Бесплатный фрагмент - Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные

ЛЕТОПИСЬ КЕНСИНГТОНА: ФРЕДДИ И ОСТАЛЬНЫЕ

краткая альтернативная история группы «queen» в картинках

Параллельно-реалистичное повествование

в трех частях

без пролога и эпилога,

но зато

с эпиграфами

и алфавитным указателем действующих лиц!

Эпиграфы

«Эта книга — не научный труд и не музыкальная энциклопедия.

Это книга о человеческих взаимоотношениях,

утопия на тему свободы, равенства и братства.

А также — фарс и буффонада,

самая бесстыдная из ныне существующих!»

Авторы

«Не любо — не слушай, а врать не мешай!»

Народная мудрость

«Мы же в нос к нему не лезем — пусть и он не пристает!»

Г. Остер

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«ТАК НАЧИНАЛОСЬ ШОУ!»

Эпиграфы:

«Я получил свою горсть песка в лицо, но я выстоял!»

Фредди Меркури, «We are the champions»

«Если не можешь превзойти их — объединись с ними!»

Джон Дикон, «If you can`t beat them»

«И никакой больше суеты!»

Роджер Тейлор, «More of that jazz»

«В любом случае я должен спрятаться!»

Брайан Мэй, «Doing all right»

«А мы бьем в тамтам!»

Борис Гребенщиков, «Прыг, ласточка, прыг»

/ — картинка №1 — / ДЕТСТВО ФРЕДДИ, или ИЗ АФРИКИ /

Однажды Фарух Бульсара родился в Африке. Вы, небось, и не знаете, что такое Африка? О! Тогда вы выронили из своей жизни солидный кусок! Слушайте же, мы вам расскажем об этом восхитительном месте, и пусть вам станет приятно.

Африка — это такой континент, на котором, в основном, обитают слоны, крокодилы, страусы и негры.

С прискорбием вынуждены оспорить слова детского писателя К.И.Чуковского, который утверждал, будто бы в Африке иногда встречаются Бармалеи. Нет, в те времена, о которых мы начали наш рассказ, в Африке встречались исключительно англичане. Преимущественно они встречались сами с собой, а также с неграми. В результате этих встреч англичан в Африке осталось немного.

Вот одним из таких немногих англичан был папа Фаруха, которого звали — как истого британца — Боми. По национальности он был перс. Фаруха же звали Фредди, так как он тоже был британцем, персом по национальности. Правда, он, когда вырос, никогда не называл своего папу Боми, а наоборот, называл его Джер, в честь мамы, ибо Джер — так звали маму Фредди. А Фредди казалось, что Джер — более мужественное имя, чем Боми. А маму он как раз так и называл, ибо таково было его обдуманное и выстраданное ночами решение.

Не запутались? Выпейте воды, и продолжим.

Так вот, однажды Фредди родился в желтой жаркой Африке, в восточной ее части — на острове Занзибар. Само событие пришлось ему чрезвычайно по вкусу, и вот почему.

Дело в том, что Фредди в Африке рождались чрезвычайно редко. Местноуродившимся детям с противоположным цветом кожи давали все какие-то не те имена — например, Снупдоггидогг, Айсти, Айскьюб, или вот даже — Бабба Смит! Тьфу! Так что рождение Фредди считалось знаменательным событием и повсеместно отмечалось песнями, танцами и дикими попойками, во время которых празднующими высасывалось неимоверное количество маисовой наливки и огненной воды — водки «Распутин», — которая в Африке встречалась так же редко, как и Фредди. Так случилось и на этот раз — стоило Фредди родиться, как занзибарцы со своими занзибарками высыпали на улицы, и все заверте… Папа Боми на радостях выставил ящик «Распутина» и вагон маисовки, вследствие чего песни и пляски папуасов побережья Занзибара продолжались несколько месяцев. Да что там — несколько лет!

Вскоре Фредди надоело лежать и тупо таращиться в пространство. Поэтому он встал и пошел шляться по острову. Шлялся он, шлялся, пока не наткнулся на двух негритосиков. Они сидели на гигантских черепахах, и один из них накачивал насосом футбольный мяч, другой же, напротив, был в очках.

— Эй, вы! — крикнул Фредди, подходя ближе. — Покажите мне этот странный штук!

Он еще не очень хорошо говорил — по-негритянски и вообще.

— Не дадим! — отозвался мальчик без мяча, — Мы щас играть будем. Понял?

— Чего ж не понять? — пожал плечами Фредди, — Вот только на чем? Играют, по крайнему моему разумению, в основном, на благородных музыкальных инструментах типа тромбон. А у вас в руках — какой-то, не побоюсь этого слова, бобик.

— Бобик, говоришь, — сказал парень в очках. — Ну-коси, Албаша, подержи стеклышки…

— Забыл предупредить, — быстро сказал Фредди. — Меня зовут Фредди!

И он гордо понаблюдал за ритуальным танцем, тут же исполненным негритятами. Вы уже в курсе, что Фредди в Африке — явление редкое, так что для приветствий Фредди был создан специальный ритуал. Для исполнения его необходимо было пропустить левую руку под правой коленкой, взяться ею за правое же ухо и в таком виде проскакать тридцать три раза на левой ноге. Дьявольски неудобно, но ничего не попишешь — ритуал есть ритуал.

— А меня зовут Доктор Албан, — отпрыгавшись и отдышавшись, сообщил негритенок без очков.

— Почему же — Доктор? — удивился Фредди.

— Охотно объясню! — и Албан, вытащив из кармана скальпель, радостно погнался за Фредди, у которого мигом пропала охота что-либо выяснять. Но у Албана-то она не пропала! Поэтому, когда они с Фредди уже в восемнадцатый раз пробегали мимо очкастого, тот крикнул им:

— Ну чего вы? Чего вы? Домой скоро! Поиграть не успеем!

Фредди и Албан послушались и рухнули на песок, тяжело дыша и высунув языки, как маленькие бульдоги.

— Я что-то забыл, — сказал Фредди очкарику, — Как тя звать-то?

— ЭмСи Хаммер, — ответил тот.

— Не хочу знать, почему ЭмСи, — быстро сказал Фредди.

— Я и сам не знаю, — утешил его Хаммер, — Прозвали так.

— Тогда хорошо, — кивнул Фредди, — Тогда играем.

— Играем в футбол, — сообщил Албан, — Только у нас ворот нету.

— Будут!

Фредди с рождения был смышленым мальчиком, и вот уже футболки его новых друзей валяются на сыром приокеанском песке, знаменуя собой искомые ворота. Албану это не понравилось, он опять кинулся на Фредди со скальпелем, но тот был начеку, подставил приятелю ножку, и пока тот поднимался, а другой негритенок ему помогал, мигом залепил им в ворота пять голов и занес ногу для шестого. Хаммер перехватил у него мяч и тоже забил три гола. Но, так как ворота у них были всего одни, судья в лице Фредди все равно засчитал голы в пользу Фредди. К тому же в перерывах между баталиями он успел спереть у Албана скальпель и наступить Хаммеру на очки. После чего наступило затишье.

— С вами скушно, — заявил Фредди, зевая.

После чего тщательно вытер ноги об футболки безутешных негритят и ушел домой.

А дома его уже ждал гигантский нагоняй.

— Тебя только за смертью посылать! — кричал папа, гоняясь за ним и замахиваясь тяжелой деревянной маской злого бога-крокодила, — Собирайся немедленно, негодяй! Мы уезжаем!

Фредди бросался вещами, кричал, что он не маленький, что его ни за чем не посылали, и что куда уезжаем, но строгий во всех отношениях папа прекратил словоизвержения отпрыска, просто сложив его пополам и сунув в чемодан. Затем он взял под мышку свою жену, под другую — сестру Фредди Кашмиру, и отчалил в Индию, куда его вот совсем только что, вот буквально же прямо сейчас перевели по службе.

На этом мы заканчиваем повествование об африканском периоде жизни Фредди и начинаем рассказ о втором — бомбейском — периоде. Именно в этот город и мчится сейчас на всех парах доблестный английский служака Боми Бульсара. Воспоследуем же за ним и мы. Что? Какой еще чай? В Бомбей, вам сказано! И поскорее!

/ — картинка №2 — / ДЕТСТВО ФРЕДДИ, или В БОМБЕЕ /

Однажды в Бомбее было не протолкнуться. Всюду ходили какие-то люди, закрученные в немыслимое тряпье, а у всех женщин были прострелены головы аккурат между глаз. Таково было первое впечатление Фредди об Индии.

Покачав головой, длиннозубый юнец все же соизволил выйти из вагона (из окна коего он производил обозрение), потопал по платформе, плюнул на нее и громогласно заявил, что ему здесь дурно.

— Шевелись, дурново! — рявкнул на него невоздержанный на язык папа. — Тебе же немедленно нужно приучаться!

— Не приучаться, а учиться, — наставительно сказал Фредди. — Мне еще рано. Я молод душой и телом.

— Вот именно, что приучаться! — и отец больно щелкнул сына по голове перстнем с печаткой.

— Ну и к чему же? — развязно спросил Фредди.

— К зороастризму, естессьно! — гордо ответил папа. — Помнишь ли ты, чему тебя учили в Африке?

— Нет, — честно глядя в суровые отцовские очи, сказал Фредди. — А я должен помнить?

— Ну как же! — всплеснул руками папа. — К тебе приходили парси! И поведали они тебе основы нашего учения — поклонения великому и могучему, но, к сожалению, ныне почти забытому богу Ахурамазде.

— Папанькин, не ругайтесь, — несколько дерзко отозвался Фредди. — Конечно, я помню про парсов. Парси — это такие люди. И Бог с ними, Ахрухаздума который…

— Придется наказывать, — вздохнул папа, схватил сына поперек живота и оттащил в ближайший храм, откуда Фред вышел через три года полноправным парси. Папа уже ждал его с бутылочкой сухенького.

— Сыночка! — спросил папа, растроганно смаргивая. — Что же ты узнал за все это время?

— Парси, — замогильным голосом изрек Фредди. — должны носить кусти.

И, задрав белую шелковую рубаху, он продемонстрировал счастливому отцу свой бледный живот и трижды опоясывающую его нить — кусти, отличительный признак парси.

— И что еще? — сгорал от нетерпения папа.

— А еще я узнал, — все тем же монотонным голосом продолжил Фредди, — что Ахурамазда — это не новая модель японского автомобиля, а такое божество.

— Да я же тебе об этом уже говорил! — схватился за голову отец.

— Повторение — мать учения, — был ответ. — Там умеют объяснять.

И Фредди повернулся спиной, дабы папе были видны отчетливые следы палок, которые явно не единожды гуляли по сыновней спине.

— Вот видишь! — обрадовался папа. — А говорил — не могу учиться. Теперь мы можем возрадоваться и хорошенечко отметить твое парсийство!

Он помахал бутылкой и исчез. Фредди же, с печалью проводив взглядом медленно тающий в воздухе призрак стеклотары, отправился гулять. Он шел и шел и шел и шел, пока не подошел к какому-то старику. Им оказался йог, сидевший в позе лотоса и медленно пережевывавший электрическую лампочку.

— Нет, ну это же надо! — восхитился Фредди. — Резиновый дедушка! Слышь, ветеран! Научи меня тоже сидеть в позе лотоса! Только стекляшки я жрать не буду.

Старый йог никогда не встречал столь бойких молодых людей восьми лет от роду. Поэтому он просто взял — и посадил Фредди в позу лотоса. А сам ушел от греха. А Фредди сидел в позе лотоса. Сидел и сидел. Насиделся он и пополз домой в позе лотоса, так как встать из нее самостоятельно не смог. Папе, который уже успел надрызгаться, эта затея так понравилась, что он тоже, но совершенно самостоятельно сел в позу лотоса (Фредди только головой покачал), и принялся распевать мантры. На восьмой мантре его застукала мама, и папе не поздоровилось. А Фредди так и лег спать в позе лотоса.

Наутро он встал, размял слежавшиеся коленки и все в той же позе лотоса пополз искать йога. Нашел он его у пивной «Харе Вишну». Йог лежал своим старческим лицом в тазу с вишнями. Иногда он время от времени приподымал голову, бубнил: «Харя в вишне, харя в раме», после чего ронял ее обратно с неприятным чавкающим звуком. Фредди пощелкал пальцами. Йог не просыпался. Фредди позвал: «Эй ты, конь в чалме!». Йог упорно не просыпался. Тогда Фредди позвенел мелочью в кармане. Йог тут же проснулся, ополовинил Фредовы денежные запасы и мгновенно вытащил юного парса из осточертевшей ему уже позы лотоса. Фредди с хрустом поприседал, а затем приблизил свой нос к носу йога, считающего монетки, и злобно спросил у него:

— В чем смысл жизни, старый бабуин?

Йог оторвался от монет, поднял палец, открыл рот и замер. Через три часа Фредди надоело ждать. Он плюнул йогу на чалму и ушел.

И пришел он домой, где нашел в шкафу папин смокинг, унес на улицу и проиграл его в стуколку юным индийцам. Папа, весьма недовольный эдакой выходкой строптивого сынка, схватил Фредди за ухо, приволок его в самую большую комнату, усадил за рояль и хищно сказал:

— Азартные игры — в бебеху. На нем играть будешь!

— Щаз! — нагрубил Фредди.

Тогда папа, чтобы доказать, что он не зря зовется главой семьи, крепко хрястнул сынуле по шее, после чего пошел и нанял для Фредди учителя музыки — маленького обладателя самого длинного имени в Бомбее Реджинальда Кеннета Дуайта, который, хоть был и младше Фредди, на пианино играл как заправский роялист. После обоюдного знакомства папа оставил учителя и ученика вдвоем, а сам с легким сердцем уехал в провинциальный городок. Когда же он вернулся, то застал в доме страшную картину — Фредди и господин учитель, сцепившись, катались по полу и колошматили друг друга всем, что под руку попадется. Мама же и сестра Кашмира благоразумно сидели в своих комнатах и занимались своими женскими делами.

Папа уныло посмотрел на то, что осталось от рояля, с грустью побулькал остатками содержимого бара, печально помахал ушедшему в ничто двухмесячному запасу сигар, после чего с позором изгнал Дуайта, а Фредди так перепугался будущего отцовского гнева, что в две минуты выучился играть на рояле по самоучителю!

Вот, а еще лет через пяток папу Боми перевели в Англию. Собрав саквояж и семью, папа поцеловал индийскую землю и отправился в Великобританию, в Англию, в Хэмптон, графство Миддлсекс. Хотя некоторые источники пишут, что вначале Бульсары осели в Фелтхэме, пригороде Лондона. Но мы будем придерживаться той версии, которая нас устраивает больше.

Кстати сказать, строптивого Фредди Хэмптон тоже не устраивал: там не было ни одного парси, и, следовательно, не с кем было петь зороастрийские песни. Но папа пообещал, что устроит его учиться в лучшее в Англии заведение, и Фредди согласился. Правда, после того, как папа вдобавок пообещал переломать ему ноги за упрямство!

И вот теперь начинается третий, самый долгий в жизни Фредди, английский период, которому и будут посвящены последующие страницы этой во всех отношениях чрезвычайной книжки. Но, перед тем, как окончательно разделаться с индийской темой, мы должны рассказать вам еще об одном эпизоде из жизни Фредди.

Как-то раз тридцатичетырехлетний Фредди приехал в Индию покупать корову и наткнулся на своего старого знакомца йога, который при виде Фредди вдруг икнул, закрыл рот и сказал:

— Во-первых, я не бабуин.

— А что во-вторых? — сказал Фредди и даже ладонь к уху приложил. — О! Дедулик! Ужли ты нашел смысл жизни?!!

Йог воздел палец к небу, открыл рот и замер. Фредди подождал немного, потом еще немного, потом еще чуть-чуть, потом с чувством плюнул йогу на чалму и ушел. И все. Больше они с йогом не виделись. А жаль. Всем хочется узнать про смысл жизни.

/ — картинка №3 — / БРАЙАН И ФРЕДДИ, или ВМЕСТЕ НАВСЕГДА! /

Однажды родился Брайан Гарольд Мэй. Множество районов Лондона оспаривают почетное право не называться родиной этого во всех отношениях приятного человека. А именно — Фелтхэм и Туикенхэм. А в Хэмптоне он, якобы, несколько лет спустя пошел в школу. Скажем со всей ответственностью, со всей прямотой — это совершенно недопустимо. Прежде, чем пойти в школу, Брайан просто обязан был осчастливить своим появлением весь мир, и произошло это событие, по нашему мнению, как раз в Хэмптоне. Но не в школе, куда Брайан потом пошел. А как раз в знаменитом Хэмптон-Кортском лабиринте.

Его мама, будучи на сносях, как настоящая капризная женщина в деликатном положении, вовсю искала острых ощущений. К моменту рождения сынка она уже успела всласть напрыгаться с парашютом, изобрела «тарзанку» и поздоровалась за лапу с тигром в зоопарке. Наконец, она забрела в лабиринт, бродила там, аукая, несколько дней, пока не устала и не решила прилечь. И, пользуясь маминой слабостью, на свет тут же появился тощий, длинный и кудрявый ребятенок с подзорной трубой в руках. Мама, очнувшись, тут же нарекла отпрыска Брайаном — в честь святого Брайана, покровителя блуждающих по лабиринтам.

Ребенок рос не по дням, а по часам. Его мама научилась добывать огонь трением, они с сыном ловили мелких животных и одиноких путников — тем и кормились. В общем, семейство блуждало по лабиринту четыре года, пока их не заметил с вертолета их муж и папа, и не спас с помощью хитроумного приспособления — завязанной узлами веревки!

Еще живя в лабиринте, Брайан полюбил глазеть на звезды в свою подзорную трубу. По звездам же он здорово научился считать. А вот читать не научился — разве звезды почитаешь?

После чудесного спасения из ловушки мама тут же уселась учить великовозрастного дитятю читать, но коварный Мэй то ли не хотел, то ли не мог учиться, давая понять, что с него и звезд хватит. Почесав в затылке и дождавшись, пока малютка еще немного подрастет, мама вручила Брайану ручку, тетрадку, мешок яблок, и отправила его грызть гранит науки в самый лучший колледж, на факультет физики.

— Наука — это хорошо. — разглагольствовал Мэй, сидя на неудобной вокзальной лавке и грызя яблоко. — А яблочки — не в пример вкуснее. Урняу!

— Ну и гусь! — сказал вдруг у него кто-то над ухом. — Ну-ка, будь человеком, не жадись и яблоков немножечко отсыпь!

Мэй изволил взглянуть одним глазом на возмутителя спокойствия, коим оказался парень цыгановатой наружности, который стоял, барски подбоченившись и уже протягивая руку за подношением.

— Идите себе, — сказал Мэй фальцетом. — Я же не куда-нибудь, а на учьбу еду. И яблок дать не могу. Самому мало, вы уж не обессудьте!

— Как сказал? — прищурился парень.

— Сильно сказал, — отрезал Брайан. — Не лезьте, почтенный.

— Щас в рожу вцеплюсь, — предупредил цыган.

— А я тебе мешком по башке дам, — ощетинился Мэй.

— Попробуй, — фыркнул цыган. — А я тогда вот чего, — и он, присев на корточки, принялся яро копаться в яблоках.

Обманутый в лучших чувствах Брайан разинул рот и заорал на весь вокзал. Тут же набежали родители и растащили в разные стороны новых знакомцев. Брайан, уводимый своим папой за ухо, успел увидеть, как на цыганского барона накинулся его папа, в три приема скрутил его подтяжками и, хотя парень сражался, как лев, уволок его в неизвестность.

Брайан же, будучи посаженным под домашний арест, впал в черную меланхолию и решил сделать себе приятное. Насвистывая что-то из Вагнера, он отодрал от камина доску, взял пружину от старого мопеда, кусок старого ножа и драчевый напильник, после чего быстро и ловко смастерил себе гитару. Папа Брайана потом долго боролся за право возвращения доски на ее природное место и приколачивал практически готовую гитару над камином, но потом сдался и даже помог приладить к инструменту пружину.

Настал момент опробовать новинку. Брайан встал в трагическую позу скальда и ударил по струнам. Звук раздался такой, будто мама Брайана обнаружила, что ее любимый сын объел все левкои на окне и снюхал все гладиолусы в цветнике. На жуткий вой прибежал папа и, схватившись за уши, оторвал к чертовой матери открывашку, которую Мэй с какой-то радости приладил к звукоснимателю. Тотчас же звук наладился, полилась чарующая мелодия, но Брайан был недоволен.

— Что же ты сделал? — закричал он на папу, прижав уши. — Ты ничего не понимаешь в моде! Это же был такой специальный грязный звук! И чем, скажи на милость, я теперь бутылки буду открывать?

Папа в ответ на грязный звук сказал Брайану несколько грязных слов, бросил в сына открывашкой и удалился. А Мэй помаленьку привык к новому звучанию своей гитары, проверил ее не в одном опасном деле и дал ей заслуженное прозвище «Топор».

Бросим же рассказ о гитаристе-самоучке и продолжим повествование о Фредди. А Фредди тем временем уже окончил школу и поступил в Илингский колледж искусств, о котором ходили самые невероятные слухи, в том числе и такой, что декан Илинга — не кто иной, как сам… Но непроверенные слухи мы печатать не собираемся, поскольку являемся поборниками самой что ни на есть чистейшей правды. Но одно можно сказать совершенно точно — никто толком и не знал, существует ли такой колледж вообще?

Фредди не избежал общей участи, став жертвой слухов и по ошибке проучившись первые три месяца в Лондонском Королевском колледже, куда одновременно с ним поступил и Брайан. Только Фредди об этом не знал. А узнал он об этом позже, когда увидел Мэя в коридоре и имел с ним беседу. Мэя впоследствии отливали водой, а Фреда поставили в угол на гречку.

От перенесенного стресса Мэй поправился сразу на двадцать килограммов. Вдобавок с ним случилась еще одна непристойная вещь — он стал лысеть. Нет, не понемногу, с увеличивающейся год от года плешью. Если бы! Он лысел сразу и окончательно, правда, мог, хоть и не столь же стремительно, отрастить волосы обратно. Лысел он, как уже было сказано, от стресса — например, если его неожиданно хватали сзади и, с ликующими воплями: «Ага, попался, марсианский яблокодонт!», тащили в туалет, где тщательно макали.

Немудрено, что одним из подобных нападавших неизменно оказывался Фредди. Он вообще не давал бедному Брайану прохода и заставлял его лысеть по десять раз на дню. Затравленный Мэй уже совсем было решил плюнуть на все и перейти в Лестерский институт изучения кроликов и нуников нечерноземной полосы Британии. Но тут руководство Королевского колледжа заметило, что Фредди не на своем месте, и послало его…

Ну, в общем, послало его в Илинг, ибо только органам Лондонского гороно было известно точное местоположение пресловутого учебного заведения. Брайан с облегчением вздохнул, да только рано он развздыхался. Фредди повадился ходить в гости к «королькам», да не один, а со своим однокашником Тимом Стаффелем. Естественно, легендарные ученики легендарного Илинга на переменах собирали вокруг себя толпу почитателей и травили байки, начинавшиеся обычно: «А вот в бытность мою в Илинге…»

Однажды Фредди. завидя торопящегося куда-то Брайана, закричал:

— А вот в бытность мою в Илинге однажды мимо меня прошли семнадцать лысых! Взявшись за руки!

Но, вопреки ожиданиям, Мэй отшвырнул стопку книг, которые прижимал к своему объемистому животу, и накинулся на струхнувшего Фредди, взревывая и ляская зубами! Еле-еле их растащили. Таким вот необычным образом и началась дружба великая и трогательная!

/ — картинка №4 — / ОБЪЯВЛЕНИЕ, или А ВОТ И РОДЖЕР! /

Однажды Брайан шел по коридору, наигрывая на губах какую-то чушь, как вдруг увидал своего практически единственного друга — Роджера Тейлора, который…

Но сначала мы вам расскажем про Роджера Тейлора, однокашника Брайана. Вышеозначенный Роджер в свое время родился в Кингс-Линн, Норфолк, при весьма обычных обстоятельствах — головой вперед. Это и предопределило его дальнейший интерес к биологии и медицине. Непонятно, впрочем, что же предопределило главный интерес его жизни — к автомобилям и всему, что с ними связано. С самого раннего возраста он был на колесах — в коляске, на велосипедике, на велосипеде, на мопеде, и, наконец, на автомобиле.

И только одна машина на свете приводила его в недоумение своим полным отсутствием колес. Это была бормашина, на которой он начал учиться работать, проходя практику (как известно, Роджер сперва учился на стоматолога). Но выход нашелся, нашелся выход! Роджер мигом присобачил к бормашине колеса от трактора «СуперМиддлсекс» и стал гоняться на ней за визжащими от страха пациентами по всем коридорам поликлиники! Потом его, правда, нагнали, отняли и хрястнули этой самой машиной по шее, внушив. Тогда Роджер поклялся, что когда-нибудь у него будет СВОЙ кабинет и СВОЯ бормашина, и уж к ней-то он приделает ДЕСЯТЬ колес, вот увидите!!! И хрястнет еще, кому следует!

Ну так вот, а пока Роджер Тейлор, тот самый, который из вступления к этой картинке, стоял возле доски объявлений и почесывался.

— Вот вы тут чешетесь, — укоризненно сказал ему Брайан, — а лучше взяли бы — да группу организовали какую-нибудь музыкальную. Уж мне-то известно, как вы ловко управляетесь с палочками.

— Это откуда же у вас такая информация, любезный Брайан?

— А с кем же, интересно знать, мы давеча в китайский ресторанчик ходили?

— Верно! — сраженный метким доводом, Роджер стал чесать в другом месте. — И организую! И размузыканим на всю Гритбританию! Только где же людей-то взять? Только не говори мне, что их можно занять у соседей? В Илинг я идти не согласен. Тоже мне — варяги! Труворы синеусые!

— И у нас есть таланты! — с азартом выкрикнул Брайан.

— Ну, с ударником мне понятно, — беспокоился Роджер. — Но скажи ты мне, дядюшка Мэй, где я могу в наше сложное время достать мало-мальски приличного и порядочного гитариста?

Брайан скромно опустил глаза и тихо сказал:

— Я как раз знаю одного такого.

— И где же он? — Роджер, как слепой, начал вертеться во все стороны.

— Он перед вами, — еще тише сказал Мэй.

— Да где же, где? — Тейлор явно выкобенивался перед своим не в пример более кротким другом. Тогда не в пример более кроткий друг аккуратно взял его за шею и немного подержал. Когда Тейлор окончательно перестал получать кислород для дыхания, Мэй решил приослабить железный захват.

— Как-ках-кхе! — были первые слова Роджера. — Ах, вот оно что! Дорогой мой человек! Брайан! Браище! Да ты же мой любимый гитарист! Куда же я без тебя?

— Никуда, — закончил словоизвержения друг. — А еще нам нужен басмен и певун. И с этим справлюсь лично я.

— Это как еще? — прищурился Тейлор. — За штанищи будете таланты ловить?

— На, — показал ему язык Мэй. — Возьму — и напишу объяву.

— И то.

— Какое то?

— Это такой словесный прием.

— Чего?

— Лексическая единица.

— Ась?

— Иди и пиши!

— Понял!

Но понял-то Брайан понял, а вот писал из рук вон плохо. В угаре он вспомнил об этом только тогда, когда задумался — со сколькими «и» писать слово «Объявление». В конце концов, он вырезал нужные буквы из передовицы «Таймс» маникюрными ножницами, вот только не нашел там слов «торфяных болот», поэтому ни о каких болотах в объявлении не сообщалось. А было вот что:

«Обивление. Веть нам нужны басмен и пивун? Да. Набор бисплатны. Обращаца к Мею и Тейлару. Цыгани из Иленга, держитес падальшы ат суда!».

Брайан ни на секунду не отходил от своего творения. Он стоял возле доски объявлений и гордо покрикивал:

— А ну, подходи! Налети и прочти! Кто пойдет в группу — тому манную круппу! Кто будет с нами играть — тому век счастье видать!

Роджер, стоявший до того за углом, видя, что Мэя не бьют, осмелел, подошел и стал ритмично поддакивать:

— Басмен и певун! Басмен и певун!

Мимо уже в сотый раз проходили Фредди и Тим Стаффель. Однако все их попытки подойти и прочесть объяву пресекались в корне. Роджер толкал Фредди в грудь и хмуро басил:

— Не положено!

— Кем это? — скандалил Фредди. — Покажите негодяя!

Брайан, слыша эти вопли, испуганно вздрагивал, но затем начальственно надувал щеки.

— Похоже, тут все негодяи! — бушевал Фредди, — А может, мы — именно тот басмен и певун?

— Уйдите и будьте прокляты! — пищал в ответ Брайан и швырялся ненужными объявлениями с доски.

Фредди обижался и лез в драку. Но, так как Мэй был не один, то Фред позорно отступил, и, зализывая раны в коллежском туалете, лелеял планы коварной мести.

Тим же Стаффель, напротив, предосудительно себя не вел, поэтому в группу был взят с нашим вдовольствием. Новоиспеченный коллектив было решено окрестить в честь специализации стоматыча-Роджера: «Smile», что значит, как вы уже поняли, такое социализмо-реалистическое слово, как «Улыбка».

— За что ж вы Фреда-то родимого? — тревожно вопрошал Тим. — Ведь он ни в чем не виноват!

— Ни за что! — кричал Мэй. — Ноги его здесь не будет!

— Что за Фред? — пожимал плечами Роджер. — Почему я с ним незнаком?

— Как же ты с ним незнаком, коли в грудь его толкал?!!

— Это и был тот самый Фред, о котором вы уже полчаса жужжите мне в уши? — покачал головой Роджер. — Неприятная и скользкая личность. Не хотел бы я с ним встренуться на узенькой дорожке.

И все же именно это во всех отношениях радостное вскоре и произошло.

/ — картинка №5 — / ФРЕДДИ И РОДЖЕР, или БРУДЕРШАФТ /

Однажды вечером Фредди шел по коридору колледжа, грыз в темноте черные кости и обсуждал план кровавой мести — горячая персидская кровь не позволяла ему кого бы то ни было прощать и миловать, а слово «великодушие» в словаре древних иранцев означало высшую степень кретинизма. Коридор был пуст и тих — занятия уже закончились, а Фредди, лелея, как мы помним, свои мстячие мысли в туалете, заснул, все проспал и теперь брел, ругая всех Брайанов на свете, а этого — в особенности.

— Это же он меня не разбудил, собачье жало, — ворчал Фредди, хотя ни о какой побудке у них с Брайаном договора не было. Но невыспавшийся Фредди (сами попробуйте выспаться, сидя на дверце и нежно обнимая бачок!) был готов даже динозавров обвинить в том, что они так нагло вымерли. Вот так, с шутками и прибаутками, Фредди и удалился из Королевского колледжа.

Да и вообще, что-то Фредди в последнее время изрядно не фартило. На занятиях петь ему запрещали, оперируя аргументами, что упирать линейку туда, куда он упирает, неприлично, а флакон дезодоранта вовсе не похож на микрофон. А из всех групп, в которых он к этому времени успел попеть, его выгоняли. Почему-то все считали, что Фредди, как черный шкодливый кот, приносит в дом несчастье. Совсем недавно его торжественно изгнали из группы «Ibex». В обвинительном заключении значилось: «За несносный характер и нежелание мотаться на рейсовых автобусах по барам и пивным в поисках куска хлеба». Ну, с этим-то Фредди был полностью согласен. Кусок хлеба можно всегда взять дома, в хлебнице, а по барам стоит мотаться только в поисках чего бы выпить. Но уже пьяных певцов в бары работать не пускали, и это была еще одна причина, по которой все группы с ним попрощались.

Фредди поднялся с земли, погрозил бывшим коллегам кулаком и, прихрамывая, пошел в один маленький клуб, где, по слухам, должна была сегодня выступать какая-то новая группа с милым названием «Smile».

Группа действительно выступала, но ничего милого Фред в этом не увидел. А увидел он на сцене дьявольски размалеванных Брайана, Тима Стаффеля и какого-то блондинчика за барабанами.

— Дю! — крикнул Фредди, тыча в них пальцем. — Игрецы! Кто так играет?

И он полез на сцену и принялся отнимать у Мэя микрофон, вопя:

— Не умеешь петь — не берись! Дай! Я спою вам…

Брайан микрофон отдал, но треснул Фреда гитарой по спине. Фредди не расстроился и даже отдал микрофон обратно.

— Подавись, кровосос, — дружелюбно сказал он. — Не даете петь — буду плясать вам. Этак вот…

Его схватили за руки-за ноги и вышвырнули со сцены. Больше он не вернулся.

Когда чуть позже музыканты, усталые и довольные, возвращались домой, в парке их глазам предстало трогательное зрелище. На скамейке, подложив под голову кирпич, свернувшись калачиком и по-щенячьи поскуливая, спал Фредди. Наши великодушные и сердобольные разбудили его и потащили с собой в паб «Капитан Хрюк», чтобы отметить удачное выступление. Где все с отменным удовольствием хлопнули винца. Причем Фредди лез со своим бокалом к Роджеру, требуя немедленного брудершафта. По пути он оттоптал несколько ног, облил всех вином, заработал пару оплеух, но цели своей достиг. Они с Тейлором славно зюзюкнули, причем переплелись не только руками, но и ногами и даже головами, так что бармен Джек Николсон еле разцепил их при помощи подручных средств — удивительного лома и уникальной стамески. Так зародилась великая, могучая, добрая дружба Роджера и Фредди! Ээх!

/ — картинка №6 — / РАБОТЕНКА, или ШТАНИЩИ! /

Однажды Фредди Меркури к глубокому своему удивлению обнаружил, что закончил-таки Илингский колледж! Он схватил вожделенный диплом, прижал его к груди, затравленно поозирался по сторонам, как будто окрестности кишели похитителями чужих дипломов, и пошел. Но не просто так ходить по улицам, а искать работу!

Отказавшись уже от третьего предложения — чистить картошку в будке киномеханика, — Фредди обратил внимание, что работы попадаются все какие-то мелкие, некрасивые и малоприятные. И тут перед его носом мелькнуло что-то донельзя прекрасное, но вместе с тем отталкивающее. Оттолкнувшись, Фредди по электрофизическому принципу «плюс на минус» потащился следом за видением. Добрел он до него спустя два квартала — видение остановилось высморкаться и выколотить трубку об каблук. Оно оказалось отнюдь не девушкой-каравеллой, а неухоженного вида стариком с видавшим виды лицом. Его тощие волосатые руки высовывались по локоть из рукавов бывшего некогда пиджаком облезлого рванья. Но все чудовищное в глазах Фредди померкло перед изображением прекрасного. На старичиных ногах обретались штаны — и какие!!! О! Клетчатые! Отглаженные по стрелочке! На клетчатых же лямках! Словом, не штаны, а мечта любого Фредди!

Фредди (не любой, а наш) молнией ударил старика под коленки, вцепился в вожделенные штаны и потащил их к себе, завывая, как сирена, и умоляя старика отдать, продать или поменяться не глядя!

Старец долго выламываться не стал, штаны снял и заботливо осведомился о двух вещах: завернуть ли товар и где, черт возьми, деньги за одежу?!!

Фред с готовностью сунул руку в карман — и заплакал. Рука по локоть провалилась вовнутрь и приветливо помахала ладошкой откуда-то снизу, из района парковки ботинок. Юный штанолюб уже хотел было бежать топиться в Темзе, но старикан был обычно добр между часом и часом тридцатью дня (а сейчас как раз было без трех минут полвторого!), посему отдал штаны в кредит. Правда, забрал диплом. Под залог.

Фредди, напялив штанищи, веселый и довольный, вновь помчался на поиски работы. Протирая носом витрины лавчонок Кенсингтонского рынка, Фредди остановился и даже ногами взбрыкнул — он узнал знакомый профиль. Давешний старец расставлял по полкам какую-то пакость вроде трухлявых ваз, ломаных стульев и слюнявых котов.

— Это работа? — спросил в щелку Фредди.

— Это МОЯ работа, — отрезал дед, задергивая шторы.

— А может, я тут тоже хочу? — нахально возникая на пороге, заявил Фредди.

Прибеги он двумя минутами раньше, старикашка бы ни в чем ему не отказал. Но сейчас уже как раз было полвторого, и дед развел руками. Фредди хлопнул в ладоши. Дед отбил чечетку. Фредди пошел вокруг него вприсядку. Дед подставил ему ножку, и Фредди влетел башкой в одну из трухлявых ваз.

— У вас есть диплом о высшем образовании? — сварливо спросил старец.

— Есть, — кивнул Фредди. — Он у вас, дедушка.

— Да знаю я, — отмахнулся старик. — Значит, нету у вас диплома? На работу не возьму, так-то!

Он показал язык и принялся подметать осколки вазы.

— Нехорошо вы поступаете, шеф, — ворчливо изрек Фредди, держа ему совок. — Надо уметь разговаривать с людьми, завоевывать друзей и оказывать влияние на них. А вы — ссоритес!

— Я ссорюс? — жахнул себя в грудь старик. — Я-то? Да я самый миролюбивый человек на свете! Найди диплом — и милости прошу.

Фредди высыпал мусор в ведро, сунул совок за пазуху и выскочил наружу. Он несся по рынку, надеясь найти лишний диплом. Но диплома он не нашел. Зато он нашел кое-что получше. У одного из лотков стоял Роджер и, сунув в рот большой палец, с интересом изучал инвалидные коляски.

— Дай диплом мне срочно нужен до зарезу прям! — выпалил Фредди. — Я хочу арендовать лавку!

— Все хотят арендовать лавки, — сказал Роджер. — У тебя же есть свой диплом! Арендуй!

— Сам ты арендуй! — закричал Фредди. — Мне нужно два диплома! Пойдем! Лавка ждет!

И он потащил друга за руку, но тот подло уперся каблуками, и, паша ими землю, заныл:

— Не хочу я лавку! Хочу инвалидку!

— Постыдился бы, — шепнул ему Фредди. — Люди же кругом!

— Коляску хочу! — вырвался Роджер. — Вот эту! Гляди, какая полосатая! Прям зебра!

— Ну и на кой тебе эта зебра? — удивился Фредди.

— Ну а ежели что? — запальчиво отозвался Тейлор. — И в старости пригодится!

Наконец Фредди дал себя уговорить, и они побежали вкруговую к полюбившейся Роджеру коляске.

— А зачем — вкруговую? — задыхаясь, спросил Тейлор, когда они добежали до нужного лотка. — Мы же рядом были!

— Ты нудный! — укоризненно сказал ему Фредди. — Ты такой нудный, Родик! Так же интереснее — побегать! А теперь позволь мне, — и он стал яростно торговаться с колясочным продавцом.

— Глянь-ка, — сказал он спустя полчаса, подрулив к Роджеру на шикарной сверкающей инвалидке. — Вот она, зебра твоя! Блеск! Получите. И всего за какие-то жалкие триста тридцать фунтов! Цени!

— Ценю! — пробормотал Роджер, скребя в затылке.- Ничего себе! Это ж вся моя зарплата за ме… за сяц… за…

Он похлопал себя по карманам, затем по-медвежьи нагнулся и так, в полуприседе, начал медленно подходить к Фредди, который стал так же медленно отъезжать от него на коляске.

— Не подходите ко мне, биолог! — сказал он с гусиной гордостью. — Я вас презираю. Жалеет какие-то дряхлые фунты ради великой вещи, достойной по праву занять место в авиасалоне Ле-Бурже! Кстати! Что я вспомнил! Лавка! Садись быстрее, негодяй, не буду ждать тебя сейчас и уеду к черту на рога!

И он дал газ. Сзади в коляску вскочил не желавший потерять свои деньги Роджер, и они понеслись по рынку, лавируя между лотками. Фредди ухитрился стащить с одного из них кочергу и теперь ловко отталкивался ею, будто плывя на каноэ.

Наконец наши друзья на всех рысях влетели в лавку старьевщика и разнесли ее в щепу. Из щепы выскочил очень злой старик. Укротители инвалидок смутились.

— Гады! — заревел старик. — Что с лавкой сотворили?!! А деньги где за древностию лет? Ты, зубастый, кстати, еще за штаны не расплатился!

— Это все верно, — кивнул Фредди. — Мы ничего не отрицаем. И все вам вернем. В скором времени. Мы ответственные люди. А пока мы отстроим вам все заново.

И он пнул Роджера. Тот дернулся и покорно закивал.

— Не могу передать, как я рад и счастлив, — угрюмо сказал дед. — Паяйте, починяйте, и можете творить.

После этого старик удалился в пивную, а товарищи сначала подрались, потом помирились, а еще потом стали помаленьку строить. Починив лавочку, они занялись бизнесом. Что они только не продавали! Фишки для «чупакепсов», цветочные горшки, брызгалки на бутылки, старые журналы, фальшивые бриллианты, поделки из глины, шланги для пылесосов, пластиковые цифры, выковырянные из сырных голов, мельхиоровые половники… Пару раз к ним заходил старик, забирал положенную ему часть выручки и вновь пропадал в пивной. А потом Роджер приволок из дому старую швейную машинку и предложил перейти на одежду. Фредди горячо согласился. Они накупили старых пальто, Роджер уселся за машинку, перешил их и продал с выгодой. Потом он накупил еще пальто. Потом — еще. И еще потом.

Фредди тоже не бездельничал. Сначала он напился чаю. Потом сходил за программкой. Затем привел в порядок табличку на двери, оторвав ее к свиньям. И наконец, переставил все вещи в лавке так, как ему диктовал его неуемный дух дизайнера — по-модному! После этого он посидел, подышал, и помчался в магазин «Биба», стоящий в квартале от их лавки — полюбоваться на молоденькую продавщицу.

Вернувшись, он привел в чувство Роджера, на минуточку оторвавшего глаза от машинки, дабы взглянуть на новую модную перестановку лавки, а также старьевщика, который вернулся за новыми штанами, и решил, что он попал в притон бандитов.

Когда старикашку откачали, он укусил Фредди за палец. А когда пришла полиция, он укусил и полисмена.

По возвращении из приятного местечка с чудесными решетчатыми окнами старик пустился во все тяжкие — в частности, он продал свои права на лавку Фредди вообще и навсегда, а по вечерам шлялся по пабам, где, горя красными глазами, всем и каждому рассказывал, что он собственными глазами видел Марлона Брандо, который в приснопамятном заведении проводил скачки на инвалидках. Ему наливали еще, и он, горя желтыми глазами, всем и каждому рассказывал, что видел там также Джека Николсона, который в обнимку с Кеном Кизи распевал старинную польскую балладу «Играет Антек на гармони», которая в вольном переводе звучала, как «Мучает Робин волынку».

Ну вот, а Фредди опять намылился бежать в «Бибу».

— Скидавай пальто! — рявкнул ему Роджер. — Жарко же!

Не чувствуя подвоха, Фред сбросил душное пальто и убежал. Подлец же Роджер перешил его и продал вместе с готовой партией — разумеется, с выгодой. Выручку за него он попросил отдельно и положил ее в свой большой карман, в свой большой карман.

Хотя по возвращении Фредди он все равно был чувствительно поколочен и просунут в оконное отверстие с последующим выбросом в атмосферу. За окном раздались два диких вопля, но Фредди не обратил на это внимания. Но обратил Роджер — именно так он и познакомился с Дэвидом Боуи. Но об этом чуточку позже.

/ — картинка №7 — / А ВОТ И ДЖОН, или ТРАГЕДИЯ /

Однажды по Кенсингтонскому рынку брел тогда еще никому неизвестный и попросту ненужный Джон Дикон. Завидя, что окно в лавке старьевщика распахнуто настежь и на подоконнике стоят две фиалки и герань, Джон все понял и влез внутрь.

Влезши, он обнаружил, что в лавке есть кто-то еще. Однако этот кто-то еще не поддавался панике, не бросал в Джона разными тупыми предметами и не орал дурным голосом: «ПААЛИИЦЫЫЯЯЯ!!!», а просто сидел посреди лавки на табурете, поджав ноги, и смотрел в пространство, как глупая рыба.

— Добрый ден, — поздоровался Джон. — Приветствую твое существованье. Кстати! У вас продается славянский шкап?

— Дррсстт, — процедил владелец табурета.

— Значит, нету шкапа? — и Джон для виду порылся в раковине и под козеткой. — Жаль. А что тогда есть?

— Ничего нет, уйди, — и личность продолжала хранить молчание.

— Какой же ты человек плохой, — укоризненно сказал Джон. — А куда ты смотришь? Ты же со мной разговариваешь!

Табуретошник ничего не ответил, продолжая таращиться в пространство.

— Что там? — посмотрел в ту же сторону Дикон. — Птица? Гадарейга? — процитировал он одного известного сатирика.

— Марш отсюда, свинья! — не меняя позы, откликнулся незнакомец. — Тебя не звал никто сюда! Не смей туда смотреть! Только я могу. Только мне можно. И вообще — лавка закрыта. Мы в трауре.

— А кто умер? — скорбно спросил Джон.

— Джими Хендрикс, — замогильным голосом ответил Фредди (не говорите только, что вы еще не догадались, что это был он!). — О! На кого ж ты нас покинул?

— Я еще здесь, — счел нужным заметить Джон.

— Это плохо, — вставил Фред.

— А кто такой этот ваш Хендрикс? Он что, папа ваш — Хендрикс?

— Выше бери!

— Хозяин лавки?

— Еще выше!

— Ага! Ясно! Жилец второго этажа?

— Кретинетти, — был ответ.

— Итальянец?

— Ууубьюууу! — и Фредди, сорвавшись с табурета, накинулся на Джона, оседлал его и стал лупить башмаком по загривку. Джон в долгу не остался. Он заорал, как резаный. На шум прибежал из подсобки Роджер, растащил их, и Джон с позором убежал через окно, опрокинув горшки с цветами и обсыпавшись землей. А Фредди еще долго плевался ему вслед и вопил:

— Сволочь! Такой траур испортил!

Такова была первая встреча легендарных вокалиста и ударника с легендарным басистом.

/ — картинка №8 — / ДЭВИД БОУИ, или ЭЛТОН ДЖОН /

Однажды Фредди залез на восемнадцатый этаж самого высокого в Кенсингтоне здания — городского архива — и стал учить себя не бояться высоты. Он бродил по карнизу, стараясь унять предательскую дрожь в коленках, и пел надтреснутым фальцетом пиратские песни. Охрипнув, он принялся сам себя уверять, что ему тут ничуть не страшно, а наоборот, даже уютно! Когда ему в шестой раз стало уютно, он свалился.

Летя к земле, Фредди читал зороастрийские молитвы, и они ему помогли. Его кусти развязался и зацепился за балконную веревку второго этажа, так что падение произошло со сверхмалой высоты. Но все же произошло. Хотя и на что-то мягкое. Но произошло же все-таки! Вот Фредди и вырубился.

Когда Фредди открыл глаза, на него сверху вниз кто-то смотрел. Пристально и мудро. Лицо у мудреца было странным образом перекошено. Один глаз его был зеленый, другой почему-то голубой, пустой и темный. Макушку незнакомца украшала встрепанная шевелюра, а рот был полон коронок, с одной стороны — золотых, а с другой — платиновых.

На Фредди эта композиция произвела такое впечатление, что он сел и попросил выпить.

— Будет жить, — констатировал незнакомец.

— Добрый день, вы кто? — спросил Фредди.

— Меня звать Боуи. Можно по старинке — Дэвид.

— Что здесь имя, что фамиль? — удивился Фредди.

— Трудно сказать, — задумчиво отозвался Дэвид. — Вообще-то Боуи — это псевдоним. Настоящую фамилию я тебе не скажу. Порчу наведешь.

— Это верно, — кивнул Фредди. — Это мы могем. Да, вот еще что! Выходит, я на тебя свалился?

— А на кого же? — разноглазый завертел головой, как бы пытаясь отыскать конкурентов. — На меня, ясное дело. Это мой злой рок и почти профессия. Тут уж ничего не поделаешь.

И Фредди выслушал длинную и жалостную повесть Боуи о неудачах с падениями, преследовавших весь его род, начиная с прапрадедушки в семнадцатом колене, который загнулся, схлопотав по тыковке лосиными рогами, ранее висевшими над камином в фамильном замке.

— Ну, с тех-то пор мы окрепчали, возмужали и запросто выдерживаем всевозможные падения! — с гордостью закончил Дэвид.

Фредди всхрапнул и проснулся.

— Это приятно слышать, — сказал он, пожевав губами. — А не мог бы ты повторить это еще раз?

— Понравилось? — расцвел Боуи.

— Не выспался, — уточнил Фредди.

— Что-о-о?!! — рявкнул Дэвид и вытащил из-за пазухи огромную суковатую дубину. — Меня — не слушать? Благодетеля — не ценить? Над преданьями — спать? Ну держись, енот, не жди пощады!

И он погнался за Фредди, размахивая палкой. Бежали они долго, до ночи. Пробегая одним из проходных дворов, Фредди сбил с ног какого-то толстенького коротышку в соломенной шляпе-канотье и в очках. Несущийся следом Боуи притормозил, поднял дядьку за шиворот и отряхнул.

— А, Реджи! — вскричал он. — Так он и тебя сосчитал? Ну, сейчас мы его отделаем, как Бог — черепаху!

— Какую черепаху? — только и успел спросить коротышка, но, увлекаемый мощной рукой, помчался вслед за Дэвидом.

Они-таки нагнали негодника у его лавки! Но проворный Фредди успел вскочить вовнутрь и накинуть крючок. Реджи и Боуи всю ночь бродили вокруг лавки и, заглядывая в окна, жутко ухмылялись. Фредди, недолго думая, позвонил Тиму Стаффелю, тот сбегал за неимевшими тогда телефонов Роджером и Брайаном, и они втроем в качестве засадного полка напали на караульных сзади.

Загнав отмахивающегося дубиной Дэвида в телефонную будку, они заклеили дверь скотчем и сбежали, взяв в плен коротыша. Укрывшись в ближайшем пабе, они поили пленного до тех пор, пока в пьяном бреду тот не сознался, что в былые времена звали его Реджинальд Кеннет Дуайт, а ныне он — Элтон Джон. Мигом вспомнив уроки игры на рояле, папины сигары и обладателя самого длинного имени в Бомбее, Фредди расчувствовался, прослезился, все его поддержали и плакали до вечера следующего дня. Не забывая, впрочем, время от времени опрокидывать по стаканчику.

На обратном пути они расклеили Боуи и предложили ему руку и сердце. Растроганный Дэвид пожал Фредди руку, забрал кулек с бычьим сердцем и ушел домой — готовить. А что? Второй день не жрамши!

/ — картинка №9 — / ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ, или КОЕ-ЧТО О МЭРИ /

Однажды Фредди под скрип зубов Роджера в очередной раз побежал в магазин «Биба» любоваться на продавщицу. Предмет утренних воздыханий и вечерних возлияний Фредди звали Мэри Остин. Так вот, поначалу эта самая Мэри Остин в грош не ставила этого старьевщического выкормыша. Напротив, со своими приставаниями и маниакально-депрессивным желанием понравиться надоел он ей хуже горькой редьки.

Любил Фредди неожиданно войти в магазин, хрястнув изо всех сил дверью, дьявольски улыбнуться, оскалив выдающиеся вперед зубы, и позвенеть своими хипповскими прибамбасами. Потом он становился в парадную позу и неожиданно падал. После этого, резко вскочив, он усаживался на прилавок, вальяжно оперевшись на витрину, и заводил разговор о погоде, наводняя свою речь староанглийскими выражениями вроде «коль скоро» и «надысь».

Иногда он еще пел. Все покупатели в ужасе разбегались, как только Фредди заводил свою любимую арию Фигаро из оперы «Севильский цирюльник», или, как фамильярно называл ее сам Фредди, «Персидский брадочес».

Спев, он вновь усаживался на прилавок и начинал сверлить Мэри томным коровьим взором, попутно отталкивая не в меру ретивых клиентов ногами, изредка оборачиваясь к ним, складывая лицо в обезьянью морду и рыча: «К-ку-уда-а?». После чего он опять обращался к Мэри и прожигал ее пламенными очами.

Но мы собрались рассказать вам совсем о другом! Как будто делать нам больше нечего, как описывать фреддинские шашни! Слушайте же.

Однажды Фредди сидел в лавке на столе, болтал ногами и размышлял, на чем бы ему опробовать свои новые счеты, которые он приобрел во время последнего посещения «Бибы», проще говоря — скрал. И тут в нем что-то запело: «Ла-ла-ла» — это на него нашло вдохновение.

— А почему бы мне не взять — да и не подсчитать размеры моего будущего наследства? — спросил он у довольно похабной гипсовой фигурки с весьма, впрочем, скромным названием «Вечная весна». Люди с «Весны» ничего не отвечали — им было не до того.

— Хорошо же! — угрожающе сказал Фредди, схватил фигурку, размахнулся… и поставил на место — в лавку зашел старьевщик. Он полазал по помещению, заглянул в кассу, вытащил оттуда пять фунтов и, воровато озираясь, убежал. Так Фредди и не понял, зачем приходил этот странный старик.

— Пощщитаем, — и Фредди принялся яростно щелкать костьми. Он вертелся на стуле, таращил глаза, хихикал, как гимназистка, и, в конце концов, так закряхтел от жадности, что в стенку застучал Роджер и в грубых выражениях попросил прекратить. Фред не прекратил, так как сумма получилась просто астрономическая.

— Кстати, о мучениках науки, — сказал вдруг себе Фредди. — Лучше сдохнуть, чем этакие деньжищи загребут недоношенный астроном с недоделанным портняжкой.

И он тяжело и надолго задумался.

— Вот что, дорогой сосед, — сказал он кактусу, сиротливо стоящему на окне. — Поступлю-ка я… Эй! Погоди! Че тебе надо? — заревел он, плюнул в кактус и отвернул его лицом к окну, затем вытащил «Весну» и заботливо подул на нее. — Тебе скажу. Поступлю-ка я так, как поступил бы на моем месте каждый Фредди. Это было наитие, которое в очередной раз доказывает, что я родился не зря и непомерно умен. Оставлю-ка я денюшки своей жене!

— У тебя же нет жены, — возразил ему его внутренний голос.

— Нет, так будет, — и Фредди принялся с отчаянием таракана, уносимого унитазным течением, форсировать крепость под названием «Мэри». Перво-наперво он оборвал всю клумбу у Букингемского дворца. Получился отменный букет, который Мэри понес ругающийся Тейлор, а Фредди ради такого случая обрядил его в мальчика-посыльного с дурацкой шапочкой на голове. Вернулся мальчуган очень скоро — без шапочки, с царапинами через все лицо и обрывками роз в волосах.

Фредди понял, признал и учел возможные ошибки, приступая к плану «Б», который заключался в следующем: Брайан должен был устроить нападение на Мэри, а он, Фредди, ее будто бы спасет. Брайан упирался до последнего, но десять фунтов и две морковки решили дело.

Мэй блестяще справился с задачей. Как всякий порядочный бандит, он спросил у Мэри закурить, сколько времени, и как пройти в библиотеку. А канава с холодной и грязной водой, в которой он очутился через минуту, была не такая уж и глубокая, а то бы он просто утонул.

Фредди. который выглядывал из-за кустов, такой поворот событий явно не устраивал. Поэтому он просто вылез из укрытия и побежал за Мэри, звеня и подпрыгивая. Догнав ее, он пошел рядом, хихикая, как гимназистка, и рассказывая скабрезный анекдот. Тут продавщица остановилась, уперла руки в бока и, не скупясь на фразеологические обороты, высказала Фреду все, что она о нем думает.

Самого же Фредди это нимало не смутило.

— Не хочешь наследства — так и скажи, — оборвал он словоизвержения девицы. — Дура.

— Наследство! — прищурилась Мэри. — Твое?

— Нет, Брайана, блин! — взорвался Фредди.

— А сколько? — не отступала продавщица.

Фредди показал ей бумажку с расчетами, да и то издали.

— ЫХ! — и Мэри бросилась Фредди на шею. — За такой куш и потерпеть не жалко! Пару годков…

Они жили душа в душу десять лет, швыряя друг в друга разными мелкими предметами, а потом Фредди вышел из дома купить программку, и больше она его не видела.

В своем доме, конечно.

Увидела она его позже.

Но это уже другая история.

/ — картинка №10 — / ГАЗЕЛЛА ИЗ ХАФИЗА, или ЯВЛЕНИЕ ЛЕКТОРА /

Однажды Фредди вдрызг разругался с Роджером и старьевщиком — они выиграли у него в стуколку два фунта — и пошел шляться по Лондону, устроив себе, как он крикнул сослуживцам, «декретный отпуск».

Проходя мимо редакции «Таймс», Фредди увидал в ее окне силуэт, напоминавший вопросительный знак — это Дэвид Боуи пришел давать объявление. Фредди, памятуя прошлую встречу с Дэвидом, удумал ему круто насолить. Он сторожил Боуи не хуже, чем сам Боуи когда-то сторожил его самого: неслышно скользил вокруг редакции, пил газировку с сиропом и без, задирал старух-семечниц и приценялся к шикарному смокингу, обещая возвернуть с первых гастрольных.

Наконец наступил вечер. Все разошлись по домам, и даже Боуи вытолкали взашей из редакции, посулив напечатать его объяву завтра же. Тогда Фредди рыбой-пилой вынырнул из-за угла, открыл ставень редакции при помощи обувного рожка, влез в окно и, орудуя веником, перемешал все гранки. Перед уходом он случайно попал ногой в ротатор и спустя полчаса вырвался, оставив в зубах злобной машины клок клетчатых штанов.

Наутро в «Таймсе» появилось следующее будоражащее душу объявление:

«Ужасы Кенсингтона! Дэвид Боуи, кошмарный и мистический лектор, читает лекции о темпераменте! Три человека были найдены мертвыми! Таинственный змей отвечает на ваши вопросы! Спасайтесь, пока не поздно! Завтра посреди рынка ровно в 18.00! Полиция бессильна! Добро пожаловать!»

Назавтра посреди Кенсингтонского рынка ровно в 18.00 не было ни души. Лишь из отдаленного угла рыночной площади доносились дикие вопли — это Дэвид Боуи расправлялся с наборщиками из «Таймс». А Фредди сидел на крыше, болтал ногами и хорошо поставленным голосом читал наизусть газеллу из Хафиза, таким вот оригинальным образом выражая свое презрение к кошмарным лекторам.

Боуи опознал его позже — по клоку клетчатых штанов. Ох, как он его терзал! Но опустим же завесу жалости над этой сценой.

/ — картинка №11 — / КРЕЩЕНИЕ, или «КУИН» /

Однажды Фредди так надоел своими просьбами, нытьем и вытьем смайлам, что они решили-таки его прослушать. С официальным приглашением на прослушку к нему явились тщательно приглаженные и отчищенные Тим и Роджер. Но тут неожиданно для всех заартачился сам гость.

— А вдруг вы меня заманите и убьете? — затравленно озираясь, вопил он. Но Роджера и Тима было двое, они были сильнее, они без труда скрутили Фредди и приволокли его домой к Брайану, у которого на чердаке и был, собственно, оборудован репетиционный зал группы «Смайл». Там вдохновенно стучал на барабанах Брайан Мэй. При виде сего кощунства Роджер побелел, выпустил фреддинскую ногу и тигриным прыжком наскочил на мгновенно облысевшего друга. На Фредди напал такой смех, что Тейлор и Мэй прекратили взаимное рванье и уставились на новобранца.

— Он лысый, — отсмеявшись, сказал Фредди.

— И вот Это еще надеется получить место в моей группе? — сказал Брайан, ни к кому конкретно не обращаясь.

— В нашей группе, — поправил Роджер.

— Не знаю, как там в вашей, а я с ним играть не буду, — уперся Мэй. — Он дражнится.

— Извинити, — и Фредди сделал утиное лицо.

— А ежели он чего-нибудь стибрит? — продолжал разоряться Мэй.

— Куда он чего стибрит? — пожал плечами Роджер. — Я его знаю. Он — кулинар-технолог.

Фредди поднял бровь.

— Сам ты кулинар, — поправил Тейлора Тим. — Он дизайнер.

— Дизайнер? — переспросил Мэй. — Мне нужен дизайнер!

— Нам нужен дизайнер, — уточнил Роджер.

— Всем нужен дизайнер, — капризно сказал Фредди. — В особенности такой, как я. Такой дизайнер нужен для всех и для каждого. Кто же вас научит держаться на сцене. Разве так, как вы, держатся на сцене? Не смешите старика. Вот как нужно держаться!

Он схватился за спинку стула и прокричал:

— Отрывай!

Все вцепились в Фредди, но он держался, как пришитый.

— Вот как надо, милая моя, — самодовольно сказал отцепившийся Фред. — А я еще вот как могу!

И он принялся скакать по комнате, принимать парадные позы, дергать головой и искаться под мышками.

— Срочно дайте логарифмическую линейку! — скомандовал он.

— На что это еще? — с подозрением спросил Мэй, втайне считавший, что только ему дано постигать тайны тригонометрии.

— В пах упереть, — сварливо ответил Фредди. — А ты чего подумал? Логарифмы считать? Где линейка? Где она?

Линейка была найдена, и Фредди продемонстрировал несколько мягких кошачьих прыжков. С полок попадали все кастрюли, Брайанова азбука и гипсовая статуэтка «Рабочий и колхозница», которую Брайану прислал из Питера его далекий и таинственный друг Гоша, о котором Брайан ничего не рассказывал, но любил хвастаться его подарками.

— Берем, — покрутил головой Роджер.

— Грех не взять, — и Фредди, подпрыгнув еще пару раз, скакнул на диван, где и улегся, свернувшись колобком.

— Я еще петь могу, — подумав, сказал колобок.

— Что вы говорите? — всплеснул руками Брайан.

— Я говорю — Я ЕЩЕ ПЕТЬ МОГУ! — прокричал колобок. Мэй в ужасе спрятался под стол.

— Да, сегодня я в голосе, — с удовлетворением произнес Фредди. — Ну так что? Буду я у вас петь?

— Ни за какие ковриги! — отказался Роджер. — Уши жалко!

Фредди вынул из-за пазухи аппетитный коржик с коровкой. Тейлор тут же в него вцепился и на все согласился.

— А вы что же, господин Стафф? — поинтересовался Фредди.

— А я то же, что и остальные, — кивнул Тим. — И вообще, я и сам собирался уходить. Так что работайте вместе. Ага?

— АГААА! — громче всех заорал Фредди, и робкий голос Брайана услышан не был.

После проводов, веселых и шумных, как вокзал Ватерлоо с погремушками на дверях, Брайан задал Фредди долго обдумываемый и потому весьма коварный вопрос:

— А как фамилие ваше, если не секрет?

— Простое оно, — буркнул Фредди. — Бульсара. Но это всяких там носатых не касаемо.

— А разве бывает такая фамилия, что ли? — захихикал Роджер. — Тогда я завтра буду какой-нибудь Чирмандер. Или Чиризарт.

— Снорлакс, — бросил реплику Брайан.

— Послушайте, я что-то не пойму — что вас не устраивает? — взорвался Фредди. — Чем фамилия плоха?

— Бульсара — не имя для певца. — авторитетно заявил Брайан. — Равно как не имя для певца и Суслик, Жало, Алиса, Борода, Окорок, Панайотис, Страница…

— Ужас какой! — прошептал Фредди.

— Это еще что, вот слушай дальше — Лес, Гудзон, Злюка-Козлюка, Молоток, Минога, Сантана, а еще — мне страшно, но я скажу — Зигги!

— А? — влез в окно Боуи. — Поминали?

— Это и есть Зигги? — презрительно сказал Фредди. — Какое же это Зигги? Это Боуи. Я с ним знаком. А Зигги, судя по имени, должен быть таким… Противным таким, лысым, тощим и с длинными жилистыми красными руками!

И он покосился на Мэя. Но тот намека не понял и не обиделся. Зато обиделся Дэвид.

— Я к вам по делу пришел! — рявкнул он. — А вы бодаться! Сами вы жилистые и лысые! Зигги — это мой псевдоним!

— А Боуи?

— И Боуи — псевдоним.

— Да сколько их у тебя?

— У меня их масса, и все мне нравятся, — отрезал Дэвид.

— Ну так и я тебе придумаю! — затрясся от смеха Фредди.

(И вправду придумал. Отныне он звал Боуи не иначе как Буй. Или Маис, но это только в очень хорошие и теплые дни).

— А у меня уже тоже есть псевдоним, — заявил Фредди. — Я его придумал сам.

— Это — Южный Ктототам? — Роджер прыснул.

— Я те брызну, — погрозил кулаком Фредди. — Слушайте и не говорите, что вы не слышали! Звать меня отныне будут Фредди Меркури! Ура!

— Это почему же? — и Мэй аж присел, чтобы выглядеть более язвительным. — Уж не потому ли, что ты в детстве пил ртуть и закусывал мышьячком?

— Сейчас ты у меня будешь мышьячком! — ощетинился Фредди.

— Нет, не поэтому, — заметил Боуи. — А потому, что Меркурий — самая мелкая и грязевая планета с мелкими и грязевыми вулканами.

— Дураки! — обиделся Фредди. — Надо читать легенды и мифы Древней Греции! Просто Меркурий — это греческий древний божеств. В тапках с крыльями. Знаменитый бог торговли!

— И воровства, — добавил Роджер.

Фредди покраснел. Он вспомнил, что недавно спер у Роджера два палтуса с балконной веревки. Роджер тоже об этом вспомнил, потому и сказал.

— Ну и ладно, ну и пусть, зато я буду Меркури, — протарахтел Фредди, стараясь скрыть смущение.

— А чего это ты стараешься смущение-то скрыть? — нахмурился Роджер. — Спер так спер, чего уж тут?

— Я же говорил — болото, — хмыкнул Боуи.

— Друзья мои, друзья мои, — быстро сказал Фредди. — Поскольку я таперича имущество казенное, предлагаю это дело хорошенечко сплеснуть!

Все так и сделали.

— Давно хотел вас спросить, — сказал Фредди. отвалившись наконец от стола и поглаживая раздувшийся, как у удава, живот. — Что это за название за такое — «Смайл»? Кто его придумал? Что за ясли-сад? Вы бы еще «Солнышком» назвались. Или «Колокольчиком».

— Да это про меня! — надулся Роджер. — Зубы у меня!

И он улыбнулся во всю необъятную ширь.

— Да, это от души, — Фредди немного отодвинулся. — Нет уж, менять — так менять! Не будем мы больше «Смайл». Давайте назовемся скромно и сочно — «Фредди и остальные».

Мэй всунул ему под нос ядреный шиш.

— Нет такого правила — по именам зваться! — обиженно сказал он. — Тем более по неизвестно чьим. Тогда и я скажу — «Брайан и сыновья».

— Лучше так — «Великий, могучий, добрый волшебник Роджер Тейлор и прочие», — вставил Роджер.

Тут уже оскалились прочие. Они вскочили и стали орать друг на друга, раскрыв рты, как три разозленных осла. А Боуи сидел и усмехался, треская втихомолку треску. Доевши, он вытер губы и заявил:

— Послушайте старого прожженного анонима. Называться надо не в честь кого-то, а в честь чего-то. Но не в честь разных там жуколиц, зверей и катящихся камней, а умнее — в честь книжек.

— «Властелин колец»! — крикнул Фредди.

— «Гагрантюа и Патрагрюэль»! — гаркнул Роджер.

— «Ахрипелаг ГУЛАГ»! — завопил громче всех Брайан.

Все убито посмотрели на Боуи. Тот пригладил брови и улыбнулся.

— Есть такая сказка — «Король Дроздобород», — сказал он. — Назовитесь так.

— Король Драбздр… — запнулся Мэй. — Не. Плохо. Лучше просто — «Король»!

— Точно, — кивнул Роджер. — Я — король, а вы все — свита. Несите мою мантию!

И он величаво взмахнул плащом. Его повалили и этим самым плащом навозили по морде.

— Король должен быть один, — сказал Мэй. — И буду им — я.

— Ладно, — до неприличия покладисто согласился Фредди. — Тогда я буду королева.

— Это почему еще? — удивились все, и даже у Боуи отклеилась бровь.

— Это мои личные ассоциации, — заявил Фредди.

— Тогда я не буду королем, — быстро отказался Мэй. — Мало ли что…

— Вот и выходит, что зваться будем просто — «Королева». — развел руками Фредди. — А куда деваться?

Некоторое время все катались по полу в тихой драке. А потом Тейлор ударился головой об барабан, и все испугались, подумав, что у него лопнула голова.

— Так что? — свирепо спросил Фредди, сидя на шкафу и скаля зубы. — Кто-нибудь против? Пусть выйдет! Пусть вынет свой кортик!

— Я не буду свой кортик вынимать, — торопливо сказал Мэй. — Согласный я.

Роджер ничего не сказал — он немного оглоушел после удара об барабан. Боуи тоже молчал — он запихивал в рот последнюю треску.

— И ладненько, — Фредди налил себе полную стопку и шарахнул. Остальные подключились, и началось крещение новоявленной группы.

Открытым остался лишь вопрос о басисте. Группа перепробовала их целую кучу, но всех их неизменно выгонял Фредди — то ему не нравились волосы претендента, то возраст, то пол… Пару раз в группу порывался вступить Пол Маккартни, но Фред в то время на дух не переносил битлов (к слову сказать, роллингов он вообще терпеть не мог — ни в то время, ни в какое либо другое). Посему, едва завидя Пола, во весь дух бегущего с гитарой в студию с бас-гитарой за спиной, Фредди быстрее падающего с крыши Элтона Джона (был такой случай) выскакивал из окна и удирал, а если не успевал — прятался на чердаке и жутко там выл. Теперь уже бегством спасаться приходилось трусоватому Полу.

Итак, друзья с ног сбились, ища неуловимого подлеца-басиста. И вот однажды…

/ — картинка №12 — / БАСМЕН, или НАКОНЕЦ-ТО! /

Однажды Джон Дикон учился на факультете электроники. И так случилось, что этот во всех отношениях правильный, тихий и не реагирующий на насмешки однокурсников над его отвислым носом студент ухитрился не на шутку разгневать своего декана. Как раз в ту минуту, с которой мы начали рассказ о нем, Джон спасался от декана, съезжая по перилам. Декан бежал на своих коротеньких лапках по лестнице за утекающим Диконом и честил его на все корки, призывая общественность покарать смутьяна. Общественность не преминула, ловко подставив декану ножку. Тот с грохотом слетел вниз по лестнице, обогнав даже Джона, который так удивился, что не успел вовремя свернуть, лихо свистнув, соскользнул с перил и врезался задом прямо в доску объявлений.

— Тяжелый случай, — сказал он сам себе, потирая зад и поднимаясь. Тут его взгляд уперся в объявление, которое (а он об этом и не знал!) недавно повесил Брайан. Дикон встал возле доски и заревел басом:

— А вот кому бас-гитарист? А вот кому басисты нужны? А мы вот они! А мы вот!

Образовалась небольшая толпа. Дикон орал, не жалея глотки. Образовалась большая толпа. Дикон начал немножко похрипывать. Собрался почти весь университет. Дикон уже сепетил. Подковылял даже декан факультета электроники и обрушил на Джона поток нечестивостей. Дикон в ответ по-рыбьи потрепал губами. Декан махнул на него рукой и ушел.

И тут сквозь толпу, нагло расталкивая ее локтями и коленками, просочились трое — цыгановатый, лохматый и белобрысый. Джон тут же окрестил их про себя Яшкой, Пуделем и Блондексом. Потом он подумал и переименовал Яшку в Шняжку. Это его так развеселило, что он стал бухикать. Так вот, Шняжка нахмурил брови и строго спросил:

— Это ты — басист, что ли? Мне тут передали, что тут есть самый настоящий басист! А ты просто кашляешь! Басом.

— Да ты что, балдиссимус! — подскочил к Шняжке незнакомый глазастый мужик. — Это же я — басист! Меня тут каждая собака знает! Я же Маккартни! Пол который.

«Это я — басист! Я кричал тут все это время, а ты, гадюка поганая, подошел и на халяву хочешь?» — вот как сказал бы Дикон, если бы мог. Но он не мог, вот в чем был весь фикус-пикус!

Демонстративно игнорирующий глазастого Шняжка, заинтересованно принюхавшись к пришельцу, кивнул:

— Точно. Он басист. Я их чую. Пошли с проверкой.

— А ты руки вверх поднимай, когда кашляешь, — посоветовал Блондекс Джону, бешено вращавшему глазами. — Оно полегче будет, ага. Это я тебе как врач говорю.

— Он врач, точно, — поддержал его Пудель. — Дипломированный гастроэнтеролог-оториноларинголог с пристрастием к стоматологии и макроцеллюлозе!

— Ты что, дурак? — удивился Роджер. — Я же просто биолог!

— Зубы рвал?

— Себе — рвал. Признаю. Но лечить ему коклюш не буду.

— Брезгуешь?

— Просто у меня такое чувство, что он нам еще пригодится!

— Ага! Он будет занавес раздвигать!

— И бегать по сцене, грохоча подкованными сапогами!

— Хо-хо-хо!

— А-ха-ха!

— Сволочи! Скарлапендры! Швейнкерли! — чуть не сказал Джон, но опять не смог. А вновь прорвавшийся сквозь толпу Шняжка закричал на своих подельников, затряс над ними своими кулачищами, и сбежали они, бросив Джона на произвол декана, который вернулся, таща за собой ректора. И началось…

Спустя какое-то время (может, неделю, а может, и все два дня), Джон брел по Кромвелл-роуд в пакостном настроении. Накануне ему сделали внушение, принародно одев в исподнее и повесив на шею дощечку «Я катался по перилам и обидел своего декана — ну как в меня не плюнуть?», после чего выставили на всеобщее обозрение в актовом зале, разрешив плевать в него из трубочек жеваной бумагой.

Злой Джон шел в исподнем и придумывал гневную песнь, которую он сегодня же ночью споет у декана под окном. Но придумать он не успел — какая-то скотина на машине налетела и вышибла из него дух, вмазав бампером под ложечку. Дикон лежал и напряженно вспоминал различные методы глубокого дыхания, но ни один не приходил ему в голову. И тут он вспомнил, как это делается! Яростно сипя одной ноздрей, он перевернулся на спину — и молча, но очень сильно завопил. Прямо на него злобно смотрел Шняжка.

— И машину мне помял! — гневно сказал он Дикону. — Как теперь я буду ездить, как? Молчишь? Ага! Я тебя узнал! Это ты там был вроде как басист, а? Точно, это был ты! Мы еще тогда того, другого взяли! Только он слабоват оказался. Какой из него басист, ежели он пищит, как баба! Тьфу!

И Шняжка плюнул, попав аккурат на Джонов ботинок. Тот жалобно зашевелил жабрами.

— Э, да у тебя ботинок — глянь-ка! — жабрами шевелит! — удивился Шняжка. — А, это ты пальцами двигаешь! Смешной! Так ты правда басист?

Джон пантомимой показал, как ловко он управляется с бас-гитарой. Шняжка побелел от злости.

— Сам-то ты хорош! Я тебе тоже могу показать — вот!

И он исполнил перед Диконом серию ужимок и прыжков. Выкинув напоследок забавное коленце, он хищно посмотрел на беззвучно смеющегося Джона.

— Смешно тебе? Ну и смейся, рахит. Не вызову тебе «скорую» и все! Ага! Ага!

И, отравив окружающую среду выхлопами, он уехал на своей машине в даль звенящую. Дикон же всего через каких-то полчаса очухался и пополз за ним.

Он не собирался так легко, как вы думали, отказываться от своих планов. Выследив Шняжку по следам шин, он увидел, как тот стоит перед маленьким беленьким домиком и деловито чистит придверным ковриком свои ботинки. После сей процедуры «цыган» оглянулся, ловко вырезал гвоздем на косяке непристойность и, наконец, зашел в дом. Побоявшись столкнуться с ним в предбаннике, Джон полез через окно. Он решил застать Шняжку врасплох и все-таки доказать тому, что он — басист.

В домике было чисто и хорошо, правда, по стенам висели разные плакаты с изображениями ужасно оскалившихся пастей («Точно, рокер», — подумал Дикон. — «Наши люди»). В стоящих по стенам застекленных шкафчиках на полочках стояли челюсти и зубы всех размеров, а на стене висел гипсовый слепок распиленной пополам головы человека, заботливо раскрашенный вручную.

— Да он маньяк! — сказал вслух Дикон и так обрадовался, что может говорить, что даже стал плясать прямо на ковре, измазав его грязью, принесенной на своих ногах (он же не чистил обувь придверным ковриком!).

— А теперь меня точно взрежут, — испугался Джон и принялся бегать по комнате, ища место, куда бы спрятаться. Наконец он залез в один из шкафчиков, для чего ему пришлось взять в руки чудовищной величины муляж обеих челюстей. «Были бы у меня такие зубы, — подумал Джон, — я бы, может, и не учился бы ничему. Ходил бы и всех ел».

Эта мысль заставила его затрястись от смеха, и, трясясь, он не удержал дверцы и вывалился из шкафа прямо под ноги прибежавшему на шум из другой комнаты Шняжке. Только это оказался никакой не Шняжка, а старикашка. В белом халате. Джон не смог удержаться и сказал:

— Я слышал, вам басист нужен!

Дед закричал страшным голосом. Джон же не придумал ничего лучшего, как загородиться челюстями. Старикашка подумал-подумал, и дал Джону по голове стулом. Отъезжая, Дикон услышал знакомый голос:

— Так это ж наш басист! Черт! Он вырвал себе все зубы!

И вслед за этим — грохот упавшего тела.

И напоследок — еще один возглас, принадлежащий явно старику:

— Это мой коврик? Это — мой коврик? О! В мой дом забрался Лар Крофт — Осквернитель Гробниц! Ну, это ему даром не пройдет!

— Неужели он и тебя сосчитал? — это уже раздался третий голос, но вот кому он принадлежал, Джон уже не мог понять, потому что ему стало плохо, и он совершенно против своей воли еще раз осквернил старческий ковер…

Как вы уже поняли, это еще не конец истории, и даже не ее начало. А началось все гораздо раньше, а именно — с того, что Роджер Тейлор потерял работу…

/ — картинка №13 — / ТРУДНАЯ РАБОТА, или А НИКТО И НЕ ОБЕЩАЛ! /

Однажды Роджер Тейлор потерял работу. Как? Вот как. Шел он по улице, сунул руку в карман — бац! Работу потерял! Вот ужас-то!

Роджер растерянно пошарил рукой в кармане.

Нащупал в нем огромную дырищу.

Поползал по тротуару.

Вернулся туда, откуда пришел.

Пригнувшись к самой земле, как страус, прошел весь путь от начала до конца (съев по дороге пару камешков).

Проверил все окружающие урны, но не нашел ничего интересного, кроме старого проездного на омнибус и чьего-то кошелька, битком набитого деньгами. Роджер рассеянно кинул кошель обратно в урну и долго, тщательно, озираясь по сторонам, прятал на своем щуплом теле заветный проездной. Неожиданно его окликнули. Окликнувший оказался человеком с милым и приветливым лицом.

— Здравствуйте, — кротко сказал мил-человек. — Не будет ли нескромным с моей стороны предположить, что вы потеряли работу? Не бойтесь, я не угадываю мысли.

«Угадал, сволочь», — с тоской подумал Роджер.

— Наверное, это будет для вас сюрпризом, — продолжил незнакомец, — но я знаю, где вам ее предложат!

— Ее нашли? — вскинулся Тейлор. — Где? Как? Кто посмел? Не зли меня! Убью!

— Видите во-он тот домик? — спросил мил-человек.

Роджер повернул голову и впрямь увидел домик — маленький, беленький, словом — на пищеблок похоже.

— Идите в этот дом, — ласково сказал мил-человек.

— Чего мне делать в пищеблоке? — неприязненно отозвался Роджер. — Я и готовить-то не умею. Только яичницу.

— Идите туда, — непререкаемым тоном повторил незнакомец. — Там вам дадут работу, накормят, обогреют, и попить дадут ему…

— Выпить? — и Роджер уже через секунду ломился в дверь маленького «пищеблока». Он лупил в дверь ногами и руками, но никто и не подумал его впускать.

— Чего ж ты врешь? — с укором сказал Роджер, поворачиваясь к незнакомцу. Но тот уже вовсю несся по улице, вздымая ногами пыль и дико хохоча.

— Господи, твоя воля, да почему же тогда ХРЮ! — это сказал Роджер, вновь повернувшись к двери. Он оказался лицом к лицу с существом. Оно фигурой напоминало птавва из ночных кошмаров Фредди (о них вы узнаете позже), а лицом — на то, что обычно лежит в миске после того, как туда через мясорубку провернут селедку с маслом, хлебом и солеными огурцами.

— Ну входи, раз пришел, — проскрипело существо.

— Да, мнем, но видите ли, в чем дело — дело в том, что по той простой причине… — затрещал Роджер, но исчадие, заметив, что Роджер уже собрался навострить лыжи, навострило уши, схватило его за шкирку и втащило в дом.

Роджер, вереща, проволокся за страшнючеством по всему дому, и, после того, как оно втолкнуло его в какой-то кабинет, принялся через дверь объяснять, что его не так поняли, что он просто зашел погреться, и узнать, не хотят ли тут пиццы, и что если хотят, то он сейчас же за ней сбегает, и что вообще так нельзя, и это произвол!!!

— Это поликлиника, милейший, — сухо сказало нечто серое, суясь в приоткрытую дверь.

— Да ну? А вы, наверное, злобный вивисектор с гантелей в авоське? — завизжал Тейлор. — Помогите! Меня хотят зарезати! Скрестить с пумой или с свиньею морскою!

— Да нет же, — проворчало существо. — Я — доктор. Это — стоматологическая поликлиника, если это тебе о чем-то говорит.

— Говорит, — слабо сказал Роджер. — Это Смерть со мною говорит. Вы хотите меня съесть, я это сразу понял.

— Я — самый лучший дантист в этом городе, — продолжал старик. — И мне нужен ученик. Ты — мой ученик?

— Нет! — закричал Роджер. — Я — свой ученик. Голова не тем занята. Учусь на биологическом, к тому же подрабатываю. Играю в группе. Создаю людям новое настроение.

— Торгуете телом? — уточнил старик.

— Чьим?

— Не моим же. Своим.

— Как?

— Пляшете на сцене?

— Нет. Сижу. Бью в тарелки. Смотрю на часы.

— А-а-а, — старик уселся прямо на голый пол и долго думал о чем-то страшном. Потом он поднял голову и глупо спросил:

— Так ты точно не мой ученик? Ко мне тут должен был зайти один…

— Ах, вон оно что! — Тейлор мигом вспомнил мил-человека. — Ну так я ему задам!

— А за неимением лучшего, — дед стал медленно подползать к Роджеру, — придется мне взять тебя в подмастерья.

— Это почему еще? — взвился Тейлор.

— Видишь ли, я очень-очень стар, — доверительно сообщил старик.

— Вижу, — недружелюбно сообщил Роджер. Пока шли переговоры, он уже успел хорошенько разглядеть докторишку. Выглядел старикан, как и подобает выглядеть представителю такой всеми уважаемой профессии — у него были маленькие злобные глазки, грязная козлиная бороденка, мятый и нестиранный года три халат, обильно залитый заскорузлой кровищей. Прибавьте ко всему прочему невероятно противный надтреснутый голос (смычком по пиле), и вы поймете, кого узрел перед собой Роджер.

— И мне нужен помощник, который может со временем занять мое место, — продолжил старец.

— Я бы с удовольствием, — промямлил Роджер. — Но позвольте…

— Не позволю, — отрезал старик.

— Простите, — заблеял Роджер.

— Не прощу, — и старик, схватив любимого ученика в охапку, швырнул его в кресло. Затем он прикрутил его цепями, чтоб не сбежал, откинул тряпку с каталки с инструментами, и продребезжал:

— Чтобы есть хлеб с маслом и солью, ты должен работать, как волк. Чтобы работать, как волк, ты должен работать не кем иным, как дантистом. Именно стоматологи — истинные санитары леса. Они прореживают ряды людей, безжалостно отсеивая чахлых, тщедушных и неспособных к активной выживаемости особей.

— А потом их куда девают? — пролепетал Роджер.

Дед-душитель подвигал бровями.

— Догадайся с трех раз, — предложил он.

Роджер зазвенел цепями.

— Я боюсь, что я с одного раза угадаю.

Старик заскакал перед скованным учеником, тряся перед его носом — своим.

— Именно-именно! И для того, чтобы смочь в дальнейшем приносить пациентам не только вред, но и пользу, ты должен на своей шкуре выдержать все, какие я только знаю, противные, мерзкие, скользкие, ужасные, страшные и ошеломляющие своей жестокостью ПЫТКИ!

— Пы! — выдохнул Роджер и стал остервенело рваться с кресла.

— А как же, — поджал плечи старик. — На чем держится сила и слава дантистов? Этих отважных работников сверла и зеркальца? Исключительно на возможности безнаказанно и даже за деньги пытать род человеческий!

И дедушка ласково позвенел чем-то в кармане.

— Что это за трупный звон? — позеленел Роджер.

— Конечно, это не мозговытаскивательный крючок, — склонил голову старик. — Он у меня в нагрудном кармашке. А это всего лишь распорка. Ты что — никогда не слышал о распорке?

— Откуда бы мне знать про распорку? — удивился Роджер. — К чему мне распорка? Я ими не увлекаюсь.

— Тем лучше, — подмигнул ужасным глазом дед. — Начнем прямо с практических занятий. Итак, распорка вставляется в рот пациента. Это делается так…

Он ловко прыгнул Роджеру на грудь. Тот распахнул пасть, чтобы как следует завопить, и…

Но теперь мы вынуждены немного отступить от темы, дабы рассказать немного про Фредди. Неужели вы не хотите послушать про Фредди? Нет? Ну хоть чуть-чуть! А? Хорошо, мы вся равно будем про него рассказывать. Можете и не читать, тогда не поймете ничего!

…Незадолго до того, как Роджер потерял работу, Фредди сидел в лавке и ожесточенно долбил гамму на стареньком рояле «Красный Октябрь». Инструмент он нашел на городской помойке, и в нем не хватало половины струн, трех ножек и крышки. Дэвид Боуи — человек несдержанный на язык и телодвижения и несколько недовольный тем, что Фредди своими упражнениями распугал ему всех клиентов — пришел к нему пожелать доброго утра и, чтобы уж сразу, приятного отдыха.

После его ухода Фредди долго лечил синяки старыми пятипенсовиками, а затем, нащупав языком во рту несколько оторванный от реальности зуб, мрачно решил, что надо бы его удалить. Он привязал зуб леской к дверной ручке и стал ждать. Через два часа Фредди разразился жалобами на то, что он никому не интересен, попытался отвязать леску, не смог, оторвал ручку от двери, запер лавку и поплелся в поликлинику, адрес коей ему любезно подсказал на улице первый встречный — очень милый и приятный человек…

…А тем временем где-то в поликлинике старик снимал с Роджера оковы.

— Это шутка была! — пояснял он неуверенно улыбающемуся ученику. — Что же вы, батенька, шуток не понимаете? Тоже мне, площадка молодняка!

Они с Роджером славно тяпнули винца, а потом сочинили на пару несколько объявлений и рекламных проспектов типа «Уникальная клиника с абсолютно безболезненным протезированием и вытачиванием новых зубов из старой слоновьей кости». Затем дед повесил на дверь табличку: «Меня здесь больше нету. Паяльник» и убежал расклеивать объявления. Роджер же уселся ждать клиентов, меланхолично протирая стерильные инструменты платком, отважно выдержавшим не один натиск его носа…

А тем временем Фредди, бредущий по улице со свисающей изо рта на леске дверной ручкой, заинтересовался бумажкой, висящей на телеграфном столбе. Надпись на оной гласила: «Дипломированный дантист Роджер Тейлор рад приветствовать вас в своей новой клинике. Приходите! Вам будут рады, обогреют и попить дадут ему!»

— Выпить! — подвигал бровями Фредди. — А кто предлагает-то, кто, любезные вы мои?!! Родику рассказать, что его тезка вытворяет, вот бы похохотал, байбак!

Со всех ног он кинулся по указанному адресу, но тут же был пойман за леску бывалым рыбарем Дэвидом Боуи.

— И вновь мы встретились, — голосом, не предвещающим сладостных секунд, выдал Дэвид.

— И опять не вовремя, — проворчал Фредди. — Пусти. За молоком иду.

— Не пущу, — строго сказал Боуи. — Ты отродясь молока не пил.

— А я кошкам, — защищался Фредди. — Пусти! За квасом иду.

— И не подумаю, — пообещал Дэвид. — Кошки квасу не пьют. Это у тебя что?

— Это леска, сам не видишь?

— А на ней чего?

— Ручка дверная, болван.

— Зачем?

— Гадай до трех раз, — рассердился Фредди. — Чтобы научиться летать? Неправильно. Чтобы поймать в силки Элтона Джона, пользуясь его слабостью к дверным ручкам? И опять неправильно. Чтобы удалить больной зуб? Вот теперь верно, вот теперь правильно, вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я. Не зря в народе говорят: дай Дэвиду Робертычу время подумать, и он всегда все отгадает! Пусти.

— А зачем тебе Элтон Джон?

— Какой еще Элтон? Не знаю никакого Джона!

— Ты говорил об Элтоне Джоне, — ледяным голосом изрек Боуи.

— Когда это? — поразился Фредди. — Вот это да! Я — говорил об Элтоне Джоне? Я говорил — об Элтоне, да еще и Джоне?!!

Боуи вместо ответа стал медленно подтаскивать к себе Фредди за леску.

— Говорю же — тебе послышалось! — заверил его Фредди. — Слушай же!

Дэвид прислушался — и действительно, услышал вдали чей-то пронзительный вопль: «Элтон Джо-он!».

— Ишь ты, — удивился Боуи и убежал в направлении крика. Фредди же решил, что хватит с него нежданных встреч. Он подошел к машине, стоящей неподалеку, сел в нее, включил зажигание, дал газ и поехал в клинику. Ехал он молча, с достоинством, и старался не замечать и даже не слышать дикие крики хозяина машины, который бежал за украденной собственностью несколько кварталов, прежде чем запутаться в ногах и грохнуться в грязную лужу.

Угонщик тем временем добрался до поликлиники, успев благополучно сбить по дороге Джона. Изучив надпись на коврике «Вытирайте ноги», он тщательно, как истый англичанин, привыкший делать то, что написано, вытер ноги ковриком, после чего оглянулся и написал гвоздем на косяке двери неприличное слово. Ну не мог он поступиться принципами — уж больно красив и нетронут был косяк!

Войдя в кабинет, он увидел подозрительно знакомую спину человека, который, стоя к нему этой самой спиной, аккуратно сверлил дырки в столе новенькой бормашиной. Обернувшись на стук, Роджер весело улыбнулся оторопевшему Фредди.

— Я вот тут с зубом к вам… — замялся Фред.

— Вижу, что не с носом, — подмигнул ему Роджер. — Садись, дорогой. Все сделаем.

— Сюда садиться? — показал пальцем Фредди.

— Сюда, сюда, — закивал Роджер. — И вот эту цепочку сверху накинь, пожалуйста.

— А ты уверен, что с моими кусалками все хорошо будет? — опасливо спросил Фредди.

— Друг мой, — нараспев сказал Роджер (при этом его пальцы ловко запирали все защелки и замочки на цепи), — известно ли вам, что в странах Востока, равно как и в других прочих странах, дантисты делятся на две категории — те, кто умеют грубо, просто-таки по-мясницки драть зубы, и те, кто умеет зубы лечить — культурно, почтенно и понятно. Вот тебе — что нужно сделать?

— Подлечить бы мне бы, — робко сказал Фредди. — Почтенно.

Роджер задумался. Фредди ждал, цокая коленками. Наконец Тейлор поднял голову. В его глазах горел азарт.

— Знаешь что? — заявил он. — Давай притворимся, будто я — тот самый дантист, который грубо дерет зубы? Чтобы ты мог сравнить качество работы.

— Да я примерно представляю себе, — пропищал Фредди, — как это будет. Не надо. Лучше сделай мне хорошо.

— Обязательно, — пообещал Роджер, прыгая к Фредди на грудь. Он схватил с каталки самые ужасные клещи, невзирая на мычание Фредди, всунул их к нему в рот, ухватил там что-то и принялся яростно тащить. Фредди гудел и махал руками.

— В чем дело? — раздраженно сказал Тейлор, вытаскивая клещи и вытирая их об край халата. — Не отвлекайте дантиста разговорами в движении. Чего тебе? Говори скорее. Языка нет, что ли?

— Пока еще есть, — сварливо сказал Фредди, высовывая язык, продавленный клещами в двух местах. — Еще чуть-чуть, и быть бы мне ящуркой.

— Значит, не успел, — вздохнул Роджер. — Ничего, и в нашей трудной работе бывают досадные промахи.

Он смущенно покряхтел и отправился выбирать инструменты. Фредди же тем временем отчаянно пытался освободиться и расшатывал цепи. Когда ему частично удалось освободиться от оков, он не смог сдержать ужасной ухмылки, обещающей дантисту медленную и мучительную…

— О! — это вернулся Роджер. — Да у тебя просто восхитительные передние зубы! Но они, как бы это поделикатнее выразиться, немного не в фокусе. Дай я тебе их вырву!

— Не дам, — сумрачно сказал Фредди. — Это семейная реликвия.

— Понятно, — согласился Роджер, — зубы тебе дороги, как память?

— Нет, — покачал головой Фредди. — зубы мне дороги, как зубы. Я ими ем. Нельзя их меня лишать. Они захиреют!

— Они ж молочные, — неожиданно сказал Роджер, вглядывавшийся в зубы все это время.

Фредди передернуло.

— С детства не терплю молоко, — сообщил он и сделал старое лицо.

— Ну, так что — вперед? — обрадовался Роджер и потер руки.

— Я тебе сейчас так дам «вперед», — пообещал Фредди. — Мама не признает.

— Мама всегда узнает своего малыша, — убежденно сказал Роджер. Фредди мигом представил себе Роджера в ползунках и слюнявке, и дико расхохотался.

Тут в дверь постучали, и вошел Паяльник.

— А, — сказал он, завидя сцену у кресла. — С первым клиентом вас, юноша! Я тут за барахлишком, — и он прошел в комнату.

— Это мой ночной кошмар, — сообщил шепотом Фредди. — Я его узнал.

— Это мой наставник, — отозвался так же шепотом Роджер. — Я ему благодарен, кормильцу моему семибатюшному!

В это время семибатюшный издал из комнаты такой вопль-вой-крик-лязг, что Фредди сорвался с кресла и помчался узнать (он всегда хотел быть первым и в курсе). За ним побежал и Роджер. Об увиденной ими картине — Джоне на полу и с челюстями — мы уже рассказывали выше.

…Когда все счастливым образом разъяснилось, Паяльник надавал всем по ушам и ушел. Роджер тут же начал посвящать собравшихся в таинства своей новой работы, Фредди рассказал о своей новой машине, а Джон попросился в группу, и ему не было отказано. И тут, как в плохих комедиях положений, опять раздался стук в дверь.

— О, новый клиент! — радостно крикнул Фредди и первым бросился к двери, которая неожиданно распахнулась ему навстречу и вышибла тот самый больной зуб. Фредди же, вместо того, чтобы пасть ниц и возблагодарить, схватил вошедшего за уши и швырнул в кресло. Роджер мигом накинул на него цепи, потом схватил клещи, Фредди — вручил распорку, а Джону досталось зеркальце. Втроем они стали окружать несчастного, который, проморгавшись, завопил:

— Мужики! Не надо! Я же свой!

И все узнали в нем Брайана! Но отпускать не спешили.

— Нет, — сказал Фредди, выразительно подмигивая Роджеру. — Ты не Брайан.

— Кто же ты? — выразительно подмигивая Джону, спросил Роджер. — Может, шпиен?

— Не, пацаны, — сказал Джон, выразительно подмигивая Брайану. — Этот чувак учится в Королевском колледже. Я там его видел — вместе с вами, кстати.

— Осел, — сказали хором Фредди и Роджер и стали гадать сами, уже без помощи Джона.

— По крайнему моему разумению, он очень похож на ощипанного птавва, — уверенно сказал Фредди, угрожающе размахивая распоркой.

— А еще больше — на вислоухого скрутагуббе, — подхватил Роджер, подщелкивая в ритм клещами.

— Я же за вами! — посинел от страха Мэй. — Репетиция же! Ждет.

— Подождет, — свирепо заявил Роджер. — Не курица.

— Точно, — поддакнул Фредди. — Не курица. Это мы ждать не можем.

Брайан подумал — и издал леденящий душу КРИК.

— Погоди, — встрепенулся Фредди. — Как ты сказал? Репетиция?

— Ну да, — прохныкал Брайан. — Я договорился в звукозаписи. Если только басиста найдете, сказали, так приходите, а только без басмена вам тут делать нечего.

Все, как один, посмотрели на забытого в уголке Джона. Тот стал медленно раздуваться от гордости.

— Так басист, значит? — уточнил Фредди.

— Он самый, хе, — довольно пропыхтел Джон.

— Как звать? — продолжил допрос Роджер.

— Диконы мы, из Лестера, — пыхнул Джон. — Я — Джон.

— Ясно, — сказал Фредди, критически оглядывая басиста. Тот тоже стал потихоньку сомневаться.

— Ну, что, что? — заверещал он. — Не подхожу вам? Так и скажите, коль не подхожу, чего мучить? Лучше пусть горькая — но правда!

— Подходит? — поднял бровь Фредди.

— Ну, вроде как, типа того, с пивом покатит, — горячо согласились остальные.

— Ладно, берем, — сжалился Фредди. — Гитару-то знаешь как держать?

— Вот как, — показал Джон. Фредди тут же ощетинился.

— Опять? — заорал он, раздувая ноздри.

— Это я так гитару держу! — обиженно крикнул Дикон.

— А мне что-то сдается, — хмуро сказал Фредди, — что ты меня унизить хочешь.

Джон уныло обвис.

— Да! — крикнул вдруг Фредди. — Я готов унизиться ради репетиции и будущего процветания моего, а равно и вас троих. Ура! Да здравствует наша группа! Джон, отныне ты — наш басист!

— Спасибо, Шняжка! — с чувством сказал Джон.

В общем, репетиция в тот день так и не состоялась. Но начало было положено, а это, согласитесь, немало! Да и в больнице Джон недолго полежал, так что все к лучшему!

/ — картинка №14 — / ПРО ПТАВВОВ, или СЛАДКАЯ СКАЗКА /

Однажды Брайан все-таки пересилил свою лень величиной с кенгуру и пошел за покупками. На ту беду повстречался ему Фредди, который сразу же стал выть и ныть, просясь с ним. Брайан, скрепя зубы, согласился. Чернее самого черного, мерил он шагами пространство супермаркета, а за ним весело щебеча, семенил Фредди. Почти у каждого прилавка он замирал, потом начинал медленно трястись, поднимал руку с указующим перстом, уставлял оный в какую-нибудь самую безобразную вещь, и непререкаемым тоном заявлял:

— Это вот купи.

Как уже указывалось, предметы были сущеглупые, как-то: китайские палочки для еды, вышитое гладью сиденье для унитаза, чучело омара в масштабе 1 к 50, или фанерная рамочка под фотографию. Последнюю Брайан все же купил, но с условием, что Фредди вставит туда его фото и повесит на самом видном месте в доме. Фредди в кровавом угаре согласился. Наконец Мэй закупился-затоварился и направился к выходу, но тут его догнал тоскливый, полный невыносимой муки вопль Фредди:

— Это вот К-УП-ПИ-И-И!!!

Брайан подбежал к нему, схватил за руку и поволок к выходу. Фредди сучил ногами, упирался и кричал:

— Хочу книжку про птаввов! Купи книжку «Мир птаввов»! Купи-и-а-а-а-а!!!

— Ну что же вы маленьких обижаете, — подошел на крик продавец. — Как нехорошо! Ну купите вы ему эту книжку.

— Кто тут маленький? — ощетинился Фредди и так толкнул продавца в грудь, что несчастный повалил две стойки с джемом, сам упал, да еще сверху на него грохнулась антресоль с велосипедами.

— У меня нет денег, — тащил Фредди к выходу Мэй.

— У кого нет денег? — возопил Фредди. — У тебя кошелек толще, чем я! Желаю книг! Пусти, Брай! Я хочу!

— Это плохая книжка, — поучал на бегу Брайан. — Пойдем, я тебе хорошую книгу куплю — про волков.

— Пошел ты со своими волками! — буянил Фред. — Ты сам — волк! Не знаешь, что хаешь! Ты читал про птаввов?

— А вот и читал! — запальчиво ответил Брайан — и понял, что попался. Фредди тут же отпустил его руку, поджал живот и кротко посмотрел на Мэя.

— Тогда, — сказал он, — я не буду больше ничего выпрашивать.

— Слава! Слава! — прокричал Мэй. — Наконец-то ты от меня отстал, резус.

— Но! — поднял палец Фредди. — Ты мне купишь мороженое, попкорн, шнурки, сладкую вату, новый горшок под традесканцию, покатаешь на омнибусе, возьмешь меня к себе ночевать и расскажешь на ночь про птаввов. Приставать не буду — только птаввы, честно. Да и одеяло заодно подоткнешь. Как?

— Так, — сказал Брайан и упер руки в боки, но, увидя, что Фредди вновь разевает рот для очередной серии дьявольских трелей, на все согласился.

После всех развлечений друзья все же добрались до дома. Фредди, перемазанный до ушей вкусностями, сложил покупки в угол и накрыл их новым плащом Брайана. Сам же Мэй аккуратно разложил свои приобретения по полкам и холодильнику, после чего отправился стелить постель постояльцу. Фредди же в это время расхаживал по Браевой гостиной и издевался над картинами, висевшими на стенах и изображавшими Браевых предков.

— Ей-Богу, вот этот похож на голотурию! — смеялся Фредди, тыкая пальцем в очередного прапрапрадедушку. Дед строго смотрел на него с картины, но ничего сказать не мог.

Да и Мэй ничего сказать не мог — он постель стелил. Но в ярость тем не менее потихоньку приходил. И вот, когда Мэй уже окончательно взвинтился, вся его ярость разом улетучилась при виде щенячьих глаз Фредди, который нырнул под одеяло и, уставившись на Мэя, кротко сказал:

— Итак, вернемся к нашим птаввам?

Брайан уселся в кресло, укутал ноги пледом и принялся думать — как бы поудачнее соврать (если еще учесть тот факт, что врал Мэй из рук вон плохо). Фредди нетерпеливо издал несколько клекочущих звуков, давая понять, что пора начинать рассказ. Брайан вздохнул и ужасно сморщил лоб. Потом вздохнул и начал рассказывать (уверенно, как ему самому показалось):

— Птаввы сродни совам. Совы — это птицы, птицы — это птахи, вместе получаются птаввы. Это как бумажник, раскроешь — а там два отделения.

Брайан робко покосился на Фредди.

— Угу, угу, — благосклонно покивал тот. — Про бумажник — это хорошо.

Мэй приободрился и уверенно продолжил:

— Именно поэтому, и ни по какой другой причине, всех птаввов кличут Саввами, а птаввих — Савами. Малышей же, соответственно, Савелиями и Сопилками. Более жалкое зрелище, чем птаввы, трудно себе представить. Ходят они в старых серых балахонах, говорить не умеют вовсе, а только хрипло и громко кричат. Вот так…

И Брайан показал — как. Фредди в ужасе спрятался под одеяло. Брайан же продолжал, причем голос его становился все мрачнее и хриплее:

— Вот именно так они и кричат, да. Когда птаввы сидят в гнезде, они угрюмы и злы, а поскольку с гнезд они могут слезать только по вторникам, они угрюмы и злы всегда. В лунные ночи (если те выпадают на вторник) птаввы собираются в круг и пляшут, а если не пляшут, то вопят в гнездах — это они так поют, а если не пляшут и не поют, то спят. Питаются птаввы преимущественно свежим сыром и старым салом. Откуда берутся маленькие Савелии и Сопилки, я не знаю. Берутся откуда-то, вот и все. Может, их приносит какой-нибудь птаввиный аист.

Фредди зевнул во всю свою хищную пасть и сказал деловито:

— Ладно, я спать буду. Действительно, поганая книжка про тухлых птаввов.

И он улегся поудобнее, оставив Мэя гадать — похвалили его или же облили грязью. Пожав плечами, Мэй ушел дрыхнуть в свою комнату.

Фредди уже спал, и ему снились птаввы. Странные это были птицы — с кургузыми телами, тонкими жилистыми ногами, длинными сморщенными розовыми шеями и тупоклювыми, как у фламинго, головами. Они медленно кружились в бледном свете луны (не забывая поглядывать на календарь), и хрипло и страшно кричали, заставляя Фредди тревожно жужжать во сне.

Брайан, проснувшись, долго бегал по дому с мухобойкой в поисках источника зуда. Обретя искомый в лице Фредди, Брайан сочувственно покачал головой и сунул себе в уши вату. Шум прекратился. Мэй удовлетворенно потопал ногами и похлопал в ладоши. Шум прекратился совсем, потому что Фредди проснулся и долго не мог понять, почему продолжается сон — некое голенастое существо в белой ночной рубашке отплясывает у него перед носом. Наконец до него дошло, что это пляшет Брайан, а вовсе никакой не птавв. Успокоившись, Фредди снова уснул и зажужжал. А Брайан, натанцевавшись, вдруг осознал, что танцем он разбудил одну из важнейших функций своего организма, и опрометью кинулся в туалет, путаясь в ночнушке.

Какова же была его ярость, когда он обнаружил на стене собственного санузла собственную фотографию — в рамочке и с трогательной надписью: «Моему лучшему другу Брайану — обладателю самого длинного языка на Диком Западе!». Брайан даже забыл, зачем приходил — он подобрал юбки и решительным шагом направился к дивану. Через минуту жужжание прекратилось и сменилось менее аппетитными звуками — как будто кому-то долго и с наслаждением прыгают на живот, а этот самый кто-то… Да. Не стоит об этом. Нет, право же, не нужно…

/ — картинка №15 — / ОБ ОДНОМ БАКАЛАВРЕ, или ЗОЛОТОЙ ЖУК И ГЕОМЕТРЫ /

Однажды один наш хороший знакомый (нет, не Александр Ф. Скляр, мы его и не знаем вовсе) вышел из Империал-колледжа (вот видите! чего бы это Скляру делать в Империал-колледже?), и медленно и важно пошел по улице. На нем была мантия, парик, поверх его обычного парика — еще один, белый и завитой буклями, а поверх второго парика — квадратная шапочка с кисточкой. В руках же он держал свиток со свешивающейся на шнурочке сургучной печатью.

А теперь угадайте — кто же это был и почему он так странно выглядел?

Да нет же, Александр Ф. Скляр никогда не носил париков!

Это же Брайан окончил колледж, вот чего! И шел он себе, пока не наткнулся на Фредди, который сидел на тротуаре и чистил ногти зубной щеткой фирмы «Пеликан».

— Ты только посмотри! — завопил Фредди, увидя знакомца, и даже щетку отбросил. — Это кто же у нас такой красивенький? Это кто же у нас такой носатенький? И что это у нас на голове такое беленькое? Ой! Седая прядка? После тяжкой защиты диплома? Жаль! Жаль! Жалко мне!

— Это парик, — отрезал Мэй. — Что же ты жужжишь?

— А в парике твоем — искусственная седка! — принялся складывать стих Фредди. — Классно! Я себе тоже такой сделаю. Солидно.

— Это не мой, а другой парик, — терпеливо объяснил другу Брайан. — Это значит, что я теперь бакалавр!

Фредди склонил голову и, прищурившись, поглядел на Мэя.

— Ты же читать не умеешь, — сказал он, подумав.

— Ну и чего? — нахмурился Мэй.

— И пишешь с трудом, — продолжил Фредди.

— Я не понимаю, — начал сердиться Мэй.

— А уж про то, сколько у тебя книг в шкафу, я вообще молчу. Три! «Английские народные сказки», «Энциклопедия настоящих мальчиков» и «Как стать миллионером», да и ту я тебе на день рождения подарил.

— Это не ваше дело, не ваше дело, — протараторил Мэй. — Зато меня отметил сам профессор Дэвид Бом!

— И на что же мы теперь сподвигнемся? — жуя губами, критически спросил Фредди.

— Я собираюсь стать ученым-физиком! — отозвался Брайан с оттенком гордости. — Для начала напишу диссертацию про излучения.

Фредди это заявление повергло в состояние шока. Он застыл с откляченной губой и с выражением типа «ну вы, блин, даете!» в глазах. Мэй ждал, необычайно напыжившись.

— Лжа весь твой свиток! — неожиданно отрезал Фредди.

— Какая же лжа, если на нем и печать имеется! — обидчиво надул губы Мэй. — На, смотри!

Фредди посмотрел. Действительно, на шнурочке болталась печать в виде жука золотого цвета.

— Да это же он! — взревел Фредди. — Золотой Жук! Я его узнал!

— Какой еще жук? — пропищал Мэй.

— Уйди от меня, — Фредди уже рвался куда-то бежать. — Книжки надо читать! Научные! Эдгар Поуэ — слышал?

И он убежал. Брайан некоторое время озадаченно смотрел ему вслед, а потом еще раз поглядел на печать.

— Не слышал, — сказал он вернувшемуся Фредди, который, пыхтя, тащил на спине рюкзак, а в руках — лопату, кирку и чайник.

— Что ты не слышал, мне некогда, — просипел Фред.

— Про Эдгара твоего.

— Чего там слышать, их читать надо, — кряхтел Фредди, пытаясь прицепить чайник на кирку. — Эдгар Поуэ, Стивенсоуз, Вилкин Коля — большие люди. Вот и жучок кстати. По-озволь, — и он, аккуратно срезав шнурок с жуком концом лопаты, забрал его и ушел. Брайан, как Ярославна, стоял, умоляюще протянув руки в ту сторону, куда ушел Фредди.

Стоял он так около часа, и вскоре узрел на горизонте возвращавшегося Фредди. Был тот весь в синяках, ужасно перемазанный землей, с обломком лопаты, куском кирки, без чайника, и приближался неумолимо, как ревизия. Мрачно покрутив жука на шнурке, он треснул им Мэя по голове.

— Барахло твой жук, — сухо сказал он. — И ты с ним заодно. Нету там ничего.

— А где ты копал? — полюбопытствовал Мэй. Фредди пустился в долгие объяснения, из которых Мэй понял только что-то про дерево, череп, никогда не дающуюся Фредди математику и какого-то козла.

— Не козла, а козленка, — буркнул Фредди.

— И что? — Мэя обуревала жажда все знать. — Пусто там?

— Пусто у тебя в башке, — с отвращением произнес Фредди и ушел.

Брайан почему-то гадко хихикнул и отправился домой. Но буквально у самого порога его ждало оглушительное известие. Он провалился в огромную яму, в которой валялся обломок лопаты и кусок кирки — именно об него и треснулся башкой Мэй, временно оглохнув.

— Где я? — робко спросил Мэй.

Ему никто не ответил, зато по шее съездили. Обернувшись, Брайан увидел Дэвида Боуи, который, делая зверское лицо, что-то яростно говорил ему, приправляя свои слова страшными жестами.

— Мне больно, — сказал Брайан. — Я голову ушиб. Помоги вылезти, не будь свиньей!

По характерной мимике Дэвида Мэй понял, что ему хотят дать понять, что сам он свинья, да к тому же шакал, сын шакала, и бабушка у него была гиеной.

— Сам ты злодей, — сердито сказал Мэй. — Я же в яму-то упал, не ты! И говори громче, я контужен.

Боуи проорал ему (и был услышан), что вовсе это Брайан свалился на него, Дэвида, и что он, Дэвид-то, сейчас ему как наподдаст! Поэтому Мэй не стал долго думать и быстро-быстро уполз назад к свету. Боуи же, прокричав ему вслед напутственное слово, взрезал ногами и руками землю и вгрызся вглубь. Спустя две секунды только забытый ботинок и слюни на стенах напоминали, что здесь кто-то был и страшно ругался.

На следующий день Брайан отправился на свою новую работу — в школу. Он приветливо поздоровался с учениками, в ответ на что класс стал дико хохотать. Сделав вид, что ничего не заметил, Брайан стал увлеченно рассказывать о науке геометрии. Класс веселился все больше и больше. Брайан разозлился.

— Кто зачинщик? — взревел он, щелкая зубами. — Вон из класса!

— Щаз, — сказали ему, и из-за последней парты нехотя и лениво вытянул свое тулово Фредди. Мэй опешил, а Фредди, показывая на него пальцем, триумфально заявил:

— Вот, братцы мои, это и есть ваш новый, не побоюсь этого слова, педагог! Вы уже многое о нем знаете из моей вступительной речи, но одного я вам не сказал! Он мой лучший друг!

Брайан расцвел, как иерихонская роза. А Фредди продолжал:

— Однако, хоть Брай мне друг, но истина дороже! Какого черта, дети, он сунулся в математику, если нифига в ней не понимает? Таких неучей и бездарностей прямо поискать!

— Ну и веди урок сам, — обиделся Мэй, — Тоже мне — уч и дарность!

— И буду! — уверенно откликнулся Фредди. — Детишечки! Вот вам теорема Пифагора! Почему она так называется? Потому что ее придумал один дядька по имени Пифагор. Фамилии его никто не знает, что еще раз доказывает, какая глупая наука математика!

Брайан гневно раздувал ноздри, но в ход урока не вмешивался. А Фредди, вдохновенно размахивая указкой, продолжал:

— И вот этот самый Пифагор придумал теорему. Это такая штука, с помощью которой можно чего-нибудь решить. Задачу там. Но вот в чем фишка — ее ведь тоже можно доказывать! Чем с успехом занимаются математики всего мира! Вместо того чтобы ехать на поля, садить картошку и злаковые! Стыд! Так, не отвлекаемся, не отвлекаемся. Итак, для решения теоремы этого, с позволения сказать, Пифагора существует целая куча методов! Вот, к примеру, — и он, стащив штаны, мигом приколотил их гвоздями к доске, а потом, мило улыбнувшись Брайану, с которого он, собственно, и стащил эти штаны, гордо сказал:

— Пифагоровы штаны во все стороны равны!

— Это штаны господина учителя, — неуверенно сказал один ученик. Фредди замолчал, пойманный врасплох.

— Я вас на секундочку перебью, коллега, — язвительно сказал Мэй и, взяв указку, в два счета объяснил классу теорему Пифагора.

— Если бы меня все время не перебивали, — напыжившись, ответил на это Фредди, — я сам бы все рассказал! Я же знаю. Это ты — глуп, как пуп.

Затем Фредди вытащил из кармана гвоздодер, наковырял паркета и прибил его к доске, прямо поверх штанов Мэя. Потом он показал на доски на доске и во всеуслышание заявил:

— Метод «укладки паркета»!

Затем он составил три стула один на другой, сел сверху и еще ухитрился наклонить все громоздкое сооружение на одну ножку.

— «Стул невесты»! — заорал он, с грохотом падая на пол.

Брайан, совершенно злой на друга за разорение классной комнаты, схватил Фредди за шкирку и вознамерился выкинуть вон, но Фредди отстранился и вышел в окно.

Окно находилось на первом этаже, и Фредди не ушибся, а напротив, ему даже очень понравилось. Теперь он повадился ходить по школам, проводить там уроки, а потом выходить в окна. Однажды он набился читать лекцию в Академию Наук, а потом, спасаясь от разъяренных академиков, которых он публично высмеял за их козлиные бороды и попугаичьи галстуки, опять-таки выскочил в окно.

И каково же было его удивление, когда он заметил, что окно-то находилось далеко-о не на первом этаже! Со свистом летя к земле, Фредди увидел стоящего внизу с разинутым ртом Брайана.

— Рот закрой, я падаю! — крикнул Фредди.

Мэй рот закрыл, но подло отскочил, подставив вместо себя Дэвида Боуи. На это раз Боуи несколько не повезло — он сломал ключицу и рассек бровь Брайану, который не успел увернуться от удара тяжкой длани Дэвида. А Буй вдобавок держал в руке обломок кирки, который нашел в яме и хотел вернуть хозяину.

Фредди еще долго ходил к Дэвиду в больницу, принося передачи — лимоны и землянику. Боуи швырялся в него лимонами (и только ими — какой дурак не ест земляники?), и тем самым отлично разработал мышцы. И ключица быстро срослась. И у Мэя бровь выросла новенькая, чистая, шелковистая. И все кончилось хорошо.

/ — картинка №16 — / РАЗВЛЕЧЕНИЯ, или УВОЛИЛИ! /

Однажды нас часто спрашивали, чем же занимались друзья в то время, когда не репетировали, не учительствовали в школе или не гоняли на машинах, как сумасшедшие, сбивая горы пустых ящиков и киоски «Велбритпечати»? Ну вот мы вам сейчас кое-что об этом расскажем.

Однажды Роджер шел по улице (пешком, потому как машину он недавно разбил об особо твердый киоск «Велбритпечати»), и развлекался. Развлечение его состояло в следующем — он внезапно подкрадывался к кому-нибудь сзади и громко рявкал в ухо несчастному:

— АГА-А! Попался, носорог!

Естественно, что многие пугались, кое-кто даже пытался дать дуба, но Роджер, будучи врачом, быстренько его спасал, что тоже входило в арсенал развлечений — когда было особенно скучно, Роджер шел и кого-нибудь лечил, невзирая.

Так вот, однажды Роджер был очень удивлен, когда очередная жертва позвала полицию, и его — на тебе, пожалуйста — в кутузку! На суде Роджер решил позабавиться в последний раз. Он перепрыгнул через скамью подсудимых, влез на стол к судье и завопил:

— АГА-А! Попался, носорог!

В результате этой невинной шалости одиннадцать присяжных в знак протеста упали в обморок, а судья вместе с оставшимся присяжным (очевидно, тоже в знак протеста) сошли с ума и полезли вдвоем на одну люстру, активно подсаживая друг друга. Роджер же довольно ухмыльнулся и пошел домой.

А Фредди с Джоном в это время тоже гуляли. Когда они проходили мимо какого-то забора, Фредди не пришло в голову ничего лучшего, как взять и выломать ногой доску. Этой доской он тут же треснул по башке собаку, которая гавкнула на него из-за забора, а потом и хозяина, который прибежал на помощь собаке. Джон тем временем через пролом забрался в сад и натряс там полный подол мелких желтых слив. Фредди же внял уговорам и доску выбросил, попав прямо по жене хозяина, которая прибежала на шум. Вдвоем с Джоном они уложили пострадавших в ряд, и только собрались было свалить, как прибежал полисмен (вызванный ранее хозяйкой), яростно дудя в свисток. Фредди это, прямо скажем, не пришлось по душе. Он ушел, оставив Джона разбираться с властями. Однако ушел он недалеко, а, просто обойдя вокруг квартала, зашел полисмену со спины и так съездил ему по шее, что страж закона упал прямо в навозную кучу. Навоз был теплый, и полисмену это понравилось. Он так и сказал — нравится мне, мол. По крайней мере, Фредди утверждал, что слышал именно эти слова.

Друзья, брезгливо морщась, обошли кучу с полисменом и пошли дальше. По дороге они решили зайти в школу к Мэю. Каково же было их удивление, когда они увидели на школьном дворе Брайана, который, сидя в песочнице, изо всех сил лупил ведерком и совком какого-то дядечку со строгими глазами!

Произошло же вот что. Накануне Брайан напился холодного кумыса. Что-что, заболел, вот что! Пылая от жара, пришел он наутро в школу и принялся вместо синусов и косинусов с увлечением рассказывать ученикам о бобрах, и о том, как следует на них охотиться с помощью простого будильника, веревки и мусорного ведра — обязательно с дыркой!

Зашедшего на огонек директора школы Брайан, строящий хатку из стульев, так впечатлил, что дир пошел на двор, сел там в песочницу и затеял печь куличики. Брайана взяли завидки, он протрубил перемену и побежал чистить директору лицо за кривые куличи. Финал этой сцены и увидели наши друзья, подходя к школе. Фредди тут же включился в игру. Он напек директору столько куличиков, что тот, попискивая, уполз в свой кабинет в поисках свинцовых примочек.

На следующий день, придя в себя и все припомнив, директор, мстительно хохоча, взял да и уволил Брайана с работы! Прямо после крупного разговора Брайан отправился добаливать, а потом, когда выздоровел, устроился в пожарную часть каской №2 — держать шланг, чтобы тот не унесло напором воды. Вот и все.

/ — картинка №17 — / ИСТОРИЯ, или О БЕЛОЧКЕ /

Однажды Брайан пошел прогуляться в лес. Он шел по тропинке, дышал полной грудью, ласково улыбался птичкам, подмигивал букашкам и плакал от счастья при виде смешно насевших друг на друга зайчиков. И тут ему на глаза попалось дерево. Но не просто дерево, а с дуплом.

— Там, наверное, живет белочка! — нежно сказал Брайан. — Маленькая рыжехвостенькая белочка, которая натаскала в дупло орешков, и теперь спит, свернувшись в клубочек и укрывшись пушистым хвостиком!

Потом он подумал, и сказал еще кое-что:

— А ведь я никогда не видел белочек! Особенно спящих!

Потом подумал еще немного, и сказал уже напоследок:

— Надо влезть и посмотреть. Душа естествоиспытника и юного натурала толкает меня на подобный шаг!

Засмеявшись от радости, что он так легко пришел в согласие с самим собой, Брайан пополз вверх по стволу. Уже добравшись до самого дупла, Мэй вдруг остановился — он услышал доносящийся из него богатырский храп.

— Спит! — расплылся в улыбке Мэй. — Хорошая какая!

И он храбро сунул голову в дупло. Храп тут же прекратился, и кто-то, словно клещами, сдавил Брайану нос.

— Ыть! Одбуздиде бой доз! — прохныкал Мэй, суча ногами.

Хватка ослабла, и Мэй чуть не сорвался. Еле-еле пристроившись на ветке, он стал ощупывать и проверять на обоняние свой отросток. А из дупла тем временем показалось злое и заспанное лицо Фредди.

— Надобно ж беде случиться! — сварливо сказал он. — А я к тебе домой ночью влезу и буду своим носом тебе в харю тыкать — приятно тебе будет?

Брайан сопел и тер нос.

— Чего ты тут забыл? — уже совсем успокоившись, спросил у него Фредди.

— Я хотел посмотреть на белочку, — плаксиво отозвался Мэй.

— Какую еще белочку? — поразился Фредди. — Ты на дупло-то глянь! Тут рысь жила, а не белочка! У тебя у самого не белочка, случаем?

— Но я же люблю белочек, — Брайан уже утирал слезы, — И хотел посмотреть на нее, как она натаскала в дупло.. орешков.. и теперь.. сла-адко-о спи-и-ит!

И Брайан заревел в голос, жалея себя и свой дух естествонатурала.

— А в дупле оказался я, вот потеха! — расхохотался Фредди.

Оказался же он там по одной простой причине — накануне он вдрызг разругался с Элтоном Джоном, когда они делили клад, найденный в тумбочке у Роджера.

Но уж не думаете ли вы, что Фредди, коего обделил злой и жадный Элтон, заплакал от обиды, и ушел в лес, и в дупло залез, и еще немного поплакал, и, наконец, уснул? ХА!

Так бы сделал Брайан, но уж никак не Фредди. Фредди-то что сделал? Он с ревом погнался за Элтоном, который и вправду его обделил, на окраину района. Зачем? Потому что Элтон как раз там и жил в то время, у черта на рогах, да еще и за лесом.

Вот так и бежали они. Элтон иногда оборачивался и швырял Фредди пенс, после чего прибавлял ходу. Фредди был не гордый и деньги подбирал, после чего тоже прибавлял ходу, но Элтона все равно не догнал. А тот тем временем прибежал домой, запер дверь, заложил ее дубовым засовом, дождался, пока Фредди подбежит поближе, и стал лить на него воду из окна. Фред, ругаясь и отплевываясь, отскочил на безопасное расстояние, но Элтон стал швырять в него сырыми яйцами. Фредди отбежал уже совсем далеко. Но не настолько, чтобы не видеть, как Элтон кажет ему язык и кривляется в окне.

Фредди обежал вокруг дома, подобрался к двери и вежливо постучал. Дверь треснула, но не открылась. Зато подлый Элтон принялся брызгать в него из спринцовки газировкой с сиропом. Липкий и злой Фредди еще немного побесновался под дверью, а потом все же пошел домой.

Но, так как уже наступил вечер, он без труда смог заблудиться. Проблукав по лесу три часа, Фредди нашел дерево с дуплом и изгнал из него прикорнувшую было там рысь, потому что липкий, злой и вдобавок заплутавший Фредди даже злого представителя семейства кошачьих выведет из терпения. Помяв остатки шерсти вылинявшей со страху рыси, Фред уютно устроился и уснул. Утром же его разбудил бесцеремонный тычок носа Брайана…

Фредди наконец отсмеялся и теперь, зловеще шевеля ушами, вынул из кармана пилу и стал отпиливать сук, на котором, дрожа, стоял на одной ноге Брайан.

Сук обломился.

Брайан упал.

Падая, Мэю удалось ухватить Фредди за пилу, и они вчетвером (вместе с суком и пилой) упали на землю. Фредди вскочил, уронил пилу, схватил сук, и, потрясая им, кинулся вдогонку за Брайаном, который уже давно несся по лесу, как пугливая лань, виртуозно огибая деревья и скача через кусты. Фредди чесал за ним во все лопатки, внутри плача от радости, что хоть кто-то, пусть даже это будет Брайан, выведет его наконец из этого проклятого леса!

Вскоре вдалеке забрезжил свет и показались витрины Оксфорд-стрит. Фредди запустил палкой в друга, попал ему в спину, и Мэй с хрустом повалился на землю. Подбежав к нему, Фредди снял с него куртку, пояснив: «Замерз я, сочтемся пожже», и пошел домой. Брайан же со стоном поднялся и, кутаясь в галстук, потащился к себе, раз и навсегда заказав себе когда-либо еще спасать заблудившихся Фредди!

Судьба же его куртки была длинна и обильна — Фредди через двенадцать лет вернул ее хозяину. Брайан принял подарок с благодарностью, преданно смотрел другу в глаза и держал его за руку, а потом еще долго всем хвастался: «Представляете, Фредди отдал мне свою собственную куртку! Что? Сам ты врун! Пошел отсюда, а то как заеду щас!» — ну и так далее, примерно в том же духе.

/ — картинка №18 — / ПЕРВЫЙ КОНТРАКТ, или ЛЮРЕКС — ЭТО НЕ ТКАНЬ! /

Однажды Фредди ворвался в студию, где его друзья мирно тренькали кто во что горазд — чрезвычайно, на взгляд Фредди, жалко и пусто, — и закричал: