Бесплатный фрагмент - Конь с горы Бабырган

Конь с горы Бабырган

1

Пикассо его называли за то, что хорошо умел рисовать. А Кочергой — по фамилии.

Однажды, когда только Пашка начал ходить в школу, он вернулся после занятий домой, зашел в ограду и увидел петуха, горделиво преградившего ему путь.

— Кыш, барон-фанфарон! — замахнулся на него Пашка рюкзаком. — Иди к курам!

Но петух не собирался повиноваться, наоборот, определив в Пашке соперника, захлопав крыльями, кинулся в атаку.

Отбившись рюкзаком, Пашка пробрался к дверям, но замок, как назло, заело. Зная строптивый характер петуха, он ретировался, вскарабкавшись по лестнице на дровяник, и стал ждать, когда драчун уйдет. Ждать пришлось долго. Сотовый разрядился, и он, достав альбом и карандаш, начал рисовать птицу. Получилось неплохо, но, главное, Пашке понравилось переносить на бумагу свои чувства и мироощущение. Петух получился забавный, как из сказки: «Несу косу на плечи, хочу лису посечи».

И вот заканчивается седьмой класс, а Пашка уже — настоящий художник. Какое-нибудь мероприятие в школе или праздник — девочки из класса сразу бегут к нему, чтобы он оформил плакат на подходящую тему. Однажды нарисовал статую «Родина-мать зовет!» на День Победы, так все только и охали, как точно и правдоподобно получилось. И действительно, как только у него оказывались в руках карандаш и листок бумаги, он творил чудеса.

Но больше всего Пашке нравилось рисовать коней. Всяких разных: с крыльями и львиными головами, больших и маленьких, смешных и статных — например как русские тяжеловозы. При любом удобном случае Пашка выуживал разные истории про коней — счастливые и трогательные, а повесть «Внук Тальони» которую случайно нашел на крыше бани, прочел от корки до корки на два раза.

Пашка — не под стать ровесникам — любил читать и каждую историю переживал как собственную.

А недавно на его столе появилась старенькая потрепанная книжица «Легенды Алтайских гор» принесенная матерью с работы. Пашка увлекся ею так, что по ночам ему даже начали сниться диковинные сны. То он Хан Теле с золотым мечом, то богатырь Сартакпай, с косою до земли, но один сон повторялся намного чаще:

…Пашка стоит на вершине горы и всматривается вниз, взглядом ища пасеку дяди Антона, которая расположена неподалеку от подножия предгорной вершины. Вокруг темно, и Пашка боится потеряться. Он пытается кричать, но крик его тонет в ночи. Вдруг земля начинает трястись, сыплются камни и из скалы появляется богатырь (Пашка сразу определяет в нем Бабыргана). Он ведет за собой коня — скакун тот как ночное небо с яркими звездами по всему туловищу да с черными пронзительными глазами.

Бабырган улыбается:

— Не бойся! Вот тебе мой конь! Садись, он тебя довезет до пасеки! И смотри, следи за ним! Это самый лучший конь! На нем я догнал красавицу Катунь! Он никогда меня не подводил!

Пашка садится на коня, и жеребец, взвившись вверх, мчится по звездному небу. Они спускаются на землю, и Пашка с удивлением узнает поле неподалеку от дома…

На этом сон заканчивался. Пашка просыпался и долго лежал с открытыми глазами и наполнялся уверенностью, — звездного коня он скоро увидит снова…

И теперь, поле позади их огорода, тянуло как никогда.

Сегодня снова приснился этот конь — как классно лететь на нем по ночному небу, аж мурашки продирают до пяток!

Пока мать и отчим спят, Пашка прокравшись по дому, выбежал во двор, прыгнул на велосипед, и помчался к реке встречать табун, который выпускают с расположенной неподалеку конефермы- а вдруг он снова встретит того самого коня…

Поднявшись от Катуни, густой туман заполнил луговые закутки, затянул белой дымкой поле на окраине поселка и прикрыл хаос весеннего половодья — затопленные талой водой острова и прибрежные кустарники.

В утренней тиши первые лучи солнца только начали разбивать непроглядную густую завесу, через которую ничего не видно.

Пашка размещается у старой коряжистой ивы и ждет, когда вдалеке забренькает ботало, табун лошадей появится из густого тумана и сонно потянется к водопою.

За белой пеленой раздается отдаленное фырканье, топот копыт, ржание и появляются кони. Пашка всматривается в табун пристально — может, произошло чудо и появиться тот самый конь, на котором он летает во сне. Но чудо не свершилось — рыжий жеребец щиплет траву, трясет белой гривой, машет такого же цвета хвостом, отгоняя от себя надоедливого гнуса.

Конь останавливается в метрах двадцати от Пашки, тревожно ржет, предупреждая косяк о присутствии незнакомца; но вдруг любопытный жеребенок приближается к Пашке совсем близко, обнюхивает его, осмелившись, прижав уши, проводит губами по густой шевелюре. От него пахнет конюшней и парным молоком. Пашка протягивает к нему руку, хочет погладить, но жеребенок пугается и вздрогнув на мгновение застыв срывается с места озорно взбрыкивая задними копытами, исчезает в тумане. Жеребец взглянув на Пашку отвернулся и повел табун в другую сторону.

— Пашка! Твою налево! Домой дуй! — раздался голос отчима дяди Сани, вышедшего во двор. — Мать зовет! В школу опоздаете!

Разгоняя отставших лошадей, мальчишка возвращается домой. Ему еще вести сестру и брата в школу.

Юлька и Сеня погодки. Сеня ходит во второй класс, а Юлька в первый.

Пашка забежал в комнату, быстренько надел свитер и брюки, схватил рюкзак и, остановившись на мгновение, осмотрел комнату — ничего ли не забыл?

Удостоверившись, что все положено, на ходу выпил стакан молока.

— А тебя не стошнит? — спросила Юлька.

— Нет! У меня желудок крепкий! — ответил Пашка и подтолкнул брата и сестру к дверям. — Ну, чего как черепахи! Живей, мелюзга!

Как обычно опоздав, на пять минут, залетел в класс.

— Заходи-заходи, Кочергин! — говорит новая учительница по русскому языку и литературе Елена Александровна, недавно устроившаяся в школу и уже привыкшая к его опозданиям. — Что на этот раз?

Пашка садится на свое место, опускает голову — врать сегодня неохота. И замечая заляпанные лошадиным пометом кроссовки, прячет их под парту.

— Да он опять своих коней ходил смотреть! — вместо него ответил соседский увалень Витька Соломатин, которому Пашка безрассудно рассказал про сон и теперь Витька посмеивается над ним.

У Витьки мать работает директором магазина в городе. Витька у нее единственный сынок и потому разбалованный до несусветной лени. Недавно она купила ему дорогую приставку, и Витька не выходит из дома, а все режется в свой «Плейстейшен».

Запулив в Пашку жвачку, Соломатин смееться: — Он же у нас любитель прекрасного! Вы не чувствуете, как пахнет?! — добавил Витька, заметив Пашкину запачканную обувь.

В классе раздались смешки.

— Тише! — прервала всех учительница. — Ну, Кочергин, каких коней ты ходишь смотреть?

Но Пашка молчит. Он понимает, если начнет сейчас рассказывать, то из его повествования сделают посмешище.

— Зовите его Пикассо, может на это откликнется!? — не унимался Витька.

— Не хочешь говорить?! Тогда тебе персональное задание: написать про коня сочинение! — сказала Елена Александровна. — А теперь продолжим урок…

Местные мальчишки над Пашкой частенько подсмеивались, но все равно звали поиграть в футбол. Его поначалу ставили на ворота. Вратарь из него вышел не ахти какой — атака идет, а он на птичку пеструю засмотрится и пропустит гол, да еще промеж ног.

Андрюха, одноклассник, злился:

— Юбку у матери возьми! В следующий раз наденешь!

Кто-то из мальчишек подтрунивал:

— Чего вы хотите! Он натюрморт присматривал! Ха-ха!

Но Пашка не обращал на все это внимания, понимая свою некую бедовость.

                                      * * *

Дом их стоял на дальней улице, расположенной ближе к оврагам. Этот район в поселке называли Свалка — одно время под овраг валили всяческий мусор. Потом опомнились, воткнули табличку «Свалка запрещена! Штраф 1000 рублей».

Мусор валить перестали, место сие затянуло двухметровой крапивой, и клёном, но время от времени местные мужички откапывали какую-нибудь железяку и отвозили ее на металлоприемку, чтобы немного разжиться деньгами.

Мать Пашки Вера, на вид ей было чуть за сорок, трудилась в местном продуктовом магазине продавщицей по графику: неделю работа — неделю отдых.

Отчим дядя Саня худощавый и жилистый, как веревка, работал у местного фермера на КамАЗе. Единственная беда отчима — он время от времени уходил в длительные загулы. Вера сошлась с ним, когда сыну было пять лет. Через год у Пашки появился братик Сеня, а еще через год — сестренка Юлька, с которыми он теперь зачастую нянчился.

Когда Вера работала, с детьми сидела родительница дяди Сани — бабка Зина — злая, вредная старуха, гонявшая Пашку по всякому поводу.

То ей надо палас пропылесосить, то полы помыть, за хлебом сходить в магазин. И Пашка первое время слушался, а потом ловил момент, как бы слинять из дома.

Бабка Зина злилась на Пашку и называла обидным словом «недотепыш».

И мать, и дядя Саня возвращались с работы поздно вечером, поэтому уроки Сеньке и Юльке помогал делать Пашка.

Юлька была смышленее брата и все схватывала на лету. А полненький Сенька к учебе сильно не тянулся и, когда пошел во второй класс, за лето позабыл все буквы и разучился читать. И Пашке пришлось с ним заново учить алфавит.

Зато в телефонах разбирались лучше него.

Все бы ничего, но в семье дружно жили от и до дяди Саниных загулов. А когда они начинались, все шло в тартарары. На весь поселок было слышно, что дядя Саня загулял. Вера начинала с мужем ругаться, а он терпеть не мог, когда в чем-то упрекали, и «поддавал» еще больше. И тогда доходило и до битья посуды, и до летания сковородок.

В «загульные» дни детей уводили к бабке Зине. Но так как Пашка категорично отказался ночевать у злой бабки, то летом ночевал в предбаннике, а когда становилось холодно, приходил к материной подруге тете Ире, у той росли два сына: Андрюха — Пашкин друг и Вовка, который на четыре года его младше. Подруга по бабьей солидарности шла навстречу, а Вера же выбивала дурь из своего мужика.

Это могло длиться несколько дней. Потом, когда дядя Саня выходил из «шторма» они с Верой прибирались в доме, скрывали следы разборок и забирали детей домой. Иногда, когда дело доходило до серьезных баталий, к ним приезжал материн брат дядя Антон, живший в Шульгином Логе. И тогда отчим сразу притихал.

— Все, Антоха, ухожу в штиль! — говорил дядя Саня и заваливался на диван, укрываясь одеялом. — С этого дня, считайте, я другой человек!

Вериного брата он уважал, но больше боялся. С Антоном раз была у них стычка, когда дядя Саня хотел показать свой гонор. Он служил в морской пехоте и этим всегда козырял. Мать в тот день не выдержала, позвонила брату и тихо сидела, ожидая Антона. При виде шурина отчим вскипел:

— Чего приехал! Хозяин здесь я! Сами разберемся!

Тогда Антон попросил его выйти за баню.

Вернулись по отдельности, отчим с хорошей ссадиной на ребрах и щеке, но после этого он, когда напивался, ни разу не тронул мать — даже пальцем, и когда видел Антона, «снижал обороты».

Пашка давно приучился к самостоятельности.

С первого класса матери было не до него. Родился Сенька, да вдобавок она еще забеременела Юлькой, поэтому, приходя домой, Пашка хозяйничал: делал уроки, прибирал в доме, задавал курам пшеницы и засыпал, не дождавшись материного внимания. Вера, застав сына спящим, иногда за столом, иногда где-то в игрушках, просила мужа перенести его на кровать, ложилась рядом и долгое время слушала его дыхание, рассматривая черты лица мальчишки. Да, он похож на своего отца, погибшего в автокатастрофе, когда сыну был годик.

Все это не могло отразиться на парнишке, и Пашка в тринадцать казался старше своих лет. Может, оттого в выражении его лица много серьезности.

Очередной загул отчима долго не заставил себя ждать. Несколько дней пришлось ночевать у тете Веры.

— Здрасьте! — заходя в дом, Пашка поздоровался с родителями. Малышню уже забрали от бабки Зины, и они смотрели мультики в своей комнате.

Дядя Саня, лежа ничком на диване, с мокрым полотенцем на голове, простонал что-то в ответ. Перед ним стояла банка огуречного рассола.

— Сынок, заходи! — встретила его мать. По лицу было видно, что она отчитывала дядю Саню.

— Что на этот раз? — спросил Пашка у матери.

— А, ну его! — Вера, обессилено махнула рукой. У нее уже не осталось сил бороться с мужем. — Дубленку, в прошлом году которую покупал, сдал. Как там тетя Ира? — спросила она, хозяйничая на кухне.

— Тебе привет передавала! — ответил Пашка, проходя в свою комнату. — Опять просила, чтобы я ей белую иномарку нарисовал. Говорит, визуализация! Повесит, говорит, на стенку и будет смотреть и думать. Может, быстрей купит…

— Куда им! Серега с вахты приезжает, они, то шмоток ненужных накупят, то проедят.

— Слушай, может, нам тоже купить белую иномарку? — дядя Саня встал с дивана и подошел к умывальнику.

Так было всегда — пропившись, он сразу строил грандиозные планы. То летнюю кухню собирался построить, то, как сегодня, машину купить. Но до исполнения почему-то не доходило. То денег не хватало, то появлялись другие планы.

— Нам?! — удивленно переспросила Вера. — Куда там, ты больше пропиваешь!

— Ну, хорош! Заладила! Кредит возьмем!

— А много надо?! — Вера вроде бы и противилась, но в то же время в голосе чувствовалось согласие.

— Всего-то пустяк, двести тысяч! Я даже знаю, где дадут без поручителей! Будем ездить, отдыхать!

— Паш, в Горный хочешь съездить? — спросила мать, но не дождавшись ответа, зашла в комнату к сыну. — Иди поешь, я блинов напекла.

Пашка сидел за столом и рисовал.

Вера подошла сзади и заглянула за плечо. С листа бумаги на нее смотрел конь с глубокими пронзительными глазами. А рядом, держа коня под уздцы, стоял средневековый воин.

— Кто это? — спросила Вера, потрепав сына по голове.

— Это богатырь Бабырган! А это его конь! Последнее время мне снится!

— Когда кони снятся, это хорошо! Ты слышал? Летом в Горный Алтай поедем! Отец вон обещает нас свозить! Сказал, пить бросает, на машину будет копить!

Пашка невнятно буркнул в ответ и продолжил рисовать.

Конечно, он слышал и про Горный Алтай, и как отчим решил взять машину.

«А на скутер всего-то надо двадцать», — подумал Пашка.

Пять у него есть — скопил за год, но на них он хотел купить мольберт, холст и попробовать рисовать красками. Но, если на то пошло, можно и их потратить. Но мать, видно, забыла про свое обещание — она тогда ответила ему: «Рассчитаюсь за стиралку, а там видно будет». За стиралку она рассчиталась, а про скутер забыла.

Суббота проходила в штатном режиме. Топили старенькую баньку. Отчим все пытался из бани сделать «конфетку», но то денег не хватало, то еще дела появлялись. Хотя пол давно пора было менять, да и котел дышал на ладан.

Пашка нет — нет, да чувствовал, как мать в последнее время совсем от него отдалилась, разрываясь между дядей Саней, младшими братом и сестрой да работой. Он и не помнил, когда она последний раз интересовалась, как у него дела в школе или сделал он уроки или нет.

Вера в этой жизненной суматохе — работа, семья и снова работа — совсем закружилась. Она-то и не помнила толком, когда последний раз отдыхала — все бегом да бегом, в погоне за этой несчастной зарплатой в восемнадцать тысяч, которой и хватало ровно на полмесяца. Вера бралась за любые подработки — полы помыть или напарницу подменить, никогда не отказывалась. Про детей думала: обуты, одеты, не голодные, что еще нужно. Остальное подождет до лучших времен. А где эти лучшие времена?

Отчиму вообще не до Пашки. Когда не пьет, с утра до вечера за рулем. Скажет сухо, когда надо что-то сделать — дрова перетаскать или управиться по хозяйству.

Лишь после своих гулянок он иногда звал Пашку посидеть во дворе у дровяника и безбожно клялся бросить пить.

