Бесплатный фрагмент - Космос близко

Человеку всегда было тесно дома. Его манили новые земли, горные вершины, просторы океана. А когда стало известно, что можно путешествовать меж звёзд, мечты повели нас дальше.

Шестьдесят лет назад Юрий Гагарин сделал первый шаг в космос, и теперь мы покоряем звёздные дали. Десять историй из этого сборника посвящены юбилейной дате — началу освоения внеземного пространства. Их герои водят сумасшедшие космолеты, переживают вселенские катастрофы, общаются с инопланетным разумом, верят, надеятся и любят. В их иллюминаторах — по-прежнему родная планета Земля, а Вселенная — на расстоянии вытянутой руки.

Приглашаем вас в межпланетное путешествие по страницам нашей книги, которая, возможно, тоже проложит свой путь на околоземную орбиту.

Космос близко, друзья!

Space O

Юлия Н. Шувалова

Джон уходил последним. В студии, где на полу, среди подушек, гитар и листов бумаги, спиной к нему сидел его друг, висел тяжелый запах дешевого табака, которым тщетно пытались заглушить отчаяние. Шел июнь 1969 года.

— Дэйв, — позвал он тихо.

Длинноволосый худощавый парень не повернулся, но ответил:

— Чего тебе?

Джону было неуютно. В конце концов, он всего лишь был музыкантом, от него требовалось играть музыку. Зато Дэйв сочинял. Еще он пел и был актером.

Джон восхищался им, но сейчас он его жалел. Он, Джон, сейчас придет домой, ему ничего не надо доказывать, он просто съест ужин и ляжет спать.

— Может, тебе прогуляться?

— Может, — ответил Дэйв, по-прежнему не оборачиваясь.

— Послушай, никто не хотел тебя обидеть, — Джон прошел через комнату и сел у окна, напротив Дэйва. В сумеречном свете, который щедро заливал студию, он заметил красные глаза друга, но это наверняка было от табака. — Прости, накурили мы здесь. — Дэйв отмахнулся, и Джон продолжил:

— Всем просто уже хочется что-то сделать, понимаешь. Мы играем то, что никто не слушает. Ты живешь своей музыкой, но вот там, — он махнул рукой в лондонские сумерки, подсвеченные фонарем, — никто даже не слыхал ни про Вудсток, ни про психоделику. Парни об этом и говорят: нужна песня, которую будут слушать девчонки, как у «Битлз». А дальше уже можно играть, что хочешь.

Дэйв с громким стоном завалился на спину.

— «Битлз» могут катиться к чертям! «Играть, что хочешь» — никто не даст тебе играть, что ты хочешь, если ты начнешь писать песни для девчонок! «Битлз» это очень хорошо знают, не так ли?!

Дэйв перевернулся и уткнулся лицом в подушку, до Джона донеслись слабые всхлипы. Он не знал, что делать, а уйти теперь и вовсе было неловко. Мизинец неожиданно стал зудеть, и Джон принялся обкусывать заусенцы.

— Тони думает, что я пытаюсь заработать на хайпе с космоса. Типа, все ждут полет «Аполлона», и я хочу попасть в струю. Он идиот: дело не в «Аполлоне», дело во мне. — Дэйв приподнялся на подушках и продолжал, вытирая слезы с лица. — Понимаешь, Джон, вон там, — он тоже ткнул пальцем в окно, — не знают не только про Вудсток. Там вообще ни о чем не знают. Там думают только о том, как заработать на еду и шмотки. Лондон сейчас — это сборище уродов в одинаковой одежде. Я так устал от этого, Джон! Как можно думать про шмотки, когда вокруг тебя — Космос!? Искусство — это космос, музыка, стихи, кино — это космос! «Одиссея» не выходит у меня из головы, Кубрик гений. На Портобелло я нашел пластинку с Вагнером, это тоже космос! Но все хотят «Манкис». Да, Джон, все вот это, что нужно мне, никому не нужно ТАМ! И Герми это тоже все не нужно! Родителям — им вообще все равно, мне кажется. Я устал, Джон, я устал быть единственным, кому нужен я.

— Брось, ты нам всем нужен, — покачал головой Джон, — что бы Тони ни сказал, а только завтра он все равно придет в студию. — Поглядев задумчиво в прозрачный июньский вечер, он продолжил: — Всегда хочется, чтобы все было хорошо уже вчера. Тебе бы прогуляться, в этом куреве свихнуться можно.

— Может, оно и к лучшему, — отозвался Дэйв. Он сидел, скрестив ноги по-турецки и обхватив длинными пальцами лицо. Джон тихонько вышел из студии.

***

В десятом часу начался дождь. Не ливень, а тот летний лондонский дождик, который почти не мочит одежду и волосы, и под ним можно бродить сколь угодно долго. Дэйв шел по мокрым плитам тротуара, уворачиваясь от зонтиков хихикающих девчонок. Из Сохо до вокзала Виктория идти было около часа, потом еще полчаса на поезде до Бекенхема. В хорошем расположении духа Дэйв любил бродить по центральным улицам, представляя, как к нему подходят за автографом, с ним фотографируются, он дает интервью, может, однажды Королева пригласит его на прием, почему бы нет? Но сегодня ему хотелось быть одному. Манящие неоновые вывески и толпы фанатов у ночных клубов его раздражали. В этом новом послевоенном мире нашлось пока только два способа спастись от рутины и стать знаменитостью: быть музыкантом или космонавтом. Сначала все хотели стать Элвисом, потом появились «Битлз» и Гагарин. Если бы он что-то понимал в точных науках, он бы пробился в настоящий космос, тогда-то Королева наверняка пригласила бы его на прием. Но в науках он был полный ноль, — как, судя по всему, большинство британцев. Иначе как объяснить, почему к звездам первыми полетели русские, а миссию на Луну готовят американцы? Все, что есть у него, — это искусство и музыка, но даже здесь он лишь один из многих. И вот теперь все рушится, и от злости и беспомощности снова хотелось плакать. Гермиона оставила его. Хита нет. Музыканты могут уйти в любой момент. По крайней мере, он сменил эту ужасную в своей безыскусности фамилию — Джонс. Зато остались страшные, кривые зубы. С такими данными только и быть мимом в пригороде Лондона. Но отчего-то ведь он хочет заниматься музыкой, и это сильнее него. Если бы все было хорошо уже вчера…

В Бекенхем он приехал почти в полночь. Здесь дождь только начинался и, кажется, обещал быть сильнее, чем в Лондоне. Похолодало, шелковую блузу продувал ночной ветер, и сейчас ему вдруг захотелось согреться и побыть среди людей. Он редко бывал в пабах Бекенхема, но, похоже, настало время отметиться и там.

Он толкнул плечом первую дверь и оказался в узкой каморке, где едва помещались барная стойка, несколько высоких стульев под ней и три колченогих круглых столика вдоль стены. Было видно, что паб еле сводит концы с концами, хотя владелец держался так, словно его заведение посещает сам премьер-министр. Во всяком случае, в этот дождливый вечер все места были заняты. Взяв пинту биттера, чтобы хоть так сойти за своего под прицелом испытующих рабочих глаз, Дэйв протиснулся в закуток у окна рядом с входом. Здесь же, у окна, стоял, подпирая стену, поддатый работяга в растянутом свитере, жилистый, приземистый, с редеющими рыжими волосами и красными, несчастными глазами. Рядом с ним на подоконнике стояла початая пинта.

— Будь здоров, приятель! — провозгласил он на сильном кокни, когда Дэйв отпил из своего бокала, и улыбнулся. — Я тебя здесь раньше не видал! — Улыбке не хватало нескольких зубов.

— Никогда раньше сюда не заходил, — ответил Дэйв. — Та еще дыра, судя по всему.

— О, это ты правильно сказал! Дыра еще та! В такую погоду — самое оно!

Дэйв оглянулся, но мест не освободилось; вместо этого зашли еще трое строителей.

— Здесь все кто грузчик, кто строитель, наш контингент! — незнакомец ввел его в курс дела. — Я тут главный завсегдатай. Когда жена достанет своими «принеси денег», отдаю ей все, что есть, а сам — сюда. Хозяин меня жалеет, наливает в долг. Я больше одной пинты не беру, но меня и другие жалеют и делятся. За вечер пять-шесть набегает.

— Как тебя зовут?

Рыжий расплылся в улыбке.

— Я сам себя зову майор Том!

— Военный, что ли?

— Не, — протянул рыжий. — Знаешь, рабочий класс — это как приговор, не то что ты не можешь куда-то выбиться, а ты даже не знаешь — куда? И когда этот русский, Гагарин, полетел в космос, я тогда подумал: вот бы мне так! Рассказал жене, друзьям, ну, они подняли на смех, ясное дело. Ладно бы, сказали, что из-за пива не возьмут или потому, что малограмотный. А то ведь как: рожей не вышел. Гагарин красивый, а я нет. Ну, и ладно. Но я решил, что буду зваться майор Том. А ты кто будешь?

— Музыкант.

— Ух ты, какая звезда здесь у нас! — Дэйв угрожающе взглянул на рыжего, и он дал задний ход: — Все, молчу-молчу. Песни сочиняешь или играешь?

— Сочиняю. Трудно это все.

— А про что сочиняешь-то?

Дэйв усмехнулся:

— Да тоже про космос.

— Приятель, ты прям, как я, такой же псих. Знаешь, а я так и не бросил про это думать. — Он придвинулся к Дэйву, обдав его перегаром, а красные глаза заблестели и от этого казались еще несчастнее. — Когда тот другой, тоже русский, вышел в открытый космос, я чуть с ума не сошел. Подумал тогда: как я живу?! Днем гружу баржи, вечерами пью, жена пилит, а тут — парни летают в космос. Представляешь, с Земли — и прямо вот туда, в темноту, к звездам?! — Оба вперили взгляд в окно, словно в ночной мгле можно было увидеть советского космонавта. «Майор» воодушевился, что его слушают, и продолжал: — Я иной раз возвращаюсь из дока, гляжу в окно поезда — там полная луна, и вот я думаю: какая она вблизи? Такая же белая? Или желтая, как заварной крем? И звезды: они хоть капельку похожи на то, как их рисуют в книжках? Как они на самом деле сияют? И как выходит, что звезда на небе висит маленькая, и падает — тоже маленькая, а светит — и мы ее тут видим? Пробовал я про это в книжках читать, но мне тяжко, знаешь… Я и не глупый, но мне бы попроще, с картинками, я бы так больше понял. — Дэйв понимающе кивнул.

— А ты полетел бы? — спросил он у «майора».

— Ой, полетел бы, хоть завтра. Ну, как протрезвею. — Рыжий виновато улыбнулся. — Я из газеты то интервью с Гагариным вырезал и положил дома. Иногда достаю и читаю. Все думаю: вот бы увидеть нашу Землю из космоса, особенно как тот, второй, фамилию его забыл. Мы тут всё чванимся друг перед другом, бомбы, ракеты, а в космосе ты сидишь такой маленький, кругом звезды и планеты, и где-то внизу — Земля. И тебе сигнал идет: «Майор Том, Земля, приём!» И ты такой чувствуешь себя героем, хоть на один день.

Народ в пабе обсуждал футбол и последние меры правительства. Дэйв тайком разглядывал морщинистое, обветренное лицо «майора», его сильные, жилистые руки, стесняясь заглянуть в глаза. Впервые за день ему было жаль кого-то, кроме себя.

— И вот я бы полетал вокруг ракеты, — продолжал рыжий свой рассказ, — а потом бы отсоединился. Ракета пусть бы вернулась на Землю, а я бы так и летал в космосе.

— А толку-то? Ты же умер бы, майор, — Дэйв попытался пошутить, но видно было, что «майор» говорил всерьез.

— Да я знаю, приятель, — он взболтал пиво в бокале. — Какая разница, всем приходит конец. Но так хочется сделать что-то большое. Ты вот музыку сочиняешь, ты, конечно, будешь звездой. А я так и буду баржи грузить, пока не надорвусь. И сейчас американцы запустят миссию на Луну, а после этого, помяни мое слово, они с русскими начнут собираться на Марс. А у меня здесь никакой другой жизни нет, понимаешь. Только баржи и жена.

— А если жена уйдет?

— Да не уйдет она никуда. Не, она меня жалеет, — в голосе «майора» зазвучала нежность. — Я непутевый, а она жалеет. Если бы не жалела и денег не просила, я бы давно все бросил.

«Майор» увязался за ним, когда он собрался уходить, и все полмили до Фоксгроув-роуд шел рядом, распрямившись, и говорил взволнованно:

— Знаешь, приятель, ты вот про космос все-таки песню напиши, — я услышу и буду знать, что это ты благодаря мне. Вы же все, что артисты, что космонавты, — вы все звезды, где-то там, высоко. Так вот вы ради нас, простых людей, что-то делайте иногда. Вот еще лет двадцать — и все будут в космос летать, как сейчас на метро ездят. Я-то не доживу, — со смехом сказал он, — рано я родился. И они все будут героями. А ты про космос напиши, чтобы я знал, что это благодаря мне. Обещаешь, приятель?

— Постараюсь, — ответил Дэйв, закрывая калитку дома. Дома он бросился к окну и успел увидеть, как приземистая фигура в растянутом свитере стремительно превращается в далекую черную точку, — словно неизвестная звезда, от которой его квартиру мгновенно отбросило на миллионы световых лет.

***

Дома Дэйв тихонько пробрался в гостиную, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Энджи. Гермиона не вернется, а с Энджи ему хорошо, хоть он ее не любит. Теперь у него взаимная нелюбовь, может быть, так и надо. Биттер почти выветрился из головы. Часы показывали полвторого. Он завернулся в плед и карандашом принялся царапать в тетради. Если он хоть что-то понимал в том, как устроен этот мир, такая встреча случилась неспроста. Кто его знает, что выйдет. «Майор Том, Земля, приём» — отличная строчка. Обязательно написать про жену. Бедняга «майор», как это тяжко: иметь воображение, которое выносит тебя из пригорода в открытый космос, и ничего не сделать с этим. Он, наверное, так и сопьется.

Дэйв вздрогнул: чем они, музыканты, отличались от «майора», в конце концов? Те, кто не пил, курили травку или сидели на игле. Иметь жену и детей считалось хуже, чем разрушать себя. Это все делало их творческими людьми, но на самом деле каждый так заглушал свою боль и страх. Боль — оттого, что ты не такой знаменитый, богатый, любимый и свободный; страх — что на всю жизнь останешься таким. Останешься никем. Как «майор Том» из паба в Бекенхеме, название которого Дэйв даже не подумал узнать.

Он еле дождался утра, чтобы сыграть тему. Сейчас он точно знал, что парням понравится, он уже делал пометки, где может прозвучать меллотрон, а где — стилофон. А вот здесь надо изобразить старт ракеты, пусть «майор» услышит и представит, как он отправляется в полет. И обратный отсчет перед этим. И пусть выходит в открытый космос, как и хотел. Да, майор, вы тоже могли стать звездой, как Гагарин и Леонов (так его звали? кажется, да), какой-нибудь «Вог» пожелал бы сделать с вами интервью, и журналист написал бы, как вы идете уверенной походкой по вестибюлю «Савоя», одетый в костюм от того-то, рубашку — от этого, а ботинки на вас — из последней коллекции кого-то еще.

Над последним куплетом Дэйв замешкался. Никогда до разговора с «майором» он не сидел рядом с тем, кто всерьез думал о смерти. Его посетила страшная догадка: что, если после их разговора «майор» все-таки куда-то «улетит»? И жена никогда больше не увидит своего непутевого грузчика, который мечтает о космосе, лишь бы не видеть, не слышать, не нюхать — не жить — эту бедность? Гермионе хватило сполна, и поэтому она оставила его, Дэйва, не стала его жалеть, ну и пусть, он переживет, у него есть свой космос — музыка, а у «майора» нет ничего…

…кроме планеты Земля, которую он хочет увидеть из космоса. Что ж, пусть видит, пусть кружит вокруг нее, поднимается над Луной, летит к Юпитеру и его спутникам. Опять «Одиссея». Кто, вообще, этот Одиссей? Такой же герой, который бороздит океаны, пока дома его ждет жена. Может, Пенелопа была та еще стерва и вечно требовала денег. И тогда он оставил ей все, что у него было, и отправился в путешествие. Нет, наоборот: он любил ее и хотел вернуться, но простор манил его. Раньше космосом был мировой океан, и Одиссей просто не мог остановиться, он все плыл и плыл, открывая новые места этой планеты. Интересно, а какого цвета Земля из космоса? Если раньше космосом был океан, тогда синяя…

Конечно, «Одиссея» — это не про майора. Вообще, странно, что кто-то, вроде него, мечтает о космосе. «Космическая Одиссея». Космическая странность.

***

Шел 2013 год. «Привет, Спейсбой!» — написал Дэйв в Твиттере в ответ Крису Хадфилду из Канады, который спел и сыграл Space Oddity на МКС.

Он выключил звук на компьютере и поставил видео на повтор. После всех римейков и релизов песню о космосе поют… в космосе! Теперь страдающий от безвестности и несчастной любви юноша из лондонского пригорода стал настоящей межгалактической звездой, — а вместе с ним и загадочный «майор Том», который никогда и нигде не объявился и не поблагодарил за «свою» песню.

«Да, майор, я был прав, когда хотел сочинить песню о космосе. Жаль, что ты так и не нашел меня. Но если ты все-таки однажды услышал свою песню, надеюсь, тебе понравилось, что ты дрейфуешь по космическим волнам, как и хотел».

Жена вошла в комнату и присела рядом на подлокотник кресла. Он поцеловал ее. Господи, какое это счастье — быть ее мужем! Она никогда не пилила его, не требовала денег. Конечно, они встретились, когда у обоих был достаток, но главное, она любила его музыку, а ему хотелось, чтобы она была счастлива.

— Это просто удивительно: столько сделать в музыке, а люди нет-нет и возвращают тебя в самое начало. Вот уж где странность! — Они улыбнулись его каламбуру. — Иногда мне самому казалось, что я, как Одиссей, все время куда-то плыву и никак не могу добраться до берега, а он всякий раз оказывается так близко, — и это всегда вот эта песня о космосе. Я словно и вправду инопланетянин. Я так благодарен тебе, что удерживаешь меня здесь, на Земле, — сказал он и сам изумился такому признанию. Она же осталась невозмутимой:

— Откровенно говоря, я думаю, ты самый земной человек на свете. Нам почему-то всегда кажется, что рок-звезды, все эти творческие натуры должны быть не от мира сего. Но если они оторваны от мира людей, они никогда не сделают ничего стоящего.

— То же и про астронавтов, верно? Они ведь там — для нас, кто на Земле. Весь космос — это про Землю.

— Конечно. Сегодня я горжусь тобой больше, чем когда-либо.

— А я разве не рассказывал тебе, как я действительно написал эту песню? — спохватился он. — Просто удивительно, если нет.

Она мягко улыбнулась:

— Нет, дорогой, и я уверена, что у нее самая невероятная история. Я обязательно послушаю, но я пришла напомнить, что нас ждут.

Он, конечно, забыл. Ехать не хотелось, но отказываться в последний момент он не любил. Что же, он расскажет когда-нибудь потом.

***

Январь 2016 года. Самое главное сделано, теперь он был спокоен.

— С днем рождения, дорогой Дэвид! — пропел хор голосов.

— Благодарю, — слабо произнес он. — Увы, похоже, весь мой голос остался на альбоме. Все готово к выпуску?

— Да, как ты просил, в твой день рождения, — ответила жена. Она держалась молодцом, но он-то видел лучше.

«Пусть жена услышит, как ее люблю».

Когда они остались одни, он притянул ее к себе.

— Ты прекрасна, моя дорогая, и ты по-прежнему удерживаешь меня на Земле.

— Я делаю все, что могу, — дрожащим голосом ответила она.

— Ты даже не знаешь, как на многое ты способна. Я так и не рассказал тебе про майора Тома. Прошло столько лет, я даже не уверен сейчас, что все было именно так. Мы не могли написать ни одного хита, а все вокруг только и говорили, что о космосе. И вот я хотел сочинить про космос, а парни твердили, что надо про любовь. Одно другому не мешает, конечно, но любви в моей жизни не было. Герми бросила меня в начале 1969, а тогда, летом, парни все оставили меня, и я пешком шел из Сохо до вокзала, и мне было очень скверно. А потом в пивной дыре в Бекенхеме я встретил рыжего грузчика, который называл себя «майор Том» и мечтал полететь в космос. Я не знаю, может, мне это все привиделось. Он ненавидел бедность, в которой жил, но любил жену, а из космоса хотел смотреть на Землю. Похоже, я тоже скоро отправлюсь в космос. Как ты все-таки думаешь, я оттуда смогу вас видеть?

Она заплакала, а он гладил ее по волосам, по плечам.

— Лазарь воскреснет. Теперь я это знаю. Тебе не о чем плакать, дорогая, я был очень счастлив. С тобой я впервые был нужен кому-то, кроме себя, на Земле.

…И позже, когда он закрыл глаза, чувствуя приближение сна, он вдруг увидел вдалеке рыжего «майора». Тот помахал ему приветственно рукой:

— Эй, звезда! Я же говорил, что ты прославишься! Да, я слышал вашу песню, я даже рассказывал в пабе, что ты про меня сочинил хит, кто-то верил, кто-то нет. А теперь ты и сам сомневаешься, был ли я.

— Почему ты никогда не нашел нас, меня?

— Ох, приятель, — рыжий развел руками, — вы для меня были, что тот космос: недосягаемая мечта, чтоб не спиться. Только космонавты и настоящие артисты достают до звезд. Все мы, простые люди, рождены ходить по Земле. Мы смотрим на вас снизу вверх, чтобы у нас был смысл жизни, чтобы не свихнуться здесь. Но некоторым из нас иногда тоже везет, — он подмигнул.

Сон одолевал его.

— Прости, майор, я устал.

— Вижу, отдыхай. До скорого.

«…Хоть я и проплыл сто тысяч миль,

Но здесь повсюду штиль,

И, похоже, мой корабль знает путь…»

Космические грабли

Мария Соловьёва

Всеволод Подлипкин проснулся в прекрасном настроении. Накануне он немного перебрал, но голова была легка, а мысли радостны. Три месяца он собирался с инспекцией на Луну, совместить работу с отдыхом, и вот свершилось. Корабль готов, Луна в перигее, и, если всё сложится, а удачи Подлипкину всегда хватало, следующим утром он будет любоваться роскошным видом на Землю.

Он потянулся, откинул невесомое одеяло и стал с наслаждением чесать голую ягодицу. Деликатное покашливание прервало это занятие. Подлипкин замер и повёл глазами. Кашляла девушка в кресле у окна. Юная, бритая наголо, с огромными глазами и флуоресцирующей татуировкой на правой скуле. В его личном шелковом халате. Подлипкин был готов поставить все свои деньги на то, что никогда её не видел. Ни на Земле, ни на Луне. Девушка улыбнулась и подмигнула. Он прикрылся и сипло, в два приёма спросил у потолка:

— Анжела, кхм… почему в доме посторонние?

Мягкий голос из потолочного динамика удивился и, похоже, обиделся:

— Посторонние? Вы привели гостью и отключили меня до утра.

— Сева, ты меня удивляешь! — подала голос девушка.

— Ты кто?

— Мирослава Блюмер, можно просто Мира. Из движения «Чистая орбита», мы вчера так мило провели с тобой время. В баре и не только, — чуть не пела она.

Подлипкин закатил глаза. Встал, криво завернулся в одеяло и вытянул руку в сторону двери, отчего стал похож на чуть помятого пафосного патриция:

— Пошла вон!

— Какой ты непостоянный. — Мира скривила губы и вздохнула. — Вчера признавался в любви и обещал ради меня очистить космос от мусора, а сегодня грубишь.

— Я тебя не помню!

— А так? — Она вытянула из батареи пустых бутылок сочно-зелёный парик и надела его, отчего стала похожа на сказочную фею.

Подлипкин вспомнил, вздрогнул и бессильно опустил руки. Мысли его перетекли в другую плоскость. Защитники природы вслед за прогрессивным человечеством осваивали космос и активно мешали орбитальному бизнесу. Движение «Чистая орбита» ширилось с каждым днем, и компания «Космоконнект», крупнейший производитель спутников и малых орбитальных станций, подвергалась нападкам «чистых» больше всего. Подлипкина раздражали пылкие обвинительные речи и акции протеста. Он успешно отгородился от этой проблемы собственной службой безопасности. И всё же «чистые» до него добрались.

— Как же вы меня достали. — Он отстранил Миру и взял бутылку. Чудесное утро было искалечено мощным пинком лысой девчонки.

Она повернулась за ним, будто радар, и молча смотрела, как он пьет коньяк прямо из горлышка. Залив в себя добрых полбутылки пряного огня, Подлипкин выдохнул:

— Короче, говоришь, чего тебе нужно, и реактивно дуешь восвояси. Мне пора собираться.

Мира кивнула. Не успел Подлипкин натянуть брюки, она снова сидела в кресле, укутанная в искрящийся синтетический плащ.

— Ты дал мне расписку, что во имя всего светлого и прекрасного, то есть ради меня, спонсируешь программу «Космические грабли».

— Чего? — ошалел Подлипкин.

Мира помахала перед ним сложенным листком. Архаичный бумажный чек, таких нигде на Земле уже не было, кроме безобразно дорогого винтажного бара «Назад». На обороте чётко читались убористые круглые буквы и его завитушечная подпись, которую невозможно подделать.

— А ещё обещал развернутое интервью для нашего журнала, но, — она подмигнула, — слишком устал. Так что про космограбли придётся поговорить потом.

— К чертям космограбли! Ты журналистка, что ли?

Подлипкин выхватил листок, смял его и поволок Миру к выходу, удивляясь, откуда в тоненьком теле столько силы. Она упиралась, тараторила на ходу, стараясь сказать как можно больше:

— Этот ученый и правда гений! Я не всё поняла, что он объяснял, но чувствую — это наше спасение! А его не воспринимают всерьез из-за трех курсов психокоррекции. А если и выслушают, то, как узнают стоимость, сразу прощаются! Я в приемную президента писала! В Москосмос! Отписки шлют. Пыталась организовать кампанию по сбору денег, но никто не поддержал…

— Да потому что всем плевать на вас, бездельников! — Подлипкин накалялся все сильнее. — Работать надо больше, времени на дурь не хватит. А то вы хотите и скоростной Орбинет, и чистый космос! Не выйдет!

— Пожалуйста, услышь меня! Орбинет — это прекрасно, а вот мусор на орбите скоро сделает ненужными все ваши старания! Там люди гибнут!

Они в голос кричали друг на друга, будто между ними километр. Подлипкин, как был в носках, вытащил Миру за дверь, а она продолжала убеждать его, обещала прислать описание, умоляла ознакомиться. И тут к ним подбежал посеревший от страха охранник в усиленном спецкостюме.

— Ну наконец-то! — Подлипкин толкнул Миру прямо в его объятия. — Выставить вон, чтобы дорогу забыла. Только вежливо!

Охранник подобострастно кивнул и утащил Миру. Она что-то кричала, даже вроде плакала, но Подлипкину было уже всё равно. На Луну! Скорее, прочь с этой одуревшей планеты в тишину и покой!

***

Занесённый вечными снегами частный космодром компании «Космоконнект» не имел названия, только реестровый номер. Дорогущие старты с полюса могли себе позволить всего несколько человек на планете, и Подлипкин был одним из них. Только отсюда ракета, набирая вторую космическую скорость, могла сразу отправиться к Луне, минуя мусорные облака.

Выделенная Подлипкину полетная зона тщательно контролировалась Автоматизированной системой отслеживания потенциально опасных ситуаций околоземного космического пространства (АСПОС ОКП), и он даже не задумывался об опасностях на орбите. Его челнок «Триумф» был улучшенной версией старого отечественного «Урагана», простого и надёжного, как контрольный выстрел. Уже третий полёт Подлипкин делал самостоятельно, уступив своего лучшего пилота престарелому шейху Аль-Абдель-Азизу, который обожал орбитальные прогулки, но доверял только русским космонавтам.

В сумерках «Триумф» выглядел так эффектно, что полярное сияние, как никогда богатое в этом году, показалось Подлипкину рваной линялой радугой. Новые двигатели добавили челноку немного объема, но смотрелись лучше, чем родные. Подлипкин обожал первым приобретать дорогие технические новинки, не дожидаясь официального конца испытаний.

В кабине его встретило радостное мерцание стеклянных панелей управления, готовых унести хозяина в тишину и покой космоса. С центрального экрана улыбалась очередная мисс мира, мулатка с какого-то тропического острова. Подлипкин ежегодно менял внешность Анжелы, своей персональной цифровой секретарши.

— Добро пожаловать на борт, капитан! — промурлыкала она бархатисто и совсем не по-деловому.

Голос невидимого диспетчера задал обычные вопросы, получил нужные ответы и пожелал счастливого пути. Вместо него зазвучала выбранная Анжелой модная инструментальная композиция «Я получу все сокровища космоса».

Подлипкин, накачанный антиперегрузочными стимуляторами, размяк в кресле и стал считать вслух:

— Десять, девять…

— Все системы готовы! — вклинилась Анжела.

— Восемь, семь…

— Ключ на старт! — не унималась Анжела.

— Шесть, пять… что за… — Подлипкин ухватился за нагрудный карман и достал курлыкающий телефон, на который звонили только важные люди. — Да!

— Сева, это Мира, ты уже летишь? — пропела трубка.

— Совсем дура! — завопил он, не глядя сунул телефон в один из карманов. На секунду замешкался, потряс головой, как после удара, и продолжил: — Три, два…

— Поехали! — радостно перебила его Анжела и увеличила громкость музыки.

Несмотря на удушающие объятия гравитации, Подлипкин пытался подвывать в такт мелодии. Вот-вот его «Триумф» освободится от притяжения Земли и, минуя всю эту орбитальную свалку, рванет к Луне. А там…

Он с удивлением почувствовал уменьшение перегрузки и тут же истерично заголосил зуммер.

— Капитан, у нас проблемы, — тревожно сообщила Анжела.

— Дебильная фраза, — просипел Подлипкин и поднял голову. — Что стряслось?

— Отказ второго и четвертого двигателей.

— Ну так подключи резервный!

— Подключен. Мощности не хватает.

— Ещё что-нибудь подключи!

— Резервы задействованы. Но для набора второй космической их недостаточно.

— Вот зар-р-раза!

Подлипкин перевел кресло в вертикальное положение и осмотрелся. С детства он любил игры на ракетах-симуляторах и даже достиг определённых успехов в виртуальных орбитальных гонках с препятствиями. Но в реальности эту работу выполнял его профессиональный пилот. Да и с тех пор как он обзавелся персональным полярным космодромом и премиум-тарифом от АСПОС, не было нужды в сложных орбитальных маневрах.

— Капитан, двигаясь по эллиптической орбите, мы иногда будем попадать в мусорные облака. Режим уклонения и уничтожения препятствий активирован. Мы команда, мы обязательно справимся, — отрапортовала Анжела с интонацией воодушевлённой отличницы.

— Ой, заткнись уже, — отмахнулся Подлипкин.

Он связался с Землей и уволил всю бригаду техников во главе с дежурным инженером. Потом спохватился, успокоился и перепоручил Анжеле обеспечить орбитальную техподдержку и выставить претензию производителю двигателей. За это время на пути «Триумфа» появились отдельные обломки, которые автопилот заблаговременно спалил лазерной пушкой. Подлипкин размял ладони:

— Ну-ка, Анжела, отруби автопилот. Сам порулю.

— Капитан, это только начало мусорного облака.

— Я сказал — сам.

«Триумф» между тем снесло к сорок пятой параллели, и Подлипкин узнал Каспий в прорехах между облаками. Это было красиво. Давно он не рассматривал Землю с такого ракурса. Беспокойные природозащитники, как всегда, раздувают из мухи слона, подумалось ему. Половину Северного полушария пролетели и только несколько кусков обнаружили. Подлипкин перевёл взгляд на центральный иллюминатор. Там специальные маркеры АСПОС подсвечивали встречные объекты на ближайшие сто километров. Мусора прибавлялось, и Подлипкин забыл о красоте Земли. Самыми опасными были обломки, не отражающие свет. Система их, конечно, засекала, но визуально пилот спохватывался порой слишком поздно. Несколько маневров прошли без сучка без задоринки, и он после каждого браво кричал Анжеле: