Бесплатный фрагмент - Крепостная герцогиня (главы 116—142)

116. От столицы до… столицы

Вскоре молвил гость аглицкий хозяину гостеприимному полуаглицкому:

— Благодарствую за приём тёплый! Не мучила ностальгия меня, ибо порой забывал, что не в Англии пребываю.

Посовещался Томас со супругой и молвил:

— Оставайтесь, Ваша Светлость, … то бишь пока ещё Ваша Милость, у НАС НАСовсем! Мы Вам рады, и чада наши к Вам привязались.

— Душа моя готова остаться здесь. Что же касаемо тела, то чувство долга велит мне доставить оное в Лондон, дабы найти успокоение в семейном склепе Гриффитов.

И процитировал герцог на языке родном бессмертные строки великого пиита аглицкого Сандерса Мортирсона:

«Аки изрёк мудрец Рамбам,

Когда враги сожгли жилище:

«Что нас влечёт на пепелище?

Любовь к отеческим гробам!»»

— Но к сим гробам, — воскликнул Томас, — потребно прибыть не во гробу! Посему позвольте обратиться ко другу моему, медику опытному. Сей уроженец Оксфорда мечтает Родину повидать, но всё не скопит суммы, для сего вояжа достаточной.

— Нет проблем! — возрадовался герцог и добавил. — У него с бесплатным посещением Родины, а у меня со платным обслуживанием медицинским.

— Я на сей раз поехать не могу, — виноватым гласом Томас молвил, — ибо ещё не накопилось во Британии Великой дел неотложных. Но Епифан поедет.

— А назад — порожняком?

— Сие опасно. Токмо не по причине нападения супостатов на кучера одинокого, а ибо контроля лишившись, способен Епифан коляску с лошадью… пропить и по причине безденежья на чужбине сгинуть. Посему пущай пока у Вашей Светлости останется. А во следующий визит свой доберусь я до Лондона на перекладных, а назад с Епифаном отправлюсь.

На другой день герцог с эскулапом в путь отправились. И загорланил Епифан песнь дорожную, коюю по его заявке сварганил некий пиит пролетарский за бутылку водки:

— Пора нам в дорогу!

С Расеи в Англию дальнюю

Долгий путь идёт.

Напьюсь снова грогу

И буду весел я, как идиёт!

В пути здравие герцога совсем ослабло, и кабы ни помощь спутника медицинского, прибыл бы он «к ОТЕЧЕСКИМ гробам» не во гробу ОТЕЧЕСТВЕННОМ, а во гробу импортном, ибо аглицкие гробы редко экспортируются.

Долго ли, коротко ли, но въехала коляска на территорию современной Польши, кояя в те далёкие (с 1569 по 1795) годы официально именовалась «Речь Посполитая», а неофициально поляками патриотичными «родная Речь».

Проезжая чрез бывший стольный град Краков направил герцог (по совету спутника своего) в Эдинбург супруге бывшей эпистолу, приглашающую ея в Лондон.

Засим проехала коляска чрез Германию, раздробленную в то время на такое количество княжеств мелких, что перечислять оные нет смысла.

Аки токмо во Францию въехали, для Епифана райская жизнь настала. Все годы сей кучер возил Томаса Голда одним и тем же маршрутом. Бабы сего мужика колоритного не интересовали, однако он интересовал их. Остановки по пути обычно в одних и тех же домах были. И француженки раскрепощённые по ночам Епифана от здравого сна отвлекали. Посему в каждом из домов остановочных сего производителя встречали отроки али чада малолетние.

Во граде стольном Париже остановились они у тягостной вдовы некоего барона, кояя опосля успения супруга своего у сестры гостила и Епифана навестила, коий, возвращаясь из Лондона, у соседки ея на сеновале храпел. Впоследствии хвастал Епифан правдиво, что он не токмо кучер барона, но и родитель другого барона. Ко счастью для юного барона никто не верил трепотне сей.

Пока миловался Епифан с хозяйкой платонично, а со служанкой аки обычно, навестил герцог Гриффит (по просьбе Юдки) пансион благородных девиц, возле неблагородной Бастилии расположенный, дабы передать хозяйке пансиона заказанную ею миниатюру Юдки Шафировой, то бишь ЖюдИт ШапирО, чьё славное имя с гордостью носит шахматный кружок пансиона сего.

Мадам Планетти, аки оказалось, отбыла в Лондон по приглашению… теперича ужЕ Долли Хогарт. Назад она так и не вернулась, найдя счастье семейное в Манчестере аглицком. Новая хозяйка пансиона мадемуазель Жанна радушно приняла гостя драгого. Молвила она с живостью:

— Лик Жюдит гениальной на миниатюре сей походит зело на лучшую пансионерку и преподавательницу нашу (к сожалению превеликому ужЕ бывшую) Адель, то бишь Делю Бартель, коюю я с юных лет ея помню, ибо в пансион я поступила двумя годами ранее Адели!

— Деля сия суть ныне Долли, невеста родственника моего Мэтью Хогарта, про коего глаголила Долли, что он суть кумир молодёжи девичьей пансиона Вашего!

— Истину глаголит наша знакомая общая! … А что касаемо сходства ея и сей очаровашки миниатюрной, то бишь на миниатюре изображённой, то имею я гипотезу на сей счёт. Отец «мадемуазель Бартель», кояя преобразовалась в «миссис Хогарт», суть цыган страстный, коий зело охоч до представительниц слабого (особливо пред ним!) пола. И наверняка не устояла пред ним родительница Жюдит. Отсюда и сходство Жюдит и Адели.

(Не могла ведать мадемуазель Жанна, что хоть и права она, но лишь наполовину. То бишь родитель у Дели и у Юдки и впрямь один, токмо сие не цыган половинчатый Алексей Бартель, а иудей стопроцентный Мойша Шафиров.)

Простился герцог с мадемуазель Жанной, а вскоре и Епифан стал прощаться с проказницами постельными.

— Аки жаль, что мы поздно встретились, — всхлипнула служанка, — ибо не за горами дни критические, брюхатости не способствующие! Буду ждать тебя, аки Одиссея Пенелопа с троянской затяжной войны.

(На будущий год Епифан с Томасом Голдом, будучи проездом чрез Париж, посетили хозяйку с чадом новорождённым, а засим Епифан таки осчастливил служанку ея тоже сыном. Впоследствии отпрыск служанки, похожий на сына хозяйки, всем хвастался, что он суть плод любви внебрачной барона усопшего.)

Наконец, преодолела коляска путь от столицы расейской до столицы аглицкой и в Лондон въехала.

117. Кончина героя Бленхейма (КгБ)

Герцогиня Джейн Макдауэлл, своевременно получившая посланное путником приглашение, уже ожидала бывшего супруга во своём бывшем особняке. Ей не терпелось расспросить о сыне возлюбленном, канувшем во ГЛУБИНЕ… расейской ГЛУБИНКИ и о семье его. Но генерал славный прибыл во столь плачевном состоянии, что медик сопровождающий посоветовал дать ему сутки на восстановление сил, а эскулап семейства Гриффитов, сменивший коллегу на трудовом посту, просьбу сию ПОДТВЕРДИЛ и УТВЕРДИЛ.

Но генерал не стокмо отдыхал, скокмо пред женой бывшей восторгами делился. Особливо страдал вояка старый, что сын его (теперь уже точно — его!) воротит нос свой от куда более носатой Юдки Шафировой несравненной.

Показала леди Джейн бывшему мужу письмо дщери своей златокудрой Лесли, носящей ныне фамилию супруга возлюбленного. Сообщала фрау Гогенцоллерн, что произвела на свет первенца своего, коего в честь славного генерала Джорджа Гриффита нарекла Георгом. Генерал сей аж прослезился от избытка чувств.

Наутро повелел герцог нотариуса позвать. Продиктовал он завещание, согласно коему сто тысяч фунтов стерлингов переводятся на отдельный счёт и будут вручены Джорджу Гриффиту младшему (урождённому Егору Смиту) в качестве свадебного подарка опосля бракосочетания его с Юдифью Шафировой. Во случае бракосочетания его с иной девицей средства сии передаются в фонд министерства обороны.

Подошёл Джордж Гриффит старший ко столу, перечитал завещание составленное, засим улыбнулся довольно и обмакнул перо гусиное в чернила. Хотел было подпись поставить…

Но вдруг в сей миг его ударил час,

гусиное перо из длани пало…

А вослед перу пал на паркет герой Бленхейма с застывшей на устах улыбкой. Подобная картина чрез пару веков наблюдалась, когда «с улыбкой юный барабанщик на землю сырую упал», будучи подстреленным опосля того, аки

«однажды НОЧЬЮ на привале

он песню весёлую пел».

Наверняка ведь его пред сим предупреждали, дабы не мешал спать. Но подобно Глафире Самохваловой не внял он полезным советам и столь же плохо кончил.

…Похоронили славного воина герцога Джорджа Гриффита второго (Джордж Гриффит первый был его дедом, погибшим под Данбаром в 1650 году) так, аки он мечтал — во семейном склепе Гриффитов и в отечественном гробу.

Вскоре пришла во град Курск эпистола аж из Лондона! Адресована она была (впервые в жизни адресатки!) малолетней Юдке Шафировой. Текст на языке аглицком гласил:

«Глубокоуважаемая (не токмо за род свой, но и за шахматные деяния свои) графиня Юдифь Шафирова! Пишет Вам бывшая жительница Эдинбурга, ныне в Лондон перебравшаяся некая Джейн Макдауэлл.

Со глубоким прискорбием извещаю, что наш общий друг барон Джордж Смит опосля незабываемого вояжа в Расею Великую по возвращении в Лондон преставился.

С восторгом, переходящим во благоговение отзывался он о Вашем юном Сиятельстве и даже мечтал в будущем сделать Вас возлюбленной супругой внука своего. Смею надеяться, что Вы проявите снисхождение к летам его и не будете обвинять барона в желании породниться аж со графиней! … (Прочитав строки сии, воскликнула Юдка:

— Не буду обвинять герцога в желании породниться с какой-то там графиней!)

…Всю жизнь свою собираю я коллекцию виртуальную достижений представительниц пола прекрасного. Недавно познакомилась я с дальней родственницей своей Долли Хогарт, она же до свадьбы — лучшая шахматистка парижская Адель Бартель, о коей многократный чемпион аглицкий Мэтью Хогарт старший глаголил, что имеет дева оная понятие об игре сей! Поведала мне сия красавица и умница, что во граде Курске есть две шахматистки гениальные, неизмеримо сильнее нея играющие — Малашка Смит крепостная и Ваше Сиятельство.

Предлагаю почтить светлую память барона Джорджа Смита во славном шахматном граде Курске мемориальным турниром середь… представительниц пола прекрасного (ибо цель моя — пропаганда достижений сих представительниц), коий желательно начать на будущий год 10 апреля в годовщину успения барона. Обещаю выслать на счёт родителя Вашего славного Мойши Шафирова (ибо юный возраст Вашего Сиятельства не предполагает самостоятельности финансовой) чек на 100 тысяч фунтов стерлингов. Но победительниц потребно будет одаривать не деньгами (коии у них мужья любящие али родители заботливые отберут!), а нарядами модными.

Во случае согласия Вашего Сиятельства на организацию мемориала сего, потребно начать рекламную компанию уже ныне, дабы участницы будущие подготовиться успели.

Сердечно рада хоть и заочному, но таки знакомству с главной из трёх новых звёзд коллекции моей (ибо то ли ещё будет?!). Ваша поклонница Джейн Макдауэлл.»

Явилась Юдка в дом ко Смитам и показала эпистолу Малашке, в сем документе упомянутой. Засим молвила:

— Завидую я Вам, Маланья Прохоровна завистью, естественно, белой, ибо подобная свекровь за пределами мечтаний пребывает!

Рассмеялся Егор Смит, пока ещё малолетний жених графини юной гениальной:

— Да и у тебя, Юдка, свекровь будет завидная, особливо коли к тому времени свой незавидный крепостной статус сменит!

— Сестрица моя возлюбленная (… маменькой нашей!) Суламифь считает, что негоже графине высокородной якшаться со всякой шелупонью! Излишне глаголить, что не разделяю я мнение сие и отношусь к семье вашей агло-расейской аки минимум с уважением. Но не будем строить планы далеко идущие, по крайней мере — обсуждать их. Просто планирование на длительный срок до добра не доводит. Аки глаголил пиит расейский происхождения шведского некий Шефнер:

«Ты жизнь свою разлиновал

На тридцать лет вперёд,

Но налетел девятый вал,

И всё наоборот!»

Юдка ответила миссис Макдауэлл. Их переписка длилась более двух лет вплоть до вынужденного ухода Юдки «в подполье», о чём речь впереди будет.

Поглаголила чемпионка славная с участниками чемпионата и выяснила, что трое из оных вздыхают безнадёжно по трём девам столь лепым, что даже подойти к ним боятся. Засим обсудила идею мемориала с родителем своим не менее славным, хоть и в иной сфере.

Вскоре в газете «Вечерний Курск» объявление появилось, коее гласило:

«Любезные девы и дамы курские и даже девки крепостные, коли их хозяева не супротив! В январе будущего года состоится турнир шахматный, посвящённый памяти барона аглицкого Джорджа Смита, мужа спонсорши турнира меценатки знаменитой Джейн Макдауэлл. Победительницы награждаются нарядами моднейшими, пошитыми на знаменитой фабрике Славы Кроликова, в нарядах коей щеголяют коронованные особы и законодательницы моды в обществе светском. Начинайте готовиться!

Спонсор турнира негоциант Мойша Шафиров.»

Вскоре всем трём «лепым девам» пришли следующие приглашения:

«Уважаемая …! Приглашаю на шахматный турнир, коий в январе состоится. В целях ещё лучшей шахматной подготовки Вашей рекомендую обратиться к опытному тренеру …, коий любезно согласился позаниматься с Вами.

Спонсор турнира Мойша Шафиров.

P.S. Кандидатура тренера предложена дщерью моей Юдифью, кояя о шахматах понятие имеет, ибо двукратной чемпионкой Курска середь мужчин пребывает!»

У пятерых участников турнира пятеро крепостных девок попросили подготовить их к соревнованию.

118. Конец эпохи Петра

Кучер Епифан согласно договорённости в Лондоне остался, откуда в декабре 1724 года был забран хозяином своим Томасом Голдом и на обратном пути, аки уже глаголилось, осчастливил служанку любвеобильную чадом желанным.

Мы же «подадим» чуть назад. Итак, Санкт-Петербург, ноябрь 1724 года. Здравие императора стало из рук вон… неважным — проблемы почечные мучили. Посему перестал он внимание уделять супруге своей. Не мудрено, что императрица любвеобильная (аки описанная выше служанка французская) хахаля себе завела. Токмо был сие (в отличие от служанки) не Епифан здоровенный, а красавец сравнительно худосочный Вилим Монс.

Был сей «Казанова» (хотя настоящему Казанове предстояло лишь на следующий год в сей мир явиться) младшим братом Анны Монс, многолетней любовницы царя Петра. Но царь уличил ея в измене и поменял одну проститутку на другую, ставшую опосля крещения Екатериной.

Опосля успения (без помощи государя) Анны Монс царь не придумал ничего лучше, аки назначить младшего брата ея красавца Вилима камергером супруги своей, то бишь «пустил козла в огород», хоть в тот миг сам козлом оказался.

Было бы чудо, коли не стал бы Вилим любовником Екатерины страстной. Но чуда не произошло. Чудом можно считать то, что прознал о сем безобразии государь токмо чрез семь лет. И разделил несчастный судьбу незавидную Марии Гамильтон абортолюбивой, то бишь лишился главы своей дурной якобы за нарушение финансовой дисциплины, ибо не мог рогоносец признаться, что является таковым.

Екатерина хоть и впала в немилость августейшую, но продолжала считаться императрицей.

В январе 1725-го года в Курске очередной чемпионат шахматный состоялся. Второе-третье места поделили привычные соперники Роджер Смит и Никита Самохвалов. Чемпионкой столь же привычно в третий раз стала… ясно кто! При сем Юдка второй раз достигла результата стопроцентного.

Соседи чемпионки по пьедесталу виртуальному возмутились реально. Заявили они, что коли на будущий год Юдка играть будет, то они — не будут, ибо всё равно им сию шахматную малолетку не обогнать.

Наконец, 28 января по юлианскому календарю 1725-го года Всевышний сжалился над Расеей вообще и над Екатериной в частности, забрав к себе императора расейского. Завещания усопший не оставил. Наиболее вероятным царём должен был стать внук покойного, сын убиенного царевича Алексея Пётр. Но тут вмешался Светлейший Меншиков, и впервые в итории расейской на престол взошла представительница пола… до той поры нетрадиционного аки бы безутешная вдова Екатерина Алексеевна, то бишь Екатерина Первая. Но реально самым могущественным человеком Расеи стал Светлейший «кукловод» Александр Данилович Меншиков.

119. Эми грация

При всей своей патологической жадности был Данилыч сравнительно честным — особливо, коли честность жадности не противоречила. Посему первым делом решил со «бриллиантовым долгом» рассчитаться. Тем паче затрат ему сие благодеяние не сулило.

Вызвал к себе повелитель Расеи (подобно тому, аки недавно усопший регент Филипп Второй Орлеанский был повелителем Франции) к себе во дворец негоциантов славных Мойшу Шафирова и Томаса Голда, а из Курска тем временем супругов Смит доставили.

И заглаголил временщик высокопарно:

— Господа свободные и пока ещё крепостная бесправная! 9 месяцев назад… нет, никто не зародился. Аки раз насупротив! Преставился славный воитель, герой битвы при Блен…, в общем, при ГОхштедте (похититель бриллианта «Бленхейм» не хотел произносить скомпрометированный им топоним) славный генерал Джордж Гриффит. Опосля его прискорбного успения создалась занятная ситуация. Сын его возлюбленный (правда, не всю жизнь, а незадолго до успения!) Уолтер Гриффит автоматически стал герцогом. Тот факт, что сей новоиспечённый герцог ныне скрывается под личиной гувернёра Роджера Смита ничего не меняет. И формально супруга его возлюбленная Маланья Смит суть герцогиня аглицкая высокородная! Но вся уникальность ситуации сей в том состоит, что формально сия аристократка аглицкая, обладающая, кстати, манерами аристократки (!), суть крепостная девка, то бишь рабыня негоцианта славного Мойши Шафирова!

И воскликнул герцог высокородный Уолтер Гриффит:

— Ради освобождения Малашки и чад наших готов я возвернуть Вашей Светлости колье дорогущее, государем усопшим подаренное!

Засмеялся Меншиков:

— А ты, герцог, видать запатятовал, кому колье сие подарено было?

— Тут Малашка позволила себе вклиниться в беседу мужескую:

— Ваша Светлость, позвольте слово молвить.

— Можно без церемоний! — рассмеялся Меншиков. — Ты теперича такая же «Светлость»! … То бишь почти такая же. Ты суть «крепостная Светлость»!! … И что же за «Светлейшее слово» ты собралась молвить?

— Жена не должна супротив мужа идти. Посему передаю я супругу своему право распоряжаться колье по его усмотрению.

— Оценил я в полной мере верноподданность Вашу супружескую, но не приму дар сей! Считайте колье сие компенсацией за те годы, что провели вы и семья ваша далеко не в той роскоши, кояя вам по праву положена! Пущай и далее в банке (не консервной, а в учреждении финансовом) пребывает и вам проценты зарабатывает. А теперича ответствуй, Маланья: согласна ли ты распрощаться с уникальным статусом «Крепостной герцогини» и стать самой обычной… герцогиней?

— Для меня вполне достаточно, что недолгое время БЫЛА я «крепостной герцогиней» и ранее долгое время «крепостной маркизой», что тоже отнюдь не на каждом шагу встречается! Посему согласна я на потерю уникальности своей в обмен на право не зависеть от желания Сиятельной левой ноги сумасбродной барыни Натальи Васильевны.

— А ты, Мойша, согласен ли дать вольную семейству Смитов, али получить компенсацию намерен?

— Учитывая, что колье дорогущее Ваша Светлость повелела не трогать, не мыслю я, что горазды они компенсацию выплатить.

— А ты намекни, дабы выслали компенсацию опосля того, аки официально герцогами аглицкими станут.

— Коли Вы, Ваша Светлость, не сочли возможным «общипать» семейку сию, то и я последую примеру сему.

Рассмеялся собеседник Светлейший:

— Во противном случае глаголить станут, что кристально честный негоциант Мойша Шафиров оказался более корыстолюбив, нежели князь Меншиков, … эталоном корыстолюбия почитаемый! А слава сия сомнительная негативно на торговле твоей скажется!

— Ваша Светлость! — поспешно воскликнул Шафиров верноподданно. — Вы суть единственный в Расее, коему позволительно таковые речи крамольные вести.

Усмехнулся Меншиков:

— Ещё Катьке царствующей дозволено. Ко счастью, хватает у дуры сей ума правом сим не пользоваться!

На прощанье вопросил Меншиков Малашку:

— Будешь ли ты, за бугром пребывая, подобно диссидентам озлобленным Отечество своё хаять?

И ответствовала собеседница дипломатично:

— Отечество славлю, которое есть,

Но трижды — которое будет!

Вскоре въехала во Курск просторная карета, аж на восьмерых будущих пассажиров рассчитанная, то бишь на Томаса Голда, супругов Смит и пятерых чад их. На козлах сидел традиционный Епифан, а запряжена карета была владимирским тяжеловозом, ибо обычный легковоз таковой груз не потянул бы. Кстати, на обратном пути из Лондона в Расею будет карета сия под завязку нагружена… обувью, на фабрике Мэтью Хогарта произведённой, кояя засим со приличным барышом продана будет.

Бывшие крепостные Смиты сердечно простились с бывшими рабовладельцами своими.

Правда, Женя Смит и Суламифь Шафирова особую сердечность не проявили, но хоть ругаться напоследок не стали.

Аки токмо карета, навсегда увозящая из Расеи семью агло-расейскую скрылась за поворотом, зарыдали две отроковицы — отъехавшая Женя Смит и оставшаяся Юдка Шафирова. Ближайшие два года будут оне переписываться с Авраамом Шафировым и с Егором Смитом, а в конечном итоге даже обвенчаются с сужеными своими, но суровому испытанию (о коем речь опосля пойдёт) их любови подвергнутся!

…Молвил супруг заботливый с сочувствием Малашке:

— Понимаю, что не горазда эмиграция чувства светлые вызвать.

— Сие смотря какова у сей ЭМИ ГРАЦИЯ! — усмехнулась… пока ещё миссис Смит.

Вопросил пока ещё Роджер Смит супругу возлюбленную:

— Тяжко ли тебе, Малашка, любимую Родину покидать?

И ответствовала ему «патриотка Расейская»:

— Спешу, от радости косея

С «любимой Родины» слинять!

Прощай, немытая Расея,

Умом тебя мне не понять!

