Бесплатный фрагмент - Коварный визит

Этот расфуфыренный щёголь не понравился мне с первого дня знакомства. Он был мужем моей сестры. Не сказать, чтобы слишком толстый, но и не худой. Среднего роста. Не краснорожий, но и не бледнолицый. Одним словом, вполне нормальный самодовольный мужчина, в расцвете лет, немного нагловат, слегка выпивший, от которого постоянно пахло дорогим одеколоном. Моя сестра Линочка была от него в восторге. Разумеется, я тоже мог быть доволен их браком, если бы не одно обстоятельство, которое вызывало отвращение к моему свояку. Впрочем, должен признать, что по отношению к моей персоне, он был слишком добропорядочным человеком. Однако это не помешало мне невзлюбить его за прямой и открытый взгляд, которым может смотреть честный и весьма преуспевающий бизнесмен. Он глядел на меня, как, наверное, сытый волк смотрит на тощего глупого ягнёнка. У него всегда и всё было в полном ажуре. Он был снисходителен и вежлив, но его взгляд казался мне укоризненным и, постоянно действуя на нервы, выводил меня из терпения.

Если быть до конца откровенным, то я и сам признавал, что относился к числу неудачников. Мне не повезло ни с первой женой, ни со второй. На работе меня держали на низшей ступени производственной карьеры. Я не был ни начальником, ни рабочим, словно армейский прапорщик, который, проваляв дурака двадцать пять лет, так и не стал ни исполнительным солдатом, ни образцовым офицером. Всё, что я когда-то имел, теперь кануло в безвозвратное прошлое. Моя машина давно превратилась в груду металлолома, а трёхкомнатная квартира, оставшаяся от родителей, уже наверняка сменила не одного хозяина. Более года, как я остался без жилья и без денег, если не считать те гроши, которые платили мне за добросовестный труд на моём загнивающем предприятии. Этот же прощелыга, совершенно не обременяя себя физическим трудом, лишь изредка пошевелив собственными извилинами, жил в несколько раз лучше любого губернатора. У меня слюнки текли от изобилия тех продуктов, которыми он забивал холодильник. Чтобы не умереть с голоду, я варил отвратительную отечественную вермишель, постоянно превращающуюся в густой клейстер, а он трескал ветчину и целыми сковородами жарил отборную свинину. Я страдал от язвы, а он от обжорства. Более того, он спал в шикарной постели, а я ютился на жёстком диване, оставшемся после пятнистого дога, сдохшего совершенно непонятно по какой причине. Впрочем, я прекрасно знал, сколько крысиного яда мне пришлось израсходовать на эту четвероногую бестию. Линочка часто угощала меня фруктами, которые никогда бы в жизни я не смог попробовать на собственную зарплату. Свояк предлагал мне импортные ликёры, а я тешил себя надеждой, что когда-нибудь смогу выплеснуть эти благородные напитки в его расплывшуюся физиономию. Я чувствовал, что был для него костью, застрявшей в горле. При всей его флегматичности, он бы давно вышвырнул меня на улицу, но любовь к моей сестре стала единственной причиной, из-за которой он смирился с моим существованием. Не любить её он просто не мог. Насколько я помню, она ещё в детстве прослыла невыносимой чистюлей. Стоило ей слегка запачкать платьице, как она тут же требовала переодеть её в другое. Я же бегал в рваных замызганных шароварах и не обращал на подобные мелочи ни малейшего внимания. Лина была хорошо воспитана и поэтому стала не только верной женой, но и превосходной домохозяйкой. Она была моложе этого франта на семь лет и, помимо того, что выглядела эффектной привлекательной дамой, имела высшее образование и прекрасно разбиралась в бухгалтерии, благодаря чему в его документации царила исключительная отчётность. Мне иногда даже казалось, что не свояк, Павел Данилович Говоров, а моя сестра Линочка являлась полноправным и настоящим руководителем его фирмы. Даже заграничные поставки он имел благодаря её умению обольщать иностранцев. Она в совершенстве владела английским и, без посторонней помощи, сама проводила важные деловые встречи. Говоров зачастую пользовался плодами её труда. Он купался в роскоши и ходил, словно расфуфыренный фазан, в то время, как моя сестрёнка скромно оставалась в тени. Её вполне удовлетворяло считаться женой этого проходимца и на замечания по поводу того, что сама может стать главой фирмы, она с улыбкой отвечала:

— Я всего лишь слабая, беззащитная женщина, в меру сил и возможностей помогающая мужу.

Не стану скрывать, что подобные высказывания были мне не по душе, но и не создавали дополнительных помех для воплощения некоторых моих планов. У них не было детей и, в случае трагической смерти Павла Даниловича, я бы самопроизвольно взял бразды правления в собственные руки. Я даже поклялся, что самолично поставлю моему свояку гранитный памятник. Дело оставалось за малым: нужно было, во что бы то ни стало, отправить его к нашим предкам. Увы, но в такой путь нельзя купить билет, а сам он, пышущий здоровьем, ещё не собирался покидать нашу бренную землю. Проще всего было бы отравить его техническим спиртом. Такая смерть теперь распространена не только в Мурманске, но и как спрут распустила свои щупальца по всей многострадальной России. Была лишь маленькая загвоздка. Говоров не признавал водки, тем более не пил дурно пахучий спирт. Как я уже сказал, он увлекался ликёрами, и только в допустимых дозах. Подсыпать в его ужин какой-нибудь отравы, разумеется, я не мог, так как вскрытие его бренного тела сразу выявило бы причину летального исхода. Тогда, вместо кресла главы преуспевающей фирмы, я бы загремел на тюремные нары, что, естественно, никоим образом не было в моих интересах и не входило в мои планы. Думаю, что и Лина, узнав о подобном преступлении, никогда бы меня не простила. Может, по моим понятиям, она и чудачка, но у неё с Говоровым действительно была любовь. Смешное и глупое слово, но, так или иначе, они и впрямь не могли и на секунду допустить мысль о возможной разлуке. Прожив вместе почти десяток лет, они по–прежнему ворковали как молодожёны, а их поцелуйчики, вместе с завистью, невольно вызывали во мне чувства некоторой озлобленности. Я не знаю, что такое настоящая любовь, но их отношения явно не были дешёвой показухой. Стоило хоть вскользь коснуться подобной темы, как Лина тут же взмахивала руками и, выпучив большие выразительные глаза, испуганно говорила: