Бесплатный фрагмент - Коллекционеры цветных душ

КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ ЦВЕТНЫХ ДУШ

Посвящаю Денису,

другу, спутнику, Судьбе

«Я утону в сырых и серых буднях, коллекционируя цветные души…»

DIS FECIT

Белый день…

А в этом было даже нечто красивое, если присмотреться.

Тёмные ветви, лишённые листьев, создавали свод, обрамляющий небо молочного оттенка. Ближе к корням висела зыбкая кисея тумана. Деревья, тонущие в ней, словно парили в воздухе над кочками бурого мха. Сквозь напластования тумана проглядывал хмурый, озябший мир…

Он спал, и всё это ему снилось. «Это неправильно, — думалось ему сквозь дрёму. — Где-то здесь должно было быть солнце. Я видел его совсем недавно… до того, как попал в этот проклятый туман и заблудился…»

Что-то в нём отказывалось мириться с происходящим, как с чем-то неестественным.

Но ведь это люди так называют — «белый день».

Называют, не зная всей правды. Не зная, что, давая имя Злу, можно его приманить…

…по мере того, как ему становилось всё тревожнее, он начал вызывать из своего сознания цвета и раскрашивать небо, деревья, мох. Он не знал, смогут ли эти цвета прижиться, но пытался совершить невероятное — всё исправить…

Потому что во сне это возможно.

По крайней мере, стоит попытаться. Ничего не теряешь.

Всё не реально…

/Город-Столица Немира, «Земляничный Морж», за пять лет до Беспредела/

— …эй, Лотос, там к тебе пришли!..

Лотос Растиплющ с трудом поднял голову от топчана, на котором прилёг, наверно, всего пять минут назад, и уставился на говорящего. Ухмыляющееся лицо (глаза — словно большие плошки, нос — две дырки, улыбка на сорок зубов) быстро исчезло в дверном проёме.

Лотос зевнул. Собрат по разуму, значит. Будто в зеркало на себя смотришь.

Сведения достигли его ушей, но ещё не просочились в мозг. Со второго раза, возможно, дойдёт до мозга, ну а с третьего Лотос уже будет способен действовать. А пока он мог только аккуратно пристроить голову обратно, где ей было самое место.

— Ло-отос, тебя там спрашивают!

— Что, шкаф опять развалился? — пробубнил Растиплющ, не желая расставаться с яркими цветными снами. Шкаф для одежды ему частенько приходилось чинить, особенно в дни наплыва посетителей. Одних вешалок, наверно, приколотил на место штук сто… В ответ хмыкнули.

— Не-а. Это была стена…

Лотос воспринял весть о гибели стены стойко. В конце концов, в «Земляничном Морже», в субботу… он сделал слабую попытку сесть и окликнул:

— Эй, там! Кто спрашивает-то?

— Сами! — еле слышно донеслось до него. — С верхнего эшелона!

— С высшего! — ворча, поправил Лотос и снова улёгся — на сей раз на живот. Значит, не зря все так суетятся: реальные деньги пришли. Ногами.

Он стал думать. Кто бы ни прибыл по его душу с этого самого высшего эшелона, дело, несомненно, важное и срочное. Неплохо бы выяснить, откуда про него узнали там, ведь он не берёт халтуру, сколь выгодна она ни была. Он прекрасно знал, что подобные услуги недёшевы. И единственная причина, по которой Лотос ещё не бежал к заказчику за инструкциями, а валялся на топчане и философствовал, заключалась в том, что ему не очень-то хотелось вкалывать на этих…

«С одной стороны, работа — вещь хорошая, кто ж спорит! Особенно для гиганта в Городе, где так трудно зацепиться; не всем везёт, как Рыжеглоту, но он — единственный парень из наших, кто нормально пристроен. С другой стороны, связываться с архаиками, да ещё из высших — себе дороже! Только никуда от них не деться в нашей немирской реальности, и все эти формальности дурацкие… то есть, нет, я не то хотел сказать, прости меня, Боженька Возвышенный Ничипор, а только очень это унизительно, что гигант не может отбрыкаться даже от самой грязной работы, если предлагают деньги! Хорошо, архаики — ребята тактичные, обязательно спросят, как полагается: „А Вы бы сделали это для развлечения?“ То есть вроде бы можешь отказаться, вот ведь как! Но есть одно „но“: архаикам не отказывают. Словно бы и не рабство у нас, а деловое партнёрство. Ха-ха».

Вот и крутись как хочешь!

— Ло-отос!

— Водички принесите! — рявкнул он в открытую дверь.

Не считая кратковременных вылазок на поверхность, архаики жили у себя в подземельях и общались с остальным Немиром через гигантов. Им так выходило дешевле. Ведь, в противном случае, кто-то мог заподозрить, что подданные Инферналиса что-то затевают. Поэтому любой архаик, оказавшийся в Городе, имел при себе копию разнарядки, выданной высшей инстанцией Магистра или руководящими службами в провинции, где подробно расписывалось, по чьей надобности и за чей счёт этот кадр разгуливает среди людей. Если же таковой бумаги не оказывалось — не обессудьте! Отношение к архаикам было не то что бы уж очень плохим… просто исторически сложилось так, что они считались адептами тёмных сил. Что, естественно, не могло не напрягать. Поэтому более-менее свободно архаики ощущали себя только в «Земляничном Морже».

Волшебники в прошлом, архаики много чего умели и теперь. Например, думать и быстро действовать. Поэтому их и привлекали к решению своих проблем самые разные организации в Немире. Гиганты мало что умели и были примитивны. Поэтому, в понимании архаиков, годились только для чёрной работы. Зато они были на легальном положении и могли появляться везде, где хотели, без оправдательных документов. Ведь, несмотря на своё тесное многовековое сотрудничество с архаиками, они оставались вольным детьми лесов и рек…

…не успев появиться в зале, Лотос подвергся нагоняю со стороны управляющего «Моржом» по имени Рыжеглот Куда-ни-глянь. Этот «цивилизанутый» гигант считал всех соплеменников в пределах городской черты своими чадами и полагал, что лично отвечает за каждого. Поменьше бы он усердствовал, порой думал Лотос. И многие разделяли его точку зрения.

Лотос частенько помогал Рыжеглоту по мелочи, в основном с ремонтом. Вот и сегодня он был вызван устранять последствия вчерашней алкогольной потасовки и так наработался, что уснул в общей комнате. И надо же было именно сейчас кому-то притащиться…

— Лотос… пивная твоя башка! Он здесь сидит уже двадцать минут! Нельзя заставлять ждать этих…

— Кто сказал? — в устах Лотоса это действительно прозвучало как вопрос. Он не спеша взял со стойки кружку с пивом, осушил её большими глотками и торжественно поставил на место. Остаток пива все гиганты обычно выливали себе на голову… но Лотос был не как все.

Рыжеглот внимательно следил за каждым его движением — так, словно смотрел пьесу из репертуара заезжего театра.

— Ох, дождёшься ты… — процедил управляющий. Лотос дружески потрепал его по плечу и отправился прямиком туда, где сидел во тьме и тишине его незваный гость.

Среди посетителей этого заведения находились такие, кто называл «Морж» Адом на земле, но Лотос повидал на своём веку ад похуже, потому это мало его волновало. И вообще, как только при нём начинались досужие разговоры о каком-то беспределе, процессах, спящих принцессах, видящих сны за весь Немир сразу, а также взлетающих ценах и ужасном качестве продуктов, Лотос просто вставал и уходил. «Это того не стоит!» — говорил весь его вид — немой укор, адресованный инерции Немира, вечно пребывающего в праздности.

Что до «Земляничного Моржа» — у странного места было странное название, только и всего. На взгляд рядовых граждан — вполне логичное сочетание: было бы непонятно, если бы закусочная с такой репутацией именовалась как-нибудь добропорядочно. В то же время ничего нехорошего о самом заведении сказать не могли. Просто к нему находили дорогу далеко не все. И наоборот, многие (даже коренные жители Города-Столицы) были уверены, что его не существует. Вообще. В самом деле, тот район не обозначили ни на одной карте. Но дело было даже не в обозначениях: кому-то «Морж» позволял сюда приходить и обживаться почти как у себя дома. А кому-то нет. И никто не знал, от чего это зависит.

Самого Лотоса однажды привёл сюда приятель. Едва переступив порог, гигант ощутил то, что называют «притяжением родного очага»… С тех пор ничего не изменилось. Он был свой здесь, в этих стенах, и стены защищали его (если, конечно, не рушились).

Впрочем, он и так никого не боялся. Никого и никогда.

Пробираясь между столами, Лотос, как всегда, ловил на себе чужие взгляды, кивал, отвечая на приветствия. Внезапно он вспомнил кое-что важное. Про архаиков говорили, что они умеют читать мысли, значит, следовало подготовиться. Лотос что-то слышал о ментальных блоках, но плохо представлял всё это практически. Дав себе слово разузнать побольше на будущее, он решил положиться на свой здравый смысл.

Лотос подошёл к архаику и навис над ним — мускулистый торс на широко расставленных кривоватых ногах.

Архаик не мог не слышать его приближения, однако не пошевелился, не поднял лица, как всегда, скрытого капюшоном. Только глухо пробормотал:

— Две тысячи.

— Чо-о? — Лотос мгновенно забыл все слова, забыл, с кем говорит, забыл всё, кроме желания врезать этому неполиткорректному типу.

— Две тысячи и ещё одна потом, — повторил архаик чуть громче. Лотос пересилил себя и плюхнулся на низенький стульчик напротив. «Бездна молчания разверзлась меж ними», — так, кажется, сказал в древности один немирский поэт. А может, и не один.

Наконец Лотос неприязненно пробормотал:

— Ты бы съел чего-нибудь, а?

Хилые на вид архаики всегда вызывали у него какой-то утробный ужас: не дай Творец, рассыплются, потом не разгребёшься, не отмоешься!

Покуда собеседник, озадаченный ловким приёмом гиганта, размышлял, Лотос начал повторять про себя, молясь, чтобы только это подействовало: «У меня нет мыслей. У меня совсем нет мыслей. Моя голова абсолютно пуста и чиста…»

Внезапно архаик поднял голову, и Лотос увидел его усмешку.

— Ты и вправду хочешь нейтрализовать мои способности таким примитивным приёмом?

Лотос в ответ скосил глаза к переносице и зафиксировал их в таком положении.

«Я не думаю. Я совсем не думаю. Я никогда не думаю. Я и не думаю думать».

— Прекрати, — сказал архаик с отвращением.

— А что мне остаётся?

— Впервые встречаю гиганта-параноика, — сухо прокомментировал архаик. — Хорошо, я обещаю не лезть в твои мысли, между нами говоря, не очень-то и хотелось. Можем мы теперь продолжить нашу беседу? Нужно кое-куда тебя отправить…

Лотос никогда не имел дела с высокопоставленными архаиками и не знал, стоит ли верить их обещаниям. За его плечами было несколько лет, прожитых в резервации под их началом, но там руководство предпочитало наблюдать за процессом издали, передоверив подопечных младшему командному звену, сформированному из тех же гигантов. Никто из начальства не горел желанием общаться с подопечными лично. Напротив, резервация была настолько непопулярным местом, что все архаики стремились удрать оттуда куда подальше.

Однажды Рыжеглот, основательно нагрузившись, заметил: дескать, первое, что сделают архаики, когда вырвутся на поверхность — как свирепая лава из жерла вулкана — это нападут на Нирвалан, столицу сильфанеев — древнего дивного народа. И в качестве пушечного мяса возьмут с собой гигантов. Рыжий никогда не сболтнул бы такое на трезвую голову, но… что, если он прав?

Сильфанеи и архаики враждовали испокон веку. Лотос никогда не интересовался их распрями, да и сейчас они волновали его меньше всего. В пьяном сообщении Рыжеглота не усматривалось никакой логики. Во-первых, кто сказал, что архаики собираются на поверхность все и сразу? До сих пор им было вполне комфортно в своих подземельях на мысе Аджано. Во-вторых, почему их целью обязательно должен стать Нирвалан? Тоже, нашли стратегический объект на отшибе! И, наконец, в-третьих — Магистр ни за что не допустил бы вооружённого конфликта между двумя высшими расами.

В последнем Лотос был уверен железно. Но, к несчастью, у него имелось некоторое воображение. И воображение живо нарисовало ему горящие девственные леса и беспомощные бледные тени (Лотос никогда видел сильфанеев только на картинках), взирающие на бедствие, воздев к небесам длинные плети-руки…

— Надеюсь, не в Нирвалан?! Только не туда!

— Отказаться ты не можешь, — чуть самодовольно произнёс архаик. О, как ненавидел он их неизменное превосходство во всём, что они делали и говорили! Но он был гигантом, и откуда им знать, что он не столь уж туп!

— В Нирвалан не хочу! — упрямо повторил Лотос.

Глаза архаика удивлённо расширились и взмахнули ресницами, точно собирались улететь с лица.

— Ты разве не слышал, что я сказал? — будто не веря себе, проговорил он.

— Что за работа?

— Доканать кое-кого.

— А шельмовать не надо? — спросил Лотос. Спросил беззаботным тоном, как бы между прочим, но внутренне напряжённо ждал ответа. И сразу для себя решил: если «да», он отказывается, гори оно всё… Сами пусть разбираются со своим дерьмом.

— Нет, только приструнить — показать, кто здесь хозяин.

— И где хозяин, чтобы я мог его показать? — угрюмо спросил Лотос.

— Ты больно остроумен для гиганта, — заметил собеседник. — Шёл бы в литературную газету.

Лотос мгновенно принял самый что ни на есть простецкий вид. Это сработало, и архаик тут же пошёл распространяться о вековой миссии его народа, о его долге перед теми, кто позволяет ему вести осмысленное существование, о той великой чести, которую ему оказывают и тому подобное. Чем больше Лотос слушал, тем сильнее им овладевало отвращение. Только теперь он в полной мере уразумел, насколько пренебрежительно относятся представители высшей расы к его племени. Архаика не волновали духовные запросы Лотоса, а лишь его мускулы, примитивные инстинкты и готовность по первому зову идти и крушить — всё равно кого и за что…

Слова архаика, точно камни, падали в зеркально гладкое озеро души гиганта и вызвали-таки волну справедливого возмущения. Но, исходя праведным гневом, с трудом сдерживаясь, Лотос не осознавал, что сам он необъективен, поскольку не знает и знать не желает ничего о том, кто сидит сейчас перед ним.

— Ну так что ты надумал? — в голосе архаика сквозило нетерпение. Казалось, он не сомневался, каким будет ответ.

Лотос улыбнулся — улыбка медленно растягивала его губы, пока не переросла в гримасу, обнажившую острые клыки…

Он решительно отказался.

Даже, возможно, прибавил: «Ни за какие деньги».

Что, впрочем, не точно, ибо от ярости разум его слегка помутился. Единственное, в чём Лотос был твёрдо уверен — он не прибил того наглого субъекта.

Просто потому, что не мог этого сделать.

Поворотный момент в судьбе — это что-то вроде развилки на дороге. Для Лотоса такой момент наступил, когда он увидел за стойкой Рыжеглота, чья морда прямо расплылась от радости и гордости за преуспевающего собрата. «Они думают, что знают меня, — впервые в жизни подумал он. — Они, все».

— Ну как, спровадил его? Он доволен?

— Да, всё отлично. Деталей не разглашаю, сам понимаешь.

От Рыжеглота пахло не рыбой, а одеколоном «Печень трески». Что, на взгляд Лотоса, было гораздо противнее.

— Рыжий, я в контору.

Рыжеглот покивал, склонив голову к левому плечу. Правый глаз у него слегка косил.

— Честная работа? Похвально. Но помни, мой мальчик: достойная жизнь не всегда обеспечивает достойное существование… Стоп! А если шкаф опять развалится? — вдруг очнулся он.

— Вы стену на место поставьте!

— Да, приоритеты — дело важное, правильно говоришь. Поставим, не капитальная, чай! — вздохнул Рыжеглот и расставив пальцы, помахал в воздухе здоровенной пятернёй: дескать, лети, птичка, благословляю!

Лотос Растиплющ прекрасно знал, что этот мир без него обойдётся.

Причём знал довольно давно. То, к чему другие шли годами медленно и мучительно, низвергаясь с высот заоблачных мечтаний, истекая кровью убитых иллюзий, кромсая собственного убогое «эго» — одним словом, приспосабливаясь к этой реальности, — было у него с самого начала. Он с этим родился. Мир продолжит вертеться, даже если ты сдохнешь — поистине восхитительное ощущение.

Лотос Растиплющ был закоренелым эгоистом. Он не мог радоваться за других (тех, кому повезло больше), прозябая в грязи и убожестве — естественной среде обитания самой низшей касты гигантов Побережья. В глубине души он мог быть благороден и великодушен, однако сам не знал об этом. Он вообще ни о чём не знал, пока его с восемью другими беспризорниками не подобрал в руинах мёртвого города кридский патруль.

— Стыд и позор! — возгласил рыцарь в сияющих доспехах, брезгливо разглядывая девятилетнего оборвыша, настолько худого, что было сложно узнать в нём представителя самой физически развитой расы Немира. — Куда смотрят кадры Лорда Повелителя! Нужно немедля поставить ему на вид! Я сейчас же доложу Магистру!

Для Лотоса эти слова были пустым звуком. Он не знал ни о Магистре, ни о Лорде Повелителе, не думал, что является полноправным гражданином и имеет право трижды в день принимать пищу. Он не мылся годами и почти не умел говорить: вся речь сводилась к набору малопонятных звуков, вполне, однако, понимаемых остальными участниками малолетней банды. Сам того не подозревая, Лотос вёл полудикое существование, столь обычное для сотен поколений его предков. Впрочем, он откуда-то помнил своё имя — Лотос — это нежное, напевное сочетание гласных и согласных… ему всегда казалось: оно должно что-то означать…

И он совершенно не догадывался о том, что его вскоре назовут феноменом. Потому что он — единственный из восьми — в кратчайшие сроки совершит переход из животного состояния к цивилизованному. Как будто сбросит надоевшую маску.

Мать-Природа, древняя богиня примитивных рас, вдоволь поиздевалась над Лотосом, сотворив его умным и прозорливым. Лотос не злился на родителей, когда-то бросивших его в трущобах, на архаиков, годами игнорировавших его существование, на загадочных Лорда Повелителя и Магистра, занятых глобальными проблемами. Он понимал: у всех свои обстоятельства.

Он был зол на мир в целом — на этот мир, которому он был не нужен.

— Слушай, ну так нельзя, — сказал Энстон Лилкат, младший помощник Главного Управляющего по юридическим делам Южного городского округа. — Сколько раз я тебе говорил…

— Не знаю, — беспечно отозвался Лотос. — Я не умею считать.

— Не умеешь счи… это с каких это пор?

— Всегда.

Энстон поправил очки на носу, как делал всегда, когда оказывался в замешательстве. По мнению Лотоса, он был самым умным молодым человеком в этой части Города, поумнее многих… вот только с психологией у Энстона пока было туговато.

— Ты говорил, что не умеешь читать.

— А это не одно и то же? — поинтересовался Лотос, правдиво изображая простодушие.

Энстон вздохнул

— Из-за архаиков вполне могут возникнуть проблемы, — мрачно произнёс он. — Ты просто обязан знать законы. А для этого нужно научиться читать!

— Зачем законы, когда существуют обычаи делового оборота! — отговорился Лотос.

— Ага… угу… ну-ну… — иронически промычал Энстон. — Из-за которых ты сегодня плотно влип! Эти допотопные конструкты немыслимы для цивилизованного общества! С ними любой тебя облапошит!

— Если не побоится схлопотать по шее, — угрюмо буркнул Лотос, — но я всегда честно об этом предупреждаю!

— Боюсь, на этом не кончится, — сказал Энстон, поцокав языком. — Тебе ещё повезёт, если набрёл на мелкую сошку, а не на шишку из высшего эшелона.

— Ничего, ты меня спасёшь!

— Ну конечно! Меня может не оказаться рядом. Помнишь дело восьмой улицы Коротколапов?

— Это про ту бедную девочку, на которой оказались женаты сразу пятеро мужиков?

— Н-нет, — Энстон кашлянул, но Лотос явственно уловил его смущение. — Что-то я не припомню, чтобы я рассказывал тебе про Альгамбру Ноктюрн, профессиональную вдову…

— А то как бы иначе я узнал? — не моргнув глазом, отозвался гигант.

Научиться читать было не таким уж сложным делом. В конце концов, картотека Энстона была ничуть не хуже букваря. А история Альгамбры Ноктюрн захватила Лотоса целиком. Но! Вдруг, стоит Эстону прознать, что гигант отныне грамотный — и парень перестанет о нём заботиться! А Лотосу так хотелось, чтобы о нём заботились…

Энстон, конечно, так не поступит. Только не он! Но вдруг…

— Если хочешь, — Лотос кашлянул (слова вертелись на языке, но почему-то не шли дальше). — Ну… то есть… так, для твоего успокоения, я мог бы пообещать, что больше никогда не стану иметь дела с архаиками, ни за что, до конца жизни! Хочешь?

Он нерешительно взглянул на Энстона с высоты своего огромного роста, большие круглые глаза без век приобрели просительное выражение. Лотос не любил огорчать людей, люди казались ему какими-то беззащитными, может, оттого, что были маленькими и слабыми… а тем более Энстона. Энстон был его другом.

Юрист поднял голову и взглянул на Лотоса с таким выражением, будто тот только что сморозил величайшую глупость на свете.

— Ничего не выйдет, — спокойно, но с состраданием в голосе произнёс он. — Ты не можешь этого обещать. От тебя это теперь не зависит.

Чтобы там ни говорил старший товарищ, Лотос прежде всего прислушивался к себе — в конце концов, именно благодаря развитой интуиции он успешно выживал на улице в течение многих лет. И сейчас эта интуиция подсказывала, что все архаики Немира как миленькие обойдутся без его услуг. Следуя путаными улочками к своей ежедневной цели — окружной управе, Лотос повторял про себя эту фразу как мантру. Постепенно гигантом овладело обычное для него незыблемое спокойствие — не он же нарушил неписаные законы рынка, напротив, он в корне пресёк возмутительное поползновение, которое иначе грозило войти в практику, следовательно, это он молодец и герой тоже он.

Расправив плечи, Лотос браво вышагивал по тротуару, занимая почти всю его ширину, когда внезапно ему преградили путь.

— Помогите, ради Творца! Там наших бьют!

Лотос застыл, разинув рот. Перед ним стоял какой-то архаик. Не тот же самый, что утром; этот паренёк был невысоким и довольно обаятельным на вид, с ушами, торчащими из-под нечёсаных волос, со смешливым лицом и раскосыми глазами. Тем не менее, Лотосу ужасно захотелось протереть глаза фигой, чтобы навязчивый морок, наконец, удалился.

— Я же говорил, они меня преследуют! — негодующе заорал гигант. — Ну какие идиоты станут нападать на архаиков!

— Как — какие? — возмутился пришелец. — Добрые люди, естественно.

«Ты что, дурак?» — читалось в его глазах. Лотос принял это молчаливое послание, но решил покамест не выступать: с него хватило утренних приключений. Архаик, однако, не собирался оставлять его в покое.

— Убьют же всех! — укорил он. — И тебе не стыдно?

Лотос и вправду почувствовал муки совести. В отличие от других гигантов, особей с исключительно животным строем психики, он различал: одно дело — принуждение к труду, и совсем другое — убийство. А коли убивают добрые люди, удержать их от этого — вообще святое дело.

Видя, что гигант почти созрел для подвига, его искуситель драматичным жестом указал в направлении рыночной площади, находившейся за вторым поворотом. Но Лотос побежал не сразу. Он успел ещё подумать: «И угораздило же… ну почему именно я?»

«Реклама», сделанная тем архаиком, сослужила свою службу: оказавшись на площади, Лотос рассчитывал увидеть грандиозное побоище с участием как минимум двадцати индивидов. На деле же перед ним развернулась довольно курьёзная картина. Жертва инцидента неподвижно лежала на мостовой, а предполагаемые агрессоры разбегались от неё в паническом вдохновении — именно так, поскольку бегущие будто пытались перещеголять друг друга в энтузиазме. Последний из нападавших, видимо, противился этому порыву: он наступал на лежащего, и по его перекошенному лицу было ясно видно, насколько он… нет, даже не зол, это звучало бы слишком коротко. Взбешён — вот точное слово!

Лотос знал, что в любом противоборстве есть победившая и проигравшая сторона, особенно это справедливо для уличных потасовок, в которых он поднаторел. Там или ты — или тебя. Однако он впервые столкнулся с тем, чтобы всё было настолько неочевидно. Дело даже не в том, что нападавшие боялись свою жертву, а том, что они не знали, чего им, собственно, бояться — и ничего не могли с этим поделать…

Раньше Лотос и представить себе не мог, что когда-нибудь нападёт на человека.

И всё же он сделал это.

Ударил того, кто был гораздо слабее его физически.

В тот момент Лотос ненавидел и презирал себя.

Но он должен был остановить насилие.

«Если ты не можешь отстоять свои принципы, отойди в сторону и стой там!» — жестокая истина билась в его мозгу, будто пойманная птица в клетке. Тем не менее Лотос нанёс ещё один удар, последний — после которого его противник обратился в бегство. Лотос нагнулся, выковырнул из мостовой расшатанный булыжник и замахнулся — но остальные сообщники и без того уже убегали, и жест гиганта лишь придал им ускорения.

Пострадавший остался лежать на тротуаре без движения.

Переполненный сочувствием и каким-то странным внутренним трепетом, Лотос приблизился…

…что-то внутри него дрогнуло и мучительно заныло. Казалось, это сама душа Лотоса, доселе спавшая, пробуждается, расправляя затёкшие члены. Чувство, овладевшее гигантом при виде этого лица, было необъяснимо. Оно выплыло на поверхность из глубин коллективного бессознательного его народа, некогда принесшего клятву верности другому народу, представитель которого находился сейчас перед ним… но даже этого Лотос сейчас не понимал. Он просто знал: его место отныне — рядом с этим прекрасным (хоть и почти неживым) созданием, и если б создание вдруг воскресло — было бы немыслимо не последовать за ним по первому зову…

Когда-то в Немире жили другие архаики — древние волшебники, но, Лотос, что греха таить, считал это обычными россказнями. Теперь он раскаивался в своём неверии, ибо, в отличие от того типа, что приходил утром и разозлил его, сейчас перед ним явно было высшее существо.

— Простите их, господин, — сокрушённо проговорил Лотос. — Они не ведали, что творили.

Этот архаик был красив. Кем же нужно быть, чтобы захотеть причинить ему боль?

В тёмных глазах, устремлённых на Лотоса, отражалось далёкое небо… а ещё в них промелькнуло изумление. Древних волшебников уважали, но их потомков больше боялись, и уж конечно, ни одному их них не случалось становиться объектом такого благоговейного почтения, граничащего с преклонением. По крайней мере, последние несколько тысяч лет. Лотос не мог об этом знать.

Гигант наклонился и приподнял архаика — медленно и осторожно. Сбежались люди. Лотос внезапно оказался в фокусе внимания целой толпы, что сразу же увеличило степень его смятения.

— Лотос Растиплющ. А мне говорили, ты абсолютно ни на что не годишься.

Лотос моргнул, чуть не уронив пострадавшего обратно на землю. Голос этого архаика был чрезвычайно приятным, но таким холодным, словно его самого только что вытащили из морозилки.

Впрочем, не это озадачило гиганта. А что именно — тот и сам не мог бы объяснить.

— Твоё счастье, что я решил удостовериться сам, поскольку всегда так делаю, — как ни в чём ни бывало продолжал архаик. — Поверь, окажись это правдой, твоя судьба была бы очень печальна.

Под таким взглядом высшего существа гигант тут же пошёл пятнами, демонстрируя свою допотопную природу.

Архаик улыбнулся ему; потом его глаза закрылись, но улыбка осталась.

Лотос передоверил его подоспевшему лопоухому парню, а сам поднялся — чтобы спокойно, как подобает мужчине, встретиться лицом к лицу с застывшим в безмолвии «общественным мнением». Тщетно. Окружающие взирали на него — кто потрясённо, кто недоверчиво, но ни в ком не увидел он сочувствия или хотя бы понимания. Поэтому неудивительно, что даже нормальные мурашки на шкуре Лотоса панически заволновались, переливаясь стальным блеском, а чешуя так просто встала дыбом!

Так вот каково это — чувствовать себя героем.

Глупее некуда.

Как Лотос узнал позже, лопоухого парня звали Нандоло Грободел. Его напарник — светловолосый темноглазый юноша, напомнивший гиганту волшебника — звался Сантариал Деанж. Оба были известны в очень узких специальных кругах; оба были, мягко говоря, не совсем обычными архаиками.

Хотя бы потому что обычные вряд ли заинтересовались судьбой отщепенца, чья жизнь если и обладала ценностью, то весьма номинальной.

— А забавно было, правда? — лениво протянул Сантариал, когда они спустя полчаса остановили свой фаэтон на пустоши вдалеке от Города. — Он весь посинел — я такое впервые вижу…

— Не знаю, с каких это пор в тебе проснулся естествоиспытательский зуд, но больше так не надо, — с кислой миной отозвался его товарищ. — Меня всё ещё трясёт.

— Ну, иногда приходится и чем-то жертвовать.

— Не стоит жертвовать мной.

— Видел, как он на меня смотрел?

— Ещё бы, — язвительно ответил Нандоло. — Готов поспорить, ему и не снилось, что ты возьмёшь да и предложишь ему работу. Сильно тебе досталось от тех отморозков?

— Считаю вопрос неприличным.

Веселье в голосе Сантариала разрасталось и множилось, но Нандоло смотрел на это скептически: уж слишком часто такое состояние его друга было чревато проблемами для окружающих.

— То-то ты так счастлив, словно опять покорил королеву, а вовсе не тупоумного переростка допотопной расы, каких полон город. И что это у нас за эйфория? — подозрительно спросил Нандоло.

Эх, подумал он запоздало, про королеву не стоило, конечно… слишком свежо! Но Сантариал в этот раз и глазом не моргнул.

— Увидим, — загадочно проговорил он. — Поверь, королева нам пока без надобности, а он, может, на что и сгодится.

Итак, по всем признакам Сантарил был очень доволен.

Нандоло же, в отличие от него, до сих пор пребывал в ужасе. Когда подвыпившие горожане накинулись на них, его напарнику ничего не стоило от них отделаться, если бы захотел. Однако в этом и заключалась сложность: никто и никогда не мог знать заранее, чего захочет Сантариал. Он был старшим в их команде, и его мнение не оспаривалось. Несколько секунд Нандоло с возрастающим отчаянием наблюдал, как тот окидывает агрессоров своим фирменным презрительным взглядом — а потом бросился прочь со всех ног.

Если бы только Лотос мог предположить, что его элементарно «развели»… но архаики славились чем угодно, только не чувством юмора. И, если вас разыгрывают эти милые ребята, то, как правило, исключительно ради общего блага — и вряд ли вы когда-либо об этом узнаете…

Лотос долго готовился к этому разговору. Он не спал всю ночь, то обзывая себя неблагодарным переростком, то изобретая новые способы отразить выпады Энстона, если они последуют. Нет-нет, он вовсе не хочет проработать скрытую клаустрофобию, закопавшись на шестнадцать этажей под землю. Его мотивация исключительно положительна. Посмотреть, как у них там всё устроено. И на секретаршу Самого, Лаванду Эдельвейс: говорят, она реальная брюнетка, и ноги от ушей, а уж одевается… Но это всё неважно, главное, она человек хороший… То есть, архаика человеком назвать — не то, конечно, просто так говорится. Рыжеглот её видал, говорит, прямо раскрасавица, а он, хоть и гигант, но вкус у него есть. Правда, в основном это вкус к пище…

— Клаустрофобия? — удивился Энстон. — И откуда ты знаешь такие слова?

Пожалуй, это обстоятельство поразило его сильнее всего. Лотос смутился: как мог он не доверять товарищу до такой степени?

Энстон принадлежал к той благословенной породе людей, которые не чувствуют себя на земле комфортно, если не делают добро ближнему — причём постоянно. Именно такому человеку и подвернулся под руку растерянный подросток-гигант. Лотосу неимоверно повезло. Энстон приютил его, обогрел, накормил и предложил первую работу — ворох бумажной корреспонденции с букетом печатей, который надо было срочно отнести на почту… сам Энстон, что называется, «зашивался». А зашивался он почти всегда, потому что пытался всем помочь. Лотос без слов переложил ящик с бумагами на свои плечи и отправился на почту, где втёрся в очередь, кого-то подвинул, кого-то просто отпихнул — в общем, успел до закрытия. Но даже если бы не успел, юрист не выгнал бы его. Хотя бы потому, что так не поступают с родственными душами.

Лотос прекрасно помнил тот день, когда он стоял перед дверью конторы, размышляя, что ему делать дальше — постучать и попросить позволения войти или идти своей дорогой. Помнил себя, в рабочем синем комбинезоне, который выдали ему в резервации пару лет назад. За это время он вырос, мощная грудная клетка расправилась, плечи развернулись, и три верхние пуговицы отпали за ненадобностью. Добавьте к этому хлябающие ботинки, размахивающие шнурками, и начесанную шевелюру, закрывавшую наиболее симпатичную половину лица Лотоса — и вы получите портрет субъекта, однозначно не заслуживающего доверия. Девять из десяти работодателей захлопнули бы дверь перед его носом. Но не Энстон.

Энстон стал ему другом. От него Лотос узнал, что за хорошо выполненную работу вообще-то полагаются деньги. Или, по крайней мере, «спасибо». Энстон просил, чтобы Лотос говорил ему «ты».

Сантариал как раз на этом не настаивал. Вернее, он мог бы настоять, если захотел бы ещё сильнее смутить гиганта. Но, видимо, решил, что не стоит усложнять отношения в самом начале. Архаики вообще были довольно сложными натурами: в них не было ни примитивной простоты обывателей, ни более утончённой простоты дворянства из окружения Магистра. Они были, что называется «вещи в себе» — Лотос когда-то слыхал о таком философском термине.

— Я этого не одобряю, — заявил Энстон.

— Ты их не знаешь.

— Лично их — нет. Но, видишь ли, мой жизненный опыт позволяет обобщать. Мне приходилось сталкиваться с архаиками. Все они были личности исключительные, каждый в своем роде. Но не стоит обманываться насчёт высших рас. Они могут лишь снисходить до нас, если соизволят, но никогда не позволят стать вровень с ними.

Чувствуя, что разговор намечается долгий, Лотос сел, пристроившись на самом краешке стула. Оглядел помещение конторы, успевшее стать ему родным, полки, заставленные кодексами, ячейки картотеки. Набрёл взглядом на папку с документами, которые намеревался разложить по номерам ячеек в соответствии с пометками юриста, но позабыл из-за таких-то событий… а ведь Энстон и не подумал укорять его за это! И Лотос невольно задумался, будет ли Сантариал настолько терпим к его просчётам.

— Об архаиках ходят слухи, с каждым годом всё больше. В местах, где они побывали, происходят странные вещи, — внезапно Энстон перешёл на шёпот. — Конечно, когда у наследницы королевства Эльна внезапно проходит неизлечимая болезнь, вряд ли кому-то придёт в голову задавать вопросы, однако… — он замолчал.

— Так это ж как раз нормально, — возразил гигант, не дождавшись продолжения. — Я хочу сказать, если есть кто-то, кто насылает неизлечимую хворь, должен быть и кто-то, кто эту хворь снимет! Разве не так в Немире поддерживается Равновесие?

— Лотос, Равновесие и справедливость — очень разные вещи, и когда-нибудь ты это поймёшь.

Прошла ещё минута растерянного молчания. Лотос вздохнул.

— Он похож на древних волшебников, о которых ты мне рассказывал, — выдавил гигант.

— Он может быть похож, но совершенно не таков. Одно то, что Система спокойненько его переваривает, указывает на то, что он вполне себе стандартный фрукт.

— Нет. Это не так. Он сказал, я могу не спешить с решением. Сказал, что, если надумаю, он сам меня найдёт. Но как?!

— Бравада, не более, — проговорил Энстон, но не слишком уверенно. — Архаики не читают мыслей на расстоянии, хотя могут ненадолго захватывать сознание… особей с интеллектуальным потенциалом улитки. Среди людей такие тоже встречаются. Ты сам сегодня убедился.

— Но он так посмотрел на меня…

— Да знаю, как они смотрят!

Лотос сглотнул, усилием воли овладел голосом и лишь тогда продолжал:

— Я сказал ему, что всё уже решил. И он обещал обо мне позаботиться!

— Даже древние волшебники никогда не заботились ни о ком, кроме себя, — сердито ответил Энстон. — А уж нынешние архаики… я просто не хочу, чтоб с тобой случилось что-то плохое. Вот ты точно особенный.

— Но это шанс! Вспомни, ты беспокоился обо мне. Если всё сложится удачно, я буду пристроен до конца дней своих.

— Я вовсе не хочу снять заботу о тебе со свое шеи.

— Ага! Сам говоришь!

— Лотос, — сказал Энстон, — будь осторожен. И, прости, что я не смог дать тебе больше.

У гиганта перехватило дыхание. Впрочем, он сделал ещё одну, последнюю попытку подбодрить товарища.

— Помнишь истории о легендарном короле Галахаде? Знаешь, я слышал их задолго до того, как впервые лёг спать в настоящую постель. Когда мы всей оравой собирались у костра после очередного дня, кто-нибудь обязательно рассказывал о нём.

— Эти истории всегда сами находили слушателей. И что с того?

— Из них я усвоил одно: Галахад был окружён таким ореолом душевного света и тепла, что рядом с ним любой, даже самый эгоистичный и равнодушный, обретал неистовое желание творить добро.

Энстон грустно улыбнулся.

— Да уж, в любой непонятной ситуации у нас принято вспоминать о Галахаде. Таков уж Немир. Но при чём здесь он? Какое отношение к нему имеют эти два субъекта?

— Не знаю, — ответил гигант. — Но я обязательно это выясню.

— Если только ради меня — не стоит. Не надо всё усложнять, просто попробуй с ними ужиться. А не выйдет — возвращайся. Ничего не хочешь сказать напоследок?

— Хочу. Я научился читать.

— Я уже догадался… ты цитировал передовицу газеты уборщице. И это всё?! — Энстон усмехнулся и покачал головой. — Лотос Растиплющ, как же мало у тебя тайн. И как много их в тебе!

Когда юные, ещё совсем зелёные практиканты впервые попадали в НИЦИАД, красота Лаванды Эдельвейс, как правило, повергала их в трепет. Они и помыслить не могли, что вот так может выглядеть самая обычная архайка, и видели в ней небожительницу, спустившуюся к ним с вестью о лучшем мире. Но… проходило несколько лет, и более прозаичные мысли поселялись в душах вчерашних юнцов. «Она что, всё время на работе? А отпуск у неё бывает? Ну, или хотя бы выходной? С кем она встречается? Наверняка кто-то есть, иначе она бы давно…» На этом, как правило, мысли обрывались. Что ни говори, красота, если она остаётся недоступной, отталкивает даже таких целенаправленных ребят, как архаики. А Лаванда являлась для них той самой мифической горой, которая никак не желала идти на сближение.

— Только потому, что ты меня попросил, — подчеркнула она, взмахнув крылатыми ресницами, слой туши на которых вполне мог бы утяжелить палубную авиацию средних размеров авианосца — если бы таковой был изобретён в том мире и в ту пору.

На «ты» они были в отсутствие свидетелей.

— Я предложил тебе хороший вариант, — возразил Сантариал. — Этот гигант просто находка. Представь себе гору мускулов с мозгами.

— Допускаю. Вот только здесь он никому не нужен.

— Он спас меня от разъярённой толпы.

— Я тебе не верю.

— Нандоло видел.

— Ему я тоже не верю, — произнесла Лаванда, но её голос дрогнул.

— Значит, договорились? — сказал Сантариал и улыбнулся.

— Знаешь, — ответила секретарша, — иногда кое-кто из вас… не буду уточнять, кто именно… иногда все вы меня просто бесите. Я, что ли, здесь работу раздаю?

Похоже, она слегка вышла из себя. К счастью, Лаванда обладала золотым характером. Она могла вспыхнуть лишь на секунду — и снова ровно гореть, не причинив вреда ни окружающим, ни имуществу. Набравшись терпения, Сантариал ждал своего часа, продолжая улыбаться — и дождался.

— Мне придётся отослать его на кухню, — сказала Лаванда погасшим голосом. — Только там ещё требуется грубая сила, в лабораториях и на складах давно всё делают машины, а морг уже сто лет как автоматизирован. Не в библиотеку же его посылать?

— Как скажешь. Никто не говорил тебе, что ты очень красивая?..

Лаванда печально усмехнулась. Что толку от красоты, если даже такой — поистине восхитительный — вечер ей придётся провести в одиночестве, роясь в кадровых бумагах и стряпая пояснительную записку, чтобы завтра этого громилу-гиганта не держали на контроле, а сразу пустили внутрь. И он — тот, кто стоял сейчас перед ней — прилежно делал вид, будто ничего не понимает!

Она вновь подняла на него глаза — странное дело, отчего-то он не уходил, хотя уже получил своё. Кроме того, в душе Сантариала явно шла борьба…

— В порядке компенсации могу назначить тебе свидание. Как насчет сегодня, в десять, на этом самом диване?

— Здесь, в приёмной шефа?! Ты окончательно рехнулся?

— Не хочешь — не надо.

Когда за ним закрылась дверь, Лаванда вздохнула. «Ну ладно, он хотя бы попытался, — пробормотала она. — Некоторым просто не дано…»

Поздно ночью Лотос Растиплющ вышел посмотреть на звёзды.

Обычно гиганты так не поступают.

Они — земные существа. Им хватает дел внизу. Вверх они смотрят только по условному свистку «Тревога — воздух!», да и то не все.

Когда-нибудь, ещё очень не скоро, высшие расы — сильфанеи и архаики — придут в упадок, а гиганты поднимутся из грязи, чтобы вырасти над животным состоянием. И это естественный процесс. Сантариал — представитель вымершего вида древних архаиков, последний каприз коллективного генома. Лотос — предвестник пришествия новых гигантов, тех, кто когда-нибудь посмотрит на звёзды вблизи…

Но пока в Немире ему места нет. Кроме одного.

Новая контора, куда Сантариал захотел его определить, называлась «Научно-исследовательский центр антагонистической деятельности» и пользовалась не самой достойной репутацией. Но — так или иначе — его там ждали.

Как ни странно, Чёрные скалы почти не произвели на Лотоса впечатления. Снаружи эти чудовищные обсидиановые конусы — башни резиденции Лорда Повелителя — выглядели внушительно, но были совершенно безлики: ни щербинки на отполированной поверхности, не за что зацепиться взгляду. И Лотос вспомнил, как сразу полюбились ему красивые старинные здания Города, созданные в одном стиле, но совершенно разные, как будто каждый дом имел собственную душу…

Большая часть жизни архаиков до сих пор проходила под землёй; башни были, так сказать «маркерами» места, эффектным элементами экстерьера и, кроме того, астрономическими площадками. Что касается внутреннего убранства подземелий, то Лотоса никогда не приводили в восторг кнопочные панели, провода и зеркальные панно, которые не так давно вошли в моду, и которых здесь было в избытке. Энстон однажды тоже установил такое панно в главном офисе, но снял после того, как постоянные клиенты выразили ему порицание за бардак в служебном помещении. Лотос всецело разделял их возмущение: подумаешь, технический прогресс. Жили же как-то без этого…

Но если консервативный Город с его Магистром, весьма лояльно относившимся к чудачествам коренного населения, мог капризничать и не принимать новшества, то здесь, на мысе Аджано, технический прогресс властвовал безраздельно. Стены коридоров, по которым сновали туда-сюда архаики и гиганты, были настолько сверхъестественно гладки, что не носили и малейшего следа инструмента, их создавшего. Лотос должен был признать, что видит такое впервые. И повсюду были механизмы: бесшумные и грохочущие, маленькие и огромные — но все как один непонятного Лотосу назначения. За механизмами присматривали архаики-техники, управлявшиеся с ними с помощью отборной ругани.

Но сильнее всего Лотоса поразили местные гиганты. Когда его сородичи встречались на улицах Города — даже будь они вообще не знакомы — дело не обходилось без традиционных приветствий, и почти всегда они останавливались, обмениваясь парой ничего не значащих слов. Видовая солидарность, определил как-то Энстон. Не то было здесь. Гиганты, попадавшиеся навстречу, вообще не обращали на Лотоса внимания, все они были заняты каждый своим делом, и каждый исполнен сознания собственной значимости. Казалось, они специально хмурят лбы, чтобы удержать в голове какие-то мысли первостепенной важности. Вспомнив того, первого архаика в «Земляничном Морже» и его разглагольствования о смысле существования низших рас, Лотос ощутил покалывание зависти. Он впервые засомневался: может, в этих рассуждениях содержалось рациональное зерно?

— В кадрах тебе оформят пропуск, будешь перемещаться по маршруту, — сообщил Сантариал.

— Это как?

— Цвет пропуска соотносится с цветом карты; карты здесь на каждом повороте. Ничего сложного. Только не вздумай соваться не в свою зону — оглохнешь от сирены, тут кругом датчики, плюс все сбегутся, — Сантариал обернулся через плечо, — а ты, должно быть, предпочитаешь уединение…

— Не то что бы, — Лотоса было трудно впечатлить техническими деталями. — Как-то притерпелся в резервации. А что, бить будут?

Сантариал фыркнул.

— Станешь драться — будут. В воспитательных целях.

— Вот оно что… А архаики… они это… тоже перемещаются по маршруту?

— Нет, зачем же — мы лица подконтрольные.

Этого Лотос не уразумел, но переспрашивать не решился.

— А если мне случайно встретится тот тип? — не подумав, ляпнул он, вспомнив о своём обидчике из «Моржа». И тут же об этом пожалел. Наверно, не стоило беспокоить Сантариала по такому пустяку. Вряд ли он узнает недруга: тогда было темно, да архаики почти все на одно лицо, размышлял Лотос. А уж заговаривать он точно ни с кем не собирается.

— Вряд ли он тебя узнает, — тут же ответил Сантариал. — В этом «Морже» всегда темень. К тому же, вы такие одинаковые.

В его глазах зажёгся злорадный огонёк.

Это был первый случай, когда Лотос познакомился с главным даром архаиков.

— Я же подумал «почти», — виновато сказал Лотос, — Почти все на одно лицо. Что тут такого?

Оставив Лотоса в приёмной Лаванды, Сантариал спустился в столовую, где Нандоло заканчивал обед.

— А я-то думал, ты определишь его в реликварий, — заметил тот, когда они поднимались по лестнице обратно.

Нандоло пытался язвить, чтобы скрыть свою неуверенность. На самом деле ход мыслей напарника часто оставался для него загадкой, и это его нервировало. Сейчас был именно такой случай.

К неимоверному облегчению Нандоло, Сантариал не стал запираться именно сейчас, а просто сказал:

— Он нам нужен.

— Ой, ну да, конечно. Я говорил с Лавандой, она в шоке. Большинство гигантов уже трудятся на периферии, скоро последних отошлют, механизация полным ходом… ты же, как всегда, идёшь против процесса и притаскиваешь его сюда. Очень показательно для твоей анкеты.

— Он здесь не навечно. Очень скоро мы получим своё первое задание, и нам понадобится кто-то, хорошо знающий наземный мир.

— Он?!! А чем мы, по-твоему, занимались столько лет? Именно что изучали этот самый наземный мир!

— Изучать не значит знать. И Город — ещё не весь Немир, — Сантариал резко остановился, в упор поглядев на напарника. — Там есть места, где ВООБЩЕ отсутствуют информационные стенды! Можешь себе представить?

— Ну… и к этому нас тоже готовили, — пробормотал Нандоло, краснея.

— «Ой, ну да, конечно», — передразнил Сантариал. — Посмотрел бы я на тебя. Пока мы здесь просиживали штаны в лектории, он там выживал и жил! А теперь поможет в этом нам.

— Ладно, уговорил, — пробормотал Нандоло. — Всё прекрасно. Нам просто позарез необходима эта волосатая машина-убийца!

— Правда? Я рад, что ты так на это смотришь. Тогда вот что: проводи его в кадры, — прочтя в глазах товарища невысказанный вопрос, Сантариал добавил: — Нет, не могу. Он как-то странно на меня реагирует.

— И что в этом удивительного?

Сантариал, не оборачиваясь, на ходу махнул рукой, показывая, что обсуждать эту тему сейчас не стоит.

Он, как всегда, рассчитал правильно: Нандоло, не в пример другим архаикам, относился ко всему живому с почти патологическим дружелюбием. Что и продемонстрировал с первых минут знакомства.

— И кто же ты всё-таки? — требовательно спросил он, оглядев гиганта. — Чей-нибудь младший сын? А «лотос» — имя или кличка?

Лотос посмотрел на Сантариала. Сантариал усмехался.

— Это имечко, — процедил гигант, растянув губы в приветственной гримасе. Если Сантариалу он был готов спустить что угодно, это не означало, что над ним можно издеваться каждому.

— А это у тебя улыбочка, как я полагаю, — Нандоло вздохнул. — Ладно, сдаюсь, с тобой вполне можно иметь дело. За мной! — и он устремился по коридору в отдел кадров.

Лотос шагнул было следом, но тут пришёл в движение огромный механизм за стенкой (там находилась котельная) и акустический эффект был ошеломляющим: что-то оглушительно взвыло, а потом протяжно застенало, будто жалуясь. Оба архаика наблюдали, как Лотос присел и опасливо прикрыл руками голову.

В отличие от большинства соплеменников, Нандоло обладал чувством юмора; иногда какое-нибудь досадное обстоятельство о том напоминало. Как сейчас, например. Глядя, как его товарищ фыркает, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, Сантариал только пожал плечами:

— Ничего-ничего, — сказал он. — Я посмотрю, как ты посмеёшься на поверхности.

Лотос Растиплющ был крайне неудобным субъектом для любой системы.

Начать с того, что у него было криминальное прошлое.

Ну, то есть никто не мог точно сказать, чем он занимался первые девять лет своей жизни.

— Об этом лучше вообще не упоминать, — заявил Нандоло, пробежав глазами новенький и девственно чистый бланк автобиографии. — Напиши, дескать, пребывал в животном состоянии психики. Это косяк Системы, а не твой. Может, льготы какие оформят — как жертве административного просчёта…

— Да ничего мне не надо, — проворчал Лотос. — Главное, моя жизнь изменилась.

— А с этого места действительно можно поподробнее, — одобрил Нандоло. — Все любят хорошие истории, а твоя так просто высший класс. Мне Сантариал говорил, вы наткнулись на кридский патруль в руинах мёртвого города?

— Ну, наткнулись…

— Они были посланы за вами?

— Да нет, что им — делать больше нечего…

— Но разве вы не были бандой разбойников и убийц?

— Бан… да ладно! Стырить два мешка картошки с проезжающей телеги — это, по-вашему, бандитизм?!!

Пройдя неплохую стажировку в юридической конторе, Лотос был основательно подкован в этой области. Впрочем, полемизировать с архаиком тоже достаточно непросто, в чём он вскоре убедился.

— Они бы не приехали просто так, — возразил Нандоло. — Уж я-то кридов знаю.

— Просто проезжали мимо. Один вёл в поводу коня. Конь отцепился и пришёл на место нашей стоянки…

Лотос мысленно вернулся в тот день — первый день своей новой жизни. Даже сейчас его воспоминания словно искрились, раскрашивая всё вокруг в солнечные тона. Тому, кто не прозябал столь долго на дне жизни, этого не понять — к сожалению. Или к счастью. Даже брань изумлённых рыцарей показалась ему музыкой, а когда один из них приложил его кнутом по спине, решив, что конь был украден — хотите, верьте, хотите, нет, боли не было…

— Просто я сразу понял — они заберут меня оттуда, — прошептал Лотос. — Это было словно озарение…

— И ты, конечно, сказал им, что не променяешь вольный воздух свободы на паршивые блага чуждой цивилизации… — как ни в чём ни бывало договорил за него Нандоло.

Лотос, озадаченно моргнув, посмотрел на архаика: тот вертел в руках бланк, словно ему не терпелось запротоколировать услышанное. Вот только Лотосу начинало казаться, что слышит Нандоло не его, а собственные домыслы.

— Ну, вряд ли я мог так сказать. Мне было всего девять.

— Погоди, не мешай. А потом ты что-то выхватил, кого-то сшиб, куда-то скакнул, но их было больше и ты тогда…

— Выхватил? — недоумённо переспросил Лотос. Потом он фыркнул. — Единственное, что я мог… но нет, у меня тогда и штанов-то не было!

— Ты безнадёжно портишь хорошую историю, — недовольно заметил Нандоло. — Ну кто в такое поверит!

— Это же автобиография, не роман для переростков.

— А тебе объяснили, что такое автобиография?

— Нет.

— Ну и отдай это тем, кто понимает больше твоего!

— Отнесу Энстону, — вздохнул Лотос. — Он юрист, а у юристов богатые фантазии. Заодно и вещи заберу.

Напутствуя Лотоса, Сантариал заверил, что в кухонной жизни нет ничего, с чем не справился бы такой бравый парень. На деле всё оказалось не столь очевидно. На кухне были заняты несколько человек (включая шеф-повара) и двое гигантов, которые таскали туда-сюда таинственные коробки и время от времени двигали разделочные столы, когда противоречивое настроение шефа требовало перемен. Кроме них, в кухонном штате числился один архаик инженерного профиля, не подчинявшийся шеф-повару, а следивший за огромной крошильницей, монстрообразный фасад которой, украшенный подобиями бойниц и башен, мог сделать заикой неподготовленного посетителя. Что касается непосредственных функций, то крошильный агрегат выполнял их из рук вон плохо, просто безобразно, с чем и боролся архаик, посыпавший механизм отборной бранью. В такой нервно-непредсказуемой обстановке ещё один неквалифицированный гигант «на подхвате» был не просто не нужен, а, прямо скажем, нежелателен.

На первых порах все попытки Лотоса «причинить помощь» встречали яростный отпор.

— Во имя Творца, ты расколошматишь мне все тарелки! — вопил шеф-повар. — Ты только погляди на свои лапищи! Они сами что твои плошки!

Гиганты-рабочие, заслушавшись, отвинчивали не ту мойку или переставляли не ту коробку, и тогда шеф-повар принимался орать на них. После чего архаик-инженер заявлял, что у него от шума разболелась голова и не пошли бы они все трудиться в какое-нибудь другое место. В Нижний Ад, например.

Очень скоро Лотос пожалел, что решил перебраться под крылышко высшего эшелона, оставив тихую жизнь в юридической конторе. В отсутствие Сантариала с его неизменной уверенностью и непобедимым обаянием Лотос вновь начал сомневаться в своих силах. Наверно, Сантариал предвидел подобный поворот, потому что на второй день на кухню заглянула Лаванда. В длинном переливчатом платье-халате (как потом узнал Лотос, оно называлось «кимоно») секретарша проскользнула в святая святых шеф-повара и там, заправляя за ухо глянцевый локон своей затейливой причёски, долго и очаровательно улыбалась шефу и что-то убедительно говорила.

