Бесплатный фрагмент - Лишних людей убирают

Иногда это плохо кончается

Глава 1

Было обычное московское серое утро. В тяжёлом сыром воздухе, смешанном с запахом гари и выхлопными газами, растворилась лёгкая тошнота. Из окна моего офиса — офисом я гордо именую каморку в бывшем заводском цеху, разгороженном новыми владельцами на несколько десятков подобных клетушек — было видно, как хмурые, невыспавшиеся люди, покинув метро, спешили к зданию делового центра. Казалось, они текут непрерывной струёй, чтобы побыстрее занять свои места в сотах людского улья, таких же, как моё, и жизнь остановится, если кто-нибудь опоздает.

Мне нравилось находиться здесь по утрам, хоть особой надобности в этом не было — клиенты редко сюда суются, предпочитая звонить мне по телефону и назначать встречи в удобном для них месте. Но всё-таки офис был нужен мне для того, чтобы дисциплинировать себя. Если бы я дожидался звонка дома, лёжа на диване, я был бы расслаблен. А так я в постоянной боевой готовности. К тому же, эта комнатка, затерянная в термитнике под названием деловой центр, напоминала мне о том, что я тоже часть всего этого суетливого, невыспавшегося и уже с утра усталого мира.

На коленях у меня лежал раскрытый том «Илиады» Гомера — единственной книги, каким-то чудом завалявшейся в моей конторе, которую я вот уже почти год пытаюсь осилить. Наверно, в ней есть ответ на вопрос: меняется ли что-нибудь в жизни, или же везде и во все времена злоба, зависть и алчность правят миром, ловко маскируясь в тумане суеты и безразличия. Но сконцентрироваться на чтении у меня никак не получалось: я опять переводил взгляд со страницы на окно, где текла живая река. Какая частица потока ищущих место под солнцем, тщательно скрывающих гнев и тёмные страсти, окажется хищником? А кто жертвой? Жертва ничем не отличается от хищника, потому что их лица покрывают одинаковые маски. Когда нужно будет разобраться, тогда на помощь призовут меня. Но будет уже поздно…

Не надо думать, что мне не нравится мой офис. Он чрезвычайно удобен — протяни одну руку, и возьмёшь электрический чайник, который стоит на подоконнике. Протяни другую — и откроешь дверь клиенту, каким-то чудом решившему меня нанять. И всё, заметьте, не вставая с кресла. О чём ещё может мечтать человек, который полжизни провёл на ногах.

И тут, к моему немалому удивлению, в дверь постучали. Убедившись, что это не галлюцинация, я отложил книгу в сторону и крикнул: «Войдите!». Дверь открылась, и на пороге я увидел женщину лет тридцати пяти, одетую в чёрное. У неё было круглое лицо, тёмные волосы, заплетённые в тугую косу, карие глаза уверенного в себе, знающего, что к чему в этой жизни, человека.

— Пётр Николаевич? — спросила она скорее утвердительным тоном. Видимо, именно таким она меня и представляла и не сомневалась, что это я. Вопрос был необходимой формальностью.

— Так точно. — Я указал на стул напротив. Этикет велит предложить чай или кофе, но такого уровня сервисом я похвастаться не мог. Да это и не к чему. Ко мне приходят не за этим.

Клиентка закрыла дверь и села напротив меня.

— Марина, — представилась она ровным, но напряжённым голосом, в котором слышалась попытка скрыть волнение.

Я не стал говорить «приятно познакомиться».

— Марина, прежде чем мы перейдём к делу, я должен вас предупредить. Скорее всего, я не тот, кто вам нужен.

— Почему? — искренне удивилась клиентка.

— Мой профиль — поиск пропавших без вести.

— Но ведь вас рекомендуют как специалиста широкого профиля.

— Конечно, я мог бы уверить вас в том, что я гениальный-сыщик-мне-помощь-не-нужна. Но я не люблю обманывать людей. Это в книжках частные детективы-одиночки берутся за всё, что угодно, и непременно достигают успеха. На самом же деле мои возможности далеко не безграничны. Никто не обязан отвечать на мои вопросы и делиться со мной информацией. У меня нет технических возможностей, которые есть у правоохранительных органов и крупных контор. И это при том, что вам не наврали: я действительно детектив широкого профиля. Точнее, был им, когда служил в уголовном розыске. Пятнадцать лет в отделе по борьбе с организованной преступностью, так что рэкетиры, убийцы, киллеры — это всё мой контингент. Но теперь всё по-другому: отдел был расформирован, я выведен за штат за то, что не прошёл так называемую переаттестацию. Сейчас я всего лишь одиночка, который работает исключительно потому, что ничего в жизни больше не умеет. Я занимаюсь тем, что мне под силу — поиск без вести пропавших. Ну и ещё слежкой за неверными муженьками ради хоть какого-то заработка.

Признаваться в таких вещах не просто, но тем не менее я продолжал с ещё большей к себе беспощадностью:

— Есть детективы покруче, чем я. У крупных агентств больше людей, техники, а главное, больше связей в органах и осведомителей. Так что для расследования убийства лучше обратиться туда.

Женщина уставилась на меня круглыми глазами.

— Убийства? Но… как вы узнали?

«Язык мой — враг мой, — подумал я. Дипломатия — не моя сильная сторона, с этим придётся смириться.

— Я не проявлял никаких чудес дедуктивного метода. Просто вы в трауре. Примите мои соболезнования.

— И в самом деле… Простите, я очень волнуюсь. Мою сестру убили и никто не хочет искать того, кто это сделал. А ваша репутация…

— Моя репутация далеко не однозначна, — прервал её я. — Справедливости ради должен заметить, что я бываю невежливым и всегда всё делаю по-своему.

Но главное — я ищу пропавших без вести.

— Я хотела сказать не это. О вас говорят, что для вас нет чужих бед и чужой боли.

Её слова не были лестью. Я не отношусь к людям, которым поют дифирамбы.

— Да, обо мне так говорят. И при этом крутят пальцем у виска.

— Я так не думаю. И другие вряд ли бы думали так в моём положении.

Я знал, чем должен закончиться этот разговор, и чтобы положить конец как её, так и своим мучениям, мне ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть и сказать:

— Хорошо. Я займусь вашим делом. Но у меня будет одно условие.

Глаза Марины вспыхнули, если так можно сказать, радостью.

— Я готова заплатить вам больше, чем предусматривает ваш тариф!

— Нет. Вы не заплатите мне ничего.

Её глаза снова округлились.

— Как это?

— Вот так. Вы не будете мне платить, потому что я не буду на вас работать. Я буду работать на самого себя и на правосудие.

— Вы и в самом деле сумасшедший, — с уважением сказала клиентка.

— Эти слова я написал бы над входом в свою контору. Видите ли, я служу закону — не только юридическому, но и человеческому. Иначе я работал бы сторожем на стоянке.

Смутившись пафосом своей фразы, я добавил:

— А кроме того в этом есть и практическая сторона. На самом деле мне необходима полная свобода действий, а если я буду получать от вас деньги, то буду от вас зависеть. Убийство же — это не только ваше личное дело. Это дело всего, если так можно выразиться, общества, хоть больно от него только вам, а всем остальным глубоко плевать. Но об этом потом. Перейдём к делу. Да, и само собой, было бы глупостью вам что-либо гарантировать. Неудача омрачит мою совесть, но вам от этого легче не станет.

— Разумеется, Пётр Николаевич.

— Спасибо за понимание. Тогда я должен задать вам некоторые вопросы. Первое: доказано, что это именно убийство?

— Да. Её задушили во дворе дома. Она снимала квартиру в Мытищах.

— Она была ограблена?

— Нет.

— А что правоохранительные органы?

— Говорят, что это «глухарь».

— Понятно. Если не удалось раскрыть «по горячим следам», значит, дело действительно забуксует. Они не виноваты. Местный уголовный розыск выявит убийцу, если он тоже местный. А это маловероятно, раз не было ограбления. Ваша сестра работала?

— Да. В рекламном агентстве «Мираж» Степана Егорова. Но её уволили за несколько дней до того дня.

— Это и в самом деле странно.

— Я так и сказала следователю. Но они уверены, что Карина была девушкой лёгкого поведения. Она была беременна…

Я старался не смотреть на клиентку, сосредоточив внимание на пустой пепельнице, стоявшей на стопке бумаг в углу стола. Мои вопросы мне не нравились, но задавать их было необходимо.

— Кто отец, вы не знаете?

— Нет.

— И даже не можете предположить?

— Я не знаю имени её парня. Он никак не отреагировал на то, что её больше нет.

— Главное, что он был. Вы его видели?

— Нет. Просто слышала от Карины, что у неё роман с молодым человеком.

— Вероятно, он тоже не знает вашего имени, и потому не может с вами связаться.

— В самом деле. Об этом я не подумала.

— Если они не жили вместе, он может даже не знать о её смерти.

— Может быть… если только не он это сделал.

— Не будем спешить с выводами.

— Я уверена, что ничего серьёзного между ними не было. В плане будущей семьи. Просто проводили время после работы, просто отдыхали. Это ни к чему не обязывает, в том числе и к присутствию на похоронах.

— К сожалению, вынужден с вами согласиться. Марина, пожалуйста, постарайтесь нарисовать как можно более подробный портрет вашей сестры. Её характер, привычки, взгляд на жизнь. Ещё мне нужны детали её быта, какие-то мелочи, которые вам известны, о которых она вам говорила. Мне нужны подробности в том числе и ваших с ней взаимоотношений — всё это поможет мне вникнуть в ситуацию. Идеально, что бы я знал всё, что знаете вы, разумеется, в тех пределах, в которых вы сможете терпеть вмешательство в интимную жизнь незнакомца. Но всё-таки, я должен буду узнать даже больше, чем знаете вы сами — это обязательное условие поиска убийцы.

— Вы можете не заострять на этом внимание, Пётр Николаевич. Я не кисейная барышня, и понимаю, что предстоит мне, и что вам.

— Спасибо. Просто вы скорее исключение, чем правило.

— Может быть, я и была бы правилом, но больше не могу себе этого позволить… Карина младше меня на девять лет. Это считается много. Зато я была большая, когда она родилась, нянчила её, возилась с ней, помогала родителям. Мы жили в Челябинске, но с детства решили, что тамошняя жизнь не для нас. Насмотрелись кино, о том какая жизнь в столице, и обе мечтали, конечно. Я приехала сюда чуть раньше, устроилась на работу медсестрой. Потом ко мне приехала Карина. Ей было тогда семнадцать, решила поступить в институт на дизайнера. Деньги на учёбу сначала дали родители — всю жизнь копили. Потом я помогала, Карина сама подрабатывала. Когда выучилась, стала неплохим специалистом, получила место в фирме Егорова, тогда казалось, что это успех. Я прошла курсы повышения квалификации, стала старшей сестрой, перешла в частную клинику и вышла замуж. В общем, с Кариной мы разлучились. Это было пять лет назад. За неё я не беспокоилась — умная, красивая, не легкомысленная. Ни в какие истории она бы не впуталась, в этом я была уверена. Иные девчонки в её возрасте и в таком положении как мотыльки, ищут приключений, лёгкой жизни. Но Карина — нет. Она была трудолюбивой, не ждала, пока ей деньги с неба свалятся. Работала усердно, уставала, потому нам с ней нечасто удавалось общаться. Я, конечно, старалась уделять ей больше времени, но она снимала квартиру в Мытищах, мы с мужем живём в Солнцево. В выходные хозяйственные дела, так что даже по телефону не всякий раз сможешь поговорить — так устаёшь… Вы нас осуждаете?

Видимо, я машинально покачал головой — стариковский жест осуждения «неразумной молодёжи».

— Нисколько. Я разучился осуждать. По крайней мере обычных людей. Но, наверно, я осуждаю этот город и особенно тех, кто сделал его таким. Пожалуйста, продолжайте, и не обращайте на меня внимания.

— Больше всего мне хотелось, чтобы она нашла себе надёжного человека. Достойного её, заботливого и работящего. Конечно, чтобы это была нормальная семья, чтобы она не была содержанкой. Когда мы находили время пообщаться, мы об этом говорили, потому что о таких вещах с детства секретничали, доверяли свои мечты о будущем.

— Простите, что перебиваю. А свои страхи вы друг другу доверяли?

— Страхи? Их как-то было не очень много…

— Значит, нет. А именно это и определяет степень доверия. Своими страхами, опасениями, неуверенностью, можно делиться только с тем, кому по-настоящему доверяешь.

— Она была сильная девочка. Не любила показывать слабину. Иногда я сама себе по сравнению с ней казалась мягкотелой. Если у неё что-то такое и возникало, то, наверно, она не хотела меня расстраивать, хотела убедить всех вокруг, что всё будет хорошо. Хотя, вы правы, можно сказать, что между нами уже не было той близости, как раньше.

— Вы начали говорить о её видении будущего.

— Да. Когда мы затрагивали эту тему, Карина говорила, что пока не хочет семьи. И дело даже не в том, что мне было тридцать, когда я вышла замуж, а ей было двадцать шесть. «Карьера должна быть на первом месте», так она сказала. Я думала, что всё дело в том, что она не может ни с кем познакомиться из-за работы, не хватает времени на общение с кем-то помимо коллег. Посудите сами — просыпаться в пять утра, спешить на электричку, потом пересесть на метро и до Киевской — там офис Егорова, и ещё успеть к девяти! А в офисе она никого, кроме коллег не видела. Этим её работа отличается от моей — мой муж как раз был пациентом, и он не смог забыть, как я за ним ухаживала. Мы пытались её помочь, с кем-нибудь познакомить, но, как понимаете, это почти нереально…

— Пока не появился тот парень.

— Да. Он, разумеется, не был первым. Карина ходила на дискотеки в Мытищах, общалась там с мужчинами, но это ведь всё не может быть серьёзным. Только так, развеяться. А с тем парнем, насколько мне известно, у неё были длительные отношения, где-то около двух лет, может, больше. Мне кажется, что он был её сотрудником.

— Но точных сведений у вас нет?

— Да. Карина очень мало о нём рассказывала. В смысле, она рассказывала, какой он, что собой представляет. Красивый, её возраста, остроумный, и так далее. Они ходили в кино, встречались у него дома — он живёт в Москве, но, как я поняла, не один.

— Как я понимаю, о глубоких чувствах речи не шло?

— Конечно же нет! — Её бледноватое лицо гневно вспыхнуло красной краской. — Карина знала, что я это не одобряю. Я не делала ей выговоров, хоть, конечно, и могла, всё-таки я — старшая сестра. В то же время, это её жизнь, и никто не в праве вмешиваться — таков закон жизни. Но она могла хотя бы прислушаться к моему мнению. Чего она и не сделала… ей казалось, что когда она заработает хотя бы столько, чтобы взять машину в кредит, то её жизнь круто изменится. А пока что нужно просто работать и хоть как-то развлекаться, чтобы уж совсем не свихнуться. А этот парень очень приятный, с ним не скучно, и это главное.

