Бесплатный фрагмент - Линии: Другая память. Линии: Другая личность

ЧАСТЬ 1. ДРУГАЯ ПАМЯТЬ

Глава 1

Говорят, что раньше люди жили только до старости… Что от них оставались тела, которые зарывали в землю или сжигали… И что это называлось смертью. Я в такое не верю. Если есть тело, то, как можно не жить?

Еще говорят, что один человек мог сам сделать смерть другому. Полный бред! Даже если тело и может не жить, то зачем кому-то делать так, чтобы кто-то другой не жил?

Но самое бредовое из того, что говорят, что много людей могли делать смерть друг другу. И не просто могли, а делали. Очень много раз. Это называлось войной.

На уроках истории часто рассказывают, как последняя из войн почти уничтожила человечество, но ученым удалось создать таких, как мы — новых людей. От нас не остается тел, потому что мы живем по две жизни — от рождения до старости и от старости до распада.

И еще у нас нет болезней. Я не знаю, что значит это слово, но в книгах по Старому Миру, написано, что от них тоже случалась смерть.

Теперь же этого всего не существует. Но говорят… Что творить смерть до сих пор в природе человека, и люди в любой момент могут начать это делать… Чтобы оградить их от такого соблазна была придумана новая система мира.

Нас разделили на две Линии. На Первой Линии находятся первоживцы — те, кто живет первый раз — от младенчества до семидесяти пяти лет. Их цель — понять ценность жизни и доказать, что они ее достойны. А Вторая Линия для тех, кто уже все доказал. Для второживцев. Они молодеют каждый год и могут жить так, как им вздумается, пока не наступит время распада.

Если второживцы заводят детей, то они могут воспитывать их только до пятнадцати лет. После этого родители обязаны посадить их на поезд до Первой Линии. Если же и мать и отец, живущие в обратную сторону, достигают пятнадцати лет раньше, чем их ребенок, то его перевозят на Первую Линию раньше, а родители отправляются под опеку своих потомков или в интернат.

Нарушения невозможны. За этим строго следит Лидерство. У каждой Линии оно свое. Только Лидерства могут общаться между Линиями. Обычные люди, разделенные границей, не имеют связи друг с другом, даже если они родственники.

Я родилась на Второй Линии и в детстве мечтала отправиться к первоживцам, чтобы поскорее доказать родителям, что я тоже достойна свободной жизни, как и они. Но со временем поняла, что, из-за этого переезда, мне придется попрощаться с ними навсегда. Теперь я туда не хочу.

Но на прошлой неделе мне исполнилось пятнадцать…

— Агата!

Я услышала голос нашего куратора и поняла, что занятие давным-давно началось. Это специально сформированная группа для тех, кто в этом месяце будет отправлен на Первую Линию. Я очень надеялась, что здесь нам расскажут, что с нами будет, но кроме того, что нам придется привыкать к новым правилам никто ничего так и не сказал.

— Да, Мария Максимовна.

— Напомни всем, какая задача стоит перед вами на Первой Линии кроме той, чтобы заслужить право на жизнь во Второй?

— Мы должны рассказать о том, как жили здесь.

— Да, все верно, — Мария Максимовна отвела от меня взгляд и обратилась ко всей группе. — Там, куда вы отправляетесь, живут по-другому! Многим из тех людей трудно даже поверить, что есть другой образ жизни, но благодаря вам и вашим рассказам, они будут вдохновляться и стараться жить лучше. С вами им будет легче…

— Разве это честно? — послышался голос с последней парты.

Это была Роза, моя подружка. Она единственная из всех моих знакомых, кто никогда не хотел переезжать. Некоторые считают ее параноиком из-за постоянных сомнений и подозрений. Если честно, меня тоже иногда бесит ее нытье, мы даже ругались с ней из-за этого.

— Почему тебе кажется это нечестным? — С улыбкой спросила Мария Максимовна

— Во-первых, они всю жизнь могут общаться с родителями! Даже две жизни! А мы своих больше не увидим!! А во-вторых, они и так там живут с рождения, им не надо ни к чему привыкать, а значит им уже проще. А вот мы даже не представляем, что нас ждет и нам никто не рассказывает. Так почему мы должны им помогать, а не наоборот?

В аудитории повисла тишина. Мне кажется, впервые, паранойя моей подруги звучала оправдано. Даже Мария Максимовна, как будто погрустнела на мгновение, но быстро пришла в себя и продолжила.

— Я понимаю… Никто не хочет расставаться с родителями… Но, к сожалению, вам изначально было отведено с ними меньше времени! Даже если бы вы остались, то вскоре пришлось бы прощаться. А по поводу «во-вторых, вам, конечно же, тоже будут помогать, особенно в адаптации.

Дальше я не слушала куратора. Думалось только о том, что Роза права.

Привыкать придется именно нам… Понять бы еще к чему. Я не паникер и не плачу ночами от того, что не знаю, что со мной будет, но это дурацкое «придется привыкать» меня уже бесит. Что они заставят меня делать? Носить школьную форму? Есть по расписанию? Что еще?

Ну если никто из потомков моих родителей меня не возьмет под опеку, может придется смириться с жизнью в интернате.

Вдруг на всю аудиторию раздался звук из игры на смартфоне. Женек, наш пофигист, как обычно не участвовал в обучении. Он быстро выключил игру и засунул смартфон в рюкзак, но все уже смотрели на него. Мария Максимовна не злилась, у нее вообще не было такой привычки, но что-нибудь сказать, она должна была.

— Думаю, вам стоит начать отвыкать от смартфонов. На Первой Линии их нет.

Все напряглись, не понимая шутит она или нет. Я подумала, что шутит, ведь первоживцам тоже надо как-то держать связь друг с другом! Иначе как они договариваются о встречах? Как узнают куда идти, если адрес не знакомый? А если им хочется посмотреть кино или рецепт для готовки, что они делают?

— Вы не серьезно! — Улыбнулся Женек.

Он тоже ей не поверил.

— Абсолютно серьезно. На Первой Линии смартфоны могут иметь только работники Лидерства Линии или сотрудники Исследовательского центра, временно находящиеся на территории первоживцев. И пользоваться ими можно исключительно в рабочих целях.

Стало понятно, что Мария Максимовна не шутит.

В книгах по Старому Миру их бы назвали дикарями. Почему они не пользуются смартфонами, если знают, что они есть? Зачем так усложнять себе жизнь? Как они вообще живут? А может у них и телевидения нет? И магазинов? И домов?

— И почему нас не предупреждали об этом раньше? — Выкрикнула Роза

— Ради соблюдения порядка нам запрещено рассказывать о Первой Линии тем, кому предстоит туда отправиться. Это все, что сейчас вам нужно знать.

— Ну вы же рассказали нам про смартфон. Почему про все остальное нельзя?

— Это называется «Вводная для адаптации». Мне разрешено открыть вам один факт о предстоящей жизни, чтобы вы испытали сопротивление и успели его преодолеть. У вас, как раз, есть несколько дней для этого. Второй адаптивный факт каждый из вас узнает от своих родителей.

В аудитории начался гул. Все бесились, пытались разузнать, о чем-то еще, требовали ответов, но Мария Максимовна была спокойна и постоянно повторяла, что скоро мы все узнаем.

Когда время вышло, все ринулись из аудитории. Кто-то кричал, что никуда не поедет, сбежит, что-то придумает. Мне же не хотелось разговаривать об этом со своими одногруппниками. Я собиралась поскорее вернуться домой, чтобы высказать все, что я думаю, родителям.

Они всю жизнь вешали мне лапшу на уши о том, что любят меня и даже не попытались предупредить об этих идиотских правилах. В тот момент я их ненавидела. Я готова была сразу уехать куда-нибудь подальше от этих предателей.

Когда я влетела домой, они пили чай в гостиной и смотрели свои тупые музыкальные передачи по телеку. Я бросила рюкзак на пол и двинулась к ним. Думаю, было понятно, что я злая и хочу объяснений, но они решили прикинуться тупицами.

— Ну как последний день в школе нашей Линии? — Мама спросила это с улыбкой, чем еще больше меня взбесила. Она же отлично знала про правило первого факта и знала, что сегодня я буду в таком состоянии.

— А ты как думаешь? — Я стиснула зубы и почувствовала, как искривилось мое лицо. Из-за злости я не могла контролировать свой тон, да и не хотела.

— Ооооо, у кого-то начался период адаптации? — Спокойно спросил папа. — И какой же факт вам открыли?

Я не поверила своим ушам! Они что издеваются надо мной? Мне только что сказали, что я поеду жить с дикарями, а они вместо того, чтобы извиниться и рассказать, что еще меня ждет, ведут себя как ни в чем не бывало!

— Тебе-то что? Ты же их все знаешь! Может сам догадаешься? — Меня понесло. — Вы всю жизнь знали, что Первая Линия — это днище! И ничего мне не сказали. Загоняли мне, что это так прекрасно, что я туда отправлюсь, ждали этого дня. Я вас ненавижу! Ненавижу!!!

Я видела, как меняются их лица. Им явно не нравилось, как я разговариваю, но тогда было уже все равно. Я очень хотела их задеть хоть как-то.

— Агата!!! — Папа повысил голос.

Раньше он никогда не кричал на меня, поэтому его грозный тон быстро меня тормознул. Я уставилась на него, стиснув зубы. Злость никуда не делась, и я все еще ждала оправданий, но вместо этого он продолжил говорить строго.

— Ты первоживец! Твое место на Первой Линии, как и у всех людей, которые недавно родились. Жизнь, которую ты знаешь, нужно заслужить! И ты это сделаешь! Как и все!

От этого заявления меня начало трясти. Я не хотела его больше видеть. Ни его, ни маму. Никогда. Стали накатывать слезы, я развернулась и побежала в свою комнату. Первый раз за всю свою жизнь я плакала в подушку несколько часов, и никто из них так и не пришел мириться.

Вот как они меня обожают… Хотя если бы и пришли, я бы не открыла. Зачем? Эти гнусные люди с радостью отправляют меня в какую-то жуткую жесть и хотят, чтобы я за это сказала спасибо? Не дождутся».

Меня отвлек видео звонок от Розы. Я была рада, что она позвонила. Хоть кто-то, кто мог меня понять.

— Вау! — Роза явно не ожидала увидеть меня заплаканной. Еще полдня назад я бы не позволила себе показаться на видео с размазанным макияжем, но сейчас уже пофиг. — Разговор с родителями не удался?

— Нет, — мне почему-то было трудно собрать предложение. Мыслей было много, но рот выдал только одно слово.

