Бесплатный фрагмент - Колокол наших сердец

Честный обмен

Этим летом Михаил с женой решили провести отпуск на Балтийском побережье в городе Зеленоградске, потому как в мире всё ещё бушевал коронавирус и, чтобы выехать за границу, надо было прививки делать и ПЦР тесты проходить. Прививкам Михаил не доверял, больно уж быстро вакцины разработали и применять стали. Сообщения о том, что после прививок некоторые люди тяжело заболевали, иногда и с летальным исходом, не вселяли оптимизма. А так как ситуация с пандемией была непредсказуема, а соответственно и реакция на неё национальных правительств, поэтому решили не рисковать, и лететь не за границу, а в Калининградскую область. Здесь ограничения были не жёсткими, как за рубежом. Можно было и на черноморском побережье России отдохнуть, но в Краснодарском крае для въезда требовалось обязательно привиться, а тех, кто прибыл без прививки ждал большой штраф или принудительная вакцинация в течении трёх дней после приезда на отдых. Михаил с женой не разу не были на Балтике, да и вообще мало где бывали на отдыхе за свою длинную трудовую жизнь, так что выбор был однозначный — Балтийское море, а точнее- Зеленоградск. Раннее утро, аэропорт Пулково. Они вошли в здание, прошли личный досмотр и осмотр багажа. Странно, но им сегодня даже температуру не померили при входе, как говорилось в правилах безопасности аэропорта.

В самолёт все садились в защитных масках. Места в лайнере были полностью заняты, и, как только все уселись, половина пассажиров защитные маски просто сняла. Авиалайнер плавно вырулил на полосу, набрал скорость и стал набирать высоту. Видневшиеся в иллюминаторе дома, дороги и машины стали стремительно уменьшаться в размерах и вскоре облака закрыли всю панораму земли. Всего полтора часа лёта и самолёт приземлился в аэропорту Храброво, затем микроавтобус и получасовая поездка к гостинице. «Кранц», так она называлась. Именно такое имя носил Зеленоградск до второй мировой войны, когда здесь была Восточная Пруссия. Городу Кранцу повезло, никаких крупных военных операций во время войны в городе и рядом с ним не проводилось, сильным бомбёжкам он не подвергался, поэтому практически не был разрушен, как многие немецкие города. Сохранившиеся рядом с побережьем довоенные домики и скверы вместе с булыжными мостовыми создавали городу тот привлекательный немецкий колорит, который и привлекал сюда туристов. Хотелось бы отметить, что кроме многочисленной зелени, цветов, деревьев и красивых домиков, особенностью Зеленоградска, по крайней мере его прибрежной части, было то, что здесь был установлен культ котов. Практически все торцы зданий были расписаны красивыми изображениями пушистых хвостатых четвероногих. В городе было очень много кошек, которые очень вольготно чувствовали себя здесь. На центральной пешеходной улице для них даже сделали небольшой городок, состоящий из нескольких маленьких двухэтажных домиков с круглыми окнами, где, похоже, кошки и проводили ненастные дни и отдыхали. Около городка стояло два маленьких светофора с зелёным и красным светом для перехода, на фонарях были изображены коты. Это было очень оригинально, и многие туристы фотографировались в этом городке пушистиков вместе с четвероногими жителями. Рядом с городком стоял автомат по продаже кошачьего корма, и люди часто покупали пакетики и давали кошкам, чтобы те полакомились вкусным угощением.

Первые три дня стояла великолепная погода, море было спокойным, светило солнце, и Михаил с Ярминой проводили время на пляже. Небольшие волны накатывались на берег, переворачивая маленькую гальку, перемешивая её с песком. Температура воздуха была около двадцати пяти градусов, море было тёплым и все вокруг купались, наслаждаясь солёной прохладой морской воды, покачиваясь на небольших волнах. В следующие два дня погода начала меняться, ветер подогнал облака, которые местами стали синеть, темнеть и собираться в свинцовые тучи. На побережье прошли кратковременные дожди и грозы. Сильный ветер поднял волны, и они большими зелёными громадами, с белой пеной на верхушках, стали неистово бить по волнорезам, установленным вдоль всего берега. Практически весь песчаный пляж покрылся водой. Прогуливающиеся вдоль берега люди были уже не в лёгкой одежде, а утеплились кофтами, ветровками и куртками. По набережной вдоль пляжа ходили спасатели и в громкоговорители предупреждали отдыхающих о том, что купание запрещено, это сопряжено с риском для жизни.

Михаилу с Ярминой не сиделось в гостинице, несмотря на ненастье, не для этого же они прилетели, и они тоже вышли прогуляться к морю. На это раз они прошли весь городской парк и двинулись вдоль побережья по установленной деревянной дорожке для отдыхающих.

— Наверно сегодня такие большие волны, что вынесут на берег немало янтаря, -сказал Михаил, -вон, видишь народ вдоль берега ходит по колено в воде и осматривает прибрежный песок.

— Ну это наверно местные, они знают где и как искать, -ответила Ярмина.

Они шли вдоль берега всё дальше и дальше от городских пляжей. Минут через двадцать Ярмина вскрикнула:

— Смотри, смотри! Видишь, вон там, около больших валунов, что это?

— Что-то не вижу ничего, -ответил Михаил, пристально всматриваясь в набегающие на берег волны сквозь свои очки.

