Участник выставки ММКЯ 2023
18+
Кулон месье Лангле

Объем: 454 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

1

Май 2018 г. Санкт-Петербург.

Я открыла глаза и прислушалась. Что-то было не так. Что-то определенно было не так. В комнате и за окном по-прежнему было темно, белые ночи еще не вступили в свои права. Только свет уличного фонаря чуть освещал комнату, проникая сквозь неплотно закрытые портьеры. Странный шорох, от которого я проснулась, больше не повторялся. Я приподнялась на подушке и стала всматриваться туда, откуда, как мне показалось, раздался звук.

«Да ладно, я же не боюсь фильмов ужасов и не верю во всякую мистику», — но меня бросило сначала в жар, потом в холод. В свободной коротенькой без рукавов ночной рубашке мне стало зябко, и я потянула плед на себя.

«Мне просто показалось спросонья. В конце концов, я даже не в XVIII веке нахожусь», — пыталась иронизировать я.

«Дети», — окончательно проснулась я и, откинув плед, быстро вскочила с дивана, заменяющего мне кровать. В это время дверь в комнату стала тихо приоткрываться, и я снова услышала чуть различимый шорох.

«Мамочки», — закричала я про себя и зажала рот рукой.

2

В квартире Кирилла было темно, окна плотно закрывали жалюзи.

Их было двое: высокие, в темной одежде с капюшонами, надвинутыми низко на лицо, в темных перчатках. Свет от их фонариков широкими лучами освещал квартиру, выхватывая предметы из темноты. Обстановка и интерьер здесь напоминали больше гостиницу, настолько необжитой она казалась, да и идеальный порядок во всех комнатах наводил на такую мысль.

Они, видимо, отлично знали планировку квартиры Кирилла, потому что сразу, минуя гостиную, совмещенную с кухней, прошли в спальню. И, осторожно обходя светлый ковер, чтобы случайно не оставить на нем следов, стали осматривать комод и тумбочки.

Обыск происходил максимально деликатно, все вещи старательно складывались в том же порядке. Да и, судя по всему, вещи их не интересовали, как и бумаги в комоде и в тумбочке с правой стороны кровати. Они не тратили времени на тщательный осмотр бумаг. Широкие лучи фонаря освещали предметы, перемещаясь с одного на другой планомерно и последовательно.

Один подошел к светлому встроенному шкафу. Отделение с пиджаками и рубашками его не заинтересовало. Отодвинув дверцу и открыв следующее отделение, он стал осматривать выдвижные ящики. В первых двух лежало белье, носки. В нижнем, который с трудом удалось открыть, его внимание привлекла стоящая там коробка. Он присел, руками в черных перчатках открыл коробку, но там, кроме запонок, упаковки из-под часов и небольших футляров с наградами, ничего не было. Они переглянулись, один из них покачал головой. Видимо, не найдя того, что их интересовало, коробку аккуратно поставили на место и, закрыв шкаф, пошли к выходу из комнаты.

Проходя через гостиную, один из них задел ножку стула. Стул заскрежетал по полу. Они замерли, прислушались и снова двинулись к выходу. Через минуту раздался тихий щелчок закрывшейся двери.

В квартире Кирилла снова стало темно и ничего не напоминало о недавнем визите незнакомцев.

3

Я открыла глаза и сразу же зажмурилась от яркого света. Солнечные лучи сквозь щель в портьерах падали на подушку рядом с моим лицом. В косых лучах солнечного света завораживающе медленно плавали пылинки.

Я повернула голову и увидела рядом с собой торчащие из-под одеяла две головы.

«Катя, девочка моя, как же ты меня ночью напугала», — я улыбнулась, вспомнив, как дочь вошла ко мне, завернувшись в одеяло, волочившееся за ней. Именно этот шорох меня так и напугал. Она даже толком не проснулась, подошла к дивану, уронив одеяло, легла рядом со мной, уткнувшись в бок, и сразу крепко уснула. А через несколько минут пришел и Ваня, улегся рядом с сестрой и, положив на нее руку, засопел.

Очень редко бывает, что они приходят ко мне ночью, да еще вдвоем. Я протянула руку и погладила детей по головам.

У Кати волосы длинные каштановые, как у меня. Я люблю заплетать ей косы, правда, она мне редко разрешает это делать. Как и я, она не любит, когда кто-то трогает ее волосы. Из всех причесок она признает только хвост. Зато сама любит делать прически мне. Я тоже дозволяю трогать мои волосы только своему парикмахеру-стилисту, своим детям и любила, когда их расчесывал Дмитрий. Но о том, как мой муж любил перебирать мои волосы, расчесывать их, я стараюсь не вспоминать. Эти воспоминания для меня до сих пор слишком болезненны.

К тому же перед глазами у меня всегда есть копия Дмитрия — наш сын Ваня. В отличие от отца, владельца длинных волнистых волос, которые он заплетал в косу или завязывал в хвост, у Вани короткая стрижка, потому что уж очень буйно вьются кудри у него и моего сына невозможно заставить расчесать их.

Хоть он внешне похож на отца, характер ему достался мой. И поэтому мне постоянно приходится идти с ним на компромисс. Катя же, имея мою внешность, обладает характером Дмитрия, мне с ней легко, и иногда кажется, что она как-то покровительственно ко мне относится, и это так трогательно. Вот так интересно сложилось в нашей семье.

Я смотрела на них и вспоминала, что о своей беременности я узнала, когда лежала в больнице, получив ранение в руку при задержании Константина Щеголева, участвовавшего в похищении и убийстве физика. Помню свой шок, радость и боль одновременно оттого, что не смогу рассказать о беременности Дмитрию, своему любимому мужу.

Александр, мой брат, услышав новость, сначала растерялся, особенно когда узнал, что у меня будет двойня.

Родители же были очень рады, что наконец-то дождутся внуков. Они только сокрушались, что были так далеко от нас и не могли мне помочь, но обещали при первой же возможности прилететь. Зато посылки из Калифорнии стали приходить регулярно. Я была обеспечена детскими вещами до трех лет включительно, причем на все сезоны.

Александр быстро пришел в себя от новости и стал относиться ко мне как к больной: ничего не разрешал делать, кричал на меня, если я начинала дома наводить порядок, мыть окна. А уж если он заставал меня за этим, то приходилось выслушивать длинную лекцию по технике безопасности во время беременности. Мне даже пришлось пригрозить ему, что запрещу приходить к себе и отберу ключи от квартиры, если он не перестанет так трястись надо мной. Я пыталась убедить его, что отлично себя чувствую и мне полезны работа, прогулки, движение, работа по дому. И я тихо радовалась, что пока родители далеко, иначе от гиперопеки я сошла бы с ума.

Единственным, что поколебало мою уверенность, был начавшийся токсикоз. Так плохо мне еще никогда не было. Но при Александре я этого старалась не показывать, иначе он, с его тревожностью, точно упек бы меня в больницу. Я пыталась держаться изо всех сил и стремилась свести к минимуму личные встречи с братом, отговариваясь курсами для беременных, сном и работой. Да и на работе мне было гораздо легче переносить токсикоз, чем сидя дома без дела.

Один раз я прокололась со своим токсикозом. Кирилл, навещая меня, был свидетелем того, как мне стало плохо и я чуть не потеряла сознание. Но он, в отличие от Александра, не стал паниковать. Он довольно-таки умело помог мне и перенес меня на диван.

— Кирилл, ты мне друг? — лежа на диване, спросила я.

— Друг, конечно. К чему этот вопрос? — он смотрел на меня с плохо скрываемой тревогой.

— Дай мне слово, что ничего не скажешь Сане, — потребовала я.

— Нет, Маша, это не шутки. — Он сел на диван рядом со мной и взял меня за руку.

— Я обещаю, завтра же я пойду к врачу, — соврала я с честными глазами.

— Хорошо, — он задумался, — с одним условием.

— Каким? — я заподозрила подвох.

— Я сам тебя отвезу к врачу. И это не обсуждается, — жестко сказал Кирилл и встал с дивана.

— Я сама прекрасно доберусь, у тебя же работа, — пыталась исправить ситуацию я.

— Нет, — отрезал Кирилл, — в девять я у тебя. Будь готова. Иначе я сразу звоню Сане и ты гарантированно окажешься в больнице.

— Договорились, — я вздохнула, поняв, что если продолжу сопротивляться, будет только хуже.

Кирилл ушел, еще раз напомнив о времени.

— Блин, хотела как лучше, получилось как всегда, — пробормотала я.

После этого случая и Кирилл меня стал контролировать. Витаминами, гранатовым соком и черной икрой я была обеспечена до конца беременности.

Уваров звонил мне чуть ли не ежедневно и спрашивал о самочувствии. И иногда я, чувствуя себя не очень хорошо, просила его о помощи: забрать меня с работы или из магазина. Но, к счастью, это было редко, иначе он бы точно рассказал обо мне Сане. Кирилл и так себя ругал за то, что согласился на мой уговор.

А через пару месяцев токсикоз прошел, как и не бывало. Но Кирилл не перестал мне звонить и помогать. Да и Александр усилил свой контроль.

Иногда мне просто было необходимо время, чтобы меня никто не трогал. Я отключала телефон и шла в кино или в кафе, где садилась в уголке, пила чай или сок и читала книгу. Александру и Кириллу эта моя идея не понравилась, но я отстояла свое право на личное время, и им пришлось смириться, взяв с меня обещание, что я всегда буду находиться в людном месте.

Но после рождения детей мне стало не до шуток.

4

Февраль 2014 г. Санкт-Петербург.

Это был какой-то кошмар. С самого начала я решила, что не буду просить помощи родителей и брата, буду сама справляться, но я не справлялась. Я не успевала гладить, есть, мыться и спать. Я успевала только забрасывать белье в стиральную машину и после закидывать его в сушильную машинку, которую мне установил Кирилл. Спасали меня и два детских электронных кресла-качалки, привезенные Александром и Кириллом. Спали дети по очереди. Если же мне удавалось уложить их спать одновременно, то я падала рядом на диван и отрубалась. У меня больше ни на что не было сил.

При Александре я бодрилась, но в какой-то момент, когда я не могла вспомнить, ела ли сегодня, я сломалась и призналась ему, что ничего не успеваю.

— Ну, наконец-то, созналась, — уверенно держа на руках Катю и покачивая ее, сказал брат.

Еще месяц назад, забрав меня из роддома, Александр и подойти к детям боялся, не говоря уже о том, чтобы взять их на руки. Сейчас же он уже мог им и подгузники поменять, и спать уложить.

— А я все ждал, когда же ты признаешься. Месяц продержалась, кремень, — усмехаясь, продолжил он.

— Ну да, кремень, только дохлый какой-то кремень, — устало улыбаясь, сказала я, не имея сил по привычке пошутить и качая на руках Ваню.

— Зато теперь ты не будешь отказываться от няни, которая придет сегодня вечером. А ты, — Александр внимательно посмотрел на меня, — ты будешь отдыхать, приведешь себя в порядок, — он осмотрел меня с ног до головы. — Кикимора, — и тихо засмеялся.

— Точно, а я-то думаю, кого я себе напоминаю, — усмехнулась я и положила уснувшего Ваню в кроватку.

— Иди поешь, пока все горячее. Там суп и стейк, Полинка тебе приготовила. И чтобы все съела, — он строго посмотрел на меня.

— Повезло тебе с женой, Сань. Умная, красивая, да еще готовит отменно, — прошептала я, поглаживая по спинке закряхтевшего Ваню.

— Иди-иди, потом дифирамбы петь будешь, — тихо, но серьезно проговорил Александр. — Кормить детей чем будешь? У меня, как ты знаешь, молока нет.

— Иду-иду, — прошептала я, подняв руки вверх в знак своей капитуляции.

Я на цыпочках вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

5

Я шла по заснеженной улице, загребая снег сапогами и время от времени смахивая непрошеные слезы.

Александр с Полиной забрали детей и пошли с ними на прогулку. Дома у меня убиралась девушка из клининговой компании, которую нашел для меня Кирилл. Меня же, несмотря на сопротивление, они заставили выйти из дома и погулять, сходить в кафе, чтобы я отдохнула.

Я и пошла. И сама не заметила, как снова пришла на то место, где раньше стоял дом Дмитрия, наш дом. Теперь здесь был парк с большой детской площадкой.

Детей в парке было много: они лепили снеговиков, катались с криками, визгом с высокой горки. Смешной малыш в белых валенках шел по снегу, спотыкаясь, и вез за собой санки. Он никак не соглашался на уговоры мамы самому сесть в санки и дать ей его покатать.

«Опять мне ничего не удалось узнать про Митю, а сколько запросов я уже отправила, — думала я, проходя мимо детей, играющих в снежки. — Митя, любимый, ничего я про тебя не знаю. Зато теперь знаю, что чувствовала моя бабушка, получив извещение о пропавшем на войне без вести деде».

— Ой, — воскликнула я от неожиданности, когда мимо меня пролетел снежок.

Я обернулась — дети были увлечены игрой. Они бегали, громко смеялись, девочки повизгивали, если снежок попадал в них, а мальчишки громко победно кричали.

Только сейчас я поняла, как же хорошо на улице, как вкусно пахнет морозцем, как приятно поскрипывает под ногами снег, как сверкает снег на солнце, слепя глаза.

Я постояла, посмотрела на то, с каким азартом, настроением играют дети, и у меня тоже поднялось настроение. Уже бодрее я пошла по дорожке мимо заснеженных деревьев в сторону дома.

Снова падал снег, легкие ажурные снежинки плавно кружились в воздухе. Я подняла голову вверх и языком стала ловить их.

6

Май 2018 г. Санкт-Петербург.

Анна шла по двору пружинистым шагом, придерживая на плече съезжающий по скользкой шелковой просторной рубашке ремень этюдника.

— Да что ж такое, — снова поправляя ремень, пробормотала она, подходя к подъезду.

В это время дверь подъезда с силой распахнулась и в Анну врезалась выбежавшая из подъезда девочка лет четырех.

— Ой, здрасьте, теть Ань, прости, — посмотрев на высокую Анну снизу вверх, четко проговорила девочка.

— Привет. Катя, куда ты так торопишься? Ты не ударилась? — поправляя очки в красной оправе, спросила Анна. — Почему ты одна, где мама и Ваня? — сыпала вопросами Анна, не давая возможности девчушке ответить.

Тут дверь подъезда снова открылась, и темноволосый мальчик лет четырех подбежал к Кате.

— Катя, так нечестно, — дернул он ее за длинный хвост, — я не скомандовал «марш», а ты уже убежала. Надо все переигрывать.

— Ваня, — Катя толкнула в бок брата, — поздоровайся, — она с укором посмотрела на мальчика своими зелеными глазами.

— Теть Аня, доброе утро, — глядя на Анну, церемонно произнес Ваня, раскатисто проговаривая букву «р».

— Привет, Ваня. И куда вы так торопитесь-то?

— А мы в парк идем, — хором ответили Ваня и Катя.

— Маму где потеряли? — с иронией спросила Анна.

— Здесь я, за ними разве угонишься. — Мария вышла из подъезда. — Привет, Ань. Ого, ты уже с пленэра? — увидев этюдник, спросила она. — Я тебе звонила, ты не отвечала.

Ваня и Катя отошли в сторону и продолжили спор.

— Да, рассвет встречала, с трех ночи на ногах, — стала рассказывать Анна. — А рассвет сегодня невероятно красивый, какие краски, переходы. Ой, — прервалась она, заметив, как Мария смотрит на детей, — я могу еще долго об этом рассказывать, — улыбнулась, поправляя очки на переносице, — ты звонила мне, что-то случилось?

— Я на шарлотку тебя хотела пригласить. Отменная получилась, — Мария улыбнулась.

Она, честно признаться, гордилась своей шарлоткой. Яблочный пирог был единственным блюдом, которое у Марии получилось практически сразу. С остальной выпечкой не сложилось. Ей даже вспоминать не хотелось, сколько «шедевров» из теста улетело в мусорное ведро.

— Ну вот, шарлотку твою не поела, — с шутливым сожалением проговорила Анна, вновь поправляя сползающий с плеча ремень этюдника.

— Не переживай, я тебе оставила, — засмеялась Мария, — идем с нами в парк, потом вернемся и чаю попьем с пирогом.

— Нет, спасибо, Маш, я уже нагулялась, спать хочу, — отказалась Анна.

— Мама, — хором позвали Катя и Ваня, — идем.

— Иди, — засмеялась Анна, обернувшись на детей и взметнув заплетенными в многочисленные разноцветные косички волосами, — надо же, все вместе делают.

— Да уж, это они могут, — счастливо улыбнулась Мария. — Аня, слушай, зайди к нам, шарлотка на столе стоит, забери, дома перед сном поешь.

Мария подошла к детям, взяла их за руки.

— Я только на нижний замок закрыла, ключ не потеряла? — обернувшись к Анне, спросила она.

— Не потеряла, не волнуйся. Спасибо, — кивнула соседка.

— Пока, теть Аня, — хором прокричали дети и, повернувшись, замахали руками.

Анна помахала им вслед, поправляя сползающий этюдник.

7

Я сидела на скамейке, наслаждаясь хорошей погодой. Вдыхая полной грудью свежий ветерок, принесший с собой аромат распускающейся нежно-зеленой листвы, слушая громкое пение птиц, я наблюдала за детьми, прыгающими на батуте, где кроме них пока никого не было, только инструктор-наблюдатель давал им советы.

— Мама, смотри, как я умею, — крикнула Катя и, подпрыгнув, обернулась вокруг своей оси в воздухе, приземлилась, с трудом удержав равновесие.

— Мама, а я вот так могу, — сразу же закричал Ваня и, оттолкнувшись, прыгнул достаточно высоко, подогнув под себя ноги.

При взгляде на их бесстрашные прыжки мне то и дело хотелось крикнуть, чтобы они были осторожнее, но я останавливала себя. Я успокаивала себя тем, что они под присмотром, что кричать и пугать их не стоит, тем более дети знают про технику безопасности, да и группироваться они умеют.

