Бесплатный фрагмент - Лабиринт Евы

ВОЗМОЖНО ЛИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ОБРАТИТЬ В СВОЮ ПОЛЬЗУ?

Все герои вымышлены, все совпадения случайны.

Новый поворот

Волна грусти накрыла Еву в понедельник. Она уже знала, что это значит. Три месяца. Всего три месяца, и Вадим снова сорвался. Но в понедельник ей просто было грустно. Вадим это заметил: «Ты грустишь? Ну что ты? Всё же хорошо!» Ева слабо улыбнулась. Она слушала, как он говорил, что ему завтра надо задержаться на работе, что начальство поручает ему съездить в другой город, что он позвонит вечером, когда вернётся, чтобы она забрала его с работы. Ева слушала вполуха и думала о том, что спустя три месяца ремиссии ложь стала изобретательней, но всё той же. Грусть окутывала её своим покрывалом чернильного полупрозрачного цвета. Она заставляла её двигаться в полудымке событий и лишь грустно улыбаться. Счастливой семьи не получилось, как она загадывала.

На следующий день всё уже было ожидаемо, но Ева до конца надеялась, что интуиция её подвела. На что интуиция лишь грустно улыбнулась в ответ: «Серьёзно? И с каких пор?» Вадим перестал отвечать на звонки уже с утра — явно избегал разговаривать с женой, а потом перезванивал и нёс откровенную чушь неестественным голосом.

Ева лежала с открытыми глазами и, глядя в темноту, спокойно думала. Ей надо было выбирать из двух зол. Сейчас она оказалась в ещё более худшем положении, чем три месяца назад. Теперь у неё не было работы, не было сбережений, не было ничего, что могло бы дать ей возможность уйти.

Вадим держался. Три месяца ни-ни. Примерный семьянин и заботливый муж. Три месяца назад казалось, что семейная гавань обрела свой причал, и теперь так будет всегда, что делало Еву абсолютно счастливой. Более того, когда Вадим нашёл работу, он попросил Еву остаться дома, сказал, что теперь его черед содержать семью, а Ева пусть поживёт для себя и отдохнёт. Она порхала по дому, начала готовить, занялась спортом, йогой, рисованием, чтением, словом, навёрстывала всё, что не успевала делать, пока работала.

«Что теперь делать?» — как ни странно Ева была спокойна. Она вдруг поняла, что рассчитывать на отношения не приходится. Да и какие могут быть супружеские отношения, когда за девять месяцев настоящего года у них с Вадимом был секс один раз, да и то длился секунд тридцать. А в прошлом году за весь год — шесть раз. На сохранение семьи она уже не рассчитывала, но теперь надо было подумать о себе и выбрать из двух зол меньшее. Возвращение к родителям означало развод — хватит бегать туда-сюда, поиск новой работы, отложить мечты на потом (в лучшем случае на выходные дни) и проживание под одной крышей с родителями. Перспектива не радовала! Второй вариант оставлял её дома с так называемым мужем в однокомнатной квартире, без работы, но с возможностью и временем заниматься собой, своим хобби, которое она надеялась в дальнейшем превратить в заработок, с отдыхом, в котором она так отчаянно нуждалась. Но в довесок к этому оставался муж с его загулами, на которые Ева не хотела больше обращать внимание. Тоже перспектива не из радостных, поскольку и денег Вадим пока зарабатывал ниже среднего. Дилемма была серьёзной.

Поразмыслив, Ева приняла пока второй вариант, так как первый можно было осуществить в любой момент. Она никогда не была корыстной, но сегодняшние обстоятельства вынуждали её попробовать жить для себя, лишь бы природная душевная брезгливость к состояниям мужа не вышла из берегов и не заставила её совершить резкий рывок в сторону. Она подумала, что можно попробовать сделать проект для себя. В этих не слишком благоприятных условиях создать себе платформу для будущего: всерьёз заняться собой и любимым делом, чтобы потом, когда хоть немного у неё отрастут сожжённые крылья, можно было бы улететь. Да ещё вдруг и жизнь развёрнется к ней своей светлой стороной, чтобы больше уже не отворачиваться. Ева была оптимисткой, а после двухмесячного переосмысления жизни еще и поняла, что нервы и здоровье подорвать легко, как легко и потерять себя, поэтому жизнь надо сосредоточить на себе. Дать время вырасти крыльям.

Ещё через две недели, когда Вадим сорвался в очередной раз и уже по-серьёзному, она не стала рыдать, хотя порыв был, она ушла гулять. В лесу она провела больше двух часов, меряя шагами тропинки и думая. Закат уже окрашивал вдалеке деревья, а она всё ходила и ходила. И с первыми огням видневшегося невдалеке города Ева пришла к нескольким выводам: во-первых, счастье нужно искать в самой себе. Счастье — это состояние, которое является ответом на испытываемые эмоции. Другой человек не может тебя сделать счастливым, он может поступать так, что дарит тебе эмоции, от которых ты испытываешь счастье. Рядом с ней ходил и считался мужем пример, который сам себя делал несчастливым, при том, что у него был человек, любящий его, была семья, работа и все условия для счастья. Но он упорно отбрасывал это всё, пренебрегал, делая несчастным себя. Ева же осознала, что счастье только внутри неё: человек может делать тебя счастливой, а может всё отобрать в один момент, но то, что сама для себя считаешь счастьем — никто не может отобрать.

Во-вторых, урок, который она так и не прошла — избавиться от зависимости от людей. Ева действительно зависела от мужчин, эмоционально, с которыми у неё были близкие отношения. Сейчас она зависела от мужа. Выбирая семью, она подчиняла себя этому выбору. Если муж не хотел гулять — они не гуляли, если муж хотел спать, а она нет — свет выключался, и она была вынуждена ложиться спать, даже если этого не хотела. Словом, её желания никак не учитывались, или она сама их не учитывала. Теперь, по её мнению, настало то самое время, чтобы избавить себя от этого. Она не должна зависеть от его желаний, состояний, отношения. Ей надо было научиться жить собственной жизнью, только своей, своими интересами.

И в-третьих, ничего не надо планировать. По крайней мере, пока. Ева любила планировать — так жизнь казалась основательней, у неё было будущее. Всё, конечно, могло поменяться, но планировать было интересно. Теперь же она поставила себе только одну задачу на сегодня: не отреагировать на то состояние, в котором он придёт домой, никак. А всё остальное потом. Отъезд к родителям с разводом были запасным планом на случай того, когда станет нетерпимо.

Ну что ж, от реакции на мягкую походку Вадима с подгибающими коленями и явными признаками наркотического опьянения, удалось избавиться. Конечно, заслышав его шаги, сердце Евы сделало кульбит и застучало где-то в горле, но она легла спать, мысленно обрубая все связующие эмоциональные нити. «Помоги мне, Вселенная, я хочу почувствовать себя под твоей защитой», — лежа с закрытыми глазами, шептала про себя Ева. И мозг, как всегда послал ей спасительную фантазию, в которую она и погрузилась, и так заснула. Утром Вадим уехал на работу, а Ева, выспавшись, ещё раз напомнила себе, что цель на сегодня — жить своей жизнью, не зависеть ни от чего в самом зависимом на сегодня положении, заниматься своими главными приоритетами: здоровьем, писательством и собой.

Ева всё больше сосредотачивалась на своем мире, хотя сердце иногда отчаянно ныло. Она понимала, что не знает, сколько протянет так, да и протянет ли вообще. Лежащая рядом кошка была её единственной семьёй вот уже четырнадцать лет, настоящей семьёй. Глядя в кошачьи человеческие глаза с мудростью Вселенной, Ева говорила: «Ты только живи. Без тебя я останусь совсем одна». Кошка молча прикрывала глаза.

Вадим сегодня звонил и, как всегда, делал вид, что не отсутствовал вчера, Ева спокойно отвечала на его звонки. Ближе к концу рабочего дня Вадим попросил Еву забрать его с работы, она поехала за ним, но свои планы менять всё равно не стала. Довезя его до подъезда, Ева развернула машину и поехала в библиотеку, а затем на прогулку вокруг пруда. Темнело. Ева гуляла и думала о книге, которую она прочитала, о том, как надо писать, чтобы эмоции вихрем захватывали читателя и заставляли его сопереживать героям. Краешек её сознания думал о Вадиме: когда она уходила с утра заниматься спортом на пруд, в те счастливые три месяца, он очень волновался и настаивал, чтобы она брала с собой шокер — мало ли что, а сейчас темно, а он даже не беспокоится, не звонит. Ева усмехнулась: «Эгоисты не думают о таких вещах». Хотя, она была уверена в другом: Вадима нет дома. Подъехав на парковку возле дома, Ева подняла глаза — света в окнах не было. Она лишь грустно улыбнулась. Наркотики и осеннее обострение — страшная смесь для людей с неустойчивой психикой и отсутствием стержня.

Оглядываясь назад

Звоночки

Еве не понравился их первый поцелуй. Нет, ощущения вроде были приятные, но так странно её никогда не целовали, как будто Вадим не умел целоваться. Ева сидела на диване и, трогая губы, рассуждала: «Может просто надо привыкнуть. Давно же не целовалась ни с кем. Каждый целуется по-своему».

Ева ехала домой после первых проведенных вместе выходных. Вечером она позвонила Вадиму, голос в трубке так напугал, что она даже посмотрела на экран телефона — тому ли она позвонила. Голос был страшный и пьяный. Ева, не договорив, положила трубку. Утром она еле встала, вчерашний шок не прошёл, голос Вадима напоминал тот ужас, который её преследовал уже много лет. Ноги стали ватными, и Ева еле могла ходить. Она толком не помнила, как делала все дела. Телефон Вадима не отвечал. Ева позвонила Мусе, сказала, что нужно срочно встретиться. По упавшему голосу Евы, подруга сразу поняла, что что-то случилось, и, отпросившись пораньше с работы, назначила встречу в парке. Ноги Евы еле передвигались от машины к парку, каждый шаг давался с трудом, будто огромные гири были привязаны к ногам. Муська, как всегда стремительная, увидев Еву, подбежала, обняла, что-то затараторила, а Ева в свою очередь вывалила на неё всё, что с ней случилось за последний месяц — Муся ничего не знала. С житейской точки зрения, подруга была права: ну, выпил мужик, ну с кем не бывает, и нечего тут убиваться. А Еве хотелось попросить её съездить с ней к нему домой и забрать полотенца, которые Ева оставила у Вадима, уверенная в продолжении их романа. Вдруг позвонил Вадим. Объяснился. С Евиных ног сползли гири, и летнее солнышко опять начало согревать её своими лучами.

Первая зарплата на новом месте. Ева ждала Вадима с работы в предвкушении: что он ей принесёт: может цветы, а может шоколадку. Но Вадим купил себе футболку. Ева с трудом скрыла свое разочарование.

Они должны ехать на дачу. Родители Евы их ждут. Вадим задерживается, а когда приходит, от него странно и невкусно пахнет каким-то чужим одеколоном. Походка мягкая с подгибающимися коленями. Ева внимательно смотрит на Вадима. Тот замечает её взгляд: «Ну, покурил я. Ну что тут такого? Не поедем теперь?» Сердце Евы ухает куда-то за пределы тела, но почему-то вдруг становится стыдно перед родителями, если они не приедут. Она выдавливает из себя: «Собирайся, поехали». По дороге на дачу она лечится музыкой и старается не думать о том, что произошло.

Столько звоночков было. Столько! Не услышала их Ева, а точнее не хотела слышать, хотя они гибельным перезвоном отражались в её душе. Она, наверное, именно этого и боялась, что встретится не тот человек, а она опять пойдет до конца, если чувства завладеют ею. Так оно и случилось, и даже явные звоночки не остановили её, а надо было всего лишь забрать полотенца и сказать Вадиму, что им не по пути.

Колокол

На свой день рождения Вадим сказал: «Может, ты больше никуда не поедешь?» И Ева осталась. Началась для неё семейная жизнь. Она встречала Вадима с работы, занималась домашними делами, готовкой, а поскольку была в отпуске, то днём ходила на городской пляж загорать.

Ева двигалась по квартире в танце, напевая, готовила ужин, потом прихорашивалась, стоя перед зеркалом. На неё смотрела молодая красивая девушка, полная счастья и предвкушения. Она набрала номер любимого. Вадим не ответил…

Не ответил он и через полчаса, и через час… Рабочий день окончился, Вадим не перезванивал и к трубке не подходил. Ева растерянно смотрела на улицу, не зная, что думать и что предпринять. Когда уже прошло три часа с момента исчезновения Вадима, Ева несмело набрала номер его матери: «Здравствуйте, это Ева. Вы не знаете случайно, где Вадим, он не отвечает на звонки…» На том конце повисла гнетущая тишина, а потом его мать устало ответила: «Я думала, что такого больше не будет… Что он завязал…» «Чего не будет? С чем завязал?» — Ева испугалась. «Я не хотела тебе говорить. Когда ты появилась, и у вас оказалось все серьёзно, я думала, что он сможет остановиться… Но я ошиблась… Извини…» — голос в трубке звучал ровно. Ева опустила телефон. Мысли в голове метались, как бешеные, она не могла понять, что означают эти слова… За все время, что они были с Вадимом вместе, он ни разу так не исчезал. Что произошло сейчас, Ева не понимала.

Вадим пришёл домой далеко за полночь, еле держась на ногах. Он не был похож на себя: мягкая приседающая походка, жуткий запах перегара, страшные зелёные глаза, демоническая ухмылка — Ева не знала этого человека, не с ним она делила кров и постель… Её мир готов был рухнуть, но держался, подпитываемый её же оптимизмом и верой человеку.

На следующий день Вадим виноватил себя на чем свет стоит, говорил, что встретился с друзьями, выпили, посидели, ничего криминального, а на вопрос, почему не брал трубку, не предупредил, сказал, что не хотел скандала. Они помирились.

Ева не могла поверить, что жизнь могла с ней сыграть такую жестокую шутку. Просто это не укладывалось в голове, ведь она хотела семью, хотела прекрасную историю знакомства, которую можно было рассказывать внукам, хотела походы в семейный магазин с большой тележкой, хотела вить гнездо и быть хорошей женой. Хотела, но, наверное, слишком отчаянно и упрямо. История и походы были, только вот счастья не наблюдалось. Какое-то всё казалось вымученным, притянутым за уши, неестественным. Она внутри это чувствовала, но не принимала.

Слёзы

Любовь наполняла Еву настолько, что однажды, прижавшись к Вадиму, она тихо произнесла первой: «Я люблю тебя». Он тихо ответил после небольшой паузы: «Я тебя тоже».

Как-то пришло решение о женитьбе. Хотя решение, наверное, было всё же Евино. Ей хотелось определённости и дома. Вадим не противился, а даже наоборот. Поехали купили кольца, подали заявление.

Но исчезновения Вадима не прекратились. Вооружившись поддержкой будущей свекрови, Ева думала, что именно долгое пребывание Вадимом без обязательств делает его таким: он привык жить свободно, ни с кем не считаясь. Ева же всё ещё не могла понять, что дела обстоят гораздо хуже. Она списывала это на притирку двух непростых характеров, оправдывала своё поведение и его. К тому же ссора с мамой сделала на тот момент совершенно стыдным и невозможным возвращение домой. Ева замкнулась. Она всё реже разговаривала с подругами и совсем им ничего про себя не рассказывала: не хотела выглядеть неудачницей в их глазах.

В день свадьбы снежинки падали на счастливых новобрачных, выходящих из здания ЗАГСа. Вадим и Ева не хотели пышности и торжества, просто праздник для себя. Расписавшись, они вышли, сели в машину и поехали в свой любимый ресторанчик. И ничто не отличало их от гостей, кроме ярко блестевших на безымянных пальцах новеньких обручальных колечек. Вечером новобрачные позвонили родителям и друзьям, признавшись в содеянном. Веселье чередовалось со слезами радости, эффект неожиданности был достигнут, конечно, их пожурили за то, что всё сделали в тайне, взяли слово, что соберутся близким кругом и отметят такое событие.

После свадьбы Вадим пропадал уже не на один день, а на два, а то и на три. Ева начала догадываться, что это совсем не то, за что пытается выдать он сам и его мать. Это не просто привычные походы к друзьям с посиделками далеко за полночь. Она начала сопоставлять, анализировать, обнаружила периодичность, внимательно присмотрелась и с ужасом поняла, что Вадим наркоман… Он, конечно, в начале их знакомства рассказал о себе, что сидел на системе, пытался бросать, срывался, а потом уехал в реабилитационный центр, прошел ад, открыл Бога, закалился и больше с этой дрянью не имел дела. С той дрянью не имел, зато, по возвращению из реабилитационного центра, заимел с другой. Траву Вадим за наркотик не считал, точнее, не хотел считать, а то, что выпив, его непременно тянуло за косяком, считал просто побочкой. «Стоп» у него в этом состоянии не работали.

Периоды ремиссии были недолгими, срывы случались всё чаще и чаще… Вадим забывал обо всём на свете, и дальше шёл только дорогой кайфа, которого требовалось больше и больше.

Как и всякий человек, столкнувшись с такой проблемой, Ева вначале разговаривала с Вадимом, потом бегала с ним по врачам, потом уговаривала его ехать в реабилитационный центр. Вадим виноватил себя пуще прежнего, давя на то, что зачем он ей такой нужен, что его надо бросить, что он никому не нужен, и что раз жизнь его однажды пошла наперекосяк, то уж и пусть дальше так будет. Ева, выбиваясь из сил, убеждала мужа, что он нужен ей, что она его любит, что он сильный, он обязательно справится, ведь в нем так много замечательных качеств.

Прочитав кучу литературы и ища помощи всюду, где можно, Ева поняла, что это её лишь усилия, сам же Вадим никаких усилий не предпринимал. Все двигалось по одному и тому же кругу и усугублялось тем, что Ева на дух не переносила алкоголиков и наркоманов, она презирала их, считала изгоями общества, которые по своей воле оказались там.

Периодически, в очередное отсутствие Вадима, Ева рыдала, заламывая руки, понимая, что петля затягивается всё туже. Как могло так случиться, что желание иметь семью обернулось для неё таким кошмаром?

Разрешить ситуацию, вырваться из неё не получалось. Жизнь наслаивала события слишком густо, погружая Еву во мрак. Ей было страшно стыдно перед всем миром, перед собой. Она никому не могла рассказать, не могла поделиться, попросить защиты. Свекровь, конечно, знала о похождениях сына, глубоко его осуждала, была на стороне невестки, но ровно до того момента, когда в очередной раз Вадим исчез на четыре дня. Причем это было так жестоко с его стороны, что бедная Ева не выдержала. Они вместе вышли гулять, а оглянувшись, Ева увидела, что Вадим просто исчез и перестал отвечать на звонки. Она в отчаянии бросилась к свекрови, та сказала, чтобы собирала вещи и ехала к ней. Ева, побросав наспех пожитки и прихватив кошку, приехала к свекрови. Там с Евой случился настоящий нервный срыв: она рыдала три дня, ничего не ела кроме успокоительных, а Вадим даже особо и не искал её. Через три дня, не выдержав рыданий жены и невестки, свёкор позвонил Вадиму и сказал, что Ева у них. Вадим прибежал через десять минут. Он забрал обессиленную Еву домой. Помирились они с трудом. А свекровь теперь, хоть и была на стороне Евы, но больше принимать невестку у себя не захотела — грязи от неё много, точнее, от её кошки, а безмерно любящей чистоту свекрови это не понравилось. Ева же без кошки ехать отказывалась — друзей не оставляют у врагов. Да и так Ева понимала, что её уход на самом деле не изменит отношения матери и сына, всё же Вадим — единственный сын, всё равно простит.

После этого случая Вадим продержался полтора месяца, но потом всё понеслось по новой. Отрезанная самой же собой от окружающего мира, Ева не могла просить о помощи. Она понимала, что если кому-то скажет, например, Муське, то та наорёт, тут же приедет и заставит уехать. А куда Ева поедет? С матерью они все ещё в ссоре, денег, которые она зарабатывала, на съем приличной квартиры не хватит. Она пыталась снять квартиру по средствам, но они были настолько убоги, что даже входить туда было страшно.

Ева начала болеть. От груза, который она тащила на себе и в своей душе, не выдержала спина. Она слегла на три недели с невозможностью даже повернуться. Любое движение отдавало страшной болью. Вадим же и не думал останавливаться даже на момент болезни жены. Как только подошёл срок, он исчез, совершенно не заботясь о том, что Еве нужно было делать уколы. Превозмогая боль, Ева поехала к свекрови. После, уже дома, она чувствовала себя настолько беспомощной, что, сидя на полу, могла только горько рыдать. Ночью Ева написала бывшему мужу, что ей нужна его помощь. Ей нужен был мужчина, мужской взгляд на вещи. Игорь приехал ближе к полудню, опасливо озираясь и боясь, не появится ли нынешний муж в дверях. Толком помощи он предложить не смог, но больше Еве было неприятно, что Игорь явно трусил. Она пожалела, что позвала его, но не расстроилась.

Хорошее в этой истории было только одно: мать, прознав про болезнь дочери, помирилась с ней. И больше никогда мать и дочь не вспоминали тот год размолвки. Ева была горда тем, что мама в преклонном возрасте была способна измениться.

Усугубилось же всё тем, что умерла бабушка, и Ева, только начавшая ходить, но ещё не имеющая возможности нормально сидеть, даже не смогла поехать на похороны. Слёзы, слёзы, слёзы…

После примирения с матерью, Вадим и Ева стали приезжать на семейные праздники. Родные, видя обходительное отношение зятя к их Еве, полюбили его и души в нём не чаяли. Ева же, отворачиваясь, думала: «Если бы вы знали… Если бы Вы знали, что он творит с вашей Евой, вы бы привязали меня к батарее, а его спустили с лестницы…» Но Ева молчала, она не представляла себе, как омрачит их счастье, как разобьёт их сердца сообщением о том, что она несчастна. Ева держала марку и молчала.

Вадим действительно был нежен и внимателен. В периоды ремиссии это был совсем другой человек. Он нежно любил свою жену, делал все дела по дому, ежечасно звонил ей, и был милым, чистым, белым и пушистым.

Но проходило время, и все повторялось… Из зеркала на Еву больше не смотрела веселая счастливая молодая девушка, теперь из зеркала на Еву смотрела уставшая постаревшая женщина с потухшими глазами, невыносимо одинокая, с вечной болью в груди…

Безответно Ева всё это выносить не могла. Она замыкалась в себе, не разговаривала, погружая дом в тяжелейшую атмосферу, иногда она огрызалась, когда Вадим приходил невменяемым, ругалась, не в силах превозмочь отвращение от совершенно чужого ей человека, которого она откровенно презирала. Его демоны начали порождать её демонов. Закончилось всё тем, что Вадим стал поднимать на неё руку. Хватка бывшего спецназовца давала о себе знать: он закрывал ей рот так, чтобы она не кричала, бросал её через колено на кровать, так, что она падала навзничь, теряя на секунды сознание, выкручивал ей руки, хватал за шею. На теле у Евы стали оставаться синяки, которые она прикрывала платочком или тональником перед походом на работу.

Ева с тоской смотрела на мир: неужели так живёт большинство, и сама не верила в происходящее. Не может быть, не может быть, чтобы весь мир был так несчастен! Сама же она, иногда горько усмехаясь, проходила все то, на что когда-то гордо вскидывала голову и отвечала: «Со мной такого никогда не будет! Я этого не позволю!»

«Я никогда не позволю, чтобы муж меня обзывал и мне грубил!» «Я никогда не позволю, чтобы со мной не считались, чтобы меня не уважали!» «Я никогда не позволю!…» Всё позволила Ева, и даже немыслимое — рукоприкладство. Некуда было бежать. Не к кому. Стыдно. Больно.

Ева теряла себя. Она все чаще плакала и хотела домой, к маме. Она вспоминала свою комнатку, безмятежность, и душа её рвалась туда, под родительское крыло.

Перелом

На очередной семейный праздник Ева и Вадим поехали в гости к родителям Евы. После застолья, на котором Вадим, как всегда, никогда себе ничего такого не позволял и всегда казался трезвенником, Ева вышла из-за стола и пошла по дому. Она прижималась щекой к стенам и шептала: «Хочу домой, домой…» Дойдя до комнаты матери, Ева заглянула в книжный шкаф — мама была заядлой читательницей и всегда покупала интересные новинки. На глаза Еве попалась книга: большая, белая, красивая. Ева взяла в руки книгу, открыла и села в кресло. За чтением и застал её Вадим, который напомнил, что пора бы уже ехать домой. Уезжая, Ева попросила маму, чтобы та дала ей книгу почитать.