В тот день я припозднился на работе. Эта клуша-бухгалтерша опять в рабочее время сидела на непотребных сайтах, опять кликнула на баннер, который не следовало задевать, опять нечаянно загрузила что-то нехорошее и едва не повалила всю компьютерную сеть нашей могучей корпорации. До паралича всех систем дело не дошло исключительно благодаря моим героическим усилиям. Я два часа сидел по уши в BIOS-е, в итоге система воспряла, но я ещё час с умным видом «гонял вирусы». Отчего бы не погонять, когда ты — единственный айтишник в офисе, а для начальника вершиной компьютерной грамотности является самостоятельная установка и удаление пользовательских программ! В общем, я удостоился похвалы высшего начальства («Ох, Антон, что бы мы без тебя делали!» — произносится с нотками тревоги и признательности), и на всякий случай запланировал небольшую компьютерную катастрофу через три месяца. Чтобы не расслаблялись.
Потом ещё были разные мелкие дела, да и дорога от офиса до нашего Новогадюкино-Западное занимает почти два часа, так что домой я приехал в десятом часу вечера. Было совсем светло — как-никак, середина июня. И всё равно я не узнал её, пока она меня не окликнула.
— Хаю-хай, Грендель!
Она сидела по-турецки на скамейке возле подъезда и улыбалась. Небольшого роста, ладная и компактная. В драных джинсах и клетчатой рубахе. Симпатичная мордашка без намёка на косметику и смеющиеся глаза. Три с половиной пуда диковатого шального обаяния.
— Аннуэль? Ты?
— Ну, наконец-то, узнал! А то фигачит мимо, такой деловой, прямо как я не знаю!
— Просто не ожидал тебя здесь увидеть.
— Если ты мне не рад, могу уйти. — Она спустила босые ноги на асфальт, где стояли хорошо знакомые мне берцы, и сделала вид, будто готова обидеться.
Она может. Правда, вряд ли она приехала хрен знает откуда (да, интересно, откуда на этот раз?) и ждала меня, чтобы развернуться и уйти. Хотя… с неё станется.
— Да нет, ну что ты! Рад!
— Тогда почему в гости не зовёшь? Я, между прочим, голодная!
Аннуэль, моя прелесть, узнаю тебя. Это в твоём стиле — исчезнуть на год, чтобы потом объявиться: вот она я, хочу есть, пить, спать, и ещё у меня в карманах опять ветер гуляет, у тебя не будет пары тысяч, а то до дома (до Питера, до феста, до чуваков знакомых, до археологической экспедиции) не доеду…
Нет, Аннуэль — не какая-то тупая наглая халявщица. Я знаю (разумеется, не от неё), как однажды она, месяц оттарабанив на складе в интернет-магазине, отдала весь заработок полузнакомой молодой паре: парень и девчонка, вчерашние школьники, остались без работы и с маленьким ребёнком на руках на съёмной квартире, за которую не могли заплатить. Сама потом месяц сидела на хлебе, воде и ворованных яблоках, благо на дворе стоял сентябрь. Когда беспризорная мелюзга клянчит у неё мелочь, она покупает им чай и пирожки. На квартирных концертах она с отсутствующим видом выгребает из кошелька всю наличность и комом опускает в шляпу для сбора: хоть пару сотен, хоть десять тысяч. Однажды она год работала, как лошадь, и свирепо экономила, чтобы купить профессиональную зеркалку, фэтбайк… и отправиться в путешествие по Бразилии. «Я обязана побывать в Бразилии!» — говорила она. Вернулась худая, чёрная от загара, с терабайтом фотографий, сотней слов на бразильском диалекте португальского и без фэтбайка: в конце путешествия она его продала за копейки — «Чтобы обратно не тащить».
Вот из-за склонности швыряться деньгами она то и дело сама остаётся на мели. Но я не помню, чтобы она когда-то ныла или истерила. Она всегда на позитиве. И это не маска. Вот почему я никогда не отказывал в гостеприимстве этому маленькому энерджайзеру. Пусти её в свою жизнь, и слово «скука» ты забудешь навсегда.