— Беременность не вписывается в эту схему, вы не находите?

— Да, я об этом думала. Видимо, они её не планировали, всё произошло случайно. Наверно, он бросил бы её, если бы узнал. А может, узнал, и бросил. Я просто уверена, что Егоров уволил её именно из-за беременности.

— Так её именно уволили, или она ушла сама?

— Карина говорила мне, что сама. Но я сразу поняла: это не так. Её уволили, а она не хочет меня расстраивать. Она ведь не дура, увольняться просто так, когда новое место найти не так уж и просто.

— Это аргумент. На каком месяце она была?

— На третьей неделе. Мне она ничего не сказала, я узнала только от патологоанатома. Значит, тест показал ей беременность за несколько дней до увольнения.

— Как Егоров мог об этом узнать? Впрочем, это глупый вопрос. Пока я не побываю в их офисе, все ответы будут ничем не подкреплёнными догадками.

— А что, если отец — это он? Узнав, что Карина беременна, он решил избавиться от неё.

— А Карина была его любовницей? Звучит правдоподобно, только машину в таком случае она бы уже получила. Марина, в деле ещё слишком много неясного…

— Да, простите. Всё это домыслы. Но на моём месте любая будет ночами не спать, чтобы найти хоть какой-нибудь ответ на эти «как?», «почему?» и «за что?»!

Я промолчал. Дальше было бы бесчеловечно продолжать этот разговор, и я решил подводить итоги:

— Это всё, что мне нужно узнать от вас, Марина. Точнее, почти всё. Мне необходимы её фотография, паспортные данные, адрес и, если не возражаете, ключи от её квартиры. Обычно я начинаю с осмотра места происшествия, а это было рядом с домом. К тому же, дома у вашей сестры я смогу найти какие-нибудь дополнительные зацепки.

— Да, понимаю. Но квартира съёмная, вам придётся связаться с хозяйкой. — Марина открыла сумочку и вскоре положила на стол две бумажки и фото смеющейся шатенки с ямочками на щеках, чем-то смутно напоминающей сестру. — Здесь все адреса и телефоны. И ещё, Пётр Николаевич… полагаю, я должна сказать, что не хочу возмездия, я только хочу разобраться. Чтобы жить дальше, нужно узнать степень своей вины.

Всё это время молодая женщина мужественно сдерживала себя, чтобы не дать волю своим переживаниям, и когда она поднялась и направилась к двери, это было облегчение для нас обоих.

— Удачи вам, — собрав последние силы, сказала она, обернувшись.

— Удача не имеет к этому отношения. Держитесь, Марина, и ни в чём себя не вините.

Мне не давал покоя неприятный вопрос — что бы делал я на её месте, ещё пару недель назад? И был лишь один способ отвлечься от этих рассуждений — прочитать адрес и выйти к машине.

Глава 2

До микрорайона Челлюскинский я добрался окольными путями, чтобы миновать неизменную пробку на Ярославском шоссе. Всё проходит, всё меняется, и лишь дорога из Москвы в Мытищи всё так же стоит, как символ безнадёжного постоянства. Впрочем, дорога в объезд занимает почти столько же времени, но лучше уж всё-таки ехать, чем задыхаться в клубах выхлопных газов.

Хозяйка опустевшей квартиры, любезно согласившаяся пустить меня в свои владения, оказалась женщиной лет пятидесяти пяти, достаточно энергичной, но заметно уставшей. Звали её Галина Петровна. Она не старалась скрыть, что не рада моему визиту, но вместе с тем не вменяла мне это в вину.

— На вертихвостку она не похожа, — сказала хозяйка, прислонившись к дверному косяку, пока я осматривал рассохшийся платяной шкаф и пыльные книжные полки. — У меня глаз намётан, двух сыновей женила всё-таки.

Я не знал, что именно я здесь ищу. Все вещи сестры Марина уже забрала, да здесь и не было ничего интимного, никаких мелочей, которые помогли бы мне лучше понять характер погибшей. Просто я не мог сюда не прийти — эти стены она видела каждое утро, когда будильник поднимал её в половину шестого утра, а железная дверь подъезда была последним, что она видела в жизни. Чем это могло мне помочь? Наверно, ничем. Но вероятность найти хоть какую-нибудь зацепку была хоть и ничтожной, но всё-таки была.

— Одевалась неброско, а по-деловому так, и чтобы удобно, а не мужиков привлекать. Ярко не красилась. Не сказать, что «серая мышка», но и не красотка голливудская.

— Вы здесь убирали?

— Нет пока. Не хочу сразу как-то…

Я опустился на корточки, заглянул под кровать.

— Я им с сестрой ещё с начала сказала: мужиков сюда не водить. Они вроде не водили. Я здесь всё посмотрела, и никаких следов их присутствия не нашла.

— Но убили её всё-таки здесь, — заметил я.

Я искал окурки, сигаретный пепел, мужскую одежду, которые могли где-нибудь заваляться. Но ничего не находил.

— Вы часто сюда наведывались?

— Нет, хоть и хотелось бы чаще. Её же дома никогда и не было. Да и народ сейчас капризный, не любят, когда их тревожат.

Квартира была стопроцентно съёмной. На полу поцарапанный паркет, на стенах выцветшие обои, поклеенные более тридцати лет назад, фанерная мебель той же эпохи, непонятные потемневшие гравюры со слезшей позолотой, призванные украшать интерьер и создать уют, но на которые никто не обращал внимания вот уже лет двадцать.

— И всё время вас ничего не настораживало?

— Нет. Ну, как… Они, конечно, девки бойкие. Хоть не хорошо так о покойнице. Но всё-таки. Чего они все сюда едут-то? Что, у себя на родине работу найти нельзя? А потом… сами видите, что получается.

— Понимаете, Галина Петровна, идёт великое переселение народов, — ответил я. Смысла задерживаться здесь я не видел.

Двор был пуст, только несколько дворников-мигрантов в оранжевых жилетах то ли мели, то ли бороздили пространство без особой цели, напоминая немногочисленным прохожим о своём существовании. Свидетелей наверняка не было, а если и были, навряд ли они дали бы показания. Большинство жителей этого дома, а это около пятисот человек, даже и не знали о том, что их соседка убита. Если бы и узнали, то забыли бы об этом на следующий день.

Я доехал до железнодорожной платформы, с которой Карина ежедневно ездила на работу. Она имела запущенный вид сельского полустанка. Что-то подсказывало мне, что здесь побывал и убийца. Но никто не смог бы здесь его опознать.

Мне ничего больше не оставалось, как отправиться на место работы погибшей. Рекламное агентство «Мираж» было единственным местом, хранившем хоть какую-то память об убитой девушке. Оно находилось в деловом центре на набережной недалеко от станции метро Киевская.

О директоре агентства Степане Егорове мне было кое-что известно. Он был одним из пионеров рекламного бизнеса, из тех, кто первым смекнул, что стены и фасады домов это не просто архитектура, а рекламное пространство. Пользуясь обширными связями в среде чиновничества, он застолбил несколько бойких мест в центре города и на основных автомагистралях, что и приносило ему приличный доход по сей день. Его бизнес трудно было назвать рекламной империей, штат сотрудников агентства был минимален, зато прибыль была стабильной.

