Бесплатный фрагмент - Лучезарный ангел

Лучезарный ангел

Историческая фантазия о жизни, творчестве и любви голландского художника XVII века Яна Вермеера Дельфтского

Глава 1

Помолвка Яна и Катарины

Молодой человек среднего роста, крепкий, ладный и быстрый, в длинном тёмном плаще и широкополой шляпе, из-под которой на ветру развевались густые волнистые каштановые волосы, торопливо шёл по узким улочкам Дельфта, держа в руке букет алых роз. Скупые лучи весеннего голландского солнца, с трудом пробивающиеся сквозь густые облака, играли на его лице, и казалось, будто молодой человек улыбается. А может, он и правда улыбался, ведь спешил он на помолвку со своей любимой девушкой Катариной!

Это событие несколько раз откладывалось по той причине, что мать Катарины, Мария Тинс, была против этого брака. Их семья придерживалась католичества, а избранник дочери — художник Ян Вермеер являлся протестантом. К тому же Мария полагала, что он не обладает деловой хваткой, будучи до мозга костей человеком искусства, а значит мечтателем «не от мира сего», и она сомневалась, сможет ли он достойно содержать свою семью.

Катарина привыкла жить в достатке, не зная нужды. Её отец, Ренье Болнес, преуспевающий владелец кирпичного завода, имел немалые доходы. Он умело управлял своим делом, но характер имел тяжёлый — деспотичный, грубый, жестокий, и часто обижал жену и детей, поэтому Мария Тинс развелась с ним, оставшись, тем не менее, состоятельной женщиной. Она любила и баловала свою дочь и очень переживала за её будущее, сама имея в прошлом тяжёлый опыт несчастливого замужества.

Как-то вечером к Марии явились с визитом трое уважаемых горожан: художник Леонарт Браймер, капитан Бартоломеус Меллинг и юрист Ян Ранк. Они пришли убедить женщину, что их протеже — молодой талантливый художник Вермеер — хорошая партия для её дочери. Уговоры Катарины тоже сыграли не последнюю роль. Скрепя сердце Мария дала согласие на этот союз.

«Браймер уверяет меня, что Вермеер — достойный, благородный юноша, и все в городе знают, что его отец был хорошим семьянином, деловым и практичным человеком, — рассуждала она, стараясь этими доводами успокоить себя. — Он оставил в наследство сыну постоялый двор и трактир, в своё время состоял членом гильдии Святого Луки, был опытным ткачом и, кроме того, торговал произведениями искусства. Должны же эти качества отца со временем проявиться в характере его сына…».

Катарина влюбилась в Яна с первой их встречи. Яркая искра мгновенно вспыхнула в её сердце. «Он так отличается от всех», — подумала она с замиранием сердца. Молодой художник будто приворожил её, позвал за собой в свой мир, и она согласна была идти за ним хоть на край света!

И Ян в тот счастливый день их знакомства сразу же понял, что эта девушка создана для него, что только она, и никакая другая, будет его женой.

Это случилось на званом обеде у их общей знакомой Маргарет, пылкой поклонницы музыки и искусств. В один из весенних дней она собрала в своём доме большую компанию, Ян пришёл последним и его стали знакомить с подругами хозяйки. Все они мило кланялись, называя свои имена. Мужчин, собравшихся в доме Маргарет, он знал почти всех — это были художники, поэты и музыканты. Ян сердечно поздоровался с Питером де Хохом и Герардом Терборхом, который наездами бывал в Дельфте, с большой теплотой приветствовал своего друга и наставника Карела Фабрициуса, который в своё время обучался у великого Рембрандта и считался его лучшим учеником.

Маргарет спросила Карела, почему он пришёл без супруги, и художник ответил, что она приболела и виной тому простуда. Хозяйка с сожалением покачала головой:

— Желаю ей скорейшего выздоровления. Весной, особенно в нашем климате, погода очень обманчива, и надо себя беречь.

Гости в ожидании обеда вели оживлённую беседу. Ян присоединился к общему разговору. Несколько подруг Маргарет хлопотали у стола, расставляя приборы (в те времена в Голландии знатные дамы не считали зазорным наравне со служанками выполнять простую домашнюю работу). В залу, с выпечкой на большой синей фаянсовой тарелке, вошла нарядно одетая девушка — статная, цветущая, светловолосая, с лёгкой улыбкой на нежном овальном лице. Следом за ней немолодая расторопная служанка внесла блюдо с устрицами. Ян залюбовался юной незнакомкой, её мягкими, по-кошачьи гибкими движениями. Она наклонилась над столом, чтобы поставить выпечку, и это позволило молодому человеку заметить волнующие очертания слегка приоткрывшейся девичьей груди.

Незнакомка не была неотразимой красавицей, но в ней было нечто большее, чем холодная безупречная красота. Её почти детское обаяние, как отражение душевной чистоты, сразу пленило Яна.

Мягкие золотисто-русые волосы девушки были гладко зачёсаны и собраны наверху в пучок, а сбоку головку украшал красный бант в виде цветка с пятью лепестками. «Как трогательно!» — подумал Вермеер. Атласный жакет жёлтого цвета, отороченный мехом горностая, красиво облегал её плечи и при свечах отливал золотом (казалось, он сам был источником света). В ушах, словно большие сияющие капли, играли жемчужные серьги, а на нежной шее девушки Ян заметил нитку крупного жемчуга. Эти украшения, завораживая перламутровым блеском, напоминали о море, дивных раковинах и таинственных рыбах в морских глубинах. «Вот так я её и напишу! Обязательно напишу!» — подумал он в тот момент, когда незнакомка, поставив тарелку на стол, направилась к нему, чтобы поздороваться и познакомиться.

— Катарина, подруга Маргарет, — представилась она, и лёгкий румянец вспыхнул на её щеках.

Вермеер, поклонившись, назвал своё имя.

— Я уже наслышана о вас и вашем таланте, — улыбка осветила её лицо.

— Кто же так постарался? — спросил Ян.

— А вот этого я вам не скажу, — игриво ответила девушка.

От Яна пахло краской и это очень волновало Катарину. Пристальный взгляд художника она не сочла бесцеремонным — внимание Вермеера было ей приятно и лестно. Этот проницательный взгляд натолкнул её на мысль, что Ян похож на ясноглазого сокола. Она всё пыталась понять, какого же цвета у него глаза: тёмно-серые или карие?

— Если я приглашу вас позже на танец, вы не откажете? — спросил Вермеер, сердце которого уже ликовало в предвкушении счастья.

— Пожалуй, не откажу, — с милым кокетством ответила Катарина, слегка склонив голову набок, отчего её красный бант встрепенулся, как цветок на ветру.

Хозяйка пригласила всех к столу. Гостей было человек двенадцать. Молодые люди помогли девушкам удобно усесться, подвигая им обитые кожей стулья с тиснёными узорами на спинках и сиденьях. Один из поэтов зачитал свои стихи, посвященные весне. После первых тостов сразу стало шумно и весело. Служанка подносила гостям вино и закуски.

— А вы знаете, что нашу Голландию называют страной, пахнущей селёдкой? — спросил кто-то из молодых людей.

— Что ж, это верно, — ответила Маргарет, — и я не вижу в этом ничего плохого.

— Хоть мы и пахнем селёдкой, однако, мы сильный народ: у нас есть колонии на востоке, наши корабли бороздят морские просторы… И мы боремся за каждую пядь родной земли, не давая морю её поглотить… Да что там говорить, Голландия — первая демократическая республика в Европе, — с гордостью сказал Питер де Хох.

— Правильно, дело не в колониях и материальных благах, а в том, что устами нашего философа Спинозы свобода и равенство провозглашены главными ценностями общества и являются для нас таковыми, — несколько высокопарно заявил Терборх.

— Всё это так, но не забывайте об учёных и художниках, — подхватил разговор один из поэтов. — Нам есть чем гордиться!

— Да, в нашей маленькой стране художников больше, чем во всей Европе, и каких художников! Предлагаю тост за Голландию и голландцев! — с воодушевлением воскликнул Вермеер, поднимая бокал.

Катарина бросила на него восхищённый взгляд. Застолье продолжалось. Вскоре заиграли музыканты, молодые люди стали приглашать девушек танцевать. Ян подошёл к Катарине, слегка поклонился ей, и она подала ему руку. В этом жесте таилось столько женской грации, тепла к нему и какого-то её внутреннего трепета, что сердце Яна наполнилось нежностью.

Он подумал, что этот 1653 год оказался для него на редкость счастливым — он встретил такую девушку, о которой мог только мечтать, и по всему было видно, что она к нему благосклонна. Как всё замечательно складывается! Так замечательно, что становится страшно всё это потерять… «Лишь бы судьба была милостива к нам!», — пронеслось у него в голове. Но тревожные мысли улетучились так же быстро, как и появились. Ян качнул головой, словно отгоняя внезапные страхи, как отгоняют назойливых комаров, улыбнулся Катарине, которая, раскрасневшись в танце, была восхитительна, и сделал ей комплимент. Ему хотелось в полной мере насладиться счастьем, столь внезапным и оглушительным, и больше ни о чём не думать, не тревожиться!

Когда танец закончился, молодой человек поцеловал девушке руку и предложил ей отойти к окну. Их отражения проплыли в овальном зеркале, висевшем на стене, и художник отметил, что они с юной чародейкой прекрасно смотрятся вместе.

В карих глазах Катарины отражались огоньки свечей, и глаза её были похожи на лучистые янтари. Беседуя с девушкой, Ян стоял очень близко к ней, ощущая её тёплое дыхание и замирая от фруктового аромата её тела. Этот аромат напомнил ему запах спелых персиков — да, именно персиков, — такой нежный, едва уловимый, манящий… Художнику представилось, что он находится в прекрасном саду среди плодоносных деревьев и душистых цветов, над которыми хлопотливо снуют пчёлы, собирая сладкий нектар, — в саду, где всё пронизано неизбывной радостью жизни и счастьем!

Молодой человек поправил кружево на своей белой рубашке и спросил Катарину, играет ли она на каком-либо музыкальном инструменте. Девушка ответила, что училась играть на клавесине и брала уроки пения. Ян попросил её что-нибудь исполнить. Флейтист и скрипач вызвались подыграть Катарине, но она отказалась. С улыбкой поглядывая на Яна, она села за клавесин, неторопливо расправив складки платья, начала играть и запела. Голос у неё был чистый, ясный, а чуткие пальчики привычно и ловко прикасались к клавишам. Звуки её голоса, сливаясь со звуками инструмента, отзывались в сердце Яна всплесками радости.

Глаз влюблённого художника отмечал каждую деталь — Вермеер мысленно переносил всё увиденное на холст. «Но как лучше передать это настроение, атмосферу и свет, разлитый в атмосфере? Как уловить этот свет? Вот задача из задач!», — размышлял он, продолжая любоваться Катариной.

Закончив выступление, девушка встала и, отвечая на аплодисменты, взволнованно раскланялась, всё еще находясь во власти отзвучавшей музыки. Ян с гордостью посмотрел на неё.

Один из гостей пригласил Катарину поиграть в трик-трак. Она согласилась и, заговорщицки улыбнувшись Яну, прошла мимо него, шелестя платьем. К нему в это время подошёл Карел Фабрициус.

— Ну, как твои успехи? — спросил он. — Новые работы потихоньку продвигаются?

— Да, продолжаю экспериментировать, — ответил Ян, — неустанно бьюсь над тем, как согласовать цвет и свет. Кое-что уже получается благодаря вашим советам. Трудно найти ключ к этим тайнам, вам ли это не знать… Это долгий путь.

— У каждого из нас свой путь… — задумчиво сказал Карел. — Прежде ты набивал руку в мастерской Леонарта Браймера, это хорошая школа, но я уже говорил тебе, что не стоит подражать ему или кому-либо другому: ты обладаешь таким даром, что непременно будешь впереди всех. Надо только найти свою тему и развивать то, что ты уже имеешь.

— Вы так высоко цените меня? — смущённо спросил Вермеер. — Я даже не ожидал. Но вы несравнимо выше всех нас: та свобода, с какой вы пишете, восхитительна! А ваш почерк и ваш свет… К этому можно только приблизиться…

— Это преувеличение. Я тоже постоянно ищу ключ ко всем этим тайнам, как ты выразился.

Маргарет громко объявила, что после танцев и игр она снова приглашает всех к столу — выпить чаю со сладким пирогом и отведать заморских фруктов. Все весело уселись и продолжили общение. Ян, сидя рядом с Катариной, наклонился к ней, подумав при этом, что девушка не только пахнет персиками, но и цвет лица у неё персиковый (глаз художника и влюблённого мужчины отметил это), и шепнул:

— Я хочу пригласить вас на свидание.

В ответ Катарина бросила на него быстрый нежный взгляд.

— Может, встретимся в следующий четверг у Новой церкви часа в четыре? — взволнованно продолжал Ян. — В этот день я закончу работу пораньше. Придёте?

— Хорошо, — тихо ответила девушка. — Я скажу матушке, что иду к крёстной, а уж крёстная обязательно меня поддержит.

— Буду очень ждать этой встречи, — горячо прошептал Ян.

Катарина опустила глаза, чтобы скрыть переполнявшие её чувства.

Свечи догорали. Гости поблагодарили хозяйку и стали расходиться. Молодые люди вызвались проводить девушек. Ян пошёл с Катариной, держа её под руку.

— Где вы живёте, милая Катарина? — спросил он, и девушка ответила.

Ян был удивлён и озадачен тем, что она живёт в районе католиков, но постарался это скрыть. «Ничто не помешает нам быть вместе!», — подумал он. Тут ему пришло в голову узнать у неё, где же она познакомилась с Маргарет.

— У одной известной портнихи, — последовал ответ. — Мы давали ей заказы и стали советоваться, какие ткани лучше выбрать. Так и познакомились.

Проводив Катарину до дома, Ян на прощанье поцеловал ей руку и напомнил о свидании.

— Я непременно приду, — заверила его девушка, залившись румянцем.

***

Все последующие дни Катарине казалось, что время тянется бесконечно долго. Ян мерещился ей всюду — все мысли её были заняты им. Выглядывая в окно, она обязательно видела кого-нибудь, похожего на Яна, а когда они со служанкой шли на рынок, внимательно присматривалась ко всем, кто хоть отдаленно его напоминал. Ян являлся ей в сновидениях, и днём она старалась восстановить в памяти эти сны. Но иногда по ночам в своей комнате бесновался её душевнобольной брат Виллем, девушка просыпалась, и грёзы её улетучивались.

— С тобой что-то происходит, — сказала ей как-то матушка. — Ты стала такая рассеянная!

— Нет-нет, тебе показалось, со мной всё в порядке, — быстро ответила ей дочь, пытаясь взять себя в руки, хоть это было непросто.

Работу по дому Катарина делала по-прежнему быстро и ловко, но машинально. Она боялась, что матушка раньше времени узнает о её чувствах к художнику, и старательно скрывала эти чувства, ведь Ян ещё не признался ей в любви и не сделал предложения.

В четверг в назначенное время она стояла у ограды Новой церкви, слегка переминаясь с ноги на ногу. Порывистый ветер, полный волнующего весеннего духа, дерзкий и ликующий, теребил её одежду и пытался сорвать головной убор. Ян опаздывал, и Катарина стала нервничать, но затем решила, что у него, должно быть, серьёзное дело в гильдии или важная встреча. Наконец она увидела знакомый силуэт и радостно улыбнулась. Молодой человек шёл очень быстро и когда приблизился, они бросились навстречу друг другу, словно не виделись долгие месяцы!

— Меня задержали дела, но я так спешил! — он прижал руки Катарины к своей груди. — Я постоянно думал о вас, безумно скучал, просто не знал, как дожить до этого часа!

— Я тоже, — девушка позволила молодому человеку обнять себя и ощутила, как ей тепло и уютно в его объятиях.

Они пошли по набережной вдоль канала, болтая обо всём на свете, перескакивая с темы на тему. Катарина оживлённо отвечала на вопросы Яна и расспрашивала о его жизни и его картинах. Незаметно пролетел час, а то и более. Девушка так увлеклась разговором, что забыла о приглашении крёстной зайти к ней на ужин. Вспомнив, она сказала об этом Яну и он согласился.

