярин, ни чета вам! Новгородский посадник! К нему сам посол Княжества Литовского на ужин приходил. Матушка, царствия ей небесного, тоже не из простых бояр была. Ее род к Гедиминовичам идёт. А вы кто? Безродные! Разбогатели лишь после того, как сын ваш в опричники пошёл. А до этого кем вы были?

Матрёна Ивановна, не ожидавшая такого напора и ответа со стороны Ксении, разинула рот. На толстых щеках проступили красные пятна. Нижняя губа и без того оттопыренная, задрожала и поддалась вперёд.

— А косу мою у вашего сына ищите! Это он постарался. Надеялся, что только таким образом меня подле себя удержит. Ненавижу его!

— Что? Что? — Молчавшая до этого времени Ирина, соскочила со скамьи и подбежала к матери, помогая ей присесть.- Да как ты смеешь так разговаривать? Где уважение?

— Уважение? — Пылая огнём негодования, не умолкала Ксения.- К кому, к вам? Нет у меня к вам никакого уважения. И знайте, ваш сын хладнокровный убийца. Трус и убийца! Он своему другу в спину кинжал воткнул. Разве так поступают смелые?

— Уйди, зараза, — откинувшись на стуле, — заорала Матрёна Ивановна. — Сгною! Света белого не возлюбишь!

— Я уйду, — уже возле дверей молвила Ксения, — но мои слова останутся, и будут преследовать вас. Ваш разлюбезный сын трус и убийца!

Глава 3

Начало лета.

Рассвет прокрался в девичью горницу сквозь щели в потемневших от времени досках потолка. Лушка, веснушчатая дворовая холопка, едва приоткрыв скрипучую дверь, просунула в комнату своё лицо, озаренное утренним солнцем.

— Боярыня, Ксения Захаровна, — прошептала она, — просыпайтесь, хозяйка вас кличет.

Ксения, проснувшись, ещё некоторое время лежала, глядя на яркое пятнышко лица Лушки, резко контрастирующее с темным деревом потолка.

Уже целых полгода Ксения была в услужении у матери Андрея. Каждый день, борясь с тоской и отчаянием, Ксения тайком выбегала на дорогу, ведущую к Новгороду, и всматривалась вдаль, надеясь увидеть отца. В её памяти всё еще живы были тёплые воспоминания о счастливом детстве, проведённом в любви и ласке, о доме, где никогда не звучали бранные слова, где не существовало тяжкого труда. Сейчас же её жизнь — череда бесконечных хлопот, унижений и постоянного страха. Мир, в котором она оказалась, был суров и жесток, разительно отличаясь от того, что она знала раньше. Отсутствие вестей от отца все сильнее и сильнее толкали ее мысли в сторону тревоги. В глубине души Ксения понимала, что что-то ужасное произошло, но отгоняла эти мысли, не желая признавать страшную истину. Она пыталась приспособиться к новой жизни, и даже находила в работе некоторое утешение. В эти моменты, погруженная в свои дела, она отвлекалась от мучительных воспоминаний об отце. и избегала грозных взглядов Матрены Ивановны и Ирины Савельевны — двух сварливых и властных женщин, которые управляли всем домом.

Работа, хоть и тяжелая, позволяла ей на время забыться, найти относительное спокойствие в круговороте повседневных обязанностей. Но смириться с этим положением дел, гордая и волевая девушка, не могла. В её уме созревал план побега, и она терпеливо ждала подходящего момента для его осуществления.

— С утра злая ходит, — уже переступив порог девичьей горницы, сетовала Лушка, — на Марфу накричала. За что? Кто ее разберёт.

Ксения подошла к маленькому столику, заставленному необходимыми принадлежностями. Лушка, взяв кувшин с водой, заботливо начала поливать руки боярыни.

— Ксения Захаровна, — не умолкала молоденькая холопка, — слышите, как воробьи чирикают. Я сегодня собираюсь в лесок сбегать, пролесок нарвать, да глянуть, не созрела ли земляника. Вишь как солнце парит, наверняка налилась краснотой ягода.

— Да, — грустно улыбаясь, ответила молодая боярыня. Она помнила, как раньше, в своём родном доме, собирала землянику с отцом, как он рассказывал ей сказки, сидя под тенью старой липы. — Лето на дворе. Возьми меня с собой. Хоть чуть- чуть свободной себя почувствую.

Она замолчала, погрузившись в свои воспоминания, её взгляд стал далёким и задумчивым. Мысли о побеге, о воссоединении с отцом, о возвращении к прежней жизни, заполнили её сознание, обещая надежду, и в то же время вызывая болезненную тоску по прошлому. В этот момент, в этом мгновении, Ксения Захаровна Самохина жила между жестокой реальностью и хрупкой надеждой на лучшее будущее.

— После обеда Ксения Захаровна, пойдём, если Матрена Ивановна отпустит, — ответила девка.

Лучи солнца, пробивающиеся сквозь оконца, освещали горницу. Частички воздуха играли в лучах. В светлице, на своём огромном дубовом стуле, похожим на трон, восседала Матрёна Ивановна. Красные щеки на круглом лице говорили о хорошем здоровье хозяйки дома. Увидев Ксению, боярыня Матрёна Ивановна небрежно махнула рукой, подзывая к себе девушку.

— Вы меня звали? — Спросила Ксения.

— Весть пришла, — сквозь зубы прошипела боярыня, — сын возвращается. На днях дома будет. Велел к свадьбе готовиться.

— Я против свадьбы, — сверкнув очами, ответила Ксения, — без благословения своего батюшки не пойду под венец.

— Дура, — крикнула Матрёна Ивановна, — тебя разве кто- то спрашивает? Где твой отец? — Разведя в стороны руки, с ухмылкой продолжала говорить хозяйка, — я его не вижу. Нет его. И в этом доме я главная! Сказала, готовься к свадьбе, значит готовься! Не смей перечить мне!

— Вы хозяйка, но и я не челядь, — огрызнулась Ксения, — без благословения отца не будет венчания. Так и знайте.

— Ничего, — успокоившись, ответила Матрена Ивановна, — приедет мой голубчик и вмиг спесь с тебя сведёт. Он умеет укрощать непокорных. Пошла вон!

Оставив позади просторную горницу, Ксения оказалась в своей скромной светлице.

«Что же делать?» — терзалась девушка.- «Уже и пост миновал, а отца все ещё нет. Может, что случилось с ним?» — маленькие соленые капельки предательски потекли по щекам.- « Не пойду за нелюбимого. Стольким молодцам отказала, а за этого под венец идти? Не бывать этому! Убегу. К отцу пойду, только он сможет защитить меня».

План побега Ксения раздумывала с того самого момента, как появилась на дворе Кожемятиных. Все ждала подходящего случая и вот, наконец, он настал. Зимой и весной пуститься в бегство, Ксения не решилась. Но теперь на дворе лето и оттягивать больше было нельзя. Либо сейчас, либо — вечная неволя с нелюбимым.

Осторожно приоткрыв дверь и выглянув, Ксения, убедившись, что в коридоре никого нет, достала узелок, спрятанный под кроватью.

«Сегодня ночью я покину этот проклятый дом,» — решила она.

Время до полуночи тянулось как никогда долго. В лес с Лушкой Ксении идти не позволили. По приказу Матрены Ивановны, девушке принесли подвенечное платье, мужскую рубашку и бисер. Она должна была расшить бисером платье и рубашку жениха. Небрежно бросив свадебные одежды на кровать, Ксения тайком пробралась на кухню и незаметно для прислуги взяла краюху хлеба.

Время до полуночи тянулось как никогда долго.

Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо в багряные и золотые тона. Ксения прислушивалась к каждому шороху, боясь быть обнаруженной. В животе предательски урчало от голода, напоминая о скудном ужине. Девушка знала, что путь предстоит неблизкий и легким он не будет. Но страх перед нелюбимым мужем был сильнее всех опасений.

Развязав узелок, Ксения достала грубые мужские штаны изо льна и рубаху. Облачившись в мужской костюм, девушка уверенным движением взяла со стола ножницы и, не раздумывая, отрезала косу, которая к этому времени уже спускалась ниже плеч. Девичью косу вместе с алой лентой, заплетенной в неё, Ксения, без капли сожаления, бросила в печь.

— Вот так вот, — промолвила девушка, натягивая на голову мужскую шапку и надевая рваный кафтан. — Пусть боярыню ищут, а я холопом притворяюсь. Так до родного города и дойду.

Все свои девичьи вещи, она засунула в топку печи и, взяв лучины, подожгла все, что она спрятала в топке.

Ксения на цыпочках подошла к двери, прислушиваясь. В доме царила тишина. Она медленно повернула ручку и, стараясь не скрипнуть половицами, вышла в коридор. Сердце бешено колотилось в груди, готовое выпрыгнуть. Впереди ее ждала неизвестность, но она была готова рискнуть всем, лишь бы не жить в ненависти.

Сжимая в руке небольшой узелок с едой, Ксения, оглядываясь по сторонам, вышла из терема. Пробежав через двор, Ксения добралась до ворот. Она бесшумно проскользнула к воротам, откинула засов и, не теряя ни секунды, бросилась бежать в сторону темнеющего леса.