Еще будучи беременной, я приняла решение, что разговаривать с детьми буду как с взрослыми, все объясняя, и говорить спокойно, не на повышенных тонах, не прикрикивать на них. В действительности иногда мне стоит больших трудов сдерживать себя и не хватать их в охапку, оберегая, или рявкнуть на них, видя, что им угрожает опасность.

Но, возможно, благодаря этому они и разговаривают так хорошо, чисто, не по годам, только Ване все никак не дается буква «р». Как-то вечером мне пришлось отвлечься на телефонный звонок, а вернувшись к детской, я услышала, что Катя рассказывает сказку, причем подробно и неспешно. Я заглянула в комнату и увидела, что Катя читает. Оказывается, она сама научилась, и даже начала учить читать Ваню. Я старалась не вмешиваться в эти уроки, только наблюдала, с трудом сдерживая смех. Ваня, очень непоседливый и шкодливый ребенок, недолго выдерживал эти занятия. Ему быстро становилось неинтересно, и он старался рассмешить серьезную Катю и сорвать урок, перевести его в игру. По большей части ему это удавалось, хоть он и получал нагоняй от сестры. Ваня Катю очень любил и всегда защищал перед другими детьми на площадке во дворе, а дома Катя командовала Ваней.

Такие разные у меня были дети, и порой мне казалось, что они со своей детской непосредственностью и бесстрашием, открытым взглядом на жизнь гораздо мудрее меня с моей ученой степенью по физике. Да и увлечения у них были не совсем детские.

Я в их возрасте только в машинки с мальчишками играла да разбирала все на запчасти: вот интересно мне было, из чего оно состоит и как работает. Куклы меня не интересовали, только один пупс мне и был нужен, да и то как водитель игрушечного КамАЗа. Я проводила краш-тесты с ним — пупс выжил, КамАЗ нет. Грузовик не выдержал столкновения с кирпичной стеной гаража.

А Катя и Ваня, так же, как и я, любят проводить время на скалодроме. Как только детям исполнилось три года, несмотря на возражения Александра и моих родителей, гостивших у меня, я отвела их в свой любимый клуб. Я решила понаблюдать за ними на скалодроме, понять — понравится ли им там. В итоге скоро они меня обгонят на короткой трассе. Но Александр до сих пор меня корит за то, что я приучаю таких умных и разумных детей к своим сумасшедшим увлечениям.

— Ты их еще с собой возьми с парашютом прыгать, — возмущался он, когда узнал, куда я водила детей.

— Слушай, Саня, отличная идея. Нужно будет узнать, с какого возраста в аэротрубу пускают, может, по знакомству пораньше можно, — озвучила я возникшую идею.

— Маша, ты дура? Нет, ты точно дура, чего я спрашиваю. Ты подумай своей головой, — начал заводиться он. — Чтобы я об этом больше не слышал. Ты мне все нервы вытрепала, я устал за тебя бояться, теперь мне еще за племянников переживать? — уже кричал Александр.

— Саня, — успокаивающе проговорила я, — я все поняла, аэротруба отменяется. — И тихо добавила, так, чтобы Александр не услышал: — Пока отменяется, а там посмотрим.

Как назло, брат, проходя мимо меня, отлично услышал мои последние слова. Я съежилась от надвигающегося гнева, но он только махнул рукой, видимо, отчаявшись добиться от меня разумных поступков.

Напрыгавшись на батуте, Катя и Ваня подбежали ко мне. Я вздрогнула, очнувшись от воспоминаний.

— Мама, дай, пожалуйста, воды, — раскрасневшись, попросила Катя, убирая с лица растрепавшиеся волосы.

— И мне, и мне воды, — прыгал рядом Ваня.

— Сейчас, сейчас, — доставая бутылки воды, спокойно говорила я, — держите.

Ваня долго не мог открыть крышку бутылки, пыхтел, но не просил помощи.

— Ваня, тебе помочь? — все-таки спросила я, не выдержав.

— Я уже взрослый, — насупившись, ответил сын и с усилием открыл бутылку. — Видишь, получилось, — довольно улыбаясь и глядя на меня своими темно-карими глазами, провозгласил Ваня.

— Настоящий мужчина, — похвалила я его и провела рукой по влажным вьющимся коротким волосам. Ваня потянулся за моей рукой, он любил, когда я его обнимаю, но не показывал этого.

— Мама, спасибо, — протянула мне бутылку Катя.

— Катя, давай я тебе хвост переделаю, растрепался весь. Может, все-таки я косу заплету? Тебе же удобнее будет?

Катя посмотрела на меня, обернулась на батут, подумала какое-то время и согласно кивнула. Я, пользуясь моментом, быстро, пока она не передумала, распустив хвост, начала заплетать ей косу.

Ваня, почти допив воду, стал от нетерпения прыгать вокруг нас.

— Ваня, — одернула его Катя, — ты брызгаешь на всех воду, прекрати.

Ваня остановился на мгновение, потом понял, что получается отличная брызгалка, продолжил экспериментировать, надавливая на бутылку и наблюдая за тем, на какое расстояние выльется вода на дорожку при определенной силе нажатия.

— Ваня, — укоризненно глядя на него, снова повторила Катя, — услышь меня, — и посмотрела на меня, ожидая, что я ее поддержу.

Ваня, услышав мои интонации в словах Кати, остановился, мне и не пришлось вмешиваться.

— Все, услышал. — Он положил пустую бутылку на скамейку. — Все равно воды больше нет, — тихо буркнул он.

Я заплела косу Кате и отпустила детей еще на несколько минут на батут, договорившись, что потом мы сразу идем домой обедать и спать перед тренировкой.

8

Мария сидела за столом перед включенным компьютером, на монитор которого были выведены многочисленные формулы и таблицы. Она внимательно просматривала таблицы и какие-то цифры выписывала себе в блокнот.

Широко открыв дверь, в кабинет вошли Юль Васильна с мужчиной лет сорока невысокого роста в мятом светлом льняном пиджаке, не скрывавшем покатые плечи и рыхлое тело.

— Мария Владимировна, познакомьтесь, — проговорила Юль Васильна высоким голосом, который никак не сочетался с ее небольшим ростом и полной фигурой, — это мой племянник, Виктор Леонидович Титков, заведующий спецархивохранилищем, — с гордостью проговорила она.

— Тетя, ну что ты, ничего особенного, — смущенно проговорил Виктор Леонидович и улыбнулся.

Мария подняла голову и несколько минут невидящим взглядом смотрела на Юль Васильну.

— А это Мария Владимировна, наш талантливый молодой специалист, кандидат физико-математических наук, недавно защитила диссертацию.

— Здравствуйте, приятно познакомиться, — облизывая губы, проговорил Виктор Леонидович, рассматривая Марию.

— Здравствуйте, — чуть растерянно сказала Мария, придя в себя от такого неожиданного вторжения и напористого знакомства со стороны Юль Васильны, и снова начала писать в блокноте.

— Витенька, проходи и присаживайся, — Юль Васильна указала Виктору рукой на кресло, стоящее у ее стола. — Чай будешь? Или кофе? Только кофе растворимый.

— Все равно, кофе и два сахара. Давно я у тебя здесь не был, — вновь облизывая губы и осматриваясь, проговорил Виктор.

— Да, года три, если мне не изменяет память, а она мне редко изменяет, — поднимая очки в толстой оправе на лоб, заметила Юль Васильна.

Она подошла к столу с чайником и чашками, стоящему в углу комнаты за большим книжным шкафом. Щелкнула кнопкой электрического чайника, отодвинула мешавшую ей пачку с чаем в сторону и взяла банку с кофе, придвинув чашку.

— Я и забыл, как светло и просторно тут у вас. — Виктор, расстегнув льняной пиджак, долго устраивался в кресле, суетливо поправляя и поддергивая рукава рубашки. — Практически ничего не изменилось, — сделал он вывод, — только доска маркерная новая.

Кабинет на самом деле был просторным и светлым за счет высоких потолков и больших окон, выходящих на солнечную сторону.

Мария быстро печатала на клавиатуре и невольно хмурилась, слыша высокий голос Юль Васильны, которая разговаривала с племянником, не снижая громкости.

Виктор, продолжая рассматривать кабинет, скользнул взглядом по Марии, но потом стал украдкой ее разглядывать, пытаясь что-то вспомнить.

— Витюня, ты пока пей кофе, — Юль Васильна поставила чашку на стол перед Виктором, — а я сейчас один документ доделаю, и пойдем. Я уже отпросилась, — громко сказала Юль Васильна последнюю фразу специально для Марии, но та не услышала ее.

— Машенька, — громко позвала Юль Васильна.

Виктор пил кофе и не отрываясь смотрел на Марию.

— А, что, Юль Васильна? — подняла голову Мария и посмотрела на коллегу.

— Я отпросилась и сейчас ухожу, буду теперь только завтра, — повторила Юль Васильна и стала разбирать бумаги на столе.

— Да, хорошо, я поняла, — поднимаясь из-за стола, сказала Мария. Она взяла связку ключей со стола. — Юль Васильна, я в лабораторию, дверь тогда закройте, пожалуйста.

— Хорошо. Где же мои ключи, — бормоча и продолжая перебирать бумаги, проговорила Юль Васильна, — а, вот они, нашла, — она положила связку ключей на стол и стала заполнять бумаги.

— До свидания, — выходя, сказала Мария, посмотрев на Виктора.

— До свидания, — закашлявшись, сказал Виктор.

— Витюня, постучать по спине? — всполошилась Юль Васильна.

— Нет, все в порядке, — откашлялся Виктор.

Он поставил чашку с кофе на стол, достал из кармана брюк телефон и стал быстро просматривать галерею фотографий. Виктор нашел скриншот картины XVIII века и, увеличив его, стал внимательно рассматривать, читая надпись под картиной с портретом молодой женщины. Ее каштановые волосы были собраны в высокую прическу, ярко-красное платье выгодно подчеркивало зеленый цвет глаз, на груди была приколота брошь в виде крупного цветка-трилистника с многочисленными бриллиантами и крупным изумрудом в центре.

Виктор потер глаза, снова посмотрел на портрет, потом на Юль Васильну. Она сняла очки и покусывала дужку, как всегда делала, когда была увлечена работой.

— Тетя, — Виктор решился отвлечь Юль Васильну, — а как фамилия Марии Владимировны, она давно у вас работает?

— Машенька? Белозерская фамилия. И да, она уже давно у нас работает. А почему ты спрашиваешь?

— Почему мы тогда раньше не встречались здесь?

— Ты и не мог с ней встретиться. С ней, знаешь, такая история приключилась, — отодвинула бумаги в сторону Юль Васильна и увлеченно стала рассказывать. — Она на два года брала отпуск без содержания, лет семь назад. Уезжала, под Кондопогой, говорят, в каком-то лесничестве жила. Знаешь, — Юль Васильна оперлась на стол и наклонилась в сторону к племяннику, — я думаю, что там была замешана несчастная любовь.

— Почему ты так думаешь? — Виктор отложил телефон.

— Так она вернулась, а через полгода ушла в декрет, двойню родила. А ведь не скажешь, — с завистью проговорила Юль Васильна и поправила тесную в груди кофточку.

— Что не скажешь? — не понял Виктор.

— По ее фигуре, что двойню родила. Фигурка как была до беременности, такой же и осталась. Генетика, наверное, — вздохнула Юль Васильна.

— Так я не понял, она замуж вышла, что ли, тогда?

— Так я говорю же, несчастная любовь, она одна двойню растит. И про отца детей никогда ничего не рассказывала. Ой, заболтались мы с тобой, пора идти, я все сделала. — Юль Васильна встала из-за стола, взяла стопку бумаг и стала убирать в книжный шкаф у стены.

На полках книжного шкафа стояли книги, брошюры, старые приборы и на одной из полок — спортивные кубки и фотографии.

— Идем, ты чашку оставь на столе, я завтра вымою, — закрывая шкаф, сказала Юль Васильна, и тут ее взгляд упал на фотографии. — Вить, смотри, вот фото с бала, после которого Мария уехала.

Виктор проворно вскочил с кресла, прихватив телефон со стола. Поправляя пиджак, он подошел к Юль Васильне и взял снимок. Виктор повернулся к свету и стал внимательно рассматривать его.

Пока Юль Васильна отвлеклась, подкрашивая губы, Виктор быстро сделал несколько снимков с фотографии, стараясь увеличить фигуру Марии при съемке. На фото она была в мужском костюме XVIII века.

Оглянувшись на Юль Васильну, Виктор убрал телефон в карман пиджака, длинно выдохнул, пытаясь сдержать дрожь в руках.

9

Кирилл в кабинете у Александра стоял у окна во всю стену и постукивал пальцами по раме. За окном было пасмурно, небо с самого утра затянуло низкими тучами. Сквозь приоткрытое окно задувал прохладный ветер. Было сумрачно, несмотря на светлые стены и потолки.

Александр, оглянувшись на окно, включил настольную лампу со светлым квадратным абажуром, и в кабинете стало уютнее.

— Слежки за собой не замечал, никаких доказательств нет, только интуиция, — стукнул Кирилл кулаком по раме.

— Не горячись. — Александр выключил большой беззвучно работающий телевизор, висящий на стене, встал из-за стола и подошел к Кириллу. — В таких делах горячку пороть нельзя. На прослушку проверял?

— Сразу же, — недовольно сказал Кирилл, — и здесь, и дома. Все чисто. Вещи все лежат на своих местах, но все равно чувствую, что кто-то был.

— А Ладу свою спрашивал? Может, это она приходила без тебя? — подкинул версию Александр.

— Это я у нее ночевал, — Кирилл ослабил узел галстука, отошел от окна, — а потом мы сразу уехали на выходные за город. А приехали, и все, чуйка сработала. — Он сел за стол у стены, оперся на него локтями, сцепив пальцы.

— А может, за тобой походить? Понаблюдать? — Александр повернулся и посмотрел на Кирилла в ожидании его реакции на такое предложение.

— Думал об этом, попрошу Матвея, пусть проверит. А я к тебе приду, на прослушку проверю квартиру. И не возмущайся, — остановил он Александра.

— Хорошо, с одним условием: Полинке ничего не говорим. Она завтра на радио, пока ее не будет, можно будет хозяйничать.

— Сделаю все сам аккуратно, не переживай. А у Маши будем проверять квартиру? — Кирилл расцепил пальцы, провел рукой по коротко стриженным волосам и внимательно посмотрел на друга.

— А надо? Может, у нее не будем? Сначала у меня проверишь, если ничего не найдешь, то и ее тревожить не будем.

— Хорошо, так и сделаем, — чуть разочарованно проговорил Кирилл. Он хлопнул ладонями по столу, встал и пошел к двери.

— Сань, ты не забыл про субботу?

— Конечно, не забыл, за кого ты меня принимаешь. Слушай, нам один подарок готовить или два?

— Не понял, — растерялся Кирилл.

— Ты, случайно, жениться не надумал? А то Лада что-то Полинке намекала, — пожал плечами Александр.

— Тьфу на тебя.

Александр громко захохотал, заметив испуг Кирилла.

— Не готов я еще. — Кирилл махнул рукой и вышел из кабинета.

Закрывая дверь, он снова услышал громкий смех друга.

— Шутник, — пробормотал Кирилл, затянул узел галстука и вышел из приемной.

10

Раздался громкий сигнал сообщения. Рука в хлопчатобумажной перчатке с ПВХ-покрытием перевернула кнопочный телефон, лежащий на резном столе из темного дерева, нажала на кнопку.

На экране появилась фотография портрета XVIII века, на котором была изображена красивая молодая женщина. Каштановые волосы ее были собраны в высокую прическу, ярко-красное платье выгодно оттеняло зеленый цвет глаз, на груди приколота брошь в виде крупного цветка-трилистника с многочисленными бриллиантами и крупным изумрудом в центре.

Рука в перчатке взяла телефон и через минуту с громким стуком положила его на стол экраном вниз. Потом снова перевернула экраном вверх и нажала кнопку выключения. Экран телефона погас, скрыв фотографию.

11

Кирилл поставил машину на парковке у НИИ физики так, чтобы вход в институт хорошо просматривался. Он переключил радио и, настраивая его, поглядывал на выходящих. Увидев Марию в светлом брючном костюме и белых кедах, поспешил ей навстречу.

— Маша, привет, — громко позвал он и помахал рукой.

Мария стала оглядываться, стараясь понять, откуда ее зовут, увидела машущего Кирилла и широко улыбнулась. Уваров выглядел просто шикарно в своем светло-сером костюме с голубой рубашкой и галстуком. Его лоферы, как всегда, были идеально начищены.

— До свидания, — попрощалась Мария с сослуживцами и пошла навстречу Кириллу.

— Интересный молодой человек, — услышала за спиной Мария голос Юль Васильны.

— Кирилл, привет, — легким, пружинистым шагом Мария подошла к Кириллу. Она потянулась к нему, встав на цыпочки. Кирилл наклонился, и Мария поцеловала его в щеку. — Ты какими судьбами здесь?

— За тобой приехал, — улыбнулся Кирилл. — А что, нельзя?

— Льзя, льзя, тем более мы давно не виделись. Я так рада тебя видеть. — Мария взяла под руку Кирилла, и он повел ее к машине.

— Что, теперь разговоры будут? — иронично спросил Кирилл, заметив, как Мария обернулась на сослуживцев.

— Да, — сморщилась Мария, — есть там один персонаж, Юль Васильна. Уж очень она любит сплетничать обо всех.

— Маша, ты ли это? Не замечал, чтобы ты по этому поводу раньше переживала, — Кирилл открыл дверь машины для Марии.

— Точно, и дальше не буду, — засмеялась она, садясь в машину. Она не заметила, как Кирилл нахмурился.

