Бесплатный фрагмент - Клён у дома

Ангелиночке Бородиной

Клен у дома

Почему возвращаюсь все чаще назад,

И о прошлом грущу, словно дряхлый старик?

Закрываю глаза: вижу маленький сад,

Клен у дома, ветвями к калитке приник…

Знаю, высох любимый зеленый мой клен,

Постарел с той поры и уж всеми забыт.

Дом кирпичный забором другим обнесен…

Почему ж это все пред глазами стоит?

Это было со мною, и это не сон.

А ведь столько прошло, столько минуло лет!

И тоска с ветром песню поет в унисон,

Что возврата туда больше нет. Больше нет…

Понимаю, нельзя возвращаться назад —

Это путь в никуда, это просто тупик.

Но все чаще и чаще я вижу наш сад,

Клен у дома, ветвями к калитке приник…

Яблоня и кукушка

Промозглый май. Шальной гуляет ветер.

Но «дичка» — яблоня уже в весеннем цвете.

Отшельницей без племени без роду

Сиротка стойко переносит непогоду.

Других здесь яблонь нет по всей округе.

Каким же ветром занесло тебя, подруга?

Одна теперь ты без сестер и братьев

Стоишь в косынке белой и в зеленом платье.

И год за годом так к началу лета,

Ты, зацветая, отцветаешь «пустоцветом».

Здесь нет прохожих, и не ходят в гости.

Заброшен дом, его хозяин — на погосте.

Лишь залетевшая сюда кукушка,

Весть о погоде донесет с березовой макушки.

«Ку-ку…» — Ты слышишь? Теплым будет лето —

Такая, говорят, в народе есть примета.

Невеселый апрель

Апрель какой-то жутко невеселый:

Метет. На крышах снег… Иду от Светки…

Хохлатые синицы — новоселы —

Скукожились на тополиных ветках.

Нерадостно их встретил мир окрестный.

Молчат. Задумались, что жизнь хренова…

— Мне тоже, птицы, нынче не до песен.

Поверьте, сам расплакаться готовый…

Я к ней пришел с распахнутой душою…

Как есть. Как на духу, в любви признался…

Она лишь посмеялась надо мною —

Еще один жених, мол, отыскался.

Такая вот печальная картина…

Да что я о себе строчу сорокой?

У вас судьба ведь тоже не малина,

Коль с мест родных сорвались раньше срока.

Так, может быть, расскажете мне, птахи,

О всех сегодняшних своих несчастьях?

Отбросив все сомнения и страхи,

Вам будет легче выстоять в ненастье.

Пока наивный ждал от птиц ответа,

Они встревоженно поднялись с ветки,

Наперекор снежку и ветру.

Какое дело им до нас со Светкой!

Сядь, старушка, поближе ко мне…

Улыбается лучик в окне —

Шлет весенний привет нам с тобою.

Сядь, старушка, поближе ко мне,

Не грусти, вспоминая былое.

А деньки все теплей и теплей —

Ты порадуйся тихой погоде.

Много в жизни прошло февралей,

Вот и этот уже на исходе.

Что зима — пролетели лета!

Все казалось, что завтра иль вскоре

Все изменится: и суета,

И нужда нас оставит и горе.

Неужели все это мечты?

Не бывают же вечными зимы!

Дорогая, присядь. Где же ты?

Все куда-то спешишь одержимо…

Зачем, ищу слова…

Бывает же сентябрь так хорош;

Чуть моросит над парком изумрудным,

И город в нежном сумраке похож

На остров каменный, почти безлюдный…

Умолкли птицы, даже детвора

С утра из дома глаз казать не хочет.

А мне мила унылая пора —

Дух озарения и грустных строчек.

Зачем пишу? Чтобы оставить след

Среди бескрайности следов похожих?

Слова ищу… зачем? Ответа нет,

Лишь потому, что быть его не может…

Есть дождь и парк, и этот чудный клен,

В раздумья погруженный серый остров.

Есть я, и я всем этим опьянен —

В подлунном мире все предельно просто!

Придорожная смородина

А помнишь, девчонка, смородину?

Вкус ягоды на губах,

Луну — желто-яркую родинку,

Прилипшую в небесах?

Как пахло степными здесь травами!

И ласков был ветерок…

А к звездам колечками плавными

«Клубовых» тянул дымок…

«Агдам» будоражил нам головы,

По венам, гоняя кровь.

И так это было все здорово!

Рождалась любовь-морковь…

Трещали, топорщили усики

Степные сверчки в ночи,

И что еще было в тех кустиках,

С тобою мы умолчим…

Да разве строкою выразишь

Всю звонкость ушедших лет!

Но все это — было же, было же!

Остался размытый след

И боль по утраченной Родине —

Назад сожжены мосты.

Кто в нашей с тобою смородине?

И живы ли те кусты?

В «Одноклассниках»

Оставив след особой меткой,

Сквозь череду эпох и эр,

Мы яркой пролетим кометой,

Рожденные в СССР.

Нас разбросало по планете —

За дальний, ближний рубежи.

Но силы нет такой на свете,

Чтоб удержала на межи

Порывы юности мятежной

И тягу к близким островам!

И чувствам этим, теплым, нежным,

Что я испытываю к вам,

Мои друзья! Мой класс реальный!

Хоть юность не вернуть назад,

Мы в этой встрече виртуальной,

Как прежде, вместе, и я рад!

Заброшенный дом

Покосившийся старенький дом,

Занесенная снегом дорожка…

У сестричек-берез под окном

Прошлогодние виснут сережки.

Долбит дятел гнилое бревно —

Гость единственный в этой округе.

У калитки — сугробов полно,

Здесь раздолье буранам и вьюге.

Где хозяин? В сторонке какой

Ищет лучшую долю, сей странник?

Знак надежды вернуться домой —

Заколочены накрест все ставни.

Ни обиды, ни зла не тая,

Прогоняя печаль и тревогу

Домик ждет его день ото дня,

И печально глядит на дорогу…

Ах, Россия моя, вширь и вкось!

Сколько брошенных домиков всюду.

Что с тобой за несчастье стряслось?

Что с тобою, родимая, будет?

Что-то не так…

(Разговор с Высоцким)

Что-то, Семеныч, не весело мне:

Боль на душе и тревога…

Стал чужестранцем в любимой стране —

Прибежище бандерлогов.

Мирно соседствуют царь и пажи,

Ваньки-холопы и баи…

Что ж ты, Семеныч, хоть слово скажи,

Ты ведь не с ними, я знаю…

Что-то не так в нашей жизни… Не так.

Что-то с народом случилось…

Разве не он восходил на Рейхстаг?

Или мне это приснилось?

Может, и «Зимний» брал вовсе не он?

Где же, тогда эти «братцы»?

Шлют господам за поклоном — поклон,

Любо червю прогибаться!

Думают князи из грязи, что ты

С ними, и лепятся с краю.

Пусть они слышат, скажи с высоты:

Знать вас таких не желаю!

Старик и скворцы

Капелил март, и солнце улыбалось ярко,

Старик смотрел на возвратившихся скворцов

И говорил им: «Вы видали храбрецов!

Здесь вам не Африка — у нас совсем не жарко.

Снег на полях еще, капель звучит не звонко.

Я вовремя, друзья, вам подготовил кров.

Сибирский край, не вам ли знать, порой, суров —

Простудитесь, и так вон голосочек тонкий.

Теперь одни вы у меня остались, видно…».

Вздохнул и по привычке посмотрел в окно —

Пустыми стеклами ответило оно.

«Старуха вас дождаться не смогла… Обидно».

А птицам что — сидят, в пути пришлось им трудно.

О чем там говорит старик — им все равно.

Они по родине соскучились давно,

По запаху ветров, берез, цветеньям чудным.

Смогли бы сейчас…?

Стою на бывшем браном поле —

Все здесь пропитано кровавой болью…

Где шли бои, цветы весною

Еще все пахнут страшной той войною.

Вокруг так тихо, даже птица

Нарушить эту тишину боится —

Здесь помнит всё о смертном бое…

Не находя в душе своей покоя,

Скорблю, и задаюсь вопросом:

Смогли б сейчас, как рядовой Матросов,

Как Куприянов* в дни лихие,

Как многие друзья их боевые,

Не думая о близкой смерти,

В отчаянной свинцовой круговерти,

Пойти на жало пулемета

И грудью лечь на амбразуру дзота?

Вопрос нелегкий, если честно…

Ведь что сейчас мы видим повсеместно?

Фашисты вновь ползут из тени…

Все подвиги подвергнуты сомненью —

И краснодонцев, и Гастелло…

Вдруг стало черным все, что было белым.

И современные ребята

Не знают, может, Зою** и Марата***…

Не знают, что стояли рядом —

В бою под вражеским свинцовым градом —

И белорус, и русский воин…

И что в могиле братской упокоен

Солдат СОВЕТСКИЙ — гордость века! —

Батыр степей, джигит Казбека…

Здесь, на заросшем браном поле,

Земле хватило и крови, и боли:

Слезинками сверкают росы.