Должно быть, шеф-повар не впервые подвергался чарам Лаванды и выработал иммунитет, потому что прошло некоторое время, прежде чем он окончательно сдался и пробурчал:

— Ну хорошо, хорошо. Я позволю ему регулировать температуру воды и держать шланг, когда мои помощники будут мыть тарелки.

К концу второй недели Лотос возненавидел все кухни, всех поваров и всю кулинарию в целом, чего раньше за ним не водилось. Правда, ему неожиданно удалось заслужить уважение архаика-инженера: будучи в ярости после очередного объяснения с шеф-поваром на тему «и откуда только такие недотёпы берутся», он походя так пнул крошильницу, что та сразу исправилась и начала работать нормально.

Устав от бесконечных пререканий, Лотос выхватил у помощника ящик с чистой посудой и, невзирая на протестующие возгласы, быстро перетёр её. Правда, для этой цели он умудрился схватить вместо полотенца парадный фартук шефа. Пока тот не пришёл в себя и не взъярился, Лотос буркнул что-то неразборчивое и от греха подальше отправился в местный буфет, куда сотрудники заглядывали в промежутках между основными приёмами пищи.

Сантариал возник рядом в тот самый момент, когда Лотос погрузился в созерцание содержимого витрины.

— Ты мне нужен, — заявил он безо всяких прелюдий.

«А мне нужна еда», — подумал гигант.

— Сначала я съем этот кекс, — произнёс он.

— Хочешь покончить с собой?

Лотос глубоко вздохнул и закрыл глаза. Сантариал был прав, прав тысячу раз. Сейчас не время обеда, и эта засохшая плюшка не насытит его ни на минуту, но что он мог поделать? Перед ним была пища. Со времён голодного детства Лотос ненавидел пустоту в желудке. Стоило появиться малейшим спазмам — и он уже был не властен над собой.

Сантариал тоже поглядел на кекс. Сомнение не исчезло с его лица.

— Считаю своим долгом предостеречь: мы ничего здесь не берём. Себе дороже.

— То-то вы все ошиваетесь в «Морже».

— Там это не столь опасно, — пояснил Сантариал. Оценивающе поглядел на гиганта и заключил: — Ладно, как знаешь. Загляну попозже.

Тут до Лотоса дошло, что он отказывает своему покровителю из-за такой ерунды что и сказать стыдно. Отказывает тому, на кого собирался чуть ли не молиться, считал благодетелем… хотя «благо» в этом Немире — вещь, безусловно, относительная, в чём он постоянно убеждался в последние дни. «Это чёрная неблагодарность», — сказал себе Лотос, но его рука помимо его воли уже тянулась к лакомому кусочку. Сантариал закатил глаза и кинул на прилавок мелкую монету.

— Забирай свою отраву и идём, — скомандовал он. — Я сегодня не настроен ждать.

Шеф-повар был уже предупреждён, что Лотос Растиплющ нынче свободен от кухонных дел: не глядя, он расписался в увольнительной и вернулся к своим обязанностям. Убедившись, что никто здесь по нему не соскучится, Лотос направился к воротам номер восемь, где находился ангар транспортных средств.

Выйдя из ворот, он увидел, что всё уже готово: фаэтон был подан, Нандоло сидел внутри и отчаянно зевал. Сантариал появился следом за Лотосом и махнул тому, чтобы садился. По-видимому, никто не собирался посвящать его в дальнейшие планы.

— Я считаю, что ещё рановато для твоей затеи, — скептически пробормотал Нандоло, когда напарник открыл дверцу со своей стороны.

— Ты уже высказал своё мнение, но, как видишь, это ничего не изменило, раз мы всё равно едем, — беззаботно отозвался Сантариал, усаживаясь за руль. Его лицо осветилось той самой улыбкой, которая, должно быть, усмиряла чудовищ в древних легендах. Лотос успел уяснить: когда Сантариалом овладевала подобная эйфория пополам с таинственностью, следовало насторожиться и глядеть в оба. Они с Нандоло обменялись понимающими взглядами. Впрочем, Нандоло понимал явно больше Лотоса. В его глазах промелькнуло что-то вроде сочувствия, что несказанно смутило гиганта. Тот решился на прямой вопрос.

— Куда мы едем?

— В дикие земли, — ответил Сантариал, и фаэтон, покорный его воле, развернулся и покатил навстречу надвигающейся ночи, оставив позади шикарный морской закат.

И всё же закат был настолько выразителен, что Лотос долго не мог оторвать глаз от зеркала заднего вида, где полыхало малиново-багровое пламя в раме свинцово-сиреневых облаков. Раньше он никогда не бывал на море и не представлял всей первобытной мощи этой стихии, не представлял, что где-то может быть столько воды, отражающей небо. Поэтому, когда гигант, наконец, посмотрел вперёд, то был поражён: широкая равнина с цепью гор на горизонте сократилась настолько, что у подножия проступила полоса леса, окаймлявшая гряду.

Они действительно ехали очень быстро, главным образом потому, что Сантариал в совершенстве освоил этот способ перемещения в пространстве. Фаэтон слушался его так, будто они были одним целым, и это не могло не восхищать Лотоса, который уже понял, насколько техника у архаиков капризна и предубеждена по отношению к любому, кто дерзает ею управлять. Из них троих Сантариал был единственным, кто получал откровенное наслаждение от поездки.

Наплывавший на них горный массив носил звучное имя Дракона и действительно напоминал рептилию, припавшую к земле и поднявшую гребень. Ночь наступала постепенно, исподтишка, захватывая территорию с методичностью опытного воина. Верх фаэтона был откинут, и сумерки принесли с собою свежесть и ароматы ночных цветов. Несмотря на сгущавшуюся тьму, лес был чётко виден и Лотос вскоре понял, почему: стволы и кроны деревьев светились своим собственным светом — бледно-фиолетовым, обволакивающим и призрачным.

От такого открытия мурашки снова пошли гулять по коже Лотоса, а его голова сама собой втянулась в плечи.

— Это лес Забвения, — произнёс Сантариал. — Один из последних девственных лесов Немира.

— Даже будь он самым распоследним, я бы не плакал, — скривился Нандоло. — Какой-то замогильный у него вид.

— Это лишь твоё впечатление.

Между тем Лотос буквально впился взглядом в панораму, детали которой всё больше прорисовывались, мозаично складываясь в действительно впечатляющее, волшебное зрелище. Робость постепенно уходила, уступая место первобытному восхищению. Спустя четверть часа фаэтон легко вошёл под лесной полог, нарушив светом фар привычную геометрию теней, и словно окунулся в сказку, главными героями которой выступали деревья — молчаливые и бережные хранители прошлого. Стволы местных исполинов были мощными, кора на них бугрилась, и чудилось, что на деревьях выступают тысячи пузырьков. Они стояли на некотором расстоянии друг от друга, точно солдаты в боевом построении, а между ними разросся путаный кустарник, над которым кружили ночные мотыльки. Отражая свет зеркальными крылышками, они напоминали искры — лёгкие холодные искры, что не гаснут на подлёте к земле…

Это слишком мало напоминало реальность и слишком походило на декорации — и тут Лотос вспомнил, что ему всё это напоминало.

Гастроли Эльнского королевского театра. Единственные в его жизни.

Фантасмагорическая пьеса о том Немире, которого больше не было…

Сантариал выключил мотор и повернулся к Лотосу с таким видом, словно намеревался сообщить крайне интересную новость. К удивлению гиганта, в руках Сантариала будто по волшебству появился предмет, похожий на длинный металлический цилиндр с выступами по краям, напоминающими рыбьи жабры.

— Знаешь, что это?

Лотос кивнул. Ему доводилось видеть боевые самострелы архаиков, правда, в основном на гравюрах в картотеке Энстона. Два или три случая за всю историю криминальной статистики произошли не без участия этих убийственных штучек.

— Лучшее оружие для изгоев общества, — Сантариал коротко рассмеялся, а Нандоло поёжился, словно в смехе по такому поводу было нечто предосудительное. — Работает по известному принципу: заряжаешь здесь, оттягиваешь там, вылетает отсюда.

— И насколько хорошо работает? — проговорил Лотос, поневоле заражаясь его азартом.

— Как прицелишься, — холодно ответил Сантариал.

Он забрался на сложенное переднее сиденье и выпрямился во весь рост, покачивая самострел в ладони.

— Хочешь пострелять?

Лотос опустил глаза, успевшие, однако, предательски сверкнуть.

Архаик улыбнулся и протянул ему самострел.

— Одно условие, — проговорил он, как только рука Лотоса легла на гладкий ствол, — по живой мишени.

— Нет, — гигант оттолкнул оружие и отодвинулся.

— Быстрый ответ, — одобрил Нандоло.

— Только не по живой, — буркнул Лотос, угрюмо глядя на Сантариала. Тот опустился на корточки, положил самострел на колени и нагнулся, оказавшись вровень с лицом гиганта.

— Объясни, — тихо сказал он, — а какая разница?

— Для вас же есть разница! — не сдавался тот.

— Сейчас речь о тебе.

— Да ладно, прекращай, — фыркнул Нандоло. — Он не потянет.

Лотос нахмурился — по привычке, а вовсе не надеясь впечатлить грозным видом: с представителями высшей расы такое никогда не прокатывает.

— Вы же охотники, — проговорил Сантариал, задумчиво меряя его взглядом. — Не сильфанеи какие-нибудь. Вы — хищники. Плотоядные. Ведь так?

Лотос со вздохом протянул руку и взял самострел у архаика. Съеденный кекс ощущался в желудке как нечто твёрдое и всё норовил пуститься в обратный путь.

— Что за мишень?

— Я.

— Нет.

— Творе-ец, — насмешливо протянул Сантариал. — Сам посмотри: разве я похож на самоубийцу?

— Кто вас разберёт.

— Меня же не так-то просто поймать. Спроси у Нандоло.

— Норма-ально, — в манере архаика протянул Лотос и начал вылезать из фаэтона, но нога, как назло, застряла.

— Во-первых, скоро стемнеет, — сообщил Сантариал, наблюдая за его попытками. — Во-вторых, у меня отличная реакция. Представь себе мишень, подвешенную на ветру. В-третьих, расстояние. Могу поспорить, у тебя ни одного шанса.

— Нет уж.

Лотос сильно дёрнул ногой и выругался.

— Сделай что-нибудь, — попросил Сантариал напарника. Тот развёл руками:

— Ты меня уволил, разбирайся сам.

— Эй, — услышал Лотос за спиной. — Тебе ведь нужны деньги?

— Думаю, не так уж они мне и нужны, — злорадно ответил Растиплющ. И остановился.

Спиной гигант мог почувствовать много такого, что ускользало от него в непосредственном контакте глаза в глаза. Сейчас он чувствовал архаика и — мог бы поспорить — знал, чего тот добивается. Правда, он всё равно не смог бы внятно это объяснить — ну а кто смог бы?!

Сантариал не являлся по природе своей негодяем. Когда он находился не на работе, и люди не были мишенями для него, он испытывал к ним что-то вроде снисходительного ленивого любопытства. И всё. Он мог овладеть любой тайной в мгновение ока, но никогда не злоупотреблял этим своим даром. Кроме того, архаики высшего эшелона в своей деятельности придерживались весьма строгих принципов. Например, не стоит никого мучить, если на то нет специального ордера. Вот если он есть, конечно, дело другое.

Лотос медленно обернулся.

Улыбка Сантариала была настолько задорной, что одно это уже вызывало подозрения.

— Подождём темноты, — сказал он. — Тогда и начнём.

Лотос Растиплющ за свою невеликую жизнь успел повидать многое. Он наблюдал смерть во всей её неприглядности. Но всё это принадлежало его прежней жизни, жизни, где борьба за выживание была будничным занятием. А сейчас происходящее его ужасало. Он не мог понять риска из прихоти. Архаики странные существа, сказал Энстон, будь готов ко всему… возможно, не точно, не теми же словами. Сейчас Лотос жалел, что товарищ не пожелал быть откровенным — а ему явно было что порассказать…

Сантариал впечатлил гиганта с самого начала. Помимо прочего Лотос восхищался удивительным свойством его характера — не отступать ни при каких обстоятельствах. Но всему в этом мире был положен предел, и голос разума был обязан прозвучать в голове архаика, предупреждая о последствиях этой вздорной затеи. Ведь он намеревался играть в открытую и ждал того же от Лотоса. Все архаики ненавидели фальшь, да и для гигантов слово «честь» не было пустым звуком…

Пока Лотос предавался этим невесёлым раздумьям, Сантариал исчез.

Это послужило сигналом.

Фаэтон медленно тронулся с места и, ласково шурша, покатил по песку. Лотос положил самострел на колени и стал вглядываться в лесную чащу. Если уж идти, то до конца. Кроме того, он избегал смотреть на Нандоло. Гигант почти кожей ощущал его недовольство и какое-то напряжение, природу которого распознать было трудно…

Лунный луч выхватил из темноты серебристые волосы Сантариала. Лотос мгновенно вскинул самострел, прицелился и выстрелил — у него в мыслях не было жульничать. Нандоло одобрительно крякнул.

— Извини, там была ямка. Сбил тебе прицел.

— Да? — рассеянно поинтересовался гигант; он не отвёл взгляда и продолжал таращиться во тьму до боли в глазах. — Я так не думаю.

Нандоло сбавил ход; какое-то время они еле ползли, потом совсем встали. Лотос так и держал самострел наготове, нацелив его между деревьями и, должно быть, являл собой застывшую картину из тех, что разыгрывает знать в светских салонах. Потому что Сантариал, если он там и был, не проявлял признаков жизни. «Неужели задел?» — подумал Лотос.

— Почти, — послышалось у него за спиной.

Лотос быстро развернулся, продырявив куст на обочине. Когда отзвучало эхо выстрела, воцарилась такая тишина, что, казалось, все звуки потонули в чернильной темноте вокруг. Сначала Лотос никак не мог взять в толк, отчего… потом сообразил: песок уже не шуршал под колёсами.

