Бесплатный фрагмент - Колымская проза

Геннадий Гусев

КОЛЫМСКАЯ ПРОЗА

Гусев Г. Ю.

На Колыме автор книги «Колымская проза» Геннадий Гусев оказался по долгу своей службы в Вооружённых силах и прослужил в экстремальных условиях Крайнего северо-востока более двенадцати лет. Прожитые им годы в этом крайне суровом регионе нашей страны оставили неизгладимую печать в его памяти. О наиболее ярких событиях он решил поделиться с читателями. Возможно красочное описание колымской природы, реальные истории, взятые из жизни автора, напомнят кому-то ту жизнь, которая процветала в 80-90-е годы прошлого столетия в нашей стране на её северо-восточной окраине.

ШТОРМ

Предисловие

Магадан, по своим размерам, городок небольшой, его население сегодня составляет около девяноста двух тысяч человек. Таких в нашей стране много. За свою крайнюю удаленность от центра России его можно было бы назвать обычным провинциальным городом. Ан нет, вряд ли найдется человек, кто не слышал или не знает хоть что-то о нём. Сравнительно короткая (основан в 1929 году) его историческая судьба полна драматизма. Как иногда образно говорят, он построен на человеческих костях. Но не будем об этом. Главное то, что невероятным, титаническим трудом нашего народа создан, возведён в исключительно суровых природных условиях, на вечной мерзлоте город с красивым названием Магадан (эвенская версия: «жилище из плавника»). Для России он является форпостом на крайнем северо-востоке, центром добычи огромных запасов цветных металлов (прежде всего, золота и серебра), а также морских биоресурсов. Я уверен, впереди у него долгая жизнь и развитие.

«Магадан — это не богом забытая точка на карте. Магадан — это не религия золотого тельца и не колючки лагерей. Магадан — это состояние души, зов сердца и любовь на всю жизнь… Если ты смог понять Магадан, он всегда будет с тобой». Игорь Дадашев.

До распада СССР (1991 г.) постоянно росла экономическая мощь Колымы, соответственно, и её столицы — Магадана. В невероятно тяжёлых климатических условиях люди самоотверженно трудились, поставляя стране цветные металлы, морепродукты, ценнейшие натуральные меха. А государство в ответ на это высоко оплачивало тяжёлый труд колымчан, предоставляло им всевозможные преференции и льготы.

Однако в 1991 году разом всё рухнуло. Новая либеральная власть, в период президентства Б. Н. Ельцина, её экономическая политика не были заинтересованы в дальнейшем развитии Колымы. Посчитали, слишком уж «накладно» приходится содержать и обеспечивать эту удалённую куда-то там в «Тмутаракань» огромную, холодную территорию. Видя это, многие люди вынужденно стали покидать ставшие за долгие годы родные места, перебираясь в более благополучные регионы и прежде всего поближе к центру страны, а также на юг.

За короткий период времени население Колымы сократилось вдвое. Но всегда, как бы не было тяжело, находятся те, кто вопреки всему продолжают бороться и сопротивляться навалившимся напастям, трудностям. И это не только самые сильные и выносливые люди, но и те, которым просто некуда податься. В таких случаях вопрос всегда стоит ребром: либо что-то делай, как-то выживай, либо жди своей смерти. И практически брошенные на произвол судьбы, оторванные от цивилизованного мира колымчане, в невероятно суровых, экстремальных условиях Крайнего Севера, экономического кризиса в государстве, продолжили трудиться.

Благодаря тому, что ещё при советской власти была заложена серьёзная промышленная база, город не исчез с карты страны, не превратился в виртуальную тень, а продолжил своё сосуществование. Одним из таких промышленных объектов, который предоставлял людям работу, кормил население области, был и по сей день остаётся Морской Торговый Порт. Если коротко о нём, то можно сказать следующее.

Магаданский морской торговый порт расположен в окружении сопок на берегу Охотского моря, в северной его части — бухте Нагаева. Берег бухты вдавлен в Тауйскую губу между мысом Серым и мысом Чирикова. Ширина её составляет 10 километров посередине и постепенно сужается до 3 километров к выходу. Длина бухты — 17 километров. Глубина достигает 25–28 метров, что позволяет принимать практические все типы судов. В пик своей деятельности, а это выпадало на 80-е годы прошлого столетия, порт переваливал четыре миллиона тонн грузов в год. В девяностые эта цифра упала в четыре раза. Несмотря на это порт продолжал работать, таким образом выжил. И сейчас всё также к его бетонным причалам подходят, скрепя железными бортами и многочисленными снастями, суда, становясь кто под разгрузку, а кто наоборот, загружая в свои трюмы и на палубу различные грузы.

Этот рассказ пойдёт о людях одной из самых опасных и тяжёлых профессий — профессий моряка, рыбака. Он основан на реальных событиях, связанных с кораблекрушением рыболовного судна — сейнера с названием «Рыболов», порт приписки г. Магадан, произошедшего в сравнительно теперь уже далёком 1994 году. В то время я работал в системе ГО и ЧС (сегодня МЧС) Магаданской области и принимал непосредственное участие в поиске этого судна и его экипажа, пропавшего в результате сильного шторма и обледенения.

В описании событий, действующих лиц я взял за основу абстрагирование от реального материала, поскольку с течением времени и своими возможностями он мне в полном объёме недоступен. Пишу о том, что помню, что «накопал» в своих записях, в Интернете. Имена людей, события, происходящие на сейнере мною вымышлены.

По случаю, хотел бы напомнить красноречивые слова, сказанные знаменитым исследователем мирового океана Жак-Ивом Кусто: «Море, — поддавшись его очарованию, в его сетях остаёшься навсегда».

Действительно, океаны, моря прекрасны, большинство людей любит отдыхать на их солнечных, лазурных пляжах. А с точки зрения содержания в них огромного количество биоресурсов, мы просто не смогли бы сегодня без них существовать. Однако, отдыхая или работая на морских просторах, надо всегда помнить, что их воды несут смертельную опасность тем, кто безрассудно пренебрегает сложившимися законами, преступает границы дозволенного человеку. Притягивающая своей ласковой нежностью водная гладь может мгновенно перевоплотиться в страшную, коварную, жестокую стихию. Тому, кто оказался в этот трагичный момент наедине с ней, не позавидуешь. Эти люди могут навсегда остаться в «сетях» вечного мрака и безмолвия.

Сейнер проекта 388-М «Рыболов»

«7 ноября 1994 года в Охотском море недалеко от мыса Чирикова в условиях сильного шторма и обледенения затонул сейнер «Рыболов» с 16 членами экипажа и 1 пассажиром. Капитан сейнера Кудаяров Салават Фатхлисламович.

В ходе расследования происшедшей катастрофы было установлено, что судно не успело скрыться от шторма и при крайне низкой температуре и высоких волнах произошло сильное обледенение одного из его бортов. В связи с этим, сейнер потерял остойчивость и перевернулся. Спасательный плот при этом накрыло сетью и утянуло вместе с судном на дно. Рыболовный сейнер «Рыболов» затонул в точке с координатами 59°24› северной широты и 150°25› восточной долготы. Место его гибели– Охотское море, между островом Завьялова и бухтой Нагаева, в 46,8 км от порта Магадан».

Источник: Интернет-сайт «Аварии и катастрофы судов рыбной промышленности России и других постсоветских стран» soviet-trawler.narod.ru.

Геннадий Гусев.

Глава первая

«У моря свои законы,

оно нам — одна корона,

Распятие и икона.

Теперь ты его должник».

Варвара Ларионова

Заканчивался летний промысловый сезон в Охотском море, продолжавшийся, как обычно, с июня до начало декабря. Всё чаще портилась погода, муссонные ветра, скорость которых в период шторма достигала 30–40 метров в секунду, сменили своё направление и теперь дули, неся ледяной холод, с северных и северо-восточных направлений, поднимая высокие, пенистые гребни волн. Однако всё это никак не сказывалось на самой путине. За счёт такой вот мешанины воздушных масс и воды последняя насыщалась кислородом, вследствие чего активно развивался планктон

— основная составляющая питания рыбы и морских млекопитающих. Возможно, поэтому из-за своего необузданного, живого, в то же время сурового норова, Охотское море считается одним из богатейших биоресурсами водных бассейнов Земли. Многие сопредельные с Россией на Дальнем Востоке государства, такие как Китай, Япония, Корея, давно, скрипя зубами, поглядывают на это не принадлежащее им богатство, хотя надо сказать, не только поглядывают, но, по согласованным с Российской Федерации квотам, тоже, в ограниченном количестве, участвуют в рыбном промысле.

Несмотря на частые циклоны, шторма, туманы, холод, одним словом, откровенно неприветливый, коварный характер Охотского моря, рыбаки неделями, а то и месяцами пропадают на путине, ловя рыбу, креветок, крабов… К этому их гонит не только «рыбацкий азарт», но и приличная зарплата, которая напрямую зависит от количества выловленных «хвостов». И никакие трагические случайности, катастрофы, периодически происходящие в этой сфере деятельности, не останавливали и никогда не остановят настоящего моряка, рыбака.

Этот рассказ, позвольте, я начну с того, что познакомлю вас, читателя, с рыболовным судном, которое назову, скажем, «Осьминог». Значилось оно как сейнер проекта 388М, порт приписки — Магадан. Он представлял собой небольшое, чуть более тридцати метров в длину, со стальным корпусом, однопалубное, с надстройкой и рубкой, несколько смещёнными от центра в сторону кормовой части, рыболовное судно. Продолжительность его автономного плавания составляло десять суток, с удалением от места убежища не более ста миль и с допустимым расстоянием между местами убежища не более двухсот миль (место убежища — любая естественно или искусственно защищенная акватория, которая может быть использована для укрытия судна при возникновении обстоятельств, угрожающих его безопасности. Авторское пояснение.).

Судно предназначалось для промысла массовых пород рыб и морепродуктов тралом, кошельковым неводом и снюрреводом с последующей их доставкой на береговые базы и перерабатывающие предприятия или же на перегруз непосредственно в море на более крупные корабли, плавбазы. Для хранения рыбы на нём имелся нерефрижераторный трюм объёмом в девяносто кубических метров. На «Осьминоге» располагалось восемнадцать коечных мест. В этот раз в плавание вышли шестнадцать человек экипажа и дополнительно один пассажир. Для полноты характеристики можно отметить, что скорость сейнера составляла девять с половиной узлов в час (чуть больше семнадцати километров в час). Такое движение ему обеспечивал дизельный двигатель мощностью в триста лошадиных сил. Судно, в соответствии с общепринятыми требованиями, было оснащено радио, электронавигационной и поисковой аппаратурой.

Ловля рыбы в этот раз проходила за островом Завьялова, примерно в ста пятидесяти километрах от Магадана. Этот процесс, в целом, сравнительно прост. Сначала эхолотом отслеживается косяк рыбы, затем, в зависимости от того, какое оборудование используется, трал, снюрревод или просто невод, происходит сброс последнего в море и через некоторое время — выборка снастей. Если всё прошло благополучно, удалось взять хороший улов, то пойманную рыбу тут же, на палубе, «разливали» (сортировали) и спускали в трюм судна, где она хранилась в охлажденном виде до прибытия к месту разгрузки.

Для подобного типа судов, коим являлся «Осьминог», этот выход в море являлся заключительным в нынешнем сезоне. В целом он прошёл для него удачно. Выловлено много рыбы и других морепродуктов, пройдено сотни километров по неспокойным водам Охотского моря. Серьёзных поломок удалось избежать. Экипаж, вместе с капитаном судна, был доволен проделанной работой, а главное, её результатом, выражающимся в приличном денежном эквиваленте. Разве это плохо? В стране кризис, безработица, многим зарплату по полгода задерживают или вовсе не выдают, а тут тебе и рыба, и деньги. Хорошо! И люди довольны, и семьи их в достатке. Конечно, каждый раз, выходя в море, рыбаки рискуют не вернуться обратно, но необходимость в заработке, привычка, любовь к данной профессии толкают их вперёд, к новым походам, промыслам.

Так, по полгода, лишь на короткое время заходя в порты для выгрузки улова, экипаж судна живёт и работает в открытом море. Свирепые шквалистые ветра, длительные циклоны, дожди, снегопады, шторма — что только не приходится за этот период пережить людям. Лишь забывшись на несколько часов во сне в общей каюте на жёсткой койке, восстанавливают они свои силы, чтобы затем, подменяя уставших товарищей, вновь возвращаться на вахту. Особенно «везёт» тем, кто работает на «гуляющей» под ногами палубе, под бурными накатами волн, ледяными брызгами и частым дождём или снегом. Рыбаки, несмотря на спецодежду, перчатки, раздирая до крови руки, распутывают троса, укладывают траловую сеть, управляют и обслуживают различные механизмы, и всё это для того, чтобы ловить и ещё раз ловить их кормилицу рыбу, краба…

От постоянной качки у моряков, а в нашем случае — рыбаков, изменяется походка, она становится, как в песне поётся, «вразвалочку». Тяжёлый физический труд, солёная, ледяная морская вода превращают руки в грубые, словно у краба, «клешни», а кожа лица становится красной, обветренной. Да уж, нелегка жизнь рыбака!

Командовал кораблём молодой мужчина, примерно лет тридцати пяти — Кудинов Самат. Немного странно, конечно, что татарин, чьи предки, веками живущие в степях и гоняющие по ним бесчисленные конные табуны, стада баранов, теперь рассекал форштевнем своего корабля морские просторы. Однако всё меняется. Давно в историю ушли те года, а вместе с ними сменились целые поколения. Изменилась география России (в описываемый мною период речь идёт о Советском Союзе). Огромную территорию государства с населением около трёхсот миллионов человек омывали четыре океана и двенадцать морей (не считая Каспийского). Образование, наука стали доступны всем народам. Таким вот образом и появились капитаны кораблей, пилоты самолётов, космонавты, учёные, то есть представители всех национальностей, проживающих в некогда величайшей стране мира. Да, Россия сегодня стала её приемником, но надо сказать правду, в девяностые годы прошлого века мы многое, из того что имели, потеряли. Однако вернёмся к теме.

Основную часть экипажа судна составляла его постоянная команда. Это люди, проживающие как в самом Магадане, так и в посёлках, расположенных недалеко от него. Сплочённые в один крепкий трудовой коллектив, неоднократно прошедшие испытания морем. В трудное время капитан на них всегда мог положиться. А это много значило в такой опасной профессии. Несколько человек, тоже не без рыбацкого опыта, прибыли из других регионов страны, в основном, с Украины, чтобы наняться на сезон, а там как пойдёт. Лишь один человек числился пассажиром. На самом деле это был сотрудник рыбоохраны.

За несколько удачных дней лова трюм «Осьминога» удалось почти полностью забить рыбой. От тяжести улова, имущества, находящегося на судне, его корпус погрузился в воду по ватерлинию.

«Ещё бы немного, найти хороший косяк, выбрать его, тогда можно со спокойной душой поворачивать домой, к ставшему родным Магадану. На носу октябрьский праздник. Наши семьи, наверное. надеются, что мы успеем вернуться к этому сроку», — так думал капитан, стоя в рубке рядом с рулевым.

Корабль шёл средним ходом, в сторону северо-востока, то есть мористее, постоянно прощупывая своим эхолотом подводную пучину в поисках косяков рыбы. Ветер крепчал, волны поднимались всё выше, обрушиваясь водяными потоками на неустойчивую под ногами палубу.

Прерывая мысли капитана, внезапно загорелась сигнальная лампочка системы ЦИВ (цифровой избирательный вызов), одновременно с ней монотонно зазвучал звуковой сигнал. Самат взглянул на небольшой экран аппарата. Там высветился цифровой сигнал предупреждения судам о сильном шторме. Тут же застрочил автоматически принтер, выбросивший из своего чрева подробное сообщение об этом. В нём говорилось, что с северо-восточного направления надвигается восьмибалльный шторм. Сила ветра в эпицентре до 70 километров в час, высота волн — до 7,5 метров. Всем судам рекомендовалось на период его прохождения укрыться в портах, бухтах, за естественными преградами (островами и проч.). Прочитав информацию, капитан подтвердил её получение.

— Что будем делать, Самат Ринатович? Наша груженая, шестнадцатилетняя «шхуна» может не осилить такой

«заварухи», — спросил рулевой, увидев на мониторе тревожный сигнал с берега.

— Вызови ко мне в каюту старпома (старшего помощника капитана) и стармеха (старшего механика), — сказал капитан, проигнорировав заданный ему вопрос. Уже поворачиваясь, собравшись покинуть рубку, добавил: — Сбрось ход до малого, сделай разворот на зюйд-вест (юго-запад) и так держи.

— Есть, капитан! — весело отреагировал на полученную команду рулевой. Он прекрасно понял, что это означает — двигаться в обратном направлении, на Магадан.

Через несколько минут в крохотной капитанской каюте собрались главные действующие лица корабля.

— Случилось что, Самат Ринатович? — прямо с порога спросил старший механик. От него крепко, заглушая все побочные запахи, пахло соляркой. В грубую кожу рук, несмотря на то, что их постоянно мыли, «насмерть» въелось машинное масло. Стармех представлял собой невысокого роста, кряжистого, лет пятидесяти мужчину, с пролысиной на крупной, седой голове.

— Садись, Михайлыч (его часто в экипаже моряки называли просто «дед», на что он не обижался), — отодвигаясь в сторону, предоставляя ему свободное место, сказал старпом. Этого человека звали Матвей, по отчеству — Степанович. В некотором роде его имя сочеталось с тем, как он разговаривал с людьми, в основном, в процессе работы. Жёсткий с хрипотцой голос и добавленные к нему крепкие, искусно закрученные оборотистые слова, а иногда и целые предложения, ясно, понятно доходили до каждого зазевавшегося матроса (неумелых, ленивых и нерадивых в этой профессии практически не бывает). Матвей представлял из себя сорокапятилетнего, высокого, жилистого брюнета. В каюту капитана он пришёл немного раньше и был в курсе последних событий.

Кудинов сидел напротив своих помощников. Его с ними, как в купе поезда, разделял лишь небольшой столик. На нём лежала потрёпанная морская навигационная карта. Когда все уселись, он коротко, спокойно пояснил причину внезапного сбора. Сказал, что «берег» рекомендует всем судам на период прохождения шторма зайти в укрытия и там отстояться. Затем, взяв в руки карандаш, он указал обоим помощникам на то место, где сейчас находится их сейнер, а также проинформировал, что команду на изменение курса движения судна в направлении Магадана он уже дал.

— Всё правильно, капитан, — сказал старпом. — У нас трюм рыбой практически полностью заполнен. В последние дни температура воздуха, особенно в ночные часы, минусовая. На корпусе, палубе, наружном оборудовании и снастях начал образовываться лёд. При хорошем шторме и дальнейшем резком похолодании судно ждёт обледенение, с которым экипаж может не справиться.

— Алексей Михайлович, в каком состоянии у нас силовая установка? Если идти полным ходом, до Магадана выдержит? Или всё-таки придётся искать укрытие? — спросил капитан старшего механика.

Стармех, почесав заскорузлой рукой лысину, тяжело вздохнув, сказал:

— Это где-то, я понимаю, пятнадцать часов хода до Магадана при таком ветре и волне. Сложно сказать. Двигатель уже несколько раз давал сбои. Я вам давно говорил, что пора бы встать на капиталку (капитальный ремонт), но вы попросили дотянуть до конца летней путины. Поэтому стопроцентной гарантии, что благополучно дойдём, дать не могу, а там как сами решите.

