Бесплатный фрагмент - Лика

Глава 1

Город Скалистый лежит в живописнейшем месте на берегу горной реки Сани. Левый берег — это огромные вековые скалы, нависающие над водной гладью реки. Правый берег — холмистый, солнечный, вдоль которого течет протока, отделяемая от холодной и глубокой Сани живописным островом без названия. Местные так и зовут его «остров». В протоке теплая, чистейшая вода, дно и берег покрыты золотистым песком. Берега летом зарастают Иван-чаем и «куриной слепотой». Контраст розовых и желтых цветов, растущих группами на песчаном берегу, радует глаз, оживляя прибрежный ландшафт.

На холмах располагается сам город Скалистый, построенный в шестидесятых годах двадцатого столетия, рядом с приборостроительным заводом. В большинстве своем, в городе деревянные дома, и несколько современных зданий санаториев. Предприятия из ближайшего областного центра облюбовали эту красивейшую местность, построив оздоровительные комплексы для своих сотрудников. Еще жив Союз Советских Социалистических Республик. Руководители еще заботятся о здоровье своих подчиненных, поэтому в санаториях Скалистого круглый год отдыхают приезжие с области. В городе так заведено, что мужчины в основном работают на приборостроительном заводе, а женщины в школах, больницах и санаториях.

Красоту в СССР любят и ценят. Лучше всего в ней разбираются люди стоящие у власти. Поэтому кое-кто из них уже начал строить, пока еще не особняки, а небольшие двухэтажные дачи, в самом красивом месте, возле протоки. Но высоченные, трехметровые заборы уже спустились с берега в воду. Незаметно для местных жителей, берег протоки, на которой они привыкли отдыхать летом и зимой, оказался недоступным. «Область захватила, как воронье налетели, пушкой не выгонишь» — шептались между собой местные, но кому они могли пожаловаться? Только самим захватчикам.

Теплый летний вечер спустился на Скалистый. Во дворах играют дети, сушится белье, шумят старые мопеды, с которыми возятся подростки. Из окон доносится хриплый голос Высоцкого, мужчины слушают только его песни, а женщины предпочитают Валентину Толкунову.

Две женщины лет тридцати сидят на деревянной скамейке у ворот и лузгают семечки. Это Тоня и Таня, неразлучные подруги, с детства. Их родители приехали в Скалистый по комсомольским путевкам, когда города еще не было. Строились, поднимали завод, здесь и состарились. Девочки познакомились в трехлетнем возрасте, когда родителям дали квартиры в одном доме. Вместе пошли в первый класс, окончили школу, поступили в областном центре в педагогический колледж. Закончив его, обе выскочили замуж, и привезли мужей в Скалистый. Мужчинам, работающим на приборостроительном заводе, хорошо давали квартиры, на что обе молодые семьи и надеялись, проживая с родителями.

Тоня стала преподавать в младших классах, а Таня устроилась администратором в санаторий. Жили хорошо. Молодые работали, старики занимались огородом и растили внуков. У Тани и Тони родились дочери, одногодки. Тоня назвала свою дочь Викторией, а Таня, начитавшись французских романов, Анжеликой. Родные звали их Викой и Ликой.

Сейчас обе женщины вышли поговорить и подышать вечерним воздухом. Белье перестирано, ужин приготовлен, наступил час законного отдыха.

— Сегодня ходили, присматривали Вике, школьную форму: уродливые платья какие-то. Вика даже мерить его не захотела. — Пожаловалась Тоня на десятилетнюю дочь.

— Рано еще присматривать, июль на дворе, почти два месяца до школы, еще подрастут. Мы в августе в конце пойдем и сразу купим. — Ответила более практичная Таня.

— Мы с вами пойдем, чтобы не выделывались. Это одену, то не одену, что одной купим, то и другой.

— Вот это правильно. Твой, ничего не говорил? Вроде квартиры будут распределять в новом доме? Его уже построили, мы с Гришей, вчера ходили, смотрели. Четыре подъезда, по двадцать квартир в каждом. У нас тридцать седьмая очередь, у вас тридцать третья. В один день в очередь записывались, друг за другом, как так получилось? — Задумчиво сказала Таня.

— Мой, ничего не говорил. А дом мы тоже ходили смотреть. Несколько раз там все облазили. Нет, с родителями можно жить, мы с мамой не ругаемся, кухню не делим, с папой тем более делить нечего. Но тесно: мы в одной комнате с Ваней, в другой родители с Викой. У вас посвободнее. — Поддержала разговор Тоня.

— Да, как папа умер, царствие ему небесное, все же не так тесно стало. Ой, ну о чем мы говорим? Нет, чтобы папу, добрым словом помянуть. Руки у него были золотые, всю мебель сам сделал, двери, оконные рамы, все добротное. А вот умер и, … правда, не так тесно стало. — Таня замолчала, думая о чем-то своем.

— Надо Ване напомнить, чтобы зашел в местком, узнал, когда готовиться к новоселью. Одиннадцать лет ждем. Раньше быстрее квартиры давали.

— Раньше все лучше было.

— Верно. — Сказала Тоня, и обе замолчали. Мысли обеих неслись к вожделенному новому дому, квартиру в котором ждали так долго, что в исполнение заветной мечты уже не верилось никому.

— Мама, мама! — Послышались разноголосые крики и к женщинам подбежали две девочки, десяти лет одетые в одинаковые белые в крупный горох, платья. — Мы еще погуляем! — Прокричали они хором, вытащив откуда-то бельевую резинку, зацепили ее одной стороной за железные прутья, торчащие из земли неизвестно за какой надобностью, второй конец резинки одела на ноги одна из девочек — Вика, а вторая стала прыгать через нее с такой скоростью, что казалось, сейчас она взлетит.

Дочери подруг, были похожи друг на друга, как родные сестры. Одинаковые платья, одинаковые прически и бантики в косах. Однако если присмотреться, Вика выделялась, изяществом фигуры и правильностью черт лица. Лика была шире в кости, повыше ростом, глаза у нее были небольшие, зато губы пухлые, виде бантика, как у куклы.

Матери все время ловили себя на том, что только и делают, что сравнивают дочерей, когда те рядом. Каждая ревниво следила, за дочерью подруги: не стала ли та красивее ее любимицы? Тоня, которая работала учительницей, очень много внимания уделяла развитию и обучению. А Таню, больше волновало, как дочь выглядит, как умеет себя подать, понравиться.

Девочки поменялись местами, теперь вместо шустрой Лики, прыгала Вика. Она была медлительней, вдумчивей, зато исполняла свою программу более технично и красиво.

Стемнело, матери пошли домой, девочки побежали за ними. Семья Тони жила на втором этаже, а семья Тани на первом. Таня иногда, признавалась сама себе, что завидует Тоне, ее квартира была светлее и теплее. Но зависть приходила и уходила, а дружба их только крепла с годами.

Дома Тоня согрела воду, и они с дочерью помылись в тазике. Горячую воду на летние месяцы отключали, как и отопление. Еще одно ведро поставили греть Ване, тот задерживался на работе. Родители тихо лежали в своей комнате и смотрели телевизор. Тоня удивлялась общности их интересов. Деды всегда смотрели вместе фильм или концерт, никогда не спорили и не отстаивали свои права на просмотр какой-нибудь другой передачи, как это делали они с Ваней.

Вика села за кухонный стол читать книгу: «Дети капитана Гранта», а Тоня пошла в их с мужем спальню, гладить белье и смотреть концерт Валентины Толкуновой. Тихо и уютно в доме, тикают часы. Сколько себя помнит Тоня, столько помнит эти старинные часы в деревянном корпусе.

Послышался скрежет ключа в двери, потом шаги, Ваня пришел с работы. Часы показывали десять вечера. Тоня вышла встречать мужа:

— Почему так поздно? — Шепотом спросила она.

— Собрание было профсоюзное, квартиры делили. — Также шепотом ответил он, пройдя на кухню и наливая подогретую воду в тазик. — Мыло где?

— Вот. — Протянула кусок жена. Она закрыла рот рукой, вся ее фигура застыла в немом вопросе.

Ваня тщательно вымыл руки, лицо, потом ноги, вытерся и сел за стол. Тоня, молча, налила ему суп и села напротив. На ее лице было написано: «Ну, говори же не мучай»

— На наш завод дают тридцать три квартиры. Остальные сорок семь уходят, как сказали в область, они будут их распределять между своими.

— Тридцать три! Значит, мы попадаем! А Луганские? — Продолжала шептать Тоня. Луганские — это фамилия Тани и ее мужа Григория.

— А они не попадают!

— Но как же так? В очередь мы встали в один день. В местком зашли друг за другом, почему так получилось?

— Вот и надо было тогда, одиннадцать лет назад, разбираться, почему так получилось? Теперь никому ничего не докажешь. Между нами тридцать четвертый, пятый и шестой оказались льготники: инвалиды и многодетные. — Ваня доел суп, и Тоня поставила перед ним тарелку с котлетой и жареной картошкой. Муж принялся за еду. Жена молчала. Она не могла себе даже представить, как это они получат новую квартиру, а Таня с Гришей нет.

Время было позднее, а в их семье было принято ложиться спать пораньше. Вика сидела в углу большого кухонного стола и упоенно читала книгу, казалось, она не слышит, о чем говорят родители. Тоня помыла посуду, и семья пошла, готовиться ко сну. Дочь на свою кровать к дедам в комнату, а родители в спальню. Тоня с Ваней легли каждый на свою половину огромной кровати, которую им сделал одиннадцать лет назад Танин отец: столяр краснодеревщик. Семья Луганских подарила ее на свадьбу семье Косаревых. Тоня до сих пор гордилась этой раритетной вещью. Супруги отвернулись и закрыли глаза, сон не шел. Впервые в их спокойную и счастливую жизнь вмешалась не зависящая от них сила, которая рвала сердце на части, заставляла кривить душой и радоваться там, где у ближайших друзей горе.

В семь часов утра Тоня и Ваня Косаревы, уже были на ногах. Опять грелась вода, Иван побрился, умылся, потом плотно позавтракал яичницей с колбасой, выпил сладкого чаю и стал одеваться на работу. Тоня вертелась, «как белка в колесе» подавая ему еду, нарезая с собой бутерброды и заливая чай в термос. Наконец муж был собран. Тоня всегда провожала его на работу, но сегодня их обоих не покидало чувство, что что-то должно случиться.

— Ни пуха, ни пера, — произнесла Тоня, не сводя глаз с мужа.

— К черту, — ответил тот и сплюнул три раза через левое плечо.

— Некстати, мы черта поминаем, — неуверенно произнесла Тоня, — лучше бы о Боге вспомнить.

— Мы же атеисты, я коммунист, какой может быть бог?

— Зато черт всегда рядом.

— Ну, да так и получается. О боге вспоминать нельзя, а черт с языка не сходит. — Задумчиво сказал Ваня, и вышел из дому.

Тоня мыла посуду, в душе росла тревога. В двери постучали, потом вошли. Свои знали, что днем Косаревы двери на замок не закрывают. Не от кого закрывать. В кухню вошла Таня, выглядела она ужасно: глаза заплаканы, волосы растрепаны, красивые черты лица, искажены злобой. Она села на табурет и уставилась на Тоню красными, воспаленными глазами. Потом сиплым от слез голосом спросила:

— Ты знаешь?

Тоня кивнула.

— Что ты знаешь?

— Что вы не попадаете в списки.

— И все?

— А что еще?

— А то, что благодаря вам дорогие друзья и еще другим сослуживцам Гриши, мы не попадаем в списки!

— А мы тут причем?

— Так значит тебе твой Ваня, не все рассказал? Я так и знала, что не все. Поэтому слушай. Вчера было собрание и из области приехали профсоюзный начальник и какой-то коммунист, заместитель, первого секретаря области. Они собрали тридцать три человека из очереди и сказали, что после работы будет профсоюзное собрание, на котором будут утверждены списки очередников на квартиры в новом доме. Так вот эти тридцать три, точно получат квартиры, в том случае, если единогласно проголосуют за список. Остальных сорок семь подвигают. Среди них большинство это специалисты и руководители, которые приехали на завод недавно, несколько лет назад и им сразу дали квартиры. Они будут молчать и голосовать, как прикажут, потому, что здесь все равно оставаться не собираются. Им пообещали должности в области, они потихоньку уедут, оставив свои квартиры детям. А мы здесь останемся в своих лачугах! И все, все проголосовали так, как было приказано. Где друзья, где коллектив? Почему никто не возмутился? Почему не отказались заниматься этой профанацией? Своя рубаха ближе к телу. Вот почему! А как вы дальше жить здесь собираетесь? Кстати среди тех кого «кинули», есть многодетные семьи: Поповы, например. Живут три поколения, одиннадцать человек в «двушке». Семья ветеранов войны, с детьми, наконец-то хотели разъехаться. А Люда с четырьмя детьми, вдова, погибшего на производстве, в неблагоустроенной квартире, сколько лет мается? А мы с Гришей, что не заслужили нормальных условий жизни? Мужик одиннадцать лет на предприятии оттрубил! Авралы, ночные смены, никогда не отказывался! За все годы в отпуск летом один раз сходил! Всегда зимой отправляют! А он молчит, сидит в декабре с удочкой на проруби и молчит! Потому что квартиру ждем! Дождались! — Таня уронила голову на стол и завыла, страшно по-собачьи.

Тоня попыталась ее обнять, но та, отмахнулась, продолжая выть и стенать. Из спальни вышли старики, они с ужасом смотрели на подруг, опасаясь узнать страшную новость, которую сердце уже может не выдержать. Тоня налила, не считая капель валерьянки, подала Тане, та залпом выпила. Потом Тоня налила в чашку теплой воды и стала умывать подругу, та успокоилась и притихла. Потом расчесала ей волосы и заколола узел на затылке. Таня вдруг спросила:

— Послушай Тоня, а ты бы смогла отказаться от квартиры и потребовать, чтобы эти представители вместе с директором завода, выполнили свои обещания, данные нам одиннадцать лет назад.

— Нет, я бы не смогла, — честно ответила Тоня, не глядя на подругу.

— А если бы ты оказалась на моем месте? Что бы ты делала?

— То же, что и ты сейчас делаешь.

— Вот, вот этот стереотип поведения обычного человека, очень хорошо известен нашим «властьимущим». Это прекрасно было известно еще фашистам, которые даруя жизнь одним, заставляли их убивать своих соотечественников. Так что, милая, знай как низко ты пала. — Таня поднялась и вышла.

Тоня, уронив голову на руки, заплакала, сидя за столом. Ничего непонимающие родители тихо смылись в свою комнату, дочь оттуда даже не вышла, она сидела в кресле с книгой и ничего вокруг не замечала.

Глава 2

Таня пришла домой и начала собираться на работу. Утром она отправила в санаторий дочь с запиской, в которой попросила, чтобы сменщица задержалась на работе. Та ответила тоже запиской, что конечно задержится, раз коллега просит. Таня и не подозревала, что весть о том, что их «кинули» с квартирой, облетела уже весь небольшой город. В санатории, где она работала, тоже об этом знали, жалели семью Луганских, и конечно были готовы хоть чем-то им помочь.

Сборы были недолгими, Тане было муторно оставаться дома, хотелось быстрее встретиться с сослуживцами, поделиться бедой. Она подкрасилась, надела обычное рабочее платье, темно-зеленое, облегающее, из тонкой шерсти. В нем она выглядела старше своих лет, но зато строго и элегантно, как положено администратору. В ее обязанности входило следить за младшим обслуживающим персоналом и чистотой в корпусах. Ночью она оставалась за девушек, работающих на «ресепшн», так как некоторые отдыхающие приезжали и уезжали ночью. Были и другие обязанности, с которыми она всегда справлялась. Главный врач санатория Александр Сергеевич, ее очень ценил, при возможности поощрял премиями, и они были почти друзьями. Почти, потому, что были вещи, которые не обсуждались. Когда главный, строго смотрел на нее, и говорил: «надо». Таня отвечала: «будет сделано», нравилось ей это или нет.

Она вышла из дому и быстрым шагом направилась в санаторий, который находился в пятистах метрах от дома. Дочь с бабушкой отправились в магазин за продуктами. Таня была рада, что они ушли, ей не хотелось обсуждать с близкими ее трагедию. Другое дело на работе, может быть кто-нибудь, поддержит их семью? Найдутся еще обиженные, вместе они сила! Таня неслась на работу как на пожар.

Сменщица Катя, встретила напарницу жалостливым взглядом.

— Ну как ты? — Участливо спросила она.

— Все уже знают? — Неприветливо ответила Таня.

— Весь город уже знает.

— Весь город знает, что «кинули» очередников, но никто не знает, как им помочь?

— Да чем же поможешь? Это же власть. Как они скажут, так и будет. Кстати эти двое из области у нас остановились в ВИП апартаментах. Вчера с главным до полуночи сидели в банкетном зале и директор завода с ними, а сегодня с утра опухшие, поехали на рыбалку в Угодное. Вечером в баню пойдут, главный сказал, чтобы ты все подготовила и стол опять в банкетном зале накрыла.

— Я? Да я еще им стол должна накрывать? Они меня обобрали, обманули, а я им столы накрывай и в пояс кланяйся!

— Тише, тише, ты что забыла? Все личное оставляй дома, а здесь работа, ее надо выполнять, беспрекословно.

— Я, я не знаю, как я буду работать, пока эти здесь живут.

— «Я» — последняя буква алфавита и не якай тут. Держи все в себе. Лучше познакомься с этими кобелями поближе, поговори, может они тебе, чем и помогут. — Катя подмигнула Тане и пошла, собираться домой.

Таня села на стул. В голове была, как говорится «полная каша». Вертелись какие-то неприличные слова, с ними туманные образы незнакомых мужчин. Она тряхнула головой и пошла, проверять, горничных.

День промчался незаметно, как всегда на работе. В восьмом часу вечера, раздался звонок по местному телефону. Таня сидела в своем кабинете и пересматривала накладные. Звонил главный врач:

— Танюша, тебе Катя передала твои обязанности на сегодняшний день?

— Передала Александр Сергеевич. Я все сделала, как вы распорядились.

— Банька готова?

— Готова, Александр Сергеевич.

— А стол в банкетном зале накрыт?

— Накрыт Александр Сергеевич.

— Умница. У нас в гостях очень важные люди: Сергей Сергеевич Травкин — заместитель Первого секретаря облисполкома и Мужичкин Валерий Павлович — Председатель Областного Совета Профсоюзов. Надо принять гостей, ну я не знаю, ну чтобы им запомнилась. Ты меня понимаешь?

— Не очень Александр Сергеевич.

— Таня. Это люди, у которых таких как мы, тысячи. Надо чтобы им запомнился отдых именно у нас.

— Что мы должны для этого сделать?

— Не знаю. Прояви фантазию, свою женскую. Я их уже свозил на рыбалку. Наловили… пескарей. Но результат не важен. Главное процесс! Им понравилось. Готовь баню, мы идем.

— Есть! — Ответила Таня.

Сама она встречать наглое начальство не собиралась. Отправила старшую горничную Любу, зная, что та точно справится. Сама Таня продолжала работать с документами. Вернулась Люба, стройная рыжеволосая женщина с интересным лицом и очень выразительным взглядом. Таня знала ее жесткий и неуживчивый характер. Но при этом, она умудрялась быть прекрасным исполнителем. Люба была приезжей, жила в общежитии, Таня чувствовала: у этой тридцатипятилетней женщины была очень непростая судьба.

— Парятся в бане, на рыбалке были. Опять пьяные. Требуют баб. — Коротко отчиталась Люба.

— Пусть требуют, у нас не публичный дом.

— Александр Сергеевич с ними.

— Я рада за Александра Сергеевича, — скромно ответила Таня. Люба пожала плечами и вышла.

Прошло часа два, за окнами стояла густая темнота. Таня сидела в кабинете, документы были в порядке. Она их отложила в сторону. Послышались шаги, в двери ввалился Александр Сергеевич. Он обвел безумным взглядом Танин кабинет и сказал:

— Ты где?

— Я здесь. — Таня стояла перед ним. Но он ее не видел.

— Я как начальник тебе приказываю, иди и продолжай этот банкет, я больше не могу, я устал. — Закончил он фразу плаксивым голосом.

Таня помогла ему лечь на диван и укрыла пледом. Александр Сергеевич еще не старый, пятидесятилетний мужчина, за эти сутки сдал. Лицо стало землистого цвета, под глазами мешки, глаза красные, усталые. Он лежал на диване, кутаясь в плед, повторял:

— Как я устал. Я больше не могу продолжать этот банкет. Ты дежурный администратор, ты обязана… Черт да чем ты им обязана? Но мы не можем оставить их одних. Иди к ним а? Оставь меня здесь, помирать. А сама иди к ним. Слышишь?

— Слышу. Иду.

— Иди, иди, милая. Выручай.

Александр Сергеевич уснул. Таня сняла свое строгое рабочее платье, надела легкое летнее и отправилась в банкетный зал.

Там, за огромным столом, накрытым на хорошую компанию, сидели двое. Люба стояла возле буфета и с ненавистью смотрела на мужчин. Они были очень пьяны, но, тем не менее, вели между собой бурный разговор. Он касался их работы, и невозможно было проследить ход мысли каждого. Таня скромно встала возле Любы. Наконец мужчины обратили на них внимание.