— И почему мы остановились? — поинтересовался он.

Нандоло обернулся к нему. В свете огоньков приборной доски, в мятущихся тенях от кустов гиганту на секунду показалось, что лицо архаика приняло виноватое выражение. Впрочем, Лотос не позволил себе обольщаться.

— Ну да, я в курсе, что промазал дважды, — фыркнул он и внезапно, без всякого перехода, выскочил из фаэтона и скрылся в чаще.

Лотос нёсся вперед, а его умозаключения, сомнения и страхи остались далеко позади. Взяв на вооружение первобытные инстинкты, гигант получил шанс не переломать конечности в незнакомом лесу; кроме того, инстинкты вели его к цели, заставляли радоваться этой свирепой гонке, преследованию, которое в других обстоятельствах ужаснуло бы его и заставило бежать от себя самого. Потому что его сородичи веками выходили из полудикого состояния вовсе не для того, чтобы впасть в него вновь по чьей-то прихоти.

«Как думаешь, кто умнее — хищники или жертвы? И почему?»

Лотос резко остановился, когда в его голове всплыл этот вопрос, который ему, семилетнему, задал старший пацан, тогдашний главарь их маленькой шайки. Вопрос верный. Жертва более заинтересована в том, чтобы сохранить свою жизнь, и, соответственно, более приспособлена. А хищник найдёт себе другую добычу, природа позаботилась об этом. «Но меня устроит не всякая добыча, — сказал себе Лотос. — Сегодня я разборчив». Стоя по пояс в зарослях квазиники, он медленно втягивал воздух мохнатыми ноздрями, улавливая малейшую его вибрацию. И наконец он ощутил это. Чужое дыхание.

В двадцати шагах к западу, там, где виднелся тоненький серп заходящей луны, находилась его мишень. Механизм самострела сработал гладко и почти бесшумно — видно, к третьему разу Лотос наконец-то научился с ним обращаться…

Вернувшись к фаэтону, который стоял на том же месте, Лотос молча привалился к его гладкому боку. Он ничего не сказал, не чувствуя потребности изъясняться, только тяжело дышал. Молчал и Нандоло, который в его отсутствие приоткрыл дверцу и теперь курил, пуская дым в ночное небо. «Интересно, — мелькнула у Лотоса шальная мысль, — что с ним будет, когда он узнает?..»

Лотос был уверен, что попал. Во всех смыслах.

Все его чувства были обострены до предела, и лёгкую поступь Сантариала он расслышал издали. Впрочем, тот не особенно таился; подходя, он окликнул их, и Лотоса поразил его непривычно оживлённый голос. Ещё сильнее он удивился, когда Сантариал коснулся его плеча: он уже успел усвоить, насколько тщательно все архаики избегают телесного контакта, охраняя своё личное пространство.

— Ты меня поранил, — сообщил Сантариал со странной полуулыбкой. — Всё кончено.

— Дай посмотреть, — пробурчал Лотос.

Сантариал протянул руку, демонстрируя свежий кровоточащий след.

Нандоло сунул гиганту аптечку. У того моментально возникло подозрение, что он участвует в каком-то странном ритуале посвящения. Но отыгрывать назад было уже поздно.

— Если бы ты не сумел, нам пришлось бы распрощаться.

— И как это понимать?

— Как хочешь.

— Вообще-то о таких вещах предупреждают, — заметил Лотос, завязывая бинт красивым бантиком.

— Можешь меня ударить. Один раз.

Гигант отрицательно мотнул головой.

— Почему?

— Потому что я не верю в насилие, — глухо сказал Лотос.

Он стоял, молча ожидая ответа, переминаясь с ноги на ногу, не глядя на Сантариала: он просто боялся того, что мог увидеть. Сотни поколений его предков решали проблемы с помощью грубой силы: только так они могли противостоять более умным и воинственным соседям. Врезать противнику по морде и выгнать его пинками со своей законной территории, пока не успел опомниться.

Гигант обязан был верить в насилие — иначе как ему было защищаться?

— Ты гораздо хуже, чем просто ничтожество, Лотос Растиплющ, — медленно сказал Сантариал. — Ты — мятежник. Затеваешь бунт против природы.

— Да? — Лотос поглядел ему в глаза. — И как ты дальше думаешь?

— Ну, лично мне это не мешает.

Если Лотос и ждал каких-либо объяснений от Сантариала, он их не дождался. Приходилось признать, что этот обаятельный любимец начальства довольно часто делает то, что ему в голову взбредёт и никогда ни с кем не советуется. В обществе, построенном на строгом соблюдении традиций и дисциплины, такое поведение выглядело странным, но гениям даже здесь прощалось многое…

После того случая (и это было сложно назвать совпадением) Лотосу отвели помещение в общем корпусе. Смехотворно маленькие размеры помещения позволяли предполагать, что раньше в нём хранили хозяйственный инвентарь, да что говорить — комната, которую снимал для него Энстон в управе, были раза в три больше. Но это было его первое собственное жильё. Металлическая койка при нажатии кнопки выезжала из стены, следом выдвигался ящик с постельным бельём; из противоположной стены сходными манипуляциями можно было извлечь стол, но лишь после того, как уберётся койка — для обоих предметов интерьера здесь просто не было места. Окна архитекторы тоже не предусмотрели; окна в виде иллюминаторов, выходящих в подводный мир, имели только апартаменты класса люкс для высшего эшелона. Они же укомплектовывались отдельными санузлами; Лотосу приходилось довольствоваться удобствами на этаже. Тем не менее, гигант был несказанно доволен: наконец-то слово «независимость» приживалось и в его словаре.

За последние несколько недель он узнал кое-что новое.

Во-первых, каждый архаик носил на руке чёрный металлический браслет с сигнальным датчиком, который, судя по всему, невозможно было снять. Во-вторых, это почему-то никого не удивляло и принималось как должное.

В обществе гигантов браслеты носили только самки, причём надевали их в огромном количестве на руки и на ноги; человеческие женщины — исключительно на руки. Но всё это имело декоративную функцию, не более. Нандоло снисходительно объяснил Лотосу, что браслеты архаиков позволяют отследить местонахождение, что мера введена относительно недавно и это «очень помогает выживать в нынешних сложных условиях, когда архаикам приходится выбираться на поверхность и общаться со всяким нецивилизованным отребьем». Гиганта это не убедило. В глубине души Лотос был уверен, что Лорд Повелитель попросту боится своих подчинённых и контролирует их всеми доступными способами («подконтрольные лица» — ничего не напоминает?) Зря, что ли, везде сплошные кнопки да роботы! Нандоло в ответ только посмеялся. Раз уж Сантариал это терпит, заявил Нандоло, значит, это полезно и правильно, иначе он давно бы нашёл способ убедить Лорда отказаться от своей затеи. Да и вообще, это не обсуждается.

Когда Лотос спросил, выдадут ли такой браслет ему, Нандоло совершенно искренне изумился. С чего бы это, развеселившись, поинтересовался он, и с каких это пор Лотос причисляет себя к высшей расе? Под градом его насмешек Лотос не нашёл ничего иного кроме как отступиться.

Раз Сантариал считает, что всё в порядке, значит, так оно и есть.

У Сантариала, между тем, наметились иные проблемы. Стоило ему явиться утром в приёмную на запись на симуляцию, как Лаванда пригласила его в кабинет Инферналиса.

Лорд Повелитель вид имел невыспавшийся и оттого куда более злонамеренный, чем обычно. Кивнув сотруднику на кресло, он проглотил несколько жёлтых химических кружочков из офисной аптечки, после чего долго и шумно хлебал воду, принесённую секретаршей. Всё это время Сантариал от безделья разглядывал декоративный набор курительных трубок, присланный в дар Магистром Немира и гордо водружённый в середине стола. Сам Лорд никогда не курил, спасая своё подорванное на производстве здоровье; а выставить перед своими поголовно курящими сотрудниками подобный бесполезный сувенир мог лишь изрядный садист.

Стоило Сантариалу прийти к такому выводу, как Лорд заговорил. И вот что он сообщил:

— Ко мне вчера обратилась вдовствующая герцогиня Вот-он. Хочет пополнить наши ряды своим отпрыском.

— Я его знаю, — кивнул Сантариал. — Длинный такой парень, нос с горбинкой, смотрит будто в разные стороны…

— По её словам, он абсолютно ни на что не годится.

— Он мало на что годится. Таким, как он, место в дипломатическом корпусе. Только там аристократ вроде него может заработать на жизнь.

— Насколько я понял, о заработке речи не шло. Семья обеспеченная, Её Милость лишь хочет, чтобы он занялся каким-нибудь делом. Но она считает, что у сынули нет способностей для диплокорпуса. Она сделала такие выводы из их ежедневных бесед.

— Он ей так сказал?

— Нет, но по тому, как он себя с ней ведёт…

— Творец! — Сантариал редко проявлял раздражение при начальстве, но сейчас не смог сдержаться. — Даже женщины должны понимать, что порой проще урезонить две хронически враждующие стороны или приструнить иноземного тирана, чем общаться с собственной мамой!

— Так или иначе, — измученным тоном прервал его Инферналис, — герцогиня хочет, чтобы он был при тебе. Она только тебе доверяет.

— Она обо мне слышала?

— Вы с нею даже встречались. Правда, она сказала, цитирую: «Он вряд ли вспомнит о такой мелочи…»

— Если напрячь память, я, наверно, сумею…

— Ты лучше не напрягайся, а займись этим делом. А то у меня со вчера голова болит. Иди… — и спустя несколько секунд: — Нет, погоди, вот ещё что.

Сантариал обернулся в некотором удивлении. У начальника редко бывал такой голос. Но если бывал, то это, как правило, означало нечто среднее между квартальным отчётом и очередным концом света. Что для Инферналиса было примерно равноценно.

— Ордену нужна помощь, — будто преодолевая спазм в горле, выдавил Инферналис. Он не смотрел на Сантариала, а буравил взглядом поверхность стола. — Поэтому отправляйся-ка туда.

— Куда?!!

— Сначала к ним. А потом — туда.

Когда молчание подчинённого подсказало, что до того не очень-то доходит, начальство снизошло до объяснений:

— Как обычно, никто ничего не понимает, поэтому считай, что это сверхсекретная миссия особой важности. Я сделаю так, что никто тебя не засечёт. Нажму пару кнопок.

Инферналис так и не поднял на него глаз. Несколько ошарашенный, Сантариал разглядывал непреклонную макушку Лорда. Понятнее ему не стало.

— Я что, должен отправиться сейчас?! — не веря своим ушам, произнёс он.

— Вот именно! Хорошая мысль.

Сантариал пренебрежительно повёл плечом. Мысль хорошая, но от текучки его никто не освобождал — а потом спросят, как водится. Подождёт секретная миссия. От пары дней не рассекретится…

— Нандоло…

Инферналис, наконец-то, удостоил его начальственного взгляда.

— Вот Нандоло захвати. Нечего ему шататься тут без дела. С тех пор, как по твоей милости его отстранили от научной деятельности, я только и жду громов небесных на свою голову. И твой изумлённый вид тут совершенно неуместен.

Но Сантариал и правда был изумлён. «Громы» и «Нандоло» слабо соотносились в его сознании. Среди собратьев-архаиков его напарник отличался миролюбием. Такие как он годами не ввязываются в конфликты, накапливая силы. Поэтому, когда они вскипают и грозятся кого-то порвать, к этим заявлениям следует относиться серьёзно. Но в последний раз его прихватило в годовщину отмены Второй Оторопи и переноса коллективного сознания, но тогда случилось такое… сам Великий Непосвящённый не устоял бы…

А потом Сантариал кое-что припомнил. При каких обстоятельствах Нандоло оказался здесь и почему его, Сантариала, не устроил предыдущий напарник. «Злоупотребление служебным положением» вот как это называется.

— Такие научные дисциплины, как «Древняя поэзия» и «Социология войн и революций», без сомнения, очень увлекательны, но в теории, — продолжало брюзжать начальство. — А уж что до его интрижек с моей секретаршей…

Сантариал мгновенно принял решение.

— Отлично! Он едет со мной.

От такого поворота Лорд Повелитель Ада забыл, что хотел сказать. Он не ждал, что всё будет настолько легко. Хотя именно беспрекословного подчинения ждёшь от исполнительных сотрудников — но не от этого. У этого же вечные вопросы. В прямом и в переносном смысле.

— Но вы сказали, что миссия секретная, — проговорил Сантариал, словно отвечая на мысли Инферналиса, — а что насчёт меня?

— Тебя, конечно, посвятят, — без тени иронии ответил Инферналис. — Секретность — это проблема Ордена. А теперь и твоя. Для всех я не в курсе. Учти, даже знать не хочу, что там происходит, ясно? Не нужно мне ничего докладывать, считай, что едете в отпуск. Ты сколько в отпуске не был?

— Года два. Может, три… а какая разница…

Повелитель Ада позеленел.

— Налоговая… — прохрипел он и схватился за сердце. Снова полез в аптечку за таблетками, но, видимо, передумал. Вместо этого вынул из ящика стола небольшой конверт и вручил Сантариалу.

— Вот, ознакомься. Здесь всё. И, ради Творца, про сына не забудь! Герцогини, в смысле…

Вот так всю следующую неделю персонал демонстративного отдела напряжённо раздумывал, какую бы непыльную работёнку предоставить Его Милости. Потом кто-то высказался насчёт лифтовой, которая находилась на одном этаже с приёмной. Чего проще: заслушивать по связи сообщения от коллег, многие из которых настолько заняты, что им некогда дойти до секретарской… записывать эти сообщения и отдавать Лаванде. Сейчас там сидит робот… ну, посидит где-нибудь в другом месте. Там тепло, безопасно. И лифты почти никогда не ломаются.

Прошло несколько дней. Сын герцогини успешно жал на нужные кнопки.

А потом произошло малозначительное событие, сыгравшее роль того самого пресловутого камушка, с которого и начинается оползень…

Раньше Лаванда никогда не задерживалась в лифтовой. Болтовня с роботами не входила в число её предпочтений. Но теперь робот пылился на складе, тогда как сын герцогини не сводил с неё восхищённых глаз. Впрочем, Вильгеран знал, кто на самом деле нравится девушке. Об этом знали все….

Интерес Лаванды затрагивал в душе Сантариала потайную струну, которая никак не проявлялась при других обстоятельствах. Красота девушки, её ум и приближённость к Инферналису делали её для всех натурой исключительной. В своей исключительности Сантариал никогда и не сомневался. Поэтому ничто не мешало ему в свободные часы предаваться определённым мыслям, которые сводились к тому, что вот, они, такие особенные, могли бы быть вместе, однако оба видят нецелесообразность этого… Сантариал был достаточно умён, чтобы понимать: таким образом он впадает в наиглупейшее тщеславие из всех ведомых гуманоидам, но… как сказал кто-то Великий и Мудрый, каждому нужна игрушка.

— Его притягивает несовершенство, — проговорила Лаванда.

— Э-э… то есть…

Иногда Вильгеран просто был не в состоянии сформулировать мысль — обычно его это не сильно огорчало, но сейчас он себя возненавидел.

Лаванду, впрочем, его потуги не волновали: главным для неё было излить душу, а этот новый паренёк был идеальным слушателем (надо полагать, он и сам не понимает, какие в нём скрыты возможности).

— Да, думаю, его привлекают препятствия, — продолжала секретарша, рассеянно поглаживая серёжку в ухе.

Вильгеран взглянул на неё виновато: он внезапно понял, отчего ему так трудно обрести нужные слова. Сантариал был местной знаменитостью, гордостью Системы. Многие даже за границами мыса Аджано слышали о нём, хотя, разумеется, не все и не всё. Не только симпатичная внешность отличала его, но и ещё что-то… ощущение, что ты не можешь представить его семидесятилетним, например. От этого мурашки бежали по коже.

Вильгеран же прославился на потоке как архаик, с перепугу придумавший на экзамене словосочетание «летательный исход». Тут уж, как говорится, без комментариев.

— Наверно, будь я уродиной, он бы относился ко мне более нежно. Или… будь у меня серьёзная проблема, непоправимый изъян, пожизненное клеймо…

— Нет, — сказал Вильгеран.

Она удивлённо на него посмотрела, он ответил ей страдальческим взглядом, сожалея, что не может быть более убедительным, и тут — как водится, в самый неподходящий момент — канал связи ожил.

— Вильгеран, это Нандоло Грободел. Я в лифте.

— А-а… Хм, да? — протянул Вильгеран, надувая щёки от важности и незаметно поглядывая на Лаванду. — Сообщи, пожалуйста, цель вызова.

— Ах, цель вызова? Как бы тебе объяснить… Видишь ли, поднимаюсь я с первого этажа на шестой, и что-то вдруг скучно мне стало, поболтать не с кем, — теперь голос Нандоло прямо-таки звенел от раздражения, которое он уже не пытался скрыть.

— Не с кем?!

— Да я застрял в этом дурном лифте, уже десять минут торчу между этажами, что здесь непонятного-то?!

— А-а… А! — Вильгеран не был самым сообразительным архаиком в Немире, но он очень, очень старался. — Сейчас, я пришлю тебе кого-нибудь… куда-нибудь…

— Секция 23Ф, — холодно сообщил Нандоло, однако, уже на полтона ниже. — Только умоляю: не присылай этих тупоумных гигантов. Пусть придет нормальный архаик, повторяю по слогам: ар-ха-ик. Теперь всё ясно?

Запертый в кабине, Нандоло скрашивал одиночество, вызывая в голове один за другим образы заключённых, осуждённых пожизненно, моряков, отрезанных от суши и дрейфующих во льдах, обычных людей, загнанных в бункеры природными катастрофами… короче, всех, застрявших в тупике без каких-либо возможностей для внутреннего роста. Таким образом архаик делал всё возможное, чтобы успокоить взбудораженную психику.

«Кому-то сейчас куда хуже, чем мне», — повторял он как мантру, но помогало плохо. Приходилось признать: с тех пор, как архаикам разрешили появляться на поверхности, их тяга к свободе стремительно прогрессировала, и обуздать её одной только выдержкой уже не получалось.

Его кофе в пластиковом стаканчике успел остыть, когда Нандоло додумался о целесообразности применения психотропных средств (желательно курсом), и не заметил, как лифт медленно двинулся, подкатил к следующему этажу и милостиво распахнул створки…

…увидев на площадке напарника, Нандоло от неожиданности даже не обрадовался. Только выдавил в изумлении:

— Это тебя что ли, прислали чинить лифт?

Сантариал взглянул на его лицо и вдруг расхохотался.

— Нет, до этого ещё не дошло, — он вошёл в кабину и, прежде чем ошарашенный Нандоло успел шевельнуться, нажал кнопку верхнего яруса. Створки закрылись.

— Оно же… не работало… — Нандоло потерянно провожал глазами пролетающие вниз этажи.

— Бывает, что техника меня слушается. Согласен, это необъяснимо, но…

Тут лифт будто запнулся — не очень ощутимо, но достаточно для того, чтобы Вильгеран, напряжённо наблюдавший по связи за развитием событий, услышал следующее:

— А-а, мурколапкины стельки!!! Это был мой кофе!..

— Ты не мог выпить его раньше?

— Когда, я же ругался с Вильгераном! Тебе срочно нужно в прачечную!

— Мне нужно в приёмную, за разнарядкой.

— Ты не можешь показаться в приёмной с этим пятном! Лаванда увидит!!!

— Лаванда видит меня каждый день!

Запоздало Вильгеран сообразил, что так и не отключил громкий звук. Но он впал в ступор — застыл на месте, будто его вмонтировали в пол. И лишь отчаянно надеялся — может, она вышла…

…всё же нужно было что-то делать, и он рванул рычаг управления. Лифт снова встал. В наступившей тишине Нандоло неожиданно отчётливо произнёс:

— Надень мою…

— Твоя на размер меньше.

— …или Вильгерана…

— У него слишком дорогая.

Потом послышался утомлённый голос Лаванды:

— Кто-нибудь, подойдите ко мне за разнарядкой, мне всё равно, будь вы там в крапинку или лысые.

В кабине лифта оба архаика прекрасно расслышали её слова. А также вызывающий стук каблучков, который наглядно продемонстрировал, что оскорблённая офис-дива удалилась к себе.

Щелчок в эфире возвестил о том, что Вильгеран тоже отключился. Возможно, побежал её догонять.

— Вот и всё, — уронил Сантариал без всякого выражения. — Стало быть, чем скорее мы уберёмся отсюда, тем лучше. Завтра я, наконец, получаю первое задание, это очень кстати. В два мы с тобой должны быть у Магистра.

Сантариал постарался, чтобы вышло как можно небрежнее, сознавая, насколько невероятно это прозвучит. На такое сенсационное известие просто обязана была последовать молниеносная реакция… и Нандоло действительно отреагировал — но как-то вяло, без огонька.

— Лифт снова встал, — пробурчал он.

— Да, я обратил внимание.

— Стой, что ты сказал?!

— Мне кажется, ты нервничаешь.

— Ага, точно. У меня на браслете погас датчик, — Нандоло сглотнул. — Я что, умер?

Вместо ответа Сантариал продемонстрировал ему свой браслет.

— Видишь?

— Да-а…

— Понимаешь?

— Не уверен. Ты тоже умер?!

— Нет, — ответил Сантариал. — Мы едем в отпуск.

Кажется, до второго архаика наконец-то дошло. Сказать, что Нандоло был шокирован — значило безбожно преуменьшить. Сантариал кратко изложил ему суть дела, но при таком раскладе, естественно, не смог избежать встречных вопросов.

— Почему ты?!!

— Думаю, он просто хотел от меня избавиться. Ты знаешь, почему.

— Мне всё это не нравится.

— Да, операция секретная, так что я ничего тебе не говорил.

— С чего бы это Орден обращается прямо к нам?

Сантариал выдержал многозначительную паузу, достал из кармана конверт, полученный от Инферналиса, и, помахав им перед Нандоло, сообщил:

— А Орден ни при чём, представь себе. Инферналис тоже. К нам обращается сам Магистр. Всё здесь, и об этом знаем только мы. Теперь понимаешь?

— Вот же… — если Нандоло и не выругался, то лишь потому, что даже в его весьма обширном наборе бранных выражений не нашлось достаточного крепкого. — Теперь, значит, ты встречаешься с Магистром?

— Не встречаюсь, а общаюсь по делу. Формально мы получим задание в той самой разнарядке, а завтра как бы едем на южную границу проверять самку ахинеи с детёнышами.

— А ничего, что ты рассказываешь об этом прямо тут?

— Они же ушли, — Сантариал пожал плечами.

— Ф-фу, — Нандоло растерянно выдохнул, — терпеть не могу этих дурацких шпионских афёр. Все против всех… погоди, а Лотос?

— Он с нами, — улыбнулся Сантариал. — Посидит на порожке.

Нандоло Грободел относил себя к традиционалистам и гордился этим. Он справедливо считал, что в мире, где есть абсолютные добро и зло, всё гораздо понятнее. Потому что и борьба между ними абсолютна, и результат этой борьбы никто не поставит под сомнение. Всё, как в древних легендах: ведь это очень удобно, когда знаешь, где чёрное, а где белое, когда бить, а когда удержать удар. Даже если в великой шахматной партии жизни ты на стороне чёрных — главное, что она вообще есть, это сторона. Так Нандоло считал в юности; но в последнее время он расстался с мечтой о гармоничном мироздании и о своём месте в нём. Одно то, что Магистр, вроде бы соблюдающий нейтралитет, совещается с представителями высших рас втайне от Ордена, не говоря уже о простых смертных, наводило на мысль, что времена менялись, и традициям прошлого место в реликварии древней истории.

Как только Сантариал небрежно уронил, что его пригласили на одно из таких совещаний, Нандоло внутренне напрягся. Потому что стало ясно: вполне возможно он будет следующим, кого «призовут». Нандоло, конечно, не собирался отгораживаться от реальности глухой стеной, опасаясь, что эта самая реальность нападёт на него, стоит оставить ей хоть щёлочку. Но и приветствовать такое положение вещей он не мог. И, как выяснилось не он один.

— Я с вами не пойду, — тут же воспротивился Лотос, вникнув в суть вопроса.

— Это приказ, — сухо ответил Сантариал. — Магистр хочет на тебя посмотреть. Он желает лично взглянуть на каждого, кого он отправляет на эту опасную миссию.

— Так мне не придётся сидеть там и выслушивать всё это?

К неимоверному облегчению Лотоса, оба архаики пришли в ужас: на подобные совещания допускались только представители высших рас! Ну и пусть высших, согласился Лотос, он и не претендует.

— Зато я тоже посмотрю на этого Магистра, — заявил он. — Вдруг он не внушит мне доверия и окажется, что никого вообще нельзя отпускать по его поручениям.

— Скорее всего, так оно и есть, — обнадёжил его Нандоло, в то время как его напарник посмеивался в кулак. — Только это ничего не меняет, он глава Немира, видишь ли. Уж об этом-то ты должен знать.

— Я об этом знал, — ответил гигант. — Но позабыл.

К двум часам оба архаика прибыли в Магистрат, где их провели в особую гостиную Монтернора. Совещание началось незамедлительно.

Нандоло чувствовал себя неуютно. От волнения в глазах у него рябило, и много сил уходило на то, чтобы поддерживать невозмутимый вид. Всё, что он ухватил своим вниманием — просторная полутёмная комната с высоким потолком, под которым висели каменные горгульи и клубились очертания фигур ещё более фантастических, длинный массивный стол и сидящие за ним, которых он не мог хорошо рассмотреть из-за того, что Монтернор решил сэкономить на свечах. Хотя, скорее всего, полутьма была устроена намеренно, чтобы собравшиеся чувствовали себя заговорщиками против всего остального мира.

Он вздрагивал, когда слово брал сам Магистр, чей внушительный бас отражался от стен и порождал эхо, которое вело себя как хотело, летая под потолком среди рельефной лепнины и диковинных созданий. Вздрагивал, когда Монтернору оппонировал кто-то с очень визгливым голосом, и их обоих перебивала своими «простите» и «извините» какая-то высокородная и очень встревоженная дама. Нандоло и не пытался вникнуть в смысл разговора. Чтобы успокоиться, он периодически поглядывал на напарника, но успокоения не наступало.

Потому что Сантариал вёл себя странно. Он-то прекрасно ориентировался в беседе, хотя ни разу не вставил и полслова. Зато он слушал. Слушал с таким интересом, словно от этого зависела его жизнь — вбирая в себя каждую фразу, жест, выражение лица говорившего. Он пребывал в каком-то оцепенении: не шевелился и, казалось, не дышал; это действовало угнетающе, и на какой-то миг Нандоло позволил себе отвлечься от происходящего. Каково же было его замешательство, граничащее с паникой, когда, взглянув в сторону Сантариала, Нандоло его попросту не обнаружил!

К счастью ему удалось подавить возглас удивления, потому что буквально через секунду Сантариал появился. Собственно, он никуда и не пропадал. Выглядело всё так, будто в один прекрасный момент выражение «он был весь внимание» обрело буквальный смысл, и он исчез для окружающих!

Нандоло когда-то читал, что такое случается, точнее, случалось очень давно, практически со всеми архаиками, которые поголовно были волшебниками. А значит, умели множество вещей, которые нынче показались бы фантастикой. Сказкой. Загвоздка заключалась в том, что с тех самых давних пор утекло немало исторической воды, и волшебниками они быть перестали. Опять же все. Поголовно.

Нандоло вонзил ногти в ладони, сосчитал до десяти и сказал себе, что ничего не было. Он просто перенервничал, и ему померещилось. В глубине души он, конечно, знал, что было, но был слишком разумен, чтобы понимать: не время и не место выяснять это.

Тем временем Магистр затеял долгую беседу с дипломатом из Потусторонья, который прибыл с традиционным визитом, совершающимся раз в десятилетие. Визит носил формальный характер — всё деловое общение происходило посредством переписки — но, тем не менее, должен был пройти согласно этикету. Фразы строились витиевато, как было принято у высокой прибывшей стороны; беседа текла плавно, огибая препоны различия диалектов по Ту и Эту Сторону и присутствующие уже начали задрёмывать… но тут Магистр взглянул в сторону напольных часов, инкрустированных, как поговаривали, раковинами из залива Порто-Фенко, и с шумом отодвинул стул.

— Ну а теперь поговорим, наконец, о деле.

Его собеседник замолчал на полуслове, приоткрыв рот. Сидящие за столом мгновенно выпрямили спины. Магистр прошёлся вдоль стола, глядя под ноги, вернулся на место и устремил взгляд в пространство. Те, кто оказался на линии начальственного взгляда, непроизвольно отклонились.

Наблюдавший эту картину Сантариал иронически ухмыльнулся и подмигнул напарнику. Нандоло не разделял этого веселья. Предчувствие поднялось откуда-то из середины его живота и подступило к горлу. Оно явно было дурным.

И оно не стало лучше, когда послы и гости Магистра как по команде поднялись и покинули комнату, предварительно отвесив церемонные поклоны. За ними последовали советники и приближённые, и вот за столом остались лишь несколько… при этом чётко виднелась лишь фигура Магистра, освещённая огнём камина. Похоже, он специально устроил всё так, чтобы участники особого совещания сидели в разных концах стола и не могли разглядеть друг друга.

— Вообще говоря, — начал Магистр, — этого могло бы не случиться, если бы Немир был един, как мы желали когда-то.

Присутствующие почтительно молчали: Магистр крайне редко заводил речь о том, что называли «добрыми старыми временами» — днями сотворения и становления Сущего. Монтернор не был непосредственным свидетелем Начала, однако был достаточно древен, хоть не всеведущ и не всемогущ.

— Полтора года назад мой друг с семьёй проезжал через одно место, которое находится к юго-востоку от Аиана, и о котором вы никогда не слышал, потому что это глушь. Когда-то у нас были карты, но многочисленные войны и распри периода Могилы изменили ту местность почти до неузнаваемости. Мой друг составил новую карту и сделал схематичное описание природы и обычаев, принятых у местного населения. Он сделал бы больше, но произошла трагедия — у него пропала маленькая дочь. Это случилось именно там…

Голос Магистра не изменился и не дрогнул, но глава Немира на некоторое время замолчал.

— Нетрудно представить себе его отчаяние. Он, конечно же, организовал поиски и приложил все силы, пытаясь найти малышку… но внезапно всё бросил и бежал оттуда вместе с женой и сыном. Я не знаю, почему он так поступил, и никогда не узнаю, несмотря на нашу дружбу — я достаточно изучил людей, чтобы понять это.

Магистр наклонился вперёд, и тени на его лице обозначились резче.

— Но кое-о-чём я догадываюсь.

Присутствующие нервно заёрзали. Они понимали, что «главное блюдо» вечера вот-вот предстанет перед ними, но ни один не рискнул бы предположить, каким оно будет на вкус.

— Пара фраз, которые он обронил, заставили меня обратиться к Анналам, где я нашёл материалы такой несусветной давности, что никогда не стал бы пользоваться, если бы не крайняя необходимость. Я говорю об эпохе древних богов, которую многие современные историки считают вымыслом. Но моё чутьё, которому я привык доверять, нащупало некую закономерность, которая роднит эту печальную историю с легендами и мифами и — я вполне отдаю себе отчёт, что это прозвучит весьма сенсационно — я действительно полагаю, что в том месте действует нечто, не поддающееся разумному анализу.

С беспокойством Нандоло увидел, как в глазах Сантариала зажглась искорка торжества. Ещё бы, Магистр произнёс такое! Фактически признал наличие в Немире неподконтрольной ему силы! Будь Сантариал хоть в малейшей степени заинтересован в разглашении этой информации, последствия могли быть самыми жуткими…

Впрочем, Сантариал никогда не сделал ничего подобного. Никто из них не сделал бы. Иначе сейчас они не сидели бы здесь.

— Мне нужна помощь. Как вы понимаете, я не могу вмешиваться, не злоупотребляя своей властью.

— И всё же это был бы наилучший вариант, — тихо, словно про себя, сказал Сантариал. Но Магистр, как и следовало ожидать, услышал. Он был не всеведущ, но, если хотел что-то узнать — узнавал.

— Который непременно приведёт к огласке и повсеместной панике. Вы знаете, с какой быстротой расползаются слухи.

Видя, что Глава Немира спокойно вступает с ним в диалог, Сантариал осмелел.

— Но если Вы остановите всё это силой своей власти, Ваш авторитет…

— Если я смогу это остановить, — подчеркнул Магистр.

— А Вы не думаете… — Сантариал помедлил, будто собираясь с духом. — Простите меня, Магистр, но уже прошло полтора года. Что если дальнейшее промедление только ухудшит ситуацию? И, говоря о древних богах… Вы, конечно, помните об Элгаре?..

Магистр медленно кивнул.

История об Элгаре, чьё полное имя — Элгароссс — будто шлейф, тащило за собой целых три буквы «с», стала легендой, точнее, стала бы ею, не будь она столь основательно засекречена. Элгар был порождением местности, называемой Овчизна — по имени главной статьи дохода. Случилось всё это в прошлом веке. Местность процветала, в основном благодаря тому, что жители находились в гармонии с Элгаром, которого в простонародье называли Выручай-дед, поскольку в канун праздников Равноденствия жители получали от него… нет, не подарки, а всего лишь возмещения убытков, причинённых в прошлый сезон. Например, если у кого-то прохудились штаны, он имел все шансы получить от Элгара новые — или хотя бы соразмерную дыре заплатку. Ещё добрый гений Овчизны по традиции любил приводить домой заблудших овец. (Позднее, когда расследованием его дел занялась Высшая комиссия, никто так до конца и не разобрался, откуда Элгар черпал силу для своих «даров»; а, поскольку он не был ни архаиком, ни сильфанеем, ни человеком и не принадлежал ни к одной из многочисленных немирских рас, было решено считать, что он являлся добрым духом названного места. Или — если не очень скромничать — его богом.)

Это стало первым косвенным подтверждением теории о многобожии Немира на стадии сотворения. Элгар был, несомненно, одним из этих последних божков древности.

И он бы счастливо им оставался, но, к сожалению, имел ещё одну функцию — устранять причины раздоров между жителями Овчизны. Одна супружеская пара целый год не могла договориться о принципах воспитания своего неуправляемого чада, что приводило к постоянным скандалам в семействе. Доходило до того, что муж и жена по очереди сбегали из дома к своим родителям, а соседи отгородились двойным забором. В канун очередного Равноденствия ребёнок бесследно пропал. Его так и не нашли, а родители получили от Выручай-деда открытку-поздравление со счастливым избавлением.

— Я лишь хотел сказать, — пояснил Сантариал, прерывая воцарившееся унылое молчание, — что высшие силы порой весьма специфически трактуют желания простых смертных. Именно тогда нам передали материалы этого дела, — добавил он после паузы.

— Я помню, — подтвердил Магистр, иронически хмыкнув. — Единственный раз, когда «силы Тьмы» нанесли визит простым смертным. Орден не захотел разбираться сам, им не хватало улик, а напряжённость росла. Старейшины Овчизны прибыли прямо ко мне и настаивали, чтобы я принял меры. Они все словно с ума посходили. Исчезновение ребёнка посеяло панику. Тогда я — впервые — обратился к Лорду Повелителю.

— И что? — поинтересовался Нандоло, на секунду забывая о субординации.

— У архаиков сохранилась обширная старинная библиотека. Оттуда они почерпнули информацию о том, как можно уничтожить бога. И они уничтожили его.

На этот раз молчание было глубже и продолжительнее.

— Ну да, — выдавил, наконец, Нандоло. — Это ведь именно то, что мы делаем лучше всего, не так ли?

Нет, он больше не станет сдерживаться. Магистр, наверное, шутит. Гори оно всё… но он не может требовать от них такой услуги лишь потому, что речь идёт о близких ему людях. Сантариал должен сказать ему… но Сантариал словно воды в рот набрал: глядя на него, вполне можно было увериться, что ничего такого особенного не происходило!

И, как будто всего этого было недостаточно, Монтернор уронил словно между прочим:

— На сей раз никто не знает об этом. Даже Ваш непосредственный начальник.

— Так Вы поэтому не позвали на совещание людей Ордена? Речь идёт о превышении наших полномочий? А может, не стоит вот так, сразу?..

Мельком Нандоло уловил мимолётное движение одной из фигур в дальнем конце стола. Так же было очевидно, что Сантариал ничего не заметил: он не сводил глаз с Главы Немира.

— Творец с Вами! Криды могут сколько угодно не любить архаиков, но к высшим расам у них отношение особое, — Монтернор кивнул Сантариалу и улыбнулся. — Они их и сами пальцем не тронут, и другим не позволят. Впрочем, Вы правы. Действовать в рамках закона в данном вопросе малоэффективно.

— Ну и что дальше? — спросил Нандоло, уже не в силах скрыть раздражение. — Вы сами ничего не предлагаете, только критикуете!

— Ага! — победоносно воскликнул Монтернор. — Я всё ждал, когда же Вы об этом заговорите!

Нандоло почувствовал себя по-дурацки. Пробормотав извинения, он оглянулся на Сантариала: тот прикрыл лицо ладонью, плечи его слегка тряслись. Похоже, он находил Верховного Магистра очень забавным.

Потом Сантариал поднял голову, и Нандоло осознал, что рассчитывать на поддержку напарника не приходится. Видимо, Сантариал засиделся на симуляциях до такой степени, что готов был на всё, лишь бы оттуда выбраться. Даже разнимать воинственных наследников Варбрунгов. Даже ловить по лесам подданных Корольфея и рассовывать и по стеклянным банкам! Да просто на что угодно! Сидя последние полчаса с миной напускного безразличия, Сантариал на самом деле ожидал только сигнала к атаке.

На обратном пути архаики забрали с собой Лотоса, у которого также состоялось формальное знакомство с Монтернором. Последний поинтересовался его здоровьем и планами на будущее после чего, вроде бы потерял к гиганту всякий интерес. Подобная процедура показалась Лотосу совершенно бессмысленной, но, похоже, лишь ему одному: украдкой наблюдая за приближёнными Главы Немира, он убедился, что они исполняли его прихоти с неистовым рвением, не подвергая их сомнению. «В каждом дурдоме свои порядки», — вспомнил он любимую присказку Энстона, вслед за архаиками покидая Магистрат кружным путём — через служебные помещения — при этом чувствительная спина гиганта ощутила на себе десятки любопытных взглядов…

Что до Сантариала, то о его визите к Магистру Немира никто никогда не распространялся. Все свидетели старательно делали вид, что его тут не было. Он и сам делал такой вид.

— Как тебе Магистр? — поинтересовался Сантариал у Лотоса, вразвалку шагающего рядом.

— Нормально. Он же главный, — спокойно ответил тот. Оба архаика фыркнули.

Когда за ними закрылись двери, воцарился обычный шум и гам делового учреждения в будний день.

— Он спятил! — отчаянно выкрикнул Нандоло вечером того же дня, прочтя предписания Магистра, выданные им на листе гербовой бумаги. — Он хочет, чтобы мы опять всех убили!

— Пока нет. Он хочет, чтобы мы для начала выяснили, что там происходит. Видишь, здесь написано: «в порядке следствия».

— Всё равно. Потом он захочет больше. А мы не карательные органы! Это всё оттого, что ты сказал, будто между этими историями есть нечто общее, — бесился Нандоло. — Иди и скажи ему наоборот!

— Слушай, лучше успокойся…

— Что, Орден совсем не у дел?

— Просто криды — гуманисты, они никого не трогают.

— А-а, всё-таки от нас ждут крутых мер! Я так и знал!

— А что, вы и вправду умеете убивать богов? — подал голос Лотос, разом положив конец их перепалке.

— О Творец, — простонал Нандоло, закатывая глаза. — Да не всех богов, и вовсе не богов, а духов определённой местности, и то ещё вопрос! Я не очень-то верю в то, что якобы было сто лет назад.

— Раз не веришь, чего опасаться? — невинно заметил Сантариал.

— Я не за себя опасаюсь, — пробормотал Нандоло, но так, что его почти никто не расслышал.

— Место называется Отмашь, — сказал Сантариал, разворачивая перед ними карту, скопированную из Архива Магистра. На копии стоял личный штамп Магистра в виде крылатой заглавной «М», что означало, что она выполнена с личного разрешения главы Немира.

Нандоло и Лотос синхронно повернули головы — посмотреть. Оба выглядели — отметил Сантариал — странно не готовыми к предстоящему подвижническому труду. Нандоло что-то пробурчал себе под нос. Лотос, сидящий на самом краешке скамьи, вздрогнул и медленно выпрямил спину, словно не был до конца уверен, разрешили ли ему двигаться.

— Ударение на первый слог, — пояснил Сантариал, странно поглядев на напарника.

— Да? Я думал, на все слоги сразу! Дай угадаю: редкостная глухомань, где в квазиничнике водятся насекомые-кровососы, которых не найдёшь даже в Определителе Магистра, а если хлопнуть дверью сортира, слышно в соседней деревне.

— Добираться будем почтовым экипажем. Поедем вот этим маршрутом — Магистр отметил лично — мимо Кустыни, дальше по границе дружественного нам Аиана, дальше вдоль Сериальных гор. Ну что ж, по-моему, он всё предусмотрел. Мне вполне нравится.

— Если ты не в курсе, Сериальные горы называются так потому, что они о-о-очень длинные, — гробовым голосом заметил Нандоло, — Сколько времени займёт дорога?

— Дня три-четыре.