— Китуль, поиграй сам, у меня, посмотри, какое дело. Крыша у бани прохудилась, надо чинить. Вот, сейчас заплатку вырежу, и мы её это… Будешь мне гвозди подавать?

Но Киту не хотелось подавать гвозди. Скучно. И жарко на крыше.

— Ки-и-ит! Ки-и-тя! — закричали с крыльца.

«Сос! Маскировка!» — мелькнуло в голове, и Кит нырнул под куст сирени. Но было уже поздно.

— Насла, насла! — Пухлые ручки схватили и потянули из убежища. Радостная Ксюхина рожица была испачкана творожком. — Давай в плятки!

— Поиграй с сестрёнкой, Никитка. — Бабушка поднялась над грядкой.

— Не хочу я в прятки! Хочу в цирк! Вам некогда. А она только всё портит, — выпалил Кит, вырвался из цепких ручек сестры, побежал к калитке и с грохотом захлопнул её за собой. С разбега врезался в черёмуховые заросли напротив и затаился среди чёрных стволов.

С участка слышался плач Ксюшки и бабушкин голос. Приближающихся шагов или скрипа калитки не было. Кит выдохнул и уселся на сухую землю, покрытую редкими травинками.

«Некогда им… — думал он. — А мне тоже некогда! Вот на обед позовут — пусть хоть сколько зовут. Я не пойду. И всё!»

Никита искренне не понимал, почему взрослым всегда некогда. Вот папа постоянно на работе, а придёт с работы — говорит, что устал и играть не хочет. А мама хоть и дома, но всё время за компьютером, и мешать ей нельзя: она работает. И в детском саду сейчас скучно — лучших друзей забрали «на каникулы». Вот и Никиту отправили к бабушке и дедушке на дачу «иммунитет поднимать». А где он тут, этот иммунитет, и откуда его поднимать?

У Никиты были дела поважнее, чем игры с иммунитетом. У него была игра лучше — в цирк. Ещё зимой ходил с мамой и папой на представление, видел клоунов, фокусника, гимнастов и самое интересное — дрессированных зверей. С тех пор Кит мечтал устроить свой цирк. Но с машинками, Ксюхиными зайцами и мишками получалось плохо — они ведь не настоящие цирковые артисты, а просто игрушки. А Киту хотелось иметь артистов живых, как в настоящем цирке. Воображал, как устроит замечательное представление! И для этих целей у него уже имелись клоп-вонючка, ночная бабочка и три муравья. Была даже арена — трёхлитровая банка, выпрошенная у бабушки под честное-пречестное «не разобью».

Но представление не ладилось. Дело в том, что артисты совершенно не желали поддаваться дрессировке. Клоп, к примеру, не взлетал по команде, даже если его подталкивать палочкой. Зато он распространял не очень приятный запах. Но этим особо никого не удивишь. Муравьи не выстраивались в шеренгу и не носили соломинку, как рассказывали в книжке про насекомых, а просто бестолково метались по банке, как будто что-то искали и никак не могли найти. Бабочка же была вообще безнадёжна. Она грустно висела на стенке банки, сложив блёкло-серые крылышки, и была похожа скорее на комок грязи, чем на циркового артиста.

У бабушки с дедушкой всегда находились дела поважнее, чем помощь юному дрессировщику. Разочарования добавляла и Ксюшка, которая всё время норовила выпустить «животных», как она их называла, на волю. Кит уже несколько раз ловил сестру с банкой в руках на пути к двери. Однажды почти успела вытряхнуть содержимое. Кит догнал сестру на полянке у крыльца и бросился, как коршун на добычу.

Драка была нешуточная, разнимать прибежала бабушка. И что? Ещё и отругала его, Кита! А дедушка сказал:

— Выпусти ты их, Китуль. Поймал, понаблюдал, и хватит. Сдохнут они у тебя. Тебе не жалко? Живые существа всё-таки.

Но Кит был непреклонен:

— Ничего вы не понимаете, — произнёс он с обидой. — У меня будет самый лучший цирк!

И Никита решил доказать всем, что представление у него получится.

Сидя в зарослях черёмухи, Кит размышлял, какие ещё цирковые номера можно придумать. Тут со стороны забора послышался шорох. Из зарослей полыни выбрался большой тёмно-коричневый кот. Кит насторожился: это был соседский Том, главный кандидат в цирковые артисты. Но поймать его никак не удавалось. Кот был хоть и упитанный, но на редкость шустрый. Однако Никита был настроен решительно.

«Ну, сейчас-то я тебя поймаю!» — подумал он и, стараясь не шуметь, пополз, внимательно наблюдая за Томом сквозь просветы между ветвями.

Котяра вильнул на соседнюю улочку. Кит подбежал к забору и выглянул из-за угла.

— Вот досада, — пробормотал. Том нырнул под дощатую калитку соседнего дома и скрылся из виду.

Кит знал этот дом. Старая заброшка. Уже давным-давно здесь не было хозяев. Забор покосился, двор зарос крапивой, местами разбились мутные оконные стёкла. Как безмолвные стражи, стояли корявые яблони.

Местная ребятня боялась старого дома. Лёнька с соседнего участка рассказывал, что там живёт злой зомби — дед Пихто. По ночам этот дед выходит из своего логова и рыщет по дачным улочкам в поисках еды. Ловит мышей, кошек, непослушных детей и тащит в свой дом. А что он там с ними делает, это уже…

У Кита по спине ползли мурашки, когда он представлял ужасы, которые могут происходить с пленниками деда Пихто. Он верил Лёньке — ведь кошки в дачном посёлке действительно пропадали. А один раз у кого-то даже исчезла собачка.

Но тут Никита вспомнил о деле. Цирк. Может, и враньё всё это. Мама говорила, что зомби не бывает. И Кит решительно двинулся к старому дому.

У калитки заглянул в щель. Полузаросшая тропинка вилась между кустами и травами. Тёмным пятном зияла распахнутая дверь веранды. Никита пригляделся: на крыльце, спиной к нему, сидел Том и что-то ел из большой жестяной миски.

«Ага! — подумал юный охотник. — Ну, теперь-то ты попался». Рядом в заборе была наполовину выломана доска. Никита скользнул в дыру и, стараясь не шуршать, пополз вперёд. Подкравшись, протянул руки и уже хотел схватить кота за пушистый хвост, как вдруг в доме послышались шаги. В глубине веранды распахнулась дверь и в проёме возникла чёрная фигура.

— А-а-а! — заорал Никита в ужасе. — Дед Пихто!

Он кубарем скатился с крыльца, врезался в крапиву, подскочил и пулей вылетел из калитки злополучного участка.

Весь день Кит маялся, слоняясь на жаре без дела. Почёсывал зудящие, обожжённые крапивой, места. Оправившись от испуга, он начал сомневаться в том, что действительно видел кого-то в заброшенном доме. «Не померещилось ли мне? — думал. — Говорила же бабушка, надо кепку носить».

Никита понимал, что и рассказать такое стыдно — поверят ли? Он даже осмелился снова пойти к заброшенному дому. Было всё как всегда. Светило солнце, ярко голубело небо, трещали кузнечики в сухой траве. Пролетела пёстрая бабочка и села на розовую головку клевера.

— Привет, Никита, — поздоровалась Лёнькина мама, проходя мимо.

Обдав громкой музыкой, проехала машина.

«Ну какие зомби? — убеждал себя Кит. — Они же только в мультиках бывают. Ещё чуть, и схватил бы кота!» Желание поймать Тома росло и крепло. Тем более победа была так близка!

К вечеру Никита совсем осмелел. Живёт в заброшенном доме зомби или нет — можно же всё сделать так тихо, что и муха не заметит, не то что какой-то дед Пихто. Нужно только подкараулить Тома и не дать ему улизнуть. И Кит уже придумал, как уменьшить шансы кота на побег. В бабушкиной кладовке нашёл замечательную вещь — авоську из ниток. Бабушка рассказывала, что в древние времена с такими ходили в магазин за продуктами, а пакеты были редкостью. Киту не особо верилось, что когда-то не было самых обычных пакетов, которых в любом магазине полным полно. Но для поимки кота авоська вполне подходила. Вот бы только случай представился.

И случай не заставил себя ждать. Никита как раз вышел на улицу посмотреть, не пробежит ли Том, и заметил кота, идущего вдоль забора. Кит метнулся следом, нащупывая в кармане шорт заботливо припрятанную авоську. Ну конечно, кот шмыгнул под знакомую калитку. Что его привлекает?

«Я тихий, как привидение», — думал Никита, пролезая через дыру в заборе и пробираясь в зарослях. Том же тем временем прыгнул на крыльцо и, склонившись над миской, принялся что-то с аппетитом есть. Кит присмотрелся: рыба! Так вот чем пахнет — свежей речной рыбой. Такую дедушка ловил в местной речушке. Кот выхватывал острыми зубками рыбу и жевал, похрустывая, подрагивая от удовольствия.

А тем временем к нему медленно подкрадывался охотник, вытягивая руки с коварной ловушкой наготове. Миг, и авоська оказалась на голове Тома. Кот рванулся вперёд и влетел прямиком в сетчатый мешок. Никита тут же рванул сетку с добычей вверх, крепко сжав руками единственный выход.

— Ура! — издал Кит победный клич.

— Мр-я-а-а! — завопил пойманный Том.

— Кр-я-а-а! — завизжали ржавые дверные петли.

Дверь дома распахнулась, и, прежде чем Никита что-либо сообразил, на него надвинулась чёрная лохматая фигура. Кит онемел от страха. Руки выпустили авоську, Том кувыркнулся и, скребанув когтями, метнулся прочь. А лохматый хрипло пробасил:

— Ты зачем кота в авоську запихал? Вот я тебя сейчас тоже в авоську посажу, есть тут у меня одна, железная. — Перед носом закачался большой рыбацкий садок. — А ну-ка, полезай, хорошо ли тебе там будет?

Никита с ужасом представил, каково ему будет томиться в тесной железной клетке, где ни встать, ни лечь, невыносимо хочется есть и пить, но негде взять еды и воды, и нет рядом мамы и папы. Он хотел убежать, но ноги не слушались, и Кит взмолился:

— Дедушка Пихто, отпусти меня, пожалуйста, я больше так не буду!

— Пихто? — прохрипел бас обескураженно. — Ты не узнал меня, Никитка? Это же я, дядя Вася. — И страшная фигура шагнула из темноты веранды.

В наступающих сумерках, в камуфляжной куртке и высоких сапогах, перед Никитой стоял сосед, Василий Ильич, заядлый рыбак и грибник. У Кита от пережитого страха подкосились коленки, и он со вздохом облегчения опустился на крыльцо.

— Ну, рассказывай, гроза котов, — сказал Василий Ильич, опускаясь рядом, — зачем ты животное мучаешь?

— Цирк хочу устроить, — робко ответил Кит.

И рассказал про банку, про бабочку и клопа, и про представление, и про дрессировку. Но когда рассказывал, ему почему-то уже не было интересно и весело, как раньше. Никита неожиданно для себя почувствовал стыд. И жалость к насекомым, которые из своего привычного зелёного дома попали в душную банку и томятся там, как томились бы пленники ужасного деда Пихто, существуй он на самом деле.

— Это, конечно, плохой поступок, — сказал дядя Вася со вздохом. — Животных и насекомых надо защищать, они братья наши меньшие. Все нужны природе: и зверь, и птичка, и каждый паучок, каждая букашка. Каким будет наш мир без них? Ты задумайся. И уж если берёшь себе питомца, то заботься, а не мучай. Но ты правильно сделал, что отпустил кота. Он же у нас отец семейства. Пойдём, покажу.

Дядя Вася встал и пошёл в дом, махнув рукой, позвал Никиту за собой. В пахнущей пылью комнате, залитой серым светом вечера, он остановился и указал куда-то в угол. Там, среди стопок газет, что-то шевелилось и пищало. Кит подошёл и пригляделся: на старой куртке лежала пушистая рыжая кошка, а возле неё возились, попискивая, три котёнка.

— Это моя Муська, — сказал дядя Вася. — Подружка нашего Тома. Да нет бы у меня на участке, так она сюда залезла и окотилась! Хожу вот, подкармливаю. Одна теперь забота — куда этих малышей пристроить.

У Никиты родилась неожиданная мысль и затаилась желанием.

— Ки-и-ит! — послышалось в отдалении.

— Ну, беги домой, а то тебя уже потеряли, — забеспокоился дядя Вася.

И Никита вприпрыжку побежал домой.

У дома стояла знакомая машина.

— Мама! — Кит с разбегу врезался в мамины колени, обхватил руками, прижался щекой.

— Привет, сынок, — сказала мама, гладя его по голове.

— Соскучился? — спросил с улыбкой папа, стоя у крыльца с Ксюшкой на руках.

— У меня срочное дело, — протараторил Никита и побежал в дом. Вернулся с банкой, открыл и потряс над газоном. Оттуда выпали клоп, бабочка и три муравья. Несостоявшиеся цирковые артисты поспешно расползались в разные стороны.

— Мам, пап! — выпалил Кит. — Там Муська дядь-Васина, котята… Давайте возьмём одного?

— Котята, котята! — завопила Ксюшка и умильно сложила ручки. — Мамочка, папочка, ну позяюста!

Мама с папой переглянулись.

— Только, пожалуйста, мальчика, — обречённо сказала мама. И добавила, ни к кому не обращаясь:

— Ухаживать за ним будешь ты.

Папа послушно кивнул.

Котёнка, как подрос, увезли в городскую квартиру. Папа покупал ему еду, мама мыла лоток. А Кит и Ксюха сыпали корм, играли с котом и были счастливы. И часто ходили в цирк все вместе — смотрели представление.

Юлия Мраморнова
СЛЕД В ИСКУССТВЕ

Когда мне было шесть, я решил, что непременно стану художником. Ведь как на такое не решиться, если все вокруг восхищённо вздыхали при виде моих картин:

— Как красиво! — улыбалась мама.

— У мальчика определённо талант! Отдайте его в художественную школу, — повторяла бабушка.

В школу я не хотел. От старших ребят во дворе слышал, что там скучно: нельзя играть и постоянно нужно делать уроки. Поэтому для бабушки я стал рисовать картины похуже. Брал чёрную гуашь и просто закрашивал лист. Потом протягивал его бабушке, и на вопрос «Что это?» отвечал:

— Это я ложусь спать.

— А почему так темно?

— Потому что я закрыл глаза и выключили свет в комнате. Ты подожди, бабуль. Скоро придёт сон, и картина станет цветной.

Но на удивление бабушке картина нравилась. Она ещё больше охала, обнимала меня и целовала в макушку:

— Какое тонкое душевное восприятие!

Интересно, что она имела в виду?

Иногда мы ходили в музей с папой и мамой. Я любил бродить по длинным коридорам и смотреть на красивые разноцветные картины, которые висели от пола до самого потолка. Некоторые были такими огромными, что приходилось задирать голову. От этого болела шея. Я рассматривал их, пока мама рассказывала, что сюжеты картин бывают разными и каждый имеет своё название.

Больше всего мне нравились морские пейзажи. Сразу вспоминался наш отпуск на море. «Вот бы снова туда поехать!» — думал я, глядя на огромную голубую волну и вспоминая, как купался в тёплом море и строил песчаные крепости. И не любил натюрморты. Потому что живот начинал голодно урчать, когда я смотрел на эти фрукты и бутерброды на белых скатертях картин. Поэтому я сразу звал родителей в кафе за румяной булочкой или менее живописным куском хлеба с колбасой, чем тот, что я только что видел на картине. А когда я уже был сыт, рассказывал папе и маме, что точно бы мог нарисовать эту вкусную сосиску в тесте на фоне голубой занавески рядом со стаканом яблочного сока.

Я мечтал быть настоящим художником и рисовал везде и всегда. Для практики. Как-то раз показалось, что цвет нашего дома не подходит названию улицы, на которой мы живём. Улица Зелёная, а стены почему-то серые. Тогда я решил исправить это досадное недоразумение. Взял мелки и начал закрашивать ими некрасивые кирпичи. Из серых они стали превращаться в зелёные. Потом в красные. Потому что зелёный быстро закончился. Потом в синие. Потом в жёлтые. Когда я исписал все свои мелки, дом определённо стал радостней. А проходящие мимо соседи почему-то нет.

Вечером об этом узнала мама, и состоялся долгий серьёзный разговор. Я повторял, что сделал это не специально. Точнее, специально. Я делал этот мир красивей и ярче. Это же искусство, про которое рассказывали в музее. Каждый художник должен оставить свой творческий след. Мама же отвечала, что искусство нужно для того, чтобы вызывать у людей радостные эмоции. А если они отрицательные, то это скорее вредительство. И мы пошли оттирать эти творческие следы со стены. Тогда я узнал, что рисовал не обычными мелками, а восковыми, и смыть их не так легко. Тереть пришлось два дня и не просто водой с тряпкой, а каким-то специальным растворителем.

После этого случая я даже хотел завязать с творчеством, и в голове перебирал профессии, придумывая, кем бы мог стать вместо художника. Но на седьмой день рождения бабушка подарила мне мольберт! Настоящий! Как у взаправдашних художников: высокий, трëхногий, пахнущий деревом. Ещё новые краски, палитру и набор кисточек.

Теперь я точно оставлю след в искусстве! Нарисую шедевр, который повесят в каком-нибудь зале картинной галереи! И он будет вызывать радостные эмоции. И стирать его потом не придётся. Яркий и чёткий след.

Я залез в мамин шкаф, нашёл там берет, пахнущий её любимыми духами, натянул его на голову и подошёл к зеркалу. На меня смотрел ещё никому не известный художник. Ну как никому — мне-то очень знакомый. Да и весь двор дома номер пять на Зелёной улице его знает: Павел Бекасов, 7 лет. На будущего известного творца удивлённо смотрел из-под стула кот Батон.

— Это я, Батон. Не узнал? — улыбнулся я коту.

Чего-то не хватало. Я открыл чёрную баночку краски, сунул туда палец и провёл им под носом от ноздрей к щекам. В зеркале появилось уже менее знакомое лицо. Усатое, но такое же довольное.

«Так-то лучше!» — подумалось мне. Но продолжало казаться, что чего-то не хватает.

Батон вылез из-под стула и теперь осторожно обнюхивал усатого незнакомца.

— Ну что, Батон, готов творить? Ну и натворим же мы с тобой сейчас чего-нибудь шедеврального!

Рассматривая себя в зеркале, я задумчиво произнёс вслух:

— Всё равно чего-то недостаёт… Вдохновение! Вот что мне нужно! — вскрикнул я. — Батон, надо найти вдохновение! У каждого художника оно есть!

Батон будто понял, что от него хотят, мурлыкнул и выбежал из коридора. Я кинулся за котом, нашёл его на кухне. Он тёрся о холодильник и настойчиво мяукал.

— Думаешь, там есть вдохновение? — обратился я к усатому попрошайке. — Посмотрим.

Я открыл дверцу. Холодильник выдохнул в лицо прохладой и ароматом жареной курицы. В животе заурчало. Сглотнув слюну, я внимательно осмотрел все полки, заглянул за бутылку с молоком, нашёл недоеденный кусок торта. Но вдохновения там не было.

Батон громко и настойчиво повторял «Мя-я-яу!» и тёрся о мои ноги. Я оторвал кусочек курицы и дал голодному бедняге.

— На, держи. Больше тут ничего нет. Пойдём искать вдохновение в другом месте.

Я обошёл квартиру. Заглянул за диван, под шкаф, порылся внутри на полках, зашёл в детскую. В своей комнате я знал каждый уголок, поэтому был уверен, что вдохновения здесь нет, но на всякий случай решил поискать в ящиках с игрушками. Высыпал на пол две коробки с конструктором, машинками и роботами.

В центре ковра теперь возвышались три высокие горы, на одну из которых забрался Батон.

Конечно, вдохновения тут не было, как я и предполагал.

«Надо спросить у мамы. Она всегда знает, где что лежит дома и точно подскажет, где у нас хранится вдохновение», — подумал я про себя, а вслух громко протянул:

— Ма-а-ам!

— Да, Паш, — отозвался голос из родительской спальни.

— А где у нас дома может быть вдохновение? Мне нужно для картины. Мольберт есть, краски есть, бумага есть, кисти тоже есть, а вдохновения нет.

Мама вошла в детскую и от неожиданности ахнула. Посмотрела сначала на горы игрушек посреди комнаты, потом на моё лицо и улыбнулась:

— И давно ты его ищешь?

— Давно. Всю квартиру обыскал. Так и не нашёл.

— Знаешь, а вдохновение может быть где угодно. Вот здесь. — И мама коснулась моей груди, где стучало сердце. — Или здесь. — Она дотронулась до моей головы. — В твоём воображении. Или в нём. — Тут мама показала на кота. — Посмотри, какой у нас красивый кот. Нарисуй его портрет. Уверена, в Батоне есть что-то вдохновляющее.

— В Батоне есть кусок курицы, — рассмеялся я.

Ладно. Начнём с портрета.

Я посадил кота на стол, взялся за кисть. Батон мяукнул и спрыгнул на пол.

— Стой! Я тебя ещё не дорисовал! — Я поймал кота и усадил его у мольберта.

Только я нарисовал один глаз, как усатая модель снова покинула своё место.

— Батон! — рассердился я. — Портрет — это когда сидят и не двигаются. Вдохновляющего в тебе нет, а убегающее — есть. Я не могу так работать!

Кот залез в коробку из-под игрушек, принял прямоугольную форму, обнял передними лапами хвост, который как-то оказался между ушей, покосился на меня одним жёлтым глазом.

— А что, в этом что-то есть! — вскрикнул я, схватил чистый лист и принялся рисовать. Прямоугольник, внутри по кругу: глаз, ухо, лапа, хвост, снова лапа, ещё ухо, ещё лапа.

— Ну как успехи, художник? Нашёл вдохновение? — В комнату вошла мама и заглянула мне через плечо. — Ого! Здорово! Почти кубизм Пикассо.

— Нет, это квадратизм Бекасова, — серьёзно произнес я. — Эту работу отправлю на выставку, а пока пусть сохнет. Попробую теперь изобразить круглизм Бекасова. А ну, Батон, полезай в эту круглую миску.

Но коту определённо не хотелось менять свою форму. Он жалобно мяукнул, выпрыгнул из ёмкости и удрал из комнаты.

— Стой! Всё равно тебя догоню и нарисую! — кинулся я за котом. Опять нашёл его на кухне, но уже не у холодильника, а на столе.

— Точно! Нарисую на-тюр-морт. Лежи, не двигайся, — приказал я коту и сбегал за новым листом и красками.

Через пару минут на белой глади моего бумажного холста изображались синяя скатерть, стакан с компотом, тарелка, на ней белый батон, который хлеб, рядом рыжий Батон, который кот, ложка и красный кружок надкусанного яблока. Довольный, я показал готовый натюрморт коту. Тот облизнулся.

— Я тоже считаю, что похоже. Пусть пока сохнет перед выставкой.

Я отнёс картины на письменный стол и аккуратно их разложил. Для полной коллекции мне не хватало пейзажа. Быстрыми мазками на новом листе я нарисовал три больших треугольника.

— Вот горы, — уверенно сказал сам себе, глядя на возвышенности из игрушек посреди комнаты. Люстра на потолке напоминала солнце, поэтому сверху листа я дорисовал жёлтый круг. Пейзаж был готов.

Искусство отняло столько сил, что после четырёх картин мой живот требовал восполнить творческую энергию хотя бы бутербродом или тем недоеденным куском торта из холодильника, и я пошёл на кухню. Рыжего Батона на столе уже не было. Остался лишь кусок батона-хлеба. Его я и съел.

— Мам, у меня в комнате сегодня будет выставка картин. Приходите с папой! — крикнул я из кухни, дожëвывая хлеб.

— Да, сынок. Уже идём.

