Бесплатный фрагмент - Красная гавань

Мы не знали, куда приведет нас это путешествие. Мы следовали зову сердца, искали что-то важное, что откликнулось бы в душе, что перевернуло бы нашу жизнь навсегда и расставило все точки над i.

Тогда мы не знали друг друга по-настоящему, каждый был одиночкой, который хотел сорваться с места, навсегда убежать, скрыться от рутины, от посторонних глаз, от проблем и обязательств. В какой-то момент мы отринули прошлое и позволили течению жизни унести на штормовых волнах к неизвестным берегам.

Вернулись ли мы прежними, теми несчастными фальшивками, которые не могли разобраться в собственных мыслях? Или в нас что-то изменилось? Каждый сам ответил на этот вопрос. Очевидно одно: прежние мы остались там, между Красной Гаванью и остальным миром.

ДУЭТ

1

Поезд прибывал за сорок минут. Серый состав большими красными буквами РЖД на боках, медленно пропыхтев, потащил свое грузное раскаленное тело к платформе четвертого пути. Шумно вырвался из головного вагона дизельный дым, колеса заскрипели под весом поезда и плавно остановились. Еще через какое-то время двери в вагонах почти что синхронно распахнулись, и проводницы, вышедшие на перрон, были уже готовы принимать первых пассажиров, которые столклись в хаотичные очереди, нагруженные тяжелыми чемоданами и сумками, едва передвигались, одновременно норовясь обогнать друг друга.

Где-то в толчее платформы заплакал маленький ребенок.

Стояла такая невыносимая полуденная жара, что тут у кого угодно сдали бы нервы. Следом за младенцем завыл еще один ребенок, по голосу явно постарше, и грозно залаяла собака. Визги детей и лай уставших от пекла животных заглушались общей вокзальной какофонией. В шуме толпы, которая не переставала разговаривать, прощаться, кричать вслед, махать руками над головой у соседей, распихивать рядом идущих путешественников с огромными баулами и коробками на маленьких тележках. То и дело кто-то прикрикивал «разойдись, пропусти, уйди с дороги». Только успеешь отпрыгнуть и увести в сторону чемодан, как едва ли не по ногам проезжает тележка с чьими-то коробками, которую везет замотавшийся грузчик.

В этот жаркий, сонный день две подруги садились на плацкарт. Яна, маленькая брюнетка со свежим каре без челки, в сотый раз посмотрела на билет, чтобы удостовериться, что они пришли к нужному вагону, и сверила время на наручных часах. Очередь в вагон двигалась быстро. Еще немного и проводница, проверив их электронные билеты, впустит их.

Яна со своей однокурсницей Катей, высокой девушкой с собранной на макушке русой гулькой, должны были доехать до маленькой станции за Уралом. Добираться невыносимо долго — почти три дня. Однако, поразмыслив, они поняли, что поездом будет добраться удобнее всего. Да, можно было бы самолетом. Но от аэропорта пришлось бы приличное расстояние проехать на автобусе или попуткой.

Маленькая станция в Красноярском крае с красивым названием «Красная Гавань» настолько непопулярна у туристов и местных жителей, что у нее даже нет свежих фотографий в интернете. Кто-то поставил Красной Гавани в отзывах одну звезду и написал: «унылое место, природа скучная».

Однако полети девочки самолетом, от аэропорта Красноярска все равно можно было взять такси или арендовать машину. Но Яна была категорически против этой затеи по следующим причинам.

Яна, замотанная сессией и летней подработкой, до автошколы так и не добралась и права не получила. Катя — водитель с двухлетним стажем, но с ней вы бы побоялась садиться за руль, и не потому, что она плохо знает ПДД, а потому, что за рулем в нее вселялся дьявол. Катя была именно тем лихачом, в сторону которого другие автомобилисты всегда сыпали матерными оскорблениями и стремились держаться от ее машины подальше. Ей постоянно нужно было перестаиваться, подрезать, нестись по трассе на границе разрешенной скорости. Катя представляла себя главным героем фильма «Форсаж», и совсем забывала, что она ответственна за жизнь возможных пассажиров. Яна ездила с подругой ровно один раз, и этого хватило с лихвой, чтобы навсегда поставить крест на совместных путешествиях за рулем. В тот раз, когда Катя подвезла подругу от института до метро, у Яны прибавилось седых волос (хотя до этого их у нее не было вовсе).

Оставался вариант с такси и общественным транспортом. Поразмыслив, девочки решили, что три дня на поезде — это проще и легче, чем после самолета искать попутку, где всегда есть риск, что водитель окажется не слишком добросовестным в отношении двух юных девушек. После ночных марафонов передач «Криминальная Россия», «Следствие вели» и сериала «След», они не были так наивны. Да, они боялись, и им было не стыдно и не страшно об этом заявить. Страх принято стыдить, однако оправданный страх прямой показатель здравого смысла, в то время как безрассудная отвага часто приводит к непредсказуемым и печальным последствиям.

Поезда они не боялись, а наоборот, доверяли. Он спокойно довезет их до станции, и Яна с Катей отправятся к месту назначения.

Наконец, очередь дошла и до девочек, и они вошли в вагон. Нужное купе находилось в середине. Идеальное место, особенно когда ставишь походную сумку и вдруг понимаешь, что именно в их купе не отрывается окно.

— Надеюсь, кондиционер работает, — выразила надежду Катя, вытерев пот со лба тыльной стороной ладони. У Кати были длинные русые волосы, которые она собирала в высокий хвост или гульку и скрепляла крабом. Она уже не раз задумывалась, что, возможно, стоит пойти по стопам подруги и отрезать лохмы хотя бы до плеч. Мотнув головой, чтобы прогнать залетевшую в вагон муху, она случайно стукнулась лбом об верхнюю полку.

Яна сердито вздохнула, словно мать, ребенок которой в очередной раз попал в неприятности из-за неуклюжести. Она дотронулась пальцем до лба Кати, которая была выше ее примерно на полторы головы. Со стороны они выглядели как старшая и младшая сестры, а не как подружки-ровесницы.

— Надеюсь, синяка не будет. Я вроде взяла тот крем, про который ты говорила, — от ушибов, — сказала Яна.

Катя молча улыбнулась, ее умиляла эта «мамочкина» забота от подруги, как будто Яне было мало дома собственной мамы, которая опекала ее наседкой все детство, и продолжала нянчить уже взрослую.

Вещей у них было немного: сумка с одеждой, сложенная походная палатка и сумка со смотанными спальными мешками и жестяной посудой. Девушки положили багаж в ящик под нижней полкой и сели ждать, пока уляжется суматоха. Пассажиры все шли и шли, конца и края им не было. Кто-то ехал налегке, но большая часть будто запаковала в чемоданы содержимое всех своих шкафов: тащили по два-три саквояжа на одного человека, и это не считая сумок, коробок, корзин, ящиков. Не прошло и минуты с момента, как пассажиры расселись и провожающие начали выходить, до девушек донесся ни с кем не сравнимый запах лапши быстрого приготовления. В соседнем купе кто-то уже проголодался. Все места в вагоне были заняты, даже верхние и боковые полки, только их купе до сих пустовало. Напротив Яны и Кати нижняя и верхняя полка оставались ничейными. На боковых полках в их купе разместилась женщина с сыном-подростком. Мальчик играл в телефон, заткнув уши наушниками.

— Вроде детский лагерь с нами не едет, какое облегчение, — выдохнула Яна, смотря в окно.

На вокзале продолжали в бесконечном движении бегать люди. Собака с громким лаем нырнула под стоящий на параллельных путях состав и убежала куда-то в сторону депо.

— Детский лагерь — это ерунда. С детьми даже прикольно. Главное, чтобы алкаш не подселился. — ответила Катя, пожав плечами.

— Я не вынесу ехать так три дня. Какому божеству надо вознести хвалу, чтобы нас отвадило от такого соседа?

— Пока же нет никого. Может, повезет, и сосед появится позже. Или не появится вовсе.

Они выжидающе взглянули на нижнюю койку напротив, которую должен был кто-то занять. Поезд скоро отправлялся, но оно все еще пустовало. Если так: то прекрасно. Девушки спокойно будут есть друг напротив друга, и одной из них можно будет не ютиться целый день на узкой верхней полке.

До отхода поезда оставалась минута, когда на ту самую нижнюю полку, которую девушки уже рассчитывали занять, влетел большой серый рюкзак. Следом за рюкзаком на койку плюхнулся запыхавшийся молодой человек. Он весь взмок: по лбу тек пот, взъерошенные черные волосы лоснились мокрым блеском. Он секунду смотрел на соседок, но словно не видел их. Девушки переглянулись, мысленно обменявшись чувством разочарования.

— Фух, еле успел, — сказал парень, снял ветровку и, аккуратно сложив ее, убрал в рюкзак. Другого багажа у него, похоже, не было.

— Я один раз опоздала на поезд, — выпалила Катя, и в этот момент Яна с ужасом посмотрела на нее, словно вопрошая «зачем ты заводишь с ним разговор». — Буквально из-под носа ушел.

— Ужасно обидно. А ведь денег за билет уже не вернут.

— Я так психовала тогда, раскричалась, пинала чемодан, — Катя заулыбалась, вспомнив тот эпизод, — сотрудник РЖД, который смотрел на мои выкрутасы через камеры наблюдения, наверное, умирал со смеху.

Парень тоже улыбнулся. Но через мгновение между ними повисло молчание. Светской беседой они поприветствовали друг друга — обычная формула вежливости, ни к чему не обязывающая. Но теперь тем для общения уже не было, да никто и не собирался их искать. Все трое достали из сумок телефоны. Катя написала маме, что села в поезд, Яна смотрела прогноз погоды, парень листал новости.

Тут парень подскочил, задвинул рюкзак под столик и вышел из купе, направившись в сторону проводников.

— Только давай без лишних знакомств, — предостерегла Яна подругу.

— Я и не думала. Просто нам ехать три дня, он может нам пригодиться в дороге.

— Каким образом?

Катя пожала плечами. Первое впечатление парень производил невнятные: высокий, ровный овал лица, немного сутулый, худощавый, карие глаза и скромная одежда с распродажи в масс-маркете. Вроде обычный, таких парней у них в институте — пруд пруди. Но выглядел он уставшим, с помятым лицом, немного припадал на правую ногу и часто потирал поясницу.

Поезд тихо зашипел и плавно, застучав по рельсам, двинулся в путь.

Катя изначально не собиралась ни с кем знакомиться, но жажда впечатлений, общения и желание собрать вокруг себя компанию были выше ее. С Яной ей было хорошо, но все же иногда скучновато. Зачем она вообще согласилась ехать с ней одна в это странное путешествие? Потому что Яна — тепличная девочка, никогда не ходившая дальше школы и института. Удивительно, как они смогли сдружиться в средней школе, и их дружба сохранилась на много лет. Разные темпераментом, они идеально дополняли друг друга и подставляли в нужное время плечо. Узнав о том, в какую тьмутаракань и с какой целью собралась ехать Яна, Катя не могла позволить себе отпустить дорогую подругу в одиночное плавание. Яна даже не сможет костер развести, да и с людьми с трудом находит общий язык. Вдруг с ней что-то случится, а рядом никого не будет?

Вернулся сосед.

— Сейчас будут белье раздавать, — сказал он, присаживаясь на койку. Парень схватил рюкзак, быстро открыл его, положил что-то внутрь и снова затолкал под стол.

В закупоренном вагоне становилось невыносимо душно. Парень глянул на запаянное окно купе и грустно вздохнул.

— Вот всегда так везет, — словно прочитав его мысли, сказала Катя. — Поезд уже поехал, когда там кондиционер включат?

— Не хотел бы вас расстраивать, но… — он скорбно поник головой.

Девушки с интересом посмотрели на него.

— …проводница сказала, что кондиционеры не работают. Честно, я даже не удивлен.

Яна и Катя одновременно выдохнули и откинулись спиной на сиденьях. Яна больно ударилась об железную полочку с сеткой, куда она положила расческу. Она ойкнула и потерла ушибленное место.

— Александр. Можно Саша, — он протянул Кате руку.

Катя участливо пожала ему ладонь и представилась. Следом он протянул руку Яне, но та лишь хмуро взглянула на него.

Смутившись, Саша отсел поближе к корироду

— Это Яна, она не очень разговорчивая, — засмеялась Катя. Ей начала импонировать инициатива, которую проявлял Саша, но в то же время ее несколько рассердило поведение подруги. Зачем вот так откровенно отказываться от общения? Им так долго ехать, что же теперь, отгородиться и всех считать врагами?

Послышались шаги и голоса, проводница продвигалась к их купе, аккуратно обходя торчащие ноги и призывая приготовить паспорта и смартфоны. Женщина примерно тридцати лет с длинными светлыми волосами раздала молодым людям пакеты с бельем, затем сверила билеты с паспортами. Закончив с процедурой, она вдруг развернулась на небольшом каблучке и, немного нагнувшись, быстро осмотрела пол под столом и койками в их купе и на боковых сиденьях.

— Что-то потеряли? — просила Катя.

— Да, резинка для волос, розовая такая, пушистая. У меня ее забыла девочка из первого купе, а теперь найти не может. Может, обронила где.

— Если увижу, отдам.

— Да не надо! Спасибо. Малышка, наверно, уже и забыла про нее, — проводница улыбнулась и перешла к пассажирам в следующее купе. — Просто странно, что она так внезапно пропала. На стол положила, а потом она исчезла.

Поезд ехал и ехал и уже пересек черту города. Многоэтажки и дачные поселки сменились стеной лесного массива, который проносился мимо бесконечной размазанной зеленой линией. Иногда рядом бежал еще один состав, разбавляя мерный стук колес неоднородным шумом и свистом.

Пока Яна и Катя раскатывали матрасы и вдевали подушки в наволочки, Саша задумчиво смотрел в окно. Факт отсутствия кондиционера начинал сказываться. Ужасно хотелось пить, белая футболка прилипла к телу. Хотелось помыться и скинуть кроссовки, но он решил дотерпеть до ночи и пока не переодеваться. Тут он схватил свой рюкзак, нежно прижал к себе, раскрыл его, что-то начал искать внутри. Мягкий розовый ворс на ощупь был как кошачья шерстка. Повертев в пальцах резинку для волос, он закопал ее внутри рюкзака, закрыл его на молнию и убрал под стол. Приятный холодок щекоткой прошелся по позвоночнику, прилив адреналина вызвал взбудораженную улыбку. Саша направился к проводнице за стаканом.

***

День тянулся скучно, лениво, но неизбежно клонился к вечеру. В поезде, с первой минуты отправления, все окна, которые позволяли себя открыть, были нараспашку. По вагону гулял теплый сквозняк. Пассажиры купе с запаянным окном обливались потом и обмахивались, чем попадалось под руку.

Девушки давно переоделись в одинаковые белые футболки с символикой юридического факультета, на ноги Катя надела спортивные серые шорты до колен, Яна — бриджи цвета хаки.

Чтобы хоть как-то охладиться, Катя повесила на плечи тонкое полотенце, смоченное водой, и постоянно обтирала лицо и шею. Яна лежала на верхней полке и вместо того, чтобы читать купленный на вокзале журнал, устало обмахивалась им. Саша тоже лежал пластом, периодически потягивая газированную воду из двухлитровой пластиковой бутылки. Он хотел попить чай, но вскоре понял, что это плохая затея. Он накрыл лицо газетой и пытался подремать.

— Не представляю, как мы будем спать, — сказала Катя в пустоту. Она сняла полотенце и собиралась снова уйти в туалет, чтобы намочить его.

Ее внимание привлекла женщина с боковых коек. Ее сын, как залез на верхнюю полку, так и лежал там тюленем, продолжая битый час пялиться в телефон. Женщина, обмахиваясь тонкой папкой с документами, сходила сначала в правое от них купе, потом в левое и везде настойчиво попросила закрыть окна, потому что их с ребенком продует. Послышались недовольные голоса и бурчание. Женщина начала приводить аргументы о слабом здоровье, и что на такой жаре ребенок пропотеет и обязательно заболеет, а им ехать три дня. Мужик из левого купе рявкнул на нее, началась словесная перепалка. В итоге все сошлись «прикрыть» немного окна, чтобы никто не схватил ангину, но и не умер от кислородного голодания. Женщина вернулась на свое место с победоносным видом. Она свернула матрас, сделала из нижней койки столик и начала выкладывать на него будущий ужин: две пачки сока и контейнер с вареными яйцами и бутербродами с колбасой. Пахнуло залежавшейся на жаре ветчиной.

Саша оторвал газету от лица, увидел, что Катя ушла. Глянул вверх — Яна с закрытыми глазами обмахивалась журналом. Саша прищурился и увидел, что поверху футболки на шее у Яны блестит тонкая серебряная цепочка с подвеской. Кулон в форме кленового листа, в середине которого сверкал белый фианит, лежал на ее плече. Саша привстал, привлеченный этой блестяшкой. Его внутренний голос, идущий откуда-то из недр тела, зашевелился и неслышно зашептал, но Яна вдруг дернулась и повернулась на левый бок, затылком к Саше. Блестяшка скрылась из виду, и странное оцепенение прошло. Саша потряс головой и прижал ладони к глазам. Тут пришла Катя.

— Башка раскалывается? У меня есть анальгин. Хотите? — спросила она весело, словно предлагала не обезболивающее, а конфету.

— Нет, нет, — Саша благодарно улыбнулся ей и сел смотреть в окно.

