Край на фоне неба
* * *
А времени нет и, возможно, не будет —
поскольку короткие дни в феврале.
Никто не простит… и никто не осудит —
сиди себе — грейся в квартире-норе…
храни до скончания века бумажку
о том, что ты вправе — здесь — попросту жить…
Стирай в выходные трусы и рубашки,
и пробуй для всех, как бы, просто — не быть…
……………………………………………………………………….
……………………………………………………………………….
……………………………………………………………………….
……………………………………………………………………….
Считай поминутно оставшийся возраст,
разжуй обеззубленным ртом многоточья…
тем более — это не сложно — так просто.
Ты жив до скончания века — бессрочно…
разглядывай сумрак, луну через тучи,
сквозь штору, которая не шелохнётся…
до времени… может быть — выбор не лучший,
но в пятнах чернильных — потом — всё зачтётся.
февраль 21. 2017 год
Памятка Ангелу
Никто тебе не разрешит летать —
без разрешения, без справки о здоровье…
Комиссия, что будет принимать
экзамены, сольёт с мочой и кровью
твои анализы — куда-нибудь в клозет —
кому ты нужен — тень глухой молитвы!..
Купи себе хороший пистолет,
чтоб, если что — спокойно застрелиться…
и стать забвением. Иконой на стене —
не жмурься — от свечей не яркий отблеск…
сожги свою печаль на их огне…
и галочку поставь… за лишний подвиг.
февраль 21. 2017 год
* * *
Старый дом красного кирпича на улице Прибалтийской.
Время над ним не властно… Погода. Люди.
Никого к себе — постороннего — не подпускает близко —
боится — как бы чего не вышло, когда разбудят
прошлое время, то есть всё то, что было,
что в его кирпичах засохло, как чёт и нечет…
или, как в бане забытое кем-то мыло…
что, не смотря на возраст, о чём-то шепчет…
Иди, помойся! Вода не смывает копоть.
Стены, как кожа, хранят всё, что им досталось…
Только строитель — после — кусает локоть,
сокрушаясь по поводу крыши… Такая малость!..
февраль 22. 2017 год
* * *
Вещи есть люди их сочинившие. Вещь —
это только повод не умереть до срока,
то есть, не быть забытым… не камнем лечь
в тёплую воду — в ванну, где не глубоко…
Сумма предметов, что окружают нас —
только попытка времени — сохраниться,
то есть, как можно дольше радовать глаз…
или, в конце концов, только просто сниться,
не раздражая зрение и зрачок —
не возбуждая ярким своим свечением…
Дверь закрывается медленно… и молчок
о всём случившемся — дальше — без продолжения,
без каких-то подробностей — для зрения и языка,
для соглядатаев, что, как всегда — на вырост
в этой местности, созданной для дурака,
который, если не в бой, то с вещами — на вынос…
и куда-то подальше, чтоб больше не видеть, не знать —
вещь — это только — не утонуть в сортире —
старом, изгаженном… Где же теперь, твою мать!.. —
все эти сказки о лучшем загробном мире,
где эти вещи — всего лишь предмет для молвы —
скажешь — услышат, не скажешь — забудут досрочно…
Слушай, хозяин, про вкус слишком сладкой халвы…
не удивляйся, однако, что возраст просрочен.
февраль 22. 2017 год
* * *
Полоска неба только утром —
светла, прозрачна… не тревожна,
когда потом ежеминутно
она твердит о смерти — сложно…
……………………………………………………
……………………………………………………
……………………………………………………
…………………………………………………….
поскольку — ни луча, ни света —
потом, весь день, до потемненья —
естественного… и ответа —
на давешнее выступленье —
по радио, что кто-то умер
и с почестями похоронен…
а в телефоне длинный зуммер
твердит, что пятница сегодня —
пора готовиться к шабату —
попить, поесть и… усомниться,
что были в чём-то виноваты —
все те, кого ты помнишь лица…
и их слова про понедельник,
что тяжек будет труд напрасный…
полоска неба в воскресенье
обрадует свеченьем красным.
февраль 23. 2017 год
* * *
Странное место, но, почему-то, здесь хочется жить.
Переходить дорогу в неположенном месте и по ночам — не выть —
спать, плотно спрятав голову под подушку
и не бояться, что под утро кто-нибудь тебя задушит
или пристрелит, как бешеную собаку…
Странное место, но хочется жить здесь, однако!
Ковыряться в носу или в ухе безымянным пальцем —
потом, в итоге, сомневаться — а что же дальше…
будет ли утром завтрак и чёрный кофе —
и сколько с тебя за это, в итоге, спросят…
Место, которого больше на земле — не сыщешь…
где тебя по имени — теперь — знает каждый нищий.
февраль 23. 2017 год
Январь 1880 года
Первого января одна тысяча восемьсот восьмидесятого
Анна Григорьевна слегла с тяжёлой простудой.
Фёдор Михайлович семенил по комнате и бормотал что-то невнятное
и, как всегда, надеялся только на чудо…
Микстуры, выписанные доктором — не помогают.
Анна Григорьевна дышит, как при обыске Митя,
или сам Фёдор Михайлович, который ещё не знает,
что жизни осталось одиннадцать месяцев… и луна в зените
его вдохновляет капельками чернильными —
звёзд на небе… На земле — чёрная долговая яма…
а Анне Григорьевне хочется пирожное ванильное…
не болезнь, а какая-то новогодняя драма…
и сиротливые мальчики бегают куражатся под окнами —
как бы чего не вышло с их-то энергией,
с их способностью делать жизни короткими —
в любой день недели, кажется… и в воскресение.
В тишине страдания, один на один с неприятностями —
только и остаётся, что сочинять бессмертие —
под микстуры от кашля, под пакетики со всякими гадостями —
для больной Анны Григорьевны… странные действия —
доктора — как пальцем сухим по стеклу оконному —
тянешь полоску со скрипом — до нервной колики,
до конечной точки, тебе одному знакомую,
где только память, а не кружки… треугольники…
бабочки… Между створок спрятавшееся будущее —
смотришь и видишь — как вытекает прошлое —
в твоё настоящее, где в ожидании лучшего,
всё-таки знаешь — ни чего не будет хорошего…
ничего не будет! Сморщинишься, как мочёное яблоко,
рядом с Анной Григорьевной, что доподлинно всё зафиксирует,
застенографирует… съесть его надо бы —
это яблоко, но как-то мимо всё… мимо.
В январе, когда впереди — только год — не более —
хочется выспаться, спрятаться, стать недосягаемым
для чьего-то внимания, для чьей-то злой воли,
даже для родственников, что раздражают своим роптанием
по любому поводу… Всего только год до вечности!.. —
это как рукой дотянуться вечером до книжной полки,
взять томик Пушкина… вытянуть пару звёзд из млечности…
и сосчитать все иголки у новогодней ёлки
и стеклянные шарики с ангелами нарисованными…
деньги в бумажнике — хватит ли дожить до получки…
Анна Григорьевна из-под одеяла голову высовывает —
Фёдор Михайлович, миленький, хочется очень супчика…
а ему ещё убивать Карамазова старшего,
разбираться с долгами собственными перед издательством…
а его постоянно кто-нибудь про здоровье спрашивает —
Как живётся, Фёдор Михайлович… но всегда с подвохом и
издевательством.
…и январь не способствует хорошему настроению.
В доме пахнет ладаном, какими-то травами, лекарствами…
история — и на бумаге, и в жизни — требует продолжения…
не обещая, при этом, правда — небесное царствие.
февраль 27. 2017 год
* * *
Евгению Примакову, с любовью
Дотянуться до форточки и открыть.
Стать опять свободным, увидеть воду,
что совсем растаяла за выходные. Плыть
через залив на остров… или куда угодно —
куда соглашается лодка, пока светло,
ибо в ночное время — ни дна, ни неба —
не различимо мёртвое полотно —
куда б ни глядел ты и, где бы ты не был…
целую жизнь до этого — целый век,
как говорят, когда наступает старость,
так как только тогда и радуется человек,
что ему немного уже горевать осталось…
Дотянуться до вечности, тронуть её рукой…
или — только облако — потрогать — лишиться пальцев —
прикосновением и… обрести покой,
поскольку больше не нужно быть постояльцем —
в этой местности… и спрашивать каждый раз —
Где здесь выход — страждущему — на волю,
кто завершает начатый мной рассказ?..
Не тот ли, кто теперь только сам с собою
и разговаривает… Форточка… не дрожит стекло.
Время — не то что замерло — ждёт погоду,
как предпоследнюю радость, которую унесло —
вместо тебя — в назначенную свободу.
февраль 28. 2017 год
* * *
Из трёх товарищей уже ни одного…
Теперь не спросишь — кто из них был первым
в недлинном списке… Длинное пальто
хлестает по ногам… серпом по нервам,
воспоминаниям… Не вымоленный грех,
как фотография — на дне пальто, в подкладе —
в морщинах ткани, что живее всех —
не вытерта, не скомкана, как память —
переживанием о том, что никого,
кроме тебя, кто мог бы что-то вспомнить
и рассказать, как фото из пальто,
о времени и о себе — сегодня,
хотя бы вкратце — удовлетворить
чужое любопытство и… зевоту
соседского кота, что будет жить
и дальше здесь, где вечные заботы —
о будничном… и кроме — никого.
Кот ловит тени съехавших соседей.
Я наполняю миску для него
какой-нибудь едой… Так всю неделю.
февраль 28. 2017 год
За неделю до похорон
Стягиваю рубашку с больного тела…
кое-где присохла, раны ссыпаются на пол…
Собираю веником медленно и неумело…
жизни осталось мало, как кот наплакал.
Ты уходишь медленно, мучаясь ежедневно —
только своей беспомощностью — не болезнью…
и мечтаешь уехать куда-нибудь — непременно,
чтобы не видеть того, кто будет последним…
В понедельник кажется, что не всё окончательно плохо…
даже манная каша утром — не худший завтрак…
с соболезнованиями только — постоянно морока…
и одиночество подкатывает внезапно,
как пивная бочка на площадь от градоначальника —
хочется выпить, но вычтут потом — с три короба…
и плюёшь — от злости — в самое дно умывальника —
всё равно, что в колодец, куда отправился по воду…
Каждый день — точно выкидыш… травишь себя таблетками,
окунаешься в ванну, чтобы не пахнуть падалью…
пробуешь самостоятельно управляться с салфетками,
вытирая кашу, что мимо рта нападала…
трясущейся правой — левая — с сигаретою,
иногда со стаканом — чего-нибудь очень дешёвого —
на что осталось от уплаты за комнату с видом на реку…
всё остальное, как раньше — слова только новые —
о происходящем… Немыслимое сочетание —
целой недели жизни с никчёмной памятью…
ты глядишь в окно на лампочки — на ветру — трепыхание —
Вот она, моя бабочка… ты говоришь — знаю ведь.
февраль 28. 2017 год
Попытка памяти
Пахнет молоком, мясом, прокисшим вином и хлебом…
Уксус не выветривается из комнаты на берегу океана.
Ты вглядываешься в будущее свозь рассечённое небо
и повторяешь — Как странно… как странно… Как — странно!
и твоя не рождённая дочь — в воспоминании,
и повесившийся художник — осенним дождиком —
постоянно отвлекают твоё внимание
от случившегося… Сегодня же —
говоришь ты — уедем… и собираешь рукописи,
от отца оставшиеся — торопишься
побыстрее съехать и быть неузнанной…
так как знаешь, что больше сюда — не воротишься…
не потрогаешь больше хромое облако —
через пень-колоду — в чужих небесах скитается —
поперёк дороги — медленно, боком… и
то ли по глупости, то ли сознательно не возвращается…
и не строит планы на будущее с продолжением…
Девочка маленькая бегает по тёмной кромке
океана, пытаясь предугадать движение
набежавшей волны… Как странно!.. — звучит так звонко.
март 1. 2017 год
* * *
«Ниже, — говоришь ты, — ниже, ниже…
Ближе сядь к холодному огню,
к уголькам седеющим, что дышат —
точно так же, как я говорю…
Медленно — так, чтобы было слышно
каждый вздох умолкшего огня…
Слышишь, не скребутся, даже, мыши,
чтобы ты услышать мог меня…
что-нибудь ответить, если сможешь,
через шёпот угольный — сказать —
что тебя по-прежнему тревожит…
или, вновь, как раньше промолчать,
согреваясь угольным эрзацем —
топливом — из прошлого уже…
Будь — опять — каким-нибудь мерзавцем
с камушком, ограненным, в душе.
Слушай — как шипят ночные угли —
слишком тихо. чтобы распознать,
что там утром — будет и… не будет.
В чьих руках ты будешь доживать».
