***
Я не человек, я только имя.
Которым легко тишину озвучить.
Засну с одними, проснусь — с другими.
В плечо поплачут — им станет лучше.
Я даже не дверь. Я — дверной проём.
Я — простынь, чужими телами измятая.
Я вовремя там, где: «Давай споём!»
Едва успевая: «Чиновники — гады!»
Я вся — квинтэссенция женоначалия:
Инстанция, средство, утроба, ступень.
И губкою впитываю печали я.
И радость отбрасываю, как тень.
Сквозь пальцы, сквозь руки, сквозь мясо, сквозь косточки
Проходят чужие, как сквозь коридор.
Я — самая крепкая в мостике досочка.
Я — самый надёжный высокий забор.
Я лучше, чем водка, лечу от тоски,
Сливаю в единое целое части…
Я — рубль, на илистом дне реки
Лежащий на чьё-то чужое счастье.
Ты знаешь
Ты знаешь, я очень боюсь становиться старше
Боюсь сорваться.
Боюсь уступить и в какой-то момент
Проснуться не той.
С тарелками и едой.
Со снобством и жлобством,
с квадратной с антеннами головой.
Ты знаешь, я очень боюсь пропустить тот момент,
В котором уже
не принадлежишь себе.
И ты элемент,
звено,
лишь бы тепло
и сухо
и больше ни слова
о сердце,
о духе.
Ты знаешь.
Поэтому мы навсегда
останемся здесь,
в этой точке пространства и времени.
Куда бы потом ни пошли
наши тела,
и что бы они ни делали, —
сольёмся
с неслышимым хором
свободных и неприкаянных.
Не бойся и не отчаивайся.
И старше не становись,
пожалуйста.
***
В городе, откуда я родом,
превыше всего
ценят честность.
Искренность
и
соответствие слов делу.
В городе, откуда я родом,
принимают на веру
всё,
что сказано,
написано
или спето.
В городе, откуда я родом,
ответственность всегда была
самой высшей пробы.
Сострадание,
забота и человечность
тоже,
кажется,
всегда там были в моде.
Поэтому в других городах
мне всегда сложно понять
правила хорошего тона
и выбрать форму
саморепрезентации.
Потому иногда так важно
встречать земляков.
Хотя у меня уже нет уверенности,
что я сама родом
из тех
заповедных краёв.
Петромагазинск
Мой город превратился в магазин —
Один большой торговый центр на километры.
От маленьких деталей до машин,
Да тонны обуви по главному проспекту.
Манит реклама светом ввечеру —
Пойти развлечься (отдых от покупок?)
Я, видимо, здесь больше не живу
Мой кошелёк на эти вещи скуп.
Фонтаны — к чёрту радость лимиты,
Расширим вместо них торговли площадь.
Заменят на торговые ряды
Застройки исторического прошлого.
Всё к чёрту — парки, площади, дома,
Нужнее горожанам развлекуха.
Кино и бары, клубы — вот она
Петрозаводская кормушка духа.
Пенсионеры выйдут постенать
В защиту городской земельной рожи…
Но в остальном — здесь просто благодать!
Пойду, что ли, продамся подороже.
***
Невесомые пушинки снега
Северной весною намело.
Кто-то взбил подушку в светлом небе
Или ангел повредил крыло.
И кружатся сброшенные перья,
Исчезая, появляясь вновь.
Так, нежданно, вопреки неверью
Возникает на земле любовь.
Снег
…
Это неисчислимое количество ледяных резных крошечек, меняющее любой цвет одежды замершего на улице человека на белый. С верхних точек. Постепенно. Не привычное — растёт всё от земли. Непривычное — вырастает сверху. Налепляет. Налепляется. Нового человека лепит.
Сосредоточившись на рукавице нахожусь на ней. Кругом — огромные резные шестерёнки льда. Где-то белые, где-то уже обесцвеченные: в рукавице — рука, от руки — тепло.
И, наконец, всегда любила: посмотреть против направления падения снега. Наверх. Посмотреть навстречу снегу. И сразу не он движется навстречу тебе. Ты — навстречу снегу. Смотришь на поток привычно — быстро летит. Смотришь против потока — ещё быстрее. А в другой раз взглянешь в лицо снегу — а он замедляется. И уже то ли ты навстречу снегу, то ли снег навстречу тебе. То ли оба — два потока — навстречу друг другу. Завораживаешься.
…
На скамейке, глядя вверх
Они… сидели и смотрели, как в темноте появляются все новые звезды, точно блестящие крупинки соли, рассыпанные по всему небу, от горизонта до горизонта.
/Рэй Брэдбери «Конец начальной поры»/
Звезды — это крупинки соли,
Рассыпанные ажурной сеткой.
Небо — бескрайнее темное море,
Пересеченное белой веткой,
Замерзшей, ставшей почти хрустальной.
Плавно качаясь, она звенит.
Город наполнен мечтой и тайной.
Город не движется. Город спит.
Зависнув в воздухе как на картинке,
Застыл фонаря воспаленный свет,
Отраженный на тротуаре, в льдинках
Тысячью искорок. Больше нет
У вещей никакой конкретной формы
За пределами света. Теперь для нас
До рассвета вплоть, против догм и норм
Восприятия, может быть, целый час
Еще будет небо приправлено звездами,
Чтоб могли мы в черном море тонуть,
Чтобы воздух пить глотками морозными,
И, до дома добравшись, не сразу уснуть.
Внутри меня город
Новое серое утро.
А вчерашний дождливый вечер
остался во мне.
Внутри меня теперь темный,
плачущий город.
Лужи
переполняют душу
и льются наружу
моими слезами.
Нужен
зонтик, чтобы закрыться от мира,
чтобы никто не увидел,
что внутри меня город.
Целый город,
в котором
так одиноко.
***
В этом городе любить больно, —
Небо здесь мучительно низко.
Чуть взлетишь — уже головою
Упираешься в его близость.
Здесь всегда не достаёт света
И порой не достаёт звука.
Межсезонье соткано с летом,
Пролетающим за минуту.
Только спасу, что бредить ночью
Под мелодии в сотни герц.
Я хочу видеть солнце очень.
Посвети мне, посвети в сердце.
Осенью можно быть счастливой только здесь
…
Петрозаводск так хорош тёплой осенью, что я снова понимаю — осенью можно быть счастливой только здесь.
Здесь мудрость, средоточие мира всего, ты сидишь над ямкой, над «Юностью», кто-то отжимается на газоне стадиона, дети идут классом в театр кукол, а ты вспоминаешь, что это — неторопливость, достигаемая даже при плотности графика маленькими расстояниями. И такое счастье — эти листья под сапогами. И город жив, и ты жив. Ты успеваешь прочувствовать вкус этой жизни, она сочная, как никогда. Всё так разумно и правильно и нет никаких вопросов к себе и к будущему и о будущем. Ведь ты просто есть, есть ты и город и нет одиночества. А слово «Петрозаводск» состоит из красивых речных-озёрных камушков, которые я снова и снова, влажные, блестящие, перебираю пальцами. Поворачиваю в голове каждую букву и так и эдак.
…
***
Два года в доме, где меня не ждут.
Два года в доме, где меня не встретят.
Обманчив нарисованный уют.
И ночью камнем падает на плечи.
И вроде бы — вода везде вода.
Но всё-таки. Дышу туманной негой
И впитываю разницу — Нева
Совсем не то мне шепчет, что Онего.
Я повинуюсь правилам простым:
В мой монастырь не влезть чужим уставам.
Но это также значит, что к чужим
Нельзя мне приносить свою усталость.
И как птенец, свалившись из гнезда
Старательно спешу расправить крылья.
Ведь с высоты мне чудится — вода
Блестит везде единой звёздной пылью.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.