Бесплатный фрагмент - Коридон

Предисловие

Почти ушли в прошлое профессии пастухов и козопасов. Кому нужен пастух в городе?

Только представьте себе: идёт по улице человек. Немытый, лохматый, бородатый, с козлиной шкурой на плечах, с диким козлиным запахом. Идёт и весело или грустно играет на тирсе — двойной пастушьей свирели. Вот только раньше он сопровождал бога Диониса. Он и его родственник Сатир. И выглядел он при Дионисе несколько по-другому. Свита Бога — не иначе. Требовалось соответствовать.

Как выглядел он, по мнению большинства? Маленький, обросший шерстью человечек с ослиными ушами, мопсиным носом и хвостом. Ну, а как ещё должен был выглядеть сын Земли? Да и ведёт он себя нагло, приставуче и влюбчив до изнеможения.

Титиры — родственники сатиров. Но сатиры — это которые с козлиными копытами и рожками. Постоянно смеются во весь рот, слушают песни и игру на двойной флейте титиров, да ещё и танцуют до изнеможения. Ещё и те и другие пьют без устали. Но это им Дионис, бог винограда и вина, велел.

Другое дело — аркадский пастух Коридон. Считай, интеллигент пастушьего дела. С ориентацией есть вопросы. Но зато философ и любит поговорить. Особенно в виде монологов и в форме нравоучений. Зато титиров сам Вергилий прославил в своей буколической, деревенской поэзии. Даже имя придумал — Титир.

Кто придумал имя Коридон, я не знаю. Но говорят, что тоже Вергилия рук дело. Но всё это внешнее давно ушло в прошлое.

Люди перестали советоваться с природой, но не перестали философствовать и поучать других. И на смену деревенскому мыслителю пришёл мыслитель городской. Он, если честно, более скрытен, зато многовекторный, скользкий в своих словах и многозначительный в мыслях.

И хотя времена поменялись, как и обстановка, но есть в этих самых тайных титирах, сатирах и коридонах скрытые смыслы. Потому и книга эта про них и их мысли. Не всё же цитировать великих философов и классиков. Простому человеку тоже есть что сказать.

____________________

Это было предисловие к новой книге про людей, а также их воплощения в виде титиров, сатиров и коридонов. Вдруг вам и дальше интересно будет, если вы дочитали до этих строк! Ведь, по мне, слово-оглавление типа «Предисловие» следует писать после вступительного текста, а не перед. Хотя, может, следует писать слово «Предисловие» и перед. Вдруг кто испугается и дальше читать не будет?

Коридон

Есть у меня друг. Если, конечно, так можно громко сказать, что друг. Но то, что близкий знакомый, это точно. Зовут его Коридон.

На все случаи жизни у него свои теории, философии, взгляды, метафизики, понятия и парадоксальные высказывания, отличающиеся отсутствием банальности, традиционности и предсказуемости. Но не ждите от меня признания, что эта философия сколь-нибудь близка мыслям Коридона, которые ему приписал Андрей Жид.

В моём эссе — сплошная бытовуха и банальщина, и только философия момента. Как говорится, философия из жизни. Причём реальной. Но, как известно, именно такие мысли всегда пища для дискуссий и многообразия мнений. Хотя как знать? Может, это — лишь зеркало отношений?

Однако не важно. Первое слово произнесено. Пора переходить к теме. Тем будет много. Может, и не так и много. Но уж точно не одна и не две. Говорит он много. Значит, есть о чём поспорить

Глава 1. Эссе о череде закономерности событий

Кладбищенский трактат месяца апреля

Рассказываю. Дело было так.

Давно мы с Коридоном не посещали городского кладбища. То осень, то зима, то слякоть и гололёд. Вдруг апрель месяц. С утра пасмурно. К 11:00 солнце. Плюс двадцать. Уговорил. Поехали.

Народу на кладбище много. С кисточками и красками, граблями и лопатами. Точно столпотворение.

Если кто ещё не в курсе, то кладбище — лучшее место нашего города для философских бесед и осознания истины. Воистину — «Сик транзит глория мунди», что в переводе на местный означает: «Проходит так мирская слава».

Кладбищу уже всё. Мест свободных уже скоро не будет. Кроме как для тех, кто избранный.

— Ой! Участок для избранных. Смотри, сколько там ещё мест свободных!

— Ты сам-то понял, что сказал? — Удивился я тому, что на фоне простоты кладбища участок для избранных выделяется и памятниками, и уже аккуратно приготовленными местами для особых категорий будущих постояльцев.

— А что? — Возразил Коридон. — Смотри, какой контраст. Как всё в этом месте выделяется на фоне остальной скученности.

— Если честно, то это смотрится, будто вокруг старый город — и вдруг участок дорогих небоскрёбов. Согласен?

— Точно.

В этом образном сравнении что-то есть.

— Пойдём, глянем: кто там из «великих» ещё подтянулся за зиму?

— Пойдём, — отвечаю. — Ты в курсе, что в городе небоскрёбы строить запретили?

— В курсе.

— Полагаю, доить будут.

— Кого доить?

— Тех, кто небоскрёбы строить собирался.

— Не-ет. Сейчас более актуальна борьба с незаконным строительством. Выявляют. Оформляют. Сносят. Если не откупятся. И, что поразительно, — заметил Коридон, — чтобы что-то выявить, нужно было сначала взлелеять это и вырастить. Чтобы было это всё незаконно возведённое. Чтобы было что сносить и кого кошмарить и доить.

— Ты думаешь?

— Думаю. Вначале взяли за то, что не замечали. Потом возьмут за то, что снесут. Потом возьмут за то, что нельзя, но можно.

— И?

— Что — и? Потом сюда, на почётное место на кладбище. Видишь, сколько для них ещё мест свободных. Уже всё приготовлено.

— Мрачный ты, Коридон! И злой! И мысли твои мрачные и злые.

— Да! И мрачный! И злой! И что?

— То, что время идёт, а ничего не меняется!

Глава 2. Философия друга или эссе о трех шансах

Рассказываю. Дело было так.

Коридона у меня в гостях давно не было. Обиделся. На кофе не заходит. И вдруг такой подарок. Осчастливил. Зашёл.

— Дела, — говорит. — Занят был. Пытался третий шанс использовать.

— А первых два не получилось? — Злобствую я в ответ и подаю ему большую чашку кофе на блюдце.

— Шанс — это дело такое, — отвечает Коридон, добавляя три ложки сахара в чашку кофе и разворачивая обёртку шоколадной конфеты.

Причём так случайно получилось, что обёртка конфеты радужная. Многоцветная. И знатно шуршит.

Затем Коридон размешал в чашке сахар, три раза пустив ложку по кругу. Сначала по часовой стрелке покрутил. Потом четыре раза против. И продолжил:

— Шанс — это дело такое. С первого раза даже не поймёшь, что это был твой шанс и что ты стратил, так и не поняв, что его, шанс этот, надо было использовать по-полной и на всю катушку.

— И? — Поддерживаю разговор одним всего-навсего звуком в вопросительной интонации, дабы не сбить Коридона с его умной мысли.

— Что — и? — Продолжает Коридон. — Я, ясное дело, мысленно взмолился об утерянном и тут же пропустил свой второй шанс.

— Что так? — стараюсь затягивать паузу в его монологе своими репликами.

— Да так. Тут вдруг внезапно нарисовался третий шанс.

— А ты? — спрашиваю.

— Что я? Я и третий шанс упустил.

Коридон поставил чашку с недопитым кофе на столик, выждал паузу и продолжил:

— Пошёл я. Совсем удача от меня отвернулась.

Я не стал его удерживать. Человек совсем не в том измерении живёт. Это ж надо! Было три шанса. Все упустил. Может, судьба у него такая? Или это кара небесная за что-то? А шанс этот, что первый, что второй, что третий — это и не шанс вовсе, а так, дразнилка Вселенной, издевательство судьбы над Коридоном, чтобы он, в свою очередь, над ней не издевался.

Коридон ушёл. Вышел я на крыльцо, смотрю плетущемуся по дорожке Коридону вслед и думаю: «Помрёт скоро! Нельзя же так шансами разбрасываться!».

Глава 3. Эссе о паразитизме

Рассказываю.

Дело было так.