Хозяйка, приветливая женщина средних лет, обрадовалась гостям и позвала их к столу. После ужина, по обыкновению, стали музицировать. Крёстная прекрасно играла на лютне, а Ян любил мягкий воркующий голос этого инструмента. Хозяйка с крестницей спели не один дуэт, что доставило всем немалое удовольствие. Тут Катарина спохватилась, что уже довольно поздно, и Ян пошёл её провожать.

Когда молодые люди подошли к мосту через канал, девушка предложила:

— Давайте постоим немного у воды.

— Постоим, — согласился Ян.

— Иногда, по пути куда-либо, я здесь останавливаюсь и смотрю на лодки и баржи — обычно, когда матушка отправляет меня на рынок за продуктами или с гостинцами к крёстной.

Сумерки окутали город, и он вдруг показался каким-то особенным, полным тайны, предназначенным только для них двоих. Где-то вдали послышалось пение. Ранние звёзды, жёлтые, ещё не разгоревшиеся, несмело выглядывали сквозь летящие облака, напоминающие огромные вздувшиеся паруса.

— Всякий раз, глядя на наше небо, я не устаю удивляться: какие цвета, тона и полутона! — с восторгом сказал Ян. — Посмотрите, вон там облака тёмно-сиреневые и иссиня-чёрные, а следом наплывают бордово-красные с жёлтыми и зеленоватыми полосами…

— Правда! Я тоже порой не могу оторвать глаз от такого неба, но чаще оно у нас бывает серым, как некрашеный лён.

— А вы попробуйте присмотреться к нему даже тогда — и увидите то, что не могли разглядеть раньше. Это так увлекательно! Есть вещи, которые увидишь не сразу.

— Постараюсь присмотреться, но неужели я ещё что-то увижу?

— Непременно.

— Многие называют наше небо скучным и бесцветным…

— А для меня оно всегда волнующее и загадочное. Я мечтаю написать вид Дельфта так, чтобы небо занимало большую часть полотна, и показать, как облака плывут после дождя — неторопливые, величавые, а силуэт города будет виден издалека, как нечто прекрасное… Полотно я хочу поделить на четыре части: набережная, река, постройки и огромное небо. Не знаю, удастся ли мне отразить на холсте всё очарование нашего города и наше небо таким, как я его вижу… Пока это только планы. Я не люблю спешить в таких вещах, замысел должен созреть.

Катарина, выслушав Яна, лукаво спросила:

— Надеюсь, я буду первой, кто увидит картину?

— Конечно. Дело лишь за малым — осталось её написать, — шутливо ответил художник.

Внизу, словно старинное серебро, темнея, поблёскивала вода. Ян, указывая на лёгкие серо-оливковые волны, сказал:

— Посмотрите, Катарина, в воде, как в таинственном зеркале, отражаются облака, тени пролетающих птиц, свет далёких звёзд… А ветер, словно художник, пишет свою картину. Об этом можно сочинить сказку.

— Как это красиво, — прошептала девушка.

— Всё благодаря вам. Вы вдохновляете меня.

Глаза Катарины были совсем близко, эти ярко сияющие в сумерках глаза. Взгляд Яна растворился в них. Молодой человек обнял девушку и нежно коснулся губами её губ. Сердце его на секунду замерло, затем заколотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди.

— Вы согласны стать моей женой? — тихо спросил он.

— Согласна, — ответила Катарина, и счастливые слёзы, крупные, как у ребёнка, покатились по её щекам. — Теперь нужно только согласие матушки.

Этот вечер навсегда остался в памяти художника, в глубине его души.

Вот и сейчас, по дороге в дом Марии Тинс, он вспомнил во всех подробностях те незабываемые часы.

***

Вермеер пришёл в ту часть города, где жили католики, и остановился у входа в большой двухэтажный дом с мезонином. Постояв несколько минут, чтобы унять волнение, он постучал серебряным молоточком в дверь. Ему открыла Мария. Ян поклонился ей.

На женщине было дорогое тёмное платье со строгим белым воротником, седые волосы прикрывал небольшой светлый чепец. Взгляд её маленьких жёлто-коричневых глаз был холодным. Она скользнула взглядом по букету роз в руках Яна и сказала, с трудом сдерживая раздражение:

— Вы пришли с опозданием, молодой человек.

В её голосе слышались ледяные нотки, словно хрустели кусочки льда в металлической кружке. Яну стало как-то неуютно.

— Друг вашей семьи, который будет свидетелем на свадьбе, уже здесь, и мы вас ждём, — добавила она.

— Прошу меня извинить, — художник ещё раз поклонился Марии. — Я задержался в гильдии.

— В такой день можно было прийти вовремя! — отрезала она и, развернувшись, направилась в гостиную, шурша юбками, строгая, прямая.

Смущённый Вермеер последовал за ней.

«Она права, — подумал он. — Даже при моей занятости, я не должен был опаздывать!».

В доме царила чистота, пахло свежестью. Плиты тротуара перед входной дверью были хорошо вымыты, пол в зале, выложенный светлыми и тёмными мраморными квадратами, блестел. Стулья с высокими спинками были аккуратно расставлены, витражные окна плотно закрыты, и робкие лучи молодого весеннего солнца, заглядывающие в комнату сквозь цветные стёкла, играли бликами на квадратах пола, стенах и мебели, создавая радостную, волнующую атмосферу.

В кресле у низкого столика сидел почтенный Леонарт Браймер. Он встал навстречу Яну, и они обнялись. Жених спросил Марию, где же Катарина.

— Она раскладывает фрукты, сейчас выйдет, — голос Марии был всё таким же ледяным.

Катарина внесла в залу блюдо с фруктами, улыбнулась Яну своей солнечной улыбкой, поздоровалась с ним и, посмотрев в сторону матери, предупредила Яна взглядом, что надо терпеть её характер. Он понял этот молчаливый знак.

Девушка поставила блюдо на стол и снова обратила к Яну свой сияющий взор. Молодой человек в который раз отметил, что у неё удивительно светлая и притягательная улыбка. Улыбаясь, она словно одаривала его своим теплом. В эти мгновения ему казалось, будто горячие огоньки зажигаются в глубине её золотисто-карих глаз и согревают его сердце. «Моя любовь, мой лучезарный ангел!», — с восторгом повторял он про себя, как стихотворение.

— Катарина, эти розы — вам, — сказал он, вручая невесте букет. Она прижала цветы к груди и опустила лицо в их алые лепестки.

Мария пригласила всех сесть и на правах матери невесты начала речь первая.

— Я была против этого брака, но молодые настояли, — строго сказала она. — Надо оговорить все детали: когда и где состоится венчание и свадьба, где будет жить молодая семья. И, самое главное, мне хотелось бы напомнить Яну, что я доверяю ему самое дорогое — мою Катарину. Он должен дать мне слово, что будет заботиться о ней и постарается содержать свою семью в достатке.

Всё это Мария произнесла, почему-то обращаясь к Леонарту Браймеру, словно не замечая Вермеера.

— Матушка! — остановила её дочь умоляющим голосом.

— Дорогая Мария, сегодня праздник — обручение Яна и Катарины, так давайте порадуемся и поздравим молодую пару! — с чувством сказал Леонарт. — Ян, передай невесте кольцо в знак обручения, а позже я вручу подарки. Дорогие, будьте счастливы!

— Спасибо, — ответил жених, стараясь скрыть набежавшие слёзы. — Я хочу сообщить вам, — обратился он к Марии, — что принял католичество и не вижу особой разницы между протестантами и католиками: Бог един. Мы с Катариной будем венчаться в той церкви, где вы когда-то её крестили. Наших будущих детей окрестим там же. И с Леонартом мы теперь будем прихожанами одной церкви, ведь он католик.

— Отрадно это слышать, — сдержанно произнесла Мария.

— Свадьбу отпразднуем в моём доме, — продолжал Ян. — Я знаю, какую драгоценность вы мне доверяете, и постараюсь оправдать ваше доверие. Моя матушка сегодня не смогла прийти по причине недомогания и приносит свои извинения. Она просила передать, что даёт благословение на наш брак.

— Яну будет непросто совмещать творчество и семейные хлопоты, и близким надо это осознать, — поспешил объяснить Леонарт.

— Вы правы, я тоже думала об этом, — ответила ему Мария. — Мне придётся помогать молодым, иначе им не справиться.

Её слова прозвучали несколько неожиданно для окружающих. Эта сильная, проницательная женщина невольно вызвала уважение у Яна и Леонарта.

— Я люблю вашу дочь и сделаю всё, чтобы она была счастлива, — заверил её художник.

Лицо Марии разгладилось, посветлело, будто коснулся его солнечный луч, глаза её потеплели. Все вздохнули с облегчением.

— Да пребудет с нами Бог! — воскликнул Леонарт Браймер.

А Ян и Катарина были так поглощены друг другом, что не замечали ничего вокруг. Они ликовали: скоро свадьба, начало новой жизни, всё у них впереди!

Глава 2

Жизнь молодой четы в доме «Мехелен»

После свадьбы Катарина поселилась в доме своего мужа «Мехелен» на рыночной площади. Молодую пару переполняло счастье любви, и всё для них было согрето и расцвечено этим чувством.

Катарина летала по дому как птица и никакая домашняя работа не была ей в тягость. Она постоянно заботилась о чистоте и убранстве своего жилища и, не доверяя никому, с удовольствием сама наводила в нём порядок и красоту.

Дом был просторный, работы в нём было много, но Вермеер не мог позволить себе нанять прислугу. Постоялый двор и трактир — всё, что перешло ему по наследству от отца, не приносило большого дохода. Хлопоты, связанные с делами трактира, взяли на себя матушка Яна Дигна и его старшая сестра Гертруда, которые жили в другой части этого же дома, стараясь не мешать молодожёнам самостоятельно вести хозяйство. Ян был ещё подмастерьем, поэтому жили они с Катариной весьма скромно.

С утра, как бывало обычно, молодая жена уже сходила с корзинкой на рынок и выбрала в мясных и рыбных рядах небольшие, но свежие кусочки, прикупив кое-что и в овощных лавках. Вернувшись домой, сразу же начала готовить, желая порадовать Яна вкусными блюдами.

— Ах, забыла я про имбирь и корицу, — спохватилась она. — Ничего, ещё есть немного.

К Яну пришёл какой-то господин, и они вели беседу в мастерской. Катарина видела, что посетитель пришёл не с пустыми руками, а с картинами, значит, принёс что-то на продажу или явился для консультации по поводу подлинности полотен (помимо живописи Ян занимался торговлей и оценкой картин). Женщину переполняла гордость за мужа: к нему обращались за советами, его ценили.

Пока Ян вёл переговоры с незнакомым посетителем, Катарина общалась с соседкой, заглянувшей к ней перекинуться двумя-тремя словами о делах, здоровье и погоде. Угостив гостью только что испечённым пирогом, хозяйка посетовала, что подходит время обеда, а у мужа затянулась встреча с визитёром. Соседка вскоре убежала, так как у неё на кухне тоже что-то варилось.

Из мастерской вышли Ян с гостем, на ходу заканчивая беседу. Незнакомец быстро откланялся и ушёл, и только Катарина хотела спросить мужа, кто это был, как заметила, что из кладовой, находящейся рядом с кухней, выбежала кошка с большим куском рыбы в зубах. Катарина всплеснула руками, а Ян рассмеялся:

— Сегодня у нашей кошки прекрасный обед!

— Я её поймаю и хвост надеру!

— Милая, ты её так любишь, что и пальцем не тронешь, только грозишься.

Он обнял жену, и они на секунду замерли в этой нежной позе.

— Как там наш малыш? — спросил Ян, погладив живот жены.

— Растёт, толкается, — улыбнулась она.

— Уже осень на дворе, время летит, зимой родится наш первенец…

— Я хочу, чтобы у нас было много детей, — тихо сказала Катарина.

— Уверен, что так и будет.

— Дорогой, тебе пора обедать и идти к Фабрициусу. Ты не забыл, что у вас назначена встреча?

— Конечно, помню.

— Я накрываю на стол. Сегодня у нас гороховый суп со сливами и имбирем, а на второе — телячий язык с зелёными яблоками. Ещё я испекла пирог. А что приготовить завтра?

— Что бы ты ни приготовила — мне всё всегда нравится.

Пока Катарина расставляла тарелки, Ян прохаживался по комнате.

— У нас уже есть одно полотно Фабрициуса, — задумчиво сказал он. — Я хочу приобрести ещё несколько — не для продажи, для души, для себя. Карел сейчас пишет кое-что новое и приглашает нас посмотреть эти вещи.

— С удовольствием! Знаешь, я часто смотрю на ту картину, которую ты у него купил, и размышляю: о чём так задумался этот продавец музыкальных инструментов?

— Раздумья о жизни: о вечном и бренном. Удивительное полотно! С одной стороны — тишина Дельфта, глубокие размышления человека — всё как во сне, а с другой — чувствуется, что земля круглая, всё находится в движении, идёт по круговой линии. Жизнь пульсирует, мягко и неуклонно… Во время работы Карел использовал широкоугольную линзу, поэтому изображение города получилось таким необычным и это помогает ощутить его неповторимое очарование.

— Всё очень интересно, но ты садись, а то суп остынет, — напомнила Катарина.

— Как вкусно пахнет! — потирая руки, Ян уселся за стол.

— Давно хочу спросить тебя, милый, а не с тебя ли Карел писал этого молодого человека с музыкальными инструментами? Вы удивительно похожи.

— Мне тоже кажется, что в нём проскальзывают мои черты, но я не позировал Карелу, он не просил меня об этом. Я восхищаюсь им — он мастер с большой буквы, и для меня большая честь общаться с ним.

— А для меня — ты самый необыкновенный!

— Это потому, что ты любишь меня, ласточка.

— Я действительно люблю тебя. И ещё я чувствую, что ты — не как все. И не просто чувствую, а знаю, — сказала Катарина с глубокой убеждённостью в голосе. Эти слова тронули Яна до глубины души.

Катарина стала подавать второе блюдо. Ян, наблюдая за ней, размышлял о чём-то своём.

— Когда я закончу картину «Христос в доме Марфы и Марии», то попробую свои силы в другом направлении, — сказал он. — Напишу что-нибудь на тему блудного сына, с яркими цветовыми пятнами, а позже — ещё одну вещь. Сейчас я расскажу тебе об этом: мужчина и женщина сидят за столом у открытого окна, они долго не виделись — и вот радость встречи! Он — офицер или моряк, путешественник, она — сияющая от счастья женщина. Это будешь ты, мой лучезарный ангел. Ты должна позировать мне. Питер де Хох не раз писал подобные сцены, но я хочу, чтобы моя картина была прямо-таки магической по своему настроению!

— У тебя всё получится, иначе и быть не может, — улыбнулась Катарина и напомнила мужу: — не забывай о еде!

— Ты будешь моей музой всегда, — сказал Ян, с любовью глядя в её чуть расплывшееся от беременности лицо. — И время будет не властно над тобой.

— Я думаю, ты будешь писать только то, что затронет твоё сердце.

— Безусловно. Помнишь, я говорил тебе, что мечтаю написать наше небо и «портрет» нашего города, и вот недавно решил, что напишу и ту улочку, которая находится позади нашего дома, с богадельней для старух и примыкающим к ней двориком. Но работаю я медленно, только когда почувствую, что работа завершена, могу остановиться — не раньше. А теперь мне пора идти, моя радость, я опаздываю на встречу с Карелом.

Катарина соскочила со стула:

— Ян, ты почти ничего не ел!

— Неправда. Да и вечер у нас впереди, всё наверстаем, — он поцеловал жену и быстро ушёл через дворик.

Она вышла вслед за ним и, как всегда, залюбовалась его летящей походной. Развевающиеся на ветру полы плаща казались ей крыльями птицы.

Перемыв посуду и наведя порядок в бельевом шкафу, Катарина подошла к клавесину и поставила на пюпитр ноты, чтобы разобрать новые пьесы. «Вечером порадую Яна этой красотой, — подумала она и дотронулась до клавиш, но одна из них ответила слегка дребезжащим звуком. — Надо же, съехала струна, — поморщилась женщина, — попрошу Яна вечером подтянуть её. А сейчас я всё-таки немного поиграю».

Закончив занятия музыкой, Катарина решила пройтись вдоль канала. Ей нравились эти прогулки — плеск воды, движение гружёных судов, крики птиц — охотниц за рыбой, бег облаков. Она вспомнила, как они с Яном на том первом памятном свидании стояли на мосту, и он говорил, каким видит Дельфт и эту воду, и это небо. «Есть вещи, которые увидишь не сразу». Она вдруг поняла, что стала смотреть на всё его глазами — он ворвался в её тихий мир и расцветил его множеством красок. Катарина почти с ужасом подумала, что было бы, если бы она не встретила его… Как бы она жила? Серо и однообразно, и никогда не смогла бы почувствовать всего того, что чувствует сейчас! «Даже за крупицу этого счастья можно многое отдать! А некоторые и не подозревают, что можно так любить, так жить. Каждый мой день наполнен смыслом и светом, я с волнением смотрю, как под кистью моего мужа рождается новый мир, как его переполняют планы — и моё сердце ликует!».

***

Ян пришёл вечером в приподнятом настроении. Катарина бросилась в его объятия.

— Как там Фабрициус? Что у него нового?

— Я был вначале у него, а потом у одного заказчика. Фабрициус приглашает нас с тобой в гости в это воскресенье.

— Замечательно! А сейчас садимся ужинать, время подошло. У нас от обеда столько всего осталось: язык, пирог, да ещё сыр и фрукты. После ужина я сыграю тебе новые пьесы, только ты подтяни струну, которая дребезжит.

— Хорошо, иду мыть руки. А когда поедим, я всё сделаю.

За ужином разговор зашёл о Фабрициусе.

— Жена Карела хотела сегодня угостить меня жареным карпом, но я был сыт и отказался, — сказал Ян. — Это его вторая жена.

— Правда? Я этого не знала. А что же произошло с первой?

— Сейчас расскажу. Сначала у Фабрициуса всё шло хорошо: он учился в студии Рембранда в Амстердаме, был его самым талантливым учеником, потом работал в этом же городе, женился. Но спустя время семью Карела стал преследовать злой рок: у них умерли дети, а во время третьих родов умерла и жена. В отчаянии он вернулся в свой родной Мидден Бемстер и только через семь лет женился снова и поселился в Дельфте.

— Какая тяжёлая судьба!

— Да, но судьбе не удалось его сломить. Это говорит о внутренней силе Карела. Он невероятно талантлив и весь уходит в работу. Я наблюдаю, как он работает, и учусь у него. В отличие от Рембрандта, Карел обычно располагает модель на слегка подсвеченном фоне и любит работать в холодной цветовой гамме.

— Для меня это слишком сложно, — сказала Катарина, подавая Яну фрукты. — А что он пишет сейчас?

— Автопортрет, картину «Стражник» и маленькую замечательную вещь «Щегол».

— Что это за «Щегол»?

— А вот сама и увидишь в воскресенье. В каждой его работе живёт душа. Для него очень важен человек и его связь с окружением… А как меня восхищают его эксперименты в технике импасто, с сочным мазком!

— Это очень мудрёные вещи. Я стараюсь в это вникнуть и хоть что-то понять, но когда смотрю на любую картину, то, конечно, оцениваю её, в первую очередь, чувствами.

— Вот и прекрасно! Спасибо тебе за ужин, дорогая. Сейчас я подтяну струну, и ты мне сыграешь.

***

В воскресный день после утренней службы в церкви Ян с Катариной отправились в гости к Фабрициусам.

Осень выдалась на редкость сухая и тёплая. Багряные и ярко-жёлтые листья покачивались на ветвях деревьев, и в этом было что-то прощальное, но светлое, как обещание возрождения. Осыпаясь, они ложилась под ноги ковром. Ян собрал из них целый букет для Катарины. Её золотистые локоны во время ходьбы слегка выбились из-под головного убора, на лбу поблёскивали капельки пота.

Карел с женой Агатой, стоя у порога, поджидали гостей. Рассеянные лучи осеннего солнца мягко освещали их силуэты.

— Мы вам очень рады! — приветствовали они чету Вермееров.

Женщины познакомились и сразу почувствовали симпатию друг к другу. Агата спросила Катарину о самочувствии.

— Спасибо за заботу, — ответила гостья. — Я хожу хорошо, хоть ребёнок и беспокойный, — а затем обратилась к хозяину, — хотелось бы посмотреть ваши картины. Мой муж рассказывал мне о них.

— Давайте сначала пообедаем, а уж потом пройдём в мастерскую, — предложил Карел.

— Конечно, — поддержала его супруга. — Стол уже накрыт.

Продолжая беседовать, все прошли в залу. Агата, улыбаясь гостям, пригласила их к столу.

— Сегодня такой ясный день, — сказал Вермеер, помогая жене сесть. — Осень в этом году удивительно тёплая. Мы с Катариной чудесно прогулялись. Прогулки ей полезны.

— Ян такой заботливый, — Катарина ласково дотронулась до руки мужа. — Я не нарадуюсь.

Во время обеда она незаметно наблюдала за Карелом и Агатой, вспоминая рассказ Яна о судьбе друга. Всё пережитое оставило свой след в его облике: в простых крупных чертах его открытого лица жила какая-то неизбывная, глубоко спрятанная печаль. А жена Карела была простой, заботливой женщиной, прекрасной хозяйкой и верной подругой. Чувствовалось удивительное тепло в их отношениях. «Это как раз то, что нужно Карелу», — подумала Катарина.

За столом разговаривали о погоде, политике, об искусстве. Шутили.

После обеда хозяин повёл гостей в свою мастерскую. Глядя на его полотна, Катарина замерла. Ян стоял позади жены, обнимая её за плечи, и тоже рассматривал картины, пытаясь увидеть их её глазами.

«Автопортрет» Карела рассказывал о том, что пережил этот человек за свои тридцать два года — глубокое повествование в духе Рембрандта.

«Стражник» вызвал у Катарины улыбку. Какая живая сценка! Молодой солдатик, совсем ещё мальчишка, разомлев на солнце, заснул на посту, да так глубоко, что раскинул ноги в стороны и свесил голову на грудь. А чёрная собачка удивлённо наблюдает за ним.

Затем они подошли к очень маленькой картине, о которой говорил Ян. Жёлтый щегол смотрел с полотна на Катарину умным, внимательным, изучающе-насторожённым взглядом. Он словно осознавал своё положение пленника, навсегда прикованного цепью за ножку, горечь своей судьбы, свою несвободу. Казалось, его глазами на мир смотрит сам Фабрициус.

— У меня даже слов нет, — прошептала гостья, прижимая руки к груди.

— Я подарю вам эту картину, как только она будет закончена, — сказал Карел, заметив, какое впечатление «Щегол» произвёл на Катарину. — И можете выбрать для себя ещё одно полотно.

— Вы сделаете нам такие подарки? — не поверила она.

— Да, да. Для этого будет несколько поводов: скоро Яна примут мастером в гильдию Святого Луки и потом у вас родится первенец.

— Вы очень щедры, — растроганно сказал Ян, а изумлённая Катарина так и стояла, прижав руки к груди.

***

Запоздалая весна нарядила деревья в нежную блестящую листву и кокетливые цветы. Катарина радовалась каждому листочку, каждому весеннему лучу. Она стала матерью, и с материнством к ней пришли новые ощущения — и чувствовать, и смотреть на мир она стала по-иному.

Это была первая весна в жизни их маленькой дочки Марии, родившейся в январе. Мать Катарины, Мария Тинс, была счастлива, что стала бабушкой и в честь рождения девочки подарила Яну Вермееру триста гульденов и ещё двести — для Марии.

В этот вечер, как часто бывало, она зашла в гости к дочери и зятю.

— Матушка, пройдём в залу, — обратилась к ней дочь. — Я уже уложила малышку, она спит. А Ян всё ещё в гильдии.

— Мне так приятно, что вы назвали девочку в мою честь. Катарина, я советую вам переехать в мой дом, всем станет легче — и мне, и вам.

— Дорогая, мы подумаем об этом. И ещё раз спасибо тебе за те деньги. Хоть Ян и стал мастером гильдии, наше положение не слишком упрочилось. Я неплохая хозяйка и стараюсь справляться, но не всегда получается.

— Я чувствую, как ты любишь Яна. Видимо, он того заслуживает.

— А как Виллем? Тебе тяжело с ним?

— Да, улучшений нет. Твой брат серьёзно болен. Мы закрываем его, но он иногда убегает. У него участились приступы агрессии и мне нужна мужская помощь. Надо бы укрепить замки на двери его комнаты, но не каждый осмелится туда войти, — Мария провела рукой по виску.

— Я поговорю об этом с Яном, — пообещала ей дочь. — Он обязательно поможет. Он очень заботливый.

— И подумайте о переезде, это серьёзное предложение, — напомнила матушка. — Ваш дом просто утопает в картинах, — переключилась она на другую тему, внимательно вглядываясь в полотна, развешанные на стенах.

— Мне это тоже нравится, все эти выставки в нашем доме, — улыбнулась Катарина. — В основном это чужие работы, для продажи. А картин Яна у нас мало, их покупают сразу же и дают хорошую цену, но пишет он медленно. Я недавно спросила его, не может ли он писать быстрее, так он обиделся.

— Да, мог бы работать и быстрее. С другой стороны, он пишет так, что взгляд не оторвать, а это требует времени.

— Господин ван Рейвен, наш сосед Авраам Диссиус и хозяин пекарни Хендрик ван Буйтен готовы купить любую его работу.

— Что ж, они достойные ценители.

— А как я люблю картины Фабрициуса, те, что он нам подарил — «Стражник» и «Щегол»!

— Я тоже всякий раз с интересом рассматриваю их. Говорят, Карел работал декоратором во дворцах принца Оранского, занимался настенной росписью, как и Леонарт Браймер.

— Надо будет как-нибудь расспросить Леонарта об этих работах. Он часто заходит к матери Яна, они очень дружны.

— Доченька, мне пора идти, уже темнеет. Поцелуй за меня малышку и передай Яну всё, о чём я говорила.

***

На следующий день весеннее солнце стало припекать сильнее. Ближе к вечеру Ян с Катариной решили посидеть в садике и вынесли туда колыбельку, в которой спала дочка. Иногда к этим вечерним посиделкам присоединялись матушка Яна и его сестра, но сегодня с утра они уехали на несколько дней в гости.

У соседнего дома тоже отдыхала семья: отец семейства читал газету, а мать вышивала. Дети постарше бегали вдоль канала, гоняя по воде деревянный башмак, и запускали воздушных змеев. Две малышки играли с кошкой, мальчишки, смешно надувая щёки, пускали мыльные пузыри.