— Я думаю, всё-таки надо идти в Магадан, — вновь вставил слово старпом. — Времени у нас достаточно на переход, даже если пойдём не на полных оборотах. А стать в дрейф за остров Завьялова и там ждать, пока наладится погода, тоже не резон. Болтать судно будет ненамного меньше, чем в открытом море. К тому же придётся стоять на постоянной подработке (с работающим движком). Тоже есть риск. Если забарахлит движок, сейнер легко может выбросить на берег, на скалы или опять же унести в море. Моё предложение — идти в магаданский порт.

Капитан сделал небольшую паузу, обдумывая высказанные помощниками предложения. Трудно в такие минуты брать на себя ответственность за людей и судно. Однако только он, капитан корабля, будь он военным или гражданским, является «царём и богом» экипажа. Один он вправе принимать те или иные решения. Будут они правильные либо нет, это покажет только время.

В данном случае надо сказать, сам капитан Кудинов, несмотря на хорошие знания судовождения, определённый опыт, был ещё молод. Его, как любого человека, тянуло домой, к семье. Ему не хотелось «прыгать» вверх-вниз на волнах, как поплавок, неизвестно, сколько времени, спасаясь от шторма за крутыми, скалистыми берегами острова Завьялова в судне, наполненным рыбой, которую в таких условиях нельзя было долго хранить.

— Хорошо. Все высказались? — спросил Кудинов, серьёзно взглянув на обоих помощников. Оба молчали. — Тогда решение будет таким. Идём прямым ходом в Магадан. Скорость судна, по возможности, держим максимальной. В этом вопросе ответственность ложится на вас, Алексей Михайлович, как старшего механика. Далее, — продолжил он, — всё оборудование внутри и снаружи судна, а также рангоут, такелаж надёжно закрепить. Вести постоянное наблюдение за водонепроницаемостью корпуса корабля. Обеспечить герметичность наружной обшивки, второго дна, палуб, водонепроницаемых переборок, иллюминаторов, клапанов и механизмов закрытия подводных отверстий, а также надстройки и рубки. Короче говоря, досконально осмотреть все помещения. Проверить пожарное оборудование. Подготовить спасательные средства. Провести тренировочное занятие с людьми и скомплектовать команду, а лучше две, обеспечив их соответствующим инструментом для борьбы с обледенением. Эта задача Ваша и боцмана, — Кудинов перевёл взгляд на старпома. — Если всем всё понятно, то давайте за дело.

Оба помощника тут же поднялись и покинули капитанскую каюту. Сам Самат, оставшись один, достал термос с крепким чаем, налил в кружку, добавил в неё сгущённого молока и вприкуску с галетным печеньем с удовольствием приступил к трапезе.

Попивая чай, постоянно держа при этом кружку в руке, поскольку бортовая и килевая качка судна могли её расплескать или перевернуть, Кудинов ненадолго расслабился, погрузившись в воспоминания.

Он несколько лет не был на своей исторической родине в Татарстане, не виделся со своими родителями, родственниками и друзьями. А его постоянно тянуло туда. Так хотелось рано утром проскакать по степи на лихом коне, как делали раньше его предки, искупаться в мягкой, тёплой воде могучей Волги, а потом, лёжа на никем не мятой траве, вдыхать её аромат. Но это всё в прошлом. Настали другие, тяжёлые времена. Не каждому дано в его молодые годы быть капитаном рыболовного сейнера. А это, прежде всего, означало стабильность, обеспеченность семьи. На его плечах сейчас три человека: жена, дочь и тёща, у которой пенсия — «кот наплакал». Куда тут поедешь? А судно, а экипаж разве бросишь? Не путина, так ремонт! Запчасти сам ищи. А цены! И так тянется уже несколько лет. Какой тут отпуск, какая поездка на родину! Вот тебе и лицо нового строя — капитализма. Но что тут поделаешь, все сейчас в одной лодке, надо как-то выживать.

На этой оборванной мысли, закончив пить чай, Самат встал, вновь направляясь в рулевую рубку.

— Как тут? — спросил он у матроса, стоявшего за штурвалом, лишь только перешагнул её порог.

— Ветер крепчает, капитан, и волна усиливается. Чует моё сердце, хороший штормец наш нас ожидает, — улыбнувшись сквозь небольшие усы, сказал вахтенный матрос.

Слово «шторм» появилось в русском языке с легкой руки царя Петра I, заимствовавшего его у голландцев:

«storm», что в переводе означает бурю, сильный и длительный ветер, который на море сопровождается образованием высоких волн.

Шторм на море, как правило, становится следствием циклона — области пониженного давления, вокруг которой образуется вихревой воздушный поток восходящего направления. Сильный ветер вызывает волнение на море и сопровождается атмосферными осадками. Авторское пояснение.

— Вижу. Прибавь обороты до полного. Держи постоянную связь с машинным отделением. Идём в Магадан, — твёрдо сказал Кудинов.

Стоявший на вахте матрос был примерно того же возраста, как и сам Самат. За свои годы он уже успел прилично помотаться по морям на разных судах и имел, так скажем, определённый производственный и житейский опыт, которым, по возможности, готов был всегда с кем-нибудь поделиться. Особенно тянуло его к душевному разговору в период нудной вахты рулевого. А ну, попробуй-ка несколько часов стоять за штурвалом сейнера, всматриваясь в морские просторы, внимательно следить за показаниями приборов, контролировать связь, вовремя реагировать на внешнюю обстановку и мгновенно выполнять полученные команды старших. Чтобы выдержать это, временами требовалась хоть небольшая разрядка. Каждый, кто стоял на вахте у штурвала, как мог устраивал её себе. Одни пели песни, иногда, чтобы никто из находящихся в рубке, будь то капитан, старпом или ещё кто-нибудь, не слышали, гундели их себе под нос. Другие курили, жевали жвачку или грызли печение, сухари. А вот такие как этот, сейчас стоящий у штурвала матрос, принадлежал к третьей категории людей, которые свою физическую и эмоциональную усталость снимали в процессе разговора. Если более конкретно сказать в отношении непосредственно несущего вахту матроса, то он был любитель поболтать, потрепаться на какие угодно темы. Главное — лишь бы рядом находился сторонний человек и даже не обязательно, чтобы он принимал в этом участие, а просто присутствовал. Ведь не говорить же со стеной или каким-ни- будь прибором. Так пару раз увидят друзья или начальники, точно подумают, что спятил человек.

В этот раз он, в пример складывающейся за бортом судна обстановке, повёл свой рассказ о том, как однажды на СТР-е (среднем траулере) ходил в составе экипажа в сторону Камчатки. Тогда тоже стояла поздняя холодная осень. Рыба шла хорошо. Сеть почти всегда вытягивали полной. Капитан и вся команда были довольны своей работой, морской удачей — а как же без неё?

И вот уже в конце путины, когда надо было возвращаться в порт приписки, они попали в сильный шторм. К этому времени судно было под завязку загружено рыбой. Всем казалось, что осталось немного потерпеть, и они будут дома. Однако шторм не на шутку разгулялся, температура окружающего воздуха резко упала, началось обледенение. Труд рыбака, надо сказать, тяжёлый и рисковый, не каждый может его осилить. А ну-ка, попробуй вытащи-ка набитый рыбой многотонный трал из моря, когда бьют о борт и гуляют по палубе штормовые волны, сбивает с ног бортовая и килевая качка, шквалистый ветер. Солёная, студёная вода, словно водопадом обливает рыбаков. Их лица обжигает ледяной ветер, нещадно по ним хлещет дождь. Нужны невероятные усилия, чтобы работать в таких условиях, рискуя в любой момент оказаться за бортом, ведь не секрет, для удобства работы многие часто пренебрегают страховочными поя-

сами, что нередко приводило к трагическим последствиям.

— Честно сказать, — продолжал тему вахтенный, всматриваясь сквозь забрызганные солёной морской водой и моросящим дождём оконные стёкла ходовой рубки в туманную, кипящую в белых бурунах волн даль, — многие тогда, в том числе и я, ох как дрейфонули! Да, серьёзная болтанка была. Даже у самых крутых «морских волков» внутренности выворачивало. Около суток свирепствовала стихия. О еде, сне напрочь забыли! Всё кругом летит кувырком. Самому не верится, как это мы тогда не ушли на дно кормить крабов. Наверное, просто не судьба. Верно в народе говорят, никто не знает, где она, эта костлявая с косой зараза, тебя подстерегает, — закончил матрос.

— Правильно говоришь, вахтенный, — серьёзно сказал капитан. — Нам не дано знать, когда и где нас она приберёт. Однако за свою жизнь надо всегда бороться до конца. Ты ведь об этом хотел сказать? Если бы в тот шторм ваш экипаж не выстоял, вот тогда вас точно уже давно съели крабы, — сдержанно улыбнувшись, Кудинов посмотрел в сторону матроса. — До подхода эпицентра циклона мы должны успеть дойти до Магадана. Об этом надо думать и всё для этого сделать. Расслабляться сейчас нельзя, — добавил он.

— Машинное, слышите меня?! Полный ход можете обеспечить?! — взяв трубку, громко спросил Кудинов.

— Пока всё в норме, капитан. Будем стараться держать высокие обороты, — ответил вахтенный механик.

— Давайте, мужики, на вас основная надежда! — сказал Самат.

Дальше потянулись обычные для экипажа часы, когда знаешь, что всё, путина завершилась, сейнер направляется в порт приписки, надо только ждать и думать о хорошем.

Глава вторая

Мы тем временем опять сделаем небольшое отступление, чтобы чуть больше узнать о представленном в рассказе судне. Таких промысловых сейнеров, каким являлся наш

«Осьминог», водоизмещением в триста тонн, в Советском Союзе за долгие годы их производства было выпущено несколько сот штук.

Из-за отличных мореходных качеств, неплохой управляемости, в своём классе они являлись одними из лучших.

«У данных типов судов хорошая, при очень больших углах качки, остойчивость. Качка быстрая, но плавная, амплитуда её не превышает сорока пяти градусов на оба борта. Корабль неплохо всходит на волну. При килевой качке корпус сильно не осыхает и под воду глубоко не уходит. Короче говоря, в воде он сидит, как поплавок». Такое мнение высказывали моряки, работавшие на подобного типа судах.

Этой же точки зрения придерживался и Самат Кудинов. И не случайно, а вполне осознано, поскольку за его спиной было уже несколько самостоятельных, в качестве капитана сейнера, выходов в море. А там, в какие только переделки они не попадали и ведь ничего страшного не случалось.

«Да, сейчас есть некоторые проблемы с главным двигателем, но механики у меня рукастые, справятся, дотянет наш „Осьминог“ до порта. Я уверен в этом. А там до очередной путины времени много. Встанем на „капиталку“, „подшаманим“ свой корабль и всё пойдёт путём». Возможно, такие мысли витали в голове у капитана сейнера «Осьминог», когда он делал выбор: либо идти в Магадан, либо укрываться от подходящего шторма за островом Завьялова. Однако мы уже знаем, какое решение на коротком совещании он принял. Теперь все сомнения в сторону, весь экипаж должен быть заряжен одной мыслью и целью — дойти без потерь до порта приписки Магадан.

Прошло около двух часов, как сейнер изменил направление своего движения и полным ходом шёл на юго-запад. Стало смеркаться. В начале ноября световой день в этом регионе длится примерно девять часов. Температурный режим резко снижается в сторону минусовых параметров. Усиливаются ветра, часто несущие с собой мощные снежные циклоны. Всё это как раз происходило на глазах капитана и вахтенного рулевого, напряжённо всматривающихся в даль моря, которая с каждой минутой становилась всё ближе из-за ухудшающейся видимости. Волны заметно выросли, потемнели, всё чаще их белые пенистые гребни стали доставать палубы и потоками воды прокатывается по ней.

На смену весёлому, усатому балагуру рулевому пришёл другой — коренастый, рыжий матрос. В отличие от своего товарища, он не любил попусту болтать. Предпочитал лучше покурить, если, конечно, начальство разрешало.

Капитан включил радиостанцию УКВ. В шумном, скрипучем потоке звуков поискал голосовые сигналы находящихся в море кораблей. В итоге ему повезло, удалось поймать еле слышимый, временами пропадающий разговор какого-то СТР (среднего траулера) с «берегом», правда самого «берега» Кудинов не различал. Внимательно, напрягая весь свой безупречный, данный при рождении природой «слуховой аппарат», он пытался понять, соединить обрывки доносившихся до него с далёкого судна человеческих фраз. Через несколько минут этот слабо различимый голос и вовсе пропал в хрипящих, свистящих волнах радиостанции.

В этот момент в рубку вместе с порывом свежего ветра, с шумом разгулявшегося моря, вошёл старпом. Он успел увидеть, как Кудинов «возился» с радиостанцией.

— Ну что там в эфире, капитан? — спросил он.

— Да вот удалось кое-что поймать, только неясно, какое это судно и его местонахождение. Мне показалось, СТР (средний траулер). По обрывкам разговора я понял, что траулер находится в зоне шторма и экипажу сейчас несладко.

— Если у них радиостанция помощней нашей, то всё равно диапазон приёма при такой погоде будет примерно где-то в пределах ста — ста двадцати километров. Зная скорость ветра и его направление, можно легко подсчитать, когда эпицентр шторма настигнет нас, — сказал помощник капитана.

— Циклон движется на юго-запад, практически, как и наш сейнер. По моим расчётам он настигнет нас недалеко от мыса Чирикова. Если успеем за него зайти, то, возможно, там будет уже чуть потише. А дальше, думаю, дотянем и до Магадана, — сделал заключение Кудинов.

— С расчётами я согласен, при условии, если сохраним всё это время прежний ход. Что сомнительно. Волны становятся выше, а ветер продолжает крепчать. Впереди ночь. Температура за бортом резко падает. Вытянет ли в таких условиях подобную нагрузку наш движок? — высказал своё мнение старпом.

— Я не понял, Вы что сейчас предлагаете? Развернуться и навстречу волне идти искать укрытие за островом Завьялова? Пару часов назад на совещании разве не Вы, Матвей Степанович, первым высказались за предложенный мною один из вариантов — взять курс на Магадан? Может я Вас тогда не понял или Вы говорите о чём-то другом? — жёстко посмотрел на своего старшего помощника Кудинов.

— Извините, Самат Ринатович, я, возможно, не так выразился, — ответил несколько обескураженно Матвей, поскольку разговор происходил в рулевой рубке в присутствии вахтенного матроса. — Я, как и прежде, уверен, что решение принято правильное, только при этом надо учесть все возможные сложные обстоятельства.

— Это другое дело. Сами понимаете, сейчас нам обратной дороги нет. Предстоит сделать всё возможное и невозможное, чтобы не допустить никаких сбоев ни в чём. Доложите, пожалуйста, как выполняются те задачи, которые я перед вами поставил, — несколько погасив жёсткие нотки в голосе, сказал капитан.

— Всё исполняется согласно ваших требований. Сделана приборка. Имущество, оборудование внутри и наружи судна закреплено. Подготовлены спасательные средства. Скомплектованы две команды по обколке льда. Экипаж проинструктирован, как нужно действовать в условиях сильного шторма, разгерметизации корпуса, возможного затопления судна, — доложил старпом.

— Хорошо. Так дальше и продолжайте. А сейчас останьтесь здесь вместе с рулевым на некоторое время до прихода вахтенного помощника, я же пойду посмотрю, что там в машинном отделении, ну и заодно немного отдохну. Ночь у нас предстоит напряжённая, — сказал Кудинов и тут же вышел.

Сильный, плотный, рваными порывами ветер ударил ему в лицо, как только Самат покинул ходовую рубку. Ветер не просто дул, он свистел, стучал, грохотал в мачтах, надстройках, леерах и прочих деталях судна. Морская вода, сырые, снежные, несущиеся с огромной скоростью воздушные массы заворачивались в единый страшный тёмный клубок. Волны шли с северо-востока, накатываясь на корму и под небольшим углом ударяясь в правый борт сейнера. Это несколько добавляло ему скорости и облегчало работу его силовой установки. В данный момент такое положение вселяло хоть какой-то оптимизм капитану и всему экипажу. Однако всё это было лишь преддверьем ещё не настигнувшего их эпицентра шторма, который неуклонно приближался со скоростью около семидесяти километров в час.

Температура воздуха действительно резко упала. Теперь вместо дождя мощными зарядами, крупными хлопьями летел снег. Смешиваясь с морской водой он намерзал на бортах, палубе и других частях сейнера. С каждой минутой наросты льда увеличивались, что грозило, в конечном счёте, ухудшением мореходных качеств судна, его остойчивости.

Передвигаться по гуляющей под ногами, скользкой палубе стало невероятно трудно, да что там ходить, просто сложно устоять, не вцепившись при этом мёртвой хваткой в какой-нибудь выступающий предмет. Однако, несмотря ни на что, с обледенением требовалось решительно бороться, иначе при таком раскладе подобная ситуация могла привести к катастрофе.

Самат по крутой лестнице спустился под палубу, в жилое помещение, где располагался экипаж сейнера. В небольшом пространстве плотно друг к другу размещались двухъярусные койки. Перегородок не было. Вместо них использовались плотные шторы. В это время несколько человек находилось на вахте, большинство же кто сидел, кто лежал на койках.

— Боцман здесь? Позовите мне его, — громко произнёс Кудинов.

Услышав и узнав голос капитана, люди начали подниматься, правда, не особенно торопясь. Ведь не в армии же, да и одновременно это не позволяло достаточно ограниченное пространство.

Один, что постарше, легко стукнул по плечу рядом стоявшего молодого парня, сказав при этом:

— Давай, Юрка, сходи, позови боцмана, он наверно в кладовке.

Пока искали боцмана, между рыбаками и Кудиновым завязался разговор.

— Скажите, капитан, мы действительно идём в Магадан? До начала выходных дней с нами успеют рассчитаться? Или с пустым брюхом будем праздник встречать? —

спросил высокий, с курчавой бородой в далеко не свежей тельняшке моряк.

— Да, направляемся в магаданский порт. А там, сами знаете, если успеем вовремя дойти и разгрузиться, то соответственно получите свои заработанные деньги. Но сейчас надо думать не об этом, — серьёзно сказал Самат, обрывая тем самым пустую болтовню. — До Магадана в этот раз нелегко будет добраться. Сами видите, погода испортилась, вот-вот судно настигнет сильный шторм. Но не это главное. Опасность для нас представляет прежде всего обледенение. С наступлением ночи температура окружающего воздуха понизится, соответственно масса льда резко возрастёт. Если с этим не будем бороться, то итог для нас может стать печальный. Я сейчас прошёл по палубе, действительно там крайне неблагоприятная обстановка. Медлить нельзя. В тёплых каютах нам не отсидеться. Если крабов не хотите кормить, то одевайтесь в штормовую одежду и, как установил мой помощник — старпом, с соблюдением всех мер безопасности, поочерёдно, одна команда меняя другую, за работу. Это мой приказ.

Пока капитан говорил с людьми, подошёл вызванный матросом по имени Юра боцман. Он успел услышать требование, высказанное капитаном и понять его суть. Как только Кудинов закончил говорить, боцман, невысокого роста, несколько полноватый, с усами и короткой бородкой мужичок, чем-то похожий на мячик, громко скомандовал, перечисляя фамилии моряков, которые должны были первыми идти на палубу обкалывать лёд.

Тут же народ пришёл в движение. Часть людей вновь залезла в свои койки, чтобы не мешать товарищам одеваться в соответствующую одежду и идти бороться со стихией за живучесть судна.

К Самату «подкатил» кругловатый боцман.

— Товарищ, капитан, — обратился он к Кудинову по-армейски, поскольку в своё время оттрубил на флоте три года срочной и слово «товарищ» в обращении к начальству у его навсегда въелось в кровь, — Вы не подумайте, что народ ничего не делает, одним словом, балду гоняет. Нет. Мы только что со старпомом и экипажем закончили приборку на судне, закрепили такелаж, внутреннее имущество. После этого старпом пошёл к Вам, а я дал полчасика людям отдохнуть. Мне требовалось время для подготовки инструмента по обколке льда, а также собрать одежду и страховочный инвентарь командам.

— Хорошо, — сказал Кудинов. — Сейчас все силы экипажа надо направить на очистку судна ото льда. Используйте все средства. Только смотрите, чтобы при этом никого не смыло волной в море. Работать на палубе в паре и только со страховкой.

— Так и сделаем, капитан. Жить все хотят, — ответил боцман.

— Давайте, время не ждёт, — сказал Кудинов и больше ничего не объясняя, резко повернувшись, направился в сторону трапа, ведущего из внутренних помещений на палубу судна.

Глава третья

Прежде чем пойти в свою каюту и немного отдохнуть, Самат решил заглянуть в машинное отделение сейнера. От безотказной, исправной работы главного двигателя во многом зависела их судьба, жизнь.

Вновь миновав скользкую, гуляющую под ногами палубу, Кудинов спустился в помещение, где не смолкая днём и ночью работало железное сердце их корабля.

Как только он оказался внутри машинного отделения, на него низвергся страшный грохот, словно он попал на какой-нибудь сталелитейный завод. Это стучали, рокотали, лязгали поршни, коленвал, клапана, маховик, прочие агрегаты и детали двигателя, а также вспомогательных систем. К общему шуму добавлялось неприятное жужжание генератора, обеспечивавшего судно электрической энергией. Ещё нельзя не отметить, несмотря на постоянно вентилируемый воздух, в замкнутом пространстве машинного отделения ощущался сильный запах солярки и масел. Здесь совершенно невозможно было разговаривать друг с другом. Для того, чтобы хоть что-то услышать и понять, требовалось орать собеседнику прямо в ухо.

Не успел Самат толком оглядеться, как его заметили. В это время в данном помещении кроме него находились ещё двое: стармех и вахтенный механик. У обоих руки были по локоть вымазаны моторным маслом.

— Как там за бортом, капитан?! Какая погода?! Сидим тут как кроты в норе, ничего не видим! — подойдя вплотную к Кудинову, протирая ветошью испачканные руки, практически прокричал стармех.

— Ничего хорошего, Алексей Михайлович. Шторм усили- вается. Температура за бортом минусовая. Вместо дождя снег идёт. На корпусе судна, палубе, надстройке нарастает лёд. Сейчас боцман готовит и отправляет на борьбу с ним команду! Такие дела! А как у вас?! — снова громко спросил Самат.

— Что сказать, пока держим обороты! Однако в таком режиме наш движок долго не протянет! Боюсь, как бы не поймали «клин»! Вот следим с вахтенным механиком за ним, да заодно вспомогательный немного подлатали! Если в этот раз всё закончится по-хорошему, то с «капиталкой» откладывать больше нельзя! — закончил стармех, серьёзно посмотрев на капитана.

— Хорошо! Я Вас понял! Постарайтесь сделать всё зависящее от вас, чтобы мы шли как можно дольше полным ходом! — вновь громко сказал Кудинов, обращаясь к обоим механикам.

Они ничего не ответили, лишь немного покачали головой в знак согласия. Что тут можно ещё сказать, и так всем всё ясно.

Самат за короткое время уже третий раз спускался и поднимался на палубу судна. К этому времени команда по обколке льда уже работала. Для этого на сейнере объявили общий аврал. В нём принимали участие все члены команды, кроме тех, кто нёс вахту и отдыхал после неё. Работа была чрезвычайно изнурительная, тяжёлая для людей. Капитан об этом прекрасно знал.

Для борьбы с обледенением используются все имеющиеся на судне средства: горячая вода и пар, подаваемые соответствующими шлангами и стволами, ломы, топоры, пешни, лопаты, деревянные кувалды, механизированный инструмент, крепкий раствор поваренной соли с содержанием ингибиторов, противообледенительная смесь (если имеется), даже жир, паста, отходы судового производства и другие. Многого, конечно, из всего перечисленного на их небольшом рыболовном сейнере не было. Работали тем, что было.

Несколько человек, прочно привязанные страховочными, спасательными верёвками и канатами к деталям надстройки сейнера, топорами, ломами обкалывали образовавшиеся на бортах, палубе и других частях наросты льда, другие лопатами сбрасывали их в море. Однако огромные волны не позволяли команде справиться с поставленной задачей. Они одна за другой вновь накатывали на судно. От этого сейнер то поднимался, то уходил вниз, зарываясь носом в воду. Сильный ветер обрушивал на корабль солёные брызги вместе со снегом. Большая часть морской воды стекала по палубе обратно за борт, но некоторое её количество оставалась и смешавшись со снежной массой превращалась в лёд. Он образовывался буквально на всех частях и деталях судна, нивелировав тем самым, практически всю работу людей. Однако в этой жестокой схватке со стихией рыбакам нельзя было отступать. И люди, стиснув зубы, отчаянно, превозмогая неистовую силу непогоды, продолжали сражаться за живучесть своего сейнера «Осьминог».

Самат не стал вмешиваться в хорошо налаженный производственный процесс, только немного постоял, посмотрел, широко расставив ноги, крепко удерживаясь за металлические поручни, затем, осторожно двигаясь, направился к себе в каюту. Пару часов он хотел отдохнуть, зная, что предстоящую ночь, вплоть до прибытия сейнера в порт, ему придётся провести, не смыкая глаз, в рулевой рубке. И если всё с ними будет нормально, удастся-таки живыми дойти до Магадана, то там их ждёт ещё швартовка, разгрузка, оформление документов. Но сейчас главное для его команды — пережить предстоящую ночь. В эти самые тёмные и холодные часы на них, по его последним расчётам, обрушится всей своей мощью сильнейший шторм. Тут уж капитан обязан находиться на своём рабочем месте, управлять кораблём, командовать людьми. А пока в хорошо выстроенный его помощниками процесс работы ввязываться не надо. Будет только хуже. Люди знают, как и что делать. Пока обстановка не настолько критическая, ему надо использовать эту возможность и восстановить свои силы. Ведь не железный же он.

Тем временем обкольные команды, одна под руководством боцмана, другая — старпома, после того, как его в рубке сменил вахтенный помощник, продолжали очищать судно ото льда. Первое время люди выдерживали нахождение на палубе около часа, а потом с трудом дотягивали и двадцать-тридцать минут. Несмотря на специальную защитную непромокаемую внешнюю экипировку, вода всё равно проникала внутрь одежды. Ледяной ветер со снегом шквалистыми порывами пронизывал тела до костей. Накаты волн, их солёные брызги раз за разом обрушивались на сопротивляющихся стихии, борющихся за живучесть своего рыболовного сейнера моряков.

Отработав на палубе положенное время, смены менялись. Возвращаясь в жилое помещение, уставшие, промокшие моряки, сбрасывали с себя верхнюю одежду, вывешивали её для просушки, где только возможно. С брезентовых, прорезиненных роб и сапогов оттаявший снег и лёд стекали, капали на пол, образовывая маленькие лужицы. Затем замёрзшие спешили согреться. Горячий, крепко заваренный чай со сгущёнкой, сухарями, печеньем, хлебом с маслом или салом всегда ожидали их. За это отвечал кок — крепкий, невысокого роста, шустрый, черноволосый кореец по имени Хан. Он в любых условиях мог приготовить вкусную еду. Однако, надо сказать, иногда слишком острую, видимо, в соответствии с национальной традицией. В целом основной состав команды к этому уже привык и претензий к нему не предъявлял.

Отогревшись крепким чаем, мужики тут же падали в койку, чтобы на пятнадцать-двадцать минут забыться коротким сном. А потом по громогласной команде боцмана или старпома, часто подкреплённые крепким словцом, вновь вставали, натягивали на себя непросохшие штормовки, шли на палубу менять работающую там смену. Так безостановочно продолжалась борьба с обледенением сейнера. После тёплого помещения, прерванного сна первые минуты вялое и размякшее тело сопротивлялось, не желало подчиняться разуму. Но это состояние длилось недолго, ровно до того момента, как люди выходили на свежий воздух, на палубу корабля. Первый же снежный заряд в лицо, накат волны, её ледяные с пеной брызги мигом приводили всех в соответствующее обстановке состояние.

Погода тем временем продолжала ухудшаться. Да и погодой, честно говоря, это уже было трудно назвать. Для сухопутного человека, не моряка, такой шторм всё равно, что «ад небесный». Мне сложно описать самому это грозное явление природы, поскольку я в такие ситуации никогда не попадал, поэтому обращусь, с позволения читателя, к фрагменту небольшого романа Джозефа Конрада «Тайфун».

«…Это было нечто грозное и стремительное, как внезапно разбившийся сосуд гнева. Казалось, все взрывалось вокруг судна, потрясая его до основания, заливая волнами, словно на воздух взлетела гигантская дамба. В одну секунду люди потеряли друг друга. Такова разъединяющая сила ветра: он изолирует человека. Землетрясение, оползень, лавина настигают человека случайно — как бы бесстрастно. А яростный шторм атакует его, как личного врага, старается скрутить его члены, обрушивается на его мозг, хочет вырвать у него душу».

Примерно что-то похожее на данную ситуацию складывалось с промысловым сейнером «Осьминог». Шторм всё-таки нагнал его и всей своей силой, мощью теперь играл им, как детской игрушкой.

К полуночи все наружные работы, главным образом касаемые обколки льда, приказом капитана были прекращены. Поскольку людям стало небезопасно находиться вне судна. Мощные волны, прокатывавшиеся по палубе, сильнейшие порывы ветра легко могли смыть, сбросить человека в море. Удержаться за всевозможные поручни, леера и прочие страховочные средства, даже быть привязанным верёвкой или канатом к ним, всё это не давало никакой гарантии, что человек останется жив и невредим.

Кудинов к этому времени был на ногах и руководство судном вновь взял в свои руки. Небольшой отдых пригодился ему для восстановления сил. И вот теперь, когда для корабля и его экипажа настали самые тяжёлые минуты, он занял капитанский «боевой» пост в рулевой рубке. До Магадана оставалось идти чуть больше сорока миль.

Это расстояние уже позволяло связываться с берегом, используя радиостанцию. Несмотря на шторм, грохот обрушивающихся на судно волн и завывания ветра, получаемую и передаваемою информацию можно было сносно разобрать. Самат уже выходил на диспетчера порта и докладывал ему о местоположении судна, направлении его движения, количестве экипажа и техническом состоянии сейнера. Ничего тревожного он не хотел говорить, несмотря на складывающееся сложное положение. Только отметил, что из-за низкой температуры и штормовой погоды судно подверглось обледенению. Конечно Кудинов и все члены команды надеялись на лучшее. На то, что все трудности они обязательно преодо-

леют.

«Сколько там осталось до Нагаевской бухты?! Всего-то чуть больше семидесяти километров хода! Ничего, пусть

даже некоторые из нас немного потравят чистую, холодную воду Охотского моря своим нутром, зато завтра все вернёмся домой, где нас ждёт твёрдая земля и полная благодать. А как иначе?!» — примерно так думал каждый их членов команды сейнера.

Однако реальная обстановка выглядела несколько по-другому. Нарост льда, особенно на правом борту судна, был к этому времени уже значительный. «Осьминог» ощутимо осел в воду, стал глубже носом зарываться в волны. Скорость его хода, несмотря на «полную катушку» работающего двигателя, заметно упала. Стармех по внутренней связи всё чаще выходил на капитана и просил, умолял его дать команду сбросить обороты, чтобы хоть ненадолго предоставить отдых долгое время на износ работающему их «железному коню». С каждой минутой возникала реальность поймать «клин».

Самат понимал беспокойство своего старшего механика. Однако в этих условиях ничего сделать не мог. Сейчас сброс скорости означал бы неминуемую гибель их сейнера и команды. А так, если движок справится с громадной для себя нагрузкой, то существует реальная вероятность, что они, прежде чем стать ледяной глыбой и перевернуться, успеют дойти до спасительного магаданского порта.

Думал ли в этом момент капитан о принятым им самим на совещании со своими ближайшими помощниками неверном решении? О том, что вопреки рекомендациям, требованиям, полученным по экстренным каналам цифровой связи с берега, он сделал неправильный выбор? Теперь уже, наверное, нет. Это примерно то же самое, как на фронте: если началось сражение, все мысли командира и его подчинённых должны быть нацелены только на борьбу, на достижение победы, на выживание, а разборки — потом. Но то на войне, где есть не только убитые, но и пленные, раненые. Здесь же, при таком шторме, отрицательных температурах вероятности остаться живым нет ни для кого.

Да, на судне имеются спасательные средства, но вот будет ли время и возможность их применить в случае внезапной катастрофы? Один взгляд сквозь стекло рулевой рубки корабля отвечал на данный вопрос — они маловероятны. Да и промокшие, замёрзшие люди в открытом море во время шторма на вёсельных лодках или резиновом плоту долго ли смогут продержаться? В лучшем случае спасатели их обнаружат через сутки или более. Однако ноябрьское, беспокойное, ледяное Охотское море выжить в таких условиях никому не позволит.

Что же в это трагическое время надо было делать капитану, чтобы спасти судно и экипаж от неминуемой гибели? Наверное, я так полагаю, прежде всего подать команду SOS с указанием своего местонахождения и поднять весь экипаж на борьбу за выживаемость корабля. Да, даже в таких экстремальных условиях. Чтобы облегчить судно, необходимо весь лишний балласт сбросить за борт, в море, несмотря на его ценность. Представьте себе, что девяностокубовый трюм сейнера был практически полностью загружен рыбой. На палубе размещались многотонные механизмы: лебёдки, стрелы, мачты, такелаж и, кроме этого, сам трал с обледенелой траловой сетью и много ещё чего.

Но здесь есть один нюанс. Всем известно, что за вверенный корабль и его имущество отвечает перед работодателем или хозяином судна только один человек — капитан. И если в тяжёлых, критических условиях мореплавания есть хоть капля надежды спасти сам корабль и его имущество (о экипаже мы не говорим), то капитан обязан это сделать. Так что же предпринял конкретно в данных условиях наш капитан Кудинов? Дал ли он команду сбросить лишний груз, чтобы несколько поднять судно, облегчить его движение — по-видимому, нет. Возникает вопрос — почему? Это можно объяснить следующим: во-первых, тут нужно обладать настоящим «чутьём морского волка», чтобы видеть и представлять себе будущую картину, а это даётся с течением времени, наличием большой личной практики, чего, к сожалению, у молодого капитана на то время не было; во-вторых, принимать правильные решения с целью спасения экипажа и корабля, не считаясь ни с чем; в-третьих, быть требовательным, жестким, а в критической ситуации порой даже жестоким к своим подчинённым, с тем, чтобы сохранить в экипаже твёрдую дисциплину и исполнительность, не допуская малейшей паники и безвластия. Итак, прошу меня извинить за небольшое авторское отступление, продолжим наш рассказ.

Глава четвёртая

Самат, как нам известно, находился в рулевой рубке. Он по привычке крепко стоял на гуляющем под ногами полу, лишь временами, когда судно высоко поднималось на волну или резко ныряло в пучину, придерживаясь руками за выступающие предметы. За штурвалом, рядом с ним, находился его вахтенный помощник. Звали его Виктор Фомич. Это был среднего возраста мужчина, с небольшой округлой, рыжевато-курчавой бородкой, которая с тельняшкой, видневшейся из-под робы, явно показывали, что перед нами настоящий моряк.

Вахтенный помощник не хуже самого капитана понимал и разбирался в складывающейся обстановке, и она ему представлялась удручающей. Однако сказать что-либо противоречащее капитану он в из-за субординации и профессиональной вежливости не мог. Да и был ли в этом смысл. Решение на возвращение судна в порт, несмотря на требования «берега» уйти в защищённые места в период прохождения шторма, принималось узким кругом людей: старпомом, стармехом и капитаном.

«Они несут полную ответственность за судно и команду. А людям что, остаётся лишь данное принятое ими решение выполнять. Правда, есть хорошая в народе поговорка: „Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а теперь по ним ходить“. Но что поделаешь, не на прогулке же они, а в море. Да Охотском море! Тут, как известно, может всё случиться», — примерно так в эти минуты думал вахтенный помощник, до боли в глазах всматриваясь в тёмное, постоянно заливающееся брызгами волн и залипающим снегом смотровое окно рубки.

— Виктор Фомич, как Вы думаете, движок вытянет? Может, действительно, ненадолго сбросить обороты, правда тогда замедлится ход сейнера, — со всей серьёзностью спросил Кудинов своего помощника, посмотрев на него.

— Я полагаю, Самат Ринатович, в этой обстановке нам нужна хорошая скорость. А там уж остаётся надеяться только на Бога… Сейчас вряд ли есть другие варианты. Однако Вам решать, Вы капитан, — ответил вахтенный помощник. Ещё подумав немного, добавил: — Рядом с нами, вы сами это хорошо слышите по рации, нет ни одного судна. На помощь рассчитывать не приходится, только на самих себя. Может быть, пора связаться с берегом, подать сигнал SOS и, наконец, доложить о реально складывающейся обстановке? Конечно, вероятности мало, что вышлют нам навстречу спасательное судно, но всё-таки.

Выслушав ответ и предложение вахтенного помощника на свой вопрос, Кудинов не стал ничего отвечать, только ещё больше задумался. Глубокая морщина впервые так явно, что этого невозможно было не заметить у сравнительно ещё молодого человека, прорезала горизонтально лоб пополам.

В последние часы обстановка значительно ухудшилась, это было ясно каждому. Однако подавать SOS сейчас Самат не мог. Во-первых, судно как никак шло, не тонуло. Движок работал, система управления тоже, пробоин не было. Во-вторых, в случае чего, все расходы с организацией помощи, лягут на их компанию, судовладельца и, в конечном счёте, на команду. Если, конечно, сейнер вернётся в магаданский порт в рабочем состоянии. После чего лично ему о дальнейшей карьере на флоте можно было не мечтать. А о профессии моряка, капитана судна, он грезил с раннего детства.

«Но это, так сказать, одна сторона медали, — думал Кудинов. — Конечно, помощь-то можно запросить, ведь главное не карьера, не их ржавая „посудина“, не деньги, а люди. Однако при такой погоде, да ещё ночью, со стопроцентной уверенностью можно было утверждать, что к ним в ближайшие часы никто на выручку, даже спасать, не придёт. Авиация в таких условиях не летает, а корабли отстаиваются в бухтах, портах, в местах естественного укрытия. То же самое должны были сделать и они, когда получили предупредительную информацию с берега о приближающимся сильном шторме. Но он ошибся, принял неверное решение. Да чего там, просто проигнорировал требование „берега“. Поддался мимолётному желанию скорее увидеть семью! Поступил как легкомысленный пацан! Надо было хорошо всё обдумать, рассмотреть возможные последствия. Какой он после этого капитан?! — слишком поздно осознал неправильность принятого решения Кудинов. — Верно говорит вахтенный помощник, теперь остаётся только одно — лишь уповать на волю Всевышнего и надеяться на удачу. И идти, „всем врагам назло“, только вперёд и как можно быстрее».

Внезапно раздался громкий режущий сигнал. Звонили из машинного отделения.

— Слушаю вас! Что случилось?! — громко, стараясь чтобы его услышали, практически прокричал Кудинов в то время, как за тонкими стенами рубки творилось что-то несусветное, не поддающееся описанию, одним словом, — безумство стихии.

— Капитан, докладываю, — говорил взволнованно стар- мех, — движок перегрелся. Прокладку пробило, масло течёт. Есть большая вероятность поймать «клин» или загореться.

— Что предлагаете, Алексей Михайлович?! — с трудом устояв на ногах, после удара о борт судна мощной волны, прокричал в микрофон Кудинов.

— Теперь уже по-любому надо сбрасывать обороты, а, соответственно, и скорость, — ответил стармех.

— Исправить сможете?! — спросил капитан.

— Какое там при такой погоде! Минимальный ход можем обеспечить, только и всего, — ответил усталым голосом Михайлыч.

— Ладно, пусть будет так! Вам помощь нужна?! — спросил в свою очередь капитан.

— Нет, не нужна. Как-нибудь сами, — ответил стармех.

— Худо дело, капитан, — сказал слышавший весь разговор вахтенный помощник. При таком положении дел, чувствую, не дойдём мы до Магадана. Не пришлось бы нам

«ласты клеить».

— Рано в панику бросаетесь, Виктор Фомич. Лучше твёрже держите штурвал. Не стоим же, а идём. С каждым часом Магадан становится всё ближе. Я уверен, дотянем,

— холодно посмотрев в сторону вахтенного помощника, сказал Кудинов.

Вахтенный ничего не стал отвечать на упрёк капитана, надолго умолк.

Прошло с полчаса, как судно потеряло полный ход и теперь шло на малом. Это позволяло держать направление, а с учётом, что ветер дул несколько сзади и сбоку, как бы немного помогал подталкивать корабль вперёд. Возникал вопрос: только вот знать бы куда он толкает их сейнер и зачем?

Из-за сброса скорости бортовая и килевая качка значительно возросли. В этом случае возникали новые опасения. Силы инерции и удары волн могли привести к местным разрушениям корпуса и отдельных устройств судна, нарушению нормального режима работы механизмов и устройств, заливанию палубы, вредному физиологическому воздействию на людей. Но самое страшное, что в результате постоянного нароста льда на корпусе сейнера, всё это вместе взятое, в конечном счёте могло привести к потере остойчивости судна и его опрокидыванию.

Шторм к полуночи разгулялся сполна и набрал свою жуткую, зловещую силу. По шкале Бофорта его можно было приравнять к восьмибалльному. Он характеризуется высокими, до семи с половиной метров в высоту, волнами. По краям гребней взлетают пенные брызги. Их полосы ложатся рядами по направлению ветра. Грохочут обрушивающиеся на судно волны, свищет сводящий с ума ураганный, ледяной ветер.

«Жестокий шторм набросился внезапно,

Запели снасти, всюду лязг и визг.

И гребни волн, подняв невероятно,

Обрушил на корабль сверху вниз».

И. Дунин

Внезапно в рубку вместе с резким порывом холодного воздуха буквально вломился в мокром с ног до головы брезентовом плаще старпом. Он быстро захлопнул за собой дверь, скинул с головы капюшон.

— С чем пожаловали, Матвей Степанович? — взглянув на него, спросил капитан и добавил. — Течи во внутренних помещениях судна нет? Нарост льда снаружи большой? Как там в кают-компании люди себя чувствуют, чем занимаются?

— Корпус судна в порядке, течи нет. В остальном — ничего хорошего. Обледенение очень значительное и к тому же неравномерное. Со одной стороны борта нарост льда больше, чем с другой. При такой скорости сейнера и силе ветра до Магадана вряд ли дойдём. Качка большая. Люди волнуются. Внутри судна чувствуешь себя как в закрытой металлической бочке, пущенной вниз с горы. Надо что-то делать, капитан. Может, запросить берег о помощи? — сказал поникшим голосом старпом, посмотрев на Кудимова.

— Я думал об этом. Только вряд ли кто сейчас нам поможет. Рядом с сейнером нет ни одного судна. Сами подумайте, в такую погоду ну получат они от нас сигнал SOS, разве смогут тут же выслать спасательный буксир или авиацию? Конечно, нет. Всё это требует значительного времени. Нам ничего не остаётся, как только рассчитывать на себя и удачу. Если есть возможность обкалывать лёд, надо это делать, во внутренних помещениях осуществить перевалку грузов к борту, где меньше льда, чтобы обеспечить равновесие. Следить за протечкой корпуса. Подготовить спасательные средства и главное — поднять дух у людей, — сказал капитан.

— Хорошо, я постараюсь это исполнить, однако выходить в настоящее время на палубу и там работать становится смертельно опасно. Если человека накроет волной или сорвёт с ног порывом ветра, то не поможет ничего, никакое страховочное средство. Он тут же окажется либо за бортом, либо его просто сломает, разобьёт, покалечит. Это каждый из команды знает и вряд ли согласится пойти на палубу скалывать лёд. Я бы всё-таки на Вашем месте связался с «берегом» и доложил о нашем критическом положении, — в заключение предложил старпом.

— Я Вас услышал, Матвей Степанович, — посмотрев в глаза своего старшего помощника, тяжело сказал Кудинов. В душе он в этот момент думал: «Как жаль, что ты не остановил меня при принятии решения возвращаться или нет в магаданский порт. Могли бы действительно отстояться за островом Завьялова, переждать непогоду и через пару дней спокойно вернуться домой. Всё-таки стармех один из нас троих оказался прав».

— Я тогда пошёл… — без особого желания, чувствуя обречённость и безнадёжность их положения, то ли спросил, то ли просто сказал старпом.

— Да, идите, Матвей Степанович, — ответил капитан, вновь обратив свой взор в смотровое стекло рулевой рубки.

Старпом ушёл.

Сразу после этого, ещё раз переговорив со старшим механиком о положении дел в машинном отделении и поняв, что в лучшем случае только таким ходом они могут идти дальше, Самат наконец решился доложить на «берег» о реальном положении дел с их кораблём. Однако подавать сигнал SOS он не стал.

«Берег» ответил тем, что всем судам, находящимся в данной акватории вблизи к их сейнеру, будет дана команда оказать им помощь. В то же время, береговая служба информировала, что спасательное судно из Магадана раньше, чем через несколько часов и то при условии улучшения погоды, выйти к ним не сможет. На авиацию также не приходилось надеяться. Договорились постоянно между собой держать связь. Регулярно, через согласованное время, Кудинов обязывался докладывать о состоянии дел и местоположении судна.

Получив данную информацию, Самат ничему не удивился. Он и так прекрасно знал, что ему ответят.

«Да, не повезло нам в данном случае. Что ж, иногда бывает и так. Не все же везучие. В народе правильно говорят: „Знал бы, где упасть, соломки бы подстелил“. А ведь предполагал, что такое может случиться, предупреждение ведь получил. Однако не выполнил требование, не прислушался к стармеху, человеку с большим опытом, да и просто к здравому смыслу. Какая глупость, тупоумие! Как мог он, капитан, на такое пойти?!» — корил очередной раз себя Самат. Глаза при этом у него слегка повлажнели, словно перед ними опустился туман.

Рядом с Кудиновым по-прежнему находился его вахтенный помощник. Поэтому мимолётную слабость, которая могла бы показать отсутствие у него характера, твёрдой воли, он тут же жёстко внутри себя подавил. «Не хватало, чтобы меня раскисшим увидели подчинённые, позор будет на всю оставшуюся жизнь. Пусть даже она у меня будет короткая», — Самат резко встряхнулся, взял себя в руки.

Очередная мощная волна обрушилась на корабль. Она словно снежная лавина сошла с горы и всей своей силой придавила его. Удар, скрежет, визг и свист ветра всё разом соединилось, сплелось. В рубке моргнул свет. Сейнер несколько развернуло влево. Такое положение грозило ему серьёзной опасностью опрокидывания. Сразу же увеличилась бортовая качка, которая и до этого уже была непомерно большой. Вахтенному помощнику пришлось серьёзно попотеть, чтобы восстановить нужное направление движения судна. При хорошей скорости такого случиться не могло, да и поменять курс можно было бы сравнительно легко, но только не сейчас. Теперь в любой момент жди, когда тебе, как в боксе, то с одной стороны, то с другой «прилетит» внезапная оплеуха, вернее, нанесут нокаутирующий удар.

Вдруг раздался раздражающий звон вызова по системе внутренней связи.

— Слушаю. Кудинов, — ответил капитан.

— Что случилось, Самат Ринатович?! У нас тут движок чуть со шпилек не сорвало, и мы с механиком чудом не убились! — явно встревоженно прокричал стармех. Спокойным голосом в это время на корабле уже никто не разговаривал, это просто было невозможно.

— Алексей Михайлович, не волнуйтесь, это ударила о борт большая волна! Положение судна мы восстановили! У вас-то как там?! Скорость не можем прибавить?! — в ответ, стараясь успокоить своего старшего механика, громко спросил Кудинов.

— Какое там, Самат Ринатович, дай бог такие обороты держать! А если подобные этому удары участятся, то вообще ничего гарантировать не смогу! Тут и генератор может выйти из строя, тогда судно вовсе обесточится! Вслепую придётся работать и идти! — прокричал стармех.

— Я Вас понял! Будем бороться за корабль, за жизнь и надеяться на лучшее! –заканчивая разговор, сказал Кудинов.

— В нашем теперешнем положении только и остаётся — одна надежда… — уже без крика, без эмоций в голосе, мрачно ответил стармех.

Глава пятая

Меж тем в жилом помещении судна царила следующая обстановка. Уставшие за неделю от болтанки в ледяном Охотском море в поиске и ловле рыбы, несении по очереди вахты, выполнении других работ, на своих койках сидели и лежали рыбаки. Последние несколько часов жуткого грохота и бесконечной качки скверно, муторно действовали на людей. Даже их закалённый морскими походами «железный» вестибулярный аппарат бывалых моряков иногда не выдерживал, сдавал свои позиции, как говорят, «пробивался». Такое случается только во время полного безделья, когда нет физической работы. В подобные моменты твой мозг начинает «накрывать», «сверлить» всякая чертовщина. А тут ещё кто-нибудь из друзей-товарищей, «подкармливая» своими страшными байками и без того жутко отвратительное внутреннее состояние, начинал «нести сплошную пургу». Вот тогда становится вовсе нехорошо.

Что в этом случае говорить о тех, кто незнаком с морем, кто не прошёл хотя бы один лёгкий шторм, не прочувствовал его своим нутром. В подобной ситуации, в которой сейчас очутился сейнер, им, наверное, и обычная смерть показалась бы лёгким исходом. Действительно, насколько невероятно тяжело, трудно впервые пройти это испытание, перенести эти страшные физические и физиологические муки, выворачивающие все внутренности наружу. Сюда надо для полноты добавить ещё и депрессивное, стрессовое психологическое состояние человека. Постоянное ощущение, что всё, сейчас судно перевернётся, захлюпает, забулькает, выпуская воздух из внутренних помещений и постепенно увеличивая скорость понесётся камнем на дно, в пучину морскую. А там, в этой жуткой, чёрной бездне, всем своим весом рухнет в ил, давя, разбрасывая в стороны вместе с поднявшейся мутью его живых обитателей. Б-р- р-р… Страшно об этом даже подумать. Несмотря на то, что люди на сейнере «Осьминог» были в основном опытные,

бывалые, много видевшие в своей жизни, это не означало отсутствия у них внутреннего беспокойства, поскольку каждый осознавал в той или иной степени нависшую над ними опасность. Они не хуже капитана и его помощников понимали складывающуюся невероятно тяжёлую, критическую обстановку на судне и потому стали волноваться, роптать.

Началось с того, что некоторые, менее психологически устойчивые члены команды, вначале обрушили своё негодование на плохую погоду, шторм. Затем постепенно недовольство перешло на конкретные личности: старпома, стармеха и, в конечном итоге, на капитана судна.

Рассказы «бывалых» моряков-рыбаков, якобы прошедших и не такие шторма, приукрашенные разными ужасными случаями, лишь добавляли масла в огонь. В то время, когда все усилия людей должны были быть направлены на спасение своего корабля, борьбу за его живучесть, они уходили на пустое сотрясание воздуха. Негодование, возмущение, злость на всё и вся, страх за свою жизнь словно мгновенная эпидемия поразили мозг людей. С такой командой надеяться на положительной исход в сложившейся ситуации, в которую попал сейнер «Осьминог», не приходилось.

Старпом с боцманом несколько раз пытались «поднять» народ продолжать дальше, как бы ни было трудно обкалывать лёд, выполнять другие необходимые обязанности, но больше никто на их требования и уговоры не реагировал. Уставшие от тяжёлых работ на палубе в борьбе со льдом, просто от самой нескончаемой качки и грохота, видя безвыходность своего положения, рыбаки со сдержанным гневом встречали подобные команды.

А шторм в это время просто играл с сейнером как с мячиком, словно раздумывая: — «Что бы мне с тобой ещё сделать?»

Очередная мощная волна жёстко врезалась в корпус судна, хозяйкой прокатилась по палубе. Одна из двух имеющихся на сейнере спасательных вёсельных шлюпок, располагавшаяся в районе кормы, сорвалась и её тут же унесло в море.

Рыболовная сеть, смотанная и, казалось бы, надёжно уложенная, в результате разгула стихии самопроизвольно развязалась. Только ледовый панцирь, сковавшей её, не давал ей окончательно размотаться.

Главную опасность для сейнера в тот момент представляло обледенение. На его бортах нависли огромные ледяные наросты. За холодные ночные часы, когда температура воздуха упала ниже минус десяти градусов, этот процесс значительно ускорился.

Снег, морская вода, лишь коснувшись корпуса надстроек, различных устройств, расположенных на сейнере, моментально кристаллизировались, превращаясь в тяжёлый лёд. Убрать, сколоть его в данной ситуации не было никакой возможности, да и это делать уже никто не хотел. В связи с тем, что «Осьминог» из-за неисправной силовой установки потерял полный ход и теперь вынужден был кое-как «тащиться» на малом, каждая последующая минута его жизни, находившейся на нём команды, становилась всё более драматичней предыдущей. Развязка описываемых в этом рассказе событий была близка.

Однако я несколько продлю её, сказав, что не море, не природа, коими детьми мы являемся, виноваты в том, что так или иначе заканчиваются подобные случаи, трагические истории. Во многом это зависит и происходит от самих нас, от нашего опыта, от принятого решения, от умения действовать в сложных условиях, ситуациях и ещё от многих, многих различных факторов. Вот для этого нас всех и учат, наставляют, тренируют, просто натаскивают на выполнение тех или иных работ, задач, чтобы столкнувшись с трудностями мы смогли правильно оценить их, принять верное решение и чётко действовать в той или иной обстановке. К большому сожалению не всегда такое происходит. И прежде всего случается это в результате элементарного несоблюдения соответствующих законов, правил, инструкций, регламентов и прочих документов. Многие, из которых, как, например, боевые уставы в наших Вооружённых Силах, написаны, образно говоря, «кровью» людей и требуют строгого, неукоснительного исполнения.

Для капитанов судов, их помощников существуют свои законы, инструкции и положения, которые так же требуют прежде всего их отличного знания и неукоснительного выполнения. Одними из таких являются «Кодекс внутреннего водного транспорта Российской Федерации», а также «Лоция», которая имеет большое значение в судовождении в том или ином районе, знании его особенностей.

Надо думать, что простому человеку без соответствующего образования, практических навыков судовождения никогда не предоставят возможность самостоятельно управлять судном, командовать экипажем. Это очень ответственная работа связанная, как не крути, с большими рисками. Так, в нашем рассказе, несмотря, что сейнером «Осьминог» управлял сравнительно молодой капитан Кудинов, он был хорошо теоретически и практически подготовленным специалистом в этой области. Капитанский чин носил по праву. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Ошибку может допустить каждый. Только одна ошибка ничего не стоит и лишь добавляет ума-разума человеку, а другая, к большому сожалению, бывает фатальная. Но давайте вернёмся вновь на сейнер «Осьминог», который вот уже долгие часы сопротивляется, борется за свою жизнь с разыгравшимся свирепым штормом в ледяном Охотском море.

Глава шестая

Капитан с вахтенным помощником за последние часы не менялись, так и продолжали вдвоём находиться в рулевой рубке. Отсюда со всеми частями корабля имелась надёжная, устойчивая внутренняя связь. В связи с чем Кудинов постоянно был в курсе всех работ, событий, которые происходили на судне. О положении дел в машинном отделении, других внутренних помещениях сейнера ему регулярно докладывали его помощники.

О том, что творилось на палубе, он видел сам сквозь смотровое окно, насколько ему позволял обзор, а также освещённость и состояние погоды.

Общее положение на сейнере продолжало неуклонно ухудшаться. Каким-то образом повлиять на это состояние, попытаться изменить ситуацию в обратную сторону, капитан уже не мог. Последнее время в его голове неуклонно, обострённо стучала одна и та же мысль: «До Магадана осталось меньше тридцати миль. Мы должны, обязаны дойти…».

Волны всё чаще, одна за другой, обрушивались плотной стеной на корабль, жёстко бились о его металлический корпус, нанося повреждения надстройке, механизмам. Выйти на палубу не было никакой возможности. Любого, кто осмелился это сделать, тут же унесло бы в открытое море. И никто его не стал бы спасать.

Кудинов взглянул на часы. Пришло время снова выходить на связь с «берегом». Он включил радиостанцию и на установленном канале стал запрашивать сидящего где-то далеко от них в тёплом помещении магаданского порта дежурного радиста.

— «Берег», «берег», как слышишь меня, приём… — несколько раз громко произнёс Самат, пытаясь в грохоте непрекращающегося шторма уловить ответ.

— «Берег» слушает. Кто на связи? — сквозь треск и шум наконец раздался далёкий голос.

— На связи капитан сейнера «Осьминог» Кудинов! — чуть ли не прокричал Самат.

— Укажите координаты места, где вы находитесь. Что с людьми? Состояние основных механизмов на судне? — вновь запросил информацию дежурный связист.

Кудинов коротко ответил на поставленные вопросы.

— Ваша оценка складывающейся ситуации? Сможете самостоятельно дойти до порта? — словно автомат, без каких-ли- бо эмоций в голосе, произносил на другой стороне человек.

Самату трудно было ответить на этот вопрос. Он лишь сказал, что всё зависящее от него, как капитана, для спасения сейнера и команды будет сделано. Однако положение на судне вследствие частичного отказа двигателя, продолжающегося шторма и, главное, обледенения становится угрожающим. Реально в настоящий момент корабль терпит бедствие. Ответив ещё на ряд вопросов, радист сказал, что данную информацию немедленно передаст выше по инстанции. В заключении радиообмена пожелал им держаться.

На этом разговор с «берегом» закончился. Связующая «живая нить» — радиоволна материка с терпящим бедствие судном в свирепом по характеру, ледяном Охотском море прервалась.