Бесконечная гряда лесного массива продолжала проноситься мимо, изредка прерываясь на какой-нибудь маленький поселок или рабочие постройки. Однообразие вида удручало, жара действовала на нервы. Ничего не хотелось: ни разговаривать, ни читать, ни пить, ни есть. Даже интернет не спасал: телефоны не ловили сеть между далекими станциями, wi-fi не подключался. Саша представил, как прыгает в бочку с холодной водой.

— Интересно, подсядет ли кто-то к нам на верхнюю? — попыталась начать разговор Катя, но Саша лишь вяло пожал плечами.

Она проголодалась, стала вытаскивать припасы из туго набитого рюкзака. Судя по его содержимому, девочки, вероятно, ограбили отдел со снеками в продуктовом. Чипсы, сухарики, сушеные фрукты, драже и маршмеллоу, даже готовый попкорн. Катя вытряхнула все это на койку, и на дне рюкзака отыскала две большие пачки лапши быстрого приготовления.

Катя пощекотала Яну по спине, та брыкнула плечами и повернулась к подруге. Они понимали друг друга без слов. Катя пошла заваривать лапшу, Яна начала спускаться.

Медленным, но ловким изучающим взглядом, Саша быстро взглянул на воротник футболки девушки: цепочка была снова заправлена и лишь немного виднелась на шее. Заметив его взгляд, Яна суетливо отсела на край койки. На нее тут же дыхнуло теплым сквозняком из окна соседнего купе. Прошло несколько томительных неловких минут, пока в проходе не показалась Катя с двумя дымящимися стаканчиками, от которых удушливо, но аппетитно пахло специями.

Решив, что нужно освободить девушкам место для еды, Саша забрал рюкзак и отправился переодеться. У него с собой была только одна сменная футболка. Работай кондиционер, он бы особо не беспокоился насчет сменки, как-нибудь продержался бы или купил быстренько у цыганок на остановке лишние носки и домашние шорты, но в такой скверной атмосфере, где запах пота со всего вагона уже превалировал над запахом острого Доширака, тратить единственную свежую футболку показалось ему нерациональным. Денег с собой было катастрофически мало. Он сбежал, взяв все, что было — рюкзак. Зарплата ушла на билет и на еду. Эх, не надо было есть в закусочной, чтобы оставить там почти 2 тысячи рублей за бургеры с картошкой! Потому что теперь он не может даже купить мыло, чтобы застирать вонючую футболку.

В итоге он дошел до туалета, закрылся, снял с себя футболку, целиком намочил ее, наподобие того, как Катя ходила с мокрым полотенцем на шее, и слегка выжав, надел обратно. Приятная прохлада пробежала по всему телу. Он с удовольствием выдохнул, радуясь холодку, посмотрел на себя в зеркало, потрогал подбородок, где уже начала отрастать колючая щетина. Бритву он тоже покупать не будет, надо экономить. Порывшись в рюкзаке, он с радостью обнаружил, что взял расческу. Потом ему на глаза попалась розовая пушистая резинка. Несколько часов назад обладание этой безделушкой доставило ему поистине детский восторг, но эффект от азартной охоты быстро иссякал. Теперь же он почти с отвращением крутил перед носом этой резинкой. Нахмурившись, он решал, выбросить ли ее в мусорное ведро, но передумал и выпустил ее в открытое окно. Пушинкой розовая резинка тут же улетела к хвосту поезда. Острый укол совести заставил Сашу опуститься на корточки и вжать ладони в лицо. Попытка осознания и контроля своего поведения — снова провалилась. Это было выше его.

Резко стрельнуло в пояснице, и муки совести сразу же отпустили его. Саша повернулся спиной к зеркалу и осмотрел себя: под лопатками и почти до самых ягодиц кожа была раздражённо-красная, со следами фиолетовых кровоподтеков и ушибов. Несколько синяков имели четкую прямоугольную форму.

— Даже дотронуться не могу, — прошипел Саша и снова оделся. Мокрая футболка действовала как обезболивающее. С позитивом молодой человек отметил, что сегодня спина ноет немного меньше, чем вчера. Главное, руки-ноги на месте, а синяки заживут.

Саша умылся еще раз холодной водой и вышел из туалета, решив задержаться еще на несколько минут в тамбуре. Поезд громыхал и слегка двигался на стыках между вагонами. В детстве Саша, когда ехал в поезде, представлял себя пассажиром космического корабля, который, как в «Звездных воинах», бороздит пустыню, прыгает по кочкам и несется на бешеной скорости в опасной гонке.

«А чего добился ты?» — спросил Саша сам себя, припоминая, что Энакин, персонаж из вышеупомянутого фильма, достиг куда более крутых высот в весьма юном возрасте. И плевать, что фантастический фильм не имеет ничего общего с реальной жизнью, и особенно с Сашиной жизнью.

Из приоткрытого окна тамбура на него дыхнуло прохладным воздухом. Поезд постепенно замедлялся, скоро должна была быть остановка. Жаркий полдень превращался в прекрасный летний вечер с освежающим ветерком. Была надежда на то, что ночью не будет «парилки», и они в своем купе смогут нормально спать.

Солнце клонилось к закату, оранжевый круг потухал и сужался, опускаясь все ниже к линии леса. По березовым посадкам растянулись лиловые лучи, опалив поезд и окрасив его разгоряченное тело блестящим розовым цветом.

Саша еще немного полюбовался закатом и решил вернуться в купе. Жара начала спадать, и у него будто появилось настроение поговорить и снова изображать вежливую веселость. Выйдя из тамбура, он едва не столкнулся с низенькой бабушкой, которая наливала в стакан кипяток.

Он прошел несколько купе и быстро оказался в своем, легкой улыбкой поприветствовал соседок, которые уже поели и, хрустя чипсами, сидели на Катиной нижней полке. Никто из пассажиров не заметил, как молодой человек на долю секунды задержался у столика соседней от его места боковой полки, пассажир которой, видимо, в тот момент отошел, и что-то взял со стола, ловким движением засунув в задний карман джинсов.

2

Мистические события в вагоне начали проявляться уже с первого дня отправления. Наутро странности стали очевидны как минимум нескольким пассажирам вагона, и в основном дело касалось тех, кто ехал на боковых полках.

Так, одна бабушка, которая, съездив в гости к сыну и его новой жене, возвращалась из Москвы к себе домой, вдруг обнаружила, что у нее пропала пачка семечек. Она достала ее из холщевой сумки, где у нее хранились все припасы, и выложила на столик. Собиралась открыть, но тут вспомнила, что надо бы и чайку заварить. Сходила за кружкой к проводнице, налила кипяток, на обратном пути поздоровалась с женщиной из соседнего купе, тоже пенсионеркой, которая делила нижние полки с вечно охающим стариком-мужем. Бабушка увидела в них на столе банку с солеными огурцами и спросила: покупные или домашние. Тут же нашлась общая тема для обсуждения: огурцы оказались домашними, а бабушка была знатоком закруток и прочих солений. Пенсионерка с огнем в глазах поддержала интерес бабушки к огурцам, тут же пригласила ее присесть и угоститься. Бабушка в ответ уже думала, чем бы ей отблагодарить таких приятных соседей, и вспомнила про семечки. Пошла на свое место и… на столе ничего не обнаружила. Бабушка удивленно хлопала морщинистыми веками, одновременно ругая себя за склероз, и наклонялась заглянуть под стол и сиденья, хотя ее больной пояснице давалось это с трудом. Тут ее неприятно кольнула мысль, что пачку семечек украли. Но поднимать шум из-за такой ерунды было бы странно. Бабушка оглянулась по сторонам. В купе напротив нее никого не было: семейная пара с двумя взрослыми детьми уже несколько часов отсутствовала, вроде как ушли в вагон-ресторан. На кого грешить? Да кто угодно мог стащить. Бабушка прошлась по вагону, сердито осматривая чужие столики, даже сходила к дальнему туалету и открыла крышки с мусорными баками, ведь если кто-то действительно украл, то могли и выбросить уже пачку. Но кто так быстро съел бы 400 грамм семечек? Маленькая бабушка скоро утомилась играть роль замотанного в платки Эркюля Пуаро. Ей вдруг стало стыдно, что она ходит по вагону, как ужаленная, и роется в мусорке. Решив, что это все же склероз, а может, и того хуже — признаки деменции — она вернулась к соседке с огурцами и поспешила поделиться своей историей.

Услышав про пропажу семечек, охающий муж пенсионерки вдруг встрепенулся и сказал, что у него пропала зубная паста. Он забыл ее в туалете на зеркале, а когда вспомнил и вернулся минут через десять, ее там не было.

— Кому она нужна? — возмущался дедушка. — Тюбик самой дешевой пасты, да еще и почти пустой. Все равно хотел на остановке новую купить. Проводница не ходила туда, значит, ради уборки тоже не могла выкинуть.

Еще у одной пассажирки из хвоста вагона пропал журнал «Тайны звезд», который тоже был неаккуратно оставлен на столике бокового места. Не то чтобы пассажирка сильно переживала из-за этого издания, все равно она его уже прочитала, но ощущение чего-то нехорошего, неправильного, пускай и такого пустякового не покидало ее. Однако через полчаса история с пропажей журнала была забыта покупкой свежей газеты «Комсомольская правда» у проводницы.

Но даже если бы эти трое пострадавших объединились, вряд ли бы придали значение таинственным исчезновениям своих безделушек.

Несмотря на опасения, первая ночь в вагоне без кондиционера прошла на удивление спокойно. Горячий сквозняк ночью сменился на промозглый ветер, и к утру были даже возмущающиеся, которые замерзли на верхних койках и достали одеяла с потолочных полок.

В купе Саши, Кати и Яны произошли изменения. Ночью на верхнюю полку, над Сашей, подселился мужчина лет 65. Он сильно пах сигаретами, но в целом проблем не доставил. Как-то в тишине закинул сам дорожную сумку наверх, постелился и уснул мертвым сном.

Утро побежало обычным размеренным темпом. Девушки снова ели лапшу, после которой разделили на двоих пачку карамелек. Катя угостила Сашу, который с удовольствием принял конфеты, потому что экономил на еде и старался отложить покупку даже пачки Доширака на попозже. Он пил пустой кипяток на завтрак. В духоте поезда теперь уже страшно хотелось есть, а тут эти девицы со своими чипсами и конфетами. Все вокруг хрумкали, сюрпали, жевали. Саша пытался не обращать внимание на звуки поглощения пищи, но они, как назло, будто выкрученные на максимальную громкость, лезли в голову. Саше стало невыносимо, он взял стакан и ушел в тамбур.

— Какой-то он сегодня не в настроении… — услышал Саша обрывок фразы Кати, но не стал останавливаться, чтобы подслушать дальше. Ему в целом было все равно.

Яна проводила Сашу взглядом и подождала еще минутку, прежде чем продолжить говорить — удостоверилась, что он ушел подальше. Мужчина на верхней полке все еще спал, громко сопя в нос. Спасибо, что не храпел, как сосед через два купе.

— Чувак этот странный немного, — сказала Яна, понизив голос, будто думая, что рассказывает какой-то секрет и никто не должен подслушать.

— Я тоже заметила, — кивнула Катя.

— У него пустая сумка, он ничего не ест уже второй день.

— Откуда ты знаешь? Может, на остановках шаурму ел.

— Он не выходил! Ни вчера, ни сегодня.

— Ты предлагаешь подкормить его?

— Нет! Вот еще. Но я хотела бы ему сказать, что носить сырую одежду под сквозняком — это прямой путь к воспалению легких.

— Так и сказала бы.

— Ну нет! Он ответит, что это не мое дело.

— Мне сказать?

— Да, но аккуратно так. Ненавязчиво. Чтобы он не решил, что мы к нему какое-то внимание проявляем.

— Хорошо, — Катя потянулась за очередной пачкой снеков.

— И еще он странно на меня смотрит.

Катя прыснула, чуть не подавившись сухариком. В своем боязливом отношении к мужчинам, которое в ней воспитывали с детства, она иногда она перегибала палку.

— Я тебя умоляю! Он едет по своим делам, мы — по своим. Нужна ты ему больно. Если бы мы ехали в закрытом купе, ему вообще было бы некуда смотреть, кроме как на соседнюю стенку. Я бы заметила, если бы он прямо пялился на тебя. Ничего нет такого. Успокойся.

— Ты права, мне мерещится, — Яна задумчиво погладила подбородок и посмотрела в окно. — Мы должны быть рады, что он вроде спокойный и не бухает.

Тут вернулся Саша. Он снова услышал последнюю фразу, которая, как и десять минут назад, касалась его. Странное смущение поселилось в его душе, потому что, похоже, все это время девушки обсуждали его. Этого ему еще не хватало.

— Если вы про меня, то я не алкаш, — сказал он, натужно улыбаясь, и сел к себе на место ближе к окну.

— Извини, — сказала Катя, — просто…

Саша замотал руками.

— Ничего, я все понимаю. Сам попадал в неприятные ситуации с соседями. Кстати, а что это у вас на кофтах написано? Это логотип вашего института?

Катя оживилась и расправила на себе белую оверсайз футболку. Теперь можно было отчетливо прочитать: «Круче нас юрфака нет — самый классный факультет!».

— Это я придумала, — Катя гордо задрала голову. — Администрация одобрила, и теперь вся наша спортивная команда ходит в таких.

— Дай угадаю, — Саша игриво прищурился, будто читал мысли, — ты играешь в баскетбол или волейбол.

— Как ты понял? — засмеялась Катя, так развеселившись, что едва не толкнула сидевшую рядом Яну, которую почти что прижала между столиком и окном.

— Потому что ты выше меня! Высоченная!

— Неправда, я не выше тебя. Ну, может, одного роста.

— Спорим? — Саша вытянул ладонь для рукопожатия. — На Доширак. Я видел, что у вас его много.

— Спорим!

Они оба вскочили со своих коек. Яна, медленно хрустевшая чипсами и молча наблюдавшая за ними с непроницаемым лицом, негласно должна была стать судьей.

— Снимите обувь и вставьте спиной друг к другу, — с интонацией опытного эксперта или рефери сказала Яна.

Так они и сделали. Катя оказалась выше Саши почти на сантиметр. Удовлетворенный победой, Саша выдернул из рук Яны упаковку лапши, которую та предусмотрительно достала, и метнулся к бойлеру, чтобы заварить его.

— Мы же не собирались его прикармливать, — задорно передразнила Катя подругу, видя, как та проводила Сашу глазами. Кате стало весело и хотелось продолжения банкета.

Уже через несколько минут Саша уплетал лапшу с таким видом, словно поглощал пищу богов. Он нетерпеливо дул на горячий суп, наматывал лапшу на вилку огромным витком и запихивал в рот, проглатывал не жуя. Закончив с едой, он выпил оставшийся от специй бульон и облизал пластиковую вилку, на которой скопились капельки супа.

— Куда едешь? — спросила Катя. Они волей-неволей были свидетелями голодного поведения молодого человека и в итоге решили вступить с ним в диалог. В конце концов, им ехать вместе еще минимум полторы суток.

Саша замялся. Он достал бутылку газированной воды из-под столика и залпом выпил почти половину.

— Куда глаза глядят. До конечной.

— До Красноярска?

— Ну типа.

Разговор снова зашел в тупик.

— А вы?

— Мы выходим в Красной Гавани. Надо будет выскочить за 4 минуты.

— Вы родом оттуда? Или у вас там семьи? Едете из Москвы в такую даль.

Катя посмотрела на Яну, как бы спрашивая у нее разрешения рассказать. Яна помотала головой. Она убрала чипсы, привстала и, положив локти на столик и подперев ладонями лицо, сказала:

— Я хочу разыскать один дом. Он находится в заброшенной деревне недалеко от Красной Гавани. Поэтому мы и собрались с этот импровизированный поход.

Катя удивилась такого рода откровенности Яны, обычно та не вступала ни к какие переговоры, но, возможно, ей тоже стало скучно, и еще эпизод со спором на пачку лапши мог подкупить ее в том, что сосед не несет никакой угрозы и просто сам по себе хороший парень.

— Как необычно. Что-то типа квеста, — сказал Саша.

Вдруг зашевелился сосед на верхней полке. Он спустился и, проворчав что-то вроде «ну разоралась, молодёжь», направился в сторону проводников.

Троица замолчала, пристыженная этим замечанием, хотя времени было без десяти час, и добрая часть вагона давно проснулась.

— Есть хочется. На что бы еще с вами поспорить… — задумчиво сказал Саша, и они хором засмеялись. Даже Яна.

3

Сосед с верхней полки не общался с ребятами. Вернувшись, он залез к себе и продолжил спать. Мужчина выглядел обычным работягой, который отдал уже несколько лет как трудовой долг родине и сейчас вел тихий быт среднестатистического пенсионера. Похоже, что одинокий, с минимумом поклажи и личных вещей. Волосы седые, лицо уже морщинистое, однако густые брови, ровный нос и волевой подбородок выдавали в нем когда-то привлекательного мужчину. Он был не слишком худой, но и не полным, сохранившим более-менее спортивное телосложение, хотя уже по-старчески горбился плечами. Сосед либо лежал, либо выходил покурить на длинных остановках.

Услышав, куда направляется молодежь, он оживился и, выглянув с верхней койки, сказал вниз:

— Какое совпадение, вы едете в Красную Гавань? Я тоже там выхожу. Приятно встретить земляков.

Яна и Катя решили с ним не откровенничать и вежливо покивали в ответ. Больше сосед с ними не разговаривал.