— Я хочу спать. — Сказал тот, который был потолще и помоложе.

— Это кто? — Спросила Таня у Любы.

— Это заместитель. — Коротко ответила она. — Второй: профсоюзный босс.

— Пойдемте, я вас провожу в вашу комнату. — Обратилась Таня к тому, который хотел спать.

— Как тебя зовут? — Заместитель щурил то один, то другой глаз, пытаясь сфокусировать взгляд и рассмотреть женщину.

— Таня меня зовут.

— А меня Сережа.

— Пойдем Сережа, я отведу тебя в кроватку.

— Пойдем, а ты со мной останешься?

— Нет, я не могу, я на работе.

— А на работе нельзя?

— Нельзя. Пойдем.

Таня взяла под руку Сережу, весом в центнер и повела его. Люба все также стояла возле буфета. Босс сидел за столом, оперев голову на локти, и делал вид, что все это его не касается.

Таня привела Сережу в его персональный номер. Он там сразу заскучал, попросил водки, коньяку и шампанского. Таня позвонила Любе, перечислив, что нужно было принести. Алкогольные напитки, в их санатории продавались только в баре, который работал до десяти часов вечера. В таких случаях как этот, доставить алкоголь мог только бармен, а он уже был дома. Люба снарядила за ним шофера, и бармен, отпустив напитки, опять был отправлен домой.

Сереже доставили заказанный алкоголь и закуску, которой бы хватило на троих. Таня сидела с ним, в надежде благополучно отправить его спать. Профсоюзного босса она поручила Любе.

Заместитель, выпив водки, ожил, и спать уже не собирался.

— У вас девки есть? — Доверительно спросил он у Тани. Ее от всего этого уже тошнило. Но собрав волю в кулак, в ее голове уже созрел план. Она ответила:

— Есть.

— Веди.

Таня вышла из комнаты и пошла в свой кабинет. Она даже не стала проверять, как обстоят дела у Любы и босса. Она была уверена, что тот спит в своей кроватке в полном одиночестве. Ей казалось, она хорошо знала Любу. Поэтому боялась, что она то, не спит и может помешать ее плану.

В кабинете было жарко, пахло перегаром. Александр Сергеевич храпел так, что жидкая мебель тряслась. Таня сняла платье, осталась в одном белье, накинула шелковый халат, на лицо одела черную, новогоднюю маску с блестками и выскользнула из комнаты. Она, шла по коридорам, трясясь от страха, что ее кто-нибудь увидит. В их санатории везде были глаза и уши. Ничего здесь скрыть не удавалось. Таня подозревала, что это дело рук Любы.

Она открыла незапертую дверь, оглядываясь, зашла внутрь. Закрыла дверь на замок и зашла в комнату. Сережа сидел в кресле, на столе перед ним стояли уже наполовину выпитые бутылки с водкой и коньяком. Он поднял тяжелые веки и спросил:

— Ты кто?

— Я незнакомка. — Ответила грудным голосом Таня.

— А это мы проходили: «Шляпа с траурными перьями и в кольцах узкая рука». Где шляпа? Где кольца?

— Зачем нам траур? Зачем кольца? Мы же не собираемся умирать или жениться. Мы хотим быть вместе.

— Иди ко мне моя тигрица, я твой лев, царь зверей! — Сережа укусил Таню за грудь, она вскрикнула.

— Не делай мне больно! — Закричала она.

— Все, все не буду! — Он опять приник к ней и погладил живот. — Ты моя тигрица! Я твой царь зверей! Готовься, я тебя сейчас буду топтать! — Он встал и куда-то пошел.

— Сережа, ты куда? — удивилась Таня.

— Я в ванную. Помою свой топотун.

Через минут десять он вернулся, Таня лежала в постели, проклиная свою работу и неудавшуюся жизнь. Сережа вышел из ванной и голым направился к Тане. Топотун, висел между ног, никому из них ничего не обещая. Таня была только рада.

— Ты моя царица, я твой хозяин! Я царь зверей! — Заводил себя Сережа, лапая Таню. Крики и лапанье длились довольно долго. Таня стойко терпела. Потом «царь зверей», встал и пошел в ванную. Там он опять долго мылся. Так все повторялось несколько раз, Таня поняла, что это определенный ритуал и с ним нужно считаться. В три часа ночи «царь зверей» угомонился и уснул. Таня лежала рядом.

Часы показали шесть часов утра. За окном серый рассвет вступал в свои права. Таня встала и накинула халат. Через час проснутся горничные, начнется утренняя суета. В ее распоряжении оставался час, лежа в кровати, рядом с Сережей она тщательно продумала все, что должна ему сказать. Он крепко спал. Таня начала его будить. Она трясла его, щипала, хлопала по щекам, но все усилия были напрасны. Сережа спал, что называется «мертвым сном». Время неумолимо шло. Таня налила в графин холодной воды и вылила на Сережу. Тот подскочил, махая руками и крича: «Тону, тону, бабы спасайте!».

— Я здесь, я тебя спасаю. — Таня стояла передним в халате, скрестив руки на груди.

— Ты кто? — Продолжал орать Сережа.

— Я женщина, с которой ты провел эту ночь. — Ответила она.

— Ну и что? — Успокоился Сережа, встал, подошел к столу и налил себе остатки коньяка. Выпил. Глаза его открылись, лицо приобрело осмысленное выражение.

— А то, что мне не понравилось.

— Да, ну! Всем нравится, а тебе не понравилось!

— Да не понравилось! И об этом я всем расскажу. Никакой ты не лев — царь зверей, а енот полоскун.

— Почему енот полоскун? — Подозрительно спросил Сережа.

— Потому что всю ночь ходишь, моешь свой топотун. Вместо того чтобы доставить женщине удовольствие.

Сережа скривился, как-то съежился в кресле, потом сказал:

— Не рассказывай а? Я просто напился, нельзя столько пить, нельзя. — Он допил коньяк и налил себе водки.

— Я буду молчать только при одном условии.

— Каком?

— Моя семья не попала в списки, тех, кто получит квартиры в новом доме. Потому что вы, «область» так называемая, забрали у нас сорок семь квартир. Моя очередь тридцать седьмая, а квартир дали на наше предприятие тридцать три. Даже эта цифра несправедлива, хотя бы поровну поделили. Дайте мне квартиру, и я молчу о ваших неудачах.

— И все? — Спросил Сережа.

— Все, а что?

— Списки переделать что ли?

— Ну да, переделать. Сорок квартир городу, сорок области.

— Да без проблем. — Сережа допил водку и начал открывать бутылку шампанского.

— Для этого надо собрать профсоюзное собрание.

— Соберем. — Сережа давился пузырящейся жидкостью.

— Переделать протокол собрания.

— Переделаем.

— А как ты собираешься все это провернуть? Ты же пьешь с утра!

— Люди работают до вечера. Вот и пусть работают. Я просплюсь и все организую.

— Организуй сейчас. Позвони директору завода, у тебя телефон на столе.

Сережа, скривившись, взял телефонную трубку и набрал номер. Через минуту он уже разговаривал с директором. Сначала о чем-то не понятном Тане, потом он сказал, что надо сегодня собрать собрание. Возникли непредвиденные обстоятельства и протокол собрания надо изменить. По всей видимости, директор завода пообещал все организовать. Сережа положил трубку.

— Ну что теперь довольна?

— Пока нет. Когда будет новый протокол, тогда буду удовлетворена.

— Как легко, вас баб, удовлетворить. — Сережа упал на кровать и уснул.

На часах было без пятнадцати минут семь утра. Таня выскользнула из номера и отправилась к себе в кабинет. Ее не оставляло чувство, что за ней кто-то наблюдает. Там она переоделась и набрала номер Кати, ее сменщицы. Летом они работали сутки через сутки, потому, что Маша третий администратор, была в отпуске

Катя ответила. Таня попросила ее подмениться. Она отработает вторые сутки, потому что ей нужны потом два дня. Напарница согласилась, тем более к ней приехала сестра. Таня умылась, освежилась дезодорантом и пошла «строить горничных», которые не отличались послушанием.

День опять пролетел незаметно. В пять часов Тане позвонил директор завода. Он не мог дозвониться до Сергея Сергеевича Травкина. Таня и сама собиралась к нему зайти, но ее постоянно отвлекали дела. Она пошла в номер к Травкину. Там сидел профсоюзный босс и пил кофе. Сергей Сергеевич брился в ванной. Таня села на диван в ожидании. Сережа вышел, увидел ее и ничего не сказал. Он взял костюм, висевший в шкафу, и опять удалился в ванную комнату. Оттуда он вышел уже при полном параде и наконец, соизволил ответить по телефону, который разрывался от звонков. Потом он кивнул профсоюзному боссу и сказал Тане:

— Мы на собрание. Будем к десяти вечера, ужин накройте.

В десять вечера раздался телефонный звонок. Таня, у себя в кабинете, взяла трубку.

— Танюша, представляешь, было, собрание, опять. Профсоюзное. Городу отдают сорок квартир. Мы попадаем Танюша! — Гриша захлебывался от переполнявших его эмоций.

— Да дорогой я так рада, я, правда, очень рада. — Голос Тани дрожал. Она не представляла, как посмотрит в глаза мужу, как ляжет с ним в постель. Измены не было фактически. Но ночь, проведенная с другим мужчиной, всегда будет напоминать о ее падении.

— Танюша, мне теща сказала, что ты осталась еще на сутки. Береги себя, ты так много работаешь.

— Не переживай Гриша, я выдержу.

— На следующей неделе нам выдадут ордера на квартиры. Представляешь? Уже через неделю у нас будет своя квартира!

— Да милый, представляю. — Таня чуть не плакала. Ей никогда не отмыться от грязи, в которую она влипла.

Заглянул Александр Сергеевич.

— Таня ужин накрыт, ждем тебя.

— Я не пойду, я никогда так поздно не ужинаю.

— Ты в курсе, что вам дают квартиру?

— В курсе.

— Пойдем, отметим. Это же Сергей Сергеевич постарался, не знаю, какая муха его укусила.

— Я не пью на работе Александр Сергеевич. Я очень устала. Вчера я вас выручала, сегодня, как нибудь обойдитесь без меня.

— Ну как знаешь. Хоть поблагодари начальство. Новая квартира это не хухры — мухры.

— Я поблагодарю, не переживайте.

Александр Сергеевич странно посмотрел на нее и удалился. Таня сидела, уставившись на календарь, висевший на стене. По щекам текли слезы. Никакой радости по поводу предстоящего новоселья она не испытывала.

Утром, придя с работы, она упала на кровать и уснула. Гриша уже ушел на работу. Дочка с бабушкой спали в своей комнате. Проснулась Таня уже к обеду, пошла, умылась и зашла на кухню. Лика с бабушкой уже пообедали и пили чай. Увидев Таню, они заулыбались, бабушка сказала:

— Танюша ну поздравляю, дождались, счастье-то, какое. Через неделю в новую квартиру переедете. У Лики своя комната будет.