Всю ночь Ксения пробиралась сквозь заросли можжевельника, лавировала между сосен, но не теряла лесную дорогу из виду. Она не шла по тропе, боясь столкнуться с нежданными встречными, осторожно ступая по траве, девушка шла вперед, подгоняемая страхом и надеждой.

Как только начало светать и солнечные лучи, пробиваясь через мохнатые шапки сосен, осветили все вокруг. Лес сразу наполнился трелью птиц. Устав всю ночь идти, Ксения остановилась и присела возле дерева. Облокотившись об ствол, глаза Ксении закрылись. Сон и усталость взяли вверх и девушка уснула.

Сон сморил девушку, и сколько времени она спала, Ксения не знала. Неожиданно мужская рука коснулась плеча боярыни.

— Просыпайся хлопец, — хриплым голосом произнёс, будивший девушку, старик. — Нельзя одному в лесу быть. Видать сильная беда заставила в лесную чащу идти. Пойдём, не бойся.

Незнакомец, оперившись на кривую палку, пошёл прочь от Ксении. Девушка повиновалась и робко последовала за сгорбленным стариком.

Взору Ксении представилась телега со скарбом, на которой сидела крестьянская баба с грудным ребёнком; мужик, с длинной чёрной бородой с небольшими проседями, подтягивающий подпругу; да двое ребятишек в рваной одежде — вот, что из себя составлял обоз.

— Семья моя, — подводя Ксению к телеге, ответил старик, — на Белоозеро идём. Сын с женой, да с детьми. Невыносимо жить стало, вот и решили счастье испытать. Слыхал я, что на Белоозеро много народу идёт. Свобода там. А ты, куда путь держишь?

— Куда глаза глядят, туда и иду, — ответила боярыня.

— Коли хочешь, с нами можешь пойти, — не замолкал старик, — лихое время сейчас. Одному никак нельзя по лесу ходить.

— Я не боюсь зверей, — уверенным голосом произнесла Ксения.

— Так не о зверях и речь, хлопец, — встрял в разговор мужик.

— О людях? — Уже не так уверенно спросила девушка.

— О них самых. От зверя можно увернуться, обхитрить, а вот от человека не уйдёшь. Зверь он, что? Честный пред тобой стоит. А человек, всегда что- нибудь за пазухой держит.

— Вы меня не знаете, а с собой зовёте, — не унималась Ксения, — а вдруг я лихой человек?

— Так ты ж молоденький хлопчик, — улыбаясь во весь рот, сказала баба, — да дед Никодим в людях разбирается. Плохого за версту чует.

— Хорошо, — согласилась Ксения, — пойду с вами.

— Ну вот и ладно, — подытожил дед, — Ну, а ты чего сидишь, как барыня? — сурово спросил сноху.- Когда поесть сваришь? Живот к спине прилип, а она сидит.

— Так Семушка заплакал, кушать просил. Сейчас уже все готово будет, не сердячай дед.

Женщина, уложив спящего ребёнка в телеге между мешков, подошла к костру. Взяв деревянную ложку и почерпнув из котелка, что висел над костром, махнула рукой и, подняв подол платья, ухватилась им за ручку котелка. Сняв приготовленную еду, женщина поставила котелок на землю и подала ложку деду.

Самый старший, а это был дед, почерпнул из котелка и поднёс ко рту ложку. После старик передал ложку сыну, ну, а тот в свою очередь жене. Женщина, отпив, подала единственную ложку Ксении. Девушка взяла её и тоже почерпнула содержимое котелка. Но лишь отпив глоток, Ксения выплюнула все, что взяла в рот.

— Это ужасно. Как вы это едите?

— Это тюря, — баба удивленно посмотрела на Ксению, — али ты тюрю никогда не ел?

Боясь выдать себя, Ксения сразу ответила, что пришло в голову.

— Я из дворовой челяди. Нам кашу, да репу давали.

— Наверное, не на дворе, а в доме служил? — Продолжала говорить женщина. — То — то я смотрю, что руки у тебя беленькие, словно работы никогда не видывали. Если б не короткие волосы, да мужская одежда, то решила, что девка сидит пред мной.

— Уймись, Стешка. Прикусывай иногда язык, перед тем как глупость молоть, — осадил дед невестку.

Ксения, сконфужено натянула на кисти рук рукава и потупила взгляд.

— Ешь, — скомандовал дед Никодим, — тюря хоть и простая еда, но полезная. Да и нет больше ничего.

— Вот, — вспомнив о хлебе, развязывая и доставая из узелка, говорила Ксения, — хлеб у меня есть. Угощайтесь.

Глаза женщины, увидев драгоценную краюху, засверкали недобрым светом.

— Откуда у тебя целая краюха, — не сводя с хлеба взгляд, поинтересовалась Степанида.

— На боярской кухне, перед уходом взяла, — ответила Ксения и протянула хлеб Стеше.

Женщина хотела взять хлеб, но стариком всей силой ударил по руке свою невестку.

— Не лезь вперёд. Знай своё место. –Вместо отца грозно ответил муж Степаниды.

Стешка с разочарованием отвернула взгляд.

— Дай сюда, хлопчик, — дед взял из Ксениных рук хлеб и разломил на две части. — Это забери, — протягивая полкраюшки Ксении, велел дед, — ну, а за это благодарствуем.

Дед честно поделил хлеб и раздал всем, сидящим.

— Отпотчевали того, что Бог послал, — сказал дед Никодим, вытирая рукавом губы, и обратился к Ксении. — От кого бежишь, хлопец?

— От несправедливости, дедушка, — ответила Ксеня. — Хочу лучшую долю для себя найти.

— Да…, — протяжно молвил мужик, — все мы её ищем. Только есть ли она? — Помолчав, добавил, — трогаться пора.

Потушив костёр, обоз вместе с Ксенией поехал по лесной тропе, уходя все глубже в лес. Вечером, как только стемнело, немного свернув в чащу, путники остановились на ночлег. Мужики разложили шкуры у костра, женщина убаюкивала ребенка, а старик, присев на телегу, достал из мешка деревянную дудочку. Полились тихие, грустные мелодии, словно рассказывающие о нелегкой судьбе простого люда. Ксения завороженно слушала, забыв о своих страхах и тревогах. В этот момент она почувствовала себя частью этой семьи, частью этой общей беды и надежды на лучшее будущее. Ну, а как только рассвело, они вновь, отправились в путь.

Проехав версты четыре, к ним навстречу на вороном коне подъехал всадник.

Низко наклонив голову и сняв шапки в знак почтения, путники стояли как вкопанные.

— Куда путь держите, добрые люди? — Остановившись, поинтересовался всадник.

— На Белоозеро идём, — за всех ответил дед.

— Что есть ценное?

— Ничего нет, мил человек. Сам видишь, нищие мы, — отвечал дед Никодим.

Всадник наклонился над телегой и, достав рукой мешок, взял его и высыпал все содержимое на дно телеги. Из мешка посыпались тряпки, да разная ненужная утварь. Всадник посмотрел на старика.

— Проваливайте, — велел незнакомец, дернул под уздцы коня, и помчался прочь.

— Ироды, — плюнула вслед всаднику женщина, собирая все скромные пожитки обратно в мешок. — Чтоб вас черти задавили.

— Покоя нет от этих опричников, — бормотал под нос мужик.

Ксения застыла, словно громом пораженная. Холод сковал кончики пальцев, ноги подкашивались, а сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди.

— Что с тобой, паря? — Увидев испуганную Ксению, спросил дед.

— Опричников боюсь, — это все, что смогла выдавить из себя девушка. Она узнала незнакомца. Это был Андрей. Он возвращался в усадьбу. И теперь, он, узнав, что Ксения сбежала, начнёт охоту на неё.

Наутро второго дня, Ксению вновь разбудил старик.

— Пойдём — ка со мной, — прошептал дед.

Ксения, молча, встала и пошла за дедом Никодимом. Отойдя на некоторое расстояния от лагеря, дед, также шёпотом сказал:

— Через две версты развилка на Новгород. Туда ведь путь держишь? — Прищурив взгляд хитрых глаз и глядя из-под лохматых бровей, спросил старик.

Ксения, молча стояла. Она не знала, что и сказать.

— Нет, — это все, что смогла вымолвить девушка.

— Лицо испачкай, да руки, — продолжал говорить дед, — если я понял, что ты девка, а не парень, так и те, от кого прячешься, поймут.

Ксения лишь махнула головой в знак согласия.

— Видать сильное лихо приключилось с тобой, раз решила косу отстричь. Не бойся меня. Интересоваться не буду. Не зачем мне знать, целее буду. Только вот, что я тебе скажу, — дед наклонился над ухом и чуть слышно молвил, — в свой дом придёшь, сразу никому не открывайся. Люди разные бывают. Тебе в лицо улыбаются, а сами козни строят. Приглядись. Ну, а потом, видно будет.

Ксения, озадаченная и удивленная тем, что дед раскрыл её, молча стояла и слушала его напутствия.

— Когда убедишься, что тебе не грозит беда, тогда и надевай свой боярский сарафан.

— Так вы догадались, что я боярыня?

— У холопа, да и у холопки, будь они трижды дворовые или домовые, никогда не будет таких нежных и белых ручек. И личико твоё не видало ни жары, ни холода. А теперь, пока все спят, ступай по тропе к развилке. Не нужно лишних свидетелей того, что ты в Новгород идёшь.

— Спасибо, что не выдали.

— И вот ещё, что, — напоследок молвил старик, — опричник этот плохой человек. Остерегайся его, но не забывай, что и добрые люди есть на земле, даже в этой дьявольской одежде. Ну, все, ступай и поторапливайся. Скоро мои проснутся. Иди по тропе и помни, что я сказал.

— Спасибо вам, дедушка, — ласково произнесла Ксения и пошла по лесной дороге.

Через несколько часов, Ксения дошла до развилки, о которой говорил старик. Присев на корточки, девушка взяла в руку землю и нанесла себе на лицо, тем самым испачкав его. Тоже самое она повторила с руками. Теперь, испачканное лицо приобрело коричневый цвет и не выдавало боярской белоснежной кожи. Натянув шапку, Ксения повернула влево и уверенно направилась в сторону своего родного города.

Чем ближе она подходила к знакомым местам, тем сильнее билось ее сердце. Страх, перемешанный с надеждой, терзал душу. Что ждет ее дома? Поверят ли ей? Сможет ли она доказать свою невиновность? Эти вопросы роились в голове, не давая сосредоточиться на дороге.

Она старалась держаться в тени, избегая встреч с людьми. Опасалась, что ее узнают, схватят и вернут обратно, в Усадьбу Кожемятиных, откуда она с таким трудом бежала. Каждый шорох, каждый звук заставлял ее вздрагивать и прятаться.

Наконец, вдали показались знакомые очертания городских стен. Ксения остановилась, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Нужно было придумать, как проникнуть в город незамеченной и найти тех, кто сможет ей помочь. Она знала, что времени у нее совсем немного, и любая ошибка может стоить ей жизни. Глубоко вздохнув, Ксения двинулась вперед, навстречу своему прошлому и неизвестному будущему.

Глава 4

— Отворяй ворота! — кричал всадник, его голос звенел от напряжения и усталости. Конь, под стать хозяину, нервно перебирал ногами, вздымая пыль и комья земли. Ворота, скрипя, распахнулись, и Андрей, не дожидаясь полного открытия, въехал во двор своей вотчины.

— Андрюшенька, — выскочив из терема на крыльцо и протягивая полные руки, причитала от радости Матрёна Ивановна.

— Братец, — обрадовалась Ирина, — как рады видеть тебя.

Андрей спрыгнул с коня, подал поводья мужику, а сам, перескакивая через ступеньки, вбежал на крыльцо.

— Здравствуй, матушка, — улыбаясь, ответил Андрей. Обнял и троекратно, как принято на Руси, поцеловал мать, — и ты, сестрица.

— Как долго тебя не было, — молвила боярыня Матрёна Ивановна, — вся измаялась, переживала: где ты, что с тобой, жив ли. Времена нынче худые. Как только весточку получила от тебя, что возвращаешься, так сразу на сердце легче стало. Поди, аж целый великий пост не было тебя. Разве ж так можно? Ну, слава Богу, что на Троицу приехал.

— Не волнуйся, маменька, — обнимая мать за плечи, отвечал сын, — теперь надолго приехал. Свадьбу сыграю, жена деток нарожает, вот никуда и не уеду. Где Ксения- то? — Высматривая молодую боярыню, поинтересовался Андрей. — Что- то встречать жениха не вышла?

— Пойдём в дом, братец, — открывая дверь терема, приглашая зайти, молвила Ирина, — негоже на крыльце стоять.

В горнице мать и сестра молчали о Ксении. Ирина велела девкам стол направить, а мужикам баньку истопить. Сидя, за богато убранным столом и, откусывая кусок жареной на вертеле курицы, да запивая вешнянкой, Андрей повторил вопрос, заданный на крыльце своего родового дома.

— Где Ксения?

Мать и сестра молчали.

— Лушка, — вытирая рушником губы, крикнул Андрей служанку.

— Слушаю боярин, — поклонившись, покорно ответила, прибежавшая на крик хозяина, из сеней молодая холопка.

— Позови боярыню Ксению Захаровну, а если не пожелает прийти по-хорошему, скажи, что силой приведу.

— Так ведь, — стушевалась Лушка, — нет боярыни.

— Что? — Поднимаясь со стула, медленно произнёс Андрей.

— Ступай, — велела Матрёна Ивановна служанке.

— Как это нет? — Удивленно переспросил Андрей.

Матрёна Ивановна покраснев от злости, свернув глазищами, поднимаясь с лавки, с неприкрытым недовольством в голосе, заявила сыну:

— А, что ты хотел? Привёз, оставил её, а сам уехал! А эта девка — одно наказание! Ни почета, ни уважения от неё не видела. Только и делала, что огрызалась, да свое родство превыше нашего ставила. Мы к ней с лаской, добротой, а она вот чем оплатила, негодная!

— Я ещё раз спрашиваю, — сквозь зубы процедил Андрей, — где моя невеста?

— Убежала она, — подойдя к материи встав за спиной, тявкнула Ирина, — вот вся благодарность от неё. Сбежала, как только узнала, что ты возвращаешься.

Андрей сдвинул брови и, оттолкнув легонько матушку, стоявшую на его пути, быстрыми шагами пошёл в девичью светлицу. Комната была пустой.

— Где ты, Ксения? — хрипло произнес он, словно надеясь, что она ответит ему из невидимого укрытия. В голове его крутились пугающие мысли: как могла она так легко бросить всё и уйти? Он вспомнил, как мечтал о встрече, как готовился к этому возвращению, а теперь… Теперь вместо счастья он чувствовал лишь горечь предательства. Войдя внутрь, Андрей внимательно осмотрел все недорогое убранство, присел на кровать и провёл рукой по подушке, на которой спала Ксения. Злость и ощущение потери росло в нем, как снежный ком. И вот этот ком уже готов был вырваться наружу, но совладав с чувствами, Андрей с силой сжал подушку и с ненавистью проговорил:

— Думаешь, что сбежала от меня? Я найду, где бы ты ни была. Не может быть, чтобы ты укрылась навсегда. Если тебе так легко уйти, значит, и мне не останется ничего, кроме как отыскать тебя. Из-под земли достану, но моей будешь.

Выйдя из комнаты, Андрей с грохотом затворил дверь и поднялся в горницу, где его ждала мать с сестрой.

Солнечный свет заливал просторную комнату, однако радости он не приносил. Внешний мир казался таким же безразличным, как и поступки любимой.

— Мама, — обратился он к Матрёне Ивановне, входя обратно в горницу, — ты что-нибудь мне скажешь? Почему она не ждала меня?

— Я ничего не могу сказать, — с горечью произнесла мать. — Мы с сестрой старались, как могли. Надеялись на лучшее… но эта девка оказалась невоспитанной. Она разочаровала нас всех.

Сдерживая гнев, Андрей сел за стол. Вкусы курицы и вишнянки стали ему противны. Он взглянул на Ирину, которая строила недовольные лица, перешептываясь с служанками. Его охватило чувство одиночества.

— Я не оставлю это так, — твердо произнес он, поднимаясь. — Если она решила сбежать, то я найду её. Я не позволю себе потерять то, что мне дорого.

— Куда ты собрался? — спросила Ирина, округлив глаза от неожиданности.

— Не твое дело! — резко ответил Андрей, направляясь к выходу. — Я знаю, где её найти. Когда убежала? — Спросил опричник.

— Ночью третьего дня, — отвечала сестра.

— За ней побежишь? — С нотками презрения в голосе, поинтересовалась Матрена Ивановна.- Где ж это видано, чтоб богатырь из рода Кожемятиных за бабой бегал?

— Матушка, — осадил Андрей мать, — я говорил вам, что она не баба, а боярыня. Не говорите мне сейчас ничего. Уйдите, один хочу побыть.

— Что ж ты за мужик, коли по девке так убиваешься?! Оглянись, посмотри, сколько красавиц вокруг. Любая за счастье посчитает, коли в жены возьмешь. А эта, боярыня, — сделав ударение на последнем слове, Матрёна Ивановна подошла к сыну, который сидел с опущенной головой и начала гладить по голове, — плевала на моего Андрюшеньку. Выбрось её из головы. К нехорошему эта твоя любовь приведёт. Чует материнское сердце, что беда она накличет на твою головушку. Отступись. Бог с ней.

Андрей молчал, но все слова, что говорила мать, пролетали мимо ушей сына. Он знал, куда направилась его невеста, и теперь он найдёт её и уже ласков, и добродетелен с ней не будет.

— Ксению, когда последний раз видели? — Грозно спросил Андрей у прислуги, спустившись на кухню.- Говорите, не бойтесь.

Девки молчали, а кухарка, полная женщина в холщовом сарафане и тусклом убрусе, глянула на боярина и сразу опустила голову.

— Говорите, — стукнул по столу Андрей, — иначе всех запорю. Кто ей помог сбежать?

— Я свадебный сарафан с рубахой принесла, чтоб боярыня вышила их бисером, — робко молвила Лушка, — и больше не видала её. Утром зашла разбудить боярыню, а её уже и не было. Кровать заправлена была, значит, не спала на ней и ….., — запнулась Лушка.

— Что и? Договаривай! — Приказал Андрей.

— На улице тепло, а боярыня, сама печь растопила. Вот и удивилась я этому. Разве боярыня может сама печь топить? Это работ слуг. Зачем белые ручки марать.

— Печь топила? — Задумался Андрей.- Замёрзла? Или что- то в огне скрыть желала?

— Угли из печи убрали?

— Так нет, — ответила Лушка, — там и углей- то не было. Только печь чуть тёплая. Лишь по — этому и поняла, что топила печку боярыня.

Андрей повернулся и вышел из кухни.

— Что языком- то мелишь, — сердито прошептала кухарка девке, — сбежала от него боярыня. Ты глянь на род их. Один злее другого. Только жестокостью и живут. А Ксения добрая была. Словно птичка певчая в клетке жила. А ты треплешься. Я ж молчу, что у меня краюха хлеба пропала.

— Так я не знала, что это важно.

— Не знала она, — продолжала отчитывать Лушку кухарка, — промолчи и все. Убирайся отсюда. Нечего на кухне тебе делать.

Лушка, вытирая слезы, выбежала из кухни.

Андрей открыл дверцу печи и, засунув внутрь кочергу, подгрёб все малочисленные угли к краю топки. Ничего примечательного там не было. И только Андрей решил закрыть дверцу, как его внимание привлек маленький кусочек алого шелка. Взяв его в руки, он внимательно начал рассматривать находку. Ткань была тонкой, почти прозрачной, и пахла чем-то неуловимо сладким, вроде полевых цветов и меда. В голове мелькнула мысль: Ксения. Только она носила такие яркие цвета. Андрей нервно сжал обгорелый кусочек ткани, понимая, что этот маленький предмет стал ключом к разгадке. Теперь, когда его обещания и мечты о Ксении были разрушены, ему не оставалось ничего иного, кроме как найти её. Сунув в карман кафтана найденный кусок ленты, Андрей вышел во двор.

— Коня седлай, — приказал боярин.

Холоп тот час побежал в конюшню и уже через две минуты выводил коня.

— Андрюша, — выскочив на крыльцо за сыном, причитала Матрёна Ивановна, — останься. Брось её. Негожа та невеста, что от жениха бежит.

— Готовьтесь к свадьбе, — прыгая в седло, крикнул Андрей, — с невестой вернусь.

Боярин натянул поводья, и конь рысью выбежал в открытые ворота.

Андрей мчался по лесной дороге, сердце его колотилось в груди, а мысли о Ксении лишь подгоняли коня. Ветер свистел в ушах, и единственным услышанным звуком были стук копыт о землю. Он все больше беспокоился о том, что невеста вдруг решит скрыться навсегда.

«Далеко уйти Ксения не могла. Найду и венчания ждать более не буду. Своей сделаю, после этого покорная будет». Думал Андрей, внимательно осматриваясь по сторонам. Андрей стегал коня по бокам плетью, не давая отдыха животному. День и всю ночь опричник скакал по лесной дороге.

Не встретив никого на своём пути, Андрей доехал до развилки. Впереди, на дороге, что вела на север, боярин разглядел удаляющуюся телегу. Пришпорив коня он мигом доскакал до путников.

— Доброго дня, боярин, — поклонился мужчина, ведущий под уздцы лошадь.

Окинув быстрым взглядом незнакомцев, Андрей узнал в них холопов, что встретил по пути домой.

— Девушку не встречали по пути? — Спросил Андрей Савельевич.- Говорите, иначе…, — боярин достал из ножен саблю и замахнулся ею.

— Не губи нас, боярин, не видели мы никакую девку, — ответил старик, — на Белоозеро идём. Всех страшимся. Мы люди простые, без злого умысла. Старик, — дед хлопнул рукой себя по груди, а потом показал на остальных, — да сын с невесткой и ребятишками. Из скарба только дряхлые тряпки, да лошаденка старая. Не губи нас, добрый человек.

— Так значит, не встречали вы девку? — Видя, что старик не врет, спросил Андрей.

— Нет, боярин, не встречали, — ответил дел Никодим.

Андрей напоследок внимательно осмотрел странников, повернул коня и поехал прочь.

— Слава Богу, — перекрестилась женщина, сидевшая на телеге, — пронесло.

Но, не успев, отъехав от нищих несколько метров, Андрей остановил коня и повернулся.

— С вами молодой холоп был. Где он? — Прищурив свои склизкие глазёнки, поинтересовался Андрей.

— Так он ещё намедни вперёд ушёл. Не стал ждать нас, — ответил старик. — Парень молодой, быстрый. Что с нами идти. Мы ж еле плетёмся.

— Ясно, — раздосадовано молвил Андрей, и пустил коня галопом.

— Пошли, чего встали, — прикрикнул дед на сына, а тот в свою очередь повёл лошадь. — Берегись боярыня, — еле слышно молвил дед Никодим, — охота на тебя началась. Дай Бог целой и невредимой до дома добраться.

Телега скрылась в лесной чаще, а Андрей стремглав нёсся в отчий дом.

К следующему утру, Андрей был в своём тереме. Перед тем как уехать, боярин послал несколько холопов прочёсывать лес. Он надеялся, что мужики найдут беглянку. С этой мыслью он вернулся домой, но здесь его ждало разочарование.

— Не нашли боярыню, — хором ответили мужики, вернувшемуся хозяину, — словно в землю канула. Никаких следов нет.

Андрей злой, как никогда, вошёл в светлую горницу, где пахло свежими пирогами и жареным зайцем. Матрёна Ивановна велела накрыть стол и принести различные кушанья для своего единственного сына. Таким образом, она хотела уменьшить гнев Андрея, и попробовать уговорить сына отказаться от этой гордячки.

— Сыночек, — бросившись со слезами на грудь сына, как только он переступил порог, запричитала Матрёна Ивановна, — кровинушка моя, солнце моё ясное. Не изводи ты себя так. Смотреть на тебя сил нету. Выброси её из головушки молодецкой. Она ж дрянь, меня в почёт не ставила, тебя унизила, сбежав, так зачем она тебе. Отступись.

— Матушка, — отрывая от себя ревущую мать, вскочил из-за стола Андрей.

— Андрюшенька, ну зачем тебе эта девка? — начала Матрёна Ивановна, усаживая сына вновь за стол. — Посмотри, сколько у нас невест на выданье! Все родовитые, с приданым. А эта… беглая крестьянка, да и только. Что ты в ней нашёл?

— Замолчи, матушка, — резко оборвал он её. — Она будет моей, чего бы мне это ни стоило. Я найду её, и тогда… она горько пожалеет о своём упрямстве.

— Господи, — Матрена Ивановна упала пред сыном на колени, — прости ты меня, что не усмотрела. Хитрая она. Всех вокруг пальца обвела. А знаешь, как она хвостом крутила возле дворовых? Я ей замечания сделаю, скажу, Ксенюшка, ты ж невеста сына моего, зачем себя так ведёшь? Так она мне в лицо плюнет, повернётся и уйдёт.

— Что ты говоришь, матушка? — Андрей бросился к матери.

— Не веришь мне? — поднимаясь с колен при помощи сына, продолжала свою речь боярыня.- Спроси у Ирины. Она тебе тоже самое скажет. Ну, а коли и нам не поверишь, то у девок поспрашивай, да у дворовых холопов.

— Ничего и не у кого я не буду спрашивать. Устал я.

— Сядь, покушай, сыночка, — взяв за руку Андрея, Матрена Ивановна подвела к столу, — для тебя все приготовили.

Андрей сел за стол, налил себе в чарку крепкой вишнянки и выпил её залпом. Затем снова и снова. Отломил кусок пирога со свиной печенкой и откусил.

Матрёна Ивановна, обрадовались поведению сына, отломила от тушки зайца заднюю ногу и подала сыночку.

— Кушай, золотце моё, кушай. Мужики уже и баньку истопили. Девки мягкую перину взбили. Откушай, попарься и спать, ну, а утром все по-другому покажется.

Андрей молча ел, не желая поддерживать разговор. Мать продолжала уговаривать, перечисляя достоинства других девиц, но Андрей оставался непреклонен. Ярость закипала в нём с новой силой. Он не мог поверить, что эта девчонка осмелилась сбежать от него, от самого Андрея, боярина!

Захмелев, молодой боярин вышел из-за стола и отправился в баню. Там его уже ждал банщик, который попарив его, выбил всю хмель.

Протрезвев, Андрей вернулся в горницу, налил полную чарку медовухи, выпил, но не закусил.

Крепость медовухи начала действовать, и Андрей почувствовал, как тепло разливается по телу. Воспоминания о той девушке, которая умела затмить своим присутствием окружающий мир, снова шагнули в его разум, заставляя сердце биться чаще. Он вспомнил её глаза — они сверкали, как звезды, а смех был похож на мелодию, которая навсегда осталась в его душе. 
— Ты сможешь обмануть всех, но не меня, — прошептал он, отставив пустую чарку. — Я найду тебя, даже если придется перевернуть всю эту чертову землю.

Положил руку на стол, а голову на руку, да так и уснул. Резко, словно кто- то ткнул его, Андрей проснулся. В доме было тихо, а на дворе была кромешная темнота. Сидя за столом, он вновь налил себе медовухи. Но только поднёс чарку ко рту, как яркая, словно вспышка мысль осветила его разум.

— Вот, что это, — сказал вслух сам себе опричник и, поставив на стол не выпитую чарку, подошёл к кафтану, лежащему на лавке, и достал маленький, обгорелый кусочек атласной матери. — Решила, что я девку искать буду, а сама в парня переоделась. Косу отстригла, но ленточка выдала тебя. Значит, наврал мне дед. Это ты была тем молодым холопом. И не вперёд ушла, а в Новгород свернула. Теперь я знаю, кто ты и найду тебя.

Андрей подошёл к столу и выпил новую чарку. Ярость клокотала в нём, смешиваясь с остатками хмеля. Он предал его, обманул, водил за нос. Использовал его доверие, чтобы сбежать. Ничего, он покажет ей, что такое гнев опричника. Он найдет её, где бы она ни пряталась, и она дорого заплатит за свою дерзость.

Андрей отшвырнул чарку в угол, и та, разлетевшись на мелкие осколки, разбудила тишину избы. Он схватил свой меч, накинул на плечи плащ и, выскочив из дома, оседлал коня. Луна, выглянувшая из-за туч, осветила ему путь. Впереди лежал Новгород, и Андрей был полон решимости найти там свою беглянку.

Глава 5

Девичье сердце Ксении забилось с такой силой, что казалось, оно готово выскочить из груди, как только вдалеке она заметила знакомую стену своего родного города. Уставшие ноги, которые так долго страдали в крестьянских лаптях, вдруг забыли о боли и с радостью понесли девушку к Новгороду.

— Здесь даже воздух иной, свежий, — воскликнула Ксения, наполняя легкие чистым, бодрящим дыханием, когда ступила на брусчатую мостовую.

Город, который она покинула на некоторое время, остался таким же, как и прежде. Шумные торговые ряды, где раздавались голоса купцов, предлагающих свои товары, а также мастерские, в которых трудились ремесленники, создавая свои шедевры, все это напоминало ей о том, как она любила этот город. Мальчишки с радостью сновали под ногами, играя и смеясь добавляя жизни в эту картину.

— А ну посторонись. — Вдруг раздался грубый голос кучера, который, не обращая внимания на прохожих, размаху направлялся к своей повозке. — Зашибу.

Ксения, увернувшись в сторону, не смогла сдержать улыбку и продолжила свой путь к дому. Дорога вела мимо величественного белоснежного Софийского собора с его золотыми куполами, сверкающими на солнце. Ксения, остановившись на мгновение, перекрестилась и поклонилась, выражая свое уважение и благодарность, прежде чем продолжить движение.

Наконец, перед ней предстал родной и любимый двухэтажный терем семьи Самохиных. Ксения остановилась на противоположной стороне улицы, и ее охватило невероятное чувство радости и волнительного ожидания. Она бросилась к воротам, но, к сожалению, они оказались запертыми изнутри. Не растерявшись, девушка начала барабанить своими маленькими ручками по воротам, надеясь, что кто-то услышит ее.

— Почто шумишь, — калитка, что находилась рядом к воротами чуть приоткрылась и девушка увидела незнакомое лицо, — хозяина нет дома. — произнес он с явным недовольством.

— Я хочу увидеть боярина Самохина, — пролепетала Ксения, чувствуя, как горло пересохло от волнения, а язык стал тяжелым, как свинец. — Когда хозяин дома будет? — Спросила она, надеясь на скорую встречу.

— Самохина, — произнес мужчина, выпучив на Ксению глаза, и с настороженностью осмотрелся по сторонам, словно боялся, что кто-то может их подслушать. Затем, наклонившись ближе, он тихо произнес. — Зачем он тебе?

— Скажи, когда боярин дома будет? — настойчиво спросила Ксения, чувствуя, как ее сердце сжимается от тревоги.

— Нет его, — ещё тише ответил мужик, — убили боярина. Тогда ещё, в погром.

Эти слова пронзили Ксению, как холодный нож.

— Что? — Чуть дыша, молвила девушка.

— Говорю же тебе, что убили боярина, — — подтвердил незнакомец, глядя на нее с сочувствием.

— Не может быть, — прошептала она, чуть дыша, не веря своим ушам.

— Убили?

— А мне врать- то какой резон? Убили и все. Много тогда поубивали, да в реке потопили. Почитай полгорода. Я — то сам неместный, с нынешним хозяином приехал, вот, что знаю, то и говорю. Слышал, что дочь у него была красавица, но вот только тем страшным днём исчезла она. Одни говорят, что убили, да в общую яму бросили, другие, что в реке потопла.

В ее голове закружились мысли, и она почувствовала, как мир вокруг нее вдруг изменился. Вся радость от возвращения в родной город мгновенно улетучилась, оставив только гнетущее чувство утраты и горечи. Ей было трудно осознать, что ее родной отец, человек, который был единственным самым близким человеком, больше не с ней. Ксения стояла, не в силах двинуться с места, пытаясь собраться с мыслями и понять, что делать дальше.

— Скажи, мил человек, а тетка Ефросинья жива? — попыталась собраться с силами Ксения.

— Из старых, хлопец, — думая, что перед ним стоит юноша, ответил мужик, — только кухарка Арина осталась. Остальные все в сырой земле лежат.

— Можно я к ней зайду? — Робко поинтересовалась Ксения.

— А ты сам- то кто? Выспрашиваешь все? Может доносчик, какой? — с опаской поинтересовался дворовый, его недоверчивый взгляд скользнул по Ксении, изучая ее с ног до головы.

— Нет, — отрицательно кивнула головой Ксения, — я раньше жила, те есть, жил и работал на конюшне. Сейчас странствую. Вот решил к бывшему хозяину придти.

— Вижу, что с добром пришёл, — отворяя шире калитку, говорил мужик, — проходи. Пока хозяина нет, можешь к кухарке зайти.

— Спасибо большое, — Ксения прошмыгнула в калитку и быстрым шагам пошла на кухню.

Ксения, облачённая в новые обличия своего «я», переступила порог кухни, задержав дыхание от смешанных чувств. В воздухе ощущался аппетитный аромат, который мгновенно напомнил ей о теплых моментах, когда она ещё была частью этой жизни.

На кухне вкусно пахло пирогами и, вдохнув полной грудью запах печёных пирогов, Ксения поняла, что уже целый день ничего не ела. Её живот издал тихий ворчливый звук, и она тихо усмехнулась, представляя, как бы хорошо было попробовать хотя бы кусочек.

На кухне хлопотала женщина средних лет, которая, судя по всему, была главной кухаркой, а рядом с ней находились две молодых помощницы. Увидев странного гостя, девушки захихикали и начали шептаться между собой, бросая любопытные взгляды на Ксению.

— А ну уймитесь, — прикрикнула на помощниц кухарка, оборачиваясь к ним с недовольным видом, — а ты кто таков?

Ксения почувствовала себя скованно под пристальным взглядом. Её сердце забилось быстрее, но она собрала всю свою смелость.

— Здравствуй, Арина, — приветствовала она кухарку, стараясь скрыть волнение.

Кухарка прищурила глаза и оценивающе посмотрела на девушку. В воздухе запахло чем-то ещё аппетитным — может, это были пироги с яблоками?

— И тебе не хворать хлопец, — изучая странного гостя, ответила кухарка. — Что — то запамятовала, кто ты? Чей будешь, да меня, откуда знаешь.

— По старой жизни знаю, — осторожно произнесла Ксения, стараясь восстановить связь. Она вспомнила, как часто заглядывала на кухню, утешая себя пирогами и теплыми разговорами с кухаркой, — ты у боярина Самохина и его дочери Ксении работала. — Добавила она, надеясь, что знакомые слова помогут открыть двери в прошлое.

— Да, — отрывисто произнесла кухарка, не распознавая в Ксении дочь бывшего хозяина терема.

Ксения почувствовала, как лёгкий холодок пробежал по спине. Она быстро оглядела кухню: молодые девушки остались беззаботно смеяться, не имея понятия о драме ее жизни.

— От Ксении Захаровны привет хочу передать, — оглядываясь на молодых девушек, чуть слышно молвила Ксения.

Девушки переглянулись и снова захихикали. Ксения покраснела, но взяла себя в руки.

— От Ксени? А ну ка пошли прочь, — услышав имя бывшей хозяйки, Арина изменилась в лице и вела своим помощницам выйти из кухни, и только когда они закрыли за собой дверь, продолжила говорить, — жива боярыня значит. Уцелела солнышко. Бедная девочка.

— Арина, — и Ксения сняла с себя шапку, взяла тряпку и вытерла личико.

— Господи, — признав в хлопце боярыню, Арина перекрестилась и обняла Ксению, — девочка моя, целёхонька.