Ярмина повернула его голову и указала рукой на странный чернеющий цилиндрический предмет, размером, наверное, чуть меньше метра.

— Что это может быть?

— Да, вижу. Это тюленёнок. Ему похоже не выбраться из-за крупных камней обратно в море.

— Но может всё-таки выберется?

Они стали смотреть на тюленя. Волны с каким-то остервенением били в камни, между которых застрял тюлень. Наверно он уже был ранен и обессилел от борьбы со стихией.

— Ему не выбраться самому. Я не могу на это смотреть, -сказал Михаил минут через пять.

Он быстро снял куртку, рубашку и брюки, и бросился к застрявшему

тюленю. Сильные волны сбивали с ног, Михаил еле удерживал равновесие. Камни под водой были скользкими и местами острыми. Наступая на них, Михаил несколько раз поранил себе ноги. Очки на носу еле держались и были все забрызганы морской водой.

Но вот он и добрался до тюленёнка. У него был красноватый бок, похоже тюлень был ранен ударом о камни, и он отчаянно пытался выбраться из каменного плена.

— А ты брат не такой уж и маленький, килограммов тридцать будешь, -сказал Михаил, пытаясь приподнять его над камнями.

С третьей или четвёртой попытки ему удалось поднять и перенести тюленёнка через большие камни, который даже не разу не дёрнулся в руках Михаила, наверно понял, что ему хотят помочь. Михаил сделал несколько шагов вперёд от больших камней и отпустил животное. Тюлень нырнул во встречную волну, работая своими ластами. Не успел Михаил сказать ему прощальное слово, как огромная волна сбила его с ног. Вынырнув из-под воды он обнаружил, что у него нет очков. С трудом выбравшись на берег, он начал их искать, надеясь, что волны вынесут его очки на берег. Михаил ходил туда-сюда минут пятнадцать, но очков так и не нашёл. Когда он решил закончить поиски, под ноги ему попался странный небольшой камушек желтоватого цвета, сантиметров четырёх-пяти в диаметре.

— Да это же янтарь! -воскликнул Михаил, повертев его в руках и как следует рассмотрев.

— Наверно у морского царя стало плохо со зрением последнее время и он решил взять мои очки, а расплатился за них янтарём, не иначе, -подумал Михаил, -честный обмен.

На следующий день они с женой улетали обратно в Питер, отдых закончился. Когда выходили из гостиницы, увидели ёжика, сидящего недалеко от крыльца, куда он приходил подкрепляться молоком, которым его угощали постояльцы отеля.

— Проводить нас пришёл? Ну до свидания, колючий дружок, до свидания Зеленоградск, до свидания Балтийское море.

Благотворители

Белый свет, тишина и ничего вокруг, нет никаких чувств. Непонятное состояние абсолютного покоя вдруг сменилось острой пронизывающей болью. Он вдруг почувствовал своё тело, раздираемое на части неведомой силой, как ему казалось. Он закричал и попытался встать, но руки и ноги не слушались, ему не удалось даже приподнять голову. Где он, что случилось? Cознание постепенно стало возвращаться к нему через острые приступы изматывающей боли. В памяти стала всплывать картина погони, от которой он пытался уйти в своём мерседесе на большой скорости. Вой полицейских сирен и мерцание сине-красных огней в боковых зеркалах его машины, крики полиции через громкоговоритель, крутые повороты, визг шин. Всё внезапно прекратилось после сильного лобового удара — он врезался во встречный грузовик. Теперь больничная палата. Он повернул голову и увидел, что его левая рука пристёгнута наручником к металлическому ограждению больничной койки. В палате он один. Кроме электронного медицинского оборудования с монитором и подключёнными датчиками к его телу да капельницы, стоящей рядом с его койкой, в палате ничего не было. Светлые голые стены, плохо покрашенный потолок, какие-то старенькие тюлевые занавески на окнах, явно не палата люкс. Из- за окон доносился шум листвы, наверно на улице был сильный ветер. Через некоторое время вошла медсестра в белом халате, катившая перед собой небольшую тележку с лекарствами и шприцами. Она увидела, что он очнулся и спросила, как он себя чувствует. Александр ничего не ответил, только моргнул глазами. Сестра взяла шприц, набрала в него светло-коричневую жидкость из ампулы, у которой ловко отломила тонкое горлышко, и воткнула иголку в трубку капельницы. После этого он погрузился в какой-то полусон. Боль понемногу стала утихать и Александр стал вспоминать с чего всё началось.

С Толей он познакомился случайно, на акции протеста, которая проходила в Питере по поводу начала войны на Донбассе. Тогда на Невский проспект вышли многие оппозиционеры с плакатами и требованиями прекращения братоубийственной войны в Украине. Протестующие держали в руках синие и жёлтые воздушные шарики, символизирующие цвет Украинского флага. Полиция и росгвардейцы разогнали в тот день демонстрантов, некоторых задержали и повезли в полицейский участок центрального района города для оформления протоколов об административном правонарушении, ведь проводимая акция протеста была не согласована с властями. В числе задержанных оказались и Александр с Анатолием. Именно в камере, куда их поместили после задержания они и познакомились. Толик был предпринимателем, его посредническая фирма занималась госзакупками. Они разговорились по поводу плачевного состояния экономики страны, медицины, образования, положения людей, теряющих работу, и главное — по поводу детских домов и брошенных детей. Александр сказал тогда Анатолию, что не раз переводил деньги и на лечение детям, и в помощь благотворительным фондам, и в детские дома. Толик же признался, что ни разу не переводил никому деньги. Он не верил в то, что перечисленные людьми деньги идут именно тому, кому на помощь их собирают. Анатолий рассказал, что не раз видел в соцсетях, фейсбуке и инстаграм, страницы руководителей и работников благотворительных фондов, на которых они выкладывали фотки своих коттеджей, автомобилей, курортов, где они отдыхают не по разу в год, да ещё и со своими родственниками.

— Ты посмотри, как они живут, — говорил Толик, — ни в чём себе не отказывают, едят и пьют всласть, шикарно отдыхают. И ты думаешь, что они все деньги, которые перечисляют в их фонды тратят на благотворительность? — Но может они успешные бизнесмены и занимаются благотворительностью по доброте души? — пытался возразить Александр.

— Я тоже сначала так думал, но прочитав серию статей независимых журналистов об этих фондах, с фотографиями документов и изложением фактов, понял — это просто обычный бизнес за ширмой благотворительности. Устроители и работники этих фондов, в большинстве своём, используют их только для личного обогащения. Они нигде больше не работают, выписывают себе большие зарплаты и премии из денег фондов. Да, конечно, им приходится иногда и по детским домам ездить, и по интернатам, и по колониям. Везде они не забывают фотографироваться и выкладывать фотки в интернет, чтобы люди и различные коммерческие фирмы видели их «бурную деятельность» и побольше денег перечисляли на счета их фондов, да ещё гранты от государства получают. Но суть остаётся одна — их личная выгода, и не говори мне о доброте их души, не верю.

В тот вечер у них и зародилась идея создать свой благотворительный фонд, они бы точно не допустили, чтобы помощь людей уходила в карманы

сборщиков средств. В течении следующей недели они через интернет собрали информацию о благотворительных организациях Санкт-Петербурга и области, и разбирались как зарегистрировать такую организацию, что для этого нужно. Кроме того, они решили поездить по Питеру и области, выяснить, какие детские дома и дома инвалидов есть, в каких условиях там живут брошенные дети, сироты и инвалиды. Подготовку документов и регистрацию создаваемого некоммерческого фонда взял на себя Анатолий, он лучше разбирался во взаимодействиях с госорганами, так как его основная работа и связана с госзакупками и документальным оформлением сделок. Александр же был заведующим отделом в хозяйственном магазине, хоть и имел высшее техническое образование. Но его судьба так сложилась. В девяностые годы многих инженеров уволили с закрывающихся предприятий и люди оказались на улице. Чтобы выживать и содержать семью, большинство «технарей» подалось в сферу торговли. Времена были трудные, но после распада СССР и падения коммунистического режима, многие поверили, что жизнь простых людей в стране изменится к лучшему. Но последующие годы показали, что эти ожидания оказались напрасными. Все те, кто правил страной до распада СССР, и дальше продолжали так же править, просто сменив лозунг построения развитого социализма на лозунг построения развитого капитализма.

Прошло без малого пять лет. Благотворительный фонд «На благо России», созданный Александром и Анатолием просто «процветал». Многомиллионные обороты, больше десятка сотрудников, государственные субсидии, большое количество коммерческих организаций, поддерживающих их фонд. Для Александра оставалось загадкой, как Анатолию всё это удалось в столь короткое время, ведь именно его стараниями фонд добился таких успехов. Александр уже четыре года, как бросил работу в своём хозяйственном магазине. Он постоянно разъезжал по детским домам, приютам, больницам города и области. Развозил игрушки и одежду для детей, продукты, устраивал благотворительные концерты и выступления артистов. Кроме того, он собирал и отправлял посылки на собранные средства фонда. Первые два года работы в фонде не вызывали у него никаких сомнений в том, что они с Анатолием делают необходимую, полезную и честную работу на благо людей. Но потом, он стал замечать, что их зарплаты в фонде стали расти, «как на дрожжах», кроме того, Атанолий стал выписывать им громадные премии. На вопрос Александра, почему вдруг так увеличилась их зарплата, тот объяснил, что это временно, потому, как предвидится тяжёлый период с финансами в фонде, и надо сделать «подушку безопасности» про запас.

— Просто я подумал, — сказал Александр, — не уподобляемся ли мы всем остальным руководителям благотворительных фондов, раздувая расходы на зарплаты себе и сотрудникам?

— Нет, конечно, — отвечал Анатолий, — я же сказал, что это временный «хлебный» период, его надо использовать для того, чтобы пережить тяжёлые времена и сделать себе небольшой резерв.

Александр не был в курсе финансового состояния фонда. Всеми финансами управлял Анатолий и взятый им на работу бухгалтер.

Но время шло, а обещанный «тяжёлый период всё не наступал.» Их заработки увеличились чуть ли не в десять раз. В фонде стали появляться какие-то бизнесмены, заключающие многочисленные договора с фондом. Причина такого непонятного наплыва компаний в фонд насторожила Александра, но на его вопросы Анатолий отшучивался:

— Ну видишь, ли, не только мы с тобой любим детей и хотим делать добрые дела.

Ещё более его обеспокоила просьба Анатолия лично отвезти дипломат с документами и деньгами в Подмосковье.

— Это нужно для нашего дела, — объяснил Анатолий. Просто одна компания не может перевести деньги со своего счёта в детдом, и просили отвезти наличные директору, лучше, если ты это сделаешь, а не кто-либо из сотрудников.

— Хорошо, не вопрос, отвезу.

Время шло и Александр постепенно потерял ту обеспокоенность и «неуютность» в душе от своих высоких заработков в благотворительном фонде. Он стал в основном заниматься организационной работой с сотрудниками, и практически перестал выезжать в детские дома и больницы сам. Ездил он теперь только с поручениями Анатолия — перевезти «наличку» от компаний. Со временем он даже перестал интересоваться, почему столько организаций не могут сами сделать переводы в детские дома, больницы и приюты. Ему стало неудобно об этом думать. Он купил себе квартиру, стал хорошо одеваться, дважды за последний год съездил отдыхать за границу. Однажды Анатолий подошёл к нему утром и сказал:

— Вот, возьми, это тебе, -он протянул Александру ключи от машины и папку с документами, — наши спонсоры тебе презентовали новенький мерседес за отличную работу в фонде.

— Не слишком ли это? — машинально задал вопрос Александр.

— Перестань скромничать, ты столько лет работал как лошадь, ты заслужил.

В этот раз внутренний голос Александра замолчал по поводу дорогого подарка. Он наверно уже давно привык и к высоким заработкам в фонде и к методам его работы.

Шло время, дела фонда всё время шли «в гору». Деньги текли рекой. Александр понимал, что у фонда не всё безоблачно на финансовом поприще и их большие деньги могут привести к большим проблемам, но остановиться или уволится из фонда всё никак не решался. И вот однажды утром Анатолий позвонил ему о закричал в трубку:

— Срочно поезжай в наш офис. Посмотри, если там никого из силовиков ещё нет, достань из сейфа папки с документами и дипломат, отвези куда-нибудь и спрячь. Ко мне домой пришли из следственного комитета, пока не знаю по какому поводу, но думаю скорее всего по делам фонда. Поторопись!

— Понял, — ответил Александр и бегом спустился к машине.

До офиса доехал быстро. Вошёл в здание, поднялся на лифте на третий этаж, вышел и оглядел коридор. Никого не было вокруг. Быстро подошёл к двери офиса и с опаской открыл её. В кабинете сидела, как обычно секретарша. Он поздоровался с ней и пошёл в кабинет Анатолия. Быстро достал ключи, открыл сейф и сложил четыре папки с документами, ноутбук и дипломат в большую спортивную сумку, которую захватил из дома. Выходя из дверей офиса в коридор, он заметил, что из лифта выходят двое высоких мужчин и полицейские в форме. Он тут же быстро повернул на лестницу, поднялся этажом выше и выбежал на крышу дома.

— Если это в фонд, то все выходы из здания наверняка перекрыты, — подумал он.

С крыши здания, где располагался офис фонда, был переход на соседнее, о котором мало кто знал. Он решил им воспользоваться. С крыши он взглянул вниз и увидел, что у входа стоят две полицейские машины с включёнными мигалками.

— Ну точно по нашу душу, как Толик и предупреждал, — мелькнуло у Александра в голове, — надо рвать отсюда скорее.

Он быстро спустился по пожарной лестнице соседнего здания и выбежал в переулок, где предусмотрительно оставил свой мерседес, сообразив, что близко подъезжать к офису опасно. Сел за руль, завёл машину, кинул сумку на заднее сиденье и «утопил» педаль газа. Шины завизжали от резкого набора скорости. Вырулив на проспект, он оглянулся назад, за ним никто не ехал.

— Надо за город выехать, только без превышения, не торопясь, чтобы не остановили. Там подумаю, что дальше предпринять.

Какое-то время он ехал и оглядывался, убеждаясь, что его никто не преследует. Но выехав на Выборгское шоссе, он заметил, что за ним увязались две полицейские машины с включёнными мигалками и сиренами.

— Может на скорости удастся от них оторваться, — мелькнуло в голове Александра.

Погоня продлилась недолго. На очередном повороте, обгоняя впереди идущую маршрутку, он резко выехал на «встречку» и «лоб в лоб» столкнулся с грузовиком.

Вот теперь эта больничная палата. Да, похоже он остался в живых. Но что дальше — инвалидность, тюрьма, сломанная жизнь, и стоили ли те два года шикарной жизни этого? Может это та расплата за их с Толиком жадность и нарушение обещания честно вести дела благотворительного фонда, помогая людям?

Он вспомнил слова из книги О’Генри — “ Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу».

Фонарь

Весна в Дагестане в этом году началась раньше обычного. Сельские поля вспахали и подготовили к посевам, и чёрные борозды исполосовали всё вокруг. Земля здесь бала не очень хорошая — много глинозёма, и, когда шли дожди, было невозможно пройти по полю, земля большими комьями прилипала к обуви, не давая возможности переставлять ноги. Ходить можно было только по грунтовой дороге, утрамбованной тракторами и машинами. Все деревья покрылись зеленью, зацвели, оделись, как всегда, в прекрасные весенние наряды. Вокруг всё распускалось и радовалось тёплому весеннему солнышку, а птицы не смолкали весь день, их бесконечные трели были слышны до темноты. Эта ночь запомнилась жителям села Авадан, расположенного недалеко от Дербента, среди множество других ночей. Днём на окраине села играли свадьбу, музыка и веселье продолжались до глубокой ночи. И наконец, когда все угомонились и легли спать, погасив свет, село погрузилось в темноту и сон. Только на столбе участка Мукановых горел одинокий фонарь, своим жёлтым глазом вглядываясь в ночную пелену. Пошёл дождь и стал отбивать по крышам домов своё мокрое печальное танго. Под этот однообразный шум хорошо спалось. В семье Мукановых было восемь детей, дом небольшой, но уютный, места хватало всем. И вот, посреди ночи, все по очереди стали просыпаться от того, что среди монотонного ритма дождя, стали слышны какие-то стоны, доносящиеся рядом с домом. Женская половина дома даже немного перепугалась, но мама семейства сказала, что не стоит беспокоиться.

— Это наверно опять дядя Несребек крепко набрался и не дошёл до своего дома, — пыталась она успокоить дочерей, — ложитесь спать.

Но стоны не прекращались и было не похоже, что стонущий человек собирается куда-то уходить. Уже почти час прошёл, и под сильным ливнем можно было замёрзнуть, простудиться и заболеть. Дядя Несребек был очень добрым и хорошим человеком, никогда ни с кем не ругался и не конфликтовал, единственным его недостатком было пристрастие к спиртному. Редко, когда его видели трезвым. Особенно сильно он стал пить после того, как погиб в Афганистане его единственный сын. Ярмина, средняя дочь Мукановых, помнила, как провожали в армию Фархата. Его мать Гюльчмен, сильно тогда его обняла и долго не хотела отпускать от себя, а когда женщины всё-таки еле освободили Фархата из её объятий, она стала рыдать, как будто бы почувствовала, что больше не увидит его живым. Фархата направили служить в ГДР — Германскую Демократическую республику, это было, казалось, очень удачным местом для службы. Там и условия были несравнимо лучше, чем в СССР, и кормили великолепно, и возможность посмотреть другую страну была, когда солдаты получали увольнительную. Каким образом Фархат потом оказался в Афганистане, для всех осталось загадкой.

В то время его отец, Несребек, работал на станции Араблинка. После ухода в армию сына, он купил ослика и назвал его Наташей. Почему он дал ослику такое имя, никто не знал, а сам он не рассказывал. Он очень любил и баловал Наташу, за что та ему отвечала взаимностью и всегда и везде ходила за Несребеком, как хвостик. Несребек всё время носил тельняшку, за что и получил прозвище «моряк». Односельчане так и говорили, когда встречали его с осликом: «Смотрите, наш моряк с Наташей идут». В Араблинке Несребек занимался погрузкой и разгрузкой скота, который отправляли на дальние Кизлярские пастбища, а также разгрузкой кормов. Иногда он прихватывал небольшой мешок комбикорма для Машки, грузил его ей на спину и отправлял одну домой.

— Неси домой! — достаточно было ему сказать Наташе, и та покорно шла одна до их дома все шесть километров, не сбиваясь с пути и не останавливаясь.

По дороге встречающиеся односельчане всегда приветствовали её.

— Наташа, здравствуй, наверно домой идёшь? Смотри мешок не урони, а то Несребек огорчится.

Но не было случая, чтобы Наташа хоть раз уронила мешок, который ей поручал доставлять домой её любимый хозяин.

За две недели до демобилизации Фархата из армии, на станцию Араблинка пришла телеграмма, адресованная его отцу, в которой сообщалось, что его сын героически погиб в Афганистане, и что через неделю на станцию будет доставлено его тело. В тот день Несребек, как всегда, работал на станции и телеграфист, давно знавший его, передал ему телеграмму лично со словами соболезнования. Тогда Несребек сильно напился. Когда вечером чуть живой он возвращался домой в Авадан, его встретил председатель сельсовета Султан и очень удивился его виду, но потом узнав, что случилось, всё понял. Он тогда вечером подошёл к Ярмине, которая работала почтальоном в селе Авадан, и спросил, не она ли передала телеграмму с печальной новостью отцу Фархата, но она сказала, что не передавала. Ей приходилось таскать мешки с почтой, иногда и очень тяжёлые, аж за шесть километров с Араблинки, почти каждый день. А устроилась она на работу почтальоном ещё учась в школе, чтобы помочь своей многочисленной семье. Когда мать Фархата узнала о своём сыне, несколько дней подряд рыдала, и соседи никак не могли её успокоить. Встречать тело её сына на станцию Араблинка пошли почти всем селом. Это ведь была первая смерть на войне, и никто не мог не переживать за погибшего. На похороны Фархата жители села шли с молодыми зелёными саженцами в руках, повязанными белыми лентами.

Но вернёмся к ночному происшествию и стонущему посреди ночи незнакомцу у дома Мукановых. Ярмина тогда первая сказала старшему брату Эльдару, чтобы он пошёл и посмотрел, кто среди ночи так сильно стонет около их дома. Но он побоялся идти один и взял с собой Камала — среднего брата. Когда они вернулись в дом, сказали, что за воротами на земле лежит незнакомец, весь грязный, ничего не говорит, на вопросы не отвечает, только стонет.

— Послушайте, надо его в дом занести, — сказала Ярмина.

— Ага, а если он ещё не дай Бог помрёт, мы отвечать будем? — ответил Эльдар.

— Ну сходи тогда к соседям, возьми кого-нибудь в свидетели, если боишься, — посоветовала Ярмина.

— Ладно, пойду дядю Ашума позову.

Ашум был сельским учителем и пользовался авторитетом в селе, поэтому Эльдар направился к нему, да и жил он рядом, далеко не надо было ходить. Через минут пять он вернулся и сказал, что учитель отказался приходить посреди ночи. Тогда было решено всё-таки незнакомца занести в дом. Мужчины занесли его на свою половину дома, раздели, помыли и уложили в кровать. Незнакомец так в себя и не пришёл. Рано утром всё село непонятным образом облетела весть о незнакомце, и в доме Мукановых собралось много народу. Все сидели и обсуждали ночное происшествие с незнакомцем и гадали кто он и откуда взялся. Наконец кто-то сказал, что видел его вчера на свадьбе. Через пару часов незнакомец очнулся и смог уже говорить. Рассказ его всё объяснил присутствующим. Сам он с соседнего села Рутул, его пригласили на свадьбу, и он вчера пришёл на празднование этого события. Он поздравил жениха и невесту, как полагается, и тост за тостом «опрокидывал» рюмку за рюмкой. Помнит, что уже вечером, когда стемнело, он повздорил с несколькими гостями, и решил уйти. Он направился прямиком через поля на трассу Баку-Ростов, которая проходила в паре километров от села, чтобы по ней уже дойти до своего села. Вдалеке слышался шум проезжающих машин, и он не боялся заблудиться в темноте. Но перепаханная земля была сырая и скользкая после дождя, которой пошёл сразу после его выхода из села, и после того, как он преодолел метров пятьсот по полю, на его ботинки налипло такое количество земли вперемешку с глиной, что стало трудно ноги передвигать. Он часто стал подать на землю, весь перепачкался с ног до головы, и вскоре уже выбился из сил. Большое количество выпитого спиртного тоже давало о себе знать. Тогда он решил вернуться в село, но когда обернулся, то увидел, что его окружает сплошная темнота. Только вдалеке горел маленький жёлтый огонёк, на него он и пошёл, словно ночной мотылёк на свет. Из последних сил, падая по дороге и вытаскивая ноги из прилипающей земли, он наконец, чуть ли не ползком добрался до забора, за которым горел одинокий фонарь, а потом потерял сознание.

— Спасибо хозяевам, что вышли и подобрали меня ночью, а то бы плохо мне пришлось. И если бы не этот фонарь, не знаю как бы я до села дополз, наверно сгинул бы в этой ночной темноте среди полей под проливным дождём.

Фиктивный брак

Тяжеловато женщине, прожившей всю жизнь в семье, остаться вдруг одной. Неля никогда и не думала, что так случиться. Виталий, в своё время, просто увёл её из первой семьи, она бросила первого мужа, когда сыну было ещё два годика и поддалась захватившему её чувству без оглядки. Они поженились и жили долго и счастливо. Её сына от первого брака он любил и воспитал, как своего, ни в чём практически ему не отказывая. Много лет они прожили втроём в Германии, тогда ещё ГДР, как называли восточную зону. Виталий там служил в советской воинской части сначала в чине капитана, а потом получил звание майора. Сын Дима воспитывался в духе законности и высокой морали. Он учился в русскоязычной школе при воинской части. Всё у них было великолепно, но, как говориться, как гром с небес, с приходом Михаила Горбачёва к власти в СССР началась пресловутая перестройка, а затем произошёл развал Советского Союза на отдельные государства. И вот, воинскую часть, где служил Виталий, а Неля работала учительницей музыки, расформировывали и отправили всех обратно в Россию. Да, это был неожиданный удар судьбы. И всё бы ничего, ну Россия, родина всё-таки, но Виталия увольняют со службы в запас. Теперь он без работы, а она с маленькой зарплатой учительницы. Какое-то время Виталий пытался перебиваться временными заработками, но приличную работу найти долго не мог. Он стал часто выпивать. У Димы тоже жизнь не особо складывалась в Питере, куда они перебрались после возвращения из-за границы, хотя он подружился с одним мальчиком, с которым встретился на дискотеке в клубе. Отношения в семье стали натянутыми до предела, как струна, которая может лопнуть в любую минуту.

— Я хочу вернуться назад в Германию, — однажды сказал Виталий.

— Но как? -спросила Неля, -ведь там теперь единая германия — ФРГ. Нет никого, кто помог бы нам там на первых порах, пока хоть как-то устроимся и привыкнем к новой жизни. Ни работы, ни гражданства. Да и накопления наши все ушли на покупку квартиры в Питере. Нет ни денег, ни связей. Как ты себе это представляешь?

— Пока не знаю, но наверняка знаю одно — здесь, в России, я жить точно не буду!

Время шло, Виталий всё больше «уходил в себя». Друзей в Питере у него не было, не с кем было отвести душу и свои временные неудачи он постоянно компенсировал употреблением спиртного. Они стали отдаляться друг от друга. Дима тоже стал очень редко общаться с приёмным отцом. Неля понимала, что долго так продолжаться не может, и у неё в голове созрел план как угодить мужу и попытаться сохранить их отношения. Такое уже не раз бывало в жизни, и она ничего особенного не придумала, но применительно к их ситуации, ей казалось, что это будет удачный выход из создавшегося положения.

— Фиктивный брак с немкой, вот что нам надо! — эта мысль мелькнула у неё как раз 23 февраля — в день Армии и флота.

Она, после того, как поздравила с утра мужа, вспомнила об их жизни в Германии, в гарнизоне, как они справляли вместе с местными жителями каждый год этот праздник. Туда приходили и немки, работающие в части, и тех, кого пригласили по знакомству. Угощение на столах было не особо шикарным, но не этим прельщал праздник служащих в части и местных женщин, а возможностью познакомиться, потанцевать и вместе провести время. Неля помнила, как некая фрау Дитмар, работающая учительницей немецкого языка в их русской школе, просто не давала прохода её мужу, постоянно приглашая его то на танец, то выпить с ней в баре. В своём коротком платье с глубоким декольте она выглядела даже несколько вызывающе, хотя другие немки тоже не проявляли пуританства в нарядах. Она тогда явно «запала» на Виталия. Неле стоило большой выдержки и немалых, можно сказать, дипломатических усилий и такта, чтобы на праздничном вечере не устроить маленький скандал по этому поводу. Воспоминания об этом вечере и навели её на мысль о том, что можно предложить мужу заключить фиктивный с его стороны брак с немкой, чтобы получить немецкое гражданство и перебраться на жительство в Германию. А уж потом он сможет развестись и перевести туда на жительство Нелю и Диму. Фрау Дитмар была наилучшей для этого кандидаткой — ей безумно нравился Виталий, она была вдовой, у неё был свой большой дом с хозяйством недалеко от Дрездена, с которым она одна не справлялась и всегда просила помочь ей офицеров с советской воинской части, но теперь-то части уже не было и как она выкручивалась со своим большим хозяйством не понятно. План, конечно, был неплохой, но всё зависело от того, как на это посмотрит Виталий, не вышла ли замуж фрау Дитмар и захочет ли она завязать с ним отношения.

— Знаешь, я согласен, мне понравилась твоя задумка, -на удивление легко и быстро согласился Виталий на её предложение и план.

Они вместе составили и написали от его имени письмо фрау Дитмар, где указали, что он теперь разведён и жаждет вновь увидеть ту самую учительницу, которая когда-то ему так безумно понравилась на празднике в их части. К радости супругов через две с половиной недели Виталий получил от фрау Дитмар письмо, в котором она приглашала его приехать и погостить у неё и написала свой номер телефона.

— Сработало, она клюнула! — обрадовались Виталий и Неля.

Теперь надо было действовать по плану. Они пошли в загс и подали заявление на развод. После этого Неля пошла и оформила на себя потребительский кредит, чтобы и билет мужу в Германию купить и с собой в дорогу денег дать. Прошёл месяц, и они получили паспорта со штампами о разводе. После этого быстро оформили загранпаспорт Виталию и купили ему билет до Берлина. Оттуда до Дрездена можно было добраться автобусом. За это время он неоднократно звонил в Дрезден фрау Дитмар и всячески старался «запудрить» ей голову тем, как он с нетерпением ждёт их встречи и хочет увидеться. Но вот настал и день его отлёта. Ночью они оба плохо спали. Неля почему-то неоднократно спрашивала:

— Ты меня любишь, ты правда всё устроишь по нашему плану?

— Ну конечно, дорогая, всё будет хорошо, а как же ещё! — отвечал Виталий.

Когда на следующий день в аэропорту они обнялись на прощание и поцеловались, ей вдруг показалось, что она больше никогда не увидит Виталия.

— Прощай! -крикнула она ему, когда он уходил с паспортного контроля.

— Что это ещё за «прощай»? Не прощай, а до свидания! — помахал он рукой в ответ и послал ей воздушный поцелуй.

Она долго потом смотрела на улетающий самолёт, увозящий в Германию её мужа. Как теперь сложится их судьба, пройдёт ли всё по их плану или нет, было не понятно. Но ведь именно она придумала этот план, что же теперь сожалеть? Что сделано, то сделано.

Прошло больше года. За это время Виталий позвонил два раза и написал три письма. Ничего о дальнейших планах он не рассказывал. Просто спрашивал, как здоровье её и Димы, ещё писал о трудностях жизни в Германии. Нина подумала, что окончательно и навсегда потеряла Виталия. Она перестала следить за собой, впала в депрессию и потеряла всякий интерес к жизни. Все дела по дому и на работе выполняла как какой-то автомат, только по мере крайней необходимости. Но тут пришло четвёртое письмо от Виталия, в котором он написал, что они оформили официальный брак с фрау Дитмар и он уже устроился на работу недалеко от Дрездена переводчиком. С ним всё в порядке, и он очень скучает по Неле и Диме и намерен осуществить их план. Неля несколько раз перечитывала это письмо и слёзы катились у неё из глаз. Ведь она за прошедшие месяцы перестала уже верить в то, что они с Виталием когда-либо будут снова вместе. Спустя несколько недель после его отлёта в Германию она вдруг осознала всю глупость своего плана и уже не верила в его осуществление. Но ей тогда очень хотелось, чтобы хоть его мечта — жить в Германии-осуществилась. И вот теперь это письмо возвращало ей надежду на их совместное будущее. Прошёл ещё год. Как раз под католическое рождество она получила письмо из Германии.

— Всё в порядке, я уже развёлся, — писал Виталий.-жильё есть, работа есть, так что готовьтесь с Димой переезжать из России ко мне. Жду с нетерпением, когда же вновь вас обниму.

— Боже мой, неужели всё получилось, как Мы хотели? -подумала Неля.-

Но куда я теперь дену больную маму?

Два месяца, как она привезла маму из деревни и теперь та жила с ней и Димой в их квартире в Петербурге, ведь больше родственников у них не было. У мамы нашли рак костей, уже на последней стадии развития, начались метастазы. Ноги её разбухли, и она уже сама не могла передвигаться. Её не забирали в больницу, потому как возраст уже был солидный — за семьдесят пять, и врачи сказали, что ничего с её болезнью сделать уже нельзя. Ей выписали обезболивающие лекарства, и медсестра два раза в день приходила из районной поликлиники делать ей уколы.

— Всё пропало, всё пропало, -подумала Неля.

Она позвонила по указанному в письме Виталия телефону, и объяснила ситуацию.

— Ну ладно, делать нечего, придётся подождать, пока твоя мама жива. В Германию с такой болезнью нам её вывести не удастся, -ответил Виталий, -держись, скоро тебе денег немного вышлю. Я может через месяц смогу прилететь на недельку в Россию, в Питер.

Это был последний их разговор. Больше никаких вестей из Германии от Виталия она не получала. Потом, спустя несколько дней, она не раз пыталась звонить по телефону, указанному в письме, Виталию, но чужой голос на немецком языке объяснял, что никакого Виталия по этому номеру нет. На её письма тоже не было ответа. Мама через пять месяцев умерла. На её похоронах практически никого не было — только Дима, соседка да сосед по лестничной клетке, которых она попросила помочь ей в столь печальный для неё день. А ещё, через четыре месяца, Дима собрался улетать в Соединённые Штаты на учёбу. Его единственный друг из Питера через своего отца, какого- то местного босса, живущего давно в Штатах, устроил им приглашение на учёбу в Мичиганский университет и оплачивал их перелёт в США. Конечно же Неля не могла не опустить сына. Что его ждало здесь, в России, которая была чужда ему, и он не считал её родиной? Он ведь вырос в Германии. Это был для него шанс, подарок судьбы, который выпадает только раз в жизни, и не каждому, тем более, что английским языком Дима владел в совершенстве. -Мама, всё будет хорошо, буду учиться и работать, как-нибудь приеду на каникулы. Буду тебе очень -очень часто писать и звонить!

Она провожала сына со слезами на глазах, понимая, что остаётся одна и может быть уже навсегда…

Удачник

Вот мне и перевалило за шестьдесят. Возраст, когда, пожалуй, пора подводить итоги — чего достиг, что совершил, что имеешь. Многие скажут, что я неудачник, потому что у меня ничего нет — ни своего жилья, никакого ценного имущества, а только обувь, да кое-какая одежда. И особых высот в своей профессиональной деятельности я не достиг, практически всю жизнь отработал инженером. Да, насчёт имущества, я забыл про скрипку, которую подарили мне мама с бабушкой, когда я заканчивал в детстве музыкальную школу. Она самое дорогое, что у меня есть из вещей, но ценность её не в стоимости, а в памяти о моих родителях. В музыкальную школу меня всегда водила по вечерам бабушка после работы, а также следила, чтобы я прилежно занимался. Родители наверно хотели, чтобы я стал музыкантом, однако жизнь распорядилась по-другому. Конечно, профессиональным музыкантом я не стал, но любовь к музыке и скрипке я пронёс сквозь все свои годы. Неудачником я себя не считаю, потому как ещё с детства родители научили меня главному в жизни — ' твой самый драгоценный капитал — это твои добрые дела», -говорила моя прабабушка, которая и занималась моим воспитанием вместе с мамой. Именно она, Анна Фёдоровна, с раннего моего детства была всегда со мной и учила меня ценить и любить окружающий мир и людей, стараться всегда помогать им.

— Не копи богатства на земле, а копи на небе, — говорила она, — после окончания жизни с собой ничего не унесёшь.

Прабабушка была человеком верующим, хотя в церковь ходила не часто, но в главные православные праздники всегда бывала на службах. Правда, признаться, не всегда мне удавалось следовать её учениям, но кто без греха, все мы люди, и иногда в обиде или в приступе гнева, бывало, и накричишь на человека, который, в свою очередь до этого, обидел тебя.

Одевалась моя прабабушка очень просто, я помню её тёмно-коричневое платье в белый горошек, в котором она приезжала к нам на квартиру, чтобы сидеть со мной, пока мама и бабушка были на работе. Отец ушёл от меня рано, когда мне было лет шесть. Почему они расстались с мамой, толком не знаю. С моей точки зрения они оба были хорошими людьми, пусть и с недостатками, но добрыми и хорошими. Как мне кажется, отец не смог смириться и ничего сделать с тем, что мама пристрастилась к спиртному, наверно поэтому. Но я их не осуждаю, это их жизнь, им и решать, как было ей распорядиться.