— А мне почти удалось еще кое-то узнать.

— Почти?

— Да, моя тетя проболталась, что если бы первоживцам Второй Линии рассказывали все правила заранее, то они бы начали сбегать. Правда, потом она поняла, что взболтнула лишнего и добавила, что на самом деле ничего страшного там нет. Просто после Второй Линии будет непривычно и все.

— Все ясно. Там жесть.

Красноречие ко мне так и не вернулось. Я чувствовала, что опять расплачусь, но сдержалась. Слова Розы еще больше меня расстроили.

Получается ее тетя подтвердила, что там ужасно. Ну что ж! Тогда я и правда сбегу оттуда. Кто меня остановит? Просто возьму, типа пойду в школу, а сама сбегу. Как-нибудь доберусь до Второй Линии, а тут уже соображу, что делать.

У Розы были такие же мысли, и мы договорились встретиться в кафе и все обсудить, пока у нас есть такая возможность. Ведь как мы будем общаться на Первой Линии непонятно! Смартфонов же не будет! Жесть!!! Как мы вообще сможем там найти друг друга? И остальных наших друзей? Срочно надо было что-то придумывать.

Утром мама пыталась заговорить со мной и предлагала завтрак, но я включила игнор. Отец даже не пытался ничего сделать.

Наверное, ему не терпится избавиться от меня поскорее. Ну и все. Скоро его желание исполниться. А когда я сбегу, я даже не скажу им, что вернулась. Не хочу знать этих лицемеров.

Первый раз в жизни я просто ушла из квартиры и никому не сказала, что ухожу. Конечно, они слышали, как я собираюсь, но не отреагировали на это.

Даже не спросили надо ли мне денег перевести или когда я вернусь…

А может я вообще не вернусь! Или они считают, что я не смогу взять и убежать без их денег?

Я злилась всю дорогу до кафе. Мне все больше и больше хотелось поскорее убежать, и я была уверена, что Роза снова меня поддержит. Оказалось, что она не единственная, кто готов это сделать. В кафе вместе с Розой уже сидел Женек. Его я тоже была рада видеть. Ему-то точно будет очень тяжело без гаджетов, он с детства в них живет.

Женек рассказал, что они с некоторыми ребятами из нашей группы сбегут вечером и позвал нас с ними. Он сказал, что есть люди, готовые помочь и укрыть нас в каком-то месте на границе Линий. Мне идея понравилась, и я согласилась, но у Розы опять началась паранойя… Она стала убеждать, что тех, кто не явится на поезд, все равно, найдут и накажут. Но я была готова бежать даже без нее. Если ей хотелось жить с дикарями, пусть!

Я вернулась домой так же молча, как и уходила. Мой план был быстренько собрать вещи и свалить навсегда. Женек рассказал, где они встречаются, и я продумала, как буду добираться. Денег на транспорт уже не было, поэтому решила идти пешком. Вещей взяла мало, чтобы было удобнее. Еще нужно было захватить еды, мало ли проголодаюсь. Женек говорил, что на месте с этим проблем не будет, но путь до туда не близкий.

Пока я планировала, как забрать еду с кухни так, чтобы родители не увидели, ко мне вошла мама. Я быстро пихнула рюкзак с одеждой под кровать.

— Чего тебе? — Сразу же нагрубила я. Мама не отреагировала на мою агрессию.

— Пытаешься сбежать? — Спросила она.

У меня заколотилось сердце, и я начала вести себя как дура.

— Что? Нет… Не твое дело. Уйди…

Я опять не могла внятно разговаривать. После такого ответа даже идиот бы догадался о моем побеге. А мама уж тем более. Мне показалось, что она даже усмехнулась…

— Если ты собираешься в место на границе Линий, где тебя никто не найдет, то такого места нет.

Я не поверила своим ушам и не могла выдавить из себя ни слова.

Откуда она то об этом знает? Может это Роза настучала ей? Или она следила за мной?

Мама поняла, что ответа не будет и объяснила.

— Ты не первая кто туда собрался. Каждый месяц кто-то из первоживцев Второй Линии сбегает на границу… Но их находят и доставляют туда, куда нужно. На Первую Линию.

— Ты врешь!

Я решила, что она обманывает, чтобы остановить меня, но она продолжила.

— На границе Линий находятся только заводы, на которых создают мясо и другие продукты питания. Это официальное, известное место и там живут по таким же законам.

Меня опять начало трясти и хотелось зарыдать.

Про заводы, где создают мясо, я знала, но понятия не имела, где они находятся, ведь географию преподают только в школах Первой Линии. Слезы, все-таки, потекли, и я отвернулась, чтобы их не показывать.

Мама села на кровать и пыталась словесно меня успокоить. Не помню, что она говорила, было уже все равно. Я уже не злилась, не боялась, не обижалась, мне просто было плохо. Когда я включилась, она уже выходила из комнаты и прежде, чем закрыть дверь сообщила мне второй факт.

Сказала, что вещи собирать не нужно, потому что на Первой Линии носят другую одежду и в поезде нам выдадут первый комплект. Я ничего ей не ответила. Было непонятно, что это за другая одежда и, но она мне уже не нравилась.

Несколько часов я стояла в ступоре и думала о том, что на Первой Линии меня ждет только ужас. Эти мысли, как будто не давали мне двигаться. Уже хотелось сбежать не только из Линии, а даже из тела, чтобы ни о чем не думать…

И тут меня осенило… А что, если смерть, которая существовала в Старом Мире — это не горе, как описывают в книгах? Может через смерть люди сбегали от жизни, которая им не нравилась? А те, кто делал смерть, это не злодеи, а наоборот, доброжелатели?

Я почувствовала облегчение. Мне показалось, что я нашла то, что мне поможет — смерть. Я не знала, как ее делают, но почему-то была уверена, что это не трудно. Наконец-то ступор спал, я легла в постель и сразу вырубилась.

Глава 2

«Тот самый день» наступил. Я так и не начала разговаривать с родителями, а им, как будто, было все равно. Они молча отвезли меня на поезд и всё. Наверное, думали, что перед посадкой я первая с ними заговорю и начну извиняться, и упрашивать забрать меня обратно. Но нет! Я даже прощаться не стала. Просто не оборачиваясь, ушла в вагон. Никаких угрызений совести с моей стороны не было. Да я вообще ничего не чувствовала! Меня даже не пугало, что я их больше не увижу. Думалось только о том, что мне поможет только смерть.

Проводница проводила меня в купе, где сидела Роза. Она явно обрадовалась, что я пришла.

— Хорошо, что ты не сбежала!

Я села напротив нее.

— Женек ошибся.

— Ошибся?

— Ну да. Мама сказала, что на границе Линий есть только заводы, где делают мясо.

— Вот это да!!! А я не знала. Бедняжки. Хорошо, что твоя мама тебя предупредила.

— А что? Женек все-таки сбежал?

— Ну да! Женек, Тимур, Артур, Виолетта и Дарина. Их родители сообщили о побеге еще с утра. Тридцать минут назад тут такое творилось… Все бегали, кричали, выясняли… Короче, они в розыске.

Я понимала, что если мама сказала правду, то их найдут и накажут, но в тот момент мне стало жалко, что я не пошла с ними. Вдруг мама все-таки соврала и у них все получится? Тогда я лоханулась и буду страдать зря!

— Вот я дура! Надо было тоже…

— Ты не дура! Я слышала, что на заводы очень строго отбирают сотрудников и никаким посторонним нельзя даже близко подходить! Их по любому вернут.

Я не хотела спорить и промолчала. Теперь я стала думать о том, что попробую сбежать из Первой Линии, но Розе ничего говорить не стала. Она все равно была бы против.

Поезд тронулся и у меня сильно застучало сердце.

Это все? Я уезжаю отсюда на целую жизнь? Может все-таки надо было попрощаться с родителями? Или хотя бы посмотреть на них напоследок?

Я вдруг поняла, что не могу вдохнуть, меня скукожило и затрясло. Роза в панике понеслась за проводницей и мне налили мятный чай. Потом я успокоилась. Оказалось, что такое часто происходит с теми, кто впервые едет на Первую Линию.

Через какое-то время проводница снова вернулась и принесла нам два комплекта одежды в пакетах. Она сказала, что в 6:00 нам необходимо быть в форме, сидеть с ровной спиной с двух сторон от стола и ждать инструктора, которого нужно встречать с улыбкой и приветствием.

Мне хотелось послать эту проводницу куда подальше. Какой еще инструктор в шесть утра?

Роза, конечно же, спросила зачем вставать так рано, ведь нам говорили, что мы приедем в 10:00. На что ей ответили, что это правило.

Как же тупо… Что мы четыре часа будем делать? Не будет же инструктаж идти все это время? Дурацкая Первая Линия!

Когда мы остались одни, Роза сразу же развернула свой комплект одежды. Там была белая блузка и серая юбка, примерно до колен. Выглядело кошмарно. Я свой в свой пакет даже заглядывать не стала.

Чтобы отвлечься я хотела позалипать на видео, пока у меня еще был смартфон, но сети уже не работали… А мы ведь даже еще не выехали из территории Второй Линии!

Опять полились слезы.

Путь казался долгим. Мы с Розой то раздумывали о том, какие способы связи есть на Первой Линии, то злились на весь мир, то пытались смириться. Иногда к нам заходили девчонки из других купе, и мы делали тоже самое вместе с ними. Оказалось, что вагоны делятся на женские и мужские. Девушки и парни ехали раздельно.

Я не знаю во сколько я заснула, но мой сон длился не долго. Нас разбудил крик девчонки из первого купе. Не смотря на то, что мы находились в третьем, казалось, как-будто она кричит прямо за стеной. Я быстро вскочила. Мы с Розой в страхе смотрели друг на друга, пока та несчастная извинялась и просила прекратить.

— Что там происходит? — Наконец-то выдавила из себя Роза.

Она хотела посмотреть, но дверь оказалась заперта.

Вопли прекратились, а через минуту закричал уже другой голос. Я сидела в углу, зажав в руках одеяло, а Роза металась по купе и делала предположения, что происходит, но вдруг резко остановилась у стола, смотря на смартфон.

— Уже десять минут седьмого!!! Давай вставай, нужно одеваться. Помнишь нам говорили, что надо быть одетыми и сидеть за столом?

— Жесть! Жесть! Жесть! Жесть! — У меня стали сдавать нервы. Я очень испугалась и не понимала, что делать.

Роза быстро начала переодеваться в свой комплект одежды. А я до сих пор тряслась, сжимая свое одеяло все сильнее, и смотря на то, как она одевается в эти убогие вещи.

— Чего ты сидишь? Быстрее! — Роза почти кричала на меня. Потом она вырвала из моих рук одеяло и начала его свертывать.

Я наконец-то пришла в себя, схватила свой комплект и начала натягивать юбку. Пока я одевалась, Роза собрала мою постель и засунула на верхнюю полку. Мы быстро сели за стол и не дышали. Оставалось только ждать.

Было слышно, как открывается дверь второго купе. Потом прошло минут пятнадцать, но криков больше не было. Мы все это время сидели, не двигаясь. И не разговаривали.

Начала открываться наша дверь и я снова услышала, как стучит мое сердце.

Зашла высокая женщина в строгом бордовом костюме. У нее в руках был какой-то большой журнал с твердой обложкой. Она попросила кого-то подождать за дверью и закрыла ее.

— Доброе утро.

После того, как она поздоровалась, мы ответили ей тем же.

— Молодцы! Прилежно выглядите! — Похвалила она, а потом обратилась отдельно к Розе. — Но здороваться нужно с улыбкой, чтобы было понятно, что вы искренне желаете человеку добра. И сидеть надо прямо, как твоя соседка. Это правило.

Я была в шоке. Это я сижу прямо и улыбаюсь? Сколько себя помню, я всегда сутулилась! Мне даже родители делали замечания! А тут… Я и правда сидела с прямой спиной. А улыбка? Почему я улыбнулась? Как я это запомнила? При чем все получилось само собой. И я вдруг почувствовала, что такое как будто уже было.

Эта женщина забрала наши смартфоны и рассказала, что мы обе отправимся под опеку потомков наших родителей. Еще она объяснила, как надо выходить из поезда. Строем. По очереди.

У опекунов были номера, под которыми выходят их подопечные. И пока не заберут одного, другой не должен был наступать на перрон.

Я стояла перед Розой. Пока мы ждали своей очереди выхода на перрон, мне захотелось с ней попрощаться, ведь было непонятно, как долго мы теперь не увидимся. Но как только я повернула голову, проводница хлестнула меня плеткой по руке. Так больно мне еще никогда не было. Я взвизгнула и стала тереть руку. Она сказала, что при выходе из поезда можно смотреть только вперед и добавила, чтобы я опустила руки, иначе она ударит и по второй.

Я прикусила губу, опустила руки и пошла дальше. Я понимала, что у меня по щекам текут слезы, но боялась их вытереть. Вдруг это тоже запрещено…

Теперь стало понятно почему кричали девочки из первого купе, они проспали или просто не успели одеться… И их побили за это.

Неужели здесь за все нарушения получаешь плетью? Чего еще тут нельзя делать? И разве можно к такому привыкнуть?

Проводница дала знак, что мне пора выходить и я сразу же это сделала. На перроне стояла женщина лет тридцати пяти в темно-синем костюме. Это была Анна, моя опекунша. Она улыбнулась и поприветствовала меня. Я сделала тоже самое в ответ. На свое удивление я сразу же поблагодарила ее за то, что она решила меня приютить. Не знаю почему, но слова сами вырвались, как будто я их отрепетировала. Это было странно. Обычно я теряюсь и не могу выдавить ни слова. А тут…

Я пошла вслед за ней. Выйдя с вокзала, я увидела множество серых машин. Одна из них подъехала к нам, и мы сели на заднее сидение. Я не знала можно ли мне говорить, поэтому старалась молчать и сидеть ровно.

Неожиданно Анна она спросила.

— Как доехала?

— Э…у…Хорошо. — Я опять начала тормозить.

Было очень страшно ответить неправильно. Но так и получилось. Я забыла сказать «спасибо» за то, что она интересуется моим самочувствием и водитель сразу же сделал мне замечание. Я ответила, что поняла и извинилась. И опять не сказала «спасибо». Тогда этот придурошный тупица сделал мне замечание еще раз, и добавил, что с такими манерами мне будет тяжело жить на их Линии.

Я начала паниковать, но моя опекунша заступилась за меня. Она сказала, что в первый день так у всех, и что я скоро привыкну. А потом поблагодарила его за заботу.

Мне казалось, это бредовой игрой. Что за идиотизм — говорить «спасибо» за каждое слово. Может мне еще этой придурошной проводнице надо было сказать «спасибо» за то, что она меня ударила?

Всю остальную дорогу мы ехали молча. Я начала рассматривать улицы. Везде были только спальные районы с одинаковыми домами и какие-то непонятные магазины. Ни многоэтажек, ни ресторанов я не заметила, хотя ехали долго.

Мое молчание прекратилось только в доме Анны. Когда мы вошли, она повернулась ко мне и сказала

— Все! Теперь расслабься!

Я выпучила глаза и застыла на месте. Нужно было что-то ответить, но я просто смотрела на нее. Она поняла, что у меня шок и продолжила сама.

— Пока ты в доме и нет посторонних или гостей, можешь чувствовать себя спокойно.

— Спасибо — очень тихо ответила я. И она рассмеялась.

— Хорошо, что ты благодаришь. К этому действительно лучше привыкать. Но если в кругу своих ты забудешь, ничего страшного не случится.

— А если в кругу не своих?

— Тогда тот, кто «не свой» может потребовать, чтобы для тебя привели обучение.

— Обучение? В смысле?

— Тебе придется учить правила благодарности до тех пор, пока ты не сможешь их цитировать. Только сами способы обучения тебе могут показаться жестковатыми.

— И какие же это способы?

— Могут быть разные. Мой брат Антон обучает своих детей и подопечных крапивой, если они забывают благодарить.

— Крапивой? Не понимаю…

— Они ходят в открытой одежде в крапиве до тех пор, пока не расскажут наизусть все правила благодарности.

— Какой ужас! А их много? А если кто-то не помнит все?

— Основных правила всего лишь три, но в них много подпунктов. Ты не волнуйся! На самом деле они совсем не сложные и легко запоминаются. Выучишь быстро! Главное, на практике не забывай применять.

У меня пересохло в горле. Я не могла поверить, что такое существует на самом деле. Больше было похоже на страшную байку, которой пугают детей. Пока я прокручивала в голове всю эту жесть, Анна попросила меня разуться и повела показывать мою комнату, продолжая свой рассказ.

— Антон, кстати, тоже хотел тебя опекать, но Лидерство одобрило опеку мне, потому что у него и так много детей дома. И своих, и подопечных. Целых девять. Правда, подопечные у него со стороны жены. Наши предки, почему-то, предпочитают не заводить детей на Второй Линии. На моей памяти ты первая из всего нашего семейства, кто пришел оттуда сюда.

Анна была права. В нашей семье на Второй Линии у меня действительно не было ни братьев, ни сестер. Все мои существующие братья и сестры были рождены здесь. На Первой Линии. И уже жили обратно. С папиной стороны еще были двоюродные, а вот с маминой никаких. Хотя у нее четыре родные сестры и три родных брата. Так же с Первой Линии. А еще бабушка со стороны мамы, которая сравнялась со мной по возрасту, и ее братья и сестры…

Мы дошли до комнаты. Там было две кровати, два стола, шкаф и зеркало.

— Ну вот! Здесь ты будешь жить вместе с моей старшей дочерью Марией. Ей тоже пятнадцать. В шкафу комплекты одежды для прогулок, для дома и форма для школы. Сегодня можешь ходить в том, который тебе выдали в поезде.

Мне не хотелось ничего спрашивать и узнавать. Я думала только о том, что я дура и надо было бежать с Женьком. Вдруг у них все получилось…

Анна пригласила меня пообедать, продолжая рассказывать о себе и своей семье. У нее оказалось пять родных дочерей: три из них были в школе и две в детском саду. Муж работал в интернате, разрабатывал системы обучений и должен был вернуться домой только в следующем месяце. Меня это напрягло. Вдруг он начнет испытывать эти системы на мне? Но Анна уверяла, что такого не будет.

Когда я спросила, за что еще у них наказывают, она поперхнулась и сказала: Ни в коем случае не называть обучение наказанием. На Первой Линии считалось, что наказания бессмысленны и ни к чему не приводят. А вот обучения делают людей умнее и помогают им доказать, что они достойны провести свою обратную жизнь на Второй Линии. А еще за каждое обучение, конечно же, тоже надо благодарить….

Получалось, что я и правда должна была сказать «спасибо» этой дуре проводнице. Она же меня научила не поворачиваться при выходе из поезда…

Анна была дружелюбна и ни о чем не расспрашивала. Она хотела, чтобы я начала свой рассказ при ее дочках. Но мысли про обучения и правила загоняли меня в ужас.

Плети, крапива, что еще? Если ее муж разрабатывает аж целые системы обучений, значит вариантов много.

Раздался звонок в дверь. Я затряслась. Анна сказала мне не бояться и сидеть ровно, а если кто-то зайдет, обязательно улыбнуться и поздороваться. Затем она ушла открывать дверь. Было слышно, как с ней поздоровался мужской голос. Он поздравил ее с моим прибытием и попросил нас познакомить. Анна пыталась объяснить, что первый день сложный и стоит отложить до завтра, но мужской голос настаивал и она согласилась.

Это был ее брат Антон. Выглядел он не так, как я думала. Мне казалось, он должен быть толстым, противным мужиком с залысинами, от которого воняет. А он был высоким, стройным и достаточно ухоженным.

— Добрый день, Агата. — Он поздоровался и улыбнулся мне.

— Добрый день.

Я натянула улыбку, но голос все равно звучал неуверенно.

— Как ты доехала?

— Хорошо, спасибо.

Я надеялась, что он не станет со мной много разговаривать. Вдруг я что-то не так отвечу и он отправит меня в крапиву.

— Вижу, ты хорошо подготовлена для жизни на нашей линии.

— Спасибо.

Пока этот человек был не похож на идиота, который мучает своих детей, но это не мешало мне его бояться. Мне казалось, что он уже сейчас ищет чему бы меня обучить. К счастью, вмешалась Анна.

— Думаю, Агате нужно отдохнуть, пока мои дочери не вернулись. А то ей еще весь вечер рассказывать нам о Второй Линии.

— Конечно, — Антон перевел взгляд на Анну. — Я уже ухожу. Просто хотел на нее посмотреть. Все-таки она правнучка Астры.

Я не удивилась, что о ней заговорили. Моя прабабушка — известный человек на двух Линиях. Обе свои жизни она работала на Лидерство Линий. А когда на Второй Линии, ей исполнилось пятнадцать, то моя мама, на правах внучки, забрала ее в свой дом. И мои родители стали ее опекунами.

Но мы с ней никогда не виделись. Получилось так, что она распалась до моего рождения. Мама говорила, что Астра первая, кто решил не обзаводиться детьми на Второй Линии, и все ее потомки, кроме моей мамы, последовали ее примеру.

Антон ушел и я немного выдохнула, но сердце продолжало колотиться. Анна успокаивала меня тем, что пока я в ее доме, переживать не о чем и она поможет мне адаптироваться так, чтобы обучений не было. Потом она отправила меня отдохнуть в комнате и осталась ждать, когда сопровождающая приведет ее младших дочерей из детского сада.

Еще один шок. Все дети до восемнадцати лет ходят в сад и школу с сопровождающими. Это работники, отвечающие за то, чтобы учащиеся правильно и вовремя доходили до места обучения. И так же возвращались домой.

Неужели мне отсюда не сбежать?

Я так загрузилась от всего, что мне рассказала Анна, что даже не спросила, как мне встретиться с подругой. Как же мне хотелось позвонить Розе и узнать, как у нее дела.

Наверное, уже нарвалась на обучение. Она-то точно не любит молчать, а тут иметь собственное мнение опасно.

Не понятно, как, но меня вырубило до вечера. Потом меня разбудила Анна и мы поужинали со всеми ее дочерьми. Мне показалось, что я рассказала им обо всем, что существует на Второй Линии. И как люди там живут. Они слушали меня открыв рты и задавали много вопросов, пока не пришло время расходиться по комнатам. Младшие дочки ушли в свои комнаты ровно в 8:50. А через час уже и мы с Марией. Я готовилась к тому, что ее вопросы будут продолжаться до утра, но как только мы легли, она пожелала мне спокойной ночи и уснула.

Глава 3

В 6:20 утра на весь дом раздался будильник. Я накрыла голову подушкой, чтобы его не слышать, но сразу после этого меня начала дергать Мария.

— Пора в школу собираться!!! Скоро сопровождающая придет.

— Но я же сегодня не иду в школу!

— Но ты все равно должна правильно встать!

Меня это очень бесило, но я понимала, что она не отвяжется. Пришлось подняться до сидячего положения и угукать на все ее напутствия. А когда она вышла, я сразу же завалилась обратно. Но не тут-то было. Минут через десять она вернулась и продолжила меня дергать. Только уже как-то истерически.

— Если ты не выйдешь со мной к сопровождающей, она сразу об этом доложит! И тебя сегодня же заберут на обучение! И меня тоже!!!

После этой фразы я вскочила. Слово «обучение» теперь вызывало у меня панику, и я была готова сделать все что угодно, лишь бы меня ничему не обучали.

Я судорожно стала заправлять постель.

— А тебя-то за что?

— Не «за что», а «почему»! — Поправила Мария. — Мы с тобой живем в одной комнате! Если ты совершаешь ошибку на моих глазах, я должна помочь тебе ее избежать. Если я выйду к сопровождающей, а ты нет, значит я не справилась и меня надо научить справляться.

— Что за идиотизм?

— Я не знаю, что значит это слово, но лучше не употребляй его.

Мария достала из шкафа полотенце и протянула мне.

— Давай скорее в ванную, я дозаправлю.

Пока я умывалась она заправила мою постель и приготовила мне форму.

Как я поняла, нам удалось выйти вовремя. Сразу за нами вышли младшие и мы пошли садиться за стол. Оказалось, у них даже места за столом менять нельзя, старшие должны сидеть ближе к отцу, младшие к матери.

Анна сказала, что сопровождающая тоже должна завтракать с ними, и тоже должна сидеть ближе к главе семьи. Мы распределились как нужно и стали ждать. В 6:55 раздался звонок в дверь и вошла толстая женщина в сером юбочном костюме. Анна ее поприветствовала и пригласила на завтрак. Потом мы тоже с ней поздоровались.

Когда меня представили этой придурошной идиотке, она сразу же стала докапываться. Говорила, что я недостаточно ровно сижу, недостаточно долго улыбаюсь, что голос у меня дрожит при ответах, что отвожу глаза, неправильно держу вилку и еще много всего.

Как же мне хотелось ей ответить! В какой-то момент я так разозлилась, что чуть не забыла, где нахожусь и была готова послать ее, но страх, что меня побьют победил и я промолчала.

Наконец-то наступило время, когда завтрак закончился. Она забрала девочек и они ушли.

— Не волнуйся. — Сказала Анна. — Сопровождающие не закрепляются за определенной семьей, всегда разные приходят, так что есть шанс, что с этой ты больше не столкнешься.

— Надеюсь! — Выдохнула я. — А другие тоже такие придирчивые?

— Лучше говори строгие, — поправила Анна. — Нет, не все. Бывают разные. Но следовать правилам нужно при всех.

— Понятно.

— Сегодня и завтра я постараюсь донести до тебя всю информацию о том, как здесь жить. Надеюсь, это тебе поможет. Если будут какие-то вопросы, абсолютно любые, спрашивай. А в понедельник ты уже пойдешь в школу.

— Я не хочу… — У меня заслезились глаза.

Я боялась остаться без поддержки Анны! Даже на минуту! Мне казалось, что если она отвернется, то меня сразу начнут бить или бросят в крапиву.

Анна меня успокоила, а потом мы повторили правила, которые утром мне пыталась вдолбить Мария. Теперь каждый день предстояло вставать пока не закончиться звон будильника. И дальше делать все, что принято на их тупой Линии. Я не могла поверить, что все это по-настоящему. Мне казалось, что этот кошмар мне сниться. Но дальше ждало новое потрясение. Анна сказала, что днем, пока девочки еще не вернулись, мы должны сходить в гости к Антону.

— Но зачем? Он же со мной уже познакомился?

— Антон тоже будет давать тебе характеристики, потому что по части воспитания детей, он считается почетным исполнителем.

— Из-за крапивы?

— Не только. Он считает, что крапива лучший способ чтобы обучить благодарности. На остальное есть другие методы.

— Какие еще методы? И за что? Вдруг я с самого начала сделаю что-то не так? — у меня начиналась паника.

— Спокойнее. Я все тебе расскажу до нашего визита к нему. Будешь соблюдать, и он не станет ни к чему прибегать.

— Вы уверены?

— Уверена. Антон строгий и внимательный, но если ошибок нет, то он не настаивает ни на каких обучениях.

— Тогда расскажите мне все очень подробно.

— Так и будет.

Анна рассказала мне, как надо входить, как здороваться, как говорить, когда улыбаться и еще много чего. Я боялась, что что-нибудь забуду и тряслась всю дорогу до дома Антона.

Его дом находился через две улицы, но они были длинными. Мы шли пешком и по дороге прошли через двух наблюдателей и, конечно же, с каждым поздоровались.

Наблюдатели, в отличие от сопровождающих, закреплялись одни и те же за каждой улицей и менялись по часам. И каждый наблюдатель был обязан знать всех жителей своей улицы по именам.

Помимо наблюдателей на каждой улице были камеры. И если происходило нарушение, а наблюдатель в это время был далеко, то ему приходило уведомление с видео на специальный девайс, и он должен был, незамедлительно, отправиться на место и решить проблему. Это рассказала Анна.

Снаружи дом Антона выглядел так же, как и дом Анны, ну и как остальные дома, они все были одинаковые. Нам открыла красивая, ухоженная женщина. Это была Ия — жена Антона. Мы поздоровались, прошли на кухню и сели за стол. Через несколько минут подошел сам Антон.

Пока мы обедали все было нормально, потому что в семье Антона не принято разговаривать за столом. Как же мне хотелось, чтобы во всем его доме было не принято разговаривать. Тогда бы я точно не нарвалась ни на какое обучение.

Когда обед закончился, все пошли в гостиную, где меня должны были завалить вопросами. Я очень этого не хотела и тряслась пока шла по коридору, но в гостиной все изменилось.

В углу стоял красивый белый рояль и как только я его увидела, я как будто стала другим человеком. У меня появилось четкое ощущение, что этот музыкальный инструмент — мой!

Вдруг все стало казаться другим. Не знаю куда делся страх и мои прошлые мысли, но на мгновение, вся эта несчастная Линия перестала быть незнакомой. Правила, о которых мне рассказывала Анна больше не путались, как будто я всю жизнь по ним жила. Даже возникло какое-то дикое чувство, что это я могу обучить Антона, а не он меня.

— Агата, а ты играешь? — неожиданно спросила Ия.

— Конечно!

Понятия не имею, почему я так ответила. Я не играла! Никогда! Ни разу в жизни! Неужели я соврала в лицо жене тирана, который обязательно меня за это накажет…

Но в тот момент я не могла ответить по-другому. Почему? Потому что я думала, что умею. Я даже знала, что умею. Как это возможно? Никак. Это нельзя объяснить. Разве что тем, что я сошла с ума.

— О, замечательно! — Улыбнулась Ия. — Антон тоже играет, правда, очень редко.

По Антону было видно, что ему очень понравилось «мое» увлечение музыкой. По идее, я должна была быть в ужасе от того, как он разочаруется, когда узнает, что я соврала. Но я до сих пор была уверена, что играю.

— Тогда попрошу тебя сыграть прямо сейчас. — Сказал Антон.

Пока я шла к роялю, он продолжил.

— Это был рояль Астры. Его сделали специально для нее. Несмотря на то, что она была многодетной матерью и работала на Лидерство Линии, ей все равно удавалось находить время для игры и даже придумывать собственные мелодии. Думаю, тяга к музыке передалась нам по генам.

Пока он это рассказывал, я уже села за рояль. Я сама не поняла «как», но руки поднялись и начали играть что-то красивое. Я ничего не знала о музыке, но в тот момент мне казалось, что я играла всю жизнь. Это было легко и приятно. Такого восхищения от своих действий я не испытывала раньше.

Когда мелодия закончилась эти трое мне захлопали. Я была в шоке.

Выходит, я не обманула? Но как? Меня даже никогда не пытались научить этому…

— Ты прекрасно играешь, — похвалил Антон.

— Спасибо! — Сразу ответила я.

— Неужели мой муж кого-то хвалит?! — удивилась Ия. — Наши дети в это не поверят.

— Мне тоже не верится, что мой брат на это способен. — Подколола его Анна, — и никакой критики не будет?

— Зачем критиковать, если человек действительно умеет? — голос Антона стал строже. — Как давно ты этому учишься?

К несчастью, в этот момент я пришла в себя и мне снова стало страшно. На языке почему-то вертелось «всю жизнь», но теперь на такое вранье мне не хватало наглости. Еще я снова посмотрела на клавиши и поняла, что больше я не сыграю. Из тела как будто пропала такая способность.