В машине было прохладно, приятно пахло кожей и мужским парфюмом, сочетающим в себе легкую, даже прохладную свежесть с пряностью. Кирилл всегда очень искусно подбирал себе одеколон.

Уваров открыл дверь со своей стороны, снял пиджак и повесил его на вешалку, закрепленную за подголовником.

Мария с улыбкой наблюдала, как Кирилл, сняв галстук, забросил его на заднее сиденье и расстегнул верхнюю пуговицу.

— Ну, все, теперь можно ехать, — довольно сказал он, закатав рукава рубашки и усаживаясь в машину.

— Что, тяжко в костюме? — улыбнулась Мария.

— Нет, я с армии привык к форме, но к вечеру костюм надоедает. А кто это так на тебя уставился? Поклонник? — недовольно спросил Кирилл, проезжая мимо входа в НИИ.

Мария посмотрела и усмехнулась, увидев, как племянник Юль Васильны смотрит в ее сторону.

— Да не дай бог. Это как раз племянничек Юль Васильны, что-то зачастил к нам.

— Если будет надоедать, говори, разберусь с ним, — сурово заметил Кирилл.

— Обязательно скажу, — пообещала Мария, — до садика подбросишь?

— Маш, могла бы и не спрашивать, — укоризненно сказал Кирилл, выезжая на дорогу. — Я по близнецам соскучился. Кстати, сразу тебе скажу, а то потом с детьми все забуду.

— Ну-ка, ну-ка, — повернулась в его сторону заинтересованно Мария.

— Приглашаю тебя на день рождения в субботу, естественно, с детьми, — торжественно, с пафосом начал Кирилл, но не выдержал и засмеялся. Мария тоже звонко засмеялась.

— Не удаются тебе такие высокопарные речи, обязательно будем. Я ведь совсем забыла про него, — виновато посмотрела она на Кирилла.

— Маша, возьми в пиджаке, во внутреннем кармане, приглашение, там адрес и время.

— Как все официально, — не удержалась и съязвила Мария. Она повернулась, нащупала в кармане пиджака приглашение, достала его и положила в сумочку.

— Это все Лада, — оправдываясь, смутился Кирилл. — Все, официальная часть закончена, лучше расскажи, как дети в садике? Чудят?

— Чудят не то слово.

— На то они и двое из ларца, только разные с лица, — захохотал Кирилл, и Мария опять громко засмеялась вместе с ним.

12

Все места в аукционном зале были заняты.

Публика подобралась разношерстная: дамы в шляпах, элегантные господа в клубных пиджаках, а кое-кто и в повседневной одежде. Большинство посетителей в зале были агентами состоятельных ценителей искусства. Были и эксперты, которые помечали цену продажи в каталоге, и даже зеваки — простых смертных тоже пускали полюбоваться искусством.

На большом экране высветилось название картины, сама картина с ее данными и начальная стоимость лота.

Служащие в белых перчатках, в черных фартуках, надетых поверх белых рубашек с галстуками, вынесли картину и стали устанавливать ее на подставку. В зале раздался гул, щелчки фотоаппаратов, взлетели телефоны, снимающие картину на большом экране. Сотрудники аукциона за конторкой приготовились принимать ставки по телефону и интернету. Торги начались.

Аукционист во время работы напоминал дирижера, вот только вместо палочки в руках у него был молоток, которым он размахивал и указывал на вскинутые таблички с номерами.

У седовласого мужчины в дорогом костюме, сидящего в первом ряду с открытым каталогом на коленях, раздался звонок телефона, заглушаемый шумом начавшихся торгов. Он недовольно поморщился, но успел вскинуть табличку с номером. Ведущий указал на него вытянутой рукой с молотком и выкрикнул цену.

Седовласый достал телефон из внутреннего кармана, посмотрел на определившийся номер и ответил на звонок.

«Finally we can get things moving around here», — услышал он. Жесткие черты его лица смягчились, промелькнула улыбка и тут же исчезла. Не говоря ни слова, он нажал на кнопку отключения и убрал телефон во внутренний карман пиджака.

Раздались аплодисменты, мужчина без сожалений посмотрел на проданную картину.

13

Мы уютно расположились в светлой гостиной. Я сидела в кресле с ноутбуком на коленях и пыталась работать. Но то и дело отвлекалась от монитора, громко смеясь вместе с детьми и Полиной над «Мишкиной кашей» Носова.

Тем более читалась повесть по ролям, профессионально поставленным голосом. Полина, жена Александра, известная радиоведущая, ее глубокий бархатный голос совершенно не соответствует ее внешности. Полина невысокая, стройная. Она на десять лет младше Александра, но эта разница в возрасте совершенно их не смущает.

Я смотрела на то, как дети, сидя на диване по обе стороны от Полины, не отрывали от нее глаз. А Полина, читая, активно жестикулировала, и ее длинные светлые волосы, торчащие, как пружины, в разные стороны, подрагивали в такт. И смеялась она так заливисто, что дети и я хохотали до слез.

Катя и Ваня просто обожали Полину. Это была любовь с первого взгляда. А моим детям не так-то просто понравиться.

Дослушав «Мишкину кашу», так и не закончив статью, я ушла на кухню, чтобы разогреть ужин, а Полина принялась читать «Фантазеров» Носова.

— Чем тебе помочь? — зашла она ко мне через некоторое время, взлохмачивая свои волосы еще сильнее.

— Да я уже все практически. Как это дети тебя отпустили? — удивилась я.

— А они сами читают по ролям «Кляксу», — пожала плечами Полина. В это время из гостиной раздался громкий смех.

— И Ваня? Обычно его не заставишь вслух читать, — доставая булку из хлебницы, посетовала я.

— Ты что, он у нас за Федю читает. Слышишь, как выразительно? — кивнула Полина в сторону гостиной и стала доставать тарелки из шкафа.

— Полинка, почаще приходи, — улыбнулась я, нарезая булку, — так и еще чему-нибудь полезному научишь.

— С удовольствием, только меня Саня из дома выгонит, — засмеялась Полина. — Он и так ворчит, что я на радио постоянно пропадаю да еще курсы веду в школе радио.

— Да он сам в своем банке пропадает, — ставя тарелку с нарезанной булкой на стол, сказала я. — Полин, — вспомнила я, — тут меня Кирилл подвозил, пригласил на день рождения. Вы над подарком не думали еще? Что-то ничего путного в голову не приходит.

— Саня сказал, что уже что-то присмотрел, я не уточняла. Спрошу у него и тебе скажу тогда. Маша… — Полина положила на стол ложки и вилки и посмотрела на меня.

— Что? — я взглянула на Полину. — Что случилось?

— Знаешь, — она села на стул и положила руки на стол, — мне кажется, у Сани какие-то неприятности. Он постоянно переговаривается по телефону с Кириллом, еще с кем-то, и так, чтобы я не слышала, о чем они говорят. Нервный стал. Кирилл тебе ничего не говорил? Какое у него настроение было?

— Нет, ничего не говорил. И настроение у него отличное было, он еще с нами погулял немного в парке. — Я задумалась, вспоминая. — Полин, если было бы что серьезное, Кирилл, как начальник службы безопасности, пропадал бы в банке днями и ночами, а не гулял с нами. — Я выключила газ под кастрюлей и сковородкой. — Не переживай, я уверена: все у них в порядке.

Я постаралась отвлечь Полину от грустных мыслей.

— Полин, а Саня ничего не говорил, Кирилл не собирается еще жениться? Спрашивать его неудобно как-то было, — полюбопытствовала я.

— Говорил, что не собирается, — Полина засмеялась, и я позавидовала ее умению мгновенно переключаться эмоционально. — Саня, в отличие от тебя, не постеснялся и задал этот вопрос, так Кирилл как ошпаренный выскочил из кабинета. — Тут уже и я присоединилась к ее заразительному смеху.

— Бедная Лада, — отсмеявшись, проговорила я, вытирая глаза от слез.

— Лично я не понимаю, что Кирилл в этой блогерше нашел. Ладно, — Полина решительно встала из-за стола, — это их дело, давай мне помидоры, огурцы, буду делать салат. — Она открыла шкаф и достала салатник.

— Есть, капитан. — Я козырнула и полезла в холодильник за овощами. — Повезло Сане с тобой, да и мне тоже, — выкладывая огурцы и помидоры в мойку, добавила я и посмотрела на Полину. Она уже расположилась за столом, устроив перед собой разделочную доску, нож и салатник.

С Полиной Александр познакомился через несколько месяцев после моего возвращения. Он пришел на радио давать интервью, а у Полины как раз закончилась смена, и она торопилась на курсы в школу радио. Они столкнулись в коридоре. Так и начался их роман. Подробностей я, конечно же, не знаю, знаю только то, что они всем рассказывают. Но, судя по их улыбающимся глазам, все было далеко не так. Впрочем, это их личное дело.

Я вспоминала об этом, наблюдая, как ловко Полина режет овощи. Все у нее спорилось. Я любила наблюдать за ней, тем более она всегда напевала, когда готовила. Вот и сейчас она негромко начала:


Жил отважный капитан,

Он объездил много стран,

И не раз он бороздил океан.

Раз пятнадцать он тонул,


Погибал среди акул,

Но ни разу даже глазом не моргнул.

И в беде, и в бою

Напевал он всюду песенку свою…


Дети прибежали из гостиной, услышав, как Полина поет. И мы уже хором затянули:

Капитан, капитан, улыбнитесь,

Ведь улыбка — это флаг корабля,

Капитан, капитан, подтянитесь,

Только смелым покоряются моря!

14

Я сидела за столом и наблюдала за Катей. Она танцевала с именинником. Кирилл и Катя кружились, держа друг друга за руки, хоть Кириллу было не очень удобно с его ростом, а Катюше приходилось высоко поднимать руки, они смеялись и были довольны. Кирилл выглядел потрясающе в своем темно-синем костюме, отлично сидящем на нем, в светлой рубашке и, как всегда, идеально начищенных ботинках.

Гости стояли вокруг и дружно поддерживали их аплодисментами. Ваня в первом ряду отбивал такт ногой, не забывая при этом громко хлопать. Мне нравилось то, как мои дети всегда поддерживают друг друга и защищают при необходимости. Я смотрела и чувствовала, как слезы подступают к глазам. Как бы я хотела, чтобы так Катя танцевала, а Ваня играл в футбол или в машинки с Митей. Больно, все еще очень больно.

«Так, берем себя в руки и не раскисаем. Не портим день рождения другу», — велела я себе и стала рассматривать гостей, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Как правило, такая отповедь самой себе, да и произнесенная таким тоном, приводила в чувство и не позволяла мне расклеиться.

Гостей на день рождения Кирилла, к моему удивлению, собралось довольно много. Я считала его человеком достаточно замкнутым, раскрывающимся только близким друзьям, к которым я себя, наивная, относила. Я усмехнулась. Плохо, оказывается, я знала Кирилла.

Раньше он отмечал дни рождения только узким кругом, собирая не больше десяти человек. Всех их я отлично знала. Сейчас же в ресторане собралось много незнакомых мне людей. Судя по поздравлениям и разговорам, многие из них были армейскими сослуживцами Кирилла. Было несколько сотрудников из банка.

Уваров снял отдельный зал в ресторане с панорамными окнами и с выходом на террасу. Заведение было элегантным, дизайнеры постарались и создали уютный и лаконичный интерьер, используя благородные породы древесины: дуб и тик. И что мне особенно понравилось, так это полнейшее отсутствие в зале запахов еды, кухни, даже свежие цветы, украшающие стол, были без запаха.

Конечно, звездой праздника, помимо именинника, была Лада — девушка Кирилла, которую он официально представил. Лада выглядела великолепно: длинное, в пол, шелковое платье темно-синего цвета с искрой, с высоким разрезом на боку и декольте. Светлые волосы девушки были как из рекламы про шампунь или краску: мягкие, длинные, блестящие, струящиеся, густые. Да и вообще, Лада для меня была как ходячая реклама бьюти-индустрии: брови, ресницы, губы, ногти, волосы. Все было безупречно.

«Как можно быть такой идеальной? — удивлялась я про себя, невольно глядя все время в сторону Лады; она притягивала к себе взгляды, и не только мои. — Может, спросить у нее, как она ухаживает за волосами? — пришла мне мысль в голову. — Нет, не буду рисковать, а то получу целую лекцию по уходу, питанию», — отказалась я от этой шальной идеи, вспомнив, как однажды мне пришлось около часа слушать лекцию про витамины, питьевой режим, а также просмотреть демонстрацию нескольких ее упражнений по фейсбилдингу, которые она мне рекомендовала делать. А я лишь что-то сказала про свой крем для лица.

Лада подошла к Кириллу и стала делать с ним селфи, несмотря на сопротивление Уварова. Она что-то шептала ему на ухо, положив руку на грудь, Кирилл улыбался и поглаживал спину Лады.

«Хорошо Лада с Кириллом смотрится. Идеальная пара». — Я встала из-за стола, чтобы забрать детей с танцпола и попытаться уговорить их ехать домой.

Проходя мимо стеклянной стены, я увидела свое отражение.

«А я еще неплохо выгляжу», — промелькнула у меня мысль, видимо, после пары бокалов с шампанским.

На мне было длинное изумрудное платье с летящей свободной шелковой юбкой и кружевным верхом с большим треугольным вырезом на спине. Цвет платья идеально сочетался с моими каштановыми волосами, собранными в высокую прическу.

«Туфли бы снять уже, не привыкла я к ним. А со стороны красиво в них, но нет, в кедах и мокасинах удобнее», — решила я.

— Маша, — остановила меня Полина, сидящая у барной стойки с телефоном в руках, — давай шампанского выпьем, — потянула она меня. — Дети накормлены, напоены, под присмотром, не волнуйся, — заметив, как я обернулась на близнецов, сказала Полина. — Вон нянек сколько, — она показала на танцпол.

Катя и Ваня, действительно, были под надежной охраной. По популярности они могли соперничать с Ладой, которая постоянно делала селфи и сразу же выкладывала фото в сторис. Она умудрилась даже вести трансляцию во время своего пафосного поздравления Кирилла.

— Домой уже пора ехать, — попыталась сопротивляться я.

— Не пора, не каждый день в ресторан ходите и допоздна гуляете, — заказывая шампанское, отрезала Полина.

— Хорошо, еще немного посидим, — согласилась я.

— Маш, посмотри, — Полина протянула мне свой телефон, открытый на страничке Лады в соцсети.

Я увидела фотографии Лады и Кирилла, ее подарок Кириллу, все блюда, которые нам подавали. Я решила посмотреть ее сторис и увидела в них всех гостей, и себя в том числе.

— Да уж, вся жизнь напоказ. Но надо признать, фото у нее хорошие получаются, — я протянула телефон Полине.

— Она и со мной уже видео сняла, интервью у меня брала, — фыркнула Полина.

— Когда только все успевает, — удивилась я. — Интересно, сколько лайков собрало это интервью с известной радиоведущей? — захохотала я.

— Она предложила мне вести с ней ее курс по фейсбилдингу, — серьезно сказала Полина и посмотрела в зал, выглядывая Александра. Увидев, что он разговаривает с друзьями, успокоилась.

— И как именно? — я прокашлялась. — На тебе демонстрировать? — Я сделала глоток шампанского и чуть не подавилась, увидев лицо Полины. Она, видимо, до такого не додумалась.

— Дурочка, — махнула она на меня рукой, — озвучивать что-то, голос ей мой нужен, а не лицо, — хихикнула она, — лицо она свое будет демонстрировать.

— Ой, не могу, Полина, ты снова мне настроение подняла, — я отсалютовала ей шампанским и сделала глоток.

— А сейчас мы просим освободить центр зала, именинник приготовил сюрприз для гостей, — объявили музыканты.

Раздались аплодисменты, и все встали, освободив место в центре зала, как просили, и в ожидании смотрели на Кирилла.

— Интересно, что за сюрприз? Кто будет танцевать? Какая-то группа? — раздались голоса.

— А сейчас будет сюрприз от Кирилла, — громко продублировала Лада, ведя трансляцию у себя на страничке.

И тут я увидела, как ко мне направляется Кирилл и приглашающе протягивает руку.

— Что? — пискнула я, покраснев.

— Нас ждет аргентинское танго, — тихо сказал Кирилл, подойдя ко мне.

«Господи, я же опозорюсь, какое танго?» — успела промелькнуть у меня мысль.

— Иди, — подтолкнула меня Полина, не оставив мне даже мгновения на размышление.

Я взялась за руку Кирилла как за спасательный круг. И мы вошли в центр зала мимо заинтригованных гостей и мимо удивленной Лады с телефоном.

— Предупреждаю, я плохо танцую, я опозорюсь, — шепнула я Кириллу, подняв голову.

— Не переживай, слушай музыку и следуй за мной, доверься мне. — Кирилл положил руку мне на талию и, посмотрев на музыкантов, кивнул.

— Аргентинское танго, — объявил музыкант.

Раздались громкие аплодисменты.

— Мама, давай! — хором крикнули Катя и Ваня.

Я посмотрела на них и успокоилась.

Заиграла музыка и я, отбросив все мысли, отдалась на волю музыке и рукам Кирилла, который уверенно вел меня в танце. Мы получали удовольствие. Я поймала кураж, который ощущала на уроках аргентинского танго, куда я, как я думала, по секрету ото всех, ходила уже два года. Мне нужно это было для души. Но я не соглашалась участвовать в конкурсах, куда меня пыталась записать мой педагог. Отговаривалась тем, что у меня нет постоянного партнера, находила любой повод отказаться. Педагог пыталась меня убедить, говорила, что, несмотря на то, что в аргентинском танго существуют правила: грамматика языка танца, освоив ее, вы всегда будете понимать партнера без слов. Аргентинское танго — это импровизация, похожая на джаз. При этом весь танец — в голове у партнера. Он — режиссер и постановщик. Партнер всегда может поменять ход танца, а партнерша подчинится новому сценарию, зрители же ничего не заметят.

