1.Прощание славянки
Однажды присвоили мне очередное воинское звание капитана, сидим в кафе с друзьями по случаю «замачивания» новых звездочек.
Вспомнился тут случай из времен ГСВГ, куда я попал рядовым солдатом после окончания института в 1970 году. Это был первый призыв на срочную службу выпускников вузов. Попал в ракетный дивизион.
Командир каждое воскресенье устраивал кросс на пять километров. Бежали кросс и солдаты, и офицеры. Сам командир стоял на пригорке, рядом играл духовой оркестр.
Было время — я любил духовой оркестр. Помню, аж слезы навернулись на глазах, когда у военкомата в Свердловске оркестр грянул марш «Прощание славянки» и мы, призывники, стали грузиться в машины.
И если в поход
Страна позовёт
За край наш родной
Мы все пойдём в священный бой…
А после воскресных кроссов даже вспоминать неохота про духовой оркестр. Жара или промозглый холод, в песке увязают ноги в сапогах, а оркестр бубнит и бубнит одно и то же, сердце колотится, сил нет уже, прямо тягомотина…
— А ну, поднажали! -в спину кричит старшина.
В голове одна — единственная мысль — добежать до финиша! Мы — как муравьи. Бегу, а сам пытаюсь понять, зачем тут обязательно надо еще и оркестру играть…
«Вот выдался же денек! Такая жара, — думаю, — не кросс — маета. Скорей бы финиш, что ли?»
Круг, еще круг — и вот он, наконец, финиш. Командир разрешил передохнуть малость. Я прилег на траву, закинув руки под голову. Тут кто — то потрепал меня по плечу. Я открыл глаза и увидел, что это Женька, мой друг, по прозвищу — Балалайка, он играл в том оркестре на трубе. Тоже — деревенский, любил в свободное время тренькать на балалайке. Слух был среди ребят — он, якобы, на гражданке в филармонии работал, но когда его девушка вышла замуж — ушел, мол, с горя в армию. Я его никогда не расспрашивал о личной жизни.
«Не говорит, значит так надо», — рассуждал я…
Женьке хорошо, стоит сейчас со своей трубой в обнимку и зубы надо мной скалит:
— Вижу, кто — то у гвардейцев слюни распустил? Сочувствую… Давай, Леня, вставай…
— Не — е, не скажи… Побегал бы ты с мое, — огрызнулся я, — Тебе, Женька, хорошо — дуешь в свою трубу, никаких кроссов, марш — бросков.
— Во — во! — усмехнулся он, — По мне хоть и беги целый день. Кому — то надо и потеть, а мне — на дуде дудеть. Тоже не велика радость, я скажу, — под солнцем навытяжку стоять. Музыканты что — не люди?
Он оглянулся и сказал шепотом:
— Знаешь, мне цены тут нет, как — никак закончил музучилище, да еще ефрейтор. А ефрейтор в духовом оркестре, говорят, поважнее, чем полковник в пехоте. Слышал об этом?
— Так говорят артиллеристы, это я слышал… А в оркестре с ефрейтора какой спрос?
— Ничего — то ты, Леня, в музыке не смыслишь, — обиженно сжав губы, ответил Женька.
«Стройся!» — раздалась команда старшины.
— Когда — нибудь и ты испробуешь, как в жару бежать в полной аммуниции и с автоматом, помяни мое слово! — подмигнул я Женьке и стал подниматься с земли.
— Ну уж, ты скажешь. Это мы еще посмотрим — где это видано, чтобы музыканты кроссы бегали? Мне тогда не автомат, а трубу с собой придется тащить, — хохотнул Женька. — Зря ты, Леня, так… Нас, музыкантов, за один только марш «Прощание славянки» все готовы на руках носить…
Меня вдруг осенило:
— Женька! Если на то пошло — сыграйте и нам его сейчас, а?
— М — м… Как тебе сказать… — почесал затылок Женька, — старшего прапорщика надо просить…
— Женька! Друг! Когда слышу эту музыку, о многом вспоминаю: отчий дом, родителей, скорый дембель, — я положил руку на его плечо. — Честное слово! Ну, как ты этого не понимаешь?
— А что? Один момент. Я попробую… — Женька пошел к оркестру, а я — в строй. Тут же мне вспомнились другие слова этого марша:
Не грустите ж о нас, наши милые,
Там, далеко, в родимом краю!
Мы все те же — домашние, мирные,
Хоть шагаем в солдатском строю…
Дивизион отошел всего — то метров сто, как грянул марш:
Не грусти ж ты, моя ненаглядная,
И бровей своих темных не хмурь!..
«Подумать только!.. Молодец, Женька! — обрадовался я. — Настоящий друг!»
И надо же было случиться такому, что и Женьке спустя пару недель тоже пришлось выйти на дистанцию в пять километров. Приехал в часть полковник из штаба армии и заставил всех бежать, в том числе командира, и даже оркестрантов. Нам — то «бывалым» хоть бы хны — привыкли к кроссам и марш — броскам, а вот Женька спекся, не пробежав и половины.
2. Урок
Однажды пришлось участвовать в больших учениях со стрельбами. Наша батарея получила отличную оценку. За ночь очень устали все, так как действовали в обстановке, близкой к боевой: пришлось строить все инженерные сооружения, технику зарывать полностью в землю. Шутка ли — пункт управления на базе автомобиля «ГАЗ-66» четверым закопать. Я не говорю уже о других боевых машинах. Накануне в батарею молодое пополнение прибыло, так некоторые солдаты ладони до кровяных мозолей посбивали лопатами.
Вернулись в парк — подходит в столовой ко мне командир второй батареи.
— Старшина! Проблема у меня — лопат маловато, а ночью на стрельбы выезжать. Поделись!
Я — к своему комбату, так, мол, и так… Комбат говорит:
— Куда деваться? Выручать надо…
Одним словом, отдали с десяток лопат. Тут замполит всех позвал в летний кинотеатр, где показывали фильм «Волга — Волга». Только расселись на скамейках, как вдруг сирена завыла.
— Тревога всему дивизиону! — прибежал дневальный.
У меня душа в пятки ушла.
«Елки — палки! — думаю. — Как без лопат — то?»
Все, конечно, побежали в парк к машинам. Тут же поступили по радио координаты — и батарея двинулась в заданный район. Прибыли на место часам к двум ночи.
— Фары не включать! Полная светомаскировка! — командует комбат. — Окопаться!
Стало понятно, что всю технику снова зарывать в землю придется…
— Старшина! Грунт — то твердый! Лопата не берет, — зароптали в экипаже. — Хоть тресни!
— Использовать все подручные средства! — командую, сам ломом работаю.
И вот только к рассвету закончили окапываться. Комбата вызвали к командиру дивизиона в соседнюю деревню. Он мне говорит:
— Старшина! Проверьте посты охранения, остальным разрешаю чуть — чуть вздремнуть в кабинах.
Все исполнил я, обошел посты охранения вместе с начальником караула, сержантом. Смотрю, все на местах. Стал накрапывать дождь.
— Не спать! — говорю. — Через час сменим.
— Об чем разговор! — сержант заверил меня. — Держимся покудова.
Дальше случилось ужасное — всю батарею сморил сон… А тут, как назло, к нашей позиции в это время полковник из дивизии подъехал — гроза всех командиров. Поговаривали, что он на фронте у Жукова в штабе был.
Тот полковник забрал у спящего сержанта автомат да как из него жахнет! Весь рожок выпустил в воздух!
Мы, естественно, повыскакивали из машин, спросонья никто ничего понять не может… Как увидели полковника, так стало ясно, что довоевались. А тут и комбат приехал…
— Я, — говорит полковник комбату, — первый раз вижу в жизни такое, чтобы вся батарея без охраны спала на позиции. А еще гвардейцы…
Затем отдал комбату автомат и усмехнулся:
— Ну, докладывай, товарищ капитан, как твои гвардейцы дошли до такой жизни?