Послышались лёгкие, почти неслышные шаги, скрип двери в детскую и мамино «А-а-а!». Но это не было восхищённым «А-а-а!». Скорее испуганным «А-а-а!».

Послышались поспешные папины тяжёлые шаги и его удивлённый бас: «Это что ещё такое?!»

Признаюсь, от первой выставки ожидал несколько других впечатлений у посетителей. Я бросился в комнату и застыл на пороге вместе с родителями. От моего стола по всей комнате тянулись дороги из ровных разноцветных пятнышек: на ковре, на полу, даже на кровати. Словно кто-то рассыпал большие конфетти в честь праздника.

— Я ещё раз повторяю, что это такое? — сердито спросил папа.

— А это… абстракция.

— Полная, — добавил папа. — И кому-то сейчас будет абстракция. — Тут он посмотрел на меня.

— Это не я, — чуть не плача начал я.

— Кто это натворил? Кто оставил краски открытыми?

— Мяу! — раздалось из угла, к которому сходились цветные пятнистые дорожки.

Батон сидел на подушке и вылизывал зелёную лапу.

— Так вот кто у нас настоящий художник! Прошёлся по готовым работам талантливого Павла Бекасова, изучил, так сказать, его творчество и оставил свой след в искусстве, — рассмеялся папа.

Мама вышла из комнаты со словами, что двух художественных талантов в семье она не переживёт, а я решил, что художником быть не хочу. Очень уж эмоциональная и ответственная работа. Мои мысли прервало мамино:

— Паша, тряпку неси! И кота. Раз творчески наследили оба, то и убирать будете вдвоём. Художники.

Дарья Шлидерман
СИЛА ПРАВДЫ

Тихое урчание оборвалось. Зелёные, словно хвоя, глаза резко распахнулись. Рыжая спина с гладкой блестящей шëрсткой выгнулась дугой.

— Прости, котенька, — защебетала худенькая девочка лет пяти, собирая в косметичку неожиданно громко спикировавшую на пол мамину косметику. — Ой!

Мгновение, и на ресницах задрожали слёзы:

— Тени. Синие. Разбились! — Леночка хлюпала носом и размазывала сожаление по лицу.

— Доча, ты готова? — послышался из соседней комнаты мамин голос.

— А вот и нет, — ехидно заметил заглянувший в дверь Лëнька. — Она решила остаться дома и реветь.

Вообще-то Лёня любил сестру и даже не потому, что этого требовал долг. Просто любил, и всё. Таскал с собой на прогулки, заступался за неё, помогал собирать игрушки. Но сегодня с самого утра он поймал препротивное настроение. И не мог с этим ничего поделать.

— Лëнь! — Мать отстранила мальчика и зашла в спальню. Следом за ней влетел сладкий аромат знакомых духов. — Так, друзья мои, что здесь происходит?

— Ленка опять брала твою косметичку, — уперев руки в бока, ябедничал Лёнька.

— Это правда? — Мама строго глянула сквозь стëкла очков и обвела взглядом раскиданную по полу косметику.

Внутри маленького тельца всё клокотало. Леночка так хотела в цирк. И быть красивой. И чтобы мама на неё не ругалась. Разбитые тени предательски синели на ламинате, сердечко трепетало и выскакивало из груди. Девочка подняла на мать глаза, всхлипнула и снова опустила.

— Нет! — сама не веря тому, что говорит, произнесла Леночка. — Это не я.

— Хм… — Мать застыла от неожиданности. — А кто же тогда?

— Он. — Девочка ладошкой указала на ни в чëм не повинного котофея.

— Мама, это всё он, — повторила, покраснев до самых ушей.

— Кто? Кот? Ленин? — Мать с нескрываемой надеждой уставилась на запутавшуюся в показаниях дочь.

— Угу, — глотая слëзы, ответила истинная виновная.

— Ну… ладно… — озадаченно произнесла мама, потирая руки. — Мы уже опаздываем на представление. Разбираться будем, когда вернёмся домой.

Всю поездку в маршрутке обычно говорливая Лена грустно молчала. По щекам то и дело предательски текли слёзы. Она вспоминала мамин рассказ о том, как в их семье появился кот — папа принёс его домой: маленького, грязного.

Бережно достал из-за пазухи и поставил на пол. Мать не планировала пополнения в семье, ей и так хватало забот. Но Леночка, которая только начала ползать, резво проскользила по ламинату к дрожащему комочку. Уселась на попу, а потом удивительно аккуратно и нежно взяла котёнка на руки.

— Ты только посмотри… — Мать кивнула в сторону отца.

В этот момент из-за угла появился трёхлетний Лёнька с игрушечным трактором на верёвочке.

— Лëня, сынок! Гляди, какой котëнок! Хочешь его погладить? — обратилась к мальчику мама.

Краснощëкий бутуз высунул шею из растянутого ворота футболки. Бросил мимолётный взгляд на дрожащий комок в руках сестры и безразлично ответил:

— Не-а. Это Ленин.

Развернулся и ушёл мастерить гараж для трактора. А котёнок получил кличку Ленин и остался жить в семье.

Леночка и Ленин росли вместе. Делили игрушки и еду, кровать и родительское внимание. Но коты взрослеют быстрее. И очень скоро Ленин взял над девочкой шефство: беспрестанно тёрся о ноги, веселил, если грустила. Развалившись на диване, в сотый раз смотрел вместе с ней одни и те же мультики.

Маршрутка подскакивала на кочках, Лена тяжело вздыхала и сжимала руки в кулачки. Ей абсолютно не нравилось врать. Ложь тяжёлым камнем лежала на сердце.

— Ребята, встаём! Наша остановка, — скомандовала мама.

Лëнька впечатался в пол автобуса, словно оловянный солдатик и крепко держался за поручень. Печальная Леночка рассеянно озиралась по сторонам. Когда маршрутка затормозила, девочка не удержалась и почти упала. Хорошо, мама успела её подхватить.

Выпущенные на волю пассажиры разбрелись в разные стороны, словно брошенные на пол бусины. Лëнька торопился. В нетерпении пружинил на ногах, то и дело обгоняя маму с Леночкой. Впереди виднелся полосатый шатёр цирка. Лена отчаянно старалась не хромать на сломанном каблуке нарядных белых туфель с серебряными бантиками. Она больше не хотела огорчать маму и, стиснув зубы, терпела боль в вывихнутой лодыжке.

Шапито стояло на футбольном поле как вкопанное. Сложно было поверить, что через пару дней оно уже будет в другом городе. Потом — в третьем, четвёртом. И так по кругу.

На территории цирка, огороженной невысоким забором, громко играла музыка. Повсюду витал запах попкорна и сахарной ваты. На невысоких столах громоздились всевозможные товары и игрушки: поролоновые носы, разноцветные йо-йо, волшебные палочки, переливающиеся на все лады.

— Мам! — Лёнька тянул мать за рукав. — Купи мне, пожалуйста, вот эти очки с усами. Нет, лучше светящийся меч. Или вон тот смешной сквиш. — Мальчик беспорядочно метался от игрушки к игрушке.

— Лëнь, давай после представления, — ответила мама, доставая из сумки билеты. — Как раз у тебя будет время определиться с выбором. Дочь, а ты почему пригорюнилась? У тебя ничего не болит?

— Нет, — ответила Леночка и незаметно приподняла правую ногу.

— Ой, дочь, смотри какие крылышки красивые! Совсем как у феи. Может купим тебе такие?

— Нет, мамочка, спасибо. Мне не надо, — еле слышно прошуршала девочка.

В это время в русой голове с тоненькими косичками по обеим сторонам кувыркались и скакали мысли, точно Лена с Лëнькой на батуте: «Что значит не надо? Как не надо? Розовые крылышки с блестящими камушками по краям. Это же мечта любой маленькой феи!»

Внезапно возникшая на пустом месте ложь множилась. Тянулась через время и события. Грубой нитью наматывалась на хрупкую правду. И не было ей конца и края…

Мама протянула яркие билеты контролëру. Молодой человек оторвал картонные корешки и жестом руки указал налево.

— Партер. Третий ряд. Места одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Приятного просмотра, — на автомате пожелал он и повернулся к следующим в очереди зрителям.

Извиняясь перед уже сидящими, Лёнька, Леночка и мама прошли на свои места. До начала представления оставалось семь минут. Десятки пытливых глаз всех цветов и возрастов были устремлены на манеж. Лёня никак не мог совладать с волнением, дëргался, ëрзал на лавочке, то и дело вскакивал и вновь садился обратно. Леночка, напротив, была необычайно тиха и немногословна. Мать не узнавала своих детей, но надеялась, что после представления всё вновь встанет на свои места. Пара минут, и настойчивый голос из колонок попросил выключить звук на телефонах. Свет погас. Заиграла громкая музыка, и на освещённом яркими лампами манеже появился ведущий.

— Дамы и господа, леди и джентльмены, приготовьтесь получить истинное удовольствие. Да будет чудо! — Тучный мужчина в цилиндре взмахнул руками, и из ниоткуда появилась стая белоснежных голубей, проворно взмывших под самый купол.

Огромные лучи прожекторов устремились в зал, то и дело выхватывая зачарованные лица зрителей. Музыка сменилась на более динамичную. Под восторженные аплодисменты на арене появились два наездника на поджарых гнедых скакунах. На головах лошадей красовались изящные плюмажи из разноцветных перьев. Хвосты украшали атласные ленты, блестящие в свете софитов. Всадники поклонились публике и в бешеном ритме пустились по кругу, выполняя небывалые трюки. Вот они стоят на спинах у несущихся на огромной скорости коней. Соскальзывают! Делают кувырок под мускулистым торсом послушного животного и вновь оказываются наверху. Зал взрывается аплодисментами. Уже через секунду артисты умудряются встать сначала на две руки, а затем и вовсе на одну, упираясь в рёбра ни на миг не останавливающихся лошадей. Застывший в молчаливом ожидании зал выдыхает и аплодирует ещё громче.

Леночка с Лëнькой тоже не отрывают взгляда от всадников. И, кажется, даже забывают дышать. Мама смотрит сначала на одного, потом на другого. Ленины щëки порозовели, глаза загорелись привычным огоньком. Лëнька, наконец, перестал дëргаться и стал само внимание.

Следом за всадниками на арене появился грустный клоун, который то и дело спотыкался и больно падал. За ним выступали жонглëры и акробаты. Высокий фокусник в чëрном фраке без устали находил разноцветные шары в самых неожиданных местах.

Завершающим номером было выступление дрессировщиков. Пожилая пара: бабушка и дедушка в ярких концертных костюмах, пританцовывая, вышли на манеж. На руках у женщины сидели два рыжих кота. Третий, полосатый, удобно разместился на плече хозяйки. Дедушка улыбался и добродушно махал зрителям. Три проворных кудрявых пуделя, идущих на задних лапах, старались от него не отставать. По команде хозяйки коты спрыгнули на манеж. Пудели присели на четыре лапы. Следующие десять минут публика восторженно наблюдала, как по мановению одной лишь руки — да что там руки, пальца — умнейшие животные выполняют трюки. Пудели спокойно катали усатых-полосатых, словно те были самыми что ни на есть настоящими наездниками. Отчаянный рыжий красавец кот, как будто он-то и был настоящим царём зверей, спокойно прыгал через пылающий огнём обруч. Поправлял шерстинки, выбившиеся из пышного хвоста. И даже, казалось, благодарно кланялся публике.

Зрители удивлялись, умилялись, аплодировали. Все… Кроме Леночки. Девочка сидела, готовая вот-вот расплакаться. Ей было стыдно перед Лениным. Вывихнутая лодыжка затекла от долгого сидения и отзывалась болью. Да и розовые крылышки феи, наверное, уже достались другой девочке.

Представление закончилось ярким фейерверком. Бумажные конфетти резко взмывали вверх и падали на плечи восторженных зрителей разноцветным дождём.

Лена с мамой и Лëнькой двинулись к выходу. Весёлая разномастная толпа подхватила их и бурной рекой унесла в направлении дверей. Леночка крепко держалась за мамину руку. Одна ступенька, две… На четвёртой, последней, девочка сильно споткнулась и упала на больную ногу. Копившееся с утра напряжение брызнуло из глаз горючими слезами. Лена больше не сдерживалась.

— Мама, мамочка. Я плохая. Это я уронила тени. А они, они разбились. Ленин тут ни при чëм. Не наказывай его. И каблук на туфельках я сломала. И ногу подвернула, — громко всхлипнула Леночка.

Мама опустила глаза и только сейчас заметила, что правая туфля дочери лишилась каблука и былой красоты.

— Лена, доченька, не переживай так! Я не сержусь. Ленин, думаю, тоже. Только давай договоримся: в следующий раз ты без спроса не будешь трогать мои вещи и ничьи другие тоже. Хорошо?

— Хорошо, — ответила Леночка и смахнула слезу.

— Как твоя ножка? Болит?

Лодыжка слегка распухла и пульсировала при каждом шаге. Но Леночке казалось, что когда она во всём призналась маме, даже боль в ноге стала меньше.

— Чуть-чуть, — ответила девочка, и это была сущая правда.

Мама подхватила Леночку на руки. Рядом шёл восторженный Лëнька. Препротивное настроение, наконец, покинуло его. Он жалел сестру и в глубине души злился на себя. Чужие вещи брать плохо, но и ябедничать тоже нехорошо.

Проходя мимо столов с сувенирами, мама остановилась.

— Здравствуйте! Будьте добры… Лëнь, ты определился?

— Меч, — произнёс Лëнька.

— Меч, — повторила мама. Леночка грустно уткнулась в мамино плечо. — И… крылышки. Да-да, вон те розовые, как у феи.

Лена вздрогнула от неожиданности и крепче сжала маму в объятьях.

Домой приехали, еле держась на ногах. Лëнька помог Леночке снять туфлю с вывихнутой лодыжки. Мама осмотрела ступню и наложила повязку. Едва девочка коснулась подушки, сон тотчас сморил уставшее тельце. Как наяву она видела фокусника, акробатов и грустного клоуна. В ногах, свернувшись клубочком, урчал Ленин. Он не злился на свою хозяйку, он её лечил.

ПОДАРОК

Пашка и Пухлик дружили очень долго. Всю жизнь. Пухлик даже спустя семь лет отлично помнил, как хозяйка принесла домой голубой громко орущий кулёк. Уже тогда, на пороге марта, он осознал, что всё у них получится. Так и вышло.

Сначала кулёк только ел, спал и невообразимо красиво кричал, что почему-то очень огорчало хозяйку. Потом он начал поворачивать голову, лежать на животе и будто невзначай хватать Пухлика за длинный пушистый хвост. Чуть позже кулёк пополз, а потом и вовсе встал на задние лапы и начал неуверенно передвигаться по квартире. Пухлик пытался делать то же самое, но хватало его ненадолго. Новое умение окончательно расположило усатого хозяина квартиры.

Кулёк отзывался на кличку Пашка и был любимым сыном хозяйки. Пухлик являл собой огромного семикилограммового кота, в меру вальяжного и высокомерного. Всякий, кто увидел эту парочку, решил бы, что имена или клички, кому как удобно, перепутаны. Но их обладателей всё устраивало.

Пашка с Пухликом никогда не скучали. Вместе ловили солнечных зайчиков и мыльные пузыри. Наперегонки бегали по квартире и висли на любимых шторах хозяйки.

Однажды Пашкин отец — большой и очень добрый — принёс домой с рыбалки живых карасиков. Радости не было предела. Особенно сильно веселилась его жена, Пашкина мама. Она то и дело закатывала глаза и глубоко вдыхала воздух, шлëпая губами, как самая что ни на есть настоящая золотая рыбка.

— Андрей, что это? Ты зачем? — захлёбывалась вопросами Светлана Васильевна.

«Наверное, от восторга», — решил Пухлик, разделявший хозяйкино счастье.

— Светуль, ну вот такими живучими они оказались. Пусть Пашка поиграет, — говорил отец, наполняя квартиру запахом тины и хорошим настроением.

Карасиков выпустили в ванну. Пухлик ни на миг не оставлял их без присмотра, то и дело вставал на задние лапы, громко мурлыкал и нетерпеливо мотал хвостом. Пашка перетаскал в ванну все свои игрушки: и грузовик, и робота, даже пирамидку принёс. Всё зря — карасики совершенно не хотели играть, плавали себе и не проявляли интереса к окружающим. Тут уже Пухлик не выдержал столь бесцеремонного обращения! Он резко запрыгнул на бортик ванны, впервые в жизни не удержался и упал в мокрые рыбьи объятья. Пашка, испугавшись за друга, подтянулся на тоненьких ручках и следом за усатым плюхнулся в воду. Всё это произошло за долю секунды. Ходившая за хлебушком для карасиков хозяйка чуть не упала в обморок, вовремя прижавшись плечом к холодному кафелю.

— Андрей! — громко заверещала она.

Вошедший в ванную отец зашёлся в истерическом хохоте.

— Вот это су-у-уп! — Он так смеялся, что на глаза навернулись слëзы.

Ошарашенный происходящим Пухлик сжался в тугую пружину, выпрыгнул из ванны и бросился наутёк, оставляя по всей квартире мокрые следы и сверкавшую перламутром чешую. Пашка застыл в нерешительности, вытаращил глаза и заревел. Мать подхватила его на руки и стала вытирать мягким махровым полотенцем.

Через сорок минут, когда все были выловлены, высушены и успокоены, серебристые карасики в полиэтиленовом пакете отправились жить на четвёртый этаж, к дяде Антону. Светлана Васильевна и Пухлик выдохнули: хозяйка от облегчения, усатый от невозможности реванша.

День ото дня Пашка с Пухликом не покладая лап, то есть рук, ну вы поняли, тренировали нервы Светланы Васильевны. Занятия не прошли даром: скоро хозяйка, она же мать, была готова ко всему. Так она думала. До того как… Но давайте по порядку.

На дворе стоял август — месяц звёздных ночей, сладких толстых арбузов и стройных строгих гладиолусов. А ещё в августе был день рождения у Пашкиной мамы. У той, что со стальными нервами. Ну вы помните.

Пал Андреичу в этом году минуло семь, и расти он стал, как в сказке — не по дням, а по часам. За полгода все его брюки уменьшились ровно настолько, чтобы вредные соседские девчонки начали обзывать его подстрелышем и противно хихикать вслед. Мать, в отличие от Пашки, не растерялась — так, лёгким движением руки брюки превратились в шорты. Карманы украсили нашивки с супергероями и настоящие металлические клёпки. Хихиканье сменилось на восторженные «вау».

Совершенно уверенный в себе Пашка решил сделать маме на день рождения самый лучший подарок — такой, который она не забудет ни-ког-да. Долго думал, что бы это могло быть, но, как назло, идеи совсем не спешили в голову. Пашка плохо спал, ворочался и разговаривал во сне. Наконец, ранним утром накануне праздника он подошёл к отцу и шёпотом, чтобы не слышала мама, спросил:

— Папачтоподаритьма?..

В этот момент Светлана Васильевна поставила на стол тарелку с овощами и удалилась обратно к плите. Пашка продолжил:

— Что мне, ну это самое? — кивал он в сторону матери.

— Светуль, мы на минутку… — говорил отец, увлекая Пал Андреича в детскую. — Ну, амиго, что за шпионские игры с самого утра?

— Пап, — еле слышно вымолвил Пашка, — у мамы завтра день рождения, а я не знаю, что подарить.

Горе-сын опустил плечи и грустно выдохнул.

— Пашка, не завтра, а сегодня! — Глянул из-под кустистых бровей отец. — Может цветы? Все девушки любят цветы. А? Или давай подарим ей подарок вместе, я уже приготовил.

— Сегодня? — Схватился за голову Пашка. — Почему ты меня не предупредил?

Он чуть не разревелся.

— Не хочу твой подарок, сам придумаю! — обиженно фыркнул и поплёлся на кухню. Отец виновато шёл следом.

— Что у вас произошло? — поинтересовалась мать.

— Ничего, — хором ответили мужчины.

— Ну и славно. Надеюсь, вы не намерены мне настроение портить?

— Нет, — прозвучало уже менее уверенно.

Пашка лениво хрустел огурцами и перебирал в голове варианты: «Может поделку? Мама всегда говорит — лучший подарок тот, что сделан своими руками. Нет, — сам же себе отвечал Пал Андреич. — Не то! Тогда, может, стихотворение? Мамуля тонкая натура: вышивает крестиком, любит поэзию и смотреть на облака». Пашка на мгновение загорелся, но понял, что и это не вариант. Стихи ему не давались. За семь лет он выучил только два стихотворения: новогоднее и про танкистов. Ни одно из них не подходило.

После завтрака мужчины ушли приводить себя в порядок. Мать протëрла стол, вымыла посуду и уже красила губы перед зеркалом, когда сильная половина закончила свои приготовления.

— Пашулик, — говорила мать, — я к тёте Люсе в парикмахерскую, у меня сегодня праздничный день. Постарайтесь не разнести квартиру.

Светлана Васильевна потрепала по волосам сына, погладила Пухлика.

— А я? — наигранно обиделся Пашкин отец.

— А ты идешь на работу.

Светлана Васильевна нежно щëлкнула мужа по носу.

Когда дверь за родителями закрылась, Пашка принялся мельтешить по коридору туда-обратно, туда-обратно — точно в квартире раскачивался огромный маятник.

— Хм… цветы. — Задумчиво потирал подбородок. — Нет! Хм… Открытка? Не то! Всё не то!

Пал Андреич так распереживался, что заболела голова и захотелось чего-нибудь сладенького. Он печально поплёлся на кухню. Засунул пятерню в банку с печеньем, на минуту застыл, резко вскочил и запрыгал от радости.

— Придумал-придумал! — Схватил он Пухлика и закружил в объятьях.

— Угомони-и-ись! — истошно орал тот на своём кошачьем. — Люди добрые, помоги-и-ите! Убива-а-ают!

— Пухличек, милый, я знаю, что подарить маме. Знаю! Мы приготовим ей торт.

Усатый зализывал душевные раны под столом и крутил когтистой лапой у виска.

— Па-а-ашка, — мурчал Пухлик. — Я как искренне преданный тебе друг должен предупредить, чем всё это может для нас закончиться.

Полосатый, не жалея глотки, описывал возможные сценарии. Юный гений нашёл мамину поварскую книгу и увлечëнно по слогам читал названия.

— «Пти-чье мо-ло-ко», «Сме-тан-ник»… — перечислял Пал Андреич. — «Мо-лоч-ная де-воч-ка».

Пухлик навострил уши. «А, может, не такая уж и плохая идея?» — мечтал хвостатый, представляя торт из сметаны.

— «На-по-ле-он»… — продолжал хозяин.

— Нет-нет-нет, давай вернёмся к «Сметаннику». Ну, в крайнем случае к «Птичьему молоку»! — Девочек Пухлик есть принципиально отказывался, даже молочных.

— О, вот нашёл. Мамин любимый. «Ме-до-вик», — ликовал Пашка.

— Ну приехали, только пчёл нам здесь не хватало, — недовольно мурчал усатый.

Пал Андреич цитировал рецепт и озадаченно почëсывал макушку:

— «Сто двад-цать грамм мас-ла рас-тво-рить на во-дя-ной ба-не…» Где же я дома баню возьму? А мама где брала? Наверное, подойдёт и ванная…

— Подойдёт, мр-р-р! — невольно подмяукивал Пухлик.

— «До-ба-вить са-хар и мёд». Сколько? «Две ложки». Да что ж это за «Медовик» такой получается?! Стакан добавим. Мне для мамы ничего не жалко.

— Ничего, мр-рмяу, — поддакивал усатый.

— «До-ба-вить со-ду, снять с во-дя-ной ба-ни и ос-ту-дить». Добавить что? — Пашка сдвинул брови. — Кто же «воду» пишет через «с»?

Юный грамотей безжалостно зачеркнул «с», исправив её на большую аккуратную «в».

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.