Бесплатный фрагмент - Легенды Сэнгоку — 7

Пролог

Фонари зажглись словно по волшебству, по щелчку пальцев. Возможно, так и было. Не единой живой души в этом тёмном каменном помещении, ни голоса. Безмолвие. Таинственная тишина, распростёршая свои объятия над одиноким алтарём, что стоял в центре. Серый, отёсанный камень-валун, доведённый до правильной прямоугольной формы, мог бы придать только мрачности этой зале. Однако, на алтаре, пёстрой каймой лежали различные вещи. Одни напоминали обереги, сплетённые из рисовой верёвки и блестящих камней магатама, другие походили на вычурные фигурки из керамики, дерева или камня, изображавшие толи животных, то ли людей. А в самом центре, протянувшись почти на всю длину камня, лежал меч. То был не простой клинок. Не древний цуруги, не тачи, которыми пользуются нынешние воины, не даже ханьский дао. Прямой, обоюдоострый основной клинок не меньше четырёх сяку, но из лезвий асимметрично выступали загнутые зубцы, по три с каждой стороны. Рукоять в полторы руки и замысловатое яблоко, инкрустированное драгоценными камнями. По всей длине клинка письмена, на древнем языке и явно магические, раз так засияли при свете. Или же, это была просто игра воображения? Прекрасен был сей меч, но не он один украшал это место.

Зажжённых фонарей оказалось ровно по остриям меча — семь штук и стояли они напротив семи ширм, украшенных яркими изображениями животных. И никого более.

Но, вот за каждой ширмой появилась тень. Люди, все до единого, но без лика, без образа, лишь тёмные ореолы, оттенённые фонарями. Они были огорожены друг от друга и не могли видеть кто скрывался за ширмой по соседству, только нарисованных животных.

— Приветствую вас дорогие гости! — раздался голос за центральной ширмой, на которое указывало основное остриё меча. — Пусть вас не пугает эта таинственная обстановка, но дело по которому мы все здесь собрались действительно очень важное.

Его голос звучал так умиротворённо, успокаивающе, словно его обладатель полностью отрешился от материального, суетного мира. Будто сам Будда вновь явился, дабы просветить порочных людей. Однако, на ширме был изображён отнюдь не Будда, а обычная обезьяна. Шаловливая, игривая, с бубном в руках и показывающая язык всем, кто на неё смотрит.

— Я не хочу распаляться на высокие речи и перейду сразу к делу, — продолжил голос «обезьяны». — Всех вас, как и меня, ведёт одна и та же цель. Все мы хотим, чтобы хаос творящийся в Хиномото прекратился и земля, и небо, и люди наконец-то смогли вздохнуть спокойно. Я понимаю — не мы одни ведомые столь облачным желанием. В наших землях полно людей, что уже начали воплощать свои мечты в реальность, но все они идут не тем путём. Все они только раздувают огонь войны и так будет продолжаться до бесконечности если мы не вмешаемся.

— Интересно тут у вас, но я, пожалуй, пойду! — раздался саркастический голос из-за ширмы с прыгающим с берега на берег зайцем, по левую руку от обезьяны.

Послышался шелест одежды, короткий стон и зайца вновь окутала тень.

— Хорошо, я останусь, — видимо, он натолкнулся на что-то неожиданное или кого-то.

— Потрудитесь объяснить всё. Желательно, очень коротко, — ширма с лазурным драконом, извивающимся над волнами стояла последней, справа от обезьяны и оттуда доносилась речь человека весьма деловитого, чётко проговаривающего каждый слог и казалось, совершенно бесстрастного.

— Это я и пытаюсь сделать. Прошу, дослушайте до конца, а потом извольте высказаться. — вежливо произнёс «обезьяна». — Вы мои гости, немного по принуждению, но вы сами заинтересовались тем посланием, что я вам отправил. А ведь могли и отказаться, и не появляться в условленном месте.

— Ближе к сути, — потребовал «дракон».

— Терпение, — казалось, что сей мирный голос чуть не задул огонь в фонарях, поколебав пламя. — придя сюда, ваша жизнь уже никогда не будет прежней. Вы никогда не узнаете друг друга, не увидите лиц, но я буду знать о вас всё. Каждый из вас может быть кем угодно: простолюдином, воином, полководцем, аристократом или даже Императором, а может и не быть. Вы не будете исполнять эту миссию вместе, но будете работать сообща, не ведая о том. Я предлагаю вам сыграть в хитрую партию сёги, итог которой, должен стать мир в Хиномото и восстановление власти, единой и безоговорочной.

— Ах, вот оно что, — голос принадлежал человеку, стоящему за ширмой с изображением красивого зелёного фазана киндзи, справа от обезьяны. Приятный, мужественный и в тоже время какой-то правильный и элегантный, словно хэйянский поэт-аристократ, декламирующий стихи. — Как бы вновь засияло солнце, если б вашим идеям суждено воплотиться в явь. Но, возможно ли то, что никому сотворить не удавалось?

— Возможно, если вы будете следовать указаниям, — уверил «обезьяна». — Конечно, вы вольны в своих методах, но результат должен быть один. Малейшее отступление от запланированной комбинации ходов может нарушить всю игру.

— Получается, — произнёс «феникс», возрождающийся из пепла, находившийся между фазаном и драконом. — Вы доверяете нам сыграть в вашу игру, по вашим правилам, которая всех нас приведёт к желаемому результату. Только ходить по этой доске будем мы, объединённые одной целью и желающие видеть нашу страну процветающей и мирной, без крови и насилия. Я так это вижу.

— Не думаю, что получится без крови. — это сказал сильный мужской голос, протяжный, присущий хорошему певцу. Он исходил из следующей за зайцем ширмы, с изображением змеи, почему-то выдыхающей огонь. — Берясь за подобное дело, никогда нельзя обойтись без жертв. Скорее, осуществляя эту безумную идею, мы застелем землю трупами, не оставив никого, кто сможет сопротивляться. И только тогда можно будет подумать о мире. — он усмехнулся сам себе.

— Всё верно, — поддержал «обезьяна». — Действительно, эту заразу, которой я считаю сёгунат и всех самураев, которых он породил, нужно вывести под чистую.

— И что же, — недоверчиво произнёс «дракон». — У вас действительно есть такой план? Уничтожить самураев, даёмё, сёгунат? Кто тогда будет защищать страну?

— Новое поколение. Выращенное не на полях с гниющими трупами, не в горящих замках и не в окровавленных коридорах дворцов, а в благое время, при свете яркого солнца, которое не заволочёт дым пожаров.

— Весьма красива вся эта иллюзия, но кажется мне, что рукой до луны хотим мы дотянуться, — с сомнением проговорил «фазан».

— К тому же, нынешний сёгун пытается сейчас сделать тоже самое, — внёс свою лепту «заяц». — Он призывает даймё со всей страны, чтобы объединиться в одну единую силу.

— Я ведаю о делах сёгуната и именно поэтому решил собрать вас именно сейчас. Асикага не смогут объединить страну, они пали и больше не воспрянут. Все попытки собрать даймё Хиномото в один кулак просто не мыслимы. Их вражда уже переросла в нечто большее, чем расширение собственных владений. Они жаждут власти, крови, золота. Жадность, тщеславие, ревность, предательство — это их пороки. Они никогда не объединяться. Только полное истребление принесёт свои плоды.

— Всё это печально звучит, но в ваших словах есть смысл. Наверное, у каждого из нас есть истории из жизни, что подтвердят это. — с грустью сказал «феникс». Голос его звучал молодо, ещё не огрубев или же не грубый вовсе. Казалось, он сожалеет о своих словах. Он хочет поверить в эту идею, но тогда, ему придётся переступить через самого себя. Возможно, он и сам принадлежал к воинскому сословию.

— Так, что же? — после недолгого молчания вопросил «обезьяна». — Согласны ли вы помочь мне?

— Будто у нас есть выбор, — с иронией усмехнулся «заяц». — Когда тебе тычут в спину остриём, выбор очевиден. Иначе, вечное молчание.

— А если мы откажемся? — задал вопрос «дракон». — Вы нас убьёте или же отпустите? Ведь мы не знаем ни вас, ни друг друга, ни даже места, где находимся.

— А как поступили бы вы?

— Я бы убил, — честно признался «дракон».

Ответом было молчание.

— А кто гарантирует нам жизнь, когда мы исполним свою миссию? Ведь после, мы станем не нужны. — поинтересовался «змея». — И с чего вы вообще решили, что после нашего согласия, мы будем выполнять вашу волю?

— Если я скажу, что смогу настигнуть вас или ваших близких в любой момент, вы же мне не поверите?

В ответ прозвучало почти дружное — «нет».

— Тогда не доводите до этого, — уверенно сказал «обезьяна». — Я не хочу тратить своё время на демонстрацию своих способностей. Мне нужен от вас лишь ответ.

Повисло недолгое молчание.

— Мне по душе сия идея, но можно ли надеяться на успех, покуда нас так мало? — нарушил тишину «фазан» своей красивой речью. Похоже, что он один из тех, кто живёт при дворе и до крайности увлечён старыми традициями.

— Любой, малейший и пустяковый поступок может перевернуть всю историю, — заметил таинственный хозяин этого места. — Поэтому, любой человек, даже не ведая того, может изменить очень значительные вещи. Если хэймин вовремя не донесёт рисовый налог, он может стать причиной поражения целой армии, поскольку воинам урежут пайки, и они станут не доедать. Если незадачливый ребёнок случайно подожжёт поля, это может превратиться в глобальный голод или того хуже, сгорит целая деревня. Если в большой город забредёт одна чумная собака, это может вылиться в целую эпидемию. Так, что да. Вы можете изменить этот мир, как по отдельности, так и вместе. Главное знать, когда и где. А я знаю.

— Тогда, почему бы нам не открыть свои лица и не начать работать сообща? Зачем вся эта таинственность с ширмами и шифрованными посланиями? — спросил «заяц».

— Люди не умеют действовать вместе. Всегда найдётся тот, кто будет выделяться, другой завидовать, третий строить козни… Не зная друг друга, вы будете вершить судьбу этой земли и в то же время никто из вас не будет знать откуда исходит источник. Поручения будут индивидуальны и не каких советов, и обсуждений, это только порождает споры и разобщает людей.

— Хитрая эта ваша игра, — сделал вывод «дракон». — Пожалуй, я стану её участником.

— Я не очень-то верю во всё это, но и мне любопытно, чем это может закончится. — дал согласие «змея».

— Смотрю вперёд

И вспоминаю длинный путь

Всю ночь за ширмой проведу.

Донеслось из-за ширмы с фазаном.

— Я тоже думаю, что время войн пора бы закончить и положить конец тому, что так необдуманно начали наши предки. — поддержал «заяц».

— Мне всё нравится, и вы все интересные люди! Я просто рад, что мне оказана такая честь! — впервые, из-за ширмы, что стояла сразу за змеёй, изображающая крысу, вставшую на задние лапы, чтобы дотянуться до золотой ханьской монеты, привязанной к ветке за верёвку, донёсся находчивый и жизнерадостный голос. — Я очень скромный, но вы обо мне не беспокойтесь!

— Тяжело на сердце, но это нужно прекратить, — высказался «феникс». В его голосе не чувствовалось неуверенности, но явно выделялась тревога. — Ведь если у нас всё получиться, многим достойным людям придётся погибнуть.

— И так, вы согласны. На иное я не рассчитывал. — провозгласил «обезьяна». — Этот меч станет нашим символом в этой нелёгкой миссии.

Будто в подтверждении его слов, письмена на семизубом клинке засияли ещё ярче. Залу озарило словно днём, золотистым, подобно солнечным лучам, сиянием. Воздух стал свежим, как в диком лесу, а души присутствующих наполнило небывалым вдохновением.

— Так же, как и тысячелетия назад бог ветра Сусаноо уничтожил этим мечом многоглавого змея Орочи, так и мы истребим всякую заразу с нашей земли.

— Неужели это тот самый?! — поражённо произнёс «заяц».

— Да. Это «Нанацусая» — половина «Тоцука», что великий ками держал в своих руках борясь с демоном. — голос «обезьяны» вдруг изменился. Он говорил уже не из-за ширмы, а будто везде, в головах всех участников сообщества. Но не звоном, не раскатом грома, а неким расслабляющим пением, в котором хотелось раствориться, закрыв глаза.

— С этого момента, все мы связаны одной целью и да покарает сей клинок того, кто нарушит данное слово!

Фонари погасли внезапно. Вновь наступила мрачная тишина, будто и не было тут никого. Лишь один клинок остался мерцать в сгустившейся над ним тьме.

Глава 1

Лишённые

Месяц Яёй 2-го года Эйроку (март 1559г.)

Иияма, Синано.

Стрела просвистела у самого уха и воткнулась в столб за спиной. Масаёри едва успел увернуться. Ещё лет пятнадцать назад он лихо отбивал стрелы, умело орудуя копьём. Сейчас, реакция его оставляла желать лучшего. Всё-таки уже пятьдесят два года.

— Вот же… — хотел выругаться Таканаши, но слова проглотил. Ругаться на свою медлительность он не хотел, а враги, они-то никогда не меняются.

— Вы бы надели шлем господин, подстрелят ведь, — умоляюще посоветовал слуга-самурай.

Масаёри посмотрел на него с упрёком. Чего это ему прикрываться шлемом от этого женоподобного щенка, который даже перед своими воинами стесняется лицо показать? Однако, совет слуги он счёл разумным. Переборов свою гордость, он нахлобучил шлем на голову и завязал шнурки под подбородком.

— Эх, вернуть хотя бы лет десять! — вздохнул Таканаши. Он выглянул из-за щита-татэ, за которым укрылся и украдкой посмотрел вниз, со стены своего замка.

