Бесплатный фрагмент - Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные

ЛЕТОПИСЬ КЕНСИНГТОНА: ФРЕДДИ И ОСТАЛЬНЫЕ

КРАТКАЯ АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ИСТОРИЯ ГРУППЫ «QUEEN» В КАРТИНКАХ

— ЧАСТЬ ВТОРАЯ —

«ШОУ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!»

/ — картинка №1 — / ИСТОРИЯ, или ПРЕДЫСТОРИЯ /

Однажды… Следовало бы сначала написать предисловие ко второй части, скажут, бранясь и привередничая, наши любимые читатели, но ведь все картинки должны начинаться со слова «Однажды», верно? Ну, а теперь можно и о предисловии. Вторая часть нашей Истории, как вы уже поняли, будет содержать в себе картинки, освещающие основной период творчества группы «Куин» — с 1980 по 1990 год. Все сливки славы группы будут представлены в этой части книги — записи новых альбомов, съемки видеоклипов, о которых так мало было сказано ранее, и просто приключения квинов. Кроме них, вы снова встретитесь со многими старыми друзьями — Дэвидом Боуи, Элтоном Джоном, Стингом и его медведем… Из новых же можно назвать Дэвида Гэхена, Аксла Роуза, немного известных вам уже Пера Гессле и Мари Фредриксон, старый добрый Хулио Иглесиас также заглянет на огонек, короче, народу будет много, даже масса (подробнее о них см. в «Действующих лицах…". А если не хотите — не см.). К тому же вас ожидает приятный сюрприз! В Историю вклиниваются и некоторые наши звезды — Цой, Кинчев, Шевчук и некоторые другие. Но мы не злоупотребляли нашими музыкантами и актерами, ведь книга-то наша — о загнивающем капитализме. Так что вот. Ну, а сейчас вернемся к нашему повествованию. Итак…

Однажды Фредди Меркури, сменивший, как вы помните, имидж и ставший усатым и неволосатым, сидел за роялем, и сладкие звуки музыки лились из-под его гибких и ловких пальцев. Сзади подкрался никем не замеченный Джон Ричардыч Дикон и крикнул Фредди в ухо:

— Фред! А ты ведь никогда не рассказывал, как ты научился играть на рояле!

Фредди повел ухом, как ленивый кот, вальяжно откинулся на спинку стула и свалился на пол (как вы понимаете, у специальных рояльных вертящихся стульев спинки-то никакой и нету). Поднявшись, он как ни в чем не бывало сбросил Джона с рояля (на который тот залез с ногами, опасаясь мести вышеизложенного Фредди), сам сел в кресло и начал рассказ:

— Ладно, липунюшка. Слушай. Когда мне исполнилось десять лет, папа на всю получку купил мне ма-алюсенький, крохотусенький, такусенький роялик. Игрушечный, — злобно добавил он.

— Ну, положим, ты все нам тут наврал, — заявил Брайан, который уже давным-давно лежал на диване и слушал фреддинские байки. — Разве твой папс столько получал? Я имею в виду — так мало?

— На всю получку, — холодно продолжил Фредди, — после того, как мой, как вы изволили брякнуть, папс сходил в кабачок, он принес маме новый веник, Кашмире — новые тапочки, ну а мне, как самому любимому — роялик. Я начал учиться играть…

— Ага! — расхохотался Элтон Джон, который до этого тихо сидел в дальнем углу и мяукал что-то себе под нос на губной гармошке. — Я помню! Как я тебя тогда, а? А твой папс, — неожиданно мрачно закончил он, — поступил подло. Зачем он меня выкинул?

— Так это был ты? — взревел Фредди, сделав вид, что безмерно удивлен. — Вот я вам сейчас задам! — и он уже дунул за Элтоном, но был жестоко схвачен за недоуздок Дэвидом Боуи, сидевшим на полу в обнимку с плюшевой гориллой.

— Тебя зачем сюда позвали? — свирепо сказал он Фредди. — Воспоминаться или чего?

— Хам-мы-ы! — и Фредди, оскорбленный в лучших чувствах, залез в дальний угол и, немного поворчав и порвав обои, принялся вспоминать дальше:

— Итак, я научился играть гаммы…

— Ипсилоны, дельты, зиты, иты, фиты и ижицу, — перечислил по памяти дедушка Джорджа Харрисона, выглядывая из холодильника. Фредди совершенно взбесился.

— Ежели этот старый хрыч не заткнется, то не будет вам щемящих душу воспоминаний! — пригрозил он. Дедушку ликвидировали — отправили в верхний магазин за овсянкой — и стали внимать.

— И вот тогда мой горячо и нежно любимый папс, — Фредди замолчал и прислушался. Всюду стояла тишина, — наконец купил мне настоящую машину. «Красный Октябрь»!

— Опять врешь, — лениво сказал Джон, который все это время просидел в ванной, и только сейчас соизволил выйти в полосатом купальном халате и с двумя тазиками на ногах. — Такой есть только у Брайана. Ему Гоша прислал, я знаю.

— Заткнулись все! — рявкнул Фредди. — Я рассказываю! Так вот, единственными нотами у меня тогда были ноты песен «Битлз»…

— Наглый лжун! — заявил Фил Коллинз из-под кровати. — В пийсят шестом году не было битлов, не было!

— Уж я-то помню! — влез в окно Пол Маккартни, — Кстати, у вас место басиста вакантно? — и он показал на висящую за спиной гитару. Фредди показал ему кулак.

— Да чего там, — хмыкнул Джон, подошел к окну и так смазал по уху басисту, что тот как висел, так и упал. На пол к Фредди, потому что Дэвид Боуи был в комнате, а денег на ращение костей у Пола не было — поиздержался.

— Так вот, — свирепо вращая глазами, продолжил Фредди, — «Битлз» не было, не отрицаю. А ноты — были! Были ноты, я сказал! И вообще, не буду больше ничего рассказывать, если вы все такие, — и он надулся.

— Мы больше не будем перебивать, — пообещал Роджер. — Рассказывай.

— А чего рассказывать, — хмуро сказал Фредди, — Шел из бани и все, чего рассказывать… Вот так я и научился играть…

— Фред, — перебил его Роджер, — А почему ты деда Бихто не играешь?

— Кого? — осовел Фредди.

— Деда Бихто, — рассердился Джон. — Дядю Люду. Бетховена почему не играешь, нетопырь?

— А, — успокоился Фредди, и в его глазах загорелся волчий огонь. — Бехто.. Битхо.. Ну, в общем, это долгая история…

Все вдруг страшно засуетились насчет чая. Джон побежал на кухню за чашками, Дэвид орудовал ножом, Роджер потрясал буханками, Коллинз азартно давил сразу два лимона, а добрейший Элтон Джон размахивал здоровенным чайником…

После того, как суматоха улеглась, Фредди ящеричьим взглядом окинул сидящих на полу друзей с чашками ароматного чая и горами бутербродов, терпеливо ждущих продолжения рассказа, и нежно сказал:

— Почему я не играю деда Бихто? Потому что я его не люблю!

В наступившей тишине послышался влажный шлепок — у кого-то маслом вниз упал бутерброд. Фредди, не растерявшись, выскочил в окно и задал стрекача. Тогда все со зловещим молчанием сгрудились вокруг Брайана. Тот съежился и заверещал:

— Чего вам? Ну чего вам? Историю? Хорошо же! Я вот сейчас как расскажу! Однажды…

Все опять расселись по местам и навострили уши.

— Однажды, — говорил Мэй, и глаза его затянуло розовой пленкой, — я полез на стену. Но сорвался и упал. И сломал ногу. Вот..

Все молчали.

— А чего? — стушевался Мэй, — Не смешно разве?

— И это все? — побледнел от гнева Боуи.

— Ну да! — побледнел от страха Брайан.

— Так ты ж преступник! — побледнел от злобы Фил Коллинз, и его лысина налилась кровью (что было весьма забавно — темное пятно на фоне всего остального. Внешне Фил стал походить чем-то на Горбачева после путча (если вы понимаете, что мы имеем в виду). — Тебя ж судить надо. Показательным судом. Покажи ему, Дэвид!

Боуи медленно подошел к Брайану и, сграбастав его за грудки, стукнул об стену. Поднялась пыль и посыпалась штукатурка.

— Теперь всем понятно? — сухо сказал Боуи, брезгливо отряхнув руки. — Пока не услышу достойную внимания, веселую, поучительную, занимательную историю — никто из комнаты живым не выйдет. Тебе понятно, Фил? Тебе понятно, Джон? Вот что значит — объяснить доходчиво.

Все спали с лица и напряженно задумались. Боуи покопался в дубине и, вытащив из ее недр песочные часы, водрузил их на рояль. Фредди (который уже вернулся), боясь долгого преследования и последующего штурма, бегал от одного к другому и подбадривал. На него огрызались. Беззлобно. И злобно. И бросались сапогами, крича, чтоб не мешал думать.

Наконец, Боуи возвестил:

— Пора, друже! Элтон, начинай.

— Была страшно смешная история, — уныло начал Элтон. — Познакомился я в клубе с ба..

Внезапно Коллинза прошиб такой истерический смех, что его пришлось срочно вынести на улицу.

— Это еще не история, — тоскливо сказал Элтон. — А история вот какая — однажды я в клубе познакомился с бабой…

— Лопну щас! — Пол Маккартни, хихикая, перегнулся через подоконник — и нет его! Через минуту Боуи вернулся, потирая спину, и потребовал:

— Рассказывай! Еще кто хоть раз засмеется — заваляю и съем!

— Встретился я в клубе с бабой — а оказалось — мужик! — выпалил Элтон.

— Дю! — сказал Фредди. — Тоже мне — байка из склепа. Я Это знаю. Ру Пол его фамилие. Или ее.

— Элтон, вы разжалованы, — ледяным тоном заявил Боуи, вырывая с мясом погончики его рубашки. — Сэр Дикон, вас попрошу.

— Я историй не знаю, — сказал Джон, смутившись, — смешных, во всяком случае.

— Любую рассказывай! — приказал Дэвид.

Джон, наконец-то заметя фреддинские пассы и знаки, приободрился:

— Итак, однажды я поехал на своем тарантасе через горы. Была тихая-тихая лунная ночь, и топот копыт…

Через пять минут Боуи уже сладко спал. Оставшиеся тихонько разошлись по домам. Несчастный лектор был разбужен наступившей тишиной и совсем озверел.

— Я тоже знаю одну историю! — хищно сказал он. — Жил-был хороший человек по имени Дэвид, и захотелось ему побить кого-нибудь. Просто так!

Боуи пошарил по углам в поисках этого кого-нибудь, и, не найдя даже дохлой сухой мухи, огорченно продолжил рассказ:

— Тогда пошел Дэвид на улицу…

Как тень, выскользнул он на Кингс-роуд…

— …Поймал первого же попавшегося знакомого и сделал ему кай-кай! Вот и вся история!

Остается только добавить, что первым же попавшимся знакомым оказался Ангус Янг, который после долгой зимней спячки первый раз выкарабкался из канализации. После экзекуции Ангус еле живой уполз в Австралию, оставив Боуи в качестве трофея тромбон. Вот и вся история!

/ — картинка №2 — / ХОКБИЛ, или СПАСИТЕ!!! /

Однажды Фредди увидел из окна, что Брайан, Джон и Роджер идут гуськом по Кенсингтонскому рынку, воровато оглядываясь и держа под мышками какие-то палки. Все было бы ничего, и Фредди отправился бы добривать кошку, превращая ее в карликового льва, да вот на палках зоркий глаз Фредди узрел болтающиеся сапоги, на которые, в свою очередь, были навинчены какие-то железки. «Может быть, они идут грабить банк, — лихорадочно заработал мозг Фредди. — А меня с собой брать не хотят, черносливы!». Немудрено, что Фредди тут же отправился за ними следом (не забыв прихватить два мешка для денег).

…Фредди полз между сугробами, по-шпионски посапывая, а друзья тем временем пришли… на стадион. И только они надели свои сапоги с железками (т.е. коньки, сами понимаете), как из сугроба донеслось зловещее рычание.

— Это белый медведь, — сказал умный Роджер. — Я знаю. Я — биолог. Это самый опасный зверь. Даже страшнее льва.

— Понятно, что биолог страшнее льва, — нервно сказал Брайан, — а с медведем-то что прикажешь делать?

— Дурак! — озлился Тейлор. — Медведь белый — самый злой!

— Злее Дэвида? — побледнел Джон.

— На Боуи белых медведей еще никто не проверял, — авторитетно заявил Тейлор. — А то бы они совсем вымерли. Как дронт.

— Это я-то — дронт? — появился откуда-то Дэвид Боуи.

Друзья, как по команде, стали мелко-мелко дрожать — вероятно, от переизбытка храбрости.

— Я слышал, — холодно сказал Боуи (вообще-то он сказал это обычным голосом, но в тот февраль было просто зверски холодно, поэтому Дэвиду больше ничего не оставалось, как сказать свою речь холодно), — что рядом с мерзким словом «дронт» упомянули мое достославное имя! Это так? Отвечайте!

И он вперил в друзей свой убийственный взгляд, от которого на Брайане мигом растаял снег, а Джон даже задымился.

— Нет, — нашелся Роджер и показал на сугроб, который возился и кашлял. — Вон — дронт!

Боуи развернулся.

— Ты — дронт, скотина? — полуутвердительно спросил Дэвид. — Или как?

— Сам дронт, — сердито отозвался сугроб. — И сам скот.

— Я — скот? — заревел Боуи и набросился на сугроб.

Поднялся снежный буран и белая-белая метелица. Но счастья она никому не обещала. Из клубов снежной пыли доносились дикие вопли: «Спасите! СПА-АСИТЕ!!!» и ворчание Боуи: «Щас спасу. Я тебя так спасу!» Когда буран рассеялся, друзья увидели снежных, очень снежных Дэвида и Фредди.

— А говорил — медведь, медведь, — шепнул на ухо Роджеру Брайан. — Чуть было человека не угробил!

— Я?!! — удивился Джон.

— Ага, — голос Роджера был хмур и мрачен.

— Дак ты же ж сам же ведь.., — голос Джона сорвался от возмущения.

— Ну я-то в самом деле думал, что это медведь, — рассердился Роджер. — И вообще не лезь ко мне со своим медведем. Пристал тут, понимаешь, как репа!

Джон нахохлился и замолчал.

— О чем это они? — спросил Фредди у Боуи.

— Да вот о медведе говорят, и о репе.

И тут Боуи осенило.

— Так это они о нас с тобой!

— Мы — медведь и репа?!! — и Дэвид с Фредди начали медленно подступать к друзьям, но те сделали «каре» из трех человек и подняли клюшки. Боуи просто ошалел от такого нахальства, а Фредди сел в снег и заорал:

— ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ЗДЕСЬ! СЕЙЧАС! ВПЕРВЫЕ! ХОККЕЙНЫЙ МАТЧ! РОК-ЗВЕЗД! НУ НЕ ТАКИХ УЖ И ЗВЕЗД! НО ВСЕ-ТАКИ! СПЕШИТЕ! СПЕШХхх… — тут он сорвал голос и заперхал.

В мгновение ока все, кроме Боуи, Элтона Джона и Фила Коллинза, убрались за забор. А квинам ничего не оставалось, как принять вызов. Началась свалка. Все с воплями носились по полю на коньках, производя ужасный шум. Фил Коллинз, который единственный был без коньков, то и дело оступался и падал с жутким звоном. Дэвид Боуи своей дубиной сажал шайбы одну за другой. А Фредди бегал по рядам и подзюкивал:

— Господа! Делайте вашу игру! Ваши ставки, господа и дамы! Не, на этих лучше не ставить, ставьте вон на тех. Это я вам как эксперт говорю! Да-да! Да-да!

Когда два его мешка и даже карманы доверху наполнились деньгами, Фредди начал набивать ими свои клетчатые штаны. Затем подвязал их веревочками и ушел, ковыляя, как запорожец, который уже написал письмо турецкому султану и теперь решил пойти и поесть сала.

— Я пошел в банк! — крикнул Фред друзьям. — Делать вклады. Под очень, ОЧЕНЬ большие проценты!

— Заканчиваем цирк и сворачиваемся, — озабоченно сказал Роджер, ловко сбивая с ног зазевавшегося Элтона. — А то он так вложит — без штанов останемся.

И квины, сделав изящный пируэт, укатили, благо на улице был гололед. А возмущенные зрители полезли драться к Боуи, но тот не растерялся и, расшвыряв всех дубиной, убежал. Коллинза же и Элтона Джона неминуемо побили бы, но по счастью у Фила в кармане завалялась расческа с бумажкой, он немного поиграл, а Элтон попел, и зрители, довольные, что их деньги пропали не зря, разошлись.

…Подъезжая к банку, наши друзья еще за квартал до него услышали тоскливые вопли Фредди:

— Спасите меня! Спасите меня! СПАСИ-ИТЕ МЕНЯ-А!!!

Фредди обнаружился в банке, из которого он не мог выйти по простой причине — за ним дверь защелкнулась.

— Дурындас, — жалостливо сказал Брайан носу Фредди, прижавшемуся к окошку. — Ну и что нам теперь с тобой делать?

Нос Фредди с печальным писком задвигался по стеклу.

— Ничего, — утешил его Роджер. — Щас Джоныч что-нибудь придумает, он же у нас мультманьяк.

Джон деловито оборвал сигнализацию, попросив у Брайана шпильку, отпер дверь и скомандовал:

— Вылезай! И денежки прибери, нечего им там валяться.

Фредди послушно схватил мешки и побежал к выходу, крикнув:

— Там еще много! На всех хватит! И еще останется! Тыщ семьсот!

— Не останется! — и друзья вбежали в банк.

Там на полу сиротливо лежал один пенни.

— Эй, Фред! — прошипел Роджер. — Это твои семьсот тысяч, что ли?

— Гы, — сказал Фредди. — А я наврал!

Он захлопнул за друзьями дверь и, посовав куда попало проводки, выдранные ранее Джоном, включил сигнализацию. Завыла сирена, а громче ее — друзья, поняв, что попались. Фредди стал дразниться, шурша кредитками в штанах, а потом поклонился и удалился.

…А поутру они проснулись в участке. Их стали допрашивать — с пристрастием, с чувством, с толком, с расстановкой. Полицейский инспектор — молодой французик Жан Рено, уже прославившийся своей жестокостью к заключенным — долго пытал кричащих друзей запахом телячьей отбивной и видом отменного лангини (рожек с томат-пастой). И лишь несчастный случай спас наших друзей из тюрьмы — в то утро началась эпидемия опасного и непредсказуемого гриппа «Хвост», и половина населения Лондона чуть не спятила, когда у них выросли хвосты. Брайан, Джон и Роджер перешагнули через валяющихся в истерике хвостатых полицейских и ушли домой.

А хвосты через час пропали! Обидно, да?

/ — картинка №3 — / СКЛАД, или СНОВА В МЮНХЕНЕ /

Однажды Фредди был прощен за свой наглый поступок с деньгами. Простили его после того, как он купил всем билеты первого класса до Мюнхена. Мало того! По приезде квинам выдали зарплату! Настоящую! В собственные руки! Пока они радуются и строят планы, куда бы ее просадить, мы пойдем поглядим на Клауса Майне, который после роспуска банды «Клетчатые ежи» и основания группы «Скорпионы» временно маялся от безделья.

Итак, однажды Клаус Майне шел по улице и швырялся камнями в кошек. Во всяких — в породных и без. И тут ему в глаза бросилась здоровенная персидская котяра. Клаус заорал и принялся отдирать кошку от лица, но та уже довольно уютно устроилась и теперь тихо качалась, крепко вцепившись когтями в клаусиные брови.

Но Клаусу хитрости было не занимать — он ловко снял свои накладные брови и метнул их вместе с кошкой в неизвестном направлении. Вскоре оттуда прибежал Фредди и с криком: «Мне манулы не нужны!» нахлобучил кошку обратно Майне на голову, хотя тот изрядно сопротивлялся. После этакого демарша Клаус совершенно приуныл и пошел пожевать свежих афиш. На одной из них, к величайшему изумлению Майне, было написано: «А вы знаете, что Д.Р.Дикон сегодня получил зарплату? А? О!» У Майне в голове созрел хитрый план. Но на план сверху давила лежащая на голове кошка. Посему неудивительно, что Клаус свернул кошку в трубку и засунул в ближайшую водосточную трубу, а сам куда-то побежал. Очень быстро.

Через полчаса в квартиру Джона кто-то позвонил. Этот кто-то в данный момент хихикал, двигал тем местом, где должны были бы находиться брови, и плевал в дверной глазок. Предусмотрительный же Джон как раз и посмотрел в глазок, однако то, что он там увидел, привело его в неподдельное изумление. Оно было одновременно похоже на маленького крокодила и большую кофеварку. Поэтому Джон вынул из кармана лупу, и, резко открыв дверь, начал всматриваться.

Клаус увидел перед собой чудовищный ГЛАЗ (он не знал о привычке Джона рассматривать все через лупу), с криком побежал напролом — и проломился. Точнее, провалился сквозь землю. А еще точнее — в яму. Пошто же, спросит нас заспанный читатель, душераздирающе зевая? Да все потому, что Джон, получив первую в жизни целую зарплату, совсем одурел, задворками прибежал домой и всюду понаставил ловких западней, зубастых капканов и вьетнамских ловушек. Посреди же прихожей он выкопал здоровенную яму, прикрыв ее ковриком. Вот почему Майне, долетев до дна, обнаружил на ее дне весьма теплую, ругающуюся грязными словами компанию: Фредди, Дэвида Боуи, Элтона Джона, Рутгера Хауэра, Майкла Дукакиса (его узнали только по бэджику на лацкане, на котором так и было написано: «Я — Майкл Дукакис») и Стинга. Не обошлось дело и без таинственного расклейщика афиш — Дитера Болена. Он пришел первым. Так сказать, проложил лыжню. Вот теперь паданцы сидели и гадали, как им выбраться из этого малоуютного места, а заодно и проучить гадкого шалуна Дикона.

Гадкий шалун же в это время впускал очередного любителя чужих зарплат. Но по рассеянности он забыл настелить коврик. И Брайан подошел к самому краю норы, но падать не спешил, а затеял ток-шоу.

— Чего это вы все туда забрались-то? — спросил он яму. — Там же тесно. И грязно. Карабкайтес ко мне! Скорее карабкайтес ко мне, джентльмены!

— Лучше уйдите, сэр, — сердито сказал Боуи. — Или вытащите нас отсюда. Мы сами не можем вытащиться.

— Эй! — удивился Брайану Джон, выходя из передней. — Послушай, любезный, а ты почему не внизу? Нехорошо, вашбродь, нехорошо.

— Я тебе не мойбродь! — закричал фальцетом Брайан. — Лучше скажи — кто их всех в эту дырку покидал?

— Я! — раздуваясь от гордости, поведал Джон.

— Он, он, козлиный клюв! — раздался нестройный хор голосов из ловушки.

— Ну и за каким ляхом? — удивился Мэй.

— Да так, — изящно пританцовывая, ответил Джон. — Клад. Всего-навсего клад. Двадцать пять процентов…

Договорить он не успел — Брайан уже ласточкой летел в яму, крича, чтоб не смели делить без него, и что все — жулики!

Когда Джон через полчаса ушел в киоск за программкой, он даже с улицы слышал крутую брань, удары по ушам и озлобленный лай из норы.

А спас детей подземелья не кто иной, как неугомонный Ангус Янг. Он как раз проползал мимо по одному из своих многочисленных ходов и услышал нехорошие слова. Спаситель выстроил всех монтекристов в цепочку и увел за собой в Австралию, где группа «Куин» заодно решила устроить гастроли. А Джону, оставшемуся в Мюнхене, пришлось покупать билет до Сиднея за свой счет. Друзья приветливо встретили его в аэропорту, так что он после этого неделю чай только вприкуску пил.

А Брайан все-таки нашел клад. Во дворе у Кайли Миноуг. И все пуговицы забрал себе, а осколок синего бутылошного стекла подарил любимой. Вот и все.

/ — картинка №4 — / РОГАЧ, или НЕ УПАВШИЙ В ПЫЛЬ /

Однажды пан Джон Дикон спал. Просто лежал и спал. Вернее, он стоял и спал. Прислонившись к стенке и накрывшись половиком, да еще и заливисто похрапывая. Вдруг за стеной, где Фредди командовал, как лучше поставить освещение для нового клипа, раздался мощный ГРАХ! Джон упал и продолжал спать на полу. Раздался еще один ГРАХ, а сразу за ним два ХОНКа!!! Джон подрыгал ногой и перевернулся на живот. Тогда — не столько со злости, сколько задавшись целью разбудить — в стену начали чем-то размеренно бить. По звуку что-то напоминало голову, хотя, вероятнее всего, это была обычная микрофонная стойка. Джон же не выносил никаких методичных и размеренных ударов. У него в доме не было часов с боем, а в двенадцать часов он наглухо затворял окна, дабы отгородиться от Биг-Бена. За барабанный бой он же не жаловал и одногруппника Роджера, да и вообще всех ударников (кроме ветеранов труда).

Стук доконал несчастного басиста. Джон встал и, охая и почесываясь, побрел в павильон. Там он впер свой взор во Фредди, в ярости крушившего стулья, и стал хранить достойное молчание. От басиста не ускользнуло, что Фредди кинулся крушить стулья как раз в тот момент, когда появился он, Джон. Надуваешь, гадюка, подумал он. Врешь, не возьмешь!

— Че бесисся? — грубо спросил он товарища.

— Где?!! — кричал Фредди, прыгая на останках стула. — Где этот чертов инвалид?

— Не шуми, — еще грубее сказал Джон. — Я инвалид.

Фредди смерил мнимого больного презрительным взглядом и отчеканил:

— Где. Эта. Драная. Шкура?

— Если ты имеешь в виду Брайана, — заметил Джон, — то он имеет место быть в углу за шваброй.

Фредди присмотрелся. Из-за швабры на мгновение высунулся нос и испуганно блеснули Мэя чистые глазенки. Фред, как тигр, принялся рыскать по комнате, размахивая бейсбольной шапочкой.

— Подойди. Ко мне. Брайан. Я. Тебе. Дам. В морду, — злобничал он.

— Да что тебе в нем? — потребовал справедливости Джон.

— А вот! — патетически ответил Фредди. — Эта слизь наставила мне рога!

— С кем? — деловито поинтересовался Джон, предвкушая, как он завтра разнесет гадкую новость по всему Кенсингтону.

— Если бы, — горько сказал Фредди. — Так вон ведь… — и он показался Джону в профиль и в фас. Его бейсбольную кепку украшала пара премиленьких кривеньких рожек.

— Знаешь, кто ты после этого? — обратился Фредди к дрожащей швабре, затем выдержал эффектную паузу и возвестил. — Скарланпендра!!!

Швабра отлетела, и на свет родился Брайан.

— Значит, скарлапедра! — ломким от ярости голосом сказал он и так треснул Фредди по башке совком, что у того отвалились с кепочки рожки, но зато тут же выросли настоящие. Джон загегекал, Фредди же засипел как испорченный примус. Он подошел к корчащемуся от смеха Брайану. Он приподнял с его головы парик. Он плюнул в образовавшееся безвоздушное пространство. Он водрузил парик на место и аккуратно разгладил. Он высокомерно поглядел на товарища и объявил:

— Так будет со всяким, кто покусится…

Не договорив, он схватился и выскочил на улицу, преследуемый разъяренным гитаристом.

На улице перед студией было людно. Помимо обслуживающего персонала студии, ждущего, когда закончится свара, в толпе присутствовали такие уважаемые личности, как выдающийся биолог своего времени Роджер Тейлор, владелец керосиновой лавочки /мистер Элтон Джон/, лектор /господин Дэвид Боуи/, шинкарь /господин Фил Коллинз/, скорняк и чучельник /просто Питер Габриэл/ и многие другие. Особенно выделялся некий Джон Дикон. Он сновал в толпе, как челнок, сочиняя похабные подробности мэйских амуров. Джон, захлебываясь от восторга, фантазировал напропалую, пока дверь студии не распахнулась, и оттуда торпедами не вылетели друзья-соперники.

— Смесь бульдога с носорогом! Бульсара! — обзывался Брайан.

— А ты карюзлый! — орал Фредди.

— А ты рогастый! — вопил Брайан.

— А ты карюзлый, — уже более спокойно сказал Фредди.

— А ты лось сохатый! — надрывался Мэй.

— А ты карюзлый, — смеясь, повторил Фредди. — родился карюзлым — и всегда будешь карюзлым!

Брайан тяжело и часто задышал. Было видно, что он решительно не согласен с утверждениями Фредди, но прямо возразить стеснялся. И все же пора настала, и он возразил.

— Нет! — крикнул Брайан тонким голосом. — Не карюзлый я! Нет!

— Да, — грустно ответил Фредди. — Ты карюзлый. И с этим приходится считаться.

— Ах — ты — так! — и Брайан сорвал автомат с плеча стоящего рядом Денниса Хоппера (который вообще никуда без автомата не выходил). Половина зевак тут же испарилась. Элтон Джон тоже убежал, но вернулся через пять минут, чтобы продать желающим бронежилеты. Брайан, видя, что испарились не все, дал небольшую очередь (поверх голов, конечно). Все, не доверяя элтоновым жилетам (и какой дурак поверит керосинщику), упали навзничь. Включая и самого Брайана, который так испугался, что отшвырнул автомат и накрыл голову руками. Не упал один только Джон. Он, захлебываясь, рассказывал о мартовском зайце Брайане, так как был, в бабушку, немного глуховат и никаких выстрелов не слышал. Через пять минут он, наконец, соизволил обратить внимание на слушателей и обнаружил, что они все превратились в лежателей. Живот Дикона хитро и протяжно заурчал, и они вместе с хозяином убежали в неизвестном направлении — направо.

Вскоре Джон вернулся, но застал лишь одного Фредди, который, лежа на пузе, прятал голову под крылом. Дикон ткнул друга в бок ботинком и радостно сказал:

— Я написал песню! Новую! Сам! Без пыток и насилия! Название простое — «Еще один поверженный кусает зубом пыль».

— Это ты на кого намекаешь? — сурово спросил Фредди, подымаясь и отряхивая пыль с ушей.

— Да так, — замялся Джон. — Ни на кого. Понимаешь, это метафора. Представь — еще один, кусающий пыль — это буквально, а еще один поверженный — это в переносном смысле… Это такой английский юмор, вам не понять. В особенности тебе, товарищу персицкому.

Фредди толкнул его в грудь. Джон упал, а Фредди с доброй улыбкой сказал:

— Как изменчива жизнь. Теперь вот ты кусаешь пыль. А я — Я! — буду петь твою песню.

Джон негодующе заскулил и заурчал. Протестовать в полный голос ему мешал придавивший его нос кроссовок друга.

— Согласишься с нами работать, будешь получать хлеб-масла! — поучал Фредди. — Не согласишься с нами работать, будешь получать сапог-морда!

— Абу! — кивнул Джон, и обувь была мгновенно убрана с его органа обоняния.

Все, чрезвычайно довольные, разошлись кто куда: Джон и Фредди — в студию, а Элтон Джон, которой всю беседу прятался в мешке с грязным бельем, прихватил его и забытый автомат и стал бегать по Кенсингтону, предлагая себя в качестве телохранителя, а также пресловутое грязное белье. Вполне разумным оказался тот факт, что такой телохранитель даром никому не был нужен, а белье — тем более.

— Да я лучше лошадь возьму сено охранять, — ворчал Кристофер Ламберт. — А то что Элтон ни возьмется стеречь — того и не досчитаешься! Вот, к примеру, я. Взял его в прошлом году охранять свечи. Так он все, что не успел продать, съел или фитильки пообкусывал, бабай ушастый! А белье давай сюда, я его состирну в «Новости» и использую по прямому его назначению.

Последняя фраза прозвучала столь угрожающе, что Элтон струхнул.

— А в чем прямое назначение чужого белья? — робко спросил он.

Ламберт нехорошо на него зыркнул, но соблаговолил ответить:

— У верха я свяжу рукава и использую при переноске арбузов, а у низа — зашью штанины и буду хранить в нем семечки.

Элтон смирился, отдал белье, а автомат стал использовать в качестве грузика для квашения капусты.

А Фредди, получив разрешение петь Джонову песню, ужасно возгордился и во время сьемок клипа, как петух, шлялся по сцене в своей рогатой шапке, что, впрочем, песни отнюдь не испортило, и она стала большим хитом как в Англии, так и везде. Особенно в Америке.

/ — картинка №5 — / КАК ПОД ПРЕССОМ, или ПРИВЕТ ДАРРЕЛЛУ /

Однажды Фредди сидел в студии в Монтре, пытаясь сосредоточиться и написать песню. Ничего не средотачивалось и не писалось. Тогда Фредди встал и сделал несколько злобных выпадов в адрес зеркала. Вдохновение не приходило. Тогда он немного попрыгал и постучал головой в стену. Ничего не выстукивалось. В отчаяньи Фредди решился было прибегнуть к излюбленному выколачиванию строптивого вдохновения и всласть покрушить стулья, как вдруг с улицы раздались пренеприятнейшие вопли. Фредди выбежал на балкон, перегнулся через перила и — неожиданно успокоился. Внизу никого не убивали, а просто на тротуаре сидел Дэвид Боуи с гитарой и пел. Фредди сел на перильца и продолжал думать. Но от особенно нервного взвоя Дэвида все мысли убежали в мозжечок и спрятались там, дрожа и попискивая.

— Посмотри, как блестят, — орал Боуи, — бриллиантовые собаки…

— Дэвид, помолчи, — дружелюбно посоветовал ему Фредди.

— Послушай, как свистят, — вопил Боуи. — бриллиантовые собаки…

— Заткнись, я сказал! — рассердился Фредди, ощетинив усы.

— Как люблю я вас, — не сдавался Боуи, — мои песики…

Фредди сбегал в студию, выудил из сумки Джона положенную туда заботливой бабушкой баночку вишневого компота, открыл ее об стол, вытащил из ботинка огромную ложку и опять выскочил на балкон. Тем временем Боуи, обрадованный тем, что ему никто не мешает, вновь закричал во весь голос. Фредди опять взгромоздился на перила и принялся пить компот и есть вишни, обстреливая косточками несчастного Боуи. Тот, наконец, оборвал собачьи песни и ощутил чье-то незримое присутствие. Которое вскоре стало зримым и весьма даже ощутимым. Подняв голову, Боуи увидел весело топорщащиеся усы и трассирующие косточки.

— Слезай, тритон, — спокойно потребовал Боуи.

Фредди оскорбился.

— А ты — шпорцевая лягушка! — заорал он.

— Пипа!

— Сцинк!

— Рогатая лягушка!

— Синий хамелеон!

— Плюющаяся кобра!

— Мамба!

— Змея-яйцеед!

— Зеленая випера!

— Квакша!

— Геккон!

— Волосатая лягушка!

— Черношеий лебедь!

— Бананоед!

— Сова Вудфорта!

— Птица-носорог!

— Плешивая сорока!

— Бородатая ржанка!

— Пегая ворона!

— Лопастый чибис!

— Белолицая сплюшка!

— Обезьяна-ревун!

— Виверра!

— Шиншилла!

— Скунс вонючий!

— А ты — потто!

— Это что?

— Он приносит несчастье, и потому безжалостно подавляется туземцами!

— Тогда ты — оцелот!

— Носуха-коати!

— Мандрил!

— Мангуста!

— Мартышка-гусар!

— Кистехвостый дикобраз!

— Галаго!

— Броненосец Потемкина!

— Азиатская макака!

— Гиббон!

— Павиан!

— Бабуин!

— Ага! Вот ты и просчитался! — возликовал Боуи. — Павиан и бабуин — одно и то же!

— Вот ты и есть один и тот же павиан-бабуин! — отрезал Фредди.

Боуи от такого нахальства побагровел, отшвырнул гитару, вытащил из-за пазухи дубину и, держа ее в зубах, пополз по водосточной трубе. Вот чего Фредди не учел — лазания Боуи по трубам. Он думал, что все Боуи только на крышах кричать умеют и рыбу воровать. С перепугу ему на ум пришли строчки стихотворения одного русского поэта, которое ему часто доводилось слышать от не в меру строгого папы. С криком: «Раззудись, плечо! Размахнись, рука!» он метнул банку с компотом в лезущего Боуи. Тот, как заправский акробат, поймал ее на лету, устроился поудобнее и принялся поедать вишни, дав тем самым Фредди фору на обдумывание спасения.

Но Фредди ничего обдумывать не стал. Планы спасения в таких случаях появлялись сами собой. Фредди (в который уже раз) побежал в студию, где его друзья, вернувшиеся с обеда, распаковывали инструменты, схватил в охапку Брайана и выволок на балкон. Боуи же тем временем развлекался. Допив компот и проглотив вишни прямо с косточками, он стал жонглировать банкой, подержал ее немного на носу, как морской лев, а затем с наслаждением съел. И полез наверх. Фредди раззудил свои хилые плечи и метнул в Боуи Брайаном. И, к сожалению, промахнулся. Джон с Роджером задрожали. Судя по звуку, Брайан упал на тротуар в позе зародыша, прижимая к груди гитару.

Боуи продолжал уверенно ползти по трубе. Фредди заметался по балкону, а затем отдал Боуи на съедение Роджера. Дэвид его есть не стал — от Роджеров обычно бывает несварение и бляшки в сосудах — а просто кинул вниз, до кучи. Джон, не дожидаясь, пока его выкинут, выбросил Фредди сам и от полноты чувств схватил бас-гитару и заиграл на ней маршбатяк (маршбатяк (джоновск.) — вовсе не маршевый батальон, а нечто музыкальное, задорное, свежее, от чего ноги сами дрыгаются).

…Внизу, на мостовой, имела место быть восхитительная куча-мала. Фредди, которому за многие месяцы утомительной работы выпала возможность всласть побеситься, блаженствовал вовсю. Он запутал руки-ноги лежащих приятелей так, что сам черт не разберет. В самом низу кучи, на асфальте, лежал Боуи, на котором громоздилось два центнера беспрерывно шевелящегося и хихикающего человеческого мяса, и жалобно всхлипывал:

— Как под прессом! Как под прессом!

После происшедшей затем дележки рук и ног (которую подглядел сэр Уильям Самуэль Харрис в исполнении Ширвиндта с трубкой в зубах и привнес в фильм «Трое в лодке»), все поднялись и со стонами-вздохами отправились в студию, где и увидели Джона, который расхаживал, раскачивался и время от времени слюнил пальцы.

— Не грызи ноготочки, — нежно посоветовал ему Фредди. — Будут глисточки!

Не успел Джон достойно ответить, как его сграбастали, в наказание за неучастие в куче ввернули в патрон лампы, включили свет — и нос Джона засиял приятно и электрически. И все этому обрадовались — наступал вечер…

А уже гораздо позже, когда Джон вывернулся, а Брайан склеил свою многострадальную гитару, Боуи категорически отказался уходить и стал петь вместе с Фредди. Так была записана песня «Under pressure», которую каждый может услышать в альбоме «Hot spaсe».

А Джон еще долго светился по ночам и пугал персонал монтревской гостиницы…

/ — картинка №6 — / МНИМЫЙ БУКА, или ПРИЗРАК ДОМА НА ХОЛМЕ /

Однажды по возвращению из Монтре наших героев ждало несколько сюрпризов. Например, Роджер с изумлением обнаружил, что у него родился сын! Он позвал в консультанты Джона, и они долгими зимними вечерами пропадали в кабачках и пабах, заливая удивление от презента пивом с чаем. Фредди же был занят весьма важным делом — он случал своих кошек с какими-то ужасными камышовыми котами, которых находил в самых неожиданных местах (одного, например, он обнаружил в шкафу отдыхающим на своем новом выходном смокинге), а затем продавал получившихся котят как манулов, а одного, особенно ушастого, всучил Лондонскому зоопарку как фенека… Брайана по приезду тоже ожидал сюрприз, гораздо менее приятный — его жена выехала в неизвестном направлении, продав дом. В доме теперь жили совершенно посторонние люди — бородатые. Их Брайан, проявив недюжинную смекалку, сразу окрестил «Бородами». Хотя настоящую фамилию Борода носил только их друг — безбородый. Все эти волосатые личности гамузом поступили работать в пожарную часть, но Брайана это совершенно не волновало. Огорчало другое — жить было негде. Свои вещи, кстати, Мэй все-таки нашел. Изрядно попорченные ветром и дождем, они валялись в мусорной куче за его бывшим домом.

И стал Мэй думать. Подумав, он решил купить еще один дом — на его счету еще лежало несколько десятков фунтов. Купля-продажа прошла на удивление легко — агент по недвижимости, пряча глаза, вручил ему ключи в обмен на пять фунтов. Брайан заподозрил подвох и потребовал досье на бывшего владельца дома. Но и фамилия его Мэю ни о чем не сказала — Самнер.

— Какой-то Самнер, — ворчал Брайан, везя в тележке все свое добро в новый дом. — Черт его знает, кто это такой.. Вот если бы Бульсамнер — тогда понятно.. Все они такие, персидское племя.. Жжечь бы его — да и дело с концом! Жжечь!

