Чтобы все были живы…
Минута памяти
Звоните все колокола!
И вдруг — замолкните все разом! —
Минута Памяти пришла.
Той Памяти, что в горле — спазмом!
Нет этой Памяти светлей,
И нет ужасней во Вселенной:
В ней миллионы всех смертей
Вздымаются толпой нетленной!
Пусть будет в мире тишина:
Минута Памяти настала.
Она в сердца к нам снизошла,
Богиней Скорби, с пьедестала.
Сердца, как колокольный звон,
Стучат в груди детей и дедов.
Великой Памяти закон
Вступает в силу в День Победы.
Осколок войны
На Митридате, мрачно отдалённый,
Заброшенный, загаженный, пустой,
Войны осколок — старый дот бетонный —
Зарыл свои глазницы в травостой.
Косится хмуро он на мирный город,
Неся собой напоминание ему
О той поре, когда он, в спеси гордой,
Владычествовал — в прошлую войну.
Толсты его исписанные стены,
Следы гранатных взрывов он хранит,
Угрюмый, в одиночестве надменном,
Но никому не страшный монолит.
Пред его взором город возрождённый
Живёт бурливой мирной суетой.
А он, непобедимый, — побеждённый,
Заброшенный, загаженный, пустой.
А за его спиной, лицом к восходу,
Лицом к проливу, прямо в солнца диск
Стрелой вознёсся памятник народный —
Мечом, войну пресёкшим, — Обелиск.
А рядом полыхает над вершиной
Огонь народной памяти о том,
Чтоб никогда глазницы не ожили
В бетонном этом логове пустом.
Снайперские пули
Настала осень. В пёстрое кашне
Рядит октябрь растительность лесную.
Затихло всё. И в этой тишине
Поют о чём-то снайперские пули.
Последний лист с деревьев облетел.
Все реки льдом покрылись и уснули.
И, в поисках горячих чьих-то тел,
Поют о чём-то снайперские пули.
Придёт весна, распустятся цветы
Там, где войска бои уже свернули.
Но не воскреснут те из немоты,
В ком замолчали снайперские пули.
Военные ордена
Звучит всё отдалённей канонада
За плотною завесою годов.
Вновь надевают ветераны для парада
Сияние военных орденов.
Не лечит время памяти их раны,
Хоть слышат они мира тишину.
И вечно будут видеть ветераны
В тревожных снах минувшую войну.
И пусть звучит всё глуше гул сражений
За плотною завесою годов,
Но с каждым годом строже и священней
Сияние военных орденов.
Я боюсь*
поэма
«Вспомним всех поимённо.
Горем вспомним своим.
Это нужно — не мёртвым
Это надо — живым».
Р. Рождественский
Вступление
С давних лет я спорила с этими строками мысленно. И уверена, что права: павшим тоже нужна наша память. Но не только торжественно-красивые слова. Телами павшие, остаются они навечно живы — с живыми. Живы Памятью их, а не речами лживыми.
Если Память слабеет, — для живых неприметно, — павшие сразу чувствуют это, становясь слабее в поддержке поколенью грядущему. Они видят в беспамятстве угрозу будущему. Угрозу разброда, исчезновения тех, кто вместе — в веках. И тогда — не мистика, не наваждение — приходит страх…
1
Я боюсь спускаться в каменоломни Аджимушкая. Боюсь. И этого не скрываю. Боюсь, что тех, кого — помним — встречу там. И узнаю…
Время взорвётся за моею спиною… время взорвётся — и я останусь в сороковых… в каменоломнях…
И надо будет ответ держать, под взглядами, что страшней направленного оружия:
— Зачем ты здесь, утерявшая Память? Что тебе нужно?
— Мы помним вас! Помним всех поимённо! — под сводами закопченными излишний пафос прозвучит похоронно.
— Помните? А в чём она — память ваша? В этих красивых словах? В оскорблённых могилах павших? В том, что там — наверху и в будущем — воплотили в камне наш прах, и сами же камень тот рушите?
Что сказать? Да и смею ли я отвечать, коль уже озираюсь растерянно, в поисках выхода: через Время, сквозь камень — бежать! Пока дорога к себе не потеряна. Чтоб не видеть, не слышать, не испытать — никогда, никогда!
А вослед — единый, слившийся взгляд, осуждающий и слова:
— Да что ещё тут рассуждать… Пойдёмте, товарищи!
А вослед — ручонки с пальчиками тоненькими, как спички и, губами, спёкшимися от жажды, шёпот:
— Ты принесла водички… правда?…
……………………………………………………
Я боюсь спускаться в каменоломни.
Боюсь.
Это — страх. Это — стыд. Это — совесть горячей волною, а не трусости гнусь.
2
Я боюсь отдыхать на пляжах Эльтигена.
Не потому, что страшусь снарядов неразорвавшихся.
Там навстречу мне поднимаются тени десантников, на песке оставшихся.
Глядят на пляжницу с усмешкой обидной:
— Что делаешь здесь ты — из мира? Видишь: бой, за трупами моря не видно… А ты разнежилась, бесишься с жиру.
И встают, встают из войны пожарища, под взрывов грохот, под рёв волны…
— Ты, вот что, похорони наших товарищей, пока мы твой мир отвоёвываем. А то… кто после вспомнит об этих, павших…
— Мы помним вас! Помним всех поимённо!
— В самом деле? — в словах ирония и взгляд удивлённый. Поёжился зябко, в промокшем бушлате. И вдруг сказал тихо, и словно бы виновато: — Ты знаешь, война — это очень страшно…
— Но вы же храбрые! Поколение целое… А впрочем, от страха и я становлюсь до ужаса смелая…
В ответ — усмешка:
— Что ж, это не редко: боишься — не трусишь — внезапно такая возьмёт досада!… — и, между прочим, но будто вручил награду: — Пожалуй, я взял бы тебя в разведку… — А взгляд — отрешённо-тревожным светом: — Но только страшней, что потом — забудут: поставят памятники повсюду и Памятью называть станут это…
………………………………………………….
Он рванулся в бой, ещё до начала его, измождённый. Бросив лишь напоследок простое: «Будь!»
А я осталась слушать июньско-ноябрьский прибой, и перед ним, и перед собой — побеждённой.
А волны кричали, исправленное прибоем: «Не забудь!»
3
Я люблю подниматься на склон Митридата.
Здесь — Знамя победное водружают. Здесь — весёлые моряки, балагурящие солдаты со всех сторон меня окружают. Выстрелы в воздух — радостными раскатами.
— Ты из мира?
— Здорово!
— Ну, как там вы?
— А это что же, чуть в стороне полыхает? Неужто пожар через время катится? Вечный Огонь? Памяти?… — кто-то вздыхает: — Уж не по нас ли, ребята? Доведётся ли возвратиться?…
— Да брось ты! Вернёмся! Вот Берлин возьмём… Скажи, из мира, дойдём?
— Конечно, дойдёте!
— Я ж говорю — дойдём! А после — вернёмся. Под солнцем, иль под дождём. И может, сами этот Огонь и зажжём, как живое знамя — в Вечную Память…
— Значит, дойдём, говоришь? Ну, ладно, бывай, старуха! Сколько ещё до Победы боёв и пожарищ… А вы тут работайте: вишь, какая разруха. Ты только… запомни: и этот час, и эти израненные знамёна…
— Мы помним вас! Помним всех поимённо!
— Ох, сестрёнка! Только не надо — так! Эти слова — для парада. На мне — гимнастёрка — не чёрный фрак… Но, дай Бог, чтобы это была правда!
Заключение
И я осталась с Городом один-на-один. У нас с ним связи — больше, чем кровные.
Поднимаю взглядом здания из руин, ломаю, выстраиваю новые… Спускаюсь по лестнице и, уже у Предтечи, вновь — знакомый, мирный гул вокруг. Ещё ошеломлённая случившейся встречей, слышу тихий, с хрипотцой, Города голос вдруг:
— Ну, что, поглядела? Теперь не будешь бояться?
— Буду!
— Разве есть, чего ещё тебе надо страшиться?!
Есть, Город, есть… И не стыдно признаться: я всегда, бесконечно буду бояться, чтобы этому — не повториться…
* по настоянию издательства пояснение: Это поэма о Победе и Памяти, о подвиге героев Аджимушкайских каменоломен и Эльтигенского десанта, об освобождении Керчи от немецко-фашистских захватчиков.
2001 г.
* * *
Однажды мне приснился сон чужой:
Гремели взрывы где-то в чёрных скалах,
Взрывалось небо у меня над головой,
И я напрасно тишины искала!
Земля вздымалась прямо из-под ног,
И воздух весь пропах угаром боя.
А я, как незаконченный итог,
Свою дочурку прятала собою.
В её глазах застыл немой вопрос,
А мои губы не нашли ответа:
Как оказались мы — из наших мирных грёз
В разрывах чёрных, сорок первым летом?
Где под обрывом море — всё в огне,
Где смерть у каждой щели завывала.
Чей этот страшный сон приснился мне?
Какая мать его передавала?
Проснулась я. Набат будильник бьёт.
Виски я сжала, полная сомненья:
Вдруг это был не сорок первый год?!
Вдруг это было где-то в наше время?!
И эта мать, с дочуркой на руках,
В отчаянье, послала мне виденье,
Чтоб я, во сне познавши смерти страх,
Смогла бы наяву принять решенье.
18.01.1993 г.
«АФГАНИСТАН»
«Весной там красиво. Ну, жуть, как красиво!
Туда бы побольше воды… Но там — побольше крови…»
(из рассказа «афганца» у памятника
воинам-интернационалистам)
Афганистан, многострадальная земля!
Ты — рана в сердце у Земли, Афганистан.
Афганистан, тебя забыть не в силах я
С тех пор, как я, по воле злой, «афганцем» стал.
Земля твоя моею кровью полита —
Взойти на ней сумеют горькие плоды.
Зачем тебе чужая кровь, Афганистан?
И для чего тебе войны пожарищ дым?
Тропа войны пускай травою зарастёт.
Я так хочу, чтоб ты цветущим садом стал!
Мне боль твоя давно покоя не даёт —
Мы братья кровные с тобой, Афганистан.
Афганистан, многострадальная земля!
Ты — рана в сердце у меня, Афганистан.
Афганистан, тебя забыть не в силах я
С тех пор, как волею судьбы «афганцем» стал.
* * *
Крушенье всех основ — сыновние могилы
И тени матерей, скорбящие на них.
И вечное «Прощай!» вытягивает силы,
И вечное «Прости…» поддерживает их.
«Позволь уйти с тобой!» — Но он не позволяет.
И с фото, и из снов: «Мам! Что ты… Не грусти!»
И верою Господь их — тени — оделяет,
Чтоб матери сынов продолжили пути.
Чтобы все были живы…
А я хочу, чтоб все остались живы.
Андрей Шталь «Остановите войну»
Не спеши, суд земной не верши
Славы ради ли, ради наживы.
Слышишь шёпот в рассветной тиши:
«Я хочу, чтобы все были живы…»
Всё вернётся на круги своя,
Были помыслы искренни ль, лживы.
Но извечна молитва моя:
«Я хочу, чтобы все были живы…»
Больно слышать и больно взирать:
Что в угаре вражды совершили…
Кто ещё не устал повторять:
«Я хочу, чтобы все они жили…»?
Побреду по пустынной земле.
Все молитвы своё отслужили.
Что найду я в остывшей золе?
Шепчет ветер: «Хочу… чтобы жили».
Полит… по лит…
* * *
Вся ли боль переболела?
Весь ли страх перебоялся?
На снегу, на пепле белом —
Чей там след один остался?
От презренья до прозренья
Сколько тех следочков ляжет?
Корни высохли в коренья.
Друже скорчилось во враже.
…Снег истает, и впитает
Пепел в раны пепелища.
Дай Господь — попрорастают,
Возродятся корневища…
* * *
Мы суверенность выбрали. Ну, что ж…
Всем независимость милее централизма.
Но национализм — как в сердце нож.
Нож в сердце интернационализма.
Евреев всех — в Израиль уберём.
И выделим республику цыганам.
За чистоту национальности — умрём!:
Без примесей чтоб было, чистоганом!
Но как быть мне, когда в моём роду
Смешалось столько наций, на несчастье?!
Я род свой с самой древности веду,
От орд монгольских чёрного ненастья.
В моей крови — и вольный печенег,
И от татар немножечко осталось,
С Руси тамбовской наметает снег
На чумаков солёную усталость.
Где приючусь по пятой я графе?
Уж нет такой республики в Совете,
Чтобы вместила, как в одной строфе,
Смесь всех национальностей на свете.
…Живу в Крыму. И русскою пишусь.
Хоть по отцу я, вроде, украинка.
И разобраться, право, не решусь:
Что на столе — кувшин, а, може — кринка?
Мы долго с Русью жили сообща,
И вот теперь в душе моей так пусто…
Как отделить от українського борща
Вкус русских щей со свежею капустой?
Ведь, как по сторонам нас развело!
Как разграничить Київ с Русью Древней?
Как отделить мне украинское село
От русского названия «деревня»?
Как различить понятья «боль» и «біль» —
По женскому и по мужскому роду?
И как тревогу в сердце мне убить,
Коли тривожно цілому народу?
І що ж тепер — розпука та печаль?
Растерянность, печаль — тавром на лица?
Може, за прикладом колишніх тих прочан
Отправиться на паперти молиться:
Уж коль покой придётся на весы
В противовес террору нам поставить, —
Хай щезне всё, пусть канут в Лету всі —
«Саюдис», «Рух» и вместе с ними — «Память»!
В одной стране — пятнадцать разных стран?!
А сколько автономий здесь добавить?
Брати і сестри! Скільки ж можна ран
Єднанню і братерству ще наставить?!
Распад Страны Советов — это крах
Мечты о единении и братстве!
Страна, как горстка щебеня в руках,
Всё продолжает, продолжает рассыпаться:
В Молдове бойня и Прибалтика в огне,
Кавказ гремит, террором заражённый.
И все национальности в стране
Глядят на русских, как на прокажённых.
Пусть, отряхая с плеч своих застой,
Все перестройкой занялися рьяно.
Но как забыть об истине простой:
Опасно быть толпой, от крови пьяной!
Но каждая республика сейчас
Рвёт ткань страны, как в клочья — одеяло.
И надвигается опасный час,
Когда заря рассыплется линяло,
И радуга пятнадцати цветов
Растает в день последний над державой.
И единению конец уже готов:
Венец из тёрна в пятнах крови ржавой.
Мы суверенность выбрали. Ну, что ж…
Без самоосознанья мир непрочен.
Но национализм на что похож?
Он на фашизм ведь смахивает очень.
Остановитесь, наций наших тьмы!
Я призываю голосом негромким:
Подумайте, что ждёт нас, если мы
У разобщенья встанем острой кромки?
февраль 1991 г.
НеОда Кравчуку
О ты, восседающий в Киеве, дядька!
Тебе славословлю! Тебя — ославляю:
Не зная тебя, мы не знали порядка…
С тобой — и подавно его не узнаем.
С тобою, рванувшись из плена застоя,
В борьбе каждодневной за хлеб наш насущный
Теперь навсегда лишены мы покоя…
А что беспокойства прекрасней и лучше?!
С тобой две зимы без тепла и без газа
Мы стойко держались в квартирах промёрзлых.
Ты жалоб из Керчи не слышал ни разу,
Погрязнув в дебатах с «Россиею грозной».
Такой президент — всем народом презренный —
Долгами страну омотал, словно шёлком!
И флот за долги отдаёшь ты смиренно…
Вот так же и Крым ты продашь по дешёвке!
Когда на Донбассе закончится уголь,
Что на-гора поднят шахтёрами прежде,
Найдёшь в Украине, где спрятаться, угол,
А в наших глазах — хоть искорку надежды?!
И что ты ответишь тогда пред народом —
Как правил два года без всяческих правил?!
Так вот: не во славу тебе моя ода —
Тебя этой одой навеки ославлю!
21 сентября 1993 г.
* * *
Флаг Виктора Ющенко, под которым он баллотировался в президенты Украины и поднимал «оранжевую» революцию — на оранжевом поле — перевёрнутая подкова и слово «Так!»
Наш пан Ющенко хоче за «так»
Підкувати народ України.
Мабуть він ще не знає на смак
Припеченій ватрою конини.
Його стяг — то у жарі тавро,
Яким буде він нас таврувати,
Як за долари та за «євро´»
Україну почне продавати.
05.12.04 г.
* * *
В истории немало есть примеров,
Когда за веру люди шли на смерть.
А нынешние варвары орут:
«Война — за веру!»
В то время как война идёт —
за нефть.
08.10.04
* * *
Девчонка вспомнилась одна:
С улыбочкой ехидной
Бросала дедушке она
Слова, обид обидней.
Мол, понапрасну проходил
Военные он тропы.
Когда бы Гитлер победил, —
Мы были бы в Европе!
Мы в Риме бы ловили кайф,
Обедали — в Париже…
Читала б девочка «Mine kampf» —
Была бы к правде ближе.
Иные б мысли породил
Сей труд (в мозгах — не в попе!):
Когда бы Гитлер победил,
То не было б «Европы»!
* * *
Снегом повеяло: сходят лавины
За морем где-то в Кавказских горах.
Нами ль содеяно — беды и вины
Отчие корни стирают на прах.
Бедами, винами запорошило,
Так закружило судьбы карусель,
Что океан поглощает вершины,
Гордые скалы стирая на сель.
08.05.2008 г.
Пути тернистые России
триптих
I
А не хаять нам года
Если бы,
Вспоминали б иногда
Точно мы:
Пусть, мы были не всегда
Веселы, —
Улыбались мы тогда
Солнечно.
Пришёл ворог не глухой
Полночью. —
Был запущен нами он,
Добрыми.
Лаской ложною слизал
Солнечность,
Лица нам перекроил
В злобные.
Где же ворога искать
Надобно?
Поищите по сердцам
Собственным.
Будет больно сердце рвать
Надвое.
Да иначе не бывать
Вольными.
А не хаять нам себя
Если
И, с надеждою любя,
Верить:
Светом чистого огня
Сердце
Охраняется, губя
Зверя.
II
Тепло и ласково
смотрели мы на мир.
С надеждой, верою
Любовь свою искали.
И знать не ведали,
и ведать не желали,
Железный занавес
взрывая вдоль и вширь,
Что свою солнечную ласку
Укроем под железной маской
Улыбки Зверя нарисованной
оскала.
И никогда мир
не изведает уже
Святой Любви
предназначение
и веры.
Надежду ложные
заменят эфемеры,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.