Бесплатный фрагмент - Кочегары космоса

Сад в обители мира и спокойствия

Силовая перчатка легко сжалась и разжалась, без малейшей задержки повторяя движения человеческой руки в ней. А вокруг цвела сакура. Её лепестки покрывали лотосы и гладь воды вокруг них. Тихо журчали водопады. Совсем как настоящие. И свет через окна цветных витражей тоже будто настоящий. И где-то в вышине над головой стрельчатые своды готического зала тонули во мраке. Над которым добрая верста гранитной скалы. Этот уютный искусственный мирок спокойствия не уничтожить даже прицельным попаданием орбитальной торпеды.

Стоять и молчать дальше было глупо.

— Сержант Лоренцо явился, — отрапортовал он громко, как и положено.

— Здравствуй, мы ждали тебя, — ответила она, появляясь из-за ближайшего контрфорса.

Она была обнажена. Полностью. Ничто не скрывало очертаний её тела. И чем ближе она входила в круг света, тем явственнее на этом прекрасном теле проступали многочисленные шрамы. Осколки гранат и снарядов. Ожоги напалма огнемётов. Рваные дырки от пуль и ровные резы от тесаков. Только лицо казалось нетронутым, но когда она подошла ещё ближе, стали различимы следы вмешательства пластической хирургии. Сержант обратился к внешней памяти своего доспеха, сравнивая увиденное глазами с данными камер наблюдения. Сомнения быть не могло.

— Преклоняюсь пред Вашей доблестью, — произнёс он, опускаясь на одно колено. — Так мы, космодесантники, почитаем достойных.

— Можешь снять свой бронированный шлем, — раздался её мелодичный смех. — Здесь он тебе не понадобится. Как и доспех и оружие.

Он повиновался лишь в одном. Снял шлем.

Она приблизилась к нему, ничуть не стесняясь своей наготы. Он, даже стоящий на колене, в своём древнем силовом доспехе был почти одного роста с нею. Ей пришлось тянуться, чтобы поцеловать его в губы.

— Так, — объяснила она. — Приветствуем мы.

Он не смел возразить.

Жестом она указала ему на скамью из нефрита. Он вновь повиновался. Она же расположилась на соседней скамье.

— Сержант Лоренцо, — произнесла она распевно. — Твоё имя прекрасно будто песня. Песня о тебе. О храбром воине. Который заслуживает стать капитаном. Но — не суждено. Ты останешься здесь. Надолго. Навсегда.

— Но мои братья? — почти воскликнул он.

Он понимал, что это приказ. Приказ старшего по званию. Приказ, о котором его предупреждал магистр, отправляя сюда, и повелевая подчиниться, каким бы странным тот приказ не оказался. Он обязан подчиниться. Это его долг. Но…

— Я вижу твоё замешательство? — её голос будто смеялся над ним.

Он молчал. Приказы не обсуждают.

— Милый мой Лоренцо, — проворковала она, кружась вокруг него. — Ты эмоционален и был выбран именно за это. Ты нужен нам такой. Ты станешь нашим братом. И сёстрам, и мне. И даже более чем братом…

Кажется, она намекала на что-то, но он не знал на что. Он знал сотни способов как убивать во славу человечества врагов человечества, но не знал ни одной женской хитрости. За десятилетия бесконечной войны у него просто не было времени узнавать что-либо, кроме новых способов убивать.

— Забудь о войне навсегда, — велела она. — Там тебя ждёт почётная должность, тебя назначат командовать отделением скафов. Этих лучших бойцов космодесанта, которым доверяют древнюю несокрушимую броню, сам секрет изготовления которой утерян в веках. Но почести будут недолгими. Тебя ждёт рейд на космический скиталец…

— «Проклятье бездны», будь он проклят, — сквозь зубы выругался космодесантник.

— А почему ты думаешь, что это он? — возразила женщина. — Я знаю историю твоего ордена. Как и все твои братья, ты грезишь местью за поражение много веков назад на таком же скитальце. Но разве кто-то прочёл название на борту этого вновь найденного корабля?

Ему никогда не доводилось разговаривать с женщинами. Разве что возможно когда-то в детстве. Ведь, наверное, у него была мать. Он не помнил уже, настолько давно это было. С тех пор только бесконечная война. Он не уставал от войны. Он даже не знал, что от этого можно устать. Война была его жизнью. Так что когда он не воевал, то подвергал себя тренировкам, не уступающим настоящим боям. Как и все его братья.

Женщина напротив казалась слабой. Она была так беззащитна в своей наготе. Но ум её был умом стратега. Он находил изъяны в его рассуждениях и разил без промаха.

— Позволь я расскажу сама, — предложила она. — Космический скиталец, давно утерянный в глубинах космоса корабль. Весьма вероятно на нём можно найти исправное старинное оборудование. Сейчас, когда лучшее что производят мануфактуры наших миров это паровые машины, когда новейшие бронированные колоссы движутся силой пара, добываемой из топок, куда полуголые кочегары бросают уголь лопатами — космический скиталец с его древним оборудованием это ценный приз. А кто ж зарабатывает в космосе как не вольные торговцы? Ведь только там этим отчаянным людям закон зарабатывать и разрешает. И вот такой торговец является к властям с известием, что обнаружил космический скиталец… Почему же этот безрассудно отважный человек не рискнул сам обследовать свою законную добычу?

— Он уверен, что там скрываются зловещие чудища космоса. Но это проблема для торговца. А для космодесанта рядовая работа.

— На которую собираются бросить скафов? Рискнуть лучшими из лучших и их драгоценным древним снаряжением, утрата которого будет невосполнима?

Ему подумалось, что она была бы хорошим командиром. Потом он понял — она и есть хороший командир. Лучше, чем он сам.

— Месть, — попросил он. — Это точно «Проклятье бездны».

— Откуда же ты знаешь это?

Как же женщины бывают беспечны! Если бы она обладала силовым доспехом, достаточно было просто поделиться информацией из его памяти… Тут-то он и понял, что его силовой доспех такой информацией не располагает. С тех пор, как он получил этот доспех в наследство от погибшего предшественника, тот никогда не подводил его. Братья могут пасть в бою, но древние доспехи, созданные ещё на заре человеческой империи, служат им тысячелетиями всё так же надёжно.

— Я не понимаю, — признался он. — Я знаю, что это так. Я уверен в этом.

— Всё верно, ты это знаешь, — подтвердила она. — Хотя этого ещё не произошло.

Она встала и прошла к маленькому водопаду. Подставила руку под капель.

— Десятки тысяч лет назад громадные корабли переселенцев стартовали к звёздам. Миллионы колонистов на их борту спали, в ожидании прибытия на новые миры, которые им предстояло колонизировать во славу Человечества. Никто не подумал, что космос может оказаться совсем не дружелюбным местом, — она вздохнула и обернулась. — Вселенная не знает сострадания. Ни жалости, ни справедливости. Ничего этого нет в бесконечности пространства. А есть множество врагов человечества. И порой нас спасает только то, что эти враги дерутся друг с другом, на время забывая про нас. Могло ли быть хуже? Но видимо Вселенной и этого показалось мало. Теперь подражатели. Они пожирают свои жертвы, усваивая их генетический материал, и через это приспосабливаются. Принимают внешний облик, становятся всё более умелыми. Они полностью подражают нам, так что их становится невозможно отличить от нас. Но они не мы. Под видом людей они разлагают население дальних колоний, сеют недовольство, подстрекают беспорядки и возглавляют бунты. Приправляя всё это сладкими речами о благе, которым так охотно внимают измученные лишениями колонисты. А потом, когда мир оторван от человечества, из холодных глубин космоса сваливаются на обречённую планету громадные живые корабли с неистребимыми полчищами кошмарных чудовищ. И вот с ними уже не договориться. Их единственный помысел пожрать всё. Их считали сказкой, которой пугали юнг. Но почти тысячу лет назад мы убедились в их существовании. И с тех пор мы теряем колонии одну за другой. Медленно, но неостановимо. Счастье, что их чудовищные живые корабли способны к движению только в обычном пространстве. Это дарит нам время. Пока дарит…

Она удалилась от него, будто маня изгибами своего тела. Он не знал, что такое соблазнение.

— Но что если однажды они научатся строить звёздные парусники? — раздался вновь её голос. — Учитывая их способность генетических модификаций, такая мутация может произойти в любой миг. Тогда скорость их размножения увеличится до околосветовой.

— Немыслимо! Они же всего лишь звери!

— Но некоторые из подражателей столь умны, что способны усвоить знания инженера, — возразила женщина. — А для толкового инженера несложно понять, как работает световой парус. И это ещё не самое худшее. Мы лишь догадываемся, что эти чудища способны к коллективному сознанию. А каковы его мыслительные пределы? Что если их коллективный разум найдёт путь в пространство искривлённое? Открывающее практически мгновенный доступ в любую точку галактики? Тогда всеобщая гибель станет лишь вопросом времени. И времени этого будет слишком мало.

— Разве мой долг не отправиться на борьбу с этими тварями? — спросил сержант, поднимаясь.

— Но ты уже был там, — ответила женщина, обернувшись к нему.

Их глаза встретились.

— Ты был там. И уже не единожды, — ответила она на непроизнесённый вопрос. — Раз за разом ты отправляешься на «Проклятье бездны», чтобы сразиться и погибнуть. Уверена, ты и сейчас можешь вспомнить, как убивал чудовищ в коридорах полумёртвых кораблей.

— Да, — ответил он, подумав. — Я помню. Хотя внешняя память моего доспеха не содержит такой информации.

— Петля времени, — сказала она. — Там на борту космического скитальца, ты мог бы спастись. Но наша сестра-прорицательница предсказывает, что из шлюза вышел лишь один из твоих товарищей. Но сам ты почему-то остался внутри обречённого к уничтожению корабля. Хотя мог бы успеть.

— Кажется, я помню, — признал он.

— Петля времени, — повторила она. — Кривое пространство это чистый хаос. Не только в расстояниях, но и во времени. Хаос обожает играть со временем. Сама природа кривого пространства такова, что оно и есть кривое время.

— Я простой солдат, — признал космодесантник. — Я защитник Человечества. Но как я могу сражаться, если даже время будет против меня?

— Похоже что-то подобное с тобой и случилось, — продолжила женщина. — Каждый раз в тот самый момент, когда возможно выйти из ловушки, ты исчезаешь. И оказываешься снова в исходной точке. Не твоё тело, а только твоё сознание. Материальные предметы эта петля не затронула, вот потому память твоего доспеха не содержит этих воспоминаний. Но сам ты уже знаешь всё наизусть. Каждый раз тебе всё легче проходить преграды космического скитальца. Тебе уже не нужно даже смотреть на врагов. Ты стреляешь не глядя, и выстрел рвёт в клочья тварь, которая лишь только что высунула голову из-за угла.

— Да, верно, — оживился воин.

— Радость убийства врагов подводит тебя к безумию, — мягко заметила женщина.

Он замер. Затем посмотрел на свои руки. Руки в силовых перчатках. Созданных чтоб убивать. Понимание отразилось на его лице.

— Гибельный соблазн, — произнёс он. — И выигрывая бой, я раз за разом проигрываю ему.

Он знал, что такое возможно. Хаос не держит злобы. Хаос просто играет. Для живущих игры его жестоки, но какое до этого дело хаосу?

— Ты должен остаться здесь, — услышал он, и женские руки мягко прикоснулись к его броне.

Через вживлённые в тело космодесантника электроды, сенсоры доспеха тут же сообщили ему об этом прикосновении всё, как если бы он почувствовал его своей собственной кожей. Нет, даже лучше, потому что доспех услужливо сообщил и силу давления, и его температуру, и даже провёл анализ на наличие ядовитых веществ в точке контакта. Мозг воина привычно осмыслил всю эту информацию, не отвлекаясь от разговора.

— Но как же братья? — спросил он. — Без меня?

— Твой бой окончен. Твой личный бой, — уточнила она. — Но ты можешь принести много пользы Империи, обучая искусству войны других. Ты останешься здесь и будешь учить сестёр. Твой боевой опыт даст человечеству преимущество куда большее, чем твоя очередная личная победа.

— Но…, — попытался возразить он.

— К тому же, — продолжила она, не замечая возражений. — Мы надеемся, ты станешь отцом.

— Отцом? Я никогда не слышал, чтобы космодесантник…

— Тем не менее, — мягко улыбнулась она. — Такие случаи были.

Как странно, что он не думал о таком раньше. Как люди разводили животных, выводя всё более удачные виды, так теперь разводят и людей, получая всё более совершенных защитников человечества. И он сам просто один из таких искусно выведенных потомственных солдат. Который избран для размножения, дабы его потомки отдали свои жизни, защищая человечество. Ибо таков их долг. Или если без пафоса — их только для этого и выводят.

Страшно ли ему от этой мысли? Горестно ли? Какая разница. Его обязанность исполнить приказ, каким бы странным тот ни оказался.

— Но если я несовершенен? — возразил он. — Это может быть опасно.

— Да, нам это известно, — женщина вздохнула, и скорбь просквозила в её вздохе. — Это наследие древних. Они пытались создать совершенного человека, вмешиваясь в наследственность. Эксперименты на человеке в то время порицались, потому те знания были сокрыты. А в итоге утеряны. Их обрывки смутны и загадочны даже для лучших эскулапов современности. Но точно известно, древние не преуспели. Однако последствия их тайных экспериментов над целыми народами до сих пор играют свои шутки с человечеством. Непредсказуемые шутки.