— Все женщины — паразиты! — Заявил Коридон. — Вся их стратегия — сесть кому-либо на голову и ножки свесить.

— С чего ты решил? — спросил я.

— Ну а как же? Вот посуди сам. Потеплело. Сел кофе попить в кафе на улице. Принесли пепельницу. Закурил. Рядом компания. Мужики. Курят. Пиво пьют. Принесли кофе. Сижу. Никого не трогаю. Курю. Вдруг через столик от меня присела тётка лет двадцати пяти. С ребёнком лет трёх. Присела и давай по сторонам оглядываться. Мужики за другим столиком ей сразу не понравились. И она обратила свой взор на меня. «Не курите! — требовательно заявила она мне. — Видите, я тут с ребёнком?!» «И что? — Отвечаю. — Ветер в другую сторону. Если мешает, вид сигарет раздражает, можете просто попросить, а не командовать. Не дома! Здесь можно». «Что?! Официант! Иди сюда! Чего он курит? Ещё и хамит! Разберитесь!» Подошёл официант. Тётка. Тут же потребовала: «Прекратите курить!». «А пепельницу зачем поставили?» — Спрашиваю. «А никто не жаловался», — отвечает. Вежливо так интересуюсь: «А рядом тогда почему курят?». «А это хозяин с друзьями». «И что? — Озадачился я. — Заберите у них пепельницу, и я тоже курить не буду!» Пока с официанткой дискутировали, тётке с ребёнком надоело на это всё смотреть, и она так же незаметно исчезла, как и появилась. Всё представление едва ли длилось пару минут.

— И что? — Спрашиваю. — Бывает. Чего тут глубокомысленного?

— Ну как что? Нашла кого-то, села ему на шею. Ребёнка родила. Он сбежал. Теперь она на всех кидается. Разве не очевидно?

— Нет, — отвечаю, — не очевидно. Может, у неё просто настроение плохое было? Может, ты не те сигареты куришь? Может, наоборот. Те самые. С которыми у неё плохие воспоминания связаны.

— Правда? А то, что я её полчаса назад видел в парке? И с ребёнком тем же самым. Она спокойненько курила с другой тёткой. Это как?

— Так, может, она с тобой познакомиться хотела? Повод искала?

— Да? Ты думаешь? А вот я так не думаю. Нет. Я думаю, она просто искала, кому ещё со своими проблемами на шею сесть. У них у всех такая философия. Найти кого-либо. Охомутать. И паразитировать.

Вот, собственно, и всё. А вы как думаете? Не иначе философия коварных замыслов?

Глава 4. Эссе о последовательности событий

Рассказываю. Дело было так.

Вышло всё совершенно случайно. Наверное. Прочитал «друг» моё первое эссе — «О паразитизме». Каким образом ему это удалось, не знаю. Наверное, в Интернете ознакомился. Но он отрицает. Темнит что-то. Я ему три варианта предложил до этого. Первый вариант — подождать, когда книга выйдет. И почитать. Второй — зайти и получить распечатку на листах формата А4. Самый простой всё-таки. Я так полагал. И мне удобно, и на его реакцию интересно посмотреть. Однозначно от расспросов уклонился бы. Третий — ознакомиться в Интернете. Заодно комментарии нормальных людей почитать. Сюрприз! Оказалось, он уже всё прочитал. Но свою реакцию на прочитанное не показывает. Темнит. Туман загадочности и проницательности нагоняет. Будто про него каждый день пишут. Наоборот, говорит:

— Разве это философия? Вот хочешь, я тебе настоящую философию покажу?

— Это как? — Спрашиваю.

— А просто. Пойдём по кладбищу погуляем. Погода отличная. Вот там философия — так философия. Я постоянно туда хожу. Как Проповедника перечитаю, так вообще мне всё понятно.

— Пошли, — отвечаю, соглашаясь на его предложение. — Любопытно. Только лучше поехали. Там побродим среди могил и памятников и поговорим.

Сказано — сделано. Поехали. Приехали. Пробродили по кладбищу часа четыре. Погода действительно отличная. Весна. Солнце. Деревья цветут. Птицы поют. Белки скачут. Людей мало. Вернее, много. Но живых людей мало. Два-три, если без нас, на всё кладбище. Ходим, бродим. Кругом сплошь бывшие знакомые и родственники. Мысли разные. И комментарии «друга» разные. И тут, не вдаваясь в детали, всё наглядно и понятно. Вся философия состязаний человеческих тщеславий. И вывод. В битве тщеславий и гонке амбиций побеждает тот, кто пережил другого.

Вот и вся философия Коридона. Плоская философия. Метафизическая. Но, согласитесь, и она имеет право на существование. Ведь время — это всего лишь категория для обозначения последовательности и длительности событий. В этой последовательности вполне умещаются и те, кто проиграл, и те, кто выиграл. И не важно, кто проиграл. Друг. Враг. Недруг. Всё едино. Закон последовательности событий соблюдён. Возврата назад нет. Не переиграешь. В общем, спокойное это место — кладбище. И никакой глубокомысленной философии в нём, в кладбище, нет. Там всех ждут. Зато Коридон тут же другую философскую мысль высказал. Но об этом уже в другой, следующей главе расскажу.

Глава 5. Эссе о земном наказании

Рассказываю. Дело было так.

На кладбище всех тянет поговорить и пофилософствовать. Коридон постоянно знакомил меня с философией духа. Не знаю, понравилось вам это или нет. Но именно на кладбище мой друг вдруг заявил, что он верит в теорию, что Земля не более чем тюрьма, в которой люди отбывают назначенный срок.

Некоторым назначен срок короткий. Условный как бы. А некоторым и длительные сроки назначаются. Отбыл срок. На Земле помер. И свободен. Кто-то только память стирает до и после пребывания на Земле.

— И что? Ты в самом деле в это веришь? — Спрашиваю.

— Я? Да! Верю. Мой опыт подсказывает, что так всё и есть. По крайней мере, сравнение событий вполне себе всё доказывает. И теория эта мне нравится. Вот, веришь, и совесть практически чиста. Пожил на Земле. Отбыл срок. И всё. На свободу духа с чистой совестью. Можно теперь и делами возвышенными заняться.

— А если ты ошибаешься? Если всё не так? Шанс свой и здесь упустил. И там упустишь. И не наверстаешь?

— Не! Я не упущу. Ни здесь, ни там. Я в эту теорию верю. Ты только никому об этом не говори. Это тайна. Незачем это всем знать. А то расслабятся ещё. Тут-то, на кладбище, все те, кто уже отбыл своё наказание. Они-то уже свободные. Я ещё нет. Срок ещё отбываю.

Глава 6. Эссе о другой стороне суеты

Рассказываю. Дело было так.

В этот раз всё начиналось до кладбища. Но закончилось там же. На том же кладбище.

Идём с Коридоном по городу. Никого не трогаем. Проходим мимо детской больницы. Народ снуёт туда-сюда. На подходе к главному входу — цыгане. Полный перечень услуг с их стороны. И «Позолоти ручку». И «Дай погадаю». И петушок на палочке. И набор игрушек. И просто «Дай денег». Настойчиво так. Требовательно. Вот «Дай», и всё! Насилу прорвались.

Я даже придумал отговорку.

— Не в этой жизни! — Говорю.

— Что? — Спрашивают, широко раскрыв глаза.

— Не в этой жизни, — говорю. — В следующей подам! Обязательно!

Вы не поверите, но цыган моя формулировка озадачила. Наработанная ими годами программа дала сбой. Перегрузка мозга.

Идём дальше. Дошли до собора. Там примерно та же картина. Они же, цыгане. Только другие. Тоже много. Вездесущи. Даже к водителям в пробке пристают.

— Во дают! — Говорю другу. — Наверное, прибыльный бизнес?

Но мой друг скептически ухмыльнулся и говорит:

— А пойдём снова на кладбище? Погуляем. Воздухом свежим подышим. Весна. А я тебе кое-что покажу.

— Что? — спрашиваю.

— Поехали. Увидишь.

— А это имеет отношение к цыганам?

— Самое что ни на есть непосредственное. Поехали. Увидишь.

Пришлось ехать. Заинтриговал.

На каждом кладбище в его самом центре, но на отшибе, в укромном уголку, всегда есть особые места. Для особых людей. Если на нём, кладбище, похоронено уже под миллион, то особое это место действительно особое.