Встают, встают нелегкие вопросы…

И все ж, себе твержу с надеждой,

Что духом также мы сильны, как прежде.

Что жизнь не пожалели б тоже

Вдруг окажись мы в обстановке схожей.

И ни за что — в том нет сомненья —

Пред ворогом не стали б на колени!

*Петр Куприянов, белорус. Партизан. 2 ноября 1944 года на территории Латвии геройски погиб, повторив подвиг А. Матросова.

** Зоя Космодемьянская. Комсомолка. Герой Советского Союза. Приняла мученическую смерть после пыток и истязательств.

***Марат Казий, белорус. Пионер. 11 мая 1944 года последней гранатой подорвал себя и окруживших врагов. Герой Советского Союза.

Жизнь собачья

Верный пес мой сидит на цепи много лет

И уныло взирает на розовый свет.

Иногда, завывает, проткнув небеса,

Дурачок, видно, верит еще в чудеса.

Жалким плачем к себе призовет звездолёт —

Небо волю задаром пред ним распахнет.

В нем так много простора — беги и беги,

Что не хватит на это и пятой ноги…

Меня жизнь привязала как бедного пса;

Наши с ним раздаются в ночи голоса.

Мы, обнявшись, немного поплачем, вздохнем:

И сердца наши вспыхнут надежды огнем.

Нет, конечно, дружок, не для жизни в ярме,

Родились мы на грешной с тобою земле!

А давай-ка, на пару, возьмем звездолёт

И отправимся в дальний счастливый полет!

Ветка сирени

Кто-то пышный и яркий сирени букет

Нес любимой весенней порою.

И цветочек упал по дороге — в кювет,

Так остался лежать, сиротою.

Дни бежали да теплые лили дожди…

И пророс он, за землю вцепившись.

— Ой, растет, посмотри… на него! Подожди! —

Ты шептала, к цветку наклонившись. —

Мы посадим его в нашем тихом дворе —

Ты мечтала и верила в это,

Что напомнит он нам о чудесной поре

Ароматом весеннего цвета.

Пролетели года, уж виски сединой

Серебрятся, но ты, как и прежде,

Куст сиреневый наш, удивляешь весной,

И, все также, вселяешь надежду…

Пусть метель…

Пусть метель, но, я верю, наступит весна!

В звонкой, яркой примчится она колеснице —

Отойдет все в округе от белого сна,

Оживятся продрогшие за зиму птицы.

По летам приоткрыта уж осени дверь,

Шаг за шагом — вперед и заказано бегство.

Может быть, потому и люблю я апрель,

Что с весною мне вновь возвращается детство.

И однажды ступлю в предзакатную тишь,

Но сейчас, словно узник, уставший в неволе,

С упоеньем любуюсь сосульками с крыш,

И журчаньем ручьев, первой травкой на поле.

Боль

На далеком, далеком острове

Нет печали и нет забот.

Там не мучают боли острые,

И без горя народ живет.

Нет тревоги и черной зависти

И неведома там напасть.

А улыбки у всех до старости —

Вот куда бы мне вдруг попасть!

Только есть ли, на самом деле,

Острова те и чудеса?

Я от боли держусь еле-еле…

И мечтаю взлететь в небеса…

Эх, душа моя, ты не мучайся,

Час наступит — и мы вспорхнем

На большую лиловую тучу.

И прольемся теплым дождем…

Надо

Грязная посуда, как ледышка печь.

Женщина в кровати. И огрызки свеч…

Рядом — самогонка, словно амулет,

И хранит, и греет — в «рай» входной билет.

Отопьет немного — все ей трын-трава —

И глядит уныло, буйна голова.

— Мама, есть охота, — просит тихо дочь.

— Где тебе возьму я? — гонит ее прочь,

И иссякли слезы, только тихий стон

Из груди ребенка переходит в звон —

Погребально-тяжкий! — чтоб Россия-мать

Не могла спокойно больше созерцать

На сыновни муки, слезы дочерей…

Все вином залито! Не найти дверей,

Не найти дороги — всюду этот смрад,

Мрак и безнадега, и кромешный ад…

Кто зажжет лампаду и покажет путь,

На который надо женщине свернуть…

Синичка за окном

Синичка стукнула в окно —

Ей зябко быстрокрылой.

Она мечтает об одном,

Чтоб стужа отступила.

Ну, так, давай, ко мне скорей —

Не бойся, моей кошки —

Втроем нам будет веселей.

Есть в доме много крошек.

Поставлю чайник я на газ,

Тебе нарежу сала,