Бесплатный фрагмент - Ледяной человек Отци

Ледяной человек Отци

В этом отеле Элизабет, Шарлотта и я оказались случайно. В начале декабря мы втроем отправились в двухнедельную поездку на машине по городам Италии. Элизабет и Шарлотта, более опытные туристки, заявили, что в это время в Италии не так много народа­, и можно будет спокойно гулять по улицам городов, а не пробиваться сквозь толпу. Мы сможем любоваться в галереях картинами любимых художников, а не пытаться разглядеть хоть что-то через головы. Впереди конец года — вот тогда-то все ринутся или на традиционную встречу с родными на Рождество, или в туристическую поездку на Новый Год. А сейчас люди должны сидеть дома и копить деньги на предстоящие праздники. Но, видимо, не одни они рассуждали подобным образом. Или же в Италии теперь вообще никогда не бывает туристического межсезонья. Повсюду было много людей, жаждущих, как мы, осмотреть, обойти, на худой конец, хотя бы обежать все эти колизеи, триумфальные арки, палаццо и запечатлеть для потомков себя на их фоне. После десяти дней путешествия мы устали от бесконечного человеческого потока. Интересно, от чего больше утомляешься в такой поездке: от мелькания достопримечательностей или людских лиц?

Посовещавшись, решили несколько изменить первоначальный план и отказаться от посещения еще нескольких запланированных городов, а вместо этого немного отдохнуть на природе. Тем более что мы находились в Вероне, и не так далеко от нее, если ехать на север, начинались горы. Там можно будет отдохнуть от толпы, от промозглой декабрьской слякоти и подышать чистым горным воздухом. Даже Шарлотта, не большая любительница природы, на сей раз проголосовала за этот вариант. Она поставила единственное условие: раз уж мы едем на север, то посетим старинные крепости и замки, которыми славится район Южного Тироля.

Мы выехали из Вероны, проехали озеро Гарда, и пейзаж начал меняться. Итальянский Тироль оказался совсем иным, чем австрийский. Не таким уютным, а скорее величественным. Ночь мы провели в Тренто, а потом отправились дальше на север. Все чаще стали попадаться названия, включавшие в себя слово «val», а горы, окружившие эти долины, становились все выше.

На следующий день к обеду мы были уже в Больцано. Наскоро перекусив и посетив, судя по путеводителю, самые интересные места, поехали по направлению к Мерано, как нам и посоветовал хозяин кафе, где мы обедали. Мерано оказался удивительно симпатичным курортным городком, из которого не хотелось уезжать. К тому же была суббота, и мы попали в разгар рождественского базара — красочного и изобиловавшего интересными изделиями местных умельцев. Я предложила заночевать в Мерано, но Элизабет настояла на том, чтобы отправиться дальше. Если сначала она весьма скептически отнеслась к предложению Шарлотты посетить крепости Южного Тироля, то очень быстро вошла во вкус, и с английской методичностью отслеживала по путеводителю все основные замки и крепости, которые стоило осмотреть. И теперь она непременно хотела посетить знаменитый замок «Тироло», построенный в двенадцатом веке и служивший много веков резиденцией графов Тирольских.

Отправившись в путь, мы сбились с дороги. Начинало темнеть. В это время машину вела я, и на правах водителя, заявила, что подниматься в гору к замку ночью отказываюсь, надо поискать гостиницу, чтобы не пришлось спать в машине. К тому же замков мы уже повидали предостаточно, надо отдохнуть, как мы и хотели, пару дней в какой-нибудь симпатичной гостинице.

При виде очередного указателя Элизабет вдруг безапелляционно заявила: «Сворачивай!» Я повиновалась. И не пожалела. Мы въехали в долину Сенале. Через час езды по живописным горным дорогам мы оказались в городишке, который показался нам идеальным местом для того, чтобы провести здесь оставшиеся дни. Он назывался Вернаго и находился на берегу довольно большого озера, в котором отражались горы, подступавшие к нему с противоположной стороны. Мы зашли в небольшую симпатичную гостиницу, носившую такое же название, как и город. В вестибюле Элизабет, оглядевшись по сторонам, сказала:

— Слушай, я поняла, почему я предложила тебе сворачивать на долину Сенале. Мне показалось, что я о ней слышала. Конечно. Посмотри — и она указала на стоявшую при входе устрашающую фигуру мужчины неандертальского вида с дубиной в руке.

— Ну и что это такое? — спросила я.

— Из-за этой чудовищной фигуры я бы даже предпочла сменить отель. Она удивительно смахивает на мумию. Чудная идея поставить здесь это страшилище, — вмешалась Шарлотта.

— Да вы посмотрите на имя. Оно написано внизу на табличке на нескольких языках.

— «Iceman Otzi», — прочитала я. — Ну и что?

— Да, действительно, что это такое? — с таким же недоумением спросила Шарлотта.

— Вам это действительно ни о чем не говорит?

— Нет.

— Ах да, вы, русские, в это время были заняты своей перестройкой. Вернее, нет, как раз приступили к завершающему этапу — разваливанию Советского Союза. Удивительное дело! Сначала надо было развалить, а потом перестраивать. У вас все не как у людей, — не без язвительности констатировала Элизабет.