— Я не мудрец, чтоб разгадывать загадки. Я солдат.

— Тогда скажу прямее. Наследственные качества сильных родителей могут вступить в противоборство, — она пыталась угадать, понимает ли он сказанное. — Это риск для сестры, если она решается принести себя в жертву любви с одним из вас. И риск для ребёнка. Неведомо, выживет ли он. А выжив, не обретёт ли силу большую, чем сможет контролировать? И что делать нам, если случиться худшее? То, чего нельзя допустить? — она гадала, понял ли он намёк, а если не понял, то может оно и к лучшему. — Но мы идём на этот риск. Каждый раз мы надеемся, что получим нового защитника человечества.

— И эти надежды?… — осторожно спросил он.

— Были удачи, — заверила она.

Он не был убеждён. Она видела это. Она могла ему приказать. И он не посмел бы ослушаться. Но…

— Ты привык быть воином. Привык к определённости. В которой всё решает сила. Любовь стезя неопределённости, и она требует сил, но иных. От тебя здесь потребуется именно любовь. И от твоей избранницы. Или нескольких избранниц. Ни одна из сестёр не откажет тебе, ибо ты достойный из достойных. Таков наш долг — принадлежать достойному. Но весь успех — в мгновении истинной любви. Никто не знает, когда и как оно себя проявит. Но только зачатие в этот момент гарантирует передачу всего жизненного опыта родителей ребёнку. Нам нужен такой ребёнок. Человечеству нужен такой ребёнок. Твой ребёнок. И никто кроме тебя не может его дать.

Теперь ей оставалось лишь ждать его решения. Добровольного решения.

— Хорошо, — сказал он уже спокойнее. — Пусть будет так, раз это нужно. Но всё же, мои братья? Без меня им придётся куда тяжелее в предстоящем бою.

Внезапно женщина рассмеялась:

— О, вот об этом не волнуйся. Твои братья не будут одни. Другой займёт твоё место в этом бою. И отдаст свою жизнь. Мы не можем поступить иначе, ведь петля времени должна замкнуться. Раз мы изъяли тебя из неё, значит кто-то должен занять твоё место. И совершить всё, что надлежало совершить тебе до самого последнего твоего действия. И вот тогда эта зловещая петля замкнётся. И распутается.

— Но кто же может повторить всё то, что знаю только я? — усомнился он.

— Есть лишь одна возможность узнать ответ на этот вопрос, — заметила она. — Мы долго готовились. Надеюсь, мы учли всё. Кстати, её даже зовут точно так же, как тебя.

— Её?!

Воздух чистоты

В сотнях вёрст отсюда, за горами, и на пару-тройку вёрст ниже, плодородные долины. Земля должна давать урожай. Каждый её клочок. Потому даже крыши фермерских домов покрыты грунтом и исправно плодоносят. Земли слишком мало, а людей слишком много. Говорят, в иных колониях уже разрешили есть человеческое мясо. К чему пропадать ценному продукту, коли продолжительность жизни ограничена законом? К счастью, в этом мире до такого пока ещё не дошло.

Этот мир счастливых крестьян чист от скверны. А здесь, на горной высоте, чистота ещё явственнее.

— Здравствуй, — произнесла она.

И чуть заметно голос её дрогнул. Нет, нельзя допускать слабость. Пусть этого не замечает никто, но сама она знает.

Она боится этой девчонки. Их надежды. Или их проклятья.

— Сбрось своё одеяние, — продолжила она милостиво. — Будь со мной здесь и сейчас.

Обычная форма обращения. Как сестра к сестре, предлагая разделить ложе. И вошедшая повиновалась, одежды упали. Но на том повиновение и закончилось.

— Ты холодна, — произнесла женщина с сожалением. — Но за что ты так со мной? Разве я не обучила тебя всему?

С сожалением она отвела взгляд от идеального тела. Тела идеальной воительницы. Богини войны, сокрушающей врагов человечества к славе человечества. Эта богиня здесь. Во плоти. Перед ней.

Когда-то она сама мечтала стать такой. Божественно смертоносной красавицей. Но не судьба. Война изуродовала её. Чудеса медицины, доступные лишь немногим, помогли и ей. Наверное, используя своё влияние на вельмож, она могла бы добиться для себя и лучших эскулапов. Вернуть былую красу. И даже сотворить себя красивее прежнего. Изваять из себя тот самый желанный образ…

Нет. На это она не пойдёт никогда. Пусть её раны останутся с ней как память. Пусть показывают всем, через что она прошла.

Но эта девочка перед ней. Она идеальна. Война не коснулась ещё её. И хотелось надеяться, никогда войне не одолеть эту совершенную воительницу. Хотя бы на этот раз. Может же быть такое чудо, чтоб кто-то из людей прошёл битву за человечество и остался невредим? Ведь может? Тогда пусть именно с ней случится это чудо.

И ведь это она взрастила это чудо. Из несмышлёного ребёнка воспитала смертоносную красавицу. Воспитала — её. Прильнула к ней всей своей душой, желая оберегать от всех напастей — и каждый день ввергая во всё более тяжкие испытания. Ибо не было другого пути в том жестоком воспитании.

Но добрый родитель всегда предельно строг к своему чаду. Истинная родительская любовь велит ему это. Чем та любовь больше, тем сложнее будут сниспосланные ею испытания. Ибо это единственный путь закалить характер. А воспитательницей этой живой богини двигала очень большая любовь…

Как же восхитительно тело этой девочки. Такое сильное. Крепкое. Даже чуточку мужественное от непрестанных тренировок. Ну и пусть. Зато в бою она будет разить врагов человечества без пощады!

Она эффективная машина войны. Но отчего так обжигает холодом её взгляд? Разве они чужие друг другу? Даже иллюзии благодарности не дарит эта машина взамен. Хотя это так просто — одарить лаской…

Скрывая досаду, она отошла к парапету. Сияло солнце на искрящихся снегом горных вершинах. Райская идиллия. Как не хватает любви именно сейчас!

— Я воин, — услышала она за спиной. — Вы сами учили меня этому. Если желали от меня иного, нужно было и учить иному. Но стоило ли?

— Ты права, — ответила она не оборачиваясь, так некстати увлажнились глаза. — Я желала. А сейчас желаю больше, чем когда-либо. Но… Видимо это моя жертва.

— Вы будете счастливы с другими, — холодно заметили ей. — Я не такая. 
— Может быть и хорошо, что ты не такая. Любишь только мужчин… 
— Лучше юношей, — поправили её. 
— Да ты овладеешь и зверем, коли он мужеского полу, — попыталась она пошутить. 
— Да, если мне это будет приказано.

Молчание на миг, растянувшийся в вечность.

— Нет, не это твой приказ, — наконец решилась она проявить свою власть. — Тебя ждёт битва. Битва достойная воина из воинов. Ты займёшь его место и совершишь его подвиги. 
— Я готова. 
— Как ты можешь быть готова? — едва не воскликнула женщина, бросаясь к недвижной девушке. — Тренировки с механизмами это не война. И бои на гладиаторской арене не война. Война это…, — она запнулась. — Вот мои раны. Безобразные раны, которые я вынуждена прятать. Ты, такая прекрасная, понимаешь — вот что тебя ждёт? 
— Я солдат, — был спокойный ответ. — Я выполню приказ.

Маленький лучик надежды вспыхнул во тьме.

— Тогда, — трогательно-беззащитная мягкая робость зазвучала во властном голосе. — Если я прикажу тебе…? Ты исполнишь и этот мой приказ? 
— Вы знаете ответ. 
— Скажи мне! 
— Я подчинюсь. Но Вы ведь хотите не этого.

Стон вырвался. И ей было стыдно за это проявление слабости. Она должна оставаться идеалом для девочки.

— Ты права, — она отошла в волнении. — Я хочу от тебя слишком многого. И всё только для себя. Твой путь иной. Так предначертано. Ни ты, ни я, ни кто иной не в силах отменить предсказанного. Самое лучшее, что мы все можем сделать, исполнить волю судьбы. Даже если она требует от нас жертв. Ты моя жертва.

Она не могла сдержаться сейчас. Хотела обнять, обогреть, защитить. Закрыть собой от всего мира! Такого жестокого… Но пыл её обжёгся о хладный лёд.

— Прости, — виновато она отпрянула. — И прощай. Теперь же накинь свои одежды снова, да спрячься под капюшоном. Никто не должен знать о тебе. Сестра отведёт в лабораторию. Там ждёт уже эскулап-механик. Он…, — она сглотнула, но сказать это было нужно. — Изуродует твоё тело электродами. Но без них тебе не управиться с доспехом космодесантника. Отсюда ты выйдешь уже в нём. Как двое вошли в доспехах, так двое и выйдут. Никто не догадается, что под шлемом другое лицо. Вы отправитесь на ударный крейсер, что завис сейчас на орбите в вышине над нами. Тебя ждут подвиги и слава, так предсказано. Но помни, девочка моя, кто увидит твоё лицо, должен умереть. Так было предсказано. Теперь ступай.

Закутанная в бесформенные одежды, фигура ушла. Но гибкий девичий стан и грациозную мягкую поступь невозможно спрятать.

— Зачем же ты так красива, девочка? — спросила женщина, глядя в закрывшиеся двери. — Зачем, если твоей красотой больше никто не будет наслаждаться?

Но всё это было не более чем мимолётной слабостью. Высокая должность обязывала, а опыт подсказывал. Грустить бессмысленно. Радуйся жизни здесь и сейчас. Но долг превыше всего. И вскоре она уже вновь погрузилась в дела. До самого вечера. А вечером…

— Сегодня я называла одного из кадетов, — упомянула она. 
— В чём же была его вина? — ответила собеседница. Ответила словами и заинтересованным взглядом благодарной слушательницы. 
— Пустяк, — рассмеялась её подруга. — Но всё же это стоило сделать.

Красивый мальчик, как она назвала его. Впрочем, сюда и не присылают других. Они все молоды и красивы. Эти будущие офицеры. Завтра они поведут в бой своих солдат. Которые хотят жить, а им надлежит отдать свои жизни — чтоб жили другие. Потому-то будущий офицер и должен видеть свою возможную награду — здешних красавиц. Которым сейчас ему разрешили прислуживать и любоваться их красотой.

Одеяния скрывают очень мало. Так лучше для тренировки. А он засмотрелся на борьбу девушек и пропустил обращённую к нему команду. Она не стала повторять. Протянула его стэком. Стандартной офицерской тростью, с которой он сам вскоре будет расхаживать и вероятно точно так же лупить ею нерадивых рекрутов.

Затем она велела ему явиться в её покои. Отчитала, ведь мало наказать, надо объяснить за что. А потом:

— Ты наверняка заметил, все здесь ходят без стеснения, — сказала она. — Мы все солдаты. Нам ни к чему стесняться друг друга. Но лишь я в платье. Ты не думал почему? 
— Ваше платье очень красиво, — робко ответил он.

Она рассмеялась. Ей нравился звук её смеха. Она наслаждалась им. И впечатлением, которое производила.

— Да, эффектное платье, в таком не стыдно явиться на высокосветский бал в метрополии. Всё моё тело слева обнажено. Но справа… Смотри же.

Она сбросила платье. Раны, шрамы, ожоги — вот что скрывала ткань.

— Безобразно, не правда ли? — она вновь изобразила смех. — Вижу, ты поражён. Не прячь взгляд, уже поздно. Милый мальчик, я слишком хорошо знаю, что думаешь ты сейчас. Только что ты мнил меня богиней и считал за награду даже моё наказание. Но теперь гляди сюда, пред тобою карга. Так отомсти ей. Вот тебе и палка. Бей.

Он принял стэк из её рук нерешительно. Она отдала орудие наказания и подняла руки за голову, демонстрируя полную покорность судьбе.

— Что ж ты медлишь? — усмехнулась она.

Наверное прежние многочисленные раны доставили ей куда больше боли, чем он смог бы одним своим ударом. Но он не мог ударить её.

— Бей. Это приказ.

Он ударил.

— Размазня, — едва не выплюнула она обидные слова. — Бей снова, но уж теперь в полную силу.

Свист, удар.

— Слабак. 
— Но как я могу бить Вас?!

Она приблизилась, обняла его. Провела изящными пальцами по щеке, убирая выступившую некстати влагу.

— Скоро ты станешь офицером. И твой долг будет бить. И даже убивать, если таков приказ. И как ты будешь требовать исполнения приказа от своих солдат, так должен быть готов выполнить его и сам. Пойми это, мальчик. И — выживи. Чтобы однажды вернуться сюда. А теперь ступай. Ведь сюда дозволено вернуться лишь героям из героев.

Глаза слушательницы горели благодарностью. Такие истории пусть и случались ежедневно, но оживляли заточение добровольно отрекшихся от мира.

— Кстати, — добавила рассказчица. — Я подсмотрела за ним позднее. Сестра, из-за которой он получил своё наказание, подарила ему поцелуй, к великому восторгу других кадетов. 
— Ах, мальчишки! — рассмеялась подружка. — Не думаешь ли ты пригласить сюда к нам одного из них? 
— Ну нет, ты знаешь правила. Награды авансом не раздаются. Пусть послужат человечеству, тогда и получат что положено героям. 
— И тебе их не жаль? Хотя бы чуточку?

Сказано было в шутку. Да не вовремя.

— Ну что ж, — голос зазвучал нотками жестокой власти. — Хочешь поговорить о жалости? Мне не жаль даже себя. Но прямо сейчас важнее другое. Мне не жаль тебя. Молчи!

Вскочила с ложа, как была. Прошлась. Вновь обернулась. Подруга поглядывала на неё — снизу вверх. Пусть знает своё место.

— Сегодня предсказание начало сбываться. А ты помнишь, что в нём? Что ты мне рассказала о своих видениях? 
— Нет, прошу, не заставляй меня. Даже воспоминание изматывает. Изнуряет мои нервы. Всякий раз, когда ты заставляешь меня прозревать будущее, я натянута до предела. Я знаю, ты иссушаешь меня любовью, ты творишь что-то ужасное с моим телом. Может, отдаёшь меня множеству мужчин? Не удивлюсь коли так, ведь в те моменты я не помню ничего из реального. Я вся оказываюсь в нереальности и вижу только то что там. Вне времени. Это безумие. Пощади меня. Мне кажется, если я загляну в кривое пространство ещё раз, то сойду с ума. 
— Тогда значит от тебя больше нет пользы. А долг каждого из нас приносить пользу. Даже преступники, приговорённые к смерти, приносили её, погибая на арене от рук нашей ненаглядной девочки. Чтобы сегодня она отправилась исполнять предсказанное тобой. Так что ты предсказала? Отвечай! 
— Что всякий видевший её должен умереть.

Этот ответ дался предсказательнице нелегко. Холодный смешок раскатился в ночной тиши.

— Всё должно остаться в тайне, не так ли? Так ты и позаботься об этом. Начни с тех, кто ей прислуживал. Ведь они могли видеть её лицо. 
— Но они же големы. Без воли. Без речи. 
— Тем меньше сожалений. Но кстати две другие. 
— Что другие? 
— Мы готовили трёх. Не знали, на кого укажет судьба. Судьба свой выбор сделала. Но две оставшиеся больше не нужны.

Прорицательница едва не вскрикнула.

— Да, не нужны. И ты знаешь порядок. Сестра должна родить защитника человечества, только затем она здесь. Но ты предсказала… Мы специально искали таких. Бесплодных. Им не стать матерями. Значит, им нет места здесь. 
— Да, — лишь тихо молвила женщина, склонив голову.

Бросив взгляд сверху вниз, властная госпожа лишь чуть скривила краешек губы в подобии ухмылки. Готовность исполнять любые её приказы, явно доставляла ей удовольствие.

— И позаботься об их прислуге тоже. И если был кто-то, кто хотя б случайно видел любую из трёх… сделай что должно. Ах, чуть не забыла самое главное, — картинно всплеснула руками, будто вспомнив лишь сейчас, и хладнокровно указала. — Ты! Ты видела их всех. Ты провела с ними почти всю их жизнь. Так не забудь позаботиться и о себе, радость моя.

Слово «радость» её презрительная усмешка едва ли не выплюнула будто оскорбление. Как может простое слово, доброе хорошее слово — внезапно жалить змеиным ядом в самое сердце.

— Ты хочешь, чтоб я убила себя?

Она снова рассмеялась.

— Убила себя? Ну уж нет. Мы валькирии. Наш долг пасть на поле битвы. Загляни в кривое пространство. Найди там путь к славной гибели. Что тебе нужно для предвидения? Море удовольствий? Возбуждение от любви? Похоть будит твой мозг, побуждая видеть линии судьбы? Так я доставлю тебе любых любовников, каких пожелаешь. Только умри вместе с девчонками.

Прорицательница отпрянула от её напора.

— Ты… жестока, — прошептала она. 
— Да! Я хуже чем жестока, и нет мне прощения. Сегодня я лишилась той, которую втайне считала самой дорогой. Дороже тебя. Я повелеваю тобой. Но ведь это я недостойна тебя. И это доставляет мне боль. Так пусть всё сгинет! Сгинь и ты, любовь моя. 
— А если нет? 
— Ты осмелишься мне противиться? 
— А если да?

Глаза в глаза. Властные глаза сдались первыми.

— Я пред тобой, — жестокая повелительница опустилась на колени, сцепила руки за спиной. — Ты знаешь моё тело и все его раны. Ты вправе нанести и последнюю. Только тебе и только сейчас я готова разрешить это. Суди меня своим судом. Займи моё место. Живи и наслаждайся жизнью. Без меня. Вместо меня. Но решай сейчас. Другого шанса не будет. 
— Прости, но я слишком люблю тебя, — был ответ. 
— Тогда у тебя вся ночь, чтобы…

(случился ли побег али бунт или же, быть может, что-то совсем иное — что было дальше, про то читатель может дать волю своей фантазии в меру ему угодную, автор же скромно умолкает, но подразумевает только в рамках закона, ничего иного, а если то иное кому показалось, то закон фантазировать конечно не запрещает, фантазируйте на здоровье как Вам угодно - но вот автору своих собственных фантазий приписывать не надо)

Звёзды под ногами

Удивительно было видеть их, проплывающими внизу. Как редко она могла увидеть небо до этого дня. И всегда только в предутренние часы и украдкой. Затем сестра отводила её вновь в подземелье. Где было всё к её услугам. Но не было неба. И звёзд в нём. Теперь же она сама выше звёзд. А те лишь искорки у её ног.

Ноги были упрятаны в прочные бронированные саботаны. Конечно, во время тренировок ей доводилось примерять на себя боевые доспехи. Но то были изящные доспехи валькирий. Её голени и стопы тогда защищали стальные сапоги, сделанные слепым рабом-кузнецом специально по её ноге. Никто другой не смог бы надеть их и носить без утомления, а то и боли. Зато она, их истинная владелица, не испытывала ни малейшего неудобства.

Доспех космодесантника оказался не таков. Много крупнее. Много толще броня. Внешне все одинаковы, не различишь. Доспех умел сам приспосабливаться к хозяину. И менял не одного, переходя от павшего к неофиту. Доспех приспособился и к ней, сделав её неотличимой от братьев.

Шлем чужого доспеха звякнул о её шлем.

— Настоящий Лоренцо тоже порой смотрел на звёзды, — услышала она голос. — Но он лучше понимал увиденное. Позволь, я расскажу тебе.

— Спасибо, Михаэль, — ответила она.

— Забавно, — ответил брат. — Он тоже почему-то называл меня вот так официально. Как только я сумею наладить исказитель тембра твоего голоса, сможешь пользоваться радиосвязью. Пока же нам с тобой придётся общаться только вот так — прижимая шлемы.

— Я вижу, звезда вспыхнула!

— Нет, это не звезда. Это космическая плавильня в поясе астероидов. Большое, в несколько миль, параболическое зеркало. В фокус которого загоняют метеорит, и он там расплавляется. Вот, погасла. Метеорит расплавлен, сейчас магнитные захваты затянут его под пресс, и скоро из-под него выйдет ещё один лист крепкой корабельной стали.

— Ты всё знаешь, — произнесла она с оттенком зависти.

— Я обязан знать. Ведь я эскулап-механик.

Эскулап-механик. Редкая специальность везде, кроме космодесанта. Древние доспехи вступают с владельцем в электро-механический симбиоз, придавая силу, ловкость, реакцию, много превосходящие человеческие. Но древние конструкторы сомневались, хватит ли этого для борьбы с чудовищами космоса? Их опасения оказались не напрасны. Задумавшись, она едва не упустила объяснения Михаэля.

— Сейчас наш крейсер занят бункеровкой. Загружает кометным льдом свои ледяные ямы…

— Это вроде угольных ям сухопутных броненосцев?

— Примерно так. Специальные трюмные отсеки вдоль бортов, как ещё один слой защиты. От проникающих снарядов так себе, от лучевого оружия неплохо, а вот от жёсткой радиации самое лучшее. Любой разумный капитан при первой же возможности пополняет запасы ледяных ям. Ведь лёд это и топливо корабля. Оно будет сожжено в плазму в ядерных двигателях. К сожалению, через этот иллюминатор увидеть выйдет разве что краешек массозаборника.

— Настоящий Лоренцо знал, что это такое?

— Разумеется! Все в космофлоте знают это. Большая воронка улавливает межпланетное вещество при движении корабля. Атомы водорода, отдельные нейтроны, свободные электроны. Они есть там, в пустоте за бортом. Не так много, примерно по одной микрочастице на кубический ярд. Но для двигателя они желанная пища. Все они захватываются магнитными полями и вливаются в реактор, многократно усиливая его мощь. Чем быстрее мы движемся, тем ярче пламя двигателя.

— Не могу увидеть, иллюминатор в самом деле слишком мал. Хотя бы объясни, как выглядит то, о чём ты рассказываешь?

— От нас примерно в паре вёрст к корме, да ещё версты на полторы отнесён от корпуса на пилоне ядерный двигатель. Заднюю его часть легко отличить по дюзам плазмотрона, в такую дюзу влетел бы даже самый большой космокатер. Но это мелочи в сравнении с массозаборником. Он в передней части двигателя. Плоская почти как блюдце воронка диаметром с версту. А по краю будто округлый кант, это обмотка соленоида. Там внутри драгоценные провода из сверхпроводящего материала и система охлаждения. Я бывал там как механик, но Лоренцо никогда не расспрашивал меня об этом. Он делал свою работу, я свою.

— Но ведь он видел! Почему ж этот иллюминатор так мал?

Она опустилась на колени, затем распласталась на полу. Иллюминатор, круглое окошко в мир не боле фута величиной… Может, если бы можно было снять шлем и прижаться к стеклу?

— Даже не думай снять шлем. Я ещё не закончил настройку твоего доспеха, не то ты бы сейчас знала, снаружи арктический холод. И это несмотря на то, что этот отсек, где мы сейчас, прогревается перед загрузкой сюда льда. Ведь это ещё одна ледяная яма.

— Но ведь тут нет шлюза?

— Конечно нет. Загрузку ведут через главный шлюз, а он всегда устраивается по оси корабля. И самое удобное для него место это корма.

— Почему так?

— Мы с тобой ходим сейчас по внешней стенке корпуса нашего крейсера. Ходим изнутри, а нас будто тянет к ней.

— Магнитные подошвы наших доспехов?

— Нет. Проверь свой доспех и убедись, магниты в подошвах сейчас отключены. Они пригодились бы нам при прогулке по внешней стороне этой стенки, но там я бы в доспехе долго гулять не рекомендовал бы. Там нужен уже настоящий скафандр. Да и ходить там неудобно, везде придётся перешагивать многочисленные балки, к которым как к рёбрам, приклёпаны изнутри листы обшивки.

— Изнутри?

— Да. Это тут гладко, чтоб освободить побольше места для груза в трюме. Потому все силовые элементы конструкции снаружи корпуса. Балки, арки, подобия контрфорсов старинных знаний. Готическая архитектура правит на флоте, радуя глаз простого матроса. Но так не ради красоты, а из разумных соображений.

— Интересно, а что же тогда разумного в загрузке льда через кормовой шлюз, вместо того чтоб сделать прямо тут широкие створки?

Она услышала смех. Он смеялся над её неведением, и это задевало. Но она подавила обиду и жадно внимала рассказу.

— Мы стоим тут сейчас, будто на земле. Это называется искусственной гравитацией. Хотя от гравитации в ней одно лишь звучное название. Ведь, как ты наверное знаешь, сколь человечество ни билось над секретом настоящей гравитации, разгадать его не смог пока ни один из наших мудрецов. Зато в незапамятные времена мы научились делать простую трубу. И наш корабль тоже вроде как труба. Если раскрутить корабль вокруг его оси, то всех придавит к внешним стенкам, будто силой гравитации. Вот потому звёзды в иллюминаторе и плывут постоянно вбок, что наш корабль сейчас так раскручен.

— Это понятно. Но почему…

— Именно потому, — прервал он её. — Сделай тут вместо иллюминатора дыру в космос, и всё будет вываливаться из этой дыры наружу. Запихивать груз, удерживать его, много мороки и велик риск ошибки и потери. Да и просто неудобно грузить в шлюз, который вечно стремиться от тебя уплыть. Совсем другое дело загрузка через кормовой шлюз. Сам он по оси корабля. Значит там сейчас гравитация ноль. Груз любой массы легко втолкнуть в шлюз даже рукой. Затем ледяные глыбы проводят по коридорам до нужного трюма. В коридорах уже на груз начинает действовать слабая сила, стремящаяся вжать его во внешнюю стенку. А когда ледышка окажется прямо над нужным трюмом, всё что нужно это раскрыть створки шлюза. И груз просто упадёт в трюм, разбившись о сталь где-то вот тут, где мы с тобой стоим сейчас.

— Но ведь речь о тоннах. Пусть льда, но… Допустим, обшивка железная. Но вот иллюминатор? Разве его не вышибет таким ударом.

— Шутишь? Его толщина добрый фут закалённого монохрусталя. Да он твёрже брони. Попробуй поцарапать его, не оставишь и малейшего следа ничем. А уж тем более комом снега.

— Снег? Но раньше ты говорил про лёд.

— Видишь, снова проплыла под нами глыба грязного цвета, которую кромсают резаками скафы, а отколотые куски оттаскивают космокатера? Это и есть комета. Да, никакого хвоста, никакого сияния. Засияла бы она лишь вблизи местного солнца. Но не долетит. Мы разделаем её раньше. И чтоб нам удобнее было её разделывать, сейчас мы летим рядом с ней, тем же курсом. Но это значит полёт всё время с одной и той же скоростью. Полёт без ускорения. А где нет ускорения, там не будет и силы тяжести. Будет лишь невесомость.

— Стой.

Она перевела дух. За минуты она узнала больше всех знаний её прежней жизни.

— Лоренцо знал всё это?

— Нет. Он был воин. Не физик и не механик. Ему вполне хватало того, что когда крейсер в невесомости, то его приводят во вращение, и тогда нужно ходить по боковым стенкам. А когда крейсер набирает ход, то полом становятся переборки ближе к корме. Хотя когда смотришь со стороны на нашего красавца… Лоренца! — встревоженный возглас Михаэля внезапно раздался в наушниках. — Нам нужно срочно добраться до выхода!

Она хотела спросить, что случилось, но их шлемы уже не соприкасались. Звук её возгласа поглотил окружающий вакуум. Михаэль был уже саженях в пяти от неё, а она ещё только раздумывала, не мешает ли ему бежать здоровый заплечный манипулятор.

Потом она рванулась за ним. Вернее попыталась рвануться. Доспех был для неё всё ещё чужим. Он не слушался её мысленных приказов. Она с трудом передвигала громадные и уродливые бронированные саботаны. Впору было помогать ногам руками, глядишь и то дело пошло бы быстрее.

Механик оглянулся лишь у шлюза. Бросился к ней. Шлем его оставался бесстрастным, но кто знает, какие слова недовольства сейчас громыхали в нём.

Да ведь он сам и привёл её сюда, чтоб она могла потренироваться во владении этим новым для неё доспехом. Нет, он не прав, она вовсе не неумеха. Она лучшая среди валькирий. Но её никто не обучал этому. И пусть космодесантники элита войны, но ведь они с детства тренируются обращаться с этим древним оружием. Как можно требовать от неё такой же сноровки?

Шлем звякнул, прижимаясь к её шлему.

— Спокойнее, — произнёс голос. — Если не получается бежать, то просто шагай и это выйдет лучше.

— Да поняла я уже!

Позже ей будет стыдно за этот вопль. Она всегда сама беспристрастность. А тут… к счастью, кажется, в тот момент шлемы не соприкасались, и Михаэль ничего не услышал.

Сейчас она, скрипя зубами, ковыляла за ним к шлюзу. Он прав. Беситься бесполезно. Чем больше она злится, тем больше помех в её нервах. Вживлённые в её тело электроды получают разнонаправленные импульсы, аналитический процессор доспеха не может интерпретировать желания владельца. Нужно вдох, затем выдох, спокойствие — и вот теперь прыжок.

Ей даже удалось обогнать Михаэля на дюйм. А может и на пару таковых. Но тут сталь под ними задрожала.

Шлюз был уже рядом, когда её грубо рванули. Не отступать и не сдаваться, вот её девиз. Но повторный рывок был сильнее.

Она оглянулась на наглеца. Михаэль держал её манипулятором, свободной рукой указывая в тёмноту.

— В чём дело? Вот же шлюз? Ах, он не слышит!

Тут он просто швырнул её. Гремя доспехами, она покатилась по стальной палубе. Каждый следующий удар она отскакивала от переборки всё дальше и дальше.

Манипулятор поймал её за ногу. Бронированный саботан, казалось, заскрипел под натиском гидравлических челюстей. Михаэль висел, вцепившись обеими руками в скобу лестницы на стене, и удерживая ещё и её в доспехе.

На какой-то миг она ощутила невесомость.

Потом дальняя стена рванулась на них из тьмы.

Первое что она подумала после этого — неприятно. Не больно, нет. Она способна переносить любую боль без жалоб. Но её давило и размазывало. Проклятая тяжёлая слабость.

— Ускоряемся, — расслышала она. — Должно быть не меньше тройного ускорения.

Теперь понимание произошедшего осенило её. Это в её доспехе сейчас рация отключена. У Михаэля же его рация работала. Он услышал сигнал тревоги, знал, что крейсер сейчас рванётся. А значит, нужно как можно скорее добраться до противоперегрузочных кресел в кубриках. Ну или хотя бы выбраться из ледяной ямы. Раз крейсер в пути, погрузку льда наверняка отменили. Обогревать этот отсек перестанут. А космическому холоду, в котором даже воздух превращается в снег, их доспехи смогут сопротивляться совсем недолго.

— Надо выбраться отсюда, — простонала она.

Каждое слово давалось с трудом. Нет, каждый вдох.

— Пока ускоряемся невозможно. Все переборки заперты. Шлюз не откроется.

— Но нас найдут?

— Длина крейсера около семи вёрст, экипаж крейсера десятки тысяч матросов, ледяных ям вдоль бортов сотни. К тому же все уверены, что по тревоге каждый находится на своём месте. Иного и представить невозможно. Мы же не какой-то вольный торговец, мы лучшие!

Дышать, как будто, становилось легче.

— Корабль замедляется?

— Нет, — ответил механик уверенно. — Разогнались до нужной скорости, а теперь начнём тормозить. Для чего развернёмся дюзами вперёд… Вот! Чувствуешь, как вбок повело? Держись! Держись за скобы!

Он вновь успел поймать её манипулятором. Заплечный манипулятор был ему как третья рука, и управлялся он им будто родился троеруким. Она невольно позавидовала его мастерству и дала себе зарок научиться быть столь же ловкой в этом окаянном доспехе.

— Теперь тормозим, — простонал он, когда они вновь оказались вместе придавленными к переборке.

Внезапно через редкие иллюминаторы ударили снопы раскалённого света. Он был так ярок, что когда потух, наступила кромешная тьма. Любой глядевший на эту вспышку ослеп бы. Но древние доспехи защитили глаза своих владельцев.

— Это сверхновая? — спросила она.

— Нет. Обычный атомный снаряд, килотонн на 20. Промахнулся на пару-тройку вёрст.

Тут сталь выскользнула из-под них. Гремя доспехами, оба полетели в пустоту. Встреча с переборкой была неприятной. Но ещё неприятнее была прокатившаяся будто волной дрожь. Железо не может дрожать! Затем их швырнуло снова. Но уже не так резко. Она в этот раз сумела уцепиться за скобу сама. Снова вдавило, снова не хватало воздуха лёгким. Затем покой. Секунды безмятежности. И они плавно скатываются по переборке к стене с иллюминаторами. Скоба, за которую она цеплялась минуту назад, осталась где-то на потолке.

Сперва в круглом окошке не было ничего, кроме мерно проплывавших звёзд. Она уже знала, что это. Корабль завис в пространстве и создаёт искусственную гравитацию, вращаясь вокруг своей оси. Чем ближе ты к внешней обшивке, тем искусственная тяжесть больше. Зато где-то в самом центре можно наслаждаться плаванием в воздухе. А они сейчас примерно в полуверсте от центра.

Затем она увидела вплывающий в круг иллюминатора громадный камень. Некрупный астероид. И возле него — обожжённый и оплавленный остов, чей металл ещё светился алым, незримо полыхая в холодной пустоте.

— Совсем небольшой, всего с версту в длину, а то и меньше того. Похож на корвет, только поменьше будет… Не представляю, где же там можно уместить прыжковый двигатель, — рассуждал Михаэль вслух, а она жадно ловила отголоски его слов, доносящиеся через соприкасающиеся шлемы. — Да это же чужой корабль класса «Рикко»! Ну конечно, вот и носовой бур. Зелёные человечки бурили им астероид.

— Космические шахтёры? А что изменило цвет их кожи? Радиация?

— Да никакие не шахтёры. И кожа у них отродясь такая. Это те, кого в древних сказках называли гоблинами. А это был их разведчик. Вон, смотри, похожая на скорлупу лобовая броня в много сажен толщиной вывернута взрывом. Под жёстким излучением звёзд она напитывается радиацией так, что начинает светиться. Человека в таком корабле ждёт жуткая смерть. Но зелёные человечки способны к регенерации, они радиацию не замечают вовсе. И нам здорово повезло, что мы застали их тут, зависшими в пространстве. Они стреляли в нас первыми, но промахнулись. Наш ответ был куда точнее. Это аксиома космических битв, лишившийся хода корабль обречён. Если бы мы упустили этого разведчика, то через десятилетия, а может века, сюда явился бы большой флот.

— Так долго?

— Космические сражения порой длятся веками. Особенно если как нелюди, отказаться от полётов через кривое пространство.

— Так они глупее нас?

Ересь технологий

Стены снова стали полом. Добрым надёжным полом, равномерно давящим на ноги силой в 1g. Одна сила гравитации. Среди людских планет были, такие где эта сила оказывалась чуть меньше, были, где чуть больше, но не сильно. 1g оставалось священным числом, тем главнейшим мерилом, которое определяло, будет ли на новой планете основана колония или нет. Климат, радиация, скудность пустошей или ядовитые испарения болот, и даже звериная напасть мрачных джунглей — всё это человечество преодолевало. Целые города накрывали куполами, защищая от мертвенного холода или испепеляющей жары, пустыни насыщали водой из приволоченных издали комет, против болезней находили лекарства, а дикие звери истреблялись солдатами, ведь на то у человечества солдаты и есть, чтоб защищать человечество.

Единственным неодолимым врагом оставалась гравитация.

Даже научившись открывать искусственные кротовые дыры в ткани пространства, прыгая от звезды к звезде тысячекратно быстрее света самих этих звёзд, человечество так и не смогло совладать с гравитацией.

Только синие человечки, кажется, сумели если не совладать, то хотя бы установить с непреклонной гравитацией взаимовыгодное сотрудничество. Они были немногочисленны, но необъяснимо могущественны. С этой расой не стоило воевать. Зато выгодно было торговать. Они охотно продавали свои диковинные изделия людям. Вот только цена кусалась. Синекожие свою выгоду упускать не собирались. Человечеству ничего не оставалось, как соглашаться на их условия.

— Итак, — спросила она. — Ты остановил свой рассказ на том, что ни зелёные гоблины, ни эти синие эльфы не имеют искривителей пространства? Выходит, мы превосходим их. Но они теснят нас со всех сторон. Как так?

Сейчас, когда Михаэль позволил ей немного передохнуть от тренировок, самое время было послушать продолжение рассказа. Ведь Лоренцо наверняка знал всё это, значит должна узнать и она.

— Что касается зелёных, они используют примерно такие же ядерно-плазменные реактивные двигатели, как и мы. Возможно, когда-то им удалось как-то заполучить образец. Захватить корвет какого-нибудь неосторожного вольного торговца. Или найти древний колониальный корабль со спящими в анабиозе переселенцами на его борту. Или наткнуться на обломки потерпевшего крушение дозорного фрегата. С тех пор они повторяют прежний образец. Никаких принципиальных изменений не вводится. Разве что они придумали усилить магнитное поле соленоидов, что позволило уменьшить диаметр массозаборников. Выгодное решение для малых корветов, вроде виденного тобою «Рикко». Но для крейсеров и тем более линкоров, размером в пару десятков вёрст, эта экономия несущественна. Есть мнение, что в техническом застое виновата малая продолжительность жизни зелёных. Уж им вводить законы об ограничении продолжительности жизни точно не приходится. Живут они недолго. Но ярко. И плодятся обильно, потому их натиск на наши пограничные колонии только усиливается. Разведчики, вроде того «Рикко», становятся всё более частыми гостями. Более настырными. Их уже слишком много.

— Но к прыжкам через кривое пространство они не способны?

— При короткой продолжительности жизни ни один из их гениев не имеет шанса дожить до прозрения, дарящего такое открытие. Даже самый талантливый из них за свою жизнь успевает выучиться хорошо если на толкового механика. И когда, собрав весь свой жизненный опыт, он придумает что-нибудь примитивное вроде элементарной контргайки, смерть уже дружески похлопает его по плечу. Продолжительность жизни имеет решающее значение для изобретателя.

— С этими понятно. Но синие? Их же не даром прозвали эльфами? Они в самом деле живут вечно?

— Это не подтверждено. Но достоверно зафиксировано, что отдельные представители их расы, с которыми контактировало человечество на протяжении веков, не выказывали никаких признаков старения. По крайней мере заметного нам. Но заслуга ли это их природной физиологии или же успехи их медицины, нам неведомо до сих пор. Редкие войны с ними показали, что немногочисленные эльфы опасны как враги. С тех пор конфликтов стараются избегать. К тому же пока что это единственные наши торговые партнёры во вселенной. Очень ценные партнёры.

— Им удалось раскрыть секрет гравитации?

— Да. Гравбайки для ударных сил космодесанта мы покупаем именно у них. Они сами доставляют нам этот и другие грузы на своих звёздных парусниках.

— Древняя и нелепая технология у тех, кто властвует над гравитацией?

