Бесплатный фрагмент - Лунная волчица

Глава 1. Нападение монстра

Мы позавтракали, и Саку взялась мыть посуду. Одна из моих пяти кос расплелась, и я пытаюсь переплести её заново.

— Собираешься ходить лохматой на наш день рождения? — спрашивает Саку.

— За моими волосами не так легко ухаживать, как за твоими!

— Давай помогу.

— Считаешь меня такой бестолковой и беспомощной? — я оглядываюсь на сестру с завистью. Из её кос никогда не выпадет ни одного волоска. Амулеты, ленты и медальоны настолько крепко вплетены, что не отрываются даже в ритуальных танцах.

— Кое-что я в толк не возьму. — говорит Саку, и её черные глаза вспыхивают.

— Чего не поймёшь?

— Почему косы у тебя расплетаются всякий раз, когда твоя очередь мыть посуду?

Я смеюсь и слегка краснею. Неужели она заметила мою маленькую хитрость?

— Я думаю, что разгадала загадку! — продолжает Саку.

— И что же это?

— Похоже, что в нашем доме завёлся демон-абаасы и расплетает твои косы! — фыркает Саку. Она делает устрашающее лицо и хочет поймать меня.

Я пугаюсь и машу на сестру.

— Фу! Перестань!

Иногда мы дразним друг друга и пугаем всякими страшными выдумками. Но эта, про демона-абаасы — просто абсолютный кошмар!

Я хочу сбежать от Саку, но спотыкаюсь о подушку на полу и падаю. Она спешит ко мне, чтобы помочь подняться. Мы сталкиваемся и Саку валится на меня.

— Вот он! Я нашла монстра! Он прятался под подушкой, на которой ты сидела! — кричит Саку и показывает мне обломок амулета из дерева.

Я смотрю на него со страхом и не знаю, чему верить. Теперь мне действительно страшно.

— Это не моё!

— И не моё! — говорит Саку.

— Может тёти Аме?

— Нет, она носит только металлические и кожаные амулеты как и мы с тобой.

— Откуда взялась эта маленькая гадость?

Мы смотрим друг на друга с испугом.

— А что, если это настоящий абаасы? — шепчу я. — Старшая мать говорила же нам, что эти злые духи могут превращаться во что угодно.

— Ох, и правда! Они могут превратиться в туман, животных, птиц, даже в стул на кухне, ботинок или… этот амулет? — шепчет Саку.

— Давай сожжем его!

Саку бросает обломок амулета в огонь очага в центре комнаты. Чужая вещь вспыхивает и превращается в пепел. Я ухожу к зеркалу, чтобы заплести косу. Мне хочется выглядеть хорошо в наш день рождения!

Мои волосы не такие жесткие и черные, как у Саку, отца или местных жителей нашего городка Бёрё Кёль. Они мягкие и белые. Отец говорит, что я похожа на одного из родственников нашей мамы, которые живут на другом конце Волчьего моря. Но я не помню ни маму, ни кого-либо из них.

Если верить словам Саку, белый цвет волос защитит нас от недобрых сил, которыми кишмя кишит наш дикий северный край: и ёкаи, и абаасы, и призрачная армия — владыки Запретного царства мертвых. А в Синих горах, в стране вечных льдов, живёт Император Зимы. Говорят, что тело у него снежное, а сердце изо льда. Души так и вовсе нет. И он не уйдёт из нашего мира, пока не вернёт невесту, которую однажды потерял.

В мои мысли вторгается голос Саку. Она стоит в дверях со смятым листом бумаги в руке.

— Что-то случилось? — спрашиваю я.

Саку протягивает мне записку. Я узнаю отрывистый почерк тети Аме.

«Новорожденный. Сильная метель. Оставайтесь внутри».

Коротко и по делу. Так же, как и она сама — тётя Аме, которая всегда рядом с теми, чья семья ждёт ребенка. Теперь она и в непогоду ушла помогать. Посреди ночи.

Саку отвечает так, как будто Аме может услышать:

— Конечно, дорогая Аме! Мы вам обещаем!»

«Вот же подлиза — вся из себя такая приличная!» думаю я и кричу: — А я ничего не обещаю! Не говори за меня!

— Мы должны быть послушными и добрыми к Аме, — говорит Саку.

— Фу! Иногда ты такая фальшивая, что меня тошнит от тебя!

— Аме заботится о нас!» — продолжает Саку читать мне нотации.

— О да, сварливая ты старушка, Саку! — Я поддразниваю сестру.

— Называй меня как хочешь, но сегодня мы не пойдем на улицу! — говорит Саку.

«Вот же упряма, как осел!» думаю я и говорю вслух: -Ты не можешь решать за меня! Сегодня у нас день рождения. Почему мы должны сидеть дома?!

В отличие от меня, Саку основательная и надежная. Несмотря на то, что мы часто спорим, я чувствую себя рядом с ней в безопасности. Да и все, кто оказывается рядом с Саку, начинают ей доверять и откровенничать, стараясь подружиться. Мальчишки или девчонки — не важно. Даже наша кошка Цукико выбирает её, а не меня. Огрызается, когда я возражаю Саку. И где, кстати, кошка?

Почти сразу из соседней комнаты доносится завывание Цукико.

— Мяу!

«Неужели она слышит мои мысли?» — думаю я в изумлении.

Кошка бежит ко мне на полной скорости, как будто хочет сказать что-то важное. Прыгает мне на ноги, кусает за пятку.

— Примчалась, будто что-то понимаешь? — фыркаю я и гоню её: — Отстань! Иди к своей любимой Саку, а я занята!

Цукико таращится, фырчит. И мне чудится — в её светлых, как свет зимней луны, глазах мечутся сердитые искры. А в фырчании слышен упрёк.

— Иди к своей любимой Саку и хватит меня воспитывать! — рычу я на кошку и сглатываю неожиданные слезы. Я расстроена и мне грустно. Неужели мы не сможем выйти на улицу сегодня.

А я собиралась пойти к Старшей Матери, практиковаться в искусстве магии. А еще я надеялась встретиться с Нуком у неё дома. В последнее время я часто ловлю его взгляды на себе.

Может, он влюбился в меня? Может, сегодня он сказал бы мне, что я — самая главное в его жизни, а не моя сестра?

Я дергаю себя за косу так, что становится больно уже не внутри, а снаружи. Тихонько всхлипываю и ругаюсь на себя:

— Не реви!

Отодвигаю занавеску на окне и у меня перехватывает дыхание. За ночь выпало столько снега, что он доходит до самой крыши сарая.

— Снега выпало целое море, а мы ничего не слышали? — кричу я и бегу к сестре.

— Потому что нет в мире ничего тише снега, — с умным видом заявляет она и прибавляет довольно тихо: — Лунные волки знают!

Но я всё равно слышу её и смеюсь:

— Лунные? Они на луне живут, что ли?

Ладно бы ещё вспомнила про Солнечного волка, нашего прародителя, а то про каких-то лунных придумала. Умора!

— Лунные волки живут на земле.

— А где на земле? — не отстаю я. Саку небось опять думает, что умнее меня? А я вот так не думаю!

— Там, где нас нет! — отвечает она.

— А? — урчу я разочарованно.

Саку пожимает плечами и отводит взгляд.

— Вот вечно ты так, что-нибудь эдакое загнёшь, а я потом голову ломай, догадывайся, правда или нет! — ворчу я.

Ее лицо краснеет, а губы сжимаются. Все её поведение говорит мне, что она уже сожалеет о том, что сказала. Не разгласила ли она случайно чью-то тайну?

Саку всегда притворяется умнее и старше меня. Но мы близнецы, несмотря на то, что мы непохожи. Я думаю, это потому, что я появилась на свет посреди ночи, в то время как Саку родился на рассвете.

Но несмотря на то, что я родился раньше, в нашей семье считают Саку старшей.

Конечно! Она же все делает, как требует от нас Аме.

А меня Аме постоянно шпыняет. Называет безответственной и баламуткой. Если с нами что-нибудь случается, достаётся всегда мне.

Иногда мне кажется, что Аме просто не любит меня и потому не упускает случая лишний раз прицепиться. То ей не нравится, как я накосные украшения вплела, то она недовольна уборкой комнат и мытьём посуды, то узор на платье, видите ли, вышила уродливый, то в плетении талисмана напортачила.

Перечислять можно до бесконечности, но я всё чаще думаю, что Аме права — я на самом деле растяпа и неумеха. И можно даже не пытаться одолеть Саку в Испытании, которое ждёт нас с сестрой уже через неделю, под Новый год.

Испытании Близнецов.

Вы слышали о чем-то подобном?

Нет?

Ничего удивительного. Вот и у нас в Бёрё Кёль никто не слышал и не знает!

Просто после нашего рождения Старшая мать получила от Шамана Котоаматцу-ками весть: «Высшие силы назначили сёстрам Испытание Близнецов».

Раньше близнецы здесь никогда не рождались. Так что люди разное говорят — не знаешь, кого слушать и кому верить. В конце концов, население города разделилось на три части и каждая высказала нам свое мнение.

— Одна из вас, вероятно, дьявол, а другая — ангел с чистой душой, — говорят одни.

— Самая сильная из вас двоих вберёт в себя другую и вы станете одним человеком — с тёмными и светлыми сторонами души. — настаивают другие.

— Та, кто победит в Испытании Близнецов, заберет себе душу другой, имя и священный амулет волка. А та, кто проиграет, будет называться «Вторая», пока не умрет, — убеждают нас остальные.

«Вторая»? Для меня это то же самое, что «Незваная». Вроде как, мы тебя не звали, вот иди и гуляй где-нибудь от нас подальше!

А я не хочу называться ни «Первой», ни «Второй». Мы же с сестрой как две ветки на одном дереве, две части одного мира! Нам нельзя друг без друга. У нас не только общий амулет — волчий зуб, поделённый на две части, но и имя — Кавагиси, что значит «Берег Реки». Шаман дал нам общее имя.

Кстати, про общее имя. Глупее не придумаешь, правда? И как Шаман до такого додумался? Наверное, ему скучно было в своём шаманском мире, вот он и нашёл себе развлечение.

Ну как два человека из одной семьи могут называться одним именем?

Вот представьте себе, идём мы такие с сестрой по улице, и вдруг кто-то окликает:

— Эй, Кавагиси!

— Которая?

— Да не ты, — обычно машут в мою сторону, а потом показывают на сестру: — А ты!

Ну кому понравится, чтобы в вас тыкали пальцем или отмахивались, как от мухи? Лично мне нет. И когда нам с сестрой исполнилось пять лет, я предложила разделить имя, как и наши половинки амулетов. Сестре идея понравилась, и мы придумали новые имена, а потом бросили жребий.

Сестре досталась зеленая ягода, а имя Саку-но-Кайган «Цветущий берег». А я вытянула голубую ягоду и имя Кава-но-Мидзу — «Речная вода». С тех пор все друзья в Бёрё Кёль называют нас Саку и Кава.

Надо сказать, что Шамана никто никогда в наших краях в глаза не видел. Одна только Старшая мать и общается с ним через сны. Получает от него разные задания, а бывает, и предсказания, как в случае с нами.

Старшая мать умеет через воду говорить с силами природы. Шаман доверил ей готовить меня и Саку к Испытанию Близнецов.

Она открывает нам секреты знахарства, помогает овладеть магическими заклинаниями, плести защитные амулеты из конского волоса и посылать тайные послания иччи. Это невидимый дух секретного знания. Он превращается в маленькую птичку и летит к получателю.

А ещё Старшая мать рассказывает нам легенды края о людях, природе и животных. Но она никогда, никогда не говорил про Лунных волков!

Поэтому на слова Саку про них я громко смеюсь:

— Никогда не слышала про твоих волков с луны! Зато я знаю, что снег — самая шумная вещь на свете, — я торопливо перечисляю, что мне известно про снег: — Снег скрипит под лыжами и санками. Снег трещит на морозе. Снег шепчет снежинками. А в бурю снег свистит и воет почище лютого волка!

Саку добродушно улыбается, взъерошивает мне чёлку.

— То не снег воет, а ветер и настоящие волки, — её чёрные глаза на короткий миг вспыхивают и будто светятся изнутри, озаряя лицо.

Она такая красивая!

— Да хоть бы и так! — ворчу я и отчаянно завидую Саку.

Мои светло-серые глаза и белые волосы выглядят так неинтересно по сравнению с тёмными волосами и красивой внешностью сестры. Ух, как мне хочется стукнуть её, чтобы не задавалась!

— Может проверим, насколько снег будет тихим? — коварно предлагаю я.

Саку молчит.

Ах. Ну да! Как же я забыла?

Если мы выйдем на улицу, когда нам не разрешили, и что-то пойдёт не так, Аме отругает меня. И снова задаст мне перцу! Потому что она всегда срывается на мне — мол, я сбиваю с толку сестру. А Саку в такие моменты защищает меня.

Обманщица! Если бы хотела защитить, не притворялась бы умницей-разумницей. Уж я-то знаю, какая она на самом деле бывает бестия!

И оттого, что Саку вся из себя такая заботливая, мне ещё сильнее хочется сделать каверзу. И наплевать, что Аме рассердится или наябедничает отцу, и тот будет переживать за меня.

Во мне просыпается вредина, и я продолжаю подначивать сестру:

— Ну так что? Проверим?

Наконец и кошка подключается. Мяучит на разные голоса — просится на улицу.

— Цукико выпустим, но сами не пойдём! — решает Саку.

— Почему?

— Нельзя! Аме не разрешила, на улице буря! — Саку краснеет и хмурится.

— Ты бурю боишься или Аме?

— Никого я не боюсь! Я просто не хочу, чтобы Аме снова на тебя ругалась, если вдруг вернётся, а нас дома нет!

— Так мы же не пойдём далеко. Мы у дома проверим твой тихий снег. И Аме ничего не узнает, если ты будешь держать рот на замке, — говорю я с хитрой улыбкой. Мне надо, во что бы то ни стало, уйти к Старшей матери, чтобы встретиться с Нуком.

— Да за кого ты меня принимаешь?

— Вот и прекрасно… шепчу я и повторяю вопрос: — Проверим снег?

Вижу, Саку засомневалась:

— Ну хорошо! Только чур, Кава, от меня не отходи!

— Ладно-ладно! Не будь занудой!

Я натягиваю свитер, утеплённые штаны и парку. Влезаю в длинные сапоги из конской шкуры и становлюсь похожа на шар. Потом мы пытаемся открыть входную дверь. Но её замело, так что мы придумываем вылезти через окно кухни. Оно смотрит на лес.

Цукико выпрыгивает первой и молниеносно исчезает в сугробах. За ней выползает Саку, а я выкатываюсь последней.

Небо усыпали звёзды. Воздух дышит морозом. Синие горы вдалеке укутаны снеговыми шалями и сияют белизной. А наши с Саку носы и щёки вмиг краснеют, потому что холодно. Холодно и тихо. Ни звука.

Такое чувство, будто мы одни в целом мире. Пока Саку закрывает окно, чтобы не выстудить дом, я пытаюсь встать. Не удерживаюсь на ногах и лечу вниз по крутому склону. Хлопаюсь с размаху в глубокий сугроб между снежных холмов.

Вдруг чувствую, как кто-то хватает меня за плечо. Сначала я думаю, что это Саку, и кричу ей:

— Помоги мне!

Но Саку и не думает помогает мне встать. Нет! Вместо этого она тащит меня в сторону леса.

— Как ты смеете? Я что, мешок картошки? — кричу я и пытаюсь извернуться так, чтобы увидеть Саку.

Но её рука держит меня так крепко, что я не могу обернуться. Саку просто продолжает тащить меня дальше. И от нее ужасно дурно пахнет, как из заброшенного подвала, где что-то гниет.

Я злюсь и кричу:

— Отпусти меня, Саку!

Но вместо этого Саку ускоряет шаг, и я вижу следы на снегу. Глубокие следы тянутся от меня, а вот другие…

Я икаю от страха.

Следы не принадлежат сестре! Нет! Они от крупного животного.

Лишь на мгновение мне все же удается повернуть голову.

— О! Проклятье!

Это громадное существо, похожее на волка. Таких здоровенных я даже на картинках никогда не видела. Шкура грязно-серая, косматая. Башка просто огромная. Глаза горят страшным огнём, как у злокозненного демона-абаасы!

Неужели этот демон-абаасы решил отомстить мне за то, что я уговорила сестру ослушаться тетю? Тащит он меня в Запретное царство мертвых? Он собирается сожрать меня там?

О, нет! Нет! Это неправда!

Белыми клубами вырывается из пасти чудища вонючий пар. Дыхание у него шумное, со свистом, будто внутри дырявые меха кузницы. Жёлтые клыки прокусили толстый мех моей парки. Но боли в плече я почему-то не чувствую. Наверное, от страха?

Я кричу изо всех сил.

— Сакууууу!

Где она? Почему не спасает меня?

Ледяной воздух врывается в лёгкие. Мне больно дышать. Больно и холодно. Даже не холодно, а ледяно. Внутри как в ледяном подвале, где Аме хранит замороженное в кругляше молоко и воду. Всё нутро прокалывает льдистыми шипами. Вот-вот сама превращусь в ледышку!

Внезапно демон останавливается. Разжимает клыки и роняет меня в сугроб. Я замечаю, что мы уже недалеко от леса.

Между деревьями не проникает лунный свет, там темно и легко заблудиться. Пока не поздно, мне нужно освободиться и как можно скорее! Я пытаюсь отползти, но когтистая лапа демона-абаасы цепляет за волосы, царапает лоб и щёки и вдавливает меня в снег.

Ой! Мамочка! Как же больно!

Я снова кричу и зову сестру. Беззвучно, потому что голоса уже нет. В рот набивается снег, но я упрямо сиплю…

— Сааакууу… — вдруг услышит?

Я снова пытаюсь вывернуться из-под тяжёлой лапы, разрываю снег вокруг головы, чтобы дышать — и тут мне в самом деле удаётся освободиться.

Что происходит?

Поднимаю голову. Смахиваю с лица снег и вижу кровь на варежке. Раны на щеке и лбу так щиплют и горят, точно в них соли насыпали!

А похититель и не смотрит в мою сторону! Я ему почему-то стала не нужна!

Рычит. Хвост поджал. Уши прижаты. Скалится, щёлкает клыками. Пугает кого-то? Или испугался сам? Кого? А если медведя? Тут уж и не знаешь, кто хуже — то ли волк, то ли медведь-шатун, которому не спится зимой.

Круглая луна старается вовсю — сияет с такой силой, что высвечивает самые потаённые уголки в округе. Должно быть, ей любопытно, что происходит внизу, в заснеженном царстве.

Демон-абаасы смотрит на что-то в лесу. Я ничего не вижу, только темно-синюю ночь. Или…

Ну, теперь я кое-что вижу. Сначала просто серую, танцующую тень между деревьями. Затем тень становится больше. Что-то приближается. Что-то опасное и неизвестное…

О!

Я вижу два светло-серых глаза. Это волк. Он останавливается у покрытой снегом ели. Он совсем не похож на моего дикого похитителя.

Раза в два крупнее, но изящнее, что ли. Грациозно, как лань, переступает с лапы на лапу. Длинная волнистая шерсть на боках сверкает в свете луны. Светло-серые глаза мягко светятся.

Наверное, так выглядят Лунные волки — совсем некстати приходит в голову дурацкая мысль.

То, что эти двое враги, я понимаю сразу. Только они не роют снег лапами, не колотят хвостами, не рычат и не нападают. Они замерли грозными статуями и не сводят друг с друга глаз.