Наконец, подъехали они ко границе Расейской Империи. Боялась Малашка, что лишь супруга ея пропустят, а ея с чадами назад завернут. Но гарантом безопасности их был негоциант известный Томас Голд. Посему всё обошлось, и миновали они кордон благополучно.

И обратился негоциант ко бывшим крепостным:

— Добро пожаловать в мир свободы, Ваши Светлости!

(Похожую фразу молвил 21 год назад генерал Джордж Гриффит пленному Фердинанду Гогенцоллерну, коему ранее переход в «иной мир» гарантировал: «Добро пожаловать в иной мир, мир свободы!»)

И повторила Малашка тавтограмму, коюю девять лет назад молвила главному душителю свободы царю Петру Алексеевичу, но при сем не токмо изолирована не была, но и колье дорогущее получила, ибо своевременно в позиции выигрышной… сдалась:

— Сие сладкое слово «свобода» суть соблазнительно, словно смоква спелая!

Вскоре воскликнула бывшая гражданка расейская с энтузиазмом:

— О, расейская земля! Ты уже за бугром!

120. Любимый внук герцогини Макдауэлл

2 апреля 1725 года по григорианскому календарю (введённому в Италии ещё в 1582 году) в сей стране явился миру авантюрист, писатель и самый знаменитый бабник Джованни ДжАкомо (по другой версии ДжАкомо Джироламо) КазанОва. В тот же день 21 марта, но уже (хотя, точнее — «ещё»! ) по Юлианскому календарю (коий оставался во Великой Британии аж до 1752 года, а в дикой Расее вообще до 1918 года) в Лондон прибыл Томас Голд со сравнительно многочисленным семейством бывших Смитов, а ныне Гриффитов.

…Наконец, подъехал владимирский тяжеловоз к особняку, в коем прошло детство бывшего гувернёра Роджера Смита, ставшего высокородным герцогом Уолтером Гриффитом. (Юность его прошла во граде Кембридже, в коий он более не вернулся, ибо математические исследования, коии он проводил, не требовали присутствия в Кембридже).

Позвонил Томас Голд в колокольчик. И открыл дверь лакей, вЕдомый Томасу (коий в прошлом году гостил у ныне усопшего Джорджа Гриффита в особняке сем), но не вЕдомый Уолтеру, ибо лакей сей устроился сюда лишь пять лет назад.

— Приветствую Вас, Ваше Сиятельство! — молвил лакей. — Ея Светлость отсутствует. Но эпистолу Вашу получила и гостей драгих ожидает. Повелела она накормить оных, ибо проголодались они с дороги.

Прошли гости, … отныне хозяевами ставшие, внутрь особняка, и были встречены челядью, сразу Уолтера опознавшей, ибо не шибко он за прошедшие 14 лет изменился.

Вскоре трапеза обильная состоялась. По окончании ея молвила Малашка лакею:

— Передай Ея Светлости благодарность нашу за трапезу превосходную.

Тут открылась дверь, и вошла герцогиня Джейн Макдауэлл, наполовину поседевшая:

— Будем считать, что благодарность сия дошла по назначению!

Бросились сын и мать в объятия друг друга, о приличиях светских позабыв. Но засим вспомнила-таки о них герцогиня:

— Представь мне Уолтер (ибо ты более не Роджер!) родственников моих новых.

— Позволь, маменька, представить супругу мою возлюбленную Маланью, кояя на аглицкий лад именуется «МЕлани».

Тут подъяла Малашка длань и опосля кивка графини разрешающего молвила:

— ВЕдомо мне, Ваша Светлость, что анкетные данные мои те же, что у свекрови Вашей, отношения с коей оставляют желать лучшего. К тому же ликом и станом я, аки и она не особенно удалась. Обещаю приложить все силы, дабы не усугублять ситуацию сию непростую.

— Рада я сей самокритике здравой, но дела твои, Мелани, не столь уж плохи, ибо имеются три авторитета, за тебя ручающиеся. Сие суть супруг твой Уолтер, свёкор твой Джордж и подруга моя эпистолярная, будущая невестка твоя Юдка Шафирова!

Нахмурился при словесах сих Уолтер, но отрок младой насупротив засиял. И обратилась к нему герцогиня:

— А ты, мой юный друг, аки уразумела я не токмо по лику твоему, но и по реакции на последнии словеса мои, суть бывший холоп Егор Смит, а ныне маркиз высокородный Джордж Гриффит младший?

— Так точно, Ваша Светлость! — по военному чётко отчеканил отрок. — ВЕдомо мне, что лик мой напоминает дядю моего Роберта в детстве, коий лишь пред успением своим прискорбным адекватность приобрёл запоздалую. Обещаю (подобно матушке своей) не усугублять ситуацию и (наскокмо сие возможно) реабилитировать облик свой в очах Ваших!

Ознакомилась герцогиня со прочими потомками своими обретёнными.

Особый энтузиазм вызвал у нея златокудрый Николенька. Был он жизнерадостным отроком, оптимизм излучающим. Особыми талантами не обладал он, однако стал любимцем богатейшей бабушки своей.

Молвила Джейн Макдауэлл родителям красавчика златокудрого:

— Планирую я в дальнейшем в Эдинбург вернуться. Ты, Уолтер, суть законный наследник Джорджа Гриффита старшего. Посему будешь управлять имуществом его в Лондоне. Второй же мой златокудрый потомок ныне юн годами, посему планирую я сделать его наследником своего имущества шотландского, коее аки минимум не менее имущества лондонского, но не ныне, а опосля. Жить ему предстоит середь шотландцев, что хоть и не Лондон, однако аки минимум не хуже, нежели в Курске убогом. Посему предлагаю переделать имя расейское «Николай» не в аглицкое «Николас», а в шотландское «Колин».

Усмехнулся Уолтер:

— Уж не в честь ли моего «второго папы» Колина Макдауэлла?

— Рада, что хоть впервые услышала из твоих уст столь непопулярную для них фамилию! — усмехнулась герцогиня Макдауэлл. — Я никогда не именовала твоего отца вторым отцом Лесли, и соответственно отца Лесли — твоим вторым отцом. Аки глаголили римляне древние: «СУум квИкве», то бишь «КАЖДОМУ отцу — СВОЁ чадо!»

Возрадовался отрок переименованный:

— А мне имя «Колин» даже более нравится, ибо пока «Николенька» произнесёшь, уже спать пора!

Засим старшая из двух герцогинь молвила:

— Дорогие и любимые Гриффиты! Каюсь, что в момент прибытия вашего пребывала я не вне пределов особняка сего, а таки во пределах оного. И лицезрела я сквозь скважину замочную трапезу вашу. Рада безмерно, что даже не ведая о контроле моём, вели вы все себя за столом аки аристократы! И вас не стыдно выводить будет в общество светское!

Вскоре осталась мать наедине с сыном обретённым и вопросила:

— Странно мне, Уолтер, что при всей твоей смекалистости и чуткости душевной не догадался ты самостоятельно связаться с Томасом Голдом и сообщить, что жив.

— Не было смысла, маменька, сообщать тебе чрез Томаса сию информацию хоть и радостную для тебя, но взрывоопасную для меня. Царь Пётр мстительный вернул бы меня на Родину и даже за счёт казны расейской… презентовал бы гроб… с музыкой, что он, собственно глаголя, осуществил в отношении утопленника безымянного, коего заместо меня погребли.

— Пожалуй, верно! — согласилась Джейн Макдауэлл. — Тем паче опосля того конфуза шахматного, коий ты Петруше на балу в Лондоне устроил, нельзя исключать в отношении тебя сих деяний противоправных!

121. Дуэль шахматных гениев

Засим герцогиня молвила сыну и невестке:

Славное шахматное семейство Хогартов приглашает вас в гости. Мечтает старший из них, чемпион многократный Лондона, Англии и Великой Британии сыграть матч из 10 партий с (аки он глаголет) «лучшей шахматисткой планеты нашей», то бишь с тобой, уважаемая Мелани! И вознамерилась присутствовать на матче сем далеко не гениальная сестра гения сего, кояя не горазда отличить коня не токмо от слона, но даже… от лошади! Сие суть Мелани Гриффит номер два.

— «Номер один», маменька! — воскликнул Уолтер.

— Это по хронологии «номер один», — возразила леди Джейн. — А по интеллекту аки раз «номер два».

Вскоре явились супруги приглашённые в гости к пригласившим. (Герцогиню Джейн Макдауэлл тоже пригласили, но сия дама осталась дОма, дабы опосля неизбежного поражения ветерана шахматного не быть свидетельницей конфуза сего.)

Миссис Долли Хогарт сердечно обрадовалась соотечественникам бывшим. Истосковалась бедняжка на пока ещё чужбине по родной речи расейской. Всё внимание сей матери младой целиком было отдано очаровательному, хоть и не зело спокойному созданию двухмесячному. Джудит Хогарт угораздило родиться 28 января — в день успения императора расейского Петра Первого, стокмо проблем создавшего многострадальной Расее вообще и семейству Смит (ныне Гриффит) в частности. Дождалась Деля момент, когда осталась наедине с Уолтером и Малашкой (не считая малышки!) и молвила:

— Дед мой и батюшка любимый (сие, естественно не о полуцыгане распущенном!) глаголили, дабы во избежание проблем не сообщала я никогда и никому о происхождении своём полуиудейском…

— Хорошо, — заверил Уолтер. — Обещаем, что сами не скажем, и завещаем чадам нашим на тему сию интернациональную не трепаться!

Тут он спохватился и на супругу глянул. Кивнула Малашка, аки бы подтверждая согласие своё с обещанием сим.

— Извини, Деля (дробь «Долли»! ), за вопрос бестактный, — продолжил Уолтер, — но в честь кого названа Джудит очаровательная?

— Вопрос сей не стокмо бестактный, — ответствовала мать младая, — скокмо риторический. Вы и без ответа моего поняли, что названа малышка в честь моей кровной сестрицы Юдки Шафировой шахматно гениальной. Причём, не с моей подачи названа, а по предложению родителя ея Мэтью-младшего!

Тут она глянула на Малашку и уточнила:

— Правда, не настокмо шахматно гениальной, наскокмо Вы, Ваша Светлость!

Засим повернулась к Уолтеру:

— … Прискорбно мне, Ваша Светлость, что препятствуете Вы союзу будущему сей Юдки и Вашего Егора, … то бишь ныне высокородного герцога Джорджа Гриффита младшего. И всё из опасения, что внуки нос ея длинный унаследуют. Но гляньте на мой нос, коий не короче, нежели у Юдки. И гляньте на нос малышки моей, коий во пределах нормы.

— ПокА во пределах, — согласился Уолтер, — а что далее будет…? … В общем, на сей раз не можем обещать мы, что изменим позицию свою по вопросу носовому.

Тут поморщилась герцогиня Мелани, и уточнил супруг ея:

— По крайней мере, Я не могу обещать!

Засим трапеза состоялась. Вопросил Уолтер миссис Хогарт, мать Мэтью-младшего:

— А почему бабушка моя отсутствует? Она, вроде бы намереваласть предстоящей баталией шахматной насладиться.

— Ведает леди Мелани… старшая, что многочисленные попытки наши научить ея за столом держаться успехом не увенчались. Посему явится сия «ценительница игры древней» лишь опосля окончания трапезы.

Наконец, завершилась трапеза, и старуха хоть и без охоты, но ожидаемая явила себя обществу собравшемуся.

Герцогиня Мелани Гриффит младшая приветствовала виконтессу Мелани Гриффит старшую. Подобно Долли Хогарт год назад она проявила к реликту сему живое участие и развлекала беседой занятной. Но старуха была более счаствива, нежели год назад. Ведь тогда Долли была непозволительно очаровательна. Малашка же была аки раз в духе виконтессы — столь же аки она невзрачна.