Поехать в гости, чтобы стать звездой в незнакомой компании? Легко.
Всю ночь бренчать на укулеле, петь песни и бухать, а наутро отправиться на работу? Никаких проблем.
Ехать волонтёром в едреня, где не ловит мобильник — на раскопки или восстанавливать какой-то старый терем — с радостью, когда выезжаем?
Автостопом в Сыктывкар или в Майкоп — окей, в четыре утра выходим на трассу, времени ещё вагон, чем бы заняться?
Трахаться сутки напролёт? Вау, круто, а ты любишь лёгкий доминаж?.. да, отшлёпай меня, я плохая девочка…
Вот только была одна проблема. Я был в отношениях, и вот уже с марта моя подруга — правильнее сказать, невеста — жила у меня. Она знает, что я до нашего знакомства не хранился под стеклянным колпаком, и не предъявляла мне претензий по этому поводу — у неё ведь тоже мыши целку проточили. Но то прошлое, а переживать по поводу того, что уже случилось — удел невротиков и неудачников. В будущем же у нас маячили кольца, белое платье, марш Мендельсона, конверты с пятихатками от родственников и друзей и долгая, долгая счастливая жизнь. Как у всех нормальных людей, кто смолоду был молод, но вовремя созрел.
И вряд ли моя невеста будет рада делить кров с девушкой, с которой у меня связано много приятных воспоминаний.
Я сказал Аннуэль об этом затруднении. Она нисколько не огорчилась:
— Подумаешь! Представишь меня как сестру.
— Родную?
— Двоюродную, ёжик! Ну что? Пригласишь даму на чашку чая, или на хрен пошлёшь?
— Пошли, на хрен!
— Давно бы так!
Она спрыгнула со скамейки, подхватила рюкзак, из которого торчала шейка укулеле, в другую руку взяла берцы и пошлёпала за мной.
Моя будущая супруга была дома. Она вообще возвращается раньше, чем я.
— Тань, познакомься. Это Катя, моя двоюродная сестрёнка из Полоцка. Вот… нагрянула, как снег на голову…
Да, я назвал Аннуэль её цивильным именем. И она действительно была родом из Полоцка. Вот только родственных связей у нас не было. Если наши родословные и пересекались, то разве что во времена князя Всеслава Чародея.
— Здравствуй, Катя! — со сдержанным радушием приветствовала гостью Таня.
— Танюш, привет! — Аннуэлька повисла у неё на шее и расцеловала в обе щеки. — А ты классная!
— Спасибо! — улыбнулась Таня.
— Прикинь, гэтат засранэць пра цэбя не рассказывал. — Аннуэль перешла на лукашенковскую «трасянку». — Я ат мамки узнала, што ён жаницца надумал. Вот жопа, а? — она с весёлым возмущением ткнула меня кулаком в бок.
— Это на него похоже, — сказала Таня. — Ну что, проходите, мойте руки… и ноги, — она усмехнулась, глядя на покрытые пылью Аннуэлькины ступни.
— Старость приходит, когда ты больше не можешь помыть ноги в раковине! — рассуждала Аннуэль, демонстрируя мне, что ей-то до пенсии ещё далеко.
— Кать, ты, наверное, голодная? — спросила Таня. — У нас студень со вчерашнего дня. Там много, на всех хватит.
— Студзень — гэта кавай! — на трасянско-анимешном ответила Аннуэль. — Я прауда галодная…
Так. Кажется, кавайный студзень сегодня закончится. Эта компактная девочка метёт, как землеройка…
К счастью, моя Таня не болела жлобством, и, когда Аннуэль убрала свою порцию, только улыбнулась и положила добавки.
— Я цяперь магу у вас часто гасциць… если вы не против, — трещала Аннуэль за чаем. — Мне здесь работу прэдлажыли. В турфирме адной. Па дзенгам нармальна, жильё есьць…
После ужина гостья сноровисто перемыла посуду, а потом мы втроём отправились в нашу единственную комнату. Вечер решили незатейливо скрасить просмотром фильма. Аннуэль выбрала американскую чёрную комедию про трёх бодибилдеров, которые решили заняться вымогательством. К фильму взяли пару бутылок вина, сыра и ветчины.
Первая бутылка опустела ещё до того, как главный герой начал склонять обоих раскачанных негров к противозаконным действиям.
— Можно, я джинсы сниму? Жарко… — сказала Аннуэль.
— Ага… — отозвалась Таня.
Когда негр-импотент соблазнял толстую медсестру, я увидел, что Таня гладит коленку Аннуэль. Через некоторое время рука Аннуэль с тихим шорохом поползла под халат моей будущей супруги.
Под халатом не было ничего, кроме её ухоженного тела.
Когда на экране качки привезли на базу захваченного богача, Таня тихонько постанывала и покачивалась в такт движениям руки Аннуэль, которая ласкала её между ножек.
Я откинул полу халатика и прижал своими пальцами ладошку Аннуэль.
Таня застонала и закусила губку.
Аннуэль осторожно вытащила свою ладошку, увлажнённую Таниными соками, и облизнула её.
— Сладзэнькая… — пролепетала она.
Таня сорвала халат и буквально завалила Аннуэль. Её рука проникла в трусы моей неформальной подружки. Другая рука рванула Аннуэлькину рубашку. Секунда — рубашка и чёрные трусики без кружев полетели в разные стороны, а девушки исступлённо целовались и ласкались.
Я сбросил одежду, точно она горела на мне…
— А-а-ах! — закричала Таня, когда я вошёл в неё. Вскоре — быстрее, чем вы прочитаете эти строки — моя невеста затряслась в судорогах сильнейшего оргазма.
— Ещё, ещё! — причитала она, ничуть не успокоенная. — Трахай меня на этой милой девочке!
Аннуэль бессвязно стонала и подавалась тазом навстречу Таниной ладони. Очень скоро обе девушки закричали от удовольствия.
— Я тоже хочу… — прошептала Аннуэль.
— Трахни её! — выдохнула Таня. — Трахни эту сладкую малышку на моих глазах!
Она буквально толкнула меня в Аннуэль.
— Быстрее… не так глубоко, повыше… вот так, — стонала неформалка. — Вот так-вот-так-вот-таквоттаааак!
От таких страстей я скоро ощутил приближение разрядки. Я извлёк член из Аннуэлькиной дыры; Таня всё поняла без слов и приняла мой оргазм в ротик.
Я кончил, но член нисколько не опал. Таня довольно мурлыкнула, спрыгнула с Аннуэль и приняла позу, в которой девушку почему-то сравнивают с водным членистоногим. Крепкая загорелая попка моей невесты заводила меня с полуоборота. Аннуэль посмотрела на нас снизу, улыбнулась и легла на пол так, что её промежность была на уровне Таниных губ. Таня всё поняла и приникла к лобку своей случайной любовницы.
— Грендель, кончи мне в рот! — задыхаясь, просила Аннуэль. — Мне в ротик… пожалуйста… я тоже хочу…
Следующий оргазм пришлось ждать подольше, но, когда время пришло, я с удовольствием выполнил эту просьбу.
Мы уснули на полу, переплетясь наподобие кельтского узора. Утром мы с трудом продрали глаза после того, как будильник надрывался минут двадцать. За завтраком девушки не проронили ни слова, обмениваясь лукавыми и чуточку смущёнными взглядами. Хотя, если я что-то понимаю, ни одна не жалела о том, что произошло накануне.
— Когда ты уезжаешь? — спросила Таня.
— Ну-у… — Этот вопрос застал мою фальшивую кузину врасплох. — А сегодня вечаром…
— Сегодня — пятница, так что вечер наш! — улыбнулась Таня. — Антон, ты ведь не против, если Катя погостит у нас ещё немного?
Ещё бы Антон был против! Мне стоило немалых трудов выразить согласие не слишком радостно. Сегодня я сделал всё, чтобы свалить с работы побыстрее. Однако, когда я открыл дверь в квартиру, при входе уже стояли Танины туфельки и Аннуэлькины берцы. Дверь в комнату была закрыта, и оттуда доносились голоса.
Кажется, девушки были так увлечены беседой, что не слышали, как я пришёл. Я осторожно разулся и подкрался к двери…
Голос Аннуэль: «… И как ты догадалась?»
Голос Тани: «Сразу».
Голос Аннуэль: «А почему?»
Голос Тани: «Потому что мы с Тохой уже давно, и я знаю, что у него нет никакой двоюродной сестры. Тем более „з Полацка“. Кстати, ты, когда забываешься, перестаёшь говорить как Лукашенко».
Фырк. Голос Аннуэль: «Ну да. Я ему не сестра. Я ему вообще не родня».
Голос Тани: «Зато теперь мы семейка»
Смешки.
Голос Аннуэль: «А почему ты тогда…»
Голос Тани: «А это я тоже сразу поняла».
Голос Аннуэль: «Что»?
Голос Тани: «Что я тебя хочу, блин!»
Голос Аннуэль — неопределённый звук, между мычанием и мурчанием.
Голос Тани: «Хотя ты не совсем в моём вкусе, если по внешности».
Голос Аннуэль: «М-да? А какие?..»
Голос Тани: «А фиг знает. Я давно с девчонками не трахалась. У меня была одна, такая сочная chubby girl. Ну, так, в лесбийской порнухе нравятся стройные, гламурные, натуральные блонди…»
Голос Аннуэль: «Как ты».
Голос Тани: «Ага. Или такие, знаешь, смуглые, темноволосые, вроде испанок. Ну, это больше платонически, как я теперь понимаю. А увидела тебя, и сразу захотела завалить и оттрахать у него на глазах!»
Хихиканье.
Голос Аннуэль: «Таньча, блин… маньячка озабоченная…»
Голос Тани: «И я на кухне тогда раз прошлась, тебя грудкой задела… ты ничего… ещё раз…»
Голос Аннуэль: «А потом по попке погладила… И как он не заметил… хи-хи…»
Хм, да. Как я не заметил, что моя невеста готовится мне изменить!
Ну, не то чтобы изменить, но…
Голос Тани: «А у тебя тогда ушки покраснели…»
Голос Аннуэль: «А я думаю: блин, это всё на самом деле! Так, всё, Таньча, хватит меня возбуждать, так у нас ничего не получится!»
Голос Тани: «Ладно, ладно, не буду. Рисуй…»
Несколько минут из-за двери не доносилось ни слова. Наконец я услышал голос Аннуэль.
— Всё. Грендель, хватит уши греть, заходи, полюбуйся!
Я хотел было оскорбиться, но, едва открыл дверь, как все мысли и чувства вылетели у меня из головы. Посреди комнаты стояла на четвереньках моя любимая невеста… можно сказать «в чём мать родила», но мать родила её девочкой, а не котёнком леопарда. Между тем, окрасом Таня напоминала оборотня, человека-леопарда, который застрял посередине между воплощениями.
— Р-р-р! — зарычала женщина-леопард и всё так же на четвереньках двинулась ко мне. — Р-р-р, вияу! — Она бросилась на меня и без труда повалила на пол. — Хххь-ш-ш-ш! — Она оскалилась и потянулась к моему горлу с явным намерением укусить.
Я схватил её за волосы, но бешеная кошка с визгом огрызнулась и тяпнула меня за руку, отскочила и ударила когтистой лапой по груди.
Голая Аннуэль, перепачканная краской, стояла рядом и угорала.
