
Начиная с семнадцати лет я писал эту книгу — историю своей судьбы. В ней — всё о работе, семье, женщинах и наших отношениях, включая откровенные и эротические сцены. Я рассуждаю о жизни, о собственной глупости и ошибках, о неудачах и редких, но таких важных успехах.
Надеюсь, вам понравится!
18+
НЕОБЫЧНАЯ ЖИЗНЬ ОБЫЧНОГО ЧЕЛОВЕКА
Добро пожаловать в мою жизнь! На этих страницах я без прикрас расскажу о своей судьбе, работе, семье, женщинах и отношениях с ними — вплоть до самых откровенных и эротических сцен.
Я буду рассуждать о жизни и смерти — как своей, так и близких мне людей. Поделюсь историями о собственной глупости, неудачах и редких, но ценных успеха.
Надеюсь, эта книга найдет в вас отклик.
Книга содержит упоминание компаний, входящих в корпорацию Meta (признанную в РФ экстремистской и запрещённой), таких как Instagram, Facebook, WhatsApp.
ПРОЛОГ
Москва… Огромный, яркий, суетливый и жадный город. У него свои законы и свои понятия. Тех, кто не смог его покорить, он поглощает без остатка. Москва слезам не верит — это не метафора, а руководство к выживанию. Сегодня ты на вершине, а завтра, стоило лишь оступиться, — уже на дне. И пока ты падаешь, вчерашний бомж уже занимает твое место.
Москва — сильный город. Он высасывает из тебя все соки, но если у тебя есть амбиции, идея, упорство и хоть немного стартового капитала, возможно, ты кому-то покажешься интересным и сорвешь куш. Здесь тебе могут протянуть руку.
Каждое утро миллионы москвичей просыпаются и едут на работу, мысленно проклиная Москву и ее бесконечное метро с вечной давкой с семи до десяти утра и с пяти до девяти вечера. Если ты смог заработать на машину или попал в кредитную ловушку банка на шесть лет — добро пожаловать в многочасовые пробки нашей столицы.
Но я начну с самого начала.
ДЕТСТВО
Меня зовут Артур. В этой книге я расскажу вам о своей судьбе, работе, семье, друзьях и отношениях. Не знаю, как вам, а мне всегда было интересно, чем живет совершенно незнакомый человек — чему радуется, о чем горюет. Мы едем в метро, стоим в пробках, гуляем в парках, встречая сотни неизвестных нам людей. Мы не знаем, что у них на душе. И я подумал, что, возможно, кому-то из вас будет интересна судьба самого обычного человека.
В общем-то, моя жизнь похожа на настоящий мексиканский сериал. В ней есть все: горечь, радость и необъяснимая мистика. Судьба кидала меня по самым разным уголкам нашей недолгой жизни.
Итак, начну. В далеком 1991 году, холодным декабрьским днем, я появился на свет — неуравновешенный, конфликтный, среднестатистический бойкий ребенок с собственной точкой зрения. Зато веселый, заботливый, самоуверенный и целеустремленный. К сожалению, также неуступчивый, вспыльчивый и прямолинейный. Но при этом — коммуникабельный, смелый, добрый и преданный. Одним словом — со скверным характером.
Родился я в городе, из которого невозможно уехать. Невозможно, потому что он притягивает, как магнит. Москва — это наркотик. Присасывается к телу и душе, как пиявка.
Я родился в Москве, в многодетной семье, где нас было пятеро. Я был последним ребенком и, как полагается младшенькому, до поры до времени оставался маминым «пупсиком» в глазах родни. Своего отца я не помнил вплоть до 2006 года (об этом расскажу позже).
Моя мама тоже была из многодетной семьи — из четверых детей, а она была второй и любимицей своего отца. Мой отец рос единственным ребенком без отца. Он родился в семье дворян и жил с матерью и дедушкой. Дедушка умер, когда папе было шестнадцать, и они очень тяжело переживали эту потерю.
Отец был музыкантом (довольно известным в кругу русских артистов). Он писал музыку, снимался в фильмах (например, «Акселератка»). Вернувшись из армии, он продолжил карьеру музыканта и отчасти вошел в круги русской мафии. Его друг детства женился на девушке из Капотни (где жила моя мама). Он пригласил отца быть свидетелем на свадьбе, а мама была свидетельницей со стороны невесты. Понятия не имею, что у них там творилось на свадьбе, но факт остается фактом: это была любовь с первого взгляда или просто судьба! В общем, всю свадьбу папа «клеился» к моей маме. И они поженились почти сразу.
Спустя десять месяцев на свет появился мой старший брат Дима. Через год — сестра Ирина, через четыре года — брат Рома, а еще через год — сестра Марина. И вот, в декабре 1991 года, настал мой долгожданный день рождения!
На самом деле, мама хотела сделать аборт. Отец в то время занимался строительным бизнесом — строил деревянные дома в Германии, Испании и так далее. Это я уже молчу про мафию, с которой он тогда сотрудничал. Наверное, эти гены тоже во мне проявились… Так вот, он узнал о мамином решении, включая дату и время, и просто смылся в командировку на пару недель. Делать ей было нечего — четверых детей оставить не с кем. В общем, она осталась. Так мое потенциальное «убийство» и не состоялось.
Мое детство не было беззаботным и радостным, как у многих. Пока отец жил с нами, у нас было все! Но когда он нас бросил, в семье начался финансовый кризис. У меня не было игрушек, о которых я мечтал. Всего три плюшевых зверя — обезьяна и две собаки. Я играл только с ними. Сажал их в большую картонную коробку и возил по всей квартире. Иногда мама покупала мне машинки, но Дима вечно их ломал и собирал из обломков невесть что.
Так что все свое детство я провел в компании трех игрушек. Конечно, как любой ребенок, я обожал шоколад и конфеты. Но и с этим была проблема. Я хорошо помню, как мне было лет восемь-десять, я встречал маму после работы, и мы заходили в магазин. Я всегда подбегал к кондитерскому отделу и завороженно смотрел на шоколадки. Их было великое множество. Я просил маму купить мне одну, а она отвечала: «Сынок, когда получу денежку, обязательно куплю». Я кивал: «Хорошо». Видимо, я все понимал.
Я даже начал вычислять дни до маминой зарплаты. Когда она звонила и просила встретить ее, я уже знал — сегодня тот самый день. Снова в магазине я подбегал к отделу со сладостями и снова просил шоколадку. Нет, большую я не просил. Мама спрашивала: «Какую хочешь?» И я каждый раз показывал на маленькую «Аленку».
Я рос. Пошел в детский сад. Но вскоре я объявил, что больше туда не хочу, и закатил истерику. Родители забрали документы, и я остался дома.
Наступил долгожданный 1999 год. В этом году я пошел в школу, а мой отец свалил из страны. Он за неделю собрал вещи, поцеловал нас на прощание и укатил в Америку! В Лос-Анджелес. И вот, 1 сентября 1999 года, в восемь утра, я стою с букетом в толпе первоклашек и незнакомых людей перед школой. Жду свой первый звонок и чуть ли не писаюсь от радости. Здесь я проведу восемь лет своей никчемной школьной жизни, так ничему по-настоящему и не научившись, но потом буду с гордостью называть ее «любимой школой»!
В общем, за восемь лет я хорошо всем запомнился! Достаточно вспомнить учителя по черчению, которого мы пинали, а потом дарили ему бутыль водки на Новый год. В восьмом классе мы переехали в Бутово (нам выдали там квартиру как многодетной семье), и я с ребятами из 8 «Б» отмечал свое пятнадцатилетие и отчисление из школы. Кто-то из них пошутил:
— Арт, раз уж ты уходишь из школы, а завтра твой день рождения, то принеси пива!
Я ответил:
— Окей.
Они, конечно, шутили. Но я — человек слова! Сказал — сделаю.
На следующее утро, по дороге в школу из Бутово на Довженко, я вышел из автобуса на улице Пудовкина, купил три двухлитровые бутылки «Оболоня» и с довольной рожей поехал дальше. Было 8:15 утра. Они стояли у входа в школу и ждали меня, чтобы посмеяться. Но не тут-то было! Я подошел, посмотрел на них и пошел в раздевалку. Они впятером последовали за мной и увидели мой портфель. «Мы же пошутили!» — заговорили они. «Вы пошутили, а я купил!» — ответил я.
Вторым уроком у нас была технология. Пока шел первый урок, пацаны сгоняли в палатку и купили еще пива и водки. Мы зашли в класс к Геннадию Васильевичу, поставили перед ним бутыль со словами: «Геннадий Васильевич, у Артура сегодня день рождения. И он уходит из школы. Давайте отметим!» Не знаю, понравилась ли ему эта идея, или он просто не знал, как отказаться, но он закрыл дверь на ключ и попросил нас не мешать пиво с водкой. Затем сел за свой стол и занялся своими чертежами.
Мы пили два урока. А потом начался ад! Это невозможно забыть! Один мой дружище, будучи в стельку пьяным, сидел в кабинете у директрисы, облевал ее кресло, а потом спал под лестницей в ожидании, когда его заберут родители. После этого случая администрация меня возненавидела. Хорошо, что мама к тому времени уже забрала мои документы.
В октябре 2006 года в Россию прилетел мой отец. На месяц. Продав квартиру на Мосфильме и купив две однушки в Бутово, он снова улетел.
Дрался ли я в школе? Конечно. Как и любой нормальный пацан. Первую свою драку я не помню. Скорее всего, мне тогда набили морду, поскольку махать кулаками я еще не умел. Но в школе драки были делом обычным. В начальных классах, примерно в четвертом, я постоянно дрался с одним парнишкой по имени Алешка. Не проходило и дня, чтобы мы не подрались. Я был сильнее и почти всегда побеждал. Его мама состояла в родительском комитете и, разумеется, имела наш номер. Она звонила моей маме и жаловалась, что я избил ее Алешку, и что нам нужно дружить. Моя мама отвечала: «Я воспитываю мужчину. Если не хочет дружить, пусть дерется…» Я с ней согласен. Я ведь родился не девочкой!
Чем старше я становился, тем чаще дрались. Мы ломали парты и шкафы. Один такой шкаф я никогда не забуду. Был у нас парень Сашка. На два года младше, но его кавказские корни не давали ему покоя. Он вечно всем недовольный и на всех бузил. Было это в шестом классе. Чем-то я его задел. Шел урок технологии у Геннадия Васильевича. Я сидел в конце класса, а он — позади меня. А за ним стоял тот самый стеклянный шкаф. И он, как последняя сука, схватил меня сзади за горло и начал душить. К счастью, мы были разного веса. Я встал, и он повис на мне. Он был невысоким. Я резко развернулся, и его голова оказалась у меня в руке. Я начал бить его головой об стол, а потом — об этот шкаф. Хорошо, что не убил. Сашка, если ты это читаешь, прости. Мы были маленькими и глупыми. После школы он попытался напасть на меня с арматурой. Но я уложил его кирпичом. Звучит дико… Дурак, конечно, я был редкостным.
Больше всего я любил драться с новичками — с каждым новым пацаном, который приходил в наш класс. Надо же с самого начала себя позиционировать! Как себя поставишь, так и пойдет. Это работает везде: и в армии, и в жизни. Мне, конечно, тоже могли навешать тумаков. Но я никогда не боялся. Ну, побьют. И что? Главное — дать сдачи хотя бы одному. Чтобы поняли, что ты умеешь держать удар. Будут бить толпой? Что ж, потом отловлю по одному. Главное — чтобы не убили. Хотя я никогда не боялся смерти.
С чеченцами так и вышло. Шел 2007 год. Весной к нам в школу пожаловали чеченцы. Что и говорить, ребята — молодцы! Они всегда держались вместе. Друг за друга горой. Не то, что мы. В общем, начали они «качать права». Но мне же всегда больше всех надо. Вот мы и пересеклиcь на словесной перепалке. Ребята назначили стрелку после школы. К тому времени меня уже отчислили за пьянки и драки, и мама забрала документы. Но мне нужно было доказать свою правоту. Я пошел на эту стрелку, а остальные пацаны пошли за компанию, как зрители. Сложили портфели, окружили нас с тем чеченом, с которым я спорил. Минуты через две мне влетает кулак прямо в нос. Кровищи — хоть ведро подставляй! Нос съехал набок. Чеченцы посмеялись и ушли. Мои пацаны, которые стояли в стороне, подошли, дали воды умыться. Кровь хлестала из обеих ноздрей. Вся куртка и футболка в крови. А мне еще до Бутова ехать, на другой конец Москвы. В общем, я умылся и поехал домой. Это было мое первое сокрушительное поражение в драке. Хоть и нечестное. Но без такого в жизни никак.
Дома я сказал матери, что упал с лестницы. Меня отвезли в травмпункт. Оказалось — перелом носа. Вправляли его спицами и пальцами. Без анестезии. Врач одной рукой вправлял кость, а другой вытирал мне слезы. А слезы лились ручьем. Как им не литься, если тебе в переносицу, прямо под глаза, засовывают бинты на огромных спицах? Адово больно. «Ты, — говорит врач, — молодец, стойко держишься! Остальные меня на чем свет стоит ругали». А я всего-навсего сломал ручку у кушетки — она так и осталась у меня в руке. Я пролежал там около двух недель, пока кости не срослись. Свою половую жизнь я начал в 14 лет в подмосковном лагере «Маяк». Моей первой девушкой стала какая-то 16-летняя полная девочка, которая таскала за меня мой чемодан, когда мы уезжали. Веселый был денек.
В лагере как раз устроили дискотеку. Было темно, на улице — зима, а комнатку можно было закрыть на замок. И вот я, радостный, трахаю этот кусок сала и сознаю, что я больше не мальчик, а мужик. Правда, лишился я девственности хер знает с кем, но тогда мне было похуй. Главное, что я наконец-то кого-то отымел. 14 лет ждал, как-никак. Это был мой первый опыт. О других я лучше промолчу, а о некоторых расскажу позже. Но именно с этого все и началось.
Секс — это как наркотик. Ты подсаживаешься на него, еще даже не понимая, что это такое. Но, попробовав один раз, уже знаешь — этот «наркотик» будет в твоей жизни всегда!
Наш отец все восемь лет, что жил в Америке, хотел перетащить нас к себе и изредка звонил. Признаться, когда я был мал и разговаривал с ним по телефону, я даже плакал. Со временем это прошло. Он стал звонить реже, и я просто забил на него. Иногда даже говорил, что у меня нет отца. А чего он? Бросил мою маму одну с пятью детьми.
Он запрещал ей учиться, твердил, что он мужик и будет кормить семью сам. Да, у него это получалось, и очень даже неплохо. У нас было все, о чем только можно мечтать. Например, компьютер. В то время их можно было по пальцам пересчитать. Была и приставка «Денди», и многое другое. Но когда он уехал, то оставил маму с пятью детьми — одну, без образования и денег. Он высылал нам раз в два месяца 100 баксов. Может, в Америке это и были охренительные деньги, но у нас их хватало разок сходить в магазин.
Мама у меня — женщина сильная. Я до сих пор поражаюсь, как она смогла воспитать пятерых детей, да так, чтобы мы не стали наркоманами или алкашами. Да без разницы… Всякое бывало… Она устроилась в «Твой дом» и работала с книгами и журналами (позже она свяжет с этим всю жизнь). Вообще, ее никуда не хотели брать — куда такой, с пятью детьми? Будет вечно отпрашиваться, то одно, то другое… Но не тут-то было! Суки, блять… Она воспитала очень здоровых детей.
Помогла ей с работой моя тетя, ее родная сестра. Но через пару лет какую-то суку подвело, и маму уволили. Она снова осталась без работы и денег.
Я спал с мамой в одной кровати — детей было много, а у нас всего двушка на Пудовкина. Просыпаясь ночью, я слышал и видел, как она плачет, уткнувшись в подушку. Она плакала каждую ночь. Наверное, это и сделало ее такой сильной. Не знаю.
Порой нам было просто нечего есть, и в доме была одна гречка с горохом. Этим мы и питались несколько месяцев. Иногда давали пособие для многодетных продуктами. Мои братья и сестры до сих пор не едят ни гречку, ни горох. Она никогда ни у кого не просила помощи. Всегда все делала сама. Мне это от нее передалось, наверное. Я не прошу помощи и никогда не рассказываю о своих планах. Всегда все делаю сам.
Отец уже совсем не звонил. Стоп. Вру. Он позвонил в 2000 году и попросил дать ему развод, чтобы перевезти нас в Америку. Якобы так будет проще и быстрее. Она дала ему развод, а он женился на какой-то стремной толстой американке 26-ти лет, хотя ему самому был уже 41. Ну, я все понимаю… Молоденькая девушка, иностранка. Но с мамой-то как поступил?
АМЕРИКА
Настал 2007 год. Моему брату Роме пришло приглашение из посольства США на собеседование. Через неделю он получил загранпаспорт с визой на ПМЖ и в июне улетел. В конце июня в посольство пошла Марина. И тоже улетела.
В августе того же года приглашение пришло мне. Я, радостный, приехал в посольство. Мне было уже 15. Я видел много девчонок, которые выбегали оттуда в слезах. Дуры! Тогда я их понимал, а сейчас — нет!
В посольстве задавали вопросы: кто такая Шерри Расп (жена моего отца) и все в этом духе. Они забрали мой паспорт, фотографии и сказали ждать письма. Через пару недель пришел большой толстый конверт с надписью «Не вскрывать». Отец купил мне билет в один конец до Лос-Анджелеса.
В аэропорту меня провожали мама и крестная. Я прошел регистрацию и сел в самолет «Аэрофлота». Мне повезло с местом — у окна, сразу за крылом. Рядом сидела бабулька, летела к дочери и внукам. Я воткнул в ухо наушник с жестким металлом («Ария», «Эпидемия») — тогда я слушал именно такое. Слушаю иногда и сейчас.
Тринадцать часов перелета — это адски трудно и скучно. Не знаю, что бы я делал без плеера, а тут еще и надоедливая бабулька попала. Я думал, этот ад никогда не кончится.
Вот мы уже летим над Невадой, значит, скоро Калифорния. Самолет должен был приземлиться в 16:00 по-местному. Мы прилетели ровно в срок, но кружили в небе еще час, потому что на наше место приземлился китайский борт — вдвое больше и битком набитый. Они выгружались два часа! У меня было впечатление, что половина Китая прилетела сюда. А вы еще говорите, что в России много иммигрантов!
Мы сели в аэропорту LAX. Я вышел из самолета и пошел по длинному коридору за всеми. Стадный инстинкт. И что я вижу? Огромные очереди из китайцев и индусов. Ни одного русского лица. На вопрос «Куда тут стоять?» я слышал только «хайнь хунь» или «кем кинь». Я сделал по-русски! Держа в руках свой толстый конверт, паспорт и регистрационную карточку, я прошел без очереди и встал первым. Культуры — ноль, наглости — хоть отбавляй.
Офицер сказал: «Next». Из английского я знал только «hello» и «goodbye», но догадался, что он ко мне. Я подошел и швырнул на стол свои документы. Он посмотрел на конверт, на меня и начал что-то говорить. Я спросил: «Че те надо?» Он понял, что я русский, только взглянув в паспорт. Потом показал пальцем в конец зала, где принимали иммигрантов на ПМЖ. Я послал его по-русски на хер, забрал документы и побрел куда указано.
По пути взял свою сумку. Снова очередь из узкоглазых. Я уже не стал лезть — слишком страшные дядьки в форме и со стволами стояли рядом. Стоял тихо, ждал. Они за полчаса вынесли мне мозг своим болтом. Я был готов вырвать у офицера пистолет и перестрелять их всех к черту, лишь бы настала тишина.
Наконец, моя очередь. Офицер забрал мой конверт, паспорт и карточку. Позвал девушку-переводчицу — и ура! — я услышал русскую речь. Не помню, о чем они спрашивали. Офицер вскрыл конверт, проверил документы, поставил в паспорт печать и вписал номер. Я забрал паспорт, попрощался и пошел на выход.
А там опять очередь! Меня это начало бесить. Там были все — американцы, мексиканцы, китайцы… Я пошел старым методом и встал в начало. Какой-то тупой америкос начал возмущаться. Я ответил: «Иди на хер, я из России!» Он, видимо, понял и заткнулся.
Подошел к выходу, где сидел последний офицер. Разглядывая мои документы, он начал задавать вопросы.
— Че те надо? Не понимаю я по-вашему ни хера! — сказал я.
А он в ответ:
— Колбаса, борщ?
Я подумал, что он угостить меня хочет.
— Нет, спасибо, не голоден. В самолете поел.
Он вытаращил на меня глаза, отдал паспорт и показал на выход. Я взял паспорт и пошел с довольной рожей.
Не успел я выйти, как услышал голос отца: «Артур! Артур!» Только поднял голову — и мне в глаза ударила яркая вспышка. Через пару секунд я увидел Рому, Марину, отца и Шерри Лису Расп (его жену).
Отец изменился — похудел, полысел, поседел. Ему было уже 48. Мы обнялись. Познакомился с Шерри. Она ни слова не понимала по-русски, а я — по-английски.
Был вечер, около девяти, и я ужасно хотел есть, хотя офицеру сказал, что нет. Я не был голоден. Я хотел жрать! Мы сели в «Toyota Avalon» и поехали ужинать. Куда же едут американцы, когда голодны? Конечно, в фаст-фуд. Мы приехали в «Jack in the Box» — тот самый, что напротив моей будущей школы «Taft High School».
Потом мы приехали в апартаменты на Reseda Boulevard. Гостиная — четыре стены примерно 3х5 метров. Через тонкую стенку — крошечная спальня. В гостиной стояли два дивана и шкаф из IKEA. Обеденный стол — тоже оттуда. Рядом — два компьютера (один Шерри, другой отца). Кухня была метра полтора в длину и около метра в ширину. Платили они за это удовольствие 1500$ в месяц. В Москве однушки и побольше, и подешевле.
За два года жизни с отцом я понял, что за последние 8 лет он стал жадным и алчным, хотя раньше таким не был. Приехав, я сразу сел за компьютер, чтобы позвонить маме. В Москве было утро, у нас — глубокая ночь. Поговорил с ней.
На следующее утро мы поехали по магазинам — «Costco», «Walmart» и другие. Меня поразило, что в одном огромном магазине есть всё: одежда, еда, аптека, игрушки. Глаза разбегались. Все продавалось в огромных упаковках. Шоколад, конфеты. Даже молоко в галлонах. Я набрал всего, что хотел. Потом отец решил меня приодеть — купил обычные футболки, однотонные джинсы и странные кроссовки. Я был одет как типичный американец лет сорока. В Москве я бы стал посмешищем, но я не жаловался. Мне было все равно.
У отца был режим: каждое утро он глотал горсть таблеток. Мы с Ромой подкалывали его: «Поделись красными, с них торчишь круче». У отца был инфаркт. Его вылечили, но без таблеток он уже не мог. Вообще, папа очень изменился в этой стране. Я его не узнавал. Раньше это был веселый мужик с шутками и анекдотами, а теперь он даже шуток не понимал и сам редко шутил.
Отец старался быстрее оформить меня в школу. Был уже сентябрь. Рома с Мариной ходили на курсы английского. Иногда у отца возникали глупые идеи — например, чтобы дома мы говорили только по-английски. Мол, и Шерри будет проще. Но это было бесполезно.
В понедельник мы поехали в местный «паспортный стол». Я получил ID и какие-то бумажки для грин-карты. Потом перевели мои российские школьные документы, и мы поехали меня оформлять в «Taft High School». Там задавали вопросы, на которые отвечал отец. Я сидел, как рыба об лед. Забрали мои документы и сказали: «Welcome to Taft High School».
Купили тетради и карандаши. Интересно, что в тамошних школах писали карандашами! Ручки почти не использовали. Это было удобнее. Система образования была совсем другой. Позже вы поймете.
На следующее утро отец отвез Шерри на работу, а Марину с Ромой — на учебу. Мы поехали в школу. Там около трех тысяч человек, и у каждого свой куратор. Их было человек пять. Моя распечатала бумажки, дала карту территории и расписала, где какие уроки. Вы представляете? Карта школы! Она была размером с территорию военной части, в которой я потом служил!
Первые два урока — английский как второй язык. Там было четыре семестра, четыре года. Но если схватываешь быстро, можно закончить экстерном. Сначала мы пошли хрен знает куда. Пришли в какой-то класс. Куратор сказала ждать. Вызвали русскоговорящего парнишку — армянина по имени Артем. Он стал моим переводчиком. Первые дни переводил все, что она говорила. Потом меня повели в класс на урок.
Система обучения была не как у нас. Если в России ты учишься в одном классе, то там на каждом уроке — разные люди. Ты в девятом, а с тобой на математике сидят ребята из двенадцатого и десятого. У каждого своя программа. Можно закончить школу и в 16, если набрал нужное количество баллов.
Мне было трудно. Меня привели в класс, представили: парень из Москвы. Я сел у двери. Рядом — три брата-афганца. На эти два года они стали моими друзьями. С первого взгляда я принял их за латиносов. Я сидел и ничего не понимал, тупил в потолок.
После урока я вышел на улицу со своим расписанием и картой. Там было восемь зданий, плюс бейсбольное поле, футбольное поле, теннисный корт и спортзал для баскетбола. Все как в фильмах. Я заблудился и прогулял два урока, потому что не нашел нужные классы.
Встретил Артема. Он сказал, что у меня математика, и показал класс. Это был последний урок. Я зашел, сунул учительнице свою бумажку и по-русски объяснил, что я новый и не говорю по-английски. Она общалась со мной через онлайн-переводчик. А я ходил с толстым словарем, который привез из России, и пытался найти слова. На это уходило минут по десять.
Что касается образования в Америке, оно было тормознутое. В девятом классе я изучал начальную алгебру, которую в России проходят в седьмом. Поэтому по математике я был отличником. Зато оборудование! Не знаю, как сейчас в российских школах, но тогда о таком можно было только мечтать. Электронные доски, на которых писали и сохраняли в компьютере, проекторы и прочее.
После уроков я вышел из школы и пошел на парковку магазина «Ralph’s» напротив. Там меня ждал отец, забравший Рому и Марину. У школы всегда дежурила полицейская машина. Копы следили, чтобы школьников не сбили, да и сами ученики ездили на тачках, которые не каждому в России были по карману.
Я, естественно, перешел дорогу не по зебре у светофора, а прямо напротив полицейской машины. Не спеша, вразвалочку. Включились мигалки, и коп крикнул мне остановиться. Он вышел, держа руку на кобуре, и начал говорить, что я нарушил правила.
— Че те надо? — спросил я.
Он повторил.
— Не понимаю ни хера!
— From Ukraine?
— Россия.
— Ok. Get the hell out of here!
— Сам пошел на хуй! — ответил я и пошел к отцу.
— Что он тебе говорил? — спросил папа.
Откуда я знаю? Отец объяснил, что так переходить нельзя и мне могли выписать штраф с повесткой в суд.
Мы поехали за Шерри с работы и сразу поесть. Дома мы почти не готовили. Обычно ездили в рестораны со шведским столом. Платили десять баксов и ели, что хотели. Еще и колу наливали. Шикарненько!
На второй день в школе я уже немного освоился. На физ-ре мне выдали белую футболку с надписью «Taft» — она у меня до сих пор на даче валяется. Только на плечи и пузо больше не налезет. Еще бы… Столько лет прошло.
Перед уроком я сидел в форме на перилах, и ко мне подсел Заки, младший из афганцев. Он что-то говорил, а я кивал: «Yes, yes». И вдруг слышу:
— На Севастопольской я жил.
Стоп!
— Ты что, по-русски говоришь?
— Ну да! — ответил он. — Я же с тобой по-русски и разговариваю.
Я долго ржал.
Оказалось, они были политическими беженцами из Афганистана. Через Узбекистан перебрались в Россию, жили в Москве, торговали на рынке бижутерией и снимали квартиру на Севастопольской. Вот мы и подружились. Я называл их небритыми чурками, а они меня — кукурузником. Смешно.
Мы еще мало общались, но через пару недель в Штатах мне начал везде чудиться русский. Слух привыкал к чужой речи, да и я сам начинал понемногу схватывать. Отец говорил, что скоро я буду думать на английском. Бред, думал я. А на деле так и вышло. Когда постоянно говоришь на другом языке, мысли сами приходят на нем.
Как-то раз, спускаясь по лестнице, я услышал матерную русскую речь. Это были узбек Аслан и Юра. Конечно, армяне, узбеки, грузины — все они называли себя русскими. «Эй, пацаны! Вы русские, что ли?» — спросил я. «Да», — ответили они. Мы разговорились. Подружились. С узбеком я не особо общался, а вот Юрик стал моим другом. Сейчас мы редко видимся, но тогда мы подружились.
Поначалу я везде ходил с ними. В школе были завтрак и обед — около 11 и часа дня, каждый по часу. Мне было скучно и одиноко. До знакомства с ними я был совсем один. На переменах все сидели по расам: негры с неграми, латиносы с латиносами, иранцы со своими. Русских было очень мало.
Первый год был для меня как День сурка. Первый урок — английский. В классе нас было немного, в основном мексиканцы. И мы тоже сидели по расам: сначала я, потом афганцы, рядом иранцы, а дальше — вся Латинская Америка. Мне повезло с афганцами, иначе бы я просто затух. Если я не понимал, они объясняли, что говорит учитель. А как американец объяснит русскому на английском, которого тот не знает? Да никак. Без бутылки не разберешься.
После английского была физ-ра. Не знаю, как в других школах, но у нас было так: после звонка территорию закрывали, на ворота вешали замок. Ты шел в раздевалку, оставлял вещи в шкафчике и занимал место с номером на асфальте. Так вышло, что я снова был с афганцами. Скучать не приходилось. И слава богу!
Было пару случаев на физ-ре. Как-то раз после урока я спускался по лестнице, и какой-то черный толкнул меня в спину. На лестнице, блять! Не долго думая, я замахнулся ударить его с левой. Но тут здоровый амбал поймал мой кулак.
— Hey! Bro! Stop!
Я тогда еще плохо говорил по-английски:
— Ты че, сука! Прихуел в край?
— Where you from?
— Russia, блять!
— I am sorry man! I am so sorry.
Пожал мне руку, и мы разошлись.
Второй случай был, когда мы сидели на своих номерах на асфальте. Латиносы начали обсуждать меня. Мои имя и фамилию им было трудно выговорить, поэтому меня коверкали: «Атим», «Арм», «Арфур». Я к тому времени уже более-менее говорил. И вот один здоровый мексиканец начал гнать на русских. Я ему сказал:
— Не городи хуйню на русских (Don’t shit on Russians).
Тут вмешался учитель:
— Man, I know who are Russian. They better not mess with. Today, it something you said. Tomorrow will come the Russian mafia and bury you right on that baseball field.
В переводе: «Мужик, я знаю, кто такие русские. С ними лучше не связываться. Сегодня ты ему что-то сказал. Завтра приедет русская мафия и закопает тебя прямо на том бейсбольном поле».
Словосочетания «русская мафия» боялись все, как огня. Япончик в 90-е свое дело сделал, навел страху на всю Америку. Сицилийская мафия рядом с ним отдыхала. Меня там и боялись, и уважали. Я всегда гордился, что я русский. Это честь — быть из России.
После физ-ры был урок математики, где я получал только А+, а потом — технология, где мы делали поделки из картона, папье-маше, рисовали на зеркалах и прочую хрень. Потом была каллиграфия у мисс Назарян — армянки с русскими корнями, которая не знала ни слова по-русски, но очень меня любила. Ради меня она выучила «здравствуйте» и «до свидания».
У меня была специальная каллиграфическая ручка со сменными картриджами и насадками. Мисс Назарян разрешала мне писать по-русски. Я каллиграфическим почерком выводил стихи Есенина, Пушкина, а иногда и матерные.
Например:
С утра садимся мы в телегу,
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошел! ебена мать!
Или:
Не тужи, дорогой, и не ахай,
Жизнь держи, как коня, за узду,
Посылай всех и каждого на хуй,
Чтоб тебя не послали в пизду!
Она ничего не понимала, но ставила мне А+.
После школы картина была одна и та же: отец забирал меня, мы ехали за Шерри, потом ужинали и домой, где папа продолжал работать. Шерри училась на удаленке. Вечера мы проводили за телевизором, иногда смотрели русские фильмы с субтитрами.
Через 4 месяца мне исполнилось 16. Отец не давал нам денег на карманные расходы, и я понял: нужно зарабатывать самому. Опыта работы в этой стране не было. Куда мог пойти 16-летний подросток? Ну конечно, в «Макдоналдс»!
Собственно, туда я и устроился. В Штатах нет таких досок объявлений, как «Superjob» или «Hh». Просто вешают табличку «Hiring» — «Ищем сотрудников». Что интересно, в «Макдоналдсе» и других забегаловках работали в основном мексиканцы. И многим было далеко за 30. Часто они работали там всю жизнь. У них не было образования. Если у нас диплом — часто просто бумажка, то у них без образования на работу не устроиться.
Мой английский был еще не идеален, я не все понимал. Но работа стала отличной практикой. Что самое интересное, когда живешь в чужой стране и учишь язык, мозг потихоньку перестраивается. Тебе начинает казаться, что все вокруг говорят на твоем языке, но это не так. Примерно через полгода ты начинаешь не только говорить, но и думать на английском. И в русской речи появляется акцент. Ты начинаешь вставлять английские слова в разговор.
Начался 2008 год. Новый год мы «отметили» всей страной. Они, по сути, его не празднуют. У них главное — Рождество. Католическое. Все вешают эти носки у камина, ждут Санту. По телевизору круглосуточно идут рождественские фильмы. В общем, Америка отмечает Рождество. А на Новый год — кусок торта, бокал шампанского, и все. Так как знакомых у нас почти не было, на этом наш праздник и закончился.
Первые полгода мы больше времени проводили с семьей. Отец сразу решил показать нам Америку. Возил в парки аттракционов — например, в «Six Flags». Это огромные парки с адскими горками, на которых действительно стремно. Ездили в «Disneyland», «Universal Studios» — их собственный парк, построенный по мотивам фильмов, с экскурсиями. Отец показывал нам все местные достопримечательности. Ну а вечером, естественно, ужинали в ресторане. Там это абсолютная норма.
Марина устроилась няней и после учебы ездила на работу на автобусе. У них автобусную систему называют «метро». А наше метро — это «subway». Я же каждый день после школы приходил домой, переодевался в форму «Макдоналдса» и шел на работу пешком. От дома было недалеко. Выходные у меня были в воскресенье и понедельник, в остальные дни я работал с 3 до 8.
Кстати, оплата труда там почасовая. Минимальная ставка на тот момент была 7$ в час. Я и работал за эти деньги. А потом приехал владелец «Макдоналдса». Я не помню его имени, но он был китайцем, и у него было около 5 ресторанов в нашем районе. Денег у него — хоть жопой жуй. Он так обрадовался, что у него работает русский, что поднял мне ставку до 8$ в час. Всего один доллар, но для меня он значил очень много.
В месяц я выходил примерно на 800 баксов. Система в «Макдоналдсе» была такая (не знаю, как в России): приходишь, отмечаешься в том же компьютере, в котором принимаешь заказы. Когда смена заканчивается — делаешь то же самое. От этого и начисляется зарплата.
Зарплату в Америке не выдают наличными и не переводят на карту. Там выписывают чеки на твое имя. Ты идешь в банк и обналичиваешь. Есть другой способ: подходишь к сотруднику, показываешь чек, даешь банковскую карту и свой ID (без удостоверения личности — никак, это как наш паспорт). Он все записывает, вставляет твою карту в терминал, ты вводишь пин-код, затем опускаешь чек в специальную машину — и все, деньги на карте.
Когда я начал сам зарабатывать, то перестал зависеть от отца. Решил, что хватит плясать под его дудку — делать, как он хочет, одеваться, как ему нравится. Отец к тому времени стал типичным америкосом. Прям совсем пи**ец. Я начал одеваться в брендовых магазинах и стал тусить с Юрой.
С Юрой мы начали ходить на домашние вечеринки. Да, на те самые, что показывают в фильмах. Все происходит именно так. Только марихуаны — больше, а алкоголя — меньше. Подросткам достать алкоголь сложно, а травы — сколько угодно. Там каждый второй курил. И я в том числе.
На одну такую вечеринку мы поехали с афганцами. С нами были Юра и тот самый узбек. Они с Юрой в тот вечер не поладили, и с тех пор узбек его возненавидел. В общем, на вечеринке этого оборзевшего узбека начали бить латиносы. Юра немного струхнул. Афганцы дали деру. А я стоял у машин и не мог вдуплить, что происходит. Нас куда-то звали. В итоге афганцы свалили. Узбека мочат латиносы, Юра куда-то пропал. Я подошел к машине афганцев. Они орут: «Где тебя носило? Садись быстрее!» Я сел, и они отвезли меня домой.
На следующий день мы были в школе. Там узбек и доебался до Юры. Забил стрелку после уроков. Я вместе с афганцами пошел смотреть. Кстати, афганцев звали: близнецов — Сохраб и Сулейман, а младшего брата — Заки. Сохраб сидел за рулем.
Юра начал драться с узбеком. Один удар — узбек споткнулся. Резко встал и выбил Юре на**й передние зубы. Они у него так и осталисб торчать под углом. Тот в ответ ударил его. Мы быстро сели в машину, позвали Юру. Он прыгнул к нам, и мы уехали.
Юры не было дня два. А потом он появился со скобами на зубах. Нормально ему всадили. С тех пор узбек к нему неравнодушен и постоянно подлянки устраивал. Ну а я для Юры с тех пор стал лучшим другом.
Все время мы проводили вместе — я, афганцы и Юра. Тусили тоже компанией, но чаще всего мы оставались с Юриком вдвоем. Афганцы на домашние вечеринки больше не ходили, а мы с ним зачастили. Бывало, приедем, а с нас требуют пиво. А где его взять? Мне 16, Юрке 17. Тогда я брал паспорт брата — ему уже был 21, а лица у нас похожи. Так мы спокойно покупали и сигареты, и алкоголь.
Пару таких вечеринок я не забуду. Однажды мы приехали с пивом в багажнике, а поскольку все курили травку, к нам частенько заглядывали менты. Да что там частенько — почти всегда. Больше половины гостей сидели бы в тюрьме по нашей 228-й. В общем, соседи настучали, и приехали копы. Юра не пил, так как был за рулем. Я только один стаканчик опрокинул. А тут полиция. Чуваки, курившие у забора, сразу же стартанули через него. Копы тут же достали стволы. Им там вообще похуй, они в любой момент могут применить оружие. Юрик меня за шкирку и тихо в машину отвел. Для меня это было дико. Я не знал, что делать. Но Юра объяснил, что лучше сразу сваливать. От греха подальше. Мало того, что могут посадить, так еще и застрелить нахер запросто могут. Поэтому, как только на вечеринках появлялись копы, все разбегались, как тараканы при свете.
Но были и мирные вечеринки. Особенно запомнилась одна, где я встретил девушку с русскими корнями. Ее звали то ли Дирол, то ли Дорион. Неважно. Она плохо говорила по-русски, но все понимала. И слушала русскую музыку. Как раз тогда была популярна песня DJ SMASH «Я волна». Вот мы с ней под нее и зажигали. Никто, кроме нас, ни хрена не понимал, а мы, бухие в дрова, танцевали и пели.
Дома у нас начался кризис. Отец решил перевоспитать нас всех — мужика 21 года, 18-летнюю девчонку и меня, 16-летнего подростка со своим характером и амбициями. Во-первых, отца бесило, что Рома все время играл в компьютер. У него не было больше интересов. В России он работал барменом, и в Америке пытался устроиться по специальности. Но его не брали — нужно было оканчивать школу барменов. Отец жутко раздражался, пытался устроить их с Мариной в колледж, но ничего не выходило.
Докатилось до того, что Рома заявил: «Тебя не было 8 лет, а теперь ты решил нас воспитывать?» Они ушли в ванную и подрались. Отец был здоровым мужиком, настоящей машиной для убийства. Они сцепились, и с тех пор для отца сына как бы не существовало. Он выгнал его из дома.
У Ромы с Мариной были общие друзья, которых знал и я. Они его и приютили на время. Он устроился в магазин «Ralph’s» напротив моей школы и снял комнату у одной бабки за 500 баксов.
Отец начал сходить с ума. Он вырезал Ромку со всех фотографий, заявив: «Этого сына у меня больше нет». Представьте — на всех фото, абсолютно! Про Диму он и вовсе говорил, что это не его сын, мол, мама его нагуляла. Однажды, приехав в Россию, он даже отрезал у него прядь волос для теста ДНК. Вот до чего человека довели пиндосы!
С Мариной у него тоже не ладилось. Он называл ее проституткой просто за то, что она тусовалась с подругой и друзьями Ромы. С парой из них у нее даже были отношения. Марину он не выгонял, но презирал.
Со мной он вел беседы, пытался что-то втолковать. А я ему говорил: «Отец, че ты хочешь? Я уже сформировавшийся человек!» А он в ответ: «Артур, надо учиться! Ты моя последняя надежда! Один — дурак, другая — недоучка с девятью классами, третья — проститутка. Больше детей у меня нет». Слышать такое от родного отца, отца моих братьев и сестер, было дико. Он пытался меня переделать, перевоспитать.
Я учился в школе, работал и еще ходил на курсы математики и английского в «Pierce College». Там я и познакомился с тремя девушками постарше: Надей (украинка), Роей (азербайджанка с русскими корнями) и армянкой, чье имя, черт возьми, я не помню. Мы весело проводили время в колледже, встречались после работы. Когда мы ходили с ними в ресторан, выходил просто кадр: мне нет 18, всего 16. Они сидели, пили вино, а мне заказывали вишневый сок и подливали в стакан из своих бокалов. Ну а что? Цвет почти одинаковый.
С Надей мы стали общаться больше — встречаться, проводить время вместе. Она работала няней, как и Марина. Жила в большом доме у какого-то мужика, совмещая работу с уборкой. Я иногда приезжал к ней в гости. Вернее, это она заезжала за мной, мы ехали к ней, проводили время, а потом она отвозила меня обратно.
Рома переехал в Голливуд. Я стал больше времени проводить с Юрой и изредка с афганцами. В школе мы были неразлучны.
Вообще, в Калифорнии негры мнят себя гангстерами. Латиносы натягивают шорты, носки до яиц, цепи до земли, отращивают пидорские усики и все в геле! Серьезно, они им просто залиты. Проведешь рукой по волосам — кажется, литров три геля или воска. Чего уж греха таить, я сам, когда менял свой имидж с пиндоса на человека, начал пользоваться воском для волос. Но чуть-чуть! А у них — полная голова. И эта дрянь сыпется с головы, как перхоть. Что до местных «гангстеров», то это был отдельный вид. Им, блять, 16 лет, а выглядели они на все 28. И вели себя соответственно — прыгали и кричали, как угорелые. И между собой негры с латиносами не ладили никогда. Я охуевал, когда прямо в школе начиналась перестрелка. Да-да! Латиносы стрелялись с неграми. И все это на переменах. В школе обязательно был полицейский, а то и не один. Они ходили со стволами и следили за порядком. Чуть что — наручники, машина и зона. Туту!
Одного пацана прямо у меня на глазах замочили на остановке. После уроков, когда толпа школьников без машин ждала автобус, проезжает машина, полная негров, оттуда высовывается рука и начинает палить по остановке… В общем, с преступностью в школах там реальные проблемы. Наши гопники по сравнению с ними — детский сад.
Я, бывало, тоже хулиганил. На перемене сзади нас с Юрой и афганцами сидели негры. Среди них был один, который меня недолюбливал и постоянно выебывался. Ребята говорили ему заткнуться, но ему было пофиг. Я не был тогда крупным, но и дрищом тоже не был. Меня можно было побить, но и сдачи я мог дать прилично.
Поскольку афганцы, мексиканцы и другие иммигранты были из нуждающихся семей, им выдавали талоны на завтрак и обед, а мне — нет. На каждом талоне была дата и надпись «BREAKFAST» или «LUNCH». И вот этот тип обронил свои талончики. Я же не говно какое-то, решил помочь — поднял, чтобы вернуть. А он, мудила, подумал, что я хочу их стырить, и начал на меня замахиваться. Я каким-то чудом уворачивался. У меня в жизни такой реакции не было! Резко бью ему в ебальник с левой — я же левша! Мало кто ждет удара отсюда. Попадаю точно в цель! Он падает и катится с лестницы. Я ору ему вдогонку: «Don’t fuck with Russians!» Негры тут же окружили нас с криками: «WOOOOOOOW! WOOOOOW!» Тот еблан встал, подобрал талоны и смылся. Больше я его не видел. Как говорится, нехуй было ко мне лезть.
Я начал знакомиться с девушками в школе. Хватит уже тусоваться с пацанами и ездить с афганцами по проституткам. Познакомился со многими, но больше всего общался с двумя израильтянками — Даниэль и Николь. Мы до сих пор изредка общаемся. Я познакомил с ними Юру, и мы стали тусить вместе. Ходили в клубы. Кстати, в клубы там пускали почти без проблем. Если тебе есть 21, тебе вешают браслет и ставят печать — можно покупать алкоголь. Я, естественно, был там.
Танцы в клубах были не как у нас. Все выглядело так: чувак стоит и долбит телку движениями вперед-назад, а та трется об его хуй жопой и мандой. Ты просто подходил и спрашивал: «Танцуем?» И начиналась долбиловка. Трахаться прямо в клубе считалось почти нормальным. И все это под кайфом от марихуаны, экстази и прочего. Из наркотиков я, кроме травы, ничего не пробовал. А так, по паспорту брата, я был обычно набухан водкой. Иногда, конечно, и под травой был. Вся Америка, которую я видел, была пропитана развратом, наркотой и вседозволенностью. Для меня, выросшего в другой культуре, это был шок..
Я брал у брата паспорт и ездил в клуб. Иногда мы ходили вместе. Сначала он проходил по своему ID, потом я — по его. Мы сидели, бухали, а афганцы и Юра молча завидовали. С Николь и Даниэль мы с Юркой стали ездить повсюду: в Обсерваторию, Голливуд, парки, рестораны, кальянные.
В одной кальянной я познакомился с владельцем-иранцем. Мы быстро нашли общий язык. Он всегда звал меня на кухню, чтобы показать, как готовить настоящий кофе. Я — кофейный фанатик. Он лично варил его для меня на песке в специальной турке. «Only for u my dear friend», — говорил он. Мы стали частыми гостями. Брали по кальяну, он накрывал нам по-персидски, и мы отдыхали.
Однажды мы сидели с колумбийцем из школы, и он предложил покурить травы. Мы согласились. А я еще и пива напился… Бухой и под травой — идеально. Поехали в Вудленд-Хиллс, засели в горах и начали курить. Меня накрыло. Мне везде чудились копы, сирены, мигалки. Я твердил колумбийцу: «Нас посадят!» Он ржал. Было около 6 утра. Меня не отпускало. Юра, в таком же состоянии, повез меня домой. Мне надо было на работу. Я кое-как переоделся и пошел — обдолбанный и бухой.
Менеджера звали Мисаэль, мексиканец, мой приятель. Он пытался привить мне любовь к мексиканской культуре и еде, возил по ресторанам. У него получилось — я до сих пор обожаю их кухню. И вот я прихожу на работу в стельку пьяный и под кайфом. Он говорит: «Артур, я понимаю, вы, русские, можете пить с ночи до утра, но чтоб никто тебя в таком виде не видел». Он посадил меня на «Макавто» (drivethru). Я сижу, принимаю деньги: «Hello!» — беру деньги, даю сдачу. — «Have a nice day! Пошел на хуй». — и закрываю окошко. И так каждому. Они все равно не понимают. Подъезжает тетка. Я проделываю то же самое: «Have a nice day! Пошла на хуй!» — и захлопываю окошко. Слышу стук. Открываю. А она мне: «Ты че, блять? Охуели, что ли?» Я остолбенел. «АААА! Простите! Я не хотел!» Она захлопнула окно и уехала. Вот блин. Из ста клиентов maybe один окажется русским.
А потом началась самая интересная история моего пребывания в Штатах. В «Макдоналдс» устроилась она. Маленькая мексиканочка, скромная, с небольшой грудью, но очень милая и стройная. У меня прямо екнуло сердце. Ее звали Арели. До этого мы с Юрой только и делали, что шлялись по клубам и трахали все, что движется, даже в туалетах. А тут я понял — пора завязывать.
Вы не представляете, насколько Америка — извращенная страна. От нее прямо воняет сексом и развратом. Там можно подхватить любую венерическую болезнь. Помнится, кто-то рассказывал про плакат в Англии: «Чтобы не заразиться, не спи с американцами». Чистая правда.
Единственная проблема с Арели была в том, что она ни хрена не говорила по-английски! Но я ей, видимо, сразу приглянулся. Она постоянно подходила, нежно обнимала и говорила что-то на испанском, наверное, красивое. У меня в ушах даже музыка начинала играть.
Мы влюбились друг в друга. Ну, не то чтобы влюбились… для меня это было экзотикой. Самое смешное, что мы общались жестами, как глухонемые, но понимали друг друга с полуслова. У нее была машина, а я со своими гулянками даже прав не получил — все деньги уходили на баб, бухло и тусовки. Я стал показывать ей самые романтичные места Лос-Анджелеса, откуда открывался вид на весь город.
В один прекрасный вечер мы заехали на гору в Вудленд-Хиллз. Заглушили мотор. Было темно, сверкали звезды и огни города. Никого вокруг. Я достал сигару, купленную в «7-Eleven», приоткрыл дверь и начал курить, как настоящий мачо. Она приблизилась, выбросила сигару и закрыла дверь. Мы начали целоваться, а потом и раздеваться. К счастью, Юра всегда засовывал мне в карман презервативы — заботливый парень. Мы разделись и занялись любовью в ее сером «Фольксваген-Жуке». Как сейчас помню. А как же мексиканки трахаются! Вы себе не представляете! Лучшего секса в своей жизни я не испытывал. После всего она повезла меня домой. Я высунулся в люк и орал что-то по-русски вроде «Ты лучшая!». А она смеялась. Марина стояла у входа со своим парнем Борисом, но мы их не заметили. Я вышел из машины и встал перед фарами. Арели подошла ко мне, и мы начали страстно целоваться. И тут Марина крикнула: «Артур, ты чего там делаешь?» Дуреха! Напугала девчонку. Арели с перепугу только и сказала: «Bye! ¡Hasta mañana!» («Пока! Увидимся завтра!»), села в машину и уехала с визгом шин.
Жизнь в Америке мне не особо нравилась, но я ничего не мог поделать. Зато отношения с Ромой наладились. Он жил отдельно, я иногда навещал его, и мы весело проводили время. Иногда мы с афганцами ездили в Малибу купаться.
Природа там, конечно, красивая. Афганцы любили роскошь. Один из них разъезжал на «Ауди А4», и мы с ними часто ездили в Малибу, а потом в спа-салоны. Там они не такие, как у нас: с теннисными кортами, баскетбольными площадками, саунами, джакузи, спортзалами и прочим. Но с Юрой было иначе. Мы ездили на рейвы. Рейв — это дискотека для всех возрастов без ограничений, так что попасть туда было легко. Правда, очереди выстраивались километровые.
Рейвы для меня тоже были в диковинку. Только представьте: море людей под наркотиками. Несколько залов с разной музыкой, а люди сидят на полу, обдолбанные, таращатся на разноцветные светящиеся браслеты и пускают слюни.
Травку курили все. Без нее — никуда! Ее курили на любых мероприятиях, независимо от возраста.
Мы там, конечно, цепляли девушек. Попадались и такие, что предлагали трахнуться в машине за 10—20 баксов. Но мы таких сторонились. Нахуй они сдались? Мало ли, какая болезнь прицепится. Мы находили более-менее нормальных, которым можно было надавать в рот в туалете или напихать в анус за углом клуба. Так и жили.
В школе я закончил девятый класс и перешел на следующий уровень. Добавились новые предметы, часть из которых я уже изучал в России. А кое-что осталось, например, каллиграфия. Английский мой перевели на третий уровень (ESL3), и моя учительница, ярая республиканка и русофоб, ненавидела меня лютой ненавистью. Бывало, она что-то втирала, а я посылал ее по-русски. Она записывала мои слова, потом переспрашивала у русскоговорящих, переводила и, написав записку, выгоняла меня к куратору.
Но мне и тут везло. В худшем случае меня могли выгнать из школы за оскорбление преподавателя. Но моя куратор была с русскими корнями — ее дедушка с бабушкой приехали из Одессы еще во время революции. Каждый раз, когда я к ней заходил, она спрашивала:
— Что, Артур, опять?
— Ну да, — отвечал я.
— Ладно, просто посиди. На следующем уроке вернешься в класс.
Русские везде русские. Мы всегда понимаем друг друга.
У меня появился предмет SEX education — сексуальное образование. Там нас учили, как правильно одевать презервативы, куда нужно чпокать, какие венерические заболевания имеются и т. Д. В общем, всему, что связано с сексом и детьми. Короче говоря, учили детей, которые и так все знают лучше, чем сам учитель. Особенно латиносы. Они там в 11 лет уже рожают. Как кролики. В 16–18 лет с двумя детьми.
Ближе к концу 2008 года отношения с отцом не улучшились. Была все такая же рутина… После школы он меня уже не забирал. Меня либо Юра довозил до дома, либо Арели (если она на работу ехала в тот день), либо я ехал на автобусе. Мы меньше проводили времени с отцом. И его начинало бесить, что дети (точнее двое детей) от него начали отдаляться. И он решил меня вывезти в Лас-Вегас.
Красивый город, конечно. Но мне, 17-летнему подростку, там было нечего делать. Там все для взрослых. Мне даже нельзя было сидеть возле игровых автоматов. Даже с отцом. Часов там нет нигде! Чтобы вы забывали о времени и проигрывали там все свои деньги в казино. Мы ходили по разным «Сизар Пэлас», где снимали множество фильмов. Рестораны там, конечно, просто шикарные. Там работают одни из лучших поваров мира. И можно пальцы съесть от удовольствия. «Белладжио», конечно же. Танцующий фонтан. Отец иногда играл в казино. Но человек он не азартный, поэтому он проигрывал 10–30 долларов и уходил. Там игровые автоматы вообще везде! Даже на заправках. В минимаркетах. Даже в туалетах. Вообще без разницы, где их ставить. Реклама с проститутками везде. Это единственный город в Америке, где проституция легальна.
Я ходил с отцом и Шерри на разные выступления. Похоже на театр, но там это шоу разные. Все бои в Америке проходят в Лас-Вегасе.
Были мы там пару дней. Потом на машине ехали обратно. Впечатлений, конечно, море. Можно мне позавидовать немного: не каждый бывал в Лас-Вегасе. Новый год мы с Мариной уже не встречали дома с отцом. Нет, встретили, конечно. Попили шампанского. Отец с Шерри ушли спать, а мы с Мариной пошли к русским соседям — Тамаре (которая была влюблена в Рому и которую он трахал несколько раз по синьке) и ее брату Мише. Миша — бывший наркоман, которого родители еле вытащили из этого дерьма. Там мы, конечно, нажрались. Тамара постоянно приставала ко мне. Трогала меня за яйца и хер, потому что я был похож на своего брата, и называла меня «sex-mashine». На утро мы всей толпой уснули у Тамары в комнате. Я уснул на Тамаре, лежа в ее больших сиськах. Маринка рядом с нами. И еще какие-то там ребята. Уже не помню.
С начала 2009 года дела пошли вообще не в гору. Помню момент, когда я работал в две смены. Меня попросили остаться и поработать сверхурочно в ночь. Обещали доплатить, потому что человек заболел. И я отработал 16 часов. Вымотанный, выжатый, как лимон, засунув наушники в уши, я шел домой без сил. На переходе горел зеленый свет. Я почти спал на ходу. И в тот момент, когда я переходил дорогу, я почувствовал, как чья-то рука толкает меня в спину, причем очень так сильно толкает. Пролетев где-то полметра, я чуть ли не падаю, но стою на ногах. Буквально в миллиметрах от меня пролетает машина на огромной скорости. Но что самое интересное, сзади меня никого не было! На улице пять утра. И пусто. А кто меня толкал? Для меня это было как-то непонятно. Может, ангел-хранитель? Он же ведь у всех есть… Не знаю… Мистика какая-то…
Кризис начался ужасный в Америке. Сокращения на работах в больших количествах. Рома тогда уже перебрался жить в Голливуд из комнатки бабушки. В принципе, все шло, как шло. Был уже апрель месяц. Весна. А там это вечное лето. Рому сократили на работе. Меня-то сократить не могли. У «Макдоналдса» всегда будет нужда в работниках. А вот его с места кассира в продуктовом сократили. Деньги у него остались только на оплату жилья. И он уже не мог находиться в Америке, да и меня от нее уже подташнивало.
Был вечер. Отец с Шерри куда-то уехали. Я сидел перед компьютером, общаясь со своими друзьями в Москве. И мне позвонил Рома. Сказал, что все очень хреново, что он хочет улететь домой, что у него нет денег на билет. Я звоню Юре и прошу его приехать за мной — мол, надо в Голливуд ехать к Ромке. Он заезжает за мной, и мы едем к Ромке. Жил он скромно. С Денисом, соседом по квартире. Мы приехали, я сел за компьютер и купил ему билет на начало мая до Москвы прямым рейсом. И сам загорелся огромным желанием ехать домой. Через неделю он должен был улететь домой.
Мы с Юрой поехали по домам. Юра меня выкинул где-то по дороге, так как ему нужно было куда-то ехать. Я сел на автобус без билета и поехал. Ну не хотел я платить 1,50 доллара за проезд. Но, блять, там есть отдельный полк полиции, который дежурит по так называемому «метро». И проверяет билеты. И надо было им остановиться возле моей остановки! Я выхожу из автобуса, и они меня тормозят. И как назло, блять, у меня в кармане поддельный билет, который мне сделал армянин Артем. Ну, чтобы кататься бесплатно. Прошел, показал и пошел в салон. И они, сука, находят этот билет. Статья…
Мне одевают наручники, сажают на скамейку. Берут мой билет, мой ID и начинают оформлять мне повестку в суд. Я в панике, конечно. Я подписал бумажки. И они меня отпустили. Сняли наручники, и я под подписку пошел домой. Отцу я, конечно, ничего не говорил. Суд был назначен на 21 июня. Вот блять…
Я тут же позвонил Роме. Рассказал ему. Он ничего не сказал. Разберемся! Разберется он, блять… он через три дня домой, блять… И тут я действительно понял, что надо нахуй сваливать из страны! Сидеть за подделку документов не хочу. Тем более, что я еще несовершеннолетний.
Через неделю отец отвез меня до школы. Он знал, что Рома летит домой, и сказал мне, чтобы я сидел в школе. Но хуй там! Я типа пошел в школу, а сам свернул в «Ralph`s» и позвонил Роме. Он ответил, что подберет меня с Денисом возле магазина. Через полчаса они приехали, и мы поехали в аэропорт. Попрощавшись с Ромой, я сказал ему: «Скоро увидимся, брат. Через месяц».
Было начало мая. Рома прилетел домой 1-го или 2-го мая. Я начал тосковать по дому. По России… по моей родине.
Моя страна. Моя земля. Родная и любимая. Мне так надоели эти пальмы, океан и вечное лето… Я хотел увидеть снег. Я хотел поесть русского белого хлеба, который там не найти нигде! Я хотел домашних пирогов! Я хотел увидеть маму, по которой очень сильно скучал и которой так не хватало. Мне не хватало моих московских друзей и русских девушек. Придя домой, я сказал отцу, что хочу поехать домой. Он принял это спокойно. Я сказал, что не хочу жить в Америке. Что мне здесь не нравится. Что я полечу домой. Он достойно это принял и сказал: «Хорошо». А еще он сказал, что Марина ему тут без меня не нужна. Пусть проваливает вместе со мной. Я купил себе билет до Москвы, отец купил билет Марине. До дома оставался месяц. Я начал всем говорить, что я собираюсь домой. Все мои уже были в курсе. Мама тоже была рада, что мы возвращаемся. Я начал у всех спрашивать, какие подарки им привезти. Аленка закала духи от «Burberry». Ребята там тоже что-то заказали. Я уже не помню. В «Макдоналдсе» я сказал, что я увольняюсь и лечу домой. Арели тогда сильно расстроилась и плакала в подсобке, обнимая меня. Говорила, что хочет полететь со мной — на ломаном английском и наполовину на испанском. Я ей говорил, что если она хочет, я заберу ее с собой. Естественно, я пиздил. Делать мне больше нечего, что ли?! Но утешить как-то ее надо было. Все в «Макдоналдсе» были расстроены моим увольнением. Ведь меня там все любили. Я всегда был душой компании. Веселый парень. Работящий. Общительный и безотказный. По случаю моего ухода меня сделали лучшим работником года и устроили небольшую вечеринку. Сделали торт на заказ со словами: «Thank you, Arthur. Will we miss you». Приятно, конечно. Подарили мне открытку, в которой каждый из сотрудников написал мне теплые слова. Арели писала на испанском.
Провожали меня все. Стив Хо, хозяин «Макдоналдса», написал мне письмо и свои контакты для того, чтобы я по его рекомендации мог устроиться в «Макдоналдс» в России. На должность менеджера. И выписал мне чек на 300 баксов. Я прямо рад был. Круто, конечно. В школе я 10 классов уже закончил. Как бы лето приближалось. Отец забрал мои документы из школы. С ребятами своими я тоже уже попрощался — со всеми, с кем тусил, проводил время, курил траву и бухал, со всеми, кого трахал и т. Д. Все были опечалены. Особенно Даниэль. Мы с ней всегда были в контакте.
Где-то за неделю мне нужно было ехать за подарками для родных и друзей. И мы договорились с Юрой, что он заедет за мной. Решили поехать в «Burberry shop», а затем в Голливуд. За подарками. Утром мне позвонил Юра и сказал, что его машину украли. Разбили переднее стекло, залезли в машину и украли. Через полгода его машину найдут в канаве. Оказывается, это был тот самый узбек. Не он сам, конечно, а по его наводке.
Делать было нечего. Я позвонил Наде с просьбой помочь. Той Наде из колледжа. Она согласилась, подобрала меня у дома, и мы поехали искать этот магазин. Мы нашли его только в Beverly Hills, объездив множество богатых районов. Такое ощущение, что это прямо эксклюзив какой-то… Как кусок золота… Зайдя в магазин, мы начали осматриваться. К нам подошла продавщица и начала спрашивать, что мы ищем. Мы ответили, что духи. Она нам показала, где стоят духи. Мы с Надей разговариваем на русском. Оказалось, что продавец тоже была русская. Она услышала нашу речь и присоединилась к диалогу. Я ей сказал, что это подарок девушке. Тогда она предложила написать ей именную открытку от «Burberry» с пожеланиями от Артура и магазина. Я, конечно, согласился. Она написала открытку и упаковала все это дело в фирменный пакет. Затем мы поехали в Голливуд. Я понакупал там всякого хлама, чтобы всем хватило, и Надя повезла меня домой..
ВОДОЧКИ НАМ ПРИНЕСИ, МЫ ДОМОЙ ЛЕТИМ!
Вылет в Москву был назначен на 19 июня. Рейс был с пересадкой в Джорджии. Мы с Мариной почти не спали всю ночь. А у нее был багаж… Огромный чемодан ростом с меня, три сумки и портфель. Она, блять, собралась, как с рынка домой. И всё это — её личные вещи… Моих подарков было куда меньше — одна сумка и портфель.
Самолет вылетал в 7 утра. В 5 утра проснулся отец. Мы попрощались с Шерри, поблагодарили ее, сели в машину, и он повез нас в аэропорт. Ехали молча. Отец только повторял мне, чтобы я не забывал английский, учился, читал газеты и смотрел новости. Тогда язык не уйдет. Но я пропускал всё мимо ушей. Мыслями я был уже дома. Через 20 часов я должен был ступить на родную землю. В России. В Москве.
При сдаче багажа Марина упросила меня взять ее портфель, мол, у нее и так куча сумок. Я взял. Свой багаж я сдал без проблем, а вот когда поставил ее чемодан на весы… Начался перевес. Отец заплатил за него 200 баксов — больше, чем стоило всё её шмотье! Женщины, блять…
После регистрации Марина попрощалась с отцом и пошла к эскалатору. Я подошел к нему, обнял, поцеловал, поблагодарил за всё, что он для нас сделал. Марина, уже на эскалаторе, крикнула ему: «Я сюда еще вернусь!» А отец тихо сказал мне на ухо: «Вы, может, сюда и вернетесь, но меня уже не будет на этом свете».
Это были последние слова отца, которые я услышал. И запомнил навсегда. Они прозвучали так трагично… Я отпустил его и пошел к эскалатору.
Я до сих пор поражаюсь, как люди чувствуют свою смерть! Отец знал, что умрет… Это магия чисел. Мы улетели 19 июня в 7 утра. А он умер 19 июля, в 7 утра.
Я верю, что у каждого из нас есть своя миссия. И когда она выполнена, мы уходим. Видимо, папа тогда свою выполнил. Он сделал всё, что мог. Показал нам другую страну со всеми её прелестями и разочарованиями. Дал нам второй язык, который мы знаем в совершенстве и который очень пригодился в жизни. А взамен остался совсем один. В чужой стране. В чужой земле. Забытый и никому не нужный. Под надгробием с чужими буквами. Мой отец. Мой бедный отец… Господи, не будь к нему слишком строг…
С ним случился сердечный приступ, который он уже не смог пережить… Каким бы сложным он ни был в последние годы, это человек, подаривший мне жизнь. Это он запретил матери делать аборт. Это он изо всех сил старался научить меня жизни и показать мир. Он радовался, когда я родился, и хотел сделать меня лучше. Он делал маму счастливой, пока они были вместе. Мне его не хватало всё детство. Он гордился мной. Учил уважать эту жизнь. Он всегда понимал и поддерживал. Он — мой отец. У каждого человека есть отец. И для каждого он — самый лучший.
Пока мы ждали рейс в аэропорту Джорджии, я зашел в «Duty Free» купить американского шоколада для сестры Насти в Крым. По пути взял кофе. Затарившись «Hershey’s», я побежал на посадку.
В этом самолете нам достались места не у туалета, а в середине салона. Я сидел у прохода. Весь полет я слушал музыку и смотрел фильмы на своей «PSP». Делать больше было нечего. И все это время я мечтал о свежем нарезном батоне, которого не ел два года, и о маминых пирожках. Я просто истекал слюной.
Вот мы уже летим над Подмосковьем. До дома — рукой подать. Самолет пошел на снижение. Моей радости не было предела! Я видел в иллюминаторе многоэтажки и сказал Марине: «Мы дома». Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Думала, я спятил от шестнадцатичасового перелета.
Было около 10 утра. Самолет сел с первого захода. Едва колеса коснулись полосы, я крикнул на весь салон: «Земляяяяя!» Люди засмеялись. Я затолкал все свои электронные причиндалы в портфель, завешанный нашивками «Кипелова», «Арии», «Короля и Шута» и «Алисы».
Мы прошли паспортный контроль и долго ждали багаж. Марина-то привезла хуеву тучу вещей! Забрав всё, мы устремились к выходу, где нас ждали Ира (сестра мужа сестры) и Стас (друг). Обнявшись, мы вышли на улицу. Накрапывал дождь, но мне было плевать. Главное — я дома!
По дороге к машине я читал все вывески — просто потому, что они были на русском! И все вокруг говорили на родном языке! Радости не было предела. Я забросил сумку на заднее сиденье Ириной «Хонды», сел сзади, а Марина поехала со Стасом.
Пока мы ехали в Бутово, я подарил Ире сувенирный брелок из Голливуда. Я смотрел в окно и с удивлением разглядывал «Жигули» от «копейки» до «семерки», «Лады-Калины» и прочий родной автопром.
Вот и наш дом. Стас с Мариной немного отстали. Я вылез из машины (в «Сивике» только две двери, и с моим ростом 183 см это было непросто), вытащил сумку и поднял голову. На балконе стояли мама и Дима и смотрели вниз. К тому времени подъехали и остальные. Я закинул сумку на плечо и быстрым шагом направился к подъезду.
Поднявшись на 12-й этаж, я открыл дверь. Мама бросилась мне на шею. Я сам жутко по ней соскучился и принялся её целовать. Потом обнял Рому: «Ну вот и месяц прошел, брат! Как и обещал». Обнял Диму. И сразу спросил у мамы: «А где пироги и хлеб?» — «На кухне».
Я зашел на кухню, взял из корзинки пять пирожков. Нет, не от жадности. Я просто по ним истек. Я принялся уплетать их один за другим. Потом отрезал горбушку от свежего батона, прихватил пару ватрушек и пошел в комнату.
Там уже был накрыт стол. Мы ждали родственников. Я жутко хотел есть и пить, но сел не сразу, а пошел звонить Насте — подруге детства из лагеря. Было 21 июня, ее день рождения. Она безумно обрадовалась звонку. Я сказал, что уже в Москве, дома. Она предложила встретиться, но я не смог — мы ждали гостей. Потом я залез в «Скайп». Там был Игорь, уже созывавший народ на встречу. Все мои друзья с Мосфильма ждали меня. Но мама отговорила меня уходить, и я остался дома. Мы сидели до вечера, и я съел все пироги и весь белый хлеб, что были в доме.
На следующий день, отоспавшись, я взял духи «Burberry London» для Аленки и поехал на Мичуринский проспект. Предварительно позвонил братуну Андрею — моему другу с пеленок. Наши мамы — обе многодетные. Мы гуляли вместе, когда я был в коляске, а он еще в животе. Всё детство я провел у них в гостях, играя в его игрушки и на приставке. Так и прошли наши юные годы.
Метро для меня не изменилось. Кажется, оно вообще никогда не меняется. Я доехал до Киевской, и меня дико потянуло прокатиться на троллейбусе. Я встал в хвост этого «трали-вали» и ехал с довольной рожей, разглядывая знакомые с детства места. Многое, впрочем, изменилось за два года.
На Мичуринском я долго вспоминал, где ее дом. Покружил минут 15, вышел к пруду и сориентировался — возле пруда ее школа, а рядом — дом. У подъезда на скамейке сидела бабушка. Я не знал, как попасть внутрь. Звонить в домофон не хотел — Алена не знала о моем приезде, а я жаждал сюрприза. Бабушка начала выспрашивать, кому я нужен. Я стал объяснять, что пришел к подруге, что давно не виделись… Тут дверь открылась, кто-то вышел, и я юркнул в подъезд.
Я все еще помнил этаж! Начал звонить, но никто не открывал. Она была выпускницей 2009 года и в тот момент была в школе на выпускном.
Я посидел на лестнице минут пять, слушая музыку. Потом подошел к окну и увидел, как она идет к дому — в красной кофте, светлых джинсах, с сумкой «Fred Perry» за спиной. Бабушка остановила ее и что-то живо объясняла, видимо, про какого-то парня. Я спустился на первый этаж, сжимая в руке фирменный пакет из «Burberry» с духами.
Дверь открылась, и она увидела меня. Секундная пауза. Она замерла, а затем с криком «Артур!» бросилась мне на шею. Черт, это было так приятно! Я и не думал, что она так обрадуется.
Мы поднялись к ней, и я вручил пакет. Она развязывала ленточку с очень серьезным видом. Достала духи, поцеловала в щеку, сказала «спасибо». Я сказал, что внутри есть записка от администратора магазина: «To Alena with big love from Artem and Burberry». Она спросила, что там. Я предложил ей прочесть и перевести самой. Не получилось. Тогда я прочел и перевел сам. Она снова поцеловала меня в щеку.
Зазумел мой iPhone. Андрей. Спросил, когда встречаемся. Я не видел его лет пять. Мы договорились встретиться через 15 минут у магазина «Остров». Алена побрызгалась духами, и мы вышли.
Он изменился за эти годы, но не сильно. Подрос, повзрослел. Мы зашли в магазин, купили по бутылке пива и пошли к нему домой. Посидели, поговорили про Америку и про наше детство. Потом я с Аленой поехал на Мосфильм. Там нас уже ждали все ребята. Мы купили ящик пива, шашлык и ушли в лес. Я провел с ними весь день.
В начале июля я устроился курьером в рекламное агентство. Все будни я мотался по Москве, а вечерами приезжал к Андрею. Каждый вечер я готовил ужин, мы выпивали под бутылку горилки или настойки, ужинали и ложились спать.
Потом мама уехала в отпуск. Все мои братья и сестры к тому времени уже работали и жили отдельно. 18 июля она уехала в Одессу с подругой. Я провожал их на поезд.
19 июля, около 10 утра, в Москву по делам приехали родственницы с Крыма — тетя Мира и Юлька. Я отпросился с работы и поехал встречать их на Курский вокзал. Я и не подозревал, каким днем окажется этот день.
Всю ту ночь маме в поезде снился отец. Он приходил к ней и просил прощения. Я тогда об этом еще не знал.
В восемь вечера Ире позвонила Шерри. Это был трагический звонок. У нас был вечер, а в Лос-Анджелесе — семь утра. Утро у них началось как обычно. Они собирались гулять с собакой, но отцу внезапно стало плохо с сердцем. Он попросил Шерри сходить без него. Вернувшись с прогулки, она нашла его мертвым на диване. Это был его третий сердечный приступ. Говорили, он сильно о чем-то переживал.
Шерри сразу набрала Ире. Та позвонила мне, но сквозь ее рыдания я не мог разобрать ни слова. Я попросил ее успокоиться и сказать, что случилось. Она выдохнула: «Артур, мне звонила Шерри. Папа умер».
Я сидел на кухне. Бросив трубку на стол, я подумал: прошел ровно месяц. Ровно месяц, как мы все уехали, оставив его одного с женой и собакой.
Мира, Юля и тетя Лариса начали допытываться, что случилось. Я ответил: «Папы больше нет. Он умер несколько минут назад». Взяв телефон, я попросил Юлю поехать со мной в церковь. Она согласилась.
Пока мы ехали на автобусе в церковь в Северное Бутово, я написал маме СМС: «Мам, папа умер…» В тот момент я кое-что понял про своих родителей, точнее — про маму. Получив это сообщение, она проплакала в поезде весь день. Плакала о нем. Даже после всего, что он ей сделал, какой боли причинил. Видимо, она все еще его любила.
Нет, я его не осуждаю! Я простил. Ведь это мой родной отец, и я любил и люблю его таким, каков он есть. Любовь, сука, — сложная штука, и я понимаю это только сейчас. Хотя я до сих пор не знаю, что это такое. Может, мы все одинаковые, но любим по-разному.
Церковь была уже закрыта — было около половины девятого вечера. Мы поехали обратно. Когда вернулись, Ира уже была дома и рыдала на кухне. Я подошел утешить ее. В конце концов она успокоилась и уехала к себе.
Не помню, что было дальше, но через неделю я провожал родственниц на вокзал. Я сунул в их сумку шоколад «Hershey’s», купленный когда-то в Америке для Насти, и попросил передать.
Я продолжал работать курьером в рекламном агентстве, развозя по Москве всякую дребедень. Я тогда не курил. В Америке я не курил… Травка не в счет. Да и никогда я это дело не любил. Даже сейчас презираю. Наркотики, я имею в виду.
Я работал за 15 тысяч, чтобы было на что гулять. Да и просто чтобы в кармане водились деньги. Как раз тогда у «Marlboro» была акция — они выпустили новую марку и раздавали образцы. Агентство, в котором я работал, как раз занималось их распространением. Однажды, зайдя на склад, я увидел стопки коробок с этими сигаретами. Меня спросили:
— Куришь?
— Нет, — ответил я.
— Если хочешь, бери себе блок. Или три. Их все равно раздают.
Не, ну а че? Отказываться, что ли? Конечно, нет! И я взял пару блоков. С тех самых пор я снова начал курить.
Мама Андрея уехала на все лето на дачу, и он звонил мне каждый день. Диалог был всегда один:
— Привет!
— Здорово!
— Че делаешь?
— Работаю.
— Давай сегодня ко мне?!
— Ок. Вечером приеду.
И я приезжал. Мы брали два ящика пива, бутылку настойки и пачку пельменей. И так — каждый день. Целый месяц.
Август. Месяц абитуриентов. Все выпускники ждали зачисления в вузы. А я ждал, когда меня определят в школу. Из Америки я уехал, отучившись до 10-го класса, а значит, аттестата у меня не было. Нужно было идти в 11-й.
Напротив моего дома была школа №1994. Вернувшись из отпуска, мама устроила меня туда. Когда мы подавали документы, старый мудила-директор намекал на взятку, но мама культурно послала его нахер, и мы ушли.
Я продолжал работать курьером. Август пролетел быстро, как, впрочем, и все лето. Я купил себе костюм на 1 сентября. Это был мой первый костюм, и я ужасно его ненавидел. Я вообще никогда не любил костюмы. Может, потому что не носил их. А когда я узнал, что это будет повседневная форма в школе, я был готов повеситься!
И вот наступило 1 сентября. Долгожданный момент, барабанная дробь. Та-дам! Я снова стою в толпе людей, которых в жизни не видел. Все это жутко напоминало 1 сентября 1999 года, с той лишь разницей, что с букетом для учительницы стояла мама, а не я. Букет был красивый, из роз. И я шел не в первый, а в последний класс.
Моя будущая классная руководительница уже поспешила всем рассказать, что с ними будет учиться иностранец, точнее «американец, который плохо говорит по-русски»! Какой, на хер, американец? Я плохо говорю по-русски? Да я в Москве родился и прожил в ней всю жизнь, кроме двух лет! Да я заговорил по-русски, когда мне и года не было! Я учил мексов и америкосов русскому мату на другом материке! И я, мать твою, по-русски херово говорю?!
Так, стоп. Я не об этом.
Наконец эта обязательная программа закончилась, и я, взяв за руки двух первоклашек (один из которых ревел), повел их в класс. После торжественной речи учительницы мы, наконец, пошли по кабинетам. Я думал, хоть посплю. Хер вам! Классная начала расспрашивать меня про Америку.
— Как ты туда попал? — спрашивает.
— Через океан, вплавь, — ответил я. — Ехал в Крым, но не там свернул. Корабль утонул. Пришлось плыть. Херак — и я в Америке.
Все, конечно, засмеялись. Мои мечты о сне разрушились за пару секунд. Я-то думал, после линейки домой пойдем, но не тут-то было. Впереди было еще пять уроков.
На перемене все пошли в столовую. Я же с недовольной рожей побрел на третий этаж. Пока спускался, кто-то уже успел вернуться, жуя вафли, которые там давали. Я встал в сторонке у окна и наблюдал за всем этим детским садом. «Господи, — подумал я, — и это 11-й класс? Бля… Я впервые вижу, чтобы выпускники в салки играли». На Мосфильме мы бы уже смылись из школы и пошли бухать.
Но мои мысли прервала девушка — пафосная длинноногая блондинка. Она подошла и начала совать мне в рот плитку шоколада «Аленка».
— Сколько тебе лет? — спрашивает. — Правда, что ты в Америке жил?
Я заметил, что всех девчонок интересовали одни и те же вопросы: сколько мне лет и правда ли про Америку.
Почти все они месяца три активно ко мне клеились. Но потом поняли, что я не американец, а самый что ни на есть русский, и отлипли. Чему я был только рад.
В Америке, чтобы получить школьный диплом, я сдавал High School Exit Exam. И вот в России меня ждало то же самое — ЕГЭ, который ввел наш мудила-министр образования. Я понятия не имел, как буду его сдавать. В Штатах я изучал программу шестого-седьмого класса — их образование слишком тормознутое. Выходит, я потерял два года.
На уроках геометрии и алгебры у меня волосы вставали дыбом! Впервые в жизни я увидел интегралы, функции и прочую лабуду. Про русский я вообще молчу! В Америке я почти разучился писать по-русски. Учительница отказывалась проверять мои тетради — слова были наполовину написаны английскими буквами. Иногда я чисто машинально переключался на английский. Я даже сейчас пишу с ошибками. Тут-то мне и понадобились репетиторы. Моя Алена рассказала про своего преподавателя по математике. Я позвонил, и на следующий день мы уже договорились о занятии. Он оказался прикольным, веселым мужиком, очень добрым. Все объяснял понятно и не заканчивал урок, пока не вбивал в мою голову всю пройденную тему. (За год мы с ним прошли программу с седьмого по одиннадцатый класс. Было непросто). Через пару занятий он спросил, не нужен ли репетитор по русскому. Я ответил, что как раз ищу. Он предложил позаниматься с его дочерью. Я, конечно, согласился. Мне реально был нужен русский — с нашей училкой, которая отказывалась проверять мои тетради, ни хрена выучить было невозможно. Весь урок мы тупо переписывали учебник. Мы созвонились и договорились о первом занятии. Она приехала — милая, добрая девушка, вся в папу. Мы сидели в комнате, и я, конечно, жестко тупил. Еще бы! Пять лет русский не учил! В школе, начиная с пятого класса, я на этих уроках либо спал, либо слушал музыку. Я постоянно себя унижал: «Я тупой» и всё в таком духе. А она переубеждала и верила в меня. Постоянно твердила: «Артур, у тебя всё получится! Я в тебя верю!» Она заставляла меня писать сочинения, хотя я терпеть этого не мог. Но нужно было — и я писал их за 15–20 минут. Потом мы вместе над ними ржали. С фантазией у меня проблем никогда не было, и язык хорошо подвешен. Каждая моя история получалась уникальной и смешной. Даже в этой книге. Люди, читавшие отрывки, говорили, что у меня талант. Хуй его знает. Короче, я писал в свободной форме, где-то чуть ругнусь, где-то составлю до ужаса смешное предложение. Именно она после моих опусов говорила, что мне надо написать книгу. Это она меня к этому подвигла. Время шло, а ЕГЭ приближался. Наступил октябрь. Прошли первые пробные экзамены, которые я, естественно, завалил. Я занимался с репетиторами всего пару недель, и догнать одноклассников было очень трудно. Но я не падал духом и вдарился в учебу. Нет, я не стал ботаником — остался таким же распиздяем. Курил, гулял, пил и, конечно, убивал время «ВКонтакте», знакомясь с барышнями.
ДРУЗЬЯ
Как-то раз, зависая в популярном тогда приложении «Совпад», я наткнулся на очень симпатичную девушку по имени Настя. Спустя много лет я горько пожалел, что связался с ней… Сначала я написал ей один раз. Ждал ответа дня два. Тишина. Написал второй — с тем же результатом. Обычно, если мне не отвечали, я просто забивал. Но тут что-то внутри шептало: пиши, пока не ответит! Я написал в третий раз. И, о чудо, она ответила!
Я был рад. Мы переписывались недолго. Я постоянно приглашал ее в кино или в кафе, чтобы познакомиться поближе, но она всегда находила отговорки. Через пару дней я забил. Да и она с кем-то встречалась. Я решил подождать, когда они расстанутся. Если буду свободен — пойду в бой.
К тому времени я уже уволился с работы — учеба отнимала все силы. Как-то мои одноклассницы Алена и Полина позвали меня гулять в парк возле моего дома. На улице было прохладно. Я оделся потеплее и пошел.
Пришел и увидел не только девчонок, но и трех новых ребят — прошлогодних выпускников нашей школы. Это были Макс Станов, Макар (Катя Макарова) и Михалыч (двухметровый дылда). Макс сидел на лавочке с ноутом и показывал какую-то свою программу (он учился на программиста). Миха сидел тихо и смотрел. Я усадил Полину к себе на колени, и мы начали знакомиться. Я тогда и не думал, что после этой встречи моя жизнь навсегда свяжется с этими людьми.
Макс предложил выпить. Он, видимо, решил, что я не пью и быстро опьянею. Но не тут-то было! Я — алканафт, каких мало!
Мы поднялись с лавочки и пошли в универсам. Скинулись, купили две литровые «ВДВ» («Виноградный день»). Гадость редкостная! Какую только бурду мы не пили тогда… Боже мой!
Макс явно ждал, когда меня «накроет». Мы с ним пили одну бутылку на двоих, а остальные вчетвером — вторую. В итоге я и Макс остались трезвыми, а Миша напился. Нам с Максом было почти по 18, остальным — по 17.
Мы сидели на детской площадке, и Михалыч, будучи в стельку пьяным, начал на всех выебываться (в прямом смысле) и орать песни про ЦСКА. «Что за придурок, — подумал я, — пить совсем не умеет!» С какой-то ослиной мочой его разнесло в миг. Макар к тому времени уже ушла, было около двенадцати ночи.
Часа через два мы с Максом взвалили Михалыча на плечи и потащили домой. Этот двухметровый шланг не переставал орать: «Красно-синий — самый сильный!» и что-то в этом роде. Мы зашли в подъезд и потащили его к лифту — он жил на десятом этаже. К тому моменту он наконец заткнулся.
В грузовом лифте стояли два мужика. Когда мы втаскивали туда Михалыча, он буркнул: «Ну-ка, девочки, подвиньтесь!» Мы с Максом еле сдержали хохот и поспешили объяснить мужикам, что он просто пьян.
Проводив его до квартиры, мы пошли в сторону моего дома. Не помню, о чем говорили, но когда дошли, Макс спросил:
— Ты водку пьешь?
— Конечно, — ответил я.
— Нам надо выпить, чтобы получше узнать друг друга.
— Окей.
Мы обменялись телефонами и разошлись.
Буквально через пару дней звонит Макс: «Арт, приходи ко мне водку пить!» Я не стал отказываться. Решил доказать, что перепью его. Да, звучит бредово, но что поделать…
Мы встретились с ним (и с Макар) у того же универсама, купили бутылку водки и пошли к нему. Ну что, как не водка, сближает людей?
Мы распили бутылку 0.7 на двоих и остались трезвы, хотя я в тот день еще ничего не ел и был жутко голоден. Когда водка кончилась, нам позвонил Ваня — мой одноклассник, с которым я сидел за одной партой, — и позвал к себе. Была пятница, часов девять вечера.
Купив еще две бутылки по 0.7 и штук шесть лавашей (я дико хотел есть), мы пришли к Ване. Там уже были Илья и Юля. Через семь минут подтянулся Михалыч. Мы принялись за вторую бутылку.
Нечаянно Макс задел рюмку, та упала на пол, но, к счастью, не разбилась. Ваня, человек эмоциональный и плаксивый, взбесился и поволок Макса на кухню выяснять отношения. Макс был уже изрядно пьян, как, впрочем, и я.
Я поднялся с компьютерного кресла и пошел за ними. Видел, что Макс на пределе — он же извинился за долбанную рюмку! — и готов был ударить Ваню. Я успокоил обоих, заявив, что если не угомонятся, отпихучу их сам. После этого мы вернулись допивать водку.
Напились мы прилично. По бутылке 0.7 на брата, не меньше. Потом разбрелись по домам. Я шел один, а Макса вела Макар. Всю дорогу он бубнил: «Артур, пошли водку пить!» А я его в ответ посылал. На развилке у наших домов мы попрощались.
Макса домой довела Макар. Когда они поднялись на этаж, ему приспичило поссать. Видимо, пузырь распирало так, что он открыл окно на лестнице десятого этажа и начал мочиться на улицу. Я же, придя домой, просто рухнул спать.
Утром у меня жгло горло так, что я выпил всю воду, какая была дома. Хорошо, что в кране она не кончается. Опустошив все запасы, я уселся за компьютер. Макс уже сидел в «Аське». От алкоголя у меня тогда еще никогда не болела голова — это началось после 23 лет.
Первым делом я ему написал:
— Бля, Макс, надо было все-таки допить ту третью бутылку!
Он, конечно, поржал, а потом ответил, что наконец-то нашел человека, который пьет его мерами.
— Нееет, сынок, — парировал я. — Это нашелся человек, который пьет в моих мерах.
В ответ я получил одно слово: «Стажер».
С тех пор так и повелось: я — «стажер», а он — «сынок». Ну, а кто скажет, что не водка сближает людей?
Наступил ноябрь, потом декабрь. В середине месяца был мой восемнадцатый день рождения. Я долго думал, как его отметить. И тут мой бывший одноклассник с Мосфильма, у которого ДР 20 декабря, предложил забить народом целый клуб. Он звал даже незнакомцев, собирая с них деньги на аренду. Мне понравилась идея, и я предложил отметить два дня рождения разом, взяв организацию на себя (у меня были знакомые, занимавшиеся вечеринками и сотрудничавшие с клубами).
Конечно, все это время я продолжал учиться в школе. Куда без этого? Скоро заканчивалась первая четверть, и надо было готовиться к экзаменам. Чего я, естественно, не делал. Лень была сильнее меня.
ВЕЧЕРИНКА
Настя, та самая девушка из «ВКонтакте», никуда не делась, и я по-прежнему с ней переписывался. Увидев, что она свободна, я пошел в решительное наступление. Добавился к ней в «Аську». Как-то на уроке русского, от нечего делать, я написал: «Привет!» В ответ получил вопрос в лоб: «А ты кто?» Пришлось объяснять, кто я и откуда ее знаю. С того дня мы стали общаться чаще, почти ежедневно. Я узнал, где она учится и что она родом из Якутии.
Тем временем приближался мой день рождения. Идея с клубом начала казаться мне бредовой — не наберем столько людей. Я предложил более адекватный вариант: снять загородный коттедж. И дешевле, и уютнее. Моему со-имениннику идея понравилась, и мы начали все перепланировать. Объявили друзьям, что собираем не клуб, а дом, который обойдется в 80 тысяч.
Я взял на себя алкоголь и осмотр коттеджа, а он — аренду, поваров (которые, как выяснилось позже, нихрена не приготовили) и охрану — пару самбистов, чтобы отсекать непрошеных гостей.
Мы вшестером поехали смотреть дом, втиснувшись в белый «Пежо-206». Кое-как нашли. Оказалось, всего в 10 км от Южного Бутова. Дом нам понравился: 4 этажа, с бассейном, сауной, танцполом в стиле ночного клуба, 15 спален, бильярдом и огромной барной стойкой.
Вернувшись, мы начали собирать с гостей по 500 рублей. Я позвал всех своих — человек 20. Пригласил и Настю. Она сказала, что приедет только с двумя подружками. Я ответил, что так даже лучше. Мы договорились встретиться вечером, чтобы я забрал деньги.
Собрав «дань» с друзей с Мосфильма и выпив по пиву, я поехал к Насте во Владыкино. Приехал, написал ей в «Аську» — она была онлайн. Молчание. Прождал минут 10 (время-то договорились!), стырил номер ее телефона из «ВКонтакте» и начал звонить. Трубку не брала. Уснула. Позже я узнал, что у нее просто не было денег. И, честно, это к лучшему. Вряд ли бы мы общались после моего дня рождения. Почему — расскажу позже.
Я прождал ее час или два. Так и не пришла. Не то чтобы обиделся, но поехал домой расстроенным. Дома снова сел за компьютер. Она все еще была в сети, время — около 11 вечера. Спросил: «Почему не пришла? Я тебя два часа ждал». Ответила, что уснула. «Но я же звонил!» — написал я. «У меня просто сердце заболело», — сказала она.
Я заволновался: «Почему не выпила таблетку?» — «А я их не пью!» — заявила она. Тут я всполошился не на шутку и позвонил ей. Стал говорить, что с сердем шутить нельзя, нужно хотя бы таблетку выпить. Сказал, что у меня отец умер от сердечного приступа. Позже она призналась, что мой заботливый звонок той ночью показался ей чем-то необычным.
После этого она стала относиться ко мне лучше, и мы даже иногда созванивались в «Скайпе». Это было забавно! Качество связи — дерьмо, я мог разглядеть лишь ее плюшевого мишку, волосы и белую майку.
Наступил декабрь. До дня рождения и вечеринки — рукой подать. Мой со-именинник с друзьями уже внесли 50 тысяч из 80. Остальные 30 договорились отдать 19-го, в день праздника.
Сам день рождения прошел быстро и незаметно. Мама решила устроить мне сюрприз, но так как был будний день (вторник), а утром мне в школу, я лег спать пораньше. Пока я спал, она надула кучу воздушных шаров и засыпала ими всю мою комнату. Представьте — весь пол в шарах, ни пятнышка свободного! Проснувшись в 7:30, я спустил ноги с кровати и услышал громкий хлопок — это лопнул шарик под моим 90-килограммовым весом. Я сразу ожил, открыл глаза и увидел это шариковое безумие. Было круто! Спасибо маме!
В школе весь день был скучным и нудным. Если бы не «ВКонтакте», все бы забыли про мой ДР. Поздравили меня человек семь из тридцати. Да и хер с ним, честно. Главное, друзья не забыли и названивали прямо на уроках.
Вечером я сидел за праздничным столом, который накрыла мама. Приехали родственники — братья, сестры. Мои немного посидели, а потом Марина предложила сходить в клуб в Бутово. Я согласился. Нас было четверо: я, Рома, Марина и двоюродная сестра Даша. На улице — жуткий мороз, мы задубели, как сосульки. Пришли и поняли — это не клуб! Это баром-то назвать сложно! Вместо музыки играла какая-то хренотень.
Я присел за столик, заказал себе и Ромке по чешскому пиву. Девушки пили шампанское — ДР же мой, вот я и платил. Сидим. Марина пошла танцевать, к ней присоединилась Даша. Мы с Ромкой тупо над ними ржали.
Там были две упитые в хлам девчонки, лет по 16. Они постоянно подходили и просили с ними потанцевать. Мы отнекивались. В конце концов одна, повыше ростом, подошла к Роме и начала об него тереться. Он послал ее. Она фыркнула:
— Вы гавно! Пойдем танцевать!
— Ты еще слишком мала для меня! — отбрил он.
— Мала? — возмутилась она. — Да мне 29 лет и у меня двое детей!
Я повернулся к брату с ухмылкой:
— Ром, помоги человеку с третьим! Видишь, мучается, старается!
Мы посмеялись. А потом началось шоу! Почти все местные парни (кроме нас с братом) начали спорить на деньги, кто в танце их разденет. В общем, это был номер! Выиграли, кажется, все. Что за шалавы, просто пиздец! Вскоре мы пошли домой. Марина осталась.
Настали выходные. Я обзвонил друзей, объяснил, как добраться до коттеджа. Потом позвонил оптовику, у которого заказывал алкоголь, и договорился о встрече. Мы встретились на «Молодежке», у кинотеатра. Он открыл багажник… 120 литров алкоголя! Можете представить? Водка, текила, виски, коньяк, ликер. Поймали машину, загрузили все это добро. Я отдал деньги и поехал.
Договорились, что все будут к 7 вечера. Я приехал в 4, и народу было уже прилично. Встретил одноклассников, которых не видел три года. Забавно. Мы с именинником забили себе отдельную комнату — детскую с двухъярусными кроватями.
Я начал осматривать владения. Подошел к охранникам с битами, сказал: пускать только тех, кто скажет, что от Комара (это я). Остальных — по хер. Зашел на кухню. Там работали повара, лепили какую-то закуску, которая в итоге так и простояла в холодильнике. На вкус — так себе, но съедобно.
Вскоре позвонили мои ребята из Бутово — заблудились. Я пошел к остановке их встречать. Они появились. Мы зашли в магазин, купили два ящика пива и ящик колы. Еле дотащили — на улице лютый холод, руки отваливались. Потом подъехали друзья с Мосфильма. Не было только Кости — он на работе, но обещал быть. Он и не пьет, вечно за рулем. Они вручили мне «Диплом совершеннолетия» и пошли тусить.
Всю вечеринку я бегал по этажам, разыскивая своих. Стоило мне спуститься на цокольный этаж с танцполом, как все начинали орать: «О-о-о, именинник! Давай выпьем!» Часа через два я был уже изрядно «тепленький».
Поднялся к бассейну. Там уже плавала куча народа. Стоял мой одноклассник с Мосфильма и боялся нырнуть. Я подошел: «Тебе помочь?» Не дожидаясь ответа, взял его на руки и швырнул в самую середину. Он потом долго за мной бегал!
Заглянул в сауну. Там сидел Тарас. Я зашел в одежде, и все начали орать: «В одежде нельзя!» Тут пьяный Тарас прорезался: «Так это же именинник!» Все хором: «Ааа, ну тогда можно!» Посидел минутку, понял, что жарко, разделся догола. Выйдя, обнаружил, что какая-то сука спиздила мои дорогие часы — подарок отца на 17-летие. Я также потерял один кроссовок и ходил в одном носке и одном кроссе. Попросил девчонок найти его, пока я по делам.
Снова спустился вниз. История повторилась. Стакан за стаканом. Игорь стоял на разливе и подливал понемногу. Девчонки принесли мой кроссовок. Поблагодарив, я пошел на кухню. Ко мне подошел Ваня, сказал, что его Юля голодна. Я упросил поваров что-нибудь сделать. Они наготовили целое ведро риса с овощами. Юлька поела, а повара достали текилу, и мы выпили с ними. Закусывать было нечем, пришлось заедать чем-то жидким из кастрюли. Позже, глядя на фото, я понял, что это было тесто для блинов.
Я никогда в жизни столько не пил. Пошел на танцпол. Там какой-то левый диджей крутил хрень. Наконец он поставил сальсу, и я, подхватив какую-то рыжую, пустился в пляс. Как? Понятия не имею! Я никогда не умел танцевать, а тут — сальса! И мне сказали, что очень даже неплохо. Водка творит чудеса!
Наигравшись в бильярд и окончательно дойдя до кондиции, я завалился спать в нашей с именинником комнате.
Пока я спал, случилась жопа. Оказалось, этим придуркам не хватило 30 тысяч. Деньги кто-то проебал, а точнее — прикарманил. Дом разнесли! Снесли унитаз на первом этаже, все облевали, сломали кий для бильярда. Короче, сломали всё, что можно, и даже то, что нельзя. Угрожали вызвать ментов. Приехал хозяин.
В мою комнату ворвался Макс и начал молотить меня по щекам. Я спал мертвецким сном. Он сел на меня, лупит — ноль реакции. Проснулся я от звонка телефона. Поднял трубку. Звонил Леха, он сидел на кухне напротив. Я увидел его и побрел туда. Макса я даже не заметил.
На кухне меня начали допрашивать, что случилось, а я и сам ничего не понимал. Сижу пьяный и вижу хозяина дома, злого, как черт. Вижу разбитый унитаз и лужу воды. Я был в полном отрубе. Все плыло перед глазами. Крики: «Менты! Валим!» На лестнице парень блюет. Бля, эти малолетки совсем пить не умеют!
Вышел на улицу. Меня штормило, как на «Титанике». Облокотился на какую-то машину — серая «Приора». Прямо как у Кости, подумал я. Опустил взгляд на номер. Ебаный в рот, да это Костя! Открыл дверь и сел. Саня, Костян, Леший, Тарас и их знакомая Эля уже были внутри. Как только я закрыл дверь, они хором рявкнули:
— Артур, бля, где тебя носило? Мы тебя ждем!
Я ухмыльнулся:
— Поехали, мужики!
Элю усадили ко мне на колени. Было уже два часа ночи. Напомню, в глазах у меня все плыло. В этот момент позвонила мама. Я сбросил — не хотел, чтобы она слышала мой заплетающийся язык. Так раз шесть. Мы начали отъезжать.
Сане звонит Дрон, кричит, что кто-то спиздил его куртку. Оказалось, Тарас по ошибке забрал ее вместо своей и отнес в машину. Тарас вышел. Мы к тому времени уже отъехали. Он побежал назад, чтобы вернуть куртку. Когда он вернулся, мы поехали ко мне.
— Арт, у меня бензин на исходе, — сказал Костян. Он долго кружил, ища этот долбаный дом.
— Поехали на заправку, я оплачу, — буркнул я.
На заправке я достал из кармана 500 рублей. Заправились и поехали. Позвонила Марина, начала читать мораль. Я послал ее нахуй. Она тут же набрала маму: «Мам, Артур едет домой. Он в дерьме!»
По дороге Эля начала ныть, что ей некуда ехать, общага откроется только в 6 утра. Мне сказали, что это я сам предложил ей переночевать у меня. Не помню. Может, и предлагал. Водка — зло!
Доехали до моего дома. Попрощался с мужиками, и мы с Элей пошли внутрь. В лифте я попросил ее подождать у двери, чтобы мама ее не увидела. Дома никого, кроме нас, не было.
Подходя к двери, я понимал, что мама сейчас устроит сцену. Полез в карманы за ключами. Бля, я их где-то проебал! Помните сцену из «Иронии судьбы», где пьяный Ипполит стоит у двери и орет: «Маааммаааа»? У меня было точь-в-точь так.
Мама открыла дверь. Я вошел, и она начала орать. Я сначала поднес палец к своим губам: «Тсссс». Потом, видя, что не помогает, поднес его к ее губам: «Тсссс». У мамы глаза стали по пять рублей. Она смотрела на меня и сказала: «Я с тобой завтра поговорю! Иди спать!» — и ушла в свою комнату.
Убедившись, что мама легла, я приоткрыл дверь и прошептал: «Пц, Эль, иди сюда». Когда она зашла, я тут же прошипел: «В комнату. И раздевайся там».
Я снял кроссовки, повесил куртку. Быстро разобрал кровать, и мы легли. Она стала раздеваться догола. Я был очень пьян. Разделся и я. Она, видимо, давно не трахалась и начала приставать. Или это я? Хрен знает. Я не сопротивлялся, и мы занялись сексом. Она лежала бревном и тихо постанывала. А я, прикрывая ей рот рукой, усердно трудился.
Во время второго захода у меня зазвонил телефон. Это был Макс. Я про них всех забыл. Да и был ли я в состоянии что-то помнить? Мой мозг от такого количества алкоголя просто отключился.
Пока в коттедже начиналась паника и все сваливали, я уехал с ребятами на машине. Другие — мосфильмовцы — пошли через поле до Бутово. Как я писал, оно было совсем рядом. Так как у Михалыча там была дача, он знал дорогу.
Их было четверо: Ваня, Юля, Макс и сам Михалыч. Макар, как самый умный, уехала на автобусе домой еще несколько часов назад. А они брели по полю, где снега было по колено. Макс, видимо, забеспокоился обо мне и позвонил.
— Арт, ты где? — спросил он.
— Макс, я дома, с девушкой делом занят! — отрезал я и бросил трубку.
Видимо, они тогда сильно на меня обозлились.
Мы закончили второй акт, и я пошел на кухню за соком. Жесть как горело во рту. Мы с ней вдвоем осушили полпакета.
После третьего захода с этим бревном, которое умело только раздвигать ноги, лежать и сопеть «ху-ха, ху-ха» мне в ухо, у меня было четкое ощущение, что я трахаю мартышку в джунглях, а не девушку у себя дома. В общем, это был худший секс в моей жизни, и никакого гребаного удовольствия я не получил. Лучше бы я постелил ей на балконе — и хрен с ним, что холодно. В куртке было бы теплее.
Я уснул. Проснувшись утром от дикого сушняка, я обнаружил на себе какое-то тело женского пола. Ткнул ее указательным пальцем:
— Эй, ты кто?
— Я? Эля, — пролепетала она.
— Ааа, ну ладно.
Глянул на время в телефоне — охренел: 8 утра. Ясно, что мама вот-вот проснется, если уже не проснулась. Если она это увидит, я получу таких пиздюлей, каких не получал за всю жизнь!
Снова ткнул ее пальцем:
— Слышь, как тебя… Эля. Короче, давай одевайся и вали домой. Сейчас мама встанет.
Пока она одевалась, я стоял в трусах и пил сок. Горело невыносимо.
— Оделась? — спросил я. — Ну, пойдем, провожу.
Закрыв за ней дверь, я вернулся в комнату, чтобы надеть джинсы и рубашку. Одевшись, пошел на кухню допить остатки воды. Тут просыпается мама и выходит из своей комнаты. Смотрит на меня и спрашивает:
— Что, пить хочется?
— М-х, — бурчу я, осушая чайник.
Видя, что я полностью одет, она задает второй вопрос:
— Ты что, в одежде спал?
Я поставил пустой чайник и ответил:
— Да нет, мам, я только что оделся.
А тем временем Макс, Михалыч, Ваня и Юля ввалились к Максу домой и вчетвером рухнули на его большую кровать. Пока они шли через поле, они проклинали меня на чем свет стоит. Хотели даже по морде надать. Особенно Михалыч. Юлька все время орала, что где-то рядом маньяки, которые их сейчас изнасилуют. Да уж, представляю, как кто-то будет насиловать Макса и Михалыча… Аж смех разбирает. Скорее уж они сами кого-нибудь изнасилуют. И в той ситуации жертвой этих двух маньяков мог стать только я.
Мама Макса, естественно, охренела, когда они в таком виде — мокрые и грязные — вломились к нему спать.
Я сел за компьютер, чтобы спросить у пацанов, кто вообще была эта Эля. Девка, как выяснилось, — реальная шалава. Иногда она появлялась на Мосфильме, но ее сразу гнали: «Пшла отсюда в свой Крыжополь!»
АНАСТАСИЯ!
Наступили школьные каникулы. Ура! Скоро Новый год. 24 декабря я переписывался с Надей — моей подругой из Америки, которая была в меня жутко влюблена. Мы договорились встретиться, чтобы обменяться подарками. У нее был последний учебный день перед каникулами, и я должен был подъехать к ее колледжу на Цветной бульвар к девяти вечера.
И только мы все обсудили, как в «Аське» всплывает сообщение от того самого милого создания — Насти.
«Привет!»
«Привет! — отвечаю я. — Чем занимаешься?»
«Да ничем, сижу в интернете».
«А чем завтра занимаешься?»
Недолго думая, я ответил: «Ничем». Я так долго ждал этой встречи, что не мог ей отказать. Хрен с ней, с Надей, подумал я.
«А что такое?» — спросил я.
«Да мне надо съездить в „Мегу“, подарки купить. Не хочешь составить компанию?» — ответила она.
«Да, конечно!» — обрадовался я.
Мы договорились, что я приеду во Владыкино к девяти утра. Теперь нужно было уладить дело с Надей. Я написал ей: «Надь, я не смогу завтра встретиться. Кажется, я нашел свою судьбу!» Говорил это на полном серьезе. Надя, конечно, обиделась и какое-то время со мной не разговаривала, но потом все наладилось.
На следующее утро я встал в шесть, чтобы к восьми быть на месте. Быстро собрался и поехал. Приехал во Владыкино ровно в восемь. Отлично, успеваю. И тут приходит СМС: «Извини, я проспала… Я опоздаю». Блин, шикарно. Ну ладно, ничего страшного, бывает.
И вот я стою у выхода из метро. Она опаздывает. Все девушки так делают, что поделаешь? На улице жуткий мороз. Декабрь все-таки. Скоро Новый год! Я жду уже минут двадцать. Хорошо, что в метро тепло. Сколько девушек проходит мимо… Обалдеть!
Тут через стекло я вижу, как переходит дорогу очень симпатичная — нет, прекрасная, обворожительная! — девушка. Само совершенство. Длинноволосая брюнетка небольшого роста, на каблуках, в темных джинсах, черной куртке и с ярко-синей сумочкой в руках. Она просто… (Стоп! Эх… Если бы я знал последствия этой встречи, ни за что бы не поехал в тот день, но об этом позже). Просто… У меня не было слов. Только бы это оказалась она!
И вот она приближается к метро, и я вижу ее милое личико. Красавица, подумал я. Она заходит, смотрит на меня и говорит:
— Привет!
Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
— Привет, — ответил я.
Голос дрожал, но она этого не заметила. Что со мной? Такого чувства у меня никогда в жизни не было. Мне это чертовски нравилось! Все эти мысли пронеслись в голове за секунды.
Она пошла к турникетам. Я — за ней, как хвостик.
Мы спустились в метро. Она спросила, есть ли у меня интернет в телефоне.
— Да, конечно. А что?
— Где тут ближайшая «Мега»? — поинтересовалась она.
Я не знал. Кое-как, с почти нулевым балансом, я нашел ближайшую — на «Водном стадионе». Всю дорогу в метро я не сводил с нее глаз. А она сидела в «Аське» и с кем-то переписывалась.
Имея в кармане оставшиеся после дня рождения 500 рублей, я заплатил за маршрутку. Все это время я твердил себе: «Эта девушка будет моей!» Даже послал брату Андрею СМС: «Брат, я влюбился по уши!» Ответ пришел мгновенно: «Арт, ты че, бухой?»
Мы приехали. Начали ходить по магазинам. Я терпеть не могу шопинг, но с ней мне было в кайф. Честно признаться, я все время шел сзади и любовался ее походкой. Ее задницей. Тем, как она ею виляет. И ее длинными каштановыми волосами… Она этого даже не замечала, погруженная в хлопоты о подарках для родных.
Мы зашли в «Kity». Она начала выбирать подарки для младших сестер. Приметила сережки в виде пробок от кока-колы, но покупать не стала. Недолго думая, я взял их и, пока она не видела, пошел на кассу. Стоили они копейки, рублей двести. В кармане оставалось около четырехсот, но дело было не в цене — мне дико хотелось сделать ей приятное. Я купил и подарил их ей. Она обрадовалась и поблагодарила.
Мы еще долго бродили по «Меге», а потом поехали по домам. Я сходил с ума от счастья. Мы стали созваниваться все чаще. Но 29 декабря она улетала домой, в Якутию, на Новый год.
В день вылета она одна сидела в аэропорту и ждала рейс. А я ехал на Коломенскую — чинить кран после квартирантов. До ее вылета оставалось два часа, а до Внуково — полтора часа езды. Я не успевал, но жутко хотел к ней сорваться. Я спросил, когда она возвращается. «Девятого января», — сказала она. Я пообещал встретить ее в аэропорту и привезти подарок «большого размера», который ей очень понравится. Она посмеялась и пошла на регистрацию.
Я совсем потерял голову. Тратил кучу денег на СМС и звонки, клал ей на счет (на якутский номер), и мы постоянно переписывались.
31 декабря, помогая маме готовить салаты, закуски и горячее, я каждые пять минут смотрел на часы. Разница с Якутском — 6 часов. Как только стрелки показали шесть вечера, я бросился к телефону — поздравить ее с Новым годом. Оказалось, дозвониться не так-то просто! То сеть занята, то не соединяет… Минут через пять я все же прорвался и поздравил ее! Я был на седьмом небе от счастья!
К одиннадцати приехали родственники, и мы начали праздник. После полуночи все пошли гулять. Я созвонился с друзьями, которые уже вовсю веселились у школы. Мы пили и гуляли до трех ночи. И тут мне в голову пришла гениальная идея! Мы поехали в мою квартиру на Коломенскую, позвав с собой мосфильмовских ребят.
Поймали машину и рванули. На месте встретились с пацанами, которые были уже изрядно пьяны. Мы вломились в квартиру и начали там куролесить. Тарас к тому времени уже отключился и спал в кресле. Когда я курил на балконе, меня позвал Леший: «Арт, Тарас не просыпается!» Я подошел, начал похлопывать его по щекам — сперва легко, потом сильнее. Ноль реакции. Позвал Санька. Тот начал лупить его уже по-настоящему. Все равно не просыпался. Тогда Саньк схватил его за руки, я — за ноги, и мы потащили его в ванную. Этот пидор еще и плитку мне там поломал. Но в ледяной воде он наконец очнулся.
На часах было около семи утра. Мы быстро прибрались и разъехались по домам досыпать.
Едва проснувшись, я созвонился с Максом и Макар и потащил их в магазин игрушек. Это было 1 января, семь часов вечера. Мы поехали на Домодедовскую, в маленький магазинчик мягких игрушек. Зашли туда, еще не до конца протрезвев, и мой взгляд упал на огромного белого медведя. Я снял его с верхней полки и понес на кассу. Его запаковали в синий мусорный пакет, и всю дорогу до Бутово я ехал с этим медведем на коленях, а эти две сволочи над ним ржали.
Время шло. Мы переписывались каждый день. Я снова и снова повторял, что встречу ее. И вот, 8 января 2010 года, в пять утра, пришла СМС:
«Я завтра прилетаю в 10 утра. Встретишь?»
«Конечно, встречу!» — ответил я не раздумывая.
Весь день искал машину. Обзвонил всех друзей — у кого-то не заводилась, кому-то на работу… Закон подлости. В итоге я позвонил сестре Ире. Она согласилась. В тот же вечер она заехала за мной, я взял в охапку медведя, и мы поехали к ней в Одинцово. Всю ночь мы пили чай и болтали обо всем на свете. Зашла речь и о Насте. Я не стал говорить, что она мне дико нравится, — Ира и так все понимала. Легли спать в четыре утра. Я устроился на кухне. Нужно было встать в восемь: самолет во Внуково приземлялся в десять. Я поставил будильник и вырубился.
Будильник прозвенел. Я встал, оделся, умылся и пошел будить Иру. Пока она собиралась, я поставил чайник. Мы выпили чаю, доели вчерашнюю пиццу и поехали в аэропорт.
Самолет, как это обычно бывает, задерживался. Пока он был в воздухе, мы с Ирой торчали в аэропорту у ларька с цветами. Ира купила для Насти белую розу, а я стоял с этим огромным медведем. В конце концов Ира устала и ушла греться в машину, а я остался ждать.
Наконец объявили о посадке рейса из Якутии. Я впился взглядом в стекло, ожидая, когда она появится. Вот она забирает свой чемодан и выходит. Я подхожу с медведем, забираю у нее чемодан и протягиваю игрушку:
— Вот, это тебе.
— Да подожди ты! — отмахивается она.
В итоге до машины я брел, нагруженный чемоданом и медведем.
Мы вышли к выходу. Ира уже стояла у машины с розой.
— Знакомься, это моя сестра Ира.
— Привет! Я — Ира. Это тебе. — Она протянула цветок.
— Спасибо.
— Ну, поехали.
Я засунул чемодан и медведя на заднее сиденье и устроился там сам.
— Девчонки, садитесь вперед, — сказала Ира.
По дороге во Владыкино я расспрашивал Настю, как она съездила.
— Хорошо, — ответила она, и на ее глазах выступили слезы. — Я не увижу дом еще как минимум два года.
— Успокойся, время пролетит быстро. Я сам недавно из Америки вернулся, а уже как дома, — пытался я ее утешить.
Она подарила мне амулет из бивня мамонта. Я сидел сзади и сиял от счастья.
Мы доехали до ее общаги МБШ «Восход». Я взял сумку, она — медведя, и мы пошли внутрь. Бабушки на вахте пропустили меня, даже не спросив ни слова.
— Странно, — заметила она, — обычно никого не пускают.
— Везунчик, — пожал я плечами.
Мы поднялись на лифте на пятый этаж. Общага была квартирного типа, как обычная «трешка». Я бросил ее сумку на кровать. Она тут же распаковала ее и достала игрушку, подаренную мамой на Новый год — нечто непонятное, то ли жираф, то ли тигр. Рядом она усадила моего медведя.
Пока она ходила отмечаться о приезде, я остался ждать в комнате. Успел и в туалет сходить, и по квартире полазить — мне было дико интересно, я никогда не бывал в общежитиях.
Вернувшись, она застала меня развалявшимся на кровати. Ира ждала внизу, но ей уже нужно было по делам.
— Ну что, я поехал?
— Как? Может, чаю хочешь?
— Нет, спасибо. Ира ждет, мне пора.
А ведь я мог позвонить Ире и остаться. Наверное, просто не хотел навязываться. Не знаю. Может, сказывалось отсутствие опыта серьезных отношений? В общем, я не стал себя переубеждать, надел куртку и ушел.
Ира высадила меня у метро в Бибирево, и я поехал домой. Я не корил себя за то, что уехал. Мне казалось, что я поступил правильно. Хотя, оставшись я тогда, все могло сложиться иначе. Но что было, то было.
Добравшись до «Бульвара Дмитрия Донского», я решил не топать пешком, а сесть на автобус. И тут не обошлось без приключений. Пока я курил на остановке, рядом, у «голубой шестерки», началась драка. Один, похожий на узбека, вышел из машины, но из «шестерки» выскочил другой и начал его избивать. Тот не растерялся, достал ствол и принялся молотить обидчика pistolом. Я, завидев оружие, шмыгнул за остановку. Мало ли что… Избитому, с разбитой головой, удалось сесть в машину, и они попытались уехать, но встали в пробке. В этот момент подошел мой автобус. Я зашел и, глядя в окно, увидел, как тот самый мужик со стволом выскочил, подбежал к машине обидчика и на моих глазах застрелил его. М-да… Ребята были реальными отморозками.
Шли дни. Я ежедневно переписывался и звонил Насте, упрашивая о встрече. Хотел просто увидеться, сходить в «Кофе Хауз». Но она постоянно отнекивалась.
Так продолжалось, пока однажды вечером я не увидел в «Аське» ее статус: «секс». Все! Я взбесился. Как же мы были глупы в юности…
Я позвонил Макар и попросил ее прогуляться. Она согласилась. Шел март. Я пришел к ее дому, она вышла, и я попросил сигарету.
— Артур, ты в порядке? — спросила она.
— А я что, выгляжу так, будто у меня все заебись?
— Вроде нет…
— Ну так зачем спрашиваешь? Лучше дай еще одну!
Я выкурил у нее целую новую пачку. Потом подошел Михалыч, и мы пошли бродить по округе. Я немного успокоился. Решили расходиться, было уже поздно. Михан попросил его проводить. Мы болтали о всякой ерунде, и вдруг — о чудо! — мне звонит Настя. Это был ее первый звонок.
Михалыч начал приставать:
— Дай с ней поговорить! Дай!
— Михан, отъебись!
Мы сели на качели, и я разговаривал с Настей. Она уверяла, что ничего не было — просто друг попросил поставить такой статус. Зачем? Детская хуета. Пока я пытался ее слушать, Михан вырвал у меня телефон и орет в трубку:
— Привеееет! Как дела?
— Сука, верни трубку, а то по ебальнику получишь! — зашипел я.
Но он не слушал. Настя, не растерявшись, начала унижать его прямо по телефону, требуя вернуть мне трубку. Я встал и вырвал свой телефон. Сказал ей, что скоро буду дома.
Попрощавшись с Миханом, я пошел домой. Мы еще немного пообщались с Настей и легли спать.
Четвертого марта мы снова поругались. Забавно: мы даже не встречались, у нее не было ко мне чувств, а мы уже ругались. В тот вечер я с сестрой и ее ухажером пошел в бар «Хата». Тот крендель решил, что перепьет меня. Мы заказали водку и сок. А я все это время бегал на улицу — ругаться с Настей по телефону, потому что в баре было не продохнуть от музыки. В итоге нормально поговорить не вышло, а водку мы с ним выпили на равных. Ни в голове, ни в жопе, как говорится. Под утро я добрел до дома и рухнул спать.
Утром — сушняк и перегар. Первый урок — алгебра. Наша учительница, Валентина Алексеевна, ненавидела запах перегара и сигарет. Перед уроком мы стояли в коридоре, и Сева спросил:
— От кого так несет перегаром?
Все тут же посмотрели на меня.
— А че я-то? — попытался отнекиваться я.
— А кто у нас больше всех пьет и курит?
— Ладно, ладно, от меня, — сдался я и стал клянчить у всех жвачку.
В классе Валентина Алексеевна открыла настежь все окна. Это было жестоко…
Наступило 8 марта. Вечером я с Максом бухал водку у Вани. Я забыл поздравить Настю с праздником. Вообще никого не поздравлял. Она позвонила и устроила разборку: мол, все бывшие и друзья поздравили, а я — нет. Обиделась и бросила трубку. Я продолжил бухать.
На следующее утро я проснулся, оделся и поехал во Владыкино. Купил три пышные розовые розы — я не знал, какие она любит. Пройти в общагу было невозможно — злая бабка на вахте сидела, как бульдог. Но вежливость — главное оружие вора. Я так уболтал старушку, что она меня пропустила, пообещав ей шоколадку (который я, кстати, должен до сих пор).
Я поднялся на пятый этаж (забыл, что она на третьем живет, я там всего раз был). Дверь была открыта. В ее комнате какой-то парень смотрел телек, а Настя говорила по телефону на кухне. Я подкрался и из-за угла высунул букет. Минутная пауза, и затем:
— Мам… я тебе перезвоню! Как ты сюда прошел?!
— Уметь надо! — ответил я.
Ей, конечно, понравился жест. Она поцеловала меня в щеку. На этом мой визит закончился, и я уехал.
С 9 марта мы начали официально встречаться. Длилось это недолго. Учитывая, что Настя меня на самом деле не любила, это было неудивительно. В начале апреля она сама инициировала расставание. Можно считать, что мы и не встречались вовсе — просто месяц занимались какой-то херней. Мы даже в кино ни разу не сходили.
Вскоре Настя уехала в Ставрополь на неделю, готовиться к экзаменам. В автобусе она познакомилась с Кириллом, которого я потом звал Волосатиком. А я, тем временем, открыл «второй фронт» и познакомился с Катей. У нас оказались общие друзья, так что договориться о встрече было нетрудно.
Вернувшись из Ставрополя, Настя начала крутить роман с Волосатиком. Мне же было похуй. Хотя нет, не похуй. Я просто не знал об этом, как и она не знала о Кате.
В мае Настя попала в больницу с подозрением на аппендицит. Девушки из общаги вызвали скорую, и ее увезли в Склиф. В это время я как раз договаривался о встрече с Катей и нашей общей подругой Яной. Звонок Насти заставил мое сердце упасть — она была мне все еще небезразлична. Я спросил, что ей привезти. «Только сигарет», — попросила она.
На следующий день я прогулял школу и поехал в Склиф. Там была ее лучшая подруга Полина. Мы постояли, покурили, поднялись в палату, где она лежала в окружении бабулек, некоторые из которых были при смерти. Мы вышли на балкон поговорить, потом снова на улицу. Вскоре я попрощался и уехал на встречу с Катей.
Позже я узнал, что к Насте в больницу приезжал тот самый Волосатик и оставил синяки на ее руках. (Если бы я встретил его, я бы его просто… не будем).
Я встретился с Катей и Яной. Мы погуляли в Алтуфьево, посидели в «Макдаке», и я проводил Катю домой. Настя через несколько дней выписалась — я был уверен, что она просто сбежала, панически боясь операций. Но суть не в этом. Я до сих пор, даже после расставания, носил на левой руке тот самый амулет из бивня мамонта, который она мне подарила. Не снимал никогда.
Наступил июнь — пора ЕГЭ. Математики я боялся больше всего, кое-как нагнав программу за три года. На экзамене я не выпускал амулет из рук. Выйдя из аудитории одним из первых, я надеялся на лучшее. Наша учительница, Валентина Алексеевна, волновалась и просила не падать духом. Русский я сдал так же, сжимая в руке свой талисман. Мы с Настей уже не так часто общались, но перед каждым экзаменом я писал ей с просьбой пожелать удачи. И она желала.
Пока я ждал результатов, сестра Даша сообщила, что мы едем в Крым. Я, конечно, был только «за». Ира, узнав, тоже захотела с нами. Решили выехать 31 июня, сразу после моего выпускного, на неделю. Я хорошо запомнил, что Настя должна была летом поехать в Италию от университета.
В школе я обсуждал с классной видеоролик для выпускного и вскользь бросил: «Если не сдам и получу справку — пойду в армию». Результаты по всем предметам, кроме математики, уже были, и они меня устраивали. В этот момент в класс ворвалась Валентина Алексеевна с криком: «YES! Все сдали!» Затем она посмотрела на меня: «Артур, ты молодец! Набрал на 3 балла больше проходного!»
Я выбежал из школы и начал обзванивать всех родных, приглашая на выпускной. Аттестат был у меня в кармане!
24 июня. Выпускной. Ко мне приехали Алена Рахимова и Тарас. Настю я звал, но у нее была сессия. Я понимал. Мы с ребятами закупились виски и колой перед «Форум-холлом». Там я получил свой аттестат, оторвался под NOIZE MC, а потом, заскучав под попсу, уехал домой. По дороге купил маме букет роз — у нее был юбилей, 50 лет.
31 июня мы сели в поезд до Симферополя. За 9 дней в Крыму случилось разное. Однажды в кафе Иру, выпившую «Martini Bianco», так унесло, что мне пришлось нести ее на руках полкилометра до дома — она была далеко не пушинка.
Как-то вечером я сидел с нашей троюродной сестрой Настей на крыльце и курил. Я что-то рассказывал, а она вдруг спросила:
— Артур, а кто такая Настя?
— Какая Настя?
— Не знаю. Ты уже полчаса говоришь о какой-то Насте. Неужели ты так сильно влюблен?
Только тогда я осознал, что все мысли были о ней. В тот же вечер я написал ей «ВКонтакте». Мы и до этого созванивались, она спрашивала про отдых. Я написал, что хочу снова быть с ней, и она ответила взаимностью. Мы возобновили отношения.
9-го числа, в поезде, мне позвонил странный номер. Это была Настя. Из Италии. Она купила местную сим-карту, чтобы быть на связи. Мы поговорили недолго — гребаный роуминг сожрал у меня 30 гривен. На одной из остановок я купил 10 бутылок украинского пива ребятам в Москву — пусть попробуют.
10-го мы были дома. Я сразу понес пиво друзьям — соскучился. На следующий день с аттестатом в руках я подал документы в три университета: ГУУ, ВЗФЭИ и ГОУ. А еще устроился на свою первую работу — менеджером по продажам в торговом центре на Юго-Западной. Я стоял по шесть часов в сутки, продавая утюги за 400 рублей за смену, и все рабочее время переписывался с Настей, которая была в Турции с родителями.
В Москве стоял ужасный смог от лесных пожаров. Настя с семьей летела в Ставрополь через Москву, и я умолял их сделать марлевые повязки. Меня, конечно, не послушали.
Я поступил на вечернее в ГУУ и заплатил за первый курс. Мама была против, но мне было все равно.
В конце июля я сменил работу — устроился в издательство менеджером по продажам и закупкам книг. Работа была нервная, с наличкой, которая имела свойство таинственно исчезать, и мне приходилось покрывать недостачи из своего кармана.
В конце августа Настя вернулась, и я снова поехал встречать ее во Внуково, на этот раз из Ставрополя. Со мной была Макар, которую я давно хотел с ней познакомить. Рейс задерживался, и я изводил Макар своими воплями: «МАКАААР, ОНА ПРИЕХАЛА!» Она стоически отвечала: «Тема, я знаю!»
И вот она вышла. Самое удивительное? За все это время мы с ней ни разу не целовались. Даже в щеку там, в аэропорту.
В сентябре у нее был день рождения, и я задумал подарить ей кольцо. Проблема была в размере. По дороге из аэропорта я невзначай заметил кольцо на ее руке и спросил про размер. «Шестнадцатый», — сказала она.
Мы поехали в Бутово, познакомились с Максом и Миханом, я проводил ее домой.
Все закрутилось с новой силой. Мы наконец-то пошли в «Кофе Хауз» с Максом и его девушкой Леной (с которой он, кстати, познакомился благодаря мне в клубе «Факультет»).
Потом нам повезло: Ира уезжала на Кавказ и оставила мне ключи от квартиры на Коломенской. Мы с Настей переехали туда.
И там, в той самой квартире, мы впервые по-настоящему поцеловались. Этот момент я не забуду никогда. Там же мы впервые переспали. У меня не было презервативов, и она достала из сумки свой, старый и уже подсохший…
В первую ночь ничего не вышло. Утром она сказала: «Не купишь гондонов — секса не будет». Пришлось затариваться.
На следующий день мы занимались любовью сначала на кровати. Ее глаза горели красным, когда она была сверху. «Ебать, она ведьма», — подумал я. Потом — на балконе, на старой скамейке, несмотря на прохладу.
Я погрузился в работу. У меня было четыре выставки. На самой крупной, «Музыка Москва», я заработал тысяч 15–20 за три дня. Неплохо для 18-летнего парня? Принцип был прост: я ставил на книги ценники на 5–10 рублей выше издательских и разницу клал себе в карман. Директор, зять учредительницы, постоянно орал на меня из-за отчетов. В мечтах я не раз заходил в его кабинет и размазывал его физиономию по стене.
Наступило 30 сентября — день рождения Насти. Я тщательно готовился: купил с Аленой Приходько золотое кольцо с сапфиром, забронировал столик в суши-баре на Алтуфьево. Я сказал Насте, что устал на работе и ничего не успеваю, чтобы сохранить сюрприз.
В ресторане я отдал официантке кольцо:
— Девушка придет, закажет суши, положите коробочку к ней в тарелку.
— Делаете предложение? — уточнила она.
— Нет, рановато, — ответил я.
Настя опаздывала. Я сбегал в ближайшую палатку, купил коралловую розу с блестками и поставил на стол. Нервы заставляли меня курить без остановки.
И вот я услышал ее каблуки. Официантки проводили ее в наш закрытый уголок. Она села, я поздравил ее и сказал: «Заказывай суши». Ее лицо, когда она увидела кольцо, было бесценно. Ебать, я был романтиком.
Я снял номер в гостинице неподалеку, засыпал кровать лепестками роз… Ебать, я и правда был романтиком.
После ужина мы пошли в номер. Секс был красивый, как в кино. Потом Настя решила сделать тест на беременность. Она ушла в ванную, а я лежал на кровати. Вдруг — она выбегает в слезах. На тесте две полоски.
Я отреагировал спокойно: «Рожать будем. Что-нибудь придумаем». Она рыдала еще сильнее. Я предложил сделать еще один тест.
Она снова ушла. Странно, но я был на удивление спокоен, хотя внутри все сжалось от страха. Ведь осечек я никогда не давал…
Она вышла и начала лихорадочно искать коробку от теста в сумке.
— Что, блять, такое? — спросил я.
Оказалось, первый был тест на овуляцию. Какого хуя? Она объяснила. Второй тест был отрицательным.
Вот тут я реально труханл. Я всегда хотел детей, но в 18 лет я сам был ребенком. Юным и очень глупым.
Утром я уехал на работу, Настя — в общагу. В метро меня накрыло осознание, как же все меня задолбало. Я так давно хотел в Питер, что просто написал Насте: «Как насчет того, чтобы махнуть в Питер на пару дней?»
Она была не против. Я просто понял, что не хочу работать, что моя голова перегружена проблемами. Я терпеть не могу книги (да, и это говорит человек, который пишет книгу… весело…).
Я сел за компьютер, листая сайты с гостиницами Питера. Рабочий день закончился в пять, и меня начали глодать сомнения. А надо ли? Зачем? Может, не стоит? Я позвонил Насте:
— Насть, поедем?
— Конечно, если ты так решил.
— Я не знаю, — признался я.
У Насти характер вспыльчивый. Она начала меня пилить. В итоге мы поругались из-за моей нерешительности. Я собрался и поехал к ней в общагу, где наш спор продолжился с новой силой. В конце я встал, хлопнул дверью и вышел.
На улице я закурил. Она вышла на балкон и позвала меня.
— Спускайся! — крикнул я.
Она спустилась. Мы сели на лавочку возле ее колледжа.
— У тебя паспорт с собой? — перебил я ее.
— Да.
— Давай сюда!
Она открыла сумочку и протянула мне паспорт. Я взял его и сказал, чтобы ждала звонка. И поехал на Курский вокзал.
В огромной очереди в кассу мне позвонил Макс.
— Арт, привет! Че делаешь?
— На вокзале, в очереди стою.
— Ты куда?
— В Питер!
Он, похоже, забыл, зачем звонил, и попрощался.
Я купил два билета туда-обратно на завтрашний вечер. Поезд в 21:00, в Питере — в 6 утра. Я позвонил Насте: «Собирай вещи. Завтра едем».
Дома я забронировал гостиницу на Рабфаковской. Утром отправился на работу. Мое начальство и не подозревало, что это мой последний день. Я попил с коллегой пива, съездил домой за вещами и поехал на вокзал.
Я приехал на Ленинградский раньше Насти. Она, как всегда, немного опоздала. Мы сели в плацкарт. Всю дорогу курили в тамбуре или переписывались, лежа на верхних полках, пока остальные пассажиры спали.
В Питер прибыли в пять утра. Метро открывалось в полшестого. Мы ждали. Внутри мне дали вместо билета жетон. Доехали до «Пролетарской» и пешком добрались до гостиницы. В номере рухнули спать.
Проснулись часа в два. Я уговорил Настю прогуляться. Мы поехали в Петропавловскую крепость. По дороге я вспомнил, что на Комендантском кладбище похоронен мой предок, Комаров Константин Виссарионович, предпоследний комендант крепости. Меня охватило жгучее желание найти его могилу. Проблема была в том, что день был выходной, и начальства не было. В музее мне дали номер их руководителя, Марины. Очень милой женщины. Шел дождь. Мы целовались под звон колоколов, а потом поехали обратно в гостиницу, заскочив по дороге в магазин за едой.
Настя умудрилась вывихнуть ногу и дальше никуда не выходила. Мы поели, а потом весь вечер занимались сексом. На следующий день я два часа промучился, пытаясь дозвониться до Марины, и в итоге оставил свой номер, представившись потомком Комарова (чем я, собственно, и являюсь). Она перезвонила и предложила устроить мне небольшую экскурсию. Настя отказалась из-за ноги, и я поехал один.
Меня провели в административный корпус через низенькие коридоры, где я, со своим ростом 186 см, чуть не сломал шею. Марина рассказала историю Петропавловки и моего предка. Мы прошли на кладбище, и я наконец увидел могилу, о которой мне так много рассказывал отец. Потом мы зашли в Дом комендантов, и она показала мне, где жил, обедал и принимал людей мой прадед.
Денег у нас с Настей оставалось только на метро — все спустили на сувениры и еду. Возвращаясь в гостиницу, я получил от нее «сюрприз». У нее в Питере жил бывший парень, Башкир, и я ревновал ее до чертиков. Представьте: открываю дверь — в комнате никого, в ванной пусто. Я в панике полез в сумку проверять билеты и паспорта. На месте. «Я его убью!» — пронеслось в голове. Может, на кухне? Выбежал — никого. Спросил у консьержки, не видела ли она девушку. «Никто не выходил». У меня поехала крыша, сердце колотилось, как сумасшедшее. Я ворвался в номер, дико озираясь, и… увидел ее в ванной. Увидев ее, я просто сел на кровать и обнял ее. «Слава богу», — прошептал я про себя.
Оказалось, она решила подшутить. Написала прощальную записку (которую я в ярости не заметил), положила на кровать и спряталась на подоконнике. А когда я выбежал, перепряталась в ванную. Такой моей реакции она явно не ожидала.
На следующий день нам нужно было уезжать в восемь вечера. Весь день просидели в номере, а вечером, выскребая последнюю мелочь из карманов на метро, поехали на вокзал. С горем пополам доехали и сели в поезд.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.