Пред началом игры молвила славная (хоть официально и не прославленная) шахматистка:

— Многоуважаемый мистер Хогарт! Коли позиция Ваша супротив меня будет подозрения вызывать, ни в коем случае не сдавайтесь. А вот коли я ничью предложу, то таки соглашайтесь.

Началась баталия жаркая. К огорчению нешахматной виконтессы все десять партий миром завершились. Причём пять раз (правда, не подряд) ничью предлагала Малашка и столько же раз — Мэтью-старший.

Опосля первой ничьей, коюю Малашка предложила, хотел было Мэтью-младший с комментарием выступить. Но отвёл его Уолтер во сторону и пояснил:

— Не хочет супруга моя позорить прадеда твоего пред близняшкой его и пред матерью твоей. Посему в позициях выигранных будет она ничьи предлагать.

…Уже прощаясь, молвил ветеран шахматный негромко победительнице (фактической) своей:

— Благодарю я за разгром,

А за тактичность — вдвое!

122. Мемориал Джорджа Смита

10 апреля 1725 года в годовщину успения барона Джорджа Смита начался во граде Курске мемориал усопшего. Строго глаголя, уже можно было рассекретить тайну государственную, что сей барон суть герцог Джордж Гриффит. Но Юдка и леди Джейн, согласовав сей вопрос в эпистолах своих, решили, что девам шахматным, привыкшим к наличию барона, не след «парить мозг» заменой барона на герцога да ещё со другой фамилией.

Три лепые девы во процессе подготовки к турниру хоть и влюбились во тренеров своих и даже контактно (!), но были обучены оне Юдкой хоть и непорочной, но эрудированной искусству контрацепции, а посему выглядели аки девы невинные.

Что же касаемо пяти девок крепостных, то оне так не выглядели, ибо отказались у Юдки обучаться. Две были вовсю пузаты от любимых… тренеров своих. Трёх иных крепостных девок тоже нельзя было назвать образцом непорочности, ибо дОма у них остались чада вопящие, от соответствующих тренеров рождённые. Все пятеро баб сих токмо для того и ввязались в турнир сей, дабы у них чада появились, а у чад сих были папаши не бедные.

В последний момент неожиданно для всех (окромя тренеров) изъявили желание участвовать Суламифь Шафирова восьмилетняя и Лукерья Самохвалова объёмная.

Юдка играть не стала, дабы своим хохотом при многочисленных ошибках участниц не поранить их психику ранимую.

Неожиданно для всех присутствующих (окромя тренера-мужа) всех соперниц одолела объёмная шахматистка Лукерья Самохвалова.

На почве шахматной прониклась Лушка таковой любовью к мужу, ранее игнорируемому, что вскоре понесла третье чадо.

Вослед Лушке была Сулька, то бишь за Лукерьей Самохваловой Суламифь Шафирова следовала. Не чадо, естественно, вослед ей понесла (ибо даже при желании возраст восьмилетний не позволял), а второе место заняла, токмо Лушке проиграв, а остальных соперниц одолев. Иногда помогала ей готовиться к турниру Юдифь Шафирова, старшая сестрица ея недосягаемая.

Три лепые девы набрали равное количество очков и поделили третье, четвёртое и пятое места.

Пятёрка сильнейших участниц получила в подарок обещанные платья, выпущенные прославленной фабрикой Славы Кроликова по эскизам Натальи и Юдифи Шафировых. Абсолютно все шахматистки получили в подарок обувь, сработанную на фабрике Мэтью Хогарта младшего.

Три лепые девы обвенчались со тренерами своими и оперативно будущих шахматистов… зачали.

123. Два эдинбургских побоища

Вскоре вернулась герцогиня Макдауэлл из Лондона в Эдинбург. Она взяла с собой любимого внука Колина Гриффита для проживания постоянного и мать его для проживания временного и для повышения престижа бабьего середь мужланов самодовольных.

Всем знакомым глаголила леди Макдауэлл, что сын ея Уолтер до своей поездки в Расею познакомился с ея супругом Колином Макдауэллом и подружился с ним. А когда в Расее родился у него младенец златокудрый, назвал он его «Колин» в честь друга своего шотландского.

Засим решила Джейн Макдауэлл разрекламировать таланты шахматные невестки своей и тем самым уважение к полу ея и своему повысить.

ПЕрво-нАперво пригласила она к себе кузена своего, многократного чемпиона шахматного Эдинбурга прославленного Уильяма Гамильтона. Его внучатый племянник, коему суждено чрез 5 лет родиться, прославлен будет впоследствии славной службой дипломатической на благо Великой Британии. Супруга же его заботливая Эмма Гамильтон того более прославится тем, что отдаст душу… нет, не Богу, а всего лишь вице-адмиралу легендарному Горацио Нельсону в обмен на тело своё!

45-летний граф Уильям Гамильтон был на 15 лет младше 60-летней кузины своей герцогини Джейн Макдауэлл (урождённой Гамильтон, по первому мужу Гриффит).

Представила герцогиня гостю невестку свою лондонскую тоже герцогиню Мелани Гриффит и предложила в шахматы силами померяться.

Скривился граф и молвил с сарказмом:

— А не обидится ли герцогиня высокородная, коли ея какой-то там граф раздолбает?

— Не обидится, — ответствовала леди Джейн, — ибо не проиграла она более дальнему родственнику моему Мэтью Хогарту старшему.

— Так сей плебей побоялся раздражать аж герцогиню. А я не побоюсь!

И предложила Мелани дипломатичная:

— Ввиду ещё недавнего происхождения своего плебейского и я боюсь быть раздолбанной при хоть и уважАемых зрителях, но посторонних. Посему играть будем в отдельной комнате.

…Минула пара часов и вышел из отдельной комнаты граф шотландский красный, аки рак варёный.

— Сие возмутительно! — возмутился он. — Сия… герцогиня наглая не по правилам играет! … То бишь правила игры соблюдает, но все каноны шахматные нарушает! За игру таковую потребно запретить ей к шахматам прикасаться, дабы не осквернять игру сию древнюю!

— А каков счёт у вас? — полюбопытствовала леди Макдауэлл.

Насупился граф спесивый, и ответствовала соперница тактичная… правдиво:

— Все 10 партий в пользу более опытного игрока закончились. Счастлива я безмерно, что наконец-то встретила соперника, имеющего понятие об игре сей мудрой! За всю мою жизнь не встречала я более сильного шахматиста… высокородного! Несколько раз ничья чуть было ни случилась, но… всё-таки не случилась!

Воскликнула леди Джейн разочарованно:

— Выходит, не захотел старый дамский угодник Хогарт расстраивать тебя разгромом неизбежным и все ничьи сделал! Жаль. А я уж мыслила устроить сеанс одновременной игры на 20-ти досках.

— Ну, так устрой! — воскликнул Гамильтон. — Зная уровень игры шахматистов эдинбуржских, уверен я, что герцогиня уважаемая Мелани у всех выиграет!

В тот же день высокородный граф Уильям Гамильтон «нахрюкаться изволил до поросячьего визга»! И жаловался жалобно посетителям бара, что разгромила его, чемпиона непобедимого, какая-то герцогиня лондонская страшенная! Причём, ладно бы один раз. Так нет! Все десять!

Слух о пьяных откровениях графа по Эдинбургу распространился и ушей герцогини Макдауэлл достиг. Обратилась леди Джейн к шахматистке непобедимой:

— Ты зачем создала иллюзию поражения своего разгромного?!

— Щадила самолюбие графа ранимого.

— … А во случае с Мэтью старшим ты тоже фактически все 10 партий выиграла?

— 4 раза он «уполз» на ничью, 1 раз Я «уползла», а 5 раз я сего ветерана уважаемого пожалела и предложила ничью в выигрышной позиции… Потому и глаголила я Уильяму Гамильтону, что не встречала более сильного шахматиста ВЫСОКОРОДНОГО, ибо Мэтью Хогарт старший суть простолюдин.

И воскликнула феминистка Джейн Гриффит:

— Удачную супругу выбрал сын мой!

Вскоре по всему Эдинбургу объявления развешены были о предстоящем сеансе одновременной игры в шахматы, коий проводит в парке любительница игры сей некая Мелани Гриффит, кояя за всю жизнь ни в едином турнире на играла. Каждому, кто сделает с ней ничью, будет выдан чек на 10 тысяч фунтов стерлингов. А кто сумеет одолеть ея, получит на порядок более, то бишь 100 тысяч тех же единиц денежных.

Попутно Джейн Макдауэлл дала объявления о предстоящем сеансе эдинбургском в газетах не токмо Эдинбурга, но ещё Глазго и Абердина. В последний град она даже эпистолу на имя мэра направила с приглашением на сеанс абердинца славного Ирвинга Макдональда, того сАмого, чью партию Малашка и Юдка анализировали. Градоначальник абердинский в ответной эпистоле сообщал:

«Многоуважаемая леди Макдауэлл! С глубоким прискорбием извещаю, что шахматист легендарный Ирвинг Макдональд за день до получения эпистолы Вашей… отправился лечиться на воды в Карловы Вары чешские.»

Наконец, состоялся сеанс долгожданный. Народу набежало немеренно. Мыслили шотландцы спесивые, что легко одолеют выскочку и приличные деньги загребут. Некоторые из оных догадались, что сеансёрша сия десять раз подряд прославленного Уильяма Гамильтона одолела, но… понадеялись на шотландский «авось».

Начала Малашка всех «косить» без разбора. Набрали 20 досок, и сеансёрша примерно пять составов чрез себя пропустила.

Незадолго до окончания сеанса, когда у всех выигрывающая шахматистка слегка подустала, подошёл какой-то бродяга с бородой густой и повязкой чрез око, коий на костыль опирался. Помыслила Малашка:

«„Фрукт“ сей явно, судя по бороде накладной и повязке хочет лик свой сокрыть. Не удивлюсь, коли сие известный многим шахматистам Ирвинг Макдональд легендарный, якобы на чешских водах пребывающий. Во крайнем случае, второй по силе шахматист шотландский.»

Навязала валькирия шахматная сопернику грозному игру свою, основанную на стандартах, коии разработала она с помощью Юдки Шафировой. Растерялся «фрукт» от игры незнакомой и во сложнейшей позиции нарвался на комбинацию эффектную. Публика аж взревела от восторга.

Покраснел проигравший, выругался безобидно (ибо ругательства обидные токмо в языке расейском, ему не ведомом) и бросился бежать, забыв про костыль и про хромоту свою.

Вскоре подвёл итог лакей леди Макдауэлл, исполняющий обязанности счётной комиссии:

— Леди Мелани Гриффит выиграла все партии свои в количестве 111 штук!

— Легко запомнить! — усмехнулась победительница (можно глаголить «разгромительница»). — Все цифры одинаковые.

— Любезные эдинбуржцы! — молвила феминистка счастливая. — Теперича вы убедились, что пол прекрасный, почитаемый тупым, таковым не является.

— А вот и не убедились! — парировал некий остряк доморощенный. — Ибо баба сия шахматно гениальная относится не к полу прекрасному, а к полу страшенному!

Засмеялись все, включая Малашку. Даже леди Макдауэлл, дабы от коллектива не отрываться, улыбку кислую выдавила.

И ответствовала Малашка осмеянная и отсмеявшаяся:

— Признаю критику сию справедливой и торжественно клянусь никогда не лезть на подиум!

В январе следующего 1726-го года состоялся очередной чемпионат Курска.