Книга
Правда книг — во спасение ложь.
Их обложки — как створки ракушки.
Почитаешь меня и поймешь,
Как близки наши разные души.
И взбунтуюсь — «великий моллюск»,
Все казалось, живущий без толку.
И в тебя непременно влюблюсь,
Отправляясь на книжную полку.
Буду нем, как ракушка и тих…
Но — в обычном иль необычайном,
Сне твоем — нашепчу тебе стих
О любви, что пребудет в нас тайной.
Эта тайна — не иго в миру,
А скорей — золотая божница.
Ты читай — я, услышав, умру,
Чтоб таким, как ты хочешь, родиться.
И таким, как ты хочешь — явлюсь
Незаметно поправить подушку…
И песчинку любви, как моллюск,
Буду холить в закрытой «ракушке».
Сновидение
Как свет не от мира — сквозь темень могилы,
Как грустная радость, как шутка всерьез.
Любимая, ты мне приснилась,
Приснилась
На фоне огромных зеленых звезд.
И сон тот минутный минутой был встречи.
И звезды цвели, как зеленые розы.
И в них, и по ним ты бежала навстречу,
Я видел счастливые, светлые слезы.
И я целовал эти милые слезы
И губы, и руки, и голые плечи.
И гимн полнолунью слагали березы
В преддверии ночи, в преддверии вечности.
И мы уносились, не все понимая,
Куда-то в зеленые заросли звезд.
Туда, где смеялась любовь молодая
И пела, и плакала роща берез.
Когда же смеется любовь молодая,
Когда превращаются звезды в соцветья,
Тогда и во сне я уже понимаю,
Что нас разделяют с тобою столетья.
Улыбнись
Я с тобою был юноша глупый.
Я любил и стыдливо, и скупо.
А с того, что расстались мы тут же,
Я не стал ни умнее, ни лучше.
И не стал я великим поэтом,
Улыбнись, если хочешь на это.
Да, и стану, бог видит, нескоро.
Не казни же меня приговором.
Из Европы не двинусь в Европу,
Не ругай же меня, недотепу.
И в Америку, нет, не отправлюсь.
Мне хватает и здешней неправды.
А за чувства, владевшие нами,
Лишь тебя я осыплю стихами.
Ворожея
Ворожи, всю ночь ворожи,
Заколдуй меня, закружи.
Слов паутину вяжи,
Но утром меня не держи.
Ты утром меня отпусти —
О тебе вспоминать и грустить.
С улыбкой ворота зари
С утра для меня отвори.
Увидишь, вернусь снова я!
И будешь ты песня моя!
Ах, слов паутину вяжи.
Любовью своей дорожи.
Всю ночь ворожи… ворожи…
Но утром меня не держи.
Первоклассная любовь
Она — учительница в школе,
А я всего лишь в первом классе.
Я подчинен не поневоле,
А по любви (какое счастье).
Я этой долею доволен:
Она мой женский идеал.
Она расскажет мне о поле,
Что я и не подозревал.
Она расскажет мне о числах:
Как их сложить, как вычесть их…
А у меня одно лишь в мыслях…
Я очарован, светел, тих.
Она расскажет мне о буквах,
И о сложении слогов,
И что поэзия не глупость,
А, кажется, язык богов!
И на истории, где кровь
Течет по воле сильных мира
С девизом «Бог — это любовь»
Я побеждаю на турнирах.
На географии же просто
Воображаю как могу:
Я представляю море, остров
И хижину на берегу.
И в этой хижине за партой
Она сидит с улыбкой взрослой…
А я указкой тычу в карту
И говорю: «Найдите остров!..»
Она учительница в школе…
И от любви мне мало прока.
Но, даже если сильно болен,
Я не просплю ее уроков.
В русских пущах…
В русских пущах — дремлющих в тумане,
В непроглядных заметях метелей,
Полюбил я — горы Пиросмани…
Полюбил я — горы Руставели…
Полюбил — вершины из низинки
И глаза — с нездешней чернотой.
Ведь была же — юная грузинка
Ненадолго — Суздальской княжной.
Кажется — с икон и фресок старых,
Ярославских, Муромских церквей —
Темно-царские глаза Тамары
Смотрят — сквозь свечение свечей…
Сердца — ярко-красные герани
И души — нежнейшие камелии —
Отнесу я — в горы Пиросмани…
Отнесу я — в горы Руставели…
Недуг
Излечи меня от недуга.
Я болею тобой как болезнью.
Будь женою, любовницей, другом.
Стань романом, новеллой, поэзией!
Я безумствую данностью свыше.
Излечи же меня от недуга —
Ни о ком не хочу больше слышать!
Ни о ком не могу больше думать!
Окажи ты мне эту услугу —
Надо ж было такому случиться…
Излечи меня от недуга,
Больше не у кого лечиться!
Верни мне
Сегодня я мрачен и скучен.
И нос мой краснее перца.
Царевна речных излучин,
Верни мне дурацкое сердце.
Зачем же своей красотою
Мучить мое сердечко?..
За тебя буду богу молиться,
В церкви поставлю свечку.
От образа твоего
Я отгонять стану тучи!..
Верни мне дурацкое сердце,
Царевна речных излучин.
Под зонтиком месяца
Она приходила светом
По небу — невидимой лестницей,
С сиреневым звезд букетом,
Под белым зонтиком месяца.
Она была то бессонницей,
То нового дня пророчицей,
То страхом, то страстью, то совестью.
То творчеством, то одиночеством.
То неба духовным таинством,
То прозой, но прозы венец —
Любовь — многоликая странница
По лабиринтам сердец!
Она приходила ступенями
Из давки вечерних автобусов.
Наважденьем, рисованной тенью
В окружении окон, как лотосов.
Все с тем же небесным букетом,
Под тем же зонтиком месяца:
Легенда,
Каприз,
Комета…
Вся тайна и тайны кудесница!
Слово
Навалит много снега,
Заплачет в сердце вьюга,
И я к тебе приеду
С востока или с юга.
И поклонюсь я ниже
Любовника любого,
И ты мне станешь ближе,
И с нами будет Слово.
И Слово будет — нега
Ненайденного друга…
И талым, мокрым снегом
Заплачет в сердце вьюга.
Заплачет всуе судеб
Своим негромким счастьем,
И наше Слово будет
Крещеньем и Причастием.
Плескание лагун
Ах, я совсем не страшный.
Хоть страшен был порой.
Я ливень твой вчерашний
И гром над головой.
Я страшный непоседа.
Я страшный-страшный лгун.
Я собственного бреда
Плескание лагун.
О главном умолчавший,
Но видимый насквозь,
Пусть ангелом не ставший,
Я твой небесный гость.
Пусть ангелом не ставший,
Пусть падший, пусть земной:
Я ливень твой вчерашний,
Не чей-нибудь, а твой.
Не уходит
Нет, любовь не уходит,
Ни на миг, ни на время.
При любой непогоде,
При любом настроеньи.
С дураками не спорит,
Мудрецам не запретна.
Не смываема морем,
Не сдуваема ветром.
При любой непогоде,
Несмотря на заботы,
Никуда не уходит,
Не уходит и все тут.
И в безделии мнимом,
И в трудах величайших,
Провожает любимых
До могилы и дальше.
В лесах
Там за синей-синей далью,
Где я весел был и молод,
Я бродил в лесах печальных,
Я бродил в лесах веселых.
И она со мной бродила,
В желтых листьях утопая,
И тогда я говорил ей:
«Кто ты, Осень золотая?»
Встретил я ее в молчаньи
У дорог, ведущих в школу.
И любил в лесах печальных,
И любил в лесах веселых.
И любил, когда смеялась,
И любил, когда грустила,
Сердце ярко волновалось,
Сердце чутким-чутким было.
И, наверно, неслучайно
Иногда в душе, как всполох,
Смех ее в лесах печальных,
Грусть ее в лесах веселых.
Жаль
Я печалюсь о лете:
Мне зеленого жаль.
Белый снег, белый ветер
Заморозили даль.
Солнце катится свеклой
В синий лес с высоты,
И сверкают на стеклах
Голубые цветы.
Голубые и тени
От домов на снегу,
И колдуют метели,
Призывая пургу.
Зимовей студен-ветер
Не разгонит печаль,
И грущу я о лете.
Жаль зеленого, жаль.
Зимнее утро
Розово солнце плывет
В серебряной лодке долины.
В инее алые вдруг
Вспыхнули гроздья рябины.
А на другом берегу,
На перламутровой россыпи,
Белых дымков деревца
Тянутся в небо морозное.
Зимнее утро взвалю
С холодом вместе на спину
И навсегда полюблю
В инее гроздья рябины,
В белых сосульках карниз,
Снег на перилах крыльца
И от серебряных изб
Белых дымков деревца.
Город
Проплыли яркие миры
Оконных стекол, рой их прибыл.
Прошли, сутулясь фонари,
Неся сверкающие нимбы.
И торопливо светофор
Прошел, сверкнув в зубах окурком.
Прошел деревьев стройный хор,
А следом площадь с переулком.
Толпою двигались дома.
Угрюмо, параллельно улиц.
Шел мокрый снег, и шла зима,
Да, шла зима, немного щурясь.
Машины, потеряв свой лоск,
Брели отарою овечьей.
И шел заснеженный киоск,
И старый мост под ручку с речкой.
А после сквер, а дальше бор,
Собачий лай, кошачий плач.
Потом сугробы и забор
Покинутых до лета дач.
А там леса, луга, поля:
И холодел мой крест нательный!..
…Так город покидал меня.
И скрылся в темноте метельной.
В лето господне…
Не таял снег на губах
Покойницы, а за гробом
Женщины в черных платках
Шли на погост по сугробам.
К разрушенной колокольне
Тянулись ветви деревьев.
Метель заносила поле
И лес, и погост, и деревню.
Вспомнилось «В лето господне…»,
Но пробирал озноб.
Каменно мерзлые комья
Загрохотали о гроб.
Снег, снег невинный все скрыл
Крыльями белого цвета.
«Умер-то кто?» — я спросил
И не дождался ответа.
Поминальные свечи
Белые зимние дни.
Синеморозные ночи.
Белая маска луны,
Маска для всех одиночеств.
Право же, слава Творцу!
Он да пребудет в нас вечно!
И да горят по всему
Звезд поминальные свечи.
Свет их и таинство слов
Мы унесем понемногу
В белую заметь снегов
Белою в поле дорогой.
Танец балерин
В ярких блестках пелерины —
С музыкой на «ты»
Маленькие балерины,
Как небесные цветы.
Грациозны, словно лани,
Вьется серпантин…
Так торжественен, так странен
Танец балерин.
Так прозрачны, так воздушны,
Что не до речей.
И течет, течет мне в душу
Музыки ручей.
И порхают балерины
Снегом в гроте штор,
И мелькают пелерины
Парусами в шторм.
И любовь, с ее кокетством,
В новогодний бал
Вдруг врывается мне в сердце,
Как волны обвал.
Белый сад
Много-много лет подряд,
Зябко кутаясь в одежды,
Я сажаю Белый сад —
Искренности и надежды.
С неподкупностью мечты
Я смотрю, чтоб явью стали
Недоступные цветы
Исповеди и печали.
Ежедневно наперед
Вижу я: среди случайных
Помыслов моих растет
Яркость слов исповедальных!
Яркость детской доброты
И любви неизгладимой!..
И неважно, что цветы
В том саду
Для всех незримы.
Лишь для Бога, в снегопад,
Зябко кутаясь в одежды,
Я сажаю Белый сад —
Искренности и надежды!
Просьба
Я попрошу ненавязчиво
Вяще Незримого:
«Дай мне коня
Настоящего,
Золотогривого!»
И к небесам,
Озаренным зарею —
Знамением,
Дай проскакать
По лесам
Золотым сновидением!
Дай разбудить
Мысли спящие,
Сердце ли дивное!
Блеском коня —
Настоящего,
Золотогривого!
Правдою слов
Не без странности,
Небыли фразами
Дай мне сказать,
Что останется
Все ж недосказанным.
Снег
Я к тебе шел, как к Богу.
Шел с любовью к печали.
Две звезды над дорогой
Белый путь освещали.
И влюбленно-безумный,
И белесо-крылатый
Падал снег новолунный,
Падал снег виноватый.
И шептались несмело
Над землей-колыбелью,
Над пустынею белой
Темно-снежные ели.
Но молчали о многом
Не рассказанном небом
Две звезды над дорогой,
Занесенною снегом.
Мир при лунном свете
Светлый, тихий, чистый
Снег летит на ели,
Светом серебристым
Лунной акварели!
Ночью ветер будет,
Мы его не ждали,
Но давай не будем
Думать о печали.
Жили мы красиво
Или некрасиво?
Только мое сердце
Нынче молчаливо.
Словно ель да ива,
Постоим у окон,
Двое — сиротливо,
Двое — одиноко.
А на небе ветер
Бедствует бездомный,
Мир при лунном свете
Голубой и сонный.
Голубой и сонный
Снег укроет дали,
Чтобы нам не помнить
О своей печали.
Дом наш — остров
Дом наш — остров, затерянный в море
И заполненный счастьем, поверь.
Дверь в него от беды и от горя
Охраняет мифический зверь.
И, пока охраняет ее он,
Будет море ласкаться у ног,
Будет все необычно и ново,
Будут дни без обид и тревог!
Гладиолусы, маки, нарциссы
Оживут на обоях, и как!
Вместо плеера — певчие птицы!
Транспорт — пара морских черепах!
Незакатное солнце дурманит.
Все приемлется радостным сердцем!
И со львами целуются лани,
А в углу — Богоматерь с младенцем!
Ну а если ватага историй
К нам придет, не откроем мы дверь.
Дверь на остров, затерянный в море,
Охраняет мифический зверь.
И, пока не уйдет он от двери,
Будет каждая мелочь велика,
Буду верить я всякому зверю,
Воспевая свою Эвридику.
В церкви
Все чаще в церковь захожу.
Все чаще там ее встречаю.
Не знаю: Богу ли служу,
Иль душу дьяволу вручаю?
Какие сердцем правят силы?
Ведь чувства зыбки, мысли шатки:
Крещусь на «Господи, помилуй!»
И на нее гляжу украдкой.
Она, серьезна и печальна,
Стоит у Иверской иконы
И молится, кладет поклоны,
Как бы меня не замечая,
Самозабвенно, не рисуясь.
И нет меж нами даже дружбы.
А я пропал, я ей любуюсь,
Под «глас шестый» воскресной службы!
Но чувства зыбки, мысли шатки —
Вот и она, хоть ей неловко,
Посмотрит на меня украдкой
И отведет глаза, плутовка.
А я, серьезен и печален,
Как бы ее не замечая,
Прокуренный, прожженный пьянством,
Стою пред образом Казанской.
Не знаю, Богу ли служу,
Иль душу дьяволу вручаю:
Но чаще в церковь захожу,
И чаще там ее встречаю.
Повечерие
Зажигают церковные свечи,
И звучит церковная музыка,
И ведет коридорами млечными
Лабиринт ее всех вольных узников.
Нас пленяют красивые сны,
Звукоряда, и, господи боже,
Мы летим в небе Вечной весны,
Зная то, что летать мы не можем.
И открытое нам нас страшит.
Чем — не знаем, но в музыке этой
Неизвестные грани души
Отвечают мистическим светом…
И глаза твои слез полны,
Просветленных не Бахом, не Верди…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.