март 1. 2017 год
* * *
Я только одежда для мыслей Твоих и слов —
и ни слова больше! Я только Твоя одежда —
слишком потёртая об камни Твоих углов,
но почти ещё целая — маленькая, но надежда,
что не этим всё кончится… и я не останусь гол —
не замёрзну от холода и не сгорю от зноя…
и мне не понадобится какой-нибудь, там, укол,
чтобы согреться длинной, как жизнь, иглою
и каким-то лекарством, что без рецепта врач —
вколет, не думая, вспоров на руке рубашку,
будто бы пашню весной прилетевший грач,
которую трактор немного попозже вспашет…
и вспенится хлебом… Я — только Твои слова…
Никчёмная куртка — одежда — в холодную пору —
видимо бабушка — точно — была права —
с детства дурак — никогда не поднимешься в гору.
Буду растаскивать медленно Твой алфавит
и разговаривать буду Твоими словами —
ведь окружающим похеру — кто говорит…
книги читают по школьной программе — на память…
Мне же — до пуговиц — шляться в холодном пальто,
рекомендуя к прочтению лучшие книги…
Кто я, по-твоему?.. — в общем, наверно — никто!.. —
так — переводчик субтитров в просроченном фильме.
март 1. 2017 год
* * *
На крыше ночь короче, но темней…
и кошки более, чем серы и… горласты.
Звезда — прозрачней. В разговоре с ней —
один лишь ты — другие не причастны.
…и медленно сползает с неба тьма
по водостоку в мусорную яму —
к отходам жизни, где она сама
уже не различима — только драма —
происходящего… и пара нежных слов
о смысле жизни… медленно, но верно —
сползает тьма… Сомнительный улов —
на крыше мира — безграничность неба.
март 2. 2017 год
* * *
Смерть где-то вдалеке — её здесь нет,
как нет вокруг назойливых туристов…
сюда не проникает Божий свет!.. —
тугое небо… и, как маски лица
живущих здесь. Пока ещё живых,
как жив и я под ненасытным небом,
что пожирает — тех — ещё — своих —
детей… отсутствием тепла и света, где бы
не находился — медленный уход
из обозримого… в назначенное время,
когда не проницаем неба свод
над небольшим и… старым поселеньем,
когда — уже — не скажешь — Пережди…
наполни фляги немощной водою,
для глаз своих пространство — сбереги,
не стань добычей тех, кто за тобою
уже идёт… И смерть здесь — не при чём!.. —
ты, видимо, один из тех, немногих,
кто подставляет раненным плечо…
и не пинает нищих вдоль дороги…
и не кроит — так-эдак и не так —
через колено, через междометья…
чужую жизнь… Ты, всё-таки — дурак,
раз не увидел новое столетье —
и там остался, где чужая тень
ещё владычит и… не сквернословит…
Зачти себе ещё один — лишь — день —
в конце концов!.. — шесть тридцать — солнце всходит.
март 3—4. 2017 год
* * *
Не дли мне жизнь — пусть будет разговор —
о ней самой — не списочный. натужный,
не цифирный… решётчатый забор,
который, в сущности, совсем уже не нужен —
так болтовня о виденном — уже!.. —
безделица, но теребит суставы…
Глянь в форточку — звезда горит уже
и говорит нам — вы, увы, не правы —
в сомнениях — по поводу и без…
Не дли мне жизнь — и дальше — будь, что будет.
Смотри на мир с распластанных небес…
Тебе, ведь, всё равно — ты неподсуден.
март 4. 2017 год
* * *
…и — только мир в остуженных сердцах —
терпение, добавленное в сумме
других вещей… как с пылью взбитый прах —
яичница на пятерых… не умер
пока ещё… и вытоптанный пол —
дорожка от сортира до балкона —
меня выносит, терпит. Круглый стол —
посередине — как бы вне закона —
в пространстве комнаты. Я тихо говорю…
перо скрипит — ещё — как можно тише…
тянусь до свечки, чтоб предать огню
бумажно-письменную речь — никто не слышит
как это происходит! Посмотри —
опять везут кого-то мимо дома —
пойди, спроси… и с ним поговори —
пусть, даже, не были при жизни с ним знакомы.
прочти ему всё то, что написал —
он передаст… ему теперь сподручней…
смешно, конечно, кот опять нассал
на половик — от этого не скучно
и даже весело… и солнце режет глаз,
как первый раз… и радуются птицы
свечению… и громкое — Атас —
ещё из детства — долго будет сниться.
март 5. 2017 год
* * *
Ты меня вспомнишь в доме престарелых
и улыбнёшься. Скажешь — я был прав,
когда уехал… немощное тело —
всё, что осталось… Вещи разобрав,
находишь только пыль — следы былого
и с этой пылью пропадаешь в нём…
кусочек — только — неба голубого
сквозь форточку… но всё теперь быльём
и той же пылью. Непрестанно ветер
колышет занавески цвета леса
в вечерний час… покой уже не светит
из-за, увы, печали и прогресса…
и только слабослышащий пейзаж
пытается ещё не быть забытым…
старик — пустой — в избушку, голый пляж…
старуха чинит старое корыто.
март 6. 2017 год
* * *
Земля — твоя — куда хватает глаз,
но всё, что видишь — только продолженье
твоей же жизни — здесь… вчера, сейчас…
и, видимо, что завтра. Отраженье —
твоё в стекле — лишь удлиняет тень —
с той стороны — от фонаря к подъезду,
к другому варианту злых потерь,
где долог день — с рожденья до отъезда
в другой предел, где за полночь — смешно —
как выглядит распластанное тело,
а автору, должно быть — всё равно —
что думает палач перед расстрелом —
о смысле жизни… Длительный сквозняк
способствует развитию простуды…
лекарства в баночках, искусственный сорняк
в горшке на подоконнике и… чудо —
рассвета каждый день — твоя земля!
Твой выцветший пейзаж — фонарь, скамейка…
истоптанные мячиком поля —
футбольные… Охранник с трёхлинейкой…
и славный пёс на службе. Облака —
куда хватает глаз. Земля и небо…
и кто-то шепчет в форточку — Пока,
увидимся ещё… в автобус тело
протиснулось, исчезло — вся любовь…
подводит зрение — чтоб разглядеть границы
увиденного… Огород, морковь,
свекла, капуста, зелень… чечевица.
март 7. 2017 год
* * *
Т.З.
Тот Рай, который я искал всю жизнь —
нашёлся — вдруг… и больше стал не нужен,
как вечером — обдуманная мысль —
ещё с утра… как отраженье в луже —
в конце — уже — слепой, глухой зимы,
когда и птицы выклевали воду —
оттаявшую… капли не видны,
что выбрали, спустя сезон, свободу
и испарились. Высохли. Вода
смывает все следы происхожденья
и остывает — только иногда…
и теребит твоё воображенье
присутствием своим. Сезон дождей…
не высохшая наволочка — с ночи,
или с ночи… Лети — уже — быстрей!.. —
Рай где-то там, где кто-то напророчил.
март 8. 2017 год
* * *
Когда нет шансов выжить — уходи —
в чужую местность, где тебя не знают,
когда никто не встретит впереди,
не вскрикнет, не взмахнёт тебе руками —
восторженно, как будто напоказ,
чтоб ты запомнил лица… Март в начале.
Зима закончила, растаяв, свой рассказ…
Вода находит трещины в причале.
март 9. 2017 год
* * *
Никто не умирает в воскресенье —
нельзя неделю закрывать печалью…
на завтрак поминальное печенье,
на ужин — торт со многими свечами…
нелепица… Не календарный вычет —
бухгалтерский какой-то столбик цифр…
полёт в неведомое бестолковой мысли
в попытке отыскать какой-то смысл
и что-нибудь ещё… на всякий случай —
для понимания того, что происходит,
хотя, возможно, вариант — не лучший…
и, как написано — проходит всё. Проходит —
и в этом смысл!. В этом откровенье.
Пророчество и… исполненье чуда.
Смерть не приходит утром, в воскресенье —
она повсюду — каждый день — повсюду.
марь 11. 2017 год
* * *
Пробую наощупь перезвонить тебе…
цифры пересыпаются… время — начало второго —
самое время поговорить о какой-нибудь ерунде,
вспомнить старых друзей или имя кого-то другого —
уже из прошлого, но, кто был так!.. близок тебе,
а потом состарился и перешёл в разряд
воспоминаний… то есть — освоил вечность…
и, судя по письмам, был этому очень рад,
поскольку, там гарантирована — не встреча…
и возможен только — случайный — отсюда взгляд.
Телефонные кнопки не попадают в такт
телефонной мысли… и телефонист — в ударе!.. —
соединяет линии — так и так,
будто в весенний кризис — больной в угаре —
тупо вбивает мысли свои в косяк…
и клянётся мамой, что это в последний раз.
Звук удаляется вместе с набором клавиш
в то неизменное, где понимают нас —
не с полуслова, что ведомо только нам лишь,
но с полу звука, что не идёт в отказ —
до окончания… Только — дыши. Дыши!
Перебивай дыханием зуммер в трубке —
долгий тот зуммер, в который карандаши
впишут потом подсчитанные минутки
и… посмеются над вписанным — от души
или заплачут, может быть. Ночь длинна
в перечислении цифр одной рукою…
и остаётся память, что не видна,
даже, когда, как будто — сама собою —
связь обрывается… как будто бы — на века.
март 11. 2017 год
Весеннее… опять
Инне Лиснянской
Григорию Корину
Семёну Липкину
Один март. Три поэта.
Прорубь жизни. Весна.
Из газеты в газету —
поминанья слова…
«Ни страны, ни погоста»…
ни спасительных слов.
Поэтический остров…
Невод. Сказка. Улов.
Металлический бубен,
разрывающий ночь.
Ничего не убудет…
убывает любовь!
март 11. 2017 год
Весеннее воспоминание
Я жил в девятиэтажке
и… целовался у мусоропровода
с девочкой на два класса старше!..
и помню — как было здорово —
под запах гниющей осени —
капусты, картошки, варения —
её целовать — до оторопи…
Теперь вот стихотворение —
жизнью самой написано…
Всё скомкано и растоптано —
жизнь пронеслась немыслимо
быстро и… как-то боком всё.
март 11. 2017 год
Время года
Пенные гребни над городом мартовских облаков
перебивают структуру крыш и чертёж заборов —
непослушным рисунком неба, что не из снов —
из другого прошлого, якобы… Слабым взором —
через очки — пытаешься разглядеть —
как это выглядит — в принципе — остов неба —
в виде наплывов сине-зелёно-розовых — как смотреть…
Только б хватило зрения — где б ты не был,
или ни был… Пытаешься распознать —
как это — жить весной в незнакомом месте,
то есть — не просто, где тумбочка, стол, кровать
или, даже, птицы на выщербленном насесте…
и какие-то люди, пьющие за углом
твоего же дома и спорящие о важном…
разглядеть пытаешься лица, чтоб вспомнить о них потом,
когда кто-то из них будет случайно сниться —
без учёта времени года и часа дня,
без какой-то попытки оставить воспоминанье
или след в истории, что плавится от огня —
на бумаге, по крайней мере, но не в кармане…
И пахучее облако с севера — сквозь забор
заплывает в комнату, когда ты ещё в кровати —
ковыряет простыни, наволочку, бредовый ночной разговор,
не отличая правила от вымышленных понятий,
как, как будто бы, рыба стучит плавником в окно…
Хлопает жабрами, рассказывает о жизни…
Смотришься в зеркало и видишь — теперь оно —
отражает — уже — не твои, а чужие мысли.
март 12. 2017 год
* * *
На берег Волги выброшенный снаряд —
из прошлой жизни — ржавеет под коркой ила,
к нему приросшего. Эхо войны — говорят…
Военные — новые — говорят — Как мило… как мило,
что сохранилась… почти первозданный вид.
только немного трачена оболочка…
моль в шифоньере — рубашкой хрустит, хрустит…
и рассыпается свадебная сорочка —
видимо рано куплена — не дожить
до перезвона. Бомба гниёт с устатку.
Время колотится ржавчиной… Время — плыть,
но не хватает лодки — от недостатка
денег в кармане. Военные сквозь песок —
на берегу — дознаются какого рода
ржавеющий Левиафан и который срок
он пролежал до своего исхода,
чтобы вот так вот сгинуть на берегу —
под невозможным взглядом чужих военных…
Сколько там было этих, кого берегут
целую вечность, в памяти, сокровенно!.. —
кто не остался гнить на шершавом дне —
нет не ошибка Времени — только повод
поговорить… и берег в моём окне —
лишь продолжение… и лёд на реке расколот.
март 12. 2017 год
* * *
В комнате свет распадается на составные.
Выключатель — только — молчит — в ожидании полночи,
а тени во всеуслышание, как заводные,
перебегают комнату с криком — Сволочи!..
Коты и мыши сговорились против хозяина
и, судя по замыслу, всё это плохо кончится…
У тех и других — в глазах — ни капли раскаяния…
и тени присоединились — с теми же криками — Сволочи!
Свет, распадаясь сам, разрушает и комнату,
но никто не хочет заранее быть расстрелянным
за прегрешения… Бабочкой или вороном
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.