Неожиданно мой похититель начинает отступать. Шаг за шагом демон-абаасы пятится к елям и исчезает за ними. А тот, другой, наоборот! Делает крохотный шажок в мою сторону. Он ступает медленно. Он делает шаг за шагом в мою сторону.

Не хочет напугать меня? Или он просто обманщик, который атакует, когда я меньше всего этого ожидаю?

Он смотрит на меня.

«Я друг».

Что? Слышу я его мысли? Я сошла с ума или демон-абаасы уже заколдовал меня?

Волк подходит ближе. Я чувствую его теплое дыхание, запах свежего снега и вереска. У него тёплый шершавый язык, как у нашей собаки. Волк несколько раз облизывает моё раненое лицо. Я моргаю, но когда я открываю глаза, его уже нет. Даже следов на снегу после него не осталось.

Я пробую позвать Саку. А внутри меня как ножом чиркнули — так больно! Ну вот, докричалась! Ещё простудиться не хватало. Аме сразу поймёт, что мы выходили на улицу. Мне достанется от неё. Надеюсь, и Саку тоже! А так ей и надо! Вот где она, бессовестная? Почему не спасает свою лучшую половинку?!

Почти сразу над снежным заносом появляется Саку с фонарём в руках и ружьём.

— Кава! Я тебя потеряла!

По пути обратно она зовёт Цукико, но кошка не отзывается. Надеюсь, что её не утащил демон-абаасы.

Мы едва успеваем забраться в дом и закрыть окно, как разражается снежная буря.

Глава 2. Наваждение

Мы сидим в чайной комнате у очага — греемся. Вернее, греюсь я. Оттаиваю под шерстяным одеялом в папиных великанских носках, катанных из собачьей шерсти, и овчинном жилете Аме. С моей чёлки капает вода, из носа тоже.

Саку притащила большую папину кружку с молоком и маслом — заботится, чтобы я не разболелась.

Я злюсь на нее. Раньше надо было заботиться обо мне, нежить и лелеять! И не слушать меня, не тащиться из дома на улицу, чтобы проверить дурацкую тишину снега!

Меня переполняют слёзы. Чтобы они не вытекли и не утопили меня, я зажмуриваюсь и мгновенно проваливаюсь в снежный сугроб между здоровенных лап демона.

Он обнюхивает моё лицо. Облизывается. Я вижу его красный язык, чувствую смрадный запах. Сердце обмирает от страха. Вот-вот сожрёт!

— Э-эй! — крик Саку вырывает меня из демонской хватки.

Открываю глаза. Смотрю на сестру и не понимаю, где я.

— Ты кружку разучилась держать? — негодует она. — Пролила мне на спину молоко! А оно же горячее!

До меня доходит, что я дома. В безопасности. Меня волной заплёскивает радость, и я глупо улыбаюсь, а потом начинаю беззвучно смеяться. Саку смотрит на меня, как на ненормальную. До неё доходит что-то своё, и она неуверенно улыбается. Спрашивает с надеждой:

— Значит, тебе лучше? Согрелась?

— Аха! Ха! Ха! — я шепчу беззвучно и прямо давлюсь от смеха и обиды — как же больно, а остановиться не могу.

— Я быстро! — Саку убегает и скоро возвращается в сухой рубашке и штанах.

А я уже успокоилась. Сижу тихо-тихо. Вглядываюсь в огонь. Молчу. Мысленно обнимаю себя, удерживаю руками, чтобы снова не провалиться в снег и не оказаться с чудовищем наедине.

Саку улыбается мне:

— Счас, поддадим ещё жару!

Кидает в ненасытный огонь поленья — одно за другим. Длинные языки пламени точно копья. А Саку всё подкладывает и подкладывает. Уже целый воз дров, наверное, бросила туда, а мне почему-то не жарко. Меня колотит. Место, которое побывало в волчьей пасти, и лицо горят изнутри. Будто там бушует и разгорается такой же нестерпимый огонь, как в очаге.

Саку оборачивается ко мне.

— Ну что, тебе и правда лучше? — она делает жалостливую гримасу.

Я снова злюсь на неё. Она не должна была поддаваться на мои уговоры. Она должна была предвидеть несчастный случай!

— Это твоя вина в том, что произошло, — шепчу я.

— Почему?

— Потому что ты потащила нас на улицу. Ты же всегда вроде как старшая и самая мудрая из нас, — шепчу я со слезами в голосе.

Саку не отвечает на мои обвинения. И я хочу причинить ей такую боль, чтобы она тоже начала плакать, как я.

— Ты не должна была меня слушать, а не тащить нас из дома, чтобы проверить тишину твоего дурацкого снега.

Она молча смотрит на меня, лишь её лицо краснеет.

Я вздыхаю и показываю на своё лицо и плечо.

— Болит!

Как же я зла на Саку. Она же вечно строит из себя старшую и самую умную. Значит, должна была лучше меня знать — предвидеть опасность!

— Да нет никаких ран у тебя на лице, и на плече нет, — удивляется она. — Не придумывай, ты уже сама несколько раз смотрела в зеркало!

— А оно болит! Жжёт и болит! — повторяю я с ударением на слове «болит».

— Дай посмотреть ещё раз, что на плече? Может, положу компресс?

Я соглашаюсь. Я надеюсь, что компресс погасит огонь внутри меня.

Она приносит аптечку из кухни, и в зеркале за крышкой я вижу себя. Ни на лбу, ни на щеках нет ран. Как странно! А может, мне всё привиделось? Но на моих рукавицах до сих пор кровь. И почему у меня так болит плечо?

— Осмотрю твоё плечо, — Саку заглядывает под воротник моей рубашки, и на ее лице появляется недоумение.

— Что?

— Странно…

— Что странно? — пугаюсь я.

— Странно, что болит.

Она смотрит на меня испытующе и объясняет:

— Тут и болеть-то тоже нечему. Я не вижу ни следов от укуса, ни ссадин. Как и в прошлый раз, когда заглядывала сюда три минуты назад. Вообще ничего нет! Чисто!

— Почему же болит?

— Может, потянула мускул или… нервное?

— Вроде как, я псих, что ли?

— Да нет! Испугалась просто!

— Просто? Как для тебя всё просто! — я взрываюсь и ору, как мне кажется, но на самом деле — шепчу, потому что голоса нет.

Слёзы текут, я захлёбываюсь ими.

— Да меня всего час назад чуть не сожрал волчара!

— А не надо было от меня уходить!

Саку вскакивает. Она боится моих слёз. Боится сама расплакаться.

— А я не уходила! Я упала! — я хлюпаю носом.

— Надо к Старшей матери пойти! — обеспокоенно шепчет Саку. — Похоже, пора сделать заговор и дать лекарство от бешенства.

— Что? Издеваешься? Какое ещё бешенство! — я сиплю и в истерике колочу кулаками по подушке.

— Ну, когда кого-то укусит дикое животное…

— Да где же ты найдёшь того зверюгу, чтобы дать ему лекарство и сделать заговор?

— Да не ему, а тебе! — уже рычит Саку.

— Так он же меня не укусил! — шепчу я. — Ты сама сказала!

Саку делает большие глаза:

— Тогда чего ты бесишься?

Мы замолкаем. Я смотрю на сестру, озадаченная. Потом фыркаю, и мы смеёмся. Саку громко, а я — беззвучно.

— А я и не бешусь, — говорю одними губами, когда устаю от смеха.

— Вот и чудно!

Она подсаживается ко мне. Обнимает одеяло, в котором я прячусь.

Мы сидим молча. Слушаем рёв огня и отзвуки нарастающей бури. Она негодует, ревёт диким зверем. Набрасывается на бревенчатые стены нашей крепости. Теперь я уверен, что это сам Император Зимы ищет свою сбежавшую невесту.

Никто не знает, как он похищает девушек — самые красивые просто исчезают из своих домов. И неважно, насколько знатная семья, сколько у них домашнего скота или сколько благовоний они сожгли в ночь на тринадцатую луну последнего месяца года.

Очень давно Солнечные волки, нашего перво-предка, оттеснили Императора Зимы к Синим горам. Но когда последний Солнечный волк исчез, защитить нас стало некому.

Вот уже пятнадцать лет Император Зимы владеет земным миром. Холода с каждым годом подбираются ближе и ближе к нашим землям, а снега лежат всё дольше. Последние два года были особенно тяжёлыми. От сильных морозов полегло много скота, за два месяца холодного лета не успели созреть озимые, а теперь и звери в Ближнем лесу попрятались.

Чтобы не потерять надежду, мы, жители Бёрё Кёль, не смотрим на Север в сторону Синих гор, где призрачное войско Запретного царства смерти охраняет подступы к владениям Императора Зимы.

Мы смотрим на Юг.

Ждём, когда вспомнит о нас заблудившийся где-то среди морских волн Южный ветер. Задует с Волчьего моря и принесёт с собой оттепель.

***

Где-то снаружи дома я слышу подозрительный скрежет.

— Что там за звук? — шепчу я.

— Я ничего не слышу. — отвечает сестра.

— Но я слышу! Кто-то царапает стену или делает подкоп, чтобы забраться в дом!

— Лучше поспи.

— Нет! Там демон-абаасы! Он вернулся… — шепчу я, сворачиваюсь в клубок и в тот же миг падаю в другую реальность.

Передо мной наполовину занесённая снегом конусообразная юрта. Стены покрыты корой и дёрном. А сверху они прижаты стволами ольхи, чтобы не разнесло ветром.

Недалеко от входа ярится костёр. Пламя вычерчивает в темноте огненные силуэты животных — тигра, дракона, птицы и воина. А вот и волк — длинная шерсть колышется, словно на ветру. Волк то замирает в магическом танце, то бросается вскачь, будто надеется выпрыгнуть из огненного плена и убежать.

Из юрты выходит высокий худой человек. Откуда-то я знаю, что передо мной Шаман, хотя я его никогда не видела. Кожа на лице буровато-жёлтая. Волосы чёрные и прямые. Блестящие, с узким разрезом глаза. Лицо в татуировках — тёмные сплошные линии тянутся ото лба до носа. На щеках они тонкие, полукруглые, а на подбородке становятся двойными.

На голове своеобразная шапка с двумя рогами, в то время как на плечах — плащ, украшенный лентами, с подола свисают фигурки животных и птиц.

— Шаман Котоаматцу-ками? — спрашиваю я. Но он не отвечает. Он даже не видит меня!

— Шаман! — уже кричу я, потрясенная происходящим.

Он что-то бормочет и бросает порошок в огонь. От костра в небо поднимается дым. Я чувствую запах можжевельника. У меня слезятся глаза, но я не шевелюсь. Терпеливо стою на месте. Мне всё равно, видит Шаман меня или нет, но я постараюсь узнать, как здесь оказалась. И, главное, зачем?

Шаман поднимает бубен над головой, ударяет в него и поёт тягуче. Слова звучат невнятно, я не понимаю, о чём он поёт, но различаю голос бубна. В его грохоте звучит песня об Императоре Зимы, о Лунной волчице и её волчатах. О том, что было когда-то или ещё случится.

«Придёт время, и судьба постучится в твои двери. История повторится…»

Кто-то трясёт меня за плечи.

Я с трудом разлепляю глаза, и бубен Шамана превращается в клубы тумана, а потом из них выплывает испуганное лицо Саку. Глаза сестры широко раскрыты.

— Кава, — шепчет она, — у тебя жар! Похоже, ты заболела! Надо бы к Старшей матери сходить!

— Не надо!.. — сиплю я. — Подождём, когда папа с охоты придёт.

— Папа только завтра вернётся!

— Но там же чудище. Наверное, Император Зимы прислал его! Ждёт меня!

— Император только под Новый год ворует девушек, ему ещё рано. Да и тётя Аме неизвестно, когда вернётся, чтобы помочь нам! Ладно, я заварю золотой корень и хризантему, но если они не собьют жар, пойду к Старшей матери и не спорь!

Я снова проваливаюсь в сон. Хочу дослушать песню. Но уже не Шаман приходит ко мне. А волчица. Её шерсть искрится. Глаза сияют, как две полные луны. Я вглядываюсь в них и не могу понять, кто она? Та, что защитила меня, или я сама? Мы с ней так похожи!

Саку опять будит — принесла отвар. Пока сестра хлопочет — подаёт чашку и укутывает заново меня в одеяло, — в окно на кухне скребутся.

— Не открывай! Там демон-абаасы! — я трясусь и проливаю снадобье.

Неужели сон сбылся и чудище так быстро нашло нас?

— Успокойся, никакого абаасы там нет! Это просто наша кошка!

— Нет, там абаасы!

Саку трогает мой лоб и вздыхает:

— Помнишь, что говорил отец? В непогоду нельзя оставлять на улице ни человека, ни кошку, если они просятся в дом.

— А вдруг там не человек и не кошка?

Моё сердце разрывается от ужасных предчувствий.

— Не придумывай!

— Если откроешь, считай, что и не сестра мне! — шепчу я. — Чудище пришло за мной, и если ты впустишь его, я тебя… за… заненавижу… — мой язык заплетается.

— О боги! Совсем рехнулась? Что ты мелешь?

— Он пришёл за мной. Это меня он хотел украсть… Если впустишь его… то ты самая подлая на свете и хочешь моей смерти, чтобы носить наше имя и мою половину волчьего зуба!

— Амулет! — лицо Саку вспыхивает ликованием. — Что же я не подумала про него!

Она снимает с себя половинку зуба и вешает мне на шею. Заталкивает под рубашку и прижимает к телу.

— Два амулета вместе помогут тебе скорее поправиться!

Я чувствую холод зуба, и меня бросает в дрожь.

— Но ты же без защиты!

Саку отмахивается:

— Но тебе они оба нужны! И не противься. Так надо! Или забыла, как сама поделилась своей половинкой амулета, когда я свалилась с дерева в прошлом году и моя нога долго не заживала? — напоминает она и уходит на кухню.

А ведь и правда! Но тогда мы были в безопасности, дома был отец и Аме, а сейчас… а сейчас к нам в дом ломится чудовище!

Раздаётся щелчок замка оконной рамы. Глухой стук — что-то или кто-то падает на пол. Потом доносится протяжный крик, и я слышу голос — тёмный, дремучий и густой, как тайга.

Он заполняет дом. Делает пространство тесным и таким крошечным, что я сворачиваюсь в клубок волчонком, чтобы уместиться в норе, иначе меня раздавит! Зажимаю уши, чтобы не слышать, но голос проникает сквозь лапы. Обволакивает, сковывает и тащит за собою в кошмар. Кошмар, где я одна. В зимнем лесу. Полная луна в небе, ковёр снега застилает землю.

И ни звука!

Тишина!

И из этого оглушающего безмолвия выпрыгивает волчица. Она вылизывает моё израненное лицо, ласково урчит, а потом бережно поднимает зубами за загривок и уносит в нору.

Глава 3. Пробуждение

Когда я прихожу в себя, в голове прояснилось и горло не болит.

— Амулеты помогли! — радуюсь я.

Некоторое время лежу с закрытыми глазами. Вернутся Аме и отец, а я здорова! Тогда ничего рассказывать не надо. Наша с Саку тайна останется тайной. Мне уже не хочется наказания — мыть посуду всю неделю или заговаривать распухшее от трёпки ухо.

Но чем дольше я лежу, тем беспокойнее становится на душе. Я прислушиваюсь к звукам за пределами одеяла, в котором я свернулась калачиком. Я принюхиваюсь, как любопытный волчонок. И я чувствую запах шерсти животных, влажной почвы и зимнего холода. Запахи настолько сильные и чужеродные, что моё сердце бьется быстрее, и я дрожу. Мог ли абаасы взять меня в плен и утащить в Запретном царство смерти, или то был сам Император Зимы? Были ли разговоры с сестрой и её помощь просто чепухой или бешенством от монстра?

Надо поскорее выбраться из норы!

Здесь темно и тихо. Мягкий песок плывёт под моим слабым тельцем, мелкие частицы пыли попадают в нос и рот. Так хочется чихнуть, но я терплю, чтобы не выдать себя.

Я попадаю в узкий переход. Мне трудно дышать. К счастью я вижу впереди свет. Он зовет меня! Там выход!

Я ползу дальше и попадаю в золу в погасшем костре. Зола ещё теплая. Налево от себя я вижу громадный валун, заросший мхом. Я чувствую запах камня. Кажется, он живой.

На его поверхности проступают трещины. Мысленно соединив их, я вижу лицо Шамана.

Я продолжаю ползти к пятну света и вдруг вываливаюсь из пещеры и качусь вниз по склону к реке. Когда я ударяюсь о поверхность воды у меня перехватывает дыхание.

Я кричу. Открываю глаза и понимаю, что лежу в нашей с сестрой комнате, завернутая в одеяло, как в кокон. В комнату вбегает тетя Аме.

— О, ты проснулась, дорогая!

Она легко поднимает меня, переносит на матрац. А потом садится рядом на пол, гладит меня по голове, ласково приговаривает:

— Хорошая моя, скоро всё наладится!

Я молча таращусь на неё. Что это с ней? Никак кто заколдовал?! Когда Аме так ластилась ко мне после моих проделок? Она же меня терпеть не может!

Я заглядываю в её блестящие чёрные глаза и хочу понять, что Аме имеет в виду? Что скоро будет хорошо? И что плохого случилось?

Голос у меня нормальный, горло не болит. Значит, я поправилась! Так почему я лежу в постели? И где моя сестра?

Узкие, как снежные очки, глаза Аме становятся уже, превращаются в тонкие полосочки, потому что она улыбается мне.

Я всегда удивлялась, как она может через них что-то видеть. А видели они, оказывается, намного лучше моих молодых глаз. Они могли увидеть даже то, что никому не видно. В этом я убеждалась не раз, когда Аме заявлялась домой в самый неподходящий момент и подлавливала меня на проказах.

— А где?.. — голос срывается.

Брови Аме взлетают, она наклоняется ко мне. Шёпотом уточняет:

— Ты, верно, хотела узнать, где твой отец?

— Ну… да! — я не понимаю. Отец же на охоте.

— Он во дворе вместе с другом…

Тут до меня начинает доходить — что-то не так. Сестра только что убежала впустить путника, и тут я просыпаюсь здоровой — а только что горло горело, будто жидкий огонь проглотила! И отец вернулся с охоты!

— А где Саку?

Аме вздыхает и отводит глаза.

— А сколько времени я спала?

— Сколько бы ни проспала, оно твоё! Успеешь наверстать.

— Что наверстать?

— Да как же? Старшую мать навестить, друзей встретить, получить подарки ко дню рождения. Да ты и состариться даже не успела!

Аме улыбается, но голос дрожит. Она чего-то боится? Не договаривает!

— А Нук приходил?

— Нет…

— А Карахат?

Она снова вздыхает. Мы молча разглядываем друг друга. Интересно, о чём думает Аме?

— Хочешь поесть? — спрашивает она.

Я мотаю головой:

— Нет! Ты ещё не сказала, где моя сестра. — и поджимаю губы.

Аме вздыхает. Мы снова смотрим друг на друга в тишине некоторое время. Я начинаю злиться. Почему она не отвечает?

— Ты так и не сказала, сколько времени я провалялась в постели и где моя сестра!

— Неделю, деточка! А в бреду говорила про какого-то монстра. Он тебя то ли покусал, то ли хотел утащить. Но мы не нашли следов укусов — наверно, это тебе просто привиделось.

Привиделось?

Я с ожесточением кусаю губу, чтобы не зарычать и пугаюсь моих чувств. Почему я такая нервная и раздраженная? Аме добра ко мне сейчас. Нет! Я должна взять себя в руки и успокоиться.

— Расскажешь мне, что произошло, пока меня не было дома? — спрашивает Аме негромко.

Я трясу головой. О! Нет! Я не хочу рассказывать ей о том, что случилось. Я подожду отца и расскажу ему всё.

— А где папа?

— Я же сказала, он во дворе. Он вернулся с охоты с мёртвым волком.

— Меня не интересует мёртвый волк, я просто хочу знать, где Саку.

Аме снова не отвечает, лишь вздыхает. Зачем она мучает меня? Внутри меня вспыхивает пламя ярости. Мне так стыдно за него, но я не могу себя контролировать. Я подскакиваю на постели и рычу как волчонок.

— Успокойся, Кава! Не шуми. — просит Аме.

— Я не буду успокаиваться, пока не услышу, где Саку!

И наконец Аме сдаётся:

— Саку пропала.

— Как пропала? Куда пропала? — я не в силах сдержать слёзы, они льются ручьём. Я всхлипываю.

— Не плачь, моя хорошая! Успокойся. — Аме тянется ко мне, хочет обнять, но я отталкиваю её.

— Не буду я успокаиваться! Моя сестра пропала! С какой стати мне успокаиваться?!

Аме шлепает меня по щеке и шипит, как змея.

— Тихо! Скажи, что произошло в доме? Когда я вернулась домой позже в тот же день, кухонное окно было разбито, и весь пол был покрыт снегом. А Саку пропала.

Саку! О! Бедная сестра моя!

Аме наклоняется и говорит как ни в чем не бывало:

— Тебе нужно поесть.

— Нет, не нужно! Я сейчас не могу думать о еде!

В этот момент в проёме дверей возникает тощая, как пиявка, и вечно лохматая дочка знахарки — Сатико. Смотрит на тетушку услужливо. Кланяется и протягивает чашку.

— Госпожа Аме. Здесь лекарство, мама приготовила.

— Я не хочу твой чай! — шепчу я.

Во-первых, я терпеть не могу фальшивую Сатико. А во-вторых, я не могу контролировать беспокойство и гнев, которые растут внутри меня. Это всё из-за демона-абаасы? Старшая мать говорила, что эти абаасы могут проникать в людей и сводить их с ума.

Я отталкиваю чашку, прежде чем Сатико успевает её подхватить. Часть напитка выплескивается. Зеленый цвет чая напоминает болотную воду и пахнет пре-мерзко. Я морщусь, меня тошнит.

— Можешь идти, Сатико. — говорит Аме.

Сатико останавливается в дверях и вдруг показывает мне язык.

Вот уж лицемерка! Была бы здесь моя сестра, увидела бы, какая Сатико на самом деле противная. А ещё в подруги набивалась, защитницей хотела стать! Ну, подожди! Найду сестру, всё-превсё ей расскажу.

Я злюсь, но умудряюсь удержать себя и не закричать.

— Что эта нестриженая овца делает в нашем доме? — шепчу я.

— У девочки есть имя. Сатико! Неблагодарный ты ребенок!

— Почему я должна благодарить?

Её мама, Ню Инг, очень помогла нам в эти трудные дни. Сатико присматривала за тобой, пока мы, взрослые, были заняты поисками твоей сестры.

Во мне вспыхивает крохотная искра угрызений совести, но она мгновенно гаснет, когда Аме добавляет:

— Ню Инг и Сатико были здесь день и ночь.

Я стону от бессилия.

Каждый день Сатико ходила раньше вокруг нашего дома, стараясь подобраться поближе к Саку. Она хотела быть другом с Саку, но не со мной. Я уверена, что Сатико говорила всякую чепуху обо мне, чтобы заставить нас, двух сестер, спорить друг с другом. Противная Сатико! Хитрая, как столетняя лиса!

— Спала Сатико в постели моей сестры?!

— Конечно! Она присматривала за тобой, пока мы искали Саку. Сначала мы думали, что её похитил волк или тигр. Сама знаешь, как много всякого дикого зверья в это голодное время подходят к селению. Ищут, где бы утащить овцу или собаку…

— Моя сестра не овца и не собака! — Я зло смотрю на неё. — И что теперь?

Аме краснеет.

— Теперь, когда ты пошла на поправку и погода наладилась, твой отец собирается пойти к Шаману Котоаматцу-ками, чтобы тот помог ему пройти Дальний лес и дальше, к Синим горам.

— Но там же опасно! Оттуда никто и никогда не возвращался! — пугаюсь я.

— Вот и я думаю то же самое. А теперь пей чай, он поможет тебе успокоиться.

— Я не хочу успокаиваться.

— Пей!

— Ладно, только сначала пообещай мне, что я пойду с отцом к Шаману.

— Пойдёшь, пойдёшь… — соглашается она, — но сначала выпей лекарство, иначе не разрешу даже встать сегодня!

Я принюхиваюсь к остаткам жижи, удивляюсь про себя, насколько ясно и сильно я стала чувствовать запахи. Морщусь от отвращения, делаю глоток и выплёвываю.

— Что за горькая гадость?

— Обычная трава от простуды. Ню Инг заварила. Она сейчас на кухне, готовит обед, пока я с тобой вожусь. Они с Сатико, сказала же, очень помогли нам с твоим отцом.

— Но я же поправилась!

— Ню Инг лучше знать, поправилась или нет.

— Ну-у, лисица! — я зажмуриваюсь и втягиваю зелёную жижу. Хорошо хоть её не так много — всего на один глоток!

Почти сразу движения Аме становятся неспешными. Она медленно, будто лебедь, выплывает из комнаты, но я успеваю заметить её довольную улыбку.

Маленькими шажками я добираюсь до сундука Саку. И когда я заглядываю в него, я понимаю, что сестра ушла не по своей воле. Она даже не взяла с собой теплую одежду!

Я думаю о событиях прошлого, и меня поражает мысль, от которой перехватывает дыхание. Как же мы с Саку могли забыть об этом?

Шаман сказал, что в наш четырнадцатый день рождения нас ожидает Испытание Близнецов. Оно уже началось? Саку ушла. Но что насчет меня?

Что же мне делать? Если я не начну искать Саку как можно скорее, я никогда её больше не увижу. Она исчезает из моей жизни, как и те другие девушки, которые исчезли за последние четырнадцать лет.

Я иду в угол в соседней комнате. Там висит зеркало и умывальник. Я наливаю холодную воду в ладони и ополаскиваю лицо.

В зеркале я не вижу ран на лбу или щеках. Мое лицо чистое, но очень бледное. Я вытаскиваю плетеные ремешки с амулетами и талисманами из-под воротника. Амулет Саку пропал!

Забрали ли она его, перед тем, как исчезнуть?

В этот момент я замечаю отпечаток обоих амулетов в форме полумесяца на своей груди. Когда появился он? Я прикасаюсь к нему и чувствую — он пульсирует, будто под кожей что-то происходит.

С улицы доносится лай. Это наша собака Ран. Дверь открывается. Отец склоняет голову, чтобы не удариться о раму. Его высокие меховые сапоги покрыты снегом, а с бороды свисают сосульки. Он поднимает голову, и наши глаза встречаются. Его широкое лицо озаряется широкой улыбкой.

— Кава! Ты уже встали! Какие хорошие новости!

В голове у меня что-то щёлкает, ноги подкашиваются, и наступает темнота.

Глава 4. Смерть волка

Прошло ещё два дня. Ни сестра, ни кошка не вернулись. Про Испытание Близнецов никто не заговаривает.

Отец серьёзно поранился, упав с крыши, когда расчищал снег. Ему придется остаться дома на некоторое время. Ню Инг готовит ему травяной чай. Может поэтому отец кажется таким равнодушным и не говорит о Саку или путешествии к Шаману?

А пока я отправила иччи на поиски Саку. Не уверена, что у меня правильно получилось создать его. Иччи — невидимый дух тайного послания. Он превращается в вещую птичку и летит к получателю. Надеюсь, иччи найдёт Саку и утешит. Скажет, что я с отцом скоро придём за ней.

Ню Инг продолжает жить у нас. Поит меня сонной травой уже только на ночь, но я научилась обманывать их с Сатико — срыгиваю по-волчьи в цветочный горшок в комнате. Надеюсь, цветок не завянет от горькой отравы прежде, чем я сбегу.

Каждую ночь я вижу сны о Саку, Императоре Зимы и его замке. Что происходит в Синих горах? Куда он забирает девушек? В гарем? Съедает или скармливает своим чудищам? И почему тот странный волк помог мне, но не спас Саку? И правда ли, что бывают на свете Лунные волки?

А сегодня во сне ко мне заявилась кицунэ — белая лисица с шестью хвостами. Согласно древним легендам, она обладает сверхъестественными способностями. По мере взросления у лисы-кицунэ появляется больше хвостов. У нее может быть даже до девяти хвостов, если она прожила тысячу лет.

Глаза у приснившейся мне кицунэ были ярко-синие. Её окружали загадочные огоньки. Она просила меня как можно скорее идти к Синим горам, тогда она поможет. И мы с ней скрепили клятву. От лисы пахло собакой и бузиной.

Я долго не могу прийти в себя от странного сна, пытаюсь понять его и расшифровать, но спросить о помощи не у кого. Знаю только, что кицунэ коварны. Значит ли, что мне надо ждать предательства? От кого?

Прошёл ещё один день, Нук до сих пор не дал о себе знать. От Старшей матери тоже нет известий, а Аме не пускает меня к ней. Боится, как бы не убежала. И теперь за мной повсюду маячит тень Сатико. Мол, нельзя бедняжечку оставлять в печали одну.

И что Сатико от меня надо?! Чего вынюхивает?

Не знаю, на что Сатико надеется, но я не собираюсь дружиться с ней. Я не Саку, никому не позволю в душу пролезть с добренькими улыбочками и жалостливыми взглядами.

Если бы Сатико так беспокоилась о моей сестре, как говорит, то помогла бы мне убежать на её поиски и сама со мной ушла! О чём я ей так прямо и сказала.

Но она быстро нашлась с ответом. Мол, надо подождать пару месяцев, пока морозы и метели не отступят!

Ага! А если не отступят? Да Император Зимы с каждым годом становится свирепее. И ещё неизвестно, что за это время случится с Саку! А сейчас моя сестра жива. Я чувствую. Я знаю!

Так что я решила — как только появится возможность, сбегу одна! Не нужны мне попутчики вроде Сатико, с ней намучаешься в дороге! Лучше позову Карахата, он уже несколько лет безнадёжной тенью ходит за Саку. Лицо его полыхает, как пламя в жаровне, как только увидит нас.

***

На рассвете Бёрё Кёль накрывает белёсый туман. К обеду дует сильный северный ветер. В песне ветра я слышу имя моей сестры: Саку.

Вечером над домами собираются снежные тучи. Из них толпой валят снежники. Они кружатся, падают и застилают землю. В их шорохе звучит моё имя — Кава.

Но разве снежинки и ветер могут разговаривать?

Бо́льшую часть дня я молчу. Потому что всё, о чём я могу говорить, — про Саку. Мне так не хватает её! Сколько я выдержу без моей сестры, моей половинки?

Каждая вещица в доме напоминает о ней. Её одежда, записи, праздничное платье, которое она готовила в приданое, и вышитый кисет.

Сатико с разрешения отца спит в нашей с сестрой комнате на постели Саку, как будто у неё собственной нет в их пустующем теперь доме. С утра до ночи по дому разносится грубоватый голос Ню Инг — она уже взяла в руки бразды правления. Даже Аме подчиняется ей и поёт под её дудку.

Ещё до нашего с Саку рождения Ню Инг и отец были друзьями. Люди сплетничали, что дело шло к свадьбе. Но, похоже, все ошибались. Потому что однажды на ярмарке в соседнем селении отец встретил нашу маму и женился на ней. Ню Инг после этого тоже вышла замуж, и на свет появилась Сатико. Но потом нашей мамы не стало, а муж Ню Инг утонул на рыбалке в Волчьем море.

***

— Это правда, что в Ближнем лесу ловушки пустые? — спрашивает Аме во время ужина.

— Да, лес будто вымер. — отвечает отец.

— А что говорят ваши люди об охоте в Дальнем лесу? — Ню Инг вопросительно смотрит на него.

— Вы же знаете, что там опасно! В Зачарованной реке живет зловещий дракон Сюллюкюн, а на другой стороне реки правят чудовища ёкаи.

— Ох! — шепчет Аме. — Эти ёкаи опаснее диких зверей. Их невозможно заманить в ловушку, ведь они обладают волшебными способностями!

— Да, мы живем в опасные времена, — кивает отец. — Приближается Новый год, и всякая нечисть повылазила из своих нор в Дальнем лесу.

— Твой друг Такуми сказал мне, что видел в лесу лису-кицунэ с шестью хвостами. Это правда? — спрашивает Ню Инг.

— Да, он пошел за ней, но её следы быстро пропали.

— Кицунэ пришла в нашу страну, — задумчиво говорит Ню Инг. — Такие животные приносят несчастье.

— Может, она пришла по приказу Императора Зимы в поисках девушек, чтобы украсть их? — спрашивает Сатико.

— Причина может быть любой, — говорит Аме.

— В этом году исполнилось ровно четырнадцать лет с тех пор, как Император Зимы начал похищать наших девушек! — напоминает Сатико.

Аме смотрит строго на Сатико и та замолкает.

Заветренное стужей лицо отца выглядит печальным.

— Неужели Императору недостаточно было одной из моих дочерей?

— Всем известно, что девушки исчезают в ночь под Новый год, а моя сестра пропала раньше на неделю. Я думаю, то был не злодей Император Зимы, а кто-то другой! — встреваю я.

— И кто же это был? — спрашивает Сатико.

Я думаю о злом демоне-абаасы и говорю ей:

— Старшая Мать учила меня, что волшебные существа живут не только среди богов, но и в природе. Что, если это чудовище из нашего Ближнего леса?

Мой вопрос повисает в воздухе.

— А может то был Солнечный волк? Никто же не знает, как он выглядит, — не отстает Сатико.

— Что за чепуха! — протестую я. — Солнечный волк — добрый и хороший волк. Он никогда бы ни на кого не напал и не похитил. Мы всегда молились ему, и он дарил нам попутный парусный ветер, охотничью удачу и здоровье.

— Молчите и ешьте! — говорит нам тетя Аме.

Я с сомнением разглядываю кусок копчёной оленины. Ню Инг могла намазать его какой угодно травой, когда готовила. Может быть поэтому папа и Аме так добры к ней и Сатико?

У меня урчит в животе. Я смотрю, что ест сама Ню Инг, и делаю так, как она делает — беру вареный картофель и обмакиваю его в кедровое масло с солью.

— А если твоя сестра заблудилась, а потом её печёнку съела лисица-кицунэ? — никак не унимается и шепчет мне Сатико.

— Тьфу на тебя! — я плююсь, и кусочки картошки попадают к Сатико в тарелку.

Щёки Сатико заливает румянец. Её пальцы впиваются в край стола. Мы смотрим друг на друга — я с гневом, она испуганно.

Лицо отца мрачнеет от её слов, а выражение такое, будто он сейчас взорвётся. Он хочет что-то сказать, но Ню Инг опережает и рычит на Сатико:

— Что ты болтаешь, замолчи, дура бестолковая!

— А что я сказала?

— А ты не понимаешь?!

Ню Инг так яростно трясёт головой, что волосы на вспотевшем лбу скачут. Она делает Сатико знак замолчать. И переводит маслянистый взгляд чёрных глаз на отца. Сладко ему улыбается:

— Господин, мне кажется, Кавагиси не стоит слушать взрослые разговоры. Зачем пугать малышку?

В её голосе столько неприязни, что я едва не давлюсь.

— Я не Кавагиси, а Кава! И я не малышка! Мне уже четырнадцать! — возмущаюсь я. — Моя сестра ещё вернётся, я не стану забывать о ней и забирать её имя!

— Деточка, если ты поела, иди в комнату, — дипломатично просит Аме.

— Почему я? А Сатико?

— А я старше тебя! — Сатико делает отвратительную рожу.

— Кхэ? Старше на полгода!

Отец не смотрит ни на кого, о чём-то думает. Его молчание и чёрный отсутствующий взгляд хуже наказания. Я трогаю его за плечо и умоляюще заглядываю в невидящие глаза.

— А можно я пойду покормлю Ран?

Аме и Ню Инг не выпускают меня даже на улицу, так что я ни за что не упущу возможности прогуляться, пока они тут секретничают. Может, удастся незаметно ускользнуть к Старшей матери?

— Я с тобой! — тут же подскакивает Сатико.

— Вот только тебя мне не хватало!

— Да, пригляди за Кавагиси, чтобы не ушла куда-нибудь, а то придётся потом искать! — решает за отца Ню Инг.

Ну и наглая! Уже чувствует себя хозяйкой? Ну никуда от них с Сатико не деться!

Отец послушно кивает, а Ню Инг показывает на кастрюлю у края очага. И непонятно, к кому обращается. Наверное, ко мне.

— Отнеси бульон и кости…

Она следит за каждым моим движением. Я чувствую спиной её враждебность и говорю громко, в надежде, что отец услышит:

— Не бойтесь, госпожа Ню Инг, от ваших сонных трав у меня сил не хватит на побег!

— За такие дерзости стоит девочку запереть в комнате, а не на улицу пускать! — обращается Ню Инг к отцу.

Взгляд её узких глаз становится таким колючим, что ранит. Мои глаза наливаются слезами.

Лицо отца вспыхивает. Он, как и Саку, боится моих слёз. Я надеюсь, что сейчас-то отец прогонит Ню Инг и Сатико, но он крепко обхватывает меня рукой, прижимает и шепчет:

— И правда, Кава, не убегай далеко, мало ли что!

А потом уже к Ню Инг:

— Ничего не случится. Свежий воздух только на пользу. Да и Сатико будет рядом. Приглядит, чтобы не случилось чего.

Тупая Ню Инг! Я злюсь на неё и на Сатико. Как только выйдем на улицу, я Сатико поколочу!

Я по-быстрому переливаю суп для Ран в бидон, закрываю крышкой. Затем набрасываю на плечи стёганый халат, хватаю бидон и выхожу на улицу. Взмахом ладони сбрасываю слёзы, и с мыслями об отце, Саку и Императоре Зимы беру фонарь.

Почти сразу за мной выскакивает Сатико. В руках у неё овчинный жилет.

Я резко останавливаюсь, и мы сталкиваемся.

— Что ты вечно таскаешься за мной?!

— Мама велела…

— А без мамы у тебя нет разума? Не понимаешь, что человеку надо побыть одному?! Ты и на кухне, и на улице, и в моей комнате. Ты везде! Просто продыху от тебя нет!

— Мама велела… — гундосит она снова и прыгает с каменной ступеньки в сугроб.

Я ставлю бидон на камень и кидаюсь на Сатико. Молниеносное нападение играет в мою пользу. Несмотря на то что Сатико выше на голову и крепче телом, я ловко опрокидываю её на спину. Нависаю над ней и шепчу со злостью:

— Ещё раз рот откроешь, пожалеешь!

— Да что ты можешь мне сделать? У тебя и дара-то никакого нет! Ты даже ритуальный танец Кагуру не можешь исполнить, чтобы не споткнуться! Ты всего лишь человек, как и остальные тут. И никакие амулеты тебе не помогут, когда прижмёт!

Я растерянно слушаю её. Сотню лет назад, в Эпоху Увядания, Император Зимы уже пытался завладеть миром и отстранить от власти богиню Солнца.

Она спряталась от него в Ледяной пещере в Синих горах, и только фее Луны удалось вернуть её в мир, станцевав ритуальный танец Кагура.

С тех пор пришло поверье в наши земли, что, исполнив Кагуру в ненастный день, можно вернуть настоящее солнце на небо. Но ни Старшая мать, ни мы с сестрой так и не смогли вызвать его. Неужели Сатико права, и во всём моя вина? Не может быть! Неправда!

— Можно подумать, у тебя дар есть! — огрызаюсь я.

— А представь себе. Раз уж у моей мамы есть, то и у меня проявится скоро!

— Хах! Полгода назад тебе стукнуло четырнадцать, а ты до сих пор не смогла даже на Карахата повлиять! Мальчишка шарахается от тебя, как от блохастой кошки!

Вообще-то, Карахат — тот ещё молчун. Но находит смелость, чтобы встать на защиту Саку, стоит кому-нибудь поперёк моей сестре что-то сказать. Даже от меня её защищает!

— Откуда тебе знать, шарахается или нет? Ты же в бреду провалялась!

— Хочешь сказать, что за это время он обратил на тебя внимание?

— А вот и да!

— А вот и нет! — я смеюсь с облегчением. — Карахат раньше у нашего дома ошивался, потому что ему моя сестра нравится. А сейчас его не видно ни с утра, ни вечером. А ведь ты теперь живёшь у нас!

— Ха-ха-ха. Очень смешно! А зато твой разлюбезный Нук даже не проведал тебя, пока ты болела!

— Это ты моих друзей распугала, чучело огородное!

— Да ты на себя посмотри! — пыхтит Сатико, пытается сбросить меня, но я сжимаю коленками её рёбра.

Она дёргает меня за воротник — пытается свалить, а я захватываю пригоршню снега и залепляю им лицо вражины.

Она взвизгивает. Выплёвывает снег. Выкручивается. Ругается:

— Ты что? Проклятая! Рехнулась?

— Сама проклятая!

— Нет, это ты проклятая! Так сказала моя мама! Даже как-то странно, что у одной матери родились такие разные дочери! Не иначе в прошлой жизни кто-то из родни твоей матери согрешил, вот вы и родились одна ангелом, а другая демоном!

— Да тьфу-тьфу на тебя, что ты всё время врёшь! Вот навязалась на мою голову. Шла бы к себе домой и там врала бы матери, да поили бы друг друга сонной травой!

— А то не знаешь? У тебя белые волосы и белая как снег кожа. А белый цвет — зло. Вот так!

— Кхе?

— Так сказала моя мама!

— Твоя мама слишком много говорит. Непохоже на неё. Так что не ври, сама небось придумала! Белый цвет — хорошо! Он защитит меня от любого зла!

— Защитит? Ха! Да что ему тебя защищать, когда ты сама зло! Белый снег убивает, белая луна к ненастью, белый туман — в нём можно заблудиться, белые лица ёкаев, махаха и злых духов абаасы… да лучше бы ты свои волосы обрезала! Чудовище!

— Обрезала?! — у меня перехватывает дыхание от ужасных слов.

— Наверное, твоя мать была злой ведьмой, потому и смогла околдовать господина. А он был жених моей мамы! — выкрикивает Сатико.

Голос её в морозном воздухе разносится звонким эхом. Я оторопело смотрю на неё.

— Он никогда женихом Ню Инг не был, всё сплетни и выдумки! — отвечаю я, а в голове уже засела ужасная мысль. Никак не отделаться.

Неужели белый цвет моих волос несёт зло? И неужели наша мама ведьма? Нет! Не может быть! Старшая мать ни за что бы не взялась обучать нас волшебству и готовить к испытанию, если бы это было правдой.

Мы с Сатико некоторое время лежим в снегу. Я прихожу в себя от её злых слов, а она что-то бормочет. Небось опять проклинает меня!

Я поворачиваюсь к ней:

— Всё неправда про белые волосы и про маму. Тебе просто завидно, что моя мама стала женой господина, а твоя — нет.

— Если бы не она, то он был бы моим отцом!

— Если бы он женился на Ню Инг, то тебя на свете не было бы! — фыркаю я.

— Это ещё почему?

— Ну ты и наивная! Тогда у них была бы другая дочь или сын, а не ты. Дам тебе совет: не лезь в мою семью, если не хочешь неприятностей!

Сатико растерянно смотрит на меня. Наконец до неё доходит, что я имела в виду, и она кричит:

— Отвяжись! Не хочу с тобой говорить!

— Сама отвяжись!

Она молча поднимает бидон и уходит к загону, где Ран с выводком.

Я иду за ней, не хочу оставлять наедине с моей любимицей. Раньше мы с Саку выбирали щенят и давали им ласковые прозвища, лелеяли, пока не подрастут, хотя потом отец раздавал их.

Ран хорошая собака. Я думаю, что в тот день, когда Саку пропала, Ран не пришла на помощь потому, что сарай, где она спала с выводком, занесло снегом. Она не смогла выбраться, даже почуяв опасность. Я уверена! А то, что она уловила опасность, не сомневаюсь. У Ран острый нюх. И она очень храбрая.

Я оглядываю полутёмное помещение — может, где-то там спит Цукико? Зову, но кошка не появляется. Зато в дальнем углу слышу неясное шевеление и вижу едва различимые всполохи света.

— Эй, кто там?

Тишина. Возившееся в темноте существо затаилось.

— Да никого в сарае нет, трусиха! — хихикает Сатико. — Небось опять со страху ужасы мерещатся, то ёкаи, то волки?

— Слушай, а Цукико не возвращалась? — спрашиваю я, не обращая внимания на колкости.

— Нет.

— Надеюсь, её не утащил тигр или та лисица-кицунэ.

— Никто её не утащил, нагуляется и придёт, она же не такая сумасшедшая, как ты!

— Если я сумасшедшая, то ты два раза сумасшедшая…

Слабо поругиваясь, Сатико наливает в миску суп и ставит в загон, а я захожу внутрь, чтобы погладить Ран. Но та вдруг скалится и рычит. Я отодвигаюсь от собаки, шепчу:

— Всё хорошо, Ран. Не ругайся!

Ран в ответ тихонько скулит, и тут до меня доходит, что я понимаю, о чём она плачет.

— Я не ругаюсь, Кава, я беспокоюсь о том, кто скоро умрёт, если ему не помочь! Он в дальнем углу сарая.

Я поднимаю фонарь над головой и иду внутрь. Сатико бросается наперерез.

— Туда нельзя!

— Ну не тебе командовать, я пока хозяйка в доме, а не ты!

Слышу слабое поскуливание Ран и слежу за её взглядом. Поднимаю фонарь, и мои глаза расширяются. Всё во мне вздрагивает от ужаса.

На большой раме распята шкура волка. Нет, не того жуткого лохматого и вонючего демона, что напал на меня, а моего спасителя!

Она серебрится и мерцает даже при свете фонаря, но местами уже выглядит как лохматая и ободранная шкура старого лесного зверя. Слабое свечение исходит от неё, шелковистый мех будто подрагивает, и в какой-то момент мне чудится, что она живая!

— Ты всё проспала, Кава! — рычит собака. — Твой отец принёс мёртвого волка, когда пришёл с охоты. Ню Инг договорилась купить её, когда она будет готова после чистки.

Так вот о каком убитом волке говорила Аме! Да как отца с Ню Инг молния не поразила за то, что они сотворили с моим спасителем?!

В горле застревает солёный комок.

— Отец! — я с криком бросаюсь к дому. — Зачем ты убил моего волка?!

И застываю на пороге. К нам пришла Старшая мать.

— Кава? — говорит она чужим голосом.

Я никогда ещё не видела её такой потерянной.

— Вы заболели? — я кидаюсь к ней, придвигаю стул. — Садитесь, пожалуйста!

Почему никто не предложит ей отдохнуть и поужинать с нами? Ведь ей много лет, и она проделала долгий путь — живёт на другом краю селения.

— Господин… — она продолжает стоять, точно не слышит меня. — Я узнала, что ты принёс с охоты шкуру белого волка. Продай мне. Я хорошо заплачу.

Отец низко кланяется ей.

— Я сам привезу вам, когда она будет готова, и никаких денег мне не надо!

Лицо Ню Инг медленно багровеет.

— Господин! — окликает она отца. — Ты уже отдал шкуру мне, сделал милость! Старшая мать, извините, вы опоздали! Мы заключили сделку.

Я понимаю, что волка не вернуть к жизни, но ни за что не соглашусь, чтобы память о нём досталась Ню Инг и её дочери! И выкрикиваю:

— Папа, почему ты обещал шкуру чужому человеку? Она моя! Ты не можешь отдать её просто так!

— Не отдать, а в оплату за мои труды! — заводится Ню Инг, и Аме вступается за подругу:

— Простите, Старшая мать, но они уже договорились, ведь Ню Инг не чужая нам!

— Успокойтесь все! — повышает голос отец.

Долго смотрит на сестру, потом на Ню Инг, и делает шумный вдох. Будто готовится нырнуть в глубокие воды Волчьего моря или вынырнуть из-под чар Ню Инг.

— Я очень признателен тебе за помощь с дочкой, но шкуру я передам Старшей матери. Для тебя будет другая, ещё лучше.

— А мне другая не нужна! — взрывается Ню Инг.

В её глазах вспыхивают огоньки. И на какую-то долю секунды я вижу рядом с ней привидение. Это чудовище Альбарсти, уродливый злой женский дух. Я знаю о таких из рассказов Нука. У неё длинные, чёрные и взъерошенные волосы, длинные когти, размытые черты лица с одним глазом посередине лба.

Я пугаюсь и отступаю к Старшей матери. Нутром чувствую, что она тоже насторожилась. Оглядываюсь и ловлю краем глаза удивительное зрелище — вокруг Старшей матери бушует сияние, будто её энергия в один миг вырвалась наружу и встала на защиту.

От восхищения невероятным видением я замираю и боюсь дышать.

Впервые мне удалось увидеть то, о чём она говорила нам с сестрой раньше. Вот как выглядит сила эмоций, рождающая магию!

И очевидно, что Ню Инг такая магия не под силу. Ни она, ни Аме, ни Сатико явно не замечают внезапного преображения моей наставницы.

Ню Инг буравит отца бешеным взглядом:

— Один раз ты предал меня и женился на другой. Другого раза не будет! Этого предательства я тебе не прощу!

Тяжело шагая, она уходит. Сатико трусцой спешит за ней, а Аме, после минутной паузы, пока размышляла, бросается вслед за подругой.

— Какая разница, чья шкура Ню Инг достанется? — я с недоумением оглядываюсь на отца, но он не удосуживается ответить.

Едва Ню Инг с Аме уходят, Старшая мать возвращается к обычному состоянию и её великолепное сияние растворяется.

— Спасибо! — она кладёт перед отцом увесистый кожаный мешочек. — Вот оплата!

— Мне не нужна оплата!

Он отодвигает мешочек, но она накрывает ладонью его руку. Я вижу новое свечение, исходящее уже от её пальцев. И отец замирает, прислушивается к чужой силе, и наконец кивает.

— Я сделаю, как скажете.

***

Возвращается Аме. У неё сердитое лицо, но она замечает россыпь драгоценных камней. Глаза её превращаются в щёлочки, губы растягиваются в улыбке.

— Старшая мать! Что же вы стоите? Присаживайтесь, я подам чай! — лебезит она.

— Не надо, я спешу, — моя наставница переводит взгляд на Аме. — Я ещё хотела сказать тебе, что на рассвете в семье Тунакана ожидается прибавление. Хорошо бы тебе успеть к ним и помочь.

Отец собирает камешки в мешочек и отдаёт Айне.

— Возьми, передай отцу Юто подарок новорождённому.

— Господин, только привези шкуру сегодня! Непременно сегодня… — просит Старшая мать.

— Но она не обработана…

— Не имеет значения.

— Хорошо, как скажете. Я сейчас же погружу её в сани, — обещает отец.

Когда Старшая мать уходит, Аме выпаливает:

— Что старуха себе позволяет? Уже совсем из ума выжила? С какой стати мы должны отдавать ей шкуру? Ты же обещал Ню Инг!

— А какая разница для Ню Инг? Будет и ей шкура, но другая.

— Ню Инг хотела для дочери, в приданое. Цвет уж больно хорош — серебристо-белый, и шерсть длинная и волнистая. Зачем старухе такая? Перед кем красоваться? Я бы и себе не прочь прикупить, да Ню Инг нужнее. Вторую такую точно не найдёшь! Никогда раньше не видела ничего подобного. Вон у Акихито есть шкура, забери её для Старшей матери, а эту отдай Ню Инг, как договорились, она сама её обработает!

— Нет! — я встаю между ними. — Не позволю!

— Иди к себе и не суйся в дела взрослых! — взрывается Аме.

Я поворачиваюсь к отцу.

— Разреши мне поехать с тобой к Старшей матери.

— У тебя ещё много дел! Мне некогда хозяйством заниматься, я сейчас уеду! — кричит Аме.

— Ладно, когда домашние дела закончатся, — прошу я.

— Почему нет? Ты же поправилась! — кивает он мне в ответ.

Смотрит поверх меня на Аме.

— Если Ню Инг так нужна шкура, пусть берёт у Акихито сама, я оплачу её. А эту я отвезу Старшей матери, и баста! Я не собираюсь позориться и обманывать её.

— А Ню Инг ты готов обмануть?

— Не сравнивай их. Это не обсуждается.

Старшая мать живёт за посёлком, в другой стороне от нас. До неё добираться около получаса, а потом обратно. Я начинаю собирать остатки еды — ужин внезапно закончился, надо поскорее прибраться, и я свободна. Наконец-то побуду одна — ни Ню Инг, ни Сатико, ни Аме.

Я мою посуду, подметаю пол и чищу дорожку к дому от вновь выпавшего снега — всё, как велела Аме.

Уже и отец вернулся с пустыми санями, а я никак не расправлюсь с делами. Я так вспотела и устала, что едва держусь на ногах, но от плана не собираюсь отступать.

— Нет, уже поздно, завтра пойдёшь, Кава! — говорит отец. — Как бы чего не случилось в дороге в такое позднее время!

— Аме меня не отпустит завтра!

— Я поговорю с ней…

Я ухожу к себе переодеть мокрое после работы бельё, и едва не плачу. Я так соскучилась по Старшей матери и Нуку. Сегодня ночью точно не усну от переживаний за них, за Саку, за себя…

И вдруг слышу треск за окном, а плети винограда оживают и дёргаются. Кто-то тихо зовёт меня.

— Кава!

Глава 5. Тайна Нука

Я открываю створку окна, но никого не вижу. Или нет! Что там шебуршит в занесённых снегом ветвях дикого виноградника под окном?

Ястребёнок Хаук! Помощник Старшей матери!

Я чуть из окна не вываливаюсь. Я с ума сошла? Или на самом деле ветер, снег, Ран, а теперь и Хаук могут говорить со мной? А я понимаю их?

Я протягиваю руку, приглашаю птицу сесть. Но Хаук мотает головой, совсем как человек. И я слышу:

— Поспеши! Старшая мать хочет с тобой поговорить.

— Ах, если бы ты знал, как я сама хочу с ней поговорить!

Я готова ослушаться отца. Раз уж Старшая мать велела прийти, то замолвит слово за меня, если отец застукает.

На моё счастье Ню Инг с дочерью не вернулись, Аме тоже ушла, и я свободна от слежки.

Как же я соскучилась по тёплым объятиям Старшей матери и её заботе! Аме никогда не обнимала меня. Даже волосы мои не расчёсывала и не заплетала в косы, как другим девочкам их матери. Будто боялась прикоснуться. В детстве моя сестра заплетала мои волосы, а я её. Но я не в обиде на Аме — она же не наша мама. Наша мама давно умерла.

Я выбираюсь наружу через окно.

На улице пустынно. Никто не хочет испытывать судьбу, поздним вечером, да под Новый год выходить на залитую светом луны улицу — от греха подальше.

Внутри меня всё подрагивает от напряжения, тело как сжатая пружина и готово в любой момент сбежать от опасности. Только вот в душе мне нисколечко не страшно! Если Император Зимы заберёт меня, я окажусь рядом с сестрой и мы обязательно вместе выберемся из плена!

Поднимаю голову и смаргиваю. Что за чудеса? Откуда вторая луна взялась на небе?

Хаук улетает вперёд и возвращается, когда замечает, что я стою и пялюсь на луну.

— Ну и чего застряла, поспешим!

Отвлекаюсь всего на секунду, а второй луны уже и нет! Привидится же такое!

Хаук летит, стрекочет. И дворовые собаки ведут себя тихо. Не поднимают шум, когда я крадусь незаметно мимо изгородей, за которыми они спят или затаились на страже.

— А зачем Старшая мать позвала меня? — не выдерживаю я.

Он молчит.

— Да ладно, говори, что за секреты? — шепчу я. — И где Нук, почему не приходил?

— Узнаешь, потерпи.

Нук живёт у Старшей матери с малолетства. Он сирота. Его родители, кажется, утонули на Волчьем море, как и отец Карахата.

Я поднимаюсь по протоптанной в снегу дорожке и всматриваюсь в тёмные заросли подлеска — мало ли кто затаился?

Мне мерещатся горящие глаза. Я мигаю несколько раз в тревоге — что сегодня со мной? То две луны, то чьи-то глаза покажутся! Там всего-навсего красные ягоды на бузине, занесённой снегом. Надо же, каким острым стало моё зрение!

Кстати, а откуда куст бузины появился? Раньше его не было, точно помню. Бузину в нашем селении не любят — говорят, что недалеко от неё живёт ведьма.

Но эти все вопросы мигом улетучиваются из головы, когда я вспоминаю про Нука. Где он? Почему не встречает?

Наконец, я вижу лавву Старшей Матери. В отличие от нас, живущих в деревянных домах, она не хочет изменять привычкам. Она продолжает жить в лавву. Оно напоминает круглый высокий шатер, построенный из деревянных каркасах и покрытый шкурами оленей и других животных. В верхней части есть отверстие, через него выходит дым из очага.

Хаук приземляется мне на плечо, и я открываю войлочную дверь. Мы торопимся зайти внутрь. Ястреб перелетает на столб под крышей. Там я вижу головной убор, перчатки и ремень.

У входа висят амулеты и сухие колючие растения. Они отпугивают злые силы. Вышитые шерстяные ковры на стенах и полу защищают от холода.

Тёплый воздух лаввы ласкает мое лицо. Я щурюсь от удовольствия и радости. На короткое мгновение вспоминаю о сестре, которую оторвали от меня, и пытаюсь успокоиться.

Старшая мать стоит посреди комнаты у очага — он сердце лавву.

Она высокая и крепкая, по ней не скажешь, что ей минуло сто лет. Ей никогда не надо повышать голос. Она знает, что её слышат, не как некоторые в посёлке, чуть что — начинают орать, вроде Ню Инг.

Её седые волосы заплетены в тугую косу и забраны на затылке костяной шпилькой с вырезанной головой Солнечного волка. Длинное и широкое стёганое платье скрывает худобу. Руки и лицо смуглые, гладкие, только в уголках глаз таятся морщинки — то ли смешинки, то ли грустинки. Не поймёшь!

В тёмном углу лавву виднеется второй выход — священный, через него может ходить только хозяйка. Над ним покачиваются гирлянды крохотных колокольчиков и фонариков.

Чуть ближе к обычному выходу с перекладины свисает кусок копчёной оленины, в другой стороне — связки лука и лечебных растений, они наполняют жилище густыми ароматами.

Старшая мать готовит отвар, и запах трав мне нравится.

— Пусть не гаснет огонь в твоём доме, — я кланяюсь и прикладываю руки к лицу.