Конные лучники Косака Масанобу носились вдоль рва и посылали свои стрелы в защитников Ииямы. На штурм не шли. Забавлялись, не давая воинам Таканаши времени на сон и отдых. С периодичностью часа в два, враг шёл в ложную атаку, обстреливал стены и отступал. Всё это сопровождалось боевыми кличами, боем тайко и звуками хорагай.

— Мерзкая, скользкая тварь этот Косака! — скрипнул зубами Масаёри. — У Такэды все такие! Ни одного, чтобы по чести всё.

— Так, может сдадимся? — не подумавши ляпнул слуга.

— А ну молчать! — рявкнул Таканаши и огрел вассала сайхаем по шлему. — Ни слова о сдаче! Тем более Такэде! Пусть даже Кагэтора не откликнется на мой зов, я лучше умру на месте! Сгорю вместе со своим замком, но врагу не сдамся!

— А он откликнется?

— Должен. Всегда откликался.

Ситуация у Таканаши была не самой благоприятной. Такэда Харунобу, как за ним это ранее водилось, воспользовался зимой и забрал все земли, отвоёванные Нагао Кагэторой полтора года назад. Если раньше он добирался до слияния рек Тикума и Саи, то теперь его амбиции возросли. Вот уже во второй раз он покушается на земли Таканаши и пытается выбить его из Ииямы. И приказ сёгуна о временном перемирии ему оказался нипочём. Потерпел год и вновь взялся за своё. Теперь, все земли вокруг принадлежали Такэде и его людям, осталась лишь Иияма. Только в этот раз, дать достойный отпор у Масаёри не получиться. Нет у него не средств, не людей. Гарнизон у него не насчитывал и трёх сотен, а за стенами Косака с несколькими тысячами. И не нападает, измором берёт или ждёт подкрепления для атаки. Единственным выходом оказалось вновь просить помощи у Этиго. И судя по тому, что снег со всех горных перевалов сошёл, со дня на день стоит ждать подмогу. Остаётся только выстоять и вытерпеть все издевательства врага.

— Что. Снова отходят? — сам у себя спросил Масаёри, видя, как противник в очередной раз отводит свой отряд.

— Похоже на то, — отозвался слуга и рискнул выглянуть из-за татэ полностью.

Свист. И вот он уже падает со стены с пронзённым глазом. Стрела пробила голову насквозь. Очередной труп. Изо дня в день Таканаши терял своих людей. Однако сегодня до полудня только один, раньше насчитывалось гораздо больше.

— Подонки! — зарычал Масаёри. Больше от безысходности, чем от злости. Ведь он даже на вылазку выйти не мог со своей горсткой.

Всего в пяти тё от стен Ииямы их окружала осадная линия войск Такэды. Выход был лишь один — на север в Этиго, но Масаёри, как всегда упрямился и отступать не желал. Это место — его дом. Разве может человек отдать свой дом врагу на поругание?

— Отец, отец! — на стену вбежал Хидэмаса, сын и наследник Таканаши. — Он пришёл!

Наследнику было уже немного за тридцать, и он сам уже являлся опытным воином, но главенство в клане так и не получил. Масаёри был строгим отцом и весьма щепетильным в вопросе управления. Покуда он ещё находиться в здравом уме и светлой памяти, со своего поста сходить не желал. Хотя, судя по тому, что сил с каждым годом нисколько не прибавлялось, а ровно наоборот, начал задумываться о покое. Но, только задумываться.

— Из-за татэ не высовывайся, они только этого и ждут! — строго напутствовал отец. — Так. Теперь говори.

— Кагэтора прислал гонца — он только въехал в замок. Это значит, что подкрепление уже близко!

— Не радуйся преждевременно, — пробурчал Масаёри. Пригнувшись, он обошёл открытое, губительное место, между расставленных на стенах щитами и приблизился к сыну. — Замени меня. Увидишь врага — бей, но только не увлекайся иначе смерть. Этот Косака очень хитёр.

— Я понял отец!

Таканаши со всей серьёзностью посмотрел на сына и направился вниз со стены. А ведь даже по лестнице спускаться стало не так-то просто.

Гонца он встретил не в приёмной и не в своём кабинете, а у казармы, что находилась недалеко от стены, расположившись на складном стуле у разведённого костра.

Посланец прибыл не один и Масаёри знал обоих. Один — слуга, не отходивший от своего господина ни на шаг, по имени Симоцу Горобэй. Второй — сам господин и он изрядно изменился за последнее время. Сколько Таканаши его не видел? Да столько же, сколько и армию Такэды.

Сайто Томонобу погрузнел, расширился и стал похож на квадратное, переносное святилище — микоси. Даже руки его больше напоминали кузнецкие нежели самурайские. Зарос густой бородой, ниспадающей на чёрную кирасу окэгава, а из-под шлема с маленькой головой демона между золотыми кувагатана передней части тульи, выбивалась грива жёстких волос. Его огрубевшее лицо и чёрная повязка на правом глазу лишь подчёркивали его суровость и холодный взгляд. Сёки во плоти. Собственно, так его в Этиго и называли. Да и не только там.

— Подмоги не будет, — сходу заявил Томонобу, только присев на стул, напротив Масаёри. Слуга остался стоять позади его.

Таканаши молчал. Ждал объяснений, но в душе понял, что обречён.

— У господина сейчас много проблем и он не в силах разорваться на три части, — добавил Сайто.

— Почему на три?

— Уэсуги Норимаса вновь прибыл в Этиго. Ходзё забрали у него Кодзукэ и уже подбираются к перевалу Микуни. Господин послал туда войско, но им пришлось отступить из-за потери союзника. — Томонобу говорил совершенно бесстрастно, словно его ни капли не волновала судьба Ииямы. Совсем очерствел. — И, ему придётся ехать в Киото по приказу сёгуна.

— Но какой в этом смысл? — Масаёри пытался сдержать эмоции, но у него это плохо получилось и в интонации звучала обида. — Кто ему Уэсуги? Кто сёгун? А кто я? Я поддерживал его с самого начала, неужели он вот так просто решил отдать Иияму? И кому? Такэде? Которого он ненавидит всем сердцем!

— Но он, так же скреплён клятвами с теми, кого вы перечислили. А вы знаете, как он относиться к клятвам.

Масаёри опустил голову полный досады. С одной стороны, он уже осыпал Кагэтору всеми возможными проклятиями, с другой понимал, что Нагао никогда не бросал его в беде, просто так сложились обстоятельства. Враги, будто сговорились и лезли к границам Этиго со всех щелей. Иияма падёт, но выстоит ли после этого Касугаяма?

— Что ж, тогда я с честью приму свою судьбу.

— Что вы собираетесь делать?

— Умереть, что же ещё. Я подожгу замок и выйду за ворота, чтобы принять свой последний бой. — Масаёри поднял взор к пасмурному небу.

— Достойно, — одобрил Томонобу. — Но погодите умирать. Я не просто так приехал сюда.

— Что, привёз парочку демонов, чтобы натравить на Такэду? — с иронизировал Таканаши. — Было бы очень кстати.

— Вы зря шутите Масаёри-сан. Я действительно приехал вам помочь. Господин не забыл, что вы для него сделали и в беде вас бросать не намерен.

— Интересно, что ты сможешь сделать один? — казалось, Таканаши уже ни во что не верил.

— Я поеду к Такэде и попытаюсь с ним договориться, — без доли сомнения произнёс Сайто.

— Ты обезумел? — хозяин Ииямы вытаращился на гонца. — Ты собираешься к нему в одиночку? С чего ты взял, что тебя к нему вообще пропустят?

— Вот и проверим, — Томонобу встал со стула. — Горобэй останется здесь. Если я не вернусь через семь дней, он обо всём доложит в Касугаяму. Но знайте! Даже тогда господин не бросит вас на произвол судьбы. Терпите и держитесь!

Ещё до того, как солнце начало садиться, Сайто выехал из ворот Ииямы на белом жеребце. Он был в полном доспехе, но с одним лишь мечом у левого бедра. За спиной виднелось двойное, белое сасимоно с чёрным знаком Бисямон-тэна.

Таканаши наблюдал со стены, когда Томонобу достаточно близко подобрался к баррикадам врага.

— Я думал, что в Этиго лишь два безумца: Оникоджима и Какидзаки, — сказал он стоящим рядом Горобэю и сыну, — теперь я вижу третьего.

Очень скоро Сайто обступили те самые конные лучники, что недавно обстреливали защитников на стенах, закрыли его от обзора и скрылись за линией фронта.

***

Фукаси, Синано.

— Любопытно Кансукэ, неправда ли? — ухмыльнулся Харунобу. — Армии Кагэторы не видно, зато есть гонец. Такого я не припомню, за шесть лет нашего с ним противостояния. Обычно, он сначала нападает, а потом договаривается.

— И мне это кажется странным, — согласился Ямамото.

— Ввидите посланника! — распорядился князь Каи.

Почти сразу ввели Сайто. Его полностью разоружили и заставили снять шлем и сасимоно, остальное осталось при нём. Ему потребовалось целых три дня, чтобы добраться до Такэды в Фукаси. После того, как его окружили всадники врага, тут же приказали спешиться и проводили в лагерь. Допрашивать и пытать не стали. Косака Масанобу, что руководил осадой Ииямы, отнёсся к гонцу с недоверием, но весточку своему даёмё отправил. Потом Томонобу посадили под арест, до тех пор, пока Такэда Харунобу не даст ответ и не решит его судьбу. Тот решил, что посланца из Этиго всё-таки нужно выслушать, но ответ дал только через два дня. Дальше, Сайто проводили до Фукаси, где и состоялась их встреча с князем Каи, в призамковом храме.

Харунобу, при виде гонца столь суровой внешности, нахмурился. Долго молчал, изучал, о чём-то шептался с Ямамото, сидевшим подле него. Других вассалов Такэды видно не было, если не считать охраны у входа.

Похоже, что Сайто застал князя в разгар какого-то обсуждения. Перед ними стояли пара столиков с закусками, чарками для питья и чайничком, наверняка с горячительным. Харунобу был одет вполне мирно, ни доспехов, ни оружия при нём не имелось, также, как и у его стратега. Князь, в обычном коричневом косодэ, в тон с хакама и украшенным белыми родовыми камон. Ямамото, как всегда в чёрном.

Томонобу, войдя, учтиво поклонился и присел, в ожидании, когда даймё соизволит заговорить.

— Неужели у Кагэторы нет ни капли уважения, раз он посылает ко мне калеку, — вымолвил наконец Такэда, явно намереваясь задеть посланника, ссылаясь на его отсутствующий глаз, при этом, лукаво ухмыляясь. — Или у него нет полноценных людей среди вассалов?

Сайто ничуть не смутился и держался с достоинством.

— В Этиго полно достойных людей, — начал он. — Если вы думаете, что отсутствие глаза делает меня калекой, то глубоко ошибаетесь. Предок моего господина Нагао Кагэмаса, несколько столетий назад, в бою получил стрелу в правый глаз, но несмотря на это продолжил сражаться, а ведь тогда ему было только шестнадцать.

— И, что это значит? — изобразил недоумение Харунобу.

— Это значит, что, какая бы часть тела у человека не отсутствовала, он должен быть полон решимости исполнить свой долг, — ответствовал Томонобу. Он поднял свой суровый взгляд и прямо посмотрел на людей, сидящих перед ним. — У вашего советника тоже нет правого глаза, к тому уже, он ещё и хром на левую ногу, но вы до сих пор держите его при себе.

Ямамото этот ответ возмутил, но он остался недвижим. Зато князя слова гонца позабавили.

— И впрямь правда жизни, — с лёгким смешком произнёс Такэда. — А ты храбрец! Как ты говоришь твоё имя?

— Сайто Томонобу, — поклонился одноглазый посланник.

— Я где-то слышал уже это имя, — князь поднял взор к потолку, словно вспоминая, потом покосился на Сайто, затем на Ямамото. — Точно! Ты тот самый стрелок, что шесть лет назад подстрелил моего сына! — он вновь нахмурился. Казалось, сейчас он прикажет казнить гонца.

— Верно, — не стал отпираться Томонобу. — Много произошло с той поры. И вы, и мы забрали жизни много достойных людей. Вашему наследнику тогда повезло, я стрелял слишком с далёкого расстояния. Надеюсь, сейчас он пребывает в добром здравии.

Взгляд Такэды стал грозным. Он словно вслушивался в каждое слово Сайто, улавливал интонацию, взвешивал. И вдруг, он расхохотался. Схватился за живот и залился громким смехом. Что бы это могло значить? Похоже, даже Ямамото не понимал о чём подумал господин и что его так развеселило.

— Я много встречал наглецов, головы которых давно уже находятся отдельно от тела, — сквозь смех говорил Харунобу. — Но ты! Кансукэ, ты только послушай! Он говорит, что не прикончил Таро чисто случайно! Мне, его отцу! И что мне с ним делать?

— Я думаю, с него надо содрать шкуру, — заявил стратег, сверля Сайто пронзительным взглядом. — Но, для начала, любопытно узнать с чем он прибыл.

— Это верно, — кивнул Такэда просмеявшись и обратился к гонцу. — Ну, говори, что на этот раз хочет от меня Кагэтора?

Томонобу в очередной раз поклонился и наконец-то перешёл к делу:

— На самом деле, мой господин хочет не многого. Он просит вас не нападать на наши границы, в том числе и на Иияму.

— С какой стати? — Харунобу искренне удивился, переглянувшись с Ямамото.

— Дело в том, что господин вынужден отправиться в Киото на какое-то время по приказу сёгуна Асикага и просит вас повременить с нападением. Он передал, что когда вернётся, то непременно вступит с вами в бой, если в том будет нужда. Он взывает к вашему благоразумию и памяти наших праотцов, которые ещё знали, что такое честь. — закончил Сайто и склонился в ожидании ответа.