Оказавшись в отделанной мрамором проходной, я лицом к лицу столкнулся с охранником, державшим в руках большую резиновую дубину. К вопросам безопасности здесь подходили серьёзно, и никого не пропускали через турникет без санкции руководителей. Мне пришлось позвонить в офис. Трубку сняла секретарша, а когда я объяснил ей цель визита, она пошла докладывать самому Егорову. Ждать мне пришлось в общей сложности минут пятнадцать, прежде чем меня всё-таки пропустили внутрь, предварительно проверив мои документы и изучив мою лицензию.

Интерьер офиса не соответствовал сдержанной, уверенной в себе роскоши делового центра. Здесь повсюду царил китч: набившие оскомину панно Уорхолла с Мерилин Монро, репродукции Дали и Пикассо и прочий «креатив». Рядом со всем этим рекламные плакаты — образцы продукции. Среди них я узнал раздражающие меня слоганы типа «пиво, без которого общение не то» или «таблетки для настоящих мужчин». Меня встретила загорелая блондинка с густо подведёнными глазами и выточенными из слоновой кости скулами, одетая в туго обтягивающие бёдра брюки с высокой талией и в ещё туже обтягивающей высокую грудь блузкой. Её движения были нарочито кошачьи. Судя по всему, она была идеально выдрессирована и под одним её приветственном взглядом из-под длинных ресниц клиенты таяли, как дешёвый шоколад, и забывали про то, зачем пришли. Но когда она вышла ко мне, я почувствовал напряжение, которое ей было трудно скрыть. Она не придумала, как со мной держаться: всё-таки клиентом я не был, так что растрачивать на меня свои чары не стоило. В то же время я расследовал убийство её коллеги, а значит, я — фигура хоть сколько-нибудь значимая. Очевидно, она решила подождать вердикта Егорова, который и должен был определить, насколько я могу быть для него полезен. А пока она повернулась ко мне спиной, что означало, что я должен следовать за ней, и шла, покачивая бёдрами — это был аванс. Но я старался не смотреть ей ниже пояса.

Впрочем, причиной её напряжения могло быть что-нибудь ещё. Напряжение витало в воздухе этого офиса, что не было удивительно. И мне нужно было узнать, почему.

— Степан Михайлович, — секретарша приоткрыла дверь и робко просунула голову в щель.

— Пусть заходит, — услышал я густой бас.

Кабинет был обставлен просто, но мрачно. Мебель была тёмная, как и стены, какого-то серого цвета. Со стен на меня злобно таращились головы кабанов с раскрытыми клыкастыми пастями, недвусмысленно намекая на то, что если я прогневлю хозяина, моя голова присоединится к его охотничьим трофеям. В дальнем его углу Егоров, словно царь Кащей, восседал за массивным столом, заваленным бумагами — очевидно, он дотошно вёл все дела сам, не перекладывая их на менеджеров.

Это был мужчина лет пятидесяти, в прошлом явно спортсмен: борец или боксёр. Переносица была расплющена, покрасневший кончик носа плотно прижимался к верхней губе. Макушка была лысой, но к бокам овальной головы были тщательно прилеплены копны не тронутых сединой волос. Портрет дополнял шрам, рассекавший щёку до середины. Одет он был в дорогой пиджак, надетый поверх водолазки цвета морской волны. Весь облик этого успешного предпринимателя воскрешал в памяти образ боцмана пиратского корабля, каким их рисуют на иллюстрациях к приключенческим романам.

— Детектив Беркутов, — сказал он, будто бы в такой обстановке я должен был забыть свою фамилию и профессию, и теперь он любезно их мне напоминал.

Он не предложил мне садиться, но я всё-таки сел, чему он немало удивился, аж сдвинул очки в золотой оправе на кончик носа, насколько его форма позволяла им не соскочить с него, и посмотрел на меня поверх линз.

— Спасибо, что пустили. Я выясняю обстоятельства смерти вашей сотрудницы по просьбе её родственников.

— Это я понял. Вот что, детектив, я решил принять вас по одной простой причине. Это убийство бросает тень на репутацию моего агентства…

— А я думал, вы хотите помочь найти убийцу.

— Это ваша работа, а мне есть чем заняться. Но я хочу, чтобы вы уяснили. Ни я, ни мой персонал не имеет к этому убийству никакого отношения. К Карине Макаровой здесь никто тоже отношения не имеет. Она не являлась сотрудником «Миража», и я ей ничего не должен.

— По поводу долга работодателя к вам никто претензий и не имеет. Я здесь по вопросам другого долга — человеческого.

— Вот только не надо читать мне мораль, я не в первом классе. Я готов ответить на ваши вопросы при условии, что больше вы здесь никогда не появитесь и не отнимите у меня много времени.

— И на том спасибо. За что вы уволили Макарову?

— Детектив, ты бы хоть потрудился посмотреть документы. Я её не увольнял. Она ушла по собственному желанию.

— Не беспокойтесь. Я всё проверил. Вот только я не Буратино, чтобы поверить в то, что девушка не в самых благополучных материальных обстоятельствах, да ещё и в таком положении, сама покинет столь выгодное место. На это нужны весьма веские причины.

— Мне это безразлично. Захотела уйти — не в моих правилах кого-то удерживать. На её место полно кандидаток.

— Степан Михайлович, давайте начистоту, иначе это может повредить вашей репутации, и я буду не при чём. Вы настояли на том, чтобы она ушла?

— Чёрт с тобой. Да, настоял. Она мне не подходила.

— Почему?

— Это вопросы бизнеса, и ты не поймёшь. Мне нужно, чтобы работники меня слушались. Дисциплина, или как там у вас говорят.

— Допустим. Вы знали, что она беременна?

— Откуда? Я их что, каждый день тестирую?

— Если вы и вправду этого не знали бы, вы просто выгнали бы её на улицу и все дела. Но уволь вы беременную сотрудницу, вам предстояло бы судебное разбирательство. Её уход «по собственному желанию» избавил вас от многих проблем.

— Чего ты такой въедливый, детектив? А что, если и знал? Она этого не скрывала.

— Вы уволили её, потому что она была беременна?

— Кажется, я уже объяснил тебе, за что я её уволил.

— Беременность — это и есть нарушение дисциплины?

Он ответил не сразу, а после того, как окинул хозяйским взглядом свой рабочий стол. Я заметил, что в уголке, под бронзовой статуэткой в виде кабана с огромными клыками, притаилась старая фотокарточка, изображающая молодую женщину с ребёнком на руках.

— Слушай, детектив, я человек рабочий. Я надрывался с десяти лет, таскал мешки в порту Магадана. Так что у меня со всеми разговор короткий: мешаете работать — идите к чертям, и никаких соплей. Мой персонал в этом офисе — это механизмы. Я плачу им немалые деньги не за красивые глаза. За пределами офиса мне без разницы, что они делают. Пусть как хотят развлекаются, пусть хоть кровь младенцев пьют. Мне это не интересно. Пусть делают что хотят и с кем хотят, только здесь они, чёрт подери, механизмы. И они должны работать, и только работать! Иначе работать не буду я, ты понял? Макарова вышла из строя, а ведь я их предупреждал.

— Я понял, что вы имеете в виду. Она забеременела от кого-то из коллег?

— Всё, детектив, я и так сказал слишком много. Давай, на выход.

— Ладно. Я могу задать вопросы вашим сотрудникам?

— В их свободное время.

Я встал, сказал «Удачной работы!», развернулся и, не оглядываясь, пошёл к выходу.

— Прощай, — бросил он.