— Что я, Паха, не понимаю, что ли?! Сам себе враг! — говорил дядя Саня. — Но с этого дня — новая жизнь! Ни капли… ей-богу! Буду копить тебе на новый телефон, а то вон ходишь со старым, экран, смотрю, разбит!

Пашка сидел и смотрел, как отчима лихорадит. Ему становилось его жалко. И каждый раз он верил дяде Сане — верил, что его срывы закончатся, и они заживут дружно. После этих обещаний как-то становилось спокойней, и Пашка уже не хмурился, радуясь больше за мать, чем за себя.

Что касается Андрюхи, он, хотя и дружил с Пашкой, больше возился с другими мальчишками. У кого появится что-то интересное, к тому и переметался. Одно время у Сашки Варламова был частым гостем — тому настольный хоккей купили, и они бились с ним с утра до ночи.

Последнее время с Витькой Соломатиным в приставку режутся, пока родители на работе. И в классе теперь не разлей вода…

2

С наступлением весны, стало больше мест, где можно спрятаться. За скособочившимся заборчиком из горбыля у края оврага лежало огромное бревно, на котором Пашка любил посидеть в одиночестве, помечтать.

Одним из апрельских вечеров, взяв с собой бумагу и карандаши, Пашка уединился за огородами, устав от суеты в доме.

С высоты видно слева раскинувшееся озеро, берег которого застроен элитными коттеджами. Их жители летом по озеру носятся на водных квадроциклах и неспешно, словно прогуливаясь по парку, плывут на плоских досках.

Но сегодня Пашка в ту сторону даже не смотрит, взгляд его направлен на поле.

Отсюда видна протока Катуни, берег которой окаймлен ивняком и кустами облепихи. Дальше, за непролазными, разбросанными по руслу реки островками заходит солнце.

В лучах багряного заката, пробивающегося сквозь частокол деревьев, по огромному полю без присмотра бродят кони. Беспокойно ржут, щиплют еще пожухлую прошлогоднюю траву, с которой недавно только сошел снег; размеренно переходят с места на место, двигаясь вдоль пологого пригорка.

Это лошади местной конефермы «Катунь».

Стригунок черной масти — на длинных непослушных ногах, иногда заплетающихся друг о дружку, неуклюже тыкался в вымя кобылы, прижимал свой черный кудрявый хвостик и, устав стоять, падал. И снова вставал, и бежал за матерью, втыкаясь в нее и постоянно путаясь перед ногами.

Это рассмешило Пашку и он решил его срисовать. Только взял в руки карандаш, как раздался короткий посвист, и из-за стога сена показалась рыжая голова.

— Ты чего здесь? — удивился Пашка. — Чего не у Витька?

— А ну его! — Андрюха состроил недовольную мину. — Обвинил меня, что я джойстик сломал! Сам кнопки жал, что есть дури, а теперь крайних ищет! Я чего пришел: дядь Коля звонил, просил коней подогнать. Сказал, по сотке даст! И дело для нас есть! Айда, сходим!

Спустились в поле. Андрюха, замахав руками, подогнал отбившегося полугодовалого жеребенка, зайдя со стороны реки, направил табун по полю, вдоль крутого косогора. Пашка шел со стороны бугра. Километра через три косогор стал положе. Лошади хорошо знали дорогу и охотно шли к вечерней кормежке. Загнали табун на бугор и направили его по окраине к ферме.

Дядя Коля — высокий, прихрамывающий на одну ногу, похожий чем-то на жердь мужик с уставшим, но самым добрым взглядом. Лицо его морщинистое уже успело загореть на ярком весеннем солнышке и приобрести бронзовый оттенок. Из-под засаленной вязаной шапки торчали седые волосы. В поселке дядю Колю так и звали — Копна. Жил он вдвоем с женой Людмилой Павловной, работающей завучем в школе. Детей у них не было, и дядя Коля всю свою любовь посвящал лошадям и много времени проводил в конюшнях.

Поселковские женщины поговаривали — мол, у него где-то в Мурманске живет взрослый сын от первой жены. Служит на подлодке и приезжает очень редко.

Дядя Коля на местной конеферме незаменимый человек. Он и за ветврача, и за конюха, и за завхоза. Смотришь ни свет, ни заря, а он уже на работе, обходит конюшни.

— Директриса только его и слушается. Советуется с ним, понял? Говорят, жеребцов и маток для конезавода он отбирает! — рассказывал по дороге о нем Андрюха.

Дядя Коля закрыл загон за лошадьми и отдал пацанам по сотке, потрепал их по головам:

— Чтоб без вас делал! Домой придете — осмотрите себя! Клещей, говорят, уйма нынче!

Дядя Коля присел на скамейку. Остановив на мгновение взгляд на начинающем скрываться за линией горизонта солнце, сказал:

— Заморозки еще будут! — определил он по какой-то примете и повернувшись к мальчишкам, спросил:

— Рассказывайте, как дела? Знаю, Павел-то по математике отличился. За контрольную вчера тройку схлопотал! Павловна сказала. Ты давай учи, в люди выбивайся!

Дядя Коля помолчал. Затем продолжил:

— Кстати, сегодня с директрисой разговаривал. Она на лето ставку пастуха подтвердила. Выделяет на нее шестнадцать тысяч. Так что, ребятки, вам работа на лето наклеилась! С первого мая начнете. Я уже договорился!

— А как же школа? — спросил Андрюха.

— Ну, а чего школа! Не куда от вас не денется! Первое время будете с учебы приходить и пасти. Травы пока все равно мало. К десяти выпускать будем. Часика три побродят, а там вы подхватите. Стригунков нынче много. Боимся, мало ли что!

По дороге домой Пашка краем уха слушал тараторившего Андрюху, радовавшегося подработке, а сам прикидывал: если все пойдет хорошо, то в августе купит себе скутер.

3

По слухам, ходившим в поселке, дела на конеферме были не ахти какими. Перехватив преемственность от гремевшего на всю страну племенного хозяйства (от которого осталась одно название да стела свинарке на Чуйском тракте) и определив одно направление — разведение орловского рысака — конезавод выстоял в сложные девяностые.

Но дальше с каждым годом становилось все хуже — спонсоров все меньше и вообще местным жителям приходилось гадать — на что существует конеферма. Сначала часто слышалось слово реорганизация. А в последнее время и вовсе все запуталось, и не понятно стало, какое отношение имеет к предприятию толстая тетка в джинсах, с одутловатым отечным лицом, прикрывающая маленькие глазки большими солнцезащитными очками, приезжающая из города, на маленькой красной « Тойоте».

Выяснилось — прежние владельцы продали предприятие — появился новый учредитель — юридическое лицо, зарегистрированное в Республике Башкортостан. — а эта женщина, новая директриса которую звали Эльвира Павловна.

Каким образом Эльвира Павловна стала директором конефермы, оставалось только предполагать — к лошадям она точно не имела никакого отношения. Но как — только появилась на конеферме, сразу начала наводить свои порядки и чуть не в первый день поспорив о чем-то с дядей Колей, сама призналась:

— Я, как вы выразились, может быть, и не знаю с какой стороны к кобыле подойти, но управляющий менеджер из меня толковый! Я раньше в городе заведовала, федеральной сетью магазинов женского белья! Понятно!

— Все нам понятно! — сказал ей дядя Коля, а уже вечером в сторожке делился за партией домино с конюхом Валеркой:

— Они лучше ни чего не могли придумать, как специалиста по женским труселям к нам прислать!?

Валерка ухмылялся, показывая свой щербатый рот:

— Не говори! Они бы хоть в пачпорт смотрели перед тем как на работу брать! Хозяева что хотят то и воротят!

Коневод как выразился Валерка « эти перетрубации» терпел, говоря:

— Они пускай там хоть на голове стоят, лишь бы коней не трогали! Почему не поймут — чтобы хозяйство прибыль приносило, нужно к делу серьезно подходить! Потерпеть, не все сразу дается! А не так — взялся — попробовал, а не пошло, так скинул и рад, что хоть свое вернул.

Имел право так говорить дядя Коля, — болела душа у него за любимое дело.

На счету коневода это был, уже третий директор. Но Эльвира Павловна ничего нового не привнесла за исключением стойкого аромата от ее духов. Через пару месяцев директриса, доверилась коневоду всецело, убедившись в его компетентности.

За советом к коневоду частенько наведывался и его давнишний знакомый Егор Савельевич Тарасов — «крепкий» фермер из села Алтайское.

Егору Савельевичу на вид лет пятьдесят пять, невысокий, с небольшим животом, широким лицом, открытым взглядом серо-голубых глаз.

Приехал он накануне, весь какой-то взъерошенный, с горящим взглядом.

— Нужен твой свежий взгляд. Садись, прокатимся! — пригласил он дядю Колю.

У Егора Савельевича с коневодом дружеские отношения. Они ездят в месте на рыбалку, да и в основном благодаря дяде Коле у Савельевича возникло новое увлечение — конные бега.

По напутствию коневода Егор Савельевич, начал постигать тонкости непростого дела — купил орловского рысака по кличке Фаворит за хорошие деньги и отдал его в село Новотырышкино опытному мастеру-наезднику Фролову. Фролов сам давно уже не выступал, зато у него подрастала плеяда талантливых учеников. Внук его Артем недавно на Новосибирском ипподроме занял как раз с Фаворитом призовое место. Конечно же, Егор Савельевич, воодушевленный такими успехами, теперь строил грандиозные планы.

В предгорье у него были сенокосные земли, держал перевалочную базу для лошадей и крупного рогатого скота. В основном ее «оккупировали» казахи, приезжающие в край за животными. Скупали коней и коров, привозили на базу, на передержку, а потом, загрузив в машины, увозили.

Причиной вызвать коневода явился случай — казах, постоянно скупающий животных, на днях привез небольшой табун лошадей.

Егор Савельевич в тот момент находился на базе и заметил одного жеребца красивой масти — серого в яблоках. Он отличался от остальных, грацией и сразу бросилось в глаза — конь не простой.

На поверку оказался настоящий орловец. Но состояние орловца, правда, оставляло быть лучше. Он хромал на переднюю ногу, на спине виднелись кровавые следы от плетки. Да и шибко-то к себе никого не подпускал — видно, натерпелся от людей.

Егор Савельевич заинтересовался, начал расспрашивать казаха, у кого и где купил. Но вразумительного ответа так и не смог получить. Одно выяснили — купили у цыган.

И тогда Егор Савельевич привез на базу дядю Колю.

— Ты должен на него посмотреть! — говорил он по дороге. — Даже я увидел, что маститый!

Коневод, увидев рысака, удивился:

— Орловец, да и конь-то толковый! Но смотри, колено беспокоит! Натерпелся, малый! До того на людей зол что не подпускает! Откуда его привезли? Документы при нем?

— Казахи где-то нашли! Про документы не узнавал. Они толком сказать не могут ничего! Как я понял, у цыган каких-то под Новокузнецком купили! Слушай, возьми его к себе! — предложил Егор Савельевич. — Попробуем привести в порядок! Как ты думаешь?

— Можно попробовать! Даже если не получится бегать, на разведение пойдет. Смотри, какая масть! Договаривайся! Посмотрим, что можно сделать?!

Казах долго рядиться не стал. Увидев деньги, с охотой согласился продать коня.

4

Когда жеребца привезли на конеферму, он сразу привлек к себе внимание. Серый в яблоках орловский рысак, подолгу стоял в дальнем углу летнего загона, недоверчиво смотрел черными большими глазами на окружающих. Стоило только к нему кому-нибудь приблизиться, он отбегал в сторону, неспокойно ржал, стриг ушами и отворачивался.

Орловец был на загляденье: высокий в холке, статный. Задние ноги и хвост до середины светло-серого цвета, круп — темно-пепельного, разбавленный белыми пятнами. Ближе к брюху окрас светлел, «яблок» становилось все больше — казалось, это даже не «яблоки», а звезды на светлеющем после ночи небе. Аккуратно подстриженная грива повторяла оттенки туловища: от холки светло-серого окраса, а к голове темнела и заканчивалась густой, сползающей до середины широкого лба челкой.

Дядя Коля три дня словно заполошный, куда-то бегал, кому-то звонил, ждал ответного звонка, а потом и вовсе пропал на целый день — как выяснилось — ездил, приводил в порядок документы на жеребца.

Увидев рысака, Пашка открыл от удивления рот.

Он глазам своим не мог поверить: это конь из его сна. Сомнений никаких — его рисунками увешана вся стена в комнате.

Пашка опрометью бросился искать дядю Колю.

Коневод с конюхом Валеркой проводили ревизию в деннике. Меняли доски.

— Случилось чего?! — спросил запыхавшегося Пашку дядя Коля. — Ты чего такой взбудораженный?

— Конь! Там конь! — Пашка не сразу подобрал нужные слова.

— Что конь?! — испугался дядя Коля и, не дослушав Пашку, кинулся к загону, на ходу бросая инструмент и думая о случившейся неприятности. Убедившись, что с жеребцом все в порядке, чертыхнулся:

— Да ну тебя! Лешак, напугал! Я-то думал!

— Дядь Коль, это же конь Бабыргана! Откуда он? — наконец-то смог выпалить Пашка.

— Не знаю про кого ты? Но если про Рубина, то это долгая история! Вечером табун подгоните, расскажу!

— Рубин, значит! — повторил Пашка. — и кое- как дождавшись окончания дня с нетерпеньем подгонял табун лошадей к загонам.

Дядя Коля, умостившись у сторожки на своем излюбленном чурбачке довольно щурился, закручивая самокрутку:

— Ну что готовы?! Тогда слухайте, сюда! Строптивец — то у нас благородных кровей! Недаром гонор показывает!

По дяде Коле видно — ему самому не терпится поделиться тем, что узнал за эти дни…

                                      * * *

Рубин появился на свет на конеферме «Сибирское». Из нескладного жеребенка вырос в красивого годовалого жеребца, привлекавшего к себе внимание конезаводчиков. Вскоре его купил один мужичок из Абакана, занимающийся лошадиными бегами.

На содержание и тренинг новый владелец отдал коня на местный ипподром старому мастеру-наезднику Иванову. Александр Семенович, а на ипподроме просто «Семеныч, прикипел к жеребцу, быстро нашел с ним общий язык. Приучил его и к седлу, и к качалке, и даже обучил трюку вставать на передние колени, когда ему нужно было садиться верхом.

За два года, что Семеныч работал с Рубином, они громко заявили о себе: стали победителями нескольких больших турниров.

Жеребцу предрекали большую карьеру, но неожиданно с Семенычем случилась беда: прихватило сердце. Врачи посоветовали завязывать с бегами и прописали покой.

Рубина отдали молодому горячему наезднику по фамилии Глыбин, жадному до побед. Думали, с конем проблем никаких не возникнет. Но Рубин тосковал по Семенычу. Первое время даже отказывался есть.

Глыбина не признал и на первой же тренировке, когда тот не рассчитал и сильно хлестанул его плеткой, рысак пустился галопом и чуть не перевернул качалку.

После этого Глыбин и Рубин окончательно невзлюбили друг друга. Один хотел, чтобы ему покорились, а другой не хотел повиноваться.

Глыбин кипел от злости.

— Как так?! — негодовал он. — Я из него эту дурь выбью! Возомнил из себя Сметанку!

В тот день когда случилась трагедия Глыбин пришел в конюшни пораньше. Велел конюху задать Рубину овса больше обычного.

— А тренировка? — спросил конюх — тихенький мужичок небольшого роста, разбирающийся в тренинге лошадей. — Тренировка ведь! Бока сколет.

— Делай, чего говорю! — ответил Глыбин.

Потом он взял нагайку и зашел в денник к Рубину. Конь шарахнулся в сторону, положил уши и показал зубы. Тревожно заржал.

Глыбин замахнулся.

— Эх! — вырвалось у него. — Признаешь или нет?!

Рубин повернулся к Глыбину задом — и наездник, осознав опасность, удалился.

Затем попросил конюха запрячь коня.

Выведя жеребца на тренировку, начал гонять его по кругам. Рубин хрипел изгибал шею, бежал. Но удары плетью становились все сильнее и чаще, и Рубин круг за кругом, километр за километром, все сильнее выбивался из сил.

На ипподроме не сразу вникли в происходящее.

Проезжающие мимо наездники качали головами, спрашивали Глыбина:

— Куда ты его гонишь? Придержи!

— Ни че! Ему полезно! — ухмылялся тот и добавлял. — Застоялся чуток, пусть продышится!

Рубин, изнемогая от усталости, перешел на галоп и вдруг, выбежав за пределы тренировочного круга, понес качалку с наездником по полю. Попав передней ногой в неглубокую канаву, споткнулся и завалился на землю.

И тут Глыбин сорвался, вскочил на ноги и начал хлестать коня, что есть мочи:

— Непутевая скотина! Тупое существо! Чуть не угробил! Вот тебе за это! Будешь знать!

Сбежались люди. Оттащили Глыбина. Рубин лежал и смотрел на столпившихся вокруг него людей, тяжело дыша.

— Запорол коня! Куда смотрел… дурень!

— Самого бы тебя так погонять! Да бичом по хребтине!

Но Глыбин эти замечания пропускал мимо ушей: главное, он потешил себя и показал строптивому жеребцу, кто здесь хозяин.

Ветеринар поставил неутешительный диагноз.

— Какой из него теперь бегун! Дай боже, чтобы оклемался. Еще бы чуток, и стрелять бы пришлось или усыплять. Колено опухло. Возможно, ушиб и связки на коленном суставе потянуты.

После этого происшествия Рубина увезли с ипподрома в неизвестном направлении. Ну, а дальше его судьба была известна.

Пашка с Андрюхой подолгу теперь висели на жердях и смотрели на жеребца. Дядя Коля ходил взбудораженный, отгонял их от загона и говорил:

— Пусть обвыкнется. Не лезьте, ему надо успокоиться!

На крупе Пашка тоже заметил рубцы от ударов плетью и показал Андрюхе:

— Видал, как били! Разве можно так?! Я читал — почти у каждого нашего знаменитого полководца был свой конь!

— Скажешь тоже! — отмахивался Андрюха. — Враки да выдумки!

— Ничего не выдумки! — возмущался Пашка. — Вот у великого полководца Суворова был любимый конь Мишка, подаренный ему донскими казаками. Так он на нем, Измаил брал! А знаешь, сколько раз лошади в Великую отечественную войну выручали!? Это самые верные друзья человека!

5

Оказывается, у дяди Коли был большой опыт в лошадиных бегах.

С детства мальчишкой ходил на ипподром «Акбузат» в Уфе, откуда и был родом. Здесь-то он и получил первые навыки езды. Оказался способным учеником, а главное, любящим лошадей. Кто бы мог предположить, что в возрасте 16 лет он выиграет Дерби, соревнуясь с опытными наездниками ипподрома. Позже закончил Хреновскую школу наездников и устроился помощником мастера-наездника при ипподроме. Тренируя и попутно выступая на соревнованиях, Николай выявил орловца Хана — резвого рысака. С ним он стал победителем многих специальных призов для орловских рысаков на известных ипподромах. А главной наградой был приз для орловцев на ипподроме в Казани. После этой победы к нему несколько раз подходили и предлагали за хорошие деньги выкупить Хана, но Николай наотрез отказывался.

Карьера молодого мастера-наездника только-только начала идти вверх, как произошла беда. В одном из забегов на качалке, в которой сидел тогда еще молодой перспективный мастер-наездник Николай Савельев, лопнул сварной шов. Случилось серьезное столкновение. Николай опрокинулся назад. Сзади ехавший наездник не успел среагировать и направить своего коня в сторону. Жеребец с качалкой буквально проехались по Николаю.

Травму он получил серьезную: сильно раздробило тазобедренную кость. Пришлось перенести несколько серьезных операций, осталась хромота.

Врач сказал — на всю жизнь.

С соревнованиями пришлось завязать. Николай долго не мог сидеть в том положении, в котором находятся в качалке.

После больницы изредка появлялся на ипподроме, проведывал Хана. В один из дней пришел, а Хана нет: все-таки продали в Казань.

После этого Николай и вовсе захандрил. Нереализованные амбиции стал тушить алкоголем. И чем бы это закончилось, никто не знает, но к соседке в доме, где жил Николай, приехала двоюродная сестра Люда с Алтая и вдохнула в него новые эмоции.

Они познакомились, начали общаться, и Люда пригласила его к себе на родину отдохнуть — сплавиться по Катуни, осмотреть достопримечательности Горного Алтая.

Тогда Николай думал: лошади — прошлый этап его жизни. Но судьба распорядилась иначе. Приняв предложение Люды, он и не предполагал, что не захочет отсюда уезжать. И как же она была права — Алтай действительно пришелся ему по душе. Вскоре они сыграли свадьбу и поселились в селе Верх-Катунское, где жила Люда.

Каково же было его удивление, когда Николай узнал — недалеко от его нового дома расположен конезавод «Катунь».

На конезаводе о Николае слышали: еще бы — совсем недавно его имя гремело на всю страну.

Николая приняли коневодом. К тренерской деятельности он возвращаться не хотел. Мог дать дельный совет, но не более. Правда, в душе у Николая где-то тлела искорка, способная перерасти в огромное пламя. А раздуть эту искру спустя столько лет помог Пашка…

6

Прошла неделя, но Рубин так к себе никого и не подпустил. Даже на овес не шел. Отойдет на расстояние и стрижет ушами, хвост прижимает. Подождет, пока конюх от корма отойдет, тогда подходит. Дядя Коля раз попытался к нему приблизиться. Рубин его не подпустил, сразу встал на дыбы.

Конюх Валерка вроде подманил рысака, даже попытался запрыгнуть на него, но тут же был сброшен под копыта, и если бы не мужики, бывшие начеку, его не оттащили, то Валерке крепко досталось бы.

Отряхиваясь от пыли и переводя дыхание, конюх заметил:

— Волю любит! На свободу ему надо!

И не упустил момента вставить побасенку которые, знал множество. Толи знал, толи придумывал на ходу:

— Видал я одного такого строптивца! За Кош — Агачем, работал в прошлом у алтайца, у того тоже конь любимчик был. Он его все ни как оседлать не мог! Всех сбрасывал! Но у этого алтайца дочка была — красавица Аржан — су! Везде с отцом ездила. Так вот Аржан-су на наших глазах, подходит к этому строптивцу, а тот стоит и не шелохнется, хотя пару минут назад как обезумивший себя вел. Шепнула она ему что-то на ушко. Кусочек сахара на своей нежной ручке поднесла и вдруг смотрим, вскочила ему на спину и ускакала на нем…

— К чему ты это? — спросил дядя Коля Копна.

— А к тому — ласку ему надо! — со знанием дела заметил Валерка.

— Ты еще скажи женскую! Сейчас тогда Эльвиру позову! — Предложил коневод.

— Не стоит! — улыбнулся Валерка. — Пожалей женщину! Где ее искать потом будем!

И тут же предложил:

— А может, попробуем его в табун выпустить! На воле точно успокоится!

— В табун взрослого коня? — усомнился дядя Коля. — Как они с Геркулесом, уживутся?! Перебьют друг друга!

— Нужно пробовать! — остался на своем Валерка. — Геркулес уже староват. Кобылок под него многовато. Первое время накажем, мальчишкам пусть следят. Рысак отобьет себе кобылиц, создаст косяк… поди уживутся!

— Не знаю! — пожал плечами дядя Коля в сомнении. — Нужно это как-то продумать!

Став свидетелем разговора, Пашка не мог дождаться, когда Рубина выпустят с табуном. Ему сильно хотелось наладить контакт с конем.

В школе — последние дни учебы. И каникулы!!!

Утром Пашкин класс сдавал учебники. Елена Александровна, взявшая классное руководство над 7 Пашкиным классом, устроила чаепитие, а после распустила всех домой, раздав список литературы, которую нужно прочитать за лето.

Переодевшись и перекусив, Пашка с Андрюхой, сев на велосипеды, поехали на поле. Младший Вовка увязался за ними. Пришлось по очереди везти его на раме.

На Катуни у мальчишек была стоянка. Чуть в сторонке от водопоя росла огромная ива, разделенная на два ствола. Один тянулся вверх, а второй, делая причудливый изгиб, рос параллельно земле на высоте полутора метров. Взгромоздившись на него, можно полежать, обсыхая на солнышке после купания в холодной воде.

В полуденную жару кони сами подбирались к реке. Шли на водопой, прятались в тени деревьев, растущих вдоль линии берега.

За неделю Пашка наблюдая за табуном выяснил для себя многое. Это раньше он думал «ну табун и табун пасутся куда погонят, все равны», но не тут-то было. В табуне оказывается свои порядки и законы.

И так в табуне выяснил Пашка — настоящая иерархия. Главный здесь был жеребец Геркулес — тот самый рыжий с белой гривой и хвостом.

Денник оборудован яслями для сена, кормушкой для зерна и мюсли, автопоилкой.

Жеребец начинает выбивать молодняк из табуна. «Косячный» жеребец

В табуне свои порядки и свои законы. Есть доминирующие особи и те, кто подчиняется.

Кто главный

На весь табун оказывает влияние альфа-кобыла и альфа-жеребец. В обязанности первой входит:

• поиск хорошего пастбища;

• поддержание порядка.

Она может быть старой и опытной или такого же возраста, что и вожак. Все остальные члены конной семьи уважительно к ней относятся.

Кобыла занимается благосостоянием табуна.

Конь-лидер выполняет роль защитника своего табуна. Его противниками могут быть хищники, люди или другие жеребцы, которые пришли занять место главного. Сменить лидера можно только в поединке. Зрелище не из приятных. Оно заканчивается смертью или отступлением одного из участников.

Также альфа-жеребец занимается разрешением внутренних конфликтов в табуне. Он может одобрять поступки других лошадей или наказывать за них.

Простые стычки нередко перерастают в ожесточённые бои.

Интересные порядки домашнем табуне

Если особь, которая находится в табуне, допускает слишком много проступков, нарушает порядок, её изгоняют. Это может быть недолгий срок, по окончанию которого животное понимает, что провинилось и покорно подчиняется главному. А если изгнание пожизненно, то развитие сюжета может быть совершенно разным. Но такое происходит нечасто, так как от этого зависит безопасность и жизнь коня.

Другое дело подрастающее поколение. По началу, когда кобыла рожает жеребёнка, она отходит недалеко от табуна и редко кого подпускает к себе. В этот период вожак мечется между основным табуном и новой мамочкой. По мере взросления малыша, лошадь возвращается в строй. Первые дни она не разрешает отцу общаться со своим ребёнком, но потом, когда детёныш отходит от матери, жеребец приучает его к жизни в табуне.

До полового созревания жеребчик живёт на правах младших, то есть его всем обеспечивают. Но после лидер изгоняет его из своего табуна. Этот молодой конь либо уходит совсем, либо начинает пастись поблизости, не переходя границу владений альфа-жеребца.

Существует суждение, что жеребёнок, который не получил долю отцовского воспитания, сам будет плохим отцом.

Система из множества винтиков

Когда жеребчик подрастает, то покидают семью и создаёт свой «косяк». Это группа лошадей, пасущихся вместе. Они могут состоять как из 9—10 голов, так и из двух особей. Из нескольких косяков может состоять один большой табун.

В таком маленьком сообществе могут быть:

• только кобылы, ведёт их альфа-самка;

• жеребцы, все они являются лидерами;

• стандартный набор: лошади и главный конь.

Из множества косяков состоит один большой табун.

Если существует косяк только из жеребцов, то все находятся в нём в мире и спокойствии. Но лишь до появления кобылы. Когда она появляется, все остальные начинают драться за главенство.

Всё это похоже на устройство одного государства. Есть президент — главный жеребец. Ему подчиняются главы городов — альфы в косяках. Их, в свою очередь, слушают остальные лошади.

Ухаживания

Постепенно молодой ухажёр подбирается к табуну, в котором находится понравившаяся кобылка. Его гоняет лидер косяка, устраивает небольшие стычки. И только после того, как он убедится, что жеребец сможет обеспечить безопасное существование самки, отпускает обоих. Это конечно всё очеловечивание их поведения. На деле всё намного проще и примитивнее.

Вообще, конное общество интересно своими порядками и устоями, в каждом они свои. Где-то альфа-кобыла занимается почти всеми делами, в то время, пока жеребец просто набивает желудок. В каких-то табунах царит взаимопонимание и слаженность работы между двумя главными. Многое из этого напоминает наши, человеческие семьи, только в уж очень упрощённом варианте. Не правда ли? Как вы считаете?

Молодому жеребцу не всегда удаётся отбить кобылу.

Сегодня солнце припекало изрядно, и мальчишки в первую очередь искупались. Забрались на кривой ствол ивы и смотрели, как кони пьют воду. Вороной жеребец по кличке Ветерок баламутил копытом воду, брызги летели в разные стороны. Конь, весь мокрый от брызг, блестел на ярком солнце.

Андрюха первым заметил орловского рысака:

— Смотри, Рубина выпустили! — ткнул он локтем Пашку. — Пошли, подойдем, может, подпустит!

— Жди! Валерку чуть не растоптал, дядю Колю не подпустил, думаешь, тебя подпустит! — возразил Пашка.

Андрюха достал из кармана штанов несколько кусочков сахара и, подбросив их на ладони, хитро улыбнулся:

— Видал, че есть! Давай на спор, кого первого подпустит!

— Давай! — согласился Пашка. — На че спорим?

— На мороженое! На десять штук!

— Пойдет! Вовка, бей!

Ударили по рукам. Вовка разбил.

Мальчишки, прячась за пасущимися лошадьми, приблизились к жеребцу.

Рысак щипал в сторонке траву. Увидев осторожно идущего на него Андрюху, прижал уши и, пристально смотря на него, начал мотать головой, обнажая верхний ряд зубов.

Вытянув вперед руку, на которой лежали кусочки сахара, Андрюха маленькими шагами продвигался к жеребцу, боясь его спугнуть.

— Рубинчик, ты посмотри, что у меня есть! Ты только попробуй! — ластился он к орловскому рысаку.

Конь начал бить о землю задним копытом и махал хвостом, отгоняя надоедливых оводов. И вдруг, когда никто этого не ожидал, сорвался с места и понесся на Андрюху.

Андрюха, вскликнув от испуга, кубарем полетел вместе с кусочками сахара в сторону. Рысак же в последнее мгновение, изменив направление, проскакал мимо, разогнав табун, и метров через двести снова остановился словно вкопанный.

Наблюдая за происходящим, Пашка с Вовкой надрывали животы от смеха:

— Чего вы ржете! — потирая ушибленное колено, обиделся Андрюха. — Я бы на вас посмотрел, что бы вы делали, когда летит такая махина! Он же затопчет и не заметит!

— А тебе про это и говорили!

— Давай, иди, твоя очередь! — напомнил он Пашке. — Теперь я посмеюсь!

Пашка сходил к дереву, взял сумку, в которой лежали бумага и карандаши. Подмигнув Андрюхе, пошел к жеребцу.

— Чего задумал? — поинтересовался Андрюха. — Думаешь, поможет!

— За мной не ходите! — предупредил Пашка. — Я сам как-нибудь…

Подойдя ближе к Рубину, чтобы орловец его хорошо видел, мальчишка умостился на траву и, достав бумагу с карандашом, начал рисовать.

— Представляешь, а ты мне снился! — вдруг сказал Пашка. — Бывает же такое! Буквально недели за две до твоего появления. Вон у меня твоих рисунков куча, смотри, как похож! Ты нас не бойся, мы тебе зла не причиним. Дядька Коля рассказывал, что тебя обижали! А лихо ты нашего конюха свалил! Все за него испугались. У Андрюхи аж коленки затряслись!

Пашка подсел ближе. И конь вдруг сделал несколько шагов навстречу. Подняв голову, Рубин то смотрел на мальчишку, то, фыркая, пощипывал сочную майскую траву. Постепенно расстояние между ними сокращалось.

— А знаешь, как я начал рисовать? — продолжал Пашка, водя карандашом по бумаге. — Пришел однажды со школы домой, а в ограде петух ходит. Мне так замок открыть и не дал. Пришлось лезть на дровяник. И пока сидел, думал — чем заняться?! Взял листок бумаги, карандаш и давай этого петуха срисовывать. Вот хохма, правда!

Пашка оторвал глаза от рисунка, чтобы посмотреть на жеребца, и вдруг замер: Рубин стоял метрах в трех от него и косился на белый лист бумаги.

— Да ты еще и любопытный! Иди, покажу! — поманил он рысака. Конь сделал шаг навстречу.

Пашка медленно встал и протянул вперед руку:

— Ну, иди! Не бойся! Давай дружить! — интонация в его голосе прозвучала искренне, и в следующее мгновение конь нагло обшарил губами Пашкину ладошку, а потом, обнюхав его, слегка боднул головой.

Пашка, взяв Рубина за уздцы, заглянул ему в глаза. В черных влажных глазах рысака Пашка заметил легкую грусть. Прижимаясь к нему щекой, погладил по лбу:

— Хороший! Не бойся!

Мальчишка, гладя жеребца по шее, чувствовал, как бьется горячая кровь в вене. А рысак стоял, словно ни в чем не бывало, бодал Пашку играючи, губами подщипывал его за рукав рубахи, пофыркивал, мотая головой.

— Прокатишь меня? — спросил Пашка и погладил коня по лбу и за ушами. Рубин переступил задними ногами и, словно в знак согласия, мотнул головой, а затем Пашкиному удивлению не было предела, когда конь опустился на передние колени.

— Ух, ты! Да ты все понимаешь!

Ухватившись за гриву коня, Пашка проворно вскочил на него и, припав к шее, направил к стоянке.

Солнце коснулось макушки островов — вечер уже близок и скоро гнать табун к конюшням.

Андрюха чуть не упал с чалой кобылы, на которой подгонял отбившихся жеребят, увидев Пашку верхом на Рубине.

— Это как так! Как он тебя подпустил? — И тяжело вздохнув, спросил: — Мороженое-то когда брать?

Пашка улыбнулся:

— Сейчас! Домой пойдем, в «Корзинку» заскочим! Возьми три! Вовку угостим! Я сегодня добрый! Эге-ге!

И развернув жеребца, Пашка направил его к речке попоить.

7

Вечером, сидя в сторожке с Валеркой, за партией в домино дядя Коля слушал его побасенки, которыми конюх сыпал непереставая:

— Ты Петрович, в курсе как у нас стелла — то появилась! Свинарка на Чуйском тракте!

— Откуда!? Расскажи!

— Созваниваются два директора — наш тогдашний племенного хозяйства Литвинов и директор совхоза — миллионера села Зонального Кудряшов.

С Зонального говорит нашему: «Михалыч, у меня для тебя подарок есть стелла свинарки. Поставь — в тему будет! Ладно, говорит наш, отправляй, но и я тебе тогда тоже подарок вышлю! Тоже статую! Прислали откуда-то! Даже не знаю, стоит в сарае без дела!»

А что за статуя Ленин или Сталин спрашивает Кудряшов…

Да не знаю — но мужик точно! Толи пахарь, толи косарь!

Через неделю директор с Зонального Кудряшов звонит нашему Литвинову и в трубку орет:

— Ты Михалыч мне какого черта прислал? Это не пахарь и не косарь, а настоящий е….ь. У меня производительность труда и удои упали, первое время доярки работать перестали, собирались у конторы на это… бестыдство глазели часами! Я его велел в сарае закрыть от греха подальше, а они ключ сперли и теперь в сарае соберутся и на это произведение искусства блин смотрят… Приезжай и забирай свой подарочек…

Валерка хитро щурился, самому смешно:

— Ну, Литвинов бросил все и в Зональное посмотреть, что за мужик такой, что бабы от него не отходят…

Приезжает, заходит в сарай, а там… Что ты думаешь Петрович?! Обнаженный Аппалон стоит во всей своей красе! Небо руками подпирает! Ну как сам понимаешь, со всеми причиндалами на показ…

Забив « козла» коневод стал поглядывать на часы вот — вот мальчишки должны пригнать табун…

Дядя Коля чуть не поперхнулся крепким кофе, увидев Пашку верхом на строптивом рысаке.

— Да ты посмотри! Не то колдун!

Конюх Валерка, который еще не отошел от того самого происшествия, когда чуть был не растоптан Рубином, заглянул в окно и присвистнул:

— Нашел себе хозяина! А ты, Петрович, боялся, что он безнадежен!

Дядя Коля, увидев Пашку верхом на рысаке, улыбнулся — глаза его загорелись задорным огоньком. Конюх Валерка сразу заметил изменения в шефе. То с утра ходил как туча хмурая, и Валерке даже досталось нагоняя, а сейчас расцвел, как ромашка в поле. Конюх не замедлил спросить:

— Петрович, ты, однако, или поддал, или влюбился?

— Влюбился! — ответил серьезно дядя Коля.

— В кого, если не секрет? В директрису? Или в бухгалтершу Лариску?

— В жизнь, Валерик, в жизнь…

— Павлик, у тебя в роду казаков не было?! — довольно щурился дядя Коля, встречая мальчишку. — Нашел же к нему подход!

— Да какой тут подход! К нему с добротою надо! — ответил Пашка, спрыгнув с коня и, погладив его по шее, повел в денник.

После этого мальчишка стал приходить на конезавод по утрам. Так велел дядя Коля.

— Приручил коня — несешь полную ответственность за него. Считай, это твой друг, товарищ, который в трудную минуту тебя обязательно выручит! Понял? Так что кроме тебя о нем никто не позаботится. Нужно колено ему подлечить. На ночь надо ему мазь привязывать, а по утрам будешь его держать — уколы надо ставить.

Глядя на мальчишку верхом на рысаке, дядя Коля вспомнил себя в детстве. А потом он разобрался — вот что эта за щемота в груди. Он видел Пашку и снова окунался в свое детство, когда только начинал ходить на ипподром в родном городе. Он так же тогда приструнил строптивого жеребца по кличке Ермак и потом выиграл с ним первый в жизни приз.

И вдруг пришло осознание: он проживает детство заново. Ему даже однажды приснилось — едет он на качалке, управляет Рубином, ведет забег, но смотрит на себя со стороны. Перед финишем наездник оборачивается и дядя Коля видит не себя, а Павла…

Давнишняя глыба льда, заковавшая душу дяди Коли, раскололась, впустив в сердце теплый свет.

Пашка еще не успевал зайти в конюшню, а Рубин чувствовал его приход. Начинал громко ржать, бить копытом по дощатому полу.

— Чего расшумелся! — приветствовал его мальчишка. — Смотри, доски не переломай!

Пашка открывал дверь, Рубин, обнюхивая его, проходился по русой шевелюре губами, а позже начинал искать в боковом кармане куртки сухарики или кусочек сахара. Парнишка отпихивался, смеялся, а Рубин, бодая его головой, настойчиво пытался залезть в карман и вытащить заранее приготовленное лакомство.

Между мальчишкой и орловским рысаком завязалась крепкая дружба. Пашка частенько доставал бумагу и карандаш и рисовал коня. Разговаривал с ним. Рубину нравилось позировать, и он мог подолгу стоять в сторонке, переминаясь с ноги на ногу, широко раздувая ноздри и подставляя их легкому ветерку.

Орловца словно подменили. Находясь с Пашкой, он становился спокойным и послушным. И неуклонно следовал за ним по пятам, куда бы тот ни пошел. А когда терял его из виду, неспокойно ржал, зазывая друга.

И Пашка шел к нему. Гладил по белой звездочке на лбу, тихо шептал ему что-то на ухо, и тогда Рубин успокаивался и следовал за мальчишкой, не сводя с него глаз.

Теперь Пашку прикрепили к Рубину: он кормил и поил жеребца, отбивал денник — убирал и чистил навоз, устилал пол сухими опилками.

По утрам проходился по рысаку специальной щеткой, морду и глаза протирал мягкой губкой. Хвост и гриву расчесывал редким гребешком, чтобы не повредить волос. После чистки дополнительно протирал коня суконной тканью, удалял пот специальными скребницами. Всему этому его учил дядя Коля. После утренних процедур выпускал его в табун, который они с Андрюхой гоняли на луга.

В один из дней Пашка, проведя утренние процедуры и выведя коня в летний загон, увидел дядю Колю ходящим вокруг странного приспособления.

— Дядь Коля, привет! Это что за колесница? — поинтересовался Пашка, повиснув на плахах загона.

— Не колесница, а качалка! — улыбнулся коневод, — спускайся, помоги! — позвал он мальчишку. — Колесо подними, я смазал подшипники, надо крутануть.

Пашка подержал.

Затем дядя Коля принес упряжь.

— Смотри и запоминай. Рубин — жеребец с хорошей резвостью и экстерьером, и нужно его готовить к бегам. А ты парень толковый, будем из тебя делать классного наездника. Ничего не бойся, слушай внимательно и запоминай. Я тебя буду учить и показывать. Главное начать, а потом сам поймешь, как все устроено.

Дядя Коля похлопал Пашку по плечу:

— Готов попробовать? Тогда веди своего подопечного, сегодня урок первый — учимся запрягать.

Пашка привел Рубина. В присутствии друга конь вел себя спокойно, и дядя Коля начал объяснять и показывать:

— Первое, что делаем, — берем сбрую, кладем ее ближе к пояснице, чтобы хватило на подхвостник. Подпруга другая, не такая, как у верховых. Первым делом затягиваем ту, что дальше. Следом страховочный ремень. Регулируем длину подхвостника. Должно быть натяжение, но не очень.