— Тише Арина, — обрадовалась Ксения радушному приему кухарки, — никто не должен знать, что я здесь. Иначе мне беда.

— Конечно, боярыня, — смахивая рукой слезу со щеки, молвила кухарка.

— Не называй меня так. Моё имя теперь, — Ксения задумалась, — Коля, Николай.

— Хорошо. Я все поняла, Коленька, — кухарка улыбнулась, — голодная, ой, голодный, небось. Садись, накормлю тебя.

Кухарка Арина захлопотала на кухне, стараясь накормить девушку.

— Нет ничего особенного, вот пироги с потрохами напекла, да с ягодами, поешь. Да молочка попей, — Арина поставила на стол блюдо с красивой и ароматной выпечкой, и налила молока в глиняный стакан.

Ксения с благодарностью взяла пирог и с жадностью впилась в него зубами. Вкус печеного теста и сладкой начинки был восхитителен. Она почувствовала, как голод отступает, а силы возвращаются.

Проглотив кусочек, Ксения задала вопрос кухарке.

— Арина, что с отцом случилось? Мне сказали, что его убили? — Ксения вдруг ощутила, как горькие слёзы заливают ей глаза, и, глубоко вздохнув, попыталась собраться с мыслями. Ярость, смешанная с отчаянием, клокотала в её груди, требуя выхода. Образ отца, доброго и справедливого, возник перед её внутренним взором. Как могли эти зверюги лишить его жизни?

Кухарка присела рядом к девушке и начала рассказывать.

— Как сейчас помню. День- то, какой светлый был. Солнце светило, а тут такая беда. — Кухарка замолчала и уголком убруса смахнула слезу. — От дома в дом врывались опричники. Никого не жалели: ни детей, ни баб, ни стариков. Всех, кто попадался им на пути либо саблей порубили, либо живьем в Волхове потопили. Я в погребе спряталась, когда они к нам ворвались. Только лишь на утро следующего дня из убежища выбралась. Ужасное зрелище очам предстало, Ксенюшка. Двор красным сделался от пролитой людской крови. Повсюду невинно убиенные лежали. — Арина перекрестилась. — В дом-то забегаю, а там, в горнице батюшка ваш мертвый лежит, да опричник весь в крови. Испугалась я жутко.

— Значит это правда, — опустив мокрые от слез глаза, проговорила Ксения, — а от чьей руки батюшка погиб, случаем не ведаешь?

— Не знаю, моя девочка, — промолвила Арина. Арина задумалась, морща лоб в усилиях припомнить детали того страшного дня. — — Сложно сказать, Ксенюшка. Все они были на одно лицо, в чёрных одеждах, с собачьими головами на шапках. Страшные люди. Знаю лишь одно, в тот самый день двоих опричников во дворе видела. Ну, а после и обнаружилось, что батюшка ваш невинную душу богу отдал.

Ксения вдруг ощутила, как горькие слёзы заливают ей глаза, и, глубоко вздохнув, попыталась собраться с мыслями.

— Ты не переживай, — Арина пододвинула поближе к Ксении блюдо с пирогами, — похоронила вашего батюшку, как и подобает. Шесть ночей в холодном погребе тело Захара Васильевича пролежало. Изверги кругом лютовали, боязно на улицу выйти. Ну, а когда все поутихло, мужиков с телегой нашла и на кладбище перевезла боярина. Рядом с матушкой вашей упокоился. Мужики-то могилку вырыли, да в простом гробу и похоронила. Денег- то у меня мало было. Но ты, моя касатушка, не думай обо мне плохого. В церкви отпели вашего батюшку как и положено. Несколько месяцев назад крест подобающий молодой боярин справил. Переживал он о смерти боярина Захара Васильевича. Теперь покоится батюшка, как и подобает боярину.

— Спасибо тебе, Арина. За отца спасибо и за то, что мне не отказала.

— Так как же я могу?! Я ведь только хорошее от вас видела.

— Мне б на могилку к отцу и матушке сходить. Попрощаться с ними. — голос Ксении был тих и трагичен.

Арина поднялась и обняла Ксению.

— А кому теперь мой дом принадлежит. Кто хозяином стал? — Поинтересовалась Ксения, когда женщина и девушка вдоволь наревелись.

— Так молодой боярин, который мне помог Захара Васильевича похоронить, хозяином — то и стал.

— Добрый говоришь? — С долькой ревности спросила Ксения.

— Добрый, милая, но с прежними хозяевами не сравнить. — Ответила Арина и подлила в чашу ещё молока. — Он хоть и добрый, но все чужой, да ещё и опричник бывший.

— Опричник? — Изумилась Ксения.

— Он самый. Я ж в тот страшный день в горнице не только вашего батюшку нашла. В горнице весь в крови опричник лежал. Думала, что мертвый, но он живой оказался. Тяжело ранен был, много крови потерял. Ухаживала за ним. Целыми днями и ночами возле постели его сидела. Вот он и поправился. А когда только сознание вернулось к опричнику, сразу о тебе стал спрашивать, об отце вашем. А когда узнал, что Захар Васильевич в земле сырой, то очень опечалился. Вот тогда- то и денег дал, чтоб за могилкой ухаживала. Ну, а как поправился, за его отвагу и ранение сам Малюта Скуратов терем пожаловал. Вот так и стал опричник нашим новым хозяином.

— А имя как его?

— Даниил Владимирович Воронов. Он теперь наш хозяин.

— Живой, стало быть, — прошептала Ксения. И маленькая радость, словно лучик солнца осветили душу девушки.

— Все о тебе меня спрашивал. Искал тебя. Вот и сейчас куда- то уехал, слышала от девок, что вновь поехал искать боярыню. Вот уж не ведаю с добром, али с худом ищет тебя. Одно скажу, душа у него светлая, не опаскудилась как у других.

— Пусть ищет, — с ненавистью, но в тоже время и с нежностью в голосе, ответила Ксения.

— А с тобой- то приключилось? Среди мертвых нет, да и среди живых не нашли. Уж не знала, что и думать. Плакать, али радоваться.

— Обманом увёз меня опричник Андрей Кожемятин. Без моего согласия решил в жены взять. Косу саблей отрубил, думал, что опозоренная не сбегу от него. Но я всех обхитрила. — Ксения закрыла лицо руками и разрыдалась.- Думала, до дома доберусь, батюшка защитником будет. А тут такое горе.

— Бедная ты моя сиротинушка, — Арина погладила по голове Ксению, — а волосы- то, что ж не отросли?

— Отросли Арина, — ответила сквозь слезы девушка, — уже и ленточку в косу заплетала. Бежать решилась, на одном духу, без сожаления косу отрезала и в печи сожгла. Пусть девку ищет, а я отроком стала.

— Так ничего худого не сделал тебе, — осторожно поинтересовалась кухарка.

— Не посмел. Чистая я, как и раньше была.

— А сейчас- то, что делать будешь? Ведь почти всех сотоварищей вашего батюшки в Волхове потопили. Поди, никто в живых не остался.

— Я к тетке в монастырь пойду. Постриг приму и только Христовой невестой буду и более ничьей. — Уверенно заявила девушка. Такое решение давало ей легкую радость, но вместе с ней и чувство потери. Она была готова уйти в «монастырь» — место, где её никто не найдëт, где она могла бы укрыться от мира, молиться за тех, кого любит, дабы защитить их от своего позора.

— Правильно придумала, боярыня. — Арина тяжело вздохнула, осознавая, как сильна решимость девушки. Она понимала, что Ксения, несмотря на юный возраст, уже познала горечь потерь. — Настоятельница монастыря защитит, не даст в обиду, ведь родная кровинушка все же..

— Разреши одну ночь переночевать, а завтра с утра пойду в монастырь.

— Конечно, Ксенюшка, в моей светелке переночуешь. Там никто тебя не найдёт. Только вот, — Арина надела шапку на голову Ксении и посильнее натянула на глаза, — стольким женихам отказала, а сейчас в монастырь собралась. Жалко такая красота сгинет под монастырскими сводами.

— Разве Богу служить плохо? — тихо произнесла Ксения, её голос звучал как шёпот ветра.

— Оно то хорошо, только ведь монашкой стать — это ж себя заживо похоронить. А ты такая красивая и молодая. Тебе рожать и рожать.

— Нет, Арина. Я выбрала свой путь.

Со двора донёсся топот коней и громкие мужские голоса. Арина выглянула в маленькое оконце, натянутое слюдой и с тревогой посмотрела на Ксению.

— Леший хозяина принёс. Да ещё с каким- то опричником.

Ксения подошла к оконцу и, увидев мужские фигуры, отпрянула, сердце забилось чаще.

— Он это, — молвила Ксения дрожащим голосом.

— Кто? — Не доумевала Арина, её лицо стало напрягаться.

— Тот, кто меня похитил и от которого я сбежала. — её глаза наполнились ужасом.

— Так с Даниилом Владимировичем приехал твой похититель? Как только того ирода ноги носят, тьфу, — выругалась кухарка, пытаясь скрыть страх за злостью.

Ксения схватилась за край стола, крепко сжав пальцы, словно искала утешение в деревяшках. Её мысли вихрем пронеслись по воспоминаниям о том, как он забрал её, оставив позади мечты и надежды на спокойную жизнь.

— Арина, миленькая, — взмолилась Ксения, — не выдавай меня, прошу.

— Тише, тише, голуба моя, — кухарка взяла ручку девушки и повела за собой в свою светлицу, — вот здесь сиди. Никому не открывай.

Ксения кивнула головой. Арина ушла на кухню, готовить ужин своему хозяину и его гостю.

Ксения прислонилась к стене, стараясь подавить дрожь в коленях. Вспоминались страшные дни, когда Андрей Савельевич, с гордым взором и зловещей улыбкой, заставил её почувствовать себя игрушкой в руках безжалостного игрока. Она поклялась себе, что никогда не позволит ему вернуть её обратно.

Оставаться в комнате Ксении было тяжко. Это родной дом, в котором она родилась и выросла. И вот теперь, она вынуждена прятаться в нем. Осторожно отворив дверь, Ксения, тихо ступая по деревянным доскам пола, прошмыгнула в незаметную дверь и очутилась на потайной лестнице, которая вела в горницу на втором этаже. Вбежав по ступенькам наверх, девушка прильнула ухом к дверям.

Ксения затаила дыхание, прислушиваясь к разговору за дверью. Её сердце колотилось в груди, когда она осознала, что слова, которые она слышит, могут изменить всё. Дома, где она провела своё детство, вдруг оказались окружены тайной и страхом. Каждый шаг по этому знакомому полу стал напоминанием о том, что её мир накрыт тенью угрозы, от которой нельзя было просто так убежать.

— Не знал, что Малюта пожаловал тебе терем Самохина, — говорил знакомый голос.

— Узнав, что меня ранили, да к тому же тяжело, вот и сделал подарок, — ответил другой голос.- Ты лучше скажи, куда пропал? Столько времени ни слуху, ни духу. И тут, на тебе, встречаю друга на лесной тропе.

— После погрома в Новгороде, в вотчину свою уехал. По матушке соскучился. А потом на службу в Москву отбыл. Слухи донесли, что ты ранен был.

— Да ерунда, — ответил Даниил, — правда почти три месяца меня здешняя кухарка выхаживала. Видать руки у неё целебные, раз жив остался.

— От кого рану получил? — Осторожно поинтересовался Андрей.

— Не знаю, — задумчиво произнёс Даниил, — помню лишь как в дом Самохина прибежал предупредить, и вдруг резкая боль в спине. И все, больше ничего не помню.

— Наверняка дворовые боярина хотели тебя убить. А с Самохиным то, что стало?

Ксения, держась крепко за ручку двери, мысленно возвращалась к тем дням, когда смех и радость заполняли каждый уголок дома. Теперь же вместо тепла и уюта она чувствовала холодный страх. Вокруг неё поднималась завеса неизвестности, и её единственным желанием было понять, как рассказать правду Даниилу и как вернуть мир в свою жизнь.

— Не помню ничего, кроме одного момента, — Даниил сел на лавку подле окна, — приоткрыл глаза и вижу мужской силуэт, кинжал и как боярин навзничь упал. Все. Больше ничего не знаю.

— Ммм, — промычал Андрей.

— Ну, что ж это я, — хлопнув себя по бокам, Даниил поднялся с лавки и приказал девкам нести разные яства.

Сидя за столом, Даниил в роли хозяина, налил чарку медовухи гостю и себе. Выпив напиток, Даниил поинтересовался у Андрея.

— Хочу спросить тебя, друг мой боевой, не слышал ли ты ничего о Ксении Захаровне? Как только с постели встал, искать начал. Но все тщетно, как в воду канула. Ни в живых, ни в мертвых, нигде нет.

— Ксения Захаровна — это случаем, не дочь ли боярина Самохина? — Делая вид, что плохо помнит о девушке, спросил опричник.

— Она самая. Исчезла в тот день, когда Новгород кровью обливался. Ищу ее. Уж больно по сердцу мне легла девушка. Ведь в то утро я спасти пытался отца и ее саму. Но подлый удар не дал мне это сделать.

— Не слышал ничего, друг, — наливая из кувшина ещё медовухи, отвечал Андрей. — Сгинула, наверное. Не печалься, — Андрей похлопал Даниила по плечу, — на твой век много боярынь будет.

— Нет, Андрей, — запротестовал нынешний хозяин дома, — о ней лишь думу думаю. Свет не мил без неё.

Ксения слушала разговор. В груди полыхал огонь ненависти. Ксения ощутила, как внутри неё борются две силы: желание проникнуть в разговор, сказать всю правду о Андрее, и страх столкнуться с этой суровой реальностью. Вспоминая о своих родных, которые когда-то смеялись и делились историями, она сжала кулаки.

Не знает, что случилось! Врун! Гадкий врун! Это ж он ранил Даниила, меня обманом увёз. Как я его ненавижу! Вот выйти сейчас и всю правду Даниилу рассказать о его друге!

Ксения уж было решилась, но вдруг осознала, что она уже совсем не та девушка, которую ищет Даниил.

Он увидит меня, увидит, что со мною стало и отвергнет. И я окажусь в лапах супостата. Нет! Никогда он не узнает моего позора. Ксения рукой провела по коротким волосам. Пусть помнит меня прежней. А я уйду к тетке в монастырь и буду молиться за него.

Ксения почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Этот дом, который был ей уютен и мил, теперь казался ловушкой. Она понимала, что должна выйти из своей привычной жизни, чтобы защитить тех, кого любит. И хотя страх не покидал её, решимость внутри росла. Она знала, что должна быть смелой, как бесстрашные герои, которых она читала в сказках.

Но в этот момент, когда она находилась на грани отчаяния, внутри неё зарождалась удивительная решимость. Возможно, именно этот страх является ступенью к её смелости.

Ксения поняла: чтобы защитить себя, она должна выйти из привычной жизни. Она должна быть героем своей собственной истории, даже если путь этот тернист и труден.

Когда мысль о свободе заполнила её, решимость переросла страх, и Ксения сделала шаг вперёд. Она готова была к переменам, даже если они означали оставить позади свою прежнюю жизнь ради будущего, которое она ещё не была в силах увидеть. Её сердце билось с такой силой, словно хотело вырваться из груди, напоминая о цене, которую ей придётся заплатить за этот выбор.

Глава 6

В просторной боярской горнице, освещенной мерцанием бесчисленных свечей, отражавшихся в полированных поверхностях резных дубовых панелей, царила атмосфера, которую можно было бы описать как изысканно-непринужденную. Воздух, густой от ароматов меда и пряностей, исходивших от только что расставленных угощений, мягко рассеивал полумрак, окутывая присутствующих теплым, интимным светом.

Два друга, боярин Даниил и его гость Андрей, сидели за низким столом из красного дерева, покрытым вышитой вручную скатертью, на которой красовались изысканные узоры, выполненные тончайшими нитями серебра.

Они потягивали медовуху из резных чарок, искусно украшенных миниатюрными изображениями лесных сцен и таинственных существ. Разговор шел оживленно, прерываемый раскатистым смехом и задушевными вздохами. Однако, за маской непринужденного дружеского общения скрывалась напряженность, незаметная на первый взгляд, но ощутимая для тех, кто был достаточно близок к этим людям. Эта напряженность происходила от секретной миссии, целью которой был поиск ценного предмета. Оба знали о существовании этого предмета, но место его нахождения оставалось загадкой. Этим загадочным предметом являлась боярыня ксения Захаровна Самохина.

Андрей, прибывший поздно вечером, весь его вид говорил о скрываемой тревоге, которую он безуспешно пытался скрыть за маской усталости от долгой дороги. Его притворная сонливость выглядела неубедительно.

— Так, а ты то чего ищешь? — Вдруг спросил Даниил Андрея. Вопрос был задан невинно, но в нем скрывалась острая наблюдательность. Андрей, понимая, что его обман раскрыт, попытался сохранить спокойствие. — Али по государевым делам приехал?

— По государевым, — ответил он с натужной улыбкой. — Запозднились мы, пора и спать. Не выгонишь на ночь глядя своего товарища?

Его ответ на вопрос Даниила о причине позднего прибытия был

явно неправдоподобен. Он сослался на государевы дела, хотя на его лице играло недоверие. Это вызвало у Даниила еще большее подозрение. Боярин уже подозревал, что его друг скрывает что-то важное.

— Что ты такое говоришь? Разве мы недруги? Конечно оставайся. Тебе уже и опочивальню приготовили, — сказал Даниил, стараясь сохранить видимость беззаботности, но его глаза горели любопытством.

— Тогда вели служке показать, куда идти. Глаза закрываются, спать хочу. — Делая вид, что ничем не озабочен, промолвил Андрей.

Даниил, отправив Андрея в опочивальню под присмотром служки, сам спустился на кухню. Там, не найдя кухарку Арину на месте, он подошел к ее комнате и постучался. Тишина. Еще один стук.

— Арина, — позвал кухарку Даниил, — открой на минутку. Спросить хочу.

Ксения, услышав сквозь сон стук, встрепенулась, соскочила с кровати и спряталась за печкой.