Однако, его слова вновь вызвали у князя Каи новый приступ смеха. Даже вечно мрачный Ямамото не удержался от ироничной ухмылки.

— Это уже слишком! — надрывался Харунобу. — Ты только послушай Кансукэ! Кагэтора просит меня не нападать, пока его не будет дома! Ты когда-нибудь слышал подобное? Да это же самый удобный случай, чтобы покончить с ним раз и навсегда!

— Истинно так, — подтвердил Ямамото.

— Он вообще в своём уме? — не унимался Такэда. — Что за вздорное послание? Может его вновь нет в Этиго?

— Он на своём месте и никуда уходить не собирается, — Сайто совершенно не нравилось, как князь Каи глумится над его даймё, но он стойко хранил самообладание и внешне оставался невозмутим. — Выходит, что вы не внемлите столь простой просьбе моего господина? Очень жаль, что в наше смутное время среди людей уже почти не встречаются такие качества, как воинская честь и уважение к своему противнику. Вы так долго сражались друг с другом, тратя столько сил и теряя своих людей, что даже не хотите слышать о коротком перемирии, лелея мысли о собственной выгоде. Прискорбно слышать, что война разделила речь людей, заткнула им уши и залепила глаза. И самое важное — лишила сердца.

— Это тоже слова Кагэторы? — нахмурился Такэда.

— Нет, они принадлежат мне, но это уже не имеет значения.

Харунобу задумался. Ему, почему-то нравился этот храбрый, дерзкий и мудрый гонец. Если изначально князь Каи хотел его убить, то теперь точно знал, что делать этого не будет. Напротив, стоит предложить ему место среди своих вассалов, вдруг согласится. Ведь у Такэды уже есть в стане бывшие слуги Нагао. Но, вот что делать с просьбой Кагэторы? Она наивна и глупа, с практической точки зрения. Но если взглянуть глубже, то эти простые, незатейливые слова даже тронули сердце Харунобу. Он, тот, кто способен добиться победы любой ценой, всё-таки ещё помнит это всеми забытое слово –честь.

Такэда колебался. Нагао Кагэтора его враг. Самый опасный и сильный. Но что может измениться, если всё же согласиться? Возможно, что с этого можно поиметь свою выгоду?

Ямамото тоже думал и пришёл к выводу гораздо раньше своего господина, о чём не замедлил ему сообщить:

— Господин, я считаю, что нужно согласиться на просьбу Кагэторы, — шёпотом произнёс Кансукэ, так, чтобы Сайто его не услышал. — Возможно, что он не вернётся из Киото никогда и мы с этого только выиграем. Ослабленную Этиго будет захватить намного проще.

— С чего ты взял, что он не вернётся? — заинтересовался даймё.

— Я получил послание от своего давнего знакомого, — загадочно сообщил Ямамото. — Он знает о том, что Нагао был вызван сёгуном и готовит ему ловушку. К тому же, просьба о назначении вас на пост сюго Синано ещё не получила отклика. Пусть Кагэтора едет в Киото — это лишь даст нам время на более тщательную подготовку. Мы можем лучше укрепить свои позиции в Синано, а если он действительно не вернётся, то и с захватом Этиго проблем не возникнет.

— Интересные знакомства ты водишь, — подозрительно покосился на стратега князь. — Если твой источник действительно такой надёжный и предположения верны, то почем у бы не блеснуть благородным жестом.

— Верно господин, — убедительно произнёс Кансукэ. — Ведь источник — это мой бывший учитель, а не доверять ему я не склонен.

Харунобу выпрямился и повелительно воззрился на гонца из Этиго. Тот терпеливо ждал.

— Ты искренне мне симпатичен Томонобу, — уклончиво обратился к нему Такэда. — Я впечатлён твоей храбростью и достойными речами! Не желаешь ли выпить?

— Я бы предпочёл услышать ваш ответ моему господину, — настаивал Сайто.

— Ты настолько ему верен, что даже не смеешь согласиться на предложение о небольшой трапезе?

— Моя верность безоговорочно, — твёрдо ответил Томонобу. — Но она относиться не только к моему господину. Верность нашей земле — Этиго, объединяет наши сердца.

— Вот оно что, — Такэду его слова трогали всё сильнее. — Вот видишь Кансукэ, перед нами сидит герой, каких уже практически не найти. Хотя и среди моих людей есть… Что ж, я удовлетворю просьбу Кагэторы и даю слово, что не нападу ни на Этиго, ни на Иияму пока он не вернётся из своей поездки в Киото. Однако, земли, что я уже занял — не верну и Таканаши пусть на них не суётся, иначе…

— Мой господин будет вам очень признателен за столь благородный поступок, — вежливо склонился Сайто.

— И я признателен ему, что он шлёт мне столь выдающихся послов, — Такэда хитро прищурился. — Помниться, первым был гигант с внешностью они, но он отказался от моего предложения. Я надеюсь, ты немного погостишь у меня и не откажешь в небольшой беседе?

Томонобу это предложение не понравилось, но раз успеха он достиг, то может стоит его развить, авось получится кое-что выведать. Главное, вовремя вернуться в Иияму, осталось ведь всего четыре дня.

***

Касугаяма, Этиго.

Вооружившись веером, весьма пёстрым, больше подходящим женщине, Норимаса закружился в танце. Неуклюжие, пьяные движения отчаянного человека вполне правдоподобно передавали его эмоциональное состояние. Он прыгал, топал, дёргался, срывался на душераздирающий стон и даже падал на пол, пытаясь изобразить предсмертные судороги. Всё это бесчинство сопровождалось игрой на бива. Причём, весьма неблагозвучно, как раз под ритм непредсказуемых и бессмысленных движений Норимасы. Длилось это довольно долго. Не первый месяц.

— Играй Гэндзюро! Играй! — заплетавшимся языком, подбадривал музыканта, бывший Канто канрэй.

На самом деле, титул его никуда не делся, а только лишь перестал иметь свой смысл. Впрочем, это несчастье случилось уже давно, но только сейчас последний из рода Яманоучи-Уэсуги понял на сколько плачевно его положение. Скорее, даже безвыходное. Однако мудрецы говорят, что выход есть всегда.

— Ну, что же ты затих Гэндзюро? Играй! Шуми! Весели меня!

— У меня рука уже устала, — посетовал игрок на бива. Круглолицый, молодой человек, ещё не достигший тридцатилетнего возраста, но отпустивший вислую козлиную бородку и тонкие усы. Его туманный взгляд уж очень контрастировал с глупым выражением покосившегося лица. Весь образ дополняли маленькие торчащие уши и съехавшая набок сплюснутая эбоши.

Норимаса остановился и возмущённо взглянул на своего сотрапезника. При попытке устоять на месте, его тут же отнесло к стене. Гэндзюро порывался его поймать, но едва мог сдвинуться с места и поднявшись лишь на корточки, тоже не удержал равновесие и повалился на бок.

— Ещё сакэ! — орал Норимаса, завалившись на беспорядочно сваленную гору подушек-дзабутон. — Музыку!

— Я больше не могу, — простонал Гэндзюро, не желая больше подниматься. — Не пить, не играть. Вообще ничего.

— Слабак! — констатировал гуляка канрэй. Он, превозмогая бессилие перед страшными препятствиями в виде подушек, всё-таки смог выбраться из завала и сел рядом с товарищем. Норимаса подёргал его за ногу и убедившись, что тот ещё вполне осязаем, потянулся за кувшинчиком, в котором, помниться ещё что-то плескалось.

— Пойми ты, — Уэсуги тщетно пытался поймать настойчиво убегающий от него сосуд, который ещё и обзавёлся несколькими собратьями, точь-в-точь как он сам. — Мне больше нечего терять, незачем жить, — он опустил руки и заплакал. — Некого любить. Всё, что я когда-то имел, отнял у меня Ходзё Уджиясу и те предатели, что покорились ему. Что мне ещё остаётся?

— Пить? — Гэндзюро, порывами, приподнялся, врезался в канрэя, но всё же смог сесть с ним рядом.

— Да. Только пить. И… ик… ждать своего конца.

— Но ведь князь…

— Да. Что твой князь? — прогнусавил Уэсуги. — Ты же видел — его люди вернулись ни с чем! Видел же… ик? Слушай, попробуй ты поймать кувшин, мне кажется, что они живые.

— Он один.

— Да-а! А у меня пять… шесть… короче, давай его сюда!

Гэндзюро всё же оказался проворней Норимасы и легко смог взять кувшинчик в руки и даже разлить содержимое по чаркам, немного пролив мимо. Канрэй, волнообразными движениями, ухватил чарку обеими руками и не рискуя поднести её ко рту, сам наклонился к ней и стал жадно лакать, будто кот из миски.

— Все меня предали, — вновь захныкал он, вылизав всё до капли. — И твой даймё мне больше не поможет. Он, хоть и силён, но сражаться против всех кланов Канто… никаких сил не хватит.

— Почему?

— Потому, что их много и все они теперь либо с Ходзё, либо сами по себе. И они не захотят добровольно подчиниться ему.

— Почему?

— Потому, что он Нагао! А Нагао не имеет власти над ними!

— Тогда, он возьмёт вас с собой.

— Меня? — Норимаса состроил удручающую мину. Такую, что позавидовал бы самый именитый драматический актёр. — Я ничтожество. Я полная бездарность. Если бы я был хоть чуточку похож на Кагэтору, я бы показал им кто такие Уэсуги! Но, я не он и кроме фамилии и происхождения у меня ничегошеньки нет. — откровение снова привело к очередному приступу плача, что он излил, уткнувшись в плечо Гэндзюро. — Даже мой сын, мой Тацувакамару, был убит этим подонком Уджиясу! И я ничего не смог сделать!

— А что если совместить силу нашего господина, ваши привилегии и происхождение?

— Как это? — Уэсуги поднял голову и недоумённо посмотрел на товарища.

— Сделайте его Уэсуги. Ведь вы можете.

— Ч-чего? Уэсуги? К-как это?

— Просто. Вы ведь сами говорите, что у вас никого нет, ни родственников, ни наследников. Так сделайте господина своим наследником. Дайте ему свою фамилию и титул и он, со всей своей силой, на полных основаниях войдёт в Канто и заберёт всё то, что принадлежит роду Уэсуги по праву. Вы ведь помните, что он поклялся возродить ваш клан, так дайте ему это сделать.

— Точно! — хлопнул в ладоши Норимаса.

— И я говорю. Конечно, возможно, что лично вам это не вернёт былого величия, зато, вы сможете продолжать ваш род, который будет править в Канто, ведь вы ещё так молоды.

— Гэндзюро, — по слогам произнёс канрэй. Казалось, он даже немного протрезвел, совсем чуть-чуть. — А ты умный человек! Почему я раньше не разглядел это в тебе?

— Потому, что мы постоянно пьём. А я, между делом, наследник Усами Садамицу и у меня полно других дел, вместо того, чтобы развлекать вас песнями, танцами и прогулками в весёлый квартал. И сакэ. Я никогда столько не пил. В меня больше не лезет.

— Точно, точно, ты же приемник Усами. Поэтому и идеи у тебя такие… такие… — Норимаса развёл руки в стороны.

— Какие?

— Необычные! Ведь никто до тебя до такого не додумался.

— Значит, вы последуете моему совету?

— Надо подумать.

— Да, что тут думать? Вы уже и не мечтаете вернуть всё назад, но вот чудо. Наш господин сможет сделать всё за вас. Скоро он едет в Киото, а вы, можете вместе с ним отправить официальное прошение Императорскому двору и дело решено.

— Не-ет! Это нужно хорошенько обдумать. — Норимаса пытался задуматься, но картинки, всплывающие в голове, мешали здраво рассуждать, да и зрение изрядно плыло.

— Так может ещё сакэ? — предложил вдруг Гэндзюро, который только что отказывался пить. — Такие дела так просто не разрешить.

— Это можно и даже нужно, — закивал Уэсуги.

Казалось, канрэй совершенно не воспринимал реальность, но предложение приятеля, частично привело его в себя. Хотя, толком соображать он всё равно не мог, а тут ещё сакэ принесли.

Позже, когда рьяные обсуждения за излишним возлиянием подошли к концу, а не в меру, нахлебавшийся Норимаса уснул прямо во время своей пламенной речи, Гэндзюро наконец-то смог покинуть покои Канто канрэя. Он было подумывал пойти домой и хорошенько выспаться, ведь шатало его будто ураганом, несмотря на то, что последние порции он проносил мимо рта. Однако, этому не суждено было сбыться, поскольку дорогу ему преградил тот, кого в последние несколько лет он называл не иначе, как отцом.

Среднего роста, седой мужчина, семидесяти лет, скрестив руки на груди, задумчиво обхватил левой кистью свою белую, окладистую бороду. Не гладил — отучил себя от этой привычки. Нетерпеливым взором маленьких глаз он смотрел на своего приемника.

— В этот раз получилось? — спросил Садамицу.

— Да, — тяжело вздохнул Гэндзюро и изображая бессилие, опёрся спиной на забор. Вот-вот уже виднелась калитка собственного дома, а там и до постели недалеко. — Я и подумать раньше не мог, что такого, полного идиота, придётся так долго убеждать.

— Если учесть, что он каждым утром забывает о чём вы говорили минувшим вечером, то не удивительно, — едва хмыкнул Усами. — Надеюсь, он не просто дал согласия, а поставил нужные подписи?

— И это мне удалось, — Гэндзюро показал коробку отцу, которую он таскал с собой каждый вечер. В ней то и хранились очень ценные для Усами документы. — Правда, подписи немного корявые, но, я думаю это не столь важно, поскольку личное као не подделаешь.

— Вот в этом ты не прав. Подделать можно всё, что угодно. — Садамицу подошёл к наследнику и забрал у него коробочку. — Я всё равно всё перепроверю.

— Как вам будет угодно, — Гэндзюро вздохнул уже свободней и, кое-как поклонившись поплёлся к своей калитке.

— Завтра снова пойдёшь к нему, — приказным тоном бросил ему в след Усами.

— Зачем это? — Гэндзюро обернулся ошеломлённый, с чувством, будто ему нож в спину бросили.

— Теперь ты должен чаще находиться при нём. Нужно, чтобы он доверял тебе, как самому себе. Пока господин не узаконит свои права, нам не нужно, чтобы этот пьяница и слюнтяй создавал неприятности. Ещё лучше, чтобы он не напросился с господином в Киото и не путался под ногами. Будет очень прискорбно, если этот недотёпа передумает, а господин узнает, что мы его заставили подписать всё это.

— И сколько же мне ещё терпеть? — простонал Гэндзюро. Он больше не мог выносит общества последнего Уэсуги и ещё больше он не хотел пить сакэ. — Дайте отдохнуть, хотя бы дня три!

— День! — твёрдо отрезал Усами. — Потом можешь увезти его на онсэн, там и сам отдохнёшь. Потом займи его охотой, рыбалкой — да чем угодно, лишь бы его подольше не было рядом с Касугаямой. А когда он появиться, из его уст я должен слышать лишь твои слова. Как только господин получит все права и титулы Уэсуги, тогда можешь и распрощаться с этой непосильной ношей.

Садамицу, видя страдание на лице приемника, лишь ухмыльнулся. Он больше не стал ничего говорить и первым вошёл в калитку своего дома. В Касугаяме они жили в одном поместье, о чём Гэндзюро в данный момент сильно пожалел. Он лишь проводил Усами уставшим взглядом, посмотрел на небо и взмолился луне:

— Если я не сопьюсь или не сойду с ума, клянусь, что никогда и низа что не стану помогать отцу в его скользких интрижках. Даже, если это будет стоить мне жизни.

Луна, разумеется ничего не ответила и удручённый Гэндзюро поплёлся вслед за Садамицу.

Глава 2

Сборы

Месяц Удзуки 2-го года Эйроку (апрель 1559 г.)

Ринсэндзи, Этиго.

Молитвенная песнь раздавалась по всему хондо. Кроме монахов и настоятеля Коику, поминальную возносили и представители клана Уэда, и даже сам князь Нагао Кагэтора с несколькими вассалами. На лицах всех присутствовала лишь скорбь по безвременно ушедшему.

Прошёл ровно год с тех пор, как Уэда Масакагэ и его жена Айя, схоронили своего десятилетнего сына, так и не достигшего совершеннолетия. Всему виной оказалась простуда, после которой появился кровавый кашель. Несколько прошлых лет, зимы в Этиго выдались лютыми и унесли с собой много людей. Не обошли они стороной и клан Уэда.

Безутешная мать и раньше-то не отличалась весёлым характером, теперь же с её лица и вовсе не сходила печаль. А ведь она хотела назвать своего умершего сына в честь деда — Ёшикагэ. Того, что заложил фундамент неприступной Касугаямы. Как жаль, что этому не суждено было сбыться. Айя не плакала, не причитала — она сильная женщина, но похоже, что её бледное лицо уже никогда не заиграет улыбкой. Теперь у неё осталось только трое детей: четырёхлетний Уэмацу, его одногодка Хана и совсем крошечная Чими. Казалось бы, ей ещё есть для чего жить, но многие считали, что Айя уже никогда не станет прежней.

Масакагэ тоже печалился, но он был мужчиной, воином, всегда готовый к подобным ситуациям. Конечно, потеря первенца, наследника — это не восполняемая утрата. Теперь его заменил маленький Уэмацу, который ещё не до конца осознавал, что произошло.

Когда поминальные молитвы подошли к концу, все участники вышли в главный двор монастыря. Айя по-прежнему молчала. Даже когда её брат, даймё Этиго заботливо обнял её, она не проронила не звука. Кагэтора всегда поддерживал свою любимую сестру. В тот день, когда случилось несчастье, он бросил все дела и отправился в Сакадо, чтобы выразить свои соболезнования и взять на себя организацию похорон. Год прошёл, а скорбная печать смерти так и запечатлелась в душах.

Сказав утешительные слова сестре и оставив её наедине с их матерью, Кагэтора не преминул подойти к своему племяннику, что прижимался к ноге отца и с опаской взирал на окружавших его людей. Мальчик выглядел на свои года и ничем среди своих сверстников не выделялся, разве, что изрядной молчаливостью. С тех пор, как он родился никто, даже собственные родители, не видели, чтобы он улыбался и уж тем более смеялся. Всегда насупившийся, замкнутый и неразговорчивый.

— Как твои успехи Уэмацу? — спросил князь Нагао, присев перед ребёнком на корточки. — Ты уже держал в руках меч?

Мальчик скромно опустил голову, надулся и нахмурился.

— Ты по-прежнему не хочешь со мной разговаривать? Может ты на меня чем-то обижен?

— Он очень застенчив Кагэтора-сама, — ответил за сына Масакагэ. — Он и с нами то не особо общается. Но, боккэн я ему в руки давал. Он бьёт им траву и соломенные снопы. Должен отметить — удар у него поставлен хорошо.

— Вот и славно! — Кагэтора улыбнулся мальчику и легонько потрепал его за надутую щёку. — Тигра видно с рождения. Если захочешь, я сам могу обучить тебя боевым навыкам?

Уэмацу ничего не ответил. Он исподлобья глядел на даймё и, наверное, даже не догадывался, что за человек сейчас склонился перед ним.

— Что ж, — князь Нагао выпрямился и потрепал племянника уже за волосы. — Я всегда к твоим услугам, только попроси. — и обратился уже к его отцу. — Масакагэ, мне нужно, чтобы ты неустанно наблюдал за перевалом Микуни пока меня не будет. Я рассчитываю, что Сайто сможет убедить Такэду, но с Ходзё это уже не пройдёт. Уджиясу отхватил слишком жирный кусок, чтобы его так просто оставить. Если он не полезет в Этиго — хорошо. Пусть думает, что мы не собираемся отвечать на его вторжение в Кодзукэ, но наблюдать всё равно нужно и быть на чеку.

— Я понял господин, — поклонился Уэда. — А как долго вы намерены отсутствовать?

— Не могу ответить, — выражение Кагэторы приобрело весьма двусмысленное выражение. — Сёгун призывал меня помочь ему с бунтовщиками, и ситуация в Киото постоянно меняется, так, что я просто обязан ответить на призыв. К тому же, Нагао вынуждены поддержать нового Императора, ведь он так ещё и не был возведён.

— Надеетесь ли вы в этой поездке возродить старый порядок? — пылко спросил Масакагэ. Он, как никто другой свято верил и соблюдал традиции предков.

— Я всегда на это надеюсь. Война должна прекратиться, а сёгунат Асикага вновь обрести силу.

Пока Кагэтора и Масакагэ беседовали, чуть в сторонке, за ними приглядывали и подслушивали краем уха. Никогда не упускающий не единой детали Усами Садамицу и его приемник Гэндзюро Садакацу. Советник и стратег князя, коим являлся старший Усами, никогда не гнушался подобных методов. И, что самое важное, он умело сочетал свои неблагородные действия со служением уж очень благородному даймё. Мало того, их отношения походили на связь отца и сына. То ли Кагэтора не ведал о его тёмных делах, то ли закрывал глаза. Садамицу в свою очередь, тоже не особо посвящал господина и тем не менее, всегда был с ним честен. Только вот, на склоне лет, Усами стал ощущать острую надобность в замене себя самого и его печально состоявшийся зять, очень подходил на эту роль. Хотя, его ещё многому нужно было научить.

— Ты видишь?

— Что именно?

— Не прикидывайся, я много раз говорил тебе об этом, — раздражённо Садамицу.

— Господин разговаривает с Уэда. Вижу. Вы говорили, что Уэда не должен пользоваться большим влиянием, поэтому…

— Балбес! — шикнул на приемника Усами. — Никогда не произноси этого в слух, тем более, что я не это имел ввиду.

— А что тогда?

Старый советник безнадёжно покачал головой, мол учу, учу, а толку никакого.

— Как он относиться к его сыну. Он нянчится с ним при каждой встрече. Я знаю господина с рождения и то, как он выбирает себе нужных людей, — пояснил Садамицу. — А ведь детей у него нет. И будут ли, если он до конца жизни намерен соблюдать свой обет?

— То есть, вы хотите, чтобы единственный сын Уэда стал…

— Молчи! — отдёрнул его Усами. — Господин идёт к нам.

Кагэтора и вправду подошёл к ним и оба учтиво поклонились.

— Усами, что-нибудь известно от Сайто?

— Пока он не прибыл сам, но пару часов назад сокол принёс весточку из Ииямы. — отчитался советник. — Таканащи благодарит за оказанную услугу и сообщает, что Томонобу-сан уже выехал в Касугаяму.

— Значит, у него получилось, — с толикой довольства сказал Кагэтора.

— Прошу вас господин, не радуйтесь раньше времени. Можно допустить, что миссия Сайто прошла успешно, но ведь могут быть и нюансы. Такэда очень хитёр.

— Поэтому я и послал Томонобу, — князь на какое-то время оглянулся, что не укрылось от Садамицу.

— Вы переживаете за госпожу Айю и её детей?

— Сестра держится хорошо, хоть смерть сына и сильно повлияла на неё. А Уэмацу славный малый, несмотря на свою скромность. Наверное, я и сам был таким.

— Он и правда отчасти похож на вас в детстве, — Усами хитро прищурился. — Жаль, что он не ваш.

Кагэтора услышал его слова, но особого значения им не придал. Он резко развернулся и пошёл к воротам монастыря, бросив на ходу:

— Созывай совет Усами! Если Сайто выехал из Ииямы, то скоро будет здесь. Нужно всё решить до моего отъезда, с которым я и без того сильно затянул.

***

Касугаяма.

Томонобу не заставил себя долго ждать и сразу по приезду направился к князю. Кагэтора успел собрать всех вассалов, что находились в окрестностях Касугаямы и дать Сайто официальный приём. Новости из Синано, привезённые охотником на демонов, касались всех без исключения. Даймё, как и прежде, принимал в главной башне замка. Он восседал на помосте, в своём простом повседневном облачении, а за его спиной, на фусума, красовался белый дракон, парящий в облаках. Вассалы сидели по обеим сторонам залы, вдоль скромных, не расписанных перегородок, что весьма подчёркивало суровый северный темперамент.

Сайто, нисколько не отдохнув с дороги и сняв лишь доспехи, предстал перед князем Нагао. За ним устроился его слуга Симоцу Горобэй, что принёс два неких предмета, завёрнутых в цветастые шёлковые ткани. Томонобу низко поклонился в приветствии, едва не коснувшись пола.

— Господин Кагэтора, — начал говорить Сайто, своим огрубевшим со временем голосом. — Ваша воля исполнена. Такэда Харунобу проникся вашей просьбой и дал слово, что не будет нападать ни на Иияму, ни на земли, принадлежащие вам. Однако, он так же отметил, что не уведёт свои войска с подвластных ему территорий и установил сроки перемирия. До истечения нынешнего года не одна стрела не пролетит в сторону Этиго, а наконечники копий будут направлены к небесам. В знак перемирия и своего расположения к вам, он шлёт этот подарок.

Горобэй передал Томонобу один из свёртков из белого шёлка, прошитого золотыми нитями и украшенного замысловатыми фигурами. Сайто развернул ткань и явил всеобщему обозрению меч, покоившийся в прекрасных ножнах, выделанных тигриной шкурой. Белая цука обтянутая кожей ската, золотая цуба в виде четырёх лепестков дуба — символа стойкости и храбрости, белоснежное цуёноо, опять же золотыми прослойками.Похоже, что назначение подарка было не выказать своё уважение врагу, а дать понять насколько властитель Каи богаче и величественнее владыки Этиго.

Наоэ Кагэцуна, сидевший по левую руку от князя, принял меч у Сайто и передал его господину.

Кагэтора любил мечи, как и любую другу военную экипировку. И всё же, к клинкам у него было особое отношение. При виде очередного шедевра, глаза у него так и блестели, словно солнечные блики играли на зеркальной стали. Князь Нагао с почтением принял подарок, внимательно рассмотрел оправу и взявшись за рукоять правой рукой извлёк из ножен. И вновь его взгляд вспыхнул страстным огнём.

— Весьма польщён таким подарком! — искренне выразился даймё, вложив клинок в ножны и положив рядом с собой. — Нужно непременно отдариться Такэде. Пусть мы враги, но я не хочу показаться невежественным. Что же у тебя во втором свёртке?

Слуга передал Томонобу вторую вещь в синей парче, усыпанной пёстрыми цветами. Заметно, что сей предмет по форме тоже напоминает меч, только в три раза длиннее.

— Это, Кагэтора-сама, Такэда подарил мне, — Сайто извлёк длинный лук, окрашенный коричневым лаком с синими переплетениями из ротанга. Он должен был непременно показать его даймё, поскольку сокрытие дара от врага, могло бы превратиться в очень неприятные последствия.

— Ты, что же Томонобу, посмел принять от Такэды подачку!? — возмутился Какидзаки. — Где это видано, чтобы вассалы принимали подарки от врагов господина?!

— Что же в этом плохого Кагэиэ-сан, раз я признался? — невозмутимо спросил Сайто, ложа лук перед собой.

— И правда Кагэиэ, — вступился Кагэтора. — Томонобу проделал большую работу и смог не только договориться, но и заставить Такэду расщедриться. Или ты завидуешь?

— Вот ещё! — фыркнул Какидзаки. Его вновь вызвали не вовремя, поэтому заядлый гуляка пребывал в очень дурном расположении духа.

— Скажи Томонобу, — вновь обратился князь к Сайто, оставив недовольного Кагэиэ не у дел. — Каков он? Что ты можешь о нём рассказать?

— Он очень хитёр господин, — ответил Сайто. — Скрывается за личиной весельчака, что на самом деле не так. Вместе с этим, он очень мудр и не лишён человечности. Однако, я не сомневаюсь, что этот его благородный поступок, имеет свою выгоду. Будет очень печально, если его замысел сыграет против нас.

— В каждом существе есть хорошее и плохое. В ком-то всё преобладает в гармонии, а в ком-то одна сторона возобладает над другой, — заметил Кагэтора и знаком велел Сайто занять место среди вассалов. — Но, таков он — Такэда Харунобу.

Князь оглядел всех своих людей, сидящих в зале. Никто больше не пытался уколоть Томонобу за полученный дар, и все глядели на своего господина.

— Мы получили, что хотели, теперь же, нужно подумать о следующем. В этом месяце, я отправляюсь в Киото. Я поклялся сёгунату Асикага в верности и нарушать свою клятву не намерен. Поскольку сёгун нуждается в защите своих верных подданных и призывает прийти ему на помощь, то я так и сделаю. Однако, на его приказ о сборе пяти тысяч воинов я ответить не могу. Это значит, что Этиго останется без защиты, чего я тоже допустить не в силах. Враги окружают нас повсюду и поэтому, я возьму лишь полторы тысячи воинов и направлюсь с ними по тракту Хокурику. Так же, я возьму почти столько же рабочих, что должны будут внести свою лепту в восстановлении резиденции сёгуната Асикага. — Кагэтора наблюдал за всеми и упредил возгласы недовольства. Ведь никто не желал отпускать своего господина в столь дальнюю дорогу, да ещё со столь малочисленным войском. Сейчас они все были готовы напроситься с ни, но князь продолжил. — Уэда Масакагэ уже получил от меня распоряжение. Север, как и ранее, остаётся на попечение Иробэ. В Касугаяме, а также отвечать за все военные дела я оставлю Усами, Сайто и Какидзаки. Наоэ поедет со мной, потому, как я совершенно не разбираюсь в тамошних политических делах. За него в Этиго останутся его верные соратники: Хондзё, Ямаёши и Шибата.

— И, кроме Кагэцуны-сана больше никого не возьмёте? — с хитрым прищуром вопросил Усами. Ехать в столицу он не хотел, покуда здесь дел хоть отбавляй, но господина оставлять не собирался. Впрочем, как и всегда.

Следом за Садамицу, превозмогая головную боль, запротестовал Какидзаки, мол, почему я — первое копьё Этиго, командующий конницей, оказался лишён привилегии отбыть в столицу со своим даймё.

— Потому Кагэиэ, что я так решил, — отрезал Кагэтора. — Твоё место займёт Амакасу и возглавит конницу.

— Что-о?! — вознёсся на весь зал хриплый, волчий рык Какидзаки. — Да он даже в седле сидеть не умеет, лошадей не любит… Передумайте господин, прошу вас!

Но князь Нагао был непреклонен. Посмотрев на Кагэиэ пронзительным взглядом, он заставил буйного воина успокоиться. Многих поразило то, что Кагэтора решил взять с собой Китадзё Такахиро. За последнее время, многие охладели к самопровозглашённому мастеру меча, даже после того, как он чуть жизнью не заплатил, оправдывая себя. Зато кандидатуру Оникоджимы Садаоки никто оспаривать не стал. Во-первых, таких самоубийц не нашлось, а во-вторых, гигант всегда был подле князя с самого начала его воинского пути.

На том и порешили.

***

В конце месяца удзуки Нагао Кагэтора выехал из Касугаямы. Давно люди не видели такого пышного парада. Самураи, облачённые в самое лучшее, тем не менее отправлялись не на войну. В Этиго имелось достаточно средств, чтобы обеспечить войско самым лучшим вооружением, чего стоила только одна золотая шахта на Садо.

Люди, весьма редко наблюдавшие подобное зрелище, высыпали на улицы и ликовали при виде своих защитников. Особенно чествовали даймё. Любил народ Кагэтору, как и он их. Провожали так, словно отмечали очередной праздник: с лентами, фонарями, змеями и всякой диковинкой.

Первым в колонне ехал Амакасу Кагэмочи, что по приказу князя возглавил авангард всадников. Облачённый в харамаки с белой шнуровкой и блестящими кувагата, огибающими золотой диск на шлеме. В правой руке, пропустив древко под мышкой, свисало копьё, которое он оснастил двумя наконечниками, по одному с каждой стороны. Несмотря на свою нелюбовь к лошадям, сейчас он казался довольным собой, ведь господин оказал ему огромную честь, которой раньше удостаивался лишь Какидзаки.

За ним шли лучники и копейщики Китадзё Такахиро. Тот, поверх своего красного могами, нацепил броское дзинбаори, сшитое из лоскутов разноцветных тканей. У многих, от его вида даже в глазах рябило, но самурая это мало волновало. Он ехал с гордо поднятым подбородком и даже не смотрел на собравшийся народ.

В самой середине шествия ехал сам князь Нагао в чёрном шлеме с серебряным полумесяцем и кандзи «Бисямон-тэн» над ним. Его окружали отменные молодые воины, среди которых был и гигант Ятаро. Бородатый, весь в чёрном и со страшной канабо на плече.

За ними шли остальные воины, под командованием бусё ниже рангом. Замыкал шествие Наоэ Кагэцуна, в вычурном металлическом шлеме в виде китового хвоста и с камоном «черепаший панцирь» на тулье. Он руководил рабочими и обозом, в который входили вьючные лошади, носильщики с припасами и дарами для дворцовой столичной знати.

Оставшиеся вассалы провожали своего даймё до главных городских ворот. Мать благословила в дорогу с напутствием, что Каннон никогда не оставит его. Даже Уэсуги Норимаса, в конце концов протрезвел, выбрался из своего поместья в главном дворе, и теперь смотрел на уходящую армию полный печали и обиды. Всё потому, что ему вновь придётся ждать, пока Кагэтора не вернётся из своей поездки и не ступит на землю Канто, чтобы отомстить обидчикам. Своё прошение Императору о назначении князя Нагао своим приемником, Норимаса отправил вместе с Наоэ. Младший Усами смог убедить его в безупречности разработанной им стратегии и конечно же без подвоха для канрэя, в скором времени уже бывшего. Конечно, Уэсуги терял свой статус, но ведь при помощи Кагэторы, он мог восстановить свой авторитет. Поэтому, сквозь призму уныния, его нутро освящал маленький лучик надежды на возможное светлое будущее.

Армия прошла уже через весь город под замком, что за полтора десятка лет правления Кагэторы разросся до небывалых размеров, выбралась на тракт Хокурику и повернула на юго-запад, в сторону границы с Эттю. Прошлый раз, точно такая же картина предстала перед жителями, когда в последний поход отправлялся Нагао Тамэкагэ. Только теперь, никто не сомневался, что его сын вернётся назад живым и невредимым. Да и стеречь Этиго Кагэтора оставил людей достойных и доверенных. Каждый думал, что князь Нагао едет в Киото с исключительно мирной миссией и ему ничего не угрожает. Хорошо, если бы это действительно было так.

Глава 3

Хокурикудо

Месяц Удзуки 2-го года Эйроку (апрель 1559 г.)

Провинция Эттю.

Тем же вечером, как армия Нагао вышла из Касугаямы, они пересекли границу с Эттю. Здесь их встретил союзник, что уже много лет служит щитом для Этиго против клана Дзинбо. Сиина Ясутанэ не жаловался на свою нелёгкую роль и пока справлялся сам. Хотя, иногда ему помогал Санпонджи Саданага, чей замок находился поблизости. Кагэтора увидел его впервые, поскольку переговоры с ним всегда велись через вассалов-посредников. Чем-то Ясутанэ напомнил князю Сайто Томонобу, в том виде, в котором тот пребывал сейчас. Широкоплечий крепыш, только ростом пониже, грубой внешности, правда с двумя целыми глазами, густой бородой, но немного короче и ярый копейщик. Зато менее воспитан, чем образованный Сайто и вообще представлял из себя сущего деревенщину.

Сиина вышел из своего замка Мацукура с небольшим отрядом и проводил Нагао до границы земель Дзинбо. Те соответственно, получив приказ Императора о не прикосновении армии Этиго, к давнему врагу не приближались, но оставались настороже за своими укреплениями. Всё-таки, слово Сына Неба ещё имело в Хиномото какой-то вес.

Благо, среди бусё Кагэторы не нашлось ветеранов, служивших его отцу, помнящих тот злосчастный день, когда Дзинбо предали Нагао, а то могли бы и не выдержать, проходя через вражеские земли. Тогда, армия Этиго проиграла икко-икки из Каги и потеряла в сражении много людей, включая даймё и его наследника. Лишь Ятаро был тогда там — в битве при Сэнданно, являясь лишь зелёным юнцом, но он помнил всё. Вспомнил он и то место, где похоронили князя Тамэкагэ.

Узнав от гиганта о месте гибели своего отца, Кагэтора решил сделать привал и ненадолго наведаться на могилу родителя. Никто против не был, несмотря на то, что вокруг сплошь находились враги и так и пускали слюни на мирно шедшую армию, которая, казалось бы, к бою совершенно не готова.

Князь поручил армию заботам Наоэ и Амакасу, взял полтора десятка человек из личной охраны и отправился вслед за Ятаро, указывающему дорогу. До места добрались быстро, верхом покрыв расстояние меньше ри. На небе уже показалась луна и первые звёзды, но оставалось ещё светло. Оникоджима привёл господина к пустырю, уже заросшему зелёной травой, но пока невысокой. Сразу стало заметно, что человек тут не ходит, а если и появляется, то очень ненадолго. Почти в центре пустыря возвышался одинокий кедр, под которым Кагэтора разглядел внушительный валун. Сам Ятаро тогда участвовал в его воздвижении.

— Столько лет прошло. Сколько всего мы уже совершили, а я помню те события, будто они произошли вчера. — ностальгически и как-то грустно прозвучал гулкий бас Оникоджимы.

— Скучаешь по моему отцу? — спросил даймё.

— Я бы сказал да, если бы не знал вас, — честно признался гигант. — Но мне обидно, что он погиб именно так — проигравший, преданный собственным сыном и вассалами.

Кагэтора ничего не ответил и молча пошёл к камню, на котором было высечено имя «Нагао Этиго-но-ками Тамэкагэ». Ятаро последовал примеру господина, а охрана осталась у края пустыря. Вдвоём они предстали перед могильником, сели на колени, поклонились и начали молиться за упокой души погибшего.

— Оставь меня ненадолго, — попросил Кагэтора.

Гигант повиновался беспрекословно, встал и ушёл к ожидавшим неподалёку телохранителям князя.

Нагао смотрел на камень, будто на человека, пытаясь разглядеть в нём хоть капельку души, но безмолвный, незыблемый монолит оставался прежним. Казалось, так он смотрел на него очень долго, пока, наконец не вымолвил:

— Вы узнаёте меня отец? — взгляд Кагэторы застыл в одной точке. — Мы встречались в последний раз, когда мне было семь. Теперь мне тридцать. Это я, ваш четвёртый сын Торачиё.

Камень молчал. Только лёгкий ветер подул в лицо князя. Прохладный и неестественный. Ни одна веточка на кедре не шелохнулась.

— Простите, что пришёл к вам впервые за столько лет, но иначе было нельзя. Почему ваш дух всё ещё здесь, а не отправился в круг перерождений? Все, кто предал вас уже ушли из этого мира. Вы отомщены.

Камень завибрировал. Едва заметно, но Кагэтора смог разглядеть, что от него отделилось нечто прозрачное и бесформенное.

— Не все-е! — ветром раздалось в ушах даймё.

— Кто ещё?

— Эта земля! — звучал замогильный шёпот.

— Вы имеете ввиду Дзинбо?

— Не все-е! — повторилось вновь.

— Клянусь, — Кагэтора сжал кулак и приложил к груди. — Настанет день, и вы обретёте покой! Вы будете отомщены до конца!

— Эта земля врагов! — прозвучало более внятно.

— Я понял, — Нагао опустил веки. — Я сдержу своё слово. — он низко поклонился камню, произнеся короткую молитву, поднялся на ноги и хотел уйти.

— Берегись!

Кагэтора обернулся к валуну. Тот по-прежнему вибрировал.

— Опасен этот путь!

Голос стих и ветер перестал дуть. Князь, склонив голову, ещё немного подождал. Что хотел сказать отец? Это было предостережения к его нынешней цели или же это касалось мести, которую он поклялся свершить? Похоже, что дух Тамэкагэ сейчас находился где-то между миром духов и миром живых, раз он не мог так чётко выразиться. Возможно, ещё живые виновники его смерти удерживали дух здесь, не давая спокойно уйти. Печально стало на душе Кагэторы, ведь он до сих пор не знал, что его отец так и не обрёл должного покоя. Жаль, что Сайто сейчас не было рядом, он в этих делах разбирался лучше князя.

Вскоре Кагэтора вернулся к остальным, и они тут-же направились к войску. Ехали медленно. Почему-то всех накрыла непонятная тоска.

— Ятаро, — обратился даймё к гиганту. — Ты помнишь, кто был повинен в смерти отца? Кроме Харукагэ и Тэруты.

— Господин, вы ведь знаете, что я воин, а не мыслитель. А в этом деле, виноватых можно найти много. Я могу сказать лишь одно, что не Харукагэ, не Тэрута, ни его брат Тошикагэ, которого вы убили при Точио, не нанесли вашему отцу смертельных ран. Погиб он от рук икко-икки, а их полководцев, командующих тогда я не знаю. Это можно спросить у Усами. Но почему вы спрашиваете?

— Я вдруг понял, что отец всё ещё не отомщён и его душа застряла между мирами.

— Значит, нужно уничтожить фанатиков из Каги! — Оникоджима, в порыве эмоций, чуть не огрел кулаком свою лошадь между ушами, но вовремя остановился.

— Не всё так просто, — покачал головой Кагэтора. — Икки — это люди Исияма Хонгандзи, а они сейчас очень в близких отношениях с не взошедшим Императором. И именно благодаря их союзу, мы скоро беспрепятственно пройдём по землям Каги.

— Ненавижу политику! — рыкнул Ятаро.

— И я тоже…

***

Провинция Этидзэн.

За несколько дней Кагэтора и его армия успешно преодолела Эттю и Кагу. И если в первой, Дзинбо постоянно держали их в поле зрения, то по второй люди Этиго прошли так, будто они не армия, а какой торговый караван, а то и вовсе обычные бродяги. Эта беспокойная провинция, лежащая на тракте Хокурику, населённая последователями школы Дзёдо-синсю, то есть теми самыми икко-икки, показалась довольно мирной. Несмотря на слухи о постоянных беспорядках, военных столкновениях и проблем с беженцами, на вид всё оказалось спокойно. Местные жители занимались своими повседневными рутинными делами и будто не обращали на шествие недружественной армии, ни малейшего внимания. Но, Кагэтора чувствовал, что за каждым тёмным углом за ними пристально наблюдают и держат на прицеле.

Армия Этиго была весьма лакомым кусочком. Сам даймё Нагао, в сопровождении всего полторы тысячи воинов и столько же не боеспособных рабочих. Нарушь сейчас враг договорённость о перемирии, установленный Императором и сёгуном и северяне окажутся в полном окружении и в практически проигрышной ситуации. Правда и сам Кагэторы был весьма не прочь нанести визит управителям этой земли и выяснить, где находятся убийцы его отца. Однако, он понимал, что в данной ситуации, духу Тамэкагэ придётся ещё потерпеть.

Всё обошлось, и армия Этиго вступила в Этидзэн, где их вновь встретил союзник. То был долговязый, худощавый мужчина, не старше князя Нагао, обладающий тонкими изящными усиками и каким-то пологим лбом. По взгляду маленьких, глубоко посаженных глаз было видно, что он искренне рад встретить властителя Этиго лично. Как и с Сииной Ясутанэ, Кагэтора никогда не встречался со своим давним союзником Асакурой Ёшикагэ.

Обменявшись официальными приветствиями, даймё Этидзэна взялся проводить гостей через свои земли. Рядом с Нагао, Асакура выглядел настоящим модником. В отличии от северного князя, Ёшикагэ блистал своим розовым добуку с золотым отворотом и родовым камоном — три цветка дыни, на плечах. Под курткой жёлтое косодэ с вычурным рисунком и зелёные хакама. Весь его вид бросался в глаза даже издали.

— Кагэтора-сан, вы даже не представляете, на сколько это честь для меня лицезреть Дракона Этиго воочию! — тараторил Асакура.

— Дракона? — удивился Кагэтора. — Значит и до вас дошли эти слухи?

— Я не удивлюсь, что это имя известно всем даже на Кюсю, — с усмешкой ответил Ёшикагэ. — В наше время слухи распространяются быстрее почтовых птиц. Тем более, что Этидзэн не так уж и далеко от Этиго.

Асакура ехал рядом с Кагэторой на своём гнедом жеребце и не отрывал от него взгляд, улыбался и казалось, был просто восхищён им.

— Не хотите ли остановится у меня на пару дней? — предложил Ёшикагэ. Он говорил так быстро, что едва можно было различить разрыв между словами, но князь Нагао был человеком чутким и из своей свиты единственный, кто понимал князя Этидзэна. — У меня блистательные охотничьи угодья, лучшее сакэ и вкуснейшие яства. В Этидзэне вообще всё самое лучшее и есть всё, что только пожелаешь! — хвалился он.

— Я непременно посещу вас однажды, — попытался уклониться от приглашения Кагэтора. — Но меня ждут в Киото со дня на день. Опаздывать будет невежливо.

— Простите меня великодушно Кагэтора-сан, но я вас разочарую.

Нагао недоверчиво осёкся.

— Не думайте ничего плохого, — поправился Асакура уловив взгляд своего сурового союзника. — Просто оповестить Миёши о вашем приближении поручили именно мне, и я бы не отказался отправить весточку в столицу несколько позже.

— Миёши? — переспросил Кагэтора. — Что это значит? Сёгун и Миёши Нагаёши враги!

— Уже нет, — сообщил Ёшикагэ. -Асикага Ёшитэру, нашь достославный сёгун и Миёши Нагаёши подписали мир несколько месяцев назад. Теперь они оба восстанавливают порядок в Киото. План сёгуна работает.

— Какой план? — с каждым мгновением Кагэтора понимал, что не знает совершенно ничего и вообще, с какой теперь целью он едет в столицу. — Я слышал, что Асикага заручился поддержкой кланов Хосокава и Роккаку, чтобы сразиться с Миёши и выгнать его из столицы. И, кажется, ему это удалось. Но о мире между ними я не ведаю.

— Похоже, — Асакура лукаво улыбнулся и разгладил правый ус кончиком пальцев. — Что Этиго действительно очень далеко, как о ней говорят в Кинки. Ваша информация давно устарела и тут всё не так просто Кагэтора-сан.

— Наверное, я всё же соглашусь на ваше приглашение Ёшикагэ-сан. Думаю, нам есть, что обсудить. Но прошу вас, давайте обойдёмся без охоты и пышного пира. Я не хочу долго задерживаться, но и узнать мне нужно многое.

Асакура от радости даже в седле подпрыгнул и подал условный знак своим слугам, видимо, оговорённый заранее. Часть из них отделились от процессии и обогнали шествующих, дабы подготовить дом князя Этидзэна к приёму гостей.

— Вы не пожалеете, что согласились! — впечатлительно напутствовал Ёшикагэ.

Кагэтора повернулся в седле и окликнул Оникоджиму, что всегда шёл за ним следом:

— Ятаро! Передай Амакасу, Наоэ и остальным, что мы остановимся ненадолго, в…

— Ичидзёдани Кагэтора-сан! Так называется мой замок!

Уже через час армия Этиго пребыла в резиденцию Асакура. Город-замок стоял немного южнее тракта Хокурику в долине с двух сторон огороженной холмами, а с севера его защищала река Асува. Кагэтора отметил, что здешние хозяева любили жить на широкую ногу, потому, как город представлял собой уменьшенную копию Киото. Аккуратная, ухоженная и единственная улица, делившая город пополам, по обеим сторонам которой, стояли дома местных горожан и знати. Сам замок находился примерно в центре, по южную сторону маленькой речушки, что служила ещё и естественным водным рвом, пущенным от всё той же Асувагавы. То был роскошный особняк, с пышным, красивым садом и огромной территорией. Но сами, оборонительные укрепления оказались вынесены за черту города, сразу за поместьем Асакура на горе, немного уступающей Касугаяме.

Красиво было в Итидзёдани и люди вели себя вполне довольные своей жизнью и своими защитниками. Но, как подумал Кагэтора, похоже они не знали, что такое вражеское вторжение, потому, как взять этот замок и тем более город, самому князю Нагао не составило бы труда. Возможно, у Асакура были достаточно сильные приграничные укрепления и отсутствие внутренних волнений, раз они совершенно не опасались за центр.

Несмотря на все увещевания даймё Этиго, Ёшикагэ всё-таки устроил довольно богатый приём. Показав гостям свои владения, он дал приказ слугам, чтобы Кагэтору и его ближний круг хорошенько привели в порядок с дороги и препроводили на «скромный пир». Так и поступили.

Умывшись и переодевшись, князь Нагао и его свита явились на приём к хозяину Этидзэна. Тут уже и музыка играла, сопровождаемая танцами прекрасных девиц, и столики ломились от угощения, и сакэ лилось рекой. Внутри залы тоже всё радовало взор. Расписные фусума, яркие, цветастые татами и даже потолочные балки были украшены замысловатой резьбой. Похоже, что Ёшикагэ, как и всех в Ичидзёдани совсем не заботило, что твориться по всей Хиномото. Всё было настолько праздно и беззаботно, что казалось, будто суровые воины Этиго вошли в другой мир, не имеющему никакое отношение к тому, что остался за спиной.

— Я обязан многим Сотэки, так скоро ушедшим от нас, — будто поймав мысли Кагэторы, скорбно объяснил Ёшикагэ. — Именно благодаря ему на долю Этидзэна не выпало столько ужаса, что твориться повсеместно.

— Его смерть оказалась ударом и для нас, — со болезненно произнёс князь Нагао, вспомнив того, кому и он, и нынешний глава Асакура обязан военным и торговым союзом.

— Ну, не будем о грустном, — отвёл тему Ёшикагэ, вновь повеселев. — У вас ведь тоже во владениях всё хорошо?

— Нам не на что жаловаться.

— То-то и оно! Ведь каждый год я слышу о подвигах Дракона Этиго! О его сражениях с Такэдой или Ходзё! Ведь за всю вашу жизнь воина вы ещё не разу не знали горечь поражения, ведь так?

— У меня были хорошие учителя, да и люди окружают достойные! — похвалил Кагэтора своих вассалов, что сидели ниже помоста, где беседовали даймё. Те благодарно поклонились.

— И муж, тигру подобный

Спустился с туманной горы

Трепещите враги!

Торжественно изрёк Асакура и поднял здравицу за князя Этиго. Все его поддержали.

— Но расскажите мне, что произошло в Кинки за последнее время, — напомнил князь Нагао о волнующем его вопросе. — Я хочу знать хотя бы немного о событиях. Не хочу показаться некомпетентным, прибыв в столицу.

— О, вы не окажетесь, — заверил его Ёшикагэ. — Я поведаю вам обо всё, что знаю сам. У меня много связей в Киото и меня постоянно просвещают во множестве направлений.

И Кагэтора узнал. Оказалось, что первая просьба сёгуна Асикага, временно примирившая Нагао и Такэду два года тому, была самым настоящим криком о помощи. Но тогда, Кагэтора не смог всё бросить и направиться в Киото по первому зову. Асикага Ёшитэру испытывал острую нехватку в армии и, если бы северный даймё тогда ответил, возможно, сейчас бы сёгуну не пришлось мириться с Миёши и фактически ему подчиниться. Ведь именно Миёши Нагаёши сейчас обладал наибольшим влиянием в Хиномото, имея под своим контролем не только столицу, но и почти всю область Кинай. Да, он якобы согласился на все условия сёгуна, пустил его в столицу и даже позволил делать всё, что тому вздумается, однако постоянно держал его под контролем. Он даже приставил к нему надзирателя в лице некоего Мацунаги Хисахидэ, одного из своих доверенных вассалов. Асикага ничего не мог с этим поделать, поскольку власть Нагаёши распространилась не только на территории и армию. Даже при дворе его влияние пустило корни, что даже новый Император доверял ему больше чем сёгунату.

В итоге, Ёшитэру пришлось публично признать Миёши своим вассалом, что собственно не давало ему прав повелевать им, но сработаться они смогли. Им даже удалось наладить кое какой порядок в Киото и начать восстанавливать неоднократно сожжённую столицу. У Асикага на такие масштабные проекты естественно средств не имелось, поэтому Миёши любезно его поддержал и что немаловажно, почти безвозмездно. Но ведь вечно так продолжаться не может.

Асикага не намеревался мириться с тем, что за его спиной вечно маячит тень Миёши Нагаёши, и продолжил созывать под своё крыло разных даймё, раздаривая титулы направо и на лево, беря взамен клятву верности, дабы возродить былую власть бакуфу и внушительное пожертвование на восстановление сёгуната. А те и рады стараться, расценивая данную ситуацию, как средство для достижения собственных целей. Ведь дарованные титулы не имели фактически ничего, кроме собственно титула, зато могли сгодиться для законного порабощения нерадивого соседа, если он вдруг окажется на номинально дарованных землях или откажется подчиниться власти сёгуна. И всё в таком роде.

Однако, на этом всё не кончалось. После смерти старого Императора Го-Нара два года назад, его сын, Огимачи тэнно, так и не взошёл на престол, потому, как и у него средств для существования и проведения нужного обряда попросту не было. Он тоже, без всякого зазрения совести, прибёг к сёгунской тактике и начал раздавать князьям уже другие должности, что конечно возымело эффект. И несмотря на столь наглое транжирство, даймё шли на попятную, поддерживая отношения то с Императором, то с сёгуном, а то и с обоими. В результате получился запутанный клубок политических интриг, где у каждого имелась своя выгода. Спешить распутывать столь замысловатые хитросплетения никто не собирался, от того и не было конца смуты в Хиномото.

— И много сёгун привлёк на свою сторону? — выслушав рассказ Асакура, Кагэтора задумался.

Ёшикагэ возвёл один глаз кверху, будто вспоминая и начал загибать пальцы:

— Я знаю, что ему удались переговоры с Отомо, Шимадзу и Амаго. Датэ тоже поддержали идею Асикага и, если не ошибаюсь, в этом году у него имели аудиенцию Саито Ёшитацу из Мино и Ода Нобунага из Овари.

Князь Нагао уже слышал обо всех этих кланах, особенно о двух последних. Три года назад он покинул Этиго и странствовал по Синано, Мино и Овари в поисках себя. Он помнил, что Ёшитацу именно тот человек, что убил своих братьев и отца, чтобы захватить власть в провинции. С ним Кагэтора никогда не встречался, да и не желал этого. Он даже сомневался, что смог бы удержаться, чтобы не снести ему голову при встрече.

А вот второго северный даймё лицезрел собственными глазами и впечатление о нём сложилось весьма недурное. И всё же, Кагэтора был рад, что Ода Нобунага уже отбыл из Киото, поскольку не хотел, чтобы тот узнал в правителе Этиго бродягу Хэйдзо.

— Это все, кто поддержал сёгуна?

— Если не считать, Роккаку и Хосокаву, то да, — вдруг Ёшикагэ осёкся и вспомнил ещё одного. — Ах да, Мори из Тюгоку! Конечно же Мори!

— Они особенные? — вопросил Кагэтора, видя с каким удовольствием Асакура вспомнил этот клан.

— Мори Мотонари один из первых, кто сам предложил помощь двору. Хотя, он больше радеет о власти Императора, но и Асикага получил от него приличную сумму. Кстати, люди из этого клана тоже сейчас гостят в столице.

— А какую сторону поддерживаете вы Ёшикагэ-сан? — князя Нагао это мало волновало, но он всё равно спросил.

— Я поддерживаю мир, господин Кагэтора! — как-то натянуто улыбнулся Асакура. — Я не люблю все эти войны, ведь есть гораздо более приятные вещи, нежели постоянно размахивать копьём и мечом. Хотя, связи с двором у меня достаточно прочные.

— Это какие?

— Я женат на дочери бывшего канпаку и сестре нынешнего.

— О да, это очень крепкие связи, — хмыкнул Кагэтора, зная, что такие политические браки нередко давали трещину, но и польза от них была немалая.

— В этом вы абсолютно правы, — заметил Ёшикагэ, так же улыбнувшись в ответ. Понял ли он его?

***

В Ичидзёдани Кагэтора провёл один день. Асакура упрашивал его остаться ещё, но князь Нагао вежливо отказался, решив не злоупотреблять гостеприимством. Тогда Ёшикагэ снарядил внушительный отряд и проводил гостя до границ Этидзэна и Вакасы и даже немного залез к соседям. Благо, те оказались в перемирии с Асакура и не стали выгонять его силой, а просто вежливо попросили удалиться.

Распрощавшись с жизнерадостным даймё Этидзэна, армия Этиго преодолела Вакусу всё по тому же тракту Хокурику и вступили в Оми. Тут их встретили новые сопровождающие. Князь Нагао ещё из далека заметил сложную ромбическую фигур на знамёнах. Кагэтора был весьма сведущ в геральдике и знал многие камоны родов Хиномото. Встретили их люди Миёши. И хоть самого Нагаёши среди них не было, оказалось вполне заметно, что они чувствуют себя хозяевами положения. Взяв людей Этиго под свой контроль, они беспрепятственно довели их до самых врат Киото.

Глава 4

Дары Императору

Месяц Сацуки 2-го года Эйроку (май 1559г.)

Киото, провинция Ямасиро.

Столица предстала пред северянами отнюдь не такой, о которой они слышали в рассказах. Вместо блистательного огромного города, с оживлёнными улицами, величественными воротами Расёмон, люди Этиго увидели полнейший хаос. Прямо перед главными городскими вратами, некие люди убили другого человека, сняли с него все вещи, а труп бросили прямо на ступенях. Увидев войско, злоумышленники быстро ретировались, разбежавшись в разные стороны и поминай, как звали. У ворот, попирая высокие красные колонны в три человеческих роста, остались лишь попрошайки-калеки. Бегать быстро они не умели или вообще не могли, а терять кроме жизни им было нечего.

Ворота Расёмон и впрямь выглядели огромными. Пяти створчатые, длинной шагов в сто, с надвратной постройкой, выполненные красными и белыми цветами, с тёмной, покрытой мхом и плющом, черепицей. Когда-то они действительно внушали благоговейный трепет, теперь же, окружённые разрухой и смертью, они напоминали врата в царство мёртвых.

Кагэтора бывал здесь несколько лет назад и понял, что с тех пор практически ничего не изменилось и стало даже хуже. Хозяевам Киото не только не хватает средств для восстановления столицы, у них даже нет времени на это. Город переходит из рук в руки вот уже добрую сотню лет. То им правит Асикага, то Хосокава, теперь вот Миёши.

Армия, преодолев Расёмон и оставив позади эту мрачную картину, сопровождаемую запахом экскрементов и гнили, вступила на проспект Сундзяку — дорогу ведущую прямиком ко дворцу Императора в северной части города. Широкий, мощёный камнем проспект превосходил в ширине даже главные ворота, но он точно также оказался в плачевном состоянии.

По эту сторону врат тоже не обошлось без трупов. Повсюду разбросанные доски, разобранных и обгоревших баррикад, напоминавших о не так давно произошедших сражениях. Битая домашняя утварь, рваная одежда и прочих хлам, просто наводнял улицы. Повсюду запах дыма, гари и всего того, что совершенно невыносимо для человеческого обоняния. Казалось, жить тут совершенно невозможно, ан нет. Люди тут были. В основном бедняки, бродяги, нашедшие хоть какую-то крышу над головой в заброшенных и полуразрушенных домах. Нередки были и разбойничьи шайки, прячущиеся в подпольях и ведущие свои дела в тёмное время суток. Но то было лишь Симогё — южная часть города.

Камигё выглядела с точностью наоборот. Словно два разных мира, существующие в одном месте, но разделённые невидимой полосой. Тут всё было иначе. Зажиточные дома, красивые улицы, зелёные скверы с живописными прудами, цветущие у обочин деревья и красочные заборы, увитые плющом. Здесь же находился и рынок, перенесённый от ворот Расёмон в верхнюю часть города, по которому совершенно непринуждённо гуляли люди в самых различных нарядах. Счастливые и жизнерадостные, они будто и не знали, что твориться буквально в ста шагах к югу и что за стенами города кипят кровавые сражения. Они посещали торговые лавки, споря о цене, ходили в храмы, что наводняли Киото в великом многообразии, разъезжали в своих паланкинах и повозках, запряжённых быками.

Конечно, всё это вызывало лишь светлые чувства, но была ли в душах этих людей хоть капля того света, что они излучают? Совсем рядом с ними жили точно такие же люди из плоти и крови, но грязные, оборванные, голодные, умирающие: им просто довелось оказаться не в том месте и не в то время. Справедливо ли это?

Нагао Кагэтора проехал по Сундзаку с очень мрачным видом. Беспокойство в его сердце разыгралось так, будто он вновь увидел Этиго под властью своего брата Харукагэ. Но сколько бы раз перед ним не представала эта картина, как бы не пытался объяснить все эти бедствия тяжёлыми временами, привыкнуть к этому не мог. Он желал помочь всем этим обездоленным людям, но в его ли силах помочь каждому. Положить конец творящемуся хаосу можно лишь большими, едиными силами и прийти наконец к миру и спокойствию. Ведь именно такое название носил этот город. Хэйян-кё — столица мира и спокойствия.

Сразу во дворец Кагэтора не поехал. Для того, чтобы посетить потомка богов, нужны были специальные приготовления, да и пыль дорог нужно тщательно смыть.

Не доезжая дворца люди Этиго свернули на запад. Все улицы в Киото были идеально ровными и прямыми, спроектированными по методу фэншуй. Если залезть на высокую гору, то с высоты столица бы напоминала игральную доску в го. Все усадьбы, дома, сады и кварталы в целом, были прямоугольной формы, будто клетки на той же игральной доске и делились не сектора. Поместье Нагао, дарованное Кагэторе ещё в прошлый приезд, находилось на улице Муромати, идущей параллельно Сундзаку. То была весьма обширная усадьба, способная вместить в себя всех прибывших из Этиго людей. Внутри, за забором, чуть больше кэн высотой, располагались конюшни, казармы, большой ясики для даймё, его слуг и ближних вассалов. На заднем дворе, имелся сад, с небольшим прудом. тренировочная площадка и чайный домик.

В отсутствие хозяина, поместье не пустовало. За ним смотрели доверенные лица, присланные из Этиго, которые по совместительству вели дела князя со двором. Эти же люди могли принимать на службу новичков из местных. С одним из таких новых слуг и довелось ныне познакомиться князю Нагао.

Встречать господина со всей его свитой вышел совершенно незнакомый человек. Невысокого роста, молодой, смазлив настолько, что нельзя было отличить от девицы, разве что по мужской причёске, но даже она придавала ему больше женственности, нежели мужских внешних качеств. Облачённый в синее хитатарэ, усеянным белыми рисунками, юноша склонился перед всем войском и лёгким баском, будто у грубой женщины, поприветствовал:

— Добро пожаловать в Хэйян-кё! Мы рады прибытию нашего достопочтенного господина Нагао Этиго-но-ками Кагэторы! Моё имя Кавада Нагачика и мне поручено курировать вас во время вашего пребывания в столице.

***

— Это девица или муж? — Ятаро был в недоумении. Он шептал на ухо, сидящему рядом Кагэмочи, но похоже его слышали все.

— Я бы сам хотел это знать, — лукаво хмыкнул Амакасу, дерзко смотря в лицо Кавады.

Тот сидел у помоста господина по левую руку, напротив Наоэ Кагэцуны, с полным беспристрастия лицом и будто не слышал перешёптываний гиганта и главного военачальника армии Этиго.

Самого князя пока не было на месте и вассалы, и слуги при поместье, томились в ожидании, изучая друг друга. Больше всего внимания к себе приковал шестнадцатилетний Кавада Нагачика. Бывалых воинов Этиго, настораживало, с какой стати этому зелёному юнцу с внешностью девы, доверили столь важную должность? Никак, он чей-то родственник из высшей знати? Особенно это поразило Оникоджиму и Амакасу и они совершенно не скрывая выражали свою неприязнь к новоявленному слуге князя Нагао.

— Ты меч то в руках держал хоть раз? — с лёгкой иронией осведомился Ятаро.

Нагачика медленно повернул голову к великану, приветливо улыбнулся и коротко поклонился:

— Разумеется Садаоки-сама. Я ведь родом из самурайской семьи из земли Оми. Я с детства обучался кэн-дзюцу.

— Ты знаешь моё имя? — нахмурился Оникоджима. Юноша вёл себя так, будто совсем не замечал грубого обращения гиганта.

— Да Садаоки-сама. Я знаю почти всех вассалов господина Кагэторы — это моя работа.

— А копьём орудовать умеешь? А из лука на скаку? — подхватил Амакасу, лишь бы уличить в чём-нибудь этого напыщенного царедворца.

— И эти навыки мне довелось изучить, — теперь Кавада так же вежливо поклонился Кагэмочи. — Всё, что касается военного искусства и даже трактаты по стратегии.

— А разве при дворе это нужно? — продолжал Ятаро. Он очень сомневался, что этот нежный мальчик может что-то сопоставить опытному воину.

— Садаоки-сама, вы наверняка проезжали мимо ворот Рассёмон и видели, что твориться в южной части столицы, — сдержанно отвечал Нагачика. — К тому же, ситуация в Хиномото известна всем. Так, как вы считаете, — может ли человек, не имеющий воинской подготовки выжить в этом хаосе? Я слышал, что в Этиго даже женщины берутся за оружие.

— Что верно, то верно, — согласился Оникоджима. — Но ты такой хрупкий, что мне просто не вериться в твои хвалёные способности!

— Я ни разу не похвалился Садаоки-сама, а лишь отвечал на ваши вопросы. Но, я уверяю вас, — Кавада с лёгким прищуром посмотрел в глаза гиганта. — Что непременно докажу вам обратное, как только мы покончим со всеми делами господина.

Ятаро довольно оскалился, будто принял вызов. Он не собирался сражаться с этим молокососом, уверенный, что и мокрого места от него не оставит. А вот посмотреть на его способности в поединке с Амакасу, он бы не отказался.

— Как думаешь Кагэмочи, — Оникоджима хлопнул по плечу своего соседа и чуть не смахнул его с места. — Ты бы мог потягаться с этим «умелым» юношей?

— Вполне. — без принуждения ответил тот.

Кавада лишь коротко кивнул, мол идею уловил и всегда готов оказать содействие.

— Храбрый юноша, — похвалил Китадзё, наблюдая как его соратники испытывают нового слугу на прочность. — Его даже не пугает внешний вид Ятаро. Я бы к нему присмотрелся. А ты что думаешь Наоэ?

— Оставьте свою норовистость для врагов, — деловито заметил Кагэцуна, своим тоном давая понять, что его этот глупый диалог не занимает. — Тоже мне отважные воины! Решили на мальчишке себя показать?

Нагачика оставался невозмутим. Оникоджима и Амакасу хотели было что-то возразить Наоэ, но тут вошёл князь и все одновременно склонились в приветствии.

Кагэтора устроился на помосте, как и положено хозяину. В простой неофициальной одежде, будто находился дома. По красной распаренной коже было видно, что он вот-вот вылез из горячей офуро. Его лицо, выбритое наголо, как всегда выражало непроницаемость, густые брови придавали его хладнокровному взгляду строгости, а прямой нос, широкий подбородок и тонкая линия губ дополняли этот эталонный портрет мужественности. Свой меч, он положил на подставку-какэ, слева от себя, что говорило о его постоянной готовности, поскольку телохранителей подле него сейчас не было.

— Вы готовы меня выслушать господин? — вопросил Кавада, когда все выпрямились и воззрились на даймё.

— Говори.

— Тогда, я начну. — Нагачика поклонился ещё раз. — Перво-наперво, осмелюсь напомнить, что вы, господин Кагэтора, являетесь дандзёдай, что приравнивается к третьему младшему рангу. Соответственно, во дворце вы должны присутствовать в светло синих одеждах. Говорить и обращаться к Императору, только тогда, когда его светлость позволит, но не обращаться непосредственно к нему. Все прошения и прочее, передаётся через его светлость канпаку. К вам будут обращаться по фамилии рода из которого вы происходите, то есть, Тайра но- Кагэтора. При дворе не терпят незнатные провинциальные фамилии…

Ятаро не выдержал и презрительно усмехнулся. Кагэтора смерил его укоризненным взглядом и вновь обратился к Каваде:

— Продолжай Нагачика.

Юноша продолжил перечислять правила поведения при дворе, всяческие нюансы много всего прочего связанного с этикетом. После этого, он перечислил людей, что должны будут сопровождать князя во дворец, но только до входа. В дом божественного Императора им строго воспрещалось входить, дабы не посметь узреть сей священный лик и не осквернить его природу своим нечистым и незначительным духом. Потом он назвал некоторых чиновников и людей из воинских родов, что должны будут присутствовать на приёме.

Вассалы Нагао откровенно заклевали носом, пока Кавада рассказывал о муторных обычаях Киото. Внимательно слушал лишь Наоэ, ведь именно ему будет доверено вести все дела от имени своего господина. Конечно, он тоже был не вхож в императорские покои, зато свободно мог общаться с придворными низших рангов, а те, в свою очередь с более высшими. Таков был установленный порядок. В столице ко всему относились со всей скрупулёзностью и чётким соблюдением традиций.

Кагэтора обо всём этом ведал, и тем не менее, Нагачику ни разу не перебил, дабы не показаться невежественным. Юноша старался изо всех сил, чтобы его увидели сведущим во всех важных делах и всячески угодить господину, несмотря на то, что видел его впервые. Князю Нагао Кавада понравился, и он разглядел в нём нечто особенное, ведомое лишь ему одному.

— Благодарю тебя Нагачика! — выслушав, произнёс Кагэтора. — Вижу, ты постарался учесть всё. Похвально. А теперь ответь мне, — какова сейчас действительная ситуация в столице? По дороге сюда, я узнал кое-что новое и честно скажу — оказался разочарован.

— Вы имеете ввиду положение сёгуна? — догадался Кавада. — Если вам сказали, что Асикага Ёшитэру, вернувшись в столицу, начал вести свои дела, а на самом деле находиться под пристальным наблюдением Миёши Нагаёши, то это чистая правда.

— Значит, всё верно, — с толикой прискорбия произнёс князь Нагао. — А что же Император?

— После смерти его светлости Го-Нара два года назад, его сын, сиятельный Огимачи, так и не взошёл на престол в виду отсутствия средств в казне. Но, это вскоре измениться, поскольку один из влиятельных даймё ТюгокуМори Мотонари прислал его светлости внушительную сумму, которая покроет расходы не только на его возведения в Императоры, но и значительно улучшит положение.

— Похоже, этот Мори очень богат. — заметил очевидное Наоэ с крупицей зависти. — Интересно, откуда?

— Кагэцуна, — князь неодобрительно посмотрел на своего вассала. — Я слышу в твоих словах недобрые нотки. Чем же это вызвано? Однако, я хочу сказать, что господин Мотонари славный человек и в его владениях почти все провинции Тюгоку, оттуда и богатства. Я бы хотел с ним познакомиться. Очень жаль, что он лично не посетил Киото.

— Господин Мори редко покидает свои владения, если это не касается военных кампаний, — вновь продолжил Кавада. — Зато, его делами прекрасно ведают сыновья. Особенно, это касается третьего. Именно он сейчас и находиться в Хэйян-кё и сопровождает следующего главу клана Мори, своего племянника и внука господина Мотонари, дабы представить его при дворе.

— Что ж, тогда познакомимся с его отпрыском, — нисколько не расстроился Кагэтора. Он много слышал о подвигах Мори Мотонари и о его отношении к своим семье и людям, что вызывало в нём только восхищение. — Когда нам назначен приём?

— Завтра, в час лошади господин.

***

До дворца Нагао Кагэтора добрался в непривычной для себя обстановке, а именно в паланкине. Как бы он не отпирался и говорил, что поедет верхом, вассалы всё же настояли на своём. В подобной ситуации князь оказался впервые, как собственно и в паланкине. Аристократия Киото была довольно остра на язык и о даймё Этиго пошли бы нелестные слухи, мол у него даже нет средств, чтобы обеспечить себе достойную процессию. Кагэтора на это плевать хотел. Он уважал традиции, но всё-таки являлся воином и уподобляться изнеженным царедворцам не собирался. Наоэ и Кавада выбились из сил, чтобы уговорить господина проехаться по городу, как настоящий аристократ. Конечно, на обратном пути ему обещали предоставить коня. На том и порешили.

Вновь оказавшись на проспекте Сундзаку, делегация Этиго во главе с князем Нагао въехала в ворота Дайдайри. Ту был целый город внутри города. Повсюду разнообразные строения с одинаковыми крышами с синей черепицей: дома знати, многочисленные ведомства, храмы, сады для прогулок и прочее, прочее. Само главное здание — Мияги, где жил Император, стояло в северной части, ровно по центру этого огромного комплекса. Несколько дворов, у каждых ворот которых охраняли разодетые в пух и прах, лучники. Все благородных кровей, разве, что ниже рангом. Каждый двор здесь стоял примерно на кэн выше предыдущего, так, что приходилось подниматься по ступенькам.

Процессия остановилась перед главным двором, огороженным невысокой деревянной стеной ярко-красного цвета. Отсюда все пошли пешком. Кагэтора почувствовал себя облегчённым, когда выбрался из паланкина, но не вымолвил и слова, а лишь уверенно проследовал дальше.

Мияги, что открылся взорам людям Этиго, поражал своими размерами, хотя имел всего два яруса. Князю Нагао даже показалось, что он превосходил высотой даже тэнсю Касугаямы. Солнечные лучи, стоявшего в зените святила, создавали иллюзию лазурного моря, играя бликами на блестящей синей крыше. Казалось, что второй этаж, в отличии от белоснежного первого, декорированный резьбой на красном дереве, вздымался из морской пучины.

Вскоре, Кагэтора оказался внутри. Тут, вопреки ожиданиям, оказалось не так уж и броско. Темноватое и совсем небогатое помещение, освещалось лишь несколькими десятками свечей. Солнечный свет проникал лишь через три, раскрытых парадных двери. Зато, место здесь хватало с лихвой. Князь Нагао отметил, что в одном этом помещении, можно разместить половину всей армии Этиго. Заняв место в третьем ряду, что соответствовало его рангу, он начал ждать.

Все его соседи по ряду выглядели совершенно одинаково, — синие мантии — каригину с разрезами на плечах, высокие шапки эбоши или кам. Различались они разве, что по лицам, телосложению и родовым камон. Вообще все собравшиеся в этой зале люди, ряд за рядом, от самого входа, до помоста где сидел Император, закрытый полупрозрачной ширмой, переливались двенадцатью разными цветами своих одежд.

Вскоре, когда все собрались, за Императорской ширмой зажгли свет и все смогли немного разглядеть божественного тэнно. Оказалось, что Император Огимачи, сорока трёх лет от роду, был уже достаточно седой. Продолговатое лицо, чуть сплюснутое, с прямым, без изгибов носом, выглядело непоколебимо. Держался он с достоинством. Облачённый в белые одежды сокутай, с золотыми рисунками цветов мандарина, он величественно оглядел всех присутствующих и подал едва заметный знак, человеку, сидящему ближе всех к нему.

Конечно, мало кто, кроме Кагэторы смог так подробно разглядеть Императора и даймё Этиго смог отметить, что в Огимачи тэнно было больше грубого и мужского, чем утончённого аристократизма.

— Его божественное величество… — начал нараспев говорить человек в первом ряду, одетый в фиолетовое. Молодой, не старше тридцати с живым лицом, несмотря на то, что ему, в который раз приходиться произносить долгую монотонную речь с перечислением эпитетов, титулов и предков Императора от сего дня и до самых истоков. Казалось, это ему даже нравиться, и он несказанно рад, что может присутствовать на подобных приёмах. — Огимачи тэнно! — закончил он восторженно. То был канпаку Коноэ Сакихиса, один из самых богатых и влиятельных людей в Киото.

После объявления, канпаку начал предоставлять слово каждому, начиная от самых высоких рангов. Большинство сводилась к отчётам о проделанных работах и какие-то совсем незначительным просьбам. Это отнимало много времени и заставляло ждать низшие чины, что пришли с куда более серьёзными делами.

Наконец, очередь дошла и до третьего ранга. Тех, кто сидел пред ликом божественного в тёмно-синих одеждах. Первым, предоставили говорить тринадцатому сёгуну Асикага Ёшитэру.

Он был едва ли старше Коноэ. Без усов и бороды, но на лице уже присутствовали боевые шрамы. Среднего роста, крепок и статен, совершенно не похожий на своих мягкотелых предшественников. Взгляд мужественный, волевой, с мальчишеской задорностью, что несомненно говорило о его малом жизненном опыте. Кагэтора даже заметил, что руки сёгуна покрывали мозоли и как было известно, появились они от рукояти меча. Мало того, что с самого детства Ёшитэру провёл в изгнании и боях, так ещё и слыл одним из лучших мастеров кэндзюцу в Кинки. Сам знаменитый фехтовальщик и создатель стиля Касима-рю Цукахара Бокудэн обучал его. Князю Нагао эти качества Асикага вселяли уважение, а как водиться, в людях он не ошибался.

Ёшитэру говорил в основном о продвижении войск в Кинки и близ Киото, о даймё, с которыми довелось ему общаться и тех, кто разделял его идеи об объединении земель. Поспешил он заметить и о ходе строительства его новой резиденции на улице Муромати — замке Нидзё. Старая ставка сёгуната была сожжена много лет назад в результате боёв за столицу.

Наконец, очередь дошла и до князя Нагао. Он слышал, как зашептались столичные чиновники, считавшие северян дикарями и удивлённые настоящим видом властителя Этиго. Оказывается, он ничем не отличался от обычных людей, разве, что аура, исходившая от него, поражала своей мощью. Но, это мог заметить далеко не каждый.

— Я, Тайра Этиго-но- ками Кагэтора с величайшим почтением склоняюсь перед солнцеликим Огимачи тэнно! — официально поприветствовал Императора Кагэтора и начал перечислять все дары, привезённые им ко двору, многочисленных ремесленников, долженствующих внести свой вклад в ремонт Императорского дворца и в замок Нидзё. Были тут и золото, и шкуры с мехами, и одежда из рами, и несколько сортов сакэ которыми так славилось Этиго. Всё это должно было значительно пополнить Императорскую казну и кладовые.

— Его светлость глубоко признателен вам! — произнёс канпаку, когда Кагэтора закончил. — Ваше прошение, предоставленное вашими слугами, уже передано его величеству и возможно, в скором времени оно будет удовлетворено. А пока, наслаждайтесь жизнью в Хэйян-кё и не о чём не думайте.

Кагэтора низко поклонился. Ответ канпаку, что говорил от лица Императора его не устроил. Ждать — значит оставить Этиго без присмотра на неопределённый срок. Тем более, если он всё же добьётся смены фамилии и нового титула, ему непременно нужно будет подкрепить это делом. Ведь что за наместник сёгуна в Канто, который не имеет там не малейшего влияния. К тому же, за это время Ходзё смогут хорошо укрепиться на завоёванных землях и выбить их оттуда будет очень сложно. Однако, князь Нагао сам присягнул на верность сёгуну и обещал Уэсуги Норимасе восстановить былую славу клана, так, что выбора у него не было. Придётся ждать.

Через какое-то время, Кагэтора смог увидеть людей из клана Мори. Их вклад в казну Императора оказался самым внушительным, что даже его светлость Огимачи самолично поблагодарил послов и обещал, что после годовой подготовки сможет наконец взойти на престол. Теперь-то средства позволяли.

Представлял клан Мори внук Мотонари, а по совместительству будущий глава клана, семилетний Кодзурумару. За свой вклад, заочно получивший придворный ранг и кандзи из имени сёгуна, для будущего, взрослого имени. Но, сей мальчик всё-таки присутствовал лишь для вида. Все дела за него вёл его дядя, третий сын Мотонари, Кобаякава Такакагэ.

Весьма молод, младше князя Нагао, с гладко выбритым лицом, немного длинноватым носом, но не портящим его внешность. Глаза небольшие, под почти прямыми линиями бровей и взглядом, таким умудрённым, что казалось будто он много старше своего возраста. Тонкие губы контрастировали со средних размеров ртом и слабо выраженным подбородком. Его голубой каригину украшал мон с одним круговоротом, тогда как у Нагао их было девять малых вокруг одного большого.

На Кагэтору Такакагэ произвёл положительное впечатление. Серьёзный, деловитый, но в тоже время не напыщенный, чётко формулирующий свои мысли и уделяющий внимание каждому сказанному слову. Несмотря на молодость, Кобаякава так и источал из себя притягивающую прозорливость.

Последним выступал высокий человек, среднего возраста, с квадратным подбородком, разделённым ямочкой, с подчёркивающей аккуратной бородкой. Лицом грубым, но не отталкивающим, на котором уже зарубцевались шрамы. Аристократическую причёску, с полу загнутым, стоячим кверху хвостом, дополняла привлекательная проседь в висках. Представился он, как Мацунага Дандзё Хисахидэ и его просьба оказалась самой необычной и смелой, поднявшая недовольный ропот среди большинства присутствующих. А он, всего-то попросил о помиловании одного человека, покинувшего этот мир уже двести лет тому назад.