Дядя Коля заставил Пашку проделать все самого.

— Пока не попробуешь, не поймешь! — сказал он, смотря, как Павлик возится с ремнями да с застежками.

— Переходим на ноги. Бинтуем передние. Надеваем наколенники. С особой осторожностью, чтобы не ударил копытом, ногавки видишь, какие высокие. Они защищают от травм, чтобы лошадь, пока бежит, не била ногами и не повредила суставы. Все хорошо заправляем. Можно наушники, наглазники — это для пугливых лошадей. Поэтому сейчас попробуем без них — посмотрим, как поведет себя Рубин.

— Уздечка. Каждая уздечка надевается по-разному. В рот вставляется трензелька. Затем цепляются вожжи. Чек между ушей. Готово.

Дядя Коля перевел дух. Видно, что какие-то моменты подзабыл. Примеривал ремешки. Вспоминал.

Затем он подкатил качалку.

— Видишь — на подпруге специальные пазы. Опускаем и тянем на себя! Защелкнулось! Теперь экипировка наездника: шлем, хлыст, перчатки, секундомер.

Дядя Коля показал, как правильно садиться, как брать вожжи. И отправил Пашку наматывать круги по беговому тренировочному кругу.

— Сильно не гони, он еще не привык к нагрузкам! — покрикивал дядя Коля, а сам внимательно следил за жеребцом.

Первое время от страха Пашка закрывал глаза: захватывало дух. Позже немного пообвык, но сердце все равно продолжало колотиться, словно вот-вот должно выпрыгнуть. Он посматривал на коневода и видел, как тот разгоряченно давал советы, словно сам уже участвовал в соревнованиях.

— Потяни вправо, валится! Подгони чуть!

Теперь Пашка каждый день с утра выводил Рубина на тренировку. Начал разбираться в тренировочном процессе: что такое маховая работа и что такое тротовая, или водилка.

— Тротовая работа нарабатывает мышцы, — разъяснял дядя Коля. — Бежишь рысью! А маховые работы разрабатывают легкие. Здесь уже по секундомеру!

После занятий выпускали рысака в табун, Пашка помогал Андрюхе пасти и рассказывал про тренировки.

8

Еще подходя к дому, Пашка с улицы услыхал звон разбившегося стекла. Потом увидел бабку Зину, поспешно выходящую с Сенькой и Юлькой из ворот.

— Ты туда не лукайся! Он пылесос хочет из дома вынести, а она не дает! — сказала бабка, погладив Пашку по голове. Иногда она жалела его, и тогда казалось, совсем была не такой злой и вредной. — Ко мне пойдем ночевать! — предложила она, но Пашка отказался, помотав головой.

— Разберусь как-нибудь! — буркнул он и, зайдя в ограду, шмыгнул в предбанник.

В предбаннике было слышно, как мать с отчимом ругаются.

Пашка мать понимал — она хотела, чтобы дети не видели их «ругачки», поэтому так и сказала:

— Сынок, ты лучше куда-нибудь уходи, когда он такой! Не смотри на нас! Не хочешь к баб Зине, я с теть Ирой поговорю.

Пашка разместился на деревянном лежаке — расстелил ватный матрас, подушку и только прилег, как дверь в предбанник потихоньку открылась и на пороге появилась их классная Елена Александровна. В домашних трико и кофте, с хвостиком на голове, она выглядела как ученица девятого класса.

— Вы! Елена Александровна, вы чего здесь? — Пашка соскочил со своей лежанки на ноги, совсем не ожидая ее здесь увидеть.

— Можно я с тобой посижу? Не прогонишь? — спросила она, присев на краешек лежака, держа в руках пакет.

— Сидите, чего уж! — стушевался Пашка.

— Как ты тут? — спросила она после недолгого молчания, осматривая помещение. В углу предбанника висели березовые веники, но их запах за зиму выветрился, и пахло немного пылью и кошками. Вдруг Елена Александровна остановила взгляд на противоположном углу и, взвизгнув, вскочила на лежанку.

— Что это? Там! — показала она рукой в ту сторону, держа пакет перед собой двумя руками.

Только сейчас Пашка вспомнил про капкан, который ставил несколько дней назад. Он заглянул в угол и увидел там мертвую крысу.

— Да не бойтесь, она уже не живая! — улыбнулся Пашка и хотел взять ее рукой, но Елена Александровна его остановила.

— О, боже, ты ее хочешь взять голыми руками?! Это же негигиенично! А вдруг она заразная! Не трогай!

Для успокоения учительницы Пашка взял тряпку, лежавшую на лавочке, вытащил за хвост крысу из капкана, понес мимо классной к дверям. В этот момент ему ужас как захотелось кинуть ее в учительницу, но он лишь улыбнулся и спросил:

— Подержать не хотите?

— Убери ее, Кочергин! С глаз моих вон! Тьфу! — простонала Елена Александровна, прикрываясь пакетом.

Пашка открыл дверь, выкинул крысу на улицу.

Немного отойдя от происшедшего и косясь на угол, Елена Александровна, кивнув головой в сторону дома, где слышно было, как буянил дядя Саня, спросила шёпотом :

— Как вы все это терпите! Может, полицию вызвать?! Приедут, заберут.

— Не надо! Сколько раз уже вызывали. Приезжают и говорят: «А что вы нас вызвали? Когда убивать начнет, тогда и звоните!» Поэтому еще хуже будет, он когда видит полицию, совсем дурной становится, а так побуянит да успокоится. Вообще он добрый!

— Ничего себе добрый!

— А вы откуда узнали?

— Поселок-то у нас маленький! — ответила Елена Александровна. До нее первым делом дошли слухи о жизни ее ученика Паши Кочергина, и она, считая это своим профессиональным долгом, не могла не отреагировать на это обстоятельство и не разузнать, в чем дело.

— Слушай! — спохватилась Елена Александровна. — А у меня с собой пироги и чай в термосе. Давай поедим?

Пашка начал отказываться, но она настояла:

— Я проголодалась жутко, а одна есть не привыкла, поэтому давай налетай, еще тепленькие…

— Обманываете! Вы же одна живете! Каждый раз соседку зовете поужинать? — поймал ее на этой уловке Пашка.

И правда, Елена Александровна жила одна на соседней улице и за стол ей не с кем было садиться.

— А кот!? Он разве не считается? — выкрутилась учительница. — А сейчас его нет, давай налетай!

Разворачивая тепленькие пироги, она улыбалась. Вдруг ей вспомнилось свое детство, и она поделилась с Пашей:

— Знаешь, когда я в школе училась, у нас папа тоже держал лошадь! Он даже учил меня ездить верхом. А потом его не стало, и нам пришлось ее продать. Все сосед выпрашивал. Мы возьми ему и продай, а позже узнали — он ее на мясокомбинат живым весом сдал. Мне так обидно было и горько, что я потом с ним не здоровалась. Он просто нажиться хотел. А ты расскажи про своих коней! — тут же попросила она. — Как раз репетиция сочинения. Ты не забыл, тебе его еще сдавать! — лукаво улыбнулась она.

И Пашка тоже улыбнулся. Ему было легко с Еленой Александровной, которая как-то по-домашнему сидела на лежаке и, подобрав ноги под себя, как девчушка, разговаривала с ним не как учитель с учеником, а как с другом.

И Пашка начал рассказывать ей о Рубине.

Так они просидели долго, пока не спохватились — время было уже ближе к полуночи.

И Елена Александровна вдруг предложила:

— А пойдем, Паша, ко мне. У меня переночуешь.

И Павлик, вспомнив, что в предбаннике под утро будет прохладно и придется перебираться на полок в баню, согласился.

Домик, в котором ее поселили, был с виду небольшим, но уютным. В глубине участка расположен яблоневый сад.

Она постелила Пашке за печкой в маленькой комнате. Он только коснулся головой подушки, отдававшей запахом из детских воспоминаний, когда вот так же мать стелила ему постель, пока еще не сошлась с дядей Сашей, — и сразу же провалился в безмятежный сон.

А утром они вместе завтракали геркулесовой кашей с вареными яйцами, бутербродами с маслом и сыром и запивали какао. Пока Елена Александровна хлопотала по кухне, Пашка украдкой рисовал ее: он поймал светлую улыбку, когда лучик солнца падал ей на лицо, и, дорисовав портрет в поле, когда пас лошадей, вечером украдкой прикрепил его на окно ее дома, подписав: «Самой лучшей учительнице в мире!»

                                      * * *