Сердце бешено колотилось, в горле пересохло. «Неужели нашли?» — промелькнуло в голове. Она старалась дышать как можно тише, боясь выдать себя.

Ксения замерла. Его голос! Он такой близкий, такой реальный. Она чуть не выронила дыхание, чувствуя, как страх сковывает ее тело. Еще немного, и он поймет, что она здесь. Но почему он спрашивает про Арину? Неужели он не знает?

— Арина, — позвал вновь Даниил кухарку, услышав шорох в комнате, — открой, это я Даниил.

Ответа не было. Вдруг, по коридору, молодой боярин отчетливо услышал шебуршание ног. Обернувшись, он увидел кухарку Арину. На лице ее застыло выражение испуга и растерянности.

— Боярин, — Арина испугалась, что хозяин мог обнаружить беглянку, — что- то случилось? Вы в такое время, в чёрной половине?

— У тебя кто- то есть в комнате? Я шорох слышал. — спросил он, стараясь сохранить спокойствие. Его взгляд был сосредоточен, и он сразу понял, что её испуг, скорее всего, был вызван страхом

— Так это мыши, — сообразив, ответила Арина, — кота нужно, а то гляди и мешки с мукой попортят. — Она нервно теребила передник, стараясь скрыть дрожь в руках. — а вам почему не спится? Ночь на дворе.

— Ясно, — сказал Даниил, хотя он не совсем верил в её слова. Что-то в её тоне показалось ему неискренним.

Даниил покачал головой. Он знал, что не только мыши могут навредить благополучию дома. Его инстинкты подсказывали, что за этим шорохом скрывается нечто большее.

Арина насторожилась, её глаза расширились, в них отражалась тревога.

— Не до сна, Арина. Гость у меня. Андрей. Заметил я, что неладное он затевает. Что-то ищет, да не говорит что. Ты давно у нас служишь, глаза у тебя наметанные. Не видела ли чего странного? Может, спрашивал о чём? И, — Даниил сделал небольшую паузу, — пока я отсутствовал никто не приходил в терем?

— Нет, боярин, никого не было, — произнесла она с видимым облегчением.

— Спасибо, Арина, — опечалившись, промолвил Даниил.

Кухарка только хотела зайти к себе в комнату и уже приоткрыла дверь, как остановилась.

— Арина, скажи, а у Ксении Захаровны есть далекие родственники? — Вновь задал вопрос Даниил.

— Ой боярин, — стушевалась кухарка, — откуда ж мне знать. Я ведь только по кухне и кручусь- верчусь. Ведать не ведаю об этом.

— Хорошо, Арина, — ответил Даниил и увидел через маленькую щель в комнате кухарки неразборчивую тень, что ложилась на пол от горевшей лампадки. Не придав этому значения, Даниил отвернулся, опустил голову и пошёл в свои покои.

— Ух, — выдохнула кухарка, закрывая за собой дверь. — Сердце в пятки ушло. Испугалась жуть как. Ну хоть бог миновал.

— Обо мне спрашивал? — Выходя из своего убежища, печально молвила Ксения.

— О тебе, моя косатушка. Может стоит открыться ему? — Желая молодой боярыне добра, поинтересовалась Арина, — ведь хороший он человек. Если б ты знала сколько добра людям сделал. Чёрные супостаты никого не жалели, да и сейчас от них одна беда. А боярин как только пришёл в себя, да от раны излечился, то сразу помогать людям начал. И не было для него различия кто ты, богатый или смерд.

Слова Арины, наполненные теплотой и искренностью, вдруг пробудили в Ксении надежду. Она задумалась о том, что, возможно, доверие к Даниилу могло бы стать началом новой жизни — жизни, где страх уступит место любви и открытости. Но этот было только где — то далеко в мыслях.

— Не могу я открыться, Арина, — ответила она тихо, и в её голосе слышалась нерешительность, — боюсь. Сердце шепчет, что доверься, а разум обратное вторит.

— Тебе виднее, милая. Я сейчас покушать принесу. В доме все уснули, так, что пойду на кухню, — сказав, Арина вышла из комнаты.

Через некоторое время, девушка с аппетитом откусывая пирог и запивая его квасом, думала о дальнейшей жизни. Что её ждёт? Сможет ли она когда-нибудь забыть ужасы прошлого и начать всё с чистого листа? Даниил… кто он для неё? Спаситель? Или очередная ловушка судьбы?

— Арина, — откладывая недоеденный пирог с зайчатиной, спросила кухарку боярыня, — ты говорила, что перед смертью отца двоих опричников видала. Кто они, не знаешь?

— Так один из них Даниил Владимирович.

— А другой?

— Я второго мельком видала. Захожу в горницу, а там молодой боярин истекает кровью и батюшка ваш мертвый. Я испугалась, рот рукой закрыла, чтоб не закричать, да за печь и спряталась. Вижу, как второй опричник показался и со стола шкатулку взял, да и исчез на потайной лестнице.

— На потайной лестнице? — призадумалась Ксения.- А лица не видела?

— Нет. Со спины лишь помню. Невысокий, со светлыми волосами, худощавый.

— Неужели он убийца?

— Кто?

— Видела сегодня гостя нового хозяина? Не он ли?

— Ой, касатонька, так ведь похож очень. Я внимания сразу- то и не придала, а вот как ты сказала, то точно он.

— Значит он не только вор, но и убийца, — С презрением произнесла Ксения. — Аринушка, как только солнце взойдёт, уйду я. К тетке в монастырь пойду, там пристанище найду.

Полночи Ксения ворочалась на маленькой кровати в комнате кухарки. Как только утреннее солнце осветило двор, девушка надела на себя мужское рубище, поцеловала на прощание Арину и тронулась в путь.

Дворовые только начинали просыпаться и Ксения миновала двор незамеченной. Оглядываясь, прижимаясь к забору, ограждающего дом от улицы, отлично зная дорогу, девушка торопливо шла по улице. Страх гнал её вперед, но вместе с ним росла и решимость. Она бежала от опасности, но в глубине души знала, что рано или поздно ей придется вернуться и встретиться лицом к лицу со своим прошлым. Тётка, игуменья монастыря, всегда была ей поддержкой. Ксения помнила её мудрые наставления и тихий голос, вселявший уверенность.

Дорога до монастыря была неблизкой, но Ксения знала каждый поворот, каждую тропинку. Лес казался ей убежищем, шелест листвы — успокаивающей мелодией. Она надеялась, что в монастыре найдёт защиту.

Дорога казалась бесконечной. Ноги гудели от усталости, в горле пересохло. Несколько раз Ксения останавливалась у ручьёв, чтобы утолить жажду и набраться сил. Она старалась не думать о том, что оставила позади, но воспоминания настойчиво возвращались. Лицо отца, его добрый взгляд, слова наставления — всё это всплывало в памяти, вызывая новые приступы тоски.

Облегченно вздохнув, Ксения присела на небольшой камень, лежащий в стороне от дороги, ведущей из города.

Яркое солнце поднялось над горизонтом и осветило все вокруг. Солнце, пробивающееся сквозь облака, словно пыталось согреть её душу, но в сердце Ксении была лишь холодная тень.. Небольшой узелок, который дала в дорогу боярыне кухарка, лежал рядом. Ксения развязала его и вынула печёный пирожок. Откусив его, из глаз девушки словно бурная река потекли слезы. Пирожок, хотя и был вкусным, не смог заглушить ту боль, которую она чувствовала. Каждая крошка напоминала ей о доме, о минутах, проведённых за семейным столом, где смех и радость переполняли пространство. Оплакивала Ксения не только своего отца, но и свою горькую судьбу.

— Почему так несправедливо? — вслух спросила она, обращаясь к небу. — Почему мне? Почему мне не дано было жить обычной жизнью, как все?

Слёзы текли по её щекам, смешивая горечь с теплом весеннего солнца. Вокруг неё всё напоминало о забытых мечтах: распускающиеся цветы, поющие птицы — вдали звучал весёлый щебет, напоминая о свободе. Но для Ксении это всё было лишь иллюзией. Она знала, что мир вокруг неё полон опасностей, и каждый момент на воле мог закончиться непредсказуемо.

……….

Всего через час, как покинула Ксения отчий дом, на кухню к Арине вошёл Андрей Савельевич Кожемятин.

— Ой, боярин, — встрепенулась Арина, ставящая квашню, — напугали меня, так тихо вошли.

Андрей прищурив глаза вплотную подошел к бедной женщине.

— Вчера с одним холопом разговаривал, — без приветствия начал беседу опричник, — интересную вещь рассказал.

— Что ж он вам поведал? — Стряхивая с рук муку, и отстраняясь от боярина, спросила Арина.

— Ты единственная из прошлых слуг в этом доме осталась. Никто не выжил кроме тебя, — прищурив голубые, стеклянные глаза, говорил Андрей.

— Так Всевышний пожелал меня в живых оставить. Супротив его, вряд ли можно идти. — Арина отошла в сторону от боярина.

— Это — то конечно так, — не отрывая взгляда от кухарки, молвил Андрей, — но очень все странно.

— А что странно — то, — кинув на стол тряпку, которой вытирала стол от муки, — то, что в живых осталась? Не добили твои супостаты?