Я подумал: «Мне бы твою уверенность.» Что-то подсказывало, что я с ним ещё увижусь.

Открыв дверь, я едва не задел секретаршу. Изящно согнув стан, она наливала воду из кулера, стоявшего рядом со входом в кабинет босса. Она подняла на меня голову, как кошка, и посмотрела в глаза фальшиво безразличным взглядом. Я подмигнул ей: задавая вопросы Егорову, я специально говорил громко, чтобы она могла расслышать их через дверь и донести суть разговора до остальных.

В приёмной была и другая дверь, которая, видимо, вела в рабочий зал персонала. Она была открыта, что я расценил как знак свыше, и, не обращая внимание на секретаршу, направился туда.

Я не ошибся. Это был квадратный зал, разгороженный пластиковыми стенками на четыре части. На одном из столов картинно сидел и болтал ногами парень лет тридцати — видный кареглазый шатен невысокого роста, спортивного телосложения, с двухдневной щетиной. В общем, парень был из тех, кого видят в сладких снах владельцы бутиков мужского платья в Мытищах в качестве рекламного лица компании.

За другим столом согнулся ещё один парень, худощавый, с бледным лицом и волосами цвета жухлого льна. Он уставился в монитор компьютера и беззвучно шевелил губами.

За третьим столом сидел толстый лысый и небритый мужик в фуфайке, лениво жующий бутерброд и оттого напомнивший мне моржа, которого я в детстве видел в зоопарке.

Четвёртой была уборщица — брюнетка лет сорока восточной внешности.

— Мужик, ты кого-то ищешь? — непринуждённым голосом спросил спортивный парень, сидевший на столе.

В своих джинсах и клетчатой рубашке я явно не походил на того, кто способен заплатить им за рекламу, и парень решил сделать вид, что не знает, кто я такой. Но я быстро понял, что все, кроме поглощённого поглощением бутерброда с колбасой мужика и уборщицы позируют, изображая беззаботность или же чрезмерную занятость.

Сзади подошла секретарша. Она не спешила меня представлять, а тоже, казалось, ждала моего ответа.

— Ищу. Убийцу, — ответил я.

— А-а, — протянул шатен. — Из полиции?

— Частник, — вмешалась секретарша.

— Тоже ничего, — сказал он, чмокнув жвачкой.

Всё это время секретарша общалась с ним посредством мимики, чего я видеть не мог, так как стоял к ней спиной. Видимо, этой нехитрой шифровкой она передавала коллеге то, как ко мне отнёсся босс и, следовательно, как нужно относиться ко мне им.

— Артём, — представился парень. — Пучков. Менеджер по работе с клиентами, зам главного по болтовне. Вот тут самоотверженно трудится Яша Кондаков, пардон, Яков Алексеевич. Главный креативщик и человек, придумывающий слоганы. Это Иван Сидорович Руденко, дизайнер. Его приняли на место Карины, так что на него можете не обращать внимания. А это Юленька, то есть Юлия, как тебя по батюшке?

— Олеговна.

— Юлия Олеговна Синицына, офис-менеджер. Мы, товарищ детектив, очень скорбим. Нет, честно. Только мы ничего не знаем. Отпустите нас, пожалуйста.

Парень сделал брови домиком и стал ещё сильнее болтать ногами, что, по его мнению, должно было придать его облику максимальную невинность. Он мало меня интересовал. Я изучал обстановку в комнате. На столе Карины не осталось ничего, что напоминало бы о ней — всё это вытеснили гигантские бутерброды дизайнера Руденко, крошки от которых обильно покрывали всю поверхность стола.

Тогда я переключился на соседние столы. Рамок с фотографиями, сувениров нигде не было. Не было цветов, даже кактусов. Егоров не врал, когда говорил о своих строгих требованиях к сотрудникам, и, видимо, даже следил за состоянием их рабочих мест.

Но вот то, что я искал — за часами с эмблемой агентства я увидел краешек спущенного воздушного шарика. Значит, всё-таки не такие уж тут все и механизмы.

— Я охотно вам верю, Артём, — сказал я. — Вы ничего не знаете. Проработали с человеком пять лет бок-о-бок, каждый день с утра до вечера. Разумеется, вы ничего не знаете.

Парень развёл руками.

— Ну а чего нам к ней лезть? — не выдержала секретарша. — У неё своя жизнь, у нас своя.

— Правильно, правильно. Я разве спорю? Вот что, господа. По всем правилам я должен оставить вам свою визитку и удалиться. Но вам ведь она всё равно не нужна, раз вы ничего не знаете? По этому я её выкину.

Я выбросил карточку в мусорную корзину и направился к выходу.

— Всего хорошего.

— И вам удачи в поисках убийцы, — крикнул вдогонку Артём.

Я спустился вниз, вышел из здания делового центра, сел в машину и принялся ждать.

Глава 3

Телефон зазвонил через час.

— Пётр Николаевич? Меня зовут Фатима. Меня вам там не представили.

— Здравствуйте, Фатима. Я вас узнал.

— Я хочу вам помочь.

— Кафе в торговом центре вас устроит?

— Кафе? Можно и в кафе. Я смогу подойти туда через полчаса.

— Я вас жду.

Итак, расчёт оправдался. Через полчаса мы встретились в кофейне. Уборщица чувствовала себя неуютно, так как ей явно не часто приходилось бывать в подобных заведениях, облюбованных студентами и мелкими офисными служащими. Но она была полна решимости. Тёмные глаза человека, не привыкшего выставлять эмоции на показ, пылали гневом.

— Хороший человек не поступит, как они, — сказала она, с трудом подбирая нужные слова на чужом для неё языке. — Беда может прийти к каждому. А Карина была хорошая девушка. Скромная и очень одинокая, несмотря ни на что. Ей приходилось нелегко, в жизни немного было радости.

— Неужто они настолько боятся Егорова?

— Начальник строгий. Грозный. Свирепый.

— Но справедливый?

— Нет, совсем не справедливый. Ведёт себя как царь. Чуть что — вычитает из зарплаты, грозит уволить. А главное смотрит так, будто бы в горло сейчас вцепится. За опоздания — штраф, за разговоры по телефону — штраф. Всё запрещает. И даже близко общаться.

— А они подчиняются его запретам?

— Нет. Юлия встречается с Артёмом, а Карина — с Яковом.

«Это предсказуемо, — подумал я.

— Егоров знал об отношениях Карины?

— Нет.

— Вы видели, как Егоров её увольнял?

— Да. Он вышел из себя и кричал. Обычно он так не говорит. Он шипит и рычит, но не кричит.

— В чём он её обвинял?

— Он говорил так: «На работе надо работать, а не детей делать. Я тебе за декрет платить ничего не буду.»

— Выходит, что он знал, что отец ребёнка — Яков, или по крайней мере кто-то из её коллег.

— Выходит, знал. Я не знаю, что он знает.

— Странно, что он не уволил и его.

— Да, странно.

— Это я спрошу у него самого. А как Карина реагировала на все оскорбления начальника?

— Сначала она была спокойная. Держала себя гордо, всё-таки она ни в чём не виновата. А потом, когда Егоров начал переходить все границы, уже слюной в неё брызгать стал, Карина сказала: «Я рада, что больше не буду работать с таким нехорошим человеком, как вы.» То есть, она сказала, конечно, по-другому, но я не запомнила это слово. Егоров стал зелёный от неожиданности, а Карина просто развернулась и ушла из офиса.

— Больше она не возвращалась?