Предательский комок в горле, мешал говорить и Таня промолчала. Налив супа она села за стол. Бабушка смотрела на нее сначала с радостью, потом поняв, что она не в себе, удивленно.

— Танюша, что-то на работе случилось?

— Да мама, маленькие неприятности, не стоит даже говорить.

— Судя по твоему лицу, неприятности немаленькие.

— Мама, давай не будем, я хочу все выбросить из головы.

— Ну, хорошо, давай не будем, если действительно ничего страшного не произошло.

Таня промолчала.

Вечером с работы вернулся Григорий. У него было прекрасное настроение. Во вторник будут выдавать ордера на квартиры. Сначала проведут жеребьевку, кто какую вытянет. У Гриши проснулся азарт, он рассчитывал на второй или третий этаж. Бабушка научила его, что на руку, которой он будет тянуть жребий, надо надеть наперсток. Тогда точно повезет. Семья веселилась в предчувствии радостных событий. Таня не принимала участия в общем веселье. Она достала вязание и делала вид, что увлечена им.

Приближалась ночь, все стали готовиться ко сну. Таня лихорадочно вязала, она не представляла, как ляжет в постель с мужем. Она не знала как себя вести. Гриша заглянул на кухню, где она сидела.

— Ну что пойдем мать спать?

— Я сейчас иду, вот довяжу ряд и иду.

Вскоре она встала и пошла в спальню. Переодевшись в ночную рубашку, Гриша с удовольствием наблюдал за этим процессом, она легла рядом с мужем.

— Зачем одевалась? Все равно все сниму. — Гриша целовал ее, гладил. Когда он попытался ею овладеть, с Таней началась истерика. Она рыдала, правда, тихо, стараясь, чтобы бабушка с дочерью не услышали. Всю ее трясло, ноги сводило судорогой.

— Что с тобой, что? — Гриша с ужасом смотрел на жену. Потом прижал ее к себе. Но Тане становилось только хуже. Шепотом она попросила мужа:

— Маму не зови. Я очень устала на работе. Мне просто надо отдохнуть.

Гриша лег рядом. Таня вскоре успокоилась и супруги уснули. Утром, проводив мужа на работу, Таня пошла к Тоне. Та убиралась на кухне.

— Ой, как я рада, что ты пришла. Сама хотела к тебе сбегать, да вот начала мыть плиту, только начни убираться, потом не остановишься. — Тоня вылила грязную воду и поставила чайник. — Сейчас чайку попьем, клубничное варенье в погребе отыскалось. Садись, рассказывай, я так за тебя рада. Это же надо, протокол собрания переписали, по справедливости квартиры поделили и вы, и Поповы попали и Люда. Это же надо, радость то, какая. Все будем веселиться на новоселье. Она посмотрела на Таню и лицо ее изменилось:

— Что с тобой? Ты плачешь? Что случилось?

— Тоня, я только тебе это могу рассказать, я знаю, ты не предашь, не проболтаешься. Я изменила мужу с этим, заместителем. Нет, измены как таковой не было, но я провела с ним ночь. Он лапал меня, как хотел, я просто уверена, что есть люди, которые все это знают, и молчать не будут. Я не вынесу этого позора. Все удивляются, почему переделали протокол собрания. Но когда люди узнают, почему его переделали, я этого не переживу. А Гриша если узнает? О-о-о только не это! — Таня зарыдала.

— Зачем ты это сделала подруга? Будешь себя корить всю жизнь.

— А ты меня осуждаешь? Ты такая честная и правильная. Как бы ты поступила на моем месте? Ты же сама сказала, что окажись на нем, ты бы делала то же самое, что делаю я! Вся лишь разница между нами: вы попали в списки, а мы нет! По-другому я поступить уже не могла. Я тоже хотела квартиру! Хотела! Теперь я бы все отдала, чтобы повернуть время вспять. Никакой квартиры мне уже не нужно. Я пережила такое унижение, в постели с этим «царем зверей», я бы отдала последнее, чтобы все вернуть назад!

— Успокойся Таня. Еще ничего не случилось. Никто ничего не знает и возможно все обойдется. Пей чай, не думай о плохом. Ты же знаешь: мысли притягивают события.

Глава 3

В августе новоселы переехали в новенькие квартиры. Сыграли шумное новоселье. Подруги жили опять в одном подъезде: Тоня на втором этаже, Таня на третьем. С большим трудом Тане удалось справиться с пережитым, и она почти забыла ту ночь.

В один из дней, когда она работала, ей передали, что главный врач попросил ее зайти к нему. Таня зашла в кабинет к Александру Сергеевичу. Он что-то писал, за окном уже пожелтевшие деревья махали ветками. Главный врач оторвался от бумаг и взглянул на Таню, у нее екнуло в груди. Глядя, куда-то мимо нее, он сказал:

— Я не сплетник и никогда в ваши бабские дела не лез. Но то, что случилось сегодня это уже серьезно и требует моего вмешательства. Я застал старшую горничную Любу Бурлакову, в пустующем номере, с нашим шофером. Чем они там занимались, я думаю, ты догадываешься. Страсть их так обуяла, что они даже двери не закрыли. Кошачьи вопли старшей горничной были слышны этажом ниже. Почему я и поднялся посмотреть, что там случилось. А ведь это мог сделать кто-нибудь из отдыхающих или их дети, например. Я попросил ее зайти ко мне, когда она освободится. И она зашла и знаешь, что мне сказала?

— Знаю. Можете не продолжать. — Таня опустила голову.

— Значит это, правда?

— Правда.

— Как ты могла? Уж на кого я не мог подумать, так это на тебя.

— Квартира, Александр Сергеевич, квартира. Страх потерять ее, лишил меня разума.

— Надо же, как у Булгакова: «квартирный вопрос их испортил». Но теперь Люба угрожает, если я ее уволю, она все расскажет о тебе и твоем проступке. А я хочу ее уволить, она давно мне не нравится. Тем более у нее есть судимость за воровство. Я ее взял, потому, что за нее попросил один человек. Теперь этому человеку она уже не интересна и, в общем, я бы хотел ее уволить, пока она еще, что нибудь не отмочила согласно своим наклонностям.

— Делайте так, как считаете нужным Александр Сергеевич.

— Ты не боишься огласки? Эта дама слов на ветер не бросает.

— Боюсь, ужасно боюсь. Конечно сейчас, все еще помнят, что протокол собрания переделывали и ей поверят. Пройдет год и эта история уже не вызовет такого резонанса.

— Я все понимаю и не хочу тебе причинять зло. Я не буду пока ее увольнять, она сейчас будет себя вести тише воды, ниже травы. Иди, работай.

— Спасибо. — Таня вышла, глотая слезы. Что-то подсказывало ей: это только начало больших неприятностей.

Часы показывали около шести часов вечера, Таня работала с документами. Раздался звонок по местному телефону. Звонил главный:

— Зайди ко мне. — Коротко сказал он. Сердце у Тани заныло. Она спустилась к нему в кабинет. Александр Сергеевич сказал:

— Эта Люба, ведьма что ли. Сейчас она принесла мне заявление на увольнение по собственному желанию и сказала, чтобы ты не надеялась, что она будет молчать. Она все расскажет сейчас, пока люди помнят: протокол собрания переделывали. Может быть, тебе с ней поговорить?

— Я попробую, но думаю, что это бесполезно.

— Иди, пробуй.

Таня вышла из кабинета главного и пошла, искать Любу. Та убиралась в номере.

— Люба, зачем тебе это надо? Зачем ты хочешь испортить мне жизнь?

— А затем, что у вас есть квартира, а у меня нет, у вас есть муж, а у меня нет, и ребенка нет, и не будет. Потому, что мне тридцать пять лет, и квартиры нет. Кому я нужна с комнатой в общежитии? А чем вы лучше меня? Такая же сука. Только даете нужным людям. — Лицо Любы перекосила злоба, она с остервенением терла кафель в ванной. Таня развернулась и пошла к себе.

На следующий день она отдыхала. Дома было столько дел, но ничего не хотелось делать. Дочка в школе, муж на работе, бабушка в поликлинике. Казалось все хорошо, но сердце ныло в дурном предчувствии. «Вот она вожделенная квартира, которая испортила мне всю жизнь». — Таня обвела взглядом двадцатиметровую спальню. «Может Люба еще одумается?». Таня неохотно принялась за домашние дела. «Почему так тяжело? Перестелила постель и уже устала». Она опять прилегла и не заметила, как уснула.

Громко хлопнула входная дверь, шлепнулась на пол сумка, в комнату вбежала Лика:

— Мам, что есть поесть? — Крикнула она. Таня подскочила, как ужаленная. Посмотрела на часы: два часа дня! Как она умудрилась проспать почти четыре часа? Таня побежала на кухню варить дочке пельмени. Та уже сидела в своей комнате и чем-то была занята.

Вскоре пришла бабушка. Хотя они и жили теперь отдельно, она почти каждый день заходила. Помочь по хозяйству или просто поболтать.

— Ой, дочка, что с тобой? Ты плохо выглядишь, отекла вся, круги под глазами. Может тебе в поликлинику сходить? Анализы сдашь, с врачом поговоришь. Глядишь, назначат какое-нибудь лекарство. Ты же работаешь сутками, устала, наверное?

— Я действительно, стала за собой замечать, что быстро устаю, много сплю и не высыпаюсь.

— Вот и иди к врачу, чай не прогонят.

Таня убрала тарелки, бабушка ушла в комнату внучки.

Утром следующего дня Таня обратилась к врачу, которая работала у них в санатории. Та была уже пожилой женщиной, пенсионеркой и подрабатывала, как она говорила: «в свободное от основных занятий время». Всю жизнь она трудилась, сначала врачом скорой помощи, потом участковым терапевтом. Теперь, выйдя на пенсию, у нее остались только два важных дела: вырастить сад и внука, чем она и занималась.

Мария Петровна, так звали врача, внимательно выслушала Таню, измерила давление, пульс, долго щупала живот, потом сказала:

— А ты не беременна случайно?

— Что Вы! Я уже несколько лет пытаюсь это сделать. Ничего не получается. Мы даже в клинику по этому поводу обращались с мужем. Там сказали: репаративные органы здоровы, вы можете иметь детей. Но, увы, детей больше нет, Лика наш единственный ребенок.

— А ты все-таки обратись к специалисту.

Таня пошла домой, лихорадочно высчитывая день, когда была овуляция. Они никогда с Гришей не предохранялись, надеясь на долгожданную беременность. Дома она еще раз сверила свои догадки с календарем и у нее появилась надежда, что Мария Петровна права. Городская поликлиника была буквально «под боком». Там почти не было очередей, но записываться надо за день. Накинув пальто и схватив паспорт, она понеслась в соседний дом. В регистратуре, ее записали на следующий день на двенадцать часов. Довольная Таня, отправилась к Тоне, поделиться нечаянной радостью.

Тоня, только пришла с работы. На столе лежала стопка тетрадей с очередными домашними заданиями учеников, она готовила ужин. Вика уже сидела за уроками.

— Ты пришла? — Подозрительно сказала подруга, открыв дверь.

— Ну да, — опешила Таня.

— Иди на кухню.

Таня прошла на кухню, Тоня закрыла за ней двери и, помешивая суп, спросила:

— Что твой говорит?

— По поводу чего?

— Весь завод, только и говорит о том, что Таня Луганская, переспала с заместителем из области, и тот переделал протокол. — Шепотом произнесла Тоня.

У Тани закружилась голова, сердце забилось, как у загнанного зверя. Она опустилась на стул, с ужасом глядя на Тоню. Потом еле выдавила из себя:

— Уже все говорят?

— Такие новости в сундуках не залеживаются. Но большинство тебя не осуждают, ведь благодаря «твоим усилиям», квартиры получили четыре семьи, которые в них особенно нуждались. Вот только если до Гриши дойдет.… А, может не дойдет? Муж всегда узнает в последнюю очередь, если вообще узнает.

Таня сидела как в воду опущенная.

— Я тебя понимаю, мне тебя так жаль подруга. В трудную ситуацию ты попала. — Грустно сказала Тоня

— Кажется, я беременна, — безжизненным голосом произнесла Таня.

— От него? От заместителя? — Вскрикнула Таня с ужасом.

— Нет, конечно, от мужа. Заместитель был в июле, сейчас уже конец сентября. Я все посчитала.

— Кошмар какой-то! Как такое могло получиться? Ты же людям свои подсчеты в глаза не сунешь! Люди то, что подумают! Столько лет не было детей, а тут вдруг завелись! Ты уже была у врача?

— Нет, завтра пойду.

— Ну, проси Мать Богородицу, чтобы твоя беременность не подтвердилась.

— Да как я буду просить? Я же ее, сколько лет тайком просила, чтобы ребенка мне послала! В нашем коммунистическом государстве, где о Боге давно забыли, я тайком, как мама учила, просила ребенка!

— О!!! Таня!!! Я не знаю, как тебе помочь! То, во что ты влипла, я даже не знаю, как называется и чем это может закончиться! — Тоня схватилась за голову.

— Тоня, я пойду домой. Сейчас Гриша придет, ужинать будем. — Как можно спокойнее сказала Таня, хотя внутри ее все тряслось.

Гриша уже был дома и принимал душ. Таня разогрела ужин и стала накрывать стол в кухне, которая служила им и столовой. Большую гостиную они приспособили под спальню, вторую комнату отдали Лике. Вся семья собралась за столом. Таня одним глазом тревожно поглядывала на Гришу, но он уткнулся в газету и молча, съел все, что перед ним поставила жена. Потом пошел в спальню, сказав, что очень устал и лег спать. Таня еще несколько раз заходила к нему, но он спокойно спал. Сердце ее немного успокоилось, она проверила у дочери дневник, потом они вместе сделали уроки. Таня погладила Лике школьную форму, и легла в кровать. Сон сморил ее мгновенно.

Утром завтрак прошел как обычно. Гриша был абсолютно спокоен и даже пошутил по какому-то поводу. На улице шумел дождем сентябрь. Серые, липкие тучи заволокли небо. Таня шла на работу, думая о том, как быстро пролетело лето. Она совсем его не помнит. Ее личная трагедия заслонила все остальные события. А в ее любимом месяце июле, они с семьей, даже не съездили в лес, она так любила лежать в пахучей траве и есть землянику, в окрестностях города ее было великое множество.

Отработав до обеда, она отпросилась у Александра Сергеевича в больницу. Ей показалось, что он смотрел на нее с жалостью. Может только показалось?

От врача она вышла в состоянии восторга и ужаса одновременно. Беременность подтвердилась. Весь день Таня не покладая рук работала. Любу уволили без отработки, теперь всю работу за нее приходилось делать Тане. Но она не роптала, она сутками готова была трудиться, лишь бы не идти домой и не оставаться наедине со своими мыслями. Сутки пронеслись с бешеной скоростью, домой она пришла утром, когда муж с дочерью уже ушли. Несмотря на бессонную ночь, она с рвением взялась за домашние дела и закончила их незадолго до прихода Гриши.

В семь часов вечера семья опять собралась за столом. Родители слушали дочь. Та рассказывала школьные новости. Несмотря на непрерывную болтовню Лика вперед всех съела ужин, схватив пряник и чай умчалась к себе. Супруги чинно кушали, но внутри у Тани все кипело: муж должен первым узнать счастливую новость. Наконец она уняла нервную дрожь и счастливым голосом сказала:

— У нас будет ребенок.

— От кого? — Спокойно спросил Гриша.

Таня, чуть не подавилась чаем. Она испуганно смотрела на мужа, потом, как ей казалось спокойно, ответила:

— Как это от кого? Наш с тобой ребенок.

— Ты пытаешься меня в этом убедить?

— Да нет же. Я была у врача, мне она сказала, что я беременна. Вот я тебе говорю.

— А на заводе говорят, что ты переспала с заместителем из области. О том, что ты беременна, правда, еще не знают. Ну как узнают, будет еще повод для разговоров.

— Это наш ребенок. Мой и твой, мы столько его ждали!

— Вот именно, семь лет ждали, а дождались только после того как ты мне изменила.

— Я не изменяла!

— А что ты там делала? Когда эти хлыщи из области приезжали, ты подменилась и работала двое суток подряд. Я прекрасно это помню. Не сочиняй сказок в свое оправдание.

Таня сидела, слезы градом текли по щекам, капали на платье. Гриша спокойно встал и ушел в комнату. Убравшись на кухне, еле сдерживая слезы, она проверила у дочери домашнее задание и обратила внимание, что Лика нерадиво относится к учебе. Что касалось занятий, она все делала поспешно и неаккуратно. Мать накричала на дочь, та кинула тетради с учебниками на стол и убежала в свою комнату. Сердце у Тани разрывалось от жалости к дочери и мужу. О себе она не думала, она понимала: отношение Лики к учебе, как то связано, с ее Таниным отношением к жизни. Ну почему, почему, у Тони, жизнь течет ровно и спокойно? Дочь учится на отлично. Даже старики живут и живут, а ее танин папа умер. Свои несчастья она непроизвольно ассоциировала с Тониным семейным счастьем и в душе закипала злость и зависть. Выключив в квартире свет, Таня зашла в спальню. Гриша сиротливо спал на своем краю кровати, она легла с противоположного края.

Осень вступала в свои права. Наступил октябрь: холодный, дождливый, ветреный. Листва с деревьев осыпалась и желтым мокрым ковром покрыла землю. Город Скалистый, стоявший на берегу реки посерел от непрерывных дождей. Река Саня тоже серая и неприветливая забрасывала черные пенистые волны на берег, казалось, она тоже злится на плохую погоду, которая достала уже всех.

Таня была в очередном отпуске, и сидела дома, занимаясь мелким ремонтом квартиры. С Гришей отношения были ужасными. Они почти не разговаривали, перекидываясь отдельными словами, и сохраняли «хорошую мину» при дочери, надеясь, что она ничего не понимает. Таня думала, что, скорее всего Лика что-то знает, но своим детским умом недопонимает, почему родители стали как чужие. Трудная ситуация в семье, сразу сказалась на успеваемости дочери. Она стала приносить двойку за двойкой. Таня пыталась с ней заниматься сама, но все заканчивалось скандалом. Когда приходил Гриша с работы, они вообще заниматься не могли, потому что маме надо было играть в спектакле «у нас все здорово, все как у всех». Роль тихой, нежной, хозяйственной женушки отнимала очень много сил и не приносила никаких результатов. Фальшь в их семье, как говорится «лезла из всех щелей».

Учебная четверть подходила к концу и Таня опасаясь за успеваемость дочери, не нашла ничего лучше, чем нанять репетитора. Августа Геннадьевна, подтягивала детей по всем предметам. Она с утра и до вечера, ходила по чужим квартирам и репетировала детей. Все ее в городе знали, и она всех знала. Одинокая, бездетная женщина, проживающая с мамой, была редкостной сплетницей с неудержимой фантазией. Она, занимаясь с Ликой, успевала заметить все нюансы в отношениях ее родителей. О том, что Таня беременна она, догадалась с первых визитов и разнесла эту новость по другим семьям. Она рассказывала, как Таня плохо выглядит, как она часами сидит на кухне, а муж лежит в спальне и смотрит телевизор, или спит. Они друг с другом не разговаривают. Все вынесенное ею из Таниной «избы», становилось достоянием широкой публики, и сплетня росла, приобретая грандиозные масштабы, бумерангом возвращаясь туда, где родилась. Отношения супругов Луганских стали невыносимыми. Собственно и отношений никаких не было.

Стоял конец октября, Грише на работе дали два выходных дня и он собрался на рыбалку. С вечера пятницы, начал собирать рюкзак, проверять снасти, удочки. Утром в субботу, дождь со шквальным ветром стучали в окно. Гриша оделся, попил чаю, взял рюкзак и, не попрощавшись, вышел из дому. Таня лежала, уткнувшись лицом в подушку, даже плакать уже не было сил, как всегда по утрам ее тошнило. Субботний день тянулся как резина. Серость за окном, одиночество в душе, страх за будущее ребенка, который уже толкался в животе, сводили Таню с ума. Она чувствовала, что теряет над собой контроль. Она все чаще срывала плохое настроение на дочери, а та все больше отдалялась от нее. Бабушка тоже стала заходить реже, она знала о том, что происходит в семье дочери, но была уже стара и слаба. Ни о чем она уже не могла думать, кроме как о приближающейся смерти. Лика к ней заходила каждый день, и бабушка вела с ней долгие разговоры. Вспоминала молодость, старые времена, ушедших людей. Внучке с ней было спокойнее и интереснее, чем с одичавшей матерью. В эту субботу она тоже пошла к бабушке и осталась там ночевать.

Таня сидела одна в квартире, перед выключенным телевизором и слушала, как за окном воет ветер. Часы показывали десять вечера, Гриши не было. Она не беспокоилась, зная, что он на лодке, переплывает Саню и на том берегу, есть заимка, где рыбаки ночуют, выпивают, а утром опять рыбачат. Завтра вечером он должен вернуться. Но как ей тяжело, когда он дома. Молчит и молчит, она чувствует: он как закрытый котел, в котором кипит вода, но нет выхода пару. Лучше бы он ее побил, выместил на ней злобу, а потом бы они помирились, и все было бы по-прежнему. Но он никогда ее «пальцем не тронул». Не пьющий, работящий, любящий муж и отец. Как она могла, так ему отравить жизнь? Почему она не подумала о последствиях? Такими или подобными мыслями изводила себя Таня, когда оставалась одна.

Утро воскресенья, еще более серое и унылое чем вчера заглянуло в окно квартиры Луганских. В спальне кровать была не расстелена, а в кресле свернувшись клубком, спала Таня. Ее разбудил звонок в дверь. Часы показывали десять часов утра. Зашла Тоня, в домашнем халате. Она прошла на кухню, где подруги сели за круглый обеденный стол, Таня поставила чайник на плиту. Обе молчали. Они уже две недели не виделись и обе не чувствовали в этом потребности. Таня поняла, что подруга зашла по какому-то поводу. Она первая прервала молчание:

— Погода ужасная, такую тоску нагнетает.

— Да, осень ранняя и холодная. — Ответила Тоня, кутаясь в халат.

— Ты просто так зашла или что-то хотела?

— Хотела. Хотела у тебя спросить, кто тебя надоумил пустить в дом Августу Геннадьевну?

— Я не помню уже кто. Кому-то пожаловалась, что дочь хуже учиться стала, мне дали ее телефон.

— Таня, ну почему ты не пожаловалась мне. Я же твоя подруга, я еще и педагог, вспомни, пожалуйста. Я сама позанимаюсь с Ликой, откажи этой Августе. Она носит сплетни из дома в дом. О том, что ты беременна она рассказала, всем кто, соглашался ее выслушать.

— Мне уже все равно. Я чувствую приближение чего-то ужасного и мечусь, в поисках выхода. Хочу все вернуть на «круги своя», а сама еще больше запутываюсь и меня беда, как в омут затягивает.

— Не могу все это слушать, не затем я пришла. С сегодняшнего дня Лика пусть приходит к нам делать уроки. Я каждый день занимаюсь с Викой, мне не трудно будет. И девочкам веселее, Лика почти перестала к нам заходить. То, что между вами с Гришей происходит, отражается на психике ребенка.

— Ладно. — Коротко ответила Таня, разливая чай.

— Как ты себя чувствуешь?

— Тошнит каждое утро.

— А Гриша что говорит?

— Он со мной не разговаривает. Как он на работу ходит? Что он там слышит? Ничего не говорит. А ведь я ему не изменила. Этот заместитель напился и ничего не мог. Я воспользовалась его слабостью и потребовала квартиру, взамен на то, что буду молчать о его мужской несостоятельности. А он не дурак! Я думала, почему он так легко согласился переделать протокол? А он очень тонко и изощрено мне отомстил. Он видел далеко вперед, то, чего не видела я, знал, то, чего не знала я. Теперь никто в городе не сомневается в его мужской состоятельности, а на меня и мужа пальцем показывают.

— А беременность? Как же так получилось, что беременность наступила, я верю, что ребенок Гриши, но именно тогда?

— Боги любят посмеяться над простыми смертными. Особенно тогда, когда мы обращаемся к ним, только в крайнем случае. — С горечью ответила Таня и продолжала, обращаясь к Тоне — Почему, но почему мне так не везет! Банальное невезение: мы не попали в список очередников, привело к цепочке несчастий, да не цепочке, а целой цепной реакции. Вот скажи мне подруга, почему у вас в семье все благополучно? Что вы такое знаете, чего не знаем мы?

— Я думаю, я всегда сначала обдумываю поступок, а потом его совершаю. Так меня научила мама. А ты действуешь сгоряча, на авось, вот и получаешь от судьбы «по шапке». И еще: меньше бери в голову дурных мыслей. Голова должна быть «холодной», даже расчетливой. Всегда. Знаешь поговорку: «Дурная голова, ногам покоя не дает». Не доводи себя до крайности, береги себя, дорогая, ведь ты ждешь ребенка, такое счастье вам бог послал. Мы тоже хотим с Ваней сына, а вот не получается.

— Спасибо, за совет. Сейчас я бы многое отдала за то, чтобы поменяться с тобой ролями: ты бы ждала ребенка, а я бы заглаживала свою вину перед мужем. Ребенок нам тоже нужен, но позже, позже, всего на несколько месяцев позже! И все бы было по дру-ому! — Таня опять горестно сжала голову руками.

— Но, природа не спрашивает нас: когда давать цветы, а когда плоды. Спасибо Танюша за чай. Я пойду. Вечером ждем Лику. — Тоня встала из-за стола, и пошла самостоятельно, открывать дверь. Таня продолжала сидеть за столом, подперев руками голову.

Вечером, радостная Лика, побежала заниматься к тете Тоне. Она ненавидела хитрую и не очень умную Августу Геннадьевну и была рада избавиться от ее общества. У Тони она пробыла почти три часа, вернувшись, домой в девять часов вечера и крикнув с порога:

— Мама, а где папа?

Таня опять спала. Сон стал ее защитной реакцией, направленной на то, чтобы сберечь нервы свои и ребенка. Лика подбежала к матери, та давно не видела ее такой довольной.

— Мама, мама, тетя Таня, так хорошо объясняет. Мы с ней все разобрали и русский и математику. Она мне даже сочинение помогла написать! Мама, а где папа?

Таня посмотрела на часы, они показывали начало десятого вечера. В это время Гриша всегда был дома. С рыбалки он всегда возвращался засветло, а сейчас за окном чернело ночное небо. Страх сжал сердце. Предчувствие беды, которое не покидало ее уже давно, застучало мелкими молоточками в висках. Таня встала, накинула на халатик пальто и пошла к Тоне: у них уже был телефон. Его установили вне очереди, отцу подруги, как ветерану войны, дочь прописала его к себе. «И здесь не прогадали, эти умники» — с желчной горечью, думала Таня, спускаясь на этаж, где жила подруга и звоня в ее дверь.

Несмотря, на поздний час, Тоня сразу открыла ей двери и, увидев посеревшее лицо, схватилась за сердце:

— Что случилось?

— Гриша не вернулся с рыбалки домой, надо звонить в милицию. Можно воспользоваться телефоном?

— Конечно, конечно, вот аппарат, звони.

В дежурной части, куда позвонила Таня, сказали, что ей нужно подъехать написать заявление. Она пошла собираться. Тоня выразила желание поехать с ней, но та отказалась. Поддержка счастливой подруги раздражала и напоминала о собственной глупости.

В милицию она приехала на такси. Заявление приняли и сказали, что начнут поиски завтра, возможно муж еще вернется, этой ночью.

— А если не вернется? Время будет упущено. — Спорила с дежурным Таня.

— Зуб даю, вернется. — Отвечал дежурный. — Знаете гражданочка, сколько таких вот обиженных жен, тут ходит и пишут, пишут заявления, вместо того чтобы мужу создать спокойный домашний уют, окружить любовью, лаской, вниманием. Вот и бегают от вас мужики на сторону. Придет и твой, ночью придет, я тогда вообще это заявление порву.

— Почему?

— Потому что, до зорьки явился, считай, дома ночевал. — Жестко ответил дежурный и занялся молодым парнем, которого привезли в состоянии алкогольного опьянения.

Обескураженная нотациями дежурного милиции, Таня на такси вернулась домой. Ни утром, ни днем следующего дня, Гриша домой не вернулся. В милиции завели уголовное дело о пропаже человека и начались активные поиски. Товарищи Гриши по работе, сменяя друг друга, искали тело баграми, с милицейского катера, но пока безуспешно. Лодка его вскоре нашлась, ее прибило к берегу ниже по течению. Лодочного мотора на ней не было. Не было его и в маленьком гараже, на берегу Сани. Старый чиненый, перечиненный «Вихрь», пропал вместе с хозяином. На заимке, на левом берегу реки, где обычно собирались любители порыбачить, следов недавнего пребывания людей не нашли. Погода была плохая и желающих отдохнуть на природе, за последнюю неделю не было. Все факты, говорили о том, что Гриша, не справился с управлением и лодка перевернулась. Ее прибило к берегу, а там уже ушлые люди, сняли мотор. Поиски тела решено было продолжать, из области вызвали водолазов, которые обшаривали дно в самых глубоких местах реки.

Таня лежала дома, плакать она уже не могла, иногда у нее вырывались сдавленные всхлипы, это все на что она была способна. Рядом сидела Тоня, она взяла отпуск без содержания и не отходила от подруги. Вся прикроватная тумбочка была заставлена пузырьками из-под валерьянки, лежали какие-то таблетки, в которых могла разобраться только трезвомыслящая Тоня. Она периодически давала подруге препарат и опять сидела рядом, не отходя ни на минуту. Ваня уже сутки без сна, провел на катере, исследуя баграми дно Сани. Их дочь Вика, сидела с Ликой.

Прошли сутки, еще одни, никаких сведений о Грише не было. На третьи сутки, родителям Тони сообщили по телефону, что водолазами найдено тело. Тоня, узнав страшную новость, не решалась, сказать об этом Тане. Она оставила с подругой, ее напарницу по работе, Катю, а сама поехала в милицию. Там ей сообщили, что тело настолько обезображено, что опознать его не сможет и родная мать. Его нашли в каменном кармане реки, оно билось о камни, поэтому переломаны многие кости, а мясо уже практически съели хищные щуки, их там множество. Плача, Тоня вернулась домой, там за обеденным столом сидела Татьяна, взгляд ее был безумен:

— Я знаю, вы его нашли, на дне Сани. Я все знаю, я видела сон, вы не можете мне его не показать. Я должна с ним проститься. — Бормотала она.

Тоня, сама, была на грани нервного срыва, поэтому не смогла сообразить, что это всего лишь бред, воспаленного ума. Она обняла подругу и заплакала, приговаривая:

— Может не надо. Это тяжелое зрелище. Тебе нельзя волноваться, это может навредить ребенку.

— Так значит это, правда. Я должна его увидеть. Позвони следователю, пусть пришлют за мной машину.

Собрав нервы в кулак, Тоня пошла, звонить следователю. Тот ответил, что по всем правилам, тело, конечно, нужно опознать, но в данном случае это не возможно. Нужна будет генетическая экспертиза. Но опознать все же нужно. Если жена сейчас сможет, пусть приезжает. Тоня ответила, что жена очень плоха, но настаивает на том, чтобы увидеть тело.

— Она никогда еще не видела такого, вот и настаивает. Выходите, я высылаю машину.

В морге судебно-медицинской экспертизы, куда доставили подруг, Таня еще какое-то время держалась стойко. Но когда ее подвели к столу, открыли простынь, под которой находилось студенистое месиво, она схватилась за Тоню, и стала медленно сползать на пол. Санитар, огромный рыжий парень, сунул ей под нос вату, пропитанную нашатырем, которую держал наготове. Потом поднял Таню на руки и вынес на воздух. На улице, обе женщины пришли в себя и, взявшись за руки, как в детстве, побрели к машине. Водитель отвез их в отделение милиции к следователю. Тот, увидев их зеленые лица, немедленно приказал заварить сладкий кофе. Тоня кофе выпила, а Таня отказалась. Она сидела как изваяние, молча, уставившись в какую-то ей известную точку. Следователь спросил, обращаясь к ней:

— Татьяна Вениаминовна, вам лучше?

— Да, — ответила она, — мне лучше. Я уверена, что это не Гриша.

— Как вы можете быть уверены? Ведь не осталось никаких человеческих признаков.

— Я уверена, что это не Гриша. — Опять повторила Таня. — Я сердцем чувствую: это не он.

— К сожалению, я не могу в протоколе опознания написать то, что чувствует ваше сердце. Мне нужны факты, приметы: родинки, шрамы, которые обычно есть на трупе. Здесь ничего нет. Но вскрытия еще не было. Подождем пока с выводами. Отправляйтесь домой, вас отвезут.

Подруги вышли, Тоня придерживала ослабевшую Таню, доставив ее до самой постели, где та, укрывшись одеялом с головой, забылась тяжелым сном.

Лика, осталась ночевать у Косаревых. Утром они все втроем: Тоня и обе девочки, отправились в школу. В обед Ваня зашел к Тоне на работу и сообщил, что после вскрытия тела, судмедэксперты установили, по сохранившимся костям таза, что оно принадлежит женщине. Поэтому поиски Гриши возобновляются. Его отпустили с работы, он едет на катер, который через час отчаливает. Тоня, смотрела на похудевшее, измученное лицо мужа и думала о том, какую страшную и разрушительную силу, всколыхнула Таня, своим проступком.

Поиски прекратили десятого ноября, когда ударил тридцатиградусный мороз. Таня лежала в больнице, в нервном отделении. Она очень похудела, ослабла, но беременность протекала нормально, сделали заключение врачи. Лика жила у Тони, бабушка, мать Тани, также переехала к ней и тоже вызывала опасения. Она часто разговаривала сама с собой, забывала выключить плиту. Тоня, придя с работы, заставала порой такую картину: бабушка сидит у окна и мирно ведет беседы с птичками, а раскаленный чайник плавится на плите. У нее возникала мысль попросить свою мать присмотреть за Таниной мамой. Но потом решила, что довольно и того, что она втянулась в эту драму. Мать была, пожилой женщиной ее сердце надо было беречь. Тоня, разрывалась на части, стараясь выполнить, простой человеческий долг, перед подругой, но это было так непросто. Первым возмутился Ваня. Он устал, от постоянной суеты. Дома было не убрано, еда приготовлена наспех, жена вечно где-то пропадала. Поздно вечером она появлялась и садилась за уроки с девочками, потом начинала проверять тетради своих учеников и засыпала прямо за столом. Проснувшись утром затемно, заканчивала работу с тетрадями и начинала готовить завтрак. Наспех поев, она уходила с девочками в школу.

Вечером, когда девочки убежали в свою комнату, немногословный Ваня сказал:

— Тоня, нам надо поговорить.

Тоня мыла посуду, при этом умудряясь подбегать к стиральной машине: доставать или загружать новую партию белья. Она уже чувствовала недовольство мужа и понимала, что жить жизнью несчастливой подруги нельзя. Но к чувству жалости примешивалось чувство вины, за то, что у нее все хорошо, в отличие от Тани. Она села за стол рядом с Ваней и приготовилась его слушать, заранее зная, что он скажет.

— Тоня, нам надо прекращать жить жизнью своих друзей. Мы, что могли, для них, уже сделали. Не надо втягиваться в сам процесс, это может изменить нашу жизнь, в худшую сторону. Я уже вижу признаки этих изменений и не хочу усугублять их. Очень тебя прошу, займись нашей семьей, наладь наш быт. Луганских из пропасти ты уже не вытащишь, они завязли там прочно. Лика здесь не причем, поэтому пусть бывает у нас. А Таню отправляй на работу, она там быстрее окрепнет и привыкнет жить без Гриши.

— Ты, думаешь, он погиб? — Спросила Тоня мужа.

— Не верю, что он погиб, но он не вернется к твоей подруге, в этом я уверен. Я сам бы на его месте исчез, как бы мне не было плохо без дома и без семьи, это все равно лучше, чем слышать за своей спиной все то, что говорят о его жене.

— У него нет родственников, он из детского дома. Ему и податься некуда.

— Я думаю, мы ничего о нем не услышим и уже не узнаем. — Ваня покачал головой.

Глава 4

Таня выписалась из больницы, в начале декабря. Она забрала мать к себе и вышла на работу. Лика стала лучше учиться, каждый вечер, пропадая у Косаревых. Известий о Грише, так и не было. Жена почти поверила в то, что он утонул, но продолжала его ждать. Она не хотела ходить на работу, она вообще не хотела выходить из дому, каждую минуту ожидая, что хлопнет дверь и войдет ее любимый.

Весной родился мальчик, которого мать назвала Гришей. Для Тани Луганской наступили тяжелые времена. Две женщины и дети, жили на бабушкину маленькую пенсию и пособие на ребенка. Несчастная женщина, с больной матерью и грудным ребенком на руках познала теперь не только горе, но и нищету. Помощи ждать было неоткуда, надеяться надо было только на себя и Таня, дождавшись из школы Лику и оставив ее присматривать за ребенком, шла мыть полы в санаторий, где раньше работала администратором. Александр Сергеевич жалея ее, забрал у горничных совместительство и отдал полставки Тане. Те ненавидели ее, и она постоянно слышала за спиной их смешки и терпела мелкие издевательства. Но это все были мелочи по сравнению с унижением, которое она каждый день испытывала на кухне, где выпрашивала остатки продуктов и блюда, не съеденные отдыхающими. Повара, выполняя распоряжение главного врача, ей, конечно, не отказывали, но отдавали несъеденные блюда, с таким видом, что Таня уходила от них всегда со слезами на глазах и комком в горле. Но с продуктами в их городе, как и вообще в стране строящей коммунизм, было всегда плохо. Когда Гриша работал на заводе, он получал продуктовый паек на всю семью и питались они достойно. Сейчас у нее не было ни денег, ни продуктов (полки в магазинах были заполнены в основном консервами из морской капусты и брикетами мороженого минтая). У нее не было времени готовить домашние блюда, и подачки из столовой были единственным выходом. Таня еще больше похудела и совсем не напоминала ту жизнерадостную и красивую женщину, которой была год назад. С Тоней и Ваней она здоровалась, останавливалась поговорить, но в гости к ним больше не ходила, они к ней тоже.

Когда Грише исполнился годик, умерла бабушка, на чью пенсию они и жили. Несчастная мать осталась с двумя несовершеннолетними детьми и практически без денег. Признать Гришу старшего умершим, можно было только через суд и не раньше, чем через пять лет. Поэтому даже на пособие по потере кормильца, у нее не было прав. Таня продолжала мыть полы, выпрашивать на кухне еду и растить детей.

В два года Гришу удалось отдать в ясельную группу. Лика была уже совсем взрослой тринадцатилетней девочкой и настоящей помощницей матери. Она была высокой, в отца, но очень худенькой. Светлые длинные волосы, до пояса она укладывала валиком на макушке и выглядела очень изящной и хрупкой. Единственной ее подругой, так и осталась Вика Косарева. Та тоже выросла красавицей: черноволосая, сероглазая, пониже ростом, чем Лика, но тоже стройная и хорошо сложенная. Когда девочки шли рядом, все же из них двоих, Лика казалась настоящей красавицей. Зато Вика, отлично училась, и никто не сомневался, в том, что она получит золотую медаль.

Танина сердечная рана постепенно затянулась. В этом ей помогла работа и заботы о детях. Мужчин в ее жизни уже не будет, так она решила и полностью посвятила себя семье. Годы шли, политические события в стране привели к критическим последствиям. Наступили страшные девяностые годы. Лика окончила школу, надо было определяться с профессией, а Гриша шел в первый класс. Поступить в престижное высшее учебное заведение без денег, стало невозможно. В приоритете были юридический, медицинский и торговый факультеты. Там родители платили огромные взятки. Не пользовались спросом технические и инженерные специальности.

Лика подала документы в скромный технический институт на специальность: детали машин. Там конкурса вообще не было. А Вика, закончившая школу с золотой медалью, поступила в престижный университет на психолога. С осени девушки включились в учебный процесс. Теперь обе жили в общежитиях, на разных концах города и виделись редко.

Тане исполнилось тридцать восемь лет, но она чувствовала себя старухой. Жизнь с каждым днем становилась тяжелее, жизненные трудности: отсутствие элементарных продуктов питания, задержки заработной платы, ставшие регулярными и ребенок первоклассник, тяжким грузом легли на хрупкие женские плечи. Работала Таня по двое суток подряд, но денег не хватало. Почти все заработанное она отправляла дочери, опасаясь, чтобы она не свихнулась с пути. По телевизору каждый день показывали девушек студенток, ставших наркоманками и проститутками. Сердце, от страха за дочь, болело днем и ночью. Вскоре она поняла, что серьезно больна. Постоянные боли в сердце, не отступали. Пришлось обратиться к врачам. Вскоре с диагнозом стенокардия и кучей таблеток, она оказалась на больничном. Это сразу сказалось на ее финансовом положении и Таня, дала себе слово, больше не болеть. Она принимала несколько видов лекарственных препаратов и продолжала работать. Даже кратковременный отдых, не говоря уже о полноценном отпуске, она не могла себе позволить.

Так пролетели еще шесть лет. Лика окончила институт и вернулась домой к матери, устроившись на приборостроительный завод чертежницей. Гриша заканчивал шестой класс. Это был умный, добрый, спокойный мальчик. Никаких проблем с ним у матери, никогда не было.

Острый квартирный вопрос, всегда был насущным в стране, а в их городе особенно. Поэтому обыватели изыскивали все способы, чтобы не упустить из рук, драгоценные квадратные метры. Старая бабушкина квартира, после ее смерти, не отошла ненасытному государству, только потому, что умудренная жизненным опытом Таня, еще при жизни матери прописала в нее дочь. Теперь у Лики был свой угол, и мать мечтала о замужестве дочери и внуках. Пока Лика училась, квартира сдавалась за небольшие деньги заводу, который селил там своих специалистов. Вот и сейчас в ней жил молодой специалист Андрей Замятин. Это был молодой человек, двадцати пяти лет, светловолосый, сероглазый, он чем-то неуловимо напоминал Тане ее пропавшего мужа. Она обратила внимание Лики на него и посоветовала присмотреться к парню. Она так и видела их мужем и женой. Не прошло и полгода, как Андрей сделал Лике предложение. Вскоре приехали его родители, скромные люди рабочих специальностей, выучившие сына на инженера и очень им гордившиеся. Был назначен день свадьбы и начались приятные хлопоты. Таня впервые после исчезновения Гриши, по-настоящему радовалась. Она не жалея тратила на приданное дочери, с таким трудом отложенные деньги: все самое лучшее, покупалось у спекулянтов.

Последний вечер перед свадьбой мать с дочерью сели рядышком, держась за руки. Таня плакала от радости за дочь, но все же решилась на тот разговор, который давно планировала. Она рассказала дочери все, что произошло тринадцать лет назад. Она винила себя и умоляла дочь не повторять ее ошибок.

— Жизнь постоянно искушает нас. Зависть и злость это страшные разрушительные силы, сметающие все на своем пути. Никогда ни кому не завидуй. У каждого своя судьба и каждому отмерена своя доля счастья. Береги себя от дурных помыслов. Есть вечные ценности: любовь, верность, дружба. И есть противоположные: ненависть, измена, предательство, которые определяют сиюминутные, дурные поступки, за которыми следуют страшные, неконтролируемые последствия. Ты поняла меня? Я может, неясно выражаюсь? — Говорила Таня, обнимая дочь.

— Я все поняла мама. Я буду хорошей девочкой. — Смеялась счастливая, в своей неопытности, дочь.

Свидетельницей на свадьбе была Вика. Она продолжала жить в областном центре, училась в аспирантуре и писала кандидатскую диссертацию. Бракосочетание прошло торжественно и пышно. Было много молодежи, молодых буквально засыпали букетами цветов. Стоял август, и даров природы было в изобилии. Свадьба пела и плясала. Таня то смеялась, то плакала. За столом они с Тоней и ее мужем сидели рядом.

Утром Танин сын, Гриша проснулся и не услышал привычных звуков, всегда долетавших из кухни, когда мама готовила ему завтрак. Он встал, на кухне никого не было. Он прошел в комнату матери, где она лежала всегда на правом краю, кровати. Левый край пустовал, там, когда-то было место отца. Гриша подошел к матери и увидел серое осунувшееся лицо и закрытые глаза. Сын взял мать за руку, рука была твердой и ледяной.

— Мама, мама. — Заплакал мальчик, упав возле нее на колени. Но мама лежала неподвижно. На губах застыла чуть заметная улыбка. Она умерла счастливой.

Глава 5

Вика из худенькой изящной девочки превратилась в стройную, элегантную девушку. Короткая стрижка хорошо сочеталась с интеллигентными чертами лица. Она всегда носила красивые оправы, подчеркивающие ее строгий стиль. Успешно обучаясь в аспирантуре, на кафедре психологии, Вика защитила кандидатскую диссертацию, и заведующий кафедрой предложил ей должность старшего преподавателя. Сотрудники, университета, один за другим покидали малооплачиваемые преподавательские должности, и учебное заведение испытывало жестокий кадровый голод.

Вика, была не из тех, кто гнался за длинным рублем. Ее с детства привлекала преподавательская работа, уже в первых классах, ее любимым занятием была игра с куклами в школу. Ни на одной другой должности, она себя не представляла и с удовольствием стала исполнять новые обязанности. Родители не могли нарадоваться на серьезную и умную дочь, единственное, что беспокоило Тоню — это полное отсутствие вокруг Вики женихов. Личной жизни у дочери не было, а ей шел уже двадцать пятый год.

Не раз она начинала с дочерью разговор, о том, что главное предназначение женщины — это семья и дети. Но Вика отшучивалась или переводила разговор на другую тему. Тоня по-настоящему страдала, когда видела счастливую молодую семью Замятиных. У Лики уже округлился животик. Муж, бережно поддерживая ее под руку, как обычно нес ее сумку. Иногда, Лика, когда была одна, останавливалась поболтать с тетей Тоней. В первую очередь она, конечно, интересовалась Викой: «Как у нее дела? Не вышла ли замуж?». Но на личном фронте у Вики все было без перемен.

Когда Лика родила сына, они с братом, стали часто сидеть с коляской во дворе, Тоня, просто забила тревогу. Она приехала к дочери с намерением, серьезно поговорить. Вика все также жила в общежитии, только в секции для преподавателей. У нее была уютная небольшая комната с санузлом на двоих хозяев. Тоня не предупредила дочь о своем приезде, прекрасно зная ее расписание работы и то, что вечером она всегда дома.

Вика действительно была дома, но не одна. В кресле за письменным столом сидел молодой человек, не старше тридцати лет. Худощавый, черноглазый, темноволосый, невысокого роста. Вика удивилась внеплановому визиту матери, но ничего на этот счет, не сказала. Молодого человека она представила, как своего однокурсника, закончившего факультет иностранных языков. Звали его Игорь Здубровский. Тоня внимательно разглядывала Игоря, пока дочь готовила на крохотной кухоньке чай. Не сказать, что он ей понравился внешне, но одет гость дочери был, очень дорого. Хорошие брюки, дорогой кожаный пиджак, на пальце золотая печатка, на запястье золотые часы. Попив чаю, Игорь попрощался и ушел.

Тоня сразу взяла «быка за рога» и завела с дочерью надоевшую обеим тему о замужестве. О том, что годы уходят, жизнь коротка, а девушки быстро отцветают и уже не возбуждают в мужчинах определенного интереса. Почему она до сих пор одна? А Игорь? Чем он занимается? Давно ли они знакомы?

Мать буквально засыпала дочь вопросами и вскоре выяснилось: Игорь с первого курса ухаживает за Викой. Он окончил факультет иностранных языков. Уже несколько раз делал предложение, но дочь стеснялась своего не очень высокого социального статуса. Вот сейчас, когда она стала старшим преподавателем, ей не стыдно знакомиться с его родителями. Они в начале девяностых, стали торговать бытовой техникой, сейчас имеют сеть магазинов и очень, очень обеспечены. Сам Игорь, сейчас, учится в школе бизнеса в Америке и скоро возвращается в Союз, где будет продолжать дело родителей, а те наоборот, собираются на покой.

Тоня не верила своим ушам: ее скромница дочь, оказывается, уже давно имеет богатого и перспективного жениха. А мать об этом и не знает. Она пожурила для порядка Вику и завела разговор о свадьбе, нечего, мол, тянуть, с этим важным событием. Дочь молчала, сама понимая, что и так уже затянула сватовство. Мать продолжала обрабатывать Вику, пока та не поклялась ей, что поторопится со свадьбой. Только тогда, успокоенная Тоня, поехала на автовокзал, последний автобус в Скалистый, отправлялся через час.

Через два дня дочь позвонила родителям, обрадовав, что свадьба назначена уже через неделю. Жених торопится, так как скоро уезжает в Америку, завершать образование. Тоня чуть не прыгала от счастья. Стоял апрель, весна звенела капелью, птичьи трели неслись из всех уголков, садов, парков. Тоня с Ваней поехали в областной центр, забив машину подарками. Там было постельное белье, сервизы, скатерти, одеяла, подушки. Все тщательно подобранное и скопленное, несмотря на трудные годы.

Дочь уже переехала к жениху, он жил отдельно от родителей. Тоню и Ваню покоробило то, что их серьезная дочь поступила легкомысленно, перед таким важным событием. Они долго искали адрес, который им дала Вика, и вскоре оказались на окраине города возле нового, сверкающего стеклами высотного дома. Вокруг дома благоустроенный двор, сиял чистотой. Стоянка для машин охранялась. Родители оставили машину там, куда им показал охранник, и робко направились к единственному подъезду, возле которого были насажены невиданные вечнозеленые растения. «Кажется это туя» — неуверенно сказал Ваня, а Тоня только кивнула.

Они зашли в подъезд и оказались в огромном помещении с мраморным полом и хрустальными светильниками. Подошел охранник и вызвал лифт. Внутри, тот сверкал разноцветными лампочками, освещавшими панели из теплого натурального дерева. Одна стена была полностью зеркальная и отражала строгого охранника и их вытянутые от удивления лица. Лифт вознесся на последний, пятнадцатый этаж и Тоня с Ваней оказались на площадке с единственной квартирой, дверь в которую была открыта. Оттуда доносился голос их дочери. Вика выпорхнула и, обняв родителей, повела их внутрь квартиры. Там бедные провинциалы совершенно оробели. Дочь провела их в гостиную, размером с небольшой спортзал. Огромный белый ковер, почти полностью покрывал паркетный пол. Мягкая мебель, тоже белая, яркими пятнами смотрелась на фоне бледно сиреневых, идеально гладких стен. Окно во всю стену, было завешено нежно сиреневыми шторами. Перед окном стоял большой плоский телевизор, такого они еще ни у кого не видели. Рядом располагались высокие, тонкие колонки. Дочь включила телевизор, и там замелькали артисты в невиданных нарядах, зазвучала диковинная музыка. Совершенно растерянные родители уселись на краешек дивана, продолжая оглядываться по сторонам. Вика в легком домашнем костюмчике, убежала на кухню и прикатила стеклянный столик, уставленный бутылками и закусками. В зал вошел Игорь, в пушистом домашнем халате, чисто выбритый и благоухающий дорогими духами. Он поздоровался с Тоней и познакомился с Ваней. Все расселись вокруг стола. Ваня, был настолько потрясен, той обстановкой, что говорить совсем не мог. Разговор поддерживала Тоня.

Дети поставили в известность родителей, что свадьба, как и планировалось, состоится послезавтра. Все уже организовали Игорь и его родители. В загородном ресторане будет застолье, а на следующий день, молодые улетают на остров, в Карибском море, где модно проводить медовый месяц. Правда месяца у них в распоряжении нет, только неделя, а потом Игорь улетит в Америку завершать образование, ему осталось учиться три месяца. Вика вернется домой и будет ждать возвращения мужа.

Совершенно обалдевшие родители слушали будущего зятя, ничего не понимая. Америка, бизнес, Карибское море, эти слова настолько не вязались с их реальной жизнью, что звучали как песня на незнакомом языке. Так и не сказав ни слова, они выпили чай вперемешку с шампанским и очень противным ликером зеленого цвета. Поели икры, потом загадочных морских обитателей, напоминавших раков и уехали на такси в гостиницу, которую им снял Игорь.

Стремительно пронеслась, хорошо организованная свадьба. Молодые улетели на отдых, а родители, не успев опомниться, оказались опять в Скалистом.

Лика не смогла быть на свадьбе лучшей подруги, не с кем было оставить полугодовалого сына Петрушу. Она с любопытством ждала, когда Вика вышлет фотографии. Тетя Тоня, ничего толком не рассказала про замужество дочери, на все ее вопросы, отвечая, что сама все увидит на фотографиях и узнает из рассказов подруги.