Вдовья крепость в ущелье Сунчхан
В давние времена жила в уезде Сунчхан красавица Синси. Далеко вокруг разнеслась о ней добрая слава. Дни и ночи лила Синси горькие слезы, из дому не выходила, на судьбу свою сетовала. Только свадьбу сыграли, а любимый муж умер. Что ни день приходят сваты умницу да красавицу сватать, ведь была Синси совсем молодая. Только не хотела Синси снова замуж идти, решила верность хранить умершему мужу.
Жил в одной с ней деревне молодой сонби (Сонби — низшая степень конфуцианского ученого) по имени Сольси. Славился на всю округу своей ученостью. Он давно потерял жену, а когда услышал о Синсии ее добродетелях, задумал послать к ней сватов.
Растерялась женщина, а потом ответила сватам, что не собирается замуж.
Да так строго!
Не прельстилась Синси ни славой, ни ученостью Сольси.
А Сольси, хоть и знал, что женщина дала обет верности, отказа не ожидал. Он снова отправил сватов, и все повторилось, как и в первый раз.
Только Синси была еще тверже, решительней.
Всю жизнь Сольси везло, у него не было неудач, и сейчас он просто не знал, как быть.
Может, вообще не жениться? — спрашивал он себя. Но с каждым отказом Синси любовь его к ней становилась сильнее. Сольси попытался найти себе жену в другом месте. От предложений отбоя не было. Но ни одна невеста не шла ни в какое сравнение с Синси. И от этого на душе становилось еще тяжелее. Наконец Сольси дал зарок никогда не вспоминать о красавице вдове.
Уйти с головой в науки. Только ничего из этого не вышло. Все напоминало Синси — и распустившийся бутон, и Луна. Подумал тут Сольси, что так и заболеть недолго, и говорит женщине:
— Я надену деревянные башмаки на высоком каблуке, высотой в три чжа (Чжа — мера длины, равная 30,3 см), и отправлюсь пешком в Сеул, а вы в это время будете возводить стену. Построите ее до моего возвращения — никогда больше не пошлю к вам сватов, а не успеете — придется вам меня выслушать.
Трудный был это уговор, да делать нечего, и Синси согласилась. Выиграет — навсегда избавится от назойливого ученого.
И вот на следующее утро Сольси надел деревянные башмаки и пешком отправился в Сеул. А Синси принялась возводить стену. Нелегко пришлось Сольси, да и Синси тоже. Сольси только и думал о том, как бы вернуться прежде, чем Синси выстроит крепостную стену. А Синси старалась изо всех сил опередить Сольси и навсегда отбить у него охоту свататься к ней.
— Надо непременно успеть, — говорила себе Синси и трудилась с утра до ночи. Наконец она положила последний камень, вздохнула с облегчением и сказала: — Я выиграла! Оно и неудивительно. Даже богатырь не смог бы успеть на таких каблуках.
И вдруг — о ужас! Вдова подняла голову и задрожала от страха. Перед ней стоял Сольси.
— Вы проиграли! — вскричал он и запрыгал от радости.
Синси не могла понять, почему он так говорит. А Сольси показал пальцем на ее платье и объяснил:
— Вы не успели стряхнуть с платья глину, значит, работа не закончена.
Вот и выходит, что я победил.
Синси взглянула на свой подол и увидела прилипшие к нему комочки глины.
Она так спешила, что забыла отряхнуть платье. Что тут скажешь? Она и в самом деле проиграла. Уговор есть уговор. И, чтобы не нарушить обет верности мужу, Синси бросилась в реку, последовала за мужем.
А высокую каменную стену, которую Синси сложила, люди назвали Вдовьей крепостью.
Она всегда будет напоминать о чистоте и верности женщин.
Волшебная кисточка
Жил когда-то в глухой деревушке мальчик, по имени Чхон Дон.
Очень любил этот Чхон Дон рисовать, но вот беда — не было у него кисточки (В давние времена в Корее не было ручек и карандашей, писали и рисовали кисточками). И денег, чтобы кисточку купить, тоже не было.
Вот и рисовал Чхон Дон чем попало. Придёт, бывало, в лес, возьмёт кусочек коры, найдёт острый камушек и царапает им по коре: деревья да горы рисует. А то побежит на речку и прутиком по прибрежному песку водит — красивые картины получаются.
Соседи картинами любуются: как живые на песке цветы расцветают, деревья растут.
— Вот бы купить Чхон Дону кисточку, — говорят. — Да только откуда на неё деньги взять? Деревня наша бедная. Ни у кого гроша медного нет.
А Чхон Дон о кисточке и мечтать не смеет. Рисует палочкой на песке да на земле сырой и людям показывает. Пусть полюбуются, какая красота вокруг них, а то работают с утра до ночи, ни гор высоких, ни рек быстрых не замечают.
Как-то раз нарисовал Чхон Дон на песке большую картину: высокие горы стоят, на горах могучие деревья растут, а из-за одного дерева тигр выглядывает.
Целый день приходили крестьяне на берег реки картину смотреть, а под вечер жителей соседней деревушки привели, той, что за перевалом была.
Полюбовались люди картиной чудесной и разошлись по домам.
А Чхон Дон всё у речки стоит, на картину смотрит. «Приду утром — ни гор, ни деревьев, ни тигра не увижу: занесёт картину песком», — думает он.
Грустно ему стало от таких мыслей. Но делать нечего, пошёл он домой и лёг спать.
И явился ему во сне седой старик и сказал:
«Не горюй, Чхон Дон, что твою картину песком занесло. Не придётся тебе больше рисовать палочкой. Дам я тебе волшебную кисточку будешь теперь этой кисточкой рисовать».
Сказал так и протянул Чхон Дону кисточку. Обрадовался Чхон Дон:
«Спасибо тебе, дедушка!» А старика уж и след простыл, словно его и не было.
«Дедушка, дедушка!» — закричал Чхон Дон и проснулся.
Вздохнул Чхон Дон: «Значит, это сон был!» Повернулся он на другой бок, хотел ещё немного поспать, да что-то вдруг его в бок укололо. Смотрит Чхон Дон, глазам не верит — рядом с ним кисточка лежит, поблёскивает. Взял Чхон Дон кисточку, а она из чистого золота сделана.
Еле-еле Чхон Дон утра дождался. А как солнце встало, побежал он в горы, оторвал от дерева кусочек коры и начал рисовать птицу. Только дорисовал он последнее перышко, забила птица крыльями, слетела с картины и взмыла в синее небо.
Удивился Чхон Дон: «И впрямь, значит, волшебная кисточка!» Побежал он быстрее к реке, взял большой камень, нарисовал на нём окуня.
— Ну-ка, окунь, плыви, — говорит.
Встрепенулся окунь нарисованный, соскользнул с камня — и бултых в воду!
С тех пор стал Чхон Дон золотой кисточкой рисовать. Что его попросят, то он и нарисует. И картины его волшебные сразу же оживают. Попросят крестьяне вола нарисовать — нарисует Чхон Дон вола большого, и в тот же миг оживёт вол; попросят мальчишки птичек разноцветных нарисовать — нарисует Чхон Дон разноцветных птичек.
Все люди радуются, Чхон Дона благодарят. Один богач Пак недоволен: то он один хорошо жил, а тут все крестьяне нужды не знают. «Непорядок это, — думает Пак, — надо отобрать у Чхон Дона кисточку».
Выждал он удобный момент, когда вся деревня в поле была, сел на самого лучшего коня и к Чхон Дону поехал. Подъехал к дому, кричит:
— Выходи, Чхон Дон! Отдавай свою кисточку! Я сам рисовать хочу!
Испугался Чхон Дон: ну как отберёт богач кисточку, что тогда будет? Опять обеднеют крестьяне. Взял он поскорее кисточку:
— Выручай, кисточка!
Мигом нарисовал Чхон Дон боевого коня, вскочил коню на спину и навстречу Паку помчался. Бьёт конь копытами о землю, изо рта у него пламя пышет, из ушей дым валит. Испугался Пак, повернул скакуна и давай его нахлёстывать. Взвился скакун на дыбы, звонко заржал, сбросил Пака наземь и умчался в горы — только его и видели. А Пак кряхтит, охает, никак подняться не может.
Засмеялся Чхон Дон:
— Будешь знать, как за чужим добром охотиться! Не вздумай без меня крестьян обижать: я скоро вернусь.
Сказал он так, стегнул коня и исчез из виду.
Скакал Чхон Дон три дня и три ночи и доскакал до Сеула, где жил ван Кореи. Слез он с коня и стал по Сеулу ходить, смотреть, как простой народ живёт. Ходил-ходил, смотрел-смотрел, видит — плохо живётся бедному люду: все его обижают, а пожаловаться некому.
Стал тогда Чхон Дон в чиби (Чиби — корейский дом) к беднякам заходить, рис да одежду рисовать. Скоро весь город о волшебной кисточке знал.
Прослышал об этом сам великий ван, разгневался: как смеет дерзкий мальчишка владеть волшебной кисточкой?
Повелел он слугам разыскать наглеца и немедля во дворец доставить. Стали слуги по городу рыскать, в чиби заглядывать. Зайдут в чиби и давай по углам шарить: есть в чиби рис да одежда — значит, побывал уже здесь Чхон Дон.
Обошли они все дома — везде мешки с рисом стоят, везде одежда новая лежит. Может, его уже и в городе нет?
Вдруг видят слуги: стоит на окраине чиби, маленький, ветхий, вот-вот развалится. Зашли, смотрят — ни риса, ни одежды новой нет. Спрятались слуги получше и стали Чхон Дона ждать.
Вот уже солнце село, на небе звёзды зажглись, а Чхон Дона всё нет. Наконец раздались чьи-то шаги, и в чиби вошёл мальчик с золотой кисточкой в руках.
— Здравствуйте, люди добрые, — говорит. — Я пришёл вам помочь.
Замахала на него руками хозяйка:
— Беги скорее, сынок, здесь злые люди спрятались. Повернулся Чхон Дон к двери, хотел во двор выбежать, да где там: выскочили слуги вана, схватили Чхон Дона, отобрали у него волшебную кисточку, самого крепко-накрепко верёвками связали и во дворец повели.
Привели его во дворец, посадили в темницу, а утром к вану повели.
Сидит ван Кореи на троне, шёлковым веером обмахивается.
— Так вот ты какой, негодный мальчишка! — говорит. — А ну-ка нарисуй что-нибудь.
Развязали Чхон Дону руки, дали ему золотую кисточку и стали ждать, что дальше будет.
Взял Чхон Дон свою кисточку, взмахнул ею два раза, и по полу огромная жаба запрыгала — прыг-скок, прыг-скок — прямо к трону, где ван сидит.
— Ай-я-яй! — завопил ван и на трон вскочил. — Бейте её, бейте!
Бросились слуги жабу ловить, бегают, кричат, друг на друга натыкаются. Еле-еле поймали. А Чхон Дон стоит усмехается. Увидал ван, что мальчишка над ним смеётся, разозлился и приказал Чхон Дона в темницу бросить.
Схватили слуги Чхон Дона, заковали железными цепями и в темницу бросили.
Пошли они потом к вану и давай золотой кисточкой рисовать. Да только где им, неумехам! Собака у них на кошку похожа, тигр — на зайца огромного, даже мешок с рисом и тот нарисовать не могут.
Слез тогда с трона сам великий ван, взял кисточку:
— Смотрите, как рисовать надо! Сказал он так и стал кусок золота рисовать. Рисовал-рисовал, и получился у него огромный камень. Покатился камень прямо вану под ноги. Еле-еле успел ван в сторону отскочить. А камень докатился до того места, где ван стоял, ударился со всего маха о трон и разбил его вдребезги.
Рассердился ван, повелел слугам выбросить камень, а сам дерево рисовать принялся. Только нарисовал ствол изогнутый — превратился ствол в ядовитую змею. Зашипела змея и к вану поползла.
Заметался ван по залу.
— Ловите её, ловите, бейте её! — кричит. Стали слуги змею ловить, насилу поймали.
Видит ван — не слушается его волшебная кисточка. Пришлось ему опять Чхон Дона звать.
Привели слуги Чхон Дона.
— Ну, Чхон Дон, выбирай: или рисовать будешь, или прикажу казнить тебя без промедления, — говорит ему ван.
Делать нечего — пришлось Чхон Дону согласиться.
Сняли с него тяжёлые цепи, дали золотую кисточку, а сзади стражника поставили, чтобы пустил он в Чхон Дона острые стрелы, если тот вана ослушается.
Почесал ван в затылке, подумал да и говорит:
— Нарисуй-ка, Чхон Дон, озеро.
Взмахнул Чхон Дон кисточкой — раз-два! — и появилось посреди зала голубое озеро. Обрадовался ван:
— А теперь нарисуй лодку красивую.
Снова взмахнул Чхон Дон кисточкой — и закачалась на синей воде красивая лодка.
Залез ван в лодку и давай по озеру плавать, песни распевать. Катался-катался, а потом и говорит:
— Что за интерес в лодке кататься, если волн нет? Сделай-ка мне волны!
Провёл Чхон Дон по воде кисточкой — и пошли по озеру волны: чхуль-лон, чхуль-лон. Закачалась на волнах лодка, а ван и рад.
— Ещё, — кричит, — ещё! Сделай волны повыше!
Опять провёл Чхон Дон по воде кистью, и заходили по озеру волны, да не такие, как в первый раз, а большие, высокие: чхаль-лан, чхаль-лан. А вану всё мало.
— Сделай ещё выше! — кричит. — А то велю казнить тебя!
Взмахнул Чхон Дон кистью изо всех сил, поднялась огромная волна, перевернула лодку, и ван тут же ко дну пошёл.
Бросились слуги вана спасать, и тоже все потонули.
А Чхон Дон нарисовал белого журавля, сел ему на спину и отправился в другие города и деревни бедным людям помогать.
Заяц и черепаха
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.