Ах, так? Я бросился на разъярённую самку леопарда, в которую превратилась моя домашняя киска. Чтобы одолеть её, пришлось вспомнить кое-какие навыки, усвоенные в группе MMA. Танька дралась не на шутку, шипела, рычала, визжала и давала волю зубам и когтям. Но ей не приходилось валять на тренировках здоровых бычков-полутяжей, поэтому я, ценой трёх укусов и нескольких царапин, поставил киску в позу покорности.
И обнаружил, что с леопардовой окраской её задик выглядит просто сногсшибательно.
Она боролась до конца. Даже после того, как мы вместе достигли пика удовольствия, она извернулась и царапнула меня лапой.
Аннуэль с затуманенными глазами полусидела, прислонившись к дивану, и мастурбировала, глядя на нас.
— Фр-р-р! — Танька слезла с моего члена, подползла к Аннуэль, приникла к её промежности и по-кошачьи быстро заработала язычком.
— О-ойй! — застонала моя неформалка. — Таня, кисонька… а-а-а! — С её губ срывались матерные междометия и отрывки нежных признаний. Наконец, она завизжала и стиснула бёдрами голову самки леопарда.
— Ты меня обоссала, сучка, — без особого неудовольствия заметила Таня.
— Это сквирт… — слабым голосом отозвалась художница. — Ребята, чтоб вам… пока вы трахались, я, глядя на вас, три раза кончила.
— Удивлюсь, как ты дотерпела, пока рисовала, — заметила моя возлюбленная.
— Ага!..
— Ой, Тоньчик, что такое? Это я тебя так искусала? — Самка леопарда вскочила на задние лапки и подбежала ко мне. — Блииин… бедненький… я ж тебя могла загрызть.! Как ты терпел? Блиин… Прости-прости-прости…
— Надо позвать батюшку, — с преувеличенной серьёзностью заговорил я. — Пущай он из тебя бесов изгонит, распутница.
— Изгоняющий дьявола, серия эн плюс первая, — прокомментировала Аннуэль.
— Нет, Тоньчик, не надо изгонять. Лучше ты мне почаще вот так загоняй, хорошо? Ой, блин, как же я сладко обкончалась… м-м-м! — Она потянулась с бесстыдно-счастливой улыбочкой.
— Хорошо, что я успела сфоткать, — заметила Аннуэль. — А то вы уже половину шкурки стёрли, прелюбодеи чёртовы.
После того, как все отмылись, переоделись в домашнее и пообедали, Аннуэль открыла на компе свою страничку, где были выложены её работы.
— Катаюсь по фестам, раскрашиваю народ. Иногда за денежку, иногда за вкусняшку, иногда за просто так, — говорила она. — А вот за этих милашек я выиграла конкурс, мне дали подарочный купон в магазин красок для бодиарта.
С фотографий смотрели люди-леопарды, люди-тигры, люди-змеи, люди, напоминающие райские сады. Девять из десяти моделей были девушками, большинство обнажены, почти или полностью…
— Круто! — признались мы.
— Да ладно, мне ещё учиться и учиться!
— А давно ты этим занимаешься? — спросила Таня.
— Боди-артом? Лет десять. А всё началось с одной забавной, хотя и очень позорной истории! — засмеялась Аннуэль. — Грендель, даже ты её не знаешь, я тогда постеснялась рассказать.
Поскольку мы горели желанием узнать «позорную историю», Аннуэль с удовольствием поведала нам её.
Её рассказ я передаю в несколько отредактированном виде, убрав лишние междометия и подгладив местами стиль.
* * *
— Я только закончила школу, благополучно провалила вступительные экзамены и поехала на юг с подружкой. Родители не хотели отпускать меня, но, в конце концов, согласились, потому что наша семья была не очень-то богатая, и я ни разу не была на море. Жить мы собирались у родственников той подружки, а это значит, что получалось сэкономить на гостинице и еде: нам обещали не только крышу над головой, но и кормёжку!
Всё шло как нельзя лучше. Доехали мы благополучно и поселились в Феодосии у тёти и дяди моей подружки. У них было трое детей: двое мальчишек-близнецов лет десяти и девочка чуть постарше нас. Мальчишки нас, конечно, доставали, но старшие сказали, что в случае чего им можно надрать уши, и мы не упускали возможности воспользоваться этой привилегией. Впрочем, они были по-своему неплохие пацаны, к тому же основное время они крутились в компании своих сверстников, так что не очень мешали трём девицам наслаждаться летним отдыхом. Двоюродная сестра моей подружки — её, как и меня, звали Катя, а одноклассницу Алина — познакомила нас со своими друзьями. Откровенно скажу, я, девочка из интеллигентной семьи, побаивалась южной молодёжи, но друзья Кати оказались очень милыми ребятами. Её бойфренд, Стас, учился на архитектора, брат и сестра Корниенко — Михайлик и Олеся — играли на гитаре и скрипке, и благодаря им наши совместные посиделки превращались в импровизированные концерты. Там были ещё три девочки. О двух я не могу сказать ничего особенного, то третья — Наталка — перевернула мою жизнь.
— Она сделала тебя лесбиянкой? — спросила Таня.
— О нет, всё получилось гораздо интереснее, — сказала Аннуэль. — Как-то раз мы сидели дома у Наталки и, честно скажу, страдали фигнёй. Так получилось, что её родителей не было дома, а мы собрались узким девчачьим кружком. Мы болтали, смеялись, пили домашнее вино, и вот кто-то предложил сыграть в подкидного на раздевание. Предложение приняли с радостным визгом. Наверное, в этом возрасте все проходят через стадию эксгибиционизма — хочется похвастаться своим новым телом и заслужить одобрение, или, по меньшей мере, внимание. К тому же, оголяясь в своём кругу, мы были защищены от любых, самых символических актов домогательства. …В общем, Наталка раздала карты, и очень скоро я лишилась шорт и футболки. Сдали карты по новой — и я опять продула!
— Купальник считается за одно! — сказала Катька.
Я упёрлась — мне не хотелось быть проигравшимся лузером:
— Иди ты! Если нераздельный — то да, а если трусы и лифчик отдельно — то с какого хрена «за одно»?
— Если бы на тебе были обычные трусы и лифчик — то да, а это купальник! — не унималась Катька.
Завязался спор, но Наталка встала на мою сторону и на правах хозяйки дома убедила остальных. К тому же, если кто-то проигрывался догола, то забавная игра на том прекращалась. А она нам ещё не надоела.
В общем, я сняла верх купальника и осталась в одних плавках. Под хихиканье девчонок я раздала карты — и в этот раз проиграла Катька.
— Ой, да задавитесь! — сказала она, сбрасывая сарафан. Под ним был нераздельный купальник.
— Что, Каточек, скоро мы увидим тебя безо всего! Эх, жаль, пацанов нет! — смеялась я.
— Ох, милочка, не смейся — как бы плакать не пришлось! — ответила Катя.
Мы сыграли ещё несколько раз, и больше не проиграли ни я, ни Катька. Остальные девушки остались кто без футболки, кто без платья, кто без штанов, как хозяйка дома — она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, в белой футболке с надписью «All for you» на сиськах.
Но вот настал час расплаты. Все девчонки сбросили свои карты, остались только две Кати. Одна в купальнике, а вторая в одних трусах. У меня на руках было две карты — бубновый король и козырной крестовый туз. У моей противницы было четыре карты, и я была уверена, что сейчас с этой воображалы стянут последнюю тряпочку. Ходить выпало ей. Она положила козырного вальта — я покрыла его тузом. Следующий был червонный валет — и я всё загребла. Девчонки, затаив дыхание, следили за нашим «сражением». Катя положила пикового короля — я побила его козырным тузом.
— Бита! — сказала я, как будто это и так не было видно.
— Ходи давай! — улыбнулась Катька, покусывая карту.