С такими вот контрреволюционными мыслями Брайан и зашел в дом. С порога он сразу закричал:

— Эй, есть тут кто-нибудь?

— …кто-нибудь, — отозвалось эхо.

— Значит, нету, — и Брайан стал распаковываться.

— Кого-нибудь нету, — сказал вдруг чей-то голос. — Я есть. А ты-то сам кто?

— Ну, как, — Брайан растерялся. — Я это.

— Кто «я»? — сварливо осведомился неизвестный.

— Я, Брайан, — ответил Мэй. — Друг Фредди.

— Друг Фредди?!!

В воздухе явно запахло недобрым и серой. Что-то с протяжным жужжанием вылетело из окна.

— А ты его не позовешь? — опасливо спросил кто-то. — А то — ого!

— Ого? — с презрением сказал Мэй. — Ого-го! И еще больше!

— Мы его боимся, — доверительно сказал новый хриплый голос. — И не сладим.

— Да! — с гордостью за своего неуязвимого друга крикнул Брайан. — И никогда и ни за что! С ним даже Бука не сладит. И Кощей.

— Насчет Кощея не знаю. -прохрипел голос. — А вот Бука — это я.

— По пачпорту? — изумился Мэй.

— По тарифу! — огрызнулся хрип. — А может, и слажу. Как выскокну, как выпрыгну из шкафика — и голову откусю.

— Видел бы ты его шкафы! — мечтательно сказал Брайан.

— А что? — подозрительно спросил Бука. — Много я их видал. Что они у него — китайские?

— Японские! — похвастался гитарист-новосел. — А чулан — корейский!

— У-у-у! — зашумело невидимое общество.

— А по мне — хоть австралийский! — разошелся хрипатый Бука. — Всех съем!

— Не советую, — холодно произнес Мэй. — Вам же хуже будет.

— А мы что, мы ничего, — испуганно отозвался первый голос. — Это все он начал про шкафы. Это его конек.

— Это его ослек, — разозлился Брайан. — Хочет идти к Фредди — пусть идет.

— Я просто так сказал, — ретировался хрипатый. — Я — специалист по детям. У Фредди ведь дети есть?

— Нету, — развел руками Мэй. — У него кошки есть. Любишь кошек?

— Всех перережу! — сорвался на визг домовой. — Всем кровь пущу!

— Дю! — крикнул первый голос. — Фаринелли!

— Чо?!!

Раздался звук затрещины, потом полетели стулья и, в общем, началось такое буйство духов, что в комнате поднялся настоящий ураган.

— Ди-и-икий ветер!!! Хей, хей, хей, хей!

Это, как вы уже поняли, в комнату вошел Фредди, разудалым голосом крича новую песню.

Шум упал, а дым сгустился. Фредди замолчал, почувствовав на себе множество взглядов, смутился и заковырял пол носком ботинка.

— Не пакости мой паркет! — возмутился Брайан.

— Так это твой паркет?

Фредди тут же отодрал несколько паркетин и, сложив из них шалашик, поджег. Затем он сварил суп и съел его. Суп из спаржи. Все это проистекало под многозначительное молчание.

— Это и есть ОН? — спросил, наконец, тонкий голос.

— Да, — самодовольно сказал Фредди. — Это он. А ты-то кто?

— Это мой паркет… — растерянно начал Мэй.

Фредди замахал на него ложкой.

— Подожди, — сказал он твердо. — Дай с нечтом разобраться.

— Я — призрак оперы! — представился голос и, судя по всему, присел.

— Ночь в опере? — уточнил Фредди. — Помню. Бывал.

— И я бывал, — подключился хрипатый. — И в опере, и в полисмене. Даже в сапожнике бывал. В их шкафов. Точнее, в иф шкохав. Тьф.

— А я вас помню, — проснулся Фредди. — Ты — Бука? Знаю. Читал. Ну, выходи, Бука. Посмотрим на твои бучачьи уши!

Послышалось шебуршание, лязг, истерический шепот: «Не сметь! Не сметь, рожа волосатая!», и из шкафа, кряхтя, выбрался.. медведь. За ним, красный от смущения, выбрался Стинг. Фредди с Брайаном молча смотрели на это безобразие.

— Так это ты — Самнер? — задыхаясь от возмущения, вспомнил настоящую фамилию Стинга Мэй. Стинг кивнул и тяжело задышал, всем своим нелепым видом требуя пощады.

— Так это ты, значит, Самнер, — повторил Брайан, медленно приближаясь к нему. — Ну сейчас мы из тебя будем делать Микки Мауса.

С этими словами он схватил с полки бюстик великого Лонгфелло и треснул им несчастного Самнера с такой силой, что от поэта осталась только борода и кусочек уха. Сам же Стинг, впрочем, пострадал меньше. Он подхватил медведя под лапу и позорно сбежал, прикрывая наиболее уязвимые места, по которым их лупил логарифмической линейкой гнавшийся за ними Фредди. А Брайан, злой и недовольный, решил отметить первую ночь новоселья здоровым и крепким сном. И так хлопнулся на диван, что весь дом заскрипел, затрещал и сложился вовнутрь, придавив стенами безмятежно спящего новосела…

/ — картинка №7 — / ЭДИОТ, ЭДДИ или ЭЛТОН? /

Однажды ночью на Фредди напало обжорство. Напало тихо, без предупреждения и объявления войны. Фредди проворочался полночи без сна, свез простынь и покрывашку, но обжорство не уходило, а лишь азартно топало ногами и жало желудок.

— Как будто другого времени не было, — ворчал Фредди шепотом, чтобы не разбудить Джима, с которым потихоньку жил. — Убирайся, кружка Эсмарха! Вон отсюда, скотина! Уходи!

Но обжорство не желало уходить. Оно так и заявило:

— БББРРРЛЬККК!!!

— Фред, это ты? — проснулся Джим. — Проголодался, бедненький! Иди поешь, чего найдешь там, — и он, махнув ногой в сторону кухни, опять задрых.

Фредди нехотя встал и поплелся на кухню, где, к своему глубочайшему удивлению, застал Роджера. Тейлор сидел за столом, читал «Таймс» и машинально пил молоко.

— Понятно, — сказал Фредди. — Пьешь?

После чего открыл холодильник, сел на пол и принялся опустошать агрегат, как будто не ел целую неделю (по правде, он не ел три дня, но ведь это мелочи, не так ли?). В порыве ликующе отплясывающего обжорства он смолотил индейку, миску салата «оливье», 34 абрикоса, полкило икры, 9 котлет, мороженую мойву, 5 вареных раков, гроздь бананов, 9 сырых сосисок и один желтый платок, по ошибке принятый за кусок сыра «пармезан». Платков, кстати, в холодильнике было предостаточно. Как и во всем доме. А все потому, что мама Фредди, несмотря на запрет папы (про него мы расскажем чуть позже), поддерживала отношения с Фредди, тайком писала ему письма и слала посылками дюжины носовых платков, так как по рассказам господина Дюма-отца знала, что в Лондоне сыро. Поэтому Фредди просто утопал в платках: платки были и в шкафах, и в ящиках стола, и весь пол толстым слоем, как ковром, был устлан платками. Так что не нужно больше удивляться.

А мы вам все равно еще кое-что расскажем. Сначала Фредди, получая бандероль, распечатывал ее и долго лил ностальгические слезы над каждым платочком, но потом привык, плакать перестал, а стал бандероли просто выкидывать. Даже не распечатывая. И вот однажды мама прислала Фредди ко дню рождения полную посылку денег, заработанных на продаже цветов в аэропорту Хитроу, возле которого они с папой и жили, и приложила к ним персонально от себя подарок — книгу «Катера и дрожжи: часть вторая». Фредди по привычке выбросил бандероль в мусорный бак за окошком, а сам сел в кресло и принялся читать свою любимую книгу — «Катера и дрожжи: часть первая».

На ту беду Элтон Джон близехонько бежал, и, как он впоследствии оправдывался, ему «просто приспичило покопаться в мусорном баке»! Чем он и не замедлил заняться, нырнув в бак с головой. Фредди, привлеченный шумом, высунулся в окно, но увидел лишь торчащие из ящика чьи-то ноги в башмаках сорок пятого размера. Фредди пожал плечами и вернулся к чтению главы — вот совпадение! — сорок пятой: «Катера и с чем их едят». А Элтон, вынырнув из ящика и выудив бандероль, благополучно скрылся с места преступления…

Утро следующего дня для Фредди началось довольно интригующе — в его дверь позвонили. Хотя в Кенсингтоне всем было известно, что Фредди — «сова» и обожает поспать подольше, видимо, таинственному утреннему посетителю на это было начхать. Фредди, бормоча проклятия и ужасные обещания, открыл. К его огорчению и обозлению, букета красных роз на пороге не было. Зато на земле лежала книга «Катера и дрожжи: часть вторая»! Поверх ее лежала записка: «Дарагой Фреди! Спасиба за книгу но она мне не патходит по маралным саоброжениям. Доброму хрестеонину не должно четать такии книги! Пакайся, иначи тебя ждут семь казней игипетских и гиена огненая! С наилутшими пажеланиеми — ЭД».

Фредди страшно удивился такой отповеди в шесть утра, да еще с какими-то грязными намеками и настойчивыми просьбами пакаться, но отнес книгу в дом и принялся тщательно изучать. Где-то в дальнем углу он нашел робкую надпись знакомым маминым почерком: «Др. сын! Посылаю с оказией книгу и 150 фунтов от меня. Десять — от Кашмиры. Расти веселым, красивым и не пей сырой воды. Твоя мама».

Фредди перетряхнул все страницы, долго копался в корешке, но денег так и не нашел. Тогда он сопоставил некоторые аргументы с фактами, перечел записку и бросился карать нахала. На полдороге он сбавил галоп и стал рассуждать:

— А куда я бегу? И зачем я бегу? Ах, да — бить морду. А кому? Чьи это ноги торчали из бачка? Ах, да — там были инициалы! ЭД! Кто же этот ЭД? Откуда бы такой ЭД? Может, это Эдди? Но у меня нет знакомых Эддов. Кто же тада???

Фредди развернулся и, повинуясь наитию, побежал к Дикону. А Джон в это время укладывал спать своего младшего после утренней кормежки. Фредди налетел бесшумно, как филин, метя головой прямо Дикону в пузо.

— Да как же?!! — получив, засипел несчастный папа.

— Где деньги? — засипел в ответ Фредди.

— Какие деньги? — шептал Джон, с опаской поглядывая на коляску.

— Обычные, — удивился его тупости Фредди. — Мои. Чьи же еще?

— Тише! — шелестел Джон. — Он спит!

— Которые ты у меня украл, — громко сказал Фредди.

— Пирцзхгл! — проскрипел Джон, раскачивая коляску, из которой уже послышалось хныканье.

— Украл, украл, — еще громче сказал Фредди. — Подлый вор.

Джон так замахал коляской, что малыш в целях безопасности стал привязываться пеленкой к ручке.

— Это не я, — одними губами ответил Джон.

— Унес, — куковал Фредди.

Коляска заходила ходуном, как при землетрясении.

— Почему я?!! — вышел из себя Джон.

Фредди показал ему записку.

— Инициалы-то! — как глухому, втолковывал ему на ухо Фред. — Твои ведь? Да? И почерк твой, — приврал он для вескости.

— Положим, — сказал Джон, изучая записку, — почерк не мой. К тому же, у меня инициалы — Д.Р.Д., а тут — Э.Д.

Он вчитался как следует, и его глаза заволокло.

— Сто пийсят плюс десять — будет сто шийсят!!!

Волосы на голове Джона зашевелились. Фредди быстро вырвал из его трясущихся лап записку и стал медленно отходить к забору.

— СТО ШЕСТЬДЕСЯТ, — хрипел Джон, наступая на Фредди. — СТО ШЕСТЬДЕСЯТ МАТЬ ИХ ЗА НОГУ ФУНТОВ!!!

— Не дам! — пищал Фредди, видя, что на Дикона опять напала золотая лихорадка. — Нет! Они мои! И вообще — у меня их нет!

— ФУНТЫ! — рычал Джон. — МНЕ! Э.Д…

И он, вытянув руки, как лунатик, и напрочь забыв о младенце, куда-то пошел. Фредди из чувства долга немного пообзывался в адрес Шерри, потом, спрятавшись за угол, дождался выскакивания оной из дома и забирания дитенка, усмехнулся в усы и погнался за Джоном.

Застал он безумца возле особняка Элтона Джона. Дикон топтался возле порога и бубнил:

— Э. Д. Веселые фунты. Э.Д.

— Я сразу понял, что это ты, грязный плут! — возликовал Фредди.

— Э.Д. — бормотал Джон.

— Эдиот Дикон? — почесал в затылке Фредди, мысленно перебирая остальные слова, начинающиеся на «Э».

Слова были такими заковыристыми и нехорошими, что и боцман бы зааплодировал, если бы Фредди был сейчас матросом. Но Фредди не был матросом. Он был простым искателем потерянного ковчега стоимостью в 160 фунтов 00 пенсов. И тут его бесцельно блуждающий взгляд уперся в мраморную табличку над дверью: «Э. Джон, эсквайр. Не беспокоить по пустякам вроде возвращения 160 фунтов — их вам все равно не вернут!».

— Каррамба!!! — завопил Фредди.

Все окрестные быки ответили ему дружным ревом.

— Так я же ж тебе же ж! — прожужжал ему Дикон, и они принялись дружно барабанить в дверь. По-видимому, никого дома не было. Фредди в порыве щедрости пожаловал другу фунт (отчасти и из-за того, что друг по розыску клада потребует себе законные 25 процентов). Безмерно счастливый Джон ушел домой навстречу головомойке за брошенного сына.

А Фредди тоже пошел домой, будучи уверенным, что теперь-то Элтон от него никуда не денется. И буквально возле дома он столкнулся, как вы думаете, с кем? Ну конечно, не с дядей Вовой Бусыревым, так как тот в далеком Майкопе только что получил новую партию настенных полок, которые были единственным утешением в его жизни, и теперь любовно их оглаживал. А столкнулся Фредди с Элтоном Джоном, который тут же сделал вид, будто видит Фредди впервые в жизни.

— Ну, кабыздох… — угрожающе начал Фредди.

— С кем имею?.. — надменно изрек Элтон.

— Ах ты, щегол! — рассердился Фредди. — Не узнаешь?

— Узнаю, — голос Элтона был сух, как пустыня Гоби.

— Так чего не здороваешься, петух? — Фредди был положительно зол.

— Ха! — Элтон был положительно нагл. — Разве должно человеку, в шляпе коего лежит целых сто шестьдесят фунтов, здороваться с какой-то пьяной жужелицей? К тому же, — добавил он, — кажется, не очень чистой…

Тут он понял, что проболтался. Фредди это понял еще раньше, потому что уже держал его за шкварник.

— Отдавай деньжищи, мул! — кротко сказал Фред. — И поживее, бадья без ручки.

— Элтон Джон, — напыщенно заявил висящий Элтон, — никогда не брал чужих денег. И не прятал их в шляпу, — и он схватился за свое сомбреро, распухшее до невероятных размеров.

Будь у Фредди хвост, он уже хлестал бы им по бокам, или же по щекам обманщика.

— Дай шляпу, — нежно сказал Фредди, протягивая лапку.

— Элтон Джон… — начал опять Элтон.

— …сейчас же даст мне свою шляпу, черт раздери! — заревел Фредди, сворачивая другую лапу во внушительный кулак. Элтон Джон, похныкивая, снял шляпу и протянул ее Фредди. Тот радостно схватил сомбреро, засунул в него руку по локоть и вытащил на свет божий… несколько километров его же носовых платков, аккуратно связанных за уголки, искусственный букет роз, шпагу, трех голубей, связанных за ноги, жареную курицу, пилу, воздушный шар…

К месту действия стали стягиваться зрители. Элтон Джон и Фил Коллинз стали выдавать из своих лавочек скамейки и стулья — свободно, за пятачок. В первом ряду сели Джон, Роджер, Дэйв Кларк, Кенни Эверетт, Дэвид Боуи, Мэри Остин и Брайан, оживленно шепчущийся о чем-то с сидящим сзади Митом Лоуфом…

Тем временем Фредди, изрядно вспотевший, продолжал творить чудеса. На земле уже лежали восемь банок «Пепси», ключ, хвост семги, кусок крестьянского масла, кисточка и фуганок. Казалось, что Фредди сейчас вынет оттуда Стинга с его медведем, но из сомбреро был выужен обыкновенный кролик. Кролик раскланялся и захрустел морковкой. Был он тощ, длиннонос, лыс и с отчаянно грустными карими глазами.

— Э, — толкнул Брайана в плечо Лоуф. — Разве это не ты?

— Я, — кивнул Мэй и нацепил треснутое пенсне, чтобы лучше видеть (отчего стал выглядеть еще гаже и отвратительнее). Фредди же, потный, но довольный, нашарил-таки на дне шляпы свои фунты, сунул их в карман, запихал весь хлам обратно в шляпу, нахлобучил ее на голову Элтону и ушел домой. Вместе с кроликом, естественно. А вы что подумали?

/ — картинка №8 — / ФОТО ТАК ФОТО, или КРАСИТЬ ЗАЧЕМ? /

Однажды ситуайену Джону Дикону захотелось cлавы — чтобы все знали, что он играет в группе «Куин». Всех его согруппников на улицах узнавали, мимо же Джона проходили, как мимо трухлявого пня. Джон разобиделся и обратился за помощью к Фредди, но понимания поначалу не встретил.

— Зачем тебе слава? — спрашивал его с усмешкой Фредди. — Что ты с ней будешь делать?

— Ну, все-таки… — тушевался Джон. — Надо.

— Ты же пудл, — смеялся Фредди. — Пудлик. Пудлище.

Роджер подкрепил слова действием. Он подбежал и укусил Джона за живот два раза. Дикон заплакал, отполз в угол и стал говорить в адрес друзей нехорошие слова. Фредди засвистал «Янки Пудл», а Брайан знай посмеивался. Такого милого и обходительного человека прямо поискать.

Наконец Фредди сжалился. Он сбегал на рынок и принес оттуда банку желтой краски.

— Давай я тебе напишу на куртке, что ты свой, — предложил он.

Джон — на свою беду — с радостью согласился.

…Фредди, высунув язык от напряжения, выводил надпись «Queen» на куртке Джона, а тот, в свою очередь, ревностно следил, чтобы Фредди, не дай Бог, не ляпнул краской на его новые джинсы.

— Вот и готово, — с удовлетворением сказал Фредди, вставая. — В лучшем виде — раз — и… — и он все же перевернул всю банку с краской на Джоновы штаны.

Дикон захотел безобразного скандала, но тут пришел фотограф и всех заснял на обложку новой пластинки «Лучшие песни». К счастью, закрашенные штаны в объектив не попали, а не то, глядя на обложку пластинки, люди бы думали, что квины уволили басиста и взяли на его место бездомного маляра…

…А может, и не думали бы. Потому что Джона, когда он вышел на улицу после съемки, немедленно узнали. И сняли с него куртку. Да и штанами не побрезговали. Вот и все.

/ — картинка №9 — / ГОРЕПЛАВАТЕЛИ, или МАШИНЕРИЯ /

Однажды Фредди форменным образом разорился, чтобы купить машину. Он обошел ее ровно семь раз, любовно поплевал на шину, протер ее батистовым платочком, затем сел за руль и радостно сказал:

— С первым рейсом, капитан Фред! Как говорится, семь фунтов на кило!

Вдруг дверца напротив хлопнула, и Фредди, удивленно повернувшись, уставился прямо в широко раскрытый в ухмылке рот Мэя. Шевелящийся красный язык оного привел Фредди в отвратительное настроение. Счастливый автомобилист оглянулся на заднее сиденье и узрел картину ничуть не приятнее — там вразвалку сидели Джон и Роджер и жевали воздушную кукурузу.

— Почему я вас вижу? — задал вопрос Фредди.

— Потому что у тебя есть глаза, — любезно пояснили ему.

— Вы чего это? — продолжил допрос новоиспеченный водитель. — На халяву?

По крыше что-то весело забарабанило. Фредди выглянул из окна и увидел скачущего вприсядку Элтона Джона.

— Гоп! Гоп! Новый «Мерседес»! — отплясывал Элтон.

Фредди мягко взяли за плечо и развернули.

— Если ты капитан, — сказал Брайан, — то я — штурман. Без штурмана плохо. И нельзя.

— Тогда я — радист, — заявил Джон, включая радио и крутя ручку настройки.

— А я — кок, — прохрипел Роджер, помахивая половником.

— А я буду — корабельная крыса, — сообщил Элтон, заглядывая сверху через лобовое стекло.

— Кстати! — заключил взявшийся неизвестно откуда Дэвид Боуи. — Лучшего рулевого, чем я, вам не сыскать!

И Фредди был элегантно выпровожден из собственной машины. Потирая зад, он сидел и глядел, как вся компания, хохоча, укатила вдаль.

— Не дело сидеть, — сказал сам себе Фредди и, вскочив, бросился в погоню. Пробежав восемь кварталов, он узрел стоящий возле киоска самокат. Фредди взревел от счастья, вскочил на него и продолжил погоню.

Тем временем дружбаны, обмениваясь впечатлениями, ехали по окраине Лондона.

— Стойте! — услышали они вдруг трубный зов. — Остановитесь! Подлые воры!

С криком: «Крысы бегут первыми!» Элтон скатился с крыши и был таков. Остальные пригорюнились, тем более, что из-за угла появился Фредди на самокате со злобной радостью в глазах.

— Хо-хо! — рычал Фредди, подскакивая и давая шпоры самокату. — Вон они! Держи-хватай! А! А! На таран! Эгей!

На полном ходу самокат влупился прямо в «мерседес». Раздался такой грохот, какой был лишь однажды ночью, когда пьяный Джордж Харрисон, возвращаясь домой из «Шинка», ударился головой об колонну Нельсона…

Наконец из-под обломков выкарабкался Фредди, грозно сказал:

— Без машины не появляться, шорьки — СОЖРУ!

После чего сел на невредимый самокат и умотал.

— Во крыса! — сердито заявил Боуи из-под бензобака. — Первым сбежал!

— А что сразу «крыса»? — обиженно кричал Элтон. — Что «крыса»? Крыса тут вообще случайно, на крыше сидела, читала, мечтала и ела пюре…

На него никто внимания не обращал, все, бормоча проклятия, отряхивались от пыли и ошметков бывшей машины. А затем пошли по родным и знакомым занимать деньги, Элтона же послали покупать новую машину, а потом пригнали ее, новенькую и сияющую, к дому Фредди…

…Который и разбил ее на следующий день.

/ — картинка №10 — / ПЕРВЫЙ БЛИН, или КОМОЧЕК /

Однажды Фредди в первый (и в последний) раз в своей жизни написал пьесу и назвал ее «Смех на лунном поле, или Волки выли в полночь». Первую же читку он поручил Брайану — своему злейшему другу. Подобно Фредди, возомнившему себя великим драматургом, Брайан возомнил себя великим критиком и раздолбал пьесу в пух и прах.

— Ну что же это за чушь? — вещал Брайан, расхаживая по комнате, сунув руки в карманы. — Малдун ты ходячий, а не пьесопис. Ну кто может смеяться на лунном поле?

— Привидений! — мрачно прогудел Фредди. — Это пьеса об одном ужасном и страшном привидении!

Он завернулся в простыню и попытался для наглядности пройти сквозь стену. Но, судя по крикам «Мама!» и «Помогите!» из-под простыни, либо у страшного привидения было трудное детство, либо оно пробовало на себе кирпичную кладку фирмы «Пеликан» (противоположность которой — надувной матрац той же фирмы, которого хватает ровно на отплыть от берега).

Критикан Брайан издевательски стонал и вздыхал, намекая, что из Фредди привидение, как из дедушки Джорджа Харрисона — овечий пастух. Фредди не выдержал, стянул с шишковатой головы простыню, разорвал свою пьесу на сто сорок четыре маленьких акта и заставил Брайана их съесть. Мэй обиделся и, заглотав последние кусочки, выкинул друга в окно.

— Я — Гастелло! — закричал Фредди.

И врезался в толстый живот Элвиса Костелло, который надавал ему тумаков. После экзекуции Фредди обиженно сказал:

— Точно, Костелло!

За что заработал еще один — крепкий и сочный — подзатыльник.

/ — картинка №11 — / ПЛЕШЬ, или ПИТЬ НАДО КАК МОЖНО МЕНЬШЕ! /

Однажды Брайан все же проснулся после обильных возлияний и пошел умыться и попить водички из-под крана. Но вместо зеркала он с похмелюги погляделся в портрет Уинстона Черчилля, вырезанный из популярной газеты «Юный капиталист Приуэльсья» и висящий на стене рядом с зеркалом. Несчастный Мэй удивился, ужаснулся и заголосил:

— Мама! Нам сегодня выступать, а я лыс, как коленка гамадрила!

С перепугу он сбегал в магазин и купил там — по молодости лет и по неопытности — эпилятор. Вернувшись домой, он сел к Черчиллю и стал эпилировать. Он уже разделался с висками и перешел к темечку, как к нему на огонек заглянул Фредди.

— В космос собрался? — ехидно поинтересовался он. — Так от тебя там все инопланетцы разбегутся! Ищи потом.

— Ты че, не видишь — ращусь! — гордо ответил Мэй.

— Ты и так косматый, как медведь, — пожал плечами Фредди. — Теперь-то, конечно, местами.

— Смотри же, мальчишка! — и Брайан указал на Черчилля.

— Винстон как Винстон, чего на него смотреть. — хмыкнул Фредди. — Что я — Винстона не видел?

— Как же… — проскрежетал плохо смазанным голосом Брайан. — Ведь я же… Мы… Вчера… Ох… Вместе с Диконом…

— Бить вас надо, — убежденно сказал Фредди. — Вместе с Диконом.

— А раститель?!! — побледнел Брайан, с ужасом гладя свежевыбритые виски.

— Ты где его покупал? — прищурился Фредди. — Уж не в «Кокосе» ли? Как же я сразу не додумался — там третий день подряд Элтон подрабатывает…

Закончить он не успел — Брайан схватил эпилятор и с жутким криком выбежал на улицу.

А подлый Элтон уже смылся из «Кокоса» со всеми деньгами. Тогда Мэй обиделся на всех и вся, написал песню «Лас Палабрас де Амор» и уехал в Каир. Фредди же еще долго ругался, с трудом выговаривая кошмарный «Параблас», пока ему не надоело и он, с наслаждением плюнув на порог родной студии, не уехал в Мюнхен, где планировал записать свой сольный альбом. Роджер тоже уехал. И Джон уехал. Тихо и скучно стало в Кенсингтоне…

/ — картинка №12 — / СКЛОЧНОЕ ВРЕМЯ, или СВАРНЫЕ ДНИ /

Новый 1982 год ознаменовался в истории группы «Куин» тем, что за альбом «Лучшие хиты» ей вручили платиновый диск. Больше всех радовался Роджер. Он пригласил всех друзей к себе в клинику на вечеринку и поставил всем, кто хотел, платиновые коронки. А тем, кто не хотел, он поставил по две — на верхнюю челюсть и на нижнюю. Остатки платины хитроумный Тейлор продал, и квины долго с ним ссорились, требуя назад свою долю. Ссорились они долго и жестоко, а когда Роджер заявил, что вырученные деньги он ухлопал на запись своего будущего альбома «Fun In Space», Фредди даже хотел убить строптивого барабанщика. Брайан и Джон заступились за друга, хотя тоже осудили поступок Роджера.

— Не отрывайся от коллектива! — кричал Фредди, на ногах которого повисли Джон и Брайан. — А то коллектив даст оторваться! Пустите, вы! Я ему покажу! Лучше бы ты мне деньги отдал!

— Почему — тебе? — удивился Роджер.

— Я бы их на умное дело-то употребил! — ответил Фредди. — Я бы их потратил на выпуск СВОЕГО альбома.

— Щас! — выразительно потряс животом Роджер.

— Или тогда Мэю бы отдал, — пошел на уступки Фред.

— Да! — выкрикнул Брайан. — Я бы их вложил в свой «Звезднофлотский проект»!

— Или мне, — ввернул Джон. — Я альбомов не пишу, зато деньги — всегда вещь!

— Нет, — рассуждал тем временем Фредди. — Пожалуй, Мэю я бы денег не дал. Он играет — как бензопилой пилит, да и вообще… И Джону бы не дал — непрактичный он какой-то стал в последнее время. Мало ли, куда бы он денежки-то запихнул? Может… — и он прошептал что-то на ухо Роджеру, и они затряслись от смеха. Джон, как всегда, недослышал и не обратил на трясучку внимания. А вот Брайан по обыкновению решил, что смеются над ним. Он схватил в кулак парик и выбежал вон…

На следующее утро Мэй бодрым шагом вошел в студию, размахивая банкой пива, и прямо с порога вот так вот и заявил:

— Я ухожу из группы! Призываю под свои знамена Дикона Джона!

— Сначала покажи знамена, потом поглядим, — пробурчал Фредди.

Он был очень занят — проковыривал дырки в новой куртке Роджера. Что поделаешь — в отчаянно усатом парси все же иногда просыпался дизайнер…

— И почему ты уходишь? — поинтересовался Роджер.

— И зачем тебе я? — спросил Джон.

— И почему ты лысый? — поставил все точки над «е» Дэвид Боуи, зашедший к друзьям покурить. Брайан облил его презрением (пива пожалел), вытащил из кармана парик, нахлобучил его на голову и продолжил:

— Надоело. С меня хватит! Хватит уже! Мое мнение уже никого не интересует! Все меня обижают! Всем не нравится, как я играю!

— Вот сейчас хорошо сказал, — кивнул Фредди. — Играешь ты омерзительно.

— Да, — сказал Мэй. — То есть нет. В смысле… Вот. И еще.

— Слушай, — вырос перед ним, как папоротник, Джон. — Я одного не пойму — я-то тебе зачем сдался?

— Мы ж с тобой в одной команде, помнишь? — подвигал бровями Мэй. — И наши с тобой права хамски попираются!

— Правда? — вытаращился Джон. — Я и не знал.

— Примус, — выругал его Брайан. — Ну вспомни…

— Я не примус, я пудл, — поправил его Джон.

— Ну пожалуйста, — согласился Мэй. — Пудл, помнишь ли ты…

— Как улыбалось нам счастье? — закончил Джон. — Нет, не помню.

— Эх! — с досадой сказал Мэй. — Послал Бог напарничка. Помнишь, как мы летели в самолете?

— Куда? — удивился Джон.

— Куда-куда? — рассердился Мэй. — На кудыкины горы воровать помидоры!

— Кого? — перепугался Джон. — Воровать?!!

— Да заткнись ты! — хором сказали ему Фредди, Роджер и Дэвид Боуи. — Дай послушать, пудл!

Джон облегченно вздохнул и сел на место.

— Значит, летим мы… — продолжил Мэй.

— Летим в Мюнхен! — кикнул он в ухо Джону, тот радостно закивал и зашевелил ушами. — Летим в самолете. Мы впереди. Фред с Родиком в хвосте. Почему не вместе? А? Далее. Только я задремал, и вдруг — крики, жуткий скрежет, грохот, шум, взрывы хохота! Из хвоста!

— Хвоста? — переспросил Джон. — Какого хвоста?

— Пудл! — крикнули ему. — Закрой рот!

— Какой-то хвост, — и Джон вскинулся. — А! Я помню! Мы с тобой — в хвост! А там что? Где кутеж? Где вечеринка в разгаре? Ни следа былого веселья. Фредди и Роджер сидят с постными рожами и глядят в иллюминатор, причем Фредди самым что ни на есть сладким голосом говорит: «Посмотри-ка, друг мой, как раскинулся океан! Взгляни на его ширь!» Хотя под крылом самолета о чем-то поет вовсе не зеленое море, а самая обычная Гримпенская трясина!

Брайан с Джоном обнялись и хором сказали:

— Мы уходим!

После чего громко хлопнули дверью. Фредди и Роджер недоуменно переглянулись, но тут дверь приоткрылась! В образовавшуюся щель просунулась голова Джона и, подмигнув, сказала:

— Хи-хи! А мы ушли! — после чего дверь захлопнулась окончательно.

За дверью Джон застал крупное выяснение отношений, так как, пока басист прощался, гитаристом был захвачен в плен подслушивающий пианист и керосиновый торгаш, сиречь Элтон Джон.

— Возьмите меня с собой! — бухнулся на колени Элтон. — Я вам пригожусь!

— Как снег на пляже, — Элтон был отвергнут.

— Нет, правда! Я вам помогу!

— Сам посуди — в чем нам может помочь какой-то керосинщик?

— В борьбе! — и Элтон вытянулся в струнку. — К борьбе за дело мэизма-диконизма будь готов! Всегда готов!

— Когда готов? — высунулся Фредди.

— Уйди, — затолкал его обратно Элтон и с надеждой уставился на ковыряющего в носу Джона.

— Ну, — нерешительно сказал Брайан. — Может быть… Через год.

— Я вас не стесню! — обрадованно затараторил Элтон. — У меня все с собой. Вот — подушка, спальный мешок, консервы… Все!

— Ну, пущай его идет, — махнул Джон, вытащив палец из носа.

— А я вам не помешаю в ваших планах? — лицемерно спросил Элтон.

— Да нет, — пожал плечами Мэй. — Никак нет-с. Чем могем-с. Будете жить.

— Лишний рот, — приводил контрдоводы Элтон.

— Не объешь, — ответил Брайан.

— А вдруг? — с сомнением спросил Джон, вновь засовывая палец в нос. — Хлеборезка-то здоровая!

Элтон поспешно затолкал в рот платок и стал похож на актера Демьяненко с огурцом во рту из фильма «Кавказская пленница», который Мэй смотрел вчера по видику.

— Еще чего-нить больше ухватит — и в бега! — продолжал разоряться Джон.

— Чего ухватит-то? — пожал плечами Брайан. — У нас же нифига нету. Мы сиры и бедны.

— Появится же что-нить! — не отступал Дикон. — На лапищи его загребушшие даже смотреть страшно!!

Элтон поспешно затолкал руки в карманы и стал похож на актера Демьяненко в спальном мешке из фильма «Кавказская пленница», который Джон вчера смотрел у Брайана по видику.

— Эх! — сказал Джон. — Ладноть. Идем, пупырчатый! Втроем веселее.

И они ушли. А с другой стороны двери Фредди, Роджер и Боуи сидели на диване и растерянно молчали. Первым тягостные раздумья разорвал Фредди.

— Черт с ними, в конце концов, — заявил он деланно равнодушным тоном. — Сами альбом запишем, и дело с концом. Дэвид вон на саксе подудит…

— Я, кстати сказать, не квин. Я тут как-то вообще ни при чем, — пожал плечами Боуи и испарился.

— Нам и вдвоем неплохо, правда, Родион? — храбрился Фредди.

— Неправда, — неожиданно отозвался Роджер. — Плохо. Я… того… пойду я, а? Я так к Мэю привык, что мне другого гитариста не надо. Даже себя, — и он тоже ушел. А Фредди, оставшись один, задумался и даже стал, по старой привычке, жужжать, как потревоженный улей.

Роджер же догнал друзей у пивной «Свинья и Чарльз». Кстати сказать, это была любимая забегаловка Джона. Он всегда считал, что принц Чарльз — свинья, и от формы не отступал. Итак, Роджер догнал друзей, заказал им по кружечке старого доброго эля, и они уселись за дальний столик, вспоминая минувшие дни и битвы, где вместе рубились они. Эль мало-помалу завел в головах собратьев по несчастью забавные песни, и им стало так хорошо… Но тут Брайан неожиданно встал и сделал суровое заявление:

— Пойдем отсюда! Здесь не дают джину!!!

Дикон на удивление быстро согласился, и все быстро ушли. На их решение повлияло, в частности, еще и то обстоятельство, что за выпивку никто не заплатил — все деньги-то остались у Фредди. Первые полквартала друзья шли, потом побежали. Потому что остроглаз Дикон заметил погоню — Энди Уорхола, работающего барменом в «Свинье».

— Стойте, мерзкие твари! — орал Энди. — Деньги верните! Воры! Гады!

Свернув в пяток подворотен, друзьям удалось улизнуть от разъяренного трактирщика. И тут они наткнулись на новый кабачок — «Капитан Хрюк». Друзья опасливо огляделись и зашли внутрь.

Внутри было интересно и пахло скандалом. С первого взгляда им показалось, что в кабачке проводится коррида. Со второго — что в кабачке идут соревнования по ловле диких петухов. И только когда друзья подошли на расстояние вытянутой руки, которой кто-то смазал по уху Брайану, стало ясно — ловили Фредди. Усач был в своем репертуаре. Он ломал столы, прыгал не хуже заправского лемура, делал заднее сальто, на люстре качался, лягался, плевался, ругался, кусался, крался, обзывался… Но вот Фредди загнали в угол, прижали голову рогулькой, набросили на него сеть и куда-то потащили.

— За что его? — спросил Роджер у бармена, поразительно похожего на Джека Николсона (при ближайшем рассмотрении он им и оказался).

— Напился пьян, как павиан, за словом не полез в карман, был человек — стал хулиган, — словоохотливо объяснил Джек. — Нет у него, видите ли, денег!

Брайан со вздохом выложил последние пенсы, завалявшиеся у него в ботинке, друзья выпутали Фредди из сети, в которой баровские работники подвесили его к потолку, и увели домой. Там они приняли еще по чу-чуть и стали такие добрые и хорошие, что им совершенно расхотелось расставаться. И альбом вскоре был дописан. И даже назван «Hot Space». Вот оно как!

/ — картинка №13 — / КОТ ИЛИ СОВА, или ВОТ В ЧЕМ ВОПРОС? /

Однажды Фредди купил себе ботинки, чтобы пофорсить по Мюнхену. Вообще он в последнее время зачастил в Мюнхен — просто так, без причины. Приедет, пошляется по улицам, разобьет пару стекол, запишет песенку — и домой. Так вот, ботинки-то он все-таки купил, но, как ни старался, не мог в них влезть даже с подсолнечным маслом. Почему же он был такой глупый, что не мог померить обувь на месте, поинтересуется у нас нахрапистый читатель. А вот, ответим мы, просто Фредди поручил купить боты Элтону Джону, ну, тот и купил. На свою ногу, разумеется. И вот уже вторую неделю Элтон скрывался где-то в Кордильерах, боясь справедливой мести.

И тут Фредди вспомнил про рожок, который одолжил Брайану несколько лет назад. Фредди в одно мгновение прыгнул в самолет — и он уже в Лондоне. Брайан же как раз обедал. Он ел рожки с кетчупом и луком.

— Ну! — сказал Фредди, садясь на стол у него перед носом. — Где мой рожок?

Мэй горячо закивал и протянул ему вареный рожок на вилке.

— Эфь, — брезгливо сказал Фредди. — Не тот. Мой рожок. Любимый и хороший.

— Любимые, — сказал Брайан и отправил в рот новую порцию макарон. — Хорошие.

— Кого? — обалдел Фредди. — Мой рожок для ботинков — где?

— Не ботинков, — поправил Брайан бабочку на шее. — А ботинок. Я знаю. Я ученый. Мне Роджер сказал.

— Мне нужон мой рожок! — раздраженно сказал Фредди. — Для ботинков. Чтобы я их смог надеть. Чем быстрее надену, тем лучше. У меня ноги мерзнут.

Мэй опустил глаза вниз. Действительно, Фредди был босой. Он переминался на Браевом полу, цокая когтями по доскам.

— У меня твоих ботинок нет. — напыщенно заявил Брайан. — И быть не может. Я тебе не Довлатов какой-нибудь.

— Не какой-нибудь, — поднял палец Фредди. — Он один. И пишет забавно.

— Ох ты, забавник, — расхохотался утробным смехом Мэй. — Поди, поди вон.

— Щас пойду! — Фредди был положительно сердит. — Отдашь рожок или нет, рачья твоя душа! А впрочем нет, — перебил он сам себя. — Души у тебя нет. Это вам подтвердит любой дуремар. У тебя может быть только душонка. Да-да, жалкая и ничтожная рачья душонка!

— Тушенка? — влез в окно Фил Коллинз и протянул лапку. — Пусть и рачья. Поделитесь со страждущим. И аз воздам!

Фредди взял Фила за лапку и выбросил в окно.

— Рожок, — сухо сказал он. — И побыстрее. Люди ждут.

— Какие люди? — осведомился Мэй, и затрубил в охотничий рожок.

— Разные, — неопределенно отозвался Фред, после короткой схватки вырывая у Брайана дудку. — Макк, например. Патрик Суэйз, Дэвид Боуи, Фрэнк Заппа, Стивен Кинг, Мэри, Роджер, и…

— Мало ли кто? — вдруг окрысился он. — Тебе не все ли равно? Подавай рожок лучше! Что ты мне тут за гадости суешь, понимаешь? Мой рожок обувной был, для обуви, для обуви, — Фредди стал делать вращательные движения шеей, — ясно тебе?

— Ну, — сказал смущенно Брайан. — Я и не помню… Да нафига он тебе сдался, столько лет, столько зим… — и он вытер лоб грязным платком.

Фредди тоже вытер лоб платком, на редкость чистым. Брайан стал шумно завидовать, а Фредди плыл вокруг него, как пава, изящно помахивая белоснежным платочком… (продолжение следует)

/ — картинка №14 — / ДОЛГОЖДАННЫЙ АКСЛ, или БАНДАНЫ /

Как вы помните, мама Фредди продолжала поддерживать отношения с сыном. Но что же произошло между сыном и папой? А вот что: Фредди, сменив фамилию, не преминул уведомить об этом родителей. Мама, как все мамы, только порадовалась за сына. Но папа разбушевался.

— Чем ему не угодила фамилия «Бульсара»?!! — кричал возмущенный папа. — Чем она плоха?

— Ну, дорогой, — утешала его мама. — Ему же лучше знать, он теперь звезда.

— А по мне — хоть Крабовидная туманность! — ругался папа. — Или Конская голова. Мог бы хоть со мной посоветоваться. А кто он сейчас? Ртутный Федька? Тьфу! Не видать ему моего благословения! И все!

Короче, папа отрекся от сына, проклял его на всех углах и запретил маме и Кашмире даже произносить его имя в своем доме. Мама, как известно, не послушалась и тайком слала сыну посылочки, а сестра жила в Африке и ей все запреты были нипочем.

В результате у Фредди скопилось невероятное количество грязных носовых платков, так как стирать он их не умел и вообще считал это занятие ниже своего достоинства. И тут ему выпала удача в лице безработного музыканта Бейли, любимым занятием которого во все времена было стирать платки, холить платки, лелеять платки… Фредди моментально взял Бейли к себе стирателем, и вскоре в доме вновь стало чисто и уютно. Фредди в порыве чувств подарил Бейли платок и прозвал его «махровым розанчиком». Тот без колебаний принял этот изыск признанного мастера псевдонимов и стал отныне зваться Роуз. Но имя Бейли — Вильям — к Роузу не очень подходило. Да и ехидные кенсы уже достали новоявленного Роуза, распевая у него по ночам под окнами английскую народную балладу «Папа Вильям». Поэтому Бейли обозлился и стал зваться просто и кратко — Аксл. Почему? А вот вы только послушайте, как это красиво — Аксл! Аксл! Похоже на безудержное выражение отвращения на всех языках мира! Ну так вот. Этот Аксл (кое-кто, правда, пытается его называть Акселем и Экслом, но они все дураки) впоследствии стал большой звездой в Штатах в качестве солиста группы «Guns`n`Roses», где играли Слэш и Дафф, уже упоминавшиеся в нашей Истории.

Вызывает справедливые нарекания и такой вопрос: откуда у Аксла было столько повязок на голову, иначе говоря, бандан? Каждый раз разные, блин! А мы ответим и разъясним:

Однажды Фредди малость загрипповал. Было это задолго до его основной болезни, так что этот грипп ни в коей мере не стал для него смертельным. Ну просто неприятно — лежать в постели, пить кисель, глотать таблетки и оглушительно чихать:

— Аксл! Аксл!

Тут-то как раз в окно и влез Аксл Роуз, и спросил:

— Чего вам? Платочек постирать не надобноть?

— Не мешай чихать, прач! — ответил Фредди и дал ему в лоб.

Аксл обиделся.

— Не буду у тебя стирать! И не проси потом!

Фредди сжалился, взял один из своих чистых платков и, соорудив их него повязку, нацепил Акслу на голову. Тот возгордился и стал в ней выступать. И стирать Фредди платки. Но, так как он не был пай-мальчиком, то стал помаленьку приворовывать у бывшего хозяина, и скоро спер у него все платки. А Фредди все равно уже выздоровел, правда, после того, как выпил лекарство по старинному рецепту бабушки Дикона. В него входили такие ингредиенты, как виски, джин, толченый зуб орангутанга, голубиный помет, кровь летучей мыши, коготь орла, лимонад «Буратино» и вода «Лондонводопровод», и — в довершение — лечебная грязь «Ангусканализация». И после этого Фред не болел простудой никогда. Заболел он позже. От этой смеси или нет — не узнает уже никто.

/ — картинка №13 (бис) — / КОТ ИЛИ СОВА, или ВОТ В ЧЕМ ВОПРОС? /

— …В конце концов, ботинки можно и с мылом одевать, — возразил Брайан.

— Да? — саркастически отозвался Фредди. — А тушенку из банки я чем буду доставать? Носом? Это только твоим шнобелем можно банки открывать. А мне мой рожок во как нужен! Отдавай, каналья!

В окно вновь сунулся Коллинз в поисках тушенки, подвигал носом и разочарованно сказал несколько нехороших слов, из которых самыми приличными были только «ноги» и «козел». Фредди с воплем: «Задраить люки!» захлопнул окно. Коллинз пропал. Фредди для верности припер раму Браевым носком и обернулся к его обладателю.

— Ну так что мне тут, ночевать прикажешь? — сварливо осведомился он.

Щаз, подумал Брайан в панике. Он хорошо помнил тот день, когда лет пять назад его дернул черт в образе Стинга оставить Фредди на ночевку. Брайан знал, что когда Фредди не хочет спать, он хочет гулять и проказничать, поэтому не спал и караулил всю ночь. Когда же, привлеченный странными звуками, Мэй в полпятого зашел в комнату к Фредди — его чуть удар не хватил. Фредди вспомнил молодость и расписал стены в стиле «высокий дизайн». К тому же пол был покрыт свежим липким асфальтом, за которым Фредди не поленился слазить из окна на улицу. Шторы с окон неутомимый график разрезал ножницами на изящные полосочки, а ковер в настоящее время тщательно обмазывал чернилами, тихонько посапывая от восторга. С тех пор Брайан не пускал к себе Фредди, а если тот все ж таки заваливался попить чайку, держал его в коридоре и туда же выносил чай с печеньем. В общем, с Фредди-На-Ночь забот хватало, поэтому Брайан испуганно перекрестился и поплелся в спальню. За ним поспешил ликующий Фредди.

— Наконец-то, — слышал Мэй за спиной бормотание друга. — я увижу ночлежку этого похитителя рожков.

Зайдя, Фредди на минуту лишился дара речи. И немудрено — Мэй, холостякуя и жадясь, совершенно опустился и в своем новом доме до сих пор ни разу не убирал и даже не вытирал пыль.

— Он должен быть где-то здесь, — пыхтел Мэй, сбрасывая со стола гору хлама. — Совсем рядом.

И он исчез в недрах горы. Спустя пять минут оттуда высунулась его голова, жадно глотающая воздух.

— Нету, — сказала она, вращая глазами. — Наверняка он тут…

И Мэй юркнул в шкаф. Там задребезжало, грохнуло, и Мэй извлекся, грязный до неприличия.

— Не видать, — сказал он. — Ну тогда он, как пить дать, лежит под кроватью. Это его любимое место.

И Брайан со скрежетом полез под кровать. Фредди уселся поудобнее на коробку из-под телевизора, также набитую разным хламом, и принялся ждать рожок. Но рожка не было. Зато вместо него из-под кровати полетели:

Огромный булыжник. Веер. Парик. Еще один парик. Открытка с видами Свердловска. Два яблока. Пешка. Долото. Пластмассовая кукла-негритенок. Жвачка б/у. Карандаш. Крышка от кастрюли. Ракушка…

— Ой, ракушечка! — умилился Фредди. — Подари! Можно?

— Нельзя, — глухо сказал Мэй. — Это для клипа.

— Какого это клипа? — сухо осведомился Фреди.

— Ясно какого, — отозвался Мэй. — Моего. Моя песня. И я — сам.

— Тоже мне — Маяковский, — фыркнул Фредди. — Слышь, Владим Владимыч! А петь ее буду я. Иначе там и сгниешь, под кроватью!

Мэй испуганно завозился, стукаясь головой об какие-то элементы конструкции. А Фредди, чтобы подкрепить слова увесисто, плюхнулся на ложе и несколько раз энергично подпрыгнул. Раздался такой писк и вой, что Фредди перепугался.

— Ладно, — сказал он, слезая. — Прощаю. Гони рожочек. Рожолечек. Рожолюлечек.

Из под ложа полетела следующая партия:

Обертка от «Сникерса» (52 экз.). Три исписанных стержня. Куча кнопок. Список приглашенных на день рождения двадцатитрехлетней давности. Расческа с одним зубом. Обломок каминной доски. Кружевной воротничок. Облако пыли. Свисток. Линейка. Несколько пробитых талончиков на омнибус. Страшно истрепанная книжка Джерома «Трое в лодке» с карандашными пометками и залитыми слезами страницами там, где упоминается Хэмптон, в особенности — Хэмптон-кортский лабиринт, с которым у Мэя было связано не одно детское воспоминание.

— И это все? — с презрением рассмеялся Фредди. — Это все, что ты можешь извлечь из-под своей тухлой, пыльной, кривой, скрипучей и пахнущей мышами…

Не договорив, он упал на живот и по-пластунски пополз под кровать. Брайан оттуда панически сбежал, и успел как раз вовремя, потому что из-под кровати с удвоенной силой полетели:

Четыре спичечных коробка. Зубная щетка без щетины. Куча огрызков и косточек. Грязная наволочка. Дохлая муха. Кусочек сахару. Кассета группы «Velvet Underground», пропавшая в свое время из бара «Свинья и Чарльз». Скульптура Брайана из папье-маше в натуральную величину. Кепка с отгрызенным козырьком. Игрушечный зверек непонятной масти и породы.

— Кот? — удивился Брайан, вертя его в руках и пытаясь определить, где у зверька перед, а где — зад.

— Или сова. Пчихгхи! — ответил Фредди, вылезая.

Несколько минут он ласкал взглядом гору выкинутого, а затем категорично заявил:

— Раз ты зажилил мой рожок, то я, пожалуй, возьму себе это, это, и вот это, и вон то вон, и вон то там. И сову.

— Не дам кота! — взревел Мэй, но было поздно.

Фредди сложил добычу в наволочку, взвалил ее на плечо и ушел домой. Там он сварил из ботинок гуляш с картошкой, поужинал и лег спать.

А Брайан нашел рожок пять лет спустя в старом чайнике, который под кроватью не валялся, и поэтому его никто там и не нашел. Брайан его хозяину не вернул, а положил обратно в чайник, после чего зарыл все это добро в саду под яблоней, и потом каждый год туда наведывался, проверяя — не пропало ли…

/ — картинка №15 — / ЧЕРТ ПОБЕРИ ЭТОГО ЯНГА, или
ВМЕСТЕ С ЕГО ТРОМБОНОМ! /

Однажды Фредди купил по дешевке страшно дорогого карпа кои и отвез его в Лондон, так как в Мюнхене сухо, и вообще живут невежи, могущие по ошибке рыбку съесть (Фредди, надо сказать, уже пару раз заставал над своим аквариумом некоего Макка с удочкой).

Так вот, в Лондоне Фредди соорудил для кои целый пруд и каждый день предавался над ним медитации — представлял его себе полным маленьких карпиков! Отрывался он только для того, чтобы сходить купить программку. И вот однажды Фредди пошел купить «Таймс», и на обратном пути так зачитался разделом частных объявлений «Из-под ноги — в авоську!», что упал прямо в угодливо открытый у него на дороге канализационный люк.

Раздался грохот, после чего из люка выкарабкался Ангус Янг и пошел по Лондону, что-то протяжно гнуся на своем тромбоне. Следом из люка выскочил страшно злой Фредди, размахивая размокшей газетой, и так наподдал Ангусу, что тот улетел куда-то за Темзу. А Фредди поднял забытый тромбон и принялся его усердно осваивать.

Не сразу, конечно. Сперва он пришел домой, открыл все окна и двери, приставил орудие к губам и так дунул, что на его улице вылетели все стекла, на крыше упали в обморок все воробьи, а Дикон, выгуливавший свою собачку — персикового пуделя — с хриплым мявом взлетел на дерево и принялся шипеть на своего пса, который, в свою очередь, басом орал на хозяина.

Фредди, чрезвычайно гордый произведенным эффектом, уже собрался идти медитировать, как перед ним соткался Брайан и заныл:

— Дай гуднуть! Ну дай! Пожалуста! Да дай! Я самый лучший гудщик Кенсингтона!

И он предъявил диплом с надписью «Лучшему гудщику округа» и подписью «Баба Куца».

— Что за баба? — дивился Фредди, разглядывая диплом. — Очень старая? Почему я с ней не знаком? А ты вообще кто такой? — с подозрением спросил он Мэя. — Я с вами, сударь, не знаком!

— Знаете Брая Мэя? — в тон ему спросил Брайан. — Это — я!

— М, — неопределенно отозвался Фредди, возвращая диплом. — Помню. Слышал. Но то, — поднял он палец, — что я слышал, мне определенно не понравилось. И вообще, ты не умеешь гудеть. Только я могу.

— Мне можно! — заплакал Мэй. — Я могу! Я вот вчера гудел! Так гудел…

И он схватился за голову.

— Алкоголик! — сказал Фредди, вкладывая в это слово все отвращение к пьющим существам с собой во главе.

— Я больше не буду! — и Брайан, припав к ногам Фредди, торжественно поклялся на его клетчатых штанах больше не пить.

Фредди это так растрогало, что он тут же вручил Мэю тромбон. Мэй сунул в зубы мундштук и издал несколько дьявольских трелей. Фредди вынесло в раскрытое окно, а в пруду от удивления сдох карп. Фредди попытался сделать рыбке искусственное дыхание, но все было тщетно. Тогда он медленно вошел в комнату через окно, в которое его ранее вынесло, издавая ужасные звуки, вышел на середину, после чего ТАК посмотрел на Мэя, что тот от страха проглотил мундштук.

Затем Фредди воспрял ото сна. С криком он бросился на Брайана. Пнул его под коленку. Укусил за живот. Стащил с него ботинки. Ущипнул за большой палец левой ноги. Схватил его ботинки, напялил себе на уши и помчался вокруг ошалевшего друга, оглашая воздух криками «Кои! Кои! Кои!». Сорвал с ушей ботинки, выкинул в мусорку. Выкрутил Мэю нос. Ущипнул за большой палец правой ноги. Выбрил левую бровь ржавым станком фирмы «Пеликан». Изрезал парик ножницами и тоже бросил в мусорку. Выволок Ангуса Янга из духовки и, взяв его за ноги, треснул им Брайана по голове. Наконец, сунул Мэю в зубы дохлого карпа и велел бежал три раза вокруг Кенсингтона, а не то…

Брайан покорно взял рыбу в зубы и побежал. Карп снуло обозревал окрестности, а Мэй, вспоминая «а не то…", поддавал газу. Прибежав, наконец, к Фредди, он выплюнул карпа и спросил:

— Фредик, а что бы ты сделал?

— Я бы заплакал, — грустно отозвался перегоревший друг. — И все.

Брайан развернулся и пошел домой, оглашая окрестности душераздирающими рыданиями. Фредди же похоронил карпа и накупил себе еще целых восемь, напрочь забыв о том, первом. Чего не скажешь о Брайане, у которого вкус снулого карпа во рту сохранялся еще много лет и пропал только тогда, когда Мэй по ошибке наелся земляничного мыла и запил его шампунем. Вот и все.

/ — картинка №16 — / ХАЛЯВА, или ЛОВИСЬ! /

Однажды Джордж Харрисон пришел в гости к своему дедушке. Случалось это чрезвычайно часто — три раза в неделю. По этим дням дедушка получал деньги из различных благотворительных организаций — Пенсионного фонда, Компании по поддержке матросов, Комитета по очистке матрасов, Общества спасения от домашних животных и других. Да. Так вот, войдя в комнату к дедушке, Джордж увидел, что старик сидит в своем кресле и с мученическим выражением лица жует овсянку, которой его кормит с ложечки бабушка Дикона. Увидя нежданного спасителя, дед молчаливо зааплодировал, но тут же сжался под испепеляющим взглядом бабушки и покорно задвигал челюстями.

— Выйдите! — показал бабуле на дверь Джордж. — Мне надо поговорить с дедом.

— Пять минут, не больше! — проскрипела старая и выползла, пообещав, впрочем, вернуться с новой порцией овсянки.

Дедушка заметно приуныл, но, вспомнив о внучке, прижал его к своему механическому сердцу.

— Внучило! — завопил он. — Родной! Здравствуй!

— Здорово! — радостно сказал Харрисон-младший. — Дедушка, я пришел за ним!

— За кем? — спросил дедушка.

— Ну, — подмигнул внук. — За тем!

— А.. того нет, — побледнел дедушка.

— КАК? — рассердился внук, и схватил деда за грудки. — Где? Где оно? Дай!

— Что? — перепугался дедушка.

— А что? — удивился внук, выпуская деда и отряхивая с него пыль.

— Ты о чем? — спросил сурово дедушка.

— А ты?

— Я о том.

— И я о том!

— О чем — о том?

— Если честно, — смутился Джордж, — то я — о завещании…

— Если честно, — сумрачно сказал дедушка, — то я — об овсянке.

Они злобно посмотрели друг на друга. И тут дедушка стал медленно покрываться бордовой краской. Вы не подумайте плохого! Дед краснел не от гнева — просто Фредди, сидя на люстре, покрывал его краской из распылителя. Дедушка взревел, как раненый бизон, и кинулся за Фредди, который пустился в бега, скача с одной люстры на другую.

— ОИОИОИОИО!!! — по-тарзаньи кричал Фредди, хватаясь за очередную лампу.

Но это оказалась не лампа, а шарфик Брайана, сидящего на лампе. Мэй закряхтел и повис на одних ножных пальцах, а Фредди отчаянно пытался раскачаться на его шарфе. Наконец ему это удалось, и он с боевым кличем вылетел в прихожую, прямо в лапы бабки Дикона, которая плеснула в него кашей и треснула половником. Фредди дико закричал и бросился в ванную, откуда вскоре донесся шум воды, шипение пара и вопль неземного блаженства.

А что же Брайан? Он-то, собственно, тут и ни при чем, но неужели вы думаете, что он уже давно слез с люстры и теперь, отчаянно хрустя карамельками, обсуждает с дедушкой очередной всемирный слет хомяководов-любителей?

Нет же! Когда Брайан, хрипя, пытался освободиться от назойливого шарфа, он был настигнут дедушкой. А надо сказать, что дедушка Джорджа Харрисона прошел не одну войну, и был не только отцом отважного водителя автобусов и дедом неплохого музыканта, но и весьма бравым фонарщиком, не признающим никаких попустительств и посягательств. Поэтому его наскок на Брайана был похож на смерч, тайфун, ураган, сель, цунами, пикданте, вулкан и землетрясение близ озера Титикака, вместе взятые. Дед налетел на Мэя, сорвал с него парик, убедился, что это были настоящие волосы, плюнул, вытащил изо рта вставную челюсть и так обработал ею Брайана, что тот заверещал и попытался улизнуть. Не тут-то было! Дедушка ловко ухватил его за жабры и проревел:

— Что вы тут затеяли, нехристи?

— Я христь! — пищал, отбиваясь, Мэй.

— Не дерзи, хулиган, — отчитывал его дед. — Нельзя так со старшими-то. Говори, мартышка!

— Мы пришли за ним! — оправдывался Брайан.

— И вы за ним? — сник дедушка.

— Ага! — сипло сказал Мэй. — Подавай его сюда.

Дедушка грустно поплелся в другую комнату, судя по звукам, долго и натужно что-то там передвигал, после чего вышел оттуда с увесистым мешком денег.

— Забирайте, гадкие мальчишки! — тоскливо сказал он. — И вон отсюда!

Джордж и Брайан взяли мешок и задали стрекача. За порогом Мэй удивленно сказал:

— Вообще-то мы приходили за тобой…

— Тебе что — деньги не нужны? — сурово спросил Джордж.

— Нужны, — пожал плечами Мэй. — Только вот неудобно как-то.

— Неудобно штаны через голову одевать, — отрезал Харрисон.

— А почему, — возник из ванной Фредди в дедушкином купальном халате, — он тебе вместо завещания дал денег? Откупился?

— Я к нему уже третий раз так прихожу, — подвигал бровями Джордж. — А он — склеротик. Но денег у него много. Он их кует в подвале по ночам.

— Ну так угости, — деловито сказал Фредди.

И они пошли в паб «Восемь устриц и тетя Полли», где с отменным удовольствием хлопнули винца.

/ — картинка №17 — / НОВЕНЬКАЯ, или «ВОН ВИДИШЬ ТУ ТЕТКУ С БЮСТОМ, КАК У БАРДО?..» /

Однажды Фредди вместе с Макком пошел в мюнхенский кабачок «Кто есть кто в мюнхенских пабах?». Зачем? Выпить по кружечке ароматного эля, естественно. Тем более, что в мюнхенских кабаках подавали исключительно эль, причем нещадно разбавленный русской водкой. Фредди выпил три кружки, попросил у бармена чистой водки с собой и полез в какую-то компанию. Забившись в самую середину пьяных мюнхенцев, Фредди стал проводить экспресс-опрос.

— А вы знаете, — лез он слюнявыми губами к каждому выпивохе, — кто есть кто в мюнхенских пабах? Не знаете, а я знаю! Никто. Потому что пабов в Мюнхене нет и быть не может. Они есть только у нас в Лондоне! Ура!

С ним выпили, но за пропаганду английских питейных заведений он был нещадно обозван английским блохариком. Фредди захотел драки. Его мягко толкнули жестким коленом. Макк поспешил на выручку, но его уронили и прошлись по нему в искусственно устроенной очереди за элем. Охая, Макк поднялся и тут же был сбит с ног снова. Скрипя шейными позвонками, он поднял голову и уперся взглядом в какую-то грудастую тетку.

— Ты, гиена! — заревел на нее окончательно окосевший Макк. — Че толкаесся? Мышь!

— Сам дурак, — неожиданно на чистейшем английском отозвалась тетка. — Пшел вон, пьянь подзаборная!

Макк полез извиняться «только из уважения к личности, говорящей на инглиш», как он пояснил. А потом предложил незнакомой брюнетке выпить на троих с другом, коим и оказался, как вы понимаете, Фредди.

Никто не понял, что произошло. Тетка при виде Фредди разинула рот так, что ее сигарета упала в вырез ее же платья. Запахло жареным. Фредди не растерялся и плеснул ей в вырез элем из кружки. Теткиной, естественно. Портить свою водку Фредди было жаль. Страшно полыхнуло огнем. И никто их посетителей кабака, кроме этих двоих, не догадался, что это — любовь…

Утро застало Фредди и Барбару (так звали брюнетку) в пабовском туалете — там они спасались от пожара и так разговорились, что не заметили, как настал вечер и уборщик закрыл туалет на ключ. Фредди рассказал про своего необыкновенного кота Джерри, который был таким умным, что даже ездил в трамвае и платил за себя и за Фредди!

— Толковый такой, зараза! — восхищенно говорил Фредди, прыгая на корточках перед Барбарой с гривенником возле усов. — Вот так — раз, и в щель! А потом билетом в компостер — бац, бац! — и он осторожно, чтобы не расплескать водку, помахивал рукой. Барбара же кисла от смеха, сидя на допотопном мюнхенском унитазе фирмы «Пеликан».

Вскоре им надоело сидеть в пыльном и тесном туалете, и Фредди принялся распевать гимн Солнцу. Прибежавший на шум и крик уборщик — Элтон Джон — долго не соглашался потратить гривенник на то, чтобы выпустить узников. Пришлось Фредди просунуть свою монетку под дверь. Она была принята вышеупомянутым уборщиком, после чего вместе с вышеупомянутым уборщиком и испарилась.

Спас же их из заточения Брайан, который Бог весть каким ветром залетел в Мюнхен из Лос-Анджелеса, где в то время писал альбом. Самое интересное, что Мэя так тянуло поглядеть, чем же занимаются в своем узилище Фредди и Барбара, что он сунул в щель не одну, а сразу тридцать восемь монеток. Конечно, ящичек не был рассчитан на такое количество меди, и все монеты вывалились с обратной стороны. Но дверь открылась. Брайан ворвался в туалет и застыл от возмущения — на полу, задрав зады, ползали Фредди с Барбарой и собирали монеты.

— Мои деньги! — и Мэй, как бомба, ворвался в гущу свалки, забыв о том, что накануне выпил слишком много имбирного пива. Однако пиво вскоре взбунтовалось, и Мэй, ухватив столько монеток, сколько смог, на трех лапах поскакал в соседнюю кабинку.

Фредди в знак благодарности сфотографировался с Мэем по выходе из паба, а под фотографией написал: «Осел и Соловей». Мстительный Брайан приписал: «Осел — тот, что с усами». Фредди пририсовал Брайану отменные гусарские усы. Брайан подметил: «Соловей — в парике». Впрочем ни это, ни последовавшее за этим разорваки к пылкому роману Фредди и Барбары совершенно не относится…

/ — картинка №18 — / ЖУТКАЯ ЭКЗОТИКА, или ЕЩЕ ПЯТНАДЦАТЬ КОШЕК?!! /

Однажды у Фредди в Мюнхене было хорошее настроение. Он сидел на крыше соседского дома, которую он специально для сидения на ней снимал за бешеные деньги — 5 фунтов в год, — и орал на голубей, размахивая старыми штанами Роджера, надетыми на швабру. А затем хорошее настроение приказало долго жить — Фредди принесли телеграмму, в которой сообщалось о том, что у него в Лондоне сдохла кошка.

Фредди в порыве горя разблиндал себе весь нюхамыльник об батарею центрального отопления. Потом он пошел к Барбаре, и, как есть, кровавый и неумытый, с порога огласил ее квартиру серией неразборчивых воплей. Утешения, а тем более разрешения на траурную поездку он, к своему удивлению, не получил. Тогда ничего не оставалось молодому Кршичке, как кинуть в свою пассию тортом, и, пока она скусывала с себя кремовые розы, поскакать в кассу «Аэрофлота» брать билет до Лондона…

Брайан в Л.А. и Джон в Лондоне одновременно получили телеграммы с приглашением на похороны, созвонились — и решили пойти.

— А то еще приставать будет, — ворчал Брайан. — «Где вы были в ночь с тринадцатого января на восемнадцатое декабря?». Хам, невоспитанный хам!

А Роджер телеграммы не получил. Точнее, он ее получил, но, не прочитав, спрятал в карман рубашки. Жена его рубашку, разумеется, постирала, и теперь Роджер казнился, не зная, что с ним теперь будет, а главное — за что?

Фредди же без особых приключений добрался до Лондона (не считая драки в самолете, когда Фредди принял одного знаменитого советского эстрадного певца сзади за Брайана и долго таскал его за волосы, пока не обнаружилась досадная ошибка. Но Фредди еще долго рвался и кричал, что его не проведешь, что Мэй замаскировался, и что если этот самый «Вальера» — русский, то откудова у него парик прямо как у Брайана, а?).

Добравшись домой, встретив друзей и пережив крупную разборку с Мэри из-за Барбары (настучал, конечно, Элтон Джон — ему показалось мало гривенника), Фредди заметил, что с ними нет Роджера. Ух, как он разозлился! Он метал громы и молнии, плевал во все стороны, топал ногами и кричал, что он сделает с Тейлором страшное, если тот вот сейчас же, сию же минуту не появится!!!

И тут Роджер появился! В неглаженной рубахе, разодранных штанах и одном тапке, он бежал, волоча за собой мешок с венком и цветами.

— Ну? — спросил Фредди, и был он в эту минуту страшен и дик. — Ну-у?

— Виноват.. Не усмотрел.. Жена рубашку постирала.. Там адрес был.. Еле прочитал.. То ли Кенсингтон, то ли Паддингтон… — бормотал Роджер, загораживаясь цветами.

— Как же так? — мягко спросило Фредди. — Нехорошо. Кладите цветы вот сюда и больше никогда так не делайте, ладно?

Потрясенный Тейлор не мог закрыть рот во время всей церемонии прощания с тельцем, а шла она ни много ни мало — шесть часов.

Вернувшись домой, Фредди впал в жестокую меланхолию. Он сидел в углу, поджав под себя ноги, раскачиваясь и монотонно мыча. Отмычавшись, он посмотрел на друзей красным кроличьим глазом и сказал:

— Хочу коалу. Дайте коалу. Хочу коалу.

— Зачем тебе сей зверь? — удивился Роджер.

— Дайтекоалухочукоалудайтекоалу, — проговорил равнодушно Фредди.

— Коалы эвкалиптом питаются, — авторитетно заявил Роджер. — Говоря проще, жрут. Чем ты ее питать будешь, коалу свою, эсли у тебя эвкалиптов нет?

— Биолых, — повернул к нему голову Фредди. — А вот скажи мне, биолых, по старой дружбе, раз ты такой умный: на кой черт у нас по канализации день и ночь ползает этот оголтелый тромбон? Денег не платит к тому же. Вот и будет мне из Австралии листья таскать. Ну дай коалку! Дай! Да дай! Всего за двадцать копеек!

— Игрушечную? — посмеялся Брайан.

— Фигушечную, — разозлился Фредди. — Сейчас у нас копейка в цене. Двадцать копеек — это двадцать тыщ фунтов. Что вам — жалко? Иначе помру. Неужели вам не жалко хотя бы меня? Во цвете лет! — и Фредди так занудел, что все разбежались по рынкам, лоткам и коальим питомникам.

Вскоре Роджер и Брайан встретились в «Шинке». Они покачали головами и заказали по кружечке, по маленькой, тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом! А бвана Джон искал, раздумывал и бдел. Но ничего не нашел. Тогда он побежал в Британский музей, спер там шкуру коалы и залез в нее. Затем новоиспеченный сумчатый забежал домой, схватил бутерброд, отбился от детей и устремился на помощь другу.

Фредди, завидя коалу, страшно обрадовался. Он обошел ее пять раз, потом схватил за уши, сел на нее и поскакал вокруг стола. Джон на бегу молился за упокой душ всех коала, которые когда-либо встретятся у Фредди на пути. Наконец Фредди наскакался, слез и сказал:

— Дикон, вылезай. Я больше не хочу коалу.

— А как ты догадался? — удивился Джон. — По глазам?

— По тылам, — и Фредди показал на шкуру.

Джон обернулся и увидел, что резвые дети оборвали ему половину шкуры, и на божий свет глядит тощий, в рваных джинсах, диконячий зад.

— А теперь я хочу панду! — заявил Фредди.

— Фигу с кофе! — злобно ответил Джон.

— Дайте панду! — взревел Фредди. — Панда! Помираю! — и он хлопнулся на пол, задрав руки и ноги.

Теперь за дело взялся Роджер. Он обегал сорок игрушечных магазинов и в одном из них обнаружил то, что искал — радиоуправляемую модель панды в натуральную величину. Он притащил ее в комнату Фредди, а сам с пультом залез в шкаф. Фредди вернулся из кухни, куда он ходил по неотложному делу — выливал в окно пропавший борщ — и увидел панду. Разыгрывают, подумал он. Опять гадкое вранье.

Фредди стукнул панду по зубам. Та заворчала, что-то щелкнуло, и Роджер в шкафу с ужасом понял, что игрушка сломалась. Фредди тем временем оторвал панде голову. Из чучела посыпались опилки и, подхваченные ветром из кухни, разлетелись по комнате. Роджер жутко зачихал. Фредди, злобно хохоча, подбежал к шкафу, вытащил оттуда перепуганного барабанщика, подвесил его штанами к люстре и затеял свою любимую игру — в Тарзана. Завопив, он ухватился за грабки Роджера, вместе с ним раскачался, вместе с ним оторвался, вместе с ним пролетел по коридору — и прочно застрял в комоде. Роджеру повезло меньше — он прошиб насквозь дверь, вылетел во двор и угодил прямо в газонокосилку…

После того, как косилка откосила свое, Фредди сгреб в кучку то, что осталось от Тейлора, и стал собирать его как мозаику, грубо говоря, пазлы. Собрав Роджера, который так и не понял, что с ним произошло, Фредди прогнал его со двора, и закричал так, что Дэвид Боуи, читавший лекцию в трех милях от его дома, стал заикаться и потеть:

— А гризли где! Даааайте скорее гризли!

Боуи в ответ завопил:

— Как гласит кенсингтонская народная пословица — гризли Элтона Джона загризли!

— Я здесь, — гордо сказал Брайан, вылезая из-под дивана. — И я сегодня же все устрою. Умный Мэй всегда найдет выход!

И он ушел. Оттуда, куда ушел Мэй, послышался ужасный грохот, стук и звон. Потом Брайан вышел, весь в паутине, киселе и соленых огурцах, и смущенно сказал:

— Всегда найдет. Но не в доме у Бульсары.

— Что найдет? Гризли? — озадаченно спросил Фредди.

— Выход! — крикнул Брайан и выбежал.

Домой. И как можно быстрее. Дома он вывернул мехом наружу свою старую шубу (у него была особая шуба, мехом внутрь), одел ее и побежал обратно к Фредди.

Фредди очень обрадовался гризли.

— Пойдем, мишка, я тебя покормлю! — ласково сказал он, и повел радостного Мэя на кухню. Там Фредди сел за стол и начал уписывать утку, а кости бросал гризли под стол. Брайан разозлился и стал кидать кости обратно. Э, подумал Фредди, а ведь так бы сделал только Мэй — щенячий хвост!

И знатный медведевладелец пошел на хитрость. Он вытащил из чулана гитару и стал нещадно дергать за струны, распевая дурным голосом: «Сладок кус недоедала!». Вскоре нежное сердце гитариста не выдержало.

— Разве так играют? — завопил он из-под стола. — Дай, я покажу класс!

— Я сам сейчас кому-то покажу класс! — сказал Фредди, раздувая ноздри, и разбил гитару об голову лже-гризли. Затем он спокойно выкинул Мэя из своего дома и сел в кресло читать свою любимую книгу «Катера и дрожжи. Часть третья: приказано выжить!».

Тогда, раз с медведиком вышел прокол, друзья решили отвлечь Фредди от мрачных мыслей и подарить ему новую кошку. С этой целью они поперлись на птичий рынок, всех там перепугали, так как орали на всю ивановскую:

— А где тут кошки? Подавайте сюда!

Но тут им пришло в головы, что так дело не пойдет, и они разошлись искать кошек порознь. А потом сличить результаты.

Храбрый кошколов Б. Г. Мэй был почему-то убежден, что Фредди ненавидит персидских кошек, потому что они напоминают ему о его трудном детстве на острове Занзибар (вот логика! Пойди разбери этих астрономов!) Поэтому, когда Брайану попадалась очередная пушистая кошечка, он громко восклицал:

— Опять персы!

И поддавал кошке ногой, за что звероторговцы его особенно не поощряли. Спасаясь от разъяренных продавцов, Мэй в одной подворотне наткнулся на Дэвида Боуи, что-то упорно тащившего в мешке, упорно не желавшем тащиться.

— О, Дэйв! — сказал Брайан.

— О, Брай! — отозвался Дэвид и с ходу предложил. — Купи кота в мешке!

— А он не перс? — опасливо поинтересовался Брайан.

— Дю! — завопил Боуи. — Конечно, нет! Я сам не знаю, кто. Одно вот точно знаю — он персов ненавидит. Как увидит — бьет смертным боем! Твоя покупай!

— И сколько мы просим? — вздохнул Брайан.

— Пять фунтов! Бойцовский! — просиял Боуи. — Купи!

Друзья рассчитались. Боуи вытряхнул кота из мешка. Брайан взглянул на удачное приобретение — и со вздохом опустился на землю.

Этот кот был не просто кот. Видно было, что он побывал во многих боях и походах. Он был одноглаз, безус, бесхвост, беззуб, одноух, на трех лапах, и вдобавок припален с боков.

— Он еще болен ветрянкой, — обрадовал Дэвид Брайана. — А также чумкой, желтухой, гриппом, черной меланхолией и параноидальным перецеребралелезом. А еще у него энцефалитный клещ и подозрение на лосиную блоху. Ну, мне пора.

И Боуи ушел. Но, дойдя до угла, обернулся и крикнул:

— Да, совсем забыл! Он откликается на кличку «Счастливчик»! Так его звала моя прабабушка, глухонемая с тринадцати лет. Только когда его зовешь, надо обязательно прибавлять несколько нехороших слов, а то не пойдет. Пока!

И Боуи ушел совсем, подметая улицу фалдами и не слушая мэйских стонов про забрать назад черного меланхоличного клеща вместе с его блоховой котой. Когда же Маис вовсе скрылся с печальных брайановых глаз, обладатель последних со скрежетом поднялся, с отвращением запихал Счастливчика обратно в мешок и с философским спокойствием изрек:

— Зато не перс!

И отправился к Фредди. Возле дома его уже ждали усталые, но довольные друзья с полными мешками.

— У меня семь! — заорали они в унисон.

— А у меня один! — жизнерадостно сказал Мэй. — Но какой!

Джон позеленел от зависти, а Роджер предложил:

— Пошли, что ли? А то Фред заждался, небось, — и они вошли, причем Брайан краем уха слышал за спиной подозрительный шепот: «Камышовый? А может, манул? А может, скрадем?» и «Не надо было одних персов брать!».

Мэй ухмыльнулся и пинком распахнул дверь. Фредди так перепугался, что упал с кресла, накрылся ковриком и пополз в угол, бормоча: «Ох грехи наши тяжкие помереть спокойно не дадут идолища поганые». Тут Роджер некстати захохотал, и Фредди понял, что попал впросак. Он смущенно захрюкал и быстро пополз обратно.

— Раз, два, три — лови!!! — закричал Джон, и все трое распахнули мешки.

Орава кошек налетела на стоящего на карачках Фредди.

— Вот спасибо-то! — радостно сказал Фредди. — Оживляж! — и он повернулся к Брайану, который всех надул и мешок не открыл.

— У меня — вот, — скромно сказал Брайан и вывалил на пол Счастливчика.

Друзья ошарашенно смотрели на кота, а Фредди — на Брайана. Затем Фредди тоже осмелился взглянуть на кота, и его прошиб такой смех, что он упал и уснул. И проспал ровно три недели, два дня и шестнадцать часов. Брайан же обиделся, забрал кота и пошел ругаться с Дэвидом Боуи за обманскую продажу тухляцкого энцефалитного лося. Следующие два часа Боуи был страшно занят — валял Мэя в пыли, а потом выколачивал из него эту самую пыль дубиной…

Как утверждал потом Элтон Джон, Брайан пришел домой только под вечер, в отменно чистой одежде, пошатываясь и что-то пыхтя себе под нос. Но Элтону никто не поверил. Да и какой дурак поверит керосинщику?

А Фредди потом выкрал Счастливчика у Брайана, подружился с ним, случил его с Дилалой, и всем своим друзьям позже подарил по одноухому и бесхвостому котенку… И на каждом котенке сидело по маленькой и очень смущенной лосиной блохе!

/ — картинка №19 — / РАДИО ПО-ПО, или КАРАПОТ /

Однажды cудьба нанесла Роджеру удар под дых, наградив его толстеньким карапузом. Но, как когда-то выразился Фредди и повторил попугай-Брайан, «история не стоит на месте», и вот карапуз уже довольно быстро бегает на своих премиленьких кривеньких ножках и даже пытается что-то бухтеть…

Вот как-то Роджер сидел за столом и возил ложечкой в чашке с давно остывшим кофе, пытаясь высмотреть в ней идею новой песни. Но в чашке ничего, кроме мухи, не плавало. Роджер вздохнул, осушил чашку, выплюнул муху и задумался еще пуще, вперив свой пустой взгляд в радиоприемник. Тут в окно, почуяв запах вкусного кофе, вскочил Фредди. Роджер ничего не заметил, но позже клялся, что слышал, как Фредди кричал:

— Вылезай с котелками! Вылезай с котелками!

И изо всех щелей полезли, как тараканы, Брайан, Джон, Дэвид Боуи, Элтон Джон, Дэйв Кларк, Робин Уильямс и (чуть не застряв под плинтусом) Стивен Сигал. Последним, волоча за собой огромную канистру, вылез Стинг.

— Как так? — ошалело сказал Тейлор. — Кто вас?

— Сами! — рычало общество. — Мы сами! Кофа хотим!

— Пошли вон! — и Роджер принялся энергично распихивать друзей обратно. — Все вдохновение мне изгадили, черти неумытые!

Все всосались обратно в щели, как их и не было. Из-под стола выполз Тейлор-младший, дернул отца за ногу и сказал:

— Радио по-по! Радио фа-фа! Радио шу-шу!

— Уйди отсюда! — закричал на него потерявший терпение Тейлор. — Где твоя мамаша, хотел бы я знать? Я вам, чертям, деньги, между прочим, зарабатываю! А вы?

— А че — мы? — обиделось дитя. — Сам-то ты хорош! Мухоед! Кофепивец! Старая устрица! Зуб орангутанга!

Тейлор настолько опупел, что сел на стол и написал песню «Радио Га Га».

— Разве я говорил «га-га»? — нахмурился трехлетний мыслитель. — Я говорил все, что угодно, только не «га-га»! Склеротик ты, папка!

Но его никто уже не слушал. Роджер с гиканьем ускакал в студию — хвастаться. Малыш обиделся и подал жалобу в комитет по охране детства, но ее вовремя перехватил начальник кенсингтонского отдела этого комитета Тим Карри и передал Роджеру. Сердитый отец выпорол сына и оставил без сладкого на всю неделю.

Вот она — судьба ребенка в загнивающем капиталистическом обществе!

/ — картинка №20 — / КУКУРУЗНЫЕ ХЛОПЬЯ, или ПЕРЕД УПОТРЕБЛЕНИЕМ ПОДСУШИТЬ /

Однажды квины устроили свару по сущему пустяку — у Фредди кончились деньги, и он, не спросясь своих товарищей, согласился от имени всей группы выступать на фестивале в Сан-Ремо. Глупости какие, скажет нам доверчивый читатель. А вот и не глупости, решил Роджер, и накинулся на Фредди с упреками.

— Итальяшки! — ругался Роджер, расхаживая по студии. — Мартышки! Орангуташки! Макарошки! Мы не любим итальяшек! Правда, Брай?

— Гычччхиии! — подтвердил Брайан, подхвативший грипп.

— А этот — хорош! — показывал пальцем на Фредди сердитый барабанщик. — Подушка! Голос, как пушка! Кукушка! Правда, Брай?

— Гыыычччччхххииии! — подтвердил Брайан, заболевая все сильнее.

— Ухожу я от вас, — плюнул Роджер. — Все вы мне надоели, пупсы!

— А ето, — и Фредди потер большим пальцем указательный.

Роджер смутился.

— Ладно. Отыграем свое — и уйду! Насовсем! И даже альбом с вами записывать не буду! И песни все свои отберу! И петь буду сам! ВОТ!

По приезде в Италию им устроили пышную встречу. Не радовались двое: Брайан, для которого все плыло, как в тумане, и которому осталась лишь одна забава — глоток бронхолитина, и Роджер, который был просто мрачен и ни с кем не здоровался.

На вечеринке, устроенной в честь их приезда, Роджер сидел в самом темном углу и изредка рычал на папараццев, не забывая посасывать ром. Фредди же вовсю трепался с итальянцами, оживленно жестикулируя и тарахтя по индийски. Итальянцы кивали и подливали ему еще. Джон же давал интервью по поводу пагубной привычки — пьянства.

— Трезвость — норма жизни, — напыщенно закончил он и чокнулся с журналистом.

Брайан сидел в другом темном углу, чихал, утирал слезящиеся глаза и запивал аспирин теплым кьянти. Роджер, завидя безобразие и нарушение режима, взвыл и разлил свой ром. Потом ему стало плохо, и он уснул.

На следующий день, перед началом выступления, у Роджера от накопившейся злости поехала крыша. Он решил вылить все отходы работы своего воспаленного мозга на друзей.

— Че ты чихаешь тут? — рявкнул он на Брайана.

Мэй от удивления так чихнул, что Роджера приподняло и шлепнуло, а Джон, жестоко страдающий от нормы жизни, позеленел и бросился к выходу. Тейлор же блаженствовал — он раздавал плюхи персоналу направо и налево. Брайан поддерживал его оглушительным чиханием. Вдруг Роджер удивленно оглянулся:

— А где эта кукушка? — спросил он свирепо. — Дайте мне его! Дайте! Я его сейчас загрызу!!!

Все бросились к гримерке Фредди, и, так как дверь оказалась запертой, высадили ее плечами. Увиденное повергло всех в столбняк типа шок — на полу жарко полыхал костерок, перед ним на корточках сидел Фредди в трусах и в майке-алкоголичке общества «Труровые резервы». Он держал над огнем сковородку, в которой что-то аппетитно шкворчало. Увидя в дверях вторжение, Фредди весело усмехнулся и встопорщил усы:

— Родион! — сказал он. — Оставайся! Я тя кукурузкой угощу, хошь?

— Хошу! — облизнулся Роджер.

Фредди снял сковородку с огня и высыпал содержимое в глотку Тейлора.

— Нам без тебя — низя! — авторитетно сказал он, энергично стуча Роджеру по спине, чтоб попкорн лучше прошел. — Правда, Брай?

— Агагагаапчхии! — подтвердил Брайан, аккуратно придерживая рыдающего у него на плече Роджера.

— Мужики, я че-то не понял, здесь чего — жрачку дают? — возник в дверях Джон с лицом симпатичного салатного цвета.

— Кушать подано-с! — кивнул Фредди.

И они поели. А потом — сыграли. Предание гласит, что концерт был попросту поганый. Но зато победила дружба! Ура!

/ — картинка №21 — / КРЕСТНЫЙ, или СПРУТ /

Однажды Фредди надел черную шляпу, плащ и темные очки, которые стащил намедни из гостиничного номера у какого-то итальянца, вынул из своего ящика с игрушками пистолет и вышел на улицу. Как всегда в это время суток, в Сан-Ремо было спокойно, постреливали лишь изредка.

— Я — мафиозо! — бормотал Фредди. — Гроза детей и инвалидов! И никто об этом не знает! ДА!

Не успел он сказать «ДА!», как к нему подскочил тип в черных очках, плаще и шляпе, из-под которой выбивались буйные кудри.

— Эй, ты! — нагло сказал незнакомец, тыча Фредди в пузо автоматом на батарейках. — Это моя территория! Семья Папы Мэя не потерпит столь нахального вторжения!

Не успел Фредди открыть рот, как откуда-то сверху на них с Папой свалился какой-то тип в плаще, черной соломенной шляпе и очках в виде двух целующихся черепах, наспех замалеванных черной краской, и загнусил:

— Прочь с собственности клана Дуайтини!

— Позвольте! — возмутился Фредди. — Это испокон веков было любимое место для отдыха клана Бульсанаротти!

— Клана-шмуклана, — презрительно надулся Папа. — Честь семьи Папы Мэя задевать не смеет даже сам Бычий Пес!

— Это еще кто? — удивились Бульсанаротти и Дуайтини.

— Неважно, — отмахнулся Папа. — Не смеет — и все тут!

— Будем делиться, — постановил Дуайтини.

Фредди принялся показывать:

— Вон от того столба, — объяснил он Мэю. — до того места, где стоит этот Дуайтини — это твоя земля. Остальное — моя!

— А моя? — взвыл Элтон Джон-Дуайтини (как вы уже успели догадаться).

— А я вас не знаю! — парировал Фредди. — Не вижу, не слышу и вообще буду с тобой воевать!

— А если кто донесет, что вы чужую землю делите? — спросил Элтон.

— Кто донесет-то? — усмехнулся Фредди.

— Я донесу, — сказал Дуайтини.

Бульсанаротти смутился.

— Не обижайся, Брай, — сказал он посеревшему от злости Папе, — но я объединюсь-таки с Элтоном.

— Неча! — гаркнул Папа. — Первое слово дороже!

— Пожалуй, я все равно донесу, — сказал Дуайтини сладким голосом.

Фредди уже засучил рукава, чтобы поговорить со стукачом по-свойски, как вдруг раздался дикий глас:

— Тейлоретти и Диконджорно спешат на помощь! — и из канализационного люка выскочили Роджер и Джон, естественно, в плащах, очках, да еще и с вантусами. Услужливо подавшая им вантусы рука втянулась обратно в люк. Фредди при виде грозного оружия малость струхнул. Затравленно озираясь, он раздумывал, кого первого укусить и за какое место, как вдруг — опять вдруг! — раздался голос из пустоты:

— Что сии вантусы делают у меня в резиденции? — и из-за угла выплыл благоухающий дорогим одеколоном и хорошим итальянским вином (и, конечно же, одетый в плащ, шляпу и темные очки) Дэвид Роберт Джонс.

— Дон Боуи! — расплываясь в улыбке и раскрывая объятия, пошел к нему Брайан. — Семья Папы Мэя всегда поддерживала с вами самые теплые отношения, не правда ли?

Дэвид одобрительно похлопал сияющего Мэя по щетинистой щечке и злобно обернулся к остальным:

— Чешите отсюда! — сказал он хищно. — Не потерплю!

Мафия стояла, выражая своим молчанием полнейшее презрение к словам Дона.

— Мне что — киллера нанять? — раздраженно вопросил Боуи.

С криком: «Киллер Куин!» на ошарашенных Дона и Папу налетели Фредди, Джон и Роджер. Сзади подпрыгивал Элтон Джон, вереща: «И я! И я!».

Схватка прервалась довольно скоро — к ним подошел итальянский коп и недоуменно поглядел на кучу-малу, из которой доносились подозрительные выкрики:

— Получи, Папист, гранату!

— Бейте его! Бейте! Он без дубины!

— Н-на! Понял? Не понял? Тогда — еще н-на!

— За Папу! Ага!!!

— Дуайтини, не стой козлом, дай по роже Диконджорно!

— Мафия бессмертна! Хей!

— Мда, — сказал коп (правильнее сказать — карабинер).

И он поманил жмущегося к стене патрульного, испуганного до крайности.

— Эй, ты! Золотушный! Имя и звание, трусофил!

— Я не Фил, — грустно пропищал патрульный. — а патрульный Каттани!

— Вот тебе первое задание, — цыкнул зубом начальник. — Собирай этих мафиозных и в участок! В караулку!

И незадачливые бандиты были не без драки препровождены в полицейский участок со всеми вытекающими.

А рядовой Каттани пошел в гору, и шел так, пока его не пристрелили в четвертой части.

/ — картинка №22 — / КОРОНЕЙШН СТРИТ, или БРАЙАНА НА МЫЛО! /

Однажды, как вы помните, от Брайана ушла жена. Чем он окончательно ее допек, вы узнаете только завтра, а сейчас у нас речь о другом. Вам всем известно, что Брайан Гарольд Мэй просто до тошноты любил мыльные оперы. Вот одной из причин ухода и стала эта низменная страсть. В записке, которую Брайан на следующий день показывал всем в «Шинке» было сказано: «ящик до дыр проглядел, липистричество тратит, а денег в дом не несет, гадюка семибатюшная!».

Конечно, кое-кто усомнился в подлинности письма — мол, жена Мэя обычно писала именным гусиным пером и левой рукой, а письмо напечатано на машинке, да еще и ногами! Но Брайан наплевал клеветнику в глаза и долго убегал от него подворотнями и огородом, высоко перепрыгивая грядки с топинамбуром.

Так вот, вернемся к данности. Мэй смотрел все подряд, от «Изауры» и «Санта-Барбары» до «Альфа» и «Друзей» (и не говорите, что они тогда не выходили! мы просто пример привели!). Но любимыми его фильмами были «Коронейшн стрит» и «Истендерс». Мэй частенько сбегал с репетиций, и, пока друзья в студии крыли его отборнейшим матом, сидел на диване и, дрожа от экстаза, смотрел очередную серию.

А еще господин Б. Г. Мэй был ленив до изумления, готовить не умел и портил свой и без того испорченный желудок консервами. По преимуществу кошачьими, так как поверх лени был еще и потрясающе скуп.

Но сейчас разговор пойдет вовсе не об Брайане. Точнее, о нем, но не совсем. А еще точнее, совсем не о нем, а о Фредди. И только потом о Брайане. А также Роджере и Джоне. А также бабушке последнего. Итак…

Однажды Фредди пришла в голову гениальная идея. Не совсем, конечно, гениальная. Это он ее посчитал гениальной, а так она была вполне заурядная — Фред решил снять клип. Хороший. Мощный. Поэтому он быстро умылся, сполоснул грязные носки, одел их плюс еще тренировочные штаны и кепку, и поехал, к кому бы вы думали? Нет, не к Бобу Марли, ведь он уже четыре года как умер. И не к Питеру Габриэлу, которого боялся даже больше, чем Боба Марли, который уже четыре года как умер. А пошел он к Брайану Мэю.

Зачем? А вот — он пошел уговаривать друга снимать клип. А Брайан в это время блаженствовал. Он погружал чайную ложечку в баночку кабачковой икорки, которую ему прислал папа из Хэмптона (а может, из Фелтхэма. А может, и не папа, а сам Мэй себе всю жизнь слал посылки и писал письма), погружал эту же ложечку в рот и с негромким звуком «Гллоппшшшццц» глотал. Это было замечательно!

И тут появился Фредди.

— Как некстати, — возмутился и чуть не подавился Брайан, когда перед его внушительным носом появилась лукавая физиономия волка Семен Алексеича, то есть Фредди (он взял себе новый псевдоним, старый — Гершкович — ему чем-то не потрафил). — Я же кушаю!

— Ты не кушай, ты слушай, — отозвался Фредди и оттопырил Брайану оба его уха так, что они стали похожи на паруса. Это его так развеселило, что он стал размахивать Мэевыми ушами, напевая: «Словно лодки с парусами!».

— Чего слушать-та? — спросил Брайан плаксивым голосом.

— Я пришел. Тебя звать. Клип снимать. Новый. Веселый. Придешь?

— Отче ж не прийти-приду, — сказал Брайан. — Отче ж не прийти-приду.

— А зачем нам кузнец? — в тон ему спросил Фредди.

— Не, нам кузнец не нужен, — кивнул Мэй.

— Зачем нам кузнец? — хором сказали они и захохотали.

— Нет, правда? — спросил Фредди. — Клип снимаем, да-а?

— Про тебя? — поинтересовался Мэй, тихонько заслоняя от друга икру.

— Нет, про тебя, — ласково улыбнулся Фредди и ловко выхватил у разинувшего рот друга банку. — Ты же у нас любишь «Коронейшн Стрит»?

Брайан замотал головой, как пес, которому в ухо залетела оса.

— Тогда гони деньги! — растопырил Фредди ладонь.

— Какие? — поперхнулся Мэй.

— Как — какие? — поперхнулся, в свою очередь, Фредди. — Нам же вчера зарплату выдали, пятерочками, новенькими, пожалуйте! Где они?

— Под кроватью! — почему-то обиделся Брайан.

Фредди внимательно на него посмотрел, вздохнул, но, к счастью, ничего не сказал и полез под кровать.

— Хууу! — раздалось вскоре оттуда. — Старые вещи какие-то.. Рухлядь какая-то! Ветошь, тряпки, старые калоши.. Слушай, а Хетфилда тут случайно нет? Тут бы ему понравилось. Он бы устроил себе перевалочный пункт, у тебя под кроватью-то! Здорово! Банки еще.. Банки! Много банок!

— Да! — поднял палец Мэй. — Банки! Ты у меня вчера в гостях был?

— Ну.

— «Вискас» ел?

— Ну.

— С собой брал? — не умолкал Мэй. — Для кошек?

— Ну, — раздражился голос Фредди. — И что? Где фунтики?

— На что же я, по-твоему, консерву покупал? — возмутился Брайан. — На старые калоши? Странный ты какой-то.

— И что, — голос Фредди дрогнул. — Всю получку — вот так?..

— В основном, — замялся Мэй. — Зима близко! А ну как ходоки придут?

— Не придут, — убежденно сказал Фредди. — Они у Ленина. Оттуда еще никто не приходил.

— Надо запасы делать! — не унимался Мэй. — Заполнить, так сказать, защечные мешки!

— Какие мешки? Какая зима? — разозлился голос Фредди. — Апрель на дворе!

— На чем? — и Мэй демонически захохотал. — Смешно-с!

— Да? -из-под кровати вырвался злой как черт Фредди. — Мне не смешно, между прочим! Я тут хочу вам всем денег заработать — а вы кошачью еду покупаете, зимовщик сопливый!

Брайан обиделся и стоял бычком, исподлобья глядя на друга.

— Ла-адно, — изрек Фредди, изо всех сил пытаясь быть добрым и хорошим. — Не буду ругаться. К тому же, — поднял он, — я придумал, где взять деньги!

— Ну давай, не тяни! — закричал Брайан.

— Мы продадим твой «феррари»! — с триумфом сказал Фредди.

— Что? — переспросил Мэй.

— Что-что, — сердито ответил Фред. — Что слышал. Мы продадим твой «феррари». И денег у нас будет много. И мы снимем клип, съездим в турне, запишем альбом, купим мне набор китайских ваз, а Роджеру — новые штаны. Не забудем и про Джона — подарим ему отвертку и надфиль. Теперь понятно?

— Не в силах, — просипел Мэй. — А как же я? Мне же надо на работу! К папе ездить! Ну, будешь ходить пешком, — успокоил его Фредди. — Как я.

— У тебя же «ягуар»! — восстал гитарист.

— Ягуар у Стинга, — поправил его певец. — У меня — только маленькие кошки.

— Я говорю… — начал Мэй.

— Мнится мне, ты не хочешь снимать клип? — сухо спросил Фредди.

— Да нет же, — чуть не плача, запротестовал Брайан. — Я только хотел..

— Мнится мне, — продолжал Фредди, — что и в турне ты не хочешь, альбом тебе не интересен, на новые штаны Роджера тебе плевать, а мои вазы?!! Как ты мог только подумать такое о моих вазах!!! Да ты, я смотрю, и Джона-то уважать перестал? Так? Не молчи, мне противно слушать твой молч!

— Ладно, — покладисто сказал Мэй, поддергивая трусы и садясь. — Мне надо подумать.

— Ну думай, думай, — разрешил Фредди. — Тоже мне — дум великих полн.

Брайан задумался. Думал он долго и старательно. Пришедшие Роджер и Джон были потрясены гигантской работой мысли их обычно робкого и писклявого друга. Мэй думал. Прошло десять минут. Мэй думал. Прошел час. Мэй думал. Тогда друзья решили помочь ему думать — старыми дедовскими способами. Дедушка Джорджа Харрисона славился умением помогать в размышлениях — еще со времени своей службы в Тауэре при короле Якове Восьмом Лысом. Вот и случилось так, что очень скоро консервы под кроватью и их покупатель поменялись местами, по комнате летали перья и пух из подушек, а три товарища сидели верхом на перевернутой кровати и хором пели любимую песню всеми любимого и уважаемого Джонатана Кокера, а также малоизвестного г-на И. В. Сталина «Летят перелетные птицы». При этом они бойко подпрыгивали, и вой Брайана заполнял паузы между куплетами. Допев, плоский Мэй был извлечен, надут ржавым насосом и вежливо препровожден продавать машину. Судя по тому, с каким скорбным видом Мэй потащился в гараж, на его скорое возвращение можно было не надеяться. Фредди раздал всем по банке консервов, и друзья зачавкали в тревожном ожидании…

…Спустя три дня, когда запас консервов благополучно подходил к концу, дверь тихонько заскрипела, и в комнату вполз изрядно измученный Брайан. Он робко протянул Фредди свой засаленный кисет, в котором что-то грустно брякнуло. Фредди сам чуть не брякнул от неожиданности.

— Чего так мало-то? — изумился Джон, заглядывая в кисет.

— Да разве ж за таку машину много дадут? — отозвался Брайан. — За таку машину мало дадут. И дали.

— Так ты же ж ее же ж только ж в прошлом году ж в Сицилии ж купил же ж! — прожужжал, как потревоженный улей, Фредди. Брайан замялся и стал стеснительно кашлять.

— В Сицилии что за мастера! — презрительно заявил он. — Там только мафия бессмертна. А машины там — не машины, а козьи орешки! Так что берите, пока даю! А где консервы? — сменил он тему, заметив, что во время его обличающей тирады друзья медленно окружали его с трех сторон. С четвертой было окно, и Мэй, вспомнив, что Боуи в отъезде, сдался на милость победителей.

— Подавитес, — и кинув пухлую пачку купюр, гордый Мэй собрался уходить.

Но реакция друзей была отменной. Они резво набросились на лжеца-лжеца, схватили его за ноги, перевернули и трясли до тех пор, пока на полу под висящим Брайаном не образовалась изрядная куча денег разной масти и нации — от индийских рупий до русских рублей. Больше всего в куче было почему-то тугриков.

— А теперь и клип будет, — и Фредди разжал Брайану зубы гаешным ключом, дабы извлечь из-за щеки последнего несколько десятков пенсов, отложенные на черный день. — Видишь, как хорошо! И даже, друзья мои, Брайану выйдет на шампунь! Вечно грязный ходит, как кундель.

Брайан наконец был отпущен. С грохотом упав на пол, он уткнулся носом в доски и затих, время от времени издавая странные звуки — смесь ржания лошади с цоканьем белки.

— Пятьсот восемь, пятьсот девять, пятьсот десять, — это Роджер считал деньги. Его избрали почетным казначеем группы (не путать с почетным казнедеем — Борисом Гребенщиковым), и он теперь старался выглядеть солидно в глазах друзей. Он считал вслух, поминутно слюнявил пальцы и переносил купюры из одной стопки в другую. Стопок было две — конвертируемая валюта и тугрики, неизвестно откуда добытые рьяным машинным продавцом.

По завершении счета все (за исключением рьяного машинного продавца) поднялись и с песней (см. выше) отправились в пункт обмена валюты, где их чуть не убили за такое количество тугриков. А несчастный Брайан все лежал, и лежал, и плакал, и плакал, пока не проплакал здоровенную дырищу в доске, и теперь оттуда потянуло мерзкой сыростью и пауками. Брайан быстро вскочил и со всех ног дунул за друзьями. И вовсе не потому, что ему стало сыро. Нет! И теперь мы вам вынуждены поведать — против воли самого Мэя, пусть не возникает потом — его страшную семейную тайну! Брайан.. Нет, не так. Брайан Гарольд.. Нет, опять не так. Почтенный господин Брайан Гарольд Мэй (вот как), как ни прискорбно и похабно это звучит в наш век интеллектуального прогресса и высоких скоростей… Короче, как ни крути, но от этого ни спрятаться, ни скрыться, ни вообще… Мда. Короче. Брайан Гарольд Мэй панически боялся пауков!!! А вот стрекоз он не боялся. Никогда. И ни за что. И вообще — про то, чего боялся и не боялся Брайан, мы расскажем не здесь и не сейчас. Об этом — отдельная история. А пока —

/ — картинка №23 — / КОРОНЕЙШН СТРИТ, или БРАЙАНА НА МЫЛО! /
Часть вторая

…Однажды друзья сидели на диване и оживленно обсуждали, о чем же будет новый клип.

— ! — высказал предположение Роджер.

Все, не оборачиваясь, покачали головами. Брайан, Джон и Фредди сидели спиной к своему казначею — он при счете всех надул и припрятал десять пенсов. После этого Фредди официально объявил его утратившим доверие. Роджер вскочил, официально объявил себя обиженным на жмотов, которые трясутся над каждой гнутой монетой, а на лучшего друга плюют, а также официально объявил друзей лысыми проходимцами, отъявленными прощелыгами и отвратительными беззубыми ящерами, после чего ушел, громко хлопнув дверью. Конечно, никуда он не ушел, а остался подслушивать. С другой же стороны двери бурное обсуждение продолжилось.

— У кого какие идейки? — с надеждой спросил Фредди.

— ! — послышалось из-за двери.

Фредди встал и промаршировал к выходу. Послышался крик: «Ай! Перс мордастый, отпусти!», затем раздался глухой удар и все стихло. Фредди вернулся через десять минут, волоча за ногу поверженного Тейлора. Бросив его на диван, Фредди свирепо повращал глазами и строго сказал:

— Одному дали высказаться. Кто следующий? Не задерживайте, товарищи. У нас пересменка.

— У меня идея, — нежно сказал Джон. — Сказать?

— Ну конечно, — заскакал Фредди. — Говори! Говори! Говори!

— Стоп! — приказал Брайан. — Необходимо все тщательно взвесить и обмерить. С одной стороны нам просто как воздух нужны свежие и теплые идеи! Но, с другой, совершенно правдивой стороны — чего свежего может изречь пудл?

— Так это же я — пудл! — подскочил Джон.

— Поправляюсь. — поправился Мэй. — Чего свежего может изречь глухой пудл?

— Как же так? — нахмурился Джон, и полез к высшей инстанции.

Фредди досадливо отмахнулся, но Джон карабкался все выше, и Фред уступил.

— Двурушники, — проворчал он. — Слушай же! Ты — пудл эвон какой, — и Фредди показал направо. — А тот — он же совсем вон же какой, — и Фредди показал влево.

Джон посмотрел вправо, потом — влево, а потом — непонимающе — на Фредди.

— Сэр, — сказал он робко. — Но там же пусто. Никого нет.

— Ну вот же он, — и Фредди показал на Брайана.

Тот взбеленился.

— Что? — провизжал он прямо в лицо Фреду. — Кто? Я — пудл?

— Он — пудл? — пристал и Джон. — Это я — пудл!

— Он, а не я! — повторял, как попугай, Брайан. — Он, а не я!

— Пудл — я, а не он, — бормотал Джон, уткнув уши в лапы. — Не он, а я! Пудл — я, пудл — не он!

— Мой черный ящик — это не ящик, — тараторил Фредди, стараясь перекричать друзей. — Мой черный ящик — это не ящик!

— Он, а не я!

— Это не я, это он!

— Пудлпудлпудл — это не он! Я, только я — и никто другой! Пудл — это я!

— Мойчерныйящик — этонеящик!

— Никогда не был пудлом! — верещал Брайан.

— Не был, — кивнул Фредди. — А сейчас — есть! Ты — пудл!

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Да ты и на пудла-то не похож!

— Это я не похож? — и Мэй полез драться.

Тут до него дошло, и Брайан уселся ныть. Джон не стеснялся — он ржал во весь голос. Фредди вытирал бегущие от смеха слезы.

— Так что там за идея? — просипел он, не могши говорить громко.

— Идея… Ох, идея.. Это значит вот, — Джон никак не хотел отсмеяться. — Такая — давай я тебя утоплю в ванне!

— А я тебе дам по зубальне, — срифмовал Фредди.

Тут уже Джон замолчал, зато в другом углу дико и страшно захохотал Брайан.

— Это все бред, — очнулся Роджер. — Сивого мерина. Слушайте по-настоящему коронную идею — наймем бабищ с вот такими задами!

— Мда, — неопределенно промычал Джон.

— А чего? — удивился Роджер. — В «Толстозадых бабах» прошло же!

— Мдаа, — повторил Джон, почесывая об косяк двери пострадавшую от жениной скалки спину — со времен все тех же «Гелз». Роджер, который тогда еще не был женат и скалки не нюхал, продолжал настаивать, развивая тему и доходя иногда до столь омерзительных подробностей, что даже видавшего виды Элтона Джона за окном передергивало.

— Что-то в этом есть. — задумался Фредди.

— Чего думать-то, — хмыкнул Брайан. — Давайте нарядимся в женскую одежду! Как в сериале! Смотрели «Коронейшн стрит»? Нет? Сегодня будет!

— А сегодня есть «Приключения Боско?» Классный мультик! Я смотрел! — встрял Джон.

— Так прикидываете? — оттолкнул Джона Мэй. — Мы все — и в женской одежде!

— Ты что — голубой? — с отвращением спросил Фредди.

— Я-то нет, — ответил Мэй. — А… — и он лукаво посмотрел на Джона.

Джон лукаво посмотрел на Роджера.

Роджер же, по его мнению, лукаво посмотрел на Фредди. Но так как лукаво смотреть он не умел, то посмотрел как смог.

(Если хотите узнать, как Роджер посмотрел на Фредди, сделайте вот что: скосите глаза в одну сторону, язык высуньте и скосите в другую, теперь надуйте щеки и пошевелите правой ногой. Если есть возможность выпятить живот — сделайте это без промедления, а то ничего не выйдет! Ну, как? Скосили, надули и выпятили? Вот вам и лукавый взгляд «от Роджера»! ).

Фредди лукавых взглядов не оценил, ощетинился и заорал:

— На личности не перехо — дить! Идея непло — ха! Джон, к жене бе — гом! Мэй, ка — тись, но чтоб к вечеру одежда бы — ла! Роджер — за мной! АААРРРШ!!!

Не нужно долго выписывать и напрягать воспаленные мозги, чтобы понять — друзей как ветром сдуло. В разные стороны, понятное дело! А Элтон Джон так перепугался, что к нему придут и унесут всю женскую одежду, что купил билет и в ту же ночь уехал в Баден-Баден.

Брайан прискакал домой, вынул свой лучший выходной парик, накрутил его на бигуди и стал, непроизвольно взрыкивая, копаться в остатках одежды, пожалованных ему женой. Через полчаса всю добычу его составляли: старый халат, в котором миссис Мэй ходила за квасом и на огород; растоптанные тапки с зайцами 48-го размера, в которых миссис Мэй ходила по грибы и на пляж; платочек, в котором миссис Мэй ругалась с соседками, и, наконец, книжка «Как похудеть за три месяца», которую Мэй купил миссис Мэй, и которую миссис Мэй так кинула в голову последнему, что тот потом долго и нудно дышал. Причем тут дыхание какого-то гитариста, спросит нас вздорный читатель? Ведь дышать никому не возбраняется! У нас свободные страны! Да, но если бы вы послушали песню «She Makes Me» из альбома квинов 1974 года, у вас бы не осталось ни малейших возражений, а лишь глубокая и искренняя жалость к одышливому гитаристу-неудачнику. Но мы отвлеклись. А, собственно, уже почти все — Брайан увязывал вещички, нежно глядя на книгу. Нахлобучив напоследок на голову парик с бигудями, Мэй припустил к Фредди, вызывая понятное удивление и даже омерзение у случайных прохожих.

Джон же, благоразумно рассудив, что у жены он ничего не дождется, развернулся и пошел к своей бабушке, о которой уже так много упоминалось, но все как-то вскользь, пора бы уже и описать ее во всей красе, на какую только может рассчитывать старуха 83-летнего возраста. Бабушка предпочитала, чтобы ее называли «миссис Кэрри», но все в Кенсингтоне называли ее «бабка», «старая перешница» и «каргунья», плюс несколько непечатных выражений, но уж никак не «миссис Кэрри». Это была невероятно хитрая, подлая и пронырливая старуха, к тому же малость глуховатая и подслеповатая. Однако (специально проводились опыты) стоило на одном конце рынка произнести слово «виски», пусть даже шепотом и из-под прилавка, как из другого конца можно было видеть несущуюся во весь дух миссис каргунью. Она притворялась бабкой-божий одуванчик, но весь Кенсингтон стараниями заботливого внука и его друзей уже был наслышан о ее подвигах. В частности, было широко известно то, что в доме у Дикона царит полнейший тоталитаризм и командно-административная система во главе с командором-бабкой, перечить которой не смеет ни мама Дикона, ни сам Джон.

Также было известен и такой факт: когда Дикон привел свою будущую жену Шерри домой знакомить с родней, старая перешница стала показывать разные чудеса. Первым делом она залезла в ванную, когда невеста должна была омыться с дороги, затем, когда уже все сели за стол, бабка ухитрилась так ловко увести с тарелки невестки голубец, что, кроме сидящих за столом, никто этого не заметил! Но свой коронный номер бабка выдала, когда Шерри уже собралась уходить. Бабуля собралась проводить любимую будущую внучку. Джон остался дома, а бабушка вернулась домой в пять утра следующего дня и ругалась еще три часа кряду, обвиняя всех и вся в том, что ее никто не встретил, хотя Джон полночи проходил с фонарем по темным улицам Лондона, выкликая имя бабушки, еле убежал от грабителей и нарвался на нож в пьяной уличной драке. Плюс ко всему свадьба отложилась на полгода из-за того, что бабушка рассказала Шерри много интересных подробностей из жизни Джона, большую половину из которых она вычитала в бульварных изданиях, а меньшую — видела в кошмарных снах. Мда. Вот теперь вы имеете представление об особе, называющей себя миссис Кэрри. Настоящее ее имя столь ужасно и длинно, что вы о нем узнаете только завтра. А сейчас последим за Джоном, который шел к бабушке в надежде выпросить у нее что-нибудь лишнее из гардероба. Надо сказать, что бабушка, помимо широко распространенной глухоты, имела и другой грешок — она была до ужаса скупа. Прям как Брайан. Даже удивительно, что это была не его бабка. Но сейчас нет времени рассуждать о пространственно-следственных связях в родословной английских музыкантов. Отбросим же.

— Бабуся! — закричал Джон с порога. — Здрастуй!

— Не ори, губошлеп, — заворчала бабка, появляясь из другой комнаты (когда Джон переехал с женой и сыном в другой дом, бабка лихо заняла его комнату, и теперь он с тоской взирал на свои рок-постеры и огромный плакат с изображением леди Ди, которые не успел снять во время переезда, бабка же запрещала переходить порог своей комнаты, так что Джон даже на знал, чем она там занимается — может, колдует и варит ворон в котле?).

— Откель я знаю, может, ты уехала в Австрию на попутном таксомоторе, — заворчал в ответ Джон.

— Я здесь, — сухо отрезала бабушка. — Чего надо?

— Дай-ка мне чего-нить из своего гардероба, — попросил внук. — Для клипа.

— Чево-чево? — заскрипела бабка, приложив заскорузлую ладонь к сморщенному уху. — Стара стала, внучок, нифига не слышу. Чего тебе? Ась? Семечек? Завтра, милок, приходи.

— ДЛЯ КЛИПА! — завопил Джон. — ОДЕЖДЫ ДАЙ! МНОГО!

— Нет, — покачала головой перешница. — Ежели грипп — то только надежда и остается. А какую ногу? У тебя на ноге грипп-то? Азиатский?

— КЛИП СНИМАЕМ! ДАЙ ОДЕЖДУУУ! — орал Джон. — ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ПЕСНЯ! Я ТЕБЕ ДАМ ПОСЛУШАТЬ!!!

— Нет, я не хочу кушать, — помотала головой бабушка. — Кисельку бы, конешно, не помешало…

— СЛУШАТЬ, старая дура, — злобно сказал Джон. — ЖИВЕЕ! МНЕ НУЖНО ТОРОПИТЬСЯ!

— Зачем же топиться? — покрутила головой глухарка. — Если живее…

Джон плюнул, схватил бабку в охапку, сунул ее в чулан, припер для верности кирпичом и двумя вилками, после чего побежал в шкаф и набрал там всего, что было, и побольше. После чего заботливый внук вытащил вилки и, оставив старуху сражаться с кирпичом, выскочил в окно и удрал. Очень быстро.

А Роджер в это время был рад, как прорад… Нет, был раб, как прораб.. В общем, он веселился, как никогда: Фредди пустил его в свою святая святых — комнату, битком набитую женской одеждой (преимущественно кружевным бельем и подвязками). Тейлор рылся в белье и проделывал в нем мышиные норы. Для заключительного аккорда он полез на самый верх, и на самом верху он оказался на верху блаженства. Там он сел орлом и закукарекал, после чего крикнул: «Лечу, лечу!» и полетел вниз, где попал прямо в лапы разъяренного хозяина, который явился проверить, чем же занимается его протеже. Увидя, что протеже ничем общественно полезным не занимается, а только орет и пачкает белье, Фредди после короткой борьбы вышвырнул буяна за окно. Роджер шлепнулся на мостовую, как жаба. К нему подошел Хетфилд и попытался смести в тачку, но Роджер вскочил и стал отвоевывать права на лежание где заблагорассудится. Хетфилд прав не отдавал. После выяснения отношений все разрешилось самым забавным образом — Хетфилд загрузил Роджера в тачку и повез к нему домой. По приезде Роджер вылез, рассчитался с тряпикшей и пошел прятать добычу, кою ему все же удалось унести из гардеробной Фреда — белую блузку, гольфы, короткую юбочку (память о школьном детстве Кашмиры) и почему-то соломенную шляпу. Роджер, размышляя о страшной находке, абсолютно не замечал истошно стучащего в окно Элтона Джона, который к тому же подавал отчаянные знаки, показывая то на свою лысую голову, то на шляпу в руках Роджера. Но все было напрасно — Тейлор отчаянно зевнул, показав пасть тридцатишестилетнего мужчины, и ушел спать, оставив Элтона в безысходной тоске метаться по подоконнику.

Джон же, которому идти было некуда (он потерял ключ, а связываться с женой в три часа ночи не хотелось), пошел к Фредди. А надо вам сказать, что он уже с вечера приготовился к завтрашним съемкам — надел бабкины фетровые боты, старый черный капот, касторовую шляпу с вуалью и подкрасил губы вонючей кирпичной помадой. Ну так вот, пришел он к другу и позвонил в дверь. Фред открыл, задумчиво пожевал губами, глядя на утлую старушку, после чего спросил:

— Бабушка, бабушка, а почему у тебя такая большая дырка на капоте?

— Где? — обернулся Джон, и Фредди моментально спустил его с лестницы, после чего, провожая взглядом грохочущую по ступенькам бабку, заключил:

— У такого хорошего пудла — и такая гадкая бабушка. Непорядок!

После чего захлопнул дверь. Джон, кряхтя, вскарабкался по лестнице и позвонил снова. Фредди открыл, держа в руке кочергу.

— Бабка, — сказал он угрожающе. — Че лезешь-то? Щас чмакну по скорлупе.

Джон повернулся задом и задрал юбку. Фредди инстинктивно заслонился руками, но потом опасливо поглядел в щель между пальцами, ожидая увидеть ветхие старушечьи панталоны. Вместо же этого в лицо ему нагло выставились знакомые полосатые брюки, которые он сам же подарил Джону на день рождения. Фредди хохотал минут десять. Джон устал стоять, задрав подол, пока Фредди не повернул его к себе передом и, хохоча, не затащил в квартиру…

Наступил день съемок. С самого утра все шло не так, а даже хуже. Сначала Брайану подсунули вместо игрушечного парового будильника настоящие раскаленные медные часы с боем. Мэй орал и прыгал, размахивая обожженной рукой, после чего шутника загнали в его же «Шинок» и заставили готовить всем бесплатную выпивку и закуску на три дня.

Следующая оказия случилась опять же с неугомонным Брайаном. Он никак не мог попасть спущенными с кровати ногами в тапочки с зайцами. Когда же у него только начало получаться, Мэй так устал, что заполз под одеяло и по команде «Мотор!» сладко уснул. Его оставили в покое и побежали на кухню, где Роджер в наряде девочки прилежно измельчал лук. Лук, правда, он измельчил еще час назад, и теперь измельчал все, что попадалось по руку. Застали его, когда он уже измельчил ботинок Брайана, который тот забыл на кухне, переобуваясь в тапки с зайцами. В наказание ему принесли еще пять килограммов лука, и Роджер нанес оскорбление действием тому, кто его принес. За изгрызенную дубину и вырванный клок волос его лишили положенного ему противогаза, и Тейлор обливался слезами, но лук все же чистил.

У Джона была самая тихая и легкая роль — он сидел в кресле и читал газету. Фредди дубль за дублем выскакивал из двери и елозил пылесосом по полу. Но не был заранее учтен один казус — пылесос принес из дома Джон, маньяк электроники, и поэтому Фредди потихоньку высосал из ковра весь ворс, так что тот вскоре стал похож на газету. Не был учтен и другой казус — ковер принес из дома Фредди, маньяк собственных вещей, и поэтому Фредди долго отрывали от злобно кричащего Джона. Фредди же тоже злобно кричал, призывая в свидетели Элтона Джона, большого доку по части частной собственности и порчи последней.

На следующий день снимали кусок с фавном. Фредди так долго носился с идеей сыграть фавна, что даже сбрил усы. Его не узнали и вытолкали со студии. Фредди вернулся, от злости прядая своими зверообразными ушами. Его выкидывали раз за разом (усы Фред не отращивал из принципа), пока кто-то не предложил проверить его на виноград. Всему Кенсингтону было известно, что Фредди жить не может без винограда. Виноград нашел своем место во фредовом желудке, и начались съемки.

Брайан, Джон и Роджер сидели на диване и прохаживались насчет мосластости танцоров «Шпандау-балета». Фредди расхаживал вокруг и размахивал дудкой. Это стало раздражать.

— Джон, — заканючил Мэй. — Отбери у него сопелку! Эх, ты, фавен!

Фредди стукнул его дудкой по спине и убежал…

На следующий же день (уже третий) снимали заключительную часть клипа. Фредди наконец регенерировал свои усы и вовсю их топорщил, наряжаясь в дамский костюм. Сначала все шло как по маслу, но потом пылесос, про который все давно забыли, взорвался с оглушительным грохотом, забросив Роджера, который на диване, собственно, и сидел, на другой конец Кенсингтона, благо съемочный павильон был открытый. Все забегали, стали махать руками и хрипло говорить, один Джон сидел в кресле и мерзко хихикал. Когда у него поинтересовались, в чем же, собственно, Джон встал с камеры, на которой сидел и которая все снимала. Камеру разбили. Джон, об чью голову Фредди разбил камеру, с криком вцепился ему в бюст. Шляпка Джона превратилась в оладью, а Фредди, которого хватали за ноги, все же добрался до плюющегося Роджера и содрал с него парик, ухватив немного и его собственных волос…

Брайан тихонько подполз к разбитой камере, достал оттудова рулончик пленки, выполз из студии, вскочил и припустил по улице, теряя бигуди и тапки…

/ — картинка №24 — / КОРОНЕЙШН СТРИТ, или БРАЙАНА НА МЫЛО! /
Часть третья