Я не знала, как объяснить это Антону. Теперь точно нужно было врать, ведь правда звучала бы, как полный бред. Только вот врать я тоже не особо умела, на Второй Линии это было ни к чему.

— Совсем немного. — Выдавила я из себя.

— Не верю! — Сказала Ия. — Ты же превосходно сыграла.

Она хотела сделать комплимент, но для меня это звучало, как приговор, в котором меня обвиняют во вранье.

— Если честно, я сама удивилась, когда у меня получилось что-то сыграть. Я занималась, когда была маленькой и почти не помню этого. Я даже не знаю, что это за мелодию играла.

Мне показалось, что я отлично выкрутилась. Получилась почти правда. Это, кстати, тоже мне было не свойственно. Обычно, когда я переживаю, я даже двух слов связать не могу.

— Но, когда Ия спросила про игру, ты сказала «конечно». — Подметил Антон.

Он так пристально на меня смотрел, как будто обо всем догадался, но я не успела запаниковать, потому что в меня опять вернулась та самая «новая я», которая несколько минут назад виртуозно всех удивила. Мне вдруг стало понятно, что нужно ответить, чтобы выйти из этой ситуации без побоев.

— Извините, пожалуйста. Мне просто очень понравился этот рояль и захотелось попробовать поиграть. Не знаю почему. Может и правда гены.

Я заметила, как Ия и Анна переглянулись. Было видно, что Антон очень доволен моим ответом.

— Знаешь… — Сказал он через паузу. — Мне не понятно почему твои родители допустили прекращения занятий, так как, очевидно, что у тебя талант. На нашей Линии им бы пришлось объяснить такой поступок.

После этих слов появилось огромное напряжение и «новая я» опять пропала. А Антон продолжал.

— Думаю стоит исправить их ошибку. Ты будешь учиться играть дальше, вместе с моими детьми!

У меня внутри все оборвалось…

Теперь мне придется сюда ходить постоянно? Не может быть? Как же так получилось? А если это новая «я» больше не вернется, как я выкручусь? Зачем я вообще села за этот рояль?

— Прекрасная мысль! — сказала Ия

Она была очень рада, чего нельзя было сказать обо мне. Анна тоже очень насторожилась и из-за этого я стала нервничать еще больше.

Анна смотрела на меня и беззвучно проговаривала ртом слово «спасибо» и показывала улыбку.

— Большое спасибо! — С опозданием произнесла я.

В этот раз никаких непонятных талантов во мне больше не проявлялось. Я снова отвечала на вопросы про жизнь на Второй Линии, а потом мы с Анной пошли домой.

По дороге Анна сказала, что мне очень повезло, потому что ее брат изучает генетическую память и к каждому, кто разделяет его интерес, он относится более лояльно. И когда я сказала, что тоже думаю, что меня влечет к музыке из-за генов, я обеспечила себе его благосклонность.

Ну и, конечно же, то, что я правнучка Астры, тоже сыграло свою роль. Она ведь легенда нашей семьи и кумир Антона. Оказалось, что в детстве, именно истории о работе Астры и о ее жизни, Антон любил больше всего. Он даже стал работать на Лидерство и сотрудничать с Исследовательским Центром, как и она когда-то.

Анна тоже любила истории про Астру, но не так сильно, как ее брат. Однако то, что Астра и ее потомки не заводили детей на Второй Линии, беспокоило их обоих. Каждому из них очень хотелось воспитать кого-то, кто по родовой ветке был бы поближе к Астре и мог бы получше о ней рассказать. Поэтому, как только выяснилось, что я существую, они сразу же подали прошение на опеку.

Только вот Астру я не застала и не могла рассказать им ничего нового.

Весь оставшийся день меня разрывало от разных мыслей.

Что же все-таки случилось в доме Антона? Как я смогла блестяще сделать то, чего никогда не делала? Смогу ли я когда-нибудь это повторить? И вообще, что будет дальше?

Какая-то часть меня, конечно, хотела снова сесть за этот рояль и еще раз испытать те же ощущения. Возможно, мне даже хотелось поговорить с Антоном о том, что случилось. Вдруг дело действительно в генах, и я каким-то образом переняла талант Астры? Мне казалось, что он смог бы ответить на этот вопрос. Но другая часть меня жутко его боялась и никогда не хотела туда возвращаться.

Глава 4

Весь следующий день я провела с Анной. Она рассказывала, как надо вести себя в школе и по дороге туда и обратно. Девочки тоже были дома, оказалось, что и на Первой Линии может быть выходной. Только это трудно назвать выходным. Девочки почти все время проводили за подготовкой к школе. Из свободного времени у них был завтрак, обед, ужин, часовая прогулка на улице и еще один час отдыха дома. Все остальное время, они что-то зубрили и пересказывали, даже младшие.

Для меня это было дико. На Второй Линии дети, особенно маленькие, постоянно носились, играли, капризничали, но здесь все не так. Этим жутким правилам их учат с рождения.

Наступил понедельник. Я первый раз отправилась в школу Первой Линии. Внутри все сжималось, потому что я уже знала, что там будет и мне ужасно не хотелось этого.

Здание школы было огромное и разделенное на два крыла. В первом крыле учились те, кто родился на Первой Линии, а во втором такие, как я. Для нас создавались отдельные группы, потому что мы считались отстающими.

Новеньких со Второй Линии привозили каждый месяц и после каждого привоза открывались две новые группы — мужская и женская. Все ходили строем. Каждый ученик, в каждой группе, получал свой номер и должен был идти именно под ним. Смотреть нужно было только вперед, то есть в затылок или в спину идущего впереди.

Поворачивать голову было нельзя, выбиваться из строя — нельзя, тормозить или спешить — нельзя. Заходить в аудиторию и распределяться по партам только в порядке очереди и садиться только на свое место.

На Второй Линии ученики уже давно бы взбунтовались, но тут за такое могли законно побить.

Я очень надеялась, что Роза тоже будет здесь, но в моей группе ее не оказалось, это значило, что она попала в другую школу. На Первой Линии места в школе определялись по месту жительства.

Как же я расстроилась! Теперь мы могли встретиться только тогда, когда обзаведемся собственными домами и семьями. А это, минимум, через три года.

В первую неделю все занятия были направлены на оценку знаний и способностей, поэтому каждый урок мог длиться сколько угодно по времени, до тех пор, пока не опросят каждого. То есть начало учебного дня было в 8:00, а закончиться он мог только вечером. Перерывы, конечно, были предусмотрены, но легче от этого не становилось.

У куратора Валерии Валерьевны был весь материал, который преподают в школах Второй Линии и опираясь на него она должна была составить общий уровень группы и выделить самых отстающих, которым будет требоваться больше внимания.

Я очень надеялась, что моих знаний хватит, чтобы этого внимания не получать. Или что во мне проснется та личность, которая играла на рояле и сможет все решить. Но когда началось первое занятие, все мои надежды рухнули.

Валерия Валерьевна стояла посередине аудитории с планшетом. После приветствия она начала спрашивать нас с азов. Что такое война? Почему люди были разделены? Правила жизни на Второй Линии и так далее. Руки никто не поднимал, она спрашивала всех друг за другом по номерам. После каждого ответа она что-то помечала в планшете. Если человек не отвечал, вопрос переходил следующему.

Нас было двенадцать, а вопросов около сорока, но потом Валерия Валерьевна стала задавать их по второму кругу. Потом по третьему и по четвертому. Мне показалось, что мы прошли этот список азов двенадцать раз, чтобы каждая ученица ответила на каждый вопрос. По времени это заняло несколько часов и нас отпустили на перемену. Мы строем дошли до туалета, после чего попили воды и вернулись обратно.

Дальше был урок по «Расчетам», на Второй Линии это называлось математикой, алгеброй и геометрией.

Так моя голова еще не уставала… Задач было очень много и, в какой-то момент, мне стало трудно думать. Я смотрела на цифры и не понимала, что с ними делать. Даже самое простое стало трудным.

После этого нас покормили отвратительной едой в столовой и дали на передышку десять минут в специальной комнате с диванами. Там даже можно было разговаривать. Я заметила, что одна из учениц — это Эльза. Она ехала с нами в поезде, в первом купе. Как же я ей обрадовалась.

До поезда мы ни разу не виделись, но теперь она казалась мне самым родным человеком. И, думаю, это было взаимно, потому что, когда я к ней подошла, мы крепко обнялись.

Она рассказала, что случилось в то ужасное утро в поезде. Пришло три женщины, одна была в бордовом и две в черном. Сначала их с подругой разбудили ударом плетей по спине. Потом одна женщина в черном стала держать ее руки, а другая хлестала по ним той же самой плетью. После того, как они закончили с Эльзой, ее подругу постигла та же участь. Потом две женщины в черном вышли и та, что бордовом, провела инструктаж…

Ужас! Значит я оказалась права и их побили за то, что они проспали… А если бы они встали вовремя или ехали бы не в первом купе, то под удар мог бы попасть кто-нибудь другой, ведь это именно их крики всех разбудили. Они, буквально, спасли нас всех.

Перемена быстро закончилась.

В этот день было еще два занятия. «Письмо» и «Печать». На одном мы несколько часов писали под диктовку, на втором печатали под диктовку. Руки стали неметь еще на первом.

Из школы я вышла в 19:00 и единственное что мне хотелось — это быстрее прийти домой и лечь спать, но пришлось отвечать на дурацкие вопросы сопровождающей о том, как все прошло и благодарить за ее заинтересованность.

Меня так подавил этот день, что полночи я ревела. Мария пыталась меня успокоить, но это было невозможно.

Всего лишь несколько дней назад самым большим кошмаром было то, что у меня отнимут смартфон, а теперь это казалось глупостью. Отсутствие смартфона — это вообще ничто, по сравнению со всем остальным на этой гребаной Линии.

Теперь я понимала, что раньше, мне, действительно было не на что жаловаться. На Второй Линии было прекрасно абсолютно все. Там была свобода. Там была жизнь.

Я не прощу родителей за то, что они ничего мне не рассказали. За то, что заставляли верить, что здесь все будет хорошо. Они каждый день напоминали мне о том, что я сюда отправлюсь и им даже не пришло в голову подготовить меня к такой жизни. Но больше всего я их ненавижу за то, что они не попытались помочь мне сюда не попасть.

Я думала, что тот день был самый ужасный в моей жизни, но следующий оказался еще хуже.

Первое занятие называлось «Физическая активность». Перед ним нас осмотрели врачи. Это было странно.

На Второй Линии врачей посещали только при переводе из Первой Линии в семьдесят пять лет и в день пятнадцатилетия перед переводом на Первую Линию. Или при родах… Ну еще если человек глубоко поранился. Женек один раз сломал руку, его тоже отводили ко врачам.

В начале занятия мы долго бегали по кругу. Почти все девочки перешли на шаг очень быстро, но мы с Эльзой бежали до последнего, хотя наш бег был гораздо медленнее, чем шаг остальных. Это все Эльза, перед занятием она шепнула мне, как вести себя на «Физической активности». Самым главным было все делать до конца или хотя бы притворяться, что делаешь. Иначе тренера сочтут, что ты не стараешься и будет еще хуже.

Этот совет ей дала другая подопечная из ее опекающей семьи, которая уже прошла этот этап обучения.

Когда время бега закончилось, мы с Эльзой долго не могли нормально дышать, но сесть нам разрешили только после того, как мы прошли еще один круг пешком. На удивление нам даже воды принесли. Но только нам, потому что мы не перешли на шаг.

Впереди ждало еще много издевательств. Мы висели на перекладинах, стояли в планках, делали какие-то трудные упражнения. К концу занятия все были в слезах.

После обеда и урока «Изложения» нас с Эльзой отпустили домой. А остальных отправили обратно в зал. Бегать.

Моя благодарность Эльзе была безгранична. Если бы не она, то я бы тоже пошла с ними.

По дороге домой я надеялась, что наконец-то расслаблюсь и проведу остаток дня спокойно, но сопровождающая сказала, что у нее поручение отвести меня в дом Антона на занятие музыкой.

Оказалось, что у детей Антона занятия музыкой каждый день после школы и, когда я буду освобождаться вовремя, мне тоже придется туда ходить. Мне снова захотелось плакать, и я не знала из-за чего больше: из-за обиды, что мне выдался шанс отдохнуть и у меня, сразу же, его отняли или из-за страха, что может раскрыться, что я не умею играть.

В доме Антона оказалось, что учит игре не он, а отдельный преподаватель. Антон только иногда присутствует на занятиях, но чаще его не бывает из-за работы. В тот раз его не было.

Я немного выдохнула.

Преподу было где-то пятьдесят, его звали Волеслав Вячеславович, он был толстый и сразу мне не понравился. После приветствия он первым делом сделал мне замечание из-за неуверенного произношения. Такое ощущение, что он не знал к чему придраться, и ткнул на то, что первое пришло в голову.

Я думала, что, кроме меня, там будут все дети Антона, но был только один парень, примерно моего возраста. Я не знала, как его зовут.

Оказалось, что занятия проходят всегда по-разному, иногда индивидуально, иногда группой.

Вот тебе и «правильная» Линия. Людям ничего нельзя, но за то уроки проходят как попало! Что в школе, что здесь! Лицемеры!

Мне было сказано, что моя очередь наступит, как только они закончат, а до того момента я должна была ровно стоять и смотреть, как проходит занятие.

Парень играл мелодию с листа, а препод постоянно останавливал его и заставлял переигрывать какие-то части, а иногда говорил начинать с самого начала.

Когда прошло минут двадцать у меня заболели ноги и затекло все тело. Каждая минута стала казаться часом. Как только препод отворачивался, я тихо перешагивала с одной ноги на другую или приседала, чтобы хоть как-то подвигаться.

Их занятие продолжалось еще час и этот час мне показался мучительнее, чем целый урок по «Физической активности» в школе.

Насколько же идиотская эта Линия! Зачем меня сюда притащили, если здесь индивидуальный урок у другого человека? Что бы я побольше пострадала? Неужели школьных издевательств недостаточно?

Наконец-то Волеслав Вячеславович отпустил бедного парнишку и сказал мне подойти.

Как же мне хотелось поскорее сесть за этот несчастный рояль, уже даже было все равно, что я ничего не смогу сыграть. Но Волеслав Вячеславович сел за него сам, а мне сказал встать около. Ему, видите ли, надо было понять мой уровень.

Я его возненавидела. Меня разрывало от злости и отчаяния. Но самое ужасное, что я ничего не могла с этим поделать.

Сначала он докопался до моего слуха. Играл какие-то звуки и спрашивал, как называются ноты. Названия нот я, конечно, знала, но как они звучат понятия не имела. С каждым вопросом морда препода становилась все недовольнее.

Потом он, наконец-то, разрешил мне сесть за рояль, и я чуть не расплакалась от облегчения. Но счастье длилось недолго. Волеслав Вячеславович просил меня играть то, что он говорит, но я не понимала ни одного слова. Чувствовалось, что этот старый хрен, начинает беситься.

Я пыталась вызвать в себе воспоминания, как в прошлый раз, но ничего не происходило. Я не знала, как играть.

— Антон говорил, что у тебя исключительный талант, но ты ведешь себя, как полный ноль! — Неверно сказал Волеслав Вячеславович.

Старый хрен был прав, но его манера общения раздражала. Я не знала, что говорить и молча смотрела на клавиши. А он продолжал.

— Антон не стал бы меня обманывать! И ошибиться он тоже не мог! Если ты притворяешься, что не умеешь, тебе придется за это ответить! Что ты молчишь? Объясни, пожалуйста, свое поведение!

Тупица! Что я могла ему объяснить? Он же видел, что я не умею! Что еще надо?

Я понимала, что если он нажалуется Антону, то мне придется несладко и попытались хоть как-то выкрутиться.

— Я училась очень давно и не помню этого. И нот не знаю. Антону я говорила…

— Ты врешь, — настаивал Волеслав Вячеславович, — Антон сказал, что ты сыграла целое произведение. Без знаний нотной грамоты такое невозможно.

Я снова замолчала.

Волеслав Вячеславович попросил сыграть то, что я играла Антону, но как бы я ни умоляла себя это сделать, ничего не происходило.

В итоге старый хрен взбесился окончательно. Он потребовал, что бы я встала и вытянула руки, а сам взял плеть.

— За что? Я же просто не могу сейчас сыграть! — Крикнула я.

— Все ты можешь! Просто ленишься. Я научу тебя этого не делать. Руки!

— Я сыграю! Сыграю!

Я понимала, что не смогу сыграть, но, на панике, стала говорить, что смогу.

— Конечно сыграешь. Сейчас научишься не лениться, а потом будешь играть.

Я отбежала в сторону и спрятала руки за спину. У меня покатились слезы, и я заявила, что не дам ему меня побить. Казалось, что он лопнет от возмущения. Он сказал, что правилам этикета и благодарности меня обучит Антон, которому он обязательно все расскажет. Но урок от лени он проведет сам и незамедлительно.

Он быстрым шагом подошел ко мне и замахнулся. Я прижалась к стенке и скукожившись сползла вниз.

Вдруг послышался голос Антона.

— Что происходит?

Волеслав Вячеславович повернулся к нему.

— Она ленится и препятствует обучению. И вместо благодарности проявляет сопротивление.

Пока я сидела на полу в слезах, старый хрен рассказал Антону все с того момента, как я вошла в дом. Он оказывается даже заметил, что я двигалась во время занятия Ильи. Так он назвал парнишку, который занимался до меня.

Антон поблагодарил его за проделанную работу. Потом сказал, что заставлять меня присутствовать на занятии Ильи было лишним и попросил больше так не делать. Я удивилась. Неужели этот человек на моей стороне. Но потом он добавил, что с остальными жалобами на меня он обязательно поработает и мне снова стало страшно.

К счастью, в этот день меня никто так и не побил.

Антон сказал, что теперь мои занятия музыкой будут только тогда, когда он сможет на них присутствовать и он лично будет следить за моим обучением и поведением. Я понимала, что в следующий раз мне не выкрутиться, но тогда я была рада, что он пришел. Ведь получилось, что именно он спас меня от избиения.

Это было не последнее потрясение в этот день. Пока я ждала сопровождающую, Антон познакомил меня с Ильей, его подопечным, и предложил нам пожениться через три года.

Вот уж о чем я точно не думала во всем этом кошмаре, так это о замужестве. И с чего бы мне было о нем думать? Я же еще школьница. Но отказывать на отрез предложению Антона я побоялась. И Илья тоже.

— Так если мы станем мужем и женой, я могу проводить ее до дома вместо сопровождающей. — Спросил Илья.

— Да, если вы оба рассматриваете возможность брака друг с другом, то можешь проводить. — Ответил Антон. — Как раз расскажешь Агате, почему я об этом заговорил, а то она, явно, не понимает.

У меня был шок. Замуж я не собиралась, но меня обрадовало то, что Илья может проводить меня до дома вместо сопровождающей. Все-таки он тоже был со Второй Линии и с ним идти приятнее, чем с какой-то лицемерной дурой.

По дороге он объяснил, что если человек вступает в брак, то новой семье выделяется дом и дается право выбрать работу по интересам. Если же этого не происходит, он остается в доме родителей или опекунов до двадцати трех лет и получает, так называемую, «внебрачную» работу, которую дает Лидерство. Обычно это тяжелая работа, которую самостоятельно никто не выбирает.

Если до двадцати трех лет брак так и не заключается, то человек переезжает в общежитие и продолжает работать там, куда его определили.

Теперь я понимаю, почему Илья с таким энтузиазмом отнесся к предложению пожениться. Это был реальный шанс свалить от Антона.

— Ты прав! — Ответила я. — Но я не хочу замуж так быстро. Тем более, если можно жить с Анной еще пять лет после школы.

— Ты думаешь после школы станет легче? — Спросил Илья. — Если Лидерство запихнет тебя на внебрачную работу, там будет еще хуже, чем в здешней придурошной школе. А дома тебя будут продолжать контролировать Анна и Антон.

— А если мы поженимся разве никто не сможет нас контролировать?

— Смогут! Но не постоянно! У нас будет свой дом, где мы сможем вести себя так, как захотим. Даже если Антон будет приходить, это, максимум, на пару часов, не больше. Еще мы оба со Второй Линии и точно не станем бегать жаловаться, если другой что-то сделает не так. И у нас будут работы, которые мы выберем сами, нас не будут на них тиранить и унижать. А ты вообще сразу уйдешь в декрет и сможешь быть дома, вне этих идиотских правил.

Тут я снова остолбенела.

— Сразу в декрет? Это еще зачем? Я не хочу детей!

— Этого избежать не удастся. Если в течении шести месяцев ты не уйдешь в декрет, тебя отправят к медикам, а после них уже точно уйдешь.

— Что значит к медикам? Что они будут со мной делать?

— Я не знаю. Но это не суть! Подумай. Самый лучший вариант для нас обоих! Нам в любом случае придется здесь торчать до второй жизни, а это реальный шанс нагнуть эту идиотскую линию.

Мы остановились и замолчали. Я поняла, что чувствую радость от того, что кто-то разговаривает со мной на моем языке, обзывает эту Линию идиотской и не лицемерит. Тем более Илья был прав. Мы оба со Второй Линии и если поженимся, то в своем доме сможем жить по своим порядкам. Точнее беспорядкам.

У меня до сих пор болело все тело и гудели ноги, но домой уже не хотелось. Хотелось поговорить с ним подольше, пожаловаться, поныть. Я подумала о том, что надо соглашаться на это предложение, иначе есть риск мучаться всю жизнь.

Я повернулась к Илье и собиралась сказать ему «да», но краем глаза увидела один переулок и у меня возникло ощущение, что я туда ходила., хотя на самом деле это было не так. И тут во мне опять очнулась та «новая я», которую я умоляла проявиться во время урока музыки. В памяти появились четкие знания, которых не было раньше.

— А еще можно уйти с этой Линии. — Сказала я.

— Как уйти? — В шоке спросил Илья.

— На некоторых улицах у камер есть слепые зоны. Во время смены наблюдателей по ним можно добраться до безопасного места.

— Безопасное место? Откуда ты знаешь?

— Просто знаю! Просто можно взять и уйти туда.

Я как будто забыла, где нахожусь и что происходит. Во мне была стопроцентная уверенность, что я не просто могу выбраться с Линии, а должна это сделать. Я шагнула в сторону того переулка, но Илья поймал меня за руку.

— Агата! Куда уйти? О чем ты?

Помутнение резко прошло.

Я поняла, насколько абсурдна эта ситуация и извинилась перед Ильей, свалив все на усталость. Он понял и довел меня до дома, взяв обещание, что я подумаю над заключением брака.

И я думала! Перед сном я всерьез думала о том, что хочу принять предложение Ильи, но меня останавливало одно «но»… Я до сих пор помнила, где расположены улицы, по которым можно сбежать…

Глава 5

Следующие три дня были изнуряющими, но теперь у меня была надежда. На уроках, когда было совсем тяжко, я думала о том, что выйду замуж за Илью и издевательства закончатся. Потом мы просто доживем до Второй Линии, а там уже будем делать, что захотим.

Как же мне хотелось снова встретиться с Ильей! Кроме него на этой Линии я еще ни с кем не чувствовала себя так свободно. Но чтобы встреча состоялась, нужно было идти в дом Антона, а этого я боялась больше всего на свете.

Что со мной будет на следующем уроке музыки? Смогу ли я сыграть? Или меня все-таки отлупят?

Эти мысли меня кошмарили, но пока получалось так, что школьные занятия заканчивались поздно и меня отводили сразу в дом Анны.

Было еще кое-что. Память, возникшая во мне в тот вечер, никуда не делась. Та личность, которая была готова, не задумываясь, уйти с Первой Линии, исчезла, но ее знания остались в моей голове. Только не полностью.

Я понятия не имела куда можно сбежать по тем улицам, которые я почему-то помнила, но точно знала, что там будет безопасно. Если рассуждать логически, то они вполне могли вести на Вторую Линию. И это тоже не давало мне покоя.

Может мне не надо тратить целую жизнь, чтобы вернуться? Может я могу заслужить право на свободу пройдя по этому пути?

Мне хотелось это проверить! Очень хотелось! Но решительности, которую я испытала в тот раз, уже не было.

Вдруг эта память ошибочна и нет никакого безопасного места? Тогда меня поймают и начнут учить тому, что убегать плохо. Даже подумать страшно какими методами они будут это делать. И еще, после такой выходки, Антон может запретить Илье вступать со мной в брак, тогда шанс хоть как-то облегчить себе жизнь тоже исчезнет.

А с другой стороны почему эта память должна ошибаться? Благодаря ей я смогла сыграть целое произведение на клавишах, хотя никогда раньше этого не делала.

Как же трудно в себе сомневаться! Как же трудно себе не доверять! Как же трудно бояться проверить права ты или нет.

Но подумав, я поняла, что шанс проверить все-таки был, потому что это не все, что появилось в моей памяти после того вечера.

Теперь я знала, как расположены и другие улицы. Я знала все пути от дома до школы, хотя нас всегда водили по одному и тому же. Я знала, что сопровождающим не запрещено нас водить другими путями, но они выбирают один, потому что он самый короткий. Мне никто не говорил об этом, но я знала.

Мне сыграло на руку то, что сопровождающие каждый день были разные и что дочек Анны уводили из школы раньше, чем меня. После пятого дня обучения, по дороге домой, я поинтересовалась у сопровождающей, почему она выбрала именно этот путь. Вначале она напряглась и спросила, откуда я знаю, что можно ходить по-другому, и я решилась соврать. Сказала, что прошлая сопровождающая вела меня домой не так.

Конечно, мне было очень страшно, ведь если бы этого другого пути не было, то она сразу бы поняла, что я вру и доложила бы об этом. Но она выдохнула и ответила, что мы ходим здесь, потому что так ближе. А потом добавила, что если другой путь мне понравился больше, то можем свернуть и дойти до дома по нему.

Я почувствовала невероятную радость и сразу же согласилась. В этот раз я действительно сказала «спасибо» от души. Ну еще бы! Я только что убедилась, что моя новая память не ошибается. Значит шанс отсюда выбраться все-таки есть.

Первый раз на этой Линии я заснула довольная.

Я, как будто бы, уже и не собиралась сбегать. Мне все больше и больше нравилась идея с замужеством. Все-таки так я законно обеспечивала себе жизнь на Второй Линии. Но то, что появился запасной вариант меня очень успокаивало.

Утром такой спокойной я себя уже не чувствовала. Наступил шестой день обучения и сегодня нам должны были сообщить, что будет дальше. Дочки Анны постоянно что-то учили и готовились к школе, а я нет. Было ясно, что, после оценочной недели, я буду вести себя так же, как они.

Я оказалась права. В этот день школа продемонстрировала, как она «помогает» отстающим усваивать материал.

Началось все, как обычно, наша группа собралась в аудитории. Валерия Валерьевна сказала, что сегодня будет только один урок и для всех он будет индивидуальным. Это сразу же меня насторожило.

Потом каждые десять минут стали подходить по две кураторши, которые забирали учениц по порядку. Эльза была под первым номером и ее забрали сразу. Следующие две кураторши забрали номер два. И так далее.

Я была седьмой, и когда пришла моя очередь, никто из девчонок еще не вернулся. Из-за этого было жутко.

Меня отвезли на пятый этаж школы и пригласили в аудиторию.

Эта аудитория отличалась от тех, которые были на втором этаже, где мы обычно учились. Там было гораздо меньше места. По середине стояла парта, куда села я, а напротив был стол для кураторш, на котором лежали планшеты. За моей спиной была еще дверь, и я чувствовала, что сегодня мне придется туда войти.

Меня начали гонять по разным вопросам. На что-то я быстро отвечала, на что-то нет, что-то вообще забыла. Потом мне выдавали книги, и я вслух читала то, на что не смогла ответить, потом заново отвечала это же по памяти.

По части знаний, усвоенных в предыдущей школе, ко мне вопросов не было, но мои «Письмо», «Печать», «Чтение», «Изложение» и еще куча всего их не устраивали. Несмотря на это мне сказали, что для человека, который приехал со Второй Линии я справилась неплохо, и я немного успокоилась. Но для этого было рано.

Кураторши стали рассказывать, что со следующей недели наша группа станет изучать материал Первой Линии, и его нужно будет знать на сто процентов. Если мне не удастся что-то усвоить или я пойму, что мне слишком сложно, нужно было самой обращаться к куратору за помощью, чтобы не терять время. Прорехи в знаниях выявлялись и устранялись в любом случае, но, если ученик признавал их самостоятельно, он, во-первых, подтверждал свое желание учиться, а во-вторых, показывал свою внимательность. И тогда с ним можно было работать по менее строгим методам обучения.

Еще кураторы не скрывали, что в таких группах, как наша, учеников, которые справляются — не бывает. Только в течении года все привыкают и начинают соответствовать уровню их школ.

Это меня очень сильно напрягло. Ведь я устала даже от оценочной недели, где, по сути, не надо было ничего учить, а тут придется усваивать новую информацию в быстром темпе. А с их любовью к издевательствам это будет чудовищно.

Я очень надеялась, что они договорят и отпустят меня, но оказалось, что с первым материалом мне предстояло познакомиться сразу. Так называемый пробный урок, чтобы продемонстрировать, как все будет.

Одна кураторша, видимо по «Истории», рассказала про Перволинейный Бунт Константина. Раньше я о нем не слышала, на Второй Линии мы такого не проходили.

Когда Линии только разделились, Константин был первым бунтарем, который противился законам Первой Линии. Он считал, что свободу не нужно заслуживать и она должна быть у всех. В знак протеста они с единомышленниками творили беспорядки на улицах, а потом скрывались из виду. Лидерство долго их отлавливало и обучало. В итоге беспорядки прекратились, а бунтари признали систему, как единственное верное решение. Только самого Константина так и не удалось поймать.

Это все что я запомнила. На деле история была намного длиннее. Там было про то, где они бунтовали, где их ловили, как звали самых сопротивляющихся и тому подобное. Но мне даже в голову не пришло запоминать все мелкие подробности, а вопросы кураторы задавали именно по деталям.

Вопросов было всего десять. Если после вопроса я терялась, то кураторша, задающая его, отвечала сама. И, как оказалось, это был мой последний шанс запомнить информацию.

После этого блиц — опроса меня пригласили в ту самую комнату за моей спиной. Там было просторнее, чем в аудитории и стояло много непонятных вещей. Меня подвели к странному, узкому шкафу, который снизу был белым, а сверху прозрачным и с окошком.

Когда одна из кураторш открыла дверцу, оказалось, что на его полу гвозди! Гвозди, торчащие острыми концами вверх!

Они рассказали, что в Старом Мире стояние на гвоздях оздоравливало тело и просветляло ум. А в их системе обучения это был один из способов быстрого запоминания.

Я уже была в ужасе, но моя голова даже не допускала того, что мне скажут разуваться и становиться на них… Но случилось именно это.

Эти придурошные вообще понимают о чем просят? Как вообще можно стоять на таких железках? Еще и босиком? Это не просветление ума, это какое-то зверство из старого мира.

Я отошла на несколько шагов и сказала, что не смогу, но кураторши объясняли, что в случае отказа будут проведены другие обучения, и продолжаться они будут до тех пор, пока я не залезу в этот шкаф. И в любом случае это произойдет сегодня. Я понимала, что они не врут и пришлось согласиться.

По их условиям я должна была стоять на гвоздях и отвечать на те же десять вопросов. И как только я дам все ответы, будет можно сойти.

Я разревелась. Мне показалось, что я забыла все, что мне рассказывали и не смогу ответить ни на один вопрос. Кураторов мои слезы не смутили и не остановили. Мне было сказано, что как только я сосредоточусь, все получиться и помогли залезть на этот ужас.

Я сразу хотела слезть обратно, но самой это невозможно было сделать, потому что тогда пришлось бы полностью опереться на одну ногу, которая на гвоздях. Я стала шипеть от боли и пыталась держаться руками за стенки, но это не помогало.

Одна кураторша начала задавать вопросы, я кричала, что не знаю и просила вытащить меня, но никто не обращал на это внимания. Все проходило по той же схеме. Я не отвечала, куратор отвечала сама и переходила к следующему вопросу. Потом все шло по кругу.

На третьем круге я поняла, что запомнила ответы и стала выкрикивать их сквозь слезы. Все оказалось верно и мне помогли слезть.

Теперь было больно стоять даже на полу, но у этих придурошных хватило совести разрешить мне сесть. Оказалось, я провела в этом шкафу всего лишь две минуты, хоть по ощущениям было все тридцать.

— Видишь, как быстро усваивается информация, если сконцентрироваться? — С улыбкой спросила одна из них.

Я просто сидела и смотрела в никуда, сжав зубы. У меня не было сил ничего говорить или слушать. Я даже не понимала, о чем я думаю. И думаю ли я вообще. А кураторши продолжали мне что-то втирать. Скорее всего это было важно, но все пролетело мимо ушей.

Мне вызвали сопровождающую, чтобы она отвела меня домой.

Идти было невыносимо. Мои ноги болели от гвоздей, от «Физической активности», от того идиотского урока музыкой. И болели не только они. Болело все. Тут до меня дошло, что со школы меня отпустили рано, а значит сопровождающая ведет меня не к Анне, а к Антону. Следовало бы испугаться, но после пройденного обучения у меня не было сил даже на это. Я просто шла за сопровождающей. Единственное, чего мне хотелось просто лечь где-нибудь в одиночестве и уснуть навсегда. Чтобы никто не знал где я. Чтобы все забыли, что я существую.

Привела она меня все-таки к Анне. Оказалось, что Антон был занят, а он говорил, что мои занятия музыкой должны быть только в его присутствии, поэтому урок был перенесен на следующий день.

Теперь я и в выходной не могла отдохнуть. День, которого я ждала всю неделю, чтобы не выходить из дома Анны и хоть немного отключиться от этих правил, был испорчен заранее.

Ужасная Линия.

Анна и ее дочери пытались меня подбодрить, но я не воспринимала ни одного слова и не испытывала ни одной эмоции. Весь оставшийся день я была в таком состоянии, а ночью меня накрыло.

Если ученики со Второй Линии начинают справляться с обучением только через год, значит еще целый год со мной будут творить подобную жесть. Неужели мне придется познакомиться со всеми приспособлениями из той жуткой комнаты?

Пока я тихо плакала в подушку, во мне, снова проявилась новая память, и я стала понимать, что это были за приспособления и как их используют. Меня заколотило. Теперь я на сто процентов знала, почему дочери Анны все свое время проводят за зубрежкой.

Мысли о замужестве больше не спасали, я бы просто сошла с ума, пока бы ждала этого брака. Нужно было бежать…

Глава 6

По дороге в дом Антона я прокручивала в голове все, что случилось в предыдущий день. Во мне никак не уживались мысли, что отныне каждый школьный урок будет сопровождаться чем-то подобным. Я пыталась уговорить себя, что все смогу и выдержу, но что-то во мне понимало, что терпеть издевательства я больше не собираюсь.

Благодаря новой памяти я была в курсе, когда меняются наблюдатели и где лучше проскользнуть, чтобы меня не заметили. Оставалось только придумать, как именно я проскользну, ведь рядом со мной постоянно кто-то находился. Единственным шансом был Илья. Если бы ему позволили еще раз меня проводить и мне бы удалось убедить его бежать со мной, то все могло бы получиться.

Пока я обдумывала план побега и доводы, которые скажу Илье, мы уже дошли до дома Антона. И тут до меня дошло, что я совсем забыла о другой важной проблеме, а именно о том, как мне пережить предстоящий урок музыки?

Я снова попыталась вспомнить, как я играла в первый раз, но ничего не получалось. Перед дверью у меня затряслись руки, было страшно даже представить, что сегодня со мной опять что-то сделают. От одной такой мысли хотелось разреветься.

Волеслав Вячеславович был невыносимо доволен тем, что настал урок со мной. По нему было видно, как он жаждет продемонстрировать Антону мое неуместное поведение и отхлестать меня по рукам. Антон же с нетерпением ждал, как я буду играть, думая, что все будет так же, как и в первый раз.

Началось все, как и на предыдущем уроке музыки, он стал играть ноты, и я сразу же провалилась. Не назвала ни одной. Старый хрен сразу же обратил внимание Антона на это, сказав, что я ничего не знаю и не умею. Антон спокойно попросил продолжать урок.

Сама ноты я тоже не смогла сыграть и старый хрен начал ругаться и давить на Антона.

— Видишь? Ты видишь? Она говорит, что не может, а ты говоришь, что играла. Значит притворяется! Ленится! Ее надо научить не лениться.

Я вся затряслась. Неужели сейчас они вместе начнут меня учить не лениться? От страха я прикусила губу до крови.

Антон сказал ему успокоиться и обратился ко мне.

— Ты действительно не знаешь нот?

— Не знаю.

— А как же ты играла?

— Это… Это… Я сама…

Я не могла собрать даже одну фразу, чтобы ответить. Антон и Волеслав Вячеславович уставились на меня, как на какой-то экспонат в музее, и это очень сильно давило. В трясучке я, случайно, посмотрела на свои руки и та «новая я», наконец-то, очнулась. Теперь я снова могла играть и сразу же это сделала.

Когда я закончила, морда Волеслава Вячеславовича была очень недовольной, я думала он взорвется от возмущения. А Антон, наоборот, мне захлопал.

— Это ничего не меняет. Она лениться! — Закричал старый хрен. — Я и в прошлый раз просил ее сыграть, но она не стала. Ее надо научить.

Тут я не выдержала и повысила голос.

— Я не ленюсь, я действительно, не знаю нот. И играть я не умею. Иногда помню, как это делается, иногда нет. И ничего не могу с этим сделать.

— Она еще и врет, и повышает голос! — Закипел старый хрен. — Антон, ее надо воспитывать по полной программе. По всем программам.

— Успокойтесь оба! — Строго сказал Антон и обратился ко мне. — Не переживай, я знаю, что с тобой происходит. В моей практике, периодически, встречаются такие же люди, как ты. Это одно из проявлений генетической памяти.

Он повернулся к Волеславу Вячеславовичу.

— Она тебя не обманывает.

Я снова не верила своим ушам. За меня, уже второй раз, заступался человек, которого мне презентовали, как тирана. Но потом он продолжил, и я снова напряглась.

— Но ты прав! Над манерами нужно работать. Я займусь этим.

Антон решил закончить занятие и попросил старого хрена в следующий раз начать с самых азов.

Не верилось, что мне удалось пережить это занятие без побоев. Я чувствовала благодарность к Антону, за то, что он не позволил надо мной издеваться.

Мы остались вдвоем, потому что он хотел поподробнее узнать о том, как проявляется мой навык и нет ли еще каких-нибудь особенностей, которых раньше не было. Про навык я отвечала честно, но про другую память, которая оставляла в моей голове конкретные знания, решила не рассказывать.

Потом я рискнула сама задать ему пару вопросов про генетическую память, типа, сколько таких, как я и какие у них навыки. Как не странно, он охотно на них ответил. Мне даже показалось ему доставляет удовольствие наша беседа.

Оказалось, что Антону уже встречались люди, которые каким-то образом вспоминали и улицы, и некоторые правила жизни на Первой Линии, и даже ситуации из жизней своих предков. Были даже те, кто начинал считать себя другим человеком. Мне хотелось еще больше разузнать про этих людей, но я побоялась, что такие вопросы вызовут подозрения.

Было настолько интересно слушать все, что он рассказывает, что я даже забыла про свой запланированный побег.

Но на этой Линии не бывает долгих передышек.

После разговора Антон позвал двух женщин и представил их, как воспитательниц. На первой Линии, если у человека много детей и подопечных, можно нанимать дополнительных людей для того, чтобы они помогали обучать детей.

Я насторожилась. Час назад он обещал старому хрену работать над моими манерами, а теперь знакомил меня с воспитателями. Это было не к добру.

Мы вышли на задний двор, там был большой участок с высокой крапивой, огороженной металлической сеткой, и калитка. Внутри себя я уже поняла зачем меня сюда привели, но голова отказывалась в это верить.

Может он просто хочет показать мне как это выглядит? Не заставит же он меня туда лезть, ведь мы же только что так тепло общались целый час…

Антон протянул мне маленькую книгу «Правила Благодарности» и сказал.

— Думаю, Анна рассказывала тебе, что нужно делать. Вперед.

Я была ошарашена.

— Но за что? Я же выполняю все правила!

— Во-первых не «за что», а «зачем»! — Сразу одернул Антон. — Сама постановка вопроса говорит о том, что ты не понимаешь нашей системы и до сих пор считаешь обучение наказанием. Постоянное повторение правил благодарности поможет тебе во всем разобраться. Во-вторых, правила ты не выполняешь. Из твоей школы пришел отчет и там указано, что, за вчерашнее обучение, ты не поблагодарила. А сегодня я сам был свидетелем твоей неблагодарности по отношению к Волеславу! Более того! То, как ты с ним разговаривала — непозволительно! Но над манерами мы поработаем в другой раз. А в-третьих, всем первоживцам Второй Линии полезно проходить такую практику. После нее, как правило, легче адаптироваться.

Я снова не верила своим ушам. Легче адаптироваться? После крапивы? Благодарить хрена, который хотел избить меня? Благодарить придурошных теток, которые запихнули меня на гвозди? Нет! Эта Линия ужасна! Я обязана отсюда сбежать!

На меня накатывала истерика. Антон все-таки оказался таким, как говорила Анна, и у него были все права воспитывать меня, как свою подопечную. Я отрывисто произнесла, что и так знаю наизусть все эти правила.