«Пиши пропало! — ужаснулся я. — Почитай, на всю дивизию осрамились. Что будет дальше — подумать страшно».
Но полковник не дал комбату и слова сказать, батарею построил и говорит:
— Что, гвардейцы, устали?
— Устали, товарищ полковник, — отвечаем, а сами в землю смотрим, глаза поднять боимся… — Второй раз за сутки закапываемся…
— Да хоть бы и пятый!.. — повысил голос полковник. — Так я вам и поверил…
Тут кто — то возьми и брякни:
— Пожалейте нас, товарищ полковник…
— Оно и видно! Я вас сейчас, братцы, пожалею! Будет вам урок — запомните на всю жизнь этот сон — мало не покажется!
Оглянулся по сторонам.
— Ну, вот… Слушайте мой приказ!
Поднял руку с флажком.
— Машины вывести из укрытий! Окопаться на новой позиции и ждать дальнейших приказов!
Полковник уехал, а мы в третий раз за сутки стали закапывать закрепленную технику. Приказ есть приказ, тут ничего не попишешь… Работали молча. Минут через сорок возвращается тот полковник на позицию. Прошелся, посмотрел, как работаем, и говорит:
— Ну, что, батарейцы, усвоили урок как не надо воевать?
— Так точно, товарищ полковник! Усвоили, конечно усвоили.
— То — то! А если десант сверху свалится — это как? Вас же в военной обстановке, как цыплят, постреляют, сонных перережут всех…
Еще минут десять полковник о чем — то оживленно разговаривал с комбатом. Потом вышел из машины и уселся на подножку, заложив ногу на ногу.
— Внимание! Даю вводную! — снял фуражку, почесал затылок. — Значит так, замаскировать мою машину!
…Всей батареей мы дружно стали возиться с его уазиком и минут через двадцать закопали машину так глубоко, что полковник испугался и остановил нас. Самостоятельно машина уже выехать из данного укрытия не могла, потом вытаскивал ее тросом мощный тягач…
К чему мне вспомнился этот армейский эпизод? Вернувшись со службы к родителям в деревню, помог копать погреб. Работал лопатой, как экскаватор. Отец все удивлялся моей производительности. Знал бы он, сколько в ГДР земли мне довелось перелопатить на ученьях!
3.Старшина
Старшина батареи часто вспоминал фронтовую жизнь, рассказывал много поучительных историй, особенно на учениях.
— Рядовой Ерин! Я не одобряю вашу позицию под этой сосной.
— Как это, товарищ старшина? — не понял рядовой Ерин. — У меня окоп — то глубокий! Какая разница, где копать?
— Разница большая. Я поясню почему. Наверняка, эта сосенка уже пристреляна.
Тебя, сынок, накроет первой же миной или снарядом.
Старшина присел на пень, закурил.
— Командир приказал мне и еще одному красноармейцу по имени Иван доставить в штаб донесение. Идем мы с ним по полю, а тут вдруг — самолеты. Низко — низко, в сторону расположения роты курс держат.
Вдруг один из них круто разворачивается. Я сразу сообразил, куда он направляется… Ах, так! На нетаковского ты, фриц, нарвался! Тут же на колено присел, вскинул винтовку и — на спусковой крючок. Осечка! Вот ведь как бывает! Снова нажимаю. Опять осечка!
Старшина посмотрел на рядового Ерина.
— А что тут странного? Винтовка СВТ, которой нас вооружили перед тем, как отправить на фронт, оказалась ненадежной. Хотя на вид — прекрасное оружие, самозарядное, со штыком, магазин аж на десять патронов. Но если снег попадал в затвор, то винтовка уже не стреляла…
Продолжил:
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.