Что делать. Дружите с англичанкой — будьте готовы постоянно терпеть ее насмешки.

— А вот то, что ты, француженка, не знаешь об этом, уже более удивительно, — обратилась Элизабет к Шарлотте. Хотя, впрочем, чего удивляться? Во французских газетах просто нет места для того, чтобы писать о чем-нибудь ином, кроме как о ваших же бесконечных забастовках.

— Ты лучше скажи, что же это за Отци, — попыталась я вернуть разговор в прежнее русло.

— Ладно, за ужином расскажу, — ответила Элизабет, увидев, что за стойкой регистрации наконец появилась женщина.

На сей раз мое вмешательство было своевременным: удалось предотвратить всплеск эмоций Шарлотты, который грозил перейти в очередную стычку между моими столь не похожими подругами. Единственное, что их объединяло — это профессия. Обе были преподавательницами русского языка. Шарлотта обучала студентов в Сорбонне, а Элизабет — в престижном университете в Англии. И обе еще увлекались изучением современной русской литературой. Что и привело их несколько лет назад в Москву на семинар, который был организован филологическим факультетом Московского университета. Я также участвовала в работе этого семинара, там и познакомилась с ними обеими. Потом мы еще несколько раз встречались — то на конференции в Париже, куда приезжали по приглашению Шарлотты, то в Лондоне, где бывали, естественно, по приглашению Элизабет. Сотрудничество постепенно перешло в дружбу. Шарлотта и Элизабет стали наезжать ко мне в Москву просто так, в гости, а в этом году мы приняли решение впервые провести отпуск втроем, путешествуя по Италии. Правда, уже через несколько дней все трое, как мне кажется, пожалели об этом. Уж очень разными вкусами, характерами и темпераментами обладали мои подруги.

Элизабет — крупная, некрасивая, в больших роговых очках, еще более уродующих ее, сверхсерьезная, медлительная, я бы сказала, чересчур правильная и самокритичная. Она отличалась въедливостью и стремлением во всем разобраться досконально. Что прекрасно уживалось в ней с большим чувством юмора, правда, чисто английского, с примесью сарказма.

Шарлотта же была невысокого роста, хрупкая, удивительно привлекательная, с копной длинных непослушных вьющихся рыжеватых волос, в которых ее худощавое лицо терялось при порывах ветра. Ее имя давно стало очень редким во Франции. Я даже предположила, не сыграла ли определенную роль в непопулярности этого имени Шарлотта Корде, убившая «друга народа» Марата в надежде тем самым остановить поток террора, захлестнувший Францию. Во всяком случае, подруга ассоциировалась у меня отнюдь не с ее знаменитой тезкой, а с другой знаменитой соотечественницей. Думая о ней, я почему-то всегда представляла картину Делакруа «Свобода, ведущая народ», которую чаще называют просто: «Свобода на баррикадах». Шарлотта походила на женщину с картины не столько внешностью, сколько тем, что та олицетворяла: порыв, действие, бунт.

И вкусы у моих подруг, за исключением любви к книгам, были очень разные. Элизабет обожала природу, прогулки на свежем воздухе, а Шарлотта была истой горожанкой, предпочитавшей любоваться природой на картинах. Элизабет могла на час застрять в букинистическом магазине. Шарлотта же требовала изменить маршрут, как только видела объявление, извещавшее о том, что здесь состоится brocante — нечто среднее между блошиным рынком и выставкой антиквариата. Так что для меня, инициатора этой поездки, она превратилась в довольно серьезное испытание. Приходилось проявлять максимум выдумки и изворотливости, чтобы примирять столь разные характеры и вкусы.

Нам повезло: постояльцев в это время в отеле было немного, и мы получили три отдельных номера. Когда я подала свой паспорт для регистрации, хозяйка с интересом взглянула на меня.

— А, вы русская. То-то я не могла понять, что за странный акцент у вас. Редко к нам русские заглядывают. Больше все австрийцы или немцы. Приедут и ходят с постными лицами. Спрашивается, чего тогда отдыхать приехали. У них отдых, как работа. Ходят по горам и ходят. Да, последний раз русские у нас были больше года назад. Они на Рождество весь отель закупили. Ну и веселились же… Мне это нравится. Итальянцы тоже любят веселье, не то, что эти австрийцы. Ой, постойте-ка… Раз вы русская, посмотрите, здесь по-русски написано? — и хозяйка, порывшись в столе, протянула мне красиво переплетенную общую тетрадь.

— Да, по-русски.

— Возьмите, почитайте, может, там что-то важное…

— Да неудобно. Кто-то забыл и еще вернется за ней.

— Да нет, не вернется, «Dio mio!» это такой ужас, такой ужас…, — хозяйка закатила глаза. — Это случилось в конце октября, нет в начале ноября…

Проклиная про себя болтливость итальянок, я приготовилась выслушать ее историю. Но тут раздалось треньканье телефона, хозяйка взяла трубку, выслушала, а потом, вздохнула с сожалением.

— Клиент тут у нас капризный. «Madonna mia!» Замучил всех. Придется пойти с ним поговорить, а то он на горничную жалуется. Так вы почитайте, а я вам потом эту историю расскажу.

— Хорошо, хорошо, я посмотрю, — согласилась я, надеясь тем самым избежать угрозы выслушать какую-то душещипательную историю, которую приготовилась рассказать мне хозяйка.

Поднявшись в номер и разобрав вещи, я взглянула на чужую тетрадь, валявшуюся на журнальном столике. Времени до ужина было много. Посмотреть, что ли? Все еще в нерешительности я взяла темно-синюю с золотым обрезом книжицу, полистала. «Явно чей-то дневник. Неудобно как-то… Ладно, посмотрю, вдруг там информация о владельце. Тогда я смогу его разыскать… Хотя, скорее всего, там ерунда какая-нибудь, и его просто оставили за ненадобностью».

Успокоив свою совесть, я открыла дневник и начала читать.

12 июля 2004

Сегодня был на встрече однокурсников. Отмечали двадцать лет со дня окончания института. Большинство ребят потолстели, полысели, погасли. Впрочем, я — один из них. Зато на старых фотографиях, принесенных кем-то, я такой, каким себя уже едва ли помню: худющий, волосы — этаким валиком на лоб спускаются, — да еще бакенбарды по тогдашней моде. Вылитый стиляга с карикатур начала шестидесятых годов. Но зато глаза взирают на мир с явным любопытством. Пока еще глаза, а не устройство для восприятия сигналов внешнего мира, какими они стали теперь.

Девушки, конечно, тоже постарели, но все-таки более узнаваемы, что ли. Странно, Наташа Дробкова, самая симпатичная девчонка курса превратилась в толстенную тетку, ее никто сначала и не узнал. Здоровая такая и лицо — ну просто рожа, да и все тут. А ведь была — просто чудо какая хорошенькая. Даже не верится, что столько ребят по ней сохло. Да и я сам на нее заглядывался. Я еще раньше заметил: возраст выдает о женщине больше информации, чем о мужчине. Большинство миловидных и даже очень хорошеньких девушек при полном отсутствии интеллекта уже годам к тридцати теряют всю свою привлекательность. Умные и интересные с возрастом часто даже лучше становятся, как хорошее вино.

Не по себе мне как-то после этого вечера. Кто-то там еще суетится, дергается, а я уже давно словно в спячку какую впал. Ничего не интересно, ничего не нужно, тоска. Впрочем, чего хотеть? Все вроде есть. Жена, работа нормальная, зарабатываю более чем прилично…

2 августа

Василий принес фотографии факультетского вечера. Он мне отдал пару. На одной я, Володя Проклов и Вера Богданова. Странно. Я совершенно не помню, как это мы оказались вместе. Правда, с Прокловым я действительно разговаривал. Но почему на фотографии Вера — убей бог, не пойму, мы с ней и не общались на том вечере.

Она из тех, кто с возрастом лучше становится. Была такая пухленькая, вроде и симпатичная, но ничего особенного. Сейчас — неплохо смотрится. Похудела, вся подобралась как-то, и лицо такое умное, волевое и в то же время подвижное, живое.

На ее фоне я прямо каким-то чучелом выгляжу. Лицо застывшее, как маска. Хотя нет, у маски бывает выражение, а здесь, пожалуй, хуже, мертвое…

15 августа

Звонила Вера. Они там затеяли сделать книгу про факультет. Создают инициативную группу. Она ее возглавляет. Естественно, как-никак известная журналистка. Ну и меня просят поучаствовать. Отнекивался сколько мог. Но она ни в какую: «Ты у нас всегда был главным грамотеем. Да и вообще, кому как не тебе. Ты столько лет в издательском бизнесе. У тебя и связи, и выходы на типографии. Нам без тебя не справиться. Тебе Василий будет помогать, я с ним уже договорилась». Пришлось согласиться. От нее не отвяжешься. К тому же неудобно было ей отказывать. Она единственная из однокурсников помогла мне, когда я затеял свое издательство. Вывела на пару-тройку нужных людей. Если бы кто другой позвонил, послал бы, конечно… А так, неудобно было. Расстроился ужасно. Надо мне все это, как телеге пятое колесо. Лишняя суета и беготня, а для чего? На память потомкам. Да мне, честно говоря, плевать на этих потомков. Мне вообще в последнее время на все плевать.

8 сентября

Пришлось сегодня тащиться на заседание инициативной группы. После летних отпусков все отдохнувшие, загорелые. Вера мне говорит: «Ты вроде как предводитель бледнолицых, пришедший в стан индейцев. В отпуске еще не был, что ли?» А мне вдруг стыдно стало признаться, что я в отпуск уж лет десять толком не ездил. Так, недельку на даче поваляюсь с книгами — вот и весь отпуск. Подумал, а почему так? Деньги есть, бизнес сейчас уже не тот, что первые годы, все налажено, партнер мой, Василий, мужик надежный, во всяком случае, в том, что касается работы. Можно спокойно все оставить на него. Надо признать, он все дело и везет, я последнее время все больше рутиной занимаюсь, тем, где не надо особо напрягаться. Да не тянет меня никуда ехать. Абсолютно. А ведь раньше, когда и денег вроде не было и возможностей особых, без конца куда-то ездил, весь Союз исколесил. Странно…

Сам великий Яныч пришел. Оказалось, что инициатива издания книги Верина, но Яныч ее очень поддерживает. Говорит, что наш курс один из самых плодовитых по числу известных выпускников. Сколько же ему лет? Пожалуй, уже под семьдесят. И лет тридцать возглавляет факультет. По-прежнему полон энергии, что-то без конца затевает. Воистину: «наш пострел везде поспел». У меня он даже какое-то раздражение вызывает. Ему что, больше всех надо? Они с Верой прямо два сапога пара. Та тоже все порхает. Бабе уж порядком за сорок, а все девочку из себя строит. А может и не строит… Может ей, да и Янычу, действительно все это интересно? Я им завидую, что ли? Чему? Да тому, что им еще все интересно, хочется чего-то. А мне? Мне, если честно, давно уже ничего не хочется. Даже женщину. Выпить вот только все чаще тянет. Надо заканчивать. А то так и спиться недолго.

---

1 октября

Праздновали именины жены. Раньше про именины никто и слыхом не слыхивал. А теперь все кинулись отмечать. И жена туда же. Назвала гостей. Еле высидел. Опять наготовила прорву еды… А я уже ни в одни брюки не влезаю. Растолстел, живот вон какой, даже и в пиджаке заметно. Бегать что ли начать? А толку… Да сколько начинал, все бросаю.

Что-то надо с собой делать. Чуть на Светку не сорвался. Я от ее болтовни через десять минут просто зверею. Она все бубнит, бубнит чушь какую-то, а мне будто по мозгам молоточками — тук, тук, тук. Едва удержался, чтобы не сказать ей какую-нибудь гадость. В последний момент удержался, ушел в кабинет, посидел минут пятнадцать, остыл. Что Надя находит в этой дуре, просто не могу понять. И ведь это ее лучшая подруга. Хотя с Надей тоже что-то произошло. Раньше вроде какие-то интересы были, читала много, чем-то занималась. А сейчас лежит целый день на диване, пялится в телик. Смотрит без конца дурацкие сериалы. Придешь вечером домой, а она перед телевизором. Очередная мыльная, только не опера, это бы еще куда ни шло, а мелодрама. Что ни фраза, то перл. Хоть уши затыкай. Только и спасение: уйти в кабинет или завалиться к себе спать пораньше. Благо спальни разные. А с каких это пор мы по разным спальням разъехались? Да, пожалуй, уж лет пять. И все из-за того же телика. Заснешь, а жена до двенадцати упивается сериалом. Придет и разбудит. Как только новую квартиру купили, я и настоял на раздельных спальнях. Тем более что к тому времени в спальне мы уж действительно только спали. Когда же мы последний раз… Странно, и не знаешь, как написать-то…. Для всех других вещей нормальные слова существуют. А для самого главного действия, без которого род человеческий уж давно бы вымер, даже глагола нормального нет. Заниматься любовью…. Это выражение и не русское вовсе. Наверное, перевод с французского — «faire l’amour». Или с английского — «make love». Не все ли равно. На всех языках звучит по-дурацки — «делать любовь». Но и перевели не лучше. Как можно заниматься любовью? Это что — математика, что ею заниматься надо? Трахаться. Еще почище. Нет слова и все тут. Как же сказать? Значит «спать». Пожалуй, в нашем случае это действительно отражает то, чем мы занимались в последние годы. И главное, никакого желания не только заняться любовью с Надей, но и вообще переспать с кем-то и не возникало. Значит, я уже импотент? Рановато вроде бы…

А к другим женщинам я что-то испытываю? Бывало такое, что мне вдруг кого-то захотелось? Пожалуй, нет. А чтобы просто какая-то понравилась? Да никто. Хотя нет, вот в последнее время часто о Вере вспоминаю. На той встрече, когда всё обсудили и ребята ушли, мы с ней остались, какие-то детали обговаривали. И мне вдруг так не захотелось уходить, нарочно еще о чем-то вспоминал, тянул. Кстати, а ведь у нее тоже именины вчера были. Вера, Надежда, Любовь. Может позвонить, поздравить? Как-никак повод. Тем более она и в институте именины отмечала. Я даже как-то был у нее дома. Ее бабушку звали Любовью, по отчеству не помню. И у них в этот день был всегда большой съезд гостей. Как же, старая семья. С традициями. Сколько сейчас времени? Половина одиннадцатого. Наверное, можно еще позвонить.

---

2 октября

Вчера полчаса собирался с духом, но все-таки позвонил. Выглядело это, вероятно, нелепо. Вдруг ни с того, ни с сего звоню практически чужому человеку на ночь глядя и поздравляю с прошедшими именинами. Большую часть времени извинялся за такой неожиданный звонок. Все пытался на ходу сочинить благовидный предлог, объясняющий, с чего это я звоню. Но в голову ничего не лезло. Надо было заранее придумать. Вера, вроде, нормально все восприняла и мило со мной разговаривала. Но я почему-то чувствовал себя не в своей тарелке, не мог взять нормальный тон. Закончил и вовсе дурацким вопросом: «Я тебя не шокировал своим звонком?»

5 ноября

Сегодня было собрание инициативной группы. Я шел на него и немного нервничал, сам не мог понять, отчего. После того моего звонка, мы с Верой не виделись, но перезванивались по поводу книги. Иногда я ловил себя на том, что мне хочется ее увидеть. И вот, наконец, мы встретились. Мне кажется, я вел себя естественно и ничем не выдал своего волнения. Да собственно, я и не волновался, это не то слово. Просто я был несколько возбужден и более разговорчив, чем обычно. Думаю, никто ничего не заметил. Хотел пригласить Веру после собрания в кафе, но так и не решился. А жаль. Следующая встреча будет только после Нового Года. Надо подождать, пока все, кто обещал, напишут материалы для книги. Да и ребята должны прислать свои биографии в конце года.

25 ноября

Заходил Василий. Наше общение все чаще происходит по одной и той же схеме.

— Ну, как дела?

— Плохо.

— Что так?

— Опять поссорились. Ксения меня достала своим нытьем!

— Не она тебя достала, а ты ее!

— Так я еще и виноват?

— Конечно, я уже сто раз тебе говорил, что противно смотреть, как ты ее мучаешь: или женись, или оставь девушку в покое.

Примерно такой диалог с вариациями у нас повторяется уже на протяжении последних четырех лет. Заморочил девчонке голову. Ксения из-за него бросила своего итальянца, который, вроде, жениться обещал. Во всяком случае, у него она работу интересную имела и деньги приличные. Как его бросила, пришлось с фирмы уйти — итальяшка все закатывал сцены ревности. А наш Василий еще тот фрукт оказался. Ее мучает и сам мучается.

Куда только ум весь его подевался? Пропивает он его потихоньку. Удивительно слеп бывает все-таки человек. Ведь он болен, а рядом лекарство, вот оно — бери и пей. Все просто и ясно.

30 ноября

Василий совсем с катушек слетел… На последнее собрание, где мы книгу обсуждали, пришел подвыпивши, начал всем плакаться, как ему тяжело. И жену он, видите ли, все еще любит. И денег у него нет на то, чтобы новую семью завести, да еще и алименты платить. И вообще, больно Ксения красивая, как бы потом не загуляла. В общем, бред, да и только.

— Статью про нашего Василия я бы озаглавила «ТТТ», — сказала Вера, когда он ушел.

— А что это значит? — не понял я.

— Знаешь, когда я была в Индии, то узнала, что у каждого сикха обязательно должно быть пять предметов, начинающихся на букву «к». Это «кеш» — никогда не стриженные борода, усы и волосы. Потом «кангха» — гребень, помогающий уложить волосы; «кара» — стальной или железный браслет на правой руке; «качх» — штаны особого покроя и «кирпан» — меч. Именно все это, а не тюрбан, как думают многие, и определяют суть настоящего сикха. Тюрбан им нужен для того, чтобы прятать под него длинные волосы. Так вот, еще в Индии мне пришло в голову, что и многих европейских мужчин можно тоже охарактеризовать пятью словами. Только начинаются они на букву «т», а не на «к». И определяют суть внутреннюю, а не внешнюю.

— Интересно, мне что-то ничего такого на букву «т» не приходит в голову.

— Базовых характеристик три: тряпка, трус и трепло.

— Так…, ясненько. Ты сказала пять, какими же еще эпитетами ты одарила род мужской?

— Как тебе вот эти: трахальщик и тугодум?

— Слушай, ты так обозлилась на род мужской, а сама замужем. И, если не ошибаюсь, второй раз. Какая-то неувязочка получается…

— Ну, первый полностью подпадал под категорию «ТТТ». Потому и разошлись очень быстро. А второй муж — археолог. Знаешь, трусы и тряпки в этой профессии не слишком приживаются. И чем еще хорош муж-археолог, да еще увлеченный своей профессией? Он вечно в экспедициях, ты с ним в основном по телефону общаешься, — рассмеялась Вера.

Я долго с ней спорил насчет этой дурацкой теории, как никак мужская честь задета. Но, придя домой, задумался. Конечно, она все сильно преувеличивает. Ей вообще всегда был свойствен максимализм. Но вообще-то много развелось среди мужиков этих «тететешников». В чем тут дело?

У Веры на этот счет интересная теория. Она считает, что мужчин развратил комфорт. Что изначально характеризовало мужчину? Способность переносить лишения. Он часто жил в отсутствии комфорта физического — ведь мужчина значительно больше, чем женщина, находился в пути, вне дома. Не менее, а может и более важно, было его умение мириться с отсутствием комфорта психологического. Он должен был порой вести себя жестоко и даже убивать себе подобных, не воспринимая это как трагедию. Нынешний же мужчина, избавленный от необходимости бороться, защищаться, сражаться и убивать, конечно, в чем-то выиграл. Но проиграл, по мнению Веры, в главном — утерял свою мужественность. Причем настолько, что стал не способен принимать решения, которые создают для него дискомфорт — физический или психологический.

Занятная теория. Конечно, не все так просто, но что-то в этом есть. Мне кажется, корень проблемы, скорее, в экономических условиях жизни. Мужик по своей сути добытчик. Он должен знать, что он обеспечивает семью, и на нем все держится. А последние сто лет один кризис за другим, все шатко, нестабильно. Откуда у мужика уверенность в своих силах возьмется? А у нас в стране мужиков просто как класс извели, заодно с буржуями и кулаками. Советская власть постаралась уничтожить всякий намек на сильную личность.

Если так и дальше пойдет, то вскоре мужчины уступят пальму первенства женщинам. Об этом много в последнее время разговоров — женщины, мол, превращаются в сильный пол. И я подумал, что в этом есть своя закономерность. У мужчин исчезает потребность реализовать свою силу в том, для чего она предназначалась — защищать, добывать, завоевывать. В то же время женская сила по-прежнему остается востребованной. Чтобы вынашивать, рожать, выкармливать ребенка, Ну и, конечно, чтобы обслуживать мужчину. Да еще прибавились все те области деятельности, что и у мужчин. Вот и получается: у мужчин сужается поле применения силы, а у женщин — увеличивается. Логическим следствием становится не только ненормальное перераспределение ролей в семье, в обществе в целом, но и все возрастающая женская агрессивность. Недавно читал, что число женщин, осужденных за преступления, связанные с насилием, возросло в нашей стране, например, в несколько раз.

Ничем хорошим это, по-моему, кончиться не может. Что же станет с обществом, если исчезнет женщина, как символ примирения, умиротворения, усмирения?

5 декабря

Последнее время постоянно ловлю себя на том, что думаю о Вере. Мы с ней больше не виделись, да и звонить сейчас нет повода. А рука так и тянется к телефону. Хотя, вроде бы, она не в моем вкусе. Мне всегда нравились женщины славянского типа: светловолосые, высокие, статные, с голубыми или серыми глазами, с крупными правильными чертами лица. А она маленького роста, темненькая и глаза карие. Правда, глаза у нее очень красивые, выразительные. И в них все отражается — радость, грусть… В ней есть что-то цыганское. И вообще она больше похожа, по выражению французов, на «garcon manqué». Как это перевести? Мужик в юбке? Грубо и неточно

Не удавшийся мальчишка? Так не говорят. В общем, есть в ней что-то мальчишеское, задорное. Красивой ее не назовешь, пожалуй, интересной. Лицо подвижное, и в этом его главная прелесть. И еще у нее удивительная улыбка. Когда она улыбается, то вся преображается и становится просто очаровательной. Она, безусловно, умна. Пожалуй, впервые я могу это определенно сказать о женщине. Мне интересно разговаривать с ней. Вера всегда находит какие-то небанальные аргументы в пользу своей точки зрения. До этого я получал удовольствие от разговоров лишь с двумя — тремя мужчинами, которые могли противостоять мне в спорах. Ей это тоже удается.

В юности я мечтал встретить женщину, достойную преклонения. Ту, которую мог бы поставить на пьедестал. Сейчас мне все это кажется романтическим бредом, навеянным чтением Бальзака и Стендаля. Так, болезнь переходного периода. Это прошло уже годам к двадцати, тем более что ничего похожего или даже близкого к идеалу я не встретил.

Жена? Я не столько полюбил ее, сколько завоевал. Она встречалась с моим знакомым. И я в порядке самоутверждения решил попробовать отбить ее. Отбил, но в процессе завоевания, как это часто бывает, сильно преувеличил достоинства объекта моих захватнических планов. Мне даже показалось, что влюбился. К тому же она была из хорошей семьи. Отец принадлежал, как говорили раньше, к номенклатуре. У них была отличная квартира в престижном доме на Котельнической набережной. А я тогда был гол как сокол. Отец и мать к тому времени уже умерли. Вернувшись из армии, я ютился у старшей сестры, а у той было уже трое своих детей. Жил на стипендию почти впроголодь. Короче, женившись, я почувствовал себя человеком. И хотя очень скоро понял, что любовь к жене была всего лишь влюбленностью, игрой молодой крови, но мы с ней ужились неплохо. За двадцать лет поругались-то всего пару раз. Хотя теперь я иногда думаю, что это от безразличия друг к другу. Ведь очень скоро мы начали жить как бы в параллельных измерениях.

И вот сейчас, встретив Веру, я вдруг подумал: а может, и не нужен идеал? Вот женщина, симпатичная, меня к ней влечет, мне с ней очень интересно. Наверное, этого и достаточно.

16 декабря

Получил неожиданное приглашение. Позвонил Володя Проклов и сказал, что собирается праздновать пятидесятилетие на горном курорте где-то в Италии. Приглашает на неделю. Закупил на корню какой-то отель, гостям остается оплатить только билеты на самолет. Он может себе это позволить, единственный с нашего курса выбился в олигархи. А я в институте, да и после него какое-то время был чуть ли не ближайшим его другом. Последние годы мы немного разошлись. Дела и интересы разные. К тому же общение с ним не получается. Он теперь признает только монолог. Да и тот о себе. Володя и его бизнес. Володя и его дома. Володя и его семья. Остается только слушать и изображать по мере возможности восхищение.

Я сразу же отказался от приглашения, сославшись на занятость. Забыл, что день рождения у него 7 января. Рождество. Какие дела, когда вся жизнь в России замирает как минимум на две недели, начиная с западного Рождества. Сказал, что подумаю. Вот и думаю. Мне ужасно неохота ехать. Это же будет бесконечное застолье, выпивон и тусовка. Все то, что я ненавижу. А тем более в компании незнакомых и неинтересных мне людей. Хотя Володя и заверил, что там будут еще однокурсники.

20 декабря

Сдуру проговорился про приглашение жене. Вот она и пристала: поедем да поедем, мы никуда не ездили вместе уже сто лет. Понятно, ей хочется поехать, она в горах никогда не была. Да и права она, я уж и не помню, когда мы вместе ездили куда-то. Пришлось согласиться скрепя сердце.

4 января

Мало того, что не хотел ехать, так теперь придется тащиться одному. Надя заболела. Надеялись, что поправится, а у нее температура подскочила, грипп по полной программе. А уже все обговорено, подтверждено и билеты в кармане. Все-таки попробовал отказаться, но Володя не на шутку обиделся, едва я заикнулся, что не приеду.

---

7 января

Пишу уже в гостинице в Италии, в долине Сенале. Это Южный Тироль. А Северный — в Австрии. Отсюда до Австрии всего ничего. Добрался нормально. Отель называется «Вернаго». Как и город. На мой взгляд, вернее будет — городишко. Хотя и это громко сказано. Деревушка. Находится она на берегу горного озера. На высоте 1700 метров над уровнем моря. А за озером горы. И озеро, и горы видны из окон гостиницы. Все восхищаются. Не знаю, меня как-то все это не особо трогает. Снега и у нас хватает. Ну, горы. На мой взгляд, пейзаж довольно однообразный. И вообще горы на меня давят. А еще шум все время какой-то. Выяснял. Оказалось, потеплело, начал таять снег и с гор стекают ручьи. Вот они и шумят. Я под этот шум вряд ли засну. Хорошо, что прихватил снотворное.

Осмотрел гостиницу. Она хоть и четырехзвездочная, но так, ничего особенного. Мог бы Володька и на пятизвездочную раскошелиться. Хотя не удивлюсь, если здесь, в этой дыре, нет пятизвездочных. Деревушка малюсенькая. И чего это его именно сюда потянуло?

Решил, поскольку делать все равно нечего, хоть просветиться, чем народ здесь живет. Но местные газетенки оказались на удивление скучными. Типичные советские газеты времен застоя. Информация подается настолько обтекаемо, будто у них здесь цензура свирепствует. А может, мы за последние годы так привыкли к крикливости и к претензии на сенсационность нашей прессы, что уже не воспринимаем нормальный материал, поданный сдержанно и объективно?

Только одну статью прочел с интересом. Оказывается, наша деревня находится неподалеку от того места, где десять лет назад был найден знаменитый Ледяной человек. В сентябре 1991 года на одном из перевалов на высоте чуть больше трех тысяч метров альпинисты обнаружили тело вмерзшего в лед человека. Сначала думали, что это очередной неудачливый покоритель вершин, погибший под лавиной или просто в результате несчастного случая. Но после экспертизы разразилась сенсация: выяснилось, что этому человеку больше 5000 лет и жил он примерно в 3350 — 3100 году до нашей эры! А это медный век! О бронзовом, который идет вслед за ним, мы мало что знаем, а уж о медном — и подавно. А тут человек — и почти целехонький! То-то ученые возрадовались.

Сохранился он удивительным образом. Этот доисторический покоритель вершин упал в расщелину. Его тело оказалось как бы замурованным в ледяной кокон, который потом на долгие века занесло многометровым покровом снега. В последнее время ледники везде катастрофически тают. Растаял и тот, под которым покоился этот Ледяной человек. Свое имя — Этци или Отци — он получил по названию гор, в которых был найден — Эцтальские Альпы. Но когда замерзшую мумию откопали, для нее было придумано более пятисот разных имён! Мне больше понравилось написание «Отци», забавно, как будто кто-то неправильно написал слово «отец» во множественном числе. Так и буду его называть.

О Ледяном человеке везде пишут, потому что сейчас своеобразный юбилей — тринадцать лет со дня находки. Но и еще потому, что вокруг бедного ледяного человека начался нездоровый ажиотаж. Дело вот в чем. Какое-то время назад Отци размораживали, чтобы взять образцы тканей, и выяснилось, что он находится в отличном состоянии. Так вот, теперь дирекцию музея, где хранится тело, осаждают многочисленные женщины, которые желают ни много, ни мало, как заиметь ребенка от доисторического человека. Теоретически искусственное оплодотворение его размороженной спермой вполне возможно.

На меня вся эта история произвела странное впечатление. Отци — он живой или мертвый? С одной стороны, он, вроде, давным-давно уже умер. А с другой — его клетки, органы, всякие там ДНК, сперматозоиды, если их разморозить, вроде как живые. И страсти вокруг него разгорелись, как вокруг живого человека. Все строят догадки, почему он оказался так высоко в горах? Ученым удалось установить, что примерно в течение четырех недель, предшествовавших смерти, он сильно переживал по какому-то поводу. Выражаясь современным языком, жил в стрессе. Чем был вызван этот стресс? Можно только строить догадки.

Заканчиваю писать. Совсем забыл, что сегодня русское Рождество и по плану светских мероприятий, врученному мне по приезде Володиной секретаршей, все должны его праздновать вместе в ресторане.

8 января

Вчера в баре меня ожидал приятный сюрприз. Вера тоже здесь.

Говорит, что Володя давно уже подбивает ее написать в один престижный журнал о нем, о его компании. Хочет, чтобы и сие грандиозное мероприятие по празднованию дня рождения тоже было отражено. Нотка гламура, как теперь выражаются, придаст его образу дополнительную притягательность. Я очень рад, что встретил здесь Веру. Сердце колотиться не начало, но я вспомнил о его существовании, поскольку застучало оно явно сильнее обычного. По-моему, она тоже была рада меня видеть. Во всяком случае, лишь несколько раз отходила к кому-то поздороваться, а потом возвращалась ко мне. Хотя, может быть, дело в том, что здесь я ее самый давний знакомый. И ей со мной легче, не надо напрягаться. Мне тоже с ней удивительно легко. И интересно. О чем мы только с ней вчера не говорили! Расстались далеко за полночь.

А сегодня утром решил слегка проветриться после завтрака. Только завернул за угол гостиницы, как нос к носу столкнулся с Верой. Отправились с ней обозревать окрестности. Странно, я не большой любитель прогулок. Особенно зимой. А тут гулял, и даже не хотелось возвращаться в гостиницу. И что удивительно, я как будто только сегодня увидел, до чего же здесь красиво. Всегда думал, что на открытках и фотографиях с видами зимних горных курортов все приукрашивают. На самом деле наяву еще красивее. Какая отсюда панорама на Альпы открывается! Странно, что вчера все это на меня не произвело никакого впечатления. Вера на меня так действует, что ли?

10 января

С утра Вера потащила меня на экскурсии. Она больше моего знает про этого Ледяного человека, уже писала о нем. И теперь задалась целью осмотреть все местные достопримечательности, связанные с Отци. Вернулись под вечер, едва передохнул, и уже надо было готовиться к чествованию юбиляра, как теперь модно говорить, к гала-вечеру. Ярко и богато разодетая толпа, оглушающая музыка, обжираловка, примитивное варьете — даже сюда умудрились притащить новорусский вариант тусовки. И опять этот вездесущий Отци. Все шоу вертелось вокруг него. Ведущий — этакий вариант советского массовика-затейника — был замаскирован под Отци. Зрелище, надо сказать, не для слабонервных, учитывая, что этот Отци — настоящая мумия. А под конец притащили огромный торт-мороженое, украшенный фигурой ледяного человека.

Сбежал бы, куда глаза глядят, если бы не Вера. Слава богу, удалось поменяться с кем-то местами, и мы оказались за столом рядом. Ей все это было явно тоже не по вкусу. Пару раз уходили посидеть в баре в относительной тишине. Поздно ночью начались танцы. Я никогда не танцую, а Вера — так любительница. И танцует хорошо, хотя мало кому удается в этих современных танцах не казаться смешным. На последний танец вытащила меня, несмотря на мое сопротивление. Мне было все равно, как мое топтание на месте будет выглядеть со стороны. Главным было то, что я смогу обнять Веру. Вот в чем прелесть «медляков», как мы их называли в молодости.

А когда танец кончился, Вера вдруг поцеловала меня в щеку. И сразу ушла. А я еще, наверное, минуту стоял, как идиот, и не мог сдвинуться с места. В каком-нибудь дурном романе, написали бы: «Ее поцелуй пронзил его будто током». Жуткая фраза. Но самое интересное, что именно это я и испытал. Долго чувствовал ее поцелуй на своей щеке.

11 января

Утром помчался на завтрак в надежде увидеть там Веру, но не застал. А может, она приходила раньше. Слонялся по отелю, ходил туда, где мы гуляли, но так и не встретил. А позвонить ей или пойти постучать в номер почему-то никак не мог решиться.

Вера сама позвонила мне в номер после обеда и предложила пойти погулять. Помчался на всех парах. Будто мальчишка на первое свидание.

Погода была удивительная. Мы не столько гуляли, сколько обнимались и целовались. Пять минут пройдем и замрём под очередной елкой, засыпанной сверху донизу мелким и рассыпчатым, как сахарная пудра, снегом. Все вокруг белое и пушистое: земля, облака. И Вера тоже вся светлая: бежевая шубка, такого же цвета шаль, скрывавшая ее темные волосы, бледное лицо. Ее большие карие глаза в нескольких сантиметрах от моего лица, казалось, сливались и становились одним огромным глазом.

— Ты похожа на инопланетянку, — не удержался и сказал я.

— Да, придется признаться, — рассмеялась она, — я прибыла с планеты Венера со специальным заданием: выяснить, возможно ли растопить твое замерзшее сердце и внушить тебе любовь.

— А что, я действительно такой отморозок?