— Получай обратно своего красавчика! — сказала я, положив ей червонного вальта.
— А вот тебе «женщина сверху»! — и поверх вальта легла червонная же дама. — Йес, йес, йес, я выиграла! Катька, трусы долой!
— Ой, да пожалуйста! — Я стянула плавочки и бросила их в кучу одежды. А что такого? Тут были одни девки, и я всех видела голышом — когда переодевались дома или на пляже.
— А теперь, девочки, — Наталка спрыгнула с кресла, — гоу-гоу на пляж! Эй, эй, вы что творите? — крикнула она, увидев, как девицы стали разбирать свои одёжки, снятые во время игры. — А для чего тогда играли? Пошли как есть!
— А я? — пролепетала я.
— А ты что — особенная?
— Как же я голышом по улице пойду?!.
— Расслабься, подруга, не бывает безвыходных ситуаций! — подмигнула Наталка. — Пошли со мной!
Мы оставили девчонок и пошли в какую-то дальнюю комнату. Там Наталка достала с полки гуашевые краски и приказала мне стоять смирно…
Через пятнадцать минут я подошла к зеркалу и не узнала себя. Всё моё тело, начиная от щиколоток, было покрыто густой росписью, похожей на хохломскую. Надо сказать, рисовала Наталка мастерски.
— Пошли, покажешься девчонкам! — сказала хозяйка дома.
Девчонки, видев меня, подняли восторженный вой, и затребовали, чтобы Наталка расписала и их тоже.
— Проиграетесь догола, как Катька — распишу! — пообещала художница.
Под смех и прибаутки мы отправились к пляжу, до которого было ходу минут десять. Но именно в этот раз дорога, обычно пустынная, кишела народом. На ходячую матрёшку, то есть на меня, таращились все, от мала до велика. Наверное, если бы я шла просто голышом, на меня бы меньше пялились. Несколько раз со мной порывались сфотографироваться какие-то парни, но нам удалось от них увернуться. Правда, от всех фотографов нам увернуться не удалось, как потом выяснилось. На пляже я попросила выбрать уголок побезлюднее и нырнула первой. От Наталкиной росписи скоро не осталось и следа. Однако сидеть в воде до вечера было нереально, поэтому я отважилась на отчаянный шаг. Я вышла из воды и, гордо шагая, приблизилась к одинокому интеллигентному старичку, который сидел на полотенце и таращился на меня во все глаза… как и все остальные, кто успел меня заметить.
— Мужчина, одолжите даме полотенце! — тоном, не терпящим возражений, сказала я. Старичок что-то пробормотал и, ёрзая попой, подался в сторону, а я выдернула из-под него полотенце, завернулась в него и пошла дальше.
— А дальше? — спросили мы в один голос.
— А дальше… — Аннуэль вздохнула. — Какой-то гондон всё-таки успел меня сфотографировать во всей красе, пока мы шли к пляжу. Эти снимки попали в одну жёлтую газету. Дошла она и до моих родителей. Как раз под Новый год. Мамочка, когда узнала, как развлекалась на юге её доченька, была в истерике, а папочка отхлестал меня по щекам и назвал шлюхой. Я ушла из дома, захватив только паспорт. Надолго меня не хватило, я вернулась домой через неделю ночёвок то на вокзалах, то у разных ублюдков, которые пытались меня оприходовать. Родители уже отчаялись меня найти, и поэтому не стали устраивать мне вторую истерику, опасаясь, что я опять уйду, и уже не вернусь. Но что-то в наших отношениях сломалось навсегда. А я решила, что назло всем достигну успеха в том искусстве, которое так дорого мне обошлось! Я нашла мастера бодиарта, который согласился учить меня бесплатно… почти. Но он был клёвый парень, и я не отказывалась поваляться с ним. За год я освоила рисования по телу настолько, что могла продавать своё искусство на хипповских фестах. Хотя, конечно, до великих мастеров мне далеко. А на одном опенэйре я встретила Наталку, и мы кинулись обниматься и целоваться, так что окружающие, наверное, приняли нас за парочку влюблённых лесбиянок!
* * *
— А ты с Наталкой потом не… — спросила Таня.
— Нет, — поспешно ответила Аннуэль и помотала головой. — Мы долгое время были близкими подругами, но ничего такого между нами не было. Никакого секса или намёка на это. Наталка — straight girl. Абсолютно. Она не ханжа, к чужим особенностям относится нормально, а как иначе, если общаешься с неформалами… Но сама — ни-ни, и очень не любит шутки эту тему. Она, кстати, давно вышла замуж, и тот парень был у неё чуть ли не первым и единственным.
— Врёт, наверное, — заявила моя невеста.
— Может, — не стала спорить Аннуэль.
— А отчего это тебя так лесбийская тема зацепила, а, крошка? — спросил я.
— По-моему, эта тема тебя больше зацепила, — ответила Таня. — Нравится смотреть, как две девки трутся дырками в позиции «ножницы», да, сладкий мой? Все вы такие, male chauvinist pigs.
— Да ладно. Тебе же нравится с девочками, так? — Я приобнял Таню и погладил ей левую грудку. Таня лениво повела плечами, сбрасывая мою руку.
— Male chauvinist pig, — с удовольствием повторила она. — Я, честно говоря, до вчерашнего дня думала, что у меня это так… платоническое.
— Ты же говорила, что у тебя было, — напомнил я.
— Можно сказать и так. Если вам интересно, это было почти изнасилование… да ладно, я ж вижу, что интересно, особенно тебе, похотливое животное! — она потискала мой член сквозь штаны. — Это было давно, пять лет назад. Я перешла на второй курс и решила съехать от родителей. Нет, мы не ссорились. Просто я решила пожить самостоятельно. Кстати, родители меня подержали и даже дали мне бабла на первое время, где-то полторы штуки баксов, пока я не найду хорошую подработку. Правда, жить одной мне показалось дороговато и страшновато, и я уговорила свою подругу с курса, Лизку — Антон, ты её должен знать, такая немного полноватая…
…Я кивнул. Кажется, моё лицо осталось непроницаемым. Да, Лизку я знал. За то время, пока мы с ней были близко знакомы, о чём Таня даже не подозревала, я слил ей в её гостеприимный ротик и на груди поллитра спермы.
— …у неё тогда были проблемы и с родителями, и с парнем. То есть она закрутила с двумя парнями, запуталась, оба её бросили — в общем, ей нужно было своё логово, чтобы отлежаться и зализать душевные раны. Когда я сказала ей, что собираюсь снять комнату и ищу соседку, чтобы поделить плату на двоих, она почти на коленях умоляла меня взять её.
— Поначалу нам везло, — продолжала Таня. — Мы сняли комнату у пожилого свободного художника, который после смерти матери в свои сорок с небольшим остался сиротой и почти без средств к существованию. Потому что они вдвоём существовали на мамкину пенсию… Так что наши триста баксов в месяц были для сорока-с-лишним-летнего сиротинушки манной с неба. Меньше чем за неделю мы обе нашли подработку — когда приходит понимание, что теперь сама за себя отвечаешь, найти работу становится проще.
Аннуэль понимающе покивала.
— Было нелегко, но мы справлялись. Через месяц мы решили вознаградить себя за успехи в настоящей взрослой жизни и поехали в сауну. Чтобы попариться вволю, мы разорились на люкс… да-да, начинается самое интересное. Помню, когда мы разделись, то впервые увидели друг дружку совершенно голыми. Да, прожив месяц в одной комнате, мы ухитрились ни разу не видели друг дружку вообще безо всего, к тому же так близко, только руку протяни… эй, убери лапу, озабоченный, ты меня сбиваешь!.. Меня это немного смутило и…
— Возбудило, — внятно проговорила Аннуэль.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.