Так и случилось. Мы танцевали с Кириллом, понимая друг друга без слов, наши тела знали все движения. Мне оставалось только следовать за ведущим и просто быть ведомой.

Завершив танец, мы услышали шквал возгласов и восторженные крики.

— Спасибо, Маша, это был для меня лучший подарок, — улыбаясь и чуть тяжело дыша, сказал Кирилл. Он приобнял меня и поцеловал в щеку.

— Кир, ты, оказывается, отлично танцуешь. — Лада подбежала к Кириллу и бросилась его целовать. — Я видео снимала, потом покажу, как круто получилось. Ты же научишь меня? — Лада увела от меня Кирилла, он только виновато пожал плечами, посмотрев на меня.

Я, улыбаясь всем, взяла подбежавших ко мне детей за руки и вывела их с танцпола.

— Мама, ты такая красивая, — с восторгом сказала Катя.

— Да, мам, и ты так классно танцевала, — поддержал Ваня.

Я присела на корточки, обняла их и поцеловала.

— Катя, Ваня, поехали домой, поздно уже, — сказала я, поправив прядку у Кати в прическе, которую она согласилась сделать ради Кирилла.

— Мам, мы сейчас чаю попьем и поедем, хорошо? — заглянув мне в глаза, попросила Катя.

— Да, мам, там еще торт красивый сейчас будет, — погладил меня по плечу Ваня.

— Хорошо, — вздохнула я, поняв, что так быстро нам не удастся уехать, — идите садитесь за стол, я сейчас попрошу принести вам чай и торт, конечно же.

Александр с Полиной подошли к нам, он протянул мне руку, помогая подняться. Дети убежали к столу.

— Машка, ты почему мне не говорила, что уже так круто танцуешь? — спросила Полина, тряхнув торчащими в разные стороны кудрями.

— Сестренка, ты неподражаема, я и не знал, что так умеешь, — Александр обнял меня и поцеловал.

— А вот кто мне скажет, как Кирилл узнал, что я умею танго танцевать, тем более аргентинское? А? Это был секрет, вообще-то, — обличающе уставилась я на Полину.

— Ну и сказала, зато какой танец феерический получился, — торжествующе и ничуть не смущаясь, что выдала мою тайну, сказала Полина.

— Маша, не бухти, Полинка правильно все сделала. Мне бы и могли сказать про твои танцы, — сделав вид, что обиделся, Александр не выдержал и засмеялся. — Когда ты все успеваешь? — только удивился он.

— Не скажу, — хотела сохранить я интригу, — Полинка иногда вечерами с детьми сидит, вот тогда и хожу, — но не сдержалась и призналась.

— Конспираторши, — упрекнул нас Александр.

— Мы такие, — переглянулись мы с Полиной и засмеялись.

— Все, пьем чай, и я развожу всех по домам, а то опять кто-нибудь пойдет танцевать, да еще какую-нибудь румбу или самбу. — Александр взял нас с Полиной под руки и повел к столу, где в ожидании чая, а особенно торта от нетерпения подпрыгивали дети.

15

Человек в черном прошел в спальню Марии, освещая себе дорогу светом мощного фонаря. На руках у него были черные перчатки. Войдя в комнату, он направился прямиком к большому книжному шкафу со стеклянными дверцами. Шкаф был заполнен разномастными книгами. На одной из полок за стеклом стояли фотографии: Мария в свободном полете с парашютом, Мария у самолета в полной экипировке и Мария на Эльбрусе.

Человека в черном не интересовали эти фотографии. Он открыл соседнюю дверцу, за которой стояли портреты Дмитрия и Василисы, написанные Екатериной Андреевной и принесенные Марией из прошлого.

Человек в черном достал телефон из глубокого кармана куртки, направил фонарь на портреты и сделал снимки каждого по отдельности и вместе. Потом он тихо закрыл дверцу шкафа, постоял немного, осматриваясь и освещая комнату фонарем. Подошел к письменному столу, стоящему у окна, под ногами у него скрипнул паркет. На столе лежали раскрытые книги, на клавиатуре открытого ноутбука — листы бумаги с расчетами, на краю стола стояла деревянная резная шкатулка. Потянувшись к ней, человек задел ноутбук, и его монитор ожил, осветив комнату и открыв страницу из какой-то книги с многочисленными формулами и схемами. Человек в черном резко обернулся и посмотрел на окна и балконную дверь. Они были плотно закрыты портьерами. Человек решительно взял шкатулку, поставил ее перед собой на стол и, открыв, стал рассматривать украшения. Заметив брошь, он вытащил ее, положил на белый лист бумаги и достал телефон из кармана. Сначала он открыл галерею фотографий, нашел портрет женщины XVIII века в ярко-красном платье, сравнил украшения и сделал фото броши. Человек в черном убрал телефон в карман, сложил все украшения в шкатулку и поставил ее на место.

Выходя их комнаты, он оглянулся, проверяя. Только светящийся монитор ноутбука свидетельствовал о визите незваного гостя. Человек в черном прошел к входной двери, прижался к ней ухом, прислушался. Приоткрыл дверь, выглянул, вышел, тихо закрыл за собой дверь, раздался скрежет замка.

16

Кирилл ходил по разгромленной квартире, перешагивая через валяющиеся на полу стулья, вещи, и разговаривал по телефону.

— Да, Сань, полностью разгромлена. Пока не пойму, пропало что-нибудь или нет. Хорошо хоть мебель не сломали и полы не вскрыли, — сделал он попытку пошутить.

Кирилл активировал на телефоне громкую связь и, положив аппарат на стол гостиной, объединенной с кухней, продолжил рассматривать вещи, ничего не трогая.

— Видимо, знали, что ты будешь ночевать в гостинице после ресторана, — предположил Александр.

— Да, или следили, или кто-то меня сливает, — подтвердил Уваров.

— Вызывай полицию, надо все зафиксировать, — скомандовал Александр.

— Думаешь надо? — Кирилл подошел к окну. Он смотрел на поздно просыпающийся субботний город.

— И думать нечего, не похоже на тебя, чтобы ты еще раздумывал по этому поводу. Как уедут, вызывай клининг и приезжай ко мне, обмозгуем все.

— Договорились. — Кирилл взял телефон со стола, выключил громкую связь и стал набирать номер телефона полиции.

17

Я открыла входную дверь квартиры Александра своими ключами. Полина позвонила и предупредила меня, что будет укладывать детей на дневной сон. Я прислушалась. В квартире царила полнейшая тишина. Я разулась и по просторному светлому коридору прошла к гостевой спальне, приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

Полина и дети крепко спали. Полина лежала в центре кровати, дети по бокам, прижавшись к ней, и тихо посапывали. Книга, которую они, видимо, читали перед сном, лежала открытой на груди у Полины.

Я улыбнулась такой милой картине и прикрыла дверь. Пройдя в гостиную, я собиралась прилечь на диване и увидела, что на террасе разговаривают Александр и Кирилл. Они сидели в плетеных креслах из ротанга. На столе рядом стоял ноутбук.

Дверь на террасу была открыта, я собралась выйти к ним, поздороваться и спросить, как себя чувствует Кирилл после празднования дня рождения, но невольно услышала свое имя. Я повернулась и хотела было выйти из гостиной, чтобы не слышать, что будут про меня говорить, но меня насторожил тревожный голос Александра.

— Я даже не стал тебе звонить, сразу примчался. Я думал, что видео прислали только мне, — зло сказал Кирилл и стукнул по столику.

Теперь мне стало интересно. Я на цыпочках подошла к двери, стараясь не задеть кресло у входа, и стала прислушиваться. Если бы они обернулись, то сразу бы меня заметили, так как окна были панорамные и белый прозрачный тюль меня не смог скрыть.

— Твари! — Взбешенный Александр стукнул кулаком по раскрытой ладони. — Ты посмотри, посмотри еще раз, — он указал на экран ноутбука, на котором видеозапись стояла на паузе.

— Да у меня каждый кадр отпечатался в памяти, — Кирилл поморщился, — но, — сделал он паузу, задумавшись, и продолжил: — Включай, вдруг что-то заметим. Нужно только спокойно просмотреть, без эмоций.

Александр нажал кнопку воспроизведения видео: официант, лицо которого нельзя было увидеть, подсыпал какой-то белый порошок сначала в бокал, который взяла Полина, потом в фужер Лады. И механический голос коротко прокомментировал видео: «Пока это были витамины, но в любой момент они могут стать ядом».

У меня потемнело в глазах, я пошатнулась и удержалась за дверь, выходящую на террасу, чуть покачнув ее. Я медленно осела на пол у кресла. Затаив дыхание, я слушала механический голос: «Вы видите, как просто это сделать, и следы яда не будут обнаружены, можете поверить».

Александр снова нажал паузу на записи.

— Они ведь на самом деле могли отравить и Полину, и Ладу. — Он встал, засунул руки в карманы и стал ходить по террасе. — Черт, как представлю, аж тошно становится. Так и убил бы этих нелюдей.

— Постарались, смонтировали, — хмуро сказал Кирилл, нажал воспроизведение и опять стал всматриваться в экран.

Теперь на видео была машина Полины, из-под которой вылезал мужчина в черной маске, полностью закрывающей лицо, с ножом. Потом на экране пошла запись с машиной Лады с открытым капотом, и тот же человек откручивал какую-то деталь.

«Как вы уже догадываетесь, и с машинами все может быть по-настоящему», — снова бесстрастно прокомментировал механический голос.

— Машины я все загнал на сервис. — Кирилл снова нажал на паузу видео и вывел на экран текст письма. — Их проверили, с ними все в порядке. К девочкам приставил негласную охрану, за Машей с детьми тоже.

— Какой кулон им нужен? Я не понял. — Александр подошел к столу, повернул к себе ноутбук, вчитываясь в текст.

— Я сам ничего не понял. Какой-то старинный кулон, который принадлежит моей семье. Я никогда про него не слышал. Но при чем здесь Маша? Бред какой-то. Маша ничего не говорила? Ей не приходило видео или письмо? — Кирилл провел руками по коротко стриженным волосам.

— Я ее видел только утром, когда она завозила детей. Ничего не говорила. Нужно будет проверить ее почту. — Александр захлопнул ноутбук. — Сволочи, как они могут угрожать детям? — Он сжал зубы. — Найду — порву.

«Дети!» — кричала я про себя, кусая губы и сжав кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Я хотел откупиться, но деньги их не интересуют, — после тягостного молчания продолжил Александр. Он снова ходил по террасе, потирая заросший щетиной подбородок.

Я разжала кулаки, на ладонях остались глубокие следы от ногтей, и прижалась к креслу. Теперь я не хотела, чтобы меня заметили.

— Да, я тоже обратил на это внимание. Они даже не оставили возможности поторговаться. — Теперь и Кирилл поднялся из кресла и подошел к стеклянному ограждению террасы, стал смотреть вниз на итальянский дворик.

— Нет, мне просто интересно, как они думают, мы искать будем этот кулон, как его?.. — возмутился Александр, снова подошел к ноутбуку, открыл его, вчитался в письмо. — Месье Лангле.

«Кулон, семья Кирилла, я. Это все из-за меня», — лихорадочно думала я, у меня не было сил встать и уйти или выйти к ним. Стены и окна светлой и просторной гостиной стали съезжаться, словно пресс, зажимая меня со всех сторон, потолок опускался с ужасающей скоростью, стало темно и очень душно, мне не хватало воздуха.

— Ты знаешь, кто это? — как сквозь вату дошел до меня голос Александра. В глазах у меня посветлело, я могла снова видеть брата и его друга на террасе сквозь тюль.

— Понятия не имею, буду искать. Подключу всех, кому доверяю. — Кирилл достал телефон из кармана джинсов и стал что-то в нем писать.

— Там номер для связи указан, ты проверил его?

— Проверил, — безжизненным голосом сказал Кирилл, — как там и написано, одноразовый, не отследить. И если мы им воспользуемся, больше связи с ними не будет.

— Письмо, я уверен, тоже ни к кому не приведет, — сказал Александр.

— Да, тоже проверил, указывает на Ямайку, — горько усмехнулся Кирилл, — у нас есть три дня.

— Уже на пять часов меньше, — посмотрев на наручные часы, уточнил Александр. — Все, я пошел, нужно действовать. Да, почту Маши проверят, я уже отправил все данные. Как мне сообщат, я тебя наберу.

Я практически на четвереньках проползла мимо панорамных окон, потом встала и быстро прошла в холл, обулась, достала из сумочки ключи, как будто я только что пришла. Я все еще тяжело дышала и чувствовала, что сердце бьется у меня где-то в горле, когда в холл вышли Кирилл и Александр.

— Привет, — собрав все силы, улыбаясь, поздоровалась я.

— Привет, Маша, — подошел ко мне, приобнял и поцеловал в щеку, как обычно, Кирилл. — Ты чего так дышишь? Тебе не плохо?

— А почему такая бледная? — Переглянулись Александр и Кирилл.

— Да я сдуру решила подняться бегом по лестнице, вот и запыхалась, — на счастье, сообразила я.

— Ты смотри, не пугай нас, — нервно улыбнулся Александр.

— Не буду. Вы собрание, что ли, в выходной устраивали? — разуваясь, спросила я.

— Да так, нужно было обсудить кое-какие вопросы. Все, я ухожу, выходной есть выходной. — Кирилл пожал на прощанье руку Александру, снова чмокнул меня в щеку и вышел.

— Дети спят? — взяв под руку Александра, спросила я.

— Идем посмотрим, Полинка книгу им читала. — Александр пошел в сторону спальни.

— Ты иди посмотри, а я воды попью, во рту пересохло после пробежки. — Я быстрым шагом прошла в кухню. Мне повезло, потому что на террасу был выход и из кухни. Я выбежала на террасу, к столу, но ноутбука на нем не было.

— Черт, — вырвалось у меня от отчаяния. Я также быстро вернулась в кухню и успела набрать стакан воды.

— Спят, — входя, тихо сказал Александр и добавил, усмехаясь: — Все трое.

— Полинка молодец, всегда ей удается угомонить их. Пусть спят. Чаю попьем?

— Да, сейчас поставлю чайник и свежий заварю. Тебе, как всегда, черный? — наливая в чайник воды, уточнил Александр.

— Сань, мне с лимоном, пожалуйста, — сквозь шум воды попросила я.

У Александра беззвучно зазвонил телефон, он мельком глянул на высветившийся номер, поставил чайник и, извинившись, вышел.

Я сама нажала кнопку и, облокотившись на столешницу, слушая шум работающего чайника, стала думать о том, как мне добраться незаметно до ноутбука Александра и узнать номер телефона шантажиста.

18

Я с нетерпением ждала звонка от похитителя. Дети уже спали, наигравшись за целый день с Полиной и Александром и накатавшись на каруселях в парке.

Мне чудом удалось записать себе номер из письма. Помогла мне в этом Полина, отправив меня в кабинет за листками бумаги и за ручками для игры в «Крокодил». Александр в это время был на террасе и разговаривал по телефону. Ноутбук стоял на столе. Я знала пароль, Саня сам мне как-то его назвал, когда нужно было срочно переслать какие-то документы. К моему счастью, пароль он так и не сменил.

Дождавшись возвращения домой, уложив детей спать, я позвонила по этому номеру. На том конце равнодушно выслушали мою речь о том, что мы не имеем отношения ни к какому кулону, я долго пыталась это объяснить, пока не иссякли слова и аргументы. А на мою просьбу оставить нас в покое мужской голос холодно сказал, что мне перезвонят, и я услышала гудки.

Я не находила себе места от неизвестности. Я корила себя за то, что снова поступила импульсивно и все испортила. Теперь моим детям, родным и близким грозит реальная опасность.

Только через два часа, глубокой ночью, когда я задремала, сидя в гостиной в кресле, мне пришло сообщение. Дрожащими руками я включила торшер и открыла сообщение. В нем было несколько фотографий. Я открыла их и не поверила своим глазам. На портрете была изображена я в ярко-красном платье XVIII века с моей брошью на груди. Под картиной была надпись: «Графиня Мария Владимировна Строганова».

«Странно, у меня не было такого платья, да и вообще я опасаюсь красного цвета в одежде», — мелькнула у меня мысль, но я тут же переключилась на следующий кадр. Коллаж: крупным планом моя брошь на платье и брошь из моей шкатулки.

Я вскочила и побежала к себе в комнату, чуть не врезавшись в темноте в прикрытую дверь. Стукнула по выключателю и зажмурилась, уж слишком ярким показался свет после темноты. Подбежала к столу, открыла шкатулку — брошь была на месте. Я взяла брошь, положила ее перед собой на стол и стала дальше просматривать пришедшие фотографии.

Это были фото портретов Василисы и Дмитрия, я посмотрела на полку с рисунками — они стояли на месте. Потом был скриншот из какой-то книги с моим портретом и текстом, где написано, что графиня Строганова уехала в Нижний Новгород после двух лет замужества и больше не возвращалась.

Я увеличила фотографию, чтобы прочесть название книги. Я столько лет не могла найти никаких упоминаний о Дмитрии, а тут и обо мне есть информация. Оставила свой след в истории, что ж.

— Господи, как такое возможно? — Я встала и начала ходить по комнате. — Я же каких только запросов ни делала, сама в архивах сидела, и ни-че-го, — по слогам вслух произнесла я.

Я села за стол, включила настольную лампу и продолжила рассматривать фотографию.

— Мемуары путешественника Федора Никитича Фомина, — прочла я. — Кто ты такой, Федор Никитич, и откуда ты знаешь все обо мне?

Я продолжила читать, текст на странице обрывался посреди предложения, но было ясно, что этот путешественник написал данный портрет графини по памяти, что Мария Владимировна, кроме наук, учила его играть в шахматы.

Телефон выскользнул у меня из рук.

— Федя, маленький Федя — известный путешественник, не могу поверить. Это кто же такую работу проделал? И все ради кулона? — Я разозлилась. — Спасибо, конечно, большое, но кулон у Василисы с Марко в Италии, где я буду вам его там искать, если даже Кирилл, их потомок, ничего о нем не знает. — Я снова впадала в отчаяние.

На последнем фото была газетная вырезка, где упоминалось, что герцог Марко ди Гвидиче вместе со своей малолетней дочерью Василисой въехал в Санкт-Петербург в сентябре 1762 года. Все вопросы отпали сами собой.

Мне всегда становилось легче, когда я начинала ходить. Вот и сейчас я встала из-за стола и стала ходить по комнате. Телефон в руках у меня зажужжал, от неожиданности я вздрогнула и чуть не уронила его на пол.

— Да, — хрипло ответила я.

— Все изучили? — спросил меня механический голос, невозможно было понять, женский или мужской голос это был.

— Да, — уже уверенно ответила я, — грандиозная работа проделана.

— Именно, и многолетняя, — уточнил надменно голос.

— И все ради какого-то кулона? — недоверчиво спросила я, сев на диван и комкая в кулаке край пледа.

— Мария Владимировна, к вашему сведению, кулону место в музее, — снисходительно объяснил мне голос, его последнее слово было оборвано коротким резким скрипом.

— В музее, говорите? А сами, так понимаю, хотите в частную коллекцию приобрести, — не выдержала я и съехидничала. Но потом спохватилась. — А вы точно знаете, что в кулоне настоящие бриллианты? Невозможно по рисунку определить качество камней.

— Сведения точные, не сомневайтесь, — уверенно сказал голос.

— Но как и где я его возьму, если вы со своими возможностями его не нашли, то где я его достану?

— Там же, где вы были, — голос сделал паузу, — в XVIII веке, — продолжил он.

— Что? Но как я туда попаду?

— Нас это не волнует, это ваши проблемы, Мария Владимировна, — услышала я резкий ответ.

— Но я не уверена, что все получится в этот раз. А вдруг это не сработает? Это же не зависит от меня, — пыталась я достучаться до механического голоса.

— А вы постарайтесь.

— Но, — у меня дрогнул голос, — если даже все получится, мне придется остаться там ровно на год, — вновь пыталась донести я до него информацию.

— Нам некуда спешить, кулон того стоит.

— Я не могу оставить детей на год одних. — Слезы полились у меня из глаз, и я понимала, что именно так я и поступлю. Я зажала себе рот ладонью, чтобы собеседник не услышал мои всхлипывания.

— Если хотите, чтобы с ними ничего не случилось, сможете, — жестко сказал голос.

— Я требую гарантий безопасности детям и своим близким, не нужно больше им угрожать, — мне пришлось выровнять дыхание, прежде чем я выдвинула требование.

— Мария Владимировна, — снова раздался короткий резкий скрип, — требовать будем мы, а вы будете выполнять. Вы и будете служить гарантом их безопасности. Все зависит именно от вас.

— Хорошо, — тихо сказала я, у меня как будто внезапно выкачали все силы. Я чувствовала только опустошение. Даже отчаяния, страха, боли не было.

— 22 июня 2019 года в 10 утра мы сообщим место, где вы передадите нам кулон. Все, разговор окончен, — и в трубке у меня раздались несколько коротких гудков и наступила тишина.

— Они все знают, даже дату. Они знают даже больше меня. — Я продолжала сидеть на диване, бессильно свесив руки. Телефон с тихим стуком выпал из моих рук на пол.

С трудом встав, я подошла к выключателю, погасила свет и в темноте вернулась на диван, чуть не наступив на телефон. Я легла на диван, поджав под себя ноги, натянула на плечи плед и уснула.

19

— Как у тебя здесь интересно, — я ходила по светлой и просторной мастерской Анны и рассматривала ее.

Студия располагалась в одном из бывших доходных домов в районе Пески, на мансардном этаже, и что самое удивительное, обилие естественного света архитектор обеспечил ленточным остеклением, нетипичным для того времени. Металлические рамы тянулись почти во всю длину помещения. Более того, под потолком на противоположной стене были сделаны дополнительные окошки.

— Мне с ней повезло. — Анна в клетчатой просторной рубашке, заляпанной краской, тряпочкой с раствором очищала кисти.

Ее руки тоже были в краске. Кое-где пигмент въелся в кожу так, что уже не отмывался. Очки Анны, на сей раз с зеленой оправой, снова были подняты на лоб.

— Я только вернулась из Нью-Йорка, а друг искал арендатора, — и кончиком кисти она почесала нос. — У него дед-скульптор умер, оставил мастерскую ему. А друг решил уехать на год в Ришикеш, пожить в ашраме и постичь дзен, — засмеялась Анна, — я, можно сказать, урвала эту студию практически даром. Денег после Нью-Йорка мне как раз хватило, чтобы заплатить за полгода вперед. Это и сыграло в мою пользу, а так желающих было достаточно.

— В этом доме только твоя мастерская или есть еще? — заинтересовалась я, забыв, по какому поводу я пришла к Ане прямо в студию.

— Только моя. И она, видишь, как освещена? — Анна рукой показала на окна.

— Очень светло. Здесь, наверное, и в пасмурную погоду достаточно света?

— Не всегда. А вообще, окна в мастерских обычно устраивали лишь с севера, чтобы обеспечить максимально рассеянный свет без прямых солнечных лучей, а мои как раз выходят на север. Это самое главное.

— Покажешь свои картины? Ты мне обещала еще нью-йоркские.

Вся мастерская Анны была заставлена ее работами: они разместились вдоль стен, на подрамниках, некоторые висели на стенах. Какие-то картины были закрыты холстом, некоторые повернуты изнанкой, скрывая рисунок. На полках лежали эскизы, стояли бутылки с растворителями. В углу рулоны бумаг, загрунтованные холсты. Эскизы, кисти, карандаши, смятые пустые тюбики из-под краски, какие-то тряпки, ветошь — все было разложено тут и там по мастерской.

— Покажу, конечно, только мне их найти еще нужно. Я недавно решила навести здесь порядок, — Анна обвела мастерскую взглядом, — как видишь, не очень удачно. Теперь я вообще ничего не могу найти. Систематизировала, называется, работы. И не могу понять, по какому принципу и где какую картину искать.

— Ты как всегда. Мне кажется, ты и дома так у себя все пыталась систематизировать, — вспоминая вечный бардак в ее квартире, засмеялась я.

— Точно, — поддержала меня Анна и тоже засмеялась. — Маш, чай будешь? Или давай кофе сварю, у меня спиртовка есть.

— Нет, спасибо, Аня, я же по делу, — вернулась я в реальность и достала из сумки портрет Василисы и фотографии детей.

— Что за дело? — Анна поставила очищенные кисти в банку, вытерла руки о тряпку и не глядя отбросила ее на стол.

— Ань, мне срочно нужны портреты Кати и Вани вот в таком стиле, — я показала рисунки. — Очень срочно, послезавтра, — уточнила я.

— Дай посмотреть. — Анна подошла ко мне, взяла из рук портрет и фотографии детей. — Ну ты, мать, задачи ставишь. — Она отошла к окну и стала рассматривать портрет.

— Ты видела его у меня, — напомнила я.

— Видеть-то видела, но не вникала, — Анна посмотрела на меня внимательно, — чего такая срочность?

— Папин друг в среду днем улетает к ним в Калифорнию, я должна была передать с ним портреты, подарок к маминому юбилею, и забыла, балда.

Чтобы не смотреть на Анну и случайно не вызвать сомнение у нее бегающим взглядом, пришлось сделать вид, что внимательно разглядываю эскизы, разложенные на одном из столов. Хоть я и умею хорошо блефовать, но для этого мне нужна сосредоточенность и настрой, а сейчас я не могла собраться.

Анна подошла к дивану, стоящему у глухой стены, убрала с него вещи на стул за расписанной ширмой рядом и села. Ее длинная широкая юбка темно-зеленого цвета легла волнами на пол.

— Основа у меня есть, фотографии детей хорошие, — она смотрела на портреты и рассуждала вслух. — Маш, одежду я на свое усмотрение напишу, окей? — Анна посмотрела на меня.

— Конечно, ты лучше меня знаешь, что и как, — польстила я. Не буду же я рассказывать ей, что я прекрасно могу описать детские вещи того периода.

Анна минуту посидела в задумчивости, потом вскочила, положила портреты и фотографии на стол и бросилась к полке с разными бумагами, картоном и блокнотами, стала их перебирать.

— Это не то, этот маловат, — бормотала она, совершенно погрузившись в процесс.

— Ань, я пойду, не буду мешать, — не дождавшись ответа от подруги, которая с довольным видом вытаскивала большой лист картона, я двинулась к выходу из мастерской. — Пока, — и вышла.

Я вышла и села в ободранное кресло с торчащими кусками поролона на площадке у двери в мастерскую. Мне нужно было собраться с силами и идти за детьми в парк. Они там гуляли с Кириллом. Он иногда давал мне возможность заняться домашними делами и развлекал детей в парке или в кино.

Я резко выдохнула, встала и побежала вниз по лестнице.

20

— Ничего себе у меня инструкция получается, — пробормотала я и тихо присвистнула, чтобы не разбудить детей. Практически déjà vu, пять лет назад перед своим отъездом я писала другой список — список событий будущего для Дмитрия.

Передо мной на столе лежала прозрачная папка с документами детей, документами на квартиру и пять исписанных листов. На самом верху — письма для Александра и Кирилла. Отвлекшись от писем и инструкций, я посмотрела на приготовленный костюм.

Это был тот самый мужской костюм, который пережил со мной путешествие во времени. Моя брошь уже была пристегнута с внутренней стороны камзола. Я со страхом примеряла наряд, боялась, что он мне будет мал, а времени расшивать совершенно не было. После рождения близнецов мне все казалось, что я поправилась. Хотя через месяц хлопот и бессонницы с двумя детьми я стала даже стройнее, чем была до беременности. В общем, я зря переживала, костюм сидел на мне как влитой, словно и не было этих пяти лет.

Приготовив практически все для своего путешествия, я вдруг обеспокоилась, как же воспримет мое возвращение Дмитрий? Но что больше всего меня пугало: а вдруг он счастлив сейчас с другой женщиной? Пришлось взять себя в руки и не зацикливаться, иначе у меня сразу опускались руки, а мне просто необходимо было собраться и держать все эмоции и чувства под контролем. Завтра утром Аня должна принести портреты, осталось только положить их в камзол, и я буду готова к путешествию.

Раздался тихий стук. Я подбежала к двери, мельком глянула в глазок и распахнула ее.

— Привет, детей не разбудила? — Передо мной стояла Анна с собранными в высокий хвост разноцветными косичками и в платье асимметричного покроя с большими накладными карманами, очки сегодня у нее были в тонкой желтой оправе, на плече висела объемная сумка-торба, а в руках она держала портреты.

— Нет, не переживай. Я только про тебя подумала, что завтра утром увидимся. Проходи, чаю выпьем, — я посторонилась, пропуская соседку.

— Нет, спасибо, на открытие выставки опаздываю. Мне Митрич и так опоздание не простит. Вот портреты, все, как заказывала. — Анна протянула мне рисунки и фотографии детей. — Принимай работу, — усмехнулась она.

— Аня, спасибо. — Я взяла портреты и стала их рассматривать при тусклом свете лампы на площадке. — Ты меня так выручила, просто нет слов.

— Маш, дома посмотришь, здесь свет фиговый.

— Аня, ну зайди, я тебе потом такси вызову, — попросила я.

— Нет, Маш, с этим матчем сегодня полная неразбериха на дорогах, не поймешь, где закрыто, где открыто, и такси не спасет. Наши играют с Египтом. Вот даже что знаю, — иронизировала Анна.

— Да с ума все сошли с этим чемпионатом мира, — согласилась я и подумала про себя: «А я-то как раз забыла, нужно будет этот момент учесть и использовать».

— Мне ехать к черту на кулички, — Анна наклонилась ко мне и чмокнула в щеку, — пока, подруга, — и побежала вниз по лестнице.

— Завтра тогда заходи, — крикнула я ей вслед.

— Не получится, уезжаю в Псков с друзьями на неделю, как вернусь — приду. — Остановившись, махнула рукой с лестницы она.

— Пока, — сказала я, но Анна уже убежала. Я только услышала, как хлопнула дверь подъезда.

Закрыв входную дверь, я прошла к себе в комнату, села за стол и стала рассматривать рисунки.

— Что ж, и они тоже готовы, отсрочить или изменить ничего нельзя, — обреченно выдохнула я.

Затем разложила все портреты перед собой на столе. Портрет Дмитрия поместила между портретами Кати и Вани. Они расплывались у меня перед глазами, я не могла их рассмотреть и только потом поняла, что не могу сфокусироваться из-за слез.

Изображения получились превосходные. Анне удалось уловить стилистику портрета, написанного Екатериной Андреевной.

— Митя, я надеюсь, что ты скоро увидишь, как выглядят дети. А я увижу тебя, — сердце заныло.

Я провела рукой по рисунку с Василисой, по тщательно выписанному кулону. Поставила на полку портреты Дмитрия и Василисы, а портреты Кати и Вани завернула в кружевной платок и убрала в карман камзола. Подошла к окну, прислонилась лбом к стеклу и стала смотреть на улицу. Начались белые ночи. Интересно, сейчас за мной кто-нибудь следит? Если да, то где он может стоять? Я попробовала прикинуть более выгодное место, всматривалась в него, пытаясь понять, есть ли там кто-нибудь.

На улице было достаточно светло, чтобы рассмотреть, как идут фанаты с флагами в бейсболках и в майках сборной. Погода была благосклонной, обещанного дождя во время матча не было. Наши болельщики громко и радостно кричали, размахивая флагами и шарфами сборной. Значит, наши выиграли. И мне нужно победить в своей игре.

21

21 июня 2018 г. Санкт-Петербург.

Весь день перед моим возвращением был как в тумане. Ночь, как и все прошлые, я просидела в спальне детей, присаживаясь на пол то перед кроватью Кати, то перед кроватью Вани. Я старалась их лучше запомнить. Я хотела запомнить их запах, их улыбки. Утром я приготовила детям завтрак, и пока они ели, я смотрела на них и то и дело вытирала слезы, стараясь, чтобы Катя и Ваня не заметили их.

Я повела детей в сад, еще раз прокручивая в голове свой план действий. Иногда я отвлекалась от своих мыслей, отвечая на вопросы детей и пытаясь снова определить следящего за нами человека. Но пока мне это не удавалось: то ли следил настоящий профессионал, и он смог быть незаметным, то ли вовсе и нет никакой слежки.

По пути на работу я продумывала еще раз заявление на отпуск и причину отъезда.

На мое счастье, директор НИИ был в командировке, а его зам Киляков, не вникая в заявление, подписал его. Только уточнил, все ли работы у меня завершены по плану. На мое робкое уточнение, что отпуск, возможно, получится длительным, Киляков махнул рукой и сказал, чтобы я решала свои семейные проблемы.

Юль Васильна, как назло, весь день была слишком разговорчивой, что-то мне рассказывала, я только кивала и поддакивала время от времени, а потом и вовсе сбежала от нее в лабораторию. Вот там мне удалось немного собраться с мыслями. Я еще раз проговорила свой план, чтобы ничего не забыть и не упустить в своих расчетах. Мне очень многое предстояло сделать вечером, и мне нужно было время с запасом.

Сумка с вещами детей у меня была с собой, я собрала ее заранее. А так как ничего не должно было вызывать подозрений, вещей было на два дня. За остальными Александр приедет позже и прочтет мое письмо с объяснениями. Хотя придет он сначала не за вещами, а разыскивая меня, и уж потом увидит письмо.

Я позвонила Полине буквально за час до приезда к ней с детьми и попросила посидеть с ними до воскресенья. Я знала, что Полина мне не откажет, но раньше ее предупредить не могла, иначе узнал бы и брат.

Дети с восторгом слушали, что будут гостить у Полины и Александра. Я же с трудом ушла от них, крепко обняв обоих на прощание. Полину я тоже обняла и поцеловала, вызвав ее недоумение, но отшутилась и убежала.

Я шла по улице и беззвучно плакала. Я не замечала, что на меня обращают внимание. Только когда одна дама преклонных лет обратилась ко мне, спросив, не нужна ли помощь, я поняла, что веду себя не совсем адекватно, забыв обо всех своих планах. Поблагодарив даму за ее отзывчивость, я вытерла слезы и сказала, что расставание бывает довольно печальным, но со мной все хорошо. Потом улыбнулась и быстрым шагом отправилась дальше.

У меня созрел довольно-таки смелый план. Но сначала я отругала себя за неосмотрительность. Я совсем упустила из виду, что за мной должны присматривать люди Кирилла, да и забывать о шантажистах тоже нельзя. Судя по подготовке, которую продемонстрировали, они могли выследить меня и узнать место, откуда я уйду в прошлое. Мне не нужно было, чтобы меня перехватили сразу на месте, когда я вернусь из прошлого. Если вернусь…

Теперь мне нужно было отрываться от двух предполагаемых преследователей.

На улицах было довольно много гостей города, болельщиков из разных стран. Навстречу мне попалась большая группа фанатов нашей сборной, видимо, приезжих, потому что они громко спорили, решая, куда им лучше пойти. Среди них были как парни, так и девушки. Я не стала их пропускать или обходить, смешалась с толпой и пошла с ними, повернув в обратную сторону. Так как я была небольшого роста, я надеялась, что преследователи, если таковые были, меня потеряют.

Пока мы шли до нужной мне улицы, я с большим трудом выпросила у высокого парня его футболку. Деньги, как я ни предлагала, он не взял. Согласился только на три билета, о которых я вовремя вспомнила, на концерт группы «Танцы Минус», который должен был начаться буквально через пару часов на крыше, на Кожевенной линии. Довольные друг другом, мы разошлись. Я юркнула в арку, мимо которой мы проходили, ведущую в проходной двор. Так и оказалась на параллельной улице.

По пути домой, не забывая осматриваться, я бросила письмо для Кирилла в почтовый ящик. Как я примерно рассчитала, оно должно прийти именно тогда, когда Александр уже найдет у меня дома мое послание с объяснениями.

22

— Ну и почему она не отвечает на звонки? — раздраженно спросил Александр Полину, в очередной раз прослушав серию длинных гудков. — Что за срочность? Машка, как всегда, в своем репертуаре — куда-то едет, взбирается, попадает черти куда, — повысив голос, возмущался он.

— Саня, тише, дети уже спят. — Полина подошла к Александру, обняла его и заглянула ему в глаза, подняв голову. — Ничего страшного не случилось, она в дороге, возможно, телефон разрядился, может, связь не ловит.

— Почему она мне не позвонила? А? — Поцеловав Полину, Александр высвободился из объятий жены, — Кириллу нужно позвонить.

— Саня, только я прошу, не поднимай панику раньше времени.

— Хорошо, это я по другому делу, — беря телефон со стола, отговорился Александр.

— Так я тебе и поверила, — шепотом сказала Полина и добавила громче: — Только недолго, а то опять все остынет.

— Я скоро, — и Александр прошел в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.

Он еще раз набрал номер Марии, но теперь в телефоне раздался автоматический голос.

— Черт, — ругнулся Александр и набрал номер Кирилла. — Да бери ты трубку, — с нетерпением приговаривал он, слушая гудки.

— Слушаю, Сань, — услышал Александр запыхавшийся голос Кирилла.

— Ты чем там занимаешься? Не отвлек я тебя? — почувствовав себя неловко, спросил Александр.

— Нет, все нормально, мы с Ладой на вечерней пробежке, — чуть отдышался Кирилл, — говори.

— Уж скорее на ночной, — усмехнулся Александр и уже с тревогой в голосе перешел к делу. — Кирилл, тебе больше ничего не писали? Ты Маше ничего не говорил? Ничего не узнал еще? — засыпал он вопросами Уварова.

— О-о, не так быстро, друг. Отвечаю по порядку: не писали, не говорил, ничего за последние два часа я больше не узнал. Что случилось?

— Маша срочно уехала в Москву, как она сказала, на конференцию. Проверить сейчас ничего не смогу, в НИИ уже никого нет, да и раньше времени не хочется тревогу поднимать.

— Звонил Маше?

— Обижаешь, — стукнул по столу Александр, — телефон недоступен.

— Я сейчас позвоню ребятам, узнаю у них про Машу и попробую отследить ее телефон, но если, как ты говоришь, он отключен, то шансов нет. Правда, можно посмотреть последнюю локацию, где был включен телефон.

— Сделай, пожалуйста, Кирилл.

— Сань, успокойся, не пыли раньше времени, — успокаивающе проговорил Уваров. — Ребята мне бы уже сообщили, хотя, — он протяжно выдохнул, — они должны были мне сообщить о ее отъезде на вокзал.

— А ты вспомни, какое сегодня число, — выкрикнул Александр и, спохватившись, оглянулся на дверь.

— Твою ж… — вырвалось у Кирилла, — надеюсь, что она на самом деле в Москве. Я еще подключу товарища, он сможет по билетам определить, куда и когда она поедет, — и тихо добавил: — Дай бог, чтобы билеты были. Все, звоню ребятам и сразу же тебе.

— Жду звонка, пока. — Александр устало потер глаза, посмотрел на часы и вышел из кабинета.

По дороге в кухню он заглянул в гостевую комнату, где на большой кровати спали дети. Поправил одеяло у Вани. Тот всегда спал так, что подушка и одеяло непременно среди ночи оказывались на полу, а сам он вертелся как юла. Так, утром на том месте, где лежали подушки, оказывались ноги. Катя спала, обняв свою любимую мягкую игрушку: коричневую пушистую собачку, которую она прозвала Бубликом.

23

Я шла по вечернему городу. На улицах было много народу: помимо футбольных фанатов, гости города, которые по традиции приезжают на праздник выпускников «Алые паруса», в этом году он состоится в ночь с 23 на 24 июня. На юбилейный, пятидесятый, праздник на Дворцовой площади соберутся только выпускники. Зрители будут смотреть музыкальное шоу на Стрелке Васильевского острова, а затем всех ждет знаменитое мультимедийное шоу на Неве. Завтра к тому же должен состояться матч Бразилия — Коста-Рика, о чем говорилось на каждом шагу и на разных языках. Да и болельщиков из этих стран было много. Иногда мне приходилось буквально пробираться сквозь толпу.

Я предприняла меры, чтобы скрыться от предполагаемой двойной слежки. На мне была просторная футболка нашей сборной, та самая, которую я выпросила у парня. Ее я надела поверх блузки, рукава которой мне пришлось закатать. Просторная футболка прекрасно маскировала мою фигуру. Широкие спортивные штаны, в которых я ходила в поход, скрывали кюлоты и мои туфли XVIII века. Кафтан и камзол я положила в бумажный пакет. На голове у меня была бейсболка, под которую я спрятала волосы. Кроме этой маскировки с одеждой, я еще нарисовала на щеках трехцветным мелком триколор. Про трехцветный мелок я вспомнила, переодеваясь. Как-то Александр брал с собой на футбол Ваню, чтобы тот себя почувствовал настоящим болельщиком, я купила этот мелок. Ваня был такой счастливый, когда я нарисовала ему триколор. Кроме этого, он надел на шею шарф, который принес с собой Александр, и радостно кричал, что он настоящий болельщик.

Из дома я выбиралась со всеми предосторожностями. Зная про камеру на подъезде, выходя, я прикрыла лицо рукой с пакетом, поправляя бейсболку, а потом заматывая шарф вокруг шеи. Всю дорогу я снова оглядывалась и проверяла, как показывали в фильмах, есть ли слежка за мной. Пусть это и походило на паранойю, но мне так было спокойнее.

И сейчас я радовалась, что на улицах много народа, мне проще было затеряться среди прохожих, туристов и болельщиков, потому что многие из них были в таких же футболках, как у меня.

Время близилось к полуночи. На улице из-за облачности стало темнее, и это мне было только на руку.

Чем ближе я подходила к месту, тем все больше и больше тревожилась: удастся ли мне снова оказаться в прошлом? Если удастся, то где именно я окажусь? Получится ли оказаться именно в 1762 году, как я рассчитывала? Вопросов было больше, чем ответов.

Неподалеку от театра на Фонтанке я нашла безлюдное место, сняла с себя футболку со спортивными штанами, надела камзол и кафтан. Нарисованный триколор на щеках я стерла влажными салфетками, которые предусмотрительно захватила из дома. Штаны, шарф и футболку я убрала в пакет и оставила его у мусорного бака.

Так со всеми предосторожностями я оказалась на нужном мне месте. Ровно пять лет назад я была здесь, вернувшись из прошлого.

24

— Да, детей она оставила у брата и пошла домой, — сидя в машине перед подъездом Марии, отчитывался худой, юркий светловолосый молодой человек.

— Куда-нибудь по пути заходила? — спросил механический голос.

— Нет, — голос молодого человека дрогнул, он прокашлялся, — не знаю, мы ее потеряли по пути, пришлось ждать у дома, но недолго.

— Почему сразу не доложили? — зазвенел голос.

— Мы разделились: я пытался ее найти, а Михаил пошел сразу к дому, — вытер вспотевший лоб молодой человек, — и как он сообщил, придя на место, она буквально через пятнадцать минут пришла домой.

— Вы за эту ошибку ответите.

— Понял, — обреченно ответил молодой человек.

— Обо всех ее передвижениях сразу же докладывать, — отчеканил голос, раздались короткие гудки, а затем тишина.

Молодой человек отбросил телефон на пассажирское сиденье рядом с собой, дрожащими руками снял бейсболку и тыльной стороной ладони вытер бисеринки пота со лба. Потом он наклонился, чтобы через лобовое стекло машины увидеть окна квартиры Марии. Окна были темными.

25

22 июня 1762 г. Санкт-Петербург.

Я сидела в своей комнате в доме Екатерины Андреевны, переодевшись в домашний халат Ростовцевой, и слушала Глашу. Брошь и портреты Кати и Вани я переложила в карман халата, когда переодевалась. Горничная уже пришла в себя от потрясения, увидев меня через столько лет и снова в мужском костюме.

Мне удалось довольно быстро и без приключений добраться до дома Екатерины Андреевны. Для меня все складывалось наилучшим образом. Если бы не вынужденная причина появления здесь и разлука с детьми, я бы считала себя самой везучей и счастливой. Первой, кого я увидела в доме, была именно Глаша. Как и раньше, вся остальная прислуга жила в пристройке.

В доме Екатерины Андреевны шел ремонт — переделывали несколько комнат к приезду Марко и Василисы.

Но Глаша мне с радостью сообщила, что в бывшей моей комнате ремонта не будет, поэтому она мне приготовит именно ее. Глаша сновала по комнате, устраивая все для меня.

Взбудораженная моим неожиданным ночным приездом, горничная не останавливаясь рассказывала все новости, мне оставалось только слушать. И это было мне на руку, потому что сколь-нибудь правдоподобного объяснения, почему я не поехала в дом Дмитрия, я не придумала.

Новости Глаши чередовались с причитаниями о том, как давно она меня не видела и уже не чаяла вновь встретиться, что я совершенно не изменилась, такая же красивая и молодая. Глаша же повзрослела, оставаясь такой же пухленькой, что ее ничуть не портило. Она была все такой же стремительной, движения ее были быстрыми, ловкими, а голос был все таким же звонким.

Меня порадовало, что кто-то из этой жизни остался прежним, без изменений. Я боялась встреч и боялась увидеть, что знакомые и близкие мне люди могут измениться безвозвратно, как бывает после долгих лет разлуки. А ты помнишь их по-своему, лелеешь в памяти эти воспоминания, проживаешь с ними жизнь, и они не меняются со временем, потому что в памяти они не подвержены никаким метаморфозам.

Больше всего я боялась встречи с Дмитрием. Я не знала, даже не могла предполагать, как он изменится, и боялась встретиться с незнакомцем. Боялась, что он меня забыл и встретил другую женщину. И он имел полное право так поступить, пять лет назад мы с ним попрощались навсегда.

Глаша уже устроила мою постель и, сходив на кухню, принесла мне чай и пирог. Мы устроились прямо у меня в комнате, и Глаша продолжила свой рассказ.

Я очнулась от своих раздумий, услышав про Дмитрия, и стала внимательно слушать. Так, я узнала, что Дмитрий всем сказал, будто я уехала ухаживать за тяжело больной сестрой и за ее новорожденным сыном в Нижний Новгород. Сказал все именно так, как мы с ним и договорились. Я горько усмехнулась, вспомнив, как продумывала все до мелочей, чтобы обезопасить Дмитрия после той угрозы, которой я подвергла его жизнь, невольно оказавшись причастной к придворным интригам и столкнув его с Бестужевым и Екатериной. Дмитрий ничего не хотел слушать и отказывался что-либо придумывать в свое оправдание, но я заставила поклясться мне в том, что он сделает именно так, как я его прошу.

— Барыня, — в очередной раз всплеснула руками Глаша, — как же я рада, что вы вернулись. Уж как печалился Дмитрий Михайлович после вашего отъезда, прямо с лица сошел, аж почернел. Это мне потом Луша сказывала, да я и сама это видела, когда он к нам заезжал. А потом он и вовсе уехал за границу.

От этого известия я вздрогнула, ладони у меня похолодели. Я ведь до сих пор совершенно ничего не знала о Дмитрии, а напрямую спрашивать было опасно, поэтому с жадностью ловила каждое слово, связанное с ним.

«Боялась встречи, получай, Маша — он уехал. Господи, как же я хотела его увидеть, хоть со стороны», — призналась я сама себе, наконец.

Глаша подлила мне чаю.

— От Дмитрия Михайловича долго не было вестей. Потом мы получили письмо от барина Марко, он давал распоряжения о ремонте и упомянул, что Дмитрий Михайлович у них гостил некоторое время.

Сердце у меня забилось учащенно, я выпрямилась на стуле.

— Гостил? — вырвалось у меня.

— Да, потом он еще куда-то поехал, я уж и не знаю точно, — протирая полотенцем блюдце, продолжила Глаша, как мне показалось, пряча от меня глаза, — недавно он вернулся.

«Все-таки он здесь», — радостно мелькнула у меня мысль.

— Но я его еще не видела, к нам он не заезжал, — замялась Глаша. — Это не мое дело, — глаза ее налились слезами, — барыня, вы поссорились с Дмитрием Михайловичем? Вы поэтому домой не поехали? До вас все-таки дошли слухи, что у него полюбовница появилась? — и с жалостью посмотрела на меня.

Сердце у меня куда-то ухнуло.

«Все правильно. Он здоровый привлекательный мужчина, ему нужно думать о семье, — успокаивая себя, подумала я. — Вот, кстати, и причина, по которой я не еду домой, — я горько усмехнулась про себя, — лучше и не придумаешь».

— Глаша, не переживай, — я отвернулась, собираясь с силами, — мы разберемся с Дмитрием Михайловичем потом, сейчас нам нужно время, — и перевела тему разговора. — А герцог что-то про Василису написал?

— Нет, только подробно описал, какой должна быть комната Василисы. Василиса уже не дитя, а маленькая барышня, — мечтательно проговорила Глаша.

— Да, Марко увез ее, когда ей было всего полгода, как время быстро пролетело. Я скучаю по ней, — проговорила я, сдерживая зевок.

— Ой, барыня, что ж я своей болтовней не даю вам отдохнуть с дальней дороги. Простите меня, Мария Владимировна, — засуетилась горничная, забирая мой костюм.

— Спасибо, Глаша, — пробормотала я.

Глаша плотно закрыла за собой дверь. Я сняла халат, дошла до кровати и рухнула на нее без сил.

Меня терзали противоречивые мысли, воспоминания стали путаться с реальностью, навалилась усталость, бессонные ночи, переживания о детях, пугающие меня новости о Дмитрии, и я незаметно для себя уснула.

26

Аромат свежих булок и кофе проникал в комнату, несмотря на плотно закрытую дверь. С улицы, сквозь приоткрытое окно, доносилось громкое и звонкое щебетание птиц, портьера колыхалась от ветерка, впуская солнечные лучи. Они оставляли яркие пятна на стене, то появляясь, то пропадая.

Я открыла глаза и с удовольствием потянулась. Несмотря на то, что я спала всего несколько часов, выспалась я отлично. Я принюхалась к аппетитным запахам, доносившимся до меня, и в животе у меня заурчало от голода.

Спрыгнув с высокой кровати, я накинула на себя домашний халат и подошла к окну. Одним движением раздвинула портьеры, впуская солнце, расплела косу и распушила волосы.


Утро начинается, начинается.

Город улыбается, улыбается.

Открываются окошки, разбегаются дорожки,

Громко хлопая в ладошки, запели звонко дети.


Раз, два, утро, три, четыре, пять,

Приходи играть, приходи играть.

Вместе с нами приходи играть,

Здравствуй, утро.


Я напевала песню из своего любимого мультфильма «Чучело-мяучело», умываясь и приводя себя в порядок. И даже спускаясь в кухню по лестнице, я продолжала про себя ее петь.

Марфа уже напекла целое блюдо плюшек, на столе стоял противень с пирогом, готовый отправиться в печь. А кухарка выкладывала уже готовый румяный пирог на блюдо. От него шел пар и аромат разносился умопомрачительный. У меня снова заурчало в животе.

— Доброе утро, Марфа, — бодро поприветствовала я ее, улыбаясь. Она практически не изменилась, только чуть поправилась и поседела.

— Барыня, голубушка, — вздрогнув, чуть не уронила пирог Марфа, — я вас и не заметила. Как я рада, что вы приехали.

— И я рада тебя видеть, Марфа. Как же вкусно пахнет, сил нет. — Я не удержалась, схватила плюшку с блюда и чуть не уронила ее: она была еще горячей. Я стала перекладывать ее из руки в руки. — Марфа, как же вкусно, какое тесто воздушное получилось, — проговорила я, дуя на плюшку.

Кухарка быстро подала мне тарелку.

— Барыня, да что ж вы так, я сейчас кофе налью. Или чай будете? В малой гостиной Глаша накрывает для вас стол к завтраку. Сейчас пирог ваш любимый с капустой поставлю, скоро будет готов, — засуетилась она, доставая чашки и тарелки.

Да уж, устроила я переполох, нарушила все правила, какие были возможны, смутила Марфу, чуть не устроившись завтракать на кухне.

Глаша, услышав наши голоса, быстро спустилась и, причитая, начала меня отчитывать.

— Барыня, ну как так можно, ночью приехали, так мало поспали, — она не знала, за что хвататься. — Голубушка, идемте, я вас провожу. В малой гостиной ремонт не будут делать, пока там накрыла к завтраку.

— Хорошо, Глаша, идем, — доев плюшку и вытирая руки о полотенце, подсунутое мне Марфой, сказала я.

«Нужно теперь снова привыкать к тому, что мне ничего самой делать не придется, даже умываться нужно с помощью Глаши, — вздохнула я мысленно. — Что ж, хотела отдохнуть от хозяйства, домашних забот, теперь, Маша, отдыхай на полную катушку», — усмехнулась я.

Как, оказывается, мне трудно угодить: теперь меня будет тяготить пристальное внимание и забота прислуги.

После плотного завтрака, который я с большим удовольствием съела, мы с Глашей прошли ко мне в комнату и занялись примеркой платьев Екатерины Андреевны. Постель уже была убрана и на комоде в вазе стояли свежие цветы, собранные для меня заботливым Кузьмой.

— Барыня, какая же вы худенькая, — помогая надевать платья, сокрушалась Глаша, — только длину приберу, и расставлять не придется, совсем не изменились, — закалывая подол иголками, бормотала она.

Я смотрела на себя в зеркало и думала о том, что Александр, скорее всего, уже поднял всех на уши, разыскивая меня, и поежилась, представив его в ярости.

— Барыня, нужно портниху пригласить, сшить новые платья. Негоже вам в обносках ходить, — оценивающим взглядом окидывая гору платьев, проговорила Глаша.

— Скоро должен мой багаж прибыть, — обманула я Глашу, потому что денег у меня совершенно не было. — Глаша, подшей мне сейчас одно платье, я хочу в парк съездить.

Горничная собрала все платья и вышла из комнаты, пообещав все сделать быстро. Я прикрыла дверь, достала из ящика комода портреты Кати и Вани, завернутые в платок. Подошла к окну и стала рассматривать их, проводя рукой по искусно выписанным лицам.

Через пару часов я уже стояла перед зеркалом, и мне нравилось мое отражение. Оказывается, я совершенно свободно чувствовала себя в корсете. Он меня не стеснял, мне не пришлось к нему снова привыкать. Прическа, платье, туфли — все было идеально. И как я ни пыталась найти хоть небольшие изменения в себе, сравнивая по памяти с прошлой собой, не смогла. Придраться было не к чему. Я счастливо улыбнулась.

— Глаша, попроси Платона запрягать, — отдала я распоряжение.

— Слушаюсь, барыня, — звонко проговорила горничная и убежала.

Спустившись вниз, я встретилась со всей прислугой, жившей при доме. И они, как и я, были искренне рады нашей встрече.

Федя, помогавший в саду Кузьме, вытянулся, возмужал и стал меня смущаться. Прачка Пелагея, мать Федора, хоть и была по годам старше меня всего лет на шесть-семь, выглядела гораздо взрослее своих лет. Она прибежала из прачечной, чтобы увидеть меня и поприветствовать.

Садовник Кузьма еще больше осунулся, сгорбился, но его голос оставался звучным и глубоким. Я слышала его пение, стоя у открытого окна.

Кучер Платон был чуть старше Кузьмы, и он совершенно не изменился. Платону не терпелось похвастаться новыми лошадьми, он стоял рядом с ними и поглаживал их по бокам.

Я всех поблагодарила за радушие, с которым они меня встретили, сказала, что скучала по ним, по дому, и, запнувшись, попросила пока не говорить слугам Дмитрия Михайловича о моем приезде. Я никак не стала объяснять это, хотя подозревала, что теперь разговоров обо мне и о Дмитрии между ними будет еще больше. Но я не была готова к встрече с мужем, тем более после таких известий о нем, к которым, несмотря на все мои предположения, совершенно не была готова.

27

Я попросила Платона отвезти меня в парк. Именно здесь мы гуляли с Екатериной Андреевной после моего попадания в прошлое. Кучера я отпустила. И, конечно же, снова нарушила правила, прогуливаясь без сопровождения. Впрочем, в глазах местной знати не впервой — мое «путешествие», якобы из Нижнего Новгорода, прошло в одиночестве и в мужском костюме.

Платье Глаша подогнала мне идеально. Да, на мой взгляд, и не вышло из моды оно совсем. Я смотрела на фланирующих туда-сюда дам, на их одежду. Единственное, к чему можно было придраться в моем наряде, это к цвету платья, который идеально подходил Екатерине Андреевне и делал чуть бледнее меня. Но меня это совершенно не смущало. Голубое платье с кружевными рукавами идеально подчеркивало мою фигуру. Какое-то время мне понадобилось, чтобы снова приноровиться обращаться с фижмами, но уже скоро я совершенно забыла о них, настолько комфортно мне было. Высоко собранные волосы открывали шею, и легкий приятный ветерок обдувал ее, шевеля завитки волос, выбившиеся из прически.

«Хоть здесь в платьях похожу, — усмехнулась я, — совершенно отвыкла, да и с детьми удобнее гулять в брюках». — При воспоминании о близнецах у меня моментально испортилось настроение, и на мгновение я пожалела, что отпустила Платона. Но я заставила себя идти дальше.

Я прогуливалась по аллеям, размахивая так и не раскрытым кружевным зонтиком, примечая изменения, произошедшие за годы моего отсутствия: деревья стали выше, появились новые цветники с оглушающе благоухающими цветами. На пруду стало больше птиц, я даже посмотрела на занимательную битву между двумя селезнями, которые, видимо, сражались за внимание какой-то уточки. Стоял невообразимый гвалт, но он мгновенно прекратился, когда к пруду вышла небольшая стая гусей, и они с громким хлопаньем крыльев прошествовали в пруд, поднимая брызги и наводя свой порядок. На другой стороне я увидела пару белых лебедей, которых раньше здесь не встречала.

«Как спокойно и красиво», — подумала я и пошла дальше, оставив пруд с галдящими птицами позади. Гранитная крошка, которой были посыпаны аллеи, тихо хрустела под ногами. Этот хруст звучал для меня своеобразной музыкой с определенным ритмом, под него я стала вспоминать о фактах правления Петра III и о тех событиях, которые скоро произойдут.

«Осталось совсем мало времени до переворота. Меньше недели», — думала я, садясь на скамейку в зеленой галерее берсо. Здесь было тихо и прохладно, только листва приятно шумела от небольшого ветерка.

Петр III превратил дворян в привилегированное сословие, подписав в феврале 1762 года манифест о вольности дворянства. Также он отменил деятельность Тайной канцелярии розыскных дел и запретил применение жестоких пыток для получения показаний. Но усилил крепостное право. Помещики получили возможность своевольно переселять принадлежавших им крестьян из одного уезда в другой. За полгода правления Петра III несколько раз возникали крестьянские бунты.

В 1761 году русская армия одержала ряд блестящих побед, пруссаки были на грани проигрыша. Петр III, став полновластным монархом, в первую очередь подписал с Пруссией мирный договор. Мир был заключен на унизительных для России условиях. Наследник Елизаветы отменил все завоевания Российской империи и вышел из Семилетней войны, наплевав на пролитую русскую кровь и оставив союзников без поддержки.

Петр III хотел в союзе с Пруссией выступить против Дании, которая была союзницей России, за возвращение Гольштейн-Готторпам утерянных ранее территорий, включая родовой замок Готторп. Петр III, по просьбе Фридриха II и ради освобождения своего кумира и планируемого союзника от войны с Австрией, собирался спровоцировать нападение Османской империи на Австрию.

«И все это приведет к правлению Екатерины II, — продолжая размышлять, я вышла из парка и двигалась уже по аллее, вдоль дороги, рассматривая знакомые улицы, — и она еще сама точно об этом не знает, можно сказать — все будет делом случая. Сейчас она готовится, но точно не знает, когда это произойдет, а я знаю».

Я так задумалась, что не заметила, как подошла к дому Дмитрия.

— Боже, — не удержалась и воскликнула я, обнаружив себя стоящей напротив, через дорогу.

Я засуетилась, то собираясь бежать к дому, то от дома, но потом заставила себя успокоиться. Встала под большим деревом и раскрыла кружевной зонтик, который теперь-то мне и пригодился. Выравнивая дыхание, я постояла немного, а потом стала прогуливаться взад-вперед вдоль улицы неспешным шагом, поглядывая в сторону дома в надежде хоть кого-нибудь увидеть.

«Ну и чего я здесь выхаживаю? Нужно уходить, пока меня кто-нибудь не увидел и не узнал», — уговаривала я себя. Но уйти никак не могла, я даже взгляд от дома не могла оторвать, особенно от окон, где находился кабинет Дмитрия.

Наконец, когда я решилась, к дому подъехала карета. Я перевела взгляд на нее, пытаясь рассмотреть, кто приехал, и увидела выходящего из кареты улыбающегося Дмитрия. Волна счастья, нежности и радости накрыла меня.

«Митя», — закричала я про себя и шагнула в сторону дороги, собираясь бежать к нему.

Но заметила, что Дмитрий не один. Меня словно ударили в грудь чем-то тяжелым. На мгновение остановилось сердце, а потом с бешеным ритмом застучало так, что у меня перехватило дыхание, и я закашлялась.

Строганов подал руку молодой даме, помогая ей выйти. Дама была красивой, яркой, даже издали я смогла это увидеть. Она улыбалась, импульсивно размахивала руками, что-то радостно отвечая Дмитрию и рассматривая дом с улицы. Дмитрий негромко засмеялся. Но я вздрогнула, для меня его смех прозвучал как набат. Только со мной он так смеялся, раньше.

«Все правильно, все правильно, это все было раньше, все в прошлом, — шептала я, — я не имею права на него, — твердила я, а слезы тихо катились по щекам. — Мне нужно только дождаться Марко, мне нужен кулон, и все».

Я с жадностью смотрела на Дмитрия, стараясь как можно лучше его запомнить.

«Митя, слава богу, ты здоров, весел, отлично выглядишь. Этого я тебе и желала. Ты совершенно не изменился за эти пять лет. Зря я боялась», — проносились мои мысли с бешеной скоростью.

Дмитрий поцеловал руку даме и, поддерживая ее под локоть, повел в дом.

«Я так счастлива была увидеть тебя, но почему же мне так больно? — я машинально приложила руку к сердцу. — Почему так больно?» — ощущая выворачивающую душу боль, чуть не простонала я.

Ноги у меня стали чугунными, я побрела, не разбирая дороги. Мне нужно было уйти от дома Дмитрия как можно быстрее. Я ускорила шаг и, сложив ненужный теперь зонтик, размахивала им как тростью. Я не видела дороги, я вообще ничего не видела. Реальность сейчас для меня сузилась до маленькой точки, в которую я и стремилась. Только это точку впереди я и чувствовала. Мне нужно было до нее добраться, словно там я смогу найти покой и смогу выдохнуть.

— Мария Владимировна, неужели это вы, — услышала я голос рядом с собой, и он мне показался оглушительно громким.

Я снова стала различать окружающую меня действительность, заметила людей на улице, птицы все так же громко пели, листва шумела, колеса карет громыхали по мостовой, громко цокали подковами лошади. Я резко остановилась и повернулась.

— Ванечка? — растерянно вскрикнула я, увидев перед собой графа Ивана Григорьевича Воротынского.

— Мария, я глазам своим не поверил. Еду домой и тут на дорожке вижу вас, думал, пригрезилось. — Иван взял меня за руку, наклонился и поцеловал ее, придержав чуть дольше принятого.

— Да, это я, — все еще пытаясь взять себя в руки, ответила я и попыталась улыбнуться.

Иван возмужал за время, что мы не виделись, хоть у него и остался румянец на щеках, но черты лица стали жестче.

— Мария, как же я рад вас видеть. Где же вы так долго были? — улыбался Иван, и тонкие лучики морщинок расходились от его небесного цвета глаз.

— И я, Ваня, рада вас видеть. К сестре ездила в Нижний Новгород, она долго болела. Как ваша матушка, Варвара Дмитриевна, поживает? — поспешила перевести разговор я.

— Благодарю, хорошо. Прихварывает временами, часто уезжает в имение, говорит, что ей там легче дышится. Часто вас вспоминает, — Иван опустил глаза, — и Екатерину Андреевну, дружны они с ней были.

— Я тоже часто Катюшу вспоминаю, — я вздохнула и посмотрела на Воротынского, — передавайте мои наилучшие пожелания матушке. Я, пожалуй, пойду, — я чувствовала, что не могу больше поддерживать дружеский разговор. Мне было плохо, боль и тоска переполняли меня, у меня заканчивались силы, сдерживающие их.

— Мария, давайте я вас подвезу, — Иван указал на карету, которая стояла на дороге. А я ее даже не заметила. — Дмитрий тоже вернулся?

— Да, — голос у меня дрогнул, — вернулся, — хрипло проговорила я и откашлялась.

— Вот вас подвезу и с ним поздороваюсь. Я его давно не видел, — стал настаивать Иван.

— Ваня, не хочу вас утруждать, вы, наверное, со службы?

— Что вы, Мария. Вы ни в коей мере меня не утруждаете, да и службы у меня теперь нет, — развел руками Иван.

— Как это нет службы? — удивилась я, пытаясь вспомнить, где Иван служил и что могло произойти.

— Моя лейб-гвардия была «раскассирована» Петром, уж три месяца как. — Иван нахмурился и плотно сжал губы, но потом спохватился и взял меня под руку. — Все, идемте, я вас отвезу.

— Нет, — вырвала я руку. Иван растерялся. — Ваня, простите, — я лихорадочно придумывала причину, которую можно было бы ему озвучить, — мне нужно в дом к Екатерине Андреевне, я не поеду домой.

— Мария, что случилось? — моментально среагировал Иван, — скажите мне.

«Да уж, врушка из меня никудышная получилась, раскусил меня на раз», — попеняла я себе.

Я начала говорить, но не справилась и, зарыдав, уткнулась Ивану в грудь. Воротынский какое-то время стоял в растерянности, не зная, что ему делать, потом положил мне руки на плечи и стал поглаживать, тихо разговаривая со мной, успокаивая.

— Машенька, тихо, успокойтесь. — Внезапно он подхватил меня на руки и куда-то понес.

Я же продолжала рыдать, словно выплакивала свое горе, бессонные ночи, страхи и боль за детей, отчаяние и тоску. И мне становилось легче. Наплакавшись, я почувствовала, что есть человек, которому можно не все, но хоть что-то рассказать.

Мы ехали в карете, которая мягко покачивалась, успокаивающе действуя на меня.

— Иван, простите меня за мою истерику, это непозволительно, — я дотронулась до руки Воротынского, сидящего рядом со мной.

— Мария, что все-таки произошло? Что-то с Дмитрием? — Иван наклонился ко мне, пытаясь увидеть мое лицо.

— Нет, с ним-то все в порядке. Он еще не знает, что я приехала. К тому же я его сейчас видела с молодой дамой, он повел ее в дом, наш дом, — выпалила я.

— Ну, Мария, — улыбнулся с облегчением Иван, — возможно, это всего лишь гостья, и это ничего не значит.

— Хотелось бы так думать, но даже прислуга судачит о том, что у Дмитрия есть, — я запнулась, но потом выговорила, — любовница. Мы так давно не виделись, я не могла приехать. Что ж, пусть у него все будет хорошо, — и я снова зарыдала, будто снова прощаясь с мужем.

— Мария, прошу вас, успокойтесь. — Иван сунул мне в руку надушенный кружевной платок. — Так же нельзя, вы должны поговорить с ним. Я знаю, как вы любили друг друга. Успокойтесь, прошу.

— Все-все, я в порядке, — вытирая лицо, сказала я. — Спасибо. У меня еще одна просьба к вам, Ванечка.

— Я слушаю, — с готовностью сказал он, — я все сделаю, что в моих силах.

— Я прошу вас при встрече с Дмитрием ничего не говорить ему обо мне. Не хочу, чтобы он знал, что я приехала. — Я остановила Ивана, который что-то хотел сказать. — Так надо, поверьте мне. Я только дождусь приезда Марко и Василисы, а потом уеду в деревню.

— Хорошо, Мария, — вздохнул Иван, — но, простите меня, это неправильно. Нужно поговорить с мужем.

— Я не хочу и не буду снова вмешиваться в его жизнь, тем более я видела, что он счастлив. Так будет лучше, Ваня, — горько усмехнулась я.

Иван только укоризненно покачал головой, но больше ничего не стал мне говорить. Так, в молчании, мы подъехали к дому Екатерины Андреевны. Воротынский помог мне выйти из кареты, велел обращаться в любой момент к нему за помощью и, откланявшись, уехал.

Я отказалась от обеда, сославшись на головную боль, и закрылась в своей комнате. Прогулка оказалась насыщенной на события и полностью истощила меня. Я не стала дожидаться Глашу, переоделась сама и легла на кровать, уставившись в потолок, прокручивая встречу с Дмитрием снова и снова.

28

Кузьма возился в цветнике, который за эти годы разросся: в нем появились новые сорта роз, и пел:


Вниз по матушке по Волге,

По широкому раздолью

Разыгралася погода,

Погодушка верховая,

Верховая волновая.


Федя принес к цветнику ведро воды и стал поливать цветы, подпевая Кузьме:


Ничево в волнах не видно,

Одна лодочка чернеет.

Никово в лодке не видно,

Только парусы белеют,

На гребцах шляпы чернеют,

Кушаки на них алеют.


Я наблюдала за Кузьмой и Федором, стоя у окна, и, усмехнувшись, вспомнила, как советовала посадить картофель и собиралась учить Кузьму собирать колорадского жука. А ведь тогда я даже не подумала, что в России в это время о нем и не могли слышать, потому что его как вид откроют только через шестьдесят лет, а в СССР его завезут только в конце сороковых годов двадцатого века.

Федор отставил пустое ведро и, прислонившись спиной к развесистому дубу, достал из кармана книжицу, маленький графитовый карандаш и стал что-то рисовать в ней. Мне стало интересно, что же он там рисует, и, понаблюдав еще немного, я сбежала по лестнице в сад.

Федя даже и не заметил, как я к нему подошла и, приподнявшись на цыпочки, заглянула через плечо. Оказывается, мальчишка очень хорошо рисовал. Он изобразил Кузьму, сидящего в цветнике.

— Федя, ты настоящий художник, — тихо сказала я.

От неожиданности мальчик выронил карандаш и с испугом посмотрел на меня, отшатнувшись.

— Барышня, — он по-прежнему так меня называл, — простите, я сейчас же вернусь к работе.

— Федя, постой, — я удержала его за руку, — не нужно никуда бежать. Покажи мне, пожалуйста, свои рисунки.

Он растерялся, но протянул книжицу, поднял карандаш и недоверчиво посмотрел на меня.

— Идем-идем, — я подтолкнула его в сторону беседки, — сядем, и ты мне покажешь.

— Мамка и Кузьмич заругают, — уперся Федя.

— Не переживай, не заругают. — Я завела его в беседку, села за стол и положила перед собой книжицу.

Федя рисовал все, что видел. Вот воробей отбирает у более крупного собрата кусок хлеба. И так искусно выписана нахохлившаяся маленькая птица, ее торчащие в разные стороны перья, взъерошенный хохолок, крошки хлеба. Так и казалось, что воробьишка сейчас возмущенно зачирикает, встрепенется и снова бросится в бой. На следующей страничке Федя нарисовал, как Марфа вешает белье. И белье на самом деле казалось мокрым, даже вода капала с него.

Я подняла голову и посмотрела на мальчика — он отвернулся от меня, ссутулился в ожидании моего вердикта.

— Федя, ты просто молодец, у тебя настоящий талант. — Я увидела, как он резко повернулся ко мне и как у него засверкали глаза.

— Барышня, — Федя от радости не мог подобрать слова, — спасибо.

— Тебе нужно учиться в художественном училище, — я стала дальше листать книжицу, поражаясь увиденному.

— Да куда мне, мамка говорит, что работать нужно, а не картинки малевать, — горько сказал Федя.

— А ты хочешь учиться?

— Да, — лицо его раскраснелось, он оживился, забыл про стеснение. — Я хочу быть… — замолчал он и посмотрел на меня.

— Что? Кем ты хочешь быть? Художником?

«Я ведь знаю, кем ты станешь, — подумала я, — интересно, это его решение будет? Самое главное, мне не вмешаться и не повлиять на его выбор».

— Нет, — твердо сказал Федя и смело посмотрел мне в глаза, — я путешественником хочу быть.

— Почему? — я сделала вид, что удивилась.

— Я хочу искать неизведанные земли, хочу науки изучать. Я занимаюсь математикой, как вы меня и учили. Да и Дмитрий Михайлович принес перед отъездом мне книги по математике, физике и географии.

Вот теперь Федя напоминал мне того самого мальчика, которого я знала раньше. Он с таким же энтузиазмом, любознательностью и живостью рассказывал, что его интересует, что ему уже удалось самостоятельно изучить.

— Но ведь ты так талантливо рисуешь, — попыталась спровоцировать я.

— Рисунок мне пригодится в путешествиях, так и барин сказал. Я буду делать зарисовки, чертить карты, рисовать то, что мы будем видеть и находить.

Я хотела снова заговорить о художественной школе, но остановила себя, вспомнив, что обещала себе не вмешиваться.

— Все правильно ты говоришь. Значит, физика тебя тоже интересует. Федя, — пришла мне идея в голову, — хочешь, я покажу тебе опыт, который будет связан с физикой и рисованием?

— Да, а что, есть такой? Как фокус? — Федя улыбнулся, вспоминая мои фокусы.

— Почти как фокус, научный.

Я встала из-за стола, отдала книжицу Федору и, взяв его под руку, вывела из беседки.

— Я сейчас приготовлю все, что мне нужно для опыта, и приду. Но мне потребуется время, — я широко улыбалась, представляя реакцию Феди.

Мне всегда импонировало его непосредственное, искреннее удивление, я бы сказала — изумление, когда он видел что-то новое, неизведанное.

Мне еще в нем нравилось то, что он пытался до последнего понять, как все происходит, почему и в каком порядке, всегда стремился докопаться до сути. Иногда приходилось попотеть, чтобы доступным языком объяснить ему, например, почему летает воздушный змей.

29

Я побежала в дом. Мне срочно нужно было попасть в кабинет Екатерины Андреевны. Здесь все осталось без изменений, и ремонт в нем не предполагался. Я, войдя в кабинет, остановилась и осмотрелась. Сердце защемило от тоски по Катюше. Я до сих пор с содроганием вспоминаю ту ночь, когда ее убили.

— Хватит, — я вытерла глаза. Как я ни старалась, слезы все-таки проявились. — Я Феде опыт обещала, значит, нужно сдерживать обещание, а не плакать. Хватит и вчерашних слез.

Да, в кабинете все оставалось так же, как при Екатерине Андреевне, даже книга, раскрытая на середине, продолжала лежать на угловом диване. На столе листы бумаги с набросками какого-то изделия. Свежесрезанные цветы в вазе у приоткрытого окна, и листья цветов шевелятся от небольшого ветерка.

Я подошла к резному невысокому шкафу темного дерева, стоящему у стола, открыла дверцы и стала рассматривать содержимое.

— Интересно, где же ты, Катюша, хранила краски? Я точно знаю, что они были, сама видела, когда ты при мне делала наброски своих изделий в цвете.

Я стала открывать ящики и бегло осматривать их. И в одном из них нашла ту самую деревянную коробку, всю в ярких цветных пятнах. В ней-то как раз и были цветные пигменты, которые разводились водой, там же лежали кисти и палитра.

Взяв ящик в руки, я еще некоторое время постояла, прикидывая, что мне еще нужно для опыта и что я могу взять здесь.

— Картон или плотная бумага, циркуль и ножницы. Вот эта бумага мне подойдет, — я вытащила из стопки на полке лист, по плотности напоминающий картон.

Екатерина Андреевна из такой бумаги вырезала полноразмерную модель будущего изделия.

Циркуль я нашла в резной подставке, вместе с перьями, карандашами и ножницами. Теперь можно было приступить к работе.

Я вывела на бумаге круг, вырезала его, расчертила на семь равных секторов. Потом подумала и решила вырезать еще один такой же круг, только его я разделила на четыре сектора.

За стаканом с водой я сбегала к себе в комнату, там же, в комоде, я взяла толстую нить, оставшуюся еще с тех времен, когда я делала для Феди воздушного змея.

Я развела на палитре краски и раскрасила семь секторов цветами радуги. Только для оранжевого цвета пришлось смешивать красную и желтую краски, а для фиолетового — красную и синюю. А круг с четырьмя секторами стал сине-желтым.

Для того чтобы краски быстрее высохли, я положила раскрашенные круги на подоконник у раскрытого окна и принялась наводить порядок в комнате. Убрав все по местам, я взяла палитру и кисть и решила их вымыть в кухне.

Предвкушая то, как Федя будет удивлен результатом моего эксперимента, я сбежала по лестнице и уже у кухни услышала сквозь неплотно прикрытую дверь негромкие голоса Марфы и Глаши:

— Точно плакала ночью.

«Сейчас мы узнаем, кто это у нас плачет», — подумала я и взялась за ручку двери.

— Плохо барыне без него, два дня из комнаты не выходила, все убивалась, — продолжала рассказывать Глаша и громко высморкалась.

«Ого. Про меня, что ли? — я убрала руку и прислушалась. — Ну вот, точно про меня. Вовсе я и не плакала, — пожала я плечами, — никакой свободы, полный контроль».

— Что ж промеж них вышло-то? Ведь так любили друг друга. Нельзя было барыне уезжать надолго, — рассуждала Марфа.

«Все, как я и предполагала, — усмехнулась я, — долго ждать не пришлось, уже разговоры пошли».

Я отошла к лестнице, поднялась на несколько ступеней и шумно спустилась, выкрикивая:

— Глаша, ты где? Сбегай к Платону, попроси у него клей.

Раскрасневшаяся Глаша выскочила из кухни, поправляя передник.

— Клей? — переспросила она, глядя на палитру и кисть в моих руках.

— Да, мне срочно нужен клей и, — я увидела, что из кухни выглядывает Марфа, — Марфа, вымой, пожалуйста, их теплой водой и обсуши, — я протянула палитру и кисть кухарке. — Их нужно будет потом положить на место в шкаф в кабинете, — развернувшись, я пошла к лестнице. Марфа и Глаша стояли и смотрели мне вслед.

Поднявшись на несколько ступеней, я обернулась. Горничная сразу ринулась к выходу из дома, а кухарка мгновенно скрылась за дверью кухни. Я пожала плечами и, тихо засмеявшись, бегом поднялась по лестнице.

30

Федя зачарованно смотрел на вращающийся круг. Я склеила две своих выкройки, проделала в них две дырки, продела толстую нитку, завязав концы в узел, и стала раскручивать круг.

— Федя, смотри, с этой стороны практически белый цвет получается, только небольшой оттенок есть, но это еще от краски зависит, — я радовалась, как ребенок, видя изумление в глазах мальчика.

— А почему так? — смог задать вопрос он, моргнув и оторвав взгляд от круга.

— Происходит смешение цветов, так называемый оптический эффект, — я на минуту замолчала, думая, как лучше объяснить ему про белый цвет, преломление лучей. — Кстати, тебе, как начинающему художнику, полезно будет узнать про смешение цветов.

Надо будет для себя написать конспект про призму, преломление лучей, чтобы потом как можно проще все объяснить Феде.

— Мы с тобой сделаем такие опыты с красками, чтобы ты лучше понял. Дашь мне потом учебник по физике, я посмотрю его, — я остановила игрушку.

Федя взял у меня из рук круг.

— А с этой стороны тоже почти белый цвет получится? — спросил мальчик, показывая на сторону с синими и желтыми секторами.

— Давай я тебе покажу, а потом ты сам будешь крутить. Это теперь твой круг. — Федор радостно заулыбался, а в глазах его снова появился озорной блеск. — Будешь по нему учиться.

«Надо будет еще краски ему отдать, пусть экспериментирует, — я чуть не хмыкнула вслух, — только предупредить, чтобы все подряд не красил и не смешивал».

Я стала раскручивать игрушку.

— Вижу зеленый, — закричал Федя и припрыгнул от радости.

Я засмеялась, так он мне напомнил подпрыгивающего козленка, у которого еще не очень хорошо и уверенно получаются прыжки, а выходят резкими, нескладными.

— Теперь ты видишь, что зеленый получается, если смешать синий и желтый цвета.

— А какие еще цвета можно смешивать? А как получится синий? А что такое оптический? А эффект? — засыпал Федя меня вопросами.

Я отдала круг мальчику и показала, как его запускать. Пообещав завтра ответить на все его вопросы и подробно, пошла в дом.

Федор стал сначала несмело, словно страшась испортить что-то, тихо раскручивать круг. Но потом, убедившись, что ничего с ним не может случиться, изо всех сил принялся вращать его и, склонив голову, рассматривал получившиеся цвета.

31

Иван Воротынский и князь Федор Сергеевич Барятинский прогуливались по Летнему саду у фонтана «Пирамида». Погода благоприятствовала прогулкам, ярко светило солнце и дул тихий ветер. Мелкие брызги фонтана разлетались под слабыми порывами ветра невидимой пылью. Еле заметная радуга на время замерла над фонтаном.

Публика в саду все прибывала. Иван и Федор время от времени кого-то приветствовали. Они беседовали между собой, понизив голоса, так, чтобы проходящие мимо них люди не слышали, о чем идет разговор.

— Граф, будьте готовы. Скоро все начнется, — тихо, но с воодушевлением говорил Федор Сергеевич, высокий полноватый молодой человек лет двадцати в мундире поручика Преображенского полка. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не начать говорить в полный голос, настолько его переполняли эмоции.

— Понял, — улыбнулся Иван, видя порывистость собеседника. Хоть Иван и был старше Федора всего на пару лет, он был более сдержан. — Что императрица? Много слухов ходит, что ее арестовали, есть от нее какие-то вести из Петергофа? Мне нужно успокоить гвардейцев, — он уже встревоженно посмотрел на Федора и затаил дыхание в ожидании ответа.

— Это все слухи. — Иван выдохнул. — У Орлова есть связь с ней. Все идет по плану, как и было задумано императрицей. Я пришлю к тебе посыльного, как все начнется. Плохо, — Федор посмотрел на синий кафтан приятеля, — что ты в отставке, а нужен рядом, ты один из тридцати офицеров, которые посвящены в тайну.

— То, что я в отставке, не имеет значения. Лейб-компания вся, без исключения, готова присягнуть императрице и выступить за нее. Мы выдвинемся сразу, как только получим от тебя весть.

Отвечая, Иван взглянул в сторону главной аллеи, которая отлично просматривалась от статуи «Ночь», и увидел, что со стороны Карпиева пруда идет Дмитрий Строганов с молодой темноволосой стройной девушкой. Дмитрий что-то ей увлеченно рассказывал, указывая рукой то на статуи, то на фонтан.

У фонтана «Пирамида» Дмитрий заметил Ивана и церемонно поклонился, приветствуя его. Воротынский, в свою очередь, поприветствовал Строганова и сопровождающую его даму.

— Иван, ты меня слышишь? — спросил Федор, видимо, уже не в первый раз. — Ты кого там увидел?

— Графа Строганова с какой-то барышней, — нахмурившись, неохотно ответил Иван.

— Где? Что красивая барышня? — стал оглядываться Федор.

— Ушли они уже, — солгал Иван, продолжая наблюдать за Дмитрием и девушкой. — Что, твой брат поддержит нас? — перевел он тему разговора.

— Хм, ты же знаешь, как он относится к Петру, несмотря на то, что он его флигель-адъютант. Я уверен, Иван будет на нашей стороне, — добродушно сказал Федор.

— Вот это у тебя выдержка, почти полгода скрывать эту тайну от родного брата, — восхитился Иван, на что Федор только махнул рукой.

Иван до последнего, пока была возможность, следил взглядом за Строгановым и незнакомкой. Девушка была милой, она так доверчиво смотрела в глаза Дмитрию, слушая его. А тот выглядел счастливым и как будто помолодевшим по сравнению с тем, каким видел его Иван в последний раз, после отъезда Марии.

«Видимо, на самом деле он влюблен, и Мария права», — огорченно подумал Иван, вспоминая, как горько плакала у него на груди графиня Строганова.

Друзья обогнули фонтан «Пирамида» и вышли на Центральную аллею, ведущую к Гербовому фонтану.

32

25 июня 2018 г. Санкт-Петербург.

Александр шел по длинному и широкому коридору банка и на ходу здоровался с сотрудниками.

— Александр Владимирович, — выскочила из кабинета с надписью «Отдел депозитных операций» невысокого роста, пухленькая, с короткой стрижкой молодая женщина, — а я как раз к вам, на подпись документы, срочно, — показывая на папку в руках, выпалила она.

— Ольга Сергеевна, — резко остановился Александр, — я подпишу, но, — он посмотрел на часы на руках, — позже. Отнесите документы в приемную, Светлана Станиславовна разберется, — и, кивнув, поспешил к лестнице, не дожидаясь ответа сотрудницы.

Ольга Сергеевна посмотрела вслед начальнику, пожала плечами и, повернувшись на невысоких каблуках, пружинистым шагом отправилась в сторону приемной.

Александр почти бегом спустился по лестнице и, коротко постучавшись, зашел в кабинет начальника службы безопасности. Кабинет Кирилла, небольшой, с панорамными окнами, был очень уютным, в отличие от его квартиры.

Уваров сидел за столом и строго, даже сердито выговаривал кому-то по телефону. Подняв глаза на вошедшего Александра, он приглашающе махнул рукой.

— Выполнять, — бросил коротко и отключился от разговора.

— Суров ты, батенька, — устало сказал Александр, садясь на стул у стола, и потер гладко выбритый подбородок.

— Распоясались служивые, — развел руками Кирилл.

— Ничего? — резко переменил тему разговора Александр, но Кирилл его понял.

— Тихо. Никаких больше писем и звонков, — он сочувствующим взглядом посмотрел на друга. — Как дети?

— Ждали вчера вечером маму из командировки. Начали скучать. Пришлось соврать, сказать, что задержалась, но нужно что-то придумать для них. И Полинке нужно как-то объяснить, что с Машей. — Александр потер глаза. — Сегодня Катя спала с нами, ночью начала плакать, говорить, что про маму плохой сон приснился.

— Вот черт, — стукнул кулаком по столу Кирилл. — И у нас никакой зацепки нет, совершенно никакой.

— Кирилл, что говорят твои ребята? Как они могли пропустить Машу? Она же не невидимка, как она могла незамеченной выйти из дома? А? — все больше распаляясь, чуть не кричал Александр.

— Саня, они сами не могут понять, как такое произошло, клянутся, что ни на минуту не выпускали подъезд из виду.

— Но она же не шпион и не подготовленный спецагент, где-то же она должна была засветиться. А камеры на подъезде?

— Был прокол у ребят, они ее ненадолго теряли, когда она, оставив детей у тебя, шла к себе домой. Но, как они говорят, буквально через пять минут она уже появилась в зоне видимости. Сам знаешь, сколько сейчас народу на улицах, и они видели, как она зашла в подъезд, — пытался оправдать своих сотрудников Кирилл. — Камеры первым делом проверили, я сам смотрел, да там качество такое, захочешь, ничего не поймешь.

— Ладно, чего уж теперь, — махнул рукой Александр, — она уже там. А нам нужно найти что-то про кулон. Он может вывести нас на шантажистов, как Маша просила в письме. — Он встал со стула и подошел к большому экрану, на котором транслировалась запись с камер видеонаблюдения. — Теперь у нас есть время, год почти, — поморщившись, уточнил он.

— Сань, дай мне письмо еще раз, — попросил Кирилл.

— Ты его уже наизусть помнишь. — Достав из кармана сложенное письмо, Александр передал его Кириллу. — Что ты в нем еще хочешь вычитать?

— Не знаю, но вдруг. — Пожал плечами Кирилл и положил письмо на стол перед собой, разгладил его ладонями.

— Почитай-почитай, а я пойду, — приподнялся со стула Александр.

— Сань, вещи детей еще не перевез?

— Нет, — Александр плюхнулся обратно, — сегодня поеду за ними. Заодно документы заберу, что Маша приготовила, и инструкцию, — он усмехнулся, — по воспитанию детей.

— Она молодец, все продумала. Знала, что мы сразу придем к ней, — довольно ухмыльнулся Уваров.

— Кирилл, правильно ты меня в пятницу отговорил сразу вещи забрать, это было бы подозрительно. Пришлось бы Полине что-то говорить, а я и сейчас-то не знаю, как ей все объяснить. Мы и так с тобой тогда с утра всех на уши подняли.

— Помочь с вещами? — Кирилл подошел к Александру и встал рядом с ним.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.