Вот и в этот раз оказалось, что есть такое место. Там похоронены безусловно особые люди. Правда, ни одной знакомой фамилии или лица. Но всё же. И могилки тоже на особых участках. Шагов 15 на 25, а то и больше.

Безусловно, особые могилки на особом участке. Отдельно, оказывается, есть даже цыганский участок. Вот сколько раз бывал на кладбище, а такого не видел. Представьте себе. Бетонная пирамида метров 12 на 25, высотой метра полтора, а то и все два. На плоском навершии псевдопостамента — трёхметровая плоская чёрная плита с фигурой человека не в полный, а в два человеческих роста. И никаких надписей.

Мне потом бомжи сказали, что покойного вместе с машиной похоронили. Вернее, прямо в ней. Заармировали и бетоном потом залили. Наверное, чтобы гарантированно. Чтобы точно проститься насовсем. Чтобы не вернулся.

А вокруг другие чудеса человеческого тщеславия.

— Вот они, цыгане, куда и на что деньги собирают! — заявил мой друг. — На жизнь вечную.

— Ты думаешь?

— Думаю, да!

Вот и я примерно так думаю. Думаю, что всё это суета. Хотя это уже кто-то говорил. Известное изречение. Так что, прежде чем давать попрошайкам деньги, сходите на кладбище. Посетите заповедный уголок. Подумайте о вечном. По крайней мере, будете знать, на что пойдёт ваша копеечка.

Глава 7. Эссе о добрых советах

Рассказываю. Дело было так.

Есть такой анекдот. Про суету. Ну, вы в курсе. Но в этот раз не про это.

Помимо моего друга есть у меня один знакомый писатель. Он иногда такое напишет, что хоть стой, хоть падай. В общем, частит и суетится. Например, однажды он про коневозку, арбузы и связанное с этим происшествие написал. Никто не оценил. Но все озадачились.

Так вот. Этот писатель тоже знаком с Коридоном. Однажды он, писатель, заключил большой контракт с издательством: на шесть книг за год. Аванс получил. Тут же потратил. Потом приступил к работе.

Уже через пару месяцев вышла его новая книга. Первая из серии. Подарил он ту книгу Коридону. Причём совершенно бесплатно. Что, как известно, означает — даром. В благодарность за подарок Коридон ту книгу прочитал или сказал, что прочитал. Не важно.

Похвалил, но на очередной прогулке по кладбищу, куда он вытащил и писателя, среди могил заявил:

— Мне понравилось. Но ты не части! Мой тебе совет.

— Чего? — не понял писатель.

— Чего! Чего! Не части! — Говорит Коридон.

— Это как?

— А так. Написал? Написал. Издали? Издали. Вот и не части. Наслаждайся. Жди теперь, когда читатель оценит. Я вот тоже книгу пишу. Над каждым словом работаю. А ты частишь.

— Так у меня контракт! — говорит писатель.

— Это не важно! Тебе же важно моё мнение как друга и читателя? Вот и прислушайся.

С того разговора прошла пара лет. У писателя вышла целая серия книг. А друг Коридон исчез. Вернее, не исчез. Но общаться с писателем перестал. Обиделся. Писатель вначале озадачился. Потом смирился. Некогда рефлексировать было. Контракт обязывал. Работать нужно было. Контракт выполнять. И про совет Коридона не частить позабыл.

Прошло ещё несколько лет. Коридон появился в окружении писателя так же неожиданно, как исчез. Писатель к тому времени рассказами увлёкся. Пишет и пишет. Его, писателя, издают и издают. Печатают регулярно. Читатели читают. Реагируют. Особенно в Сети. Даже гадости всякие пишут. Советы советуют. Но главное — читают.

Там, в Интернете, много ресурсов, есть где разместить своё литературное творчество. Вот писатель и размещал. Оказалось, что общий с писателем друг — Коридон всё это время рассказы писателя читал. Вот писатель его, друга, Коридона то есть, который вновь появился, и спрашивает:

— А как тебе мой последний рассказ показался? Понравилось? Там вроде и про тебя есть…

— Правда? А я и не заметил. Хочешь, как читатель совет дам?

— Давай! — говорит писатель.

— Всё хорошо. Но не части!

— Не понял? — озадачился писатель.

— Чего тут неясного? Не части! Слишком много пишешь.

Вот наслушался всего этого писатель от нашего общего друга Коридона и озадачился. Гадал, гадал он над этим упорным советом Коридона. Ничего сам придумать не может. Логический тупик в мыслях получается.

Сидим мы однажды с писателем по весне в парке. Кофе пьём под зонтиком. Первый тёплый день такой весны. Птицы уже прилетели. Летают вокруг. Деревья цветут. Хотя и апрель ещё. Но тёплый апрель. Май скоро.

Темы всякие и вопросы обсуждаем. Дошло дело в кофейной дискуссии и до загадочного доброго совета друга Коридона не частить. Оказалось, это логический тупик для нас обоих. Хорошо, что третий собеседник к кофейной дискуссии присоединился. Редактор одной газеты.

Учитывая, что в любом коллективе из трёх человек два всегда «дружат» против третьего, мы с писателем решили озадачить редактора тупиковым вопросом о внутренней сути совета друга не частить. Редактор, кстати, тоже друга нашего, Коридона, знает. Про кладбищенские прогулки тоже осведомлён. Прямо в лоб и спросили:

— Кофе будешь? Тогда садись и отвечай! — И рассказали ему всё о странном совете Коридона не частить.

Вот он, редактор, и отвечает нам:

— Странные вы люди, писатели. Чего тут непонятного? Всё понятно. Всё просто!

— Да? — Спрашиваем. — Ну и?

— Почему друг Коридон советует не частить, спрашиваете? Да потому что чья-то зависть не успевает чужой успех переварить!

— Какой успех?

— А любой!

Мы с писателем в один голос не согласились с концепцией редактора. Злые они, эти редакторы. Так и норовят всё упростить. Опошлить. Ярлык приклеить. Их, редакторов, вообще чужое мнение редко интересует. А вопрос с советом не частить так и остался в подвешенном состоянии.

Совет друга Коридона вроде есть. Но с чем его едят, так и не понятно. Ни мне. Ни писателю. Да вообще никому, кого ни спросишь, не понятно. Кроме редактора. Но тому что? Ему бы клеймо какое кому приклеить. Одно слово — злой он, редактор этот. Это, наверное, его профессия обязывает.

Так что видите, к каким логическим тупикам философские беседы на кладбище приводят. Человек с добрым советом к вам, а вы рассуждаете. Непонятно вам! Вечно вам что-то непонятно. Проще нужно на жизнь смотреть. Тем более писателям.

Глава 8. Эссе о заморочках профессии

Рассказываю. Дело было так.

Зашли с Коридоном в кафе. В центре города. В стекляшку.

Я себе заказываю:

— Лёд. Газировка. Паста карбонара. И две булочки.

Коридон взял кофе. Растворимый. Потом пошёл Коридонов монолог. Суть уже не передам, но постепенно, плавно и незаметно он перетёк в тему, которую двумя словами можно сформулировать в один конкретный вопрос. Звучал он примерно так:

— Почему врачи берут с пациента за лечение наперёд?

Это, по мнению Коридона, неправильно. Врачи не правы. При этом в подтверждение своего оценочного суждения он привёл десяток аргументов, минут на 15.

В его суждениях было много чего. И сложности бытия простого врача. И дороговизна лекарств. И основной тезис, что, для того чтобы стать врачом, нужно долго учиться. Это дорого. Лучшие годы уходят на зубрёжку и сплошные лишения бедного студента-медика. И вот теперь, став врачом, он, доктор то есть, спешит наверстать упущенное.

Вот лично я с этим не согласился. Я сказал дословно следующее:

— Врачи берут за лечение наперёд потому, что сами не знают, будет ли кому потом расплатиться после их лечения. Берут сразу, чтобы не рисковать. Мало ли что?

Коридон расстроился. Задумался и изрёк:

— Нет. Не пойду я сегодня к врачу. Теперь я призадумался.

Вот! Расстроил человека на ровном месте.

Глава 9. Эссе о колбасе

Рассказываю. Дело было так.

Зашёл Коридон на кофе. Попили кофе. Без бутербродов. На третьей чашке рассказываю. Коридон слушает.