Вечером ожидалась еще одна длинная сорокаминутная остановка. После нее поезд уже не должен был задерживаться ночью в крупных городах. Сосед с верхней койки, которого звали красивым, но устаревшим именем — Владлен, как раз собирался выйти на перекур перед сном. Ему понравилось ехать в одном купе с молодыми людьми, тем более воспитанными, которая не выпивали и не ругалась матом. Слушать их беседы на бытовые темы было занятно, к тому же Владлен (по батюшке Иванович) узнал много интересного о жизни столицы: как сейчас учатся в институтах, проходят практику и сдают сессии. Эти разговоры унесли его в собственную советскую юность с написанными от руки рефератами, дипломной работой на огромных чертежных листах, поездках в Артек и на картошку, партсобраниями и отработками по целевому. Поначалу Владлен Иванович решил, что странный паренек Саша в паре с кем-то из девчонок, уж слишком непринужденно он вел себя с ними, но общение у них было сдержанное, словно они и хотели познакомиться поближе, но что-то тормозило обе стороны. Как зовут девчонок, он не запомнил, да и не то чтобы собирался.

Поезд уже минут десять как остановился, и большая часть пассажиров высыпала из вагона на улицу, чтобы в вечерних сумерках размять ноги и поразглядывать содержимое вокзальных ларьков.

Владлен Иванович спустился с койки. Девушки, видимо, уже вышли на платформу. Саша остался в поезде, он лежал на боку и листал журнал «Тайны звезд».

«Необычный выбор», — подумал Владлен Иванович, но значения не придал. Пусть лучше читают, чем в телефонах сидят. Он повертел в руках пачку сигарет, потом вспомнил, что зажигалка осталась под подушкой, положил сигареты на столик между нижними койками, убрал зажигалку за ухо, и, подумав о чем-то своем, забыл про сигареты и ушел в сторону тамбура. Вспомнив, что не взял самое главное, вернулся через минуту и не обнаружил сигарет на столике. Саша с невинным лицом продолжал читать журнал, даже не переменив позы.

— Сынок, сижки мои не видел? — спросил Владлен Иванович.

Саша удивленно покачал головой.

— Старость не радость, в туалете, что ли, забыл? — он опять похлопал себя по карманам, как бы удостоверившись, что не засунул их в брюки. Затем пошелестел по одеялу и под матрасом на своей койке. Пожав плечами, в негодовании, он снова ушел к туалетам, чтобы поискать там. Вдруг выпали на пол?

Не нашел, вернулся в купе.

— Чертовщина какая-то! — Владлен Иванович начинал злиться.

— Посмотрите везде, под подушками, под матрас, может, завалилась, — равнодушно сказал Саша.

Владлен Иванович провел рукой под простыней и под подушкой, и тут нащупал заветную коробочку. От сердца отлегло, но промелькнула мысль, что в том месте он как раз и искал изначально.

— Угостите сигареткой? — спросил Саша, садясь и складывая в трубочку журнал.

— Но только одной, — сразу поставил условие Владлен Иванович, с радостным вздохом тряхнув в руке пачкой.

Однако вместо того, чтобы выйти из вагона на перекур, Саша спрятал сигарету в рюкзак и продолжил валяться с журналом.

Заподозрив что-то неладное, Владлен Иванович все же направился в тамбур, чтобы подышать воздухом и купить чего-нибудь поесть на остановке.

***

Поезд прибывал на станцию Красная Гавань в 16 часов. Утром того дня Яна и Катя уже находились на низком старте, они основательно подъели припасы, но потом еще закупились снеками и лапшой. Саша откуда-то достал пачку потрепанных карт и выиграл у Кати еще две упаковки растворимого картофельного пюре. В какой-то момент Яне казалось, что подруга жалеет соседа и поддается ему. Владлен Иванович нехотя наблюдал сверху за их игрой в «Дурака» и «Козла», заметив, что хлопчик мухлюет, да и сам по себе — подозрительный тип. Ситуация с сигаретами смутила старика и заставила присмотреться к юноше повнимательнее. Сложилось впечатление, что Саша украл сигареты из-под носа у Владлена Ивановича, а когда тот стал искать, незаметно подбросил обратно. Какая низость — такой взрослый, а воришка. Между прочим, за это можно и присесть на пятнадцать суток.

Но других грехов за мальчиком было не замечено, поэтому Владлен Иванович решил не обращать на него внимания. После обеда и девочки, и Владлен Иванович уже стали снимать постельное белье, собираясь сдать его проводнице на стирку. Они свернули матрасы в толстые спирали, положили внутрь них подушки. Остаток пути Владлен Иванович просидел на нижней Сашиной койке. Из разговоров ребят он так и не понял, с какой целью девочки едут в Красную Гавань и что они ищут. Низенькая девочка с каре рассказывала какой-то малосвязанный бред.

Воодушевившись, Яна с энтузиазмом посвящала всех вокруг, куда они с подругой собрались.

— Я ищу вот этот дом, — Яна показала Саше фотографию на телефоне: полуразвалившаяся, заросшая плющом деревянная избушка с гнилой крышей. — Хочу побывать там, зайти внутрь, посмотреть, что осталось от интерьера. Деревня очень старая, заброшена, кажется, еще со времен Октябрьской революции. Мне интересны забытые, ветхие дома, в них остается много предметов быта, фотографий, книг — такой кладезь истории! В планах посетить местное кладбище и посмотреть надгробия, вернее, что от них осталось.

— Это классно, интересно вы придумали, — сказал Саша. Сам он даже не задумывался никогда об таких вещах, история его, в целом, мало интересовала. Его привлекали несколько иного рода вещи, более материально ощущаемые, которые блестят и приятно шуршат в руке, чем какие-то абстрактные, не имеющие отношения к реальности.

Яна покачала головой.

— Я давно планировала эту поездку. Сначала надо воочию взглянуть. Даже если ничего там не найду — не страшно. В конце концов, у меня каникулы до сентября, я впахивала на подработке весь май и июнь, чтобы спокойно уехать и посвятить путешествию хотя бы месяц. Но у нас нет точных данных, куда идти, поэтому мы взяли и палатки, и одежды теплой — получается что-то вроде турпохода.

«Идиотизм какой-то», — подумал Владлен Иванович и был недалек от истины: девочка сама, похоже, не понимала, куда едет и зачем. С другой стороны, когда еще кидаться в безрассудные приключения и находить себе неприятности, как не в юности?

Невольно слушая их, Владлен Иванович и сам засомневался. Заброшенная дореволюционная деревня в Красной Гавани? Да, там есть несколько таких мест, но эти деревни жили и здравствовали и в советское время. Кладбища тоже есть, но там уже столько захоронено людей! Свежих покойников подзахоранивают к старым памятникам. Кладбище стало «новоделом», и столетних надгробий уже не осталось скорей всего. Мало того, вокруг Красной Гавани — лес, мелкие поселки, состоящие буквально из десятка домов, вымирающие и покинутые, расположены совсем в другой стороне.

Владлен Иванович, пока не вышел на пенсию, дослужился до майора. Работа в полиции, а в его случае, заставшем еще дополицейскую реформу в 00-х, да что там говорить, заставшем еще советскую милицию, даром не прошла и крепко въелась в его нутро. Он чуял неладное за версту.

Уж сколько красноярских деревень и поселков Владлен Иванович проехал в молодости! Чего только не было: и бандиты, и облавы на ОПГ, и маньяка на приманку ловили. А сколько горе-туристов он вылавливал из леса! Особенно любителей экстремальных зимних походов, которых, к сожалению, обнаруживали уже в состоянии «снеговика».

Он решил переключиться от бредовых разговоров молодежи, переведя взгляд в окно у боковых полок. Посреди проносящихся мимо посадок, картофельных и пшеничных полей начали появляться на дальнем расстоянии редкие домики. Скоро, скоро уже появится станция.

Солнце все еще стояло высоко, подсветив ярким огненным полотном поля цвета охры. Жара спала, и из окон даже стало немного поддувать холодным воздухом. В разных концах вагона начали, как по приказу, закрываться ставни. Приятный летний ветер резко превратился в морозящий кости сквозняк.

Кажется, женщина напротив, ехавшая с сыном-подростком, тоже слышала, как девушки говорят про кладбище, и как-то подозрительно на компанию посмотрела. Мысленно она подгоняла этих молодцов поскорее покинуть вагон. Хотя девушки были еще ничего, спокойные, а вот юноша — вечно маячил туда-сюда по вагону, только и следи за вещами. Женщина подумала, что у него «не все дома», до чего отрешенным иногда становился его взгляд. Юноша часто смотрел в свой рюкзак, словно проверял там что-то, но никогда не вытаскивал. Он шлепал себя по лбу, и губы его складывались в слова «вот черт», «опять», «откуда».

А вот Саше было жаль расставаться с соседками, но и знакомиться с ними на долгую перспективу он не собирался. Контактами они не обменялись, профилями в социальных сетях тоже. Катя была ничего: улыбчивая, добрая, про таких говорят «душа компании», но ее позиция, что бойфренд должен быть обязательно выше ее, чтобы Катя могла носить каблук, автоматически Сашу отсеивала в качестве потенциального ухажера. Яна внешне симпатичная, но скрытная. Саша был приветлив с ней, но она с самого начала ушла в отрицание, и только перед перспективой расставания немного оттаяла и стала нормально общаться.

«Злая закомплексованная коротышка», — подумал Саша, не отрывая взгляд от Яниного кулона, искусственный фианит на котором розовыми бликами мерцал в лучах солнца.

Внезапно наступила чернота, что-то кольнуло Сашу в голову, зрачки сузились, и глаза ни на чем не могли сосредоточиться, кроме фальшивого блеска чужого кулона, который слепил его, врывался в голову, выжигал мозг. Заревел внутренний голос: «Возьми блестяшку». Голос, словно живой человек, толкал Сашу в спину, он отчетливо чувствовал, как крепкая рука пихает его все ближе и ближе к блестяшке, манящей и запретной.

Сидевшая за столиком у окна все это время Яна повернулась боком к своей подруге, ворот ее широкой футболки приподнялся, и цепочка с подвеской скользнула под него.

Наваждение рассеялось. Саша помотал головой, сотрясаемый еле заметным ознобом, словно его окунули в ведро ледяной воды. Он и встретился взглядом с Владленом Ивановичем, который, изогнув одну бровь, изучающе-пытливо рассматривал его.

— М? — Саша вопросительно улыбнулся ему.

Пенсионер помотал головой, мол, ничего, и отвернулся опять к окну напротив. Он поставил одну ногу на дорожную сумку и подпер рукой подбородок. Минуты тянулись ужасно медленно.

— Вы меня угощали, а мне вас даже нечем побаловать в ответ, — Саша открыл рюкзак и стал рыться там. Тут он наткнулся на пачку семечек подсолнечника. Обрадовавшись и удивившись одновременно, он сразу посмурнел, потому что начал подозревать, откуда у него эти семечки. — Только этим могу угостить.

— Спасибо, но у меня аллергия, — сразу отказалась Яна.

— Я все равно буду их есть, поэтому присоединяйтесь, если хотите.

Следом он предложил горстку Владлену Ивановичу и Кате, но они тоже отказались под предлогом, что надо выходить из вагона и не хотелось бы случайно намусорить шелухой.

Скорость поезда начала спадать, он ехал уже не так резво, а потихоньку, мерной поступью таща свое тяжелое тело, подтягивался к станции с точностью и грацией.

В Красной гавани поезд должен был стоять всего четыре минуты.

— Ну, пойдем в тамбур, — сказала Яна.

Владлен Иванович вместе с Сашей вскочили и одновременно, перебивая друг друга, предложили девушкам помочь с сумками. Катя растерялась от напора этих джентльменов, но все же дала им их с Яной сумки, хотя та пыталась возражать, мол, они легкие. Катя помахала рукой перед лицом Яны, чтобы та замолчала и позволила мужчинам проявить свои лучшие качества и поухаживать за ними хоть так.

Женщина с боковой полки, сын которой так и не отлипал все два дня от телефона, оторвалась от работы за ноутбуком, чтобы тоже проводить соседей взглядом. Она подумала, что старик, похоже, решил приударить за студентками, и смотрелось это жалко.

Все ушли, и через минуту Владлен Иванович вернулся за своей сумкой, следом за ним пришел Саша и сел на койку. Попрощавшись с пенсионером, пожав протянутую грубую жилистую руку, Саша, грустно вздохнув, посмотрел в окно и стал лузгать семечки.

Поезд остановился. Саша увидел, что девочки и дед уже выпрыгнули из вагона. Они втроём подошли к ближайшей лавочке и поставили на них свои сумки.

Станция «Красная гавань» не представляла собой ничего особенного. Вернее, она была типичной провинциальной станцией, каких было тысячи по всей стране. Вокзального депо здесь не было: ни кассы, ни автомобильной дороги рядом, даже домика смотрителя. Это была словно перегонная остановка, на которой никто никогда не выходит, где живет от силы три десятка человек, но так исторически сложилось, что поезд вынужден здесь останавливаться. Саша подумал о том, что через полвека люди, живущие в этой глуши, вымрут, и здесь некому будет даже выходить. Поезд все равно будет делать здесь остановку или она станет заброшенной, как все вокруг нее? Через сколько лет красивое, но жутковатое название «Красная Гавань» будет стерто с карты маршрута составов?

Пути поезда пересекала выложенная асфальтом платформа, в глубоких трещинах которой задержалась грязной лужей дождевая вода, вдоль маленького заборчика валялся мусор. За платформой простирался сосновый лес. Беспроглядной черной стеной он высился над поездом, похожий на движущееся цунами, когда ветер раскачивал верхушки могучих сосен. По другую сторону леса неслись за горизонт заброшенные зеленые поля. Платформа заканчивалась небольшой лесенкой, после которой змеей уходила вдаль вытоптанная человеческими ногами по зеленой траве проселочная дорога. Вокруг ни малоэтажек, ни предприятий. Ничего, кроме захватившей территорию флоры и фауны. Возможно, жилые дома начинаются дальше, где-то же этот пенсионер должен жить.

Саша вспоминал фильмы про маньяков и с досадой отметил, что не слишком хорошо запомнил внешность старика. Он беззаветно щелкал семечки, готовый к дальнейшей одинокой поездке в никуда. Оставалась минута или две до отправления поезда.

Вдруг перед Сашей из соседнего купе выплыла бабушка. Она как-то недобро смотрела на парня, переводила прищуренные, окруженные ободком морщин глаза то на него, то на его семечки.

— Молодой человек, — процедила бабушка. — Откуда у вас это? — она ткнула трясущийся то ли от нервного напряжения, то ли от патологического тремора палец в голубую упаковку на столике Саши.

— Купил, — с невозмутимым видом соврал Саша.

Тут он вспомнил, как схватил с чужого столика эту пачку и, спрятав в руке, утащил в свой рюкзак. Он даже не обратил внимание, что сделал это. То же самое, что с розовой резинкой проводницы. Только теперь его, похоже, взяли с поличным. Стало стыдно, но он был готов защищаться. Не в первый раз.

— У меня есть основания заявлять, что это вы утащили у меня!

Слова бабушки начали привлекать внимание соседей. Даже мальчик-подростокс боковой полки снял наушники, чтобы подслушать скандал.

— Почему вы так решили?

— Потому что у моих семечек был также загнут уголок! — палец бабушки еще сильнее задрожал, когда она снова указала на пачку.

— Извините, но я купил ее на остановке.

— Я буду вызывать полицию! Проводница!

Бабушка бойким шагом направилась к купе проводника. Саша смекнул, что запахло жареным, только полиции ему не хватало за мелкую кражу. Сидеть пятнадцать суток за бабкины семечки он не собирался. Схватив рюкзак, он стрелой кинулся в тамбур. Если проводница еще не закрыла вагон, есть шанс выбежать.

Он как раз подскочил к выходу, зацепив краем уха разговор бабушки с проводницей.

— Какие семечки? О чем вы говорите? — длинноволосая проводница не могла понять, о чем бабуля толкует: какой-то вор, который украл семечки, зубную пасту и что-то еще. — Я не буду вызывать полицию ради каких-то пятидесяти рублей! Хотите, я вам сама эти семечки куплю?

— Так вот же он! — крикнула бабушка. — Ловите его!

— Успокойтесь, идите к себе! — раздраженно сказала проводница, развернула бабулю за плечи и отправила внутрь вагона. Проводница видела, как мимо нее пронесся еще один пассажир, милый молодой человек из середины вагона, но не придала этому значение. Она вышла в тамбур, все еще взбешенная поведением пенсионерки, и думала о том, как грустно к старости стать сварливой и мелочной, считать копейки и обвинять окружающих в каких-то надуманных грехах.

Бабушка в этот момент села на свое место и заплакала от обиды. Ей не было жалко денег, ей было противно от ситуации, в которой вор ушел безнаказанным.

ТРИО

1

Поезд должен был вот-вот отправить дальше, четырехминутная остановка подходила к концу.

— Девочки, а вы сами-то знаете, куда идти? — спросил Владлен Иванович, перебрасывая дорожную сумку с одного плеча на другое, когда они спустились из вагона на платформу.

— У нас есть ориентир, спасибо за беспокойство. Мы разберемся, — отрезала Яна, расправляя карту на лавочке.

Владлен Иванович был несколько озабочен видом девочек, которые, покинув стены вагона и оказавшись посреди густой природы северного лета, растерянно раскрыли перед собой бумажную карту России. Катя тщетно пыталась ловить сеть на телефоне, но тот ловил лишь одну полоску.

Яна водила пальцем от красной точки, которая обозначала станцию, до небольшого лысого участка посреди леса, где предположительно должна была быть деревня, которую они искали. Яна переводила взгляд то на карту, то на окружающую ее местность. Как хищник из темноты, подкрадывалась тревога, девушке вдруг стало казаться, что происходит что-то не то, и она осмотрелась. Сзади за железнодорожными путями, тянулось поле. В другой стороне, после станции, начинался лес. Катя беззаботно рассматривала облачка на голубом небе и щурилась от послеполуденного солнца. Казалось, что ей было абсолютно плевать, куда они идут и зачем.

Закинув сумку на плечо, Владлен Иванович вздохнул.

— Если что-то случится, что угодно, вы можете обратиться ко мне за помощью. Я живу вон там — он указал на протоптанную земляную дорогу. — Примерно в километре начинается поселок Красная Гавань, мой дом первый стоит по улице. Белый кирпич, на крыше флюгер в виде черного петуха. Владлен Иванович, — представился он в конце.

Девочки покивали в ответ.

— А еще лучше, вот, — Владлен Иванович суетливо порылся в поясной сумке и нашел там маленький школьный блокнот и ручку. Он что-то записал на листе, затем оторвал его от пружины и вложил Яне в руку.

Удивленные девушки раскрыли записку и увидели там наспех, кривыми цифрами, записанный номер мобильного телефона.

Владлен Иванович повернулся к ним спиной, собираясь уходить, и услышал, как высокая девочка тихо спрашивает низенькую, что такое флюгер.

В дверях вагона, который должен был вот-вот закрыться, вдруг показался Саша. Ошалевший, обезумевший, со стреляющими по сторонам глазами, он стремглав выпрыгнул с платформы, пробежал мимо Владлена Ивановича, едва не задев его, и понесся по проселочной дороге. Через несколько метров он остановился, поглазел по сторонам и кинулся прямиком в лес. Пятно его белой футболки быстро пропало за толстыми стволами вековых елей.

***

Яна раздраженно цыкнула. Она сложила карту и убрала обратно в сумку. Катя хлопала глазами и смотрела в ту точку леса, где исчез Саша, потом проводила взглядом удаляющегося в противоположную сторону по проселочной дороге Владлена Ивановича.

— Достань перцовый баллончик и держи его где-нибудь поближе, мы только приехали, а уже окружены какими-то странными людьми, — сказала Яна. — Как жаль, что тут нет ни гостиницы, ни хостела. Придется ночевать в палатках.

— Я бы очень удивилась, будь здесь гостиница. Хотя можно воспользоваться гостеприимством того деда.

— Ага, конечно, — сердито процедила Яна. — Предлагаю пойти по карте, но не уходить вглубь, заночуем где-нибудь поближе к границе леса. Если честно, я так устала. Сейчас бы полежать в горячей ванне или отдохнуть в кофейне на мягких подушках.

Катя усмехнулась.

— Сразу видно человека, который никогда не путешествовал ногами.

— Ты же знаешь мою маму. Даже когда мы семьей приезжали на море, она меня на берегу держала, лишь бы я не испачкалась и не ударилась.

Они двинулись в путь. Девушки были одеты соответствующе для похода и ночевки в лесу. На них были длинные штаны с карманами, непромокаемые кроссовки, сверху белые кофты (с символикой института, конечно). Они взвалили на спины рюкзаки, в руки взяли сумки со складной палаткой, походной посудой и едой.

Катя, от природы выносливая и крепкая, жалела подругу, прекрасно понимая, как ей тяжело далась поездка, и какой непривычный дискомфорт она испытывает. Катя видела в этом путешествии нечто мистическое, что поспособствует преображению их духа и закаливанию воли. Она предвкушала, как Яна будет кричать от ужаса, если ночью в палатку заползет жук, и как она будет мучиться с попытками развести костер. После одной только ночевки, проведенной на земле, пускай даже в мягкой спальном мешке, Яна не сможет утром встать, потому что мышцы ее тела будут нещадно болеть, а возможно, она даже не сможет заснуть. Катя не злорадствовала, но словно суровый воспитатель, она считала это важным практическим уроком жизни для изнеженного ребенка.

Когда Катя сказала своей маме, что они едут с Яной в поход, над этой идеей только посмеялись и пожелали удачи. Семьи Кати и Яны между собой не дружили, здоровались при встрече, но не более того. А когда девочки окончили школу, потребность в общении между взрослыми и вовсе отпала. Маме Яны, Ольге, не нравилось, что мама Кати много ей позволяют, разрешают заниматься опасными видами спорта, отпускают в многодневные турпоходы с сомнительной компанией, их многое смущало в поведении Кати само по себе. Высокая, заметная издалека, с широкими жестами и открытой душой, она привлекала к себе всех: и мальчиков, и девочек. Вокруг Кати всегда крутилась компания, слухи, что она гуляет то с одним, то с другим, опережали действительность. Катя относилась к этому стоически: репутация популярной, активной девушки помогла ей выстроить связи и в школе, и в институте. Ее любили преподаватели и одногруппники, ее запихивали по все кружки и оргкомитеты, она вела мероприятия и занималась распределением бюджетов. Катя была спортсменка, красавица, и родись она на тридцать лет раньше, то была бы и комсомолкой. Одним словом — звезда. Единственным пятном на этом золотом пьедестале была непосредственно учеба. Общественная жизнь занимала ее больше, чем оценки, да и, к слову, юридическая практика ей не слишком хорошо давалась. У Кати не было времени штудировать учебники, эрудиция у нее тоже хромала. Если в какой-то момент она не могла подобрать нужное выражение или неправильно употребляла какое-то слово, все вокруг только умильно смеялись над ней. Это не считалось за глупость, да и не было ею, — обычное последствие многолетнего общения с дворовой шпаной и нелюбовью к чтению книг.

Яну, напротив, растили домашней девочкой, которая даже не ходила в ясли. Долгое время ее единственным собеседником была мама, но если в раннем детстве это еще как-то могло компенсировать недостаток опыта в общении, то в отрочестве — все пошло наперекосяк. Придя в начальную школу, Яна несколько месяцев ни с кем не разговаривала. Она сидела на первой парте, старательно заполняла тетрадки, а на переменах, когда весь класс выбегал в коридор выпустить пар, она единственная оставалась сидеть в классе вместе с учительницей, которая однажды все же настояла, чтобы Яна вышла поиграть с другими детьми. В тот же день девочку случайно ударили по уху во время игры. Обидчик не имел ничего против одноклассницы и сразу извинился, но Ольга, узнав об этом, запретила ей играть в коридоре на переменах, а на родительском собрании прилюдно пристыдила учительницу и родителей ребенка, который якобы покалечил Яну, после чего за их семьей закрепилось клеймо скандалистов и придир.

Только к пятому классу Яна смогла, наконец, назвать свою одноклассницу Катю — единственной и лучшей подругой, с которой они сошлись благодаря Катиному интересу аутсайдерам.

Если бы не Катина прилипчивость и детская непосредственность, даже наглость, в какой-то степени, которая заставит любого взрослого разразиться вспышкой гнева, то лучшей подруги на все школьные годы у Яны бы не было. Несмотря на наличие у Кати компании подружек, про Яну она тоже не забывала, приглашала ее на дни рождения и даже пыталась выпросить разрешение у мамы Яны, чтобы та отпустила дочь на Катину дачу, но увы.

В общем, высокая подружка маленькой дочки была особа с огоньком, и в те годы у Ольги, зародилась подсознательная неприязнь к Кате. Ольга отказывалась в этом признаться, но делала все, чтобы привить дочери правильный сценарий ее жизни: выучиться на красный диплом, найти работу в приличной компании и дохаживать родителей. Личный фронт и карьерные амбиции Яны в этой картине мире отсутствовали.

Но сейчас Яне было всего 20, она, по сути, была еще совсем ребенком, пускай по паспорту уже могла сама брать ответственность за свои поступки, но влияние родительского глаза, неустанно следящего за ней, не давали ей забыть о возлагаемых на нее ожиданиях, которых никто никогда не озвучивал вслух, но подсознательно они читались меж строк. Однако даже такой тихий, неуклюжий ребенок, бывало, начинал бунтовать, но бунт пресекался быстро, да еще и, как крышкой гроба, из спорной ситуации выносился донельзя ханжеский моральный урок.

В такие моменты Яна звонили или переписывалась с Катей, и только с ней могла обсудить свои недопонимания с родителями и как-то пожаловаться. Ей нужно было излить на кого-то обиду. В целом повседневная жизнь Яны не имела каких-то ярко выраженных негативных черт. Ей, в отличие от Кати, нравилось листать учебники, делать красивые конспекты, и она спокойно давала Кате все ответы на билеты, которые надо было выучить, и в экстренных ситуациях, когда подруга ничего не успевала из-за очередного факультетского мероприятия, давала ей списать. Яна была надежным тылом, и Катя это ценила.

Поэтому, когда в конце апреля Яна внезапно ночью написала Кате, что после сессии она едет в путешествие совсем одна в незнакомое место, где нет никаких удобств для туристов, Катя сразу же вызвалась составить ей компанию, хотя и не ожидала, что Яна решится на такой отчаянный шаг.

Все началось примерно в декабре, когда новогодняя суматоха уже захватила город. В Москве стояла сухая бесснежная зима, наполненная морозным колким воздухом, город куполом накрыло серое небо. Подруги сидели в теплом маленьком кафе недалеко от станции Китай-город. Они только что закрыли тяжелую сессию, даже отличница Яна сомневалась, что сможет удержаться на стипендии после того зверского экзамена, который устроил им преподавать по уголовному праву. Катя тоже справилась с помощью верной подруги, поэтому к своей победе относилась легко, как к успеху, которого не могло не быть. Уставшие от учебы и нервного напряжения, они разлеглись на пуфиках в углу кафе. Сладкий латте с сиропом был выпит, чайничек с зеленым чаем тоже был уже пуст. Они съели по сэндвичу, обсудили все насущные вопросы и последние сплетни о преподавателях и влюбленных парочках, которые то сходились, то разбегались у них на потоке. Теперь же они обе бездумно таращились в телефоны, листая новостную ленту социальных сетей.

Катя, как любительница походов и путешествий, давно следила за одной журналисткой-блогером, которая ездила по заброшенным деревням России, фотографировала покинутые дома, развалины церквей, от которых оставались только православный крест на куполе, да едва уцелевшие от рук вандалов лики святых внутри. Ей было интересно листать эти фотографии, где всегда было сути одно и то же: одиночество, декаданс, сиротство. Менялись только географические координаты деревни или церкви, обычно этих населенных пунктов даже не было на современных спутниковых картах. Строится дом, строится жизнь у всех по-разному, а разрушается и умирает — всегда одинаково: сначала тускнеет, слезает краска, потом забиваются окна, оседает крыша, вдавливаясь внутрь дома, словно бремя лет тянет ее к земле, потом все зарастает плющом, бурьяном, борщевиком и прочими варварами природы, которые своими стеблями, словно копьями прорывают себе путь внутрь стен и окон дома, пытаясь медленно разрушить и поглотить этот памятник прежней жизни человека и снова стать царствующей на земле флорой.

Катя иногда и сама натыкалась на такие заброшенные дома, когда она со студенческой тургруппой ездила на Байкал. Странное чувство возникало в ее груди, сродни щемящей тоске, когда она ступала на крыльцо потухшей черной избушки, пропахшей сыростью. Внутри таких домов обычно ничего не было, и их часто использовали путешественники-туристы для ночевки.

Однако журналистка-блогер находила не просто пустые дома, натыкалась на избы, где жизнь закончилась каки-то сорок лет назад. Она фотографировала интерьер, портреты на стенах, часто встречались уцелевшие иконы в углах домов, которые неиронично соседствовали на одной полке с советскими перекидными календарями 60-х годов, где на маленьких листках воспевалась победа человека над космосом и коммунизма над капитализмом и религией.

— Ого, глянь! — Катя оторвала от лица телефон и дала посмотреть Яне. — Тут заброшенный дом, и внутри фотографии сохранились. Какая-то бабушка там жила, а родни, видимо, не осталось после ее смерти. Либо дети не захотели все это барахло забирать. Представь себе, однажды и нас не станет, кто-то придет в наши дома и будет смотреть на нашу жизнь, как на экспонаты, — сказала Катя. — Иногда мне думается, что мы существуем только благодаря таким вот безделушкам, из которых состоим: фотографии, календари, статуэтки. Убери эти декорации, и кто мы? Набор суетливых, вечно делящихся клеток.

Яна, уставшая, почти не спавшая ночь перед экзаменом, не ожидала столь философского монолога и широкой мысли от подруги и с удивлением посмотрела на Катю. Высказанная ею фраза отозвалась и в ее душе, заставив на минуту забыть о бытовых проблемах.

Катя листнула пальцем по смартфону и нажала на картинку с выцветшей желтой фотографией в рамке. С нее на Яну смотрела молодая женщина в платье в горошек, и собранной на макушке косой, которая сидела на портрете рядом с мужчиной средних лет. Время и плохое качество снимка изгладило изъяны лиц, но у мужчины от носа до рта шли глубокие морщины, и нельзя было легко понять, сколько людям на фото лет. В комментариях под публикацией люди восхищались красивой парой.

— Когда-то они там жили, думали о будущем, наверно, мечтали о полетах в космос и мировом господстве коммунизма, — сказала Яна.

— Вряд ли. Скорее о чем-то более приземленном: детей накормить, на работе путевку на море получить и все такое.

Девушки тихо посмеялись. Через пять минут обсуждение было забыта, и они стали собираться по домам.

2

Саша перестал бежать и перешел на шаг. Он ступал по мягкому шуршащему ковру из упавших листьев, веток и хвои. До него все еще доносился отдаленный стук уезжавшего поезда. Остановившись, чтобы перевести дух, Саша сел около сосны, пораженной по всему стволу каким-то грибом, и закрыл лицо руками. Он вспотел, на лбу выступила испарина. Ни одной мысли не было в голове, кроме отвращения к себе, поглощающего его с каждым новым приступом неосознанного воровства. Над ним размахивали макушками могучие ели. Теперь в лесу было тихо, как на кладбище. Посидев немного и успокоившись, Саша поднялся и стал думать, куда идти дальше. Теперь он корил себя за то, что выскочил из поезда. Денег оставалось мало, как добраться до Красноярска? Ловить попутку или кое-как дотопать ногами? Вряд ли в этой тайге он сможет подзаработать и попытаться начать новую жизнь.

— А какой смысл? — вдруг заговорил Саша сам с собой. — Ну припрусь я в этот Красноярск. Тетя Женя меня уже не помнит, она меня и на порог не пустит. С какой стати ей со мной нянчится? Надо искать работу, какое-то общежитие, чтобы сводить концы с концами. Может лучше забухать, жить на улице и умереть зимой от воспаления легких? Нет-нет, я не должен так говорить. Я обещал себе, что буду бороться. Я ни в чем не виноват, почему я должен провести свою молодость на улице, посреди всяких отбросов?

Он открыл рюкзак, достал оставшиеся семечки. Лузгание не помогло ему унять болезненное чувство голода, но немного отвлекло от невеселых мыслей. Однако после соленого перекуса сразу же захотелось пить, а разжиться чистой водой в незнакомом лесу — было делом небыстрым.

— Интересно, здесь водятся медведи или волки? Если бы меня задрал медведь, это было бы справедливо, я всю жизнь ел мясо, значит, будет правильно, если и я, в конце концов, стану чьей-то едой.

Эта мудрая мысль очень Саше понравилась. Он доел семечки, намусорив вокруг себя шелухой. Потом долго рылся в рюкзаке. Наконец, в его руках оказалась женская брошка: украшение в виде цветка было соткано из блестящих бусин, которые, несмотря на свою старость, не потемнели и не потускнели. Саша поднес брошку к глазам, словил маленький лучик солнца и брошь заиграла яркими переливчатыми искорками. Мозг радовался этому красочному мельканию, как ребенок искренне агукает, когда видит новую яркую погремушку. Саша смотрел на брошку несколько минут, и на душе у него стало легче. Затем он убрал ее и достал несколько стеклянных бусин от люстры-финки. Редкий случай, когда юноша помнил, откуда у него оказались те или иные вещи: брошь и бусины принадлежали его бабушке, которая умерла десять лет назад. Тогда на поминках, пока никто не видел, он рылся в бабушкиной шкатулке с украшениями, которая никому не нужная стояла на старом трельяже. Брошь и бусины — единственное, что он успел взять с собой и что имело для него духовную ценность, когда ему пришлось бежать из дома.

Саша не хотел вспоминать дальнейшее, стыд и обида одновременно, словно хлыстом, прошлись по его спине. Он поднес бусину от люстры к глазам, повертел ее, чтобы появились блики, и успокоившись, напитавшись радостью, которую приносили ему блестяшки, бережно убрал ее в рюкзак.

Он решил пойти обратно к станции. По железной дороге он рано или поздно наткнется на какой-нибудь населенный пункт. Может, добрые люди ему подскажут, где тут можно найти работу.

***

— Ты умеешь ориентироваться по картам? — спросила Яна, устало улегшись на спальный мешок внутри палатки.

— Надо было навигатор на батарейках брать.

— Так ты умеешь или нет?

Катя что-то пробурчала в ответ. Она никогда не отправлялась в путешествия одна, всегда в группе был старший, который уже не раз ходил по маршруту. Знания кое-какие Катя, конечно, имела, но назвать себя гуру выживания никак не могла. Она тоже устала и хотела поскорей лечь поспать в свой мешок.

Они с Яной долго провозились с установкой газовой горелки, чтобы разогреть себе воды для чая и лапши. Было опрометчиво думать, что, накупив лапши, они смогут ей питаться несколько дней подряд. Она уже успела им надоесть, да и животы побаливали от огромного количества соленых снеков, которые они уминали в поезде и в пути. Походные рюкзаки, которые показались им легкими поначалу, теперь нестерпимо натирали плечи и давили на поясницу. Катя легче переносила эти тяготы, а вот маленькая хрупкая Яна едва тащила свою часть поклажи.

Как и договаривались изначально, они решили сделать привал на ближайшей опушке. Катя сказала, что выход из леса на востоке, и если заблудятся, то надо идти по компасу. По карте нужная им точка находилась всего в нескольких километрах от железной дороги, проблема была в том, что дойти до нее можно было только через лес.

Уже начинало темнеть, стало холодно. Девушки закутались в теплые кофты и собирались отправиться спать. Глаза слипались от усталости, свежий воздух, концентрация усыпляющего кислорода в котором, казалось, зашкаливала, и убаюкивающий шелест деревьев разморили их окончательно. Они уже хотели было гасить горелку, как вдруг неподалеку раздался шелест, послышались звуки шагов.

Девушки, сидя на корточках, обе остолбенели и неотрывно смотрели в сторону источника шуршания. Шаги приближались. Катя, не растерявшись, протянула руку к рюкзаку и достала из него небольшой топорик. Яну впала в ступор ужаса, но увидев, что Катя собралась обороняться, пошарила дрожащими руками по штанам и, нащупав перцовый баллончик в кармане, вытащила его и положила палец на спуск.

Из темноты показалась сначала рука, которая обняла ствол сосны, следом подтянулось пятно белой футболки.

Катя закричала и швырнула топором в сторону незнакомца. Топор пролетел мимо и воткнулся в дерево рядом с Сашиным лицом.

— Вот это бросок, — осипшим от ужаса голосом прохрипел Саша. — Ты больная? Ты меня чуть не убила!

Тут между Катей и Сашей возникла Яна. Она держала перцовый баллончик перед собой и угрожающе направляла его на Сашино лицо.

— Ты чего приперся?! Преследуешь нас?! Пошел вон или я вызову полицию! То-то мне показалось странным, когда ты сказал, что выходишь после нас, а сам сиганул с поезда в последний момент!

Саша неотрывно смотрел в маленькое черное отверстие баллончика, словно на него наставили пистолет, пуля из которого должна сейчас прервать его жизнь. Он поднял руки над головой, как бы говоря, что он безоружен и сдается.

— Я почти что вышел из леса, но потом увидел вас — белую одежду хорошо заметно. Решил не подходить, но когда понял, что вы собираетесь ужинать, то подумал, что может мне попытать удачу.

Катя, придя в себя, встала, подошла сначала к дереву, куда красивым ровным броском влетел топорик, не без труда вырвала его и затем уже повернулась к Саше, которого все еще держала «на мушке» Яна.

— Дадим ему поесть? — просила Катя подругу, глядя на сгорбленного Сашу, как великанша, сверху вниз.

— С какой стати, в конце концов? — начала терять терпение Яна.

Через минуту Саша уже сидел у горелки и уплетал из жестяного стакана горячую лапшу, сюрпая ее с накрываемым удовольствием. Катя протянула ему остатки белого батона.

Яна медленно цедила крепкий черный чай из термокружки, кидая боязливые взгляды на парня из поезда. Она опасалась этого человека, и теперь ей стало еще страшнее от мысли, что он уйдет, и в любой момент сможет задумать что-то плохое против них исподтишка. Не безопасней ли будет держать его недалеко от себя, пока они не дойдут до какой-нибудь цивилизации, например, вернуться обратно к станции, и там можно будет сбежать от него? С другой стороны, она полностью полагалась на выученные Катей на занятиях боксом хуки и апперкоты, которые можно было бы применить против гостя. В целом, ее совсем не волновало, что подруга едва не убила этого юношу. Каких-то несколько сантиметров вправо, и топорик влетел бы Саше в лицо.

«А нечего было пугать нас! Вылез из кустов без предупреждения! Придурок! Как теперь отделаться от него…» — думала она, нервно перебирая страницы путеводителя по Красноярскому краю.

Стало совсем темно, даже различить лица было уже сложно. Яна с ужасом думала о том, как им ночевать в обществе подозрительного типа, и как его безопасно спровадить.

— Можно я пойду с вами? — спросил Саша из ночной темноты, только его белая футболка как-то вырисовалась на фоне черных деревьев и густых сизых сумерек.

— Почему мы должны тебя взять? — спросила Катя. Ей ситуация казалась забавной, она словно собеседовала будущего работника.

— Я могу таскать ваши вещи. Это первое. В моем обществе меньше вероятности, что к вам пристанут какие-нибудь отморозки. Это второе.

«Ты принят!» — хотела сказать Катя, но подруга ее опередила.

— Нет! Ты не можешь пойти с нами! У тебя же ничего нет! — Яна вскочила и обвела руками скромные пожитки Саши. — На чем ты будешь спать? Что будешь есть?

— Да мне ничего не надо. Одна пачка лапши в день, и я готов таскать ваши рюкзаки. А спать будут так, на земле. Подложу сумку под голову и хватит.

Наивная безалаберность, а может и намеренный обман этого человека начали Яну раздражать. Она сжала кулаки и выкрикнула:

— Хорошо! Уйди вон к тому дубу и спи там! Если ты хоть на шаг приблизишься к нашей палатке, получишь топором уже точно по башке!

Высказавшись, Яна залезла в палатку и демонстративно закрылась на молнию. Катя с Сашей остались одни. Катя вздернула брови, мол, она согласна с мнением подруги и ничего сделать тут не может.

— Это ее поход, и ее правила, — сказала Катя, собирая мелкий мусор, оставшийся после ужина. — Ты нас очень напугал, никогда так не делай. Я сначала метнула топор, и только потом поняла, что у меня в руке его нет.

— С тобой опасно иметь дело, — хмыкнул Саша, собираясь уже пойти к месту ночевки, куда его спровадили.

Только теперь, немного поев, он почувствовал исполинскую тяжесть усталости. Голодный, мокрый Саша несколько часов бродил по лесу, пока по счастливой случайности не услышал снова звук проезжавшего поезда и решил пойти на стук колес. Так, он вышел обратно к станции и вскоре наткнулся на стоянку девочек. Он не искал их общества намерено, но раз уж так получилось, почему бы не попробовать составить им компанию. Но после сцены с топором идея идти с девушками уже не казалась ему такой привлекательной.

Катя залезла в палатку к Яне, Саша улегся под деревом, и сон сразу же сковал его.

***

Первые полтора часа Саша провел почти что в мертвом беспамятстве. Ему ничего не снилось: он закрыл глаза, провалился в черную мглу, и спустя пару секунд — каким быстрым показался ему сон — он с глубоким громким вздохом вскочил. Тело ломило, он насквозь продрог, остывшая почва, как магнитом, вытянула из его организма все тепло. Саша трясся в непрекращающемся треморе, он обнял себя за плечи, встал, попрыгал на месте, пытаясь хоть немного согреться. Похлопав себя по щекам, он обернулся и оглядел место привала. Прошло не так много времени с ужина, и в грелке вроде еще оставалась горячая вода, которая помогла бы ему не продрогнуть окончательно.

Саша аккуратно подкрался к грелке, стараясь не шуметь, ступая на сухие трескучие ветки, и выпил воду из нее. Тут он услышал шевеление в палатке, где спали девушки. Палатка расстегнулась, из нее выглянула заспанная Катя. Она была явно недовольна тем, что ее разбудили. Она вышла и подтянула что-то большое, как одеяло, к ногам Саши.

— Забирай. А то простынешь еще.

Саша поднял одеяло и понял, что это туристический спальный мешок.

— А как же вы?

— Мы поместимся в один, — сказала Катя и юркнула обратно в палатку, закрыв ее на молнию.

Благодарно приняв этот дар, Саша невольно устыдился своей слабости, но ведь он заранее согласился на условия, которые сам же и придумал. Он понимал, что спать на голой земле будет настолько больно и холодно, но решил, что сможет это выдержать.

Саша вернулся на свое место, расправил мешок и улегся в него, закутавшись, как в кокон. Он с довольной улыбкой несколько минут наслаждался теплом и размышлял, кто именно из подружек решились отдать ему мешок — Катя или Яна, пока опять не уснул.

3

Новый день вынудил придумывать оправдания. Если вчера все были слишком уставшие, то теперь, выспавшись, набравшись сил, ребята были готовы начать какую-никакую коммуникацию. Яна проснулась первая, с трудом вылезла из спального мешка, который они теперь с подругой делили вдвоем. Катя, почувствовав свободу после теплой, но давящей тесноты мешка, развалилась, вытянув руки и ноги, и досыпала своей последний и самый крепкий сон.

Яна вышла из палатки и решила набрать воды в небольшом ручье, который они приметили, пока шли по лесу. Она глубоко вдохнула свежий утренний воздух, хвойный запах которого усиливался от ночной сырости. Земля была как будто влажная, по ней было приятно и мягко ступать, оставляя следы от кроссовок в черных комьях, как бы обозначая свое присутствие в этих девственных местах. Подышав, пригладив всклокоченные волосы, которые после стрижки часто стояли торчком, Яна вернулась в палатку за свитером, набросила его на плечи, и, взяв пустую пластиковую бутылку, ушла. Мельком она глянула в сторону дерева, где спал Саша. Он лежал, отвернувшись к чаще, и совсем не шевелился.

«Он там живой вообще», — озадачилась Яна, но подойти к нему все же побоялась.

Идя к ручью, она продолжала размышлять о вчерашнем госте. Ее смущало в нем все. Напрягала его нескрываемая бедность, которую нельзя было назвать обычной скромностью; его навязчивость, которая могла свидетельствовать о каких-то криминальных мотивах в отношении девушек; его наигранная душевность и открытость, которая быстро сменялась хмурой гримасой, словно он постоянно на чеку и его, как зверя, гонит охотник. В конце концов, ее беспокоили обстоятельства их встречи. С одной стороны, это очень романтично — познакомиться в поезде. Два чужих друг другу человека, которые никак не связаны, ни работой, ни учебой, ни кругом общения, вдруг обнаруживают, что душой они близки, что сама судьба благоволит развить этот сценарный ход, буквально сталкивая их в тесном пространстве, вынуждая говорить и узнавать друг друга. Яна хотела бы забыть об этом, как о приятном приключении. Но то, что он попался им в лесу! С другой стороны: то, что он обманул их — сказав, что едет дальше, а сам выпрыгнул из поезда, то ли за ними, то ли еще из-за чего — наводила ее на страшные мысли. Она ускорила шаг, чтобы не оставлять Катю наедине с этим человеком.

Наконец, она пришла к ручью. Это был небольшой овраг, в который впадал холодный быстрый ручеек. По краям оврага растянулась длинная гряда зеленой поросли. Живописное место, немного хмурое, сонное, но все же прекрасное. Полюбовавшись видом, Яна набрала воды в бутылку, а когда встала и развернулась, то вскрикнула от неожиданности.

Перед ней стоял Саша. Он выглядел помятым: короткие каштановые волосы свалялись, причем, похоже, Саша давно не стригся, раз его когда-то обычный мужской полубокс торчал во все стороны. Под глазами пролегли синяки, и несмотря на холод, Яна даже на расстоянии метра почувствовала, что от него пахнет потом.

В руках у него была какая-то серая тряпка. Яна задрожала от страха, сразу вспомнив сводки криминальных репортажей, где несчастной жертве затыкают рот кляпом и делают с ней разные жуткие вещи, пока она не может кричать и позвать на помощь. Она тотчас хотела кинуться бежать вдоль ручья.

— Я пришел постираться, — вдруг сказал Саша, развернув тряпку, которая была его единственной сменной футболкой.

Он сам дрожал от холода, в то время как Яна тряслась от страха.

— Подожди меня, я помогу тебе донести бутылку. Или оставь ее здесь, я заберу.

Яна молча положила бутылку рядом с ближайшим деревом и быстрым шагом, который через пару метров перетек в бег, вернулась на стоянку к Кате.

Катя в это время уже собирала завтрак. Она вытащила из рюкзака пачку соленого печенья, три яблока и три упаковки лапки.

— А ты чего без воды? — спросила она подругу, удивленно захлопав глазами.

— Этот… — Яна показала назад, — принесет.

Катя вздохнула и бросила Яне яблоко.

— Ты к нему несправедлива.

— Зато ты слишком доверяешь! Я буду начеку! Если что-то случится, потом не жалуйся и не говори, что я тебя не предупреждала!

— Я верю в людей. Верю, что все мы изначально хорошие и не желаем никому зла.

Яна фыркнула. Катя любила сыпать подобными псевдофилософскими цитатами, которые цепляла из сериалов и фильмов про любовь.

— В конце концов, пусть тащит наши вещи, согласна? — улыбнулась Катя. — О, идет.

Саша вышел из-за деревьев, налил в горелку воды, которая через несколько минут уже вскипела: можно было кидать лапшу и заваривать.

Втроем они поели в тишине, поднимая головы от жестяных стаканов только чтобы посмотреть на гуляющий над лесом ветер. Сутки назад они такой же компанией завтракали в поезде. Для полноты картины не хватало гостеприимного пенсионера с верхней полки.

Катя отложила стакан, сполоснула его водой из бутылки. Она сидела между Сашей и Яной, которая допивала свой чай, парень же, уже закончив с едой, пялился в одну точку куда-то в глубине леса и молчал.

— Ну, Александр, рассказывай, — Катя запрокинула голову, мотнув замотанными в гульку на макушке густыми волосами. — Ты почему с поезда спрыгнул?

Саша вздрогнул и машинально подтащил к себе рюкзак, с которым теперь не расставался даже ночью. Он приосанился, ухмыльнулся, подперев рукой подбородок, и провел ладонью по волосам.

— Вы были такими очаровательными соседками, что я не устоял и захотел продолжить знакомство.

— Предположим, — Катя никак не отреагировала на провальную попытку флирта. — Выкладывай, сколько лет, где живешь, где учишься, где работаешь. В поезде ты ничего про себя не сказал. Если хочешь с нами путешествовать, мы должны доверять друг другу. Так ведь?

Она посмотрела на Яну и та одобряюще кивнула.

— Мне 20. Живу недалеко от Митина. Вернее, жил, — добавил он тише. — После школы поступил в шарагу на повара-кондитера, но не сложилось — отчислили. Потом в армии год служил, а когда вернулся, просто пошел работать. Пахал на складе продуктового рынка почти три года, но уволился на прошлой неделе.

— Почему?

— Не сошлись характерами…

— А в Красноярск чего не поехал?

— У меня там тетка. Я думал, она поможет с работой и с жильем, но потом решил, что она пошлет меня к черту, и какой смысл мне разыскивать ее тогда. Короче, я сейчас что-то типа…

— На распутье? — закончила за него Яна.

— Ну да.

— В чем проблема найти работу в Москве? Все едут в столицу за деньгами и перспективами, а ты, наоборот, уезжаешь, — начала снова атаковывать парня Катя.

— По определенным причинам я не могу сейчас жить в Москве, — он натужно улыбнулся девочкам.

— Куришь-пьешь-ширяешься? — спросила Катя.

— Это передача «Давай поженимся»? — засмеялся Саша.

Яна поперхнулась чаем и затряслась в таком сильном приступе кашля, что Кате пришлось стучать подруге по спине.

— Зависимостей не имею, товарищ прокурор, — Саша поднес прямую ладонь ко лбу, как бы отдавая честь девушке. — Я прошел испытание?

Катя не ответила и, хихикая, встала с места и принялась собирать все пожитки в походные сумки. Яна последовала ее примеру и залезла в палатку, чтобы свернуть спальные мешки и сгрести теплые вещи.

Саша растерянно смотрел на суматоху, не зная, за что взяться и чем помочь. Тут он увидел, как Яна борется с палаткой, которая никак не хотела складываться. Нахмурившись, раздраженно чертыхалась, Яна, пытаясь сложить ее по инструкции, но то ли механизм где-то повредился, то ли она изначально что-то делала не так — палатка не слушалась и не уступала напору своей хозяйки. Саша подскочил к девушке, нажал на один из сгибов механизма, и палатка податливо согнулась под его пальцами.

— Спасибо, — процедила Яна.

Ее каре растрепалось без укладки. Своим ростом и прической, она была немного похожа на Матильду из фильма «Леон», только старше. Из-под воротника белой футболки выбился кулон с фианитом в форме кленового листа.

На долю секунды, блеснув, украшение сразу же зацепило Сашин взгляд, что не осталось для девушки незамеченным. Саша вдруг оцепенел, выпустил из руки сложенную палатку, которая тут упала на сухие хрустящие ветки.

— Что-то не так? — Яна скрестила руки на груди.

— Красивая штучка, подарок от парня? — Саша показал на кулон.

— Не твое дело, — опустив подбородок, пробурчала Яна, взяла в кулачок подвеску и убрала ее под футболку.

Тут к ним подошла Катя. Она собрала сумки и вручила их Саше.

— Ну что ж. Пора двигаться дальше. Ты неси вещи, а мы пойдем налегке.

— Как и договаривались, — покорно улыбнулся Саша. На спине у него оказалось два походных рюкзака и его собственный, в одной руке — сумка с продуктами, во второй — сложенная палатка.

В лесу стало теплеть, девочки сняли с себя тонкие дутые жилетки, которые надели утром, и несли их в руках. Вынужденный тащить поклажу, Саша и сам быстро согрелся.

***

В течение дня не произошло ничего значимого. Саша периодически пытался завести разговор, но он как-то быстро затухал, к тому же шагая по оврагам и пригоркам, поддержать активную беседу было физически сложно. Девочки, наоборот, непрестанно щебетали, как птички. Они как будто были даже рады тому, что им удалось заполучить такого удобного «носильщика». На самом деле они действительно эмоционально и физически устали от дороги и событий последних суток, что, избавившись, от необходимости тащить сумки, расслабились и теперь просто наслаждались красотой летнего таежного леса.

Периодически Катя доставала компас, а Яна бумажную карту, и они сверялись с маршрутом. Через каждые пару часов они делали привал. Девушки решили, что одна пачка лапши в день — это маловато, и с поистине христианским милосердием все же подкармливали Сашу тем, что было: хлебцами, снеками, горячим питьем. По пути им попадались кусты ягод и грибы, но никто даже не думал попытаться что-то из этого съесть. В конце концов, ситуация с провизией была некритичная.

Так получилось, что в те сутки они не столько продвигались вперед, сколько делали привалы. Они прошли даже меньше, чем вчера. Почему так получилось — никто не понял. То ли отсутствие организованного маршрута, то ли лидера в их команде делало путешествие больше похожим на поход с друзьями в городской парке.

Было около 19 часов, когда Саша решил, наконец, подать голос. Он устал и от таскания сумок, и от бестолковых привалов, которые совершенно не восстанавливали силы, и даже уже успел сто раз передумать, хорошей ли было идеей пойти вслед за девочками — с другой стороны, в их компании в голову Саше не лезли дурные мысли, и внутренний голос, заставлявший его красть, как-то неожиданно замолчал. Наверное, потому, что в лесу воровать было нечего, только если орехи в дупле у белки.

— Девчонки, а куда мы, собственно, направляемся? — Саша опустил сумку с палаткой на землю и отдышался. Ноги у него уже тряслись от усталости. Даже в армии не заставляли столько таскать и так много ходить пешком по непролазным зарослям.

Яна обернулась и сердито, насупив брови, посмотрела на него, как учительница сверлит двоечника, которому только что объяснили тему, но он все равно ничего не понял.

— Я к чему… — начал оправдываться Саша. — Мы так долго ходим. По вашим картам мы должны были уже давно дойти до этой Дурилки.

— Дубовки, — поправила Катя.

— Дубовки, да. Но я уже второй раз вижу вон ту берёзовую рощу, — Саша вытянул руку в сторону большой группы деревьев. — Вам не кажется, что мы ходим кругами?

Тут Катя устало опустилась на землю и потерла пальцами глаза.

— Мы заблудились, — сказала она, отвернувшись к чаще.

Яна сжала кулаки и крутила головой, смотря то на Катю, которая так быстро сдалась, то на Сашу, все еще растерянно указывавшего на белые березы.

— С чего ты взяла, что заблудились? Только потому, что так сказал он?

Саша закатил глаза и усиленно боролся с желанием отвесить Яне подзатыльник.

— У меня уже были такие мысли и раньше. Я не понимаю, куда мы идем, черт возьми! — Катя схватила ворох листьев и веток и яростно швырнула его в сторону. — Что за ерунду ты вообще придумала! Тебе та баба, блогерша, что сказала? Она там была три года назад, может и нет уже ничего, сгорело, развалилось, затопило паводком, все что угодно! Да даже ландшафт мог измениться! Пять километров на северо-восток от станции «Красная Гавань», вот это, зашибись, инструкция! Мы уже прошли пять километров, и ничего, видишь! Тут, блин, лес, тайга, у нас кончается жрачка!

— Перестань на меня кричать! — Яну трясло, она крепко сжала кулаки, на глазах выступили слезы паники и страха.

— Надо было реально идти к тому деду с фюзеляжем, заплатили бы ему тыщу рублей — и он отвезет куда угодно.

— Конечно, да! Ехать с незнакомым дядькой в лес, вот это план! И он не фюзеляж сказал, а флюгер!

— А твой план пойти без проводника лучше, что ли! Теперь еще и этот за нами увязался, — она указала на Сашу. — Так бы вдвоем подохли, а теперь еще и его в могилу затащим

Саша понял, что надо брать ситуацию в свои руки, пока девочки тут не подрались.

Он подошел к Кате и Яне, которые, отвернув головы друг от друга, но все еще стоя рядом, обдумывали каждая сложившуюся непростую проблему.

— Давайте успокоимся, — расслаблено охнув, он снял со спины тяжелые рюкзаки, достал из сумки с едой бутылку воды и две пластиковые чашки. — Выпейте водички и сейчас подумаем, что делать.

Девочки покорно приняли у него стаканы. Взглянув друг на друга на мгновение, они снова отвернулись.

— Даже если мы заблудились, это не беда. Во-первых, предположим, мы ходим кругами, значит, не отошли далеко от цивилизации. Во-вторых, у нас все же есть компас. Предлагаю пойти по нему обратно. В-третьих, уже почти ночь. Нам надо поспать и завтра на свежую голову отправиться.

— Телефоны ни у кого не работают? — с надеждой в голосе спросила Катя. — Я бы просто вызвала МЧС и забыла навсегда об этом путешествии, честное слово.

— Нет! — чуть ли не взвизгнула Яна. — Не надо спецслужб! Ты представляешь, что со мной будет, если родители узнают, в какую передрягу я попала, они меня вообще на замок посадят! Я же сказала им, что поехала на практику от факультета!

— Да плевать на твоих предков! — разозлилась Катя. — Тебе сдохнуть тут хочется?!

Саша отобрал у девочек кружки и налил им еще воды.

— Перестаньте ругаться, вы только больше паникуете из-за этого. Сеть тут не ловит вообще. Вызвать МЧС, конечно, идея хорошая, но у нас ни интернет, ни сеть не работает. Предлагаю с утра просто пойти назад. Если появится подходящее дерево, я попробую залезть наверх и осмотреться, где есть жилье или линии электричества, а если поймаем сеть — вызову спасателей.

Вокруг них на много километров были одни лишь гладкие сосны, на которые при всем желании могла взобраться только белка да взлететь птица.

Девочки надолго замолчали. Катя осталась сидеть там, где сидела. Яна отошла от нее на несколько метров и зашла за ближайшую сосну, откуда вскоре еле слышно стали доноситься горькие всхлипывания. Саша пожал плечами и стал собирать палатку.

Благо эмоции не настолько захлестнули их, чтобы разбегаться и рисковать заплутать еще дальше. Вокруг было достаточно пространства и мест, чтобы побыть одному и успокоиться, но, словно окруженные незримым барьером, они все же боялись покидать стоянку и терять друг друга из вида хоть на секунду.

Вместо того чтобы поддаваться панике, Саша решил заняться чем-нибудь полезным. Сейчас ничего нельзя было исправить, надо выспаться и с новыми силами отправиться на поиски любого человеческого жилища. Все устали и хотели есть, но внешняя обида и раздражение от изнеможения и осознания бессмысленности похода расстроило веселое настроение всей троицы. Саша не собирался дипломатично никого мирить, посчитав, что девочки сделают это сами. К Кате он боялся подходить, а то швырнет еще чем-нибудь тяжелым на эмоциях, а Яна и так была злая, как бешеная болонка, того и гряди — бросится и шею перегрызет.

Саша представил Катю в образе гориллы, а Яну в виде маленькой собачки с трясущимися лапками и ему вдруг стало смешно. Он прыснул, но тут же сделал соответствующее атмосфере серьезное, скорбное лицо.

Пока Саша готовил ночлег девочкам и себе, подогревал воду в горелке и экономно раскладывал баранки и сушеные абрикосы по чашкам, которые служили и для питья, и для еды. Оставшиеся упаковки лапши он решил поберечь до завтрака.

Чем ниже опускалась ночь, тем становилось холоднее. Не выдержав, Катя с Яной по очереди слазили в палатку за вещами, оделись в свитера. За перекусом они друг с другом не разговаривали. Впервые Саша сидел между ними, а не с краю от Кати. Он тоже молча ел и следил за подогревом воды на горелке.

На ночлег они отправились таким же образом, несмотря на ссору. Девочки — вдвоем в палатке, Саша — снаружи в спальном мешке.

Саша не знал, заснули ли девочки, самому ему никак не удавалось расслабиться. Он постоянно прокручивал в голове эту сцену, как они по-детски разошлись, как он оказался меж двух огней, не зная, за кого вступаться, и как дипломатично их помирить и успокоить. Единственное, что Саша понял — Яна предприняла необдуманное путешествие, не рассчитав ни сил, ни ресурсов, захватив с собой более опытную Катю, которая, похоже, тоже не сильно понимала, куда они едут, и действовала больше по интуиции, а силу духа в ней поддерживала только жажда приключений. Возможно, они уже не так уж расстроены присутствием Саши. Кто знает, чем бы закончился их разлад, не будь его тут. Тревога за девочек и за себя мучила его, на сердце было неспокойно. В палатке все затихло, только завывал немного ветер над лесом, да иногда слышалось легкое шуршание вокруг стоянки: то ли мыши, то ли птицы бегали по сухой трухе. В прошлую ночь Саша так устал, что вырубился и совершенно не обращал внимания на эти звуки. Маленькая мышь, которая крохотными ножками прокладывала себе путь к поиску пропитания, издавала такое громогласное эхо, что в первобытном сознании человека разумного это рисовалось приближением чего-то страшного: подкрадывающегося волка или, еще хуже, маньяка из молодежных слэшеров. После армии Саша уже ничего не боялся в этой жизни, но шорохи все равно не давали ему спать, и он тревожно прислушивался к окружающего их лесу.

Саша достал из рюкзака брошку и, пока никто не видит, приблизил ее к глазам, чтобы хоть чуть-чуть в темноте полюбоваться переливами граней потускневшего граната, но ничего не выходило. Вдруг в глубине леса что-то блеснуло. Саша подскочил и чуть не закричал от удивления. Это была короткая белая вспышка, и, кажется, таинственный предмет находился не так уж далеко.

«Иди за блестяшкой», — приказал внутренний голос.

«Да мне наверняка померещилось. Зачем?» — спрашивал его Саша.

«Ну надо».

И Саша пошел.

Отойдя на несколько шагов от стоянки, Саша услышал, как звякнула молния палатки.

— Ты куда? — пробурчала Катя сонным голосом.

— Отлить, — сказал Саша не оборачиваясь. Вспышка в глубине леса сверкнула снова, а значит — не померещилось.

***

Тревожная ночь, которую девочки провели в палатке, плавно перетекла в холодное туманное утро. В лесу стояла влажность, трава вокруг покрылась росой, изнутри палатки было видно, как стекают по склону натянутой ткани крупные капли воды.

Опухшая от слез и переживаний, Яна вылезла из палатки и первым делом посмотрела в сторону ночлежки Саши, спальный мешок которого, похоже, остался не тронут. Еда и никаких вещей не пропало, исчез только сам юноша, который оставил даже собственный рюкзак.

Яна позвала Катю. Интуитивно перейдя на шепот, они начали обсуждать, куда тот мог деться.

— Ночью я видела, как он уходил в лес. Сказал, что по нужде.

Они переглянулись, и ни одна из них так не решила озвучить очевидную мысль, что Саша не возвращался в лагерь. Холодок пробежал по их спинам, они в ступоре смотрели на Сашины вещи и не понимали, что делать дальше. Они заблудились, а один из членов команды пропал.

Первой очнулась Катя. Она взяла Сашин рюкзак, раскрыла его и начала рыться в нем.

— Ерунда какая-то. У него из личных вещей одна футболка и куча мусора: фантики, камешки, статуэтки пластиковые… как дите малое. О, паспорт.

Развернув документ, девочки узнали, что их попутчика зовут Ласточкин Александр Васильевич, 1998 года, и ровно месяц назад, 8 июня, у него было день рождения. В паспорте оказалась отметка о прописке в Москве по улице Кузьминской, а также запись о постановке на воинский учет. На фото Саша выглядел сонным и даже несколько суровым, словно ради этой фотографии его заставили проснуться в пять утра. Паспорт имел потрепанный вид, им явно пренебрегали — судя по состоянию корешков и мятых страниц, когда-то он был залит какой-то жидкостью и затем высушен. Еще один важный предмет — дешевый китайский смартфон с разбитым экраном — был заблокирован, да и толку от него не было: заряд находился на последнем издыхании. Больше ничего ценного в рюкзаке не было.

Тут Катя вытащила из рюкзака позолоченную статуэтку. Это был дешевый сувенир в виде бюста какого-то человека: с лысиной, в очках, с орденами на груди.

— Что это такое?

Яна удивленно и растерянно вскинула брови.

— Это Лаврентий Берия? — неуверенно спросила она Катю.

— Я откуда знаю?

— Как будто бы он. Зачем Саше бюст Лаврентия Берии?

Девушки молча смотрели друг на друга, не зная как ответить на этот вопрос. Содержимое рюкзака в целом выглядело странно.

— Ну хотя бы знаем, как описать нашего товарища, — тихо сказала Катя. — «Ласточкин», блин. Сорока какая-то, а не ласточка.

Видя собранное состояние подруги, Яна разнервничалась еще больше. Она чувствовала, как к горлу подкатывает комок, и до истерики оставались считаные секунды. Яна покрылась красными пятнами и тяжело задышала.

— Что нам делать?! Что нам делать?! — зарыдала она, дав, наконец, волю своим чувствам. Проплакав полночи и думая, что слезы у нее наконец кончились, утро зарядило ее нервное истощение новыми силами. — Надо найти его! Если бы он не увязался, если бы мы не стали знакомиться с ним в поезде, он бы не пропал! Что с ним случилось, куда он пошел?!

— Не вопи! — Катя схватила подругу за плечи и затрясла ее. — Мы не пойдем его искать! Иначе заблудимся еще больше!

— Но вдруг ему нужна помощь! Вдруг он там умирает! — Яна трясущейся рукой указала в сторону недружелюбной лесной чащи.

— Вчера ты готова была задушить его, как он тебя раздражал, а сегодня хочешь кинуться в лес за ним, что за перемены?! — нависнув над низенькой подругой, как коршун, Катя свирепо посмотрела Яне в глаза, расставив руки в боки. — Мы не будем рисковать своими жизнями! Сейчас же собираемся и уходим обратно по компасу и по карте! Сделаем, как Саша предлагал, найдем дерево, я залезу и буду пытаться искать сеть, чтобы вызвать спасателей. Уж теперь-то их можно вызвать, надеюсь? — скомандовав, Катя побежала собирать палатку и сумки.

Яна, ничего не ответив, вытирала красные глаза рукавом.

4

Владлен Иванович по старой привычке всегда вставал ни свет ни заря. В половину седьмого утра он кипятил чайник и заваривал крепкий растворимый кофе. После смерти жены у Владлена Ивановича уже много лет как установились ежедневные ритуалы, которые он неукоснительно выполнял.

Пока варилось кофе, Владлен Иванович готовил свежий завтрак: либо омлет, либо кашу, — после завтрака читал или смотрел телевизор, потом занимался уборкой по дому, в обед дремал, после обеда прогуливался по поселку, иногда уходил в лес, если погода позволяла, а по вечерам перед сумерками приводил в порядок участок. Когда-то при жизни жены был у них и огород. Но после того как жены не стало, у него пропал к садоводству всякий интерес — все необходимые овощи и фрукты можно было купить в гастрономе. А вот внешний вид участка его все равно беспокоил: одновременно и от скуки, и от желания активной деятельности, которая, как ему думалось, откладывала его дряхление и прогрессирующую старость, Владлен Иванович регулярно подкрашивал забор, подрезал кусты, чинил каменные дорожки, перекладывал треснувшую плитку и тому подобное. Занятие он себе всегда находил.

Соседки-пенсионерки считала Владлена Иванович завидным женихом, и он был частым предметом шуток на эту тему: работящий, не пьет, от жены не гулял, пенсию хорошую получает. Однако шутки всегда оставались шутками. В возрасте людей Владлена Ивановича уже никто не женился заново. После стольких лет, проведенных на одной улице, когда ты в лицо, и не только, выучил чужих жен, мужей, их детей и внуков, престарелая соседка видится лишь доброй знакомой, которая как сестра, займет соли и расскажет все новости, но стирать носки и готовить щи к тебе уже не пойдет.

Месяцами в быту Владлена Ивановича ничего не происходила особенного. Его сегодняшний образ жизни не сравнить с тем, какой активной была его рабочая деятельность. Выход в отставку с должности майора полиции стал для него настоящей трагедией. Этой профессии он отдал ни много ни мало сорок лет, прослужив сначала участковым, а потом перейдя по состоянию здоровья на сидячую офисную работу в отделение МВД. А после отставки все свое время он посвящал уходу за болеющей супругой, которая, несмотря на позитивные прогнозы, угасала от рака в течение почти трех лет.

После похорон жены Владлен Иванович замкнулся и не хотел видеть ничего, что могло напоминать о бренности человеческого бытия и как легко жизнь отбирается то ли нелепыми случайностями, то ли судьбой, то ли высшими силами. Он всегда разделял работу в полиции и семью. На его глазах людей застреливали, забивали, сколько было случаев, когда погибали во время операций подчиненные, но ни одна смерть не трогала его цементное сердце, пока это не коснулось жены.

И вот, с трудом выдержав потерю, он узнал, что умер его двоюродный брат, который жил недалеко от Красноярска в поселке Грибное по Московскому направлению. Не то чтобы Владлен Иванович сильно расстроился, так как с братом почти не общался, однако от скуки решил поехать. Как раз повод посмотреть на подросших сыновей своих родственников, которые с каждым поколением становились все дальше и дальше от Владлена. Мальчики, уже подростки, заинтересовались новым знакомым, и особенно тем, что дед Владлен был полицейским, и задавали каверзные вопросы, например, стрелял ли он из пистолета в преступников насмерть.

— Стрелял, — отвечал Владлен Иванович, пытаясь держаться дружелюбно. Эта была не тема для разговора на похоронах.

И вот, проведя три дня в Грибном, подарив родне немного денег, чтобы покрыть расходы на гроб и венки, он поехал обратно в Красную Гавань. В поезде он себя ужасно чувствовал, словно раздираемый похмельем, хотя выпил одну лишь стопку водки прошлым вечером. Настроение было ни к черту. С одной стороны, он был рад, что возвращается в свое гнездышко, в идеально убранный, чистый и красивый дом, которым бы гордилась жена, с другой стороны, общество подростков, которые с восхищением и опаской проявляли к нему внимание, всколыхнуло его тщеславие. Он понимал, что это временный интерес, и завтра они уже и не вспомнят про деда Владлена.

Ему вдруг стало жаль, что у него нет своих детей. Когда женился, конечно, дети предполагались, но шли годы, работа в полиции кипела, жена ходила на завод, и вроде как с личной жизнью у супругов все было в порядке, но увы. Детская комната на втором этаже, построенная специально для будущего потомства, пустовала и с годами превратилась в кабинет, где Владлен Иванович либо читал, либо жена занималась рукоделием. А потом у жены обнаружили рак, и после нескольких лет борьбы с ним, болезнь все же взяла свое.

Дни походили друг на друга, недели сменялись неделями, года потекли сквозь пальцы, как вода. Стараясь держать себя в физической форме и применяя свои знания со времен работы в полиции, Владлен Иванович несколько лет назад записался волонтером в Союз Спасателей. Если кто-то терялся, если звонил связующий сотрудник с ориентировками, он вставал и в любое время дня и ночи готов был присоединиться к отряду поиска пропавших. Но так исторически сложилось, что в Красной Гавани жили уже одни пенсионеры, молодежи с каждым годом оставалось все меньше, так как деревообрабатывающий завод закрыли после развала СССР, и в вымирающей деревне уже не оставалось любителей теряться в лесу и исследовать овраги. По сути, здесь ничего не происходило, даже криминал стал чем-то, скорее, нестандартным. Владлен Иванович с тоской вспоминал погони, операции и облавы, в которых он участвовал, когда работал в полиции. Вот время-то было! Не то что сейчас — скука смертная.

«Вот так помру, а никто не вспомнит. Кому дом достанется? Семье двоюродного брата, наверно», — невесело размышлял Владлен Иванович, залпом выпивая кофе. — «Нет, лучше государству завещаю, та родня со мной не общается, почему я им должен что-то дарить».

Он посмотрел в окно, где одним большим мазком из-за леса занимался рассвет, грубо вторгаясь розовыми лучами в кухоньку Владлена. Вдруг в кармане завибрировал телефон.

— Алло! Здравствуйте! Вы нас слышите? — женский голос прерывался помехами.

— Кто это? — с подозрением спросил посмурневший Владлен Иванович.

— Мы хотели… — в трубке опять клокотание и шипение. — Мы хотели обратиться…

— Я ничего не заказывал и ничего не собираюсь покупать! Не звоните мне больше!

Владлен Иванович нажал на «отмену».

— Опять мошенники наяривают, — раздраженно цыкнул он, убирая телефон обратно.

Он уселся доедать завтрак. Минутку пожевав, посмотрев в окно, на часы, он вдруг замер, осененный очевидной мыслью, даже выронил вилку на пол. Его словно ударило молнией. Телефон снова оказался в дрожащих пальцах, и он набрал номер, который пытался дозвониться до него еще два раза за несколько минут.

Вдруг над лесом показался какой-то продолговатый предмет. Он взлетел на пару метров над соснами и с шумным хлопком взорвался в воздухе, эхом пройдя по всей Красной Гавани.

«Сигнальная ракета!» — Владлен Иванович вскочил, бросил завтрак и побежал за светоотражающим жилетом, фонариком и рациями, которыми его снабдили волонтеры на всякий случай. В последний момент вспомнил, что надо взять воды, и вернулся на кухню.

Наспех одевшись и выбежав из дома, Владлен Иванович сел в свою машину — черные Жигули 1982 года, и, резво ударив по газам, поехал в сторону леса.

***

Владлен Иванович примерно понимал, откуда был сделан выстрел, и когда ему удалось успокоиться, он задумался, что ракета была пущена не так далеко от границы леса. Молодежь, вероятно, заблудилась в трех соснах и запаниковала. Что ж, это лучше, чем если бы они ушли в тайгу на сорок километров.

Одной рукой он вел машину, вторую просунул в открытое окно и поднял телефон повыше, чтобы не терять сеть и дозвониться до девушек. Остановившись у леса, он, наконец смог поймать их звонок. Надев жилет, вооружившись мощным ночным фонарем, Владлен пошел в лес — эти места он неплохо знал и примерно, понял, где горе-туристы застряли.

Владлен Иванович прошел вглубь леса около километра, когда, наконец, заметил два торопливо семенящих женских силуэта. Увидев старика, девочки завопили, то ли от радости, то ли от удивления и кинулись к нему.

Подбежав и бросив сумки и рюкзаки к его ногам, они затараторили.

— Он остался там, он пропал! Вызовите МЧС! Мы, кроме вас, никому не смогли дозвониться! — кричали они одновременно, перебивая друг друга и хватая Владлена Ивановича за руки, чтобы тот пошел с ними и чем-то помог. — Скорей, что же вы стоите! Торопитесь! Спасите его!

— Да замолчите же! — не выдержал он. — Объясните толком, что стряслось!

Первой пришла в себя высокая девочка.

— С нами был парень, Саша, он ехал с нами в поезде в одном купе, помните?

Владлен Иванович кивнул.

— Он путешествовал с нами, но вчера мы поняли, что заблудились, решили переночевать и потом попробовать искать дорогу из леса. Но утром, когда проснулись, Саши не оказалось в лагере! Он сказал, что пошел в туалет, и не вернулся!

— С нами его вещи, — сказала низенькая девочка, указывая на серый запачканный росой и землей рюкзак. — Тут и паспорт, и телефон. Он не взял с собой ничего!

Владлен Иванович быстро обдумал ситуацию, пораспрашивал девушек подробнее, где именно они гуляли и что вокруг видели, и прикинул, в какой стороне этот Саша с девочками расстался. Значит, пройдоха все же встретился с ними, поплелся за туристками и сам в беду. Интересно получается. Сложная задача неожиданно вдохновила и окрылила Владлена Ивановича, он снова почувствовал себя «у дел». Он выпрямился и приказным тоном сказал:

— Возвращаемся за ним и ищем до посинения.

Владлен Иванович снял рюкзак, вытащил оттуда два оранжевых жилета и отдал девочкам. Они быстро оделись и побежали вслед за спасителем обратно в чащу.

***

— Тяжело тебе, Вася.

Перезвон стеклянных стопок. Гости по привычке поднимают руки, чтоб чокаться стаканами, но потом внезапно вспоминают, что приглашены на поминки, а не на праздник.

— Как ты теперь детей будешь тянуть.

— А чего их тянуть, взрослые уже.

Мужские голоса, хриплые, неразборчивые то переходят на шепот, то резко увеличивают громкость, чтобы наигранно грустно вздохнуть.

— Маруська меня оставила, теперь вот и матери нет. Только и надежда на сыновей, а что с них взять? Один с бандитами связался, не пойми чем занимается — от ментов бегает. А второй…

Мужчина вдруг замолчал, обдумывая нужное слово.

— … больной на голову. Какая мне от них поддержка в старости? Я уже разваливаюсь по частям.

— Так надо спортом заниматься! И похмеляться вовремя, — пошутил один из гостей и его веселость подхватили другие. — Да разве младший у тебя больной? Вроде простой пацан, в школу, смотрю, ходит каждое утро.

— Ходит, но не учится ни черта, штаны просиживает. Сидит у себя в углу вечно, камешки рассматривает. Лучше бы со шпаной курил за гаражами, чем так.

— Ну может когда-нибудь откопает бриллиант! — снова попытался свернуть на позитивную ноту один из гостей. Послышался стук стопок об деревянный стол.

— Да, бриллиант. В тюрягу загремит, как братец его. Когда я помру, у него другого пути не будет, либо психушка, либо тюрьма.

— Ладно тебе, он еще мелкий, перерастет. Все мы в детстве ерундой маялись, но ничего, хорошими людьми выросли. Кто знает, вдруг он у тебя будущий… как его? Юдашкин.

— Только через мой труп! Убью его, собаку, если опозорит. Он иногда так смотрит на меня… Словно меня не видит. В глаза зырит, не мигая, а жизни в нем нет, как игрушечный пупс…

Саша спрятался за трюмо. Он поставил на колени шкатулку с бусами, которые его бабушке-покойнице уже вряд ли понадобятся. Для бабушки он выбрал самые красивые, ее любимые, и в морге попросил надеть их ей. Отец на него злобно рявкнул и обозвал дебилом, но запрещать не стал. Теперь старая шкатулка с выгравированной на крышке репродукцией картины Шишкина и Савицкого «Утро в сосновом лесу» попала в его руки. Саша по очереди доставал серьги, бусы, подвески, кольца. Что-то надевал на себя, но тут же снимал, боялся, что отец увидит, отберет и еще обзовет грубым словом, означающим лицо нетрадиционной ориентации. Мальчик перекатывал в пальцах броши, подносил к глазам кольца с дешевыми поддельными камнями, изучал, как выцветала краска с посеребренных серег. Ценность этих украшений была нулевая, не было смысла даже относить их в ломбард или пытаться продать на барахолках. Но для Саши эти вещи имели ценность — в них были запах, цвет, текстура. В них была душа, яркие воспоминания. А еще они блестели на солнце и даже под светом электрической лампы. Так красиво блестели! Сияли… Переливались… Искрились…

— АЛЕКСАНДР!

Громкое эхо, разносившееся по лесу, разбудило Сашу. Он дернулся, смахнул с лица упавшие листья и стал оглядываться. Снова кто-то закричал его имя: голос мужской, значит, девочки позвали на помощь.

Этой мысли было достаточно, чтобы самооценка Саши несколько взлетела, и он желание жить вернулось к нему. Прошлой ночью, когда он поплелся за блестяшкой, ему не посчастливилось угодить в овраг и неудачно упасть. Голова раскалывалась, правая ступня ныла, и каждое лишнее движение стреляло невыносимой болью до мозговой коры. Со стоном Саша приподнялся в локтях и осмотрелся. Было уже светло, но очень холодно. Оказывается, ночь он провел на голой земле, заботливо устланной опавшими сосновыми иголками.

— Я здесь! — закричал он, но получилось как-то тихо. В горле пересохло, а от попытки подать голос голова разболелась еще сильнее. Он запустил ладонь в карман джинсов и достал оттуда злополучную блестяшку, которая поманила его вчера в лес.

Это был серебряный кленовый лист с маленьким фианитом в серединке. Стоило ему взглянуть на драгоценный камень, как мысли опять улетели куда-то далеко: он представил, как эта подвеска лежит на тонкой Янкиной шее, и стал придумывать, кто и когда подарил ей его. Сначала он представил ее родителей с замыленными чертами лица, потом придумал Янке бойфренда. Идея о том, что подвеска могла быть куплена в магазине самой девушкой, Сашей не рассматривалась. Ему нужна была история — и он ее творил у себя в голове.

— АЛЕКСАНДР!

— Вот, черт, забыл. Надо же вылезать отсюда, — пробурчал Саша, убрал подвеску в карман и снова закричал в ответ. — Я здесь!

— ГДЕ ЗДЕСЬ?

«Ого, он услышал меня», — сердце Саши забилось сильнее от предвкушения спасения. — Я в овраге! Я вас слышу!

Минут через пять над Сашей раздалось шуршание чьих-то шагов. Подняв голову, Саша вздрогнул.

— Что, нежданчик, сынок? — ухмыльнувшись, спросил Владлен Иванович. — Ты идти можешь?

— Не знаю, нога болит. Думал увидеть кого угодно, но не вас, если честно.

— Давай выбираться. Девчонки твои места себе находят, уговаривали пойти тебя спасать.

— Правда? — тихо переспросил Саша.

— Правда. Если бы не они, я бы тебя сам никогда не нашел. Пришлось бы вызвать спасателей.

Владлен Иванович аккуратно спустился в овраг, взял Сашу под мышки, помог ему встать, и они поковыляли наверх.

***

На поляне, отделявшей владения людей от лесополосы, ждали черные Жигули. Чистая, опрятная машина могла бы смело участвовать в выставке ретроавтомобилей, насколько трепетно за ней ухаживали: ржавчина снаружи была аккуратно замазана краской, внутри салона пахло пластиком и кожзамом, и все это амбре смешивалось с феромонами ароматической елочки, мотающейся на зеркале заднего вида. В салоне было чисто, хотя устойчивый запах сигарет и бензина, впитавшийся в каждую клеточку автомобиля, в каждую щелочку и каждую царапину — ненавязчиво намекал на то, сколько лет этот «конь» бороздил дороги и загрязнял выхлопами окружающую среду.

Саша плюхнулся на переднее сиденье, со стоном втащив больную ногу, и тут увидел в зеркале, как в него выжидающе молча вперились две пары глаз. Он обернулся. Катя и Яна в напряженных позах сидели сзади и просто смотрели на него. У Яны были красные глаза, как будто она долго плакала и терла лицо, Катя выглядела уставшей и раздраженной, уголки ее рта были опущены, она хмурилась и держала руки скрещенными на груди. Вокруг были хаотично разбросаны их сумки.

Катя молча протянула Саше его рюкзак.

— Извини, но нам пришлось посмотреть, что там внутри, — сказала она.

— И как?

— Без комментариев, — отрезала Катя и хотела добавить «словно в мусорке покопалась», но не стала. Про себя подумала, что фамилия Ласточкин ему не очень подходит, он, скорее, Сорока.

Тут взорвалась Яна.

— Куда ты пропал? Мы места себе не находили! Уже решили, что тебя съел медведь или что ты там где-то валяешься мертвый! Где ты был, черт возьми! — она неосознанно снова начала плакать, ее искаженное нервным напряжением и усталостью лицо стало еще краснее, по щекам катились слезы.

Но тут передняя дверца машины распахнулась, на кресло водителя сел Владлен Иванович, обернулся на молодняк, молча перевел взгляд с одного на другого.

— Все нормально, все живы-здоровы. Сейчас я отвезу вас в Красную Гавань, перекантуетесь у меня дома. Я позвоню соседу, он раньше хирургией занимался, посмотрит твою ногу, — обратился он к Саше.

— Что у тебя с ногой?! — Яна вскочила и просунулась между передними сиденьями, в ужасе ожидая увидеть кровь.

— Жить будет, успокойся и сядь, — скомандовал Владлен. — Покурю и поедем.

Он был уже не рад этой суетливой компании.

5

Дом Владлена Ивановича встретил их бодрящим сквозняком: хозяин в спешке забыл закрыть окно на кухне.

Осмотревшись, девочки увидели, что это очень опрятный загородный дом, в интерьере которого не было ничего лишнего, никаких нагромождений посуды в прозрачных сервантах и ковров на стенах. Внутренность жилища больше отдавала здоровым аскетизмом и стремлением хозяина к минимализму (и чтобы меньше убираться, в том числе).

Маленькая прихожая, которую раньше бы назвали «сени», сразу разделялась на небольшую кухню и жилую комнату. Между ними в узком коридоре находилась лестница на второй этаж. Владлен Иванович жестом пригласил их на кухню, посреди которой стоял круглый деревянный стол и два стула. Кухонная мебель, пластиковая, светло-зеленого цвета, контрастировала с красной в белую полоску плиткой на стенах. Из техники стоял холодильник, черная газовая плита, микроволновка и чайник.

— Вы, должно быть, голодны, сейчас посмотрю свои запасы, — Владлен Иванович поставил чайник на плиту, подошел к холодильнику и задумчиво нагнулся у открытой морозилки. — Пельмени будете?

— Да! — хором выпалила троица.

Молодежь топталась в дверях кухни, не зная, что делать и как себя вести. Саша, прихрамывая, доковылял до стула. Яна изучала интерьер. Катя недолго наблюдала, как Владлен Иванович копошится с едой, и решила ему помочь.

Владлен Иванович показал, где лежит хлеб и стоят чайные чашки, и доверил ей сделать бутерброды с сыром и маслом и заварить свежий чай. Через минуту Катя с Владленом Ивановичем уже о чем-то щебетали, старик рассказал ей какую-то шутку, и девушка взорвалась заливистым смехом.

Саша с Яной переглянулись, обменялись мыслями о неожиданно возникшей между этими двумя идиллией, но тут же отвели взгляд друг от друга.

— Ах, вспомнил, — Владлен Иванович выключил плиту, на которой уже сварились пельмени. Удушающе приятный запах перченого мяса и лаврового листа заполонил комнату. — Я сейчас позвоню своему соседу-хирургу.

Пока Владлена Ивановича не было, Катя слила воду с кастрюли и разложила по тарелкам. Она поставила на середину стола четыре толстых бутерброда с щедро нарезанными дольками сыра и разлила чай.

Саша хотел было накинуться на еду, но Яна его остановила. Они ждали Владлена Ивановича, который, вскоре вернулся с двумя табуретками в руках. Теперь можно было приступать к позднему завтраку.

— Шпашибо фа ефу, — промычал Саша с набитым ртом.

— Прожуй сначала, — ухмыльнулся Владлен Иванович, — На здоровье.

Он не ожидал, что спустя столько лет отшельничества к нему явится целая компания молодых людей, которые одним махом опустошат запах пельменей на неделю. Ему не было жалко еды, он прекрасно понимал, что ребята устали и перенервничали.

Владлен Иванович искоса наблюдал за троицей: Саша и Катей, шевеля щеками, поглощали пельмени и не жуя глотали бутерброды, запивая их большими глотками горячего чай. Яна ела аккуратно и мелкими кусочками, цедила, обхватив кружку двумя руками. Она перевозила взгляд то на подругу, то на юношу и хмурилась. Когда Саша все съел, он взял кусочек хлеба, вытер им масло на тарелке, оставшееся от пельменей, и с нескрываемым удовольствием съел его. Катя последовала его примеру.

— Обожралась! — сказала Катя и посмотрела в Янину тарелку, где осталась едва ли половина ее порции. — Ты будешь доедать?

Яна словно очнулась от сна. Она покачала головой и отодвинула тарелку к подруге. Оставшиеся пельмени тут же были поделена между Катей и Сашей.

Вскоре после завтрака, который плавно перетек в обед, в дом к Владлену Ивановичу пришел еще один мужчина преклонного возраста — тот самый сосед, хирург на пенсии. Это был сутулый, седой, с жидкой бородой пенсионер, страдающий от прогрессирующего паркинсонизма. Он поздоровался с Сашей дрожащим рукопожатем, затем с разрешения всех присутствующих ощупал ступню и голень пациента и заключил, что это всего лишь растяжение, и оно быстро заживет. Был рекомендован покой, обезболивающее и поддерживающий бандаж. Владлен Иванович решил не говорить соседу, что познакомился с ребятами в поезде, но так как весь поселок слышал хлопок от сигнальной ракеты, пришлось рассказать, что это студенты-практиканты, которые потерялись в лесу.

Через полчаса после отбытия хирурга, к дому Владлена Ивановича потянулась вереница гостей. Как разливается народный фольклор, так в маленьком поселке быстро распространялись новости и слухи. Каждая бабуля считала своей обязанностью прийти поглазеть на незадачливых туристов, которых спас человек храброй и благородной профессии. Если бабуля приходили одна, то приносила в пакетике чего-нибудь съестного типа конфет или яиц. Бабушки, приходившее компанией, отдавали общий гостинец от лица долгожителей Красной Гавани. Владлен Иванович с улыбкой принимал все это, хотя и чувствовал себя неловко.

Через полтора часа поток гостей иссяк, и Владлен Иванович, распихав по шкафам и по полкам холодильника, гостинцы, наконец обратился к незадачливой компании, которые все это время тихо-мирно сидела на кухне и смотрели в окно за тем, как пенсионерки, словно волхвы, ждут своей очереди преподнести дары.

— Отдыхайте, приводите себя в порядок, вечером или с утра решим, что вам делать дальше, — приказным тоном, не терпящим пререканий, сказал он.

Под лестницей была душевая. Право помыться первыми отдали девочкам, но с условием не занимать больше чем на 15 минут. Оставшийся день Яна с Катей весь проспали. Владлен Иванович отдал им детскую, вернее, кабинет, где стоял разборный диван. Кате было все равно на обустройство комнаты, а вот Яна не смогла заснуть, пока не удостоверилась, что окна открываются, и что на двери работает внутренняя защелка. Девочки закрылись, сменили свои засаленные белые футболки на точно такие же — с символикой вуза, только голубого цвета и, разморенные, загруженные заботами, утомленные событиями последних дней, одновременно рухнули на разложенный диван и крепко заснули до утра.

Саше предложили прикорнуть на софе в прихожей, который хоть и не разбирался, но позволял вытянуть ноги. Когда Владлен Иванович закрылся в своей спальне на первом этаже, а девочки стихли наверху, Саша тихо слез с дивана и пошел опять на кухню.

Прихрамывая, он приблизился к навесной застекленной полке над микроволновкой, на которой стояли безделушки: две чайные пары с нарисованными гжелью балеринами, эмалированная фигурка клоуна, рядом с которым стоял заяц с рыжей морковкой в лапках. За этими милыми сувенирами валялась смотанная бечевка и старая отвертка с деревянной ручкой. Внимание Саши привлекла фарфоровая лягушка: спинка маленького зеленого земноводного с крохотными лапками была украшена золотыми витиеватыми линиями, а вместо глаз у нее было два маленьких желтых камушка.

Одного взгляда на эту лягушку было достаточно, чтобы сознание Саши на несколько секунд отключилось. Он слился с желтым безжизненным взглядом лягушки, и как это уже раньше с ним бывало, почувствовал чуть ли не взаимную любовь, исходившую от неодушевлённого предмета.

«Возьми блестяшку», — рявкнул внутренний голос. — «Быстрее!».

Пальцы потянулись к дверце шкафа. Мозг сходил сума от предвкушения дофаминового выброса, рука дрожала в возбуждении, сердце бешено билось, ускоряя и без того подскочивший пульс. Сейчас блестяшка окажется в его руках, и счастье, как сладкая вата, снова окутает его на какое-то время.

— Ты что это делаешь?

Саша вздрогнул и обернулся. В дверях кухни стоял одетый в старый махровый халат темно-синего цвета Владлен Иванович. Сложив руки на груди, он вопросительно, но без злобы смотрел на парня.

Саша приободрился: он давно научился читать по лицу, какой реакции ждать от человека. Даже если его поймали с поличным, всегда есть возможность отмазаться. Дед явно не собирается кидаться в драку, значит, его можно уболтать.

— У моей бабушки точно такие же стаканы! — сказал он, показав на чашки с балеринами.

— Правда? — наигранно удивился старик.

Саша потянулся к холодному крану.

— Я просто пришел попить. Сушняк страшный, спать не могу, — Саша потянулся к кружке, которая сохла у раковины, и налил из-под крана себе воды.

От Владлена Ивановича не ускользнуло, как дрожат руки парня, словно он тоже страдает от Паркинсона, как сосед-хирург, и как на лбу его выступила нервная испарина.

— Не страшно вам пускать в дом незнакомых людей? — спросил вдруг Саша, залпом выпив содержимое чашки.

— Какие же вы незнакомые? Вас уже вся Красная Гавань знает.

Они отшутились друг перед другом, но напряжение осталось.

Владлен Иванович дождался, пока Саша допьет, проводил его обратно до дивана и проследил, чтобы тот лег и отвернулся к стене. Внутреннее чутье и многолетний опыт подсказывали ему, что, однажды поймав вора за руку, на вторую попытку он не рискнет, по крайней мере, в том же месте и в то же время. Было правильным решением поселить мальчика в прихожей, так за ним хотя бы можно приглядывать.

***

Утром Катя встала первая. Она спустилась на кухню, достала пачку овсянки и трехлитровую банку молока и сварила на всех большую кастрюлю каши.

Владлен Иванович вскочил в холодном поту, когда, лежа в кровати, до него донесся запах каши, и он спросонья не сразу понял, кто готовит в его доме. На долю секунды бывший оперативник впал в прошлое десятилетней давности, когда завтраки готовила жена. Он положил руку на пустую подушку справа от его головы и погладил ее, словно приласкал спавшего там призрака.

Яна после пробуждения включила стоявший на зарядке телефон и, обнаружив там двадцать пять пропущенных звонков и несколько десятков голосовых сообщений от матери, написала ей «у меня все хорошо, до связи» и выключила смартфон обратно. Она схватилась за цепочку на шее и вспомнила, что потеряла кулон в лесу. От этого Яне стало еще тоскливее: не прошло и недели после ее несогласованного побега из дома, как ей уже хотелось вернуться, чтобы снова оказаться в своей комнате рядом с любимым книжным шкафом, за своим ноутбуком и обнять парочку плюшевых игрушек. Дом незнакомого ей человека, пропитавшая интерьер чужая личная жизнь, и детская-кабинетная комната вызывали у нее неконтролируемую тревогу. Она не хотела быть здесь и уже много раз успела пожалеть, что вообще отправилась в этот невнятный поход.

Саша, накануне принявший три таблетки обезболивающего из-за разболевшейся ноги, вскочил бодрым и отдохнувшим. Всю ночь парню снилась фарфоровая лягушка.

После завтрака Владлен Иванович принес на кухню огромную карту Красноярского края и разложил ее на столе. Карта была не новая — 1998 года, но это было даже к лучшему.

— Показывайте, откуда вы отправились в лес и куда должны были дойти, — сказал старик, приготовив карандаш, чтобы чертить маршрут.

— Мы вышли со станции вот тут, — Катя взяла у него карандаш и начала чертить, — прошли километр в лес, потом нас нагнал Александр, мы заночевали. Утром прошли еще несколько километров вперед.

— И ходили кругами, — буркнул Саша, и Катя гневно цыкнула на него.

— Мы не могли ходить кругами! У меня был компас!

— Дай посмотреть прибор свой, — попросил Владлен Иванович. Катя ушла наверх и через минуту вернулась.

Владлен Иванович долго рассматривал круглый прибор, по окружности которого, обрамляя координаты сторон света, стояла разметка от 0 до 35.

— Откуда у тебя это?

— Да так… Подарил один знакомый.

Владлен Иванович потер подбородок и хмыкнул.

— Что смешного? — возмутилась Катя и вырвала компас у него из его больших мозолистых рук.

— Тогда вам очень повезло, что вы ходили кругами, а не ушли еще дальше в тайгу. С таким компасом вы бы даже до «Пятерочки» не дотопали.

Все трое вопросительно посмотрели на Владлена Ивановича, как дети ожидают от преподавателя ответа на сложную, но интересную задачу.

— У него перепутаны Запад и Восток. Либо он бракованный, либо это не туристический компас, а какой-то специальный.

Катя вытаращила глаза, потом громко вздохнула и, закрыв лицо ладонями, положила голову на стол.

— Я же говорил… — тихо вставил ремарку Саша.

— Ну молодняк, — засмеялся Владлен Иванович, — куда вам в итоге надо ехать-то?

— Мы ищем Дубовку, — сказала Яна, которая уже даже не удивлялась неудачам, которые преследуют ее с самого начала путешествия. — Это в пяти километрах на северо-восток от Красной Гавани.

— Дубовка? Это тут? — Владлен Иванович провел карандашом по карте, но рука остановился посреди леса. В пяти километрах от станции, кроме соснового бора, ничего не было. — Я живу в Красноярске с рождения и по области много ездил, но никогда не слышал про Дубовку. Кто вам сказал про нее?

Узнав про блогера, Владлен Иванович ехидно ухмыльнулся, мол, чего еще ждать от этого поколения Тик-тока.

— И что вам там надо?

— Какая разница? — вспылила Яна. — Мы благодарны вам за наше спасение, я возмещу вам расходы за еду, бензин и электричество, и настаиваю на прекращении допроса. Мы не на скамье подсудимых, и не сделали ничего противоправного, чтобы оправдываться сейчас.

— Ого, вы прямо как в суде разговариваете.

— Мы с Катей учимся на юрфаке, — Яна горделиво мотнула головой.

— Так если вы юристы, чего поперлись в этнографическую экспедицию?

Яна сжала губы. Ее начинала раздражать напускная снисходительность и покровительственный тон этого человека. Как будто юристы должны всю свою жизнь торчать в конторах и штудировать кодексы.

— Возвращаясь к теме, та блогерша предупредила меня, что поселка Дубовки нет на карте, ни Яндекс, ни другие — его не видят, потому что там никто не живет уже давным-давно, да и дома выстояли чудом, избежав мародерства и стихийных бедствий. Поэтому мы и решили пойти искать вслепую.

В этот момент разговор, казалось, иссяк. Саша вообще не участвовал в обсуждении, он только и делал, что поглядывал на стеклянную дверцу шкафа, за которой на него блестящими глазками умоляюще смотрела лягушка.

Владлен Иванович выдохнул, вытащил из кармана халата пачку сигарет.

— Можно? — спросил он девочек.

— Это же ваш дом, зачем спрашиваете, — пожала плечами Яна.

— Из вашего рассказа я делаю вывод, что вас дезинформировали. Нет и не было здесь отродясь никакой Дубовки. Вы вольны повторить попытку — но отпускать вас, горе-путешественников, одних мне теперь страшно. Александр растянул ногу, вы, подружки, потерялись и впали в панику. Вы хоть и не дети уже, но опыта в подобных экспедициях никакого не имеете.

— Я каждое лето ездила в групповые походы, — вставила Катя, доедая бутерброд.

— Одно дело с группой, с гидом, другое дело — как вы. Идете, не зная куда, ищете то, не знаете что.

Владлен Иванович замолчал, обдумывал, стоило ли предлагать им то, что он хотел. Мысль эта посетила его еще ночью. С одной стороны, он рассчитывал побыстрее выпроводить нежданных гостей — он не нес никакой ответственности за этих оболтусов, они совершеннолетние и сами за себя отвечают, но глядя в испуганные овечьи глаза низенькой девочки, наблюдая тщеславную браваду высокой девочки, а, главное, внутренним чутьем понимая, что общество мальчика с сомнительными моральными качествами до добра не доведет, Владлен Иванович все же решился сказать это.

— Я вас отвезу.

Троица оторвалась от чашек и уставилась на пенсионера.

— На моей машине мы доедем до окраины леса, там дойдем пешком по вашим координатам.

— Это было бы чудесно, — обрадовалась Катя. — На машине, конечно, гораздо быстрее.

Яна поворачивалась то к Кате, то к Саше, которому, казалось, было вообще все равно. Не хотелось это признавать, но Владлен Иванович действительно много для них сделал: и накормил, и спать уложил, и с Сашиной ногой возился. Она не могла понять мотивов этой доброты, потому что доброта всегда имеет обратную сторону, за любыми хорошими намерениями прячется подвох, который при удобном случае, как только флер дружбы и добродетели немного рассеивается, открывается с самой нелицеприятной стороны. Всякой доброте, особенно бескорыстной, быстро приходит конец. Что он попросит взамен? Надо опередить его.

— Я оплачу вам расходы на бензин, — сказала Яна. — Если тут есть магазин, мы закупимся едой, чтобы как-то возместить вам стол.

— Насчет бензина согласен, — не стал отпираться Владлен Иванович. — А вот за еду платить не надо. Благодаря вам соседки нанесли мне съестного на ближайший месяц, холодильник забит до отказа.

На том переговоры были окончены.

6

На часах было 11 утра. Солнце, стоя высоко в безоблачном голубом небе, приятно припекало.

Девочки решили не брать с собой палатки, так как Владлен Иванович уверил их, что они не понадобятся — ведь ехать не так уж далеко. Какой смысл кормить комаров и спать на жесткой земле, если можно переночевать в его доме? Саша расстаться с рюкзаком не решился.

Надо было выезжать, но Яна с Сашей немного замешкались в прихожей. Саша мучился с кроссовкой, который из-за больной ноги, было сложно надеть, и Яна рыскала по обувнице в поисках ложки. Катя уже ушла на улицу к машине.

Тут до Яны с Сашей донеслись оживленные голоса. Они выглянули с крыльца и увидели Катю, которая стоит у дверей машины и что-то увлеченно рассказывает сидевшему на водительском сиденье Владлену Ивановичу. Тот отнекивался, отрицательно мотал головой, но Катя настойчиво, не спуская вежливую улыбку с лица, перебивала его.

— Что она от него хочет? — закряхтел Саша, который, наконец, справился с обувью.

— О, нет, только не это… — прошептала Яна и кинулась к машине.

Но не успела. Владлен Иванович уже сдвинулся на пассажирское сиденье, а Катя уселась за руль. Ее широкая улыбка, как у безумного Джокера с игральных карт, осветила весь салон.

— Зачем вы ее пустили за руль! — сердито спросила Яна.

— А что? — недоумевал Владлен Иванович. — Права у нее есть, пускай.

— Янчик, ты не понимаешь! Это же Жигуль 82 года! Таких уже не выпускают, а он еще и в отличном состоянии!

— Я бы так не сказал… — вполголоса добавил Владлен Иванович.

— Помнишь, мы ездили к моим бабушке с дедушкой в деревню, у них был такой же, только белый! Меня прямо трясет всю от ностальгии! Я еще вчера, когда мы ехали, думала, как классно было бы поводить ее. Тут поля, бездорожье, отличные условия, чтобы…

— Не-е-е-т, — чуть не плача взмолилась Яна, садясь назад и в спешке пристегиваясь, — она опять за свое…

Рядом с девушкой сел Саша и закрыл дверь.

— … чтобы погонять!!!

Весело взвизгнул, Катя с такой силой нажала на газ, что не успевших пристегнуться мужчин по инерции откинуло назад, и тут же отбросило корпусами вперед. Владлен Иванович успел выставить руки перед собой и не удариться головой об бардачок.

— Потише ты, дочка! — выкрикнул он.

Саша потирал ушибленный лоб и метнул взгляд на пристегнутую Янку.

— Могла бы и предупредить.

— Я не успела, — пожала она плечами.