— На следующий день она зашла и забрала трудовую книжку.

— Спасибо, Фатима, больше у меня вопросов нет. Вы мне очень помогли.

— Надеюсь, помогла бедной девочке. Пётр Николаич, только не говорите, что это я рассказала.

— Разумеется.

Она отказалась от моего предложения подвезти её до общежития, и я не стал настаивать, помня про обычаи её родины.

До конца рабочего дня оставалось совсем ничего. Я отогнал машину на стоянку и вернулся к деловому центру. Расположившись у окна маленького кафе напротив, я наблюдал, как офисные сотрудники выходили из здания с лицами узников, освободившихся из тюрьмы. Мужчины, сбившись в кучки по двое-трое, курили, с заметным трудом обменивались шутками, видимо, услышанными по радио «Юмор», нарочито громко смеялись и с облегчением расходились. Иногда к этим кучкам прибивались женщины, которые либо тоже курили, либо стояли и хлопали ресницами, стараясь сойти за своих.

Егорова я заметил почти сразу. Он вышел из здания, не обращая ни на кого внимания, направился к внедорожнику, стоявшему на парковке. В руках у него была только пухлая барсетка. Его лицо не выражало никаких эмоций, и по нему нельзя было понять, покидает ли он свой офис с удовольствием, или же ему всё равно. Выехав с парковки, он вышел и поднял заграждение, чтобы утром никто не смог поставить машину на его место. Заграждение запиралось на замок, ключ, вероятно, был только у него. Тогда он вернулся в машину и уехал.

Минут через пять развязной походкой вышел Артём. Он был без галстука и в тёмных очках. В отличие от начальника, он снизошёл до курившего у крыльца охранника. Но было заметно, что он спешит. Махнув охраннику, он прыгнул в пусть и не последней модели, но престижный немецкий автомобиль. Рванув с места, он заехал за угол, так что мне пришлось отойти подальше, и остановился у обочины. Минуты через три к нему подсела секретарша, и они покатили в сторону Плющихи. Сквозь тонированное стекло я видел, что они сразу же стали если не ссориться, то говорить на повышенных тонах. Секретарша махала кистями перед лицом, Артём на неё смотрел, вцепившись в руль. Но нервы у него определённо были на пределе. Возможно, это и не имело отношения к убийству, если оба понимали, что отношения людей, которых не связывает друг с другом ничего, кроме места работы, скоро станут обременительной для обоих условностью, если уже не стали. Я был в этом даже уверен — готов был поспорить, они поехали в какой-нибудь клуб, и погибшая коллега нисколько их не волновала.

Последними вышел Яков в сопровождении моржа-Руденко. Судя по кислому лицу парня, компания нового дизайнера не была для него особо приятной. Тот остановился у охранника и достал сигарету, Яков пошёл дальше. Руденко издал удивлённый возглас, но парень, не оборачиваясь, ответил, что не курит, и пошёл в сторону метро. Дизайнер махнул в его сторону рукой и принялся общаться с охранником, лицо которого вряд ли видел сквозь дымовую завесу, источаемую двумя сигаретами.

Я двинулся за парнем. Разговаривать с ним здесь мне не хотелось. К тому же, мне хотелось узнать, где он живёт. Мы спустились в метро, парень сразу же уткнулся в толстую книжку, фамилию автора которой никто не помнит даже когда читает. На обложке был нарисован дракон и мужественная девушка с мечом и в доспехах, не скрывающих, однако, прелести фигуры. Так мы доехали до Савёловского вокзала.

Как и всегда, в подземном переходе, пахнущем мочой и спиртом, к прохожим приставали тёмные личности, предлагая приобрести краденные телефоны или фотоаппараты. Играла на скрипке молодая девушка. А парень, равнодушный ко всему этому кошмару, проскочил к платформе. Там он купил билет до станции Бескудниково — мы были почти соседи.

В электричке он сел к окну и мечтательным взором уставился на пробегающие мимо гаражи и бетонные заборы. Всё это время он был в наушниках. Музыка шпарила на полную громкость, что даже я с приличного расстояния мог расслышать, что он предпочитает, разумеется, рок, но какой-то особенный, мрачный и торжественный — такой звучит в компьютерных играх и фильмах в жанре фентази.

Всю дорогу до Бескудникова я думал о нём и о Карине. Они были ещё более разными, чем Юлия и Артём. Те были хотя бы одной породы. У них были одинаковые этикетки — «парень не промах» и «девочка высший сорт». Оба умели носить свои этикетки, берегли их, как самое дорогое, и не было у них других забот, кроме как изо всех сил стараться соответствовать тому, что на них написано. Мои учителя из школы милиции и опытные опера всегда учили: берегись стереотипов, не подгоняй людей под категории и типажи. Каждый человек — сложная личность. Но такие, как Артём и его подруга сами же превращали себя в типовую секретаршу и в типового менеджера, будто бы не хотели, чтобы кто-то воспринимал их как личности. Так было проще и безопаснее.

Карина была другой. Она не отказывалась от себя, а если и хотела, то не могла. Она могла бы обернуться в ту же упаковку, но что-то мешало ей, как и её сестре, сделать это.

А этот парень? Она встречалась с ним только лишь из-за отсутствия других кандидатов? Или же их влекло друг к другу что-то большее?

Я изучал его неряшливый, плачущий по парикмахеру затылок. Всё в нём было мальчишеским, от походки, неуклюжей и чуть раскачивающейся, до взгляда, который, казалось, ожидал, когда из-за забора или крыши гаража вылетит какой-нибудь птеродактиль.

Мельком я взглянул на его руки, синие от чернил, с обгрызенными ногтями, изобилующими заусенцами. Длинные пальцы нервно отбивали такт музыки.

Он казался моложе своего возраста, а ведь ему было уже под тридцать. Что-то выдавало в нём незрелость, особенно эмоциональную. Может быть, он способен заплакать, когда в схватке с драконом погибает прекрасная героиня дешёвого фентази-романа, который он читал в метро. Но смерть любимой девушки мало что изменит в его жизни. Разве что теперь ему будет чуточку скучнее.

Он начал продвигаться к выходу из вагона только тогда, когда тот остановился, расталкивая стоявших в тамбуре пассажиров и бормоча при этом извинения. Когда он вывалился на платформу, продираясь сквозь толпу уже тех, кто заходил в вагон, я уже ждал его на пешеходном мосту. Я наклонился, будто бы завязывая шнурок, позволив ему снова меня обогнать, но он вряд ли заметил бы меня, если бы я этого не сделал.

Мы двинулись в сторону Дубнинской улицы, здесь он свернул в один из дворов панельной многоэтажки, и лишь здесь я наконец решил его окликнуть:

— Яков!

Учитывая, что наушники он так и не снимал, этого оказалось недостаточно. Пришлось догнать его и тронуть за плечо.

— Вы? Вы за мной следили?

Я достал провод из его уха. Сам он не догадался бы этого сделать.

— Нет, Яков. Ехал домой, смотрю, ты.

И ведь это почти правда. Я живу в трёх кварталах отсюда. А это значит, что у нас есть хоть что-то общее.

— А-а-а, прикольно. А чего вы хотите? — выдавил он.

— Это ты знаешь. А вот чего хочешь ты?

— Я вас не понимаю…

— Что, так и будем тут стоять, или пригласишь в дом?

— Извините, пригласить не могу.

— Понятно. Мой дом — моя крепость.