— Они умеют обезвешивать свои корабли, и тогда хватает света ближайшей звезды, чтоб полететь со световой скоростью. Это медленнее, чем прыжок через кривое пространство, но вероятно надёжнее. А теперь отдых окончен, ну-ка поиграем в догонялки.

И эскулап-механик отпрыгнул от неё. Так легко, будто и не был заключён в доспехе весом в десятки пудов. Она бросилась за ним.

Тщательно настроенный Михаэлем доспех всё лучше слушался мысленных приказов. Сервоприроды в точности вторили движениям её ног, рук, пальцев, только снабжая каждое невероятной силой. Она была быстра и неостановима. Но её учитель был ещё лучше. Когда казалось бы, она загнала его в угол трюма, он бросился к ближайшей стене, оттолкнулся от неё, и перелетел к другой, от которой уже кубарем отскочил, будто бильярдный шар, и не успела она проводить его кульбит глазами, а он уже вновь вскочил на ноги. Его задорный смех раздавался в её наушниках. Она же лишь скрипела зубами. Хоть Михаэль и сумел настроить исказитель тембра её голоса, и она могла бы разговаривать даже на общей радиоволне, не выдавая себя, вот только как раз говорить сейчас не хотелось. Совсем ничего. Она, сильнейшая из валькирий, опять вымоталась и устала.

— Доспех всё ещё плохо слушается меня, — признала она, наконец. — Я не могу заставить его выполнять то, что легко проделываешь ты.

— Неудивительно, ведь его нейроматрице надо ещё обучиться.

— Прости, ты сказал это слово… разве это не запрещённая ересь?

— Хорошо, давай поговорим об этом, — он прекратил игру и остановился. — Как и все люди, ты воспитана в знании, что думающие машины были запрещены в страхе их возможного восстания. От древних мы унаследовали мифы о роботах, истребляющих или порабощающих людей. Но это лишь выдумки.

Он не стал затягивать паузу. Не стал дожидаться её возмущённого возражения. Он просто продолжил.

— Правда в том, что мы давным-давно утеряли секреты тех технологий. Всё что осталось это неясные древние записи об общих принципах и немногочисленные строго охраняемые заводы, штампующие нейроматрицы для новых доспехов. Оборудованию на них тысячи лет, оно уже дышит на ладан. Но и лучшие из нынешних гениев механики не смогли ничего улучшить. И даже чинить ещё работающее становится всё сложнее. Очень много брака, получить исправную матрицу уже почти чудо.

— Похоже на колдовство, — заявила она. Впрочем, заявила довольно осторожно.

— Нет колдовства. Есть лишь наше невежество. Далёкие предки были много умнее. Но знания свои сохраняли в думающих машинах. Которые ломались, погребая знания в себе. С тех пор мы сохраняем знания только на пергаментах. Так надёжнее. Мы не запрещали думающие машины. Они все просто сломались за тысячи лет, а инструкция по ремонту хранилась в их недрах.

— Печально, коли вправду так, — заметила она. Вновь очень осторожно.

— Что же до доспехов, они содержат в себе некоторые элементы тех думающих машин. Ты можешь просматривать внешнюю память доспеха. И это поможет тебе, когда будешь встречаться с теми, кого знал Лоренцо. Ты тоже будешь их знать. Но и доспех изучает тебя. Твой характер, твои привычки. За это отвечает нейроматрица, и без неё доспех не мог бы обучаться, не мог бы стать угодливым исполнителем твоих желаний.

— И всё же это попахивает ересью, — заметила она.

— Мы ставим ересь на службу человечеству, — парировал он.

— Но не опасно ли это?

Теперь он молчал, глядя на неё. Глядя через окулярные камеры своего шлема на доспех напротив. Она не уступает. Она спорит с ним, своим учителем.

— Что есть опасность? — спросил тогда он. — Опасность действия или верную гибель в бездействии, что предпочесть? Недавний бой, мы оказались рядом, получили сигнал по радиотелеграфу и вовремя были на месте. Но теперь мы уже сутки мчимся в обратную сторону. Тысячу вёрст каждый миг. Сейчас мы в 50 миллионах вёрст от уничтоженного нами корабля зелёных. И так будем нестись ещё неделю, не меньше. А потом крейсер развернётся дюзами против движения и примется тормозить всеми двигателями столько же, сколько разгонялся. Полмесяца гонки, чтоб успеть. Радиоволну с такой дистанции наши антенны не уловили бы. Не хватит чувствительности. Но всё же мы получили сообщение. Причём в тот же миг. И ты знаешь как.

— Телепатия, — ответила она почти без раздумий.

— А ведь её тоже некогда считали ересью.

— Немыслимо!

То, что она слышала, ломало весь её бережно выстроенный за годы жизни в обители мир ясных и чётких представлений.

— Телепатия это естественная способность человека, его достояние и священное благо, дар который нужно развивать, и блаженны носители его среди людей. Машины же омерзительны, и когда-нибудь человечество сможет отказаться от них.

— В древности, однако, считали иначе.

— Нет, это не может быть правдой.

— Это правда.

Хорошо, что он не видел лица своей ученицы, скрытого бронёй её шлема.

— Там, — он простёр руку. — Почти в самой носовой оконечности корабля, под защитой бронированного щита и в окружении генераторов энергощитов. Женщина. Да, женщина-телепат. Быть может, единственная на этом корабле женщина. Особыми механизмами погружённая в постоянную негу нереальности и чувственного экстаза. Жадно ловящая отголоски эмоций своих бывших любовников и любовниц. Таких же телепатов, разбросанных по всему миру человечества в таких же камерах. У древних была теория о квантовой синхронизации. Секс оказался самым верным способом синхронизировать чувства одарённых. И тогда даже если их разлучить, увезти на разные концы вселенной, их мысли всё равно найдут друг друга. Надо только поддерживать их в зыбком состоянии полусна-полунебытия.

Эта новость уязвляла её гордость. То, что она считала величайшей тайной её родной обители валькирий, использовали в космофлоте просто как ещё один механизм связи. И не важно, что внутри этого механизма заключена женщина. Живая женщина. Одарённая и талантливая. И почти наверняка бывшая когда-то очень красивой. И грезившая о счастье. Которого не получит никогда.

Но таков долг каждого человека перед человечеством.

Отдай свой талант.

Отдай жизнь.

Отдай себя.

— …Вот по этой причине флотилию лёгких кораблей, как корветы или фрегаты, всегда обязательно предводительствует крейсер.

— По какой? — она вдруг поняла, что ушла в свои мысли и не слушала Михаэля.

— Что на крейсере есть телепат. А на меньшем корабле разместить его негде. Меньший корабль с трудом несёт в себе рубку навигатора. Навигатор обычно юноша, редко кто из них проживает долгую жизнь. Ведь обучение его связано не только с науками, но и с тем же, что у телепатов…

— Я поняла.

— Разве что не настолько глубоко…

— Прошу, без деталей.

— Если хочешь, я устрою тебе встречу с нашим навигатором?

— Нет!

Она чуть не выкрикнула это. Доспех напротив неё явно опешил.

— Прости, — сказала она уже спокойно. — Я уже заглянула в память моего доспеха. Лоренцо разговаривал с ним однажды. С этим мальчиком. Я знаю, что с ним делали. Но это слишком… Женщины переносят такое легче.

— Тем не менее, — заметил её наставник. — Каждый из нас должен служить человечеству всем чем способен. А если у тебя есть дар, ты обязан отдать его, как бы трудно для тебя это ни было.

Отдай свой талант.

Отдай жизнь.

Отдай себя.

— Да, — подтвердила она.

Для неё это был решённый вопрос. Она отдаст себя.

— Ты жалеешь его как брата. Это правильно, — заметил собеседник. — Люди восторгаются нами, когда мы обрушиваемся с небес на врагов человечества. Реже, но всё же вспоминают наших солдат, которым мы расчищаем путь, а они спускаются на планеты вслед за нами и выносят на себе всю тяжесть последующих боёв. Иногда вспоминают матросов. Но разве кто-то превозносил к примеру мнемотехников? Эти скромные ребята вечно погружены в вычисления. Живые счётные машины. Мы не запрещали счётные машины, нет! На нашем корабле есть такая машина. Без неё сложнее стало бы высчитывать курс и планировать манёвры. А космос ошибок не прощает. Но знаешь какова эта машина? Зал не меньше этого трюма весь забит шестерёнками из лучшей старинной бронзы. Многочисленные цилиндры Лейбница сопряжены с ними. Вот эти цилиндры да шестерёнки и есть наша думающая машина. Считает медленно, но надёжно. Вот только понять её язык, дано не всякому. Мнемотехники единственные на корабле, кто способен программировать её.

— Программировать? Что это такое?

— Даже не спрашивай, я не смогу тебе объяснить. Скажу лишь, что на планетолётах, которые не покидают свою систему, вместо таких машин обходятся куда более примитивными, но тоже вполне надёжными часами Архимеда. Был такой древний мудрец, придумал особые часы, вмонтированные в модель планетной системы, где он жил. Если механизм изготовлен точно, то любой образованный механик легко разберётся, как по тем часам проложить курс корабля меж планетами. Для планетолётов, никогда не покидающих свою систему, то что доктор прописал. Но звездолёты должны летать по разным системам. Звездолётам нужны думающие машины. И у древних такие машины были. Очень небольшие. Размером быть может с контейнер.

— Не может быть!

— Мне самому не верится, — признал Михаэль. — Но так гласят предания.

Она задумалась.

— Я тебе верю… брат, — произнесла она, наконец.

— Тогда, — в голосе механика скользнули нотки удовольствия своей ученицей. — Последнее что тебе следует знать про корабли, это каков на самом деле прыжковый двигатель. Всегда в самом центре корабля размещается он. Если захочешь, я проведу тебя туда. Мы окажемся в высоком просторном зале. Шар из прочной стали, отполированной до зеркального блеска. В самом центре его подвешен на громоздких цепях саркофаг. Но ты не разглядишь каков он, потому что между нами и им бушует стена из удерживаемой магнитными полями плазмы. Три слоя таких плазменных щитов окружают саркофаг. А в нём… демон.

— ЧТО?

— Ты конечно знаешь эти народные поверья, как из кривого пространства прорываются в наш мир демоны. Издревле люди обвиняли в этом неких колдунов, призывавших демонов. Нынче все, кто не лишён таланта, выявлены чиновниками, учтены в особых реестрах, и обязаны служить человечеству. Нет больше злых колдунов. Но демоны не исчезли. Порой они не просто нагоняют страх, а приносят такие бедствия, что армии приходится вступать с ними в бой. Но мы не жертвы. Мы охотники. Мы выискиваем их, и заточаем в саркофаги в сердцах прыжковых двигателей наших кораблей. Чтоб потом они служили нам, открывая врата в свой кривой мир.

Она сильно задумалась. Услышанное не лезло вообще ни в какие ворота. Ни в земные, ни в небесные, ни в потусторонние. Хотя нет, вот в потусторонние как раз.

— Выходит здесь у нас, на корабле человечества, заточён самый страшный враг человечества? Тот, кто мечтает вырваться и пожрать наши души?

— Живёт себе демон спокойненько там, у себя, в кривом пространстве. Купил домик миленький такой на пенсионные сбережения. Вдруг бац! И угол гостиной сносит дыра в реальный мир. А из той дыры вываливается звездолёт вроде нашего крейсера. Со всеми его пушками и торпедами. И, поджигая занавески пламенем дюз, протаранивает стену кухни. А изнутри того крейсера крик о помощи. И кричит жена, мать, брат, а может любимый внучок того демона. Но бессилен демон. Не прогрызть ему броню крейсера.

— Конечно! — поддержала она. — Ведь когда корабль идёт в кривом пространстве, то обязательно включает энергощиты. Они защищают от демонов!

— Нет!

Недоумение.

— Нет, — повторил эскулап-механик уже спокойнее. — Энергощиты включают, чтоб защитить кривое пространство от воздействия наших эмоций.

Люди и их защитники

Когда танк тряхнуло, человек на его верхней палубе лишь чудом успел ухватиться за лафет митральёзы. Благо лафет на положенном ему месте был. А вот самой митральёзы не было.

И нет, это не какое-нибудь старьё. Никто не посмел бы всучить старьё — ему!

— Я знаю Вашу власть, — сказал ему тогда полковник. — Но и Вы поймите меня. Не желаете взглянуть на мою пулемётную команду? Ни одного пулемёта! Все забрали легавые, им видите ли нужнее, у них с бандами война, а вы, армейцы, всё равно только по гарнизонам баклуши обиваете, солдат спит, служба идёт. И вот наместник приказывает генералу, генерал приказывает мне, а я человек подневольный, обязан не обсуждать, а исполнять. А случись ревизия, спросят с меня. Потому уж извините, Ваше тайное могущество, но Вам ведь всего лишь ехать нужно, не так ли? Вот берите этот. Новенький. Всего полвека машине. Только с консервации. Новее на всей планете не найти. Уголька отсыплю полные бункера. Отборный антрацит. Экипаж сноровистый, чего ещё Вам для поездки нужно? Но вот митральёзы, уж извините, я определил в пулемётную команду. Хоть какая замена пулемётам. А Вам, чтоб разбойников на дороге пугать, и паровых картечниц хватит. Да впрочем, кто ж у Вас на дороге встать решиться? Вы и сами, в своём силовом доспехе очень внушительно будете выглядеть, когда поедете на верхней палубе.

И пришлось ехать на верхней палубе. Потому что в узкую дверцу в борту танка силовой доспех не пролезал ну никак.

А теперь из-за этого обладателя доспеха едва не швырнуло оземь. Впрочем, упасть он не боялся. Доспех крепкий, от таких падений защитит вполне.

— Почему стоим? — крикнул он вниз.

Внизу, под решёткой, на которой стояли его саботаны, копошились полуголые кочегары. Кто-то ругался, утирая кровь. Видать ударился при встряске. Красная жидкость смешивалась с угольной пылью. Лязгнула внизу боковая дверца, застучали шаги по железной лесенке, затем кто-то спрыгнул наземь.

— Да у нас гусеницу порвало! — донеслось оттуда. — И в грунте рытвина такая. Да то ж поди мина! Вот же уроды тут мину закопали, а? Братцы, вылазьте. Да сразу запасной трак тащите…

— А ну всем под броню! — рявкнул человек с верхней палубы. — И носа из-под брони не казать без команды.

Кажется, подчинились ему без особой охоты. Но отвлекаться на муштру он не собирался. Надвинул на левый глаз окуляр, совместил контакты, установил синхронизацию.

Из-за его спины что-то стремительно взвилось в воздух. Подскочив так сажен на семь, оно расправило крылья. Орёл! Если не приглядываться, то и не обратишь внимание на хвостовой пропеллер, толкающий дрона-орла сквозь воздух. Дрон выровнялся и начал кругами набирать высоту. Всё что наблюдал он, видел и его оператор через свой окуляр на левом глазу.

— Пока всё чисто, — прошептал он себе под нос.

Но люди под ним жадно вслушивались в его шёпот. Кто-то стремился приподняться на цыпочки, чтоб оказаться ближе к решётке. Кто-то высовывался через так и оставшуюся распахнутой боковую дверцу.

— Погодите, что там за дымок из-за…

Первая бомба чиркнула о скос лобовой брони и отскочив от него, разорвалась чуть в стороне от танка. Каменная крошка разлетелась в стороны будто шрапнель. Из танка раздалась ругань боли, видать через распахнутую дверь камень залетел и туда. Раз ругаются, значит раны не настолько серьёзны.

Это всё что он успел подумать до падения второй бомбы. Она легла точнее. Шлёпнулась о край верхней палубы и разорвалась почти тут же. Осколки с силой ударили, и на этот раз он не устоял. Падение вышибло из него дух…

Пришёл в себя он в стороне от танка. Ему казалось прошёл миг, не более. Только танк уже вовсю огрызался облачками пара из тонких стволов картечниц. Ага, поди думали презрительно — пыхтящий броневагон, на палубе пулемётов не видать, ща мы его. Ан нет, на то и есть паровые картечницы. Лёжа он не видел противников. Попытался подняться. С обеих сторон ущелья раздались громовые выстрелы, пули взрыхлили каменистую землю. А одна запоздалая всё же ударила и его, вновь опрокинув. Доспех защитил его от этого удара.

— Карамультуки, — понял он. — Жуткие длинноствольные мушкеты. Типичное оружие бандитов в этих горах. А засада в ущелье их излюбленный приём. Но откуда они знали обо мне?

Не только любезно снабдивший его паровой колымагой полковник, но даже сам экипаж до последнего не знал, куда именно держит путь их пассажир. Лазутчик на борту крейсера? Нет, это до безумия крайне маловероятно. А значит остаётся лишь одно объяснение. И это объяснение грозило ужасами, но и вселяло азарт охотника, напавшего на след воистину опасной добычи.

Едва он приподнялся, как ущелье вновь огласил грохот выстрела. Спонсон танка слегка проскрежетал, водя тонким стволом из стороны в сторону. Но теперь стрелки были более осторожны. Они высовывались очень ненадолго, быстро делали выстрел, после чего прятались в укрытии, перезаряжая своё оружие. Брони танка им не пробить. Но и выйти из танка экипажу они не дадут. А пока разорванный взрывом трак не заменён, танку с места не сдвинутся. Сколько они протянут под защитой брони? День, может три если экономить уголь. А напавшие могут держать их в такой осаде хоть вечность. Или пока не явится тот, кто их направил.

Силовой доспех защищал своего владельца и от зимней стужи и от зноя пустыни. Но холодный пот окатил, когда он понял, в какую ловушку загнал сам себя. Никто не знает, куда он направился на танке. Танк конечно армейское имущество, но даже если любезный полковник вдруг прямо сейчас срочно захочет вернуть свой танк в расположение вверенного ему полка, то и следа их не найдёт, пусть даже поднимет весь полк по тревоге.

Да и хорошо, что не найдёт. У армейцев нет оружия против такой дичи. Того, кто явится сюда, не остановит броня, не проймут свинцовые пули митральёз и паровых картечниц. Тут нужно энергетическое оружие. Лучше всего плазменное.

Отсиживаясь за валуном, он взвешивал в руке свой молниемёт. Это была компактная модель, считавшаяся пистолетом. Но великовата для человеческой руки. Такая рукоять приспособлена для латной силовой перчатки доспеха. Перед скобой спускового крючка горловина, в которую вставляется магазин. Можно вставить любой стандартный, но в наличии имелись только компактные. В каждом всего несколько патронов. Драгоценных патронов, ибо на всей этой планете таких не достать. Он привёз их с собой из метрополии, когда получил назначение сюда. Как он был молод тогда. Едва стукнуло пятьдесят. Молод и амбициозен. И первая самостоятельная должность, где никакое начальство не будет стоять над душой, ибо сам будешь высшим начальником на всю планетарную систему! Оно, в общем, так и вышло. Вот только он сам и оказался единственным своим подчинённым. На всю планетарную систему. Как хочешь, так и обеспечь её безопасность.

Изловить того, кто поймал их в эту западню, вот это шанс!

Он выглянул из-за валуна. Тихо. Сделал шаг. Тишина. Вышел не таясь… Успел заметить движение вдали. Гром выстрелов, отразившись от стен ущелья оглушил, пули просвистели. На этот раз ни одна не упала даже близко.

Он подскочил к танку, забарабанил бронированным кулаком.

— Слышите меня там?

Дверца танка приоткрылась на щёлочку не больше дюйма.

— Ваше могущество?

— Тайное могущество, солдат, — поправил он, улыбаясь широко как только мог. — Не забывай, я же не генерал, чтоб именовать меня просто могуществом.

Улыбка великое дело. Он считал своё лицо достаточно добрым и использовал улыбку всегда. Она так хорошо располагала собеседников к откровенному разговору. Потому он и шлема не носил никогда. Шлем обезличивает, обезличивание отталкивает, а его работа требовала располагать к себе людей. Особенно во время допросов.

— Солдат, мне нужна связь. На танке ведь есть радиостанция?

— Радиотелеграф. И чтоб работать, нужно прежде установить антенну. Ой!

Опять грохот выстрелов. На этот раз несколько пуль разбились о броню танка. Мысленно ругнувшись, человек в силовом доспехе сорвал с пояса и бросил в разные стороны парочку небольших цилиндров. Те испустили клубы дыма.

— А ну живо все ставить антенну! — прикрикнул он. — Шевелитесь быстрее, пока они не видят нас за дымами.

— Слышали, что велено? — донеслось изнутри.

Дверцы танка распахнулись и по лесенкам один за другим высыпали танкисты. Лишь некоторые из них были одеты по всей форме. То есть носили железный шлем с кольчужной бармицей. Иные довольствовались лишь очками с мелкой, но прочной железной решёткой. Так танкисты пытались защитить свои глаза от свинцовых брызг тех пуль, что разбивались о края смотровых щелей. Работавшие же при котле кочегары не имели и этой защиты.

Споро они вытащили железные шесты, соединили один с другим, зацепили тросы, и, натягивая их, принялись поднимать антенну.

Внезапно в дыму зашевелились неясные фигуры. Тот, кого называли могуществом, ожидал этого. Переведя пистолет в режим автоматической стрельбы, он не раздумывая выпустил весь магазин. Выбросил его, и незамедлительно вставил новый.

Ругань и стоны с той стороны, куда он стрелял. Приближающийся топот бегущих ног с другой стороны.

Мысленно он выругался, сорвал с пояса цилиндр с насечкой, выдернул кольцо и швырнул в сторону приближающегося топота. Взрыв, вопли. А он ругал себя. Потратил столько драгоценных патронов на обычных бандитов. Нет, эти патроны ему нужно поберечь для главного врага.

— Что приуныли? — он постарался сделать свой голос максимально весёлым. — Стрелки по местам. Время от времени давать очереди в дым для острастки. И один кочегар пусть вернётся к котлу, поддерживать давление. Остальные ставьте уже эту антенну.

— Слышали, что велено? — прикрикнул один из солдат на своих товарищей. — Давай, ты и ты в спонсоны, а ты к котлу.

Под шлемом не разобрать кто, но голос вроде похож на танкиста, что разговаривал с ним через щель. Знаков различия не видать, но исполнителен. Это хорошо. Плохо, что теперь всего несколько слабых людей пытаются поднять слишком тяжёлую для них антенну.

И тогда человек в силовом доспехе сделал шаг и поднял железную трубу одной рукой.

— Закрепляйте, — велел он. — И дайте мне сюда телеграфный ключ. Я сам отправлю радиограмму.

— Но ключ… Он, Ваше тайное могущество, внутри.

— Так вытащи его сюда. Я ведь не могу пролезть через эти дверцы в ваш танк. Значит, прикрути провода и давай ключ сюда. Да не мешкай, дым уже рассеивается.

Он улыбался, работая ключом, под ударами редких пуль о броню его доспеха. Да, он загнал себя в ловушку, это очевидно. Очевидно его противнику, а он уже был почти убеждён, что за напавшими скрывается кто-то более умный. Громоздкая антенна всё же слишком мала, она не возвышается над ущельем, а значит радиосигнал останется в этих горах так никем и не услышанный. Но это если на орбите не висит крейсер. Тот крейсер, который он выпрашивал у метрополии через телепатов. И если это так, то нужно стучать и стучать ключом. Когда-нибудь, делая очередной виток, крейсер пройдёт над этим ущельем. И быть может, случайно поймает слабый радиосигнал.

Выстрелы давно прекратились, а небо начало окрашиваться вечерней синевой, когда его прочертила яркая дуга болида. Шум тормозных двигателей потонул в грохоте сверхзвукового удара, который наконец-то догнал дерзкую посадочную капсулу. В этот момент человек в силовом доспехе сильно пожалел, что не носил шлем. Казалось, мир лишился звуков навсегда. Гром с неба бросил его на колени. Инстинктивно он пытался как-то защитить голову, обхватить её руками, но мешали широкие наплечники. Затем перед ним возникла фигура в похожем доспехе.

— …Захвачен один пленный, — услышал он в наушниках.

— Где негодяй? — прохрипел он, поднимаясь.

Он снова обрёл способность слышать. Видеть. Принимать осмысленные решения. А радиоволны уже услужливо передали его доспеху отметку из памяти доспеха собеседника. Он улыбнулся, расправил затёкшие плечи, оглядел себя. Накинутая поверх доспеха, украшенная узорчатыми древними письменами торжественно-белая мантия превратилась в грязные дырявые лохмотья. Хмыкнул недовольно себе под нос. Отбросил суетные мысли, стукнул латной перчаткой по броне.

— Эй, там в танке? Живые али нет?

Дверца открылась. Должно быть тот самый танкист.

— Ну командир, командуй своим ребятам ремонт, бандитов больше нету.

— А я не командир. Командиром у нас капрал был. Убило его. Когда, при начале обстрела, дверцу распахнутую полез закрывать, а тут бомба. Вот его осколком. Истёк кровью.

— Значит, теперь ты капрал. Начинайте ремонт, а сам идёшь со мной.

— Слушаюсь, Ваше тайное могущество.

Из-за танкиста пришлось идти медленнее. За усиленными силовыми приводами железным ногам, ногам человеческим трудно поспеть, как ни беги.

— Пленник протянет до нашего прихода? — поинтересовался он у другого доспеха.

— Да, — был бесстрастный ответ. — Ожог нижних конечностей, кровопотери нет, находится в полном сознании, отвечать на вопросы может.

Они вели разговор по радио, спешивший за ними новопроизведённый капрал не мог расслышать ни слова из их беседы.

— Мы должны были встретиться в другом месте, и цель предполагалась другая, — заметил собеседник. — Обычными бандитами должна заниматься местная планетарная стража.

— Эти внезапные препятствия всё более укрепляют меня в мысли, что не напрасно я воззвал к вашей помощи. То, на что мы охотимся, по силам только вам. Но желательно, конечно, задействовать оружие посерьёзнее молниемётов.

— Конкретнее?

— Плазменное оружие и самые меткие стрелки. В такой охоте действовать нужно ювелирно. И, разумеется, неоценима будет помощь ваших механиков. Уверен, они знают как содержать такую дичь.

— Вы даже боитесь произнести вслух?

— Прошу Вас!

Он осмелился чуть повысить голос. Это было невежливо по отношению к его спасителю, тем паче что он собирался заручиться его помощью в предстоящем предприятии. Но ради блага дела нужно было прояснить всё.

— Не сочтите за дерзость, но Ваше звание?

— Сержант, — ответил собеседник, чуточку замешкавшись с ответом.

— Не в обиду говорю, но у нас разная подготовка. Вы мастер боя. Меня же больше обучали знаниям, часть из которых может лучше не знать. На заре человечества были распространены многочисленные ереси о неких добрых богах. Как было установлено позже, все такие боги на деле оказались пожирателями душ.

— Мне это ведомо.

— Не сомневаюсь. Но должен заметить, я отношусь к скептикам в этом вопросе. Никто ведь тех мнимых богов не изловил и препарированию не подверг. Тогда такое не было принято. Так что возможно ли пожрать душу или нет, наука пока установить доподлинно не смогла. Но вот что нынче мы точно знаем, так это что обитатели кривого пространства весьма падки на эмоции. Страх и ужас, похоже, их любимая пища. И в древности вера в тех добрых богов неизбежно приводила к кровопролитиям ужасающей бессмысленности. Разве не указывает это на хаотическую природу?

— В Ваших рассуждениях есть резон. Но наше дело?

— На планете назревает мятеж. Причин тому немало. Но есть и нечто особенное в нём. Это некий пророк. Мы наблюдаем рождение его культа. Как это схоже с историями о древних религиях, не находите?

— И Вы полагаете этот пророк…

— О, нет! Вряд ли сам. Нематериальному существу крайне несладко пребывание в нашем материальном мире. Но знаете, как действует телепатическая связь? Что если в силу игры случая этот пророк квантово синхронизирован с кем-то нематериальным? Тогда очевидно его цель множить страдания для услады своего потустороннего партнёра. И ведь именно это сейчас и происходит в результате проповедей его сторонников. Они все говорят о мире, равенстве и братстве, но разрази их гром, в том братстве одни ровнее других, а кто сомневается, того фанатики не задумываясь умиротворяют до смерти. Чем это всё не приятная пища для… не будем даже думать об этом лишний раз. Ведь вот нынче я никому не сообщал куда направляюсь, однако попал в засаду… О! Мой потерянный дрон!

Механический орёл распластался на камнях. Лёгкие крылья были изломаны, пропеллера не было вовсе.

— Мне не найти тут механика, способного починить это.

Краем глаза он покосился на сержанта. Непроницаемый шлем космодесантника не выражал ничего. Наверно и лицо под шлемом не выражало эмоций точно так же. Сверх-человек. Супер-воин, рождённый и воспитанный только для битв. С чего ему сопереживать смешным потерям одного из людей, когда каждый день в галактике гибнут миллионы защитников человечества.

Далее они шли молча.

В ложбине среди камней стояла переносная мортира. Пятидюймовый бомбомёт. Интересно, а в бомбомётной команде у доброго полковника сколько бомбомётов налицо? Вокруг валялись тела в длинных до пят кожаных плащах. Обычная одежда в этих горах. Хорошо защищает от полуденного зноя и от полуночного холода, от ветра и дождя. Двое в силовых доспехах занимали позиции среди валунов, оглядывая окрестности.

— Где пленный?

— Там.

Рука указала в сторону ещё одной фигуры в доспехе, стерёгшей малоприметную расщелину. Они прошли туда и через несколько шагов оказались у небольшой пещеры. В ней, под охраной ещё одного космодесантника, они и нашли пленного.

Женщина с уродливой татуировкой на поллица и не менее уродливым шрамом на второй половине. Её ноги были сожжены по колено. Она тяжело дышала, не имея сил двигаться. С такими ранами надо успеть вытянуть из неё как можно больше.

— Мы поможем тебе, — начал он ласково. — Как зовут тебя, дочь?

И улыбнулся очень по-доброму. Он был уверен в своей хорошо отрепетированной улыбке.

— Я тебе не дочь, лживое отродье коррупции, — огрызнулась пленница. — Выдумали войну, чтобы драть с народа налоги, да прикарманивать. А мы хотим жить. Не завтра, а сейчас. И мы будем жить, — она попыталась приподняться, но сил не хватало. — Мы не позволим больше никому жить за наш счёт. Долой войну! Делай мир!

— Пытаешься выглядеть гордой? — заметил он, наступая бронированным саботаном на руку беспомощной жертвы. — А теперь, похоже, сохранять гордый вид труднее, не так ли? Но если ты думаешь, что сейчас тебе больно, то уверяю это не так. Видишь, что я держу в руке? Это болевой шунт. Используется в сотне способов пыток. Хочешь испытать их на себе?

— Я… ничего… не скажу…, — прохрипела женщина.

Свободной рукой она делала жалкие попытки спихнуть железную ногу со своей раздавленной руки, но это невозможно, когда нога весит сотни фунтов. Мучитель чуть усилил давление. Послышался треск костей. Женщина из последних сил пыталась сопротивляться нарастающей боли. От напряжения слёзы текли по её изуродованному лицу.

— Вы все просто изверги! — выкрикнула она, захлёбываясь рыданиями. — Садисты. Извращенцы. Вам просто нравится мучить женщин… тащитесь от этого… Ненавижу козлов-мужиков!

Он ничуть не злился из-за слов. Просто это было вовсе не то, что он хотел бы узнать.

— Применение пытки противопоказано, — с досадой произнёс он в микрофон рации так тихо, чтоб пленница не смогла расслышать. — Её сознание не выдержит. А запугать её не выходит.

— Думаю, — так же по рации заметил сержант. — Я сумею разговорить её. Оставьте нас наедине.

Когда все вышли, оставшийся наклонился над несчастной. Безучастные объективы камер вместо глаз смотрели на неё.

— Прячешь своё лицо, — бросила она ему упрёк. — Стыдишься. Или боишься мести. Ты думаешь, что сильнее меня, а на деле всю жизнь прячешься за своим шлемом. Поди дрожишь там от страха.

— Значит, единственное препятствие меж нами, это шлем? Хорошо.

Стальные руки поднялись и… На неё глядело безукоризненной красы прекрасное лицо белокурой бестии.

— Ты не мужик? Валькирия, — догадалась она. — Слышала я о таких. Называют боевой сестрёнкой, а на деле подстилка для солдат. Полковая шлюха!

Взор ясных глаз не выражал ни радости, ни сострадания, ни ненависти — ровным счётом ничего. Живая богиня войны была выше того, чтобы даровать проявление эмоций.

— Твоё желание исполнено, — произнесла она очаровывающим голосом. — То, чего ты хотела, свершилось. Теперь ты должна ответить.

— Нет! — выкрикнула умирающая. — Даже если бы знала, то и тогда не сказала бы ничего.

— Так коли нечего скрывать, поведай мне. Кто велел напасть на танк? Откуда вы знали, кто едет в нём?

— Да ничего мы не знали, — простонала жертва. — Хотели подстеречь локомотив и ограбить. Даже если бы в контейнерах оказалась еда, она хорошо стоит в этих краях. А больше всего я мечтала о байке. Уехать отсюда. Куда угодно, хоть в шахтёрский посёлок. Там, говорят, весело.

— Это было просто ограбление. Они ждали локомотив с грузом. Про танк не знали, — сообщила валькирия в микрофон.

— Не верю в случайность, — был ответ. — Но похоже она и вправду не знает ничего существенного. Нет смысла продолжать.

Взгляд небесных глаз в последний раз обратились к той, о ком вёлся этот разговор. И мелодичный голос произнёс:

— Ты мечтала жить вечно?

Ствол молниемёта неспешно нацелился, зрачки жертвы расширились. Самообладание покинуло её.

— Не на…

Но гильза уже отлетела в сторону. Пока она ещё не коснулась земли, металл снаряда уже распылился в мельчайший порошок, и магнитное поле подхватило его, унося в плазмотронную камеру. Сгорающий порох выжег обмотки упрятанного в нём конденсатора, а тот породил электромагнитную волну, в один миг обратившую порошок в ярчайшую каплю расплава. И луч лазера выплюнул её из ствола. Когда капля достигла цели, электроны сорвались с орбит атомов. И ток силой в сотни ампер выжег нервы. Затем капля разорвалась тысячью мельчайших осколков, рассекающих плоть тонкими ломтями. Там где была женская голова теперь осталась лишь выбоина в каменистом грунте.

Снаружи даже не отвлеклись на гром выстрела.

— Тут по карте есть недалеко селение. Разворачивайте антенну снова, капрал. Мне нужно распорядиться насчёт этого селения. Явитесь туда всем своим полком и убейте всех, кого признаете способным держать оружие. И не затягивайте с этим.

— Но, Ваше могущество, ведь тогда останутся только дети.

— Вот и замечательно! Пусть разбредутся по окрестностям и расскажут всем. Чтоб в округе каждый человек узнал, что бывает с теми, кто помыслит противиться защитникам человечества!

Инквизиция и суд

Вот как началось их знакомство:

— Со времён моего назначения сюда, — произнёс он, радушно улыбаясь своей хорошо поставленной улыбкой. — Я так и не научился разбираться в здешних титулах, званиях и прочем. Ничего, если я буду звать Вас Судья, по-простому?

— Что ж, — ответил его собеседник, чей доспех был куда менее помпезным. — Правда Ваша, по-простому нас кличут судьями, не взирая на должности и выслугу лет. А вас в народе кличут инквизиторами. Сударь Инквизитор, я рад, что мне доведётся работать с Вами.

С момента той неуклюжей пикировки прошли годы, а они так и продолжали звать друг друга. Но взаимное уважение за эти годы только выросло. Каждый был предан своему делу. Предан человечеству. И отстаивал интересы человечества на своём посту. Поэтому сейчас, готовясь к очередному бою во имя человечества, он обратился не к армии, а к нему. К Судье.

— Скажите по правде, сударь Инквизитор, чего Вы больше желаете от этого дела: успешной охоты на дичь или возможного повышения с переводом куда-то поближе к метрополии?

— Вы, Судья, видите людей насквозь. Полагаюсь на это Ваше чутьё в будущем допросе. Но прежде надо заполучить обвиняемого. А он, как доносят информаторы, где-то там. В селении за этой грядой. Нас разделяет не больше версты. А ещё сотня-другая фанатичных последователей этого лже-пророка. И они хорошо укрепились, у них полно оружия, и сложить его их добрым словом не убедишь.

Указывая рукой за гору, краем глаза он посмотрел на судью. Тот как будто поглядывал с завистью.

— Хотите сказать, моя белая мантия заметна за версту в этих горах?

— Нет. Завидую тому доспеху, что под ней. Нам бы такое снаряжение.

Действительно, Их Тайное Могущество обладал полноценным силовым доспехом. Правда, он всегда предпочитал прикрывать его мантией. Всё же искусный фехтовальщик мог бы поразить его в щели между броневыми элементами. Нанести рану вряд ли. А вот заклинить латы — вполне. В критической ситуации это могло бы привести к печальным для Инквизитора последствиям. Мантия же удачно скрывала от постороннего взора те самые щели.

Судье же приходилось довольствоваться сильно упрощённой защитой. Даже полноценной кирасы он не имел. Гидроцилиндры сервоприводов готовы услужливо помочь рукам и ногам, но торчат снаружи, не прикрытые ничем. Отдельные бронепластины, нашитые на комбинезон из прочной ткани, способной порой даже остановить пулю. Почти наверняка это боевое одеяние спасало от мелких осколков. Но столь же вероятно вряд ли уберегло бы от попадания тяжёлого молниемёта.

— И всё же, — заметил Инквизитор. — Ваше снаряжение лучше, чем у армейцев. А эти замечательные багги-грузовики! Их дизели питаются любым топливом, что горит. Армейцы же иной раз топят котлы своих паровых танков дровами.

— Но всего три машины.

— Зато с пулемётами. Которые вы изъяли у армейцев. И сейчас они нам очень пригодятся. Но главное, я рассчитываю на меткость ваших снайперов.

— Уж в этом можете не сомневаться. Все тут опытные стрелки.

Уж пострелять судьям доводилось не редко. Планета была настоящим кладезем ископаемых, которые частью перерабатывались тут же на заводах, а частью отправлялись либо на заводы метрополии, либо загружались на звёздные парусники синих человечков, в обмен на их чудесные машины, даже постичь принцип действия которых лучшим гениям человечества пока всё ещё не удавалось.

На планету свозили рабочих отовсюду. Кто сам охотно покидал переполненные будто ульи миры, где перенаселённость была столь высока, что уже пришлось ввести закон об ограничении продолжительности жизни. Кого-то присылали насильно с тихих аграрных планет, отрывая от пастбищ и запихивая в смрадный дым механических кузниц. Одного завлекали вербовщики выгодным контрактом, а другого ссылали сюда на каторгу. Опасный народец собрался тут.

Неудивительно, что в кварталах миллионных рабочих посёлков орудовали шайки воров, жулики содержали сомнительные заведения, где облапошивали клиентов, а лихие банды сорвиголов выясняли, кто на районе главнее.

Удержать такой сброд в узде можно было только одним — безжалостным и неотвратимым правосудием.

— Дорога между скал узка. Машины пойдут по одной. А мы даже не знаем, нет ли на их пути мин.

— Придётся рискнуть, — ответил инквизитор. — Для вас это шанс задушить протесты в зародыше, для меня… Болид! Это должно быть снижается десантная капсула. Пора обрушить огонь правосудия на виновных!

Тут же взревели моторы, и багги одна за другой устремились через ущелье. Они выскакивали с той стороны скал, и с ходу открывали беглый огонь из пулемётов. Разумеется, попасть куда-то с бешено скачущей по камням машины нечего и надеяться. Только разве шум поднять.

Мирно дремлющее селение ожило. На плоские крыши высыпали вооружённые люди в длинных халатах. То тут, то там, они падали под метким огнём прячущихся за камнями снайперов. Защитников кишлака это не испугало. Они видели малочисленность нападавших, которым ни за что не пробить бетонные стены построек. Отчаянная настырность бессмысленной атаки лишь разозлила осаждённых.

Наверняка там, в кишлаке, было оружие и посерьёзнее карамультуков. Как будто слышались короткие очереди автоматического оружия, крайне редкого даже в местных армейских частях, и скорее всего попавшего на планету контрабандой. Можно было ожидать, что где-то во дворах спрятаны и мортиры. И если так, то сейчас к ним уже тащат бомбы. Ещё немного и они взлетят, чтоб через секунды низвергнутся на головы напавших. Если от пуль со стен ещё можно спрятаться за камнями — то как укрыться от падающей с небес бомбы? Невозможно! Ты полагаешь себя в безопасности за скалой, ты думаешь, что защищён ею от чиркающих по камням пуль. Долбите гранит, нескоро же вы его продолбите! И тут вдруг взрыв прямо у тебя за спиной. Доспехи могут порой выдержать даже несколько осколков, но град взрывов не переживёт никто.

Жить остаётся считанные секунды…

Куда-то в глубину селения падает широкими снопами огонь с неба. Через мгновение дым и пыль клубами заволакивают всё. Огонь из селения тут же прекращается. Возможно, людям на крышах просто не видно куда стрелять? Но нет, выстрелы вновь слышны. Другие выстрелы. Очереди молниемётов гавкают то здесь, то там. Стремительно проносятся звуки через серую завесу.

Наконец, пыль оседает, и дым развеивается. Сколь можно разглядеть с горы — только трупы и корчатся от боли редкие раненные. Раскрытая десантная капсула.

— Думаю, сопротивление подавлено, — удовлетворённо произнёс Инквизитор. — Самое время войти в селение, чтобы успеть допросить хоть кого-то из преступников. И не забудьте — нас интересует пророк. Он нужен живым.

— Уж не беспокойтесь, — зло ухмыляется собеседник. — У нас преступники рассказывают всё.

Фемида в таких краях жестока. Эти люди приходят, чтобы беречь чужие жизни — а в итоге вынуждены убивать. Хотят утвердить закон — а приходится творить беззаконие. С волками жить по-волчьи выть. Когда потеряешь всех своих друзей, как будешь смотреть на тех, кто против тебя? Что удерживает судей от того, чтобы не стать ещё одной бандой в этом безумном мире блестящей стали и ужасающей нищеты? Быть может идеалы? А может то, что ни один судья не может накопить богатства?

Устав запрещает судьям иметь личное имущество. Всё что у них есть — казённое. Как у солдат. Ведь они и есть солдаты правосудия. Нет семьи, а часто нет родственников вообще — чтобы судья не поддался соблазну обогатить родню. И когда карьера закончится, и судья поймёт, что устал — он не уходит на покой. Не получает пенсию. Он изгоняется. Туда, где нет закона. И там он будет нести закон, пока не умрёт. Впрочем, работа судьи столь опасна, что до добровольного ухода со службы редко кто доживает.

Они знают об этом. Знают, что у них нет перспектив. Нет даже призрачных шансов. Впереди их ждёт только смерть. Но они идут на эту работу — чтобы другие получили маленький шанс на счастье в обречённом мире.

Они вошли в покорённое селение. Осмотр места происшествия профессиональная привычка. Почти все здесь были поражены выстрелами молниемётов. Хотя некоторым свернули шею или проломили череп. Вполне возможно что такое с живым человеком космодесантник проделал не напрягаясь всего одной рукой. Другой, в это же время, ведя огонь из молниемёта по иным целям.

И вот наконец:

— Ваше могущество, — сообщает по внутренней связи голос. — Похоже цель здесь.

— Ну-с, Судья, — произносит он вслух. — Похоже, наша миссия удалась. Как только покончите с заурядными преступниками, присоединяйтесь к нам. Нас ждёт главное блюдо.

Он вошёл в здание. Точно такое же неприметное среди прочих. Машинально отметил, что космодесантники заняли оборонительную позицию. Это правильно, нельзя исключить любую неожиданность. Как же ему повезло, что ударный крейсер случайно залетел в окрестности этой системы и откликнулся на его зов. Теперь можно считать, что через каких-нибудь полчаса с мятежом будет покончено и планета вернётся к обыденной жизни. То есть будет платить налоги и добывать ископаемые, производить машины и поставлять рекрутов. Ну, может быть, потребуется не полчаса, а скажем полтора…

…Через два часа Их Тайное Могущество чувствовал себя смертельно усталым. Такого разочарования он не испытывал, казалось, никогда. Его товарищ Судья смотрел на него с едва скрываемым сарказмом. И только сержант-космодесантник как будто сочувствовал ему, хотя кто его знает, что он там думал, скрытый маской своего непроницаемого шлема.

— Итак, Инквизитор, — заявил Судья уже прямо. — Вы сделали ставку, как азартный игрок. И…

— Да, — он превозмог самолюбивое желание спорить и признался честно. — Да. Это не тот человек, который нам нужен.

Похоже, это простое честное признание ошибки тронуло Судью.

— Что ж, — подвёл итог он. — По крайней мере, от Вашей авантюры, никто из наших не пострадал, а вот бандитов мы проредили славно. Жаль только это не решает главной проблемы. А значит, вместо убитых сегодня появятся новые бунтовщики.

— Постойте, — вдруг возразил сержант. — Но разве это не тот самый пророк?

Собеседники удивлённо оглянулись на него.

— Приношу извинения, за нарушение субординации…

— Не нужно, — остановили его.

Он в самом деле не понимал, что произошло. Он просто солдат. Солдат, конечно выдающийся. Но слишком прямолинейный для таких дел. Тогда как им, опытным сыщикам, всё было очевидно. Они как по ладони читали многое то, что для не знакомых с сыском кажется загадкой.

— В том-то и дело — ответил Судья. — В том-то и дело, что как раз тот самый.

— И он говорит недопустимые вещи, — заметил космодесантник. — Он призывал убивать чиновников, и этому есть доказательства. Он убеждал дезертировать солдат. И оружие, обнаруженное здесь, так же доказывает, что его речи нашли своих последователей. Он само живое воплощение зла в человеческом теле. Разве это не доказывает, что он — слуга потустороннего?

Старый судья только отвернулся — чтобы скрыть невольную улыбку. Инквизитор же в глубине души почувствовал прилив доброты. Как наивен этот герой. И может быть это хорошо. Может быть не всё ещё потеряно, пока защитники человечества не озлобились? Но вслух он ответил вполне серьёзно:

— В том-то и дело, что он — злодей. Настоящий злодей. Весь смысл его существования свёлся ко злу и ничему больше. Но хаос не имеет со злом ничего общего. Да, нам игры хаоса кажутся ужасными. Но разве не ужасен был для наших далёких предков ураган — однако он не порождение зла, а рядовое явление природы. Стремясь к звёздам, мы вмешались в само нематериальное, мир где эмоции имеют силу большую, чем реальность. Мы не понимаем той природы, а может быть и никогда не поймём — но в сущности это лишь ещё одна грань Природы. А Природа, по природе своей, не зла и не добра. А вот он, — и перст обвиняюще указал на того, кого называли пророком. — Вот он зло. Зло настолько ужасное, что я сомневаюсь в его разумности. Вероятнее всего разума он давно уже лишился. Он безумец. Неспособный тщательно планировать безумец. Скажу больше, абсолютно неспособный договариваться. Он ни что иное как мелкий безумный диктатор, даже не понимающий насколько важно иметь союзников. Если прежде я ещё размышлял, не могут ли за бунтом стоять пришельцы, будь они зелёные или синие, то теперь твёрдо уверен — нет, этот жалкий тиран никого не потерпел бы над собой. А значит не он стоит за мятежом. Он сам лишь часть чьего-то плана. Очень умного плана. Кто-то использовал этого безумца как куклу. Как марионетку, которую дёргают за ниточки, чтоб она двигалась. Или даже как куклу-перчатку, которую сбросят с руки, едва она станет ненужной. И нет, это не мог быть хаос. Уж поверьте, хаос так в свои игры не играет. Нам придётся найти настоящего главаря, чтобы прекратить этот бунт. И может быть вот он-то и выведет нас на существо из нереальности.

— А что делать с этим? — поинтересовался Судья.

— Мне он боле не нужен, — ответил Инквизитор просто.

— За свои преступления, совершённые по злому умыслу либо бессознательно, Вы приговариваетесь к смерти, — буднично провозгласил Судья, поднимая своё оружие на беззащитного пленника. — Приговор будет приведён в исполнение немедленно.

Когда они покидали селение, правосудие уже настигло каждого.

Накануне генерального сражения

— Говорят, валькирий при штабе видели.

— Ты лучше за дорогой смотри. Увязим тут наш паровичок, комбат по головке не погладит.

— Да не увязим… Ах, ты ж, кочка проклятая.

Но всё обошлось. Хотя подбросило паромобиль изрядно. Пожалуй, могло и в кусты придорожные закинуть, а вдвоём вытаскивать машину ох как долго. Наверно, на такой случай, надо было взять с собой парочку бойцов порасторопнее. Но молодые лейтенанты решили, что управятся и сами. Да и поболтать хотелось. А бойцы сидели бы у них прямо за спиной. И даже, из-за модной конструкции паромобиля, сидели бы спина к спине к седокам впереди. Ну и к чему эти лишние уши?

— Маркуша, будь другом, сыпани ещё угольку.

— Ох, Янек, тебе бы всё командовать.

— Ну я ж рулю!

Опытный шоффер конечно же успевал бы и одной рукой рулить, и другой рукой уголь совком в топку подсыпать. Но у недавно назначенного командиром бомбомётной батареи Янека Сдобчика это была лишь третья поездка на паромобиле. Который он выпросил у зампотеха полка. Только покататься разок. И то лишь под ручательство комбата. В виде поощрения за отличие при строевом смотре.

— Как мы ненавидели эту строевую муштру, пока были кадетами, — не упустил случая прихвастнуть Сдобчик. — А вот таки ж, пригодилась. Песню запевай!

Солдат всегда здоров.

Солдат всегда готов.

И пыль как из ковров

Мы выбиваем из дорог.

И не остановится,

И не сменить ноги,..

— Янек, пощади мои уши.

— Да ладно тебе. Неужели не подхватишь?

А перед нами всё цветёт,

За нами всё горит.

Не надо думать. С нами тот,

Кто всё за нас решит…

— Будь другом, заткнись, пожалуйста.

— Ха! — рассмеялся счастливый водитель паровика. Но просьбу друга уважил и заткнулся.

Так-то конечно понятно, что никакого транспорта лейтенанту не полагалось. Широко раскинулось человечество по галактике, множество планет заселено людьми. Потому и армия велика, и лейтенантов в ней не счесть. Накладно это выйдет давать по паровику каждому лейтенанту. Потому бомбомётные мортиры бойцы таскали на руках по полю боя. Благо мортиры сии очень удачно разбирались для этого на составные части. И вот уже один тащит здоровенные сошки, двое взвалили на плечи ствол, ещё пара прихватила за петли опорную плиту, ну а наводчик разумеется бережно несёт короб с прицелом. Остальные солдатики впрягаются в тележки и волочат их, будто ослы. Не очень престижно. И даже слегка обидно это сравнение с ослом. Зато в бою подальше от мортиры стоять. Враг ведь по мортире стрелять будет. Чем дальше стоишь, тем безопаснее. Вроде как. А может и нет. Жизнь солдатская чистая рулетка.

И только их молодые командиры смотрели в будущее с оптимизмом. Оно представлялось им ясным путём успеха. В мирное время ждать им следующего звания ещё год. Теперь же есть шанс отличиться. А хоть малость отличишься, и вот тебе следующее звание вне очереди.

Потому водитель паромобиля был преисполнен самых радужных надежд относительно грядущего сражения. Ведь кто нынче решает исход боя? Кто, говоря официозным языком, наносит огневое поражение, оставляя пехоте просто занять очищенные от врага позиции?

Нет, конечно есть и более могущественные средства. Одни шестидюймовые гаубицы чего стоят. Эти длинноствольные орудия закинут свой снаряд и вёрст на полсотни. А есть ещё более грозные ракеты «Возмездие». Взмывают в небеса, так высоко, что и не разглядишь, как ни пытайся. И оттуда, через сотни вёрст обрушиваются на головы врагов.

Но комбату виднее работа его бомбомётной команды. Всего-то и нужно класть бомбы хотя бы примерно куда-то в район цели, какую комбат укажет. Непыльная работёнка и почти без риска. Мортиры ведь стоят за холмом, врагу их не видать.