Я сел на скамейку возле подъезда. Ничего. Проходившие мимо люди нисколько мне не мешали, так как, поглощённые своими заботами и уставшие, не обращали на нас никакого внимания. Конечно, мне хотелось посмотреть на жилище этого парня, но я представлял, что я там увижу.

— Дело не в этом. — Он сел рядом со мной. — Там бардак…

— А Карину ты к себе приглашал?

— Нет.

— Где вы встречались? У неё?

— Да ну! Доехал бы я до Мытищ. В кино ходили, в кафешки, в основном.

Он озирался по сторонам. Видимо, я всё понял правильно — жил он не один.

— Кто там? Мать?

— Бабка. Вы что, типа экстрасенс?

— Да просто по жизни времени не терял. У бабки дача есть?

— Есть.

— Значит, с Кариной ты здесь всё-таки встречался?

— Бывало, когда бабка уедет.

— Ясно. Объясни мне вот что. Что у тебя были за намерения?

— Я как узнал, что Каринка беременна, сразу же предложение сделал.

— Молодец. А она?

Он уставился в одну точку перед собой, и ответил не сразу.

— Мы расстались.

— Вы расстались или она с тобой рассталась?

— Она. Как это говорят, по её инициативе.

— Почему?

— Егоров её уволил. Мы больше не работали вместе. Значит, не могли встречаться.

Я почесал затылок. Ведь для этих людей это действительно довод. Гораздо более весомый, чем беременность.

— Я предложил пожениться, сказал, что уволюсь из «Миража», и мы вместе поищем новую работу. Чтобы опять вместе работать…

Я чуть было не прыснул со смеха, но в последний момент сдержался.

— Ну чего вы головой качаете? — взорвался парень.

— А жили бы вы где, работник? У бабки твоей? Она вообще была в курсе твоих планов?

— Я её перед фактом бы поставил. Уехала бы она в деревню, никуда бы не делась.

Внезапно он обхватил свою голову большими ладонями, зажмурился и стал раскачиваться взад-вперёд.

— Всё правда, я тряпка… И Каринка ушла потому… она… она была необыкновенная. Не такая, как все. Будто бы из другого мира. Я никогда не встретил бы такую, как она…

Он занёс ладонь, чтобы отвесить себе оплеуху, но я успел перехватить его руку. Он заскулил. Я полез в карман джинс, где на всякий случай были успокоительные таблетки.

— Успокойся. Ты всё-таки мужчина. Её убили, и я должен знать, кто это сделал. Ты должен мне помочь.

— Да, должен. А кто вас нанял?

— Её сестра.

— У Карины есть сестра?

От злости я не удержался и полез в карман за сигаретами. Я заметил, что Яков не курит, но ничего, потерпит. Когда меня отпустило, я спросил:

— Как ты узнал о том, что она в положении?

— Я слышал, как Егоров на неё кричал. Ещё бы не услышать!

— То есть тебе она это не сказала?

— Нет.

— Прекрасно.

Это был презанятный вопрос — откуда Егоров узнал про беременность. И чутьё подсказывало, что ответ на него сможет пролить свет на обстоятельства убийства.

Успокоительное подействовало, и парень вроде больше не собирался себя избивать.

— Карина была близка ещё с кем-нибудь, кроме тебя?

— Нет, как же…

— Я имею в виду, с кем она была откровенна, искренна? Может, с Юлией? Они не были подругами?

— Нет. Они слишком разные. Разве что чуть-чуть… немного… на корпоративе.

Я вспомнил про сдутый шарик, застрявший за настенными часами.

— Что там было, на корпоративе?

— Не знаю. Меня там не было. Я не люблю скопища народа.

— А кто там был? Егоров, Артём, Юлия?

— Да ну, Егоров! Его не было. Он был в налоговой целый день. К нам пришли из соседних офисов ребята.

— А что за повод?

— Говорю же, не было меня там.

Но почему-то ведь он упомянул про корпоратив!

— Как думаешь, кто и зачем это сделал? — спросил я, бросив, к облегчению парня, окурок в урну.

— Не знаю… То есть, конечно, знаю… Наш шеф Егоров — настоящий бандит. Мы с Каринкой много о нём говорили, она интересовалась его прошлым и поняла, что это за человек, если можно назвать этого зверя человеком…

— Так, вот это уже интересно.

— Он занимался вымогательством. Это сейчас он типа такой приличный бизнесмен, но не так давно он был главарём банды. У него даже кличка есть, как у всех бандитов — Егерь.

Ну да, какой же бандит без клички.

— Все рекламные объекты, которыми он владеет, он захватил разбоем и убийствами. Наверняка его боевики всё ещё работают на него, вот кто-то из них и расправился с Каринкой…

— Я проверю это по своим каналам. Но откуда у вас, следопытов доморощенных, такая информация?

— Карина искала в интернете. Вы же знаете, там всё можно найти, если постараться. Она нашла старые газеты, где писали про зверства банды Егеря. Там даже фото его есть.

— Не всему тому, что пишут в газетах, можно доверять.

— Но вы же его видели! У него повадки уголовника! И с нами он ведёт себя так, будто мы все в камере, и он пахан, а мы все у пороши…

— Параши.

— Ну, да.

— Ладно. Даже если это и так, это ещё не повод для убийства. Карина его шантажировала?

— Если да, то мне ничего не говорила…

— Уверен?

— Я вам не лгу!

— Допустим.

Слишком уж это глупо — шантажировать начальника старой статьёй в интернете, но Карина и Яков явно не дотянули бы до уровня Арнольда Зека. Зато версия могла бы многое объяснить: Егоров уволил девушку не из-за беременности, а для того, чтобы вывести себя из-под подозрения, а затем устранить её.

Егоров заботился о своей репутации, что в его случае было неудивительно, и откровение его сотрудницы, пусть даже основанное на забытых газетных статьях, могло бы сильно навредить его бизнесу. Эту версию нужно было отработать по полной.

— Значит так, парень, слушай меня. Если всё, что ты мне рассказал, это правда, то сиди тихо и веди себя так, будто бы ничего не произошло. Если Егоров в курсе ваших отношений с Кариной, он доберётся и до тебя. Раз он этого до сих пор не сделал, значит, он уверен, что ты ему безвреден. Но как только расследование убийства Карины начнётся по-настоящему, он может изменить своё мнение на твой счёт. Когда в дело вмешаются органы, будешь смело давать показания, тебя защитят.

— Понял.

— Я проверю твои слова, и если выяснится, что ты где-то наврал или что-то от меня скрыл, тебе это выйдет боком. В первую очередь потому, что навлечёшь на себя подозрения, если не в самом убийстве, то уж точно в пособничестве. Во-вторых, это затруднит поиск убийцы. Ты же хочешь, чтобы тот, кто это сделал, ответил по всей строгости закона?

— Конечно…

— Даю последнюю возможность что-то добавить.

— Я всё сказал, клянусь.

— Ладно. Иди домой, бабка заждалась.

Он послушно вскочил и бросился к двери.

— Спасибо. До свидания!

— Бывай.

Я закурил ещё одну сигарету, хоть стараюсь этим делом не злоупотреблять. Не люблю ни от чего зависеть, вот уже много лет «бросаю». Но разве с такими вот бросишь?

Домой я пошёл пешком, чтобы лишний раз обдумать это дело. Но мысли о версии в голову не шли — разговор с Яковом оставил неприятное послевкусие. Я думал о том, чем закончилась бы эта история, окажись этот неплохой в сущности парень настоящим мужчиной, решительным и ответственным, а не большим подростком, искавшим укрытия от действительности в вымышленных мирах. Я думал и найти ответ так и не мог.

Да и где они, настоящие мужчины? Лично мне чаще встречаются позёры, пускающие пыль в глаза, измеряющие мужественность накаченностью торса или длиной щетины. Жизнь для них — игра в кошки-мышки.

Но любая игра рано или поздно заканчивается. Могла ли Карина узнать что-нибудь такое, за что её срочно потребовалось устранить? Я не мог отделаться от мысли, что Карина не до конца доверяла своему другу. Я легко мог понять почему — уж слишком уж он был не деловой. Да и весь их роман был не более чем случайностью — Яков был выбран чисто от безысходности. Столь лёгкий разрыв отношений доказывал это лучше всего.

Нет, он не мог знать истинных намерений Карины, о чём он сам догадывался и скрыть от меня этого не мог. Для меня это означало, что единственный ключ к разгадке убийства Карина унесла с собой. И мне придётся потрудиться, чтобы сделать к этому ключу дубликат.

Придя домой, я первым делом набрал номер Марины. Всё-таки я должен отчитываться перед ней о своих результатах. Она тоже только что приехала с работы.

— Многие из ваших худших подозрений подтвердились, — начал я.

— Это Егоров? Она беременна от него? — с ходу спросила Марина.

— Не думаю. Половая распущенность не входит в число его недостатков. Но Карина действительно не уволилась по своему желанию. Егоров выгнал её, чтобы не оплачивать декретный отпуск.

— Скотина! Ну а кто же отец?

— На этот вопрос трудно ответить, и теперь уже невозможно без генетической экспертизы. Но я нашёл парня, с которым у Карины были отношения. Они действительно работали вместе.

— Тогда я уверена, что отец именно он. На Карину не похоже, чтобы она встречалась с несколькими мужчинами разом.

— Как только Карина узнала об увольнении, она тут же порвала отношения со своим бойфрендом.

Марина задумалась.

— Это странно. Она вряд ли бы так поступила.

— Напротив, ничего странного я в этом не вижу. Ваша сестра жила в Мытищах, он — у станции Бескудниково. Если бы эти станции были на одной линии, может быть, отношения и можно было сохранить. Но я всё равно сомневаюсь.

— А жить вместе?

— Возможности не было. То есть, возможность всегда есть, было бы желание.

— Неужели в нём нет никаких достоинств?

— А это не столь важно. Очевидно, Карина готовилась делать аборт.

— Карина любила детей. Когда мы с ней говорили на этот счёт, она не одобряла аборты. Она говорила, что всё-таки это маленькая жизнь.

— Одно дело говорить так, когда проблема перед тобой не стоит. Другое — когда тебя выгнали с работы, а на отца надежды нет.

— Пётр Николаевич, это звучит цинично.

— Извините. Я и так стараюсь подбирать выражения.

Марина понимала, что я прав, и делала усилия, чтобы примириться с этим.

— Всё равно это странно. Здесь что-то не то…

— В этом я с вами согласен. Я работаю. Я хотел задать вам один вопрос. Карина говорила вам о том, что у Егорова могут быть проблемы с законом?

— Да. У кого их не было в девяностые?

— То есть, ничего конкретного?

— Сестра говорила, что у него повадки уголовного авторитета. Насколько я поняла, в тюрьме Егоров не сидел, но у него множество связей в криминальной среде.

— У неё были доказательства?

— Ну какие могут быть доказательства? Она работала с утра до ночи, уткнув нос в компьютер. Просто это знают все. Это же очевидно.

— Понятно. Спасибо, Марина. Не беспокойтесь. Думайте о вашей сестре хорошее. Не буду вас дальше отвлекать. Всего доброго.

Положив трубку, я захотел хоть на время забыть про это дело, про Карину, Якова, Егорова и всех остальных. Но они уже прочно поселились в моей голове и чувствовали себя там по-хозяйски. Единственный способ выгнать их оттуда — найти убийцу. Для гениальных сыщиков из детективных романов убийства — это головоломки, упражнения для мозга, возможность применить на практике свои способности, в лучшем случае расследование — это работа. А для меня расследование — то есть поиск истины — единственный способ существования.

Глава 4

С утра я отправился на стоянку, где вдали от дома уже заскучала моя машина. На ней я поехал в офис.

Сев за свой руководительский стол, я позвонил своему старому товарищу майору Максимову из уголовного розыска. Он был одним из немногих, кто поддержал меня после увольнения из органов.

— Здорово, вольный стрелок, — из трубки раздался не слишком бодрый голос, из последних сил пытавшийся казаться бравым.

— Здравья желаю. Я слышу, ты провёл бурную ночку в пирах и увеселениях.

— Ага, всю ночь в подпольном казино играл.

— Слушай, если тебе нечем заняться на дежурстве, пробей мне гражданина Егорова Степана Михайловича. Это законопослушный и уважаемый член общества, который также может быть известен как Егерь.

— Сейчас перезвоню.

Через час Максимов рассказывал:

— Любой житель Магадана сразу расскажет тебе, кто это такой. В девяностые у них была группировка, которая успешно конкурировала в теневом сегменте экономики. Рекет, крышевание, сутенёрство. Позже занялся организацией контрабанды через своих людей в порту, но это дело не пошло. Пацаны были дерзкие, только было их немного, и матёрые авторитеты молодого выскочку — бывшего спортсмена к кормушке не подпустили. Он не расстроился, так как деньги уже имел немалые, и перебрался в столицу, где начал легальный бизнес. Остепенился, женился, пустил корни. Лет десять назад подозревался в вымогательстве, организации поджогов ларьков, рекламных точек конкурентов, которые потом сам же скупал по дешёвке, но доказательств наши коллеги тогда не нашли, и все пятна с деловой репутации господина Егорова были смыты с извинениями.

— Убийства?

— В столичный период в мокрухе не подозревался, и агентурных данных на него не поступало. А чем это он тебя вдруг заинтересовал?

— Попал в оперативную разработку.

— Ну, ладно. У меня своих дел по горло, в твои не лезу.

— Спасибо тебе, товарищ майор. В долгу не останусь.

— Да чего с тебя взять? Будь здоров!

— И тебе ни пуха.

А ещё в офисе есть интернет, который я так и не провёл домой. Включив компьютер, я написал в строке поиска фамилию «Егоров». Разумеется, во всемирной помойке я не найду ничего такого, о чём мне не сказал Максимов. Зато я найду то, что могла найти Карина, если пыталась выяснить что-нибудь о прошлом своего начальника.

Большинство страниц, в которых упоминался Егоров, повествовали об успехах «Миража» и его мудрого руководителя. Клиенты и партнёры агентства оставляли сплошь положительные отзывы — качество работы, точность и исполнительность сотрудников. Егорову удалось оптимизировать рабочий процесс, потому агентство регулярно побеждало в профессиональных конкурсах. Отмечалось и то, что Егоров не платил сотрудникам зарплату в конвертах, а это значит, что все социальные гарантии им обеспечены и отчисления в пенсионный фонд производятся регулярно.

Кто-то из бывших сотрудников агентства жаловался на тотальный контроль со стороны начальника. Он лично следил, чтобы работники не бездельничали, штрафовал за опоздания и ошибки. Всё это он проделывал с маниакальным упорством, с провинившимися был груб. Его стиль руководства называли террором, но большинство сотрудников он, видимо, устраивал. За высокую зарплату и возможность работать в престижной фирме, они готовы